Архипелаг Кергелен. Глава 3

      Глава 3. Барак.
      
      Жизнь деревянного барака, с дощатыми засыпными стенами, между которыми ютились комнатки с печками-каменками, служившими круглый год для приготовления пищи, а в зиму и для отопления, при отсутствии сравнения казалась нормой. Только побывав дома у одноклассницы …, жившей с родителями в центре города на втором этаже двухэтажного, шлакоблочного, оштукатуренного и окрашенного в нежную охру дома, с центральным отоплением, водопроводом, канализацией и цветочным балкончиком с затейливыми балясинами, понимаешь разницу жилья во времянке в четыре метра с тараканами, в комнате барака или в доме со всеми удобствами…

      Конечно, отдельные из тогдашних удобств обустраивались по технологиям и возможностям времени и места. Поскольку яма разреза уже начала тянуть почву на себя, в центре города не все дома были подключены к единому канализационному коллектору, а обеспечивались выгребными ямами для каждого туалетного стояка, по мере заполнения которых ассенизаторские машины отсасывали и вывозили на поля их содержимое.

      Неделю, после такой процедуры в квартирах стоял смрад, но этот небольшой натурализм был серьёзной альтернативой выгребным туалетам, которые тогда ещё сохранились в некоторых дворах центра города, а в частном секторе и вообще были, как и сегодня, нормой быта, центральное отопление в многоквартирных домах обеспечивали небольшие квартальные кочегарки с высоченными железными вытяжными трубами, такие автономные отопительные станции теперь считаются выгоднее крупных районных ТЭЦ, - короткие магистрали, ну и газ, конечно.

      Времянка эта была на улице Ракитной, в зиму с 1954 на 1955 год, в самом конце улицы, дома за два до поля за которым был, да и сейчас, только лес с кладбищем. Этой зиме предшествовало 14 сентября 1954 года, известное всему миру, как день испытания ядерного заряда на Тоцком полигоне при участии десятков тысяч военнослужащих, получивших при этом реальные дозы радиоактивного облучения. В эту зиму, уже после Тоцкого испытания, на земле было проведено ещё не менее двенадцати испытаний ядерных зарядов разного предназначения. Заглянув в современные открытые источники можно найти подробные сведения о каждом из них, как свидетельств подготовки сторон к ядерному сдерживанию, а если потребуется и к противостоянию.

      Однако, как показала практика моей тогда девятилетней жизни особых научных усилий и финансовых вложений, чтобы удушить человека не надо, поскольку вполне достаточным было несколько  раньше положенного времени перекрыть в его избе дымоход.

      Туалет, - отхожее место, было на огороде и по ночи, да по зимней темноте часов с пяти вечера, выходить за сараи было жутко. На этот случай в холодной времянке стояло ведро с постоянно промерзающей водой, в которой ничего из попавшего не могло раствориться и замерзало, пока мать, придя за полночь из второй рабочей смены не выбрасывала всё, чем я в ведро расщедрился, на огород, и протапливала к утру печь и времянка наполнялась оттаявшими тараканами. Питались хлебом, картошкой и очень редко молоком.

      В одном классе со мной учились дети из детского дома № 3 – Ленинградского. Сытые, выспавшиеся с чистенькими подворотничками и непонятно для меня недовольно – сосредоточенные. Они завидовали нам – домашним, а я завидовал им – сытым, хорошо одетым и обутым. С утра от них пахло детдомовской кухней с какао и молоком, а на перекус в большую перемену при каждом была ватрушка или плюшка к компоту в столовой. Моё место в третьем классе было со стороны окон, а рядом со мной сидела довольно рослая девочка, запирая для меня свободный выход, как с места, так и из класса.
   
      Однажды, на перемене, перебирая учебники и тетрадки она выложила булочку на скамью нашей парты, где и оставила, выйдя к подружке в соседний класс. Мне же, что бы выйти из-за парты надо было пронести себя над ароматной, посыпанной чем-то розоватым корочкой плюшки, чего я совершить не мог. Взяв плюшку, я переложил её на внутреннюю полку её половины парты, но не вблизи, а в глубину, к задней её стенке, за портфель, чтобы случайному человеку увидеть её было непросто, а хозяину можно было  нащупать, и вышел из класса.

