История одной квартиры

Дождь за окном лил с обеда. Мокрая ветка ели упорно стучала в стекло, словно просящийся в дом призрак. Тёмная ноябрьская улица освещалась редкими фонарями, из-за потоков воды казавшимися глазами древних мифических чудищ. От них на стенах плясали тени, делая вечер ещё более пугающим.

Людмила Георгиевна сидела у окна с книгой. Пасмурные ноябрьские вечера она любила, хоть в этой любви и было много боли. Но именно в такие дни воспоминания о прошлом приходили легко и естественно, их можно было перебирать, словно сокровища из бабушкиного сундука. Брать, разглядывать, откладывать в сторону, выбирать следующее. Солнечным летом прошлое казалось слишком далёким и нереальным, словно и не было его. В такие дни Людмила Георгиевна доводила молодых соседок до белого каления, критикуя слишком короткие юбки и слишком открытые плечи, или бралась печь пироги для церкви в раскалённой кухне. Дела позволяли отвлечься от несоответствия реальности и того, что было самым ценным в жизни женщины, — памяти о прошлом.

В дверь позвонили. Хозяйка дома неторопливо поднялась и пошла открывать. Наверное, Василиса Егоровна пришла жаловаться на соседку сверху. Глазок показал пустую площадку, но женщину это не удивило: общительная приятельница была изрядно согнута навалившимися годами. Впрочем, их количество она до сих пор кокетливо скрывала.

Звонок нетерпеливо пропел на бис.

— Да-да, уже иду, — пробормотала Людмила Георгиевна и получила в отворившуюся дверь залп юношеского негодования, упакованного в короткое:

— Ну и хрень творится на улице!

Открывшееся зрелище впечатляло. С маленькой девичьей фигурки вода лилась, как из крана, на площадке образовалось небольшое озерцо. Кожаная лётная куртка с чужого плеча кое-как висела на худеньких плечах, упорно съезжая на сторону. Кожаные же бриджи были заправлены в высокие сапоги с бесчисленным количеством заклёпок, шнурков и цепочек. И волосы, что за жуткая причёска! Кривой, клокастый ёжик, выкрашенный в синий цвет, поразил хозяйку квартиры в самое сердце.

— Здрасте, тётя Мила, — растянулись в вежливой улыбке тёмно-коричневые губы. — Можно я войду? Зонт не взяла, а там ливень — словно унитаз на небе сливают.

— Господи, ну и лексикон! — охнула пожилая дама. Но тут же отодвинулась, связав наконец жуткое видение с симпатичной внучатой племянницей, которую до сих пор видела только на фотографиях да в трёхлетнем возрасте. — Здравствуй, Анжелика. Заходи и разувайся.

Девушка выудила из собравшейся на полу лужи походный рюкзак и переместила его вместе с половиной воды в прихожую.

— Мама ведь вам звонила, правда? А то такое ощущение, что вы не в курсе, что я к вам вписываюсь…

— Да, я… в курсе, — пробормотала хозяйка. Потом припомнила разговор с племянницей и уже строже уточнила: — Только я ей сказала, что не принимаю гостей.

Ася действительно звонила недели две назад и получила отказ. Но в их семье плохо умели принимать поражение. Что же она такое рассказывала про свою дочку? Сказала, что та не поступила в театральный, но всё ещё хочет стать актрисой и будет ходить на какие-то курсы. И ещё, что Ася не считает нужным отпускать своё ненаглядное дитя в съёмную квартиру, если в столице есть тётка с большой полупустой жилплощадью. Логично. И очень трудно объяснить, почему ты всё-таки собираешься выгнать будущую звезду на улицу.

Людмила Георгиевна вспомнила бьющуюся в стекло ветку ели. К сожалению, по такой погоде прогнать ребёнка и впрямь не получится. Тем более без зонта. Она поставила перед удивлённо взглянувшей на неё девочкой тапки и пошла готовить чай. Из ванной донёсся звук льющейся воды. Придётся поселить Анжелику на эту ночь, а утром отправить в свободный полёт. Лучше всего — домой. Людмилу Георгиевну устраивала её жизнь такой, как есть. И потом, что за манера: без неё решать, кого пускать в её же квартиру, а кого нет?!

На кухне появилась Лика — босая и в непонятном чёрном корсаже со шнуровкой, почти не прикрывающем грудь. Лучше бы оставила куртку.

Женщина возвела глаза к потолку и начала считать до ста.

***
— Ася, я ещё раз повторяю, я не собираюсь оставлять её у себя! — раздражённый голос хозяйки разносился по всей квартире, хоть та и пыталась говорить тише.

