Марфуня. Сестра моего прадеда

Марфуня
4 июня 2021
Какая замечательная мелодия в этом имени ее! Поёт- играет на казачий лад, как в старинной песне нашей с ней общих предков! Марфа Абрамовна Сафонова, в девичестве Синяпкина, родилась в 1900 году в семье Абрама Николаевича Синяпкина, казака Чернышевской станицы, Второго Донского казачьего округа.

Семья была большая: у Абрама Николаевича и его супруги Татьяны Степановны родилось 10 десять детей. Первенец был Иван, умер парнем. Вторым родился мой прадед Иосиф, 1896 – 1916 гг. А третьей была дочь Марфа, 1900 года рождения. За ней шли: Захарий 1904г., Симон (Семен) 1906г., Матрена, 1908г., Ульяна, 1917г., Димитрий, 1918г., Агриппина и Мария.

Как водится, внешностью, как и характером, одни походили на отца, другие –на мать. На кого похожа Марфа, теперь не выяснить. Фотокарточек прапрадеда Абрама и прапрабабушки Татьяны не сохранилось. В 1931 году Абрам Синяпкин был арестован и сослан в Северный край за участие в белой армии, а в 1937 году расстрелян, как участник террористической организации. Поэтому хранить его портреты было очень рискованно, можно было только за это отправиться вслед за отцом и дедом.

Я бы выделила общие родовые черты: черные, как смоль, волосы, близко посаженные карие глаза, выдающиеся скулы… Что-то азиатское, восточное было во многих моих прабабушках и прадедушках, и во внешности Марфы, в том числе. На Марфу Абрамовну очень похожа моя двоюродная бабушка-Раиса Иосифовна, родная сестра моей бабушки Татьяны. Просто копия, будто мать и дочь. Росточка невысокого, скорее, даже маленького, сухонькие обе, кожа да кости, легкая походка, почти бегом. Особенно заметно это стало, когда баба Рая состарилась.

Все называли ее Марфуня. Мать, отец, братья, сестры. И племянницы подхватили готовое имя, привычное слуху, лишь добавили к нему слово: тетя. Ну а мы, их внуки и правнуки свое внесли: бабушка Марфуня.

Я впервые увидела ее в раннем детстве. Детская память цепкая, долгая, не стирается. Запомнилась коричневое штапельное платье с белым воротничком и платочек, обвязанный кружевами, который Марфуня прятала в рукаве.

Собрались все родненькие в доме моей прабабушки Агриппины Синяпкиной, в ее большом старинном курене, стоявшем у самого подножия бугра, на котором располагалось хуторское кладбище. А поводом стал наш приезд. Мы привезли гостей из Грузии, бабушкиных родных сестер, Раису и Марию. Действие происходило в нашем родовом хуторе Леонове, родине моей мамы. Там и жили Синяпкины до раскулачивания и репрессий.

Сколько мне было лет, я не помню. Года четыре, не больше… Накрыли стол в горнице. Там кровать железная у стены, подстенник с орнаментом - так называли коврик, висевший над кроватью с грядушками и высоко взбитой периной. Кровать украшена подушками с вышитыми наволочками, накрытыми прозрачной капроновой кисеей.

На столе скромное угощение: соленые бочковые огурцы, отварная курица кусочками в большой миске, пирожки с картошкой, вареники с творогом ( у нас говорили: с сыром), кисель из сухофруктов в неглубоких тарелках, такой густоты, что его резали ножом на кусочки. Как бы сейчас сказали - десерт! Самое любимое блюдо детей, и мое, конечно же.

Каждое лето приезжали проведать мать и сестер Раиса с Марией, отпочковавшиеся от малой родины из-за последствий все того же раскулачивания их деда Абрама. Надо было найти такое место, где их никто не знает, от греха подальше, как говорила бабушка. На каждую их встречу сходилась вся хуторская родня. Папа мой вспоминал добрым словом: «Как они узнавали, что мы приехали? Только из машины выйдешь, выгрузишь гостинцы, смотришь, а они бегут уже по узкой стежке - тещины родные тетки Марфуня и Ульяна! В руках - тарелки с киселем, холодцом, пирожки…»

Сгрудятся все взрослые вокруг стола: сидели на табуретках и стульях женщины постарше, а кому места не хватило- стояли, без обид, ведь главное, что все вместе, оттого и радость в глазах! Помню, нальют из стеклянной пузатой четверти что-то прозрачное, наверняка свойский самогон-первач ,и едва пригубив, уже песню затянут...

Марфуня была певунья, как и ее супруг Дмитрий Иванович Сафонов. Они знали много казачьих старинных песен. У нас говорили: не пели песни, а «играли».

