Берега... Берега...

       


Берега… берега…

Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река
 моей жизни… Песня.

  Часть первая.

Приехавший в составе журналистского десанта в Давос на экономический форум Дмитрий Орлов сидел в отдельном ресторанчике на окраине городка,  не спеша ужинал, больше разглядывал шумную публику, которая приехала со всей Европы. Между столиками шнырял молодой парень официант, ловко приносил и уносил блюда, благодарил посетителей почти на всех европейских языках, Дмитрий услышал, как он кому-то поклонился за соседним столиком и сказал с украинским акцентом - «дякую» за чаевые, и еще что-то скороговоркой, в которой Дмитрий уловил характерное украинское глухое «г». Когда Дмитрий подозвал его расплатиться,  спросил:
-Ты откуда, парень?
-Я з Украины, - ответил он по-русски, с украинским акцентом.
-Я понимаю, что украинец, где проживал?
-Вы вряд ли слышали про тот городок. Измаил называется. Я в селе возле него проживал.
Дмитрий  улыбнулся. Достал заграничный паспорт, открыл первую страничку, показал парню графу, в котором написано: Место рождения - Измаил. Парень удивился. Дмитрий назидательно проговорил:
-Зря ты так пренебрежительно о городе. Об Измаиле знают очень многие, поскольку связан с именем полководца Суворова. Памятник еще стоит там или снесли? - спросил он.
-Я дома не был три года. Тогда еще стоял.
-Чего домой не едешь? - без любопытства спросил Дмитрий. Он встречал много украинцев, которые разбрелись по Европе в поисках лучшей жизни. Даже горничная в гостинице, в которой он остановился, родом из Винницы.
-В армию заберут и на Донбасс пошлют. А я не хочу воевать, - пояснил парень.
-Ну и правильно делаешь. Воевать нужно за родину, а не против своих.
Дмитрий дал десять франков чаевых. Встал, кивнул парню.
-Бывай. Если попадешь в Измаил раньше меня, передай городу привет. Я там не был уже семь лет. Не пускают.
И пошел к выходу.
Снег искрился от ярких фонарей, приятно хрустел под ногами, хотя морозец стоял не большой. Встреча с земляком невольно разбередила старую тоску по городу детства и юности, в который он не может поехать после государственного переворота, который его брат Николай называет революцией достоинства. Только какое там достоинство, если жизнь и до того была не очень налажена, а после революции и вовсе народ обеднел. Он каждый год ездил в Измаил, навещал родителей и родственников. В один из приездов с братом Николаем был на похоронах деда, отца матери, в самом конце девяностых годов, позже, после событий в Киеве, созваниваясь с братом, говорил:
-Хорошо, что дед не увидел всего этого безобразия, он бы этого не вынес.
-Он и в той жизни не видел ничего хорошего, - парировал Николай.
Дмитрий до событий в Киеве несколько раз предлагал родителям переехать к нему в Москву, они не соглашалась. Не хотели покидать могилы своих родителей, расставаться с родственниками: «А как, не дай Бог, помрем на чужбине, будем лежать отдельно от них? Нет уж, где родились, там и пригодились! Были и хуже времена, не было подлее». И не соглашались. Приезжали к сыну в гости, восхищались метро и большими магазинами, как и все люди всю жизнь прожившие в провинции. Но жить в этих новых для них условиях не хотели. Все же отец работал, его уважали в порту, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Правда, от порта осталось одно название, грузоперевозки почти прекратились, цеха закрывались, рабочих сократили. Отца оставили как знающего специалиста, но нависла угроза полного закрытия предприятий порта. А еще им жалко было бы покидать частный дом, в котором родилась мать, и который достался ей по наследству от родителей. У отца погреб, в котором он хранил бочку с домашним вином, и гараж, на полках расположились инструменты и запчасти для их собранного вручную «Москвича». Дом расположен на самом краю города, далее только небольшой огород, за ним бывшие виноградники и Дунай. Рядом, в двух кварталах, выстроили большую гостиницу для моряков, в которой они отдыхали между рейсами, ее так и назвали «Межрейсовая», на ее территории пацаны со всей округи играли в войну, потом глазели на танцплощадку, где танцевали взрослые парни и моряки, или посещали летний кинотеатр. От гостиницы сразу начинался проспект Суворова, по которому в выходные дни дефилировали почти все жители города. Так что, если и жили Орловы на окраине города, то до центра всего несколько минут хода.
И сейчас Дмитрию представилась не заснеженная улочка швейцарского городка, а узкая улочка без асфальта, названная в честь адмирала Нахимова, далее почти непроезжий участок улицы «28 Июня», затем уже гостиница и ухоженный проспект Суворова. Защемило в душе, так хотелось хотя бы еще раз пройтись по этим улочкам, в котором ранее кипела жизнь. Корабли не успевали пришвартовываться и отплывать, привозили товар со всей Европы, Дунай протекал через несколько стран, впадал в Черное море, а далее плыви хоть на край земли. Он завидовал морякам, которые видели экзотические страны, хотя никогда не хотел стать моряком. Потом, после развала Советского Союза, порт захирел, кораблей пришвартовывалось все меньше и меньше, закрылись заводы, город пустел. И только рынок жил своей прежней жизнью, люди приезжали из окрестных деревень и сел, привозили товар, шум и выкрики с восхвалением товара на всех местных языках и диалектах. Молдаване спорили с болгарами из-за места, хохлы гоняли цыган и чувствовали себя хозяевами положения, карманники шныряли в толпе. Рынок шумел, но был уже не тот, когда люди степенно продавали свой товар, никто не кричал, не ругался, торговались тихо и с достоинством.   Сейчас он напоминал неорганизованный базар, где продавцы до драки спорили за место в торговых рядах, приставали к покупателям, чуть ли не прихватывали за рукава, расхваливая залежалый товар, мясные ряды большей частью пустовали, а то, что продавалось имело далеко не товарный вид.
В тот  приезд он с родным братом Николаем и двоюродным Олегом пошли на пристань Дуная, долго стояли смотрели на быстрое течение, на противоположный  чужой берег, на румынскую деревеньку на том берегу. Вода блестела в лучах предвечернего света, ивы склонили свои ветки до самой воды.  Николай смотрел на тот берег задумчиво сказал:
-Как реки разделяют целые народы. Здесь Украина, а там, - показал он рукой на тот берег, -  когда-то дружеская Румыния. Раньше здесь был СССР, там социалистическая Румыния. Берега остались такими же, а народы живут по другим законам.
-Мы и сейчас живем с тобой по разным берегам, - ответил Дмитрий. - Ты живешь в незалежной, я в России.  Живем на разных берегах…
-Вся Украина  поделилась на разные берега, за Днепром, ближе к Карпатам, совсем другая Украина, - отозвался Дмитрий.
-Как сложиться наша жизнь, - проговорил Олег. - Станем ли мы когда-либо богаче, отделившись от России? - задумчиво спросил он не надеясь на ответ.
-Конечно! Теперь все наше сало и пшеница остается нам, - с юмором парировал  Николай. - Только изобилия, обещанного в начале девяностых я что -то не вижу.
Дмитрий вздохнул, ничего не ответил. Сколько споров они провели между собой и каждый оставался при своем мнении. Соглашались в одном: и и на Украине, и в России экономика пошла кувырком, высокая степень преступности и коррупции. Зато на Украине нет военных действия, утверждал Николай, а в России какой год идет безрезультатная война в Чечне. Гибнут молодые ребята. Дмитрий в споре доказывал, война рано или поздно закончится, а вот в на Украине поднял голову национализм, никто с ним не борется, более того, власти закрывают глаза на это, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А к чему это может привести понятно, может вспыхнет конфликт похлеще чеченского. Со временем споры утихли, оба брата осознали справедливость доводов друг друга, а в первые годы распада Советского Союза споры иногда доходили до повышенных тонов, и только мать усмиряла их, со слезой в голосе увещевала:
-Да плюньте вы на ту политику! Вы в отпуске, думайте о жизни, как она прекрасна и скоротечна. Давно вы были маленькими, бегали по этим улочкам, ходили в одну и ту же школу, только с разницей в пять лет. А теперь выросли и не можете найти общего языка.
-Да мы не ссоримся, мама. Просто у нас разные точки зрения на нашу действительность, - густым голосом гудел в ответ Николай.
-Ох, дети мои, до чего же не везет нашему городу. До войны тут заправляли всем румыны. После войны пришли Советы. Много дров наломали. Только жизнь устаканилась, как новая напасть. Теперь мы все украинцы. Заявление в поликлинику не принимают на русском языке. А я не хочу на старости лет учить украинский. Достаточно того, что моих родителей заставляли учить румынский. Они о всех своих секретах при детях говорили по -румынски. Хотя младший брат матери выучил румынский общаясь с румынскими и молдавскими детьми.
-Я - русский, мама. И по паспорту, и по образу мышления. И все мы здесь в городе учились и говорили по-русски. Я не знаю, как Николай стал украинцем. Видимо его так же, как и твоих родителей, румынская  власть принуждала стать румынами.
Николай молчал. Опять назревал спор. А при матери не хотелось.
И после похорон деда,  распрощались каждый при своем мнении, не поставив точку в своем споре, разъехались по своим городам, не зная, смогут ли они когда-либо доказать свою правоту друг другу. Слишком разными были их взгляды на жизнь в разных теперь странах.

*  *  *
Весной девяностого года Дмитрий заканчивал одиннадцать классов. Его брат Николай учился на предпоследнем курсе в Москве в Общевойсковом военном училище имени Верховного Совета. Он приезжал на каникулы, снисходительно относился к младшему брату, который в его глазах был малявкой, школьником, которого не возьмешь с собой на танцы или взрослые посиделки с друзьями.  Брат хотел стать офицером и мечта его вот-вот сбудется, ему остался год до окончания учебы и ему вручат лейтенантские погоны. В детстве они не были дружны, все же разница в пять лет сказывалась, брат уже ходил на танцы, встречался с девушками, а Николай числился в малышах, которому нет дела до взрослых увлечений брата. Брат фигурой и лицом похож на отца. Высокий, стройный, симпатичный, не красавец, обладал неким шармом, который так привлекает девушек. Он легко знакомился, в общении был прост, любил блеснуть эрудицией, они с братом  много читали, играл на гитаре и в любой компании слыл своим человеком. Не одно разбитое девичье сердце оставил он в Измаиле, когда уехал в далекую Москву поступать в военное училище. И никогда не приезжал  в отпуск в форме курсанта, хотел сразу появиться в офицерской форме. Знал, военная форма ему идет, курсантская форма его принижала.  Дмитрий пошел в мать. Не такой высокий, как брат, среднего роста, перенял все тонкие девичьи черты матери, от того считался красавцем, только уж больно был застенчивым. Он не обладал способностью брата обольщать девушек, хотя в старших классах на него уже обращали внимание девушки,  он не слыл букой, общался со всеми ровно и этим ограничивался. В классе Дмитрия училась рыжая девушка из еврейской семьи Мина Альтшульт.  Рано созревшая, с высокой грудью, полными руками и тяжелым задом,  издали напоминала зрелую тетку. Она не могла привлечь внимание парней, хотя училась хорошо, и многие не прочь были воспользоваться ее шпаргалками и подсказками. Дмитрий влюбился в ее двоюродную сестру, которая училась в параллельном классе. Та в противоположность Мине, девушкой было стройной и красивой, с черной копной волос, четко очерченными бровями, большими зелеными глазами и розовым румянцем на щеках. Родители назвали ее Эсфирью, вряд ли в честь жены царя Артаксеркса, но по красоте, полагал Дмитрий, она не уступала царской жене. Дома и в школе ее называли Элей, и Дмитрий долго не знал, как на самом деле ее зовут, пока не услышал ее полное имя при вручении аттестатов на выпускном вечере.  Как и жена царя она была тиха, скромна, ни с кем дружбы не водила, за исключением Мины, братьев Иосифа, Яши и Семена. Жили они обособленно, две семьи занимали длинный одноэтажный дом, который  стоял буквой «Г», двор огорожен высоким забором. Находился их дом всего в двух кварталах от дома Орловых, поэтому Дмитрий часто видел, как Эля в сопровождении кого-либо из братьев идет в школу, или возвращается с Миной домой. Эля училась в музыкальной школе, играла на пианино, Мина говорила, что сестра хочет выучиться на пианистку и будет поступать в консерваторию. Мать Мины родная сестра отца Эли занимали две разные половины дома, двор у них был общим. В школе задирать евреек не решались. Стоило кому-либо неосмотрительно  обозвать Мину жидовкой, она жаловалась младшему брату Яше, тот Иосифу. Обидчика ловили возле школы, Иосиф брал его за шиворот, прижимал к стене, за его спиной над обидчиком нависали братья, грозно спрашивал:
-Ты кого там жидами обзывал?
Били редко, довольствовались извинениями или обещанием «Больше не буду», грозили, если такое повториться быть ему битым, и отпускали. Иногда на Иосифа и братьев налетал Толя Кравченко, якобы с целью, заступиться за ученика, на самом деле сам ученик был ему до лампочки, уж очень Толе хотелось схлестнуться с Иосифом, который по силе не уступал ему. Многодетная семья Кравченко жила через дорогу напротив двора еврейской семьи. Со средним сыном Анатолием, Дмитрий учился в одном классе. Дружил он не с ним, а с его младшим братом Сашей. Братья совершенно разные по характеру. Толя плотный, приземистый, не по годам крепкий, с накачанными бицепсами, и очень агрессивный. Находил любой повод подраться, дрался бесшабашно, не боялся идти один на двух или трех противников. В школе его не любили за злобный нрав, побаивались. Младший Саша полная противоположность брату, белобрысый увалень, добродушный и совершенно беззлобный, с которым он с детства дружил.  С Сашей  и двоюродным братом Олегом лазили воровать виноград в колхозных виноградниках, который произрастал между последней улицей города и Дунаем. Позже виноградники затопило разлившейся рекой, виноградники погибли, на их месте образовалось заросшее камышом озеро, в котором они ловили мелкую рыбешку котам. Олег сын родной тети Оли, почти вырос во дворе Орловых, поскольку жили рядом. Олега в школе дразнили очкариком, он с детства носил очки, Дмитрию частенько приходилось его защищать. К тому времени, когда на него начали заглядываться девчонки, он сам усмотрел Элю, и  видел только ее. Девушка к девятому классу наливалась девичьей статью, гордо несла голову, не замечая колких реплик вслед, парни пялились на нее, но ее строго опекали братья. До одиннадцатого класса Дмитрий только смотрел на нее издалека и мечтал хотя бы раз пройтись со школы с ней рядом, такого случая не предоставилось. К одиннадцатому классу он осмелел и решил любой ценой поближе познакомиться с девушкой. Для этого решил подружиться с Миной, чтобы она помогла ему войти в доверие к Эле, которая ни с кем из школьных парней не дружила. Братья строго следили, чтобы сестра нигде не задерживалась, провожали ее в музыкальную школу, затем туда же поступил младший брат Яша, учился по классу скрипки, они вместе  ходили в школу и обратно. Дмитрий  как бы ненароком старался идти со школы с Миной, в надежде, что к ним примкнет Эля, но к одиннадцатому классу девушка задерживалась в школе, Мина шла одна в сопровождении Дмитрия. Они разговаривали на всевозможные темы, юноша исподволь расспрашивал об  Эсфирь. Со слов Мины знал, мать девушки работает в администрации рынка бухгалтером. Отец известный в городе врач стоматолог. В настоящее время он открыл свой кабинет, зарегистрировал его по последнему закону о кооперативах. С ними живет престарелый дедушка, он староста местной синагоги. Он спрашивал, почему их семьи не хотят эмигрировать, ведь уже многие еврейские семьи уехали. Девушка отвечала, что они любят свой город. Дядя Марк, отец Эли, работает стоматологом, получает хорошие деньги, у него есть возможность учить Элю и Яшу в музыкальной школе. Ее мать  вместе с матерью Эли работают бухгалтерами. Нападок на их семьи не наблюдалось, за исключением мелких школьных обид. Такие разговоры и короткое времяпровождение сблизило их, и Мина полагала, что она нравиться Дмитрию, быстро прониклась ответной симпатией к нему, ведь никто до него не общался с ней так по-дружески, и когда поняла, что ее друга интересует не она, а ее двоюродная сестра, стала еще большим препятствием на пути знакомства с Эсфирь.  И только на выпускном вечере, когда все ученики выпускных классов пошли встречать рассвет на берег Дуная, Элю отпустили под поручительство Мины, Дмитрий решился подойти к девушке, шел рядом, потом, когда все взялись за руки и перекрыли проезжую часть улицы, он ощутил в своей ладони ее теплую, узкую ладонь с тоненькими длинными пальцами, они шли и пели, благо машины в такой поздний час не ездили. Он так и шел, не  выпуская ее ладони, душа его пела, девушка не пыталась освободиться, поддалась общему настроению, нисколько не замечая в чьей руке ее ладошка. И только на Дунае, когда забрезжил рассвет их общей взрослой жизни, он решился сказать ей, что давно наблюдает за ее жизнью и она ему очень нравится. Девушка лишь улыбнулась в ответ. Знала, она многим в школе симпатична. Видела, как заглядываются на нее парни, а Мина говорила, что даже взрослые мужчины оглядываются ей вслед. Дмитрий набрал побольше воздуха и решительно выпалил свою просьбу, пока Мина чуть отвлеклась и стояла в стороне:
-Эля, давай завтра сходим в кино.
Девушка минуту подумала, сказала:
-Только днем. Вечером меня не отпустят.
И они договорились встретиться в три часа дня  в парке  возле «Межрейсового», чтобы пойти в кинотеатр «Победа» на дневной сеанс. Кто бы знал, как долго тянулось время до их встречи, Дмитрий весь извелся, поминутно поглядывая на часы. Пришел в парк за полчаса до назначенного времени, нервно ходил по дорожке, не веря, что девушку так просто отпустят братья или родители. А когда ее увидел, от радости чуть не выпрыгнуло сердце. Девушка нервно оглянулась, проверяя, нет ли позади братьев, пошла чуть вперед, пока он не нагнал ее и они пошли вровень. Ему не верилось, что он идет рядом с девушкой своей мечты, крутил шеей, не увидит ли кто из его знакомых, чтобы потом можно было рассказать, что он впервые ходил на свидание. Фильм оказался неинтересным, какие-то правильные милиционеры ловили деградированных правонарушителей, да Дмитрию  все равно, что там идет на экране, от волнения он не вникал в суть повествования, он больше смотрел на профиль девушки, хотел взять ее руку, но так и не решился. На обратном пути они говорили обо всем понемногу, что читает, чем занимается кроме музыки, куда будет поступать. Похвастал, что поедет поступать в Москву на журналиста, брат обещал помочь с жильем на первое время, а если поступит его поселят в общежитие. За разговором он не заметил, как дошли до последнего квартала перед ее домом, девушка остановилась и сказала:
-Дальше не провожай. Не хочу, чтобы наши видели.
-Хорошо, - согласился Дмитрий, хотя ему хотелось идти с ней рядом через весь город. - Мы еще когда-либо сходим в кино?
-Не знаю. Вряд ли. Ведь и ты, и я поедем поступать на учебу, сейчас будем усиленно готовиться. И я не могу распоряжаться своим временем. Сегодня я впервые соврала, что пошла к преподавательнице музыки на дом. Я не смогу больше врать, это большой грех обманывать родителей. Не устояла, чтобы еще на миг почувствовать себя взрослой и самостоятельной. Поэтому согласилась пойти с тобой в кино, - призналась девушка.
И тут Дмитрий понял, что терять ему нечего, он решительно взял ее ладонь в свою руку и решительно проговорил:
-Знаю, у нас нет будущего. Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Давно. И если что-то в твоей жизни пойдет не так, вспомни обо мне, я всегда приду к тебе на помощь.
Девушка удивленно посмотрела на него, сказала:
-Спасибо.
Освободила ладонь, улыбнулась своей грустной улыбкой, и пошла домой. Дмитрий смотрел вслед, пока она скрылась в калитке своего дома.
Видел еще раз он Элю со всем семейством на городском пляже. Он с Сашей и Олегом приехал на рейсовом автобусе на территорию бывшей крепости, где располагался на берегу Дуная пляж. Еще издали они увидели Иосифа с братьями. На широко расстеленном покрывале под широким зонтиком монументально восседала мать Мины с термосом в руках, рядом загорали Мина и Эля. Парни расположились рядом, степенно поздоровались с матерью, она знала парней, все ведь жили почти по соседству, матеря знакомы, хотя общались между собой редко. Еврейские семьи жили замкнуто, дома говорили на идише, общались с другими еврейскими семьями большей частью в синагоге. Дмитрий  любовался стройной фигурой Эли, забывал обо всем, и только окрик матери Мины на миг отрезвлял его:
-Девочки, не стойте на солнце, сгорите…
Всего один раз они все вместе прыгнули в воды Дуная, их подхватывало течение, они барахтались и дурачились, девочки стояли по грудь в воде и только смотрели на них, они не умели плавать.
Увы, он больше так и не встретил Элю, сколько не приезжал в Измаил. Она училась в Киеве, затем их семья эмигрировала. 
И только много, много лет спустя, когда уже взрослый Дмитрий приехал отдыхать в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря на самом юге Израиля, заселяясь в отель, он с удивлением узнал в одной из женщин администраторов свою бывшую соотечественницу и землячку.
-Эсфирь! - вырвалось у него из груди.
Перед ним стояла все такая же красивая, слегка располневшая женщина, нисколько не утратившая своей женской привлекательности. Она не удивилась возгласу, ведь на груди у нее приколот бейджик с ее именем на трех языках, полагала, посетитель хочет что-то спросить. Смотрела на мужчину, и не узнавала его, хотя Дмитрий полагал, что он хотя и возмужал, но не очень изменился.
-Эля! Это я, Дима Орлов, твой однокашник и земляк.
Женщина услышала имя, которым ее называли родители в юности, ресницы удивленно вспорхнули вверх, более внимательно посмотрела на мужчину, припоминая, улыбнулась.
-Да, да, здравствуй.
И жестом пригласила его пройти в холл, где стояли кресла и диваны. Они присели за журнальный столик. И первое, что спросил Дмитрий:
-Ты порвала с музыкой?
-Да. Тут не до музыки, хотя я даю уроки музыки своим дочерям. У меня их две.
-Вы уехали из Измаила где-то в году девяносто четвертом. А братья и родители тоже здесь?
-Нет. Дедушка умер еще там, в Измаиле, не мог вынести того безобразия, что стало твориться в городе. Родители и братья живут недалеко от Тель-Авива, а я вышла замуж, и мы живем здесь, работаю в этом отеле, - пояснила Эля. - Ты давно был в Измаиле? - спросила она.
-Давно. После событий в Киеве четырнадцатого года не был. Очень скучаю. Не могу посетить своих родителей. Я ведь в Москве живу.
-И мне он иногда снится. Рассказываю дочерям, каким был город, в котором я родилась, видят мою тоску,  спрашивают, неужели он лучше Эйлата. Я отвечаю, он лучше, хотя и не такой ухоженный.
Дмитрий с грустью смотрел на женщину, свою первую юношескую любовь, не удержался, напомнил:
-Ты помнишь наш поход в кино и мое признание в любви.
Она улыбнулась и ничего не ответила.
-Правда, ты была моей первой школьной любовью, - подтвердил он.
-Что было, поросло травой. Это было так давно, словно в прошлой жизни. У меня жизнь разделилась на два этапа: жизнь в Измаиле, и проживание в эмиграции. А ты где живешь сейчас, кем работаешь? Полагаю, не бедствуешь, коль приехал к нам, не в самый дешевый отель? - спросила она.
-Я журналист. Живу в Москве.
-Значит, все же твоя мечта сбылась. Женат, дети?
-Женат. Сын. Жена актриса. Она все время на гастролях, допоздна в театре, на съемках, не видимся иногда неделями. Вот и сейчас, хотели вместе приехать, а ее опять вызвали на съемки, пришлось ехать одному. Сын у бабушки остался.  А в общем, она жена хорошая, отношения у нас нормальные.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Дмитрий. Понял, что он отнимает рабочее время у женщины, встал.
-Извини, отвлекаю тебя. Рад был тебя встретить.
-И я рада. Ты как весточка из моей юности, - грустно улыбнулась она. -  Отдыхай.
И теперь, каждый раз, когда он встречал ее на рецепшене, они улыбались друг другу,  словно заговорщики, у которых за спиной осталась какая-то тайна.

*  *  *
Летом приехал в отпуск старший брат Николай.
Дмитрий корпел над учебниками, готовился к вступительным экзаменам. Он отослал документы в приемную комиссию, уже пришел вызов.
-Не передумал поступать в Москве? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Зря. Тоже нашел мне профессию! Ты же знаешь, журналистика - продажная девка властей. Ты никогда не напишешь то, что хочешь. Сначала тебе будет диктовать тему редактор. Если выйдешь из-за его повиновения, тебя сожрет власть. Уж лучше бы технарем стал. Как наш папа. Скажи ему, мама, разве я не прав? - обращался он к матери.
Мать только вздыхала.
-Да я уж ему сколько раз говорила. Инженер - это всегда гарантированный кусок хлеба. А тут опубликовал несколько статей в местной газете и возомнил себя  великим журналистом. Не серьезная профессия.  Да еще так далеко нужно ехать. Ты четвертый год в Москве, и он уедет на пять или шесть лет. Разъедитесь, покинете родное гнездо, оставите нас с отцом, - плаксивым голосом проговорила она.
-Мне же надо дальше учиться! - возмущался Дмитрий. - В Измаиле один только филиал Технологического института, который мне не уперся. Да техникум по сельскому хозяйству, который выпускает дебилов, мне не нужен. Не склонен я к точным наукам, не дружу с математикой, и к сельскому хозяйству душа не лежит. Не смогу я сдать экзамены в технический ВУЗ, только время потеряю.
-А туда сможешь? - с сарказмом спрашивал Николай. Да еще не куда нибудь, а в МГУ, на факультет журналистики! Ты знаешь, какой туда конкурс? - спрашивал он в полной уверенности, что Дмитрий не понимает в какую «драку» он вязался.
-Знаю. Не поступлю, вернусь домой, - буркнул Дмитрий. - А если поступлю, буду после каждой сессии приезжать на каникулы домой.
-Сынок, не поступишь, тебя заберут в армию, все равно нам оставаться  одним. Хватит с нас одного военного, - кивнула она на Николая. - Ты уж поступай, мы с отцом как-нибудь, - со вздохом соглашалась мать.
Дмитрий показал пальцем на брата.
-Через год Колька закончит свою бурсу, устроится поближе к Измаилу, будет часто навещать вас. А может здесь где-нибудь в части устроится. Или к себе вас заберет.
Мать отмахивалась.
-Не, мы из дома никуда. Тут мои сестры живут. Племянники навещают. За могилами родителей будем ухаживать.
Такая преданность памяти своих родителей вызывало у сыновей уважение, бабушку они помнили смутно, она умерла рано, когда братья были малышами, а деда они помнили и  тоже по-своему  любили. Чудаковат слегка был. Он работал на фрезерном станке в порту. Любил технику. Руки золотые, все мог подчинить. Любовь к технике привил своему сыну, отцу Дмитрия и Николая. А вот Дмитрий и Николай к технике были равнодушны.  И когда дед и отец  из груды металлолома собрали «Москвич», который никто не брался отремонтировать, они вдохнули в него новую жизнь, и у них, на зависть соседей, был свой автомобиль. Вот только тогда у сыновей возникло некое уважение к механике, поскольку ездить им нравилось, а ремонтировать нет. На нем за городом сыновья научились ездить. Братья уважали  отца, он мягкий, не сварливый, никогда не лез с нравоучительными беседами. Мать более строгая, и у нее в первую очередь сыновья отпрашивались на прогулу или в кино.
Чудаковатость деда выражалась в том, что он до последнего часа в жизни  вздрагивал от незапланированного стука в калитку. Хотя те времена, когда со стуком врывались в дома, давно миновали. Он никогда не шел открывать калитку, посылал дочь или зятя посмотреть кто пришел, а сам старался уйти в тень, поближе к огороду, чтобы в случае чего можно было уйти в дальние камыши. Он так поступал не один раз при румынах, а позже при советской власти, когда органы интересовались его ушедшими за кордон братьями. После прихода советской власти в сороковом году, арестовали его брата, который остался в Измаиле. Он разводил кур, а яйца продавал на рынке. На него заявили соседи, которым надоело слышать ранними утрами крик петухов. Фининспектор пришел, пересчитал кур, составил материал и отправил  куда следует. Посчитали частным предпринимателем, буржуем, судили, получил десять лет лагерей, ушел по этапу и не вернулся. Два брата деда при отступлении румын  ушли с ними в Румынию, посчитали, что уж лучше в чужой стране живыми, чем в своей  в застенках. Тем боле, что за двадцать лет оккупации они чисто говорили по-румынски, имели деловые отношения с румынской администрацией. Один из братьев преподавал румынский язык в местной гимназии. Деда почти каждый месяц вызывали в НКВД и допрашивали о связях с братьями. Ожидали, деда тоже арестуют, он и сам к тому был готов, говорил, что лучше бы уж арестовали, ожидание хуже самого ареста. Прекратили вызывать и допрашивать только после пятьдесят третьего года. А когда в шестидесятых годах он получил письмо из Бухареста от брата, дед так перепугался, что хотел отнести письмо в милицию не читая его. И только убеждения сына и невестки заставили не делать этого. До самой смерти отца мать не решалась держать кур, крик петуха заставлял отца вскакивать и ожидать прихода органов. И только недавно мать решилась завести пять курочек и горластого петуха.
Видя, что упрямство брата Николаю не победить, сказал:
-Так и быть. Поедем вместе. Я договорился со знакомыми, они приютят тебя на время экзаменов. А там посмотрим… Бери продуктов побольше, в Москве полки в магазинах пустые.
Желание стать журналистом возникло спонтанно. Как-то в десятом классе их повели на экскурсию, на консервный комбинат. Измаильчане гордились комбинатом, самым крупным в Европе. Он написал восторженную статью о той экскурсии, о людях, работающих там, отослал ее в местную газету. Неожиданно для него, статью опубликовали, пригласили в редакцию, где редактор похвалили юного корреспондента, предложил стать внештатным сотрудником, давал ему мелкие поручения, посещать те или иные комсомольские или городские мероприятия, и писать о своих впечатлениях. Пожилой, многое повидавший на своем веку редактор, снисходительно поучал юнкора азам написания газетных статей. Правда, редактор от его статей оставлял только заголовок и в конце статьи его фамилию, Дмитрий все равно чуть гордился своей причастностью к выпуску газеты. Когда он сказал, редактору, что хотел бы после школы поступать на факультет журналистики, тот пообещал дать ему рекомендации и приобщить к характеристике написанные им статьи.
Перед отъездом Дмитрий хотел увидеть Эсфирь, попрощаться с ней. Дежурил чуть поодаль, ждал, когда она выйдет в город. Видел только один раз, она вышла с матерью, пошли по проспекту Суворова в сторону  центра. Дмитрий на некотором расстоянии шел следом. Мать и девушка зашли в «Гастроном», пробыли там некоторое время, вышли с наполненными авоськами, и пошли в сторону дома. Опять Дмитрий издалека смотрел на тонкую фигурку девушки, сожалел, что рядом шла мать, если бы Эля шла одна, он подошел бы к ней, предложил бы свою помощь, нес ее авоську с продуктами.
Вечером все собрались во дворе Орловых. Мать накрыла стол в беседке, покрытой виноградными лозами. Пришли родители Олега, младшая сестра матери Ольга Петровна и ее муж Леонид Васильевич, старшая сестра Варвара Петровна с мужем Владимиром Ивановичем и дочерью Раей. Рая самая старшая сестра из всех двоюродных сестер и братьев, она давно замужем, у нее двое детей. Она единственная с высшим образованием, закончила технологический институт, теперь работает инженером в городском коммунальном хозяйстве. Со стороны могло показаться, у Орловых очередное торжество, хотя повода особого не было, они часто собирались все вместе то у одной сестры, то у другой. Старший их брат Василий Петрович служил во флоте в Крыму. Приезжал редко. Сейчас приезд сына средней сестры Анны Петровны из военного училища явился тем незначительным поводом, чтобы собраться у  сестры.  Рая помогала матери накрывать на стол, в шутку сказала Дмитрию:
-Найдешь в институте себе невесту, женишься на ней, останешься в Москве.
-Некогда будет по невестам шастать, учится буду, - ответил Дмитрий.
-Я тоже так думала, когда училась. На четвертом курсе замуж выскочила.
Мать вышла с подносом салатов, Дмитрий подхватил поднос, понес его в беседку, где тетя Оля расставляла тарелки.
-Ваня, наточи вина еще бутыль, - велела мать мужу. Тот покорно пошел в погреб, вытащил из бочки чоп, вставил туда тонкую трубочку, почмокал губами, тонкая струйка домашнего вина потекла покорно в подставленную бутыль.
Расселись за столом, первым делом расспросили Николая, как там в Москве, что говорят, к чему стремятся. Неровная, нервная политика Горбачева начала волновать даже рядовых жителей отдаленных окраин Советского Союза. Все трещали о перестройке, о переменах в лучшую сторону, а как работали у себя каждый на своем предприятии, так и работали без всяких там перемен. Только полки магазинов все пустели и пустели под звуки будущего обещанного перестройкой изобилия. На местах никаких перемен не наблюдалось. Только стендами да плакатами о перестройке украшали стены учреждений и городские скверы.
-Че там говорят, некий Ельцин объявился, вставляет шпильки Горбачеву? - спросил Николая Владимир Иванович. Для них далекая Москва так же далека, как Нью-Йорк или Куба.
Николай пожал плечами. В училище старались  политику не обсуждать, на словах приветствовали все начинания генерального секретаря, Ельцин в училище уважением не пользовался. Однако, в кулуарах политикой Горбачева были недовольны, падение стены в ГДР и вовсе не одобряли, развал Варшавского договора воспринимали с зубовным скрежетом. Исподволь наблюдали за решительными действиями Ельцина, за его полемикой с Горбачевым в Верховном Совете.
-А ты разве не смотрел  партийную конференцию в Москве?  - уставился на него Леонид Васильевич. - Ее по телевизору показывали. Ельцин там крепко выступил. Ругал перестройку, потребовал персональной ответственности от тех, кто завел страну в тупик. Партия не справляется с поставленными задачами и так далее.
Николай нехотя ответил, не любил он эти разглагольствования стариков о политике, у каждого свое мнение и оно самое верное:
-Коммунистическая партия уже не тот орган, на котором все держалось, многие выходят их партии, у нас в училище демонтировали Ленинскую комнату, - высказался Николай. Он хотя и учился в Москве, но города почти не видел. Жил на казарменном положении, в город выходили крайне редко, телевизор курсанты смотрели один час в вечернее время.
-А вы слышали, наши умники в Раде заявляют, что пора нам от России отделяться, - высказал свою информативность Леонид Васильевич. И обратился к Николаю: - Закончишь училище, а страна уже не твоя, останешься ты, Николай, служить в России, - и хохотнул при этом, сам не верил, что подобное может произойти.
-Не будет такого, - высказался решительно отец Дмитрия Иван Николаевич. - Кравчук не позволит этого. Все же не с улицы пришел в политику, член ЦК и председатель Верховной Рады, потер штаны в коридорах власти, знает к чему могут привести подобные настроения. Он быстро пресечет подобные мысли.
Он значительно посмотрел на мужчин, довольный своей аргументацией.
Владимир Иванович резво возразил:
-Да брось ты, Ваня, Кравчук еще тот хитрый лис. Посидел в Черновицком горкоме партии, и сразу перепрыгнул в Киев в центральный аппарат, миновал несколько ступеней. Его за хорошие глаза или выдающийся ум туда пригласили? Скользкий он, всегда на двух стульях сидеть хочет. И вашим, и нашим за рупь спляшем. Не верю я этим политикам. А ему тем более!
-А где вы видели порядочных политиков? - хмыкнул Николай по взрослому. Он без пяти минут офицер мог уже за столом среди взрослых высказать свое мнение.
Не знали тогда родственники, что через два дня  Верховный Совет  Украины примет Декларацию о государственном суверенитете Украинской ССР.
Мать решительно пресекла разговоры о политике:
-Хватит болтать о политике. Ваня, наливай в бокалы, - велела она.
-А пацанам уже можно? - спросил он, имея ввиду Дмитрия и Олега.
Мать на минутку замерла, потом решительно махнула рукой.
-Наливай. Взрослые уже. Только не больше одного бокала, - предупредила она наигранно строго.
И Дмитрий с Олегом наравне со взрослыми приподняли бокалы за лучшую жизнь каждого.
Перед отъездом Дмитрий зашел к главному редактору «Дунайского вестника», который  напечатал  первую заметку молодого корреспондента. Тот встретил его радушно.
-Не верю, я Дима, что ты сможешь поступить, все же это Москва! МГУ! Конкурс там больше, чем в театральный. Но все же желаю тебе поступить, и я буду всегда гордиться, что первым заметил в тебе талант журналиста.
-Спасибо, Виктор Терентьевич!
-Если поступишь, присылай свои заметки, статьи. Будет что-либо интересное, - напечатаем. Гонорар не обещаю.
-Договорились, Виктор Терентьевич. - и ударили по рукам.

*  *   *
Прошел год.
Дмитрий заканчивал первый курс факультета журналистики. Тогда, в прошлом году, его поразил своей монументальностью университет, поражал воображение огромный холл при входе, такие аудитории он видел только в кино. Да и сам город Москва не поддавался вначале ориентации, он плутал в метро, никак не мог усвоить переходы, блуждал в переулках возле Красной площади, и никак не мог выйти на нее без расспросов у прохожих. Первое время он решался всего лишь выйти на смотровую площадку на Воробьевых горах, и смотреть на город, который простирался далеко за горизонт. На время экзаменов обетурьентов поселили в пустующем общежитии студентов, которые находились на каникулах, не пришлось ему беспокоить каких -то знакомых брата. В тяжелое для страны время пришлось учиться Дмитрию. Пустые полки магазинов. Шпалеры старушек, продающих домашнее добро. Забастовки рабочих, митинги недовольных. Во всем чувствовалось упадническое настроение.
Поступил он в прошлом году на удивление легко, хотя конкурс, действительно, оказался большим. Никто не верил, что Дима сможет набрать нужное количество баллов. Он и сам не верил. Но он набрал проходной балл, хотя таких проходных баллов набрали многие будущие студенты. Тем не менее с замиранием в душе он увидел свою фамилию в списках принятых. Возможно помогли приложенные к заявлению публикации статей в газетах, однако у всех поступающих за плечами было участие в газетах, а то и в толстых журналах.  Возможно помогло то, что  институту спустили квоту на студентов из союзных республик. Таким образом, на курсе учились ребята и девушки из Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Грузии. Студенты москвичи смотрели слегка свысока на студентов из провинции. Затем совместные попойки в студенческом общежитии, как-то снивилировали их взаимоотношения. Ценить стали за талант, многие сочиняли стихи, писали прозу. Учеба Дмитрию нравилась. Точных наук не преподавали. Предметы История журналистики, Основы журналистской деятельности, Жанры и система СМИ ему давались легко, не говоря уж о общеобразовательных: русский, история, особенно налегал на иностранный язык, понимал, в журналистике он особенно пригодится.
      В комнате с Дмитрием проживали грузин Шато и молдаванин Степан,  ребята хорошие, умные, Дмитрий сдружился с ними, хотя спорили до хрипоты. А еще Дмитрий сдружился с москвичом Павлом Смирновым, они вместе сидели на всех лекциях, парнем веселым, сыном известного директора крупного Универмага. Мать у него работала на телевидении помощником режиссера, страстно желала видеть сына телевизионным журналистом. Павел был старше ребят, поскольку успел отслужить в армии, первый год после школы не сумел поступить в институт и загремел в армию, поступил после демобилизации. Он не делал отличия между собой и  не служившими в армии однокурсниками,  приходил в общежитие к Дмитрию с бутылкой вина и каждый раз с новой девушкой. О службе в армии вспоминать не любил, советовал в армию не ходить, ничему хорошему там не учат, офицеры пьют, дедовщина процветает. Когда его спрашивали, где он достает спиртное, в стране сухой закон, Павел только загадочно улыбался. Юноша обладал чисто мужским обаянием, чуть выше среднего роста, волосы темные, кудрявые, спадали завитушками на лоб, хитрые улыбчивые глаза кота плута, к нему тянулись и девчонки, и ребята. По сути парень раздолбай, учился спустя рукава, практически все москвичи таковыми были, поскольку у всех родители занимали те или иные руководящие посты. При его появлении в общежитии в комнату к Дмитрию набивались студенты соседних комнат, приходили девчонки с курса журналистики, шум и хохот заполнял коридоры, включали портативный магнитофон, и только комендант прекращал вакханалию, каждый раз грозил выселить Дмитрия и его друзей из общежития. Хотя Дмитрий в этих шумных посиделках принимал созерцательное положение. Он не танцевал, не пел под гитару, только слушал, что говорят его товарищи. Всего год назад подобное в общежитии представить было не возможно. Ранее в одиннадцать часов проверяющие преподаватели и комендант смотрели, все ли студенты на месте, нет ли посторонних в комнате, а тем патче, - не задержалась ли девушка у парня или парень в девичьей комнате. Сейчас, на это смотрели сквозь пальцы.
Однажды Паша в очередной раз пришел вечером в гости с новой девицей, студенткой первокурсницей факультета философии. Разбитная, веселая, красивая, она залихватски выпивала бокал вина и шла танцевать одна, если не находилось партнера, демонстрировала свою фигуру. Паша представляя товарищей в комнате, подвел ее к Диме, сказал:
-Знакомься. Это Диана. А это Дима Орлов, - представил он девушке  Дмитрия и добавил: -  Будущая звезда журналистики.
Она посмотрела на Дмитрия,  подала свою руку, посмотрела на него и сказала Павлу:
-Ты посмотри, какой симпотяшка!
Дмитрий покраснел, девушка заметила, звонко рассмеялась.
-Он еще и смущается, словно красна девица. А еще будущий журналист. Журналюга должен быть наглым, - назидательно сказала она.
И отошла к кампании парней и девушек.
Весь вечер Дмитрий наблюдал за ней, она вела себя очень раскрепощенно, запросто целовала Пашу в щеку за каждое умное выражение, шла танцевать высоко взмахивала подолом платья, и было в ее раскрепощенном танце нечто залихватское, а вовсе не вульгарное. Своим взглядом на него  смущала Дмитрия, от отводил взгляд в сторону, затем его снова, словно магнитом притягивало смотреть на ее фигуру. Он не мог представить, чтобы Эля, или другие девочки в Измаиле, могли себе подобное позволить. И невольно ловил себя на мысли, что не может оторвать от нее глаз. И она продолжала ловить его взгляд, загадочно улыбалась и подманивала рукой, чтобы он вошел в круг танцующих. Дмитрий танцевать стеснялся, тем более не мог поддаться общему бесшабашному поведению, при котором парни запросто прижимали к себе девчонок. Диана  сама подскочила к нему, схватила за руку и потянула в круг. Положила его руку себе на талию, повела в медленном танце.
-Да прижми ты меня крепче, - потребовала она лукаво, - а то я ноги тебе оттопчу, - засмеялась она, и в приглушенном свете брызнули искорки из ее глаз. Она плотно прижалась к нему, Дмитрий ощутил в руках ее стройный стан,  почувствовал у себя на груди ее высокую грудь, он вмиг вспотел, потерялся, она почувствовала его неловкость, остановилась, взяла за руку и повела к столу, где сидел Павел.
-Твой друг только с виду Орлов, а сам так, Воробушкин! - и засмеялась.
-Провинция! - подтвердил Паша.
Его на медленный танец пригласила однокурсница Люба Савушкина, с которой он частенько перебрасывался репликами во время перемен., считалось, у них хорошие приятельские отношения. Он пошел с ней танцевать, а сам ловил взглядом тонкий стан Дианы. Люба девушка более плотная, в танце тяжеловатая, и он восхищенно наблюдал, насколько легкая в танце Диана.
И когда они прощались, Диана неожиданно щелкнула его по носу, сказала:
-Приходи смотреть спектакль, я играю в студенческом театре. Напишешь статью в местную газету об игре студентов. Паша говорит у тебя легкое перо.
Дмитрий ничего не ответил, но весь вечер перед глазами грезилась лукавая улыбка Дианы, мелькали ее круглые, белые коленки, в ушах колокольчиками переливался ее звонкий смех.
Через несколько дней он стал забывать ее. Всматривался в лица  студенток на своем курсе, ни одна из них не походила своим поведением на Диану. Все зациклены на учебе, даже в минуты вечернего ничегонеделания занимались приготовлением еды, корпели над учебниками и будущими статьями, посиделки в их кругу редко выплескивались за пределы всего дозволенного. Иногда играли в карты, обсуждали фильмы, значимые статьи в газетах, спорили о будущем журналистики. Шато каждый день строчил письма домой, у него в Гори осталась любимая девушка, он опасался, пока он учится, родители могут найти ей более достойную партию.
-Ты скажи, памятник Сталину у вас там еще стоит? - спрашивал Степан.
-А как же! И музей в целости и сохранности.
-Странно, по всей стране их снесли, - удивлялся Степан
-Правду говорят, что при разгоне митинга в Тбилиси погибли люди? - спрашивал Дмитрий, поскольку Шато прославился у себя в Грузии тем, что писал обличительные статьи против действий солдат и ОМОНа при разгоне демонстрантов.
-Правда! - загорался Шато. - Обиднее всего, что митинг был мирным, никто не покушался на власть, а солдаты рубили их саперными лопатками.
-Ты видел это своими глазами или тебе сорока на хвосте принесла, - недоверчиво переспрашивал Дмитрий.
-Я раненных в больницу отвозил, - доказывал Шато.
Дмитрий верил и не верил, чтобы как-то оправдать  солдат, неуверенно проговорил:
-Советская власть должна защищаться, ваш Гамсахурдия давно мутит воду. Хочет выйти из состава Союза. Вы создаете свою грузинскую армию, хотя в Грузии стоят советские войска. Напали на Южную Осетию, Абхазию, люди в тех краях посмотрели к чему ведет национализм Гамсахурдии, решили, что им с Грузией не по пути.
-Э -э! - горячился Шато. - Мы не хотели выходить из состава СССР до апрельских событий. Теперь доверия к центральной власти у нас нет, - жестко ответил Шато. - Мы самодостаточное государство.
-Странная логика: к СССР доверия нет и надо выходить из его состава. А то, что у абхазов и осетин нет доверия к центральной власти Грузии, это вами не признается?! - пожимал плечами Дмитрий.
-Если доверия у вас к Москве нет, что же ты приехал поступать в сюда, митинговал бы у себя, дома, - упрекнул его Степан.
-Это лучший ВУЗ не только в Советском Союзе, его ценят за рубежом. Диплом тбилиского университета не уважают. Полагают, туда только за деньги поступают, - парировал Шато.
-Разве не так? - посмотрел на него с потаенной улыбкой Дмитрий.
-Так! - подтвердил Шато. - Еще одна причина, почему я и решил поступать в Москве.
-Зря вы взбунтовались, - лениво упрекнул товарища Дмитрий. - Привыкли при Сталине жить красиво, не вкладываясь в общую экономику страны. Чего у вас самодостаточного? Горы, море, чай и фрукты! Разве на этом построишь самодостаточную республику?
-И после Сталина жили на торговле фруктов, причем вне государства, частным порядком, - добавил Степан. - А теперь лафа закончилась, вы решили, в том виновата Россия, и вам нужно отделится, тогда вы заживете богато, - не унимался Степан.
-Можно подумать в Молдавии тишь да благодать. - огрызался Шато. - Вы со своим Приднестровьем разберитесь. И с Гагаузией тоже. Ваш национализм похлеще нашего будет.
Такие споры между ребятами возникали длинными зимними вечерами, когда они готовились ко сну, и все дневные заботы оставались позади.
Молдаванин Степан проживал в Кишиневе, отец у него до недавнего времени работал в милиции, с разрешением создавать кооперативы, он уволился и открыл в Кишиневе ресторан, звонил сыну и требовал бросить не нужный, по его мнению факультет, перевестись на юридический или экономический и помогать ему в бизнесе. Степан колебался, возможно, отец и прав. Дмитрий отговаривал его, напоминал, Ленин в свое время разрешил непманам открывать частные лавочки, чем это закончилось, все знают. Так и в СССР: кооперативы недолго просуществуют!
Он не верил, или не хотел верить, что Советский Союз может приказать долго жить. В Москве хотя и шумно, однако не стреляют. В Украине тоже больше горячей полемики, нежели конкретных действий. А в родном Измаиле вообще тишина. Город как жил своей сонной жизнью, так и живет до сих пор. Только в магазинах все подорожало и продуктов стало меньше. Не настолько, как в Москве, в которой пустые полки и талоны на продукты первой необходимости. Выручала студенческая столовая, которая поддерживала студентов пока еще недорогими ценами.
В один из вечеров к нему зашел Павел, сказал Дмитрию.
-Айда в местный театр, там сегодня Динка играет.
-Почему Динка? Она же Диана? - спросил Дмитрий.
-Ах, - отмахнулся Павел, - Диной ее кличут, Диана - она для друзей и сцены. Артисткой стать мечтает. Философия  для нее, как телеге пятое колесо, - пояснил товарищ. У не мамашка преподает марксистско-ленинскую философию, хочет, чтобы дочь пошла по ее стопам.
-Чего же она сразу не стала поступать на актерский?
-Родители настояли. Сказали, что актерство профессия не для серьезных людей. Родители у нее строгие. Папашка в ЦК работает. Мамашка профессор философских наук.
Дмитрий присвистнул.
-И как же у таких строгих родителей выросла такая оторва? - посмотрел он на Павла.
-Протест! Извечный спор родителей и подрастающего поколения. Вот ты, во всем согласен со своими родителями? - ткнул пальцем в грудь Павел Дмитрия. Дмитрий не задумываясь ответил:
-В принципе, да! Мои родители простые труженики, прожили в согласии, всегда являлись для нас с братом примером. У нас не было повода спорить с ними, или в чем-то не соглашаться. Если не считать бытовой мелочи, - пояснил Дмитрий. Павел согласился с ним, дескать, в провинции люди живут более патриархально, домострой для них не утратил своей актуальности.
Так за разговором они прошли в актовый зал, в котором проходили общие собрания, конференции, выпускные торжества, в некоторые дни на сцене ставил свои спектакли студенческий театр. Кстати, именно самодеятельные артисты  институтского театра впоследствии стали известными всей стране актерами. Зал заполнялся студентами со всех факультетов. Паша оставил Дмитрия, бесцеремонно заглянул за кулисы, позвал Диану, сообщил ей, что он с Дмитрием пришли смотреть спектакль, в шутку пригрозил, они строго будут оценивать ее игру, так что пусть постарается. В зал набилось много студентов, чего Дмитрий никак не ожидал.
-Что за пьеса? - спросил он, не успел просмотреть объявление на входе в зал.
-«Три сестры» Чехова, - пояснил Паша.
-Ничего себе! Серьезная постановка. Кого из сестер играет Диана?
-Ирину, младшую сестру.
-Ты полагаешь,  необузданный темперамент Дианы под стать  характеру  молодой девушки из девятнадцатого века? - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Да хрен ее знает, - пожал плечами Павел. - Актриса должна уметь перевоплощаться, - приподнял палец Павел. - Впрочем, посмотрим.
В это время зазвучала музыка, и занавесь распахнулась, обнаружив декорации сцены.
Наблюдая за игрой Дианы, Дмитрий с удивлением наблюдал совсем другую девушку, незнакомую, целомудренно сдержанную, в наглухо застегнутой блузе и длинном платье, типичная дворянская барышня прошлого века. Ничего не напоминало ту разбитную девицу, которая самозабвенно плясала в его студенческой комнате, высоко обнажая белые ноги.
Ее монолог: «Работаю уж давно, и мозг высох, похудела, постарела, подурнела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше. В какую-то пропасть...» - произнесен  Дианой с таким душевным надрывом, что Дмитрий невольно в душе восхитился. Он поерзал на стуле, украдкой взглянул на Павла, тот чуть поджав губы,  сосредоточенно смотрел на сцену.
После окончания пьесы и криков «Браво!», Дмитрий сказал Павлу, сыграно здорово, героиня Дианы так и не полюбила барона, а замуж за него все же выйти решилась. А в жизни у нее как?
-Годы ее героини такие, пора выходить, иначе в девах останется. Кстати, Динке тоже уже двадцать два, ей тоже пора замуж, - бросил через плечо Павел.
-А ты чего на ней не женишься?
-С ума сошел?! Разве она создана для семьи! С ней роман крутить одно удовольствие. Кстати, говорят, она жила с одним, чуть замуж не вышла. Обожглась, и теперь очень избирательна. Хотя, когда я спрашивал о нем, она только отмахивалась. Ты думаешь, почему я возле нее задержался? Потому, что держит меня в друзьях. А мне ужасно хочется с ней переспать, - цинично признался Павел.
-Как же так, без росписи? - искренне удивился Дмитрий.
Павел расхохотался, ударил Дмитрия по плечу.
-Ну-у, ты провинция! - удивленно, нараспев заявил он. - Да на нашем курсе ты не найдешь ни одной девственницы. Ты не знаешь, что с гласностью пришла к нам и  раскрепощенность? Вторая сексуальная революция! - и тут же без перехода спросил: - Ты лучше скажи, тебе понравилась пьеса?
-Пьеса? - Дмитрий на секунду задумался. - Не знаю. Как-то согласен я с теми критиками, которые говорили, что в пьесах Чехова не усматривается фабула, - пояснил он.
-Знаешь, что сказал Толстой по поводу чеховских пьес? «Если пьяный лекарь будет лежать на диване, а за окном идет дождь, то это по мнению Чехова будет пьеса. По мнению Станиславского - настроение». По мнению Толстого  - это скверная скука, и лежа на диване, никакого драматического действия не вылежишь. Ты лучше скажи, как Динка играла?
-Выше всяких похвал. Не ожидал что эта оторва может так перевоплотиться, - искренне сказал он.
-Ты считаешь, ее удел шлюх играть? - Павел покосился на друга.
-Я вовсе так не думал, - поспешил уверить его Дмитрий.
-Запомни: у тихонь в душе черти водятся, а вот такие, бойкие, всю свою энергию до того тратят, - с уверенностью новоявленного Дон-Жуана произнес Павел.
Они в фойе ждали Диану, она наконец появилась, все в том же своем коротеньком платьице, мотнула кудряшками, словно не она только что была девицей из девятнадцатого века, подхватила ребят под руки, весело сказала:
-Бенефис, мальчики, нужно отметить, пошли в кооперативную кафешку, я угощаю. Что возьмешь с вас,  нищих студентов. Как я вам показалась? - и при этом лукаво взглянула на Диму.
-Замечательно! Полагаю, ты и впрямь настоящая актриса! - вдохновенно произнес он, искренне удивленный ее перевоплощением и серьезным отношением к роли.
-Можно было и похуже сыграть, - проворчал Павел, несколько удрученный тем, что Диана обратилась с вопросом к другу. - Только хуже некуда.
Диана хлопнула его ладонью по спине и потащила за собой к выходу.