Лика сбросила рюкзак у двери и спокойно обходила комнату, стараясь не обращать внимания на разговор за дверью. Мама дала ей чёткие указания: быть хорошей девочкой и убедить тётю оставить гостью до конца обучения. При этом полагалось ненавязчиво позаботиться об одинокой пожилой женщине. Конечно, это не маме приходится терпеть драконьи взгляды, которые одинокая пожилая женщина бросает на прикид Лики. Но обитать где-то нужно, так что придётся потерпеть.

Родители говорили, что тётя Мила живёт одна уже лет четырнадцать, с тех пор, как умерли её муж и дочка. Какая-то жуткая авария, причём выжила только та женщина, что вылетела на встречку, остальные погибли. В общем, в семье не любили вспоминать эту историю, зато с упоением обсуждали, что тётушка с тех пор замкнулась в себе, не желает видеть никого из родни, а квартиру собирается оставить государству.

— Да, я понимаю, что ей нужно где-то жить! И я понимаю, что ей нужен присмотр. Приезжай и сними ей квартиру, в конце концов…

Наследование тёткиной жилплощади Лику не очень интересовало, но было что-то таинственное в этой закрытой жизни — притом в самом центре мира! Тайны девушка любила, но пока все они сводились к комнате с запылившейся мебелью, запахом книг, лаванды и умерших от скуки плюшевых мишек.

— Послушай, я тебе сразу сказала, что у меня остаться нельзя. Я готова приютить её на неделю, но после этого Анжелике придётся съехать… Да… Да… И тем не менее… Ася, не пытайся мной манипулировать. У кого ты этому научилась?.. Разумеется… Так вот, даю неделю, не больше. Всё, всего доброго… Да, да. Передавай привет матери и мужу. Прощай.

Лика плюхнулась на кровать. По крайней мере, семь дней есть — уже утешение. Она благодарно подняла глаза к небу и тут же скатилась на пол: на потолке явственно виднелась огромная пятерня, причём прямо над подушкой. Не то чтобы девушка верила в нечисть, но… Уж очень много страшилок они с братом рассказывали на ночь, а это пятно словно явилось из тех самых историй про чёрную-чёрную руку.

— Твоя мать — настоящая интриганка! — возмущённо сообщила тётя Мила, встав в дверях. Успевшая дезертировать туда же Лика подпрыгнула, а потом молча указала пальцем на пятно. Голос у неё отнялся. — Вот чертовщина!

Хозяйка тут же вылетела из спальни. Выскочив следом, девушка с удивлением обнаружила, что та снова кинулась к телефону и начала стучать по клавишам.

— Егоровна! Егоровна, забудь про суп, у тебя в дальней комнате батарея протекла! У меня пятно на полпотолка! Да-да, поторопись. Пока… А я ей говорила, что давно пора всё менять! — сообщила немного успокоившаяся Людмила Георгиевна родственнице. — Трубы прогнили лет десять назад. Но кто ж её убедит, она сама всё лучше других знает! Задавака!

И пожилая дама удалилась к себе, продолжая ворчать под нос. Лика осторожно заглянула в комнату. Ну да, пятно как пятно. И чего пугаться? Она встряхнула головой и принялась разбирать рюкзак. Чувство беспокойства осталось.

Позже, уже облачившись в чёрную пижаму с черепами, гостья снова легла в постель. Но «ладонь» на потолке так и притягивала её взгляд, отвлекая от мобильного.

— Не волнуйся, Василиса Егоровна уже подставила тазик.

Лика опять подскочила на кровати: перед зеркалом крутилась девушка в ночнушке с рюшами. Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать недовольство. Но к рюшам добавлялись откровенно розовый цвет одеяния и волосы, спадающие до талии светлыми волнами. Настоящая Барби-дура! Но откуда?..

— Я Саша, — представилась незнакомка.

— Какая ещё?... — в сознание медленно проползла холодная мерзкая мысль, заставившая мурашки устроить олимпиаду на спине Лики. — Но ты же… мертва! — Последнее слово прозвучало совсем тихо.

— Ну да, мертва, — легкомысленно пожала плечами та, возвращаясь к зеркалу, и принялась заплетать косу. Этот бытовой жест совершенно не вязался с ликиными представлениями о призраках. — Подумаешь! Это не повод съезжать из родного дома. Ты дочка Аси, верно?

— Верно, — задумчиво повторила девушка. Потёрла с усилием лоб. Пятна на потолке кое-как, но вписывались в допустимую картину мира, а вот тётя-привидение в розовой ночной рубашке… — Слушай, ты…

Она подняла голову, но в комнате уже никого не было. Мурашки сделали победный круг и затаились. Лика проверила шкаф, коридор и пространство за дверью — никого. Только спустя полчаса она решилась выключить свет и тут же принялась вглядываться во мрак, подчёркнутый уличными фонарями. Жутковатых теней в комнате хватало, но больше ничего не шевелилось и не проявляло стремления к общению или к удушению неосторожных жильцов.