Седоватый дед Димитрий «заводил» приглушенно- хрипатым голосом, как будто начинал рассказ: «Поехал казак на чужбину на своем добром коне вороном…», а дальше уже тянул мелодию: « Е-е, да сваю краину, ну да ...на время покинул…» И тут уже вступала в песню Марфуня, тонко выводя за мужем повтор: «Е-е-ее, да ну на время покинул…»и доставала из рукава платья свой заветный кружевной платочек и махала им, как будто провожала того казака… И все, сидящие и стоявшие подхватывали эту грустную мелодию, и звучала она на несколько голосов - кто брал высоко, кто вторил, кто басил… Но все знали и слова, и как надо петь, где вовремя остановиться и дать возможность деду Мите вывести первую строчку куплета, когда вернуться за уже пропетой строчкой и повторить ее с этим трогательным казачьим :Е-е-е…».

А я смотрела на лицо Марфуни, и оно было в тот миг таким красивым: взгляд ее был далеко-далеко от того накрытого снедью стола, от той комнаты ее невестки Гриппы, овдовевшей с самой молодости и оставшейся с пятью девчатишками мал мала меньше, когда еще и революции не было и гражданской не было, и никто не думал, что придет время, и за одну лишь казачью песню можно было «загреметь в лагаря».

Возможно, поющая Марфа оплакивала в этой песне своего родного братца Иосифа, Ёсю, моего прадеда, сложившего свою голову на Кавказе в далеком «шашнадцатом годе». Какой он был, я тоже не имею представления. Нет фотокарточки, только четыре дочки его кровные, моя бабушка Татьяна да ее сестры: Мария, Раиса, Мавра…Дуню и Маню их мать «прижила» от другого мужчины, уже после гибели мужа.

А может, оплакивала своего не вернувшегося с войны сыночка
Ваню, самого старшенького?

Жили супруги Сафоновы на южной окраине Леонова, дом приметен тем, что стоял среди высоких пирамидальных тополей- по ним я и ориентировалась, проезжая мимо на рейсовом автобусе. Можно было попросить водителя и сойти здесь раньше, не дожидаясь остановки, что мы иногда и делали с бабушкой, когда она "жалала" во что бы то ни стало проведать свою тетку Марфуню.

Заходили во двор, огороженный спереди частоколом, а по бокам и сзади изгородью из бревен. Под ногами бродили свободно куры, гуси, в небольшой загородке крякали утки…У Марфы Абрамовны и Дмитрия Ивановича всегда было полно всякой живности. К тому моменту, когда чекисты забрали и увели ее отца, Марфа была уже замужем. 31-й год. Ей было столько же, потому она-ровесница 20-го века. Она хорошо помнила, какое крепкое было у Абрама Николаевича хозяйство. Каретник был, быки, лошади, птица, свиньи, овцы, коровы…Курень был добротный, 16 душ в нем проживало- такая была семья: отец, мать, дети, снохи, зятья, внуки…

Быстрая, как огонь, Марфуня, завидев гостей, суетилась, накрывая на стол, блинцами угощала с каймаком, с молоком кислым из ледника, таким холодным, что зубы ломило…Во дворе росла раскидистая грушина, дававшая тень. Запомнила я ее потому, что баба Марфуня всегда старалась проводить нас на автобус, когда погостив, мы уезжали обратно в станицу. И она, бросив все свои срочные и не очень дела, бежала к центру хутора, к магазину, где была остановка автобуса, схватив в завеску первое, что бросалось в глаза угощение: груши-черномяски. И радуясь, что успела, первым делом совала мне их в руки- липкие, медовые, сладкие-пресладкие…До сих пор помню их вкус.

А ведь ей было тогда уже за 70, Когда моя бабушка овдовела, в 1971 -м году, похоронив второго мужа своего Ивана, мы стали чаще ездить с ней в ее родной хутор. Жива была еще мама моей бабушки Агриппина Ивановна Синяпкина, которой Марфуня приходилась золовкой. Лет на пять, а то и побольше она была старше, родилась в конце позапрошлого 19 века. А в каком году- точно неизвестно, она и сама не могла сказать. Нам пришлось высчитывать долго, рассуждать, во сколько лет она родила первенца- дочь Маврешу в 1912 году…

У Марфы Абрамовны и Дмитрия Ивановича было пятеро детей. Один погиб в войну, четверо остались и выжили: довоенный сын Федор, послевоенные Виктор, Валентина, Владимир…Только вот с Виктором беда приключилась: разбился на мотоцикле в 1964 году. И его уже четверо ребятишек остались сиротками. Их всю жизнь опекала бабушка Марфуня, не давая никому в обиду, подсовывая лучший кусочек, подкармливая. «Примоловала», говорила моя бабушка. Оля, Валя, Ваня, Люба Сафоновы- дети Виктора Дмитриевича – мои троюродные тети и дядя. Познакомилась я с ними уже в зрелом возрасте, в девяностые, при таких обстоятельствах, что история эта кажется даже немного мистической, словно это Господь мне подарил встречу с родней не просто так, а чтобы я не теряла их из виду.