*  *  *
Сдав весеннюю сессию, Дмитрий решил подождать брата, вместе поехать на каникулы домой. Брат окончил учебу в военном училище, ему вручили лейтенантские погоны, он бурно отметил с сослуживцами окончание, получил направление в Министерство обороны Украины, где определят его дальнейшее прохождения службы. Родители на торжество по поводу вручения диплома и офицерских погон приехать не смогли. Дорого, да и нет знакомых, у кого можно было бы остановиться, а гостиницы в столице всегда дороги и переполнены. Поэтому, братья сели в поезд «Москва-Одесса» и поехали в сторону дома.
-Сначала домой, потом поеду в Киев сдаваться, - пояснил Николай.
В новенькой офицерской форме брат выглядел импозантно, он и сам это чувствовал, лишний раз смотрел на себя в зеркало. Выходил на каждой остановке покурить, смотрел, как на него реагируют девушки, которые, к сожалению, вовсе не обращали на него внимания. Военных последнее время много, престиж военного померк в глазах многих обывателей, они неприкаянно ездят по необъятной стране в поисках лучшего гарнизона. Военнослужащим задерживали зарплаты, окончивших военное училище в России отпускали на вольные хлеба в свои союзные республики, где они искали  место дальнейшей службы. Коррумпированные офицеры брали пример со своих бывших партийных бонз, соглашались брать на работу молодых офицеров только после солидного бакшиша, мотивируя тем, что теперь их российский диплом мало чего стоит. Многие уходили на гражданку, так и не изведав армейской службы. 
-Надо было поступать не в общевойсковое училище, а в технические войска, - сокрушался Николай. - Если не останешься в армии, можно было бы на гражданке устроиться по специальности. А так, кому ты нужен, которого учили только тактике да стратегии, стрелять да окапываться.
-Ниче, молодой еще, успеешь закончить что-нибудь техническое, - успокаивал его брат.
В ответ Николай упрекал брата:
-Можно подумать твоя профессия лучше. Зачем ты ее выбрал, не пойму? -  недоумевал Николай по поводу учебы брата на факультете журналистики. - Она тебя не научит ни дом построить, ни человека вылечить, ни родину защитить.
-Можно подумать, тебя в армии научили дома строить? Людей лечить? И еще чему? - парировал Дмитрий. - Разрушать дома и убивать людей тебя научили. А журналистика  - это четвертая власть, она формирует общественное мнение, доводит до сведения всех граждан о положении дел в стране и за рубежом, - многозначительно чертил указательным пальцем воздух.
Николай недоверчиво отмахивался:
-Президент, правительство и министр обороны формируют общественное мнение, а вы только их рупоры…
Так в спорах они провели всю дорогу.
Поезд приходил в Одессу в одиннадцать часов, в Измаил отправлялся в половине третьего. Сдали чемоданы в камеру хранения, пошли прогуляться по городу. Недалеко рынок, всем известный «Привоз», увидев офицера, сразу к нему подскочили два молдаванина, с вопросом: что офицер продает? Николай недоумевал, что он может им продать. Потом им объяснили, украинские военнослужащие толкают на рынке обмундирование, технику, иногда подпольно оружие. Перекупщики приняли его за одного  из них.
-Докатились! - возмущался Николай, - Офицеры — барышники!
-Погоди, посидишь без денег, и ты барышником станешь, - подтрунивал Дмитрий.
-Я! Советский офицер?! Никогда! - гордо отнекивался Николай.
Поезд в Измаил приходил поздно, но родители извещенные о приезде, не спали.
Когда охи и ахи закончились, и уселись за стол, мать все сокрушалась, как похудели дети.
Первые дни Дмитрий отдыхал, никуда не ходил, помогал матери на огороде,  с умилением наблюдал за курочками в загородке, между ними гордо вышагивал петух, находил зернышко, кудахкал, куры со всех ног бежали к нему, старались  угоститься подарком.
-Мама, а ты кур режешь? - спросил Дмитрий.
-Нет, сынок, жалко их. Ради яиц держим, - пояснила мать.
-И правильно. Они такие потешные… - и продолжал наблюдать за ними.
Николай покрасовавшись в форме среди друзей и родственников, которые приходили в гости, по очереди рассматривали его, какой красивый да статный теперь их племянник, который только недавно под стол пешком ходил, потом повесил форму в шкаф, одел футболку и спортивные штаны, с вечера уходил к старым знакомым, и приходил поздним вечером. Однажды Дмитрий видел его на танцевальной площадке с довольно симпатичной девчонкой, с которой он и растворился в летней ночи.
По телевидению сообщили, в России избрали первого президента, им стал Ельцин. У горожан это не стало сенсацией. Избрали и избрали, им от этого ни холодно, ни жарко. Перемены в далекой Москве здесь, в городе, не ощущались, за исключением в перебоях с продуктами в магазинах. В большей степени горожан интересовал приезд в Киев президента Соединенных Штатов Буша. В этом виделось некое признание заокенской державой значимости Украины вне большого старшего брата.
Поделиться своими впечатлениями он зашел к главному редактору «Дунайского вестника». Заодно похвастать, что он уже студент факультета журналистики, хотя тот об этом знал со слов коллег.
Виктор Терентьевич сидел все в том же потертом пиджачке, казалось за год ничего не изменилось в его кабинете, груда бумаг везде: на стульях, диване, подоконнике. Перед ним печатная электрическая машинка «Ятрань», которой он очень гордился, так как всего три года назад он пользовался портативной машинкой «Москва», которая стала часто ломаться. Приподняв поседевшую голову от стола, увидел Дмитрия, проговорил, словно они только вчера расстались:
-А-а, заходи.  Одолел таки вступительные экзамены, - констатировал он. - Молодец! На побывку?
-Да, на каникулах, - подтвердил он.
Виктор Терентьевич привстал, пожал протянутую руку.
-Над чем работаете, Виктор Терентьевич?
-Слышал, к нам в Киев Буш пожаловал? - вопросом на вопрос спросил главный редактор.
-Как не слышать, об этом каждые полчаса по радио талдычат, в новостях по телевидению показывают. Он не первый, кто их штатовских президентов приезжает в Киев, к нам и Никсон приезжал.
-Ты то откуда знаешь? Ты тогда под стол пешком ходил?
-Газеты читать нужно, - улыбнулся Дмитрий.
-Вот ты бы, без пяти минут журналист, написал бы статью о визите столь значимой персоны, - посоветовал главный редактор без всякой надежды, что юноша согласится.
-Да какой там без пяти минут! Я закончил только первый курс.
-Сложно учиться? - без интереса спросил редактор, а сам глазами искал какую-то бумагу на столе.
-Сложно, но интересно. Информации много, не успевает голова все переваривать. Я бы написал, но размышления мои вы не напечатаете, а писать просто, как о свершившемся факте, - неинтересно ни мне, ни читателю.
-Что так? - заинтересовался редактор, и даже очки отправил на лоб, чтобы лучше разглядеть юношу.
-Посудите сами! Принимали Буша на самом высоком уровне, словно Украина уже суверенное государство: с красными дорожками, почетным караулом, и гимнами трех государств. В том числе гимн Украины, хотя мы все еще в составе СССР. Речи велись на английском и украинском языках, а не как раньше, гостей из-за рубежа встречали на русском языке. Как это нужно понимать, что мы уже полностью абстрагировались от центральной власти? Зажили самостоятельной жизнью? - спрашивал Дмитрий.
Главный редактор закусил верхнюю губу, приподнял от удивления брови.
-Я как-то не обратил на эти нюансы внимания, - признался он. - Вот что значит молодой не замыленный глаз! Да, такие мысли печатать нельзя. Но ведь газета должна отреагировать на приезд столь высокого гостя?
-Давайте напишем просто: Проездом из Москвы нашу столицу посетил высокий гость президент США господин Буш с супругой. Люди встретили его плакатами: «Империя зла жива!». Намек на Россию! Взмыленный и загоревший господин Кравчук прервал свой отпуск и примчался припасть к ногам своего сюзерена.
-Но, но! Не заносись! - прервал его главный редактор.
-Хорошо, будем скромнее.  Председатель Верховной Рады Кравчук с ответственными лицами встречал высокого гостя в аэропорту Бориславь. Далее: после приветственных речей высокие гости проследовали в парламент, где президент Бух хорошо отозвался об экономической мощи республики и ее многомиллионном населении, которое кует эту самую мощь. Он так же сказал, что американцы не станут поддерживать те силы, которые стремятся поощрять самоубийственный национализм, которым так увлекаются некоторые круги в Украине, - с энтузиазмом вещал Дмитрий.
-У нас есть такая партия РУХ, им не понравится подобный спич президента, - прервал Дмитрия главный редактор.
-Из песни слов не выкинешь, мы же не должны искажать речь Буша, - возразил Дмитрий.
-Искажать не нужно, а умолчать можем. Или отделаться общими фразами. Ты не понимаешь, по какому лезвию ножа мы тут ходим. Придираются к каждому слову. Того и гляди закроют, - пояснил главный редактор.
-Так у нас же гласность, перестройка?! - напомнил Дмитрий.
-Это у вас в Москве гласность и перестройка. А у нас тут каждый партийный прыщ сидит, в носу ковыряется, не знает на чем бы себя еще проявить, как не на запретах, - с досадой проговорил главный редактор. - Основная задача наших деятелей последние семьдесят лет, это — не пущать и запрещать! Кто его заметит, если он будет все разрешать? А вот погубить хорошее дело, тут могут на него обратить внимание, усвоил?
-Хорошо! Отделаемся общими фразами. Во время визита президент  Буш с супругой посетили Бабий Яр в Киеве и отдали честь памяти погибшим евреям, русским, военнопленным, коммунистам и прочим гражданам, которых немцы расстреляли во время оккупации Киева. И которым усиленно помогали некоторые несознательные украинские граждане, так называемыми коллаборационисты.
-Нет, это не стоит! - замахал руками Виктор Терентьевич. -И акцент на погибших евреях тоже не надо делать, просто: погибшие советские граждане.
-Погодите, президент Буш прямо высказался о Холокосте, - возразил Дмитрий.
-Он же говорил по английски, а переводчик мог по-своему трактовать его речь, - парировал главный редактор.
-Эко вас тут зашугали, Виктор Терентьевич! Вы так скоро шарахаться будете от каждого куста. Так же нельзя! Переводчик не может перевирать слова своего президента. А о некоторых несознательных украинских гражданах высказался сам Кравчук, - напомнил Дмитрий.
-Это он в угоду американцам, сам он так вряд ли думает.
-Тяжко с вами, Виктор Терентьевич.
Главный редактор тяжело вздохнул, махнул рукой:
-Валяй дальше.
Дмитрий кивнул, продолжил:
-В своей речи президент Буш выразил признательность Украине за то, что  прекрасным памятником увековечили память о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста. Отметил вклад Горбачева в переоценку советской истории. Так же отметил, что он всячески поддерживает своего кремлевского партнера, который переживает не лучшие времена. Выступил с ответной речью и Кравчук на украинском языке. Его слушали советские сопровождающие лица вице-президент Янаев и посол в Вашингтоне Комплектов с вытянутыми лицами, ничего не понимая, о чем говорит Кравчук, - вдохновенно говорил Дмитрий, смеющимися глазами смотрел на смущенного главного редактора.
-Так! Я понимаю твою иронию, - опять прервал его редактор. -  Садись за мой стол, печатай все, что ты находишь нужным, - встал Виктор Терентьевич из-за стола. - А я потом буду править по своему усмотрению. Подпись будет твоя, - предупредил он.
-Да ради Бога! Меня завтра здесь не будет, а ответственность за все несет главный редактор, - засмеялся Дмитрий.
Он сел за стол, посмотрел на машинку, похвастал:
-Нас учат в институте пользоваться компьютерами.
-Милый, пока до меня дойдет компьютер, я  в бозе почту.
-Да ладно вам!
-Ну на пенсию выйду, это точно!
Дмитрий заложил лист и начал печатать. Через полчаса он протянул лист Виктору Терентьевичу.
-Правьте, - разрешил он. - Полагаю,  от моей статьи останется только рожки да ножки, заголовок и фамилия.
Они попрощались и Дмитрий пошел домой. Виктор Терентьевич смотрел вслед Дмитрию, констатировал факт: вырос юноша!

Шестнадцатого августа Николай поехал в Киев за направлением, в полной уверенности, что добьется права служить в Одесском военном округе поближе к дому. Восемнадцатого Дмитрия разбудил отец со словами:
-Черт знает что творится в Москве. По всем каналам передают балет «Лебединое озеро». Приходил Леонид, он слышал, в Москве произошел переворот, Горбачева скинули, - пояснил он.
-Как?! Кто мог его скинуть? Ельцин? - не поверил Дмитрий.
-Та не, там какая-то группа серьезных людей собралась. Силовые министры и его сподвижники. Я по радио слышал Ельцина вообще в Москве нет, он в Казахстане прохлаждается. Горбачев в Крыму отдыхает. Надо послушать, может еще что скажут, - рассказывал отец.
В Измаиле по такому поводу народ мало волновался. Где та Москва, в которой паны друг другу чубы рвут, кто бы не засел в Кремле править, для горожан ничего не изменится. Как жили размеренной жизнью, так и будут жить. Поменяют городское начальство? Так их и так каждые три года тасуют. Всего лишь любопытство одолевало, чем все закончится, дойдет до драчки или нет. Где-то к вечеру узнали, Горбачев чуть ли не смертельно болен, управлять страной не может, его ближайшие соратники  взяли на себя управление государством.
-Тогда Ельцину кирдык, - авторитетно заявил пришедший послушать сообщение сосед Петрович.
-Почему ты так думаешь? - спросил отец.
-Та он им всем как кость в горле. Я не могу понять, чего с ним Горбачев нянькается, послал бы туда, куда Макар телят не гонял, послом определил бы в африканское государство, так нет, власть с ним делит. Увидите, подсидит он его - уверенно заявил Петрович.
Отец возразил:
-Ельцина, конечно, народ поддерживает в Москве. Как, Митя, поддерживают в Москве Ельцина или он фигура дутая? - обратился к сыну с вопросом отец.
-Горбачев всем надоел. Много говорит, ничего не делает. Полки в магазинах пустые. При таком раскладе полюбишь кого угодно, кто пообещает накормить страну. А Ельцин обещать мастак, - вяло ответил Дмитрий, зная настроения улицы.
Потом вечером ловили скупые сообщения самих путчистов, вице-президент страны Янаев от лица всех заявил, что над страной нависла смертельная опасность, начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и  необходимы чрезвычайные  меры по выводу государства и общества из кризиса.
Опять пришедший Петрович, погрозил кому-то пальцем и с пафосом произнес:
-Ото ж правильно!  Живем в полном дерьме. Давно надо выводить страну из кризиса, - и тут же без перехода к отцу: - Ты бы, Ваня, велел налить стаканчик вина. Обмыть надо новую жизнь.
-Да погоди ты, до новой жизни, как до Киева раком, еще неизвестно чем оно там закончится, - отмахнулся отец.
-А чем бы не закончилось! Ты вон, как шлепал каждое утро в порт, так и будешь шлепать, а Марья в огороде копаться, - уверено проговорил сосед.
Часть измаильчан пошли к горсовету митинговать в поддержку путчистов. Кто -то сверху приказал организовать тот митинг. Еле собрали сотню человек, срочно сняли рабочих с порта и завода. Все же время отпусков, мало кому хотелось стоять на жаре и слушать очередного оратора.
-А как же наша власть в Киеве? - волновал всех вопрос. - Кого поддержат: Ельцина или этих… ГКЧПистов?
-Наша власть выжидает. Хитрый лис пан Кравчук примкнет к тем, кто победит, - высказался Петрович.
Эпопея  с путчем закончилась тем, чем и должна закончиться, когда к власти решили придти нерешительные люди.
На Украине жизнь бурлила. Воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада приняла «Постановление и Акт провозглашения независимости Украины».
Отец и Дмитрий переглянулись.
-А это что еще за новость? - обеспокоенно спросила мать.
Каждое новшество исходившее из Киева пугало горожан больше, чем московские передряги, лишало их привычного уклада жизни. Поди знай, что за этим кроется. Слишком много перемен пришлось на их жизнь. Так и случилось, как только Украина объявила о своей независимости, Государственный банк СССР  остановил перечисление денег на Украину, и многие предприятия и учреждения лишились возможности платить заработную плату и пенсии. В Москве из-за скачка цен опустели полки магазинов, а в украинских магазинах полки не опустели,  опустели кошельки.
-Никак мы решили отделиться от России, - неуверенно проговорил отец, - все еще не мог поверить в свершившееся.
-Давно уже некоторые носятся с идеей не кормить Россию. Мы богатая, промышленная республика, а живем хуже Болгарии, Румынии, або еще с кем, - проговорила мать и перекрестилась. - Лишь бы не было только войны… - и вздохнула. В семье два парня, в случае чего, война стороной их не обойдет.
Двадцать пятого августа из Киева приехал Николай. Злой, как черт.
-Что, сыночек? Почему так долго? - обеспокоенно спросила мать, увидев, на сыне нет лица.
Николай бросил сумку на лавочку, сказал с сожалением:
-Не вовремя я туда попал.  Все заняты сначала путчем, потом с независимостью носились, как с писаной торбой. Никому нет до меня дела. Учреждения не работают, все митингуют, военные выжидают. В Киев из Москвы примчался генерал Варенников с бригадой, уговаривать Кравчука ввести чрезвычайное положение и поддержать путчистов. Тот вертится, как уж на сковородке. Верховный Совет обложили со всех сторон митингующие, коммунисты боятся выйти, удирают через черный ход. Горбачев распустил партию, КПСС больше не существует. Министерство обороны напрямую подчиняется Москве, не знают, как им поступить. Я уж хотел плюнуть и вернуться домой, неожиданно принял меня начальник управления кадров, я уж примелькался в коридорах министерства, глаза им намозолил. Пошел мне навстречу, поскольку ему вся эта вакханалия с независимостью встала поперек горла. Сказал, вакансий в Одесском округе нет. Есть только в Прикарпатском. Хотел его послать со всей армией, в которой уже три месяца не платят зарплату. Он уверил, что это временно, как только вся эта шумиха утихнет, появится вакансия, он что-нибудь придумает. Ага, придумает он! Я ему кто? Племянник? Сват, брат? Он забыл обо мне как только я вышел за порог. Там ему не до меня, того и гляди самому по шапке дадут, - рассказывал он, вытирая пот со лба.
-Так может ему надо было дать, - высказала догадку мать.
Николай вывернул пустые карманы.
-Чего я ему дам?! Я на дорогу у вас занимал, - напомнил он.
-И ты согласился? - спросил Дмитрий.
-Что оставалось делать. Училище окончил, а военной службы так и не понюхал. Уволится всегда успею. Готовь нас, мама, к отъезду, - с грустью велел он.

*  *  *
С некоторым сомнением в душе вернулся Дмитрий в институт. То ли его примут для дальнейшей учебы, то ли предложат перевестись в Киевский университет, в котором факультета журналистики не было. Хотя, впрочем, на курсе училось половина студентов из других республик, станет ли руководство отчислять студентов. Объявление республиками независимости еще не значило, что они вышли из состава Советского Союза. Правда, Шато на занятия к началу учебного года не появился. Он приехал в середине сентября, зашел в комнату, чтобы забрать кое-какие личные вещи, сказал, что переводится в Тбилиский государственный университет, в котором тоже не было факультета журналистики, он переводился на юридический. Ругал последними словами президента Гамсархурдию, который поддержал ГКЧП, в угоду путчистам он распустил национальную гвардию во главе с Тенгизом Китовани, тот подчинится отказался, и Шато ехал не столько учиться, сколько помогать бойцам национальной гвардии. Степан тоже приехал с небольшим опозданием. Поезда начали ходить не регулярно. Молдавия, глядя на соседку Украину, объявила о независимости, однако Степан не поддерживал движение «Народного фронта», который при создании прикрывался демократической риторикой, на самом деле взял курс на румынизацию страны.
-Как они не понимают, - шумел он в комнате общежития, - Молдавия маленькая, аграрная страна, в которой нет крупной промышленности, ей нужно не разрывать связи с Россией, иначе очутится на задворках Румынии. Румыны никогда не относились и не будут относиться в будущем к молдаванам, как к своим гражданам. Знаю, проходили! Мне дед рассказывал, что они творили у нас до войны  и во время войны.
  Расспрашивали московских студентов, что происходило в Москве во времена путча. Как вели себя москвичи? Правда, что теперь Ельцина считают спасителем Горбачева? Дмитрий и Степан сходили к дому правительства. На асфальте еще остались следы от гусениц танков, не убран до конца мусор, свалены в кучу железные преграды. Когда вечером к ним заглянул Павел, они расспрашивали его о тех недавних событиях.
-Да был я там пару раз, - рассказал Павел. - Толпы разношерстного народу.  Шум, гам, мегафоны кричат, танки рычат, суматоха, в толчее троих парней задавили. Из них героев России сделали. Лично я ни за Горбачева, ни за путчистов. Ельцин наше будущее, на него нужно ориентироваться. Никого не боится. Залез на танк и показал путчистам кукишь. Горбачеву тоже достается, шпильки ему в зад вставляет, гекачепистов посадил, коммунистов запретил. Все! Что было, то прошло. Советского Союза нема! Теперь в России живем! - рубил рукой воздух Павел.
-Что же теперь в Москве, - двоевластие? - спросил Степан.
-Нет. Ельцин правит Россией, Горбачев всем Союзом.
-Не понимаю! Кому лично ты будешь в итоге подчиняться? - переспросил Дмитрий.
-Ельцину, - ответил тот не задумываясь.
-А Ельцин кому? Горбачеву? Это и есть двоевластие! - пояснил Дмитрий.
Павел почесал затылок.
-Черт! Верно! Так не должно быть, - задумчиво проговорил он.
-Два паука в банке не уживутся, - хлопнул учебником по столу Степан. - Поживем, увидим…

Через два дня после занятий к Дмитрию в комнату зашел Павел. Дмитрий только перекусил со Степаном, хотел сесть за учебники, Павел скептически повертел в руках учебник по «Теории социально-массовой коммуникации», - посоветовал:
-Брось ты изучать эту хрень. На практике не пригодится. Есть две новости. Они не касаются тебя. Должен проникнуться важностью момента! - приподнял указательный палец Павел. - Динка забрала документы из института, подала в Щукинское  училище и ее зачислили.
Дмитрий присвистнул. Ловил себя на мысли, что иногда вспоминал о ней в отпуске, хотел бы ее увидеть. Ему интересно наблюдать за ее необузданной энергией. Павел продолжил:
-Вторая новость: папашку Динки турнули из ЦК, мамашка тоже не у дел, ее марксистка-ленинская философия теперь никому не нужна. И они оба в трансе и пенсионеры. А я рассчитывал на их связи, потому и задержался возле Динки. Папашка перед крахом пробил ей отдельную квартиру, теперь она девица и вовсе самостоятельная. Айда к ней, у нее в Щуке в четыре занятия заканчиваются. Хочешь ее увидеть? - спросил он.
-Пошли, - решительно заявил Дмитрий.
Они подошли к Щукинскому училищу, стали ожидать у выхода Диану. Дмитрий с любопытством поглядывал на шмыгающих мимо  девчонок, все же будущие артистки. Кем то из них будет гордится страна. Павел перехватил взгляд Дмитрия, подтолкнул его плечом:
-Ты чего девок боишься, пора бы тебе биксой обзаводиться, хочешь я тебя познакомлю? - предложил он.
-Да у нас их полный институт, я со всеми знаком, - отмахнулся Дмитрий.
-Чудак! Те просто знакомые, однокурсницы, там взглянуть не на кого, а я подгоню тебе бомбу, будет тебя обожать, холить, лелеять, - цинично предлагал Павел.
-У меня денег на обеды не хватает, не на что в кино сходить, а девки ныне в карман заглядывают, они по одежке встречают, оценивающе осматривают, а ум им мой не к чему, -  отмахнулся Дмитрий.
-Ты на однокурсниц не западай. В общежитий живут студентки провинциалки, непритязательные. Возраст такой, что без любви им тоже скучно, - назидательно проговорил Павел. Он знал, о чем говорил, ни одна вздыхала ему во след. - Они окончат институт и разъедутся по городам и весям. А тебе нужна москвичка.
-Зачем?
-Чудак, ты что, хочешь вернуться в свою тьму-таракань?
-Вряд ли в моем городе можно будет найти работу по достоинству. Поеду в Киев или Одессу, - пояснил Дмитрий.
-Ага! А там тебя прям ждут не дождутся, когда приедет молодой специалист, чтобы дать под зад коленом престарелым журналистам, - с сарказмом произнес Павел.
За трепом чуть не прозевали Диану. Павел окликнул ее. Она подошла, с любопытством взглянула на Дмитрия, певуче проговорила:
-Привет, красавчик. А я тебя вспоминала.
-Это по какому же случаю? - удивился он.
-Ты тогда так тонко разложил по полочкам суть пьесы Чехова и мою роль в ней, что я тебя зауважала. Ты как театральный критик. Родители актеры? - спросила она.
Дмитрий хмыкнул:
-Мои родители театр в глаза не видели.
-Да! Странно! Будешь моим талисманом, ходить на спектакли с моим участием. Потом рассказывать о недостатках или достоинствах моей игры. Идет? - пригнув голову, она лукаво взглянула из-низу на Дмитрия.
Дмитрий помялся, взглянул на Павла, сказал нерешительно:
-Идет. Только я не такой уж знаток системы Станиславского. Я что чувствую, то и говорю.
-Ты сначала училище закончи, - поддел Диану Павел.
-Я что, зря променяла МГУ на училище? Погоди, обо мне еще заговорят. Кстати, а чего вы здесь отираетесь? Никак меня ждете? - спросила она.
Павел развел руки:
-Какая ты догадливая! Мы тут решили по парку Горького прошвырнуться, по пивку вдарить. Ты как, с нами?
Она минутку подумала, проговорила:
-Устала я. Но так и быть, в ознаменование учебного года пойдем прогуляемся. Только сначала зайдем ко мне, я переоденусь. Здесь недалеко.
Девушка переулками привела их к большому до революционной постройки дому, за домами виден шпиль министерства Иностранных дел, зашла в подъезд. Дмитрий полагал,  они подождут ее во дворе,  Павел решительно пошел за ней. Диана его не остановила. Дмитрий потоптался, и тоже пошел следом за ними.
Дмитрия поразили высоченные потолки старинного дома, большой холл перед входной в квартиру дверью. Квартира однокомнатная, но просторная, современная мебель с креслами и мягким во всю стену диваном, все обставлено богато и со вкусом.
-Постарался папашка, - покачал головой Павел. Увидел телефон, поднял трубку, убедился, что рабочий, спросил: - Номерок дашь?
-Нет.
-Почему? - удивился Павел.
-Будешь названивать в неурочное время. Или друзьям раздашь, знаю я тебя. Посидите, мальчики, я сейчас. Предупреждаю, еды у меня нет, есть бутылка вина. Из прежних запасов. Хотите?
-Спрашиваешь! - хмыкнул Павел.
Она достала из холодильника бутылку вина, поставила три фужера, и несколько конфет.  Сходила на кухню, принесла штопор.
-Открывай, - велела она. - Я сейчас.
Взяла платье и ушла в ванную. Парни слышали, как она плескалась в душе, переглянулись, оба представили за дверью обнаженную Диану. Павел откупорил бутылку, разлили вино, ждали девушку.
-Ты здесь первый раз, - шепотом спросил Дмитрий. Павел кивнул.
Почему-то Дмитрий полагал, у Павла более тесные отношения с Дианой, чуть ли не любовные. А он даже ни разу не бывал в ее квартире. И не дала ему номер телефона. Девушка вскоре вышла, заявила, что голову мыть не стала, чтобы не задерживать ребят. Подошла к Дмитрию, повернулась к нему спиной, сказала:
-Застегни молнию.
И он увидел ее белую спину с полоской бюстгальтера, оглянулся на Павла, осторожно, едва касаясь тела, застегнул молнию. Павла несколько покоробило от того, что Диана подошла к Дмитрию, а не к нему. Ведь он давно ее знает, числится то ли в друзьях, то ли в поклонниках. Не удержался, высказался:
-Настоящий мужчина должен уметь одеть женщину, и хотеть раздеть ее.
-Циник, - беззлобно бросила Диана.
  -Да, Динка, теперь ты за водителя трамвая замуж не пойдешь, - обвел он пальцем интерьер квартиры. - Будешь высматривать знаменитого вдовца артиста.
-Не называй меня Динкой, - огрызнулась Диана. - У нас в деревне так сучку звали. У меня будет сценическое имя - Диана. Мордюкова тоже не Нона, а Ноябрина, никто же ее не зовет по настоящему имени. И за артиста я никогда замуж не пойду. У них бабья душа. Какой из артиста муж! Мне мужик нужен, такой, чтобы… - она сжала кулачки, показывая, какой ей нужен муж. - Или умный, вот такой, как Дима, - кивнула она в сторону Дмитрия. - Взял бы меня в жены, а, Дима? - она лукаво посмотрела на него.
-Нет, - помотал он головой.
-Почему? - искренне удивилась девушка.
-Дело не в тебе, а во мне. Я лапоть, а ты вон из какой семьи, родители тебе не простят подобного мезальянса, - пояснил Дмитрий.
-Надоели вы мне с моими предками. И правильно сделаешь, ты мягкий, я управлять тобой буду.  А я девушка ветреная, меня в руках держать надо. Давайте выпьем, - предложила она.
Они выпили вино без тоста, захрустели обертками шоколадных  конфет. Между делом Павел спросил ее, была ли она у правительственного дома во время путча. Диана отрицательно замахала ладонью.
-Еще чего! Я сопли вытирала своим предкам. У отца инфаркт случился. Он ведь с Лукьяновым дружил, во всем поддерживал его. А когда того арестовали, тоже ждал каждый день ареста, - развернула следующую конфету, закусила ею вино, громко проговорили: - Пошли на свежий воздух, не по-осеннему жарко в квартире.
И они молодые, веселые, чуть подогретые вином пошли пешком по Бульварному кольцу в сторону парка имени Горького. Она шутливо подхватила их под руки, увлекала за собой быстрым шагом, стараясь шагать с ними в ногу.  И вдруг Дмитрий ощутил, как Диана тайком от Павла поймала через локоть его ладонь и сжала в своей ладошке. Дмитрий чуть покосился на нее, и тоже прижал ее ладонь в ответ.
*  *  *
Николай Орлов получил направление в город Львов. Приехал словно за границу, разговор не просто украинский, а такой, какого он не слышал от преподавателя украинского языка в школе. Архитектура города вовсе не украинская, больше похожа на польскую, хотя чему удивляться, Львов и был раньше польским. Дни по летнему теплые, хотя вечерами уже слышно дыхание осени.
Он получил должность командира взвода в городском гарнизоне, ему выделили в общежитии комнату. Командир роты напутствовал быстрее выучить украинский разговорный и команды на украинском языке. А так же советовал меньше появляться в городе в армейской форме, поскольку украинская армия своей формы еще не создала, а советский образец в городе не очень жалуют. Николай заметил, советскую форму не жалует всего лишь кучка оголтелых малолеток, которых воспитывают в духе ненависти ко всему советскому. Горожане в массе своей относятся к ней равнодушно, а то и с уважением.  Командир роты поручил своему заместителю старшему лейтенанту Олесю Омельченко взять шефство над молодым лейтенантом. Волей не волей, Николаю пришлось дружить с Омельченко, несмотря на некоторую заносчивость полнеющего и рано лысеющего офицера.  Во-первых, он местный, знает многих в городской иерархии. Его родители поддерживают знакомство с главой Львовской областной Рады Вячеславом Черноволом.  Во-вторых, он знал все злачные места в городе, где собираются ночные любители казино, дискотеки, и, конечно, девушки не очень тяжелого поведения. И в-третьих, у него очень красивая сестра. Николай приглядел ее, когда она случайно встретила их в городе. Правда, красота ее была какая-то холодная, брезгливое выражение лица, когда она отчитывала брата, несколько портили ее красивые черты лица. «Снежная королева», - как окрестил ее мысленно Николай. Она едва взглянула на Николая, когда брат пытался представить его ей. Зло выговорила брату о его ночных загулах, дескать, мать очень беспокоится. На что Олесь отвечал, что он уже взрослый мальчик, и нечего его контролировать.
-Женись, и пусть тогда  о тебе беспокоится жена, - выговорила строго она брату,  словно не она младшая сестра, повернулась и с гордым негодованием ушла, не взглянув на Николая, и не попрощавшись. Словно его и не было рядом с братом, что немного задело Николая. Многие девушки в его городе обращали на него внимание и не прочь были познакомиться с ним.
-Строга! - кивнул он ей вслед.
-Ах, дура дурой! - отмахнулся  Олесь. - Хотя учится в университете. Училкой будет.
Олесь, действительно, взрослый мальчик, казался старше своих лет. Он чуть выше Николая, шире в плечах, залысины обещают к тридцати пяти годам продвинуться ближе к макушке, дородное, упитанное лицо, жесткие складки губ делали выражение лица чуть надменным. Глазки буравчики сидят глубоко и не могут остановиться на одном предмете, бегают туда сюда, иногда подозрительно останавливаются на собеседнике, словно ожидая от него подвоха, речь быстрая, Николай не всегда понимает его захлебывающуюся украинскую речь.
Они прошли в кафе, Олесь заказал водки и кофе. Николай огляделся, молодые люди вокруг говорят по-украински, что несколько непривычно для Николая, в его городе все говорили по-русски. И в Одессе говорили все по-русски, только на «Привозе» можно было услышать украинскую речь совсем не похожую на нынешнюю. И в Измаиле на рынке крестьяне из окрестных сел говорили на смеси мягкого, певучего русского и украинского наречия, называемого суржиком. А когда мальчиком он ездил с родителями в Крым к маминому брату дяде Васе, там и вовсе никто не знал украинского языка, словно в школе не преподавали одного часа в неделю для учащихся. Хотя во Львове он иногда в магазинах, трамваях и просто на улице слышал русскую речь.
-Послушай, здесь многие могут говорить и говорят по-русски, и ты в том числе. Зачем нужно всем насаждать украинский? Мы же служим в армии Советского Союза, в ней много национальностей, русский должен быть общим для всех? -  задал вопрос  Николай под впечатлением разговора Олеся с сестрой, с которой он разговаривал на местном украинском наречии.
Олесь пренебрежительно хмыкнул, выдал экспрессивно тираду:
-Забудь про общую армию с Советским Союзом. Мы теперь независимая от Советов страна. У нас будет своя армия. У каждого государства должен быть свой флаг, герб и государственный язык. И у нас есть свой министр обороны генерал-майор Константин Морозов. Москва теперь нам не указ!
Николай знал, председатель Верховной Рады Кравчук задумал создать собственную украинскую армию.  Но ни один командующий округами не согласились с Кравчуком подчинится Украине, они полагали, что вооруженные силы  СССР должны остаться под единым командованием. И только лишь один генерал - командующий семнадцатой воздушной армией Морозов согласился провести военную реформу и создать армию не подчиняющуюся Москве. Ему примером служил бывший подчиненный генерал-майор Дудаев, который возглавил движение за отделение Чечни от России. Рисковали оба. По существу, это предательство.  Но так хочется быть первым в деревне, чем десятым в городе.
По телевизору транслировали заседание парламента, на котором утверждали Морозова министром обороны, он выступал на русском языке, и его спросили, сумеет ли он овладеть украинским языком, как того требуют интересы страны. Генерал ответил утвердительно. Так Морозов стал министром обороны без собственной армии. А те войсковые соединения, которые находились на территории Украины, могли бы по приказу из Москвы снести и новую украинскую власть, одновременно арестовать Морозова и предать его суду. А еще у генерала Морозова головная боль ракетные войска и стратегические бомбардировщики, которые никак нельзя оставлять на территории Украины, ему  еще Генри Киссинджер подсказал, нужно срочно вернуть их России, чем держать их под боком. Они, в случае чего, как раз и снесут эту власть и заодно и Мороза отправят рядовым лесорубом в тайгу валить лес. Вся беда состояла в том, что выводить войска на территорию России   было некуда, выведенные войска из Восточной Европы пребывали в полевых палатках. Морозов формально оставался командующим воздушной армией, а в правительстве Украине работать на общественных началах, пока приказом МО СССР и Указом президента Горбачева не был освобожден от занимаемой должности. Теперь отступать Морозову некуда, свою судьбу он должен будет связать с Украиной, иначе ему несдобровать.  Командующие округами Морозова всерьез не воспринимали, презирали за предательство, не зря генерал-полковник Чечеватов командующий Киевским военным округом отдал приказ арестовать Морозова, не осуществленный по непонятным причинам.
Отзывы среди офицеров о генерале Морозове были самыми уничижительными. Называли за глаза его Костиком, отзывались как о недалеком человеке, двуличном карьеристе, постоянно оскорблял подчиненных, в том числе и военнослужащих женщин. Намекали на его нетрадиционную ориентацию. Это вопрос к министерству обороны СССР, которое назначило такого человека командующим воздушной армией. Знал ли об этом Кравчук? Если и знал, выбирать ему было не из кого. Возможно подобные слухи распускали о нем недоброжелатели, недовольные его изменой присяге. Впоследствии он занимал ряд ответственных государственных постов вне армии, ему украинское руководство доверяло. Во всяком случае, он первым приступил к формированию украинской армии.
Олесь продолжал:
-Министр обороны сам учит украинский язык, все приказы должны звучать на государственном языке. В данном случае, коль мы государство Украина, то и язык должен быть украинским, - убежденно, с чувством превосходства высказался Олесь.
-Нет пока единого украинского языка. Здесь говорят на одном диалекте, в Киеве на другом, на востоке и юге вообще говорят все по-русски, - возразил Николай.
-У нас есть великий литературный украинский язык. Язык Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Наши ученные еще чуть-чуть подшаманят, и придут к однозначному знаменателю по всей территории, - уверенно проговорил Олесь.
-Почему русский не сделать бы вторым государственным? Половина населения говорят на русском, - упрямо гнул свою линию Николай, который всю жизнь говорил по-русски, все деловое производство велось на русском языке. В Измаиле не было ни одной украинской школы. Ему трудно представить, что его мать, тетки, знакомые начнут переучиваться писать на украинском языке.
-Э, нет! Каких два языка? Если, юг будет слать нам документы на русском, мы им на украинском, а нам что, переводчиков держать?! Так не пойдет. Делопроизводство должно вестись на одном языке. Разговорный русский пока пусть остается. До поры, до времени! - приподнял он палец, - Нынешние первоклашки через десять лет закончат школу и все будут говорить на родном украинском языке.
Олесь с чувством превосходства смотрел на Николая, который пока еще не понимает великой цели истинных патриотов страны, поскольку жил не там и учился вне Украины. Тем интереснее будет ему перевоспитать молодого офицера.
Николай старался не спорить с Олесем, он присматривался, прислушивался, старался приспособиться к новым реалиям жизни. У него внутреннее ощущение, что он живет теперь в другой стране, ментальность, язык, мышление совсем разнятся с тем, к которому он привык с детства. Даже архитектура города совсем иная, западная.  Многое, что удивляло Николая, но он молчал, анализировал, насколько все о чем говорит Олесь, - серьезно. Особенно после одной реплики Олеся:
-Всех русофилов мы будем из армии выметать.
-Мы - это кто? - спросил Николай.
-Мы - это патриоты своей страны.
Николай замечал, более радикально настроенные в полку офицеры не очень то прислушивались к командам и распоряжениям старших офицеров, если те предпочитали русский язык, не соглашались с тем, что лесные братья вовсе не борцы за свободную Украину. Солдатам вбивалось в голову, все, что предшествовало развитию страны заслуга трудолюбивых украинцев, а вовсе не благодаря поддержке всего Советского Союза. Без него страна заживет богато, все налоги будут оседать в их стране, а не отправляться в Москву. А главное, они будут строить новую демократическую страну, ориентируемую на западную цивилизацию. Теперь старались солдат призывать только из западных областей страны. Из восточных областей оставляли служить по месту жительства.
Пока Николай слушал разглагольствования Олеся, мимо окон кафе по улице прошла колона молодых людей с речевками: «Украина для украинцев!», «Слава Украине!», «Героям слава!».
-Это кто? - спросил Николай.
-Это молодые патриоты. Будущее нашей страны, - не без гордости проговорил Олесь. - Хлопцы из национальной обороны Украины. Почетный глава у них знаешь кто?
-Слышал, - кивнул Николай. - Роман Щухевич, сын того самого… А чего бы этих хлопцев в армию не призвать? Призывники разбегаются, скрываются от призыва, а эти маршируют, и никто их не трогает, - проговорил он.
Олесь опрокинул очередную рюмку водки без тоста и приглашения выпить с ним, пояснил:
-Ты не понимаешь, это золотой резерв будущей альтернативной армии. Я  думаешь,  где пропадаю вечерами, сестра думает,  я в ночных клубах баб щупаю, а мы, украинские офицеры тренируем этих ребят. И тебя привлечем чуть позже, когда ты окончательно проникнешься идеями украинской  нации. Все же ты офицер украинской армии, - подчеркнул Олесь, хотя никакой украинской армии еще не было.
Николай промолчал, не хотел спорить, понял, переубедить в чем-либо собеседника невозможно. Олесь хвастливо продолжал:
-Эти ребята успешно разгромили конгресс русского отечественного форума в Киеве. А в Одессе разогнали учредительное собрание, которое хотело провозгласить Новороссийскую республику. В Херсоне провели героический митинг под лозунгом «Киев против Москвы!». Понимаешь, какая это общественная сила?! - восхищенно говорил он. - Армию для этого использовать неразумно. Наша армия еще только создается, а та что есть, не созрела для больших дел. Там большинство таких колеблюющихся, как ты. Ты мне симпатичен, ты не глупый парень, хороший офицер, полагаю, ты вполне способен проникнуться величием нашего движения. Вступишь в нашу Социал-националистическую партию Украины, которую мы создали в нашем городе. Скажу тебе по секрету: наши ребята сражались в Приднестровье, сейчас готовим отряд в Чечню, помогать борцам за свободу воевать против русских войск.
Николай слушал, смотрел упорно в окно. Не мог понять, почему Киев должен выступать против Москвы? Он учился в Москве и не слышал, чтобы где-то в Москве выступали против Киева и украинцев. Более того, на Арбате расположен культурный украинский центр, что трудно себе представить в Киеве. Украинцев русские считают братским народом.  Хотел возразить, что армия вне политики, понял Олесю говорить это бесполезно. Из окна кафе видна Большая Максимиллиановская башня. Перед приездом во Львов он  в библиотеке брал путеводитель по городу, чтобы знать некоторые достопримечательности. Путеводитель старый, семидесятых годов, в нем отмечалось, во время войны башня располагалась на территории немецкого концлагеря. В ней находились камеры смертников и помещения для допросов с пристрастием.
-Что сейчас в той башне? - спросил Николай.
Тот оглянулся через плечо, посмотрел в окно.
-Склад, наверное, - пожал он плечами.
-Ты знаешь, что там ранее был концлагерь? - спросил Николай.
-Брехня все это. Документов никаких не сохранилось, нет доказательства, что там был концлагерь, - лениво отозвался Олесь, явно недовольный вопросом. - А раз нет документов, то и нечего ссылаться на воспоминания обиженных людей. Может там и была тюрьма, так они есть и сейчас, почти в каждом городе.
Николай уже успел усвоить,  многие жители во Львове не желают вспоминать о позорных страницах истории, более того, они на повышенных тонах стараются доказать,  все, о чем говорят плохого о прошлом Львова и о западной Украине, это пропаганда или происки врагов. Он так же знал из путеводителя, что где-то недалеко от башни находится памятный  крест, на котором на украинском и английском языках написано: «Вечная память 140 тысячам погибших евреев, солдат в концлагере «Штатлаг 328» в период с 1941 по 1944 годы». Он не стал говорить об этом Олесю, слишком в хорошем настроении тот пребывал, высматривал в кафе хорошеньких девчонок. А если настаивать сейчас на своей осведомленности, тогда можно поссориться.
-Как ты думаешь, может нам снять парочку телочек? - кивнул Олесь на девушек у стойки бара.
Николай посмотрел на девчонок, которые у стойки бара заказали себе алкогольный коктейль, отрицательно покачал головой.
-Устал. Завтра рано вставать.
Олесь не настаивал. Допили кофе и водку, расстались до следующего утра.
За служебными заботами время летело быстро. В Москве случилась большая политическая заварушка. Кто-то хотел скинуть Горбачева, в Киеве по этому поводу молчали, только потерявший власть главный коммунист украинской партии старался встряхнуть коммунистов областей, те упорно отмалчивались, все выжидали, чем закончиться в Москве. Во Львове делали вид, ничего не произошло, мы идем в фарватере Киева. По телевизору пару раз показали Ельцина на танке. Затем Горбачев вернулся, заговорщиков посадили, и все пошло свои чередом.
Наступила зима.  Легкие морозцы по утрам сменялись осенним дождиком, снега почти не было. В Москве уже вовсю намело сугробов, стояли морозы, а во Львове по-прежнему глубокая осень.
В Украине шла подготовка к президентским выборам. Кроме Кравчука, Николаю были известны два других кандидата, об остальных четырех он даже не слышал, поскольку последние пять лет жил в Москве, а до этого украинской политикой не интересовался. О кандидате Черноволе он знал, поскольку тот был главой Львовской областной рады и знакомый семье Омельченко. Хотя удивлялся, как мог вчерашний сиделец, за спиной которого десять лет лагерей за дессидентство, стать председателем рады, а теперь еще хочет стать и президентом страны. О другом же таком кандидате из национально-демократических кругов Лукьяненко - Николай слышал потому, что его ругал в своих выступлениях Черновол, а так же скептически о нем отзывался Олесь, хотя уважал за антисоветские взгляды. Голосовали не столько за кресло президента, сколько за референдум о независимости. Кравчук быстро понял, что просоветские высказывания могут сыграть против него, и быстро переориентировался на националистическую позицию. Когда Черновола спросили, чем его  программа отличается от программы Кравчука, тот ответил: «Ничем, кроме того, что моей программе тридцать лет,  а его - три месяца».  Выборы выиграл Кравчук, Черновол был вторым, получил втрое меньше голосов.
Не мог ронять Николай, как теперь будет развиваться республика имея своего президента, поскольку в Москве правил президент СССР, которому формально должен был бы подчинятся Кравчук. Он же, наоборот, транслировал свою независимость, формировал собственную армию, переподчинил украинскому руководству милицию, внутренние войска. Все разрешилось в одночасье, больше похожее на переворот.
К нему после службы зашел Олесь, весело потирая руки сказал:
-Вот учудил наш дед, так учудил! Молодец! Теперь то мы им покажем где раки зимуют!
-Погоди, ты о чем? - удивился Николай.
-Сидишь в своей берлоге, радио не слушаешь. У тебя даже телевизора нет. Вот деревня! Наш батько Кравчук, в Беловежской пуще с Ельциным и белорусом Шушкевичем подписали союз независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование! - радовался Олесь и стучал себя от возбуждения по коленкам.
-Тебе-то какая от того радость? - проворчал Николай. - Мы и так на референдуме первого декабря проголосовали за независимость. 
-Ты не понимаешь! Одно дело объявить за независимость, однако к Москве мы были привязаны единой валютой, армией, экономикой. А теперь все! Врозь! Мы будем создавать свою полноценную армию, свою денежную систему, свою конституцию. Те  офицеры, которые захотят служить в России, - скатертью дорожка! Ты сам как? - покосился на него Олесь.
Николай думал не долго. Он не раз уже прикидывал, как ему быть, если перед ним встанет такой выбор. Служить в армии с чуждым ему языком, в которой культивируются  зачатки нездорового национализма, ему не хотелось. С другой стороны, на Украине проживают его родители, многочисленные родственники, школьные друзья. Неизвестно, до какой степени произойдет разрыв между Украиной и Россией. Брат Николай намекает, что хотел бы остаться в Москве. Кто тогда присмотрит за престарелыми родителями? И он надеялся все же перевестись поближе к ним, туда, где не так культивируется украинский язык.
  -Я останусь, - кивнул Николай.
-И это правильно! Заживем, как все цивилизованные европейские государства. Завтра в полку проведем митинг, поддержим решение Кравчука, потом подумаем о принятии присяги на верность Украины.  Это событие надо обмыть! Пошли в кафешку.
Николай неохотно поднялся. Ему вовсе не хотелось идти и выпивать, знал, Олесь не отстанет. Патче того, обвинит в нежелании разделить общую радость по поводу приобретения полной независимости Украины.
По пути в кафе Олесь сказал:
-Сеструха моя интересовалась тобой.
-С чего вдруг? Она при той встрече даже не взглянула на меня, - удивился Николай..
-Видимо, все же взглянула. Мать все сватает ее за сыночков своих высокопоставленных знакомых. А там сыночки, - не приведи Господи.  Сказала, пойдет за военного, и вспомнила, что у меня есть товарищ.
-Девушка красивая, - уклонился от обсуждения Николай.
Олесь хлопнул его по спине.
-Смотри, а то шуриным станешь, - и засмеялся.

