Фрагменты из моей биографии 1970-80х
Почему именно мне, а не другому, удалось зимой 1986/87 сделать прогноз судьбы страны и мира на 25 лет вперёд художественным средствами на указанной выше моей абстрактно-футорологической картине, и почему я «до безобразия» столь эрудирован – от науки, философии и политики до экологии и охраны среды, и даже истории и искусства, - это, я думаю, надо пояснить читателям...
Тем более я уже давно живу вне родины, но стал работать на русских сайтах или на Фэйсбук с русскими, а ученые, которые меня хорошо знали в СССР, постепенно уходят из жизни, а я тоже «уже в возрасте», как говорят, но имею планы – в виде «научного хобби на пенсии» - написать и издать несколько книг, - и поэтому могу отказаться от «ложной скромности» и сообщить читателям этого моего «опуса» немного больше о себе...
Окончил я факультет экспериментальной и теоретической физики МИФИ в 1970 году, где моё концентрированное исследование в течении 1,5 лет в области физики элементарных частиц и радиационной физики по теме : «Алгоритмы и численное исследование методом Монте-Карло (моделирование на компьютере) прохождения через вещество гамма-квантов и бета-частиц энергии до 20 МЭВ», и моя дипломная работа по этой теме были высоко оценены.
Диплом отпечатан в 5 экземплярах и разослан в разные НИИ, так как своей работой я решил доселе в течении почти 10 лет нерешаемую проблему в СССР и США, и догнал, как минимум, американских физиков-расчетчиков. Но мой диплом и НИР всё же МИФИ недооценил..., так как они были уже уровня кандидатской диссертации, а не просто диплома инженера-физика.
Первая книга в СССР по этой теме вышла только через 5 лет – в 1974 (ученые Новосибирска и академик Казахской АН) и она в себе содержала не более 30-40% моей НИР и диплома 1970 года. Все 1970-ые годы я оставался, пожалуй, ведущим спецом в СССР по этой теме, так как ко мне постоянно обращались за консультацией отдельные НИИ, лаборатории и ученые.
После защиты диплома в МИФИ в 1970 году, мне предлагали две позиции в ФЭИ гор. Обнинска : аспирантуру и инженера-физика, а также в Риге и Сухуми. Но по ряду личных обстоятельств я принял предложение от одного закрытого Главка и уехал на работу в гор. Челябинск в закрытый Филиал № 4 Института Биофизики изучать последствия одной секретной радиционно-экологической аварии 1967 года («АЛВЗ-67» как я её назвал в своих справках, докладах и статьях в СССР и США) и консультировать работников этого ФИБ-4 по подземным ядерным взрывам в мирных целях.
В конце 1972 я ушел на работу на каф. ЭВМ в ЧПИ старшим инженером в области автоматического регулирования. В 1974 я поступил одновременно в две аспирантуры: на каф. Прикладной математики ЧПИ (очно; по специальности техническая кибернетика, теория систем и оптимального управления), и заочно в отдел/лаб «Биофизики и радиационной биоценологии» Института экологии растений и животных УНЦ АН СССР (по специальности «радиоэкология/радиобиология» и теме по изучению экологических последствий для окружающей среды от работы Белоярской АЭС).
В 1975 году мне каф. ЭВМ предлагала защитить кандидатскую диссертацию по специальности «автоматическое регулирование», но я отказался, считая это слишком «техническим» и недостойным меня, так как бурно вел исследования и делал много публикаций по темам своих двух аспирантур. В 1975 году я представлял СССР на секции «Экология» одного международного симпозиума ИФАК-4 по (упрощенно скажем) кибернетики, где сделал яркие выступления в дискуссиях и доклад, в котором впервые в мире привел в завуалированной математической форме мои данные по анализу «АЛВЗ-67». На этом симпозиуме и других конференциях всесоюзного уровня 1975-77 годов я получил повышенный интерес западных ученых к моим опубликованным научным статьям по кибернетики и математическим методам в (радио-) экологии.
