Бульвер-Литтон

ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ В НАШЕЙ ЛИТЕРАТУРЕ
ОНЕГИН И ПЕЧОРИН?

Литературное эссе

Евгений Онегин и Григорий Печорин, словно некие культурные коды вошли в наше сознание со школьных лет. Конечно, люди такого психологического типа могли быть порождены только праздным и обеспеченным классом. Но русским ли? Взрослея, накапливая знания и думая, я всё больше начинала понимать, какие это не русские натуры – Онегин и Печорин. И затверженное с ранней юности «Как dandу ? лондонский одет», стало ассоциироваться не только и не столько с предметами мужского гардероба тех лет, сколько с меланхоличной и язвительной музой Байрона, поклонение которому с восторгом отдала наша литература и наши поэты 19 века. Они почти по-мальчишески, как в героя, влюблялись в этот сумрачный, презрительный и не находящий ни в чём земном отрады саксонский гений. А влюбляясь, конечно, копировали его сознательно и бессознательно. На Байрона была мода и спрос в образованном и обеспеченном классе. Иначе откуда бы проникнуться нашим гениям, выросшим в атмосфере, далёкой от подобных характеров, этими героями-денди? Пушкин, по собственному признанию, «сходил с ума» от Байрона. Его Евгений Онегин читал Байрона. Байроновские герои, такие как Дон Жуан, Чайлд Гарольд не раз упоминаются Пушкиным в «Евгении Онегине», английская лексика также вплетена в текст этого романа в стихах.
Ещё «горячее» стало, когда удалось познакомиться с изданным у нас              в 1988 г. романом английского писателя Эдварда Бульвера Литтона (1803-1873), любимцем которого также был Байрон. Широкую известность, в том числе в России, он принёс своему создателю в далёком 1828 г. Пушкину в то время было 29 лет.  По свидетельству П.В.Анненкова Пушкин прочёл «Пелэма…» во французском переводе и получил от него сильное впечатление.
Это роман из жизни великосветской английской знати. И его герой Пэлм, молодой аристократ, дерзок и заносчив. Не хуже Печорина. Беззаботен и блистает остротами и экспромтами. Не хуже Онегина. Он кажется одновременно и интересным, и пустым по своей человеческой сути, как и вышеназванные персонажи наших любимых классиков. Откуда это ощущение пустоты? Прежде всего, потому, что все они не умеют любить. И даже не ставят себе целью сделать кого-либо счастливыми. Сами себя они определили в центре вселенной, и заставляют других уважать их место. И у них это получается! Правда, у английского автора, как у оригинала этого сюжета, получается лучше. А наши подражательные ему герои всё-таки на русской нашей литературной почве и сами страдают от своего эгоизма. Хотя все они одного поля ягода: любят и умеют задавать тон, блистать, воспринимают как само собой разумеющееся и свою праздную жизнь, и то, что им стремятся подражать, в них без ума влюбляются, на них стремятся быть похожими. Наше постсоветское время тоже уже достаточно плотно населили подобные им персонажи.
Мне всё больше кажется, что этот тип был внесён в русскую культуру 19 века не столько нашею национальной жизнью, сколько нашей литературой. Начитанностью наших юных или совсем ещё молодых писателей, которые и сами пережили  жизненный этап, когда по неопытности пресыщенная разочарованность и беззастенчивое презрение к общепринятому принимается в таких «героях своего времени» за глубину личности.
Может быть, Эдварду Бульверу-Литтону больше удался его герой потому, что сам писатель принадлежал к одному из самых родовитых семейств Англии. Но после смерти отца, оставившего жене и детям лишь свои неоплаченные счета и закладные, вынужден был работать, чтобы жить, как он привык, на широкую ногу. Конечно, не землепашцем и не кузнецом. А на ниве литературы, что не считалось для английского аристократа зазорным. Скорее, наоборот. Но работал он за письменным столом почти как поденщик, проявляя завидное трудолюбие. За полвека написал 23 романа, 9 пьес и большое количество политических памфлетов, очерков, поэтических произведений. Но прежде всего известность и поклонников  приобрёл, благодаря своим романам из великосветской жизни.
Каждый пишет о том, что ему ближе. И на тему, которой овладел вполне, чтоб сказать что-то своё, оригинальное. У Эдварда Бульвера-Литтона это получилось.