*  *  *
Учеба продолжалась так, как будто ничего в стране не менялось. Совершили попытку изменить курс Горбачева его бывшие соратники. Не получилось. Многолетний Председатель Совета министров Рыжков с инфарктом отправлен в отставку, теперь в Советском Союзе на западный образец - Кабинет министров. Новый глава Кабинета Павлов не оправдал надежд, примкнул в путчистам, пребывает вместе с остальными за решеткой. Давеча, летом опального Ельцина избрали делегатом на партийную конференцию, а тот устроил там такой разнос всей партийной верхушке, что Горбачев сидел красный, как рак, а выгнать с трибуны Ельцина не мог, все шло по телевидению в прямом эфире. Об этом шептались по углам, вслух и публично речь Ельцина не комментировали. Тем более, по черно-белому телевизору красноты Горбачева не видели, однако молва упорно доказывала, ему было очень стыдно. Все эти политические перипетии мало касались студентов, их оберегали от внешних преобразований, преподаватели сами пока не понимали к чему все это может привести. Кто-то поддерживал Горбачева, кто-то Ельцина, некоторые ни того, ни другого. Будущим журналистам они рассказывали о происходящем за стенами института, однако старались не делать никаких выводов. Хотя сами студенты хорошо все видели, читали в газетах, благо независимых газет выпускается много. С путчем осталось много неясностей, Дмитрий пытался задать вопросы профессорам: почему Горбачев не приказал арестовать заговорщиков? Почему личная охрана подчиняется не ему, а председателю КГБ? Почему заговорщики действовали так нерешительно, не арестовали Ельцина? Не подчинили полностью себе телевидение? Почему в Москве появились войска? Пучисты решили с помощью армии бороться с несогласными? Эти вопросы он задавал уже как будущий журналист, только никто не давал на них ответы. А в силу молодости и некомпетентности сам прийти к определенному выводу не мог. Решил, он сконцентрирует все внимание на учебе, а политической журналистикой  займется позже. Хотя как-то профессор по политологии признался студентам: «Я не верю, что Советский Союз может прекратить свое существование. Тем более, что народы проголосовали за его сохранение. Однако я глубоко уверен, что социалистическая экономика приказала долго жить», - грустно поведал он.
Павел с места спросил:
-Разве Советский Союз сможет существовать без социалистической экономики?
-И какой же выход? - с места выкрикнул студент Игорь Лапин.
Профессор помолчал, походил перед аудиторией, словно раздумывал, можно ли высказать свою мысль вслух. Наконец решился:
-Выхода два: или тоталитарный жесткий режим, или рыночная экономика под руководством государства.
-Возврат к капитализму?! - воскликнула студентка Люба Савушкина.
-Увы. Не самый худший вариант в разумных руках, - кивнул профессор.
-Как же так! Нас десять лет в школе убеждали, капитализм наихудшая форма правления, а теперь мы будем его возрождать в своей стране? - спросил все тот же девичий голос. Дмитрий оглянулся. Убедился, спрашивала Люба Савушкина, студентка, приехавшая из Свердловска. Толстая русая коса являлась предметом шуток со стороны однокурсников, почти никто из девушек  не носили косы, почти у всех короткая стрижка, она упорно не соглашалась следовать моде. Тем и симпатична она была Дмитрию. Профессор долго объяснял студентам все плюсы и минусы рыночной экономики. В конце грустно заметил: «Мы, русские, любим торопиться, поэтому у нас всегда первый блин получается комом. Как бы подобное не случилось с рыночной экономикой».
Дмитрию хотелось увидеть Диану. Он не знал, под каким предлогом встретить ее. Сожалел, что не записал номер ее домашнего телефона. После того, как она отказала Павлу, он постеснялся спрашивать ее о номере телефона. Он не был влюблен в нее, ему было интересно, какая она вне вечеринки, где она влекла его своей раскрепощенной энергией, ему было интересно с ней побеседовать в обыкновенной обстановке. Убедиться, что она привлекательна не только в танцах. Или разочароваться в ней. Дежурить возле училища ему казалось недостойным, тем более, что в училище часы учебы не похожи на четкие пары в его институте. Павел на последней паре спросил его, пойдет ли он в кино?
-Нет лишних денег, - отказался Дмитрий.
-Я угощаю. Мы пойдем не в кинотеатр, тут один чудик открыл видеосалон на пятнадцать или двадцать мест, крутит зарубежные фильмы по видеомагнитофону.
Дмитрий с любопытством посмотрел на него. Он знал,  в городе открыто много подобных заведений. Билеты стоят относительно недорого.
-Что за фильм? - спросил он.
-Калигула. Римская история. Возьми с собой Любаню, - кивнул он на девушку с толстой косой, он видел, что друг общается с ней чаще, чем с остальными.
-А ты Диану пригласишь? - спросил Дмитрий в полной уверенности, что он пригласит Диану, и он увидит девушку.
-Нет. У нее появился то ли свой мэн, то ли она с головой ушла в учебу, теперь она меня старается реже замечать, - ответил с долей скептицизма Павел.
Дмитрий оглянулся на Любу, сказал, неудобно как-то приглашать ни с того, ни с сего девушку, дружеское общение вовсе не повод, чтобы продолжить общение вне стен института.
-Провинция! Когда-то нужно начинать приглашать девушек не только в кино, - с долей скепсиса констатировал Павел, и только прозвенел звонок, окликнул: - Савушкина, ходь сюда!
Та и не думала откликаться на зов, проходила мимо, Павел ухватил ее за руку.
-Любаня, хочешь любви большой и чистой?
-Отстань! - выдернула она руку.
-Постой. Я шучу. Мы с Димкой хотим пригласить тебя в кино. Исторический фильм. Полезный для общего развития.
Девушка взглянула на Дмитрия.
-Правда? - спросила она у него. Павлу она не доверяла. Дмитрию симпатизировала. Они часто на переменках болтали ни о чем, иногда ходили вместе в столовую. Взаимная дружеская симпатия проскальзывала между ними.
Дмитрий кивнул. Девушка минутку подумала, спросила:
-Где и во сколько?
Этого Дмитрий не знал. Павел поспешил на выручку:
-Встречаемся в пять у центрального входа. Идет?
-Ты согласна? - спросил Дмитрий Любу.
-С тобой - да, - ответила девушка и пошла на выход.
В пять Павел ждал их у входа с юной толстушкой маленького роста, пухлые щеки и курносый нос, единственное что запомнил Дмитрий. Павел торопливо представил их, повел  в сторону салона, в котором они должны были смотреть фильм.
Зал, в который они пришли, напоминал небольшую комнату, на тумбочке стоял большой телевизор, рядом японский видеомагнитофон «Панасоник». Таких видеосалонов в Москве открывалось множество. Деньги деловито собирал белобрысый парень, Павел отодвинул два стула к стене, позади двух рядов стульев, уселся со своей девицей отдельно. Погас свет и телевизор засветился голубым светом. Фильм исторический, но с эротическими подробностями, которых в советских кинотеатрах не показывали. При первых откровенных сценах, послышались возгласы, короткий смешок, Люба схватила за руку Дмитрия и сильно сжала, потом закрыла глаза.
-Куда ты меня привел? - в ужасе зашептала она.
-Я сам не знал, - ответил Дмитрий, его самого несколько шокировали откровенные сцены. Подобного в советских фильмах не увидишь и в книгах не прочтешь. Дмитрий украдкой оглянулся. Павел самозабвенно целовался со своей девицей, его рука глубоко утонула  в ее пазухе. Девица этого не замечала, обняла Павла за шею, отвечала на поцелуи с не меньшим темпераментом. Он посмотрел на Любу, даже в полутемноте видно, как горели ее щеки. На наиболее откровенной сцене, когда гетеры ублажали служащих дворца, Люба не выдержала, вскочила:
-Пойдем отсюда!
И пошла к выходу. Дмитрий выскочил за ней в осенний вечер.
-Какой ужас! - негодовала она. - И как такое можно снимать?!
-Послушай, Люба, ведь это правда жизни. Развращенный век. Когда рабыня не считалась человеком, и хозяин мог делать с ней все, что хотел.  Так было, это исторический факт, - попытался он несколько смягчить негодование девушки.
-И что же! Историю нельзя показывать без этих сцен? - тоном капризной девочки высказалась Люба.
-Думаю, это только начало. Дальше будет хуже. Сейчас мы видели только эротику, вскоре появится и откровенная порнография. Или уже появилась. И ты, как будущая журналистка должна к этим вещам относится так, как патологоанатом относится ко внутренностям трупа. Вспомни, мы о проститутках раньше только слышали, и не верили, что они могут у нас появиться, а сейчас они шпалерами стоят на Тверской. И если у тебя появится задание написать репортаж о них, ты станешь отказываться? Тогда ты выбрала не ту профессию, - убеждал ее Дмитрий. Люба шла молча, сопела, ей нечем возразить. Ему как-то хотелось оправдать Павла, который заманил их на просмотр этого фильма.  Вспомнил, как Павел говорил, что у них на курсе не найдешь девственницу, с сомнением посмотрел на целомудренное негодование девушки, и не мог поверить, что стыдливая Люба может быть уже женщиной, в ее городе была у нее любовь с продолжением.
И надо же именно в эту минуту им встретить Диану. Дмитрий сначала не узнал ее, просто не обратил внимание на прохожую, пока Люба не поздоровалась с нею. Они встречались у него в комнате, когда Павел устраивал небольшие посиделки с вином и танцами. Диана кивнула и хотела пройти мимо, Дмитрий встал в ступор.
-Привет, Диана. Почему не заходишь? - окликнул он девушку.
Глупее вопроса в голову прийти не могло. Она остановилась, смерила взглядом Любу, спокойно ответила:
-Не приглашают.
-Я приглашаю, - выпалил Дмитрий.
-Спасибо.
-Я позвоню. Ах, да! Я не знаю номера.
Диана продиктовала номер, и они распрощались. Люба иронически улыбнулась.
-Надо же! Ты чуть шею не сломал, так резко отреагировал на нее.
-Интересный человечек. Будущая актриса, - пояснил Дмитрий.
-Если актриса, тем уж и интересна?
-Да нет, еще неизвестно, какой она будет актрисой,  хотя я видел ее в спектакле. Играла превосходно.
-Я тоже видела ее на вечеринке у вас. Вела себя довольно вульгарно. Нравятся вам, мужчинам, легкодоступные девицы.
-С чего ты взяла, что она легкодоступна? Раскрепощена - да.  Свободна! - заступился за Диану Дмитрий. -Неизвестно, что осталось  за спиной у наших целомудренных девушек, - проворчал Дмитрий. - Ты, небось, жениха дома оставила?
-Оставила. Только разве вы, парни, умеете ждать. Он даже писем мне не пишет, хотя летом на каникулах клялся в вечной любви. Сестра написала, видела его с девицами.
-А ты хотела бы, чтобы он пять лет сидел и выглядывал из-под козырька: едет ли моя любимая? - покосился на нее Дмитрий.
-Не пять лет. Я же на каникулы ездила, и уже чувствовала, за его словами о любви легкое отчуждение. Он как бы тяготился нашими встречами, и все торопился по каким-то делам, словно я на год приехала.
Так в разговоре они почти дошли до входа в общежитие. Они остановились, не договорив, Дмитрий за плечи повернул девушку спиной к ветру, чтобы она не замерзла в своем демисезонном пальто, она расценила это так, что юноша хочет обнять ее. И доверчиво прижалась к нему. Дмитрий не ожидал ее такого шага, полагал, он всего лишь вежливо укрыл девушку от ветра. А она смотрела на него снизу вверх, положив руки на грудь, словно ожидала продолжения с его стороны. И он неумело ткнулся в ее губы. Она не оттолкнула, только доверчивее прижалась к нему. Он обнял ее и смелее поцеловал. Слегка закружилась голова. По сути, он первый раз целовался с девушкой. И целовал он ее не от возникшей любви, почувствовав, что она его не оттолкнет, ему стало интересно, как это целоваться с девушкой. Оказалось, очень даже приятно. Там, у себя дома, он не сторонился девушек, общался и ходил сними в кино, провожал домой, но никогда не делал попыток сблизится в надежде, что когда-нибудь, он на свидании поцелует Эсфирь. И у нее не будет огорчения по поводу того, что он до нее уже с кем-то встречался и целовался. И берег себя только для нее. И проскочил тот юношеский период, когда парни с серьезными намерениями начинают бегать на свидание, целовать девчонок.
И сидя перед сном на кровати он вспоминал податливые губы Любы, удивлялся на свою слабость: «Надо же! Оказывается можно целоваться и без любви, и оттого будет так же приятно, очень будоражит кровь. А как же Любин жених, который ждет ее дома? Почему она может позволить целовать себя другому парню, а сама обижается на того парня за отчужденность?». И как теперь ему вести с ней? Ведь она симпатична ему, но сможет ли он ее полюбить так, как любил Элю? Полагал, коль они целовались, то он теперь такой же ее парень, как другие однокурсники, которые разбились на пары, и ни от кого не скрывали своих отношений. Его несколько коробила мысль, все же он не влюблен в нее, и у нее есть жених, хотя тот и далеко.
В начале декабря по институту пронеслась новость, ее прямо в аудитории на  перемене озвучил студент Горлов:
-Братцы!  Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение о разделе и создании Союза независимых государств. Советский Союз закончил свои славные, бесславные дни!
-И чего нам теперь, ура кричать? - отозвался за всех Павел.
-Как это они провернули за спиной Горбачева? Это же государственный переворот? - высказался Дмитрий. - Их нужно арестовать!
-Кишка у него тонка, - парировал Степан. - Российская милиция кому подчиняется? А советской уже почти и нет. И армии у Горбачева нет. Как теперь нам быть? Мы же теперь иностранцы в России?- озадачил он всех не из России студентов.
По спине многих студентов из бывших советских республик пробежал холодок.
Много лет спустя Дмитрий узнал о поведении Ельцина в то время. Всю троицу вызвал к себе Горбачев. Шушкевич и Кравчук не поехали. Ельцин появился в Кремле, Горбачев в присутствии Назарбаева спросил: «Что вы там натворили?!» - Ельцин довольно грубо ответил: «Вы что, допрос будете мне устраивать?» Тот: «Пока я еще президент Советского Союза». Ельцин обошел стол, подошел к креслу Горбачева и нагло сказал: «Скоро я буду сидеть в этом кресле!». Этот некрасивый, почти хамский жест, как нельзя лучше характеризовал политические амбиции Ельцина, для которого власть стала основой жизни.
Дмитрий, Степан и другие студенты из бывших союзных республик растерялись, как им, действительно, в дальнейшем быть? Пошли в деканат. Там тоже не могли ничего толком объяснить, сами в растерянности. Чуть позже им пояснили, есть два пути продолжения учебы: на платной основе или после согласия на российское гражданство. Ни то, ни другое для Дмитрия неприемлемо. Денег на учебу нет. Он, русский по рождению, однако проживает на Украине, там его родители. В киевском университете возросло требование к украинскому языку, декларировалось, что в дальнейшем все перейдут на украинский, которого Дмитрий не знал. Степан тоже в растерянности.
Решили закончить сессию, после каникул станет ясно, как быть. 25 декабря другая новость всех ввела в некоторый ступор: сложил свои полномочия президента Горбачев,  СССР окончательно прекратил свое существование. Студенты собрались в актовом зале, все смотрели по телевизору отречение Горбачева. Стояла мертвая тишина. Дмитрий чувствовал, как у него стало в голове пусто, только одна мысль стучала в голове: как же мы будем дальше жить. Возникло такое ощущение, что все граждане страны остались в подвешенном состоянии. Особенно этнические русские или те кто считал себя русским по культуре и мироощущению, которые в одночасье остались за пределами России.
-Вот тебе и перестройка! - удрученно  высказался Степан. - Горбачев думал, что строит дворец, оказалось, получилась собачья будка, - констатировал он.
-Это ты уж слишком… - возразил Дмитрий.
-Ты стал славянофилом? - спросил Степан.
-Я русский. По плоти и духу, - отмахнулся от него Дмитрий, спорить в такую минуту бесполезно, что ни скажи, все будет звучать фальшиво.
На каникулы несколько студентов, которые далеко живут, домой не поехали. Оставшиеся студенты скидывались продуктами, собирались в одной из комнат, ужинали, играли в подкидного дурака, иногда в шахматы. Студент Игорь Лапин после очередной игры в карты, предложил для разнообразия сыграть в подкидного на раздевание. Люба возмутилась:
-Нечего устраивать от скуки вертеп, нужно оставаться людьми.
Не поехала в далекий Свердловск Люба Савушкина, которая после того похода в кино и последующих поцелуев, стала оказывать Диме знаки внимания. Люба не была красавицей, правильные черты лица, светло русые, в рыжинку,  курчавые волосы, которые она заплетала в тугую косу, пухлые губы, открытый взгляд больших серых глаз. Типичная кустодиевская девица. Смущали Дмитрия широкие бедра, и вообще девушка она плотная, сбитая,  рука полная, белая, с веснушками до локтя. Она взяла покровительство над Дмитрием, хотя, казалось, он в большей степени должен опекать его. Ее присутствие наедине волновало Дмитрия, целуя ее он ощущал, как девушка жарко в ответ обнимала его и вовсе не реагировала, когда он плотно прижимался к ней, не старалась оттолкнуть.
На новый год раздобыли на всех бутылку шампанского, символически разлили по полстаканчика, провозгласили заздравную, гурьбой вывалили на набережную, дурачились, кидались снежками, и не поймешь со стороны, то ли дети балуются, то ли подвыпившая молодежь развлекается. Когда возвращались, Люба наклонилась к нему и сказала,  она нажарила картошки.
-Заходи, угощу, - пообещала она.
-У меня есть только заварки и сахар, - пообещал он.
-Вот и запьем чаем, - улыбнулась она.
И они сидели вдвоем в комнате, съели картошку, пили чай, потом сидели на кровати, прислонившись спиной к стене. Свет не включали, в окно проникал свет от праздничной иллюминации. Говорили о завтрашнем дне, о предмете, который обоим давался не так легко. Потом девушка ненароком привалилась к нему. Он ощутил ее тепло. Обнял девушку за шею, прижал к себе, она доверчиво положила голову  ему на плечо, продолжали говорили не о чем, оба чувствовали, что слова уже не имеют смысла, пытались гадать,  каким будет девяносто второй год. И оба чувствовали  некоторое внутреннее волнение от близости, впервые они были наедине, когда не надо опасаться, что появятся посторонние, Люба не одна жила в комнате, в ее комнате проживали две девушки, и в его комнате живет Степан. После того вечера в кино они  уединялись в аудитории, и они снова целовались, вздрагивали от каждого скрипа двери. И сейчас, в темноте, когда повисла пауза, Дмитрий погладил ее волосы, она распустила косу, волосы покрыли всю ее спину, глаза блестели в лучиках проникающего света. Она повернулась к нему, подставила губы, и он сначала робко, потом все смелее и смелее стал целовать ее, понимая, поцелуи там, вне интимной обстановки, и здесь, действуют более возбуждающе. И она отвечала на поцелуи, обнимала его, он нечаянно коснулся ее груди, думал девушка вздрогнет и оттолкнет его, она не заметила этого прикосновения. И тогда он уже целенаправленно коснулся груди, и девушка только сильнее задышала,  судорожно прижала к себе Дмитрия.
-Люба, а  у тебя там, с твоим другом, было? - спросил он на ушко.
Она замерла, помолчала, тихо ответила:
-Было. Мы же жениться хотели.
У Дмитрия в груди все замерло. Стыдливая, целомудренная Люба, которую он с большим трепетом едва позволил себе коснуться ее груди, совсем недавно, в прошедшие каникулы, лежала обнаженной перед другим мужчиной, и для нее прикосновение Дмитрия не внове, а он полагал, что у обоих это впервые. И не ревность возникла в его груди, это открытие так поразила его, что он невольно отпустил девушку, застыл. Люба почувствовала легкое отчуждение юноши, прижалась к нему, горячо зашептала:
-Ты не думай, Дима, я не набиваюсь к тебе в невесты. Ты нравишься мне, я влюблена в тебя, ничего от тебя не требую. Мне очень хорошо с тобой. Я хочу, чтобы мы были вместе до конца учебы. А там будет видно, как нам поступить.
-И мне с тобой хорошо, Люба, - деревянным голосом проговорил в темноту Дмитрий. Возбуждение от близости медленно угасало. - Понимаешь, в моем полунищенском состоянии строить серьезные отношения было бы неразумно. Не хочу тебя обманывать.
Девушка обняла его за шею, притянула к себе, горячо зашептала в самое ухо:
-Да я ничего от тебя не требую. Будь только со мной. В качестве друга, моего возлюбленного, любовника, кого хочешь! Ты очень люб мне, я буду преданной твоей избранницей. Ты не думай, я не падшая женшина! Я бы оставалась верной и своему другу, но он оставил меня, изменил, обманул. И я теперь свободна от всех обязательств. Будь моей опорой! Я не хочу, чтобы кто-то посторонний глазел на меня сальными глазами, а так все будут знать, что ты мой избранник, - громким шепотом горячо шептала девушка.
«Вот те раз! - подумал Дмитрий. -И это Люба, самая скромная из всех. Может быть и прав Павел, нет на курсе девушек. У всех за спиной прошлая и настоящая бурная жизнь».
-И ты, неуверенная в моей любви, согласна стать моей женщиной?- удрученно спросил он.
-Могу быть просто другом, - прошептала она.
-Люба, у меня не было женщины, - признался он. - Я любил одну девчонку в школе, но мы встретились только один раз. У нее строгие родители. И все! Ты уже испытала… - он запнулся, не зная, как высказаться, - а я нет...
Девушка словно не слышала его, начала осыпать его лицо поцелуями, горячо зашептала:
-Хочешь, я буду твоей?! Прямо сейчас?
Конечно, Дмитрий хотел этого, он не знал, что при этом должен делать. Срывать с нее одежду, или подождать, когда она сама разденется? Легче всего было уйти. Встать и уйти. Дезертировать! Только стыдно потом будет смотреть друг другу в глаза: ей за свое падение, ему за дезертирство. Он остановил ее, взял за плечи, и медленно положил головой на подушку. Волосы обильно распластались по всей подушке, девушка замерла и ждала от него дальнейших действий. Он на минуту замер, не знал, как ему поступить, она ждала от него дальнейших  действий широко открытыми глазами. И он начал целовать ее, шею, все ниже, ложбинку груди, девушка вновь задышала, грудь вздымалась, она в истоме закрыла глаза.
-Скажи, теперь, как порядочный человек, я буду обязан на тебе жениться? - спросил он, начитавшись романов Вальтера Скотта о джентльменском отношении мужчины к женщине.
-Нет. Мы оба к этому не готовы. Если ты полюбишь меня, то к концу учебы будет видно, - громким шепотом ответила девушка, и нетерпеливо притянула к себе.
Утром Дмитрий по-воровски выглянул в коридор, убедился, что там пусто, кивнул Любе и, втянув голову в плечи, быстрым, крадучимся шагом пошел в свою комнату. У себя он сел на стул и тупо уставился в окно, открывая в душе новые ощущения. Это была незабываемая ночь. Первая в его жизни. Никогда ранее он не видел и не ощущал обнаженного девичьего тела. И для него это стало таким открытием, которое поразило его в самое сердце. Только удручало некоторое сознание того, что девушка отдалась ему без слов любви с его стороны. Он и сам не знал, как к ней теперь относиться. Она нравилась ему, со своей русой косой в его глазах она олицетворяла русскую девушку у ствола белой березы из стихов Есенина. Он не успел осознать, что не испытывая большой всеобъемлющей любви, вдруг оказался в ее постели. И как теперь ему быть дальше? Продолжать отношения или принять за обоюдное желание всего на один только вечер. Но прошел день, и все эти мысли улетучились из головы, как только он вечером увидел Любу. Она вся светилась изнутри, и Дмитрию захотелось опять ощутить то пьянящее чувство близости, целовать и ощущать запах девичьего тела.
Теперь они избегали общие посиделки в комнате с оставшимися на каникулах студентами, а старались быть вдвоем, поскольку оба понимали насколько скоротечны каникулы, через неделю аудитории и коридоры вновь наполнятся студентами, и негде будет им уединиться. А еще, к Любе приехала обеспокоенная не приездом дочери мама, и девушка не очень была рада ей, хотя она привезла ей продукты и деньги. Люба украдкой забегала к нему в комнату, делилась продуктами, быстро целовала и убегала. Она не хотела знакомить его с мамой, поскольку та по-прежнему полагала, у дочери в городе остался жених, который ждет ее. Когда они уехали на экскурсию в город, Дмитрий спустился в холл, где стояли телефоны, набрал номер Дианы. Нужно поздравить девушку с Новым годом. К телефону долго не подходили, и он уже хотел положить трубку, когда трубку сняли, и тусклый голос просипел:
-Да...
-Диана, это я, Дима Орлов. Я хотел поздравить тебя с Новым годом…
Она перебила его.
-Ты почему не уехал домой? - спросила она.
-Туда с пересадками пока доедешь, пора обратно будет ехать, - пояснил он. Не стал объяснять, что на поездку у него нет денег.
-Приезжай ко мне. Мне так хреново, я одна сойду с ума, - с болью в голосе проговорила она.
-Хорошо, - несколько поспешно согласился он, хотя был несколько озадачен ее состоянием и скоротечным приглашением.
-Ты помнишь, где я живу? - спросила она.
-Да.
-Позвони три коротких раза, я иным не хочу открывать, - попросила она.
-Через полчаса буду.
Диана встретила его с бокалом в руках, везде царил полумрак. Она взяла его руку, потянула за собой.
-Погоди, я обувь сниму. Наслежу.
Он нагнулся, скинул ботинки, верхнюю одежду.
-Ты чего в легкой курточке? На дворе мороз, - заметила она.
-Закаляюсь. Не хотел осенью везти из дому пальто, думал съезжу на каникулы, - пояснил он.
Они зашли в комнату. На столе начатая бутылка вина, фрукты, кожура от мандарин валялись на столе и полу.
-Как все запущено, - проговорил Дмитрий, - у тебя депрессуха?
-Да. У нас ведь тоже каникулы. Новый год просидела одна, смотрела телевизор. Никого не хочу видеть. Новыми подругами я еще не обзавелась.  А те что были ранее, все при мужьях и родителях, - небрежно пояснила она.
-К родителям почему не поехала? - спросил Дмитрий.
-Отец так и не простил меня. У него не умещается в голове, как можно поменять МГУ на какое-то училище. Мама, вот, привезла деньги, продукты и вино. Выпей со мной.
Она налила ему в бокал, приподняла свой, смотрела на него сквозь стекло, томно проговорила:
-Что ты мне пожелаешь в новом году?
-Что можно желать девушке, у которой все есть, - кивнул он на стол. А если серьезно: Закончить с успехом училище, получать значимые роли. Выйти замуж за достойного человека. И впредь не скучать. Пить в одиночестве не самый лучший выход из депрессии. Вспомни печальный опыт актрис, которые после блестящих ролей, топили свое одиночество в вине.
-Какой ты зануда. Начал хорошо, кончил за упокой. За тебя!
И опрокинула остаток вина в себя. Дмитрий надпил, поставил бокал, взял мандарин, очистил, разломил на дольки, одну дольку себе, одну давал Диане. Она как цыпленок открывала рот и лукаво поглядывала на парня.
-Как вовремя ты пришел, - сказала она.
-Сам не ожидал. Я ведь позвонил, чтобы поздравить, не более. Не могу понять, почему ты одна, без парня? Ведь возле тебя всегда, как пчел возле меда?
-Ты еще скажи, как мух возле…
-Нет, - прервал он ее, - именно меда!
-Ах, спасибо! Все, кто возле меня ждут только одного! Тем более, в Новогоднюю ночь! А я хочу чувствовать рядом умного собеседника.
-Ты полагаешь, что я один из них?
-Не знаю. Просто я просидела Новогоднюю ночь одна, затем еще несколько ночей и решила, что могу свихнуться. Ты позвонил, когда я уже не могла оставаться одна.
Она встала,  села на диван. Дмитрий остался сидеть на стуле, повернулся к ней, расспрашивал, как проходит ее учеба. Ведь в училище учат предметам, о которых он не мог даже представить. Например, по сценическому искусству им приходиться лаять собакой, впадать в транс, вызывать слезы. Преподают им заслуженные и народные артисты республики, которых Дмитрий мог видеть только в кино. Она расспрашивала его о прежних знакомых. Дмитрий спросил, приходил ли к ней в гости Павел?
-Приходил. Два раза. И оба раза под хорошим хмельком. Мылился остаться на ночь. Один раз выставила сама. Второй раз пригрозила вызвать милицию. Обозвал дурой и исчез. Он ведь в кампании хорош.  А в отношениях он весьма-а непостоянен.  И однообразен, - сморщила она свой носик.
Так беседовали они, пока за окном не сгустилась темень.
-Я пойду, - встал он. Его, наверняка, ждет Люба, только вряд ли она сможет зайти к нему на некоторое время, у нее в гостях мать. - Сполосну от мандарин  руки. У тебя ванная там ? - показал он на дверь.
-Да. Полотенце любое.
Он зашел в ванную,  вытирая руки, громко сказал:
-Здорово! У тебя ванна. Я сто лет не купался в ванной. В общежитии душ, дома у меня  - душ. По воскресениям общественная баня, там тоже тазики и душ, - сказал он без всякой задней мысли.
Диана встала у двери, прислонилась к косяку.
-Хочешь, прими ванную, - просто сказала она.
-Правда?!
Она пожала плечами.
-Я бы с удовольствием, но неудобно как-то… - спохватился он, не мог себе представить, что он разденется в чужой комнате, будет пользоваться чужим полотенцем, мылом и шампунью.
-Неудобно на потолке спать, - хмыкнула девушка, отошла и вернулась с большим махровым полотенцем.
-Ой, спасибо! Не сочти за наглость, я быстро…
-Не торопись. Самый кайф полежать в теплой воде. Шампунь и мыло на полочке.
И закрыла за собой дверь. Дмитрий быстро разделся, набрал ванну теплой водой, лежал и нежился. Действительно не часто ему приходилось лежать в ванной. Так было у дяди Васи в Крыму, когда они ездили к нему в гости, тогда он был еще малолетним.  Ходили к тети Варе в Измаиле, они жили в квартире, у них была ванная, он с мамой целенаправленно ходили принимать ванную, поскольку городская баня была на ремонте. Он нежился, вспоминая те счастливые дни детства, потом опомнился, все же он не у тети Вари, нужно торопиться. Быстро намылился.
-У тебя все нормально? - спросила Диана из-за двери.
-Да, да, я сейчас выхожу…
Он вышел счастливый и расслабленный.
-Благодать какая, не знаю, как тебя отблагодарить.
-А ты останься у меня. А то мне будет вдвойне грустно одной. Да и нельзя тебе с мокрой головой на мороз, - предложила она.
Дмитрий на миг замер. А как же Люба? Это же явная измена. Но оттолкнуть Диану тоже было бы верхом невежества, она же полагает, что его никто не ждет, студенты все разъехались.
-Я постелю тебе на диване, - сказала Диана.
-Да? - глупо спросил он, полагая, что если его оставляют, то спать им в одной постели. - А почему не вместе?
Диана с укоризной посмотрела на него.
-И ты туда же… Я дала зарок, не спать с мужчинами до первой брачной ночи. А оставляю тебя, уверена в твоей порядочности.
Дмитрий явно озадачился, никак не ожидал такого поворота.
-Погоди, Паша говорил, что ты жила с парнем и собиралась выйти за него замуж. И сейчас у тебя кто-то есть, только… почему я, а не он здесь? - глупо спросил он.
-Слушай больше ты своего Пашу, - недовольно проговорила она. - Балабол и трепач. Парни у меня были, и есть, спать с ними я не собиралась. Это либо друзья, либо поклонники. Среди них нет тех, с которыми хотела бы проснуться и провести всю жизнь в одной постели, - скороговоркой выговорила она, расстилая постель на диване.
-Почему ты тогда не выходишь замуж? Ведь ты красивая, умная, упакованная, все у тебя есть. У тебя куча поклонников. И тебе уже достаточно для замужества лет. Ты какого принца ждешь? А если ты не встретишь достойного, так и будешь себя беречь? - недоумевал парень.
-Посмотрим. Я дала зарок в этом, новом году познакомится с достойным моей руки и сердца парнем, - заявила она. - А не получится, выйду за того, кто будет искренне меня любить.
Она взбила подушку, показала рукой на диван, на котором он может располагаться, сама отошла, в темноте разделась, улеглась на кровати у окна. С чувством некоторого смятения он разделся, старался не смотреть в сторону Дианы, нырнул под одеяло. Чтобы говорить с ней, Дмитрию приходилось задирать голову.
-Расскажи о себе, - попросила Диана. - Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Вижу, ты  умный, скромный юноша, ты симпатичен мне. А главное, не пытаешься волочиться за мной, - со скрытой улыбкой в голосе проговорила она.
-А ты бы очень хотела этого?
-Тогда ты был бы как все, и не был бы так приятен. Просто любопытно, почему все стремятся сразу понравиться мне, осыпают комплиментами, стараются ухаживать, при этом всегда стремятся форсировать события. Именно поэтому я и осталась одна на Новый год. Потому что заранее знала, чем бы все это закончилось… все проехали. Расскажи о себе, - потребовала она.
-А что рассказывать? Биография моя коротенькая, не успела обрасти событиями. Родился в городе Измаиле, ты о таком и не слышала. Это на самом краю теперешней Украины, далее за Дунаем расположена Румыния. Родители люди простые. Отец рабочий, мать домохозяйка, есть брат, служит во Львове. В Измаиле окончил школу, - медленно рассказывал Дмитрий.
-Даже не представляю, где это? Раньше это была не Украина?
-Раньше мы не ощущали себя жителями Украины. Мы жили в большом Советском Союзе, говорили и учились по-русски, читали русские книги, вся деловая переписка велась на русском языке. Ничего украинского, кроме песен, мы не слышали. За редким исключением в пригородных селах жители говорили на смеси русского и украинского, мы его суржиком называли.
-Девушка у тебя дома осталась? - спросила Дина.
-Нет. Я был влюблен в одну девушку из моей школы, но отношения у нас не сложились.
Он замер, ожидая вопроса о девушке в институте, лихорадочно думал, как ответить, врать не хотелось, он не был влюблен, но после последних событий в их отношениях отказаться от Любы, ему казалось предательством. Диана спросила о другом:
-По окончании ты вернешься домой,  на Украину?
-Не знаю. Не решил еще. Все будет зависеть от обстановки. Посмотрю, к чему приведет суверенитет республики. Впереди четыре года учебы, многое может измениться. В Москве, конечно, перспективы заманчивее. Пока я еще гражданин с паспортом СССР, как и все вокруг. Боюсь что-либо загадывать, нужно сначала институт закончить, - пояснял Дмитрий.
Потом он опять  расспрашивал об учебе в училище, спрашивал, когда он увидит ее в студенческом спектакле, и позже на большом экране. Она отвечала, что киностудии сокращают выпуск фильмов, безденежье подкосило киноиндустрию, в театры люди почти перестали ходить. Было время, когда  билеты продавали из-под полы, достать  невозможно, сейчас залы полупустые.
Утром Диана напоила парня кофе, благодарила  за проведенный вечер, не дал ей умереть от одиночества. Просила звонить и заходить, она верит в его порядочность. Он не приставал, не доставал намеками, вел себя ровно, по-товарищески, и это ей импонировало.
-Ты открываешься для меня с каждым разом новыми гранями, - искренне высказался на прощание Дмитрий. - Не думал, что такие, как ты,  эмансипированные девушки могут оказаться более целомудренными, нежели некоторые тихони, - пояснил он.
Она с любопытством взглянула на него, ожидая разъяснения.
-Обижаешься, что не прыгнула к тебе в постель? - прыснула она в ладошку.
-Нет. Наоборот, еще больше зауважал. Я бы женился на тебе, если бы не твоя квартира и влиятельные родители, - полу шутя, полу серьезно сказал он на выходе. - А так будут тыкать пальцами, альфонс или нахлебник выискался.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, и тут же подтолкнула в спину на выход.
Возле университета он встретил Пашу.
-Где ты шляешься? - недовольно спросил он. -Комната заперта, тебя нет?
Вместо ответа Дмитрий обеспокоенно спросил:
-Слушай, а ты Любу Савушкину не встретил?
-Нет. А что?
-Я не ночевал дома, если что, подтверди ей, что я у тебя ночевал.
Павел недоуменно и подозрительно посмотрел на товарища.
-А ты что, уже с ней… - он потер указательные пальцы, - замутил?
-Неважно, сделай, как я прошу.
-Постой! А ты где ночевал? - озадачился Павел и с любопытством посмотрел на друга.
-В ночном клубе, - соврал он.
Он откинулся, с удивлением посмотрел на товарища.
-Вот те раз! На какие шиши? - подозрительно спросил Павел. - Я пришел пригласить тебя к нам на обед. Думал ты бедствуешь, а ты по ночным клубам шляешься. Я рассказывал матери о тебе, поведал ей, что ты не поехал на каникулы, сидишь со стипендией, на которую нечего купить, она приглашает тебя на обед к нам, - строчил друг скороговоркой.
-Погоди, Паша, - остановил его Дмитрий. - Давай в следующий раз. Я не выспался. Нужно отлежаться. Передай маме спасибо.
Ему совестно было смотреть в глаза другу, словно его вина, что он ночевал там, где Пашу выставили за дверь.
На следующий день он вызвал на переговоры родителей, потом Николая. Хотел посоветоваться, как ему продолжать учебу в сложившихся обстоятельствах. Ему, как иностранному теперь студенту, перестанут платить стипендию. Мать и отец ничего путного сказать не могли. Ходят слухи о смене денег, тогда они не смогут помогать сыну.  Они спрашивали, если он согласиться на российское гражданство, можно ли потом будет вернуться на Украину? И посоветовали самому решить, как ему поступить. Они были бы рады, если бы сын находился рядом, сами прожили без высшего образования, и он проживет. Николай высказался более определенно: возвращаться на Украину стрёмно! Тут молодчики в западных городах с факелами расхаживают, историю перевирают, руку в нацистском приветствии вскидывают, и власти их не останавливают, того и гляди в Киеве подобное начнется, а потом и на юг перекинутся, непонятно, чем все это закончится. И Дмитрий понимал, не их он опасался. Боялся, что запретят писать о них правду, а врать и подстраиваться под требования  начальства, - он не хотел.   Насаждается украинский язык, на котором он вряд ли сможет писать свои репортажи. Если он примет российское гражданство, никто ему не помешает приезжать домой навещать родителей.
-А тебе почему бы тогда не вернуться служить в Россию? Мы же русские? - спросил он брата.
-Я принял присягу на верность украинскому народу. Два раза присягу не принимают. Да и к родителям поближе, в случае чего, - пояснил Николай. - Кто за ними присмотрит на старости лет?
-Коля, ты помнишь, мы с тобой в юности читали статью философа Ильина, написанную еще задолго до отечественной войны? Он писал об Украине, что она признается наиболее угрожаемой частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм возник на честолюбии вожаков и международной завоевательной интриги. Он говорил, что отделившись, Украина предает себя на завоевание и разграбление иностранцами. Иностранцы, которые хотят расчленения Украины, должны помнить, что этим они объявляют вековую борьбу России. Мы еще тогда с тобой поспорили, и не согласились с мнением философа.
-Помню. Мы тогда полагали, что он исходил из предвоенной обстановки в мире, все изменилось после войны, Украина России не угрожала. Мы просто в силу своей юности не ощущали перемен в обществе, - отозвался Николай.
-К сожалению, его пророчества сбываются. Поэтому я бы не хотел возвращаться домой. Или если вернусь, останусь работать в Киеве в либеральной прессе, - сказал брату Дмитрий.
-Печальна судьба либералов в стране, где не работают в полной мере законы, - проговорил Дмитрий.
Договорились держать друг друга в курсе, к концу учебы будет ясно, к какому берегу Дмитрию надо будет прибиться.
Позже выяснилось, при желании российское гражданство не так легко получить для человека, который нигде не прописан, за исключением временной прописки в общежитии на время учебы, которая закончится с окончанием института. Но вкладыш российского гражданина на время учебы ему выдали. И стипендию продолжали платить.

