Россия 18 века. Кончина Северной Мессалины

Екатерина была известна в Европе как просветительница и передовая правительница, но вместе с тем приобрела дурную славу своим распутным поведением. Она даже получила прозвание Северной Мессалины.

Как пишет Н. И. Павленко, «ни до Екатерины, ни после неё, распутство не достигало столь широких масштабов и не проявлялось в такой откровенно вызывающей форме». Если у Анны Иоанновны был всего один фаворит, у Елизаветы их было два, то у Екатерины, как минимум 23! Так, австрийская императрица Мария Терезия писала об «отвращении и ужасе», которые ей вселяют такие персоны, как Екатерина II, и это отношение к последней разделяла её дочь Мария-Антуанетта.

В Европе «разврат» был не таким уж редким явлением. Большинство королей (за исключением Фридриха Великого, Людовика XVI и Карла XII) имело любовниц. Однако это не относилось к царствовавшим королевам и императрицам. Как писал в связи с этим К. Валишевский, сравнивая Екатерину II c Людовиком XV, «различие полов до скончания веков, думаем мы, будет придавать глубоко неодинаковый характер одним и тем же поступкам, смотря по тому, совершены ли они мужчиной или женщиной…" Важно и другое весьма существенное отличие - любовницы Людовика XV никогда не влияли на судьбы Франции, в отличие от фаворитов Екатерины 11, которые во многом вершили историю России.

Имеются многочисленные примеры того, какое исключительное влияние (как отрицательное, так и положительное) оказали фавориты Екатерины (Орлов, Потёмкин, Платон Зубов и др.) на судьбу страны, начиная с 28 июня (9 июля) 1762 года и вплоть до самой смерти императрицы, а также на её внутреннюю, внешнюю политику и даже на военные действия. Как пишет Н. И. Павленко, в угоду фавориту Григорию Потёмкину, который завидовал славе фельдмаршала Румянцева, этот выдающийся полководец и герой русско-турецких войн был отстранён Екатериной от командования армией и вынужден был удалиться в своё имение. Другой же, весьма посредственный полководец, Мусин-Пушкин, наоборот, продолжал руководить армией, несмотря на свои промахи в военных кампаниях (за которые сама императрица его называла «сущим болваном») — благодаря тому, что был «фаворитом 28 июня», одним из тех, кто помог Екатерине захватить трон.

Кроме того, институт фаворитизма отрицательно действовал на нравы высшего дворянства, которое искало выгод через лесть новому фавориту, пыталось провести в любовники к государыне «своего человека» и т. п. Современник М. М. Щербатов писал о том, что фаворитизм и распутство Екатерины II способствовали падению нравов дворянства той эпохи, и историки с этим согласны.

Северной Мессалиной прозвали европейцы русскую императрицу. Имя жены римского императора Клавдия, Мессалины, благодаря античным историкам, стало нарицательным в описании развратных и сексуально озабоченных женщин. Знатная Мессалина тайком посещала римские лупанарии (публичные дома), чтобы удовлетворить свою ненасытную похоть.
Вот что писал о ней древнеримский поэт Ювенал в своих «Сатирах»:

Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было
С Клавдием: как он заснёт, жена его, предпочитая
Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала
Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой
Блудная эта Августа бежала от спящего мужа;
Чёрные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась
В тёплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем,
Лезла в каморку пустую свою — и, голая, с грудью
В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;
Лоно твоё, благородный Британник, она открывала,
Ласки дарила входящим и плату за это просила;
Навзничь лежащую, часто её колотили мужчины;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку:
Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки;
Так, утомлённая лаской мужчин, уходила несытой,
Гнусная, с тёмным лицом, закопчённая дымом светильни,
Вонь лупанара неся на подушки царского ложа.
(Сатира VI. 115—133, Перевод Д. Недовича)

Имя этой распутницы дала просвещенная Европа российской правительнице, в то время как в России ей было присвоено звание Великой.

В конце жизни Екатерина 11 была не всегда адекватной и стала проявлять интерес не только к мужчинам, но и к девушкам. Здоровенных молодых мужчин ей было уже недостаточно и она обратила свою страсть к молоденькой цыганке, подаренной ей Потемкиным.
Современниками описан конфликт на этой почве А. Суворова со стареющей императрицей. На выпускном экзамене в Смольном институте императрица обратила внимание на красивую выпускницу, которая оказалась дочерью Суворова.
– Отдайте свою дочь мне в фаворитки.
Наслышанный о похождениях императрицы, Суворов ответил:
– Матушка, умереть за тебя – умру, а Суворочки своей тебе не отдам!
Свою единственную дочь полководец ласково называл «Суворочкой». Разгневанная императрица выслала полководца вместе с дочерью в их имение, запретив появляться при дворе, что и было нужно Суворову.