Наверное, в конце 1975 года на меня поступили доносы в КГБ от сотрудников ФИБ-4 и ВНИИ сельскохозяйственной радиобиологии (г.Обнинск), а в конце 1976 отчеты самих работников КГБ, что присутствовали на симпозиуме ИФАК-4, других конференциях, и перлюстрировали почту. И с конца 1976 со мной стали регулярно «встречаться» сотрудники Челябинского КГБ, брать от меня «подписки» о неразглашении тайны или «консультации», и искать причины интереса, как они объяснили, западных лабораторий к моим научным работам.
Что, в результате, мне не позволило защитить ни докторскую диссертацию (в 1978), ни даже кандидатскую (1977; 1978; 1979). Ведущие специалисты СССР оценили мой первый вариант канд. диссертации как достойный присуждения доктора наук в области «кибернетика и тд». Мои непосредственные научные руководители в ЧПИ, Цыганков и Черноруцкий, пробовали меня «отстоять», «отмазать» от КГБ в 1976-78 годах, но это им не удалось. Они-то и рассмотрели этот вариант : сократить в объеме мою диссертацию 1977 года, доведя её до уровня только кандидатской работы, защитить её, а потом создать под меня «кафедру» в ЧПИ и через два года (к 1979/80-му)подать на защиту докторскую диссертацию. Я согласился и переписал диссертацию под кандидатский уровень, хотя это для меня лично было как для мастера спорта по прыжкам в высоту ограничиться и только прыгать на второй разряд...
Но и этот их план провалился и в 1977 и в 1978... – на них давили, видимо, КГБ и ректор, парторганы ЧПИ и города, и они попросили меня «их не подводить», добровольно забрать диссертацию из Ученого Совета ЧПИ и не рассылать автореферат, и поискать защиту на «стороне» - по моим большим связям с учеными других НИИ и Вузов. Что я и сделал в 1978 и 1979, но во всех местах, городах после предзащиты и выпуска автореферата, появлялся «хвост» и история повторялась – ученые вновь меня просили забрать диссертацию из Ученого Совета данного учреждения. В 1979 это мне надоело делать и я совсем отказался от этих попыток, от пустой траты моего времени и сил.
Стоит, наверное, упомянуть, что я для Ученого Совета ЧПИ по защите докторских диссертаций по специальности «теория систем, оптимального управления и системный анализ» разработал в 1976 разделы экзамена кандидатского минимума, тк в то время в СССР ни они, ни их ученики в ЧПИ, и мало кто в СССР понимал, что такое «теория систем и системный анализ».
В 1976 – 79 годах я образовал и проводил в Челябинске региональный семинар по теории систем и системному анализу для молодых ученых, инженеров и аспирантов. Семинар посещали также и уже опытные и взрослые ученые, так как это было «в новинку» и что-то новое в науке. В те годы второй половины 70-х я также читал в Челябинске лекции по методу Монте-Карло, в котором был специалистом ещё в МИФИ (смотри начало этого «опуса»), а результаты моего опыта и применения этого метода в технической кибернетики (изложенные в диссертации и моих статьях) в конце 70-х читали в своих лекциях два доцента – в МИФИ и МЭИ. В методе Монте-Карло мне удалось впервые – за 25 лет существования метода – создать новый алгоритм; я решил математически задачу имитации случайных векторов и полей на базе магических кубов Ершова, доцента ЧПИ и моего друга.
Набрав к 1976 году большой научный опыт в экологии, радиоэкологии, кибернетики и теории систем, в метеорологии, физики и химии окружающей среды, биогеохимии и в ряде ещё, и в преподавании и вычислительной техники, и руководстве программистами, и спрогнозировав будущее этого всего, и будущую потребность общества, науки и инженерии (НТП) в новых кадрах «системного уровня» , я в 1976 подал проект в МинВуз РСФСР на образование отдельного, специального факультета по подготовке нового системного уровня специалистов в области наук и инженерий, законодательства и общественной политики по окружающей среде. Ответ мне из МинВуза не поступил, - видимо он был перехвачен «органами», либо они меня, в то время аспиранта, посчитали слишком молодым и «не авторитетным» для такого дела. В результате страна упустила возможность обогнать США и другие страны на 25 лет, так как в США такие кафедры и факультеты появились впервые не ранее 1995 года, - в основном же, к 2000 году.
