Сестра Мотя. Моя родня

15 февраля 2021
У моей бабушки Акулины была сестра Мотя. Матрена Руфоновна Ануфриенко, в замужестве Мацегорова. Поскольку девочки были сиротками, их старались "пристроить в люди". Мотю определили к модистке, чтобы та научила ее шить. Была девчушка небольшого росточка, худющая, с прозрачными ребрышками из-за постоянного недоедания. Слишком много было ртов в большой семье хохлов, в середине 19 века пришедших в донские степи в поисках лучшей доли и поселившихся на неудобьях по солончаковым буграм и мелким балочкам.

Земли здесь было немеряно, но не вся она годилась для посевов. Самые лучшие наделы были в пользовании казачьих обществ и казачьих старшин, и делиться этим несметным богатством с пришлыми хохлами они не собирались. Поэтому мой далекий предок с красивым греческим именем Кирсан, что значит "златоцветный", "златовласый" свой хутор поставил прямо в голой степи, облюбовав мелкую балочку в междуречье Быстрой и Цымлы.

По его имени и стали называть хутор - Кирсановка. Жаль только, что исчез с лица земли, и было это уже в конц е 50-х годов прошлого 20 века. И теперь там ни кола, ни двора, лишь буйные травы выше человеческого роста по низинкам. Если приглядеться, среди зарослей диких груш и яблонь, оставшихся от старых садов, можно заметить очертания двух прудов, канавки, служившей оградой подворья — следы пребывания человека-труженика на этой земле.

В семье верховодил старший брат Кирсан Руфонович. Он был женат, имел своих детей, и опекать младших сестренок бесконечно не мог. Его надежды относительно будущего Моти оправдались: она не зря ела сиротский хлебушек у модистки, подсобляя ей по хозяйству и одновременно присматриваясь к тому, как та "колдует" над шитьем. Сперва научилась смётывать края будущего платья, стежки получались ровными, аккуратными. Потом сама и кроила, и шила. Вручную, с ниткой и иголкой, и на машинке немецкой фирмы "Зингер". Шитье очень пригодилось в жизни: Мотя обшивала всю родню.

Что я знаю о ней? Девушкой Матрена Ануфриенко вышла замуж за Митю Мацегорова. Он посватался к ней из соседнего тогда еще хутора Рослякова, позже ставшего поселком, через который пустили железнодорожную ветку Царицын-Лихая. Были Мацегоровы людьми степенными, основательными, род велся от казаков. И Моте с мужем повезло. Они прожили с Дмитрием Ивановичем долгую счастливую жизнь, в любви согласии. После войны у них родилась дочь Валентина. Она была как свет в окошке для родителей, которым много лет Бог не давал деток. Валя была городская до мозга костей: избалованная, изнеженная родительской любовью. Но душа у нее была светлая, а сердце доброе.Валя родила двух чудных девочек, Яну и Катю. К сожалению, я не могу продолжить линию родословной дальше: с ними утеряна связь, и разыскать внучек Моти и Мити у меня не получается.

Матрена и Дмитрий перед войной уехали в Сталинград и устроились на тракторный завод. Когда началась война, СТЗ, выпускавший так нужные стране в мирное время тракторы с такой маркой, перепрофилировался на выпуск танков. И Мотя, позже приезжая к сестре, часто вспоминала, как ей приходилось работать под бомбежками. Работу останавливали на время, и бригадир кричал ей:"Мацегорова, быстро в щель!" И я, маленькая, слушая этот рассказ, пыталась представить себе, как большая Мотя вдруг волшебным образом уменьшается в размерах до пчелки и заползает в деревянную щель двери, как в улей.

Я очень хорошо помню бабу Мотю. Она приезжала на целое лето, бывало, что и зимой на целый месяц, с дедом Митей, пока он не заболел. Летом она брала с собой внучку Яну - вывозила ее, бледную горожаночку, на чистый деревенский воздух, на свежее парное молочко из-под коровки, на фрукты-овощи прямо с ветки да с грядки. Нас смешила ее повышенная забота о внучке, которую в первые дни по приезду она за завтраком кормила буквально с ложечки и упрашивала: "глотай", а та сидела с набитым ртом и не жевала, и не хотела глотать ни свежее кислое молочко, ни вареники со сметаной.Помню Янкины серые глаза, полные слез...А уже через денек-другой она, набегавшись с нами, накупавшись в речке, по уплетала за обе щеки все, что было на столе.

Баба Мотя шила платьица мне и Яне. Я по сей день помню фасоны и расцветки: отрезное по бедрам в красных маках, и со встречными складочками, пышные "татьянки" в синий и желтый горошек, которые мы называли "солнце-круг" и кружились в них, кружились...Обшивала она и свою сестру, мою бабушку.И она, скромная в одежде, надевая эти ситцевые платья, с нежностью в голосе говорила: "Это Мотя мне сшила".

"Тетка Мотя была милостивой",- так говорила моя мама. Она всегда жила лучше своих сестер в материальном плане, и всем старалась помочь.Моему папе, когда он оказался в трудной ситуации, Мотя посылала посылки с продуктами и деньги.Младшего папиного брата Васю Мотя приютила, когда он окончил школу и поступил в Челябинский политехнический институт. Он там и женился, привез оттуда, с Урала, свою красавицу Нину, умницу, хозяюшку, добрейшей и кристально чистой души.

Баба Мотя очень любила всех родственников. По дороге домой заезжала к другой своей сестре Татьяне в Оренбург, также гостила там, обшивала ее детей и внучек. Она присылала нам из Челябинска посылки с подарками: игрушки, одежду. Однажды по просьбе моего братика подарила ему настоящие коньки на ботинках и хоккейную клюшку.Вот он был рад!

Когда Сталинградский завод, на котором они работали с Дмитрием Ивановичем, эвакуировали в Челябинск, они уехали вместе с заводом. Никто не спрашивал их желания, время было строгое, военное. И супруги Мацегоровы так и остались на Урале. Получили от завода квартиру и жили в самом центре Челябинска по улице Кудрявцева. Там прошла их вся жизнь. В этом городе покоятся их косточки и живут их внучки.Там похоронена их дочь Валя, которая ушла из жизни рано из-за неизлечимой болезни.

Я помню бабы Мотины руки. В синих прожилках вен, натруженных в войну на станке.Она была токарем высшего разряда. У нее было много наград, в том числе и за войну. Женщина простой судьбы, и непростой одновременно. Таких было много в стране, взваливших на свои хрупкие плечи мужскую работу в тылу.Она до последнего говорила по-старинушке: Сталинград. Это был город ее молодости. Война отняла у нее возможность гулять по его улицам, по набережной Волги, щеголяя в красивом платье. У нее могли бы родиться дети, которые не родились из-за войны, из-за тяжелого физического труда. Ее жизнь сложилась по Божьей воле, и она не роптала на судьбу, а прожила ее достойно, по-человечески, исполнив во всей полноте свое предназначение на земле.Как умела. Как смогла. Как устроил ей Господь.