Ходят слухи, что в конце жизни начала императрица экспериментировать и с животными - с конями, с медведями. Во всяком случае станок для коня сохранился до наших дней в одном из павильонов Екатерининского парка в Царском Селе. Существует неофициальная версия ее смерти отличная от официальной: когда она пыталась это проделать с конём, подвешенным над ней на канатах - что-то пошло не так, и конь упал на неё и раздавил..
В Екатериниском парке есть полуразвалившаяся башня под названием "Башня руина". Старожилы Царского Села рассказывают, что с высокой стены этой башни сбрасывались солдаты после ночи любви, проведенной с любвеобильной императрицей. Якобы, разжигаемая страстями, обходила она вечерами казармы и отбирала подходящего рослого солдата для своих утех, ну, а рано утром его сбрасывали с высокой стены этой башни и он разбивался насмерть. Это, чтобы никто не узнал о ночных разлечениях императрицы. Неизвестно, правда это или нет, но легенда эта прочно угнездилась в головах царскосельцев.

***
Скончалась императрица 5 [16] ноября 1796. Официальная версия ее кончина такова. 5 ноября Екатерина II встала довольно рано, не было ещё и девяти часов, пребывала в хорошем расположении духа. Затем прошла в уборную и долго из неё не выходила. Верный камердинер Захар начал беспокоиться, но долго не решался потревожить Государыню. Наконец, набрался храбрости и приоткрыл дверь. Зрелище было ужасным: Екатерина лежала на полу и, увидев слугу, с выражением сильного страдания поднесла руку к сердцу. Это был единственный признак сознания, который явила Екатерина; затем она потеряла сознание и в последующие 36 часов больше его не являла. С ней случился «удар» — кровоизлияние в мозг, и она уже ничего не видела, не чувствовала и не осознавала. Фактически с утра 5 ноября она находилась в состоянии клинической смерти.

Весть об апоплексическом ударе у императрицы с быстротой молнии распространилась по Зимнему Дворцу и за его пределами. Во Дворец начали прибывать придворные и высшие сановники империи, но в апартаменты императрицы никого не пускали. Все распоряжения делал фельдмаршал и глава Военной коллегии граф Н. И. Салтыков, который советовался только с Платоном Зубовым, состояние которого было ужасным. Всклокоченные волосы, безумные глаза, мертвецкая бледность лица — вот его портрет в те часы. Он то удалялся к себе, где жег какие-то бумаги, то возвращался в опочивальню к своей благодетельнице, которую с превеликим трудом вытащили из уборной и положили на матрасе в спальне; поднять на кровать грузное тело самодержицы у горничных и лакеев не хватило сил. Так Екатерина и лежала все последующие часы.

Граф Салтыков с самого начала занял твердую позицию. У дверей личных покоев был поставлен караул с целью никого не допускать, особо наблюдая за тем, чтобы никто не проник в личный кабинет Императрицы, а то проникнет, вынесет на свет некую бумагу и далее — брожение. Даже Александра Павловича несколько часов не подпускали к телу бабушки. Граф Николай Иванович Салтыков знал одно; наследник — Павел Петрович. Эту мысль принял и Платон Зубов, который попросил своего старшего брата Николая отправиться в Гатчину и уведомить цесаревича.

Около шести вечера, 5 ноября, Александра вместе с женой Елизаветой пустили в спальню: было полутемно, на матрасе около кровати лежала Екатерина II, у ног которой стояли рыдающие фрейлины Протасова и Алексеева. Только эти рыдания и хрипы, доносившие время от времени из горла умирающей, нарушали тишину в золочёной спальне, походившей теперь на жуткий склеп. Придворный врач англичанин Роджерсон и приехавшие за ним доктора пришли к мнению, «что удар был в голову и смертельный». Роджерсон без особой надежды сделал кровопускание и приложил «шпанские мухи» к ногам императрицы. Прибывший священник Сава так и не смог приобщить ее к Святым Тайнам, потому что изо рта выделялось много пены. Он читал возле нее отходные молитвы.

Незадолго до смерти Екатерины  по Петербургу начали курсировать зловещие слухи: якобы готовится Манифест, который будет опубликован то ли 24 ноября — день тезоименитства Императрицы, то ли 1 января 1797 года, в котором наследником Престола будет объявлен Александр. Утверждали, что участь Павла Петровича уже предрешена: он, отрешённый от всех видов на власть, будет сослан под арест в замок «Лоде» в Эстляндии. Достоверно известно то, что в последние недели жизни матери Павел Петрович ждал возможного ареста не только каждодневно, но и буквально ежеминутно. Когда к нему в середине дня 5 ноября прискакал на взмыленной лошади брат фаворита Николай Александрович Зубов с известием, что «Государыня при смерти», то первоначально Цесаревича обожгла мысль о том, что обер-шталмейстер Двора Екатерины приехал его арестовывать.

