Дорожное происшествие Глава седьмая

VII
У простых людей суббота — это шанс чуть подольше поспать. Оно, конечно, не всегда получается и в субботу, но надежда есть и, главное — очень хочется. Проснешься, бывало, в субботу в обычное время, часов в семь утра, а кто-то и в шесть, глянешь на часы и, вспомнив, что суббота, возрадуешься. Ведь не обязательно прямо сейчас вставать. Можно и еще подрыхнуть. И так радуешься, что есть еще часик-полтора, а то и два, минут десять радуешься, а потом наваливаются задачи, которые за субботу надо успеть, и встаешь, куда деваться, опять не выспавшись. Впрочем, бывает, что и поспишь, слава Богу.
А вот у рыбаков да охотников другая история. Ценнее сладкого сна для них, положим, озябнуть у лунки ранним утром. Объяснить другому, кто не ощущает того же самого, зачем оно надо, не получится. Хоть ты даже побей того другого — не поймет! Да и для охотников побродить ранним утром по зимнему лесу, промерзнув до костей — тоже почему-то доставляет приятные ощущения. Но это только когда результат есть. Улов там или зверь подстреленный. А если нету — то расстройство такое, и зябко особенно, что и вообще не понятно, зачем. У других, кто по субботам досыпает, наверно, таких расстройств нет.
Ладно бы еще рыбак или охотник из простых. Кому в маленькой квартире со сварливой женой сидеть неуютно, но ведь и миллионеры с генералами туда же. И дом большой, и от жены упреков немного, а все одно, приобщит себя к этим занятиям и хоть что ему делай. На улице зима, утро, темень еще, а он встал с дорогих перин, отбросил теплое одеяло и зашоркал собираться. Наспех что-то проглотил и вот уже едет в дивные места — где кабанов да косуль прикармливают.
Мог бы нежиться, ощутить сполна комфорт, который мало кому доступен, да валяться в тепле, а потом, когда все бока пролежишь, да все сны пересмотришь (как многие ведь об этом мечтают!), встать и спуститься, сладко потягиваясь, по лестнице к столу, где уже чашечка кофе стоит, а над ней вьется парок, и на завтрак целых несколько блюд на выбор. Барствуй, раз средства позволяют. Нет же, сегодня не хочет барствовать! Хочет продрогнуть, устать, застрелить животное и уж потом нежится. Ведь как хорошо, скажет каждый, в субботу, когда на улице холод, позволить себе, у камина, поиграть в вист, или в шахматы, плеснуть немного коньяка или водки в стаканчик, и подхватывая салат или салями вилкой, делать по глотку.
Не могу знать, у всех ли миллионеров тоже шило, что у рыбаков и охотников, но у нашего Николая Петровича (впрочем, как и у его друга Николая Всеволодовича) оно точно есть. И вот они, в субботу утром, зимой, в холодину, приперлись на охотничью базу (ту самую, кстати сказать, какой владел Николай Петрович), выпили чаю и почапали в лес, искать кабана.
Да простит читатель, не будем мы здесь описывать всех подробностей этой самой охоты. Может, потому что не очень хорошо автор знает нюансы и срезаться боится, напутав что-нибудь такое, что каждый знает, опростоволоситься. После такого позора вряд ли кто станет дальше дочитывать, подумает, что тебя, автор, читать, коли ты ничего не понимаешь, в чем надо? Куда, спрашивается, полез, описывает он, извините. А, может, не будем вдаваться в детали и по другой причине, по той, что автор зверей живьем больше уважает, и жалко ему, так сказать, даже куропатку с зайцем, не говоря уж про кабана или косулю, или там волка, например, или лося.
В общем, не знаю, хорошая это была охота или нет, а находились они вволю, аж ноги гудели, и окоченели тоже порядочно. Врать читателю не буду, кое-кого им подстрелить удалось. А кого и в каких количествах — не скажу, дабы не травмировать впечатлительных.
