Леша

Меня начинало распирать от злости: «Где можно ходить?» Тамара Андреевна осталась на кассе расплачиваться,  я же вышел из магазина на воздух, и не стал ее ждать, а направился к машине, которую оставил на другой стороне улицы. Она или встретила знакомых и теперь разговаривала с ними, что могло занять много времени. А ты тут сиди. Жди! Или ищет машину.

-Только что встретила соседей с четвертого этажа.

-Понятно, - речь шла о доме, где у нас была квартира, которую мы семь лет как продали, но Тамара Андреевна жалела о ней. Ей все казалось, что наш огромный дом не то. Она, поеживая плечами, ходила по гулким комнатам, и даже в жаркий летний день жаловалась на то, что ей холодно. Потом купила ткань в пастельных тонах и нашила на окна штор. «И все равно  в нем неуютно», - говорила она.

-Погиб Леша с шестого этажа. Сегодня хоронят. Помнишь его дедушку. Такой приставучий. В четырнадцатом году все спрашивал меня: «За кого вы голосовали? – и тут же добавлял. - Я голосовал за Порошенко».

-Да, знал. Дедушка, бабушка и мама – худая черноволосая еврейка.

-Она не худая и блондинка. Ты ее с кем-то путаешь.

-Как? Я хорошо ее помню, - не было такого, чтоб Тамара Андреевна со мной не спорила, даже тогда, когда я с фактами на руках доказывал ей очевидное, она была несогласно, а если, бывает, совсем прижмешь к стенке и так, что не отвертеться, скажет, как черту подведет, строго, как учительница, ну, и что, мол, это ничего не доказывает и уйдет в спальню, а я - как будто облили холодной водой. – Ну, хорошо, волосы можно покрасить. Очень вежливый молодой человек.

Я представил его: еще мальчик, он им казался и потом, много лет, после того, как закончил школу, с длинной челкой.

-Теперь не мальчик. Ему лет двадцать пять. И вовсе не щуплый. Возможно, даже не тот Леша. Они жили в первом подъезде.

Я точно знал, что это именно он, тот Леша. Он небольшого роста: метр шестьдесят, не выше. Какой из него солдат?

-Тот Леша и его мама там давно не живут. Родители купили им квартиру в юго-западном районе, где живет твоя Марья Васильевна.

Я запомнил один случай, когда встретил Лешину маму с мужчиной, старше ее, лысенький, облезлый, и как ей стало стыдно за своего спутника.

Вот, облечь бы воспоминания, Лешу, хохол не хохол,ну, какой хохол, если мама еврейка? нацист? черт его знает,, может, и нацист, но в тот момент мысли были не об этом, с его мамой, какими их представляю, и они, как ржавый гвоздь, в моей голове, в живую форму. И так чтобы они были не во мне, как обычно, когда переносишь на себя героя из книги, как тогда быть с Лешиной мамой: она ведь женщина - а рядом, как Тамара Андреевна, только на заднем сидении.

-Может, его как и Сергея?

-Я говорил, кричал ей, чтоб сделала так, чтоб он исчез, а она. Она сказала, что он останется без работы. Какая работа? Что блокпосты. А потом он не согласился. Где он теперь?

-Под Кременчугом.

Тамара Андреевна набрала номер телефона однокурсницы. Сергей ее сын. Однажды та позвонила и тихо, как бы извиняясь, попросила их адрес – «на всякий случай», когда его призвали в армию: а вдруг попадет в плен и так далее. И рассказывала, что ходила в военкомат, просила. Бог мой! Кого? Деньги нужно было. Доллары! Тысячи! Тысяча долларов - не меньше. Теперь короткие гудки.

-У нее нет денег. Не отвечает. Сбросила.