Екатерина не успела осуществить свой коварный замысел; неожиданная удар и смерть разрушили его.

Около девяти часов вечера, 5 ноября, Павел и Мария прибыли в Зимний Дворец. Когда сын увидел почти бездыханное тело матери, то расплакался, не стесняясь окружающих. За многие годы это был первый случай, когда Павел плакал на людях. Во Дворце была маоса народу; сыновья Александр и Константин встречали родителя в гатчинских мундирах, которых в Зимнем Дворце никогда не носили. И все прочие пытались выразить свое раболепие перед наследником, который вскоре должен был стать императором. Хотя Екатерина ещё дышала, но все чувствовали и понимали, что её время закончилось, наступает новая эпоха.

Павел Петрович прошел в кабинет Екатерины, который стал на ближайшие часы мозговым центром Империи. Он желал знать закулисную сторону жизни государства, к чему его никогда не допускали, он хотел иметь ясное представление и о той судьбе, которую ему готовила умирающая за стеной мать. Столько было слухов, сплетен, предположений. Настало время во всем разобраться.

В ту ночь, с 5 на 6 ноября 1796 года, Павел Петрович практически не ложился спать. Было не до того. Его советчиком, его «чичероне» по тайным политическим лабиринтам в тот момент стал самый сведущий в государственном управлении сановник  A.A. Безбородко. Пришел и Платон Зубов, был тих и смиренен, и показал тайный ящик в секретере, где хранились самые сокровенные бумаги Екатерины, касающиеся лишения Павла прав на Престол. Когда пакет оказался в его руках, то Безбородко глазами показал на горящий камин. Мельком просмотрев некоторые бумаги, будущий Император предал их огню.

В 6 часов утра Павел Петрович имел беседу с докторами, в один голос заявившими, что надежды на выздоровление нет никакой. Пока еще цесаревич Павел вызвал из Гатчины Алексея Андреевича Аракчеева (1769–1834), самого верного и надёжного офицера из его «гатчинского войска». С этого момента на авансцене общественной жизни появляется эта фигура, о которой сказано столько всего неправдоподобного и пристрастного. Аракчеев отнюдь не был примитивным и жестоким офицером, как его часто изображают, он был преданным, беспредельно преданным императорам; сначала Павлу, а затем Александру.

Екатерина II испустила свой последний вздох около десяти вечера б ноября 1796 года, и, как вспоминал очевидец Ф. В. Ростопчин, «слезы и рыдания не простирались далее той комнаты, в которой лежало тело Государыни». За дверями спальни возобладали совсем иные настроения. Когда генерал-прокурор и казначей граф А. Н. Самойлов вышел из спальни Екатерины в прилегающие комнаты, где ожидала новостей целая толпа царедворцев, и объявил: «Милостивые государи! Императрица Екатерина скончалась, а Государь Павел Петрович изволил взойти на всероссийский Престол», то толпа взорвалась ликованием. Графа чуть не задушили в радостных объятиях. Здесь невольно приходит на ум старое римское изречение: «Sic transit gloria mundi» (так проходит мирская слава). Екатерину искренне оплакивали только несколько фрейлин и верных слуг, все остальные думали уже совсем о другом.

Менее чем через час после кончины «Екатерины Великой» в Большой церкви Зимнего Дворца началась присяга новому Императору. Одним из первых её принёс Платон Зубов… Фаворит был вынужден переехать из царского дворца к своей сестре, Ольге Жеребцовой, но пробыл там всего неделю. Великодушный Павел I купил для него за 100000 руб. дом Мятлева, что на Морской, приказал отделать его как дворец, снабдить его столовым серебром и золотым прибором, экипажами и лошадьми и подарил всё это Зубову накануне дня его рождения. В самый же день рождения (15 ноября 1796 г.) венценосная чета навестила Зубова и кушала у него вечерний чай. Когда Зубов, встретив гостей, упал к их ногам, но Павел поднял его и сказал: "Кто старое помянет, тому глаз вон".

Иллюстрация: Усыпальница Екатерины 11 в Петропавловском соборе.
А.С.Пушкин о смерти Екатерины 11:
"«Старушка милая жила
Приятно и немного блудно,
Вольтеру первый друг была,
Наказ писала, флоты жгла,
И умерла, садясь на судно...»
(«судно» — в старину на Руси так назывался "ночной горшок")

Список литературы:
1. Арсеньева Е. Страсть Северной Мессалины. https://www.litmir.me/br/?b=153199&p=1
2.Пазин М.С. Роковые императрицы России. https://biography.wikireading.ru/167968?
3. Плутарх, «Жизнеописания»
4. Ювенал, «Сатиры», «Сатира VI», 115—133
5. Simon Sebag Montefiore, Potemkin. Prisma, Stockholm, 2005