*  *  *
В середине января Николай, действительно, принял присягу на верность служения украинскому народу. И с этих пор стал офицером новой украинской армии. Радости ему это не доставляло. За время учебы привык к мысли, что по окончании училища вольется в армию Советского Союза и будет служить там, куда его пошлют. Хоть на Дальний Восток, хоть на Север или в любую республику. Он и здесь готов служить, только ему плохо давался украинский язык, и не нравились националистические настроения. Парадную советскую форму исключили из употребления, поскольку новой формы не выдали, носили полевую армейскую, но без портупеи и знаков различия советского образца.
Еще до Нового года Олесь после службы предложил ему пойти на научную политическую конференцию, посвященную истории национального движения в современной Украине. Он всячески опекал Николая, старался сделать из него  последователя националистического движения. Вечер все равно нечем занять, Николай согласился. В небольшом зале собрались несколько военных, которых Николай не знал, два милиционера в чинах, человек пятнадцать гражданских, в основном молодежь. Выступал с лекцией мужчина средних лет в вышиванке навыпуск, подпоясанная узким ремешком, бородка, аккуратно подстриженные волосы под горшок, запорожские усы, круглые очки. Типичный пропагандист начала двадцатого века. Олесь с Николаем опоздали к началу, осторожно прошли на свободные стулья. Лектор рассказывал на украинском языке:
-...И семнадцатый год в России, и девяносто первый в Советском Союзе начались не вчера, а задолго до этих дат. Так и украинская борьба за самостийность началась не с объявлением независимости Украины, а задолго до гражданской войны, - говорил ровным голосом лектор, оглядывая из-под очков аудиторию. - Кратковременная победа с борцами за независимость после войны была короткой. И здесь мы должны вспомнить Никиту Хрущева, и в какой-то степени быть ему дважды благодарны.  Один раз за подарок в виде Крыма, а он всегда был украинским, второй раз за амнистию, в ходе которой были освобождены из лагерей тысячи наших братьев, которые сражались за свободу Украины. И несколько тысяч вернулись из-за рубежа.  По амнистии вышел на свободу даже высший руководитель организации украинского национализма Василий Кук, который был главнокомандующим Украинской повстанческой армией. Всем вышедшим на свободу бывшим борцам предписано было устраиваться по возможности на работу во все руководящие органы, в органы печати, в партийные и административные учреждения. Наш земляк руководитель Львовского краевого отдела ОУН  Василий Заставный написал завет для всех последователей: «Период борьбы с оружием в руках прошел. Настал период борьбы за молодежь, период врастания наших последователей в органы советской власти, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспорта, особенно образования, прививать молодежи все национальное, выдвигать своих людей на хозяйственные и партийные посты, внушать мысль, что украинец на голову выше остальных народностей, проживающих в Украине». Этот завет актуален и сегодня. Молодежь настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Еще в те годы молодежь делилась на три возрастные группы от пятнадцати до восемнадцати лет, младших использовали как разведчиков, наблюдателей, связных. Старшие готовились быть диверсантами. Должен вам сказать, что в отделе особого назначения принимал активное участие наш нынешний председатель Верховной Рады Леонид Макарович Кравчук. Поэтому мы должны всячески поддерживать его кандидатуру на пост президента Украины. Ведь благодаря поддержке наших единомышленников его быстро начали продвигать по служебной и партийной лестнице. Кравчук с честью выполнил свою миссию по развалу Советского Союза и установлению независимой Украины, - продолжал вещать монотонно лектор.
Он еще долго говорил о  необходимости работы с молодежью, создавать боевое крыло партии, Николай почти не слушал, ему захотелось на свежий воздух. К счастью и Олесь заторопился, у него запланировано еще одно мероприятие, они вышли  в зимний вечер, где Николай со вздохом проговорил:
-Мне это мероприятие напомнило ликбез марксистских кружков из старых фильмов.
-Да, но марксисты заседали нелегально, а мы свободно можем послушать то, о чем при советах вслух не говорили, - самодовольно проговорил Олесь.
-Странно, что Советы не пресекли на корню подпольную деятельность националистов, - высказал свое удивление Николай.
Олесь изобразил на лице довольную мину.
-Они не сидели в подполье, действовали вполне легально. Конечно, с трезубцем по улицам не бегали. Делали свое дело тихо, спокойно, капля камень точит. Результат налицо! Ладно, я побежал. Ты на Новый год приходи к нам. Галка будет рада тебя видеть. Я ей внушаю мысль, что ты настоящий патриот и достойный офицер, - протянул он руку.
Николай в ответ пожал руку и ничего не ответил. Ему неприятен самодовольный и хамоватый Олесь, однако, никуда от него никуда не денешься, он его куратор, коллега, сослуживец. Идти в его семью в гости не хотелось. Правда сестра у него симпатичная, даже красивая. А он так ни с кем за эти полгода и не познакомился. Служба заканчивается поздно, офицеры разобщены, избегают дружеских отношений, появилось наушничество, стучали на тех, кто не хочет воспринимать новые реалии жизни, не поддерживает тех офицеров, которые стараются доказать, что Россия всегда старалась угнетать украинский народ. Призывали признавать тех героев, которые боролись за независимую Украину. По улицами маршировали молодые люди из «Национальных охранных отрядов», одетые в черную форму, на рукавах эмблема «Вольфсангель» - эмблема войск немецких СС «Дайс Райх».  Их задача охранять акции националистов от полиции и коммунистов. Их вождь Андрей Порубий сидел в Киеве, организовывал подобные отряды во многих городах,  Львов для них   является оплотом, самым надежным филиалом, которым руководил в том числе и Олесь Омельченко. Некоторые офицеры открыто протестовали против подобных настроений в обществе, упорно говорили по-русски, противостояние достигало накала, все понимали, так долго продолжаться не может. Николай больше отмалчивался, покровительство Олеся ограждало его от более пристального внимания тех, кто старался бороться за чистоту армейских рядов. В клубы Николай не ходил, он хотя и говорил сносно по-украински, но в его акценте сразу узнавали русскоговорящего. Патриотичные девчонки крутили носом, менее патриотичные барышни в клубы не ходили.
На Новый год Николай решил пойти в кафе, где собиралась молодежь. Хотел посидеть тихо в уголке, потягивать вино, наблюдать за танцами молодежи.  Не успел уйти, ближе к вечеру зашел Олесь и уговорил пойти  к его родителям в гости. Он жил от них отдельно, и сам с удовольствием бы ушел в свою кампанию, но мать строго настрого приказала быть на Новый год у них, это семейный праздник, ему хватает остальных дней для взрослых безобразий. Уговаривали Олеся жениться, он только отмахивался: на его век и так баб хватает, зачем связывать себя узами. Николай попытался отказаться, Олесь уговорил его, сказал, что ему будет весьма скучно сидеть со стариками и ворчливой сестрой. А так они под предлогом могут вместе свалить сразу после  боя часов. 
-Только захвати гитару, - попросил он. - И не одевай форму.
-Не хватало еще на Новый год одевать форму. Я и в будни в ней за пределы полка не выхожу.
Квартира у родителей Олеся просторная.  Мать Елена Григорьевна женщина высокая, крупная, не толстая, не утратившая былой красоты, приняла из рук Николая торт, отметила, он вежлив, галантно поцеловал ей руку.  Пожал руку отцу Богдану Викторовичу, по военному представился. Со слов Олеся он знал,  мать заведующая поликлиникой, отец доцент, преподает в институте математику. Подошел к Галине, поздоровался, сказал родителям, он почти с ней знаком, ее  при случайной встрече предоставил ему брат Олесь. На сей раз Галя более внимательно посмотрела на него, улыбнулась и кивнула, подтвердив ту встречу.
Новый год встретили с шампанским, желали процветания стране и каждому за столом, мать попросила Николая спеть, коли он пришел с гитарой.
-Вы знаете украинскую песню «Нiчь яка мiсячна», - спросила Елена Григорьевна, в полной уверенности, современная молодежь не может знать народный украинский романс.
Николай ответил,  у них в городе за праздничным столом часто поют украинские песни, даже в Москве он их слышал, конечно, он знает ее, его мать очень любит этот романс, если только ему помогут подпеть третий куплет, в котором он не совсем помнит слова. Николай взял гитару, чуть настроил, проникновенно запел тихим голосом, сначала ему подпела мать, затем и отец начал слегка басить. По окончании мать захлопала в ладоши. Галина улыбалась, но молчала. Только смотрела на Николая, сравнивала его со своими однокурсниками, и про себя отметила, проигрывают они на его фоне. Николаю резало слух, как родители называли дочь: Гала, с глухим произношением первой буквы «Г», и на конце вместо мягкой буквы «я», произносят «а». Ведь даже в русскоязычном городе Измаиле, когда пели украинскую песню: «Галю, моя Галю, дай воды напыться…», имя произносили мягко. Николай в данном случае пел, как бы для нее одной, поскольку ловил ее взгляды, хотя песнь заказала мать. Девушка улыбалась и ничего не говорила. Ему казалось, он очаровал мать в большей степени, чем дочь. После его ухода мать заметила дочери:
-Вот такого бы тебе мужа, жаль только, что нищеброд.
-Вы тоже начинали не с этих хором, - огрызнулась дочь.
-Да! Время было такое. Теперь мы в состоянии обеспечить вам будущее. Братцу твоему говорили не ходи в военные, это не специальность, были  возможности получше. И ты присмотрись к сыну уважаемых Москаленковых, посты они занимают, - дай Бог каждому!
Дочь укоризненно посмотрела на мать.
-Мама, Москаленко девкам юбки задирает в институте, получает по морде и при этом смеется, как ненормальный. У него детство в одном месте играет! - эмоционально высказалась она.
-Хорошо, а чем тебе не подходит сынок Кузменко? Очень достойная семья. И он на тебя так зачарованно смотрит.
-Да такой же дебил, как и Москаленко. Мне мама не с их родителями жить, что вы меня все сватаете непонятно к кому. Я сама найду себе жениха. Вот возьму и выйду за этого нищеброда, как вы говорите. А что?! Состоявшийся мужчина. Умный. Продвинется по службе. Не всю же жизнь он будет в лейтенантах ходить, да в общежитии жить. На первых порах вы поможете. А там и мы на ноги встанем, - увещевала дочь родителей.
Мать сидела, слушала. Молчала. Потом устало проговорила.
-Не встанет он на ноги. Совестливый больно. Будет всем уступать дорогу. Вот наш Олесь, тот пробьет себе дорогу. За него я спокойна.
-Поживем увидим, - ответила дочь. И ей назло матери захотелось доказать, что ее инициативы и напора хватит, чтобы даже из совестливого и не пробивного мужчины, сделать успешного офицера и гражданина. Под успехом она понимала карьеру любой ценой и достаток в доме. В ее доме! Отдельно от родителей.
*  *  *
Сразу после Нового года в России объявили о либерализации цен, то есть, цены отпустили на волю. Декабрьская стипендия превратилась в пыль.  Батон хлеба стал стоить дороже стипендии. Родители помочь ничем не могли, почтовые переводы не работали, а вскоре и заговорили на Украине о смене денежной реформы, на смену рублю приходил карбованец. Приехавший после каникул Степан привез  вещмешок картошки, крупу, овощи и доллары, которые дал ему отец. Как только в России отменили статью за валютные операции, доллары стали чуть ли не единственной твердой валютой. Он  делился продуктами с Дмитрием, когда продуктов осталось мало, решили пойти разгружать вагоны. Положение Дмитрия усугублялось тем, что он не взял из дому зимние вещи. Полагал поедет на каникулы, и оденется по сезону. Первый поход на Курский товарный вокзал закончился неудачно, там таких, как они оказалось больше, чем надо. Не только студенты желали разгружать вагоны, но и потерявшие работу рабочие стояли в очереди. Между ними сновали жучки, которые за полцены предлагали свои услуги по трудоустройству. Чуть повезло на Павелецком товарном вокзале, там предложили разгружать ящики с дагестанским коньяком, денег не обещали, предложили в счет оплаты взять по две пятилитровых канистры с коньяком.
-Зачем нам коньяк?! - возмутился Дмитрий, Степан толкнул его в бок.
-Молчи. Продадим...
Так они и пришли в общежитие с четырьмя канистрами коньяка. Степан налил в стакан, попробовал, выплюнул.
-Гадость! Паленка! Сволочи! Хорошо, что спирт не метиловый.
Он знал толк в спиртном, Молдавия производила отменные коньяки. Весь коньяк им продать не удалось. У людей нет денег, им не до спиртного. Половина выпили студенты. Все отметили, это дешевая водка подкрашенная красителем, не отравились, и то хорошо! Продуктами немного помогала  сердобольная Люба, все больше влюбленная в Дмитрия. Да и он привык к ее вниманию, и уже сам не понимал, любит ли он ее или просто привык к ее постоянному присутствию. Теперь они вместе сидели на лекциях, уединялись в аудитории, готовили контрольные, переписывали лекции и целовались. В вечернее время она часто  и уже запросто приходила  в его комнату, и ее девчонки по комнате привыкли к его частому посещению. Да и сами девчонки обзавелись парнями, и теперь это была большая, почти  семейная кампания. Только Степан оставил дома девушку, которую любил, строчил ей письма через день, и старался не мешать Дмитрию, когда Люба задерживалась в их комнате надолго.
В стране объявили о приватизации недвижимости, фабрик и заводов. Выпустили ваучеры. Степан сразу придумал источник заработка. Он предложил скупать их по дешевке и перепродавать подороже.
-Нам ваучеры ни к чему. Мы не собираемся жить в России, - привел он аргумент.
-Это же спекуляция? - напомнил Дмитрий.
-Статью за спекуляцию отменили.
-А где взять исходный капитал? -задал сакраментальный вопрос Дмитрий.
-Вот здесь надо подумать, - заявил Степан. - Придется обратиться за помощью к папаше.
-Ты обратишься к папаше. Мне обратиться не к кому. Я опять сяду тебе на шею? 
-Я дам тебе в долг. А ты отдашь мне из оборота, - предложил Степан.
На том и порешили. Все равно другого выхода не было. Борьба за кусок хлеба превращалась в единственную цель, которая отодвигала на второй план учебу. Благо профессора не очень придирались, им самим не до учебного процесса, зарплату задерживали, а та, что есть, не хватает на элементарное прожитие. Кое -кто из преподавателей намекал, за дополнительную плату готов поставить зачет. Жить становилось все тяжелее. Поднимала голову преступность, молодые парни сбивались в группировки, занимались рэкетом и вымогательством. Их иногда ловили и отпускали. Нет в уголовном кодексе России статьи за рэкет, да и понятия такого ранее не было. Чувствуя беспомощность милиции, они еще больше наглели. На милицию надежд у населения мало. Им также задерживали заработную плату, они теперь промышляют взятками, не гнушаются выпрашивать у предпринимателей помощь на содержание милиции.
Студенты и студентки все чаще вечерами, во время посиделок касались вопросов политики, поскольку сама политика вторгалась в их жизнь. Сидели, спорили, искали ответы и не находили.
-Я не могу понять одно, все мы проголосовали за суверенитет республик,  в надежде, заживем лучше прежнего, а кто-нибудь думал, чем все это может закончится? - спросил Степан, обвел глазами собравшихся в комнате. Теперь уже не было тех застолий и танцев, которыми заполнялись комнаты студенческого общежития. Сидели тихо, беседа текла размеренно, иногда накалялась, начинались споры. Степан продолжал: - Миллионы русских остались за границей. Поверьте, национальные кадры начнут вытеснять их. Сгонять из занимаемых должностей, хотя сами в порой в них ничего не понимают. Будут насаждать национальные языки, многие русские не говорят на местных языках. Это я наблюдаю в своей Молдавии, там уже раздаются голоса о запрете русского языка, вся деловая переписка ведется на молдавском.
-На Украине такая же история, - подал реплику Дмитрий.
-Почему-то все ожидали, что экономика каждой республики воспрянет, поскольку перестанет отчислять средства в союзный бюджет. А забыли, что отдельные заводы и высоко технологические предприятия разбросаны по многим республикам. У России не осталось незамерзающих портов. Трубопроводы проходят тоже по многим республикам, - подтвердил казах Амагельды Сарсымбаев, его все называли на русский манер Аликом. Парень взрослый, он три года поступал в МГУ, и только на четвертый раз поступил. И решил любой ценой институт закончить. Он справедливо полагал, диплом МГУ будет котироваться в любой стране, если даже отношения между республиками не сложатся. Такого же мнения был и Степан, хотя отец его всячески уговаривал вернутся в Молдавию и строить совместный бизнес.
-Кстати, ни Казахстан, ни другие азиатские республики не думали отделяться, пока эти три чудика в Беловежской пуще не объявили о самостоятельности. Центр отвалил, что остается делать окраинам, - высказался Амагельды.
-Ребята, тут и у нас, в России, не все так просто с полномочиями республик, - вклинилась в разговор Люба. - Не все внутренние республики подписали договор о разграничении предметов полномочий между центром и властью на местах. Татарстан, Чечня и Ингушетия отказались подписать и хотели бы выйти из состава России. Как бы мы, русские, тоже не распались на  удельные княжества. Вот будет потеха: государство Уральское, республика Татарстан, великий Чеченский халифат...
-У вас страна большая. Даже если отойдет Чечня с Татарстаном вы все равно останетесь самым большим государством в мире. А вот у нас  Приднестровье объявило об отделении от Молдавии, гагузы тоже хотят пойти по тому же пути. Тогда наше государство на политической карте невозможно будет найти, - грустно заметил Степан. - Наш президент Мирча Снегур создает добровольческие отряды для борьбы с сепаратизмом. А это уже гражданская война, - добавил он.
-Это говорит о том, что ни под каким соусом нельзя позволять сепаратные настроения в республиках, - сказала девушка Света, студентка из Владимира. - А тебе Степа нельзя возвращаться, иначе пойдешь воевать с гагаузами.
-Вот тут и задумаешься, как иным поступить! За целостность республики нужно сражаться. С другой стороны: гагаузы не молдаване, и хотят жить своей жизнью, стоить свою автономию. Что же их насильно нужно сгонять в общее стадо? - высказал свое мнение Степан. - Хотя не понимаю, как будут выживать лоскутные государства без промышленности и экономических связей.
-Интересно, как там у нашего Шато сложилась жизнь? Ведь он парень горячий, наверняка влез в  заваруху по низложению Звиада Гамсархурдиа, - спросил студент Горлов, парень из еще более далекой Томской области.
-Он националист по сути своей, думаю, он сейчас в рядах тех, кто воюет против Осетии или Абхазии, - высказала предположение Люба. - У нас тоже возникают элементы сепаратизма. Вон, в Чечне Дудаев распустил государственные органы управления.
Студент Горлов подтвердил;
-Депутатов избили, а председателя грозненского городского совета Куценко выбросили в окно.
-Какой кошмар! - воскликнула Света. - Насмерть?
-К сожалению. Они уже давно объявили о выходе из состава СССР, захватили склады с оружием. Российские войска выведены из Чечни, - пояснил Горлов. - Там сейчас грабежи и убийства происходят, грабят поезда и грузовые составы, погибают железнодорожники.
-Куда же наша власть смотрит? - спросила Света.
-В том то и дело, что власть нынче слаба, - заметил Дмитрий.
-А еще с Америкой хотели воевать, - пожала плечами Света.
-В России атомная дубинка, потому и не лезут сюда. Они экономически будут вас давить, - подсказал Степан.
-Мы с Америкой теперь друзья, - напомнил студент из Минска Игорь Нестерчук. - Горбачев им все сдал, а Ельцин  эстафету принял.
Вот такие не юношеские разговоры вели студенты вместо того, чтобы плясать, да за девчонками ухлестывать.
-Я часто задумывался, в какой области журналистики я хотел бы работать? Теперь понимаю, буду заниматься политической журналистикой, - сказал уверено Дмитрий.
-Пожалуй, я тоже, - кивнул Амагельды.
-Пора стучаться в различные газеты и предлагать свои услуги в качестве внештатных корреспондентов. Теперь такие времена, учреждается много различных изданий, от бульварных до политических, журналистов не хватает. А мы хотя и студенты, но все же будущие журналисты. Многие с опытом работы, - заявила Люба.
Все посмотрели на нее с уважением.
-Это мысль! - веско высказался Степан.
-После таких серьезных дебатов, я бы выпил, - заявил Слава, студент из Удмуртии. - У вас коньяк весь выдули, или заначка имеется? - обратился он к Степану.
-Разве с такой оравой пьющих студентов что-нибудь может остаться, - отмахнулся от него Степан.
-Опять на голодный желудок спать придется, да еще и на трезвую голову, - притворно повздыхал Горлов.
Двадцать третьего февраля студент из соседней аудитории сказал Дмитрию, что у входа его ждет девушка, просила выйти к ней. Дмитрий пожал плечами, кто бы его мог вызвать, пошел к выходу, пока шел, догадался, позвать его могла только Диана. Действительно, она нервно прохаживалась на ступеньках, увидела Дмитрия быстро пошла навстречу.
-Чего ты так долго?! Меня такси уже полчаса ждет! - заявила она. - На, держи. И сунула ему в руки объемный пакет.
-Что это?
-Там посмотришь. С праздником тебя. Я побежала.
Чмокнула его в щеку, и легкой походкой сбежала по ступенькам в сторону площади перед зданием, на которой стояло такси.
-Погоди!.. - только и успел окликнуть ее Дмитрий, но она не оборачиваясь помахала рукой, села в такси и уехала.
В комнате он развернул пакет, в нем оказалась пуховик, теплая зимняя куртка. Ими заполонили все вещевые рынки. В душе у Дмитрия похолодело. Не хватало еще, чтобы девушка делали ему подарки, притом такие дорогие. Степан увидел, присвистнул:
-Это откуда у нас такое богатство?
-С неба упало, - буркнул Дмитрий, недоуменно вертел в руках куртку, несколько ошеломленный поступком Дианы.
-Бедная Россия поднимает экономику  Вьетнама, - кивнул на куртку Степан.
Дмитрий торопливо свернул куртку и вновь засунул ее в пакет. Сел на кровать, задумался, как ему поступить. Засунул куртку глубоко под кровать. На следующий вечер он поехал к Диане. Убедился, что окно ее светится, поднялся на ее этаж, позвонил в дверь условными с первого раза  тремя короткими звонками. Дверь тот час распахнулась, на пороге стояла Диана в домашнем халатике, с веником в руке.
-Я запоздало подумала, что ты принесешь мне ее обратно, - сказала она.
-Я не могу принять от тебя такой подарок, - решительно заявил Дмитрий.
-Заходи, - посторонилась она.
Дмитрий зашел, остановился у порога. Протянул ей пакет.
-Это не подарок, - заявила она. - Это благотворительная помощь.
-Все равно не могу, - упрямо мотнул головой Дмитрий.
-И что же ты прикажешь мне с ней делать? Брата у меня нет. Выбросить жалко. А тебе она в самый раз. Зима еще не закончилась.
Она прошла в комнату, оставив дверь открытой, оттуда проговорила:
-Заходи, чаю попьем. У меня тортик по случаю имеется. Поклонник угостил.
Дмитрий вздохнул, снял ботинки, прошел в комнату. Положил пакет на диван, сел рядом и положил руку на пакет.
-Тебе родители дали деньги на пропитание. Знали бы они на что ты их тратишь, - укоризненно  проговорил Дмитрий. Диана только носиком покрутила.
-Скоро восьмое марта, чем я смогу отблагодарить тебя?  - спросил Дмитрий с долей иронии в голосе, поскольку с его финансовым положением денег не хватает на пропитание.
-Шубу подаришь мне норковую. Садись к столу.
Она налила в чашку чай, отрезала торт, потом спохватилась.
-Погоди, ты же голодный. Я сейчас… - и умчалась на кухню.
-Ничего мне не надо! - только и успел крикнуть Дмитрий. Через некоторое время она появилась с бутербродами.
-Ешь. Торт потом, - и отодвинула блюдце с куском торта.
Дмитрий испытывал голод, гордость не позволяла наброситься на бутерброды, Диана заметила его замешательство, решительно пододвинула тарелку, сказала:
-Не уйдешь, пока не съешь.
-Дина, чем можно объяснить такое внимание ко мне? - спросил Дмитрий, осторожно взял бутерброд, откусил, не спеша стал жевать. Не хотел, чтобы девушка видела насколько он голоден.
-У меня меркантильный к тебе интерес, - заявила она. - Ты станешь известным журналистом. Я - известной актрисой. Ты будешь писать обо мне хвалебные статьи, - и лукаво посмотрела на парня.
-А куртка - это взятка? Я могу не состоятся как журналист, а ты никакой актрисой, что тогда? - возразил Дмитрий.
-Такого не может быть. Мы оба целеустремленные и тщеславные молодые люди. Ты же видел меня на сцене, хвалил. И Пашка говорил, что у тебя хорошие контрольные работы на заданную тему. Значит, все у нас сложится.
-Если ты станешь хорошей актрисой, тебя и без моих статей заметят. А я тем более не смогу писать о тебе хорошо, помня, что я куплен тобой этой курткой, - отхлебнул он чай, и приподняв брови, посмотрел в упор на Диану.
-Хорошо! Тогда я скажу тебе, что решила одарить тебя, потому-что ты нравишься мне, и весьма жаль, что ты зимой ходишь в осенней куртке, ты заболеешь, и мне будет жаль тебя вдвойне.
-Не заболею. У меня майка, рубаха, свитер. Я как капуста.
-Я серьезно, сравнивала тебя с многими своими возлюбленными, и они привлекают меня меньше, чем ты. Многие бы взяли  куртку и спасибо забыли сказать, - уже серьезно сказала Диана.
-У тебя так и не появился тот единственный, для которого ты бережешь себя? - спросил Дмитрий, чтобы как-то отвлечься от скользкой темы.
-Нет. Но я решила больше не воздерживаться. Тем более мой сокурсник очень усиленно пытается влюбить меня в себя. Не Бог весть что, но на безрыбье и рак рыба. Поняла, идеала мне не встретить. Тебе я безразлична. Пора удариться во все тяжкие. И уже бы ударилась, только вспоминаю тебя и мне становиться совестно. Ты не от мира сего. Провинциальное воспитание все же благороднее, не так среда развращает, - говорила Дина, и Дмитрий не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
-Тебя вот не  развратила, - напомнил Дмитрий ей ту ночь, когда он ночевал у нее на другом диване.
-Я исключение. Если бы мои родители не считали меня всю мою молодость беспечной, легкомысленной, я назло им вела себя менее достойно, а сама, назло им, блюла себя.
Дмитрий приподнял брови от удивления, надо же чем руководствуется девушка в своем стремлении что-то доказать родителям и себе!
-Они могут об этом не узнать. Если оступишься, они так и будут считать этот поступок продолжением твоего поведения. Не лучше ли тебе покаяться, и поговорить с ними серьезно. Судя по тому, как они о тебе заботятся, - он обвел рукой комнату, -  они тебя любят.
Девушка помолчала, внимательно посмотрела на Дмитрия.
-Ты заходи ко мне почаще, - попросила она.
-Дина, у меня есть девушка, - признался Дмитрий. - Она так самозабвенно обо мне заботиться, что было бы свинством отвергнуть ее. Она любит меня, - серьезно проговорил он.
-А ты ее? - живо спросила она.
-И я ее, - не так уверенно произнес он, и она заметила его заминку.
-Твоя порядочность не позволит изменить ей, поскольку она твоя женщина. Правильно я думаю? - спросила она. Дмитрий кивнул. - Я даже полагаю, не ты добивался ее, она воспользовалась твоей неопытностью, - с усмешкой проговорила Диана. Она подперла ладонью лицо, смотрела на Дмитрия снизу вверх,  в глазах чуть затаенная улыбка.
-Ты не права. Она не пользовалась моей неопытностью. Она предлагала  остаться  друзьями, а я не устоял. И я не могу появиться перед ней в новой куртке, она знает, что у меня нет денег. А врать как-то не хочется.
-А почему бы тебе не сказать, что я по дружбе подарила тебе вещь? Ведь между нами ничего не было.
-Девушки не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. Тем более, когда дарят дорогие подарки. Не хватает мне еще и альфонсом оказаться.
Диана вскочила. Заговорила со злой интонацией в голосе:
-Послушай! Я сделала тебе подарок, потому что очень уважаю тебя. Ты настоящий. Ты не льстил мне. Ты не домогался меня. Тебя не прельщала моя квартира. Тебе от меня ничего не надо. И мне от тебя тоже! Могу я подарить вещь тому, кому хочется?! И я тебя очень прошу, прими этот подарок хотя бы до весны, а потеплеет, принесешь мне и я отдам ее бомжу.
Дмитрий молчал. Принять подарок он не мог. И отказать - обидеть ее. Ведь помыслы ее чисты. Он помнит, как в Измаиле, проходя мимо ювелирного магазина, видел в окне на витрине ювелирные изделия, он мечтал, если бы у него были деньги, он купил бы Эсфирь самое дорогое украшение. И был бы счастлив, если бы она приняла его.
-Ты ставишь меня в очень неудобное положение. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Более того, я был влюблен в тебя с того первого раза, когда увидел тебя. Полагал,  ты девушка Павла, и не смел даже намеком сказать тебе о своем чувстве. А сейчас я не могу предать девушку, которая доверилась мне, - горячо проговорил Дмитрий.
-Эта та, с которой я тебя тогда встретила? - спросила Диана.
-Да. Ты пойми, между нами стоит не только моя девушка, мое неравное с тобой положение, вообще становится непреодолимой преградой.
-Дурачок, - тихо сказала она.
-А главное, моему хрупкому нарождающемуся чувству к тебе, и твоему уважению ко мне встанет непреодолимой силой эта злосчастная куртка. Я впредь не смогу подойти к тебе,   всегда буду думать, это благодаря твоему подарку я стараюсь услужить тебе, не знаю... Мои поступки будут всегда  выглядеть глупыми, - старался он оправдать свой отказ от подарка.
Диана решительно встала, взяла куртку.
-Хорошо. Я повешу эту куртку в шкаф. Когда я выйду замуж, ты сможешь принять ее в подарок от меня, как от друга, - сказала она.
-Как вариант, - согласился Дмитрий.
Они долго стояли на пороге, все никак не могли распрощаться, такое чувство, что они расстаются на полуслове, чего-то недосказав друг другу важного.

В общежитии в комнате сидели Степан и Люба, оба готовились к завтрашней контрольной по основам журналисткой деятельности. Увидев вошедшего Дмитрия, она глянула на его руки, он догадался, что Степан рассказал о куртке. Люба подтвердила:
-Говорят ты тут появлялся с обновой?
Отступать было некуда, он сказал правду:
-Диана сделала подарок к мужскому празднику, я вернул его ей.
-Почему вдруг она делает тебе подарки? - округлила она глаза.
-Сказала, что уважает.
Люба хмыкнула.
-Я многих ребят уважаю в нашей группе. И декана уважаю. Однако  подарков никому не делаю. Тебе готова сделать скромный подарок, -  она показала ему носки, - потому, что я не только уважаю тебя, но и люблю.
-Спасибо.
Он разделся, устало сел, смотрел на Любу.
-Пойдем, я тебя накормлю, - позвала она.
Дмитрий был сыт. Но признаться в этом не захотел.
-У меня что-то с животом… Ужинай без меня.
Ему почему-то в эту минуту хотелось, чтобы она ушла.

* * *
Служба для Николая протекала не так, как он ее представлял, когда учился в училище. Единоначалие нарушилось из-за идеологических убеждений.  Офицеры в большей части разговаривали между собой по-русски, под давлением сверху приказы издавали на украинском, команды подавали на украинском. В остальном высказывали свою отрицательную точку зрения на все происходящее к вящему неудовольствию выходцев из западных областей Украины. Негласно стали разделяться на приверженцев русского языка и украинского. Поскольку Львов исторически расположен в западной части страны, большинство жителей говорили по-украински. Но не это являлось основополагающим водоразделом между русскоязычными и сторонниками украинского языка. Не все могли согласиться с утверждением, что насаждаемая  солдатам и  молодежи в городе мысль о том, что Украина всегда боролась за самостоятельность и отделение от России, а воины украинской освободительной армии истинные борцы за свободу Украины, - единственно верна. Командир батальона уроженец Крыма, майор Гриценко Григорий Богданович, его перевели во Львов еще до распада СССР, высказался по этому поводу однозначно: «Не добили их после сорок пятого...». Теперь крымчанин рвался назад, его не отпускали. Не потому, что там не было вакансий, не хотели отпускать туда прокрымски настроенного офицера. Легче уволить. Крым бурлил, там большинство населения говорили по-русски, Крымская автономная республика Верховным советом переименована в Республику Крым. Образовались партии, которые противоречили конституции Украины. Командир батальона поддерживал своих крымчан, и крайне был недоволен националистическими выходками своих подчиненных. Его заместитель, выходец из Ивано-Франковска, чувствуя поддержку радикально настроенных офицеров и городских властей, явно игнорировал приказы своего командира, исполнял их с явной издевкой. Командир роты поддерживал своего земляка и настороженно относился к офицерам, прибывшим в свое время служить из восточных областей. В пику им крайне вызывающе вел себя Олесь Омельченко. Он с товарищами отрицал всякую возможность сближения с Россией, для него первоочередной задачей было сближение с западом, для чего он через командира полка добивался ввести в полку изучение западных образцов вооружений. Пестовал социал-националистическую партию, объявил, что будет баллотироваться в местные органы власти.
-Киев нам не  указ, - не один раз он говорил Николаю, - мы, западники, законодатели мод. Они должны ориентироваться на нас, брать пример с нас. У них в правительстве и Раде слишком много засело пророссийских политиков, а это недопустимо.
-Львов - прям таки столица мироздания, - бурчал недовольно Николай.
-А как же! - довольно констатировал Олесь. - Тебе тоже пора определиться с кем ты.
-Я бы хотел быть вне политики. Военные должны исполнять политическую волю руководства, защищать родину. Митинговать - удел уличной шпаны, - недовольно отзывался Николай.
Олесь недовольно засопел.
-Нельзя в такое время быть вне политики! И что в тебе нашла Галка, - негодующе проговорил Олесь. - На гитарке бренчишь, да мозги ей пудришь. Делом нужно заниматься! Историю творить!
Отношения Николая и Галины Омельченко приобрели характер «плотной дружбы, плавно перетекающей в любовные», - так Николай охарактеризовал свои отношения с сестрой Олеся. Они начали встречаться после того новогоднего вечера, к вящему неудовольствию родителей. Они даже просили Олеся походатайствовать перед руководством, чтобы Николая отослали служить куда-нибудь в дальний гарнизон. Галина услышала разговор матери с братом, заявила, она поедет за ним на край света. Они будут настаивать на бракосочетании своей дочери с сыном депутата городского Совета. Эти настроения в семье подстегнули Галину к более решительным действиям. Она сама неожиданно для Николая явилась вечером к нему в общежитие, хотя ранее они встречались исключительно в театрах, кино, целовались в парке, в подъезде дома, куда он провожал ее после свиданий, она спрашивала его:
-Ты любишь меня?
-Люблю.
Николай был искренен. Галина все же красивая девушка, в такую нельзя не влюбиться. Характер сложноват, так это по молодости, в семейной жизни все наладится.
-И я тебя люблю, - говорила она и торопливо на прощание целовала.
Сейчас она застыла на пороге, решительно заявила: она готова остаться жить у него и разделять все армейские его невзгоды. Крайне удивленный поступком девушки Николай озадачился:
-Галя, у меня за душой все, что ты видишь, - показал он на голые стены комнаты. - Нам даже зарплату за последний месяц не выдали. От рублей отказались, а свою валюту еще не ввели.
-Ты говорил, что любишь меня.  Если ты ошибался, тогда я уйду, - заявила Галя, и демонстративно взялась за дверную ручку.
-Нет, что ты, Галя, я потому и хочу тебя оградить от бытовых невзгод, потому что люблю тебя. Опасаюсь, твоя любовь пройдет, а бытовые проблемы останутся. Ты первая пожалеешь, что пошла на этот шаг, - попытался отговорить девушку Николай. - Ты красивая, достойна более лучшей партии. Родители  не простят тебе подобного мезальянса.
-Я готова, Коля, перенести с тобой любые трудности, - заявила девушка.
Он взял ее за руку, ответ от двери, обнял, прижал к себе. Николай понимал, девушка выросла в достатке, и она не понимает, как  трудно ей будет столкнуться с действительностью, когда порой не на что купить самого элементарного.
Галина казалось не слышала его увещеваний.
-Ты все же не любишь меня,  - капризно проговорила она, и глаза ее расширились.
-Люблю, Галя, люблю. Именно поэтому не хочу, чтобы ты потом жалела о своем шаге.
Девушка обняла Николая, потянулась к его губам. После поцелуя, тихо сказала:
-Я все решила. Останусь с тобой.
-Олесь убьет меня, - улыбнулся он.
-Ты его боишься?
-Нет. Это право брата отстаивать честь сестры. Давай пойдем к родителям, я, как положено, попрошу твоей руки, - предложил Николай.
-Они могут отказать. А после того, как я не приду домой ночевать, расскажу, что  провела ночь у тебя, им деваться будет некуда, - сказала она.
-Они поднимут на ноги всю львовскую милицию. Ты ранее дома не ночевала? Было такое? - недоверчиво спросил Николай.
-Было. Редко. Я позвоню, скажу, заночевала у подруги, чтобы не беспокоились. А утром расскажем о моем грехопадении, и объявим о своем решении пожениться, - предложила она.
-Как у тебя все просто. А на что мы будем жить? И где? Здесь? - похлопал он ладонью по крышке стола.
-Я все продумала! Мы снимем на первое время квартиру. Ты сейчас не думай ни о чем. Завтра будем думать, а сейчас я хочу быть с тобой, - потянулась она к нему,  счастливо засмеялась, повалила Николая на кровать, придавила собой, и начала целовать его, приподнималась над ним и спрашивала: «Любишь?» - «Люблю!» - подтверждал Николай.
Они опомнились от поцелуев, когда в комнате уже стемнело, вспомнили, нужно позвонить родителям, выскочили всего на минутку, девушка позвонила домой, затем вернулись и начали любовные игры. Он целовал ее, щекотал, медленно расстегивал кофточку на груди, целовал ложбинку, в любовной неге они катались по кровати, и все спрашивали: «Любишь?» - «Люблю!» - «А ты меня?» - «И я тебя!».
Утром счастливые, уставшие, все никак не могли выбраться из постели. Только Галя пыталась встать, Николай останавливал ее поцелуями, он тоже не мог оторваться от девушки, благо день выходной от службы. Наконец, он вскочил, надо же хотя бы заварить чайник, купить печенье. Он быстро оделся, Галя наблюдала за ним, томно потягивалась в постели, наблюдая за ним своими карими призывными глазами:
-Никогда не думала, что так сладко целовать и обнимать мужчину, - томно высказалась она.
-А я никогда не видел при свете тебя обнаженной, - засмеялся он и сорвал с нее одеяло. Она стыдливо дернулась, потом вспомнила, он теперь навеки ее мужчина и нарочито вытянулась, демонстрируя свои прелести.
-Ну как? - самодовольно спросила она, зная, ее фигура  безупречна.
-Богиня! - похвалил новоиспеченный любовник, без пяти минут муж, наклонился и поцеловал шейку, губы, грудь. Она обхватила его за шею.
-Не пущу, - счастливо заворковала она на ухо.
-Пусти. Я быстро, - пообещал он.
Он выскочил за пределы городка к ближайшему магазину. И встретил Олеся, который в выходной день по графику дежурил по роте. Тот сообщил:
-Все! Прозевал Галку. Не ночевала дома. Сказала у подруги. Только не верю я. Баба она видная, не устояла, сучка.
Николай не стал его разочаровывать, только пожал плечами, дескать, сожалею, и побежал дальше. Денег у него кот наплакал. И все же он на последние деньги купил к чаю печенья, сладостей, не задумываясь, как и на что он будет жить дальше. Когда пришел, Галка уже встала, умылась, прибрала постель.
-Олеся встретил, - сообщил он. - Сказал, что ты не ночевала дома, ушла от меня к другому. Не поверил, что ты у подруги ночуешь.
Галя рассмеялась.
-И правильно не поверил. Я у друга ночевала.
-Для Олеся будет сюрприз.
-Плевать на него, - беспечно отмахнулась девушка. - Давай чай пить.
После чаепития, Николай спросил, как здесь принято свататься?  Он заметил обряды здесь совершенно отличаются от придунайских, он уже проворачивал в голове, кого из сослуживцев попросить исполнить роль свата. Остановился на молодом лейтенанте Александре Бойко, только недавно пришедшем служить в полк, и его назначили служить командиром взвода. Хороший парень, родом из Белой Глины, где у него остались родители и девушка, которая обещала его дождаться до первого отпуска, и тогда они сыграют свадьбу. Они стали приятельствовать,  теперь Николай, как ранее его Олесь, водил молодого взводного по городу показывал «злачные места». Пожалуй, его можно попросить быть сватом и потом свидетелем в ЗАГСе. Девушка укоризненно посмотрела на него, сказала с иронией:
-Какие сваты?! Брось ты эти старомодные обычаи! Сейчас пойдем к родителям, объявим им, что мы уже муж и жена. Сегодня же воскресение? Они дома. А в ЗАГС заявление подадим завтра. Мама выдаст мне справку, что я на шестом месяце беременности, и нас распишут без предварительного срока, - рассудительно проговорила Галя.
-Прагматичная ты, - покрутил шеей Николай. - Как родители отнесутся ко всему этому? Как снег на голову!
-Плохо отнесутся, - успокоила его Галя. - Только куда им деваться. Я поставлю их перед фактом. И признаюсь, что это я тебя совратила, а не ты меня.
Николай притворно почесал затылок.
-Если уж ставить перед фактом, то может быть с брачным свидетельством? Втихую распишемся и вот, пожальте! Тогда в их глазах ты не станешь падшей дочерью. Тебя не в чем будет упрекнуть. Мало ли как дальше сложится. Все равно ты эту ночь переночевала у подруги, пусть так и думают, - предложил Николай. Девушка задумалась.
-Возможно, ты прав, - медленно произнесла она. Потом с подозрением спросила: - А ты не передумаешь? Добился своего и в кусты?
-Ну что ты такое говоришь?! - обнял ее, а сам подумал: Разве я добивался ее, сама ведь пришла. Эта мысль тут же улетучилась, когда Галя кошечкой потерлась своей щекой о его подбородок и преданно заглянула в глаза.
-Только я не смогу так долго ждать. Ведь тогда нам придется месяц скрываться, а я теперь хочу только с тобой засыпать и просыпаться, - проговорила она.
-Месяц можно потерпеть, - мягко проговорил он, взял ее руки, чтобы у нее не возникла мысль, что он любой ценой хочет избежать брака. - За это время я подыщу съемную квартиру.
-У тебя есть деньги, чтобы ее снять? - с усмешкой спросила она.
Николай замялся. Деньги, действительно задерживали, в канцелярии сказали, что в ближайшие дни зарплата не предвидеться. Правда, если треть зарплаты оставить кассиру, тогда деньги могут выдать за позапрошлый месяц.
-С деньгами худо, - признался он. - Но и родителями  жить как-то несолидно. Взрослый человек, муж, офицер, и сразу садиться на шею родителям. Несолидно как-то!
-Ты же не виноват, что  наша армия такая нищая.
-Да вся страна нищая! Говорили, вот отделимся от России, заживем! Отделились! Купоны в фантики превращаются. Пока нам выдадут их, они еще в два раза обесценятся, - с досадой произнес Николай.
  -Слушай, а откуда у Олеся доллары водятся? Он же не получает зарплату в долларах? - спросила Галя.
-Олесь со товарищи военное имущество на сторону толканет, - произнес Николай.
-Это же подсудное дело?!
-Подсудное, - подтвердил Николай. - В любом нормальном государстве.  При нашей общей неразберихе, учет ведется из рук вон плохо. У нас после ухода российских войск, знаешь, сколько неучтенного оборудования и техники осталось? Вот они его и дербанят, - пояснил он девушке.
-А ты почему не участвуешь в этом? Думаю, один Олесь такое бы не провернул. Значит в этом командиры замазаны.
-Правильно думаешь. Младшие офицеры к разделу пирога не допускаются. Олесь воспользовался своими связями, он вообще пригрозил командиру батальона расправой. Молодчики из его партии один раз окружили дом батальонного, пригрозили ему и его семье, если тот вздумает обижать их командира, ему несдобровать, с тех пор он стал тише воды, ниже травы, - выдавал он секрет участия брата в противоправной деятельности.
-Да, он с ними носится похлеще, чем с солдатами призывниками, - проговорила Галя. - Только учитывая нашу дальнейшую жизнь, ты все же помогай брату. Я попрошу его сама об этом, - заявила она.
Николая покоробило от ее настойчивой просьбы, но он промолчал. Не очень верил, что Олесь захочет видеть его в кругу своих подельников, а обижать отказом будущую жену не хотел.
В конце концов они все же решили,  месяц потерпят, поживут врозь, а завтра они подадут заявление в ЗАГС.