— Посолить и сжечь, — пробормотала девушка, осмелившись наконец лечь обратно.

Через пять минут тревожного бдения она заснула. И снилась ей сцена, огни рампы и целый зал белокурых зрительниц в розовых ночных рубашках.

***
Утром Лику разбудила мама: позвонила узнать, как дочь устроилась и какие ближайшие планы.

— Я слышала ваш разговор вчера, — оборвала её девушка. — Я ей поперёк горла, надолго зацепиться вряд ли получится. Как я могу что-то планировать?

— Тётя Мила… очень сложный человек. Она давно живёт одна, да и до этого была несколько… независимой, — запинаясь, стала пояснять далёкая милая матушка. Они там, наверное, уже поели и собираются на прогулку по роще. Мишка будет фотографировать всё подряд на первый в своей жизни телефон, а потом станет хвалиться смазанными снимками одноклассникам. Девушка недовольно потёрла лоб, чувствуя подступающие слёзы. Ей очень хотелось в Москву. Но совсем не хотелось чувствовать себя такой одинокой и потерянной. —  Но поверь, тётя хорошая, и ей очень тяжело после смерти родных. Я хочу, чтобы ты за нею присмотрела. Ей нужна компания, нужен кто-то молодой рядом. И кто лучше тебя справится? Будешь рассказывать ей про свои актёрские успехи, про прогулки по городу и что там ещё.

— Мам, ты о чём?! Какие актёрские успехи? — возмутилась Лика. — Мне теперь полгода балду пинать, пока снова представится шанс!

— Не балду пинать, а заниматься — танцами, вокалом, сценической речью. Особенно речью. Ты можешь рассказать о концертах и спектаклях, на которые сходишь. О том, что происходит здесь и сейчас. Пожалуйста, милая! — голос мамы стал умоляющим. — Постарайся удержаться!

— Лады, я постараюсь. Но кто о ком будет заботиться? Вчера ты о том же просила тётю.

— Вы друг о друге. Так и бывает в семьях, солнышко.

— Ты же сказала, что с такими волосами я рыбка.

— Хорошо, хорошо, будешь рыбкой. Всё, ступай. Я люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю, мам. И папу. И даже Мишку, только не говори ему.

— Не скажу, — ответила мама именно тем тоном, по которому сразу было ясно, что она обязательно всё передаст.

Лика отложила мобильник, надела платье (штаны тёте явно не понравились) и отправилась на кухню. Встреча с призраком забылась вместе с прочими снами этой ночи.

***
— Доброе утро, — поприветствовала её хозяйка, сперва оглядев с ног до головы. Впрочем, комментариев не последовало. — Садись, сейчас положу тебе кашу.

Лика поморщилась: она с детства не терпела манку, а в кастрюльке была именно она.

— Ага. Звонила мама. Просила ещё раз поблагодарить, что помогли и вписали меня.

Теперь поморщилась хозяйка. Видимо, всё ещё переживала проигранный накануне спор.

— Она говорила, ты хочешь стать актрисой.

— Нет, — тряхнула стриженной головой девушка. — Я стану актрисой.

— Но… — не сразу поняла разницу пожилая дама. — Ах да, конечно. Тогда позволь кое-что сказать. Я, разумеется, ничего не смыслю в этом деле, но…

Людмила Георгиевна запнулась.

— Ну?

— Тебе не кажется, что будет трудно получить роль с такой… стрижкой, — еле выговорила женщина откровенно неподходящее для этого безобразия слово.

— А, отрастут. Мама заявила, что с синими волосами меня не отпустит, поэтому я их обкорнала. Пока похожу, посмотрю, что и как. Вы не беспокойтесь, я и работу найду. Мне только крыша нужна. Поем сама, в «Макдоналдсе»…

— Что за ерунда! Портить свой желудок в таком возрасте! Есть будешь дома. Завтрак в семь, ужин в шесть вечера. И не опаздывать, понятно?

— Так точно! — отрапортовала Лика. И только тут хозяйка поняла, что только что сама согласилась отвечать за девочку. Но ведь это жутко выглядящее создание просто пропадёт без присмотра!

***
День прошёл в занятиях и знакомстве с городом. Вечером, вытерпев очередную гримасу хозяйки по поводу прикида — короткой чёрной юбки, сапог на платформе, тёмно-красных колгот и чёрной же блузки с корсетом — и постаравшись как можно быстрее поесть, Лика убежала к себе. Два часа пролетели в телефонных разговорах с оставшимися дома подругами, жалобах на родственницу и рассказах о жутком пятне на потолке.