      Вся в бантах соседка встретилась мне в дверях и надо полагать прошла сразу к сладкому, но не обнаружила его на месте. Начались истеричные поиски. На помощь в поисках была привлечена и Софья Григорьевна Старгудаева, наша учительница, которая тоже стала переживать о пропавшей булочке. Когда, по звонку, я вернулся в класс, поиски были в самом разгаре. Уже было проверено моё место и пространство за батареей, а с моим появлением и моя вельветовая курточка на предмет крошек. Когда же мне был задан прямой вопрос, не видел ли я…, я, запустив руку в парту соседки, нащупал булку и, подержав чуть больше положенного в ладони, выложил рядом с чернильницей. Суета прекратилась, урок начался, а моей соседке было разрешено есть свою булку, но уже в отсутствие пропущенного компота. Этот хруст, сладкое жевание и аромат ещё долго были для меня признаком сытой жизни, а запах плюшки с руки до вечера того дня.
 
      Впервые мясные котлеты мать приготовила на Крещение 19 января 1957 года, когда получила в кассе отпускные к двухнедельному отпуску в который уходила с понедельника 21 января. О приготовлении котлет в этот день в честь отпуска я знал заранее и внутренне к этому празднику готовился. Но на большой перемене, углубившись в свои мысли, я отвлёкся от процессов коридорной беготни и был сбит с ног Валеркой Кожевниковым, отлетевшим от тумака Толика Кнауса. Пострадал я внушительно. Ударившись лицом об дощатый школьный пол, разбил себе нос, губы и обрызгался кровью.

      Отчитывая за шалости моих друзей – одноклассников, Софья Григорьевна назидательно разъяснила всему классу, что на производство одной капли крови организм человека затрачивает массу продуктов, такую, как одно куриное яйцо и теперь, чтобы восполнить всю пролитую мною необходимо очень много куриных яиц. Пример был очень поучительный, поскольку с куриными яйцами в стране и в городе Коркино, за исключением частного сектора,  всё ещё наблюдался некоторый дефицит.
 
      Губы распухли, и когда дома мать поставила передо мной блюдо с котлетами, удалось только надкусить одну их них. Как мне стало известно намного позже, этот день - суббота 19 января 1957 года, отметился испытанием совершенно нового типа ядерного устройства - зенитной управляемой ракеты с ядерным зарядом, которая была подорвана на полигоне Капустин Яр на высоте более десяти тысяч метров. Случайным ли был запуск изделия на Великий Престольный праздник, или таков был тайный замысел создателей, прояснить уже нет возможности, но я отчётливо помню свои первые домашние котлеты, которые попробовал в такой, как позже стало известно, не рядовой день, не считая Крещения.

      Странно, но за эту невыносимо жуткую и голодную зиму к нам, ни разу не пришли из опеки, как не приходили от них и в предыдущее лето - 1954 года, когда пришлось жить в съёмных дощатых сенях дома номер тринадцать по улице Танкистов. В этих сенях мы жили с конца марта по октябрь. Стены были дощатыми, но без сквозных дыр, помещение влажным и если в нём не было тараканов, то только потому, что оно было забито двухвостками. Этих тварей можно было бить, не переставая и они постоянно прибывали, по – видимому плодились со скоростью истребления.
 
      Электрическую плитку для готовки хозяева включать запретили, разрешали готовить на имевшейся в этих же сенях печке, но поскольку покупных дров не было, выходили из положения сбором всяких щепок и веток, досок от старых заборов и строительного мусора. Эти заготовки были моей обязанностью.

      Помню один день, оставшийся в памяти из детства на этой улице – первое июня 1954 года: «Сегодня первый день лета», говорил я встречным о своём неожиданном открытии. Было ли это тогда уже Днём защиты детей? Неожиданно, через шестьдесят пять лет, объявился в памяти и день, бывший накануне – 31 мая 1954 года, восстановила его случайно обнаруженная фотография, подаренная матери в тот год самим фотографом, маминым дальним родственником, любителем фотографии, который почему – то в понедельник днём оказался с фотоаппаратом у дома, где мы ютились с матерью и сделал фотографию с участием всей, находившейся тогда на улице детворы. Никого не помню…

      Числа седьмого июня этого же лета, соседские пацаны втянули меня поиграть на деньги в «котёл», обыграли меня, хотя я очень надеялся, что, как минимум удвою один рубль, оставленный мне матерью, что бы я купил домой булку хлеба. Обыграли жульнически. Тогда пришлось возвращать свои кровные с помощью соседского пятнадцатилетнего паренька, ловко обыгравшего моих обидчиков и вернувшего мне мой рубль с советом не играть на деньги с профессионалами. Через полгода мой спаситель на том же пятнадцатом году жизни умер от белокровия.   
 