Я выпустил «самиздатом» в 1978 году мою научную монографию (вариант докторской диссертаци 1977 года, - примерно 300 стр, в 35 экз, и расширенный автореферат, 100 стр в 100 экз, - так как стал понимать, что «власти» все равно мне не дадут её защитить. Я рассылал это знакомым ученым в разные города страны и некоторое количество тиража передал на Запад (Япония, Австрия, Англия,...) В конце 70-х я скомпановал сборник (два тома, около 350 страниц) из своих опубликованных работ (Экология, Кибернетика, Охрана Окружающей Среды), сделал 12 копий, и 9 копий послал в Республиканские библиотеки. Эти издания и рассылки прошли, как будто, незамечанными для Обллита и КГБ до 1981 года.
Дочь Ксения сочиняла стихи и рассказики с 6 лет (с 1975), занималась в литературном кружке детской писательницы Лидии Преображенской во Дворце Пионеров, публиковалась в городских газетах, и столицах республик, включая детско-юношеские журналы. В 1979-ом я выпустил «самиздатом» в Челябинске стихи моей 10-ти летней дочери и свой маленький сборник лирических стихов, и это рассылал поэтам, в библиотеки и отдельным знакомым людям. Это не прошло незамечанным для органов.
В те времена в СССР существовала такая организация, её название ОблЛит, которая осуществляла надзор и контроль за подачей на публикацию статей, журналов, сборников, учебников и книг, и разумеется, что в стране был полный запрет на самостоятельную публикацию материалов. Это-то я и нарушил. Над Обллитом стоял КГБ. Вначале меня на работе осенью 1979 «пытали» (завлаб и парторг НИИ) по просьбе Обллита: -кто, где и как мне помог издать. А в январе 1980 года ко мне домой лично приехала одна начальница из Обллита и умоляла меня сказать ей, где и через каких людей мне удалось издать сборники стихов, - а иначе её уволят. Я «сдавать» ей людей не стал.
Таким образом, в 1970-х я был очень успешным по результатам ученым - (смотри также мою био-научную справку на сайте проф.Мамихина (МГУ) по «Экология-Радиация- математическое Моделирование»: http://www.EcoRadMod.narod.ru ), но защитить диссертацию мне не позволили.
В 1978/79 прошли в Ин-те Экспериментальной метеорологии (ИЭМ) гор. Обнинска обсуждения моей кандидатуры; я им подошел как специалист; они пригласили меня на работу с условием, что вначале я обменяю квартиру на Обнинск и получу прописку, а потом в течении двух лет они предоставят мне и семье 2-х комнатную квартиру. Я обменял квартиру в 79-ом, переехал в Обнинск в марте 80-го, и пришел в ИЭМ устраиваться на работу ( возглавить группу математиков, которая вскоре должна была стать отдельной лабораторией). Но «хвост» за мной уже пришел сюда, замдир по науке стал избегать встреч со мной, а доктора наук мне передали, что «органы» не позволяют принять меня на работу.
Пришлось пойти на работу физиком-математиком в ИМР (Ин-т медрадиологии), где вначале меня хорошо приняли, но через полгода исключили. Это, конечно, был «хвост» и «колпак» КГБ, но формально парторг и директор ИМР придрались к тому, что в «курилках» я людям рассказывал о том, что видел в Таллине осенью 1980, когда был там с докладом на Всесоюзном симпозиуме: -- при поддержки взрослых, их смешках и удовольствиях, демонстрации молодежи с криками и лозунгам «Русские – свиньи!», «Русские – оккупанты!», «Русские – прочь из Прибалтики!» и тп. Это было и об этом я говорил.
