Санитары помойки или истинное счастье

Это начиналось, когда заканчивалось веселье по поводу новогодних праздников. В каждом дворе можно было наблюдать многообразие сваленных на помойку ёлок, пихт и других, приносящих радость, деревьев. Моего папу уволили с завода по инвалидности, полученной после инсульта; ему нечем было заниматься, он мучился на пенсии и разрабатывал левую руку. Все это отягощалось тем, что он с детства был работящий деревенский татарин. Поэтому придумывал себе работу на ровном месте. Бывало, наладит тиски на кухонном столе и целый день крутится вокруг них, думая, что бы туда зажать. Но зимой находилось то самое занятие, в которое он и меня втятивал. Собирать с помоек подарившие радость хвойные деревья и на коляске отвозить их на дачу. Занятие вполне логичное, полезное и своевременное!
Наша дача находилась недалеко от дома, а ели - настоящее удобрение для будущих грядок с бахчой. И вот мы наряжались в одежду не первой свежести, вытаскивали коляску, которую папа сам сделал и, вооружившись вселенским оком, рыскали по местным дворам в поисках добычи. Если быть честным, мне было стыдно, потому что на нас смотрели, как на бомжей. Единственным любимым моментом было сесть в коляску и представить себя за рулем автомобиля. Так вёз меня папа до первой помойной остановки. А дальше была тяжёлая работа. Составлять паззлы из ёлок. Складывать так, чтобы посреди дороги, все это удобрение не свездихренилось. Когда коляска скрипела, взывала о помощи и отказывалась трогаться с места, принималось решение незамедлительно держать курс до места назначения. Папа чертыхался, так как помощник из меня оказался никудышный. Я был в том возрасте, когда мозги не успевают за телом. А коляска, бывало, переворачивалась от натуги, и приходилось начинать все сначала.
В конце концов, мы с горем пополам добирались до дачи и выгружали еловый лес. Папа брался за топор. Иголки шли на грядку, а стволы на дрова. А моя работа оканчивалась, и я прыгал на пружинной кровати рядом с сарайкой, стараясь поймать ощущение невесомости в мёртвой точке. Иногда мне казалось, что я видел, как папа внутренне улыбается. И тогда, сквозь память от ёлочных уколов на руках и пощипывания мороза на щеках, в душе зарождалось неопознанное чувство.
Сейчас я понимаю, что это было близкое, неуловимое ощущение счастья, которое испытывали мы оба. Счастье от преодоления недуга, счастье от проделанной работы и счастье, от того, что ты можешь прыгать и смотреть на спину работающего, пока еще живого, родного человека!