* *  *
Спекуляция ваучерами у Дмитрия не заладилась. Как-то не хватало ему совести уговаривать старушек продать ваучер по бросовой цене, чтобы продавать по завышенной. Ко всему прочему, возникла конкуренция, жучки всех возрастов шныряли по улицам с тихим призывом: «Меняю ваучеры, по выгодной цене, меняю ваучеры!», как грибы открывались  полуофициальные пункты обмена ваучерами. В итоге у него едва хватило рассчитаться с долгом Степану, и он опять остался при своих. У Степана дело продвигалось лучше. Все же коммерческая жилка у него более развита, не зря он в юности с отцом продавал вино. Хотя и он согласился, это был не тот вариант, на котором можно сделать хотя бы небольшой задел на будущее. Власти обещали, что цены на продукты питания, и все остальное, вырастут в пять раз, они выросли в сорок раз.
Наступала весна. Грязные потоки текли по улицам. Москва серая и тусклая, московские власти во главе с мэром Гавриилом Поповым занимались в большей степени политикой, митинговали, и не занимались благоустройством. Студенты потешались над высказыванием Попова тремя годами раньше, когда он выступал за перезахоронение Хрущева у Кремлевской стены. И это в то время, когда многие высказывались  перенести прах всех похороненных в стене куда-нибудь на кладбище. И Ленина советовали  вынести из Мавзолея, и перезахоронить его рядом с матерью в Ленинграде. Так же поговаривали, что Попов часто посещал американское посольство, ориентировался на американскую форму правления, поддерживал во всем Горбачева, знал о готовящемся перевороте, сказал об этом американскому послу, тот, якобы, передал Горбачеву, но он не поверил. Об этом узнали гораздо позже, когда арестованный Янаев показал, что они не трогали должностных лиц, и даже не сняли с должности Гавриила Попова, хотя знали, что все секреты он относит американцам. Именно при Попове в Москве началась интенсивная приватизация квартир, предприятий, учреждений, торговых и иных площадей недвижимости. За которые тут же вклинился в борьбу криминалитет. Власть мало обращала на это внимание, им все равно было, в чьи руки попадет государственное добро, и кто будет владеть той или иной недвижимостью. Надо было быстрее отчитаться, что они впереди «планеты» всей.
Дмитрий усиленно штудировал английский и французский языки. Знал, ему, как журналисту, придется общаться с иностранцами, и вообще, каждый уважающий журналист должен знать иностранный язык. Французский ему давался сложнее, произношение и грамматика никак не застревали в голове, он злился, швырял учебник на стол, Любаня с удивлением смотрела на него. Он оправдывался:
-Не понимаю, как французы научились так гундосить в нос, и что у них за произношение?!
Люба в ответ только смеялась, ей французский давался легко.  Хотя у английского грамматика тоже не подарок.
Павел все реже появлялся на занятиях.
-Ты чего сачкуешь? - спросил его Дмитрий.
-Папаше помогаю. Он с коллективом приватизировал универмаг, который теперь гордо называется торговым комплексом, и в котором работал директором. Я сейчас через подставных лиц скупаю ваучеры его продавцов, рабочих, шоферов. У торговым дома должен быть один руководитель, иначе в управлении сплошной бардак, лебедь рвется в облака, а щука тянет в воду, - пояснил он.
-А бывшие продавцы станут теперь его холопами? - спросил Горлов, студент появляющийся сразу, как только приходил Павел.
-Что ты несешь? Они останутся теми же продавцами, кем и были ранее.
-А при ваучерах они были бы совладельцами, - напомнил Дмитрий.
-Так экономика работать не будет. Не могут быть все владельцами. Кому -то работать надо. Кстати, это происходит во всей Москве, полагаю, по всей России. Жаль, что я не поступил на экономический факультет, или на юридический. Журналистика теперь никому не нужна. Вы живете в этих институтских стенах, и не знаете, что делается за ее пределами, - отбивался Павел.
-В этом ты прав. Все же я хочу закончить этот факультете. А тебе еще не поздно перевестись, - напомнил ему Горлов.
-Ладно, посмотрим, что нового тут у нас? Ты еще не расстался с Любаней? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Надо же, как она тебя приворожила, - восхитился товарищ.
Дмитрий ничего не сказал. Он не стал другу говорить, что встречался с Дианой. А встреча прошла при инициативе Дианы. Она без особой радости сообщила о том, что решила выйти замуж. И при этом смотрела на Дмитрия, как он отреагирует на эту новость. Он плохо отреагировал, нахмурился, притих, потупился, помолчал, грустно спросил:
-Кто этот счастливец?
Он давно понял, к Любе он не испытывает большой любви, он испытывает к ней чувство благодарности за ее заботу, ласку, участие, привык к ее присутствию рядом, все вокруг знают об их отношениях, многие студенты и студентки к концу второго курса разбились на пары. Это был зов молодого тела к горячей девичьей плоти, часто принимаемая за любовь. Он хорошо к ней относится, полагает, что по окончании жениться на ней, поскольку после всех этих отношений бросить ее, было бы верхом свинства с его стороны. Но всегда, когда он общался с Дианой, с особой ясностью сознавал, именно ее он бы смог любить так, как когда-то любил в юности еврейскую девочку Эсфирь. Но он запретил себе об этом думать. Любят же фанаты заочно актрису Гурченко или певицу Пугачеву, понимая, они никогда не окажутся рядом.
-Мой однокурсник, - пояснила Диана, при этом сморщила носик. - Очень талантливый мальчик. Говорит,  любит меня. У него папа народный артист республики.
-Помнишь, я точно так же сказал, что Люба любит меня, ты тут же спросила: а ты ее? Вот и я спрашиваю: а ты его?
Они прохаживались по аллее Воробьевых гор, она тут же остановилась, повернулась к Дмитрию и решительно сказала:
-И я его. Все же главное в том, что он любит меня, - сделала ударение на слове «он». - Мне уже засиживаться в старых девах возраст не позволяет. Ты же в жены меня не позвал, - усмехнулась она.
-А ты бы согласилась? - не поверил Дмитрий.
-Подумала бы.
-Да какой из меня муж?! - отмахнулся  Дмитрий. - Хотя и студент твой такой же, если бы не его папа - народный артист. Полагал, ты выйдешь за солидного дядю, который был бы тебе опорой, сильной натурой, которого бы ты боготворила. А ты почему-то выбрала пацана. Из-за его отца? - спросил он.
-Нет. Так уж решила! Надоело одной вечерами сидеть дома или шляться по тусовкам. А он ходит за мной, как теленок на привязи, без материальных запросов, я и подумала, пусть будет рядом тот, кто любит меня. Я может быть и не полюблю никого в полной мере, что же мне теперь одной оставаться? - остановилась, повернулась корпусом  к нему. - Не могу понять твоего ко мне отношения, чем я для тебя плоха? Почему ты не добивался меня? Я ведь видела, как ты смотрел на меня? Полагала, любишь.
Дмитрий помялся.
-Ты слишком для меня хороша, - со вздохом проговорил он.
Она поджала губы и пошла вперед. Он догнал ее, пошел рядом, не поворачиваясь она серьезно проговорила:
-Ни ты, ни я, не будем счастливы в этих браках.
-Почему же? Ведь ты замуж выходишь по любви, я женюсь тоже… - и осекся от ее косого взгляда.
На прощание она попросила:
-Поцелуй меня, Дима.
Он слегка поцеловал ее холодные губы.
-Да не так!
Она обхватила его шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы.
-Прощай, - сказала она.
И уже когда отошла на приличное расстояние, обернулась и сказала:
-А куртка твоя висит. Сейчас уже весна. А осенью приходи, - и помахала рукой.
В тот вечер Дмитрий не находил себе места. Ему было так тяжко на душе, словно он потерял близкого человека. Не мог представить Диану в постели с другим мужчиной. Люба заметила его состояние, спросила:
-Ты пару схлопотал по контрольной?
Он посмотрел на нее и спросил:
-Люба, ты все еще любишь меня?
Она удивленно посмотрела на него:
-Что за глупый вопрос? Конечно! Еще в большей степени, чем раньше. А почему ты спросил?
*  *  *
Свадьбу играли в ресторане. Подвыпившие многочисленные родственники, о существовании которых Николай до вчерашнего дня не подозревал, кричали «Горько -о -о!!!», он целовал губы новоиспеченной жены, хмурился, садился и сосредоточенно смотрел в тарелку. Ему надоело сидеть среди этой шумной, незнакомой ему кампании, терпеливо ждал  окончания торжества. Хмельной Олесь лез к нему с объятиями, громко кричал, что они теперь не только однополчане, единомышленники, но и родственники, а точнее шурины. Потом воспользовался, когда Николай  вышел из-за стола, обхватил его за плечи, пьяно зашептал на ухо:
-Раз теперь мы с тобой родственники, так и быть, возьму тебя в долю, - заявил он.
-В какую еще долю? - посмотрел косо через плечо на шурина.
-Там узнаешь. Должен же ты достойно содержать молодую жену. Кстати, как она там?.. - поводил глазами и глумливо захихикал.
-Нормально, - сбросил он руку с плеча.
Невеста в подвенечном платье была особенно хороша, Николай любовался ею, про себя подумал: «Если бы ее красота соответствовала характеру!». А характер у нее оказался жесткий, это Николай почувствовал за месяц до свадьбы, когда Галя начала командовать им, как фельдфебель солдатом, капризничать, требовать излишнего внимания, хотя служба не позволяла быть им вместе столько, сколько бы ей хотелось. Она не считалась ни с чем, ни с его безденежьем, ни с задержками на службе, ни с его личным временем, которое он иногда тратил на изучение украинского языка или материальной части новых американских образцов стрелкового оружия.  Она хотела, чтобы он смотрел только на нее. Полагала, что коль природа наделила ее красотой, то и ее избранник должен ею любоваться, и исполнять ее капризы.
Родители Николая не приехали. Так они договорились по телефону. В связи с денежной реформой, денег почти ни у кого не было. Даже родители Галины, которые несравненно состоятельней родителей Николая, и те вынуждены были взять в долг у Олеся доллары. Николай пообещал родителям, они через месяц приедут в Измаил и повторят торжество.
После свадьбы молодые поехали в съемную квартиру.
-Представляешь, мои предки полагают, это у нас первая брачная ночь, - сказала Галя, оставшись наедине с Николаем. - Только Олесь не верит, что мы до сегодняшнего дня воздерживаемся.
И при этом залилась мстительным смешком, торопливо снимая с себя подвенечное платье. Николай вздохнул, ничего не ответил. Он так устал от свадебного мероприятия, что его уже не волновала женская нагота.
Летом Галя заканчивала институт, становилась дипломированным учителем украинского языка и литературы. Она готовилась работать в школе и давать уроки украинского языка. Украинский стал очень востребованным, его изучали врачи, инженеры, военные, чиновники. Вся официальная переписка велась на украинском языке. Командир батальона майор Гриценко возмущался:
-Я украинец в двадцать пятом колене, учился в Симферополе в русской школе, заканчивал военное училище в Киеве на русском языке, все вокруг говорили на русском, а теперь мои дети вынуждены учиться на украинском языке. В химии, физике нет терминов на украинском, так некоторые лингвисты умники выдумывают новый язык.
И покосился на Николая, которому не доверял. Все же родственник одному из одиозных офицеров.
-Балом правит сатана, - неожиданно для майора высказался Николай.
Майор удивленно посмотрел на молодого офицера, потряс в воздухе листом приказа.
-Написан мелким шрифтом для экономии бумаги. Глаза сломаешь. С кем же мы воевать собрались, если даже на бумаге экономим. Не говоря уж о боеприпасах, технике и снабжении. Скоро за свой счет форму покупать будем, - и при этом стучал кулаком по столу.
Семейная жизнь требовала от Николая новых решений. В условиях безденежья, он принял предложение Олеся, участвовать в полуподпольной распродаже военной техники. Под предлогом, что Украине не нужна устаревшая советская техника, он совместно с командиром роты списал два БТР, как не подлежащие ремонту. Хотя бронетехника была исправна. Встречался с посредниками, которые готовы купить машины, оговаривали цену. Те сначала предлагали купить в рассрочку, Олесь предупредил не соглашаться, иначе не увидишь ни денег, ни машин. Торг длился три дня. Николаю противна вся эта возня, но назвался груздем, полезай в кузовок. Он так же понимал, чуть политика повернется не в том направлении, в каком ее себе представляет Олесь и его покровители, как они первыми загремят под трибунал за разбазаривание военной техники, а вернее - за ее хищение. И сядут как раз вот такие младшие офицеры - шестерки, командиры повыше останутся в стороне. От выручки БТРов ему досталось всего несколько сот долларов, однако и этих денег хватало на безбедную жизнь целый месяц. Ведь за один доллар давали 450 карбованцев. Когда он дома Гале показал доллары, глаза ее алчно загорелись, она тут же начала прикидывать, что из одежды и золотых украшений они купят в выходной день. Она видела в магазине такое восхитительное кольцо, которое теперь она непременно купит.
-Галя, нам нужно думать о своей квартире, - напомнил Николай беспечной жене. - Откладывать и тратить очень экономно, иначе мы всегда будем жить в съемных квартирах.
Она только беспечно отмахивалась.
-Возьмем кредит в банке. Тряхнем родителей. Твои разве нам не помогут? - спрашивала она не отрывая взгляда от долларов. Они заворожили ее, загипнотизировали, и эта алчность была неприятна Николаю. Ему бы стукнуть по столу кулаком, накричать, показать, кто в семье хозяин, а он не мог. Не мог нарушить в душе то благоговейное чувство к ее внешней красоте. Он видел, как офицеры смотрели ей вслед, если он появлялся с ней в районе расположения части. Да и просто прохожие обращали внимание на нее. Все было при ней: и фигура, и волнистые каштановые волосы, и белая кожа, и утонченные черты лица. Не было только надлежащего воспитания. В семье культивировался культ стяжательства и злость на прежнюю советскую власть, которая не позволяла им открыто обогащаться. Теперь они наверстывали упущенное в полной мере.
-Мои не помогут, - жестко сказал он. Мне уже пора помогать им. Они же не знают о том плачевном состоянии, в котором находится армия.  Я учился на полном государственном обеспечении. А теперь они еле могут Димке помочь.
Галя презрительно хмыкнула, ей в голову не могло прийти, что дети должны помогать родителям. 
  Ожидаемого благополучия в стране так и не возникло. Правительства менялись со скоростью пулеметной очереди, однако сократить дефицит государственного бюджета, обеспечения нормального уровня зарплат им не удавалось. Забастовали шахтеры. За ними рабочие крупных предприятий, на которых сокращались рабочие места, закрывались цеха, которые работали с довоенных лет. Ушлые ребята играя на инфляции карбованца за бесценок скупали не работавшие предприятия.  При государственных предприятиях  создавались коммерческие. Они использовали территорию, государственное сырье, оборудование, устанавливали коммерческие цены на продукцию, доходы шли не на развитие производства, а в собственный карман. Прекращали во Львове свою деятельность Львовский автобусный завод, авиаремонтный завод, телевизионный и другие заводы. Все старались как больше нахапать от умирающих заводов. Защищая свои средства новые предприниматели прятали деньги в западных банках. Власть решили карбованцы заменить на собственную денежную единицу - купоны многоразового использования. На фоне инфляции и забастовок Верховная Рада приняла решение о проведении досрочных выборов в парламент и выборов президента. Кравчук был уверен, переизберут его, и тогда он урвет больше полномочий. Его в этом убедили партийные  лидеры из западных областей страны. Выборы назначили на весну следующего года.
Олесь все больше занимался созданием и укреплением своей партии, мало обращал внимание на службу. Его прикрывали такие же офицеры западники. Это не мешало ему продвигаться по службе, получать очередные звания. Олесь гордился тем, что в Украине появился свой первый лауреат Шевченковской  премии независимой Украины Иван Багрянный, который писал о преступлениях советского тоталитаризма. А также его радовало появление Украинской автокефальной православной церкви. Не потому, что Олесь был очень верующим, он вообще ратовал за доминирующую во Львове греко -католическую церковь, но автокефальную церковь поддерживал Кравчук в пику православной церкви, которая подчиняется Московскому патриархату. Его молодые борцы за самостийность Украины одну такую церковь на окраине Львова разгромили, священника таскали за бороду, прихожан, которые пытались заступиться за батюшку, тоже избили.
К третьей годовщине независимости Украины Николаю присвоили очередное звание - старший лейтенант. Олесю Омельченко - капитана и назначили заместителем командира роты. Майору Гриценко очередного звания не присвоили. Официально за низкую дисциплину в подразделении. Фактически - за политическую неблагонадежность. Он написал рапорт на имя министра обороны с просьбой перевести его в Крым. В последнее время в министерстве обороны решили, что целесообразно  военнослужащих дислоцировать по месту жительства. Так будет меньше расходов, для офицеров меньше придется выделять квартир, солдатам будут помогать родственники. Не зная о настроениях майора Гриценко, министр обороны наложил положительную резолюцию. Он готовился к отъезду, по этому поводу Олесь ядовито заметил:
-Скатертью дорожка. Он надеется, что Крым долго будет оставаться независимой республикой. Доберемся мы до него.
Майор Гриценко в узком кругу офицеров поведал то, о чем не писали в газетах,  ему приватно рассказывали родственники и друзья:
-Приезжали нацики на поезде «Дружбы» в Севастополь, заявляли, что Крым и Севастополь будет украинским, независимо от волеизъявления жителей. Никто их не приветствовал, они потоптались в центре города и укатили восвояси. Русская община в Крыму имеет поддержку почти всех жителей Крыма, кандидат от блока «Россия» Юрий Мешков выиграл президентские выборы в Крыму, Верховный Совет объявил полуостров независимым от Украины. 
-Разве Украина смирится с подобным положением дел? - высказал сомнение лейтенант Бойко.
-Конечно нет! Они решили задавить Крым блокадой. Перекрыли поставки продовольствия, хотят вызвать у жителей недовольство своим руководством. Пожалуй, им это удастся. Поживем, увидим.
-А вы, Григорий Богданович, каким видите Крым? За кого будете? За белых али за красных? - спросил Николай.
-Я за Интернационал, - подыграл ему Гриценко. - Кого понимать за красными, вообще-то я за здоровые силы. За нормальных политиков. За сильную армию и нейтральный статус Украины. Воевать ни с кем мы не собираемся. Россия заберет у нас атомное оружие и мы станем безъядерной, нейтральной державой.
-Украинец с западной Украины, и украинец с восточной Украины, - это два разных психотипа людей. Восточные - ближе к русскому менталитету, западные - к польскому, - высказался  офицер Бойко.
-Точно! - подтвердил Николай. - В наших краях никто не говорил по украински, в селах разговаривали на суржике. И в наших головах никогда не возникала мысль, что Украина всегда боролась за свою самостоятельность. А здесь только и слышишь, украинская национальная армия никогда не прекращала своей борьбы с  оккупационной властью с Россией.
Олесь, если слышал подобные высказывания, зло сопел при этих разговорах. И брал всех на заметку, кто высказывал подобные мысли. К Николаю он старался не придираться, все же муж его сестры. В отношении  лейтенанта Бойко он зло проговорил: «Он у меня до пенсии будет в лейтенантах ходить!».
 Олесь к неудовольствию родителей сошелся с разведенной женщиной на лет пять старше его. Брак не регистрировали. Николай мельком видел ту женщину. Крупная, фигуристая дама с пышными темными волосами, с вихляющей походкой и сигаретой в зубах. О свадьбе речи не шло.
На президентских выборах к огорчению Кравчука победил Леонид Кучма, известный в стране политик. Сначала технарь, директор  производственного объединения «Южный машино-строительный завод». Потом народный депутат Украины, затем стал премьер-министром  с расширенными полномочиями. И вот добился высшей государственной должности. Николая удивляла метаморфоза Кучмы, который выиграл выборы благодаря голосам восточной Украины, сразу же стал заигрывать с западными, более националистически настроенными областями, называя это желанием  объединить Украину, тем самым дал карт бланш националистам чувствовать себя более вольготно. Партия, в которой состоял Олесь Омельченко, в местный областной совет взяли всего десять процентов голосов, но  и это считалось большим достижением.
-Вспомни, с чего начинал Ленин, - говорил он Николаю. - Всего лишь десяток единомышленников. И у Гитлера вначале было немного сторонников. И что из этого в итоге получилось! И у нас получится! - уверенно утверждал он.
-Что должно получиться? - спрашивал Николай. - Какой ты видишь в результате Украину?
-Вот чудак! Это же известно! Ты разве не читал наших деклараций? Украина станет свободной от русского мира, мы отрицаем все советское прошлое, как оккупационное, мы не признаем советских праздников, почитаем борцов за свободу Украины, Бендеру, Шухевича, Коновальца и других.
Спорить с Олесем было бесполезно.

*  *  *
К четвертому курсу Дмитрий приехал отдохнувший и отъевшийся на домашних харчах.
А теперь остались одни  воспоминания. Время пролетело очень быстро. Не успела Люба распрощаться со слезами на глазах с Дмитрием, как радость встречи захлестнула ее вновь. Уже никого не стесняясь, она налетела на Дмитрия, обняла его, потянула за собой в укромное местечко, чтобы обцеловать его со всей страстью соскучившейся души.
Мать, по приезду сына, глядя на него, сокрушалась:
-Господи, одни кости остались! Даже нос заострился… - и подкладывала ему в тарелку, и рассказывала последние новости: Олег женился, жена молоденькая, Алефтиной кличут, сирота, она у бабушки с дедушкой живет, с ней два малолетних брата и старшая сестра. Родители угорели от печки, двое старших детей были в лагере, младшие у бабушки с дедушкой. Олег теперь тянет не только свою семью, но и семью своей молоденькой жены. И еще новость: Рая развелась с мужем. Терпела, терпела и не вытерпела. Дети выросли, дальше сама с ними справится.
-Чего это они? - без любопытства спросил Дмитрий, он знал, сестры между собой дружны, но сор из избы не выносят. Хотя развод Раи не стал для родственников неожиданностью. Знали, муж у нее мужчина увлекающийся, а Измаил городок маленький, шила в мешке не утаишь.
-К другой ушел, - коротко пояснила мать.
Дмитрий в душе удивился, как можно уйти от Раи, женщины красивой, умной, да и к тому же двое сыновей. Вслух ничего  не сказал.
Брат Николай приехал с молодой женой за три дня до отъезда Дмитрия на учебу. Раньше он никак не мог вырваться. Дмитрий по достоинству оценил выбор брата, жена красивая. Только молчаливая, и не поймешь, всем ли она довольна или скрывает свое недовольство за непроницаемой маской. По секрету он сказал, его жена беременна, поэтому она не в духе.
Еще брат поведал,  ему присвоили очередное воинское звание - старший лейтенант, назначили заместителем командира роты.
Казалось, только недавно, всего четыре месяца назад, Николай прислал брату с человеком, который ехал через Москву, сто долларов. Николай позвонил и назвал номер поезда и вагона, чтобы тот встретил по приезду человека, с которым он передал ему деньги.
-Ты что, разбогател? - спросил его по телефону Дмитрий.
-Не спрашивай. Чем богат, тем и рад.
-Как жена? Когда домой поедете? - кричал в трубку Дмитрий.
-Летом. И ты приезжай.
-Приеду на каникулы.
Сто долларов в то время приличные деньги. Он поменял пятьдесят долларов, накупил всяких сладостей, еды, бутылку вина, пришел в комнату к Любе, у той глаза расширились.
-Ты ограбил магазин?
-Почти.
-Откуда, Дима, дровишки?
Он в тон ей ответил:
-Из леса вестимо, бабки брат рубит,  я еду привожу, - и они счастливо засмеялись. Учеба на полный желудок лучше умещается в голове.
В институте распространяли билеты на концерт Аллы Пугачевой. Для студентов значительные скидки, Дмитрий купил два билета. Пугачева царствовала на эстраде, и не было до недавнего времени певицы, которая могла бы сравниться с ней по популярности. Последнее время молодая поросль молодых певцов и певичек стали наступать ей на пятки, поскольку вырос новый пласт продюсеров, которые начали проталкивать на эстраду голосистых и безголосых, поющих под фанеру певиц и певцов. Теперь певицы и певцы не стоят на сцене статично, как Кобзон, они прыгают козлами, певицы выходят в откровенных прикидах, некоторые в купальниках, чего никогда ранее нельзя было увидеть на эстраде.  По стране заколесили несколько «Ласковых маев», из каждого утюга слышен гнусавый голос юного Шатунова: «Белые розы, белые розы...». Прыгали жеребцами квартет певцов под странным названием «На-на». Молоденькие фанатки рвали на себе кофточки, размазывали слезы и сопли в надежде дотянуться до кумиров. Из новоявленных эстрадных див продюсеры выжимали все соки, заставляя давать по три, четыре концерта в день. И только Пугачева отличалась от них скромным поведением на сцене  и отменным голосом. Он взял с собой на концерт Любу. Места на стадионе достались на самой верхотуре, площадка с высоты казалась размером со спичечный коробок. Пугачеву и музыкантов можно было увидеть только в бинокль. Мощные динамики разносили голос певицы, сабвуферы вколачивали в мозги зрителей  ритм, публика восторженно ревела, и только под конец певица сошла со сцены и проехала по гаревой дорожке, приветствуя зрителей. Люба осталась довольна.
Дмитрий скептически высказался:
-Ползают казявки по сцене. По телевизору виден хотя бы крупный план...
Сессию за второй курс сдали без особых проблем, хвостов почти ни у кого не было, за исключением Павла, который последнее время все реже ходил на  занятия, чувствовалось, он полностью потерял интерес к будущей профессии. Студенты разъезжались на каникулы, Люба тяжело расставалась с Дмитрием. Ей казалось, что разлука так же может привести к разрыву, как было у нее с предыдущим женихом. Она все время твердила, она будет очень скучать. Уезжала она первой, Дмитрий провожал ее, она долго не могла отпустить  на перроне его руку, смотрела с полными слез глазами, словно не увидит его год.
-Не переживай, через полтора месяца встретимся, - успокаивал ее Дмитрий.
-Целых полтора месяца, - в плаксивой гримаске сморщилось ее лицо.
Он поцеловал ее, поезд уже тронулся и проводница недовольно проговорила,  она может остаться на перроне.
И вот они снова вместе. Каникулы пролетели, как один день. Рассказывали, как провели каникулы.
-Жениха своего видела? - спросил с иронией Дмитрий.
-Видела, - кивнула она головой.
Дмитрий спросил вроде с шуткой, а тут приподнял брови.
-И? - спросил он.
-Сказала, я вышла замуж.
-Я уже хотел заревновать, - хмыкнул он. - И у тебя ничего к нему не екнуло? Все же первый твой мужчина?
-Представляешь, кроме брезгливого чувства, ничего не испытала. Ведь он, как узнал, что я замужем, тут же начал приставать, дескать, теперь тебе терять нечего, давай вспомним былое… Ах, не хочу даже вспоминать! Теперь у меня есть ты, - и она прильнула к нему.
Потянулись единообразные дни учебы. Студенты в полной мере стали обращать внимание на политическую жизнь страны. Наверное, во времена Брежнева, вряд ли студенты факультета журналистики до конца учебы отвлекались на подобные проблемы. Писали бы о трудовых успехах, о красотах природы, о  ветеранах войны, о космосе и многое другое, потому что политика должна быть вне интересов студентов. Сейчас же, жизнь настолько бурлит всевозможными событиями, что не обращать внимание на перемены в общественной жизни невозможно. Здесь и слабая денежная система, бедность и обнищание народа, инфляция, бандитизм, слабая правоохранительная и судебная система. Однако преподаватели обходили тему современной жизни,  давали задания писать студентам учебные репортажи якобы с места событий, будь то война в Кувейте или победа русских войск на Балканах, о победе наших войск во время Второй мировой войны. В один из таких занятий не выдержал Виктор Горлов и задал вопрос профессору:
-Почему мы оттачиваем перо на прошедших событиях? Может нам все же обратить свой взор на нашу современность?
-Что бы вы хотели осветить? - спросил преподаватель.
-Хотя бы нашу правоохранительную и судебную систему. Весьма продажные органы, которые не помогают строить новую Россию. Да и наш президент Ельцин конца восьмидесятых и Ельцин начала девяностых, два разных человека.
Аудитория одобрительно загудела. Преподаватель подождал, когда студенты утихнут, сказал:
-Я не мешаю писать вам на любую тему. Но издавать свои мысли вы сможете по окончании института.
-Вот вам бабушка и Юрьев день! - констатировал Дмитрий.
Вечером, перед отбоем, Степан спросил Дмитрия:
-Ты смотрел выступление Ельцина в американском конгрессе?
 Дмитрий кивнул.
-И как тебе?
-Отвратительно! Это речь вассала, который просит Бога благословить Америку. Хорошо хоть, что при этом добавил: И Россию!
-Он так упоенно говорил о том, что мир может вздохнуть спокойно, так как коммунистический идол рухнул навсегда. Дескать, коммунизм не имеет человеческого облика. Я могу с этим согласиться, потому что я не был коммунистом. Но он сам был далеко не винтиком в коммунистической системе, кем же он был среди членов Политбюро?  Засланным казачком? От кого? Я видел по телику, как он в своей Свердловской области пел аллилуйную дорогому Леониду Ильичу Брежневу, снес дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью. А тут он, как ярый могильщик коммунизма, и выражает благодарность президенту США за неоценимую моральную помощь правого дела российскому народу, - делился своими впечатлениями от речи президента Степан.
-Это называется лицемерием, - вставил реплику Дмитрий. - Чему ты удивляешься? У нас Кравчук был членом политбюро ЦК партии Украины, тоже быстро отрекся от своего прошлого. А наши азиатские республики? Все сразу из первых секретарей превратились в элементарных баев.
-Когда лицемерие проявляет глава государства, а не Василий Блаженный, и говорит, что свобода Америки защищается в России, при этом обязуется срочно сократить вооружение, это уже сдача всех позиций. Он не может не понимать, что Америка никогда не станет другом России, потому что демократия у них дутая. Они любят говорить о ней, а сами бомбили Вьетнам, гнобят Иран, диктуют свою волю многим государствам, - размышлял вслух Степан.
Дмитрий лежал на кровати, смотрел в потолок. Ему не очень хотелось спорить о политике Ельцина, он думал  о Любе, которая так же в своей комнате наверняка думает о нем. И тут же перед глазами всплывал облик Дианы, которая проявила о нем заботу,  ему интересно, чем она больше руководствовалась: жалостью и добротой к бедному студенту, или нечто большим, что можно было бы назвать  любовью? С кем теперь Диана, кто обнимает и целует ее?
Отвлек его вопрос Степана:
-Вместо того, чтобы наводить порядок в стране, он бодается  с Верховным Советом. Оппозиция защищает конституцию, а президент считает, что ее нужно менять, чтобы расширить свои полномочия.
Дмитрий знал, противостояние закончилось тем, что Президент Ельцин  временно отстранил от власти Верховный Совет, с чем депутаты не могли согласиться.  В парламенте отключили свет и воду. На улицу вышли сторонники как парламента, так и президента. В воздухе пахло тревогой и кровавыми столкновениями. Он отвернулся к стене, буркнул:
-Выключи свет.
Деканат строго предупредил студентов, чтобы они не участвовали в  городских митингах, особенно тех, кто приехал из бывших союзных республик под угрозой депортации. Только кто же слушал декана. Все смотрели по телевидению выступление президента Ельцина, о роспуске парламента, чуть позже выступил председатель Верховного Совета Хасбулатов,  и назвал действия Ельцина государственным переворотом. Верховный Совет вынес постановление о прекращении полномочий президента. Их поддержал Конституционный Суд. В воздухе уже запахло гражданским противостоянием, которое легко могло закончится гражданской войной. Преподаватель по истории журналистики высказался на эту тему так: Ельцина запад поддерживает, поскольку им импонируют те демократические преобразования, которые затеял президент. Во многих политических и военных учреждениях сидели американские советники. Да и политические партии либеральной ориентации поддерживали президента вкупе с новоявленной буржуазией, которая ратовала за развитие рыночных реформ. Поэтому президент настолько осмелел, что может позволить себе нарушать конституцию, не считаться с выводами конституционного суда, не прислушиваться к советникам.
Простой народ симпатизировал Верховному Совету, более того, армия и правоохранители поддерживали Верховный Совет. Даже в московском правительстве не было единства: сессия Моссовета оценила действия президента, как антиконституционные, его указ не имеет юридической силы. А правительство Москвы во главе с новым мэром Юрием Лужковым поддержали президента.
-Айда к Белому дому, - предложил Степан. - Все равно выходной день.
-Ты прав. Нельзя достоверно описывать события по телевизору, нужно видеть все своими глазами.
-Я с вами, - заявила Люба.
В тот момент ребята не видели ничего в том зазорного, если девушка пойдет с ними поддержать мирный, несмотря на запрет деканата, митинг. Они пришли к Белому дому, вокруг которого собралась огромная толпа москвичей, кто-то уже возводил баррикады. Какой-то парень притащил огромный лист старого железа, которым ранее укрывали крыши, весело провозгласил:
-А руки то помнят! Два года назад точно так же возводил здесь баррикады…
По мегафону объявили, отныне президентом России является вице-президент Руцкой. Бывшим военнослужащим, ныне пенсионерам, начали раздавать автоматы.  К вечеру  Белый дом  окружили милиционеры и сотрудники ОМОНа, которым поставили задачу: никого в здание не впускать, и никого оттуда не выпускать. Прилегающие улицы перекрыли поливальными машинами и КАМазами. Часть манифестантов сделали попытку прорваться в здание, их рассеяли сотрудники милиции. Туда же было устремился Степан, его за рукав ухватил Дмитрий, он  с  Любой его еле удержали.
-Ты с ума сошел! Если тебя задержат, тебя тут же отчислять… Пошли домой, завтра после занятий придем сюда, - предложил Дмитрий.
Мы должны все видеть своими глазами, чтобы потом достоверно описывать все, что здесь происходит, - отозвался Степан.
-Я сейчас, - сказала Люба, выдернула из толпы юношу, показала ему студенческий билет, как показывают иногда удостоверение сотрудники милиции в кино, спросила:
-Кого вы защищаете в данном случае?
Парень покрутил головой, оглянулся на товарищей, скороговоркой пояснил:
-Так знамо кого! Нужен нам такой президент, который окружил себя банкирами та чубайсами? Вы в глубинку съездите, увидите, как там живет народ… - и побежал дальше.
-Вот вам и глас народа, - констатировала Люба.
В течении четырех первых дней октября переменным успехом шли переговоры между представителями президента и Верховного Совета. Свет и воду в Белом доме то включали, то вновь выключали. В переговоры  включался Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алекий П, которые так же закончились ничем. На Октябрьской площади собрался оппозиционный митинг, на нем же собрались активисты коммунистического движения «Трудовая Россия» во главе с неистовым коммунистом  Анпиловым. Решили идти к Белому дому. В два часа их окружили сотрудники милиции, сдержать колонну  не смогли, митингующие прорвали оцепление, милиция отступила, побросали щиты и дубинки, скрылись в прилегающих переулках, колонна  двинулась в сторону Белого дома. Об этом с упоением им рассказывал студент Виктор Горлов, который присутствовал на том митинге. Дмитрий, Люба и Степан в  то время находились у Белого дома. По мегафону объявили, что митингующие захватили мэрию, встреченную воодушевленным гулом. Послышалась стрельба, стреляли сотрудники милиции поверх голов манифестантов, в это время подошла колонна с Октябрьской площади. Милиционеры отступили, сбежав, бросили грузовики и четыре бронетранспортера с ключами в замках зажигания. Генерал Макашов и лидер «Трудовой России» Ампилов захватили брошенные грузовики и помчались в сторону Останкино.  К Белому дому подъехали танки, стали разворачиваться стволами в сторону Белого дома.
-Вы идите домой, - велел Дмитрий Любе и Степану,  - я еще немного побуду, посмотрю, зачем сюда пригнали танки.
-Я без тебя не пойду, - заявила Люба.
-Люба, здесь ничего интересного не будет, это вялотекущие переговоры, танки пригнали для устрашения. Не дураки же они стрелять по собственному народу.  Степа проводи ее, - велел он товарищу как можно строже, чтобы Люба не ослушалась. И все же Дмитрию стоило большого труда  удалось уговорить их.
-Ты тоже не задерживайся, лучше мы завтра сюда придем. Вряд ли завтра будут занятия, - капризно высказалась Люба.
Они ушли. Дмитрий отошел подальше, нашел скамейку, присел, наблюдал издали. Несмотря на наступающую ночь, народ все прибывал и прибывал. Дмитрий задремал. Разбудили мужики, которые тащили кусок огромной ограды с ближайшей Москвы-реки. Он хотел уже уходить, выяснилось, транспорт общественный не ходит, метро закрыто. И он решил остаться до утра. Утром начался штурм Белого дома. Танки прямой наводкой палили по зданию, повалил черный дым. Началась автоматная стрельба. Кто по кому палил в общем грохоте не понятно. Ему показалось, в основном по зданию и защитникам Белого дома палили военные. Однако видел, как огонь по ним вели с крыш ближайших к Белому дому зданий. Дмитрий с ужасом наблюдал, как падают скошенные пулями люди. Заметил на крыше снайпера, который методически прицельно стрелял по безоружным людям. Ошеломленный увиденным, юноша  втянул голову в плечи, упал и пополз в сторону Дорогомиловской улицы. Там можно было скрыться от шальных и прицельных пуль. Заполз  за дом, прислонился к стене и обессиленно сел прямо на асфальт. Бежали люди мимо него в сторону Белого дома, которым еще не понятно, что там происходит, почему стреляют танки. И бежали с побелевшими лицами и выпученными глазами люди от Белого дома.
Совершенно опустошенный он после обеда добрался до общежития. Степана  дома не было. «Неужели, дурак, поперся к Белому дому?» - подумал он, пошел в комнату Любы. Ее тоже дома не оказалось. Более того, подруга по комнате Светлана сказала, она со вчерашнего дня не приходила.
-Как же так? Я их ближе к вечеру отправил домой, - озадаченно проговорил он. Подруга по комнате ничего не могла сказать. В коридоре встретил Горлова.
-Витя, ты Степана или Любу не встречал? - спросил он.
-Нет.
-Странно! Куда они могли запропаститься?
Целый день он не находил себе места. Идти искать их возле Белого дома бесполезно, в том хаосе вряд ли кого можно найти. По телевизору показывали горящий Белый дом, и сдавшихся членов Верховного Совета, они выходили по одному во главе с исполняющим обязанности президента Руцким и председателем Верховного Совета Хазбулатовым, садились в подогнанный автобус. Степан и Люба не пришли ни вечером, ни ночью, ни утром. «Неужели их задержали сотрудники милиции?» - думал он. Для Любы это закончится выговором, а вот Степана могут исключить из института и депортировать. И в каком отделении милиции их искать, он не знал. Отделений в Москве много, в какой их могли увезти, тоже не мог предположить. Уныло  побрел на занятия, в аудитории набилось не так много студентов, вряд ли это можно назвать учебным процессом, собрались, чтобы обсудить вчерашние события. Преподаватель тоже не торопился вести предмет, спросил, кто из студентов был у Белого дома. Никто не сознался. В этот момент в аудиторию стремительным шагом зашел со свитой декан факультета. По хмурому выражению лица, поняли, ничего хорошего от этого посещения не жди. Декан прошел на преподавательское место, оглядел аудиторию, негромко, но четко спросил:
-Кто из вас находился у Белого дома или Останкино?
Аудитория молчала.
-Мы строго предупреждали, чтобы студенты не ходили в места противостояния властей и Верховного Совета. Мы оберегали вас от необдуманных поступков, поскольку ваша задача учиться, а не участвовать в политических митингах. В результате вашего непослушания произошла трагедия. Во время известных событий у Останкино погибли студенты нашего факультета Савушкина Любовь и Елеску Степан.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Кто-то из свиты наклонился к декану и что -то тихо сказал на ухо. Декан выпрямился.
-Мне тут подсказали,  Елеску жив, тяжело ранен, находится в Склифософской больнице. Он прооперирован, находится в реанимации. Вы понимаете, какое это пятно на наш институт! Вас предупреждали, вы не послушали. Вот результат! Как мы теперь посмотрим ее родителям в глаза?! Они отправили девушку к нам на учебу, а она оказалась в гуще событий, далеких от учебного процесса. Мы проведем тщательную проверку, и накажем каждого, которые ослушались и полезли добровольно под пули… - погрозил декан.
Он еще что-то говорил, Дмитрий не слушал или не слышал его, в висках стучало, он близок был к обмороку. Все студенты застыли в молчании, не могли поверить в гибель студентки. И только чей-то девичий голос звонко спросил:
-А нельзя провести проверку среди тех, кто стрелял по мирным людям? Мы в каком государстве живем? Она что, на войне погибла?
Студентов как прорвало, все заговорили разом, шумно выражая свое возмущение, застучали по крышкам стола, декан вынужден был ретироваться. Ни о каких занятиях речь уже не шла. Многие, кто знал об отношениях Любы и Дмитрия, повернулись к нему, потом обступили. Он сидел не в силах ни встать, ни что-либо сказать. Боль и горе сковали черты его лица, он еле поднялся, не мог вынести сочувствующих взглядов, и как сомнамбула пошел на выход. В комнате он упал лицом на кровать, застонал: «Люба, Люба, как же так?! Как вы попали в Останкино? Вы же должны были идти в общежитие? Что же произошло после того, как они расстались? Почему он не пошел вместе с ними?». Так он пролежал до вечера. Вечером вышел в фойе, там образовался студенческий митинг, все осуждали расстрел мирных граждан. И эта гибель невинной девушки, которая не выражала протест, она всего лишь хотела быть свидетельницей событий, на совести президента Ельцина.
Вопреки не очень строгому запрету деканата, через два дня студенты встретили родителей Любы, поехали с ними в морг. Дмитрий смотрел на мать, думал: как же Люба похожа на нее. В прошлый ее приезд к дочери на зимние каникулы он видел мельком, но не смог оценить насколько они похожи. А сейчас смотрел на ее такие же светлые волосы, крупные черты лица, сбитое телосложение, он подумал, через двадцать пять лет, она стала бы копией этой женщины, которая даже не подозревала, что рядом с ней стоит жених ее дочери.  Студентов в морг не пустили, пропустили только родителей на опознание тела. Мать при виде дочери упала в обморок. Отец плакал, поддерживал жену, забегали санитары, перед входом в морг плакали девчонки, у парней перекатывались желваки. Гроб запаяли в цинковый ящик, родителям приказали при захоронении гроб не вскрывать, отправили в багажное отделение. Ребята показали родителям комнату, где проживала их дочь, они забрали ее личные вещи, на второй день студенты  провожали родителей Любы на вокзал. И опять было море слез.
Дмитрий все не мог смирится с тем, что больше никогда не увидит Любу. Только вчера она целовала его,  милая, ласковая, живая, теплая, и теперь ее нет на этом белом свете. Ночью он просыпался от чувства, что в комнату вошла Люба. Этот кошмар преследовал его еще долго. В нем как будто что-то умерло. Тело его ходило на занятия, он сидел застывший на месте, мозг  не воспринимал о чем говорит профессор.  Шел в столовую, ел, не чувствуя вкуса пищи. Он испытывал чувство вины за ее гибель, потому-что не смог ее удержать возле себя в тот вечер или не пошел вместе с ними в общежитие. Тогда бы она не погибла и Степан не пострадал.
Дмитрий поехал в больницу имени Склифософского. В справочной ему сказали в каком корпусе и палате лежит Степан. К нему его не пустили, хотя сказали, что из реанимации после операции он переведен в общую палату. Оказалось, в его палате лежат все раненые у Белого дома и Останкино, дана команда к ним никого не пускать, с ними будут проводить следственные мероприятия. Только через десять дней Дмитрий увидел исхудавшего, бледного Степана, с потухшим взглядом. Увидев Дмитрия, он заплакал. Дмитрий обнял его, прижал к себе, у самого слезы закапали.
-Пошли в коридор, - сказал Степан. - Здесь везде уши…
У Степана перевязано плечо, рука висела на перевязи, он был ранен на вылет в плечо. Они прошли в коридор, Степан еле шел, Дмитрий поддерживал его, они уселись на подоконник.
-Как вы там оказались? - задал первый вопрос  Дмитрий, который волновал его все эти дни.
Степан тяжело вздохнул, рассказал:
-Мы пошли домой. Обходили брошенные грузовики, в кузов набивался народ, все шумели: едем брать Останкино.  За ними увязалась толпа митингующих.  Люба предложила пойти с ними. Я сначала не хотел, она настояла. Говорила, еще Ленин советовал захватывать почту, телеграф и в новых условиях - телевидение.  Митингующие пошли по этому пути. Говорила: надо посмотреть, как это будет происходить. Пытался ее отговорить, но ты же знаешь ее упрямый характер. Я не мог ее бросить. Нас подхватил последний грузовик, который сначала никак не могли завести.
Степан замолчал, видимо переживал вновь те минуты необдуманного поступка. Дмитрий не торопил.
И далее он рассказывал:
-Останкино охраняли сотрудники Софринской бригады без оружия, и вооруженный спецназ МВД «Витязь». Генерал Макашов потребовал предоставить им эфир, его требование проигнорировали. Пока шли переговоры прибыли еще сотрудники милиции для защиты Останкино. Со стороны Останкино раздался выстрел, раненым оказался телохранитель Макашова. В ответ грохнули из гранатомета.  Спецназ открыл беглый огонь, среди манифестантов появились убитые и раненые. Стрельба, вой, крики раненных, все слилось в один сплошной гул. Меня пуля настигла первого, ударила в плечо,  сначала не почувствовал боли, даже крови не видно было, только рука тут же онемела, повисла. Люба бросилась ко мне, я стал валиться на нее. И в это время пуля ударила ее в спину. Она как бы прикрыла меня собой. Мы оба упали. Кажется, она умерла сразу. Я закричал. В неразберихе никому до нас не было дела. Кругом бежали люди, орали, или падали, сраженные пулями. Я одной рукой оттащил ее тело к дереву, положил ее голову себе на колени, так и сидел на земле, спиной оперся о дерево, все хотел нащупать пульс на ее шее,  и свою  рану зажимал, боялся потерять сознание. И все же я отключился. Очнулся на полу в отделении милиции. Кругом такие же раненые или убитые, как я. Любы не было. Рядом лежала мертвая, почти обезображенная  девушка, пуля попала ей в голову, рот открыт, зубы выбиты, я слышал, как кто-то смотрел изъятые у нас документы, ходил и сравнивал фотографии документах с теми, кто находился в отделении. Он посмотрел на мертвую девушку и студенческий билет, сказал, что это студентка третьего курса Московского технологического института, фамилии не помню. У меня тоже изъяли студенческий билет. Я застонал от боли, он тут же подошел ко мне, спросил фамилию. Я назвал, он сверил со студенческим билетом, кивнул санитарам: этого в больницу. Поискал глазами Любу, ее не увидел, там лежали груды тел, не поймешь, кто жив или мертв. Нас, подававших признаки жизни, начали увозить скорые помощи. Я пытался докричаться с вопросом, где тело Савушкиной, мне никто не отвечал. Меня грубо поволокли по коридору, и я вновь потерял сознание, очнулся уже после операции на третий день. Нас тут допрашивали несколько раз. Ты извини, но я сказал, что Савушкина моя подруга, мы случайно оказались возле Останкино. Гуляли в Ботаническом саду, услышали выстрелы, думали фейерверк, решили посмотреть и попали под обстрел. Не верят, конечно, другого им не дано от меня узнать. Допытывались, кто еще из нашего института участвовали в митинге, я настаивал, мы случайно там оказались. Вышлют теперь меня. Им свидетели не нужны. Легче бы нас ликвидировать, только поздно, надо было сразу, еще там в милиции. Я  так и не узнал, где Люба, сейчас что-нибудь выяснилось? - спросил Степан.
-Да. Она находилась в морге. Приезжали ее родители на опознание. Им строго настрого приказали увезти тело в цинковом гробу и на родине гроб не открывать, захоронить так, как есть. А так же никому не рассказывать от чего она погибла.  Студенты настаивали, чтобы тело выставили в институте для прощания. Запретили. Провожали родителей всем курсом. Большего горя я не видел, - рассказал Дмитрий, слезы навернулись на глаза. Степан положил руку на коленку Дмитрия.
-Ты сам как? - спросил он. Дмитрий понял, он спрашивает, как он теперь без Любы?
-Плохо. Снится она ночами. Совесть меня мучает, что не проследил до конца, как вы пошли домой. Я бы или с вами поехал, или настоял бы на своем. А так виноватым себя считаю в ее смерти. От этого на душе еще больнее, - проговорил Дмитрий.
-Мы все знаем основного виновного, - проговорил Степан и оглянулся, не слушает ли кто поблизости.
-Я теперь ненавижу его фибрами всей своей души. Сколько жив буду, ни одной хорошей строчки о нем не напишу, - твердо, со злостью выговорил Дмитрий.  - Я завтра приду, тебе что нужно купить?
-Да ничего не надо. Здесь кормят. Хоть и скудно, но лучше, чем мы питаемся в общежитии, - усмехнулся он.
-Ты домой что-нибудь сообщал? - спросил Дмитрий.
-Нет. Полагаю, они и так узнают, когда меня вышлют, - с грустной улыбкой произнес он. - А писать я еще долго не смогу, - показал он на забинтованное плечо и руку.
  -Ты выздоравливай, - пожелал на прощание Дмитрий. - Мы на факультете договорились,  будем отстаивать тебя, если вдруг вздумают тебя отчислить и депортировать. Устроим забастовку.
-Тогда вышлют всех не россиян, - напомнил Степан.
-Что поделаешь! Справедливость прежде всего.
Они распрощались.
В один из дней в комнату в сопровождении коменданта пришел человек в гражданском.
-Здесь проживал Елеску Степан? - спросил он. - Я должен осмотреть его вещи, - заявил он.
Дмитрий как сидел на кровати, так и остался сидеть, только спросил:
-У вас ордер на обыск имеется?
-А это вовсе и не обыск, всего лишь осмотр, - парировал незнакомец. - И это не личное жилище, а комната в общежитии. Представитель находится здесь. Это его тумбочка? - спросил он и не дожидаясь ответа, присел, выгреб все, что там было. Осмотрел учебники, пролистал тетради с записями лекций, заглянул под матрац.
Пожилой комендант столбом стоял у двери, не произнес ни слова.
-Ваш товарищ по комнате высказывал какие-либо мысли против порядков в стране? - спросил он в ходе осмотра.
-Мы все здесь высказываем те или иные мысли, - ершисто ответил Дмитрий.
-Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Высказывайте. Тихо, кулуарно. Но на площади выходить не советуем. Ваша задача учиться юноша, - назидательно проговорил он. Встал, обвел глазами комнату, кивнул коменданту, тоном приказа проговорил:
-Соберите все его личные вещи, сложите отдельно, -  и вышел. Комендант пропустил его вперед, оглянулся и прошептал:
-Господи, неужели старые времена возвращаются… - и тоже пошел вслед за ним. Позже ему сказали, что этот мужчина побывал и в Любиной комнате.
Прошел месяц.
  Неожиданно для всех Степан после выздоровления вернулся в институт. Похудевший, с потухшим взглядом. Даже в деканате не знали, как им быть. Ведь сверху поступало распоряжение об отчислении. В деканате отвечали, студенты устроят по этому поводу шум, многие имеют связи с зарубежными журналистами, лишний шум ни университету, ни стране не нужен. И власти отступили.
На  вопрос Дмитрия, что послужило властям отступить, пояснил:
-Пообещал им молчать, если дадут возможность доучиться. Я настаивал, что случайно оказался у Останкино, в митинге не участвовал. Если вышлют - соберу в Кишиневе зарубежных журналистов и расскажу, как все было. Ведь митингующие первыми не нападали, стрелять начали с той стороны. Это уже не те советские КГБэшники, эти - трусливые твари. Взяли подписку о неразглашении тайны и оставили в покое. Полагаю, не последнюю роль сыграла позиция студентов, которые обещали устроить бучу. Декану выговор объявили за ненадлежащий контроль за поведением студентов, словно мы дети малые.
-Ты теперь ходи и опасайся, чтобы кирпич на голову не упал, - посоветовал Дмитрий.
Степан упал на свою кровать, и долго смотрел в потолок. Потом проговорил в пространство:
-Любу до соплей жалко. Хорошая девка была. Как я ее не уберег?! Не верил, что по людям стрелять начнут… - и накрыл лицо полотенцем.
Гибель однокурсницы и подруги Дмитрия сблизила их, как сближает людей общее горе.
Павел приходил на занятия все реже и реже, ближе к лету  совсем пропал.