Услышав, что тётя отправилась к соседке, гостья решилась осмотреть другие комнаты.

В гостиной Лика уже бывала. Включив свет и время от времени вздрагивая, когда с верхнего этажа до неё доносились сериальные возгласы и стоны, девушка прошла от двери к окну. Главным в комнате был телевизор, напротив которого вытянулся диван красивого зелёного цвета, скрытого под коричневым покрывалом («Постарайся не сбивать покрывало — иначе обивка выцветет!»). На журнальном столике жила стопка книг, рядом лежал футляр с очками («Не урони!»). Высокий шкаф с кучей дверец оказался заперт. Только пара ящиков удовлетворила любопытство Лики. В них оказались обычные лекарства и нитки с иголками.

В окно стукнула ветка, и девушка тревожно оглянулась. Тени от деревьев танцевали на стекле под музыку дождя. Несмотря на такую банальщину, как громко страдающий телевизор, гулять одной по чужой квартире оказалось жутковато. Лика хотела включить музыку на телефоне, но сообразила, что тогда может не услышать возвращение хозяйки.

В комнате тёти Милы было чисто прибрано. На широкой кровати лежало серебристое покрывало и две подушки в нарядных наволочках. В гардеробе висели костюмы с прямыми юбками и строгими жакетами, а также отглаженные блузки самых скучных цветов. На туалетном столике выстроились баночки с кремами, лекарства и многочисленные фотографии в рамках. Нарядная девушка с дипломом в руках, её белокурые локоны украшает маленькая корона. Несколько чёрно-белых изображений младенца (младенцев? кажется, они различались, но Лика не готова была поклясться). Множество снимков с семьёй из трёх человек. Ещё на одной улыбались молодожёны в старомодных костюмах.

— Это наша свадьба, — дружелюбно подсказал усатый мужчина, стоящий у окна.

Лика подпрыгнула и молча уставилась на него.

— Ты похожа на свою маму, — столь же мирно продолжил он светскую беседу, подходя ближе. Но заметив состояние собеседницы, замедлил шаг и попытался снова. — Я Фёдор, муж Милы. А ты Лика, я тебя сразу узнал: у тебя мамины глаза.

Несмотря на седину, он действительно походил на жениха с фотографии и ещё больше — на гордого родителя дипломницы с другого снимка. У Саши были такие же светлые волосы и изящные черты лица, однако мужчина выглядел добрее, мягче; особенно располагали к себе морщинки вокруг глаз.

Это… это… стоп. Нужно дышать. Перечитала фантастики, только и всего. Лика зажмурилась, досчитала до ста и снова открыла глаза.

— Очень приятно, что ты можешь меня видеть, — призрак задумчиво погладил фотографию женщины и девочки лет тринадцати на фоне моря. Тени его рука не отбрасывала. — Обычно никто даже не слышит.

— А… — девушка прокашлялась. — Афигеть! Тётя Мила в курсе, что вы с тётей Сашей так здесь и ошиваетесь?

— Нет… — дядя Федя вздохнул и тут же попытался улыбнуться собеседнице. — Но поскольку за влезание в комнату тебе достанется, предлагаю быстренько досмотреть фотографии. Тебе ведь любопытно?

Лика хлопнула ресницами. Эта посмертная невозмутимость сбивала её с толку. Но родственник воспользовался законом, утверждающим, что молчание — знак согласия, и начал экскурсию:

— Вот это мой сын Боря.

— У вас же была дочь! — удивлённо перебила Лика, сбившись с режима испуга.

— Бебе умер маленьким, как раз в ноябре. Меньше года жизни — а мы так и не смогли забыть это горе, — покачал головой мужчина. — Это маленькая Сашка, моя принцесса. А это Мила вскоре после замужества. Она красавица, не правда ли?

Гостья честно посмотрела на указанное фото и вежливо хмыкнула. Вообще-то красавцем был сам Фёдор, а юная тётя… ну, милая, не более того. Однако призрак смотрел на фотографию с нескрываемой любовью.

— Ой, это же я! — воскликнула девушка, заметив за другими рамками большую фотографию с семьёй под ёлкой. Здесь были дядя Федя с женой и уже взрослой дочерью, родная бабушка Лики, её родители и сама Лика в возрасте трёх лет, с большим бантом, уже изрядно съехавшим набок.

— Да, мы тогда праздновали вместе. И вы с Сашкой бегали и шумели. Потом разбили вазу, которую я привёз из Польши. А Мила вас даже не наказала — так всем было весело.

— Я и не помню ту поездку… А это?