Бабушка моя состарилась, перестала ездить в Леонов, поскольку там уже не было в живых ее матери, и младшая ее сестра Маня проживающая в родительском курене, продала его и переехала в Морозовск к дочери Нине. Я выросла, обзавелась семьей, детьми…И наступило такое время, что родня общалась между собой гораздо реже, а честнее сказать, совсем перестала общаться. Я многих знала, помнила, постоянно расспрашивала бабушку и ее сестер о своих корнях- то дочке надо было родословную составить для школы, то сыну…

Та памятная встреча-знакомство с Сафоновыми Ваней и Любой произошла в больнице. Бабушка поранила ногу, и я ее возила на перевязку к врачу. Сидим однажды в коридоре, у кабинета хирурга, а напротив нас парочка, очень похожие друг с другом парень и девушка. Они так заинтересованно посматривали на нас, что я обратила на них внимание. И сказала бабушке: «Смотри, они, эти люди, похожи на нас с тобой». И тут девушка вскрикнула:»Тетя Таня?» и подбежала к нам. «Люба? - неуверенно сказала бабушка. – Ваня?» Оказалось, они тоже узнали бабушку, но боялись обознаться и поэтому молча присматривались. Так я обрела в их лицах родню из семью Сафоновых. Узнала, что Люба работает в школе, преподает физику и информатику, а Ваня трудится сам на себя, как его прадед Абрам Синяпкин. В 90- е в этом хуторе молодые парни взяли в аренду земли бывшего колхоза, который развалился из-за неумелого руководства. И Иван Викторович Сафонов вспомнил свои корни и занялся хлебопашеством. Помимо того, он стал первым в хуторе и районе носить с удовольствием казачью форму, и его вскоре выбрали хуторским атаманом. Мне это так нравилось! Я гордилась им. Иван часто приходил ко мне в редакцию газеты, и мы долго беседовали, обсуждали проблемы, я помогала ему решить какие-то вопросы статьями, заметками. Подружились. По стечению обстоятельств его дочь Ира стала жить неподалеку от меня, и с ней мы стали общаться.

Будучи по делам редакции в этом хуторе я заходила в школу, обязательно разыскивала Любу…На всех районных мероприятиях педсообщества я тоже старалась к ней подойти, расспросить о том, как живет их семья. Однажды у меня появилась мысль: написать о Сафоновых очерк. Всю жизнь я писала о чужих людях, могла же хоть разок копнуть свою родословную? Люба проводила меня в свой родной дом, к своей маме Нине Крестьяновне Сафоновой. Она оказывается, меня помнила маленькой девочкой, знала моих родителей. И самой печальной для меня было открытие: это от нас, моих родителей, ехал на мотоцикле Виктор Дмитриевич Сафонов, когда случилась та страшная авария. Но даже и это обстоятельство не оттолкнуло нас, а сблизило! Тетя Нина много рассказала мне такого, что я не знала. Я ей благодарна по сей день, хотя ее давно уж нет в живых. Похоронили Олю, дочь Нины и Виктора. Год назад не стало и Вани…Уже внуки Марфы Абрамовны уходят один за другим…

Сама же она, наша Марфуня, умерла в девяностые, доживая у дочери Вали, которая заботилась о престарелой девяностолетней матери. Но похоронили ее в родном хуторе Леонове, как она наказывала детям, на том самом кладбище на северном бугру, у подножия которого стоит до сих пор перестроенный из родового куреня маленький флигель моей прабабушки Агриппины Ивановны.


***

Не так давно я проезжала хутор Леонов по дороге, ведущей из Каменного совхоза Милютинского района. Подъезжая, старалась рассмотреть эту единственную улицу, по которой бегала босиком в детстве. Песчаная дорога, такая зыбкая, что можно застрять в самых неожиданных местах и самостоятельно не выбраться. Оттуда бабуня наша носила песочек, чтобы посыпать им полы в летней кухоньке. Неожиданно водитель резко притормозил, увидев степного беркута, который сидел прямо на проезжей части дороги и как будто не собирался улетать. Мы остановились, расчехлили камеру, сняли его, степенного хозяина леоновской окраины. И то, как он неспешно и очень низко над землей полетел в нашу сторону, потом свернул влево и скрылся в зарослях терновника, растущего по дну небольшой балочки. Как будто долго что-то вспоминал, и, вспомнив, разрешил нам проехать дальше…

Это была та самая дорога, по которой уходили казаки в поход, собираясь на майдане станицы Милютинской. И мой прадед Иосиф Абрамович вел коня по ней последний раз, покидая родимый край. Все как в той песне, что пела его сестра Марфуня, моя двоюродная прабабушка по материнской линии.