Вечером, уставшие и довольные, сидели в гостиной у камина. Гостиная в охотничьем домике была как у немецких князей, что и говорить. Вся из дерева, резная лестница, а на полу, под ногами лежали волчьи шкуры, и по стенам были примощены чучела да оленьи рога. По нашей же традиции на столе стоял самовар, а повар Василий вовсю суетился, чтобы порадовать хозяина и его гостя традиционными блюдами, но со своими изысками.
Николай Петрович попросил принести из бара водки. Опять же оговорюсь, не стоит поддаваться предрассудкам и думать, что все миллионеры и богачи пьяницы, а патриотизма в них только пить водку да закусывать огурцом с печеной картошкой. Но сегодня и впрямь пили водку и огурцом соленым закусывали. Наряду с еще целой дюжиной разных блюд. А печеной картошки, между прочим, совсем и не было. Так что ярлык не стоит навешивать. Тем более, что и пили немного. За весь вечер едва что литра полтора на двоих. А уж по поводу баб — так и вовсе, я извиняюсь, преувеличено. Это, наверно, к миллиардерам больше. А вот наши знакомые после охоты, усталые и довольные, сидели, между прочим, вдвоем. Только подручные повара иногда захаживали, меняли тарелки и обновляли еду.
Кушали наши двое вальяжно. Пили еще вальяжней и медленней. Но еще медленней тёк разговор.
- Как думаешь, - спросил Николай Петрович, наконец, - откуда этот шельма про меня выяснил?
Николай Всеволодович наткнул на вилку кусок мясца, положил в рот, добавил туда же салата, откусил хлеб и стал жевать, запивая чаем. Думал.
- История и впрямь, любопытная. Но ничего не попишешь. Других объяснений нет. Мы ж вообще ничего не делали. Так, мальца последили и будя.
- Может, он и заметил слежку? - Николай Петрович уголком глаза взглянул на генерала и хитро улыбнулся.
- Исключено. Сам знаешь, небось, не за такими присматривали!
- Были, были дела, что и сказать. - Хлебнув чаю, ответил Николай Петрович.
- А что он тебя после журнала вспомнил, такое бывает. Я вот, например, недавно, фильм французский смотрел старый, и там одна актриса, я в юности от нее с ума сходил. И вот я не мог вспомнить, представляешь, как звать ее, силился, силился, и — никак. Пустота вместо имени. Гадал, гадал. Ничего. А утром проснулся — помню! Имя помню! И фильмы, и сцены с ней! Вот. Так и Зябликов твой, проснулся, открыл статью и знал наверняка, что тебя встретил. И мы бы это тоже знали, если бы внедрили ему дома прослушку.
- Ну? И как ее зовут? - Николай Петрович хитро сощурился и ухмыльнулся. – Твою актрису? Француженку?
- Забыл! Но, погоди, утром вспомню!
Наконец, наевшись и напившись горячего чая, разлеглись на диванах, и разомлевший Николай Петрович слегка стал похрапывать. А Николай Всеволодович ушел в комнату, где еще какое-то время в уме разверстывал всю цепочку событий, и все думал и думал, могло ли вот так? Наконец, разомлел и он, и темнота вдруг стала живой, а тишина заговорила — он видел сон. Сон был яркий, реальный, долго не отпускал. А когда отпустил, генерал встрепенулся, открыл глаза. На улице еще была темень, Глыбин по-прежнему сопел на диване в гостиной, не раздеваясь. Видать, очень устал, набродившись по лесу. Генерал накинул шубейку и пошел на террасу. Постоял там на воздухе, подышал, и даже, вроде, заулыбался. Вспомнил, видать, имя француженки. Актрисы этой. Прогулялся часок в лесочке возле усадьбы, а когда вернулся, Глыбин как раз встал и им накрыли завтракать...

Финишная глава
http://proza.ru/2022/03/22/62