— Это наши похороны.

— В смысле?..

За окном завопила сирена, и Лика непроизвольно обернулась. Когда она снова посмотрела на туалетный столик, дяди уже не было. Девушка несколько раз закрыла и открыла глаза, отвернулась и повернулась снова, но больше никто не появился.

Старые часы на стене пробили десять, и Лика спохватилась, что её могут поймать. Она осторожно выстроила фотографии в прежнем порядке и скользнула к себе. Едва плюхнувшись на кровать, девушка услышала поворот ключа в замочной скважине. Лика включила музыку в наушниках на максимум, закрыла глаза и притворилась культурно отдыхающей.

На самом деле она до полуночи размышляла о том, что сходит с ума.

***
В субботу девушка проснулась только к полудню. Неделя получилась напряжённой — занятия с преподавателями по вокалу и танцам, поиск работы, отмывание новой комнаты, — и Лика позволила себе понежиться в постели в первый выходной.

В гостиной уютно тикали часы. Тётя Мила бренчала на кухне посудой, что-то готовя. Чисто отмытая комната радовала кофейным ароматом вчерашней свечи и развешанными на стене постерами. Почтовый ящик выдал несколько сообщений от друзей и приглашение на далёкую тверскую вечеринку.

Нужно было всё-таки встать и принять душ, а потом позавтракать чем-нибудь. Тётя сегодня с утра собиралась в гости и обещала вернуться не раньше ужина…

Лика скатилась с кровати и замерла, прислушиваясь. Звуки явно неслись с их кухни, но шаркающие шаги ничем не походили на строгую походку хозяйки. Кто же проник к ним в квартиру?! Или это очередной призрак — может, родители тёти Милы? Ощущая панику и отчётливую уверенность в том, что ещё один призрак её добьёт, Лика прокралась по коридору и осторожно заглянула за угол.

— Проходи, проходи, не стесняйся! — радостно зачирикала суетящаяся по кухне старушка, даже не оглянувшись. — Люся никак нас не познакомит, вот я и решила проявить инициативу. Ключики-то у меня есть — на всякий случай. Ой, какая чудесная пижамка!

Она с видимым удовольствием оглядела многочисленные черепа на одежде Лики, после чего подняла взгляд на ошарашенную девушку.

— Я Василиса Егоровна, ваша соседка сверху. А ты можешь не представляться, — её сморщенное личико растянулось в широкой улыбке, продемонстрировав 32 крепких зуба. — Садись, садись, я тебе гренок нажарила, будем пировать!

Забыв про душ, Лика устроилась за столом и принялась уплетать угощение, пока соседка увлечённо рассказывала о других жильцах дома, о своём сыне, подарившем ей телевизор с отличным звуком и телефон:

— И яблочко, и тарелочка, — хихикнула Василиса Егоровна, демонстрируя обновку. — Очень удобно, когда хочется узнать, что творится в мире. — И без перехода поинтересовалась: — Будешь вести театральный кружок у моей внучки? Им нужен кто-то для организации спектаклей.

— Но… я же не препод? Сама ещё только собираюсь учиться, — промямлила девушка.

— А им необязательно. Я обо всём договорюсь!

Так Лика, не успев позавтракать, нашла работу. Когда гренки подошли к концу, соседка вытащила из духовки противень сказочно пахнущих пирогов.

— Это тебе на остаток дня. Мне пора бежать — дел невпроворот. А ты, девочка, отдыхай, кушай пироги и… в общем, береги себя!

Лика с несчастным видом разглядывала противень, понимая, что место в животе закончилось ещё минут двадцать назад, и только кивнула. Но когда она пошла проводить старушку, её неприятно поразил прощальный взгляд Василисы Егоровны — ласковый и сочувствующий. Словно гостья знала, что девушка потихоньку шизеет.

***
Остаток выходных прошёл спокойно. Лика погуляла по центру, посидела в интернете, общаясь с друзьями, посмотрела кино. Отдельным поводом для гордости оказались совершенно мирные ужины с тётей. Правда, как выяснилось из случайно подслушанного телефонного разговора, за это следовало благодарить Василису Егоровну: она хорошенько обработала приятельницу, и теперь хозяйка отчитывалась, что вела себя как идеальная родственница. С точки зрения Лики, доставать её вопросами о том, какие музеи она успела посетить за одну неделю, и рассказами, что в каком-то московском театре идут отличные постановки надоевшего ещё в школе Островского, — не признак идеальности. Зато к её нарядам больше не цеплялись.

Вечером в воскресение девушка пораньше легла спать, чтобы на занятии быть свежей, и тут же услышала детский плач. Очень громкий детский плач.