Здесь же в Обнинске и ранее в Челябинске и Москве я рассказывал о том, что видел и читал в газетах в Сухуми весной 1976 года : - выступления абхазцев за отделение от Грузии, и что абхазцы считают, что грузины узурпировали власть в их стране. Так что проблемы с межнациональной «ленинской» политикой КПСС в СССР начались не в конце 80-х и 90-х, а намного ранее...
В 1979/80 написал цикл политических стихо-ритмов, а также рукопись толстой политической книги «Россия на Пороге 3-го Тысячелетия», в которой анализировал науку, с/х и экономику СССР и прогнозировал падение социализма и распад СССР к 2000 году. В эти же годы имел встречи с акад. А.Д. Сахаровом, ездил в г.Горький 1 или 2 раза (в декабре 80-го – январе 1981), пытаясь с ним встретиться.
16 января 1981 был арестован прямо на работе сотрудниками уголовного розыска Обнинска, которые привезли меня в психиатрическое отделение. Я оказал сопротивление этим трем амбалам-ментам, не желая раздеваться и помещаться сюда. Амбалы свыше 100-120 кг были скорее всего бывшие борцы вольного стиля. Борьба в стойке руками длилась полчаса, мог бы высвободиться (применив мне известные спец-премы) и убежать, но куда бежать? - бежать в СССР от КГБ и всюду-и-везде всепроникающей советской системы мне было некуда и не имело большого смысла...
Через полчаса борьбы в стойке, амбалам помогла старушенция-санитарка, которая вцыпилась своим гнилыми зубами мне в палец , и я разжал сцепление рук. Один из амбалом сумел завернуть мне левую руку и в этом завороте поднять её вверх так, что вывернул её в плечевом суставе. На много лет у меня возник хронический вывих плеча, пока зимой 1985/86 мне не сделали хирурги сложную операцию в Туле.
Таким образом, я в начале был принудительно помещен в псих-учреждение. Вскоре Прокуратура СССР мне предъявила обвинение по статье 190 "прим" (часть 1 ?) (не помню как называется, - что-то связанное с запретом иметь свои политические убеждения, создавать и хранить антисоветские материалы; срок – до трех лет), проведены обыски в квартире.
До этого момента вначале января 1981-го, уже органами были изъяты в камере хранения одного вокзала в Москве часть моих политических рукописей, а в квартире – книги, которые были открыто изданы в СССР и на полях которых я делал научные пометки и оценки, которые следствие посчитало за «анти-советские».
Следствие по моему делу вела Прокуратура и КГБ СССР. Они провели следствие и допросили 42 человек в разных городах, начиная с моего детского садика и школы, ища источник происхождение моего антисоветизма, и не успел ли я передать кому-либо, распространить мою рукопись книги и не вел ли я агитацию и пропаганду (в этих бы случаях была иная статья обвинения, по которой срок до 7 или 12 лет (точно не помню) и потом ссылка до 5 лет).
Стоит отметить, что 40 допрошенных людей «не сдали меня», и только двое людей из Челябинска сдали и считали меня закоренелым антисоветчиком. Это Терентьев, талантливый молодой участник моего семинара по теории систем, молодой коммунист и «друг», которому я предлагал сохранить фотопленку моей рукописи, но он отказался. И моя класная руководительница в 9-11 классах, Пастухова, которая действительно знала мои политические убеждения, ручалась своим партийным билетом дважды, чтобы меня педсовет и родительский комитет не исключил совсем из школы (всего три раза меня «исключали» на время из школы) за плохое антисоветское поведение и пропаганду.
Следствие в Обнинске вел Шевченко, представитель прокуратуры СССР. На свидание ко мне во время следствия и судебно-медицинских экспертиз родственники с Урала и друзья не допускались. Был подвергнут допросам с применением сильных психотропных веществ в псих-диспансере МСО-8 гор. Обнинска (фамилия врача, кажется, Юрий Гусев) и более слабых веществ в Психиатрической больницы г.Калуги.