*  *  *
В конце ноября неожиданно в общежитие пришел Павел. Зашел в комнату к Дмитрию и Степану.
-Все! Отчислили меня. За неуспеваемость и не посещение, - заявил он, помахал документами. - Пришел попрощаться, - Протянул два пакета с продуктами. - Держите, питайтесь.
-Вот за это спасибо! Зачем тебе уходить? Возьми академический, потом восстановишься. - посоветовал  Степан.
-Не до учебы мне теперь. Ты как себя чувствуешь Аника-воин? - обратился он к Степану. - В мирное время получил пулю, умудриться надо!
-Да вон бандюки друг друга в мирное время мочат, и власти по этому поводу не очень переживают, - отмахнулся Степан.
-Это точно! Мы с папашкой от бандюков оборону держим. Приходят, сволочи, угрожают оружием, того и гляди рейдерским захватом овладеют нашей недвижимостью, - пояснил Павел.
-А милиция куда смотрит? - спросил Дмитрий.
-Милиция не вмешивается. Говорит, это спор хозяйствующих сторон, пусть наш спор решает арбитражный суд. Арбитражный суд тоже не торопится, ждет, кто из нас больше пообещает. Материал уже два месяца лежит в арбитражном суде. Та сторона тоже вооружились документами, претендующих на часть торгового комплекса. Документы у них липовые, при нормальном рассмотрении они явно проиграют. Только никто внимательно их рассматривать не спешат. Поэтому они торопят нас сдаться до решения суда. А суд умышленно затягивает дело, выжидает, - повторил он, поясняя реалии современного судопроизводства.
-То есть?! - не поверил  Дмитрий.
Павел состроил гримасу:
-Святая ты простота. Я тоже пока не столкнулся, полагал, что у нас есть милиция, есть суд. Ага! Держи карман шире!
-И какой же выход?
-Выхода два: либо они нас, либо мы их, - и приоткрыл полу плаща, за поясом заложен пистолет.
-Ты с ума сошел! Это же статья! - удивился Дмитрий.
-В том то и беда, для честных людей статья, а господа люберецкие, ореховские, солнцевские и прочие бегают по городу с оружием, стреляют, и никто их за ношение оружия не привлекает. А ты предлагаешь отнести им голову на заклание? Или отдать им здание? Не здание жалко, не хочу, чтобы к власти приходили вот такие твари, которые могут только отнимать, убивать и паразитировать! - эмоционально и зло выговаривал Павел.
-Оружие где достал? - спросил Степан.
-Да сейчас не проблема. Я, как дурак, поехал за ним в Чечню, только поезда туда не ходят, доехал до Дагестана. Чуть не остался там без денег и головы. И все же оружие достал. Потом чуть не спалился с ним в Москве. Сейчас этого добра и в Москве хватает, - пояснил Павел. - На любом рынке из под полы продадут.
-Дорого отдал?
-Триста долларов. Хуже, что и в Москве пистолет стоит столько же.  А я потратился на дорогу, откупался там от местной милиции, - рассказывал Павел.
Степан усмехнулся.
-У нас после бойни в Преднестровье этого добра тоже хватает. На юге с чем пришлось столкнуться? - спросил он.
-У них там полная неразбериха. Чеченцы между собой воюют. Против Дудаева выступает какой-то Автурханов. Я почему запомнил его фамилию, меня чуть не мобилизовал в его отряды. На его стороне выступают российские солдаты,  а я все же прошел армию. Короче, улизнул я оттуда. Дагестанцы помогли.
-Неужели все так у вас, в России, сложно? - почесал затылок Степан.
-Вот вы святая простота! Ты думаешь у тебя в Молдове все тишь да благодать?! Спрятались за крепостными стенами МГУ, не знаете, что в стране делается! Сейчас если украдешь сто рублей, - сядешь в тюрьму, если украсть миллион, будешь числится в уважаемых бизнесменах. Крупные предприятия расхватали по приватизации людишки близкие к правительственным кругам. А за более мелкие предприятия, то бишь городскую торговую или иную недвижимость, за бензоколонки, заводики и предприятия идут драчки не на жизнь, а насмерть. Каждый день кого-нибудь отстреливают. Стоит кому-то открыть фирму или просто торговую точку, тут же набегают пожарные, санэпидемстанция, местная милиция, бандиты, налоговая, и прочие, и прочие… И все с протянутой рукой, - рассказывал Павел, чего, действительно, не могли знать студенты, поскольку редко выходили за пределы университета, а по телевизору этого не показывают.
-А пожарный что может с вас требовать, кроме огнетушителей? - наивно спросил Дмитрий.
-Э-э! Эти как раз самые ядовитые, на втором месте после бандитов.  У них всегда есть к чему придраться. Ты знаешь, что в любом учреждении должен быть эвакуационный выход. На стенах висеть план эвакуации с фамилией ответственного за противопожарную деятельность. Он должен пройти инструктаж, как нужно действовать в случае пожара. И естественно, огнетушители, пожарные шланги, негорючие пластики, таблички с указанием «Выход», и много еще чего. Представь, возьмешь ты в аренду небольшое помещение. У тебя в штате пять человек. Кто тебе нарисует тот план эвакуации, поместит в рамочку и повесит на стену? А? - Павел махнул рукой. Чувствовалось, он на взводе от всего этого беспредела властей, бандиты для него менее опасные, с ними можно бороться точно так же вне правового поля. - Участковый приходит, дай ему список всех работающих. Заставляет оборудовать помещение сигнализацией именно в их РУВД. Потом непременно спросит, заключен ли у нас договор на утилизацию люминесцентных ламп. А если нет, он готов закрыть глаза, если мы поможем его родному отделению приобрести оргтехнику или в ремонте кабинетов. Вот так, салаги! Не жизнь, а сплошные приключения, - рассказывал Павел.
-Послушай, мы же все  без пяти минут журналисты. Давай мы все это опубликуем в газете? - загорелся Дмитрий.
Павел укоризненно посмотрел на Дмитрия.
-Ты думаешь никто не пишет? Вон, Холодов дописался, грохнули и никто не несет ответственности. Так ведь он штатный журналист, за него есть кому заступиться. А тебя грохнут, никто и не почешется. Вы уж лучше не ввязывайтесь никуда до конца учебы, доучитесь, а потом включайтесь в работу, - советовал мудрый Павел, который был старше и опытнее их.
-Ты прав в одном, мы сидим за стенами института не от лени,  нет денег даже на метро, чтобы выехать в город, - сказал Дмитрий.
-И не выезжайте. Продуктами помогу. Потом вы меня отблагодарите статьями или рекламой в тех газетах, где будете работать. Вы лучше скажите, как вы Любаню не уберегли? - спросил он.
Дмитрий тяжело вздохнул.
-Это наша боль. Не могли усидеть, когда такое творилось, гражданской войной запахло. Нужно было видеть собственными глазами, запомнить, даже через годы излагать то, что сами видели, а не верить всяким немецким или французским политологам, да нашим либеральным интерпретаторам. Вот и поперлись под пули. Степа до сих пор руку разрабатывает. Ты вон на юге целым выскочил, а Степа в мирной Москве пулю схлопотал. Люба погибла. Она мне ночами снится.
В этот момент зашел Виктор Горлов.
-Вот хорёк, задней точкой чует, где еда появилась, - проворчал Степан.
-Господь велел делиться, - невозмутимо  парировал Горлов.
-Что-то я не видел, чтобы ты с кем-либо делился, - проворчал Дмитрий.
-Так я же голодранец. Моя тетка думает, что я тут жирую в Москве, просит денег выслать. Дрова закончились. Послал ей пол стипендии, - пояснил неунывающий студент Голов Виктор.
Все на курсе знали, Витя Горлов из глухой таежной деревни. Родителей нет. Воспитывался у тетки. Удивлялись, как он поступил в МГУ. Оказалось, он окончил школу с золотой медалью. Почему тогда на журфак, мог бы поступить на другой факультет, более полезный для его сельской местности? Витя с юности был селькором, его статьи печатались в районных и даже областной газетах. Ребята его подначивали: небось, стучал на колхозников под псевдонимом «Всевидящий» или «Вперед смотрящий», кто сколько украл в колхозе. Отвечал: нет! Он распространял передовой опыт. Например, в его таежном краю один любитель выращивал клубнику. Путем скрещивания тот добился культуре не боятся поздних заморозков, клубника получалась крупная, пока не очень сладкая. Витя уверял, это дело времени.
Маленький, щупленький, с острым носиком и острыми глазками буравчиками, он, действительно, походил на хорька. Имел к тому же неуживчивый, ядовитый характер.
-Привет! - сказал он, увидев Павла, хлопнул его по ладони. - Какими судьбами? Тебя последнее время не видно.
-Слинял. Документы забрал.
-Что так? - прокурорским тоном спросил Горлов.
-Долго рассказывать, ребята тебе пояснят.
-Капиталистом решил стать? - догадался Витя.
-Нет. Пока лишь мелким буржуа.
-И либо грудь к деньгах, или голова в кустах? - солидно заключил Горлов. -С папашей универмаг к рукам прибрали? Не успел Андропов его к ногтю прижать, - покачал головой Виктор. - Соколова и еже с ним успел, а твоего нет.
Многие на курсе знали об отце Степана, он помогал студентам дефицитными товарами еще в то время, когда универмаг был государственным. Конечно, при посредничестве Павла. Горлов по хозяйски бухнулся на кровать Степана, сложил ручки на груди, уставился на Павла.
-Дожил бы Соколов до наших времен, был бы сейчас владельцем  Елисеевского гастронома, - добавил он. - Не повезло. Попал под раздачу.
-Мой отец не продуктами торговал. У него усушки и утруски не было. Вся его вина, для знакомых костюмчик  или дефицитный плащик придерживал. А на Соколова ты зря. Классный мужик был. Фронтовик. Меня маленького на руках носил. Вся московская элита из его рук кормилась. А когда его прижали, отвернулись, предали. И шлепнули по быстрому, чтобы не засветил их мерзкие рожи.
-Да ладно, это я так… - пошел напопятую Горлов.  - Кто знал, что грядут иные времена.
-Засиделся я с вами, пойду, - встал Павел. - Бывайте.
-Ты заходи, если что… - тоном волка из мультика проговорил Горлов.
-Береги себя, не выпендривайся, - кивнул на уровне его пояса Дмитрий.
-Постараюсь, - пообещал без энтузиазма Павел.
Уже на пороге обернулся, сказала:
-Динку увидишь, скажи винюсь я перед ней. Вел себя по-свински. Пусть не помнит зла. Одна стоящая баба рядом была и ту упустил.
-Ты слышал, Диана замуж вышла? - спросил Дмитрий.
-Слышал. На свадьбе весь артистический бомонд засветился. По телику в новостях показали. У нее тесть из народных.
Подал всем пожал руки и пошел строить новую для него жизнь.

*  *  *
Ближе к летним каникулам Диана пригласила Дмитрия посмотреть студенческий спектакль по итогам учебного года. Она передала ему записку с приглашением через своих бывших однокурсниц по философскому факультету. Те проживали в этом же общежитии двумя этажами выше. Он пришел в назначенное время в училище. Диана выскочила к нему  вся озабоченная предстоящим спектаклем,  схватила его за руку, отвела в зал, посадила в третьем ряду. Друзей и родственников приглашать на спектакль не возбранялось, актеры должны чувствовать дыхание зала. Он только успел спросить название спектакля.
-«Васса Железнова».
-Ты кого?
-Вассу, - хлопнула его по плечу и убежала.
Кого играл муж, он спросить не успел, ранее он его не видел.  Когда занавесь открылась, Дмитрий не узнал Диану. Загримированная и состарившаяся она вышла с гордо поднятой головой, жесткое выражение лица определяли плотно сжатые губы,  хищные складки у губ искусно подрисованные гримерами, седые пряди волос, и скупые, властные жесты, определяли железный характер Вассы Железновой.  Ее мужа и пьяницу по пьесе Сергея Железнова играл молодой, долговязый парень, хорошо подыгрывал главной героине, так же как и брат главной героини Прохор Борисович. Студенты старались, иногда именно это старание подводило их, поскольку каждый хотел выделиться, и они переигрывали. В целом спектакль прошел под бурные аплодисменты зрителей.
После спектакля, он ждал Диану в фойе. Она вышла с мужем, и Дмитрий узнал в парне персонаж Прохора, - по пьесе брата Вассы Железновой.
-Знакомься, Костя, - предоставила она мужу Дмитрия. -Это Дима, мой давний товарищ. Он очень взыскательный зритель.
Парень не протянул руку, смерил взглядом Дмитрия, недовольно проговорил:
-Какой он  товарищ - неизвестно, сколько у тебя их было?
Дина дернулась, как от пощечины.
-У тебя был повод уличить жену во лжи, - спросил Дмитрий, не ожидавший такой реакции от ее мужа. - Мы, действительно, всего лишь хорошие знакомые,  она ранее училась у нас, в МГУ.
Не обращая внимания на реплику Дмитрия, он повернулся к жене, сказал, что не намерен выслушивать мнение одного из зрителей, поскольку каждый в зале имеет своем суждение. Тут же высказал недовольство, дескать, надо было ему дать роль Сергея Железнова, тогда бы он смог блеснуть.
-Я пошел. Догоняй меня, - сказал он, повернулся и пошел на выход.
-М-да! - только и проговорил Дмитрий. - Беги, как-нибудь потом  поговорим.
Дина виновато оглянулась вслед мужу, скороговоркой сказала:
-Знаешь что? Послезавтра давай встретимся на смотровой площадке, в пять, а? Я в курсе трагедии в вашем институте, сочувствую, потом поговорим.
Дмитрий пожал плечами.
-Давай, - согласился он.
И она пошла вслед за мужем, который давно уже скрылся из виду.
Через день Дмитрий пришел на смотровую площадку к пяти. Дианы не было. Он смотрел с высоты Воробьевых гор на панораму Москвы. Молодые листочки уже во всю проклюнулись на деревьях, пахло весной и свежевымытым асфальтом. Дмитрий ловил себя на мысли,  он с не терпением ждет Диану, он хочет ее видеть, на миг ощутить в душе теплое чувство к ней. И даже слегка волновался, словно впервые пришел на свидание. Диана сошла с троллейбуса, опоздав на минут пятнадцать, что для женщин вполне приемлемо. Она издали улыбалась ему, он обратил внимание, у нее уже не та легкая, девичья походка, словно замужество сделало ее более степенной.
-Привет! - подошла она и поцеловала его в щеку.
Он взял ее под руку, они спустились вниз, пошли по аллее.
-Как же это произошло? - спросила она, не называя ни имени, ни самого происшествия, но он понял, что Диана имеет ввиду.
-Глупо и трагично. Попала под шальную пулю. Степу ранило.
-А ты где был?
-У Белого дома. Их я отослал домой, сам остался досмотреть трагический спектакль до конца. Как они оказались у Останкино, не понимаю. Степан говорил, их подхватила толпа, увлекла за собой. Им хотелось увидеть, чем это все закончиться. Увидели!
Дмитрий вздохнул. Прошло семь месяцев, боль притупилась, душевная рана все кровоточила.
-Ты ее любил? - тихо спросила Диана.
-Теперь кажется, что сильнее, чем до того. Ведь она первая моя женщина.
Она погладила его предплечье.
-Я тебе соболезную. Поверь, я была ошеломлена, когда узнала. Наши студенты не участвовали в митингах, хотя некоторые рвались пойти туда, преподаватели придумали хитрый ход, заставили репетировать после занятий до позднего вечера, - рассказывала Диана.
-Вы актеры, вам необходимо беречь себя для искусства. Нам, журналистам, нужно познавать жизнь.
Увидела лавочку, предложила:
-Давай, посидим…
Они сели, перед ними открывался вид на Москву-реку. Навигация уже открылась, по реке бегали речные трамвайчики, проплыла баржа. Они сидели и молчали, как-то неловко  переходить сразу на тему ее участия в спектакле. Дмитрий после затянувшейся паузы сам спросил:
-Кто режиссер спектакля?
-Наш преподаватель по сценическому мастерству с участием студентов режиссерского факультета.
-Почему они выбрали столь сложную пьесу для первокурсников?
-Чтобы мы сразу почувствовали всю степень актерского труда.
-Почувствовали?
-Да уж! Я потеряла три килограмма веса. И как тебе все это?
-Хочешь откровенно? Не обидишься? - спросил он.
-Нет, что ты?! Наоборот! Затем я тебя и пригласила. Нам всем и без твоей критики досталось. Меня интересует твое мнение о мой роли.
-Если бы не твоя игра, весь спектакль напоминал бы игру актеров художественной самодеятельности. Сергей Железнов пытался играть с долей гротеска, явно переигрывал. Прохор, я не помню фамилии ребят, играл внешне правильно, выдержанно, по тексту, но без внутреннего огонька. Как бы делал одолжение режиссерам. Твои дочери по пьесе вообще провалили свои роли. Хотя для первого курса совсем даже не плохо. Я ведь сужу о игре с точки зрения мастерства состоявшихся актеров, коими студенты еще не являются, - пояснял он.
-Костя был очень не доволен ролью, хотел играть моего мужа. Не мог смириться с решением режиссера. Я ему тоже говорила, муж у Вассы по пьесе высокий, а Костя среднего роста.
-Самолюбивый он у тебя, - заметил Дмитрий.
-Самолюбивый, - покачала она головой, соглашаясь. - И ревнивый к моему успеху.
-Еще Геродот говаривал: лучше быть предметом зависти,  чем сострадания.  Режиссер хвалил тебя? - спросил он.
-У нас не принято хвалить. Ругал меньше остальных.
-Правильно сделал. Ты сыграла на удивление грамотно. На протяжении двух актов выдержала волевой, властный и деятельный характер. Я и тот раз восхищался твоему умению перевоплощаться, и сейчас думал, как такая пигалица, смогла так убедительно сыграть сорока двухлетнюю старуху?
-Парик, грим и прочее.
-Я не внешний антураж имею ввиду. Внутреннее состояние. У  тебя даже голос огрубел.
-Значит у тебя нет замечаний к моей игре?
Он улыбнулся.
-Есть. Ты чувствовала, что переигрываешь своих партнеров, начала тянуть одеяло на себя. Это должно быть устранено во время репетиций. В таком случае, либо меняют партнеров, либо делают замечание тебе, чтобы ты подстраивалась под своих партнеров. Однако, эти все замечания не имею силы, поскольку надо вас видеть на последнем курсе.
-Я приглашу тебя на выпускной спектакль.
-Заметано. - кивнул Дмитрий.
-Тебе нужно быть театральным критиком, а не журналистом.
-Журналист точно так же, как и критик, вправе высказать свою точку зрения и на спектакль, и на игру актеров. Другое дело, что к критику прислушиваются, а к мнению журналиста нет. Ты скажи лучше, как складывается твоя личная жизнь? Детей планируете? - сменил он тему.
-Детей нет. Нужно окончить училище. Я и так отстала, со мной учатся восемнадцатилетние девочки. Надо было сразу поступать в Щуку, а не туда, куда папа меня воткнул. Семейная жизнь идет свои чередом. При ближнем рассмотрении муж оказался не таким, каким был при ухаживании. Да я и не обольщалась, пришло время стать женой, а он оказался самой привлекательной на тот момент фигурой.
-Судя по твоему тону, ты несколько разочарована? - мягко заметил он.
-Дима, не хочу обсуждать свои семейные дела, -  сморщила она свое личико. Потом не удержалась и проговорила: - Меня смущает его пристрастие к спиртному. Папа у него хоть и народный, а закладывает изрядно. Как бы гены не сказались. Пойдем, - она встала. - Я очень рада была тебя видеть. Не могу для себя объяснить, почему при всей той круговерти вокруг меня достойных парней, я выделила и запомнила тебя, а замуж вышла за любителя выпить и к тому же не самого умного. Порой вспоминаю и сожалею, что не могу видеть тебя чаще.
Он приобнял ее, прижал.
-И я рад тебя видеть.
Они пошли по аллее наверх, он проводил ее на остановку, посадил на троллейбус, она смотрела на него сквозь заднее стекло, и махала пальчиками, пока троллейбус не скрылся за поворотом.

*   *   *
По окончании четвертого курса Дмитрий решил полететь во Львов к брату, тот давно звал его в гости. Решил, он побудет у него, затем поедет к родителям. Сам полет надолго запомнился ему своей необычностью. Сначала его в группе всего из пятнадцати человек долго везли по летному полю, все лайнеры остались далеко позади, впереди стоял маленький двухмоторный самолет, на которого кто-то из пассажиров показал пальцем и громко сказал:
-Наверное со времен войны стоит, как памятник…
Вот к этому памятнику времен войны и подвез их автобус. Пассажиры высыпали из автобуса, скептически оглядывая самолет, кто-то спросил стюарда, гордо возвышающего над толпой:
-И этот самовар еще летает?
Тот гордо ответил:
-А как же!
-А че он такой покоцанный? - и показали на вмятины на корпусе.
Стюард покосился на спрашивавшего и с юмором ответил:
-На таран шли. Отрихтовать не успели.
В маленьком самолете расположилось всего несколько пассажиров, поскольку мест в нем было не более пятнадцати. От кабины летчиков пассажирский салон отделял небольшой проход, в который грузчики пытались втиснуть какой-то громоздкий груз. Он не влазил по габаритам, грузчики ругались матом, мало заботясь о том, что их слышат пассажиры. Один из них с досадой сказал:
-Он в пути может упасть.
-Да и хрен с ним… - отозвался другой.
-Центровка нарушится…
Тут уж и пассажиры заволновались, открыли дверцу, убедиться, что за груз должен лететь с ними, который в пути может нарушить центровку. Тем более,  груз очень напоминал гроб, который поместили в дополнительный контейнер. Подъехали летчики, пассажиры начали шуметь, возмущаться, те велели грузчикам вынести контейнер. Наконец все успокоились, расселись по местам.
-Сколько лететь будем? - спросил Дмитрий у стюарда.
-Три с половиной часа.
И больше ничего услышать было нельзя, поскольку моторы взревели, да так, что не стало слышно собственного голоса. Объяснятся можно было только жестом глухонемых. Весь полет рев моторов не умолкал, Дмитрий пожалел, что нет у него берушей, чтобы заткнуть уши, разве можно было предусмотреть такой сюрприз. Стюард сидел на первом сиденье рядом с симпатичной пассажиркой, которой он принес кофе и печенье. Пассажир на заднем сиденье, стараясь перекричать шум моторов, спросил:
-А нам печенье?
На что стюард лениво ответил:
-Ты че, мужик, никогда печенье не видел?..
Спорить бесполезно, все равно почти ничего  не слышно.
Самолет мерно гудел, нырял в облака, проваливался в воздушные ямы, тянул свою заунывную мелодию, Дмитрий мечтал быстрее долететь, дал себе слово, если еще когда-то придется лететь во Львов, никогда не летать туда самолетом, в крайнем случае - поездом.
Прилетели через четыре часа двадцать минут. Оглохший Дмитрий на выходе с укором высказал стюарду:
-А говорил, три с половиной лететь будем.
Тот с высока посмотрел на пассажира, лениво ответил:
-Против ветра летели…
Потом долго стояли в очереди, проходя таможню. Таможенники придирчиво осматривали каждого пассажира, не так много рейсов приземляется во Львове, им скучно, и они проявляли ненужную работоспособность. Та самая пассажирка, с которой весь полет ворковал стюард, не задекларировала в анкете мобильный телефон, таможенники задержали всю очередь, выясняя вину пассажирки контрабандистки, выписали ей штраф в пятьдесят долларов. Дмитрий в сердцах сплюнул, в России давно уже никто не считал мобильные телефоны объектом декларации при пересечении границы, быстренько поставил в анкете галочку возле графы: Мобильные телефоны. Таможенник рассматривая документы Дмитрия, спросил по-украински:
-Цель прибуття во Львив?
Хотел Дмитрий пошутить, посмотрел в насупленное лицо таможенника, буркнул:
-В гости.
Таможенник шлепнул печатью на страничку паспорта, протянул паспорт с видом,  будь его воля, не пустил бы он в город москаля.
Брат ждал его в зале. Обнялись.
-Едем в семью жены, они ждут. А потом поедем ко мне. Мы пока снимаем жилье, копим на квартиру. Там все собрались, ждут тебя.
-Все, - это кто? - спросил Дмитрий, не очень любивший незнакомые кампании.
-Родители и ее брат. Ты не обращай внимание  на их закидоны, они любят подчеркнуть свою неприязнь ко всему московскому, - попросил виновато брат.
-Чем им так московские насолили? - удивился Дмитрий.
-Да так… Потом поймешь… - уклонился от объяснения Николай.
Дмитрий с женой брата знаком, они приезжали в Измаил, устраивали среди родственников повторную свадьбу. Правда, свадьба была уже без Дмитрия, он уехал на учебу. Измаильские родственники не ездили на свадьбу во Львов, точно так же львовяне не приезжали в Измаил. К жене  Николая родители отнеслись радушно, только слегка настороженно.  Милая, юная девушка. Сидела прямо, молчала, красивое выражение лица надменное. Смущал ее украинский язык, который не похож на местный украинский, ее плохо понимали, от чего она еще больше замыкалась, чувствовала себя чужой. Все вокруг говорил по-русски, ей вообще непонятно, как так, в украинском городе разговаривают по-русски. Выросшая в благополучной семье, жила в просторном городской квартире, ее шокировал туалет за сараем, она боялась туда ходить без сопровождения мужа, ей казалось, что со стороны огородов может подглядеть за ней посторонний глаз. Город мужа ей не понравился. «Большая деревня!» - хмыкнула она. По сравнению со Львовом многократно проигрывал. Когда уезжала, высказала свое мнение о посещении Измаила: «Как в другой стране побывала. Бедной и неопрятной».
Теперь Дмитрию предстояло познакомиться с родителями жены брата.
-Ты говори по-украински, так как сможешь, - попросил его брат. - Вспомни, как разговаривали в селе молодежь, когда мы ездили в гости.
-Суржик я вспомнить смогу, здесь же совсем другой украинский, - напомнил Дмитрий.
-Ничего. Они же знают, что ты не в Киеве живешь.
Родители жены оказались внешне интеллигентными, доброжелательными людьми, встретили брата зятя радушно, старались говорить с ним по-русски, с ярко выраженным акцентом, так говорят по-русски поляки. Мать жены полная, симпатичная женщина, заведующая районной поликлиникой, представилась Еленой Григорьевной, отец - Богдан Викторович преподаватель в местном университете, худощавый, высокий, с запорожскими усами до самого низа подбородка. На нем украинская вышиванка подпоясанная красным пояском. Брат жены, офицер и коллега Николая - Олесь говорил по-украински, упорно не хотел говорить с гостем по-русски. И жена брата  говорила на местном украинском, то ли они не знали русского, то ли подчеркивали свою приверженность местным обычаям. Ко всему прочему, она преподает в школе украинский язык и литературу. Дмитрию резал слух ее обращение к мужу: «Мыкола, подай рушнык». Никогда в Измаиле не задумывался, что его брата Колю можно называть Мыколой. Он  видел округлившуюся талию Галины, удивился, брат в тот приезд в Измаил говорил о ее беременности, по срокам она уже должна давно родить. Он не стал при всех задавать брату вопрос об отцовстве. После дежурных вопросов, как долетел,  какие у него планы в отпуске, уселись за круглый стол, выпили по рюмке  водки, закусывали, и всех интересовал вопрос:
-Как в прошлом году московский  президент мог стрелять из танков по парламенту? И много ли людей погибло?
-Сколько погибло никто точно сказать не может. Официально около ста пятидесяти человек. Поговаривают более тысячи людей. Во всяком случае там погибла моя девушка. Ранило моего товарища, тоже нашего студента. Они учились со мной на одном курсе, - медленно подбирая слова проговорил Дмитрий.
Как? Ты тоже был в то время у здания Вашего Совета? - удивленно спросила Галя. - Ты кого-то там поддерживал? Ты же украинец?!
-Во-первых, я русский. Паспорт советский и еще не менял, до конца учебы есть время. Во-вторых, я был у Белого дома, как будущий журналист. Ни за одну сторону я не выступал. Девушка погибла не у Белого дома, она погибла у Останкино. У Белого дома тоже погибли люди, танки стреляли прямой наводкой по зданию. В ответ кто-то тоже стрелял, падали люди. Мне повезло.
Они скомкали эту тему, стали говорить о жизни, старательно обходили тему отношений двух теперь разных государств, пока Олесь не спросил:
-Ты после окончания куда поедешь работать? Или в Москве решил остаться?
Дмитрий еле понял суть его вопроса, которая на украинском языке прозвучала так: - Ты писля окинчиння куды поидышь працювать? Нэ вжэ в Москви останэшся?  И дальше все по украински в таком же ключе. Он как-то не решился честно ответить, что хочет остаться в Москве, поскольку  у него возникли планы, да и события на Украине тоже не очень располагали к переезду.
-Я еще не решил, - уклончиво ответил он. - Посмотрю, что мне предложат  в Киеве или Одессе.
-Ты же понимаешь, если останешься там, ты станешь предателем родины, - заявил Олесь.
-Почему сразу предателем, - спокойно ответил Дмитрий, хотя в душе вознегодовал. - А если бы я поехал работать в Германию, или Польшу, тогда бы я не был предателем? - он тяжело посмотрел на Олеся.
-Европа нам дружеская, а Россия всегда стремилась поработить нас.
-Кого нас, мы же были единой страной? - спросил вызывающе Дмитрий.
-Это только с виду. Сколько советы боролись с истинными патриотами Украины? А до конца победить не смогли, - самодовольно проговорил Олесь. -
Дмитрия покоробили слова Олеся, он понял, спорить здесь бесполезно. Чтобы как-то уйти от неприятного разговора, он демонстративно заинтересовался портретом, висевшем на стене. Написан маслом, в красивой рамочке, он показал на портрет и спросил, что за родственник изображен на портрете? Мать жены брата сделала удивленное лицо, воскликнула:
-Как?! Вы не узнаете национального героя Украины Степана Бандеру?
Дмитрий чуть не поперхнулся. Мать заметила заминку, назидательно проговорила уже на украинском:
-Мыкола, ты шо ж ны просветыв брата?
Остаток вечера получился каким-то скомканным, мать наклонялась к отцу и делала замечания на украинском, словно надеясь, что Дмитрий, как иностранец, ничего не понимает. Он с облегчением вздохнул, когда они распрощались с семьей жены брата, вышли на свежий воздух, проводили Галю домой, а сами прошлись по вечерним улочкам Львова. Дмитрий все никак не мог отделаться от внутреннего возмущения в адрес родителей Галины.
-Как же так? Они же оба не молодые, учились в советское время, должны знать, кто такие Бандера, Петлюра, Шухевич. Я понимаю, когда твоя жена училась в СССР, была юной и глупой, сейчас ее воспитывают вот такие родители. Но они?! Они, ведь учились при советской власти?!
Брат смущенно отбивался:
-Ты не живешь здесь, не знаешь местных завихрений. Во многих городах западной Украины поставлены памятники Бандере. Первое время пытался спорить. Мне быстро дали понять, моя карьера военного может закончиться выдворением из армии и Львова в лучшем случае, а то и посадкой - в худшем. С женой у нас по этому поводу чуть ли не до развода доходило, теперь смирился. Вернее затаился, не знаю, насколько меня хватит. Ведь я теперь женат и у нас будет ребенок.
-Поздравляю. Это я заметил. Только она же уже тогда была беременной, когда вы приезжали в Измаил, - напомнил Николай. - Где ребенок?
-Оказалось, она блефовала, чтобы к ней не приставали с расспросами по поводу ее недовольства. Я и сам это узнал уже после отъезда из Измаила.
-Ребенок сроднит тебя с ней или свяжет? - спросил Дмитрий.
Николай только развел руками.
Услышав русскую речь, к ним тут же подскочил милиционер.
-Ваши документы! - гаркнул он по-украински.
-А в чем дело? - дернулся Дмитрий, он все не мог привыкнуть к мысли, что его принимают здесь за чужака. Жестом руки Николай остановил его, ответил:
-Все нормально, это гость из Киева, - пояснил Николай по-украински.
Достал офицерское удостоверение, протянул его милиционеру. Тот прочитал звание и фамилию, козырнул, извинился и исчез.
-Что тут у вас твориться?! - возмутился Дмитрий. - Ладно Кравчук быстро перелицевался   из коммуниста в националиста. Но теперь у вас Кучма, вполне адекватный президент. Он что, не может приструнить вот эти бандеровские настроения?!
-Значит не может, - вздохнул Николай. - Или не хочет. А ты полагаешь при советах не было всплесков национализма? Я здесь посещал лекции, мне пояснили, что национализм после войны никуда не делся. Евреи всегда жили обособленно, им  доставалось больше всего, государственных постов они не занимали. Помнишь семью грека Кауниди в Измаиле, им сколько раз предлагали ехать в свою Грецию. Молдаван за людей не считали, присказка была: «Молдаване - гей за плуг!». Украинцев видно не было, они все говорили по-русски, никто в паспорт им не заглядывал, а как только поперло у них, так даже некоторые русские захотели стать украинцами. Мы относились к этому как к шалости отдельных недоумков.
-Ты передергиваешь, - проговорил недовольно Дмитрий. - На бытовом уровне стычки были, и Георгия Саркисяна хачиком называли, и евреев дразнили жидами, и молдаван не уважали за их цыганство, вечно хотели на халяву урвать побольше, а работать поменьше. Но на государственном уровне все это пресекалось. А теперь что? Бандера - герой Украины! В страшном сне не могло нам присниться такое в школе. И гетман Мазепа не предатель, а борец за свободную Украину.  Так скоро тут и Хмельницкий станет коллаборационистом.
-Пройдут эти завихрения, поверь мне. В России тоже сепаратные настроения - не приведи Боже. Того и гляди распадется на мелкие княжества. Ваш Ельцин разрешает брать главам регионов суверенитету столько, сколько они смогут схавать. Татарстан объявил о суверенитете, Коми, Свердловская область желает отделиться, не говоря уж о Чечне, которая с оружием в руках отстаивает свой суверенитет, - горячо уже возразил Николай и это опять стало похоже на извечный спор. Дмитрий примирительно сказал:
-Да. В интересное время живем. Только вот радости что-то совсем мало.
-А ты что, решил все же в Москве остаться? - осторожно спросил брат, возвращаясь к застольному разговору.
-Кто меня тут ждет с моим русским языком? Заставите писать по-украински, которого я не знаю?
-В Измаиле все говорят по-русски, - напомнил Николай.
-Говорят по-русски, а пишут по-украински. И буду там работать в местной многотиражке «Дунайский вестник», - иронически проговорил Дмитрий.
-А в Москве ты станешь главным редактором «Правды»! - парировал Николай. - Ты должен вернуться в Украину, тут твоя родина. Что хорошего тебя ждет в России? Разрушенная экономика, коррупция, неадекватный президент! Ты знаешь, что Ельцин посетил Польшу, Валенса поставили его в известность: Польша хочет вступить в НАТО. Ваш министр иностранных дел Козырев, стал убеждать Ельцина согласиться, иначе политику России сочтут продолжением коммунистического режима. Всю ночь Валенса с Ельциным пропьянствовали, и наутро Ельцин согласился на условия Польши, - рассказывал Николай. Ты понимаешь, что это значит?
-Тебе откуда известны подробности с пьянкой? - подозрительно спросил Дмитрий.
-Наши офицеры из Киева были в то время в Варшаве.
-Видели, как он пьянствовал, - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Не видели. Они общались с офицерами по охране дворца польской резиденции. Он что, не понимает, что такое НАТО у ворот России? Между ними останется только Украина и Белоруссия. Не зря же в угоду полякам вывели из их территории всех российских военнослужащих,   свыше шестисот танков и  девятисот бронемашин, полтыщи орудий и минометов. И нам кое-что перепало. Они через нашу территорию всю эту технику везли, половину техники бросили на территории Украины. Вот теперь мы продаем их всем, кому не лень. Так-что не думаю, что Россию ждут хорошие времена с таким президентом. Развалится Россия. Или станет второстепенной державой с расхристаной экономикой. Или Верхней Вольтой с атомной дубинкой, - утверждал Николай, доказывая преимущества Украины перед Россией, в которой брат не хочет остаться жить.
-Пока я не вижу, чтобы Украина возрождалась. Да, при Кучме экономика чуть выправилась, - согласился Дмитрий.  - И в России могут настать благие времена. Ельцины приходят и уходят. Не может такая большая страна с древней историей развалиться. Ее разваливали и татаро- монголы, и поляки, и  Наполеон с Гитлером, не смогли развалить.
-А Горбачев развалил! - уколол брата Николай.
-Империю развалил, а Россия останется, - отмахнулся Дмитрий. -  А Украину не один раз перекраивали, дербанили. Львовская область была и под австрийцами, и под поляками. Крым и восточные области были Российскими. Ленин подарил Украине Донбасс и Луганск, в благодарность украинцы сносят ему памятники. Все же моя родина Советский Союз. Я еще и паспорт не поменял. Не моя вина, что кучка политиков развалили страну. Вот съезжу домой, поговорю с родителями, и решу, где мне жить. Полагаю, что лучше жить в стране с разрушенной экономикой, чем в стране с извращенной идеологией. Экономику можно восстановить, с идеологией все сложнее.  Это все равно, что пытаться мусульманина переубедить стать православным, или наоборот!  Во всяком случае, если бы мне пришлось жить во Львове, тогда я бы точно сюда не вернулся. А ты доволен своей здесь жизнью?  - спросил Дмитрий брата.
Николай помялся, затянувшейся паузой дал понять,  не всем он доволен, нехотя ответил:
-Что хорошего меня бы  ждало в России? Вон у вас там заварушка в Чечне началась, погнали бы меня туда воевать, оно мне надо?
-Ты учился на то, чтобы воевать, - с сарказмом напомнил Дмитрий.
-Нас учили родину защищать, а не выполнять полицейские функции, - недовольно проговорил Николай. И чтобы отвлечься сказал: - Ты знаешь, как я теперь командую солдатами «Равняйся, смирно!»?  «Ривняйсь, струнко!».
Дмитрий не поддержал его тона, все так же хмурился и молча шел рядом. Николай проговорил:
-Ты все же подумай, как тебе поступить. Кому-то надо рядом с родителями быть. Я вот, застрял во Львове, обещали в свое время перевести в Одесский военный округ, только теперь для этого нужно немало купонов собрать. Коррупция в армии похлеще чем где-либо.
С тяжелым сердцем уезжал Николай из Львова. Ему жаль брата, что  тому пришлось принимать правила игры в их общей стране, на их общей родине. После посещения брата, его сомнения в какой стране ему оставаться, все больше склоняло к тому, что он хотел бы остаться в Москве. На прощание  отметил, внешне Львов не похож ни на один украинский город. Скорее он похож на европейский город с его ратушей, средневековыми узкими улочками, высокими крышами костелов.  Возможно эта архитектура накладывает на характер его жителей желание отделится от остальной части Украины или подчинить всю Украину своему образу жизни и мыслей.

Когда он приехал в Измаил, и встретился с двоюродным братом Олегом, рассказал ему о порядках во Львове, тот только покачал головой.
-Да у нас стало не лучше. Российская военная флотилия на Дунае перестала существовать. Самый крупный в регионе консервный и целлюлозный завод отдают в частные руки. Производство продукции тут же упало. Рабочих сокращают. Толкучка на рынке растянулась на километр. Приезжали к нам на грузовиках западенцы, учили нас, как нужно жить, хотели у горисполкома скинуть с пьедестала Ленина. Люди не дали. Им Ленин до одного места, но мы не хотим, чтобы в нашем городе командовали нацики извне. Мы сами тут решим, как нам жить. Хотя местные украинцы и приверженцы западной идеологии весьма обнаглели.  Благодаря их деятельности почти все еврейские семьи покинули город. И Одесса опустела. Эмигрировали на землю обетованную, - рассказывал Олег.
-Их начали притеснять? - не поверил Дмитрий.
-Да. Толя Кравченко вдруг вспомнил, что у него украинские корни, организовал здесь банду, или группу, которая теперь кричит на всех углах, что Украина для украинцев, а кто не согласен: чемодан, вокзал, Москва, или Израиль. Хотя сам по-украински ни бе, ни мэ, ни кукареку.
-А Эля? - вырвалось у Дмитрия.
-А что Эля? - переспросил Олег и посмотрел на Дмитрия. Улыбнулся: - И ты туда же!.. Уехала. Они всем семейством уехали. Только Иосифа посадили.
-За что?
-Один из дружков Толи Кравченко начал лапать сестру прямо при родителях, Иосиф снес ему челюсть напрочь.  Те подожгли ворота их дома и написали на доме: «Жидам не место в Измаиле». Иосиф поймал одного поджигателя, и тоже пришиб маленько. Вскоре его арестовали за хулиганство и побои. И тогда семейство поняли, жить спокойно, как ранее жили, им не дадут. Да и стоматологический кабинет у дяди Марка отобрали. Пришли молодцы с бицепсами и потребовали пятьдесят процентов от  выручки платить им за крышу. Дядя Марк возмутился: «Я буду один работать, а семеро с ложкой будет сидеть надо мной!». После этого стоматолог понадобился ему. Потом кабинет и вовсе отобрали. И руководство рынка, где работала его жена и сестра, мать Мины, в бухгалтерии, тоже обложили данью. После всего этого они и решили уехать. Сначала хотели Иосифа дождаться, тот сам их убедил уезжать, а он, дескать, после отсидки приедет.
И Дмитрию стал грустно на душе, хотя надеяться ему было не на что. Еще тогда Мина ему сказала: «Эсфирь с гоем дружить не будет. Ей родители и братья запретят встречаться с православным».