— Да что за фигня! — Лика вскочила с постели, готовая рвать и метать. Стоящий возле колыбели дядя Федя смущённо покраснел. До сих пор этой колыбели в комнате не было. — Это что за сигнализация?!

Надрывался толстенький малыш в ползунках, которого мужчина держал на руках.

— Это Бебе, — пояснил призрак, неловко улыбаясь. — Никак не могу успокоить. Обычно его мама укладывала.

— А сейчас кто этим занимается?

— Я пытаюсь, но… — на приятном лице появилась и исчезла грусть и что-то ещё. Он быстро отвернулся и снова сосредоточился на ребёнке. — А Люся жива и не слышит. Мы тебя сильно потревожили?

— Вообще-то я спать завалилась. Как его… выключить?

— Люся ему пела. Но я не могу вспомнить ни одной колыбельной, — он попытался укачать сына, но тот не замолкал. За плачем девушка еле расслышала тихое: — Я мало бывал дома.

— Эй ты, мелкий! — Бебе удивлённо затих, таращась на нахальную тётку, которая с ним не сюсюкала. — Утихни!

Маленький ротик снова раскрылся для обиженного рёва, но очертания двух фигур поблекли, и через мгновение Лика осталась в комнате одна.

— Так-то лучше! А то колыбельную ему… — проворчала она, возвращаясь в постель. И уже устроившись под одеялом, задумалась: они есть. Они призраки, и это не её глюки — ведь тётю Сашу она сначала увидела в комнате, а уже потом на фото. Или она просто сошла с ума, и фотографии ей тоже привиделись? Да ну их к чёрту! Призраки — пусть! Лишь бы спать не мешали.

***
Людмиле Георгиевне было плохо. Во-первых, она глупейшим образом простыла, чего не позволяла себе уже много лет. Теперь всё тело ломило, а из носа текло непрерывным потоком. Всё из-за Лики: девчонка в середине января выскочила из дома без шапки, и пожилой даме пришлось догонять её, даже не переобувшись из домашних тапочек в сапоги.

Вторая проблема состояла как раз в том, что Людмила Георгиевна умудрилась поссориться с гостьей, и теперь ребёнок ушёл из дома в неизвестном направлении. С почти пустым рюкзаком, жалкими остатками первой зарплаты и опять без шапки. Беспокойство из-за Лики, одной в огромном чужом городе, и стыд за своё поведение мучили женщину гораздо сильнее всех проявлений простуды.

Началось всё довольно нелепо. Девочка напридумывала каких-то призраков и попыталась поделиться своей фантазией с хозяйкой. Однако дело касалось её семьи, и Людмила Георгиевна вспылила. Идея, что Сашка или Федя так и бродят по комнатам, беседуя с чужачкой и скрываясь от родной матери и жены, показалась ей дикой и обидной, а уж упоминание Бебе довело до белого каления. Кажется, она кричала что-то о неблагодарности, о лазании в чужие дела и о том, что квартиру нахалка всё равно не получит. Последнее было особенно глупо и несправедливо.

Чихнув и хорошенько высморкавшись, она поплелась в коридор. Нужно вызывать подмогу, но объяснять Егоровне произошедшее стыдно и неприятно. Однако куда страшнее мысль, что в противном случае объясняться она будет уже не с подругой-задавакой, но с разъярённой пропажей ребёнка матерью. К тому же сама она в таком состоянии точно не сможет ничего сделать. Лика даже на телефон не отвечает! И за окном уже темень, хотя это как раз неудивительно: солнце садится рано, в пятом часу. Однако от мрачного зимнего пейзажа тяжесть на сердце удваивалась.

Выслушав краткий сбивчивый рассказ, соседка вдруг дала отбой, а через минуту оказалась на пороге:

— Ну-ка марш в постель! С температурой тебе под одеялом лежать надо, а не коридор шагами мерить!

— Но как же Лика? — пропустила мимо ушей совершенно справедливое указание Людмила Георгиевна.

— Пей! — Егоровна сунула ей в руки какой-то травяной настой. И откуда взяла? Спрашивать, что это, было бесполезно. Дождавшись, пока страдалица опустошит кружку, соседка снизошла до разговора на беспокоящую Людмилу Георгиевну тему. — Я связалась с одним хорошим мальчиком, он найдёт твою Лику и быстро.

— Как он отыщет незнакомую девушку в Москве! Ты с ума сошла! Надо позвонить в полицию… Ой, я им уже звонила. Надо…

— Ну-ка легла обратно! Легла, я сказала! — угомонив хозяйку, гостья продолжила спокойным, даже весёлым тоном. — Он — найдёт, тут уж можешь не бояться. Динечка такой — кого хочешь найдёт. И связи у него лучше, чем у твоей полиции, так что не суетись. Я тебе чаю с малиновым вареньем пока сделаю… да и себе тоже. Посидим, подождём. Скоро и девочка твоя придёт.