      В ноябре 1955 года, по ходатайству комбината, матери была выделена комната в бараке № 13 за железнодорожным мостом, который был переброшен через пути в конце тогдашней улицы Калинина, как раз между железобетонным заводом, хлебозаводом и продуктовым холодильником. Барак был в ведении находившегося за железной дорогой стекольного завода, его жилфондом, дощатой засыпной конструкцией из двух состыкованных под прямым углом одноэтажных строений. На самом углу в комнатах с отдельным входом жили токари Смирновы Варвара и Александр с сыновьями – двойняшками Вовкой и Сашкой.

      Строения этого барака имели входы со своих торцов, было и парадное, выходившее на проезжую часть, и был двор, заставленный сараями и угольными ларями. Комнатка, настоящее счастье, была метров два с половиной на три с печкой и помещала в себя кровать – полуторку, сундучок с нехитрым барахлом, столик, подставку под ведро с чистой водой и помойное ведро на полу у входа. Сундук появился позже, как подарок деда, а  не как особое приобретение, как и стол и своя кровать, что касается  подставки под ведро с водой, как и репродуктор - тарелка, то были они великодушно оставлены съехавшими жильцами, как и продавленный больничный матрас, под размер которого и подбиралась будущая кровать.

      Своего имущества было не много, первая очередь вполне поместилась на взятые у хозяев времянки по прежнему месту жительства санки, на которые я его и погрузил. Самостоятельно. Мать не могла в этом предприятии принять участия, поскольку осталась охранять полученную комнату от возможного посягательства очередников и отправила меня одного по старому адресу за имуществом. Хозяйка времянки по сокрушалась, что квартиранты срочно съезжают, но собрать пожитки и уложить их на доверенные санки помогла.

      Как помню, было 22 ноября 1955 года – вторник. По вторникам, четвергам и субботам с четырёх до шести часов в спортзале ДК имени Кирова я занимался в секции борьбы. Уже смеркалось, и на востоке поднималась половинка Луны. Давно состоялись первые снег и лёд, на дороге лежал хороший наст и санки покатились довольно легко. На перекрёстке Ракитной и Белинского повстречался парнишка из параллельного класса, по совместительству борец из той же спортивной секции и поинтересовался, почему я не пришел на тренировку, пришлось задержаться и поделиться с ним новостью о переезде в полученное новое жильё.

      Дальше лежала знакомая дорога мимо детской библиотеки до родной начальной школы, мимо клуба Горняк и городской гостиницы до ворот швейного цеха, а затем новая до железнодорожного моста. Преодолеть это гигантское трёх ярусное сооружение и налегке было не просто, а с загруженными санками просто невозможно. Пришлось идти поперёк железнодорожных путей…

      В те годы путей было восемь, на которых в это время стояло четыре состава, шестнадцать рельсов, которые пришлось преодолевать перетаскивая через них санки с поклажей. Мыслей о том, что делается что-то не детское, не было. Полных девять лет, уже десятый, третий класс, отличник, немного борец, мама ждёт – нормально. Сложнее всего было пролезать под вагонами стараясь не перевернуть на рельсах санки с поклажей и не упустить момент, когда поезд, вдруг тронется.

      Мать ожидала, не выходя из комнаты, поэтому протопила только остатками дровишек, которые нашлись около печки, но это было своё тепло и когда вещи нового жильца, как гарант заселения, заняли своё, пока временное место, мать ушла на поиски дров, оставив меня отдыхать на расстеленном на холодном полу матрасе.

      Радио – большая картонная тарелка, сообщило, что оно радиостанция «Маяк» и уведомляет граждан Советского Союза, что в этот день, 22 ноября 1955 года, Советским Союзом произведено первое испытание термоядерного заряда, заряда невиданной мощности и разрушительной силы и произошло это где-то в Казахстане, и что никто не пострадал. Через несколько лет, из любопытства и к последующему своему огорчению я разобрал центральный блок этого чудесного аппарата, который вполне мог пригодиться мне в будущем, как раритетный свидетель эпохи, приносивший в моё жилище информацию о событиях со всего мира.