* * *
К осеней сессии студенты готовились особенно тщательно. Предметы «Этика и право» и «Журналистские расследования» не из разряда сложных, однако весьма объемных. Предпоследний курс выявил пристрастия студентов к тому или иному роду деятельности в области журналистики. Дмитрий сносно говорил на двух языках. Он так больше ни с кем из девушек и не задружил. Хотя многие оказывали ему знаки внимания, видели, парень надежный, целеустремленный. Ему казалось, что этим он предаст память о Любе. Полагал, закончит институт, познакомится с девушкой вне стен института, которая ничего не знает о его прошлой связи, тогда можно будет думать о женитьбе.
Степан твердо решил после окончания уехать в Молдавию.
-Буду поддерживать силы, которые за более плотные отношения с Россией. Не могу понять тех, кто хочет присоединится к Румынии! Неужели не понимают, лучше быть маленькой, гордой и самостоятельной при поддержке России, чем придатком в отсталой Румынии.
На что Дмитрий отвечал, что он хотел бы остаться в России, только гражданство ему не светит. Можно и без гражданства работать в Москве, все зависит, куда ему удастся поступить на работу. Степан возражал: России нужен крепкий, авторитарный руководитель, тогда можно будет работать в России. Пока же, экономика на боку, заводы раздебанили, из оставшихся выжимают последние соки, не вкладывая средств в воспроизводство, не стабильно на международной арене, Россия не столь привлекательна.
Дмитрий соглашаясь, говорил:
-На Украине такая же ситуация, которая усугубляется неонацистской риторикой. Удивительно, почему в России этого не замечают? И ранее не замечали. Моему брату один очень ортодоксальный офицер во Львове рассказывал, еще в советское время всех бывших националистов из тюрем повыпускали, они воду мутили, а власти делали вид, что ничего не происходит. Не понимаю, такое сильное КГБ, которое в чужом глазу соринку видели, сослали Сахарова за пацифистские высказывания, а проглядели явный, махровый национализм у себя под боком. И сейчас не замечают!
-России сейчас не до Украины. Им бы у себя пожар на юге загасить, - заметил Степан.
Последние новости на политической арене внутри страны горячо обсуждали студенты. Российские самолеты ударили по чеченским аэродромам и вывели из строя все самолеты. Совет Федерации осудил силовое решение конфликта, предложил прекратить вооруженное противостояние и начать переговоры по восстановлению конституционного порядка в Чечне. Только президент плевать хотел на предложение Совета Федерации и издал Указ о пресечении деятельности незаконных вооруженных формирований. Правительство России поручило МВД и Министерству обороны России обеспечить выполнение указа, а если Чечня не подчинится, разбомбить склады с вооружением и военной техникой.
Степан задавал риторический вопрос Дмитрию, когда готовились ко сну:
-Скажи, президент России адекватный человек? Ему же депутаты предлагают провести переговоры с Дудаевым, тот готов на переговоры, а он закусил удила, считает ниже своего достоинства разговаривать с ним. Чем это может закончится?
Дмитрий только вздыхал, не знал, чем это может закончиться. О том, что президент у России с чудинкой, видела вся Европа, когда во время переговоров в Германии, он в нетрезвом состоянии дирижировал оркестром. Или проспал встречу с главой страны в Рейкьявике. Им выгоден такой покладистый и непритязательный президент большой и непредсказуемой страны.
-Одна надежда, что через год его переизберут, - подал реплику Дмитрий.
-А кто достоин в его окружении стать у руля такого огромного государства? Березовский, Чубайс? Гайдар? - иронически спрашивал Степан.
-Не утрируй. Это не политики. Это барыги. Гайдар ушел в оппозицию, он не согласен с силовым решением с Чечней. Тем более, что лучший министр обороны Грачев, пообещал Ельцину взять Грозный одним полком.
-Какой там полком?!  Погоди, там армия захлебнется. Знаешь, сколько там пришлого сброда со всего востока понаехало? Помнишь, в парламенте говорили, население Чечни встретит русских с хлебом и солью? Ага! Встретили! Выстрелами из-за угла и обороной своих населенных пунктов.
-Раньше мы о девках рассуждали, - вздыхал Дмитрий и отворачивался к стене.
Новый год вообще был омрачен сообщениями о бездарном нападении на Грозный. Все студенты следили за действиями войск, которые не радовали своими успехами. Ввели танки на улицы города, которые стали удобной мишенью для чеченских боевиков. Никто не обучал молодых солдат боям уличного сражение, не обученных первогодок бросили в мясорубку, не снабдив даже элементарным запасом боевого снаряжения. Боевого опыта не было у офицеров. Не ожидая яростного сопротивления они просто растерялись, взаимодействие между частями нарушилось. Уже второго января федеральные силы попали в окружение, в результате восемьдесят пять воинов убито, свыше семидесяти пропало без вести, сто солдат и офицеров попали в плен. Двадцать танков уничтожено, командир бригады  погиб.
Для кого-то Новый год праздник. Для солдат  на юге страны сплошной ад.
Для их родных нескончаемое горе. Степан и Дмитрий после сессии домой не поехали. Они решили после Нового года проходить практику на телевидении по предмету «Журналистика в телевидении». В Новогоднюю ночь Степан ушел с новой знакомой девушкой, с которой стал недавно встречаться, в ее кампанию. Девушка, которая жила в Кишиневе, его не дождалась, вышла замуж. Дмитрий сидел в эту ночь один, вспоминал Любу, грустил. Представлял, как бы он сейчас провел с ней время. Он не мог с кем-либо  строить отношения. Не мог себе представить, как он будет прикасаться к девушке, целовать. Ему казалось, это будет предательством по отношению к ее памяти. К сожалению, образ Любани стал несколько расплываться в памяти. Помнил тугую косу, полные губы, серые глаза - все по отдельности, а цельный облик исчезал. Помнил ее горячие руки, теплое тело, нежные поцелуи. В Новый год сидел у окна, наблюдал за далеким салютом в честь рождения нового года.
Позвонил с переговорной  родителям, поздравил их с Новым годом. Те сообщили, у Николая родилась дочь. Назвали Евой.
-Если у меня будет сын, назову Адамом, - мрачно пошутил Дмитрий. Ему было очень одиноко в эти новогодние праздничные дни.
Пятого января он поехал в Останкино. На подходе к зданию искал следы былого противостояния, в результате которого гибли люди, в том числе и Люба. Однако никаких следов видно не было, все старательно зачистили, все же почти полтора года прошло. Ко всему, все припорошило вокруг снегом. Он заказал пропуск, прошел в студию, с которой институтом достигнута договоренность о прохождении студентами практики.
Плутая по длинным коридорам, он встретил Диану. Она очень удивилась. И Дмитрий удивился. Вместо приветствия спросил:
-Ты что здесь делаешь?
-Я то понятно! А ты что здесь делаешь? - в свою очередь спросила она.
-Я на практике. А ты, я так понимаю, уже в телефильме снимаешься?
-Почти. В рекламе. Менее почетно, зато денежно. Ты почему не звонишь?
-Чтобы не вносить раздрай в твою семью. У тебя ревнивый Ромео.
-Ах! Выставила я своего Ромео. Я теперь снова свободная девушка на выданье. Знаешь, мне тебя сам Бог послал, я о тебе последнее время все чаще вспоминаю, - сказал она.
-Странно. Денег я у тебя не занимал, чтобы часто вспоминать, -  пошутил Дмитрий.
-Не ерничай. Я серьезно. Ты вот что! Я не знаю, когда освобожусь, ты приходи ко мне попозже. Потолковать нужно. Договорились?
-Хорошо, - без энтузиазма пообещал Дмитрий.
-Не забудь!.. - помахала она рукой и скорым шагом пошла по коридору. Практика уже не шла на ум Дмитрию. Он старался вникнуть в суть предмета, ему показывали принцип работы стационарных видеокамер. Показывали работу телекомментаторов, ему удивительно было смотреть из-за спины операторов на телеведущих, которых ранее он видел только по телевидению. Она как раз передавала в эфир о событиях в Грозном. Диктор говорила, что бои под командованием генерала Рохлина ведутся с подразделениями сепаратистов в черте города, на подступах к президентскому дворцу. Оператор в пол голоса рассказывал специфику работы журналистов по предоставлению материалов для телевизионной передачи. Дмитрий еле дождался окончания занятий, помчался в сторону дома Дианы. Он почти стал забывать о ней. А тут увидел, и в душе вновь вспыхнуло былое чувство, не любви даже, а какого-то благоговейного чувства к ней. 
Окна ее квартиры темнели своими глазницами. Начал прохаживаться у подъезда в надежде на ее скорый приезд.
Он изрядно продрог, дожидаясь Диану у подъезда. Увидел ее, пошел навстречу, забрал у нее сумку, пошел рядом.
-Замерз? - спросила она.
-Есть маленько, -  сознался он.
-А подарок мой почему не одел?
Вспомнила она о куртке, которую она все же передала через Степана ему спустя год после замужества.
-В общежитии. Не расчитывал так долго прогуливаться на свежем воздухе.
-Сейчас чаем отогреемся, - пообещала Диана.
Она пропустила его вперед, разделись в прихожей.
-Ты проходи, я сейчас, - и пошла на кухню.
Дмитрий огляделся. Внешне в комнате ничего не изменилось, словно и не жил здесь мужчина. Он выглянул на кухню.
-Тебе помочь? - спросил он.
-Не надо. Я быстро.
-Вы временно расстались или навсегда? - спросил Дмитрий.
-Навсегда. Хотя официально еще не развелись.
-Причина?
-А! - махнула она рукой. - Все до кучи. Первый блин оказался комом. Берегла себя для бесконечной любви и высоких идеалов. Все разбилось о быт, беспричинную ревность и его пьянство, - на одной ноте произнесла она.
-Ты ранее его не могла разглядеть? Вы же учились вместе?
-Не смогла. Он так красиво ухаживал. Такие стихи мне читал, - закатила она глаза к потолку. - Ах, забудем! Неси чашки в комнату, - велела она.
-Давай здесь на кухне посидим, - предложил Дмитрий. - Я же не гость, а так, товарищ, зашел на минутку. У тебя здесь уютно, - обвел он глазами интерьер кухни.
-Я тоже люблю сидеть здесь вечерами, - согласилась Диана.
Она расставила посуду, чашки, нарезала хлеб, колбасу, налила чай, села напротив, подперла голову рукой, рассматривала Дмитрия.
-Что, изменился? - спросил он, уловив ее взгляд.
-Да. Повзрослел.
Дмитрий положил сахар, медленно помешивая ложечкой, спросил:
-Ты хотела со мной поговорить. О чем?
-Ты на следующий год заканчиваешь институт. Какие у тебя планы? Уедешь домой? - в свою очередь спросила Диана.
Дмитрий отложил ложечку, раздумывал, чем вызван такой интерес. Решил сказать как есть.
-Я не хочу работать на Украине. Я не знаю украинский и изучать его не хочу. Он для меня мертвый язык. Я его не чувствую. На русском могу подобрать синоним любому слову. На украинском  всегда буду косноязычным. Мне легче китайский выучить. Его тоже не буду чувствовать, зато буду знать, это для меня  иностранный язык. А там должен буду  делать вид, что он мне родной. А еще, чувствую, быстро вступлю в конфликт с властями из-за национальной политики. Меня вышвырнут из профессии, если не научусь лицемерить. Поэтому, хочу остаться работать в России, - старался говорить убедительно Дмитрий.
-А гражданство? - напомнила Диана.
-Подам документы на гражданство. У меня до сих пор советский паспорт со вкладышем. Полагаю, не откажут.
-Родители не обидятся?
-Я же не расстаюсь с ними, никто не запретит мне навещать их. Даже если поеду работать на Украину, вряд ли я найду работу в своем городе. Все равно я буду всего лишь их навещать. Жить в Измаиле мне не светит, - пояснил Дмитрий. - Это маленький город, в котором не издается серьезных газет. В тех, которые выпускаются, я мог бы работать и без институтского образования.
Дина внимательно слушала, помолчала, не зная, как начать щекотливый  для нее  разговор, кашлянула и решилась на разговор:
-Я что хотела тебе предложить… - она сделал паузу, внимательно посмотрела на Дмитрия. - Давай оформим фиктивный брак.  У тебя не будет проблем с гражданством, регистрацией, трудоустройством, - выпалила она решительно, словно в воду прыгнула. - Хочу помочь остаться тебе в Москве. Мне приятно будет, если ты будешь рядом.
Дмитрий приподнял бровь, потом нахмурился.
-Хм… неожиданно! А почему фиктивный? Я готов на настоящий. Только я не пойму, в чем твоя выгода? - спросил он.
-Видишь ли… я хотя и обожглась браком, но одна уже не хочу оставаться.  Не хочу приходить  в пустую квартиру. Ты давно симпатичен мне, без вредных привычек, умен, - поясняла Дина.
И чем больше она пыталась аргументировать свое решение, тем более хмурился Дмитрий.
-Тогда тебе нужно завести кошку. Тоже живая душа, - глухо проговорил он. Она положила ладонь на его руку.
-Я знаю, ты щепетильный. Подумай, мы две одинокие души, я же всегда чувствовала, что не безразлична тебе. Если бы не твоя девушка, может быть я бы и замуж не торопилась выходить. Короче! Чего я вру! Фиктивно или по -настоящему, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Поживем вместе, ты присмотришься ко мне, я к тебе. Тем более, что вкусив мужского отношения, мне уже трудно быть независимой. Не бросаться же мне на режиссеров ради роли или зова тела, - спонтанно говорила Дина, и лицо ее медленно покрывалось краской.
-Странно! Насколько ты нравственна была до замужества, настолько ты безнравственна сейчас? Или хочешь казаться такой? - спросил Дмитрий голосом ментора.
Дина собралась, уже спокойно выговорила:
-Я взбалмошная, но до определенной черты. Как тебе мое предложение?
-Вкусное! Только я не могу прийти на все готовенькое, и на целый год сесть тебе на шею. Уважать себя перестану. Я тебе еще тогда говорил, если бы не твоя квартира, я бы женился на тебе, - напомнил он.
-Во-первых, ты уже кое-что зарабатываешь своими статьями. Я тоже подрабатываю  съемками в рекламе. Тут и роль обещали подкинуть в телесериале, хотя в училище это не приветствуется. Преподаватели закрывают на это глаза, понимают, студентам сегодня не до жиру, быть бы живу. Деньги ничего не стоят. Во-вторых, пей чай, он уже остыл. Что ты думаешь о моем предложении? - настойчиво спросила она.
-Такое с лету не решишь. Допустим, я соглашусь. Перееду к тебе. Через пол года ты влюбишься в очередного партнера. Ты выставишь меня за дверь, как своего Костика. Из общежития меня  выпишут. И куда я подамся? Жить на вокзал? - аргументировал свой отказ Дмитрий.
-Что за глупости?! Почему я должна в кого-то влюбиться через пол года, год? Ты считаешь меня настолько легкомысленной? - округлила она глаза.
-Все актрисы влюбляются в своих партнеров.
-Далеко не все. Я знаю много актрис, которые дожили со своими мужьями до старости, вспомни Клару Лучко, Кириенко, Семину и других.
-Точно так же и я знаю многих актрис, которые меняет мужей каждые два, три года, - парировал Дмитрий.
-Дурацкий у нас получается разговор. Послушай, я не стала бы делать своего предложения, если бы ты был мне безразличен. Я давно для себя решила,  если повторно выйду замуж, то только за тебя. Ты должен делать мне предложение, а у нас все, как не у людей. Я уговариваю тебя жениться на мне. Али я тебе безразлична? - попыталась изобразить кокетство Дина.
-Как раз нет! Ты очень симпатична мне. Более того! Но я как-то не могу без ухаживания, без того, чтобы добиваться тебя делать тебе предложение, хочу чувствовать себя завоевателем.
-Вот и будешь добиваться меня своим хорошим отношением на моей площади.
Она засмеялась, громко и счастливо. Вскочила, обняла голову Дмитрия и поцеловала. Плюхнулась на колени, обхватила шею, еще раз поцеловала и приказала:
-Завоевывай! - приказала она.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату. По пути спросил:
-А брак у нас будет фиктивный или настоящий?
-Сейчас мы оба это поймем.
Он положил ее на кровать, прижал за плечи, она притихла, ожидая от него нежности и ласки. Он нагнулся к ее уху и громким шепотом прошептал:
-Быть иждивенцем так же позорно, как и сожителем. Когда разведешься, тогда и поговорим, - словно облил молодую женщину холодным душем.
Встал и пошел на выход. Одел куртку, присел на пуфик одевая ботинки. Диана вышла, прислонилась к косяку, смотрела на Дмитрия, по щеке скатилась слеза.
-И что дальше? - спросила она.
 Он посмотрел на нее снизу вверх.
-Дальше? Я женюсь на тебе, но только  после развода, - уверенно и строго проговорил он.
*  *  *
Первого марта по всем телеканалам передали трагическую новость:
-В подъезде своего дома убит телеведущий Владислав Листьев. Любимец публики. Обожаемый всеми домохозяйками страны. Девчонки однокурсницы плакали, словно потеряли близкого человека. Вскоре собрались и поехали к его дому на Новокузнецкую. Позже рассказывали, у дома собралась огромная толпа людей, море цветов. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и губы. У всех в глазах немой вопрос: «За что?! И кто посмел поднять на него руку?!». Президент выступил по телевидению, обещал взять расследование под личный контроль, заверил, убийц и заказчика непременно найдут и покарают.
Через неделю в комнату забежал Виктор Горлов и с выпученными глазами сообщил новость:
-Ребята, сейчас в криминальных новостях сообщили, вчера поздно вечером возле своего подъезда убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Полагаю, это отец Паши.
На фоне убийства Листьева, это убийство осталось бы не замеченным. Убивали каждую неделю, если не бандита, то бизнесмена, депутатам с губернаторами тоже доставалось, сводки пестрили криминальными разборками. Народ стал равнодушен к подобной криминальной хронике. Если бы не  фамилия убитого. В комнате Дмитрия и Степана телевизора не было. Они вскочили бежать в актовый зал. Горлов остановил их, криминальные новости будут теперь передавать через три часа.
-Может быть, просто однофамилец? - высказал догадку Степан. - Смирновых много. У Павла какое отчество?
-Никогда не задумывался. Нужно спросить у тех, кто ходил в его универмаг отовариваться, они должны знать  имя и отчество отца. Вопрос: кто ходил? - задал вопрос Дмитрий.
-Люба ходила, - вспомнил Виктор.
Парни укоризненно посмотрели на него, он понял свою оплошность.
-Ах, да, простите… Светка с ней ходила.
-Айда к ней, - тут же решительно предложил Дмитрий.
Все трое  отправились на третий этаж, где проживала однокурсница Светлана. Хорошо, что она оказалась дома. Парни буквально ворвались в ее комнату, изрядно напугав девчонок, с порога огорошили вопросом:
-Светка, ты  универмаг  отца Паши Смирнова посещала?
-Да, а что? - недоуменно смотрела она на ребят.
-Как его звали? - чуть не хором спросили парни.
-Не помню, давно это было.
-Вспоминай, а то сейчас  убьем! - пригрозил Виктор.
-Да что случилось?!
  -Погоди, - остановил его Дмитрий, - вспомни, его случаем не Максимом Ивановичем зовут?
-Да, кажется так.
-Кажется или так?! - опять грозно проговорил Виктор.
-Так. А что случилось? - повторила она вопрос.
Витя присел на ее кровать. Посмотрел на всех присутствующих в комнате.
-Чего будем делать? - спросил он.
 Это время, услышав шум в соседней комнате, зашли однокурсницы Галя и Вероника. Они протиснулись сквозь парней, которые заслонили собой дверь и тоже с немым вопросом уставились на Виктора, восседавшего на кровати в позе старшего инквизитора.
-Девочки, по телевидению передали, убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Это же отец Паши, - внес  ясность Дмитрий.
-Какой ужас! - в один голос воскликнули девчонки.
-Надо ехать к нему. Поддержим, - решительно проговорил Дмитрий.
-Чем мы его поддержим? И что мы ему скажем? - спросил Степан. - Держись! Не раскисай!
-Не знаю. Может чем-то надо помочь. Он же нам помогал в трудные минуты, - напомнил Дмитрий.
-Правильно! Поехали! - встал Виктор.
-И я с вами, - заявила Светлана.
Они подъехали к дому Павла, никто не знал в какой квартире он живет. Возле подъезда обрывки огораживающей место пришествия ленты, на сером асфальте еще не смытая лужа застывшей черной крови. Решили спросить жильцов, однако подъезд оказался заперт. Они присели на лавочку возле дома, все равно кто-нибудь выйдет или зайдет. Подъехала полицейская автомашина, из нее вышли в гражданском оперативники и милиционер  в форме.
-Опросите всех жильцов в доме, - распорядился один из гражданских чинов, - может кто чего видел или слышал. Вон, парни сидят, может они что -либо знают.
Они подошли к ребятам, гражданский представился капитаном уголовного розыска, спросил, не видели ли они чего подозрительного.
-Мы только подъехали, по телевидению услышали об убийстве отца нашего однокурсника, решили помочь чем сможем, - за всех пояснил Степан.
-Понятно. Чем теперь ему поможешь. Ладно, пойдем дальше, - кивнул он своим коллегам.
-Простите, а в какой квартире они проживали? - спросил Дмитрий.
Капитан посмотрел на них, сказал, что сын находится сейчас в управлении милиции, сейчас приедет. А мать сейчас лучше не беспокоить, у нее врач дежурит. И пошел в соседний подъезд. Ребята сели на лавочку. Молчали. Что тут можно сказать. Через час приехала автомашина, вышел Павел. Увидел ребят, подошел, поздоровался.
-Уже слышали?  - спросил он.
-Да. По телику передали… - ответил Дмитрий.
-Известно, кто? - спросил Степан.
-Почти известно. Только не найдут, - махнул рукой Павел.
-Почему?! - воскликнула Света.
Паша посмотрел на них, как на детей малых.
-Депутатов и губернаторов убивают, не находят. Вот, на днях, Листьева замочили. Думаете убийц найдут?А вы хотите, чтобы за какого-то торгаша кто-то впрягался, - со злостью сказал Павел.
-Послушай, он не какой-то торгаш. Это известный и уважаемый в советское время человек. Его министры знали. Из ЦК приходили отовариваться, - напомнил Дмитрий.
Паша укоризненно покачал головой.
-Так то в советское время! К Соколову тоже министры приходили, и что? Сейчас другие времена. Тут за этот лакомый кусок и ореховские, и коптевские, и люберецкие горло друг другу рвут, и на пути у них стоял отец.  Суд они ведь проиграли. Вот они его и убрали, - пояснил он.
-И как же ты теперь?
-Пока не знаю. Адвокаты должны подсказать. Надо или договариваться. Или все бросать к  чертовой матери, и идти работать в милицию. Тут как раз РУБОП создается по борьбе с организованной преступностью. Набирают ребят. Правда из бывших ментов. Но у меня есть связи, возьмут, если решу. Или создам банду, буду противостоять им, - зло говорил Павел.
Дмитрий смотрел на него и не узнавал друга. Балагур, дамский угодник, весельчак Павел словно постарел, жесткие складки лица, хмурый взгляд и поникшие плечи.
-Не дури. Тебя или замочат, или посадят, - высказался Виктор. - Тебе нужно телохранителя нанять. Ты ведь теперь наследник, точно так же будешь стоять на их пути. Мы готовы тебя охранять. Бесплатно. По очереди, - предложил он.
Что-то на подобии улыбки промелькнуло на лице Павла.
-Да какие из вас охранники? У вас и оружия нет. А эти до зубов вооруженные. У них автоматы, пистолеты с глушителями, тачки, рации, таких у ментов нет. Спасибо. Я пойду. Вас не приглашаю.  Там мать убитая горем, - встал Павел, подал всем руку.
-Паша, мы с похоронами поможем, если что… - предложил Дмитрий.
-Его весь торговый мир хоронить будет. Вы на похороны приходите. Полагаю, дня через три состоятся, если следствие не задержит.
Он помахал рукой и пошел в подъезд.
Часть обратного пути шли пешком. Рассуждали:
-Не понимаю, куда страна катится! - возмущался Виктор. - Разгул бандитизма, коррупции, сепаратизма! Банкиры толпятся в кабинете президента. Семью пристроил во власть. Премьеров и прокуроров тасует. А народ нищает и молчит!
-Ты думаешь так только в России? - взглянул на него Дмитрий. - Все самостоятельные республики теперь болеют той же болезнью. Кое-где похлеще события происходят. Сепаратные настроения преобладают почти во всех республиках. Вон, у нас на Украине выстрелов пока нет, но того и гляди полыхнет и разделимся на восток и запад, как раз посередине Днепра. У Степана Молдова с Приднестровьем схлестнулась. Армяне с Азерами Карабах поделить не могут. У России  Кавказ бурлит.
Какое-то время шли молча. Нарушила молчание Светлана:
-Как же при Брежневе все это удерживалось в едином кулаке? Ведь не сказать, что сильный руководитель был, немощный старик и маразматик, - высказала она свое недоумение. - А ведь на улицах не стреляли. Взятки мешками не брали. Воровать вагонами боялись.
-Зато для недовольных исправно работали психушки и лагеря. Иных под зад коленом и за рубеж, чтобы не мутили воду. Система работала, - высказался Степан.
-Мужики! Как мы будем в журналистике строить свое будущее? - задал риторический вопрос Дмитрий, который не единожды обсуждался в узком кругу будущих коллег. - Рассказывать, какие сильные нынче руководители Ельцин, у тебя Снегур, - кивнул он Степану, - у меня Кучма, которые, якобы,  ведут страны к процветанию. И на этом строить свое благополучие?
-Сейчас достаточно либеральной, свободной прессы, - напомнил Виктор.
-А ты замечаешь, как их давят? Обвиняют в финансовых нарушениях и под этим предлогом закрывают. У нас любят говорить о демократии и свободе слова, на самом деле власть не устраивает их свободомыслие, - заметил Дмитрий.
-Заниматься очернительством тоже не самый верный путь, - заметила Света. - Вспомните, как народ стоял стеной за Ельцина?
-Когда полки пустые, заводы закрываются, люди готовы были поверить любым популистским заверениям очередного лидера. Ельцин говорил, что он не сможет кушать черную икру до тех пор, пока матерям не на что купить лекарство ребенку. Много чего обещал. Какое тут очернительство, если просто  писать правду? - возмутился Дмитрий. - Как можно написать что-либо положительное о том, что сейчас творится на юге? Гибнут молодые не обученные ребята, которых просто посылают на заклание.
-Вот ты хотел остаться в России? Оставайся! И будешь писать всю подноготную о власти, о войне на Кавказе. Посмотрим, насколько хватит твоей правды! - замахал руками Виктор.
-Успокойся, - осадил его Степан. - У нас, в Молдавии, с либеральным журналистом даже разговаривать не станут. Исчезнет, словно его никогда не было. А здесь все же что-то в прессу просачивается.
-И зачем же ты тогда едешь туда? - уставился на него Виктор.
Степан скептически посмотрел на Виктора, потом на Свету.
-Помнишь анекдот: два опарыша в дерьме плавают, у папы опарыша   сынок спрашивает: «Почему выше нас небо, солнышко, птички летают, а мы здесь,  в дерьме плаваем? - Это наша родина, сынок!». (Фи-и!» - сморщила носик Света). Так вот и я о том же! Там моя родина, салага, - заключил Степан и снисходительно похлопал по плечу тщедушного Виктора.
-Раскидает нас судьба по разным берегам. Шато в своей Грузии строит новую жизнь. Амегельды поедет в Казахстан. Слава в Молдавию. Я или на Украину, или в России останусь с Виктором. И будем мы смотреть друг на друга каждый со своего берега, - ностальгически проговорил Дмитрий.
-Главное, чтобы мы не через прицел смотрели в друг на друга, - усмехнулся Степан.
-Иные поэты к слову приравнивали штык, словом можно ранить не хуже пули, - заявил Виктор.

Три месяца добивалась Дина развода. Муж упорно не соглашался давать развод, не приходил в суд, уговаривал ее воссоединить семью. Молодая женщина была непреклонна. Она понимала, ее счастье сейчас зависит от одного парня, - Дмитрия. Они встречались, Дмитрий упорно не соглашался приходить в ее квартиру, понимал, чем это может закончится. Они, как пионеры, гуляли по парку имени Горького или на Воробьиных горах. Разговаривали на разные темы, она больше о ролях, он о политике, целовались до стона и ломоты в костях, потом он провожал ее к дому и трусцой бежал к себе в общежитие. Она ему не один раз высказывала:
-Не могу понять, на какой планете тебя воспитывали?! Все парни стремятся завоевать женщину, любой ценой нырнуть к ним в постель, заказывают проституток, ты одинок и отвергаешь меня. Почему? Ведь ты любишь меня, и я тебя люблю. К чему такая воздержанность? - недоуменно спрашивала молодая женщина.
-Не хочу начинать с тобой жизнь со лжи. Ты официально замужем, и тебе не пристало заниматься прелюбодеянием, - полусерьезно, полушутя отвечал Дмитрий, знал, всю суть своего отношения к ней, Диана может не понять.
-Ты же не верующий, с чего бы тебе придерживаться заповедей? - удивлялась Диана.
-Почему бы не согласиться с заповедями, если они являются нравственным камертоном всего человеческого бытия, - парировал Дмитрий.
  Когда Диана наконец получила свидетельство о разводе, она пришла в общежитие, и не обращая внимание на присутствие Степана, выложила на стол свидетельство, прихлопнула его ладонью, и заявила:
-Вот! Все! Я свободная женщина. Прошу твоей руки и сердца.
Степан прыснул и тут же осекся.
-А ты, Степа, будешь нашим свидетелем, - сказала она решительно.
-В таких случаях становятся на одно колено и протягивают кольцо, - еле сдерживая смех, высказался Степан.
-Счас! Хватит с меня унижений, - отмахнулась Диана. - Собирай вещи! - приказала она Дмитрию.
-Хорошо, я согласен, - вымолвил слегка ошеломленный ее напором Дмитрий. - Только запомни:  ты актриса и Диана в общественных местах. В быту для меня ты будешь жена и Дина.
-Да я об этом мечтаю всю свою сознательную жизнь!
Дмитрий посмотрел на свидетельство, вздохнул и про себя отметил: «Прости, Любаня, но когда-то я должен буду жениться».


*  *  *
Дмитрий и Дина расписались тихо, без торжества, пригласили в качестве свидетеля Степана, свидетельница  Инна, подружка Дианы по училищу.  После росписи пошли в ресторан, скромно отметили  регистрацию брака. Даже родителей Диана не поставила в известность.  Они Диане не могли простить развода с сыном такого уважаемого человека, на их пышной свадьбе присутствовал весь цвет российского кинематографа. Именно на свадьбе отец смирился с выбором профессии дочерью, которую до толе  не считал серьезной. Утратив все свои бывшие привилегии, он снова воспрял, вращаясь в кругу именитых лицедеев. Даже то обстоятельство, что он стал бизнесменом, так не тешило его самолюбие, как то, что он стал снова заметен в обществе. На каждом торжестве с участием знаменитых артистов, неизменно мелькал на экране и отец Дины.
О своем решении женится Дмитрий написал родителям и Николаю,  обещал летом приехать с молодой женой в Измаил. Родители советовали не торопиться, молодым не на что будет жить. Они не знали ничего о прошлом будущей жены сына, ни о ее прошлом замужестве. Полагали, оба студенты, будут жить на съемной квартире или в общежитии. Дмитрий ничего не писал им по этому поводу, написал только, что они тихо распишутся. А свадьбу сыграют позже, на каникулах.
Степан в ресторане весь вечер говорил комплименты Инне, Дина смеясь, посоветовала поближе познакомиться, глядишь еще одну регистрацию организуем. Они весь вечер танцевали, пили шампанское, потом вышли в ночь и шумно пошли в сторону центра. Прошлись по Красной площади, в это время молодая пара, молодожены возлагали цветы в вечному огню в Александровском саду. Девушка в белом подвенечном платье, жених в деловом костюме. Дмитрий проследил за взглядом Дины, спросил:
-Ты жалеешь, что без свадебного платья?
-Да что ты! - обняла она его. - Ты не правильно меня понял. Все так у  них красиво начинается. Я смотрю на эту девочку и думаю: на всю ли она жизнь останется с ним? Или как я? Через год сбежит.
В саду молодожены и свидетели расстались, Степан отправился провожать Инну. Дмитрий поехал с Диной «домой». Его коробило от мысли, что он не по праву будет занимать не им созданное уютное гнездышко. Ехали в метро. И ему было очень неловко, что в день росписи, они едут не такси, хотя оба понимали, не по карману им сейчас торжество, пообещали, придет время, и они достойно отметят свое бракосочетание. Они представляли, что смогут  они отметить торжество где-нибудь в экзотической стране, хотя Дмитрий полагал, что и в Измаиле можно отметить неплохо свое бракосочетание. В тот первый вечер, когда Дмитрий с вещами появился в квартире молодой жены, он долго не мог раздеться, молчаливо сидел посреди комнаты, не в силах по домашнему расположиться. Дина понимала его состояние, присела возле него на корточки, заглядывая снизу в глаза, проникновенно сказала:
-Не переживай, Дима, не думай, что ты иждивенец. Станем на ноги, заработаем денег, и купим свое жилье. А это вернем папе, - пообещала она.
Он только покивал головой, тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе, поцеловал макушку, тяжело встал  и стал раздеваться.
Через неделю Дина решилась познакомить своих родителей с новым мужем. О приходе она предупредила их по телефону заранее. Отец решительно заявил,  он не намерен знакомиться с каждым новым ее мужем,  дочь подобна Светлане Алиллуевой, которая меняла мужей, не ставя в известность своего великого отца. За это отец народов не жаловал их, а внуков не желал видеть.  И он готов брать с него пример. Разводилась без их согласия, и замуж повторно выскочила, не поставив в известность родителей.  На что Дина твердо заявила, тогда она познакомит мужа с матерью, она обязана это сделать, а там как хотите, можете не общаться. При таком раскладе вещей, Дмитрию не очень хотелось ехать на смотрины, Дина настояла. Скрепя сердце, купили торт, шампанское, поехали в гости. Дом расположен на Кутузовском проспекте, спроектированный специально для сотрудников аппарата ЦК. В подъезде до настоящего времени сидит консьерж с выправкой чекиста. Приветливо кивнул Дине.
Открыла дверь мать. Моложавая, сухощавая, стройная женщина, с наглухо застегнутой кофточкой, в черной, чуть ли не до пят юбке. Волосы тщательно зачесаны назад, взгляд строгий и внимательный. Весь ее облик напоминал классную даму из фильмов о быте прошлого века, делал старше ее лет. «Так вот кого изобразила Дина играя Вассу Железнову!» - мелькнуло в голове Дмитрия. Она подставила щеку дочери для поцелуя, холодно кивнула Дмитрию, выслушав его приветствие. Прошли в комнату. Мельком оглядел огромную квартиру, уставленную импортной мебелью. Отец сидел по ту сторону круглого стола, лицом к входной двери, крупный мужчина, с покатыми плечами борца, массивная голова вросла в плечи, седые волосы с залысинами, мясистый нос и узенькие глаза щелочки сверлили  Дмитрия взглядом. Он не встал, так и остался сидеть сидел за столом в домашней рубашке, демонстративно не одел галстук, этим нарушил многолетнее правило, если в дом приходили посторонние. Хмуро, из под лобья, ощупывал взглядом Дмитрия, на дочь даже не взглянул.
-Здравствуйте, Геннадий Васильевич, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Орлов. Я муж вашей дочери, - громко представился Дмитрий.
Мужчина только кивнул, показал на стул по ту сторону круглого стола. Мать выросла за спиной, постояла, ожидая кивка мужа, пошла на кухню, принесла чашки, бокалы, вышла на кухню готовить чай.
-Чем намерены заниматься, молодой человек? - хмуро спросил отец.
-Журналистикой. Заканчиваю через год институт, - пояснил Дмитрий.
Отец поджал губы. Зашла с чайником в руке мать.
-Много крови попортили нам журналисты, - хмыкнул отец.
-Журналисты не рождают пороки, они их обнаруживают, - ответил спокойным голосом Дмитрий.
Мать сбоку, не поворачивая головы в сторону Дмитрия, всего лишь скосила глаза в его сторону, проговорила:
-Вообще-то Сократ сказал это о пьянстве, - поправила она.
Дмитрий соглашаясь, кивнул. Легкая улыбка едва коснулась губ отца, суровые черты разгладились, он более внимательно посмотрел на Дмитрия.
-Сам откуда будешь?
-Родился в Измаиле, там учился в школе. Поступил в МГУ на факультет журналистики. Отец рабочий, мать домохозяйка. Оба живы.
-Как же, слышал о городе. Его Суворов завоевывал. Крепость осталась или снесли?
-Снесли еще в прошлые века. Ров остался, и пару бывших мечетей. В одной из них панорама битвы.
-А в моей дочери что хорошего вы нашли? - строго спросил он.
Дмитрий поерзал на стуле, не зная, как ответить. Разумеется, ответное чувство на ее  любовь. Это банальное объяснение вряд ли удовлетворит отца.
-Общность взглядов на происходящие процессы бытия.
Отец поджал губы и хмыкнул.
Мать поставила чайник, дочь перехватила его из рук матери, стала разливать по чашкам, Дмитрий вскочил, отодвинул свободный стул, дал возможность присесть матери, она кивком поблагодарила.  Дина начала разрезать торт. Бутылка шампанского одиноко стояла посреди стола. Дина кивнула Дмитрию на бутылку. Ему неловко проявлять инициативу, он посмотрел на отца. Тот перехватил взгляд, взял бутылку и начал открывать. Мать молча смотрела перед собой, сидела прямо, ждала, пока дочь не поставила перед ней блюдце с кусочком торта.
-Люся, молодой человек будущий журналист, - пояснил отец жене. Она только вежливо кивнула. Он разлил шампанское по бокалам. Приподнял свой, строго посмотрел на дочь. - К молодому человеку претензий нет. Возможно он не знает, с каким счастьем он связал свою жизнь. Пожелаю ему не ошибиться, - больше обращаясь к Дмитрию, чем к дочери, проговорил он. Не стал тянуться через стол, а только приподнял свой бокал и выпил. Мать чуть пригубила, и тоже поставила свой бокал.
-Мама, улыбнись, - проговорила Дина, - не на похоронах сидим.
-Погоди, Дина, - положил ладонь на ее руку Дмитрий. - Геннадий Васильевич, Людмила  Викентьевна, я понимаю ваше скептическое отношение к очередному браку дочери. Дескать, залетный провинциал охмурил вашу дочь ради прописки и площади. Поверьте, мне не нужна ни прописка, ни площадь, все это я заработаю сам. Связывает нас искренняя любовь, и мы намерены прожить достойную жизнь, не меньшую, чем прожили ее вы.  Дина не настолько легкомысленна, как кажется вам с высоты вашего возраста и былого воспитания. Для меня нравственное поведение девушки не менее ценный критерий в выборе жены, и полагаю, я не ошибся в своем выборе. Поэтому, как бы тяжело не было вам принять выбор дочери, я хочу, чтобы вы видели во мне опору в старости лет, и достойного мужа своей дочери, - на одном дыхании произнес Дмитрий.
Отец сложил губы трубочкой. Громко причмокнул, проговорил:
-Что ж… это глас мужа, не ребенка… За это, пожалуй, можно еще выпить.
Он сам налил в бокал шампанского. Приподнял бокал:
-Чтобы ваши слова, молодой человек, сбылись в полной мере, - проговорил он. И залпом выпил.
Мать как-то обмякла, повернулась к Дмитрию, тихо сказала:
-Пейте чай, Дима, - и величественно кивнула головой.
После чаепития обстановка несколько разрядилась, отец пересел на диван, голос его потеплел, Дина стала помогать матери убирать посуду.
-И что же, свадебного торжества не будет? - спросил отец.
-Сейчас не будет. Сделаем позже, когда встанем на ноги. Вы уже потратились на одну. Я не могу позволить вам тратиться еще раз. Мои родители тоже не богаты. Так что, придется чуть подождать, - твердо сказал Дмитрий.
-А что, на Украине народ зажил лучше после отделения? - с легкой усмешкой спросил отец, он знал, как живут на Украине, интересно, что ответит этот юноша.
-Живут не лучше, точно так же как и в России, как и в других бывших союзных республиках. Так же растет безработица, умирает промышленность, коррупция возросла в разы, - спокойно ответил Дмитрий. - А бывшие чиновники алчно  расхватывают бывшее государственное имущество, - и при этом взглянул на отца. Тот сделал вид, что его это не касается, тут же спросил:
-А что думает молодежь по поводу всего происшествия с развалом великой страны?
В это время зашла Дина, услышала вопрос отца, попыталась остановить его:
-Папа, это извечный вопрос, кто виноват и что делать? Сейчас мы пришли познакомится, а диспут мы проведем в другое время.
Отец даже не взглянул на дочь, только выставил вперед руку, как бы отстраняясь от нее:
-Погоди, дочь. Мне интересно знать, что думает современная молодежь о развале Советского Союза. У тебя ведь об этом не спросишь, - и уставился с немым вопросом на Дмитрия. Он слегка помялся, не зная, как лучше ответить. Сказать, как есть, навсегда испортишь отношение. Словчить? Почувствует, перестанет окончательно воспринимать. Начал обтекаемо:
-Более мыслящая молодежь понимает, что экономика близилась к краху, что подтверждают введенные талоны на продукты. Политика тоже вышла из под контроля властей, иначе не произошло то, что произошло. Социализм нуждался в реформации, но не такими методами. Что же хорошего в том, что мы потеряли половину населения и огромные площади? Менее мыслящие молодые люди, говорят более прямо: виноват во всем Горбачев. Ельцина сначала поддерживали, сейчас поняли, что ошибались. Ведь раньше в магазинах было шаром покати, а холодильники у граждан наполненные. Сейчас наоборот: в магазинах густо, а в холодильниках пусто. Неизвестно, что хуже.
Они еще поговорили, причем разговор больше был похож на экзамен, пока Дина решительно не пресекла дискуссию, заявила, что они уходят. Отец крякнул, тяжело встал, подошел к Дмитрию, посоветовал:
-Ты Динку в руках держи. Девка она ветреная. Мы вот с матерью не смогли.
Дмитрий оглянулся на жену, улыбнулся.
-Постараюсь, - пообещал он.
Едва ли не второй раз за весь вечер подала голос мать:
-Вы заходите к нам, Дима.
-Спасибо.
И они раскланялись.
Когда они ушли, отец задумчиво потер переносицу, сказал жене:
-Черт его знает, может и повезло Динке, парень вроде с головой…
-Поживем, увидим, - кивнула жена. - Главное, он Сократа цитирует. Хотя и переврал.
Дина на улице, шагая в ногу с мужем, решили до метро пройтись пешком, сказала:
-Есть смутное предположение, что ты им понравился. Интересно, что скажет он матери о тебе. Ведь  Костика он охарактеризовал не лицеприятно: «Балбес балбесом!». Благодаря его папаше, который вхож во многие властные структуры, отец махнул рукой на мой первый брак.
-Отец Костика не перекроет тебе кислород в профессии? - спросил Дмитрий.
-Не думаю. Я его два раза вызывала, когда Костя в непотребном виде буянил, он приезжал, видел в каком он виде, сам надавал ему пощечин и окунал головой в ванную. Он знает, не я виновата в том, что семейная жизнь не задалась, - и безо всякого перехода сказала: - Смотри, что мама мне в карман положила, - показала она, оттопырив карман. Там виднелась пачка долларов.
-Ничего себе! Зачем ты взяла?
-Я уже на улице обнаружила. Да у них не убудет.
-Погоди, с каких таких щедрот? Они же пенсионеры?
-Пенсионеры, - подтвердила Дина. - Папа заведовал в ЦК хозяйственной частью, подозреваю, партийная касса осталась в надежных руках. Он с генералом из КГБ приватизировал дом на Арбате, и два здания бывших кинотеатров. Сейчас они торгашам сдают их в аренду, - поясняла Дина.
Дмитрий присвистнул.
-Так ты богатенькая наследница! - проговорил он с удивлением.
-Ах! - махнула она рукой. - Просвищу я это наследство за месяц. Меня или обманут, или заставят за бесценок продать, или грохнут, как отца Павла - заявила Дина уверенно. - Это сейчас он воспрянул, а когда его на пенсию выкинули, да чуть еще не посадили вместе с ГКЧПистами, он от отчаяния даже прислугу уволил, хотя она у нас лет двадцать прослужила, мне няней была.
-Ничего себе! Как это правоверные коммунисты, которые всегда были против эксплуатации, держали прислугу? - удивился Дмитрий.
-Она считалась помощницей, а не прислугой, почти на правах родственницы. Моя мать понятия не имела как варится еда. А тут ей пришлось все начинать с нуля. Хотя при нынешнем положении, они вновь наймут себе прислугу. Доходы с аренды капают, - рассказывала Дина о своих домашних делах, о которых она ранее никогда не распространялась.
-И что же, бандиты не пытаются их подвинуть? - памятуя эпопею вокруг торгового дома Паши Смирнова.
-Таких, как мой отец и еже с ним, они обходят стороной. Бандитам  обойдется дороже, если они вздумают сунуться. Не их они боятся. Знаешь кого они опасаются? - спросила Дина и хитро посмотрела на мужа.
-Президента? - высказал догадку Дмитрий.
-Нет. Дряхлеющий Ельцин царствует, но не правит. Ему не до мелких предпринимателей, газовый, нефтяной бизнес в поле его зрения. Остальное курирует Коржаков,  охранник президента, он за его спиной правит балом.  Под ним сейчас суды, прокуратура и прочее. Отец по секрету говорит, расстрел мирных людей в девяносто третьем он организовал, поэтому и следствия никакого нет. Я говорила отцу, меньше болтай, наверняка прослушка в доме стоит. Он только рукой машет: пусть знают, что я о них думаю, - рассказывала Дина о тайнах мадридского двора.
-Ничего себе у вас тут старсти-мордасти! - только и проговорил удивленный Дмитрий.
 В Измаиле для них самый большой начальник  участковый да директор школы. А тут имена мелькают!
-Это ты правильно сделал, что не похвалил Горбачева или Ельцина. Он ненавидит их лютой ненавистью. Они лишили его главного - власти! А вот Сталина при случае можешь похвалить, - и засмеялась.
-Я их и сам не жалую. И от Сталина не в восторге.  Власти твой папа лишился, зато при деньгах остался.
-Деньги пыль. Сегодня они есть, завтра нет. А власть - это власть! Я думаешь, почему из дома ушла? У нас начались споры, я выступала за Ельцина, была против сухого закона, говорила, что это глупость несусветная виноградники рубить, в общем, у нас оказались разные точки зрения на нашу жизнь. Да еще с этим факультетом философии! Мать хотела, чтобы я продолжила династию. А мне эти Канты, Гегели, Марксы и Ленины вот где сидели, - рубанула она себя ребром ладони по горлу. - Она меня еще в школе заставляла читать «Капитал» Маркса. Классная книга, лучше всякого снотворного, на второй странице отрубаешься, - тараторила Дина.
-Постой, как ты ушла из дома, тебе же они квартиру купили?
-Потому и купили, что я из дома сбежала, у подруги жила, сказала, ни за что домой не вернусь. Мне их домашнее интеллектуальное насилие невмоготу стало. Вот они и сжалились, отделили, - пояснила Дина с легкостью, словно семейный конфликт не являлся такой уж трагедией в жизни молодой девушки.
-Бунтарка ты! - восхитился Дмитрий.
Так за разговором они дошли до метро, он подхватил ее за талию, и они по эскалатору покатили вниз.

*  *  *
И предпоследнюю летнюю сессию Дмитрий сдал без хвостов. Довольно потирал руки.
-Освобождайся от своих занятий, Дина, поедем к моим родителям. Посмотришь, как мы живем. Тебе, должно быть, тоже не понравится.
-Почему ты так думаешь?
-Выросла в других условиях. Николая жена приезжала, носом крутила. Быт ее наш пугал. Туалет за сараем. Город показался убогим.
-Да? Посмотрим! А как же пословица «С милым и в шалаше рай?»
-С милым и в дворце рай, - улыбнулся Дмитрий.
Путешествие ей понравилось как раз своей убогостью. Поезд до Одессы комфортабельный, купе мягкое. Только таможня надоедливая, украинские таможенники и пограничники весьма подозрительно осматривают багаж и документы. У Дмитрия теперь российский паспорт. Пограничник долго рассматривал их паспорта, спросил о цели приезда.
-Домой еду. Видите место рождения, - указал недовольно Дмитрий. - А это моя жена.
Пограничник внимательно осмотрел их, поставил штамп и удалился. Таможенник пошел следом.
-Вот мы и за границей, - грустно пошутил Дмитрий. - Никак не могу привыкнуть к мысли, что мы в разных государствах живем. Язык один, образование, культура общие. Только на западе Украине несколько все другое.
-Мне говорили, что в Украине живет как бы два народа: на востоке одни, на западе другие, - проговорила Дина.
-Это я отчетливо понял, когда был в гостях у брата во Львове, - согласился Дмитрий.
Плацкартный вагон до Измаила напоминал послевоенную теплушку. Грязные окна едва пропускали свет. За окном унылый пейзаж. Остановки частые, полустанки зашарпанные, раздолбанные тротуары, по вагону шныряют менялы, предлагают обменять рубли, доллары на купоны.
-Довольно бедно живут, - тихо высказалась Дина, кивнула в окно. - Хуже, чем в Москве.
-Ты давно дальше Царицино из Москвы выезжала? Не равняй жизнь этих людей по Москве. Горлов Виктор рассказывает, как живет российская глубинка. Деревни в Сибири и на востоке умирают. Нищают провинциальные городки. Народ беднеет, срывается с мест в поисках лучшей доли.
Поезд, как всегда, приходил в город поздно вечером. Уныло горели несколько лампочек, освещали небольшие кружки асфальта, мотыльки кружили вокруг пучка света. Встречал их отец и мать на своем маленьком, четыреста первом, «Москвиче». Обнимания и поцелуи, первые знакомства. Дина с удивлением разглядывала автомашину, она такую видела впервые. Согнулась ниже, чем следовало, чтобы пройти в салон. С удовольствием разглядывала пробегающий за окном ландшафт города, все для нее внове. Приехали почти в деревенскую улочку, открылись деревянные ворота, в которые вкатилась автомашина. Дина вышла из машины, вдохнула воздух, пахло лилиями, окинула взглядом виноградную беседку, она воскликнула:
-А воздух какой! Пить такой хочется.
-Мойте руки и к столу, - велела мать, исподтишка разглядывая молодую женщину. Ей любопытно, сын писал, она артистка, уже снимается в рекламе, там глядишь, и в кино снимут. О том, кто были ее родители, он не сообщал. Интересно матери: фифочка или нормальная девчонка. Сестры матери жену Николая дружно обсудили, дескать, гордая, белоручка, и совсем не подходит их племяннику. Мать заступалась за невестку: молодая еще, научиться всему.
Дина без всякой фанаберии вымыла руки под рукомойником во дворе, вытерла руки поданным полотенцем. Поблагодарила и закружилась:
-Как здорово здесь! - воскликнула она.
-Погоди, утром все рассмотришь, - остановил ее Дмитрий.
Отец принес из погреба графин вина. Дину все восхищало:
-Как? Домашнее вино? Сами делали? Без всяких там консервантов? О, я хочу попробовать! Скажите, как у вас принято обращаться к родителям мужа? - спросила она. Родители переглянулись.
-А у вас разве по-другому? - спросила мать.
-То есть?
-Здесь родителей жены и мужа зовут мамой и папой, - пояснил Дмитрий. - Если тебе неудобно, называй по имени и отчеству.
-Ой, да что ты! Конечно папа и мама! Давайте выпьем за наше знакомство. Мы свадьбу не делали,  оба студенты, решили, организуем торжество позже, не хотим быть обузой родителям, - скороговоркой выпалила она.
Отец разлил вино по бокалам.
-За вас папа, и вас мама, - подняла она бокал, со всеми чокнулась, привстала, поцеловала в щеки мать и отца, попробовала вино, восхитилась: - Послушайте, никакое французское вино не может сравнится с этой прелестью!
Засиделись до поздней ночи, родители рассказали невестке о проказах маленького Димы, о его взрослении, о желании стать журналистом. Вино, которое казалось совсем мало алкогольным, быстро опьянило их, Дина громко смеялась и сама зажимала себе рот, очаровала родителей легкостью характера. Легли под утро. Только разоспались, Дина начала теребить Дмитрия, он спросонья всполошился:
-Что? Что случилось? - сонно спросил он.
-Будильник чудной, петухом кричит, - громким шепотом пояснила Дина.
-Здрасте! Это и есть петух, - откинулся на подушки Дмитрий.
-Как? Настоящий?
-Нет, заводной. Спи!
Дина вскочила.
-Я должна посмотреть, - заявила она.
-Куда ты в одной рубашке! - остановил ее Дмитрий. - Халат накинь. О, Господи! - привстал Дмитрий. - Ты что, не видела петухов?
-Где я могла их видеть? В зоопарке? У МИДа они не пасутся.
Дмитрий по-стариковски покряхтел, нехотя встал, повел ее на задний двор. Утренний туман уже рассеялся, только в паутинках бусинками повисли капельки росы. Петух важно расхаживал среди кур, красные перья переливались в первых лучах солнца. Он разгребал лапами землю и кудахтаньем звал своих курочек, предлагая угощение, те бежали всем скопом, зернышко доставалось лишь одной.
-Какая прелесть! - восхитилась Дина. - Красавец! Как ты у меня, - прижалась к нему Дина.
-Жаль, что у меня только одна курочка, - притворно вздохнул Дмитрий.
-Но, но, мне… - пригрозила она.
Мать всполошилась ранним подъемом детей, выглянула, случилось что?
-Нас петух разбудил, мама. Это городское дитя никогда не видела живых кур. Только в магазине охлажденных, - пояснил сын.
-Я уж думала живот с непривычки прихватило со вчерашнего вина. Идите, полежите еще. Я завтрак приготовлю.
-Я вам помогу, - предложила Дина и увязалась за матерью, Дима потоптался, пошел прилег, хотя уже не спалось.
После завтрака Дмитрий решил показать жене город. Проходя мимо гаража, где хранился их раритетный «Москвич», он увидел два разобранных мотоцикла.
-Папа, а что это за хлам? - спросил он отца.
Тот замялся:
-Да это так… дали отремонтировать…
Мать провожала их до калитки, тихо пояснила, чтобы отец не услышал:
-Отец опять начал брать заказы на ремонт техники. Денег в порту совсем не платят. А то, что платят, слезы…
По дороге Дмитрий пояснил Дине, в молодости отец с дедом брались ремонтировать мотоциклы и автомашины, поскольку в послевоенное время народ здесь жил бедно. Потом надобность в этом отпала, в порту платили отцу достойно. Они прошли мимо гостиницы «Межрейсовой», самого комфортабельного послевоенного здания, за гостиницей располагался сад, в котором ранее был летний кинотеатр, танцплощадка, работали кафе и ресторан, дорожки усыпанные крупным песком, и вокруг цветники. Сколько войн он провел здесь с мальчишками, лазая по заборам и кустам. По проспекту Суворова они дошли до памятника полководцу. Обошли его кругом, Дмитрий напомнил о заслуге Суворова в жизни этого края.
-Раньше эти парки в центре города были самые посещаемые, вдоль дорожек подстриженные самшитовые кусты, за ними цвели розы. Сейчас что-то не то… - Дмитрий обвел глазами пожелтевшую, давно не кошенную траву, чахлые кусты роз, хозяина в городе нет. Памятник Суворову покрылся ржавчиной. Они медленно  пошли к Покровскому собору.
-Меня в нем крестили, - пояснил Дмитрий. - Раньше он казался мне таким большим, просто огромным.
-Сейчас ты вырос, видел в Москве большие церкви, есть с чем сравнивать. Давай зайдем во внутрь, - предложила Дина.
Они зашли в прохладу, тишина и покой, потрескивают свечи, прихожан совсем немного. Они постояли осмотрели иконостас.
-Ты знаешь кому надо ставить свечи? - спросила Дина.
-Нет. А ты хочешь за упокой или за здравие?
-За здравие.
-Сейчас спросим у тетеньки.
Он прошел к продавщице свечей, купил две свечи, спросил, какому святому их нужно поставить, женщина показала на икону Пресвятой Девы Богородицы Марии с младенцем. Одну свечу протянул Дине.
-Давай поставим за здравие твоих и моих родителей, за всех наших родных и знакомых, - предложила Дина.
-Давай, - согласился Дмитрий.
Зажгли и поставили свечи. Дина неумело перекрестилась.
Вышли на солнечный лень, окунулись в набирающую силу жару.
-Мне все тут так нравится. Такой покой. В душе полное умиротворение. Словно я в прошлом веке побывала. Лучшего медового месяца придумать нельзя. Я так счастлива, - она порывисто поцеловала Дмитрия.
-Поистине, с милым и в шалаше рай, - улыбнулся Дмитрий.
-Нет, правда. Здесь нет того, столичного, гламура, не нужно думать о надутом имидже, о шмотках от Версаче, люди простые, думают о простых вещах. Ни у кого в голове нет думки об офшорах, биржах, сделках, кредитах.  Здесь дать жителям достойную работу и зарплату и они будут счастливы.
-В том то и дело, что нет работы, и нет зарплаты. Вон, смотри молодежь кучкуется, явно  от безделья, - показал он вдалеке на группу молодых ребят, у ног их стояли бутылки с пивом, они сидели на спинках лавочек, двое из них стояли и что-то усиленно доказывали остальным, жестикулируя руками. Те безучастно слушали. - В мое время такого не было, чтобы белым днем собирались и бесцельно сидели на лавочках. Тем более, на спинках. Собирались, если только вечером, да и то, шли в кино, или на танцы, - поведал Дмитрий, они прошли на остановку автобуса, он предложил:
-Поехали на морской вокзал, посмотришь на великую реку Дунай.
Они сели на автобус, который привез их к морвокзалу. Мутные воды Дуная проносились мимо. Несколько катеров стояли у причала.
-На той стороне другая страна - Румыния, - пояснил Дмитрий. - Когда-то отсюда до Одессы курсировал пассажирский теплоход «Белинский», белый красавец, в румынский Галац ходил другой комфортабельный теплоход. По реке шныряли катера и баржи под всеми флагами Европы. Сейчас в большей степени плавает мусор. Умер порт, - вздохнул Дмитрий.
Новое здание морвокзала, построенное еще в советское время, пустовало, лишь несколько служащих находилось в нем. Они купили мороженное у скучающей продавщицы, и пошли назад пешком.
-А почему ты называешь морвокзал морским, здесь же река? - спросила Дина.
-Тут до моря несколько километров, все европейские суда по Дунаю выходят в Черное море, а далее через проливы в Средиземное море. Поэтому его и называли морским, - пояснил Дмитрий. - Чуть дальше по Дунаю расположен небольшой городок Вилково. Его называю малой Венецией, там по улицам плавают на лодках.
-Здорово! Съездим посмотреть?
-Посмотрим, - неопределенно пожал плечами Дмитрий.
Они шли вдоль заросшего камышом бывшего виноградника в сторону первых домов, среди который находился дом Орловых. Если не смотреть на «Межрейсовый», создается впечатление, что на крутом берегу расположена большая деревня, среди частных беленьких домов, утопающей в зелени, виднеются купола церквей.
-Знаешь, сколько было церквей в Измаиле? - спросил Дину Дмитрий. И тут же пояснил: - Чуть меньше, чем частных домов. Несколько церквей  на моей памяти закрыли.
-Советская власть боролась с религией, - кивнула, соглашаясь Дина.
-Мама говорила, после прихода к власти Хрущева закрыли и разрушили многие церкви. Хотели закрыть и Покровский собор, который мы посетили. Горожане отстояли.
Уставшие и довольные они пришли домой. Отец и мать расставляла столы на веранде.
-Мама, вы что задумали?! - всполошился Дмитрий. Он знал, что такое расположение столов обычно расставлялось для значительного количества гостей.
-Как же, сынок, придут тетя Оля и тетя Варя с мужьями, Олег с женой, Рая, племянники, крестные. Надо скромно, но отметить ваш брак и приезд. Пусть бы и сватья приехали, мы бы познакомились, породнились. Думаю, что еще увидимся.
-Да непременно! - воскликнула Дина. - Я расскажу им, как здесь у вас все здорово!  Петухи поют! Воздух чистый! Люди замечательные!
Они включились помогать, Дмитрий сказал, надо было бы вместо экскурсии, на рынок сходтить, закупиться. Мать ответила, у них все есть. Дина отвела его в сторону, сказала, у них есть доллары, нужно будет завтра их обменять и купить продукты на всю неделю. Так и решили.
К шести часам, как только стала чуть спадать жара, начали сходиться родственники. Сестрам любопытно, что за московскую фифочку, актрисочку нашел их племянник в Москве. Небось, такая цаца, не приведи Господи! Похлеще, чем у его брата Николая. Дина встречала их, тут же представлялась, непосредственное ее поведение несколько озадачивало родственников: нет ли здесь наигранного лицемерия. Все же артистка! Пришел Олег с беременной женой Алей, маленькой, худенькой, на две головы ниже мужа, живот неестественно выпирает, Дмитрий видел ее в прошлый приезд, когда они еще только женихались.
-Мой первый друг с самого детства  и двоюродный брат, - представил его Дмитрий. - Скоро станет папой. Его жена - Аля.
-Мальчик или девочка? - спросила Дина у застеснявшейся юной будущей мамы.
-Родится, узнаем. На УЗИ нужно ехать в Одессу, - вместо нее пояснил Олег.
К вечеру заполнили все приставные стулья и лавочки. Гости успели познакомиться с московской «фифочкой», пришли к выводу: ниче девка, не выпендривается. После приветствий и поздравлений, подвыпивший Владимир Иванович крикнул: «Горько!», хотя всех предупреждали, это не свадьба, а всего лишь смотрины и встреча после долгой разлуки с сыном. Дмитрий выкрикнул:
-Дядя Володя, мы свадьбу организуем позже, в ресторане, со всеми атрибутами. Обещаю!
-Та не -е! Ну шо то за свадьба, когда вы уже женаты?! А там, гляди, и дети пойдут, то уже и не свадьба, а так… - пьяненько отмахнулся рукой Владимир Иванович.
-Не спорь, сын, - дернул его за брючину отец.
Дина встала, сама подняла мужа и крепко поцеловала.
-От это по нашему! - удовлетворенной крякнул дядя Володя.
Погомонили, повспоминали, опять тот же дядя Володя спросил:
-А скажи, дочка, чего ты нашего Димку выбрала? Артистки на артистах женятся? Димка у нас парень хороший, токо он же из простой семьи, - перепутал он кто на ком жениться. Дина чуть с досадой не проговорилась: «Да была я за артистом замужем!», вовремя опомнилась, они с Димой договорились по первах не говорить о ее былом замужестве.
-Знаете, не он меня добивался, а я его присмотрела, - призналась она. - Я полюбила его с первого взгляда. А когда увидела всех вас, таких добрых, простых, сердечных, я его и вас еще больше полюбила! - задорно проговорила Дина, и положила руку на плечо мужу.
-От эт ты молодца! - воскликнул дядя Володя.
-Скажи, Дина, а ты будешь, как Людмила Гурченко или Любовь Орлова? - спросила тетя Оля, которой не терпелось расспросить новую родственницу об ее дальнейшей актерской стезе. Для них всех, актеры сравнимы с небожителями. Глядишь, отсвет славы невестки падет и на их скромные головы.
-Почему Гурченко? Я буду Орловой, только Диной.
-А что, тебе приходилось встречаться с нашими знаменитыми артистами? - не унималась тетя Оля.
-Наш ректор Юрий Шлыков очень известный актер. Заходят к нам и Табаков, и Ефремов, и многие другие известные актеры.
-А ты Рыбникова видела? - с затаенным дыханием спросила тетя Варя. Для многих женщин ее возраста Рыбников идеал мужчины.
-Нет, не видела. Он уже в возрасте. Почти не снимается.
Еще поговорили, потом спели песню, Дина смотрела и удивлялась, поют стройно безо всякого актерского руководства.
-А чего родители не приехали? - не унимался дядя Володя с вопросами.
-Мы же приехали просто навестить родителей. Приедут, - пообещала Дина.
-А они у тебя кто? Тоже артисты?
-Нет. Они пенсионеры. Ранее мама преподавала. Папа по хозяйственной части, - не стала она распространяться о должностях родителей, иначе опять вспыхнут разговоры на политическую тему, вспомнят, кто виноват в развале страны.
Дмитрий вышел за калитку с Олегом перекурить. Дмитрий не курил, сидел рядом на лавочке.
-Жизнь наладилась или как? - спросил Дмитрий.
-Да какой там! Консервный закрылся, целлюлозный тоже. Безработица полная, народ уезжает в поисках работы. Я еще кое-как на судоремонтном держусь, зарплату задерживают. Хотел уехать на заработки в Польшу, або в Россию, да вот Алька на сносях, - сетовал Олег.
-Я обратил внимание, в центре торговый комплекс строится. Богатые появились? - спросил Дмитрий.
-У нас богатые сейчас бывшие чиновники, менты и бандиты. Украинский язык навязывают. Сейчас пока две русские школы еще остались, а когда мой ребенок вырастит, ничего русского не останется. Как представлю, что мой ребенок подрастет и скажет мне: «Тату, колы ты мэни грашку купышь?», кулаки сжимаются. Да еще эти придурки с лозунгами ходят: «Бандера - наш герой!». Жрать нечего, шли бы созидать, а они митингуют! Как у Булгакова, подъезды грязные, а они в управдаме поют. Украинцев здесь всего процентов десять. И это меньшинство навязывают свою волю большинству. Если бы сверху их не поддерживали, вряд ли бы они так разгулялись, - с горечью рассказывал Олег. - Ты знаешь, какие лекции тут читают молодежи и преподают в школах? О том, что нет русских корней у населения Украины, с русскими мы враждуем более трехсот лет, Хмельницкий в свое время предал Украину, а гетман Мазепа хотел ее вернуть украинцам. Украина должна стремиться войти в славную европейскую семью, там нас всех ожидает счастливое будущее, - рассказывал Олег, глубоко затягиваясь дымом от внутреннего негодования.
Дмитрий вздохнул.
-Помнишь, как все голосовали за сомостийность! Радовались, теперь заживем! Зажили?
-А в России лучше? - повернулся к нему Олег.
-Такая же хрень, - кивнул Дмитрий головой. - Безработица и коррупция. Не надо было нам отделятся, разве мы плохо ранее жили?
-Задним умом все сильны. Былого не вернешь, - вздохнул Олег.
-Странно, что украинцы стали отвергать былых героев последней войны, превозносят Бандеру, Шухевича. В России они как были пособниками фашистов, так ими и остались. Там идеологических завихрений не наблюдается. Отстающую экономику преодолеть легче, гораздо труднее преодолеть идеологические разногласия. Это как в гражданскую войну, белые и красные считали себя правыми, а в результате проиграли обе стороны. Белые сгинули за рубежом, красные хотя и победили, а Россию отбросили на сто лет назад.
-Что ты? Коммунисты всегда утверждали, что Сталину досталась нищая страна, он оставил ее с атомной бомбой. А теперь не можете маленькую Чечню победить. У нас тут добровольцев набирают из числа тех, кто служил, помогать чеченцам. Я от службы отлыниваю. Сейчас ребенок родится, получу отсрочку, - рассказывает Олег. - А ты решил в Москве остаться?
-Да, - подтвердил Дмитрий. - Войны вечно не длятся. Хотя война на юге идет ожесточенная, перед поездкой сюда передали, что некий полевой командир Шамиль Басаев захватил в городе Буденовске около полторы тысячи заложников, загнал их в больницу, и там удерживает. При штурме погибло больше заложников, чем боевиков, цель так и не была достигнута. Наш премьер вынужден был отпустить Басаева в Чечню в обмен на жизнь заложников.
-Ты уже говоришь - «наш»? Твоей родиной станет Россия? - спросил Олег.
-Да. Полагаю, придет такое время, когда три славянские республики снова станут жить в одном доме, ты ведь тоже русский по духу, воспитанию, - устало ответил Дмитрий, не однажды его спрашивали, почему он решил остаться в России.
-А тебя не забреют в армию после окончания? Пошлют воевать в Чечню.
-Не знаю, пока. Посмотрим. Я могу служить военным корреспондентом.
Их за калиткой нашла Дина.
-Что это вы, мальчики, уединились?
-Да, так, поговорить, там уже стало шумно, - улыбнулся Дмитрий.
Она потянула их во двор.

Отпуск пролетел быстро. Даже в Вилково не успели съездить. Ездили в крепость на пляж, смотрели панораму взятия крепости Суворовым. Дина полюбила этот маленький, южный, провинциальный, зеленый городок. Вечерами ходили по его улочкам, которые помнили многое со времен его возникновения. Частные дома тянулись на много километров вдоль Дуная, уходили вглубь города, цветники возле каждого двора и фруктовые деревья у каждого дома, которых в Москве не увидишь, а только на дачных участках далеко за городом. И все это умиляло Дину, которая выросла в центре города, фрукты покупали на рынке, фруктовые деревья видела до семи лет в кино, а тут они растут у дворов и никто на фрукты не покушается. И только когда ее родители получили государственную дачу, там садовники ухаживали за фруктовыми деревьями.
Провожали их почти все родственники. Дина целовала всех и говорила:
-Если Димка меня бросит, я все равно буду к вам приезжать в гости.
Мать отвечала:
-Если он тебя бросит, мы его из дома выгоним.

*  *  *
Не лежала душа у Николая к службе. Офицеры разделились на два лагеря. Одни упорно продолжали в офицерской среде говорить по-русски, с солдатами они скрепя сердцем переходили на украинский, как того требовал приказ, а между  собой переходили на родной язык. Офицеры западники их демонстративно игнорировали, разговаривали исключительно по-украински. Иногда делали вид, что не понимают вопроса, обращенного к ним на русском. Возглавлял группу западников капитан Олесь Омельченко. Комбат Гриценко Григорий Богданович когда добился перевода в Крым, в офицерской подошел к Олесю и при  всех громко высказался:
-Слушай ты, партайгеносе, подожди, придет время, украинцы будут плевать тебе в спину.
На что тот чуть не кинулся в драку, остановили его, весь красный от негодования, он кричал вслед комбату:
-Это тебя и таких как ты украинцы будут вешать на фонарях! Гнать таких из армии поганой метлой! Такие как ты будущие изменники родины, пятая колонна!..
Уходя тот с досадой бросил:
-Думал, при Кучме приструнят этих нациков, все же технократ, не то что щирый партиец украинец Кравчук…
Солдаты тоже вставляли свои пять копеек в спор между офицерами:
-Пан капитан, Бандера ворог Украины чи герой? - спрашивали они.
-Конечно герой!
-А пан майор сказал, что враг…
И офицеры в канцелярии устраивали между собой разборки.
Командир части не вмешивался, выжидал, чья возьмет. Достаточно с него того, что вся документация из дивизии приходит написанная мелким шрифтом на украинском языке, которая командиру части не родной, так еще и указания приходят, что при  обращении военнослужащих друг к другу теперь должны обращаться «Пан лейтенант или пан майор» и так далее.
Николай не мог примкнуть ни к той, ни к другой группе. Русскоговорящие офицеры не доверяли ему из-за родства с капитаном Омельченко,  а «западники» - так называли офицеров говорящих по-украински - сторонились его из-за резких высказываний против извращения послевоенной истории Украины. Когда в офицерской среде обсуждали идею водружения памятной доски на Львовском университете видному деятелю украинского национализма Коновальцу, он не проголосовал за эту идею. На вопрос, почему? Ответил, он не знает, кто такой Коновалец. Конечно, лукавил, еще в военном училище он читал мемуары известного во время войны чекиста - генерала Судоплатова, который подробно описывал, как он внедрился в движение украинского национализма и подложил в коробку из под конфет бомбу Коновальцу.
По дороге домой Олесь пытался разъяснить Николаю, почему необходимо увековечить имя Коновальца. Во-первых, тот родился во Львовском уезде королевской Галиции. Во-вторых, во Львове окончил академическую гимназию и юридический факультет Львовского университета. Во Львове он стал членом  молодежной фракции Украинской национально-демократической партии. Его многое, что связывает со Львовом.
-Насколько я припоминаю, Коновалец встречался с Гитлером, наладил контакты с Розенбергом, обещал оказать помощь Гитлеру, если тот направит свой интерес на восток, - не вытерпел и выдал свою осведомленность Николай, Олесь не обратил на это внимание, запальчиво возразил:
-И что?! Руководители националистического движения тогда были готовы заключить соглашение хоть с чертом, если те пообещают оказать помощь в освобождении Галиции от поляков, а Украины от москалей!
-Не понимаю, если ты хочешь создать партию, которая пойдет массово за вами, стоит ли выбирать себе пронафталиненных героев, у которых репутация, мягко сказать, не совсем положительная в умах многих украинцев, - как можно мягче изложил свою точку зрения Николай. Ему не хотелось настраивать против себя шурина от которого зависела его карьера и спокойная семейная жизнь.
-Ты ошибаешься. Именно Коновалец, Мельник, Сушко, Бандера должны быть примером для нашей молодежи. Особенно Бандера! Он должен стать знаменем и примером для нашего движения. Он закалял себя истязаниями, прижигал себе ладони, бил по спине ремнем, загонял себе под ногти иголки. Так он испытывал и закалял свою волю. Он с достоинством перенес смертный приговор польского суда, замененный на пожизненное заключение. Его освободили немцы, и они же его посадили в концлагерь, за то, что он поторопился провозгласить создание самостоятельного Украинского государства. - рассказывал Олесь.
Николай шел и слушал, хмурился, «А еще он кошек душил собственными руками!» - мысленно возразил он шурину, ему не близка такая закалка воли, больше похожая на религиозный фанатизм вкупе с садизмом, нежели на доказательство своей воли.
-Освободили, когда поняли, что проигрывают, решили,  Бандера возглавит своих сторонников против Красной армии, - буркнул Николай.
-Да. Он же им помог в начале войны, организовал батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые помогали уничтожать советы. Он не стал помогать немцам, боролся и с Красной армией,  и с немцами, - возразил Олесь.
-Эти батальоны уничтожали не только советы, в основном поляков и евреев, на фронте их не очень было видно. И притом, как вы хотите строить отношения с поляками, если украинские националисты вырезали в Волыни около ста тысяч женщин, детей, мужчин? Они же вашему движению этого не простят, - бросал реплики Николай..
Олесь даже остановился от возмущения:
-Да чего ты веришь всякой пропаганде?! Во-первых, Когда это произошло, Бандера находился в заключении. Если бы он был на свободе, он бы не допустил этого. Во-вторых, поляки не меньше творили подлостей украинцам. Да и не было массовой резни, все это пропаганда советов! Вон, они тысячи поляков расстреляли, и свернули все на немцев. Можно и забыть нам былые обиды, начать сотрудничество с белого листа. Тем более, что советы им тоже не в жилу, - горячился Олесь.
-Поляки союзники, когда им это выгодно. А так они до сих пор не могут простить нам Львова, - проговорил Николай, продолжать разговор не хотелось. Олесь крякнул, заявил:
-Вот сразу видно, не в наших краях ты вырос. Да еще в Москве учился. Там тебе в училище вдалбливали в голову о торжестве социализма, об интернационализме, о братских республиках. А братские республики тянули с центра миллионы, да по карманам распихивали, кроме Украины. Мы были самодостаточной республикой, сами себя кормили.
-Куда же подевалась эта самодостаточность? Чего сейчас не кормим? С протянутой рукой на запад смотрим. Те дают под хороший процент. А у нас их транши по карманам так же распихивают, - уколол Олеся Николай.
Олесь насупился, некоторое время шел молча, потом с досадой высказался:
-Здесь ты прав. Не хватает нам Сталина в правители, чтобы зажал в кулак всех этих олигархов, с десяток поставил к стенке, остальные бы притихли.
Николай усмехнулся.
-Тебя бы первого к стенке и поставили за расхищение военного имущества, - напомнил Николай.
-Ой, ой! Кто за эти копейки вспомнит! Кому нужна старая советская рухлядь!  Не от хорошей жизни приходиться распродавать. Платили бы достойно, никто бы не позарился, другие миллиардами ворочают, и ничего!
-Вот за копейки и посадят, - усмехнулся Николай. - Им нужны будут стрелочники. А те, кто миллионами ворочает либо откупятся, либо сбегут на Канары в построенные дачи.
Последнее время Олесь продал посредникам из Румынии и Болгарии несколько тысяч советских устаревших бронежилетов. Они хотя и устаревшие, однако сделаны добротно, пистолетная пуля его пробить не могла, автоматная могла только со стальным наконечником.
-Оставь штук пятьсот личному составу, - попросил его Николай.
-Зачем? Мы не собираемся воевать, - поджал он губы. - Да и зачем нам это советское старье?! Мы создадим свои броники, не хуже.
В разговоре  они дошли до развилки, распрощались, Олесь пошел к своей вдовушке, Николай к себе домой.
Жена дома его упрекала за то, что он с двухгодовалой дочкой разговаривает по-русски.
-Что плохого, если девочка будет знать два языка? - отмахивался он.
-Русский - это не язык. Это испорченный украинский язык, - доказывала жена.
-Может, ты ошибаешься? У нас еще Ломоносов говорил: «На немецком можно говорить с врагом, на французском с женщиной, на итальянском - с Богом, на английском с другом. На русском можно говорить со всеми». В украинском появилось множество искусственных слов, которых в словарях не найдешь, -  возражал Николай.
-Ты в своей казарме рассказывай сказки. А дома я прошу не портить девочке вкус, - начинала заводиться жена.
Галя все чаще стала предъявлять претензии мужу, который последнее время получает меньше чем она, не очень симпатизирует деятельности ее брата,  критикует сборища молодежи с выкриками нацистского содержания. Особенно участились скандалы, когда он сказал, что хотел бы перевестись в Одессу.
-Да чтобы я поехала в ту дыру?! - возмущалась Галина.
-Почему дыру? Красивый город. Там море. Дочери очень полезный воздух, - возражал Николай.
-Там русских и евреев больше, чем украинцев. Пройдет время, и ты захочешь перевестись дальше, в свою не просто дыру, а дырищу! Поближе к папе с мамой! - заявила Галя.
-Это было бы счастьем, только никто меня туда не переведет, - начинал злиться Николай.
Куда подевались романтические отношения, когда Николай спешил домой к жене и дочери, и где его радостно ждали. Сейчас Галина все больше хмурилась, участились упреки, а за ними и ссоры. И тут в их отношениях произошло то, чего оба не ожидали, поскольку не планировали. Галя пришла с работы вся взвинченная, Николай с порога заметил,  жена не в духе.
-Что случилось? - спросил он, полагая, случились неприятности на работе.
Она бросила сумочку на стол, сняла плащ, при этом зло сжала губы, демонстративно швырнула с ног туфли, хотя ранее всегда присаживалась на пуфик, снимала туфли, аккуратно ставила их на полочку для обуви.
-Доигрались! Я беременна! Это мне надо?! - из глаз она метала молнии.
-Фу ты!.. - выдохнул Николай. - Я  то думал! Так это же замечательно! Чего ты переживаешь? Радоваться надо, все равно дочери нужен братик или сестричка, - попытался он смягчит негодование жены. - Мы же обсуждали ранее этот вопрос, - напомнил он.
Жена казалось не слышала его.
-Ты что, идиот! - взвинтилась она. - У меня только дела пошли в гору. Я заведую в школе, у меня три группы репетиторства, и все это я должна бросить, снова засесть за пеленки?!  А жить на что будем? На твою нищенскую зарплату?! Ты же у нас благородный! Отказался от совместных сделок с Олесем! - шумела она.
-Погоди, не шуми, дочь услышит. Это не сделки, а махинации, за которые можно угодить под трибунал, - потемнел лицом Николай. - Тебе нужен муж арестант?
-Ты еще и трус! Ты скажи, что делать будем?! - почти кричала жена.
-Рожать! - бросил Николай.
-Иди ты!.. - она с презрением посмотрела на мужа, схватила плащ, снова одела туфли, заявила: - Я пошла к маме, пусть дает направление на аборт.
Она демонстративно хлопнула дверью и ушла. Николай походил по комнате из угла в угол, позвонил теще:
-Анна Григорьевна, Галя пошла к вам, хочет получить от вас направление на аборт. Я прошу, отговорите ее, - попросил он.
На той стороне повисла пауза, Николай подумал, связь прервалась, дунул в трубку, теща скрипучим голосом отозвалась:
-Я ее понимаю. Что она может ожидать от мужа, который не может достойно содержать семью, - заявила теща.
-Погодите, - опешил Николай, - я что, пью, домой не прихожу ночевать, плохой отец? Не отдаю ей всю зарплату?
-Да какая там зарплата, - хмыкнула в трубку теща.
-Какую государство мне положило, такую и получаю, или вы советуете мне выйти на большую дорогу и заняться грабежами? - жестко проговорил  Николай, злость закипала в нем, он еле сдерживал себя. Знал, теща  свою поликлинику негласно превратила в платную медицину. Тесть не гнушается принимать экзамены за деньги. Олесь продолжает торговать военным имуществом. Все офицеры части грешили этим, руководство закрывали на это глаза, поскольку получали свой процент от каждой сделки. Последнее время Олесь, которого назначили командиром батальона после ухода майора Гриценко, начал сдавать в аренду солдат при строительстве дач или ремонте домов. Николая он исключил от участия, как не способного к подобного рода сделкам.
-Хорошо, я поговорю с ней, - скупо проговорила теща и бросила трубку.
Не знал Николай какие аргументы привела дочери мать, но она не стала делать аборт, и в семье Николая стали ждать прибавления. Он надеялся, что на этот  раз родится сын. Жена негодовала, несколько раз давала понять, насколько ей второй ребенок не желанный.
С большой неохотой, он опять обратился к Олесю, дать ему возможность участвовать в продаже военного имущества. Надо копить деньги на квартиру, семья ждала прибавления.
*  *  *
Весна девяносто шестого года ознаменовалась  для Дмитрия и Дины окончанием института и училища. Дмитрий подготовил дипломный трактат на тему: «Возрождение национализма в Украине». Преподаватель только взглянул на заголовок, отметил:
-От вашей темы веет холодом.
-Тем более нельзя на эту тему закрывать глаза, - проговорил Дмитрий.
-Стоит ли раскачивать лодку? Между нашими народами и так не все ладно, - высказал свое опасение преподаватель.
-Лодку начали раскачивать задолго до развала Советского Союза, а наши власти занимали страусинную политику. Если мы и дальше будем делать вид, что ничего не происходит с расползанием неонационализма, столкнемся с проблемами, сродни нацистским в Германии, - заявил Дмитрий. - Помните, в фильме «Семнадцать мгновений весны» Мюллер говорит Штирлицу: «Если в будущем когда нибудь, кто-нибудь произнесет «Хайль!», там снова возродится нацизм». В западной Украине уже вскидывают руку в нацистском приветствии.
-Это вы уж слишком… - недовольно проворчал преподаватель, трактат принял, повертел в руках, сказал: - С интересом изучу.
Дмитрий перелопатил много литературы по этому поводу, сведений не так много, что есть - довольно скудные, отрывочные. Если бы он не ездил домой, не разговаривал с братом и знакомыми, вряд ли так выпукло встала перед ним эта проблема. Ее, как правило, замалчивали. Современная литература о неонацизме на Украине упоминала всего лишь, как о явлении отдельно взятых маргиналов. Что-то сродни сектантов или хиппи, которые со временем перебесятся. Ведь настоящих националистов после войны гоняли по лесам и  весям, пока полностью не истребили. Апологетов национального движения Коновальца убили до войны в Голландии, Шухевича застрелили после войны, Бандеру застрелили в пятидесятых годах в Германии, где он проживал последнее время.  В печати рассказывали о зверствах последних борцов за свободу Украины, которые убивали всех, кто сотрудничал с советской властью: учителей, врачей, милиционеров, военнослужащих. Только нигде не упоминали, что тысячи националистов перебрались за океан, а которых осудили в пятидесятых годах - выпустили из тюрем, и они отлично адаптировались среди мирного населения, методично вбивая в головы молодежи националистические идеи. Капля камень точит. За несколько десятилетий национализм стал чуть ли не государственной доктриной. Толчком для написания трактата о возрождении национализма послужили не рассказы брата, поскольку Дмитрий тоже полагал, что это часть молодежи таким образом хочет самоутвердиться, а власть не придает им значения, как чему-то не заслуживающему внимания. Он впервые понял, что неонацизм пришел на Украину не в одночасье, его все эти годы пестовали в полуподпольном положении, когда на глаза Дмитрию попал документ Председателя КГБ Андропова датированный шестидесятыми годами, в котором докладывал членам Политбюро о том, что на Украине вновь создаются ячейки пещерного национализма. А до него еще в 1956 году второй секретарь ЦК Украины Подгорный обратилось в Москву с докладной запиской, о том, что в Западной Украине активизировалось национальное подполье ОУН, поскольку из мест заключения массово стали освобождаться бывшие члены УПА и ОУН. Это то движение, которое по утверждению печати было полностью уничтожено. Об успехах борьбы с националистическим движении в  литературе упоминалось. А вот, что вышедший по амнистии из мест заключения главнокомандующий Украинской Повстанческой армией Василий Кук  устроился не куда нибудь, а в институт истории  Академии наук УССР, и призвал своих сторонников вести подрывную работу изнутри, - этого в печати не упоминалось. И только в современной украинской печати уже не стесняются упоминать о том, что пора воздать почести всем бывшим борцам за самостийную Украину. И как реагировали бывшие власти на то, что руководители Украинской повстанческой армии начали внедрять своих членов в партийные и хозяйственные органы.  А никак! Руководство СССР озаботилось этим обстоятельством? Нисколько! Мы искали врагов социализма во всех странах. Только не у себя под боком. И вот наступил звездный час законспирированных ячеек  Организации Украинских националистов. К власти пришли нужные им люди. На всевозможных акциях все чаще стали использоваться бандеровские знамена, нашивки Украинской повстанческой армии. Заместитель Верховного Совета республики Гринев заявил, что необходимо создавать национальную армию в противовес российской из числа сознательных борцов за самостийность страны. Бывший советский поэт Иван Драч создал партию «Народный РУХ Украины», в которую вошли члены Украинской повстанческой армии, выпестовали себе Конгресс украинских националистов и военизированный «Трезуб имени Степана Бандеры». Их задача блокировать выступления коммунистов, прочих левых сил.
В своем трактате Дмитрий привел откровения первого президента Украины Леонида Кравчука, который не скрывал, что он в  юности занимал почетную должность в ОУН в качестве разведчика в сотне отважных. В интервью журналистам Кравчук признался, что в Беловежскую Пущу он поехал  не по просьбе Ельцина. Данный приказ он получил из глубины Украины. И этому предшествовала очень серьезная работа. Став президентом Кравчук приступил к созданию национального государства с новой историей для Украины. Лидером Украинской народной самообороны стал Юрий Шухевич, сын одиозного Романа Шухевича, который был главнокомандующим украинской повстанческой партии, в молодости не гнушался террором, убил во Львове  школьного куратора Собинского. Сынок  целью своей партии объявил возвращение Украине Белгородщины, Дона и Кубани.
Далее Дмитрий отмечал, в Украину из-за рубежа поступает массово копировальная техника, на которой печатается националистическая литература, значительная финансовая поддержка привела к тому, что на Украине стали появляться молодежные националистические организации. Возникли лагеря для обучения молодежи приемам борьбы и знакомства с оружием, при этом усиленно культивировалась русофобия. Вбивается в сознание, что все зло для Украины исходит из России.
В трактате Дмитрий ссылался на исторические факты возникновения украинского национализма, упоминая все фамилии апологетов украинского нацизма.
Когда он читал отрывки трактата Дине, она удивлялась:
-Дима, мы же были на твоей родине, разве мы видели нечто подобное? - спрашивала она.
-Мы гости. С подобным сталкиваются живущие там. Полагаю, дальше будет хуже, если к власти не придет президент, который начнет активно пресекать национализм. Молодежь уже вкусила власть над слабым, когда нет за душой ни образования, ни работы, ни цели, а тут капают деньги только за то, что ты умеешь махать кулаками, слушать приказы, поступающие откуда-то сверху. Они не понимают, что благополучие государства растет совсем по другим законам, на национализме благосостояния граждан не добьешься, - чуть ли не лекцию читал Дине Дмитрий.
-Жуть какая-то, - передергивала она плечиками. - Лучше посмотри, как я буду исполнять свою роль.
У Дины должен был состоятся выпускной спектакль по Островскому «Поздняя любовь». Дмитрий не смог его посетить, у него самого состоялись выпускные экзамены. Он видел, как Дина вечерами готовилась к спектаклю, читала ему свою роль Людмилы, засидевшейся в девах и влюбленная в старшего сына хозяйки, в доме которой они с отцом проживают. Ради любви, она пошла на подлость, получив в свои руки от отца закладную вдовы Лебедкиной, передает ее возлюбленному. Тот отдает копию закладной Лебедкиной, проверяя ее любовь и обещание о вознаграждении. Полагая, что закладная подлинная, она сжигает ее и считает себя свободной от всех обязательств. Таким образом жених осознает, что Лебедкина его не любит, а только использует. После этого, сын хозяйки по достоинству оценивает жертвенную любовь к нему девушки Людмилы.
Вечерами они вместе проигрывали роль, Дмитрий ей подавал реплики за актера, игравшего в спектакле Николая, Дина проникновенно произносила свой монолог: «Я прожила свою молодость без любви, я веду себя скромно, никому не навязываюсь. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей  и мечты, и надежды,  разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь, а вы изволите шутить над ней», - говорила она своему персонажу.
Дмитрий по роли монотонно отвечал:
-«Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека. Но я способен погубить вас, загубить вашу жизнь».
У Дины опускались руки.
-Ты так отвечаешь, что у меня пропадает всякий пафос, - упрекнула его жена.
-Здрасте! Я же не актер, - возражал Дмитрий.
-Моэм сказал,  жизнь - это театр, а мы все в ней актеры. Ведь вы, мужчины, проявляете актерское дарование, когда врете жене, что задержались на работе, а на самом деле посетили любовницу!  Какую правду жизни при этом  вы  выдаете, какие честные глаза делаете, и как искренне возмущаетесь, когда вам  не верят!  А ты говоришь, что мы не актеры в этой жизни!
Дмитрий рассмеялся.
-У меня еще не было опыта проявлять таким образом свое актерское дарование, - напомнил он сквозь смех.
-У тебя все впереди. Знаешь, почему  я должна хорошо сыграть эту роль? - спросила Дина, лукаво поглядывая на мужа. Он вопросительно взглянул на нее.
-В какой-то степени пьеса про меня. Я, засидевшаяся в девах девица,  влюблена в тебя, не дождавшаяся предложение, выскочила замуж за влюбленного  в меня парня. Но я боролась за свою любовь, как боролась в пьесе Людмила, которая знала, что  Николай не очень влюблен в нее. Затем, ради моей любви к тебе, я развелась с мужем, и уговорила тебя жениться на мне. И ты из-за благородства согласился.
-Ты все переврала, - усмехнулся Дмитрий. - Я женился вовсе не из-за благородства. Я, действительно влюбился в тебя с того самого первого вечера, когда впервые увидел тебя. Ты пришла с Пашей к нам в гости, - напомнил он. - Всегда сознавал, что не по Сеньке шапка, поэтому не смел надоедать ухаживаниями, - пояснил Дмитрий.
-Как живучи в нашем сознании сословные предрассудки, - хмыкнула Дина.
-Тебе бы больше подошла роль вдовы Лебедкиной, - высказал предположение Дмитрий. - Такая же взбалмошная, легкомысленная, беспринципная, какой ты хотела казаться тогда, когда училась в МГУ. У тебя неплохо получалось.
Дина подошла к мужу, потерлась кошечкой о его грудь, обняла и нежно промурлыкала:
-Макиавелли сказал: «Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть». Я  не зря училась на факультете философии, - напомнила она. -  Ты убедился, что я на самом деле белая и пушистая, ранимая и нежная. И в этой пьесе я вовсе не хочу играть роль ангела во плоти. Во-первых, героиня совершила подлый поступок, отдала закладную постороннему человеку, предав таким образом отца, обрекла его на бесчестье. Во-вторых, она борется за свою любовь совсем не по ангельски, понимая, что ее возлюбленный готов ради денег  закрутить любовь с вдовой Лебедкиной. Я сыграю влюбленную, готовую на все ради своей любви, жесткую девушку, готовую переступить через честь отца, пренебрежение к любви младшего брата Николая. Она понимает, это ее последний шанс выйти замуж. И этот шанс она не упустит! Вот так! - топнула она ножкой.

А еще в этом году должны состоятся президентские выборы.  С января месяца все партии зашевелились, начали выдвигать своих кандидатов. Ельцин выжидал. И только в середине февраля объявил о своем желании баллотироваться на второй срок. Многие понимали, рейтинг у Ельцина минимальный, губернаторы выжидали, не торопились поддерживать президента, а президент Татарстана Шаймиев напрямую дал приказ штабам голосовать за коммунистов.
-Ты за кого голосовать будешь? - спросила Дина мужа.
Дмитрий воздел руки к потолку, с пафосом произнес:
-О, Боги! Дайте мне силы пережить эти выборы, - и уже серьезно сказал: -Кандидаты - один другого стоят! Ельцин отпадает сразу. Что хорошего мы видели за его шестилетнее правление? Отбросил страну в послевоенное время: фабрики и заводы разрушены, поля зарастают бурьяном, коррупция и бандитизм похлеще пятидесятых годов. Перед западом ломаем шапку, как захудалые просители подачек. Война в Чечне продлится дольше гражданской или отечественной. Одна радость - появились олигархи!
-А еще он забил последний гвоздик в крышку гроба коммунизма, - напомнила Дина.
-Его еще при Горбачеве начали забивать. Нет, Ельцину второго срока не видать. К тому же, у меня к нему личный счет. Погубил невинных людей у Белого дома и Останкино, и даже не покаялся. За Зюганова тоже не стану голосовать. Какой он коммунист? Он в лучшем случае социал-демократ, прикрывается коммунистической риторикой, играет на ностальгических чувствах стариков. Слишком много бед принесли коммунисты своему народу в прошлом, чтобы опять дать ему возможность возродиться. Кто там еще в монархи рвется? - взглянул он на Дину.
-Генерал Лебедь, Жириновский, яблочник Явлинский, - напомнила Дина.
-Генерал Лебедь с его луженной глоткой хорош в армии. В Кремле он будет смотреться как фельдфебель в казарме. К тому же на посту президента не глотка главное, а интеллект и государственный кругозор, коего у него не наблюдается. Его олигарх Березовский использует только для того, чтобы он оттянул на себя часть голосов. Даже этого генерал понять не в состоянии, тщеславие снедает его душу, как же, простого генерала в президенты прочат! Жириновскому не хватает выдержки, чтобы на политической арене не наломать дров. Его удел таскать за волосы депутаток. Явлинский либеральный демократ, для которого идеал демократии на западе, он будет стремиться снимать с них кальку, преклонение перед ними приведет к еще большему падению суверенитета и военного потенциала, чем это произошло при Горбачеве и Ельцине. Не приживется западная демократия на российской земле. Нет уж, пусть Гриша будет в вечной оппозиции и нажимает на все болячки нашего правительства, -  перечислял недостатки кандидатов Дмитрий, при этом посмеивался, ожидая от жены возражений.
-И кто тогда остается? - спросила она, картинно  приподняв бровки.
-Аптечный король Брынцалов, от Кемерово Аман Тулеев и бывший президент Горбачев. О Брынцалове и говорить нечего, пусть хлопает по крупу свою жену в качестве доказательства  крепкой семьи. Представляешь, если бы я нагнул тебя перед телекамерами, и в качестве кандидата в президенты, хвалил бы твой великолепный зад?
-Типун тебе на язык! Ты скажи, за кого мы голосовать пойдем?
-Милая, голосуй сердцем, - пошутил Дмитрий. - Я пойду и проголосую за Власова. Чемпион мира по  тяжелой атлетике, замечательный писатель. Благодаря ему я по-новому взглянул на белое движение, в частности, на личность адмирала Колчака. Знаю, он не наберет нужного количества голосов, но я поддержу его морально, - заявил он.
Он по поводу выборов не раз уже спорил со своим тестем, с которым в некоторой степени нашел общий язык. Родители Дины присматривались к нему, первое время не могли скрыть некоторого пренебрежения к его «низкому происхождению», затем постепенно начали воспринимать его как данность. Виделись они редко, но каждое посещение заканчивалось спором на грани скандала. Кстати, тесть зауважал зятя именно за умение отстаивать свою позицию. Достойного врага уважают, а тут все таки зять!» - говорил он жене. Тесть тоже спросил, за кого Дмитрий будет голосовать? Зять хотел уклонится от разговора на эту тему, отмахнулся:
-Не решил еще.
-А зря! Тут и думать нечего. Единственный во всей этой шобле стоящий кандидат - Зюганов. Его на экономическом форуме в Давосе уже принимают как будущего президента, - уверенно заявил тесть.
-Так он же если придет к власти, отберет у вас всю вашу недвижимость, у олигархов заводы и пароходы, - усмехнулся Дмитрий. - Они только на словах за частную собственность. Историческая идеология не позволит им это сделать. Зюганов не раз заявлял, что недра и крупные предприятия принадлежат всему народу, а не отдельным владельцам.
-И пусть! Отдам! Зато он со временем восстановит советскую власть.  Это даже Ельцин понимает, подобного не избежать, не зря он подписал Союзный договор с Белоруссией, там и Украина подтянется. И снова возродится былое государство  и восторжествует справедливость. Кстати, Зюганов не против рыночной экономики, только под руководством государственного регулирования, - уверенно заявил Геннадий Васильевич.
-В том-то и беда, что в угоду своим избирателям, он, как хамелеон, готов обещать все. И вы полагаете, что при восстановлении прежнего строя для вас снова в иерархии найдется место? - проговорил Дмитрий, понимая, что возражения повлекут за собой очередную порцию негодования.
-Я уже стар. Не о себе пекусь, за державу обидно. Такую страну просрали! - с досадой проговорил тесть.
-Простите, вы были у руля в то время, как же вы позволили ее… - развел руками Дмитрий. - Почему многомиллионная армия коммунистов не вышла с протестами, когда запрещали КПСС? Почему коммунистические лидеры не возглавили протестное движение, не ушли в подполье, а начали быстренько разворовывать имущество своей партии? Хапать недвижимость, аэропорты, недра, землю, угодья? Золото партии до сих пор найти не могут, - напомнил Дмитрий. Тесть покраснел, засопел, тяжело выговорил:
-Сопляк, что ты понимаешь? Лучше мы, бывшие чиновники, возьмем все это в свои руки, чем отдадим  иностранным концессиям или бандитам, которые  пустят богатства страны по ветру. Я, и такие как я, будем поднимать экономику страны, возрождать ее, - с уверенностью в своей правоте убежденно говорил тесть. Он даже кулаки сжал от возбуждения.
-Что-то я не вижу чтобы вы, и такие как вы, заботились об экономике страны. Пока я вижу, что новоявленные нувориши больше заботятся о собственном благополучии. Посмотрите на частные банки «Столичный», «Чара», «Инкомбанк», под какой процент они выдают кредиты? И им все мало, они просят дотаций. А под выборы они потребуют от государства еще больше вливаний. А это, между прочим, из моего кармана тоже. А не в мой карман. Я не вижу, чтобы они свои доходы вкладывали в воспроизводство, в экономику. Зато вижу, сколько офшорных зон открывается для капиталов тех же банкиров. Вы давно интересовались, чем занимаются на сдаваемых вами площадях арендаторы? Они что-нибудь на них создают? Или купи-продай поднимают экономику страны? - завелся Дмитрий.
Дина делала знаки, чтобы он замолчал, поскольку папа уже начинает гневаться.
-Слишком много ты понимаешь, - еле сдерживая себя, недовольно проворчал Геннадий Николаевич. - Вот такие, как ты, нигилисты, в свое время и развалили страну.
-Я в то время пацан был. В школу ходил. А вот такие, как вы, у власти, и развалили ее. Чиновники любили заниматься администрированием, конкретная экономика и люди на местах их мало интересовали.  Я помню, приезжал к нам в порт с проверкой из Киева министерский начальник со свитой. В чем-то наш порт план не выполнил. Свиту встретили с оркестром. Проводили в ресторан, накормили, провели по тем цехам, которые заранее убрали, показали переходящее знамя, рабочих строго предупредили, вопросов лишних не задавать, ненадежных отправили в отпуск. Походила комиссия, носом покрутила, брезгливо обошла кучи с углем, провели совещание, на котором призвали повысить производительность труда и под оркестр укатили. Мой отец тому свидетель. Полагаю, по всему СССР тоже самое было. В Узбекистане хлопок приписывали, и никто этого не замечал. В Молдавии вино бодяжили для внутреннего рынка, на импорт отправляли настоящее. В Грузии и Армении свои экономические законы устанавливали, на это закрывали глаза. На Кубани пересажали половину чиновников, на их махинации уже нельзя было глаза закрывать, - перечислял Дмитрий. Тесть перебил его:
-Были отдельные недостатки, соглашусь. Партия боролась с ними. В какой стране все тишь да благодать?! - спросил он с вызовом.
-Эти отдельные недостатки превышали бюджет страны, потому мы и жили бедно. Я скажу вам более, вы только не возмущайтесь, так думаю не я один, - социалистическая плановая экономика себя рано или поздно все равно себя изжила бы. А то, что во главе государства стояла общественная организация, вообще выходит за рамки государственного развития. В каждом районе - райком партии и исполком. Райком руководит, и ни за что не отвечает. Исполком выполняет требования райкома и получает шишки, если требование дурацкое.
Тут уж не выдержала и теща:
-Что же вы, Дима, полагаете, что марксистко-ленинское учение о социализме в корне неверно? Социализм не является высшей ступенью общественного  строя?
-Я не силен в философии, Людмила Викентьевна, не знаю, насколько верно их учение, я только вижу, к чему оно привело. И напомню, что за все годы советской власти наш народ жил довольно бедно. Понимаю, вы сейчас напомните мне о войне, которую пережил наш народ. Об окружении империалистов. О нашем высоком тогда военном потенциале. Только западные страны тоже пережили войну, их окружал социалистический лагерь, и мы видели, как жили граждане ГДР и ФРГ. И сейчас видим, как живет Южная и Северная Корея.
-Все, все! - остановила спор Дина, и развела руки, словно раздвигала боксеров в разные стороны. - Хватит спорить. Мы приходим вас навестить, убедиться в вашем здравии, а не спорить на тему прошедшей жизни.
-Да мы и не спорим, - шел напопятую отец. И все же бросал реплику Дмитрию: - Чего тогда так Ельцин боится коммунистов, если ты полагаешь, что их идеология мертворожденная? Посмотри, какую агитационную пропаганду против него развернули! Ельцин хотел разогнать парламент, в котором коммунистов большинство, и запретить КПРФ, нашлись разумные люди, отговорили его от этого шага. Иначе народ бы его на вилы поднял!  Ничего ему не поможет, быть Зюганову президентом.
-Дай Бог его теляти волка съесть, - соглашался Дмитрий, и пока тесть переваривал услышанное, чета Орловых успевала ретироваться.

*  *  *
В одно из таких посещений тестя, Дмитрий спросил его:
-Геннадий Васильевич, учитывая ваши связи, нельзя ли помочь одному хорошему человеку, нашему с Диной другу. Ему по наследству достался Универмаг, на него со всех сторон наезжают бандиты. Отца у него застрелили за несговорчивость. Боимся, его может постичь та же участь.
-Да, папа, нужно помочь, - подтвердила Дина.
Тесть взглянул на Дмитрия, крякнул, приподнял бровь, ответил:
-Такие вещи нынче бесплатно не делаются.
-Денег у него нет, - предупредил Дмитрий, хотя не знал, есть ли у Павла деньги. Пояснил на всякий случай: - Сосут со всех сторон: менты, бандиты, различные проверяющие.
-Тогда остается только два варианта: брать в долю или стать соучредителем предприятия, - пояснил тесть.
-А чем это отличается от притязаний тех же бандитов? - спросила Дина.
-В этом случае есть гарантия, что ему останется хотя бы половина бизнеса. В ином случае, сам говоришь, либо убьют, либо отнимут.
-Не получиться так, что зайчик позовет в свою избушку жить лису, а та его из избушки и выкинет? - спросила Дина.
-Все может быть, - пожал плечами тесть. - Это будет зависеть от партнера, насколько он окажется самостоятельным. А то получится так,  он повесит на партнера все свои издержки, и при этом будет продолжать жить красиво. Мне приходилось наблюдать такие выверты в бизнесе.
-Полагаю, если его до сих пор не схарчили, он все же с внутренним стержнем. Хорошо, я поговорю с ним. Если его устроят условия, дам знать, встретитесь и оговорите варианты, - предложил Дмитрий..
На том и договорились.
Дмитрий созвонился с Павлом, поехал к нему на работу. Зашел в приемную, где скучал охранник и сидела за факсом секретарь. Охранник внимательно посмотрел на посетителя, слегка напрягся, расслабился, когда секретарь доложила о посетителе и услышала: пусть войдет. Зашел в кабинет, довольно просторный, Паша сидел за массивным столом в кожаном кресле, буквой «Т» к нему примыкал  полированный стол для переговоров. Встал навстречу, расставил руки для объятий. Дмитрий заметил, Паша изменился, не похож на того беспечного парня с портативным магнитофоном, жесткие складки образовались вокруг рта.
-Обуржуазился! - обвел ладонью интерьер Дмитрий. - Скромнее надо жить.
Уселся, огляделся.
-Тебе чай, кофе? - спросил Павел.
-Кофе, если можно.
Павел нажал кнопку селектора, попросил секретаря сделать два кофе.
-Что привело тебя в мои чертоги? - спросил Павел.
-А что, просто так к тебе уже зайти невозможно?
-Да что-то ты не спешил, - усмехнулся Павел, понимая, что не просто так зашел товарищ по бывшему институту. Дмитрий откинулся на стуле. Павел сел за стол напротив.
-Ты скажи, тебя по -прежнему донимают различные нехорошие люди?
Павел удивился вопросу.
-Да. Почему тебя это интересует?
-Понимаешь, у моего тестя есть крепкие связи в… - Дмитрий ткнул пальцем в потолок. - Может помочь.
-Постой! Какой тесть? Ты что, женился? - удивился Павел.
-Да уже полгода как.
-А почему я не был на свадьбе?
-Свадьбы не было. Откуда у студентов деньги на свадьбу? Расписались и живем. Когда накопим, организуем свадьбу, обязательно позовем. Тем более, с моей женой ты хорошо знаком.
-Интересно!
В это время постучала секретарь, занесла поднос, на котором стояли две чашечки кофе и блюдце с печеньем. Она поставила чашечки перед боссом и посетителем, улыбнулась и вышла.
-Жена? - кивнул вслед ей Дмитрий.
-Нет.
-Женился? - допытывался Дмитрий.
-Куда мне в моем положении жениться? Чтобы оставить жену вдовой, а детей сиротами? Живу с одной без росписи… Так кто же твоя жена? - заинтересованно спросил он, поскольку знал о былых отношениях Дмитрия с Любой.
-Диана, она же Дина Орлова.
Павел присвистнул.
-Умереть и не воскреснуть! Она же замужем была, отбил?
-Развелась до нашего брака.
Павел подозрительно посмотрел на бывшего однокашника.
-И ты женился на квартире и московской прописке? С легкой усмешкой спросил он.
-Дать бы тебе в морду, - проворчал Дмитрий. - Если бы не ее квартира, я бы отбил у тебя ее в первые же дни знакомства. Не стал этого делать, не хотел слушать упреки в своей меркантильности. Не я сделал ей предложение, а она мне. Чувствовала, что я влюблен в нее.
-И это ее папаша, который может помочь? - недоверчиво спросил Павел.
-Да. Ты думаешь, если его турнули на пенсию, у него не осталось связей. Все эти бывшие друг за друга крепко держатся. У него есть свой бизнес, связанный тоже с недвижимостью. Прикрывают его бывшие кэгэбэшники, или у них совместный бизнес, - не знаю. Не суть. Спросил, может ли помочь? Предупредил, денег у тебя нет, - пояснял Дмитрий.
-Это правильно, - кивнул Павел. - Дашь денег, будут тянуть бесконечно. А то еще и бандюков пришлют, от которых они же, якобы, будут защищать. И что же он?
-Сказал, чтобы не было проблем с внешним миром,  нужно будет взять в долю, или сделать его или партнера соучредителем. Для меня звучит странно, решать тебе.
Павел задумался, отодвинