Лавровы. Роман. Часть 12

Глава 12. Болезнь.

Было ровно четыре утра. Уже полностью рассвело и усталые комбайнёры, без особого аппетита, таскали алюминиевыми ложками чуть пригоревшую кашу из такого же металла мисок. Руководство Сапожковского района, как партийное так и остальное, больше адаптированное к взбучкам и разносам, проводило выездное совещание по уборке зерновых. Каждое утро, какой бы не была погода, в разных колхозах и совхозах. Сегодня вот в колхозе «Путь к Коммунизму».

- Виктор Матвеевич, когда же ваше болезненное руководство районного отделения «Сельхозтехника» выздоровеет? – без разгона начал первый секретарь райкома. – Уже три недели на больничном листе. Сколько можно?

- А вот очередная уборочная компания закончится, он и воспрянет – съязвил председатель колхоза. - Давно известна его циклическая болезнь. Как только сев или уборка тут же прилетает к нему вирус. Огромный такой!

- Сырцов запиши – обратился к помощнику первый. – Как только будет спокойнее, рассмотрим на бюро его персональное дело. Пора давать дорогу молодым. – И посмотрел на Лаврова.

- Товарищи, какие будут вопросы к «Сельхозтехнике»? – повёл совещание Сырцов. – Не расслабляйтесь, поактивнее.

- Да к ним вопросов мало – зашуршали голоса вокруг. – Вот бы почётче организовать поставку топлива. Часами комбайны простаивают не заправленные. Дождей ждём?

- Кстати как там прогноз погоды? В этом году дадите убраться посуху или нет? – первый любил задавать вопросы.

- Я связываюсь по телефону с областью практически каждый день, прогноз оптимистичный – встал ответственный за прогноз. – Вот только мы не Боги, что бы претендовать на изменение климата. Что будет, то будет.

- Ты мне не изворачивайся наизнанку как хамелеон – не понравилось секретарю. – Спросим с тебя и жёстко спросим, вплоть до прощания.

- Вот так всегда, стрелочник виноват.

Комбайнёры позавтракали и не спеша закуривая отправились к технике, где штурвальные уже заводили красных монстров. Машины эти, запылённые, в потёках переработанного солидола из крутящихся частей, местами побитые производили сильное впечатление. Вечером люди станут такими же пыльными, с глазами устало смотрящими из – под бровей, но всё – же готовыми, после отдыха, продолжить битву за урожай. У нас же то битва, то сражение, то фронт. Будто мирных определений нет в богатейшем Русском языке. Вот почему штаб уборки, а скажем не комитет или вообще какая – то комиссия.
Виктор Лавров возвращался с совещания в служебном «козле» директора. По сторонам пробитой прямо по полю дороги густо колосилась золотая пшеница. Дождей не было давно и густая пыль, поднимаемая с насиженных мест колёсами автомобиля, поначалу пыталась соревноваться с ним в скорости, но быстро выдыхалась и отставала. В одном месте остановились и кровожадные оводья мигом набросились на разгорячённую машину, стуча бронированными лбами о металл кузова.

- Вчера отец звонил по телефону, у них в районе уже процентов семьдесят убрали, против наших сорока пяти – тихо заговорил Виктор. – Правда, у нас площадей под зерновыми больше, но всё же.

- Да мы завсегда в отстающих – присоединился к беседе водитель, местный Сапожковский парень Петруха Кулаков, щекастый и голубоглазый, гроза местных девок на выданье. Он, надев на затылок видавший виды картуз, мог играть на гармошке всю ночь. И с выходом и с присядкой. – Ждём, что кто – то как всегда поможет.

- Это конечно хорошо, но пора бы и самим научиться помогать соседям, вон смотри снова комбайн стоит, ждёт у моря погоды – показал пальцем в сторону Лавров. – Тормози, идём посмотрим, что произошло.

Но как только они прошли метров десять – пятнадцать направляясь к стоявшей технике, та вдруг задрожала от напряжения и с места в карьер устремилась вперёд, быстро отрываясь от шагавших. Они же подойдя к месту стоянки, мигом обнаружили тут пустую бутылку из – под портвейна, пустую же банку из – под кильки пряного посола и два ещё дымящегося окурка.