Выездная государственная комиссия, возглавляемая психиатрами из больницы им. Кащенко в Москве признала меня «вменяемым». В конце марта 1981 года состоялся закрытый суд в Обнинске и меня присудили к трем годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии общего режима.
7 месяцев я провел в одиночной камере в Калужской тюрьме, вналале в камере №30 в общем отсеке, где до меня там держались зэки больные туберкулезом, а потом перевели в камеру №102 в отсеке для приговоренных к смертной казни. Тут часты были крики и днем и ночью и раз в месяц кто-нибудь из них вешался или вскрывал себе вены сам, не дожидаясь казни.
Камера №102 имела ужасные анти-гигиенические условия: железную кровать и только один черный мешок-простыню, яркий свет лампочки за решеткой , ослепляющий глаза днем и ночью, широкие железные пластины-жалюзи на маленьком окне, так что дневной свет сквозь них почти не пробивался, а главное – серые стены, побеленные чем-то типа известки, которая в то жаркое лето «парила», испарялась так, что дышать почти нечем было. Ко мне как-то на пару дней дней бросили в камеру опытного зэка (видимо «наседку»), и он мне пояснил, что через три-четыре месяца в такой камере я могу получить туберкулез и ослепнуть, и посоветовал как беречь глаза. Именно в этих камерах я и заразился туберкулезом, что уже было установлено через 15 лет американскими врачами.
В сумме, время на тюрьме (зона ИТУ 55\6, Людиново, Калужская область, осень 1981 – весна 1984) провел сносно, даже неплохо... – помог мой дух, бесстрашие и физическая подготовка, натренированность с детства в драках против 2-3-4х и в карате позднее,.. плюс доля ума. Так как я с первых часов и дней нахождения на зоне дал физический бой некоторым сильным, то сразу же меня приняли в свой «круг» другие сильные зэки из разных отрядов.
Я не был ни «вором в законе», ни «главшпаной», ни – (так как иногда бил и «жиганцов, пацанов») - «золотым мужиком», ни «сопливым интеллигентом». То есть имел какой-то смешанный, не совсем понятный «статус», который всеже раз в три-четыре месяца приходилось отстаивать физически... Имел такие «клички» среди зэков, как «Доцент» (по-аналогии с ролью Евгения Леонова в известном фильме «Джентильменты удачи»), «Академик» и «Божий одуванчик» (так как использовал травы для заварки чаев, делать научился даже сильно-действующие настои, тп). Немного занимался математикой на зоне (магические кубы- высшая арифметика). Тд, тп... тд...
Освободили меня весной 1984, проживать в больших городах не разрешили, послали на поселение в город Алексин, Тульская область. Так как на рабочие позиции меня не брали на заводы, то воспользовавшись этим и тем, что в областном городе меня очень захотели взять на работу ведущим инженером-математиком в РосПолиграфТехнику, я взял и уехал в Тулу. Прожил там в общежитии до февраля 1990. В 1985 подал просьбу в Посольство США в Москве на выезд. В 1986 году, чтобы от меня освободиться, сократили тему НИР, по которой я работал в Росполиграфтехники.
По освобождению из ссылки в Горьком, академик Сахаров приехал в Москву в 1986, и я с ним и его женой стал иметь достаточно регулярные встречи до его смерти в 1989 году. Он, например, давал мне на просмотр-рецензию ( и добавки советов и информации) два текста своих докладов для международного форума 1986 года.
С осени 1986 в Туле мог только работать дворником, дежурным в газовой котельной одного завода, да пару раз выезжал на Алтай на калым-шабашку (бить еловые шишки, орехи продавать на базарах). Контроль МВД и КГБ был плотный; иногда замечал и слежку; через пару лет мог достаточно легко распознавать «шпиков» в толпе, - в этом распознавании людей издали, их мыслей и намерений мне также помогло нахождение в тюрьме-зоне, что было ранее в моей судьбе.