Видимо, в том неопознанном вареве было что-то усыпляющее, так как звонок в дверь разбудил Людмилу Георгиевну. Соседка шикнула на попытавшуюся встать больную и кинулась открывать. Хозяйка всё же выбралась из-под одеяла и доползла до коридора. В дверях стояла Лика, с целыми ногами и руками, с дурацкой чужой шапкой на голове, без наручников и признаков опьянения. В общем, совершенно не оправдавшая страхов и страданий тётки. Лёгкое смущение и непривычная молчаливость были возмутительно малой платой за все переживания.

Не найдя слов, Людмила Георгиевна подошла к девочке и крепко её обняла.

Только тут она заметила стоящего рядом всклокоченного парня, привалившегося к косяку. Одетый довольно легко — в чёрные ветровку и джинсы, — с тёмными волосами и глазами, он производил немного жуткое впечатление. Но судить чужие наряды, когда собственная племянница чёрт знает что носит, хозяйка не решилась даже в мыслях. Вместо этого благодарно улыбнулась.

— Спасибо, ээ…

— Денис. Обращайтесь.

— Выпьете с нами чаю? — дама попыталась перехватить собравшегося уходить спасителя, тем более что Егоровна уже суетилась по кухне.

— Поел, — так же кратко ответил парень и сбежал, даже не глянув на свою находку. Зато Лика ещё с минуту расстроенно сверлила взглядом закрытую дверь.

— Прилетает-улетает, так всегда бывает, — пропела соседка, высунувшись в коридор. — А вы не топчитесь там, я и чай налила, и варенье разложила. Угощайтесь, хозяйки дорогие, — и, хихикнув, спряталась обратно.

Подождав, пока девочка разуется, и опершись на её руку, Людмила Георгиевна пошла на кухню. О происшедшем утром они больше не говорили. О призраках тоже.

***
Самый счастливый момент в короткой жизни Бебе случился поздним вечером. Тот день выдался долгим и увлекательным. Он играл с любимым плюшевым щенком, донимал капризами бабушку, дремал, ползал по комнате, ел вкусную кашу и горькую дедушкину бороду. А ещё он отчаянно скучал по ушедшей куда-то маме. Она исчезла на весь день, и это было ужасно обидно.

Тем вечером бабушка укачала его после ужина так, что он даже не заметил, как уснул. Но потом какой-то шум разбудил его, и Бебе заплакал. Заплакал от усталости и обиды на мир, и от того, что в комнате было темно и одиноко. А после из этой тьмы появилась мама, схватила его на руки и запела. Бебе не понимал, о чём она поёт, но скорее всего о том, как здорово быть вместе.

В новой жизни Бебе раз за разом пытался повторить этот момент, но мама не приходила. Иногда он слышал её голос, звал её, только ничего не получалась. В доме появлялись и исчезали люди, плакал, а после бегал другой ребёнок, потом стало тихо. Только какая-то беловолосая тётя ходила по коридорам и почти не заходила в его комнату. Иногда папа качал его на руках или играл с ним. А мамы не было, как и в тот долгий день.

Совсем недавно появилась другая тётя, она шумела, ругалась на него, пела ему, отвлекала разговорами папу. За нею возникла ещё одна, полупрозрачная, которая тоже брала его на руки, качала и позволяла ему мусолить свои светлые волосы. Она нравилась Бебе больше шумной.

***
Бебе звал маму уже очень долго, когда к нему снова подскочила та противная тётка и запела. На мгновение малыш затих. Ситуация становилась похожей на лучший момент в жизни. Песня была та самая, он это знал. И даже голос был похож. Но это всё равно был чужой человек. И Бебе заревел ещё громче, обидевшись вдобавок и на обман.

Лика попыталась продолжить выступление, но замена явно оказалась неподходящей. Стоящий рядом дядя Федя только покачал головой. Сашка, совсем недавно обнаружившая отца с этой стороны смерти и ставшая от этого спокойнее и сговорчивее, только грустно поджала губы.

— Что ты такое поёшь?! — тётя Мила появилась в дверях в полузапахнутом халате.

— Пытаюсь угомонить вашего Бебе! — в сердцах бросила Лика, отходя от кроватки.

— Что? — почтенная дама ухватилась за косяк.

— Он опять ревёт, и никто не может его успокоить. Я надеялась, колыбельная поможет, но пока ни одна ему не подошла. Спать ведь невозможно!

— О чём ты говоришь, во имя всего святого!

