А ты настоящий

Однажды в конце  шестидесятых годов  в аэропорту я встретила  сокурсника Юру Е. .  Прошло более десяти лет после окончания института, но  мы оба   почувствовали что-то родное, обнялись и расцеловались.
 -Где твои косы, - улыбаясь, спросил Юра.
Это он вспомнил, как на первых курсах я носила свои школьные косички, а он, шутя, на лекциях   дёргал  меня за них и никогда не признавался, а делал вид, что занят записыванием  лекции.
-Так, где же твои косы?
 -А там же, где и твоя шевелюра, - весело отвечала я.
Теперь у  Юры   лоб продолжался залысинами, и в поредевших волосах проступала се-дина.   Усталый вид, лицо,  как после бессонной ночи,  складки у рта, и  в добрых серых глазах  грустинка   отозвались в моей душе необъяснимой тревогой за него. Это как-то не вязалось с тем, о чём с восторгом говорила  моя сокурсница Таня К.:  Юра  успешный переводчик - «рукой не достанешь»,  переводит  с  английского и немецкого, много работает за границей.

Неожиданной встрече   мы искренно обрадовались и  стали  вспоминать счастливей-шие годы учёбы в 1-ом ЛГПИИЯ.   Нам повезло: старое поколение педагогов с петербургскими корнями  -  одни из основателей  английской филологии в СССЗ - преподавали в институте. С благодарностью мы говорили о  любимых  учителях.  Юра смеялся, вспомнив красивый кожаный портфель, который  наш курс подарил на юбилей  всеми любимой преподавательнице грамматики английского языка. И что же?  На следующий день она пришла в институт со своим старым оборванным портфелем, но в котором был вложен новый, и по-прежнему верёвочка вместо ручки была перекинута через её плечо.
 А я вспомнила, как свалилась в обморок  на экзамене по грамматике; мне показалось, что не отвечу на четыре и стипендии не получу.  Фаина Иосифовна напугалась, казалось, больше всех   и  поспешила  в зачётке  поставить  четыре, а меня в сопровождении студенток отправить в общежитие.

Милые, добрые наши педагоги!  Юра с некоторым сожалением вспомнил, как отказался поступать в аспирантуру, хотя и получил рекомендацию от руководителя  своей работы в СНО (студенческое  научное общество). «Я так устал разгружать вагоны ночами, что продолжать учёбу не захотел и пошёл работать» Только здесь я узнала, что Юра  родом из Белоруссии и  его родные погибли во время войны.

Мы говорили, не замечая времени.   Но чувство  тревоги за судьбу моего сокурсника не покидало меня.   А  он  с живейшим интересом  всё  расспрашивал и расспрашивал о моей жизни и уходил  от вопросов о себе.
Наконец я приступила к нему: Юра, ну, а ты? Переводишь? Где?
 Юра как-то поскучнел  и заговорил не сразу.
-Я после смены, -   тихо сказал он.  Помолчал вновь.
- Сейчас не перевожу. но переводил и очень много. 
Я не отступала, настойчиво  расспрашивала, и Юра, наконец, сдался.

«При распределении  уговорили служить переводчиком, - я согласился.  Переводил с английского  и немецкого.  Немецкий  - второй иностранный  в институте -  скоро стал первым,  так много было  работы. Вот тогда  и похвалил себя, что в институте  окончил  ещё и  вечернее немецкое отделение.    Международные конференции, семинары, сопровождение специалистов здесь и за рубежом,   командировки по  Союзу и  в Европу. И везде учился, хватая специальную  лексику на ходу.  После известных  венгерских событий взялся за венгерский, польский.    А сколько замечательных  людей встретил!   
  Была командировка на Кавказ. Группа немцев из ФРГ заканчивала своё пребывание в СССР.  Традиционно  устраивали перед отъездом банкет. Немцы из ГДР и  немцы из ФРГ  заметно отличались. Ребята  из ГДР  одевались просто, многие говорили по-русски (изучали в школе,  некоторые оканчивали наши  вузы).   После конференции на банкете  могли сунуть нераспечатанную бутылку водки в пиджак подмышку и потом в гостинице весело её распить и т. д. Другое дело - западные немцы. В них  тот- час узнавали   иностранцев: по одежде, по вальяжно - высокомерной манере нести себя.  Но те и другие любили у нас поесть и  выпить русской водки. Это учитывали: поили и кормили «до отвала». В тот раз  я не переводил, а через переводчика узнавал кулинарные предпочтения гостей и следил, чтобы угощение пополнялось бесперебойно.

Начинался  Заход. Большие, почти до пола, окна в  банкетном зале давали  возможность увидеть   божественную красоту  Кавказа. Немцы вставали из-за стола и  шли к окнам, щёлкали аппаратами.   Слышалось: die Herrlichkeit!   Die Pracht! Wundervoll!
Они  возвращались к своим столам, поднимали бокалы и с удвоенным аппетитом ели. Их голоса становились всё громче, банкетный шум нарастал. За ближайшим от меня столиком  громко смеялись. Я услышал  слово «sibirisch» и подошёл  поближе. Немец  рассказывал о своём отце, который,  будучи военнопленным,  имел  редкую возможность видеть, как богата и  красива Сибирь. Он там   был шофёром. А когда в 1955 году вернулся к семье во  Фрайберг, то  стал  париться по  субботам в бане, которую пристроил к своему дому,  накрывал столы собственными солениями, мочёными  ягодами,  грибами,  и гости у него  обязательно   лепили пельмени.  Переживал, что у русских в Сибири по берегам озёр и рек лежат выброшенные  волнами брёвна, и "niemand, niemand benutzt sie, sie bleiben dort, um zu verrotten." (никто, никто не использует их, они так и остаются там гнить)
 Немец, который  сидел слева от рассказчика,  был изрядно пьян. Лицо покраснело, а белесые волосы  прилипли к  мокрому лбу.   Он  слегка сполз с кресла, раздвинув в стороны свои жирные ляжки. Вдруг, не поднимая головы,  он громко и как-то значительно произнёс: "Und all das ging an die russischen Schweine!"  (И всё это  досталось Русским  Свиньям!)
 Кровь ударила в мою  голову.  Я вдруг увидел, что на нём каска, и он, играючи, целится в мою бабушку, которая с   мешочком  отрубей идет по деревне Тихиничи летом 1943года;  выстрел, и она лицом   уткнулась в землю. Во мгновение я оказался около фрица, схватил его за грудки, приподнял и дал поддых так, что он свалился у стола. Но двое наших уже держали меня, и  мы пошли к выходу.
- Warum bist du seine  (За что ты его?), - кто-то  крикнул   из зала.
- Он знает за что, -  тихо сказал я.
- На этом всё закончилось. 
 Он помолчал, потом добавил:  - я легко отделался, меня просто уволили.
Я    вглядывалась в помолодевшее взволнованное   лицо Юры. В голове промелькнула  фраза; - Юра, а ты настоящий! Я обняла его и поцеловала.
Тут объявили посадку, и мы расстались.
Позже  я узнала, что Юра вернулся в Белоруссию.