Дома в общаге занимался наукой – заканчивал свой 6-ти томник по математико-физическим методам для экологии и окружающей среде. Ждал эмиграции.
Активно занимался «политикой» в «перестройку» - участие в организации «Демократического Союза», участие в создании первых экологических и политических газет в СССР, и тд. Написал рукопись повести «Температура Живота» (на основе изучения последствий радиационной аварии на Урале в 1967 году) и пробовал рассекретить саму эту аварию. За эти попытки «рассекречивания», КГБ взяло с меня «подписку», возбудило новое уголовное дело, мне грозил тюремный срок в 7 лет и 5 лет ссылки после отбытия. Но сознательно и правильно юридически действуя, я был уверен, что больше полутора лет в тюрьме я не буду находиться, что «Запад» выступит на мою защиту...
Пару моих чемоданов с папками рабочих исследований и статьями, КГБ взяло и послало в ряд НИИ (в ФИБ-4 города Челябинска, например) на предмет рассекречивания. В 1989 году КГБ возвратило мне мои материалы за небольшим изъятием, сняло обвинение в секретоносительстве и разрешило эмиграцию. К тому времени я вышел из гражданства СССР, имел только «вид на жительство».
Академик Сахаров и ряд друзей меня отговаривали от эмиграции начиная с 1986 года..., хотели чтобы я остался в СССР и занялся политикой, стал бы «народным депутатом» в Верховном Совете. Были также советы и предложения заняться бизнесом на Алтае и в Туле... Жаль наверное, что я этих всех советов не послушался...
Пока шло расследование КГБ, приближался 1988 год – год 1000-летия Крещения Руси, и я занялся пропагандой этого юбилея, в том числе путем выжигания на дереве и расскраски Икон. По ходу, я для тренировки в этом ремесле, сделал выжиги и раскраски более ста рисунков, фото, и ряд абстрактных картин... Мои «абстракции» включали темы перестройки, Горбачева, футурологию будущих мировых событий и войн на Кавказе, в Ираке-арабском мире, рост мощи Китая, тд.
В 1986 году произошла Чернобыльская авария. Я написал ряд статей в газеты, встречался лично или беседовал по телефону с директором Курчатовского института и с крупным специалистом по радиации Гусевым Н.Г. из Института биофизики и МИФИ, и другими людьми, а также давал консультации С.Ф. Козюлину по схемам планирования отбора проб на с/х землях Беларуссии и РСФСР, и тд.
Мои пару статей начала 1970-х по аварии на Урале, опубликованных в закрытом журнале «Радиациинная биология», наверно, рассекретили и использовали специалисты, так как мне от них приходило предложение опубликовать статьи в журнале «Атомная физика».
Одна из моих фотопленок работы по математическому анализу АЛВЗ-67 (130 страниц, сотни формул) была мной передана на Запад через группу «Доверие» (Ленинград) и попала в конце-концов в Англию к Жоресу Медведеву. Ряд известных ученых по экологии и генетики из Академии наук СССР мне предлагали поехать в один город под Киевом и возглавить Вычислительный Центр, специально созданный по анализу последствий Чернобыльской аварии. Но я боялся, что эти работы засекретят (в чем я ошибся), и меня в эмиграцию не выпустят из страны.
Итак, благодаря новой политики «гласности» Горбачева в перестройку, КГБ сняло с меня обвинение в секретоносительстве в 1989, посольство США могло продолжить процесс моей эмиграции как бывшего политического заключенного, и я в феврале 1990 эмигрировал в США на постоянное место жительство. Этап жизни 1990-2012 – это уже другая «история», но своей некоторой частью она перекликается с описанной выше моей био-справкой в науке и политики 1970-80х.
=== Николай Ботов, США ===
Свидетельство о публикации №222032201927