— О том, что в вашем доме тусуется толпа призраков, и никто не может справиться с самым мелким из них… Хотя сейчас, кажется, он затих.

Действительно, малыш примолк, внимательно слушая звуки второго, такого родного голоса. Он не понимал, почему мама не подходит к нему, но рад был уже слышать её.

— А… — хозяйка сглотнула. — А кто ещё?

— Чего?.. А, ну да, — успокоенная воцарившейся тишиной, Лика послушно перечислила присутствующих: — Дядя Федя, Сашка и этот вот, Бебе.

— И они все… все в доме?

— В данный момент они даже все в этой комнате. Таращатся на вас.

Сашка хихикнула над очередным «словцом».

Людмила Георгиевна облизнула побелевшие губы и обвела взглядом комнату, заклеенную постерами и заваленную вещами Лики. Она явно хотела сказать что-то резкое, но передумала. Только тихо прошептала:

— Это ведь невозможно, их больше нет.

— Нет, — в голосе девушки проскользнула усталость. —  И есть. Они тут постоянно ошиваются. Сашка крутится у зеркала и критикует мои наряды. Дядя Федя рассказывает про свои путешествия, он милый, но переживает из-за Бебе и из-за того, что редко бывал дома. А Бебе ревёт… Вот опять!

Перестав слышать знакомый голос, малыш вернулся к вечернему концерту, заставив Сашку и Лику поморщиться, а дядю Федю забеспокоиться, как бы ему не стало дурно от таких переживаний.

Пожилая дама, к середине речи уже сползающая по косяку вниз, выпрямилась и на неверных ногах подошла ближе. Она не видела свою семью, но что-то в словах Лики и в том, как девушка смотрела на нечто, видимое только ей, убедило женщину. Не споря и не выясняя больше ничего, Людмила Георгиевна оперлась о руку племянницы и запела. Последний раз она пела эти песни младшей дочери четверть века назад, но слова сами просились на язык, словно прошла всего пара месяцев.

— Он улыбается! Тётя Мила, он улыбается! В первый раз за всё время!

— Бебе очень любил эту колыбельную.

— Я тоже, — сквозь слёзы пробормотала Сашка. Отец прижал её к себе.

— Пожалуйста, скажи Миле, что мы её очень любим, — дядя Федя умоляюще глядел на единственную связь с женой.

— Ваши муж и дочь говорят, что они вас очень любят, — честно передала девушка.

— Я их тоже очень люблю, — ответила почтенная дама и вдруг разрыдалась, осев прямо на пол.

***
В день экзамена Лику провожали всей семьёй. Сашка всё утро критиковала её наряд и макияж, зато к моменту выхода Лика выглядела безукоризненно: короткие русые волосы были аккуратно уложены, платье смотрелось и необычно, и стильно, а недавно купленные туфли превращали свою обладательницу в настоящую принцессу. Тётя Мила одобрила внешний вид племянницы, сунула ей в рюкзак сэндвичи и термос с чаем и перепроверила, все ли документы положены. Дядя Федя пытался всех успокоить, но сам заметно волновался. И только Бебе довольно угукал, уверенный, что все суетятся вокруг него. Уже в дверях девушка столкнулась с Василисой Егоровной и получила от неё пожелание удачи и Дениса в качестве сопровождающего.

Выйдя из института, всё ещё на седьмом небе от счастья, Лика обзвонила всех: маму, папу, бабушку, тётю Милу, но последняя почему-то не взяла трубку. Отметив в кафе с Денисом и друзьями по курсам, девушка приехала домой ближе к ночи. Влетела в квартиру счастливая и размахивая тортиком. Обнаружив целую делегацию у входа, она радостно завопила:

— Приняли! Взял тот самый, к кому я хотела! Нет, вы представляете? Приняли!

— Я же говорила: приличный вид обеспечивает половину успеха! — заявила Сашка и тут же рассмеялась: — Впрочем, талант тоже нужен – для второй половины.

— Я даже не сомневался в тебе! Всё могло быть только отлично. А ты волновалась! — усмехнулся в усы дядя Федя.

— Но я же не могу не волноваться! Мало ли что может пойти не так! — тётя Мила покачала головой и повернулась к племяннице: — Я действительно очень рада за тебя!

Тортик упал на пол прежде, чем Лика поняла, что произошло. Она тупо посмотрела на сморщившуюся коробку, потом снова подняла глаза на тётю и бросилась в гостиную.

— Дорогая, я… — смущённо произнесла хозяйка из коридора, но девушка уже увидела.

Людмила Георгиевна сидела в любимом кресле у окна, свесив голову на грудь. Недочитанная книга валялась на полу. За спиной Лики грустно вздыхали призраки.