- Варвары, так и поле подожгут – затоптал бычки Кулаков. – Надо узнать номер комбайна, фамилии поместить в районную газету, пусть сами горят от стыда.

- Они уже далеко, как теперь узнаешь? – очень сильно засомневался Виктор Матвеевич. – Улепётывают, как быстрый ветер.

- Ничего узнаем и доложим куда надо.

- Ну смотри, как знаешь.

Когда выехали на шоссе ведущее к отделению «Сельхозтехника была уже половина шестого. Водитель по привычке завернул к дому главного инженера, завтракать.  Наталья  уже  встала,  собираясь на  работу в  школу. Школьница  ещё сладко спала, раскинувшись на кровати.

- Через час заеду – высаживая начальство, напомнил Пётр.

- Нет, я своим ходом, мне ещё в правление Сельпо надо зайти за справкой об использовании запасных частей.

- Ну как знаете.

Сапожково небольшой сам по себе населённый пункт, расположенный на берегу реки Мокша, соответственно и населения в то время было там тысяч эдак шесть, никак не больше. Говорят ещё сам Борис Годунов, повелел построить там крепость для обороны рубежей Москвы, которая процветала поначалу. Но с тех пор изменчивое время внесло в развитие его определённые коррективы. Причём сильные и не в пользу посёлка. Ближайшая железнодорожная станция в двадцати двух километрах, а это о многом говорит. Оторванность от транспортных коммуникаций никому ещё не шла на пользу. А так памятник Ленину у здания администрации, гаубица на постаменте и смолистое вороньё огромными стаями кружащееся в пасмурном небе над старинными купеческими домами. А уж когда вечером угомонятся птицы тихо в Сапожково, кувыркается пыль из – под колёс редкого мотоцикла, за которым гонятся всесильные комары, обезумевшие от желания испить кровушки тёплой. Молча дефилируют вдоль улицы редкие пары. Огромный чёрный кот остановится по самой середине проезжей части и словно вспоминает – кто он, где он и зачем так тихо под луною. Да и сам спутник Земли здесь особенный, на нём как на Везувие завсегда надето на затылок пухлое облачко. Загораются вечером лампочки на столбах и ходит по площади, возле Ленина сторож с колотушкой.
Соответственно и казённая квартира главного инженера. Ступени, небольшая терраса, за дверью кухня, ванная, большая и маленькая комнаты. Удобства как всегда на улице. Сарайчик во дворе, где Виктор Лавров любил, когда позволяло время, попилить – построгать. Вырезал из дерева страшные маски дикарей и коллекционировал марки. Это было его гордостью. Их было так много, что сосчитать было проблематично. Скреблось в окно разросшееся на улице дерево и жук – короед побаиваясь звука скрипа уходил на запасные позиции, дожидаясь полного безветрия. Заповедная Русь.

- Устал? – спросила вечером, когда вернулся Наташа, дочь учила уроки, она любила это занятие, оттого отличница. – Завтра снова к четырём? Зачем ему это надо? Тоже ведь не железный.

- А как же? – ответил вопросом на вопрос муж, ковыряясь в сковороде с картошкой и котлетами. – До полной победы вверенной нам техники. До полного салюта и раздачи орденов.

- А ты знаешь ли, папа? – оторвалась от учебника дочь Ольга, - что Евпатий Коловрат с товарищами чуть всю монголо – татарскую рать не порвал на клочки от ярости за сожжённые города Русские.

- А как же, я там был, мёд – пиво пил – пошутил в ответ отец.

- Вот всегда ты так – чуть – чуть обиделась та.

- Пойду и я тетради проверять – легко поднялась из – за стола жена. Она всегда лёгкая на подъём. А тут по – совместительству ещё и Русский язык пришлось преподавать, если разные уроки подряд, то иногда путала русские слова с английскими. Отъявленный балбес Орлов только того и ждал, делал взмах рукой с последней парты и начинался гогот – Такое понапишут, что до утра не разберёшься. Орлов глаза выпучит и утверждает, что это я так научила.

- А я покурю и спать – тяжело вздохнул Виктор и отправился на террасу. Долго не поддавался этому зелью, но в институте пришло время. Первый раз закурил, голод притупился.

Летом ночь с гулькин нос, вроде как темнеет на улице, а это оказывается рассвет. Сегодня утром у них снова привычное выездное совещание, но Лавров не переживает, всё в лучшем виде и в мастерских и на территории и на складах. Техники в ремонте мало, раз два, да обчёлся, все на фронте. Вот закончится битва, вернутся в колхозы битые – перебитые, раненые. Тогда берегись, председатели за тобой целый день ходят, требуют ихнюю технику первой ставить. Все разные – этот мягко стелет, да жёстко спать, этот в мат – перемат, трёхэтажный, а этот за грудки и начинает трясти, бесполезно всё. А этот – глаза масляные, морг – морг ими, мол в районной столовой встретимся, там коньяк армянский завезли. Ты мне – я тебе. Законное дело. Знают Лавров мужик честный, а пытаются, глубоко сидит в них чувство исключительности.

- Ну Лавров продолжай в том же духе – похвалил его первый. Молодец, а вы все берите с человека пример. Кстати Виктор Матвеевич в бюро райкома образовалась вдруг одна вакансия, буду тебя рекомендовать. Должность не освобождённая, как бы в нагрузку на твой окрепший организм. Ты как согласен? Или самоотвод?

- Да у вас уже протоколы заседания готовы – откликнулся он под смешки окружающих. – Хоть один, хоть сразу два самоотвода бери, сказано – сделано, не вычеркнешь.

- Правильно понимаешь линию партии, но не дерзи мне, не дерзи!

- Разрешите идти?!

Зимой, когда бои заканчиваются, становится спокойнее. День короткий, ночь богатая на морозные звёзды, длинная. На Новый год приехали в гости родители. Наташа уже за неделю до этого похудела ровно наполовину. Готовилась. Виктор поглядывал на неё с ухмылкой. Нравилось, что супруга уважает его стариков. Пришла Наташина приятельница из школы с мужем. На столе всё своё, без нитратов и биологических добавок. Матрёна Тимофеевна сварила холодец из мослов последнего поросёнка, сало с прожилками нарезанное тонкими кусочками, зато целая гора на тарелке, две свежеобезглавленные молодки, наугад выбранные Матвеем Гавриловичем из несчитанной оравы, Лавровского двора. Солёные: огурцы, помидоры, кочан капусты. Яблоки мочёные. Антоновка желтобокая, уже чуть отмякшая внутри, кусается без вреда для зубов. Котлеты величиной с семенной огурец летом. Винегрет. Колбаса, сыр, коробка конфет и прочая мелюзга в виде свежей, час назад зажаренной рыбины, ещё вчера плескавшейся в Мокше.

- Ну, с Новым Годом! – на правах старшего за столом, провозгласил Матвей Гаврилович. – Лишь бы войны не было.

- Ура!!! – откликнулись все. – С Новым Годом.

Усердно пожевали. Налили ещё, пока без ограничений.

- Перекур – объявил минут через двадцать пять, Игнат, муж приятельницы.

Мужики сели к открытой дверце печки и заинтересованно смотрели, как сигаретный дым неизбежно исчезал в пламени горевших дров, подхваченный под руки всесильной тягой. У Лавровых это дело фамильное, и Матвей - младший и Костя тоже любят посидеть так вот тихо, подумать.

- А давай отец ещё по одной хлопнем, да в лото будем играть – бросил окурок в раскалённое пекло сын. – Где наша не пропадала?

- Я не против, только Матрёна сказала не увлекаться.

- Ну это мы поправим.

- А что – то Вы Матрёна Тимофеевна не выпиваете совсем, вроде праздник сегодня. – Ещё через двадцать минут спросил раскрасневшийся Игнат.

- Эээ, сынок, я же закодированная – с предельно серьёзным лицом ответила та. – Давным – давно. Заставили меня.

Гость долго, с огромным уважением молча смотрел ей в лицо. А внучка, ещё не совсем понимавшая, что к чему смотрела на него. Но Матвей Гаврилович, Виктор, Наталья и жена Игната потихоньку наполнялись внутри себя хохотом, готовым в любой момент вырваться наружу. Тикали на стене часы – кукушка и на
улице вдруг погасли фонари на столбах. А потом неизбежно ярко загорелись снова, и за столом грохнул смех. Лото игра сама по себе исключительно простая, тягай себе бочонки из мешка, шельмуй потихоньку, но много не выиграешь. Две копейки за карту. Чаще других выигрывала Ольга, у неё глаза позорче и не засыпает между делом. Двадцать четыре копейки наиграла. Утром, ближе к вечеру гулять пойдут, большого петушка на палочке купит. Красного.
Разошлись поздно. Игнат два раза принял на посошок, взял жену под руку и она повела его, практически заснувшего, домой. Наташа постелила гостям в красном углу, прямо напротив ёлки и телевизора. Хозяева разместились всяк по своим местам. Новогодняя ночь она завсегда взбаламучена разными событиями, которые в обыкновенную ночь не повторяются. За окнами было тихо и морозно, в половину голоса напевали праздничную песню далёкие звёзды, а бородатый Дед Мороз объезжал на своём транспортном средстве безграничные владения.
Завтракали часа в три. Неторопливо жевали, обжигались матёрым чаем, лениво переговаривались. Одна только Ольга нетерпеливо ёрзала на стуле, торопилась:

- Ну, скоро мы гулять пойдём? Петушки закончатся.

- Спят все люди после праздника, никто и не выходил ещё – отмахнулась мать. – Соберись, да одна сходи. Не маленькая уже, а всё леденцами балуешься. Взрослым не охота на улицу.

- Дедушка, и тебе лень? – не поверила матери она, подкравшись сзади к Матвею Гавриловичу. – Ты же любишь варёные леденцы.

- Сейчас, внучка, быстро – быстро  покурю на террасе и двинемся – погладил её по голове дед. – Собирайся пока.

- Я, с вашего позволения с вами – вызвался Виктор. – Проветриться надо после праздника. Заодно зайду проверю дежурных в «Сельхозтехнике», вроде надёжных назначили, а проверить всё таки надо. После первой народ себя не контролирует.

- Денег возьми побольше – в свою очередь контролировала его дочь. - В прошлый раз домой возвращалась, сигарет не на что купить было. Взрослый, а памяти совсем нет. Как тебя в детстве воспитывали?

На улице было неопрятно. Ветер носил вдоль тротуара клочки лопнувших от натуги воздушных шаров. Праздно катались по проезжей части пустые пивные бутылки от пива « Ячменный колос» и от лимонада. В другом месте солидно звенела посудина от портвейна три семёрки. Выживший в одном экземпляре шар тыкался лбом, без всякой надежды на взаимность, в дверь киоска « Союзпечать».

- Вон твоя подружка с матерью навстречу идёт – показал пальцем Виктор и
повыше приподнял воротник пальто. – Бегите вместе с ней за петухами, на тебе рубль.

- Викушка, привет! – обрадовалась Ольга. – С Новым Годом.

- С Новым Годом!

Девочки радостно засмеялись и быстро – быстро отправились в сторону самого ближайшего магазина посёлка Сапожково. Там во вкусно пахнущем кондитерском отделе прятались за конфетами в виде карамели красные леденцовые петушки, горячо любимые советскими детьми. Мужики закурили.

- Что – то, папа, я стал себя плохо чувствовать, устаю к вечеру и какая – то серая пелена наплывает на глаза – пожаловался Виктор. – Иногда побаливает справа от сердца и чуть ниже, к самому позвоночнику, где рёбра. А когда отпустит и несколько месяцев не вспоминается. Я уже тайно от семьи к доктору ходил, сказал надо провести обследование, лучше всего в Москве.

- Ну ты меня сильно расстроил – мигом нахмурился всем лицом Матвей Гаврилович. – Вроде мы Лавровы не болезненные изначально, фамилия крепкая, а вот видишь. Может сердце?

- Возможно и оно, пока до посевной время есть, попытаюсь в виде плановой диспансеризации обойти врачей, только ты матери пока ничего не говори про это, переживать будет – озаботился Виктор. – Вдруг ложная тревога.

- Не скажу.

Показались выкрашенные к празднику Октябрьской Революции светлой краской ворота «Сельхозтехники». Возле них почему – то стояла ржавенькая буханка «Скорой помощи» и милицейский Уазик. Перед открытой дверью проходной растерянно, в распахнутом полушубке стоял сторож Платон Чурин. Пахло тревогой.

- Платон, что здесь произошло? – хрипло спросил главный инженер. – Давай рассказывай, ничего не пропуская. На минуту никого нельзя оставить.

- А Вас Виктор Матвеевич везде ищут – воспрял сторож. – Ничего не произошло, два дежурных назначенных Вами подрались друг с другом и Андрюха Ручьёв стукнул Саньку Травина по кумполу железным шкворнем, валявшимся на полу. Крови кругом налили, как по заказу. Мильтон из района прибыл.

- Травин живой?

- А что ему  будет? Сидит в  бухгалтерии,  на вопросы  отвечает –  продолжал докладывать сторож. – Ручьёв уже в Уазике прохлаждается.

- Из – за чего подрались?

- А из – за Дуськи Прокоповой, она хвостом перед ними обоими крутит, сегодня перед одним круть, завтрева перед следующим круть. Они когда трезвые размышляют нормально, а тут за праздник приняли по двадцать граммов, и началось – начал закручивать цигарку мужик. – Слово за слово – этот за полено, а этот за шкворень. И то и другое не холодное оружие, заметьте, а средство самообороны. Хулиганство в общем.

- Зачем нам милиция, ты и сам всё расследовал, по полочкам разложил, осталось протокол составить – рассудил Виктор. – Кстати, кто их вызвал на нашу голову?

- Кто же кроме меня?

Из двери вышла медсестра и ни на кого не глядя проследовала в машину. Буханка затряслась повинуясь сигналам посланным ей зажиганием, испугала воробья сидевшего на выхлопной трубе, выпустив оттуда клуб чёрного дыма и после некоторого раздумья завелась. Через минуту – другую она исчезла за углом покосившегося забора. А из проходной, на смену оздоровительным органам появился представитель органов внутренних. Был этот представитель сильно нахмурен и страдал глубоким похмельем. Милицейская шапка, шинель, погоны старшины, брюки с красной нитью по бокам, всё честь по чести, но заправлена амуниция в огромные серые валенки с двумя отворотами.

- Старшина Власюк – взял под козырёк чуть подрагивающей рукой. – Виктор Матвеевич, ответьте мне на несколько вопросов. Я правильно догадался? Вы главный инженер Лавров?

- Да, это я – подтвердил Виктор.

- Был ли приказ о назначении дежурных на Новогодние праздники и кто его подписал? – ещё сильнее нахмурился страж порядка.

- Был обязательно и подписал его я – чуть задумчиво, но внятно ответил Виктор Матвеевич. – Это как отче наш обязательно.

- Почему Вы, а не директор предприятия?

- Он был в командировке три дня, в области, решал дела с удобрениями на весенний сев, когда директор отсутствует, главный инженер первое лицо.

- Согласен с КЗоТом, а профсоюзы поставили свою визу? – уже без всякого
напора, а скорее по инерции спросил старшина.

- Все законы соблюдены, могу показать сам приказ, он у секретаря в деле.

- Я Вам верю. Ручьёва забирать не буду, товарищеским судом осудите.

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Особенно такое, собственно не стоившее выеденного яйца. Кому – то неизвестному, очень хотелось продолжения, ну прямо от этого желания кушать не мог. И вот этот неизвестный, в лице директора вызвал его первым, как только прибыл из командировки и праздники закончились. Долго сопел, глядя себе под нос и перекладывал бумаги с места на место. Словно ему в этом важном деле просто необходимо было присутствие свидетеля. За окнами тревожно чирикали воробьи чувствуя приближение очередной метели. По коридору от бухгалтерии до планового отдела целеустремлённо ходил трудовой люд. Заходили в кадры и выйдя оттуда утыкались лицом в зарешеченное окошечко кассы. Оно теперь в неурочное время между зарплатой и авансом было крепко закрыто. Сколь огромный, столь и ненавистный замок невозмутимо висел на петлях, что бы ни у кого не возникало никаких иллюзий насчёт выдачи денег. Посидели, покурили, разошлись, так как придраться было не к чему. А драка она как утверждает история, может случиться в любое время, в любом месте, даже без видимых на то причин.
Через день – два следом вызвали в «Райпромсервис». Двухметроворостый управляющий, имевший особые приметы в виде родинки на самом кончике носа, сегодня устраивал громогласные разносы всем подряд. Виктор Матвеевич был в списке под номером одиннадцать, в самом, что ни на есть конце. К тому времени пыл его сильно поугас и подчинённые с линчевания выходили уже бодрые и полные сил. Решили наказать обоих хулиганов, в равных долях, ведь если бы Ручьёв не успел, то его затылок точно приласкало бы недружелюбное берёзовое полено. Лавров ограничился устным выговором.
Первый секретарь в этот раз не снизошёл. Его самого за что – то тягали в область, вроде как за снижение надоев молока. Второй перенимал опыт в соседней Тамбовской области. А у помощника особых полномочий для снятия стружек с главных инженеров тогда не имелось. Попросил только впредь не расслабляться.
После райкома зашёл в районный магазин на центральной площади под самой основополагающей рукой Ильича, там петушки на палочке были ещё крупнее и полосатее. Купил по два жене и дочери. Подумал чуть и добавил ещё два. На всякий случай.

- Будешь знать в следующий раз – наставляла за ужином Наташа. – Это так просто, раз тут замешана женщина, то жди беды. Надо было кого – то другого, хоть одного, назначить. Мужики вы и есть мужики.

- Возьму тебя в штат консультантом по женским вопросам, раз такая умная,
просто сил нет. – улыбался в ответ Лавров. – Где наша не пропадала?

Праздники закончились, а жизнь на Земле нет. Наступят новые: рождество, крещение, день Советской Армии, восьмое марта, первое мая, день Победы и так далее. А пока продолжалась в средней полосе Советского Союза зима со всеми вытекающими отсюда последствиями. Морозы чередовались с оттепелями, рыба спала под толстой бронёй Мокшинского льда. Ходили по тропе к водопою зверьки, звери и зверюги. Один раз видел даже пьяный в стельку мужик снежного человека, но это недостоверно. Что ему тут делать? Это же не Гималаи.
Колхозы готовились к севу. Сушили и протравливали семенной фонд, чинили посевную технику. Ржали на конезаводе сытые лошади, им по весне тоже работёнка найдётся. Посевная дело тонкое. Как говорится, что посеешь, то и пожнёшь. По вечерам в особенно далёкое небо исчезали бесследно обмороженные звёзды. Ночи зимой особенно длинные, дел можно много переделать. После Нового Года день неумолимо начинает медленно прибавляться, увеличивается- увеличивается и смотришь ударил гром по округе. Ломает Мокша ненавистный лёд, ревёт раненым зверем.
Вы видели когда – то красоту плывущих по вздыбившейся реке льдин? Советую посмотреть. Чудо света.

- В этом году в посевную только через день будут собирать на ранние совещания – однажды за ужином объявил Лавров. – Распоряжение из райкома пришло.

- Ну и хорошо, весной в четыре утра темно ещё, что вы там увидите в потьмах? – рассудила Наташа - Лучше уж по телефону. Поговорили, выслушали нагоняй от нагоняйшиков, занялись делами.

- Ага, а нам бедным детям можно в самую рань подниматься? – встряла в разговор взрослых Ольга. – Я тоже могу по телефону учиться.

- Ты уроки выучила? – не понравилось отцу. – Сейчас проверять буду. От начала до конца. Все четыре теоремы Пифагора, Греческий алфавит и сто страниц «Войны и мира» наизусть. Только два раза можно подглядеть.

- Ага, папочка! – захлопала в ладоши дочь. – Теоремы только три.

- А как же в одну трубу втекает, а в другую вытекает? – не на шутку разошёлся Виктор. – Что втекает, то должно и вытекать. Закон сохранения массы. Зачем в таблице умножения один умножить на один? Ясно же, что ничего не ясно. Как говорил Станиславский – Не верю! Или вот стихотворение на немецком языке – Айне кляйне порося, вдоль по штрассе пронесся. Хотя это вон по материнской части. Языки трудное дело.

- Вот что ты городишь, ребёнка с ритма сбиваешь? – зазвенела убираемыми с тарелок вилками Наталья. – Иди кури, да телевизор включай.

Под телевизор засыпается легко и просто. На диван прилёг, хоккей включил и через пять минут знай посапывай себе свободным человеком. Ни мыслей тебе, ни забот, ни болезней. Хорошо природой задумано, просто идеально. Вечер долгий, можно на другой бок перевернуться, а можно тихонечко захрапеть.
Вечер за вечером, день за днём, время идёт и тогда согласно расписания начинается лето. В тот выходной солнце жарило особенно неприкрыто сильно. Над мелкой рябью Мокши носились друг за другом птицы, очень похожие на чаек. Оглушительно кричали, промахнувшись клювом мимо добычи. Тогда на них с самой верхотуры неба осуждающе смотрел коршун. Издавал мелодичные горловые трели, мог даже бесплатно заржать, подражая лошади. Хотя делал это редко, исключительно из – за врождённой ленивости. От этого мог даже в тёплые края не полететь по осени.

- Ой, папа, смотри какая птица, маленькая, а на чаек ругается – валялась на байковом одеяле, постеленном прямо на песок дочь. – Только они её не боятся, как мы наших ребят – одноклассников. За косички подёргают и всё, некоторые даже мяукать не умеют.

- Это коршун просто далеко, а так у него размах крыльев до полутора метров достигает – открыл глаза Виктор Матвеевич сидевший на накаченном баллоне от передних колёс «Белоруса». – Может десятки минут висеть в одном месте и не падает. Цыплят очень любит.

- Пошли плавать скорее – встала в полный рост Наталья. – Уже с одного бока чуть – чуть поджарилась.

С речной глади крикнул в трубу что – то своё маленький пароходик. От его кормы правдоподобно убегала по фарватеру смешная волна, достигала берега и шлёпалась спиной о прибрежный песок.

- Плавает тут, воду пачкает – возмутилась Ольга. – С той стороны пускай.

- С той стороны обратно пойдёт, в сторону Елатьмы – коротко пояснил ей отец. – Правостороннее движение. Бери спасательный круг.

Купались долго. Уже дочь с посиневшими губами отправилась восвояси, накрылась одеялом и постукивала из – под него маленькими зубами. Уже супруга совершенно обессилела и пошатываясь выбралась на бережок. Виктор выплыл на сушу после всех, сильно бледный и с речной зелёной тиной застрявшей в волосах. Буквально упал на покрывало и затих.

- Что – то мне плохо – протиснул он слова между зубами через какое – то время. – Вся грудь внутри грудной клетки горит огнём, а в живот  словно  кто – то камней наклал тяжёлых. Никогда такого не было.

- Думаешь всё мальчик, два часа плаваешь – повысила голос Наталья, но взглянув на мужа, тут же и осеклась.

- Подожди – подожди, отпустит сейчас.

- Побегу за скорой – предложила супруга, а дочь медленно заплакала.

Так Виктор Матвеевич Лавров заболел. Заболел тяжело и надолго. Хворь то отпускала совсем, то сжимала свои железные объятия во всей красе. Настало время врачей. Сапожковских, Рязанских, Московских. И все эти эскулапы, ну может каждый второй, молодые и старые, но интересовались, не ударялся ли он животом о, что – то твёрдое, в виде железа, когда – то давно. Ему вспоминалось, а он не говорил.
Осенью, после окончания всех уборочных компаний этого года уехал в Москву. Получил направление в новомодный кардиологический центр академика Чазова, что за кольцевой автодорогой.

- Да у вас, дорогой товарищ, поджелудочная железа хандрит после травмы, усугублённая ударом в сердечный желудочек – кряхтел полувысохший от трудов праведных профессор в идеальном глянцевом халате белого цвета на впалых плечах. – Срочно сознавайтесь иначе под нож, там в хирургии всё вырежут и ничего не врежут. А мы в случае успеха сделаем из Вас Героя Социалистического труда. Охота в герои?

- Было бы неплохо – вздохнул Виктор. – Был один случай. У отца мотоцикл угоняли.

Давший клятву Гиппократа прослушал его искренне и внимательно, с большим наслаждением ковыряясь в заросшем седой бородкой ухе. Когда Виктор закончил некоторое время молчал и вдруг неожиданно изрёк:

- Один великий человек сказал, правда я его лично не знал, это было до нашей эры, если у тебя в этой жизни есть библиотека и сад, то у тебя есть всё. У вас есть библиотека?

- Да, небольшая.

- Набирайтесь терпения, молодой человек, раз вы читаете книги, значит, мы Вас излечим. После Вы посадите сад и пригласите меня пить чай под черёмухой. Договорились? – профессор нервно встал и насилуя не разгибающиеся колени прошёлся раз – другой по палате. – Плёвое дело.

- Готов соглашаться с  Вами во всех вопросах –  отозвался  Виктор. – Колите, капайте капельницы, давайте таблетки.

Человек, занедуживший и хомо сапиенс, совершенно здоровый изначально разительно отличаются друг от друга. Тот который пьёт таблетки думает только о своём недуге, разговоры с собеседником ведёт исключительно медицинские, бросает курить, выпивать за обедом водочки и волочиться за женщинами. Здоровый же продолжает быть оптимистом и любит жизнь на все сто процентов. Так вот Виктор Матвеевич Лавров как любил жизнь, так и продолжал любить, как строил планы на будущее, так и остался мечтателем, курить не бросил.
Зимой прилёг в этот самый центр на профилактику. Возили его там на разные процедуры, засовывали с головой в невиданный аппарат, заставляли глотать внутрь себя не предназначенный для этого шланг, отключали телевизор в холле огромного отделения, в столовой давали еду без соли. Он всё это пережил и при выписке, через три недели с лишним показал себя тем ещё любителем жизни Улыбался и шутил на все четыре стороны. Профессор в глянцевом халате провожал его до проходной:

- Через месяцев так десяток повторим процедуры, не может такого быть, что бы не излечили, двадцатый век заканчивается на дворе, медицина идёт вперёд и не оглядывается.

- Спасибо, доктор, спасибо всему больничному персоналу, лечащему врачу Римме Степановне, а уж сестра так уколы ставила и капельницу настраивала, что ни в сказке сказать, ни пером описать – благодарил он. – Шикарная клиника, после неё и болеть не хочется.

- Выздоравливайте, Виктор Матвеевич, если что не так сразу к нам.

Московская кольцевая автомобильная дорога, сокращённо МКАД, до пришествия на пост градоначальника человека в кепке, представляла собой унылое зрелище. Две полосы в одном направлении, две в другом, не разделёнными ничем. Один столб освещения на первом километре автодороги, второй на втором и так до конца, в геометрической прогрессии. Надземные переходы отсутствовали как пережитки инженерной мысли. Огромные лоси ходили через полотно дороги напрямую в Бибирево и обратно. Вот по этой дороге и привезла его на такси сестра прямо в вышеуказанный район. Она теперь здесь, в однушке.
Кидали оземь свои жёлтые листья тополя, по ночам подмораживало и утром под деревьями было бело от снежинок или от инея. Зимой в сельской местности работы мало. Отдых и приятное времяпровождение по вечерам. Морозно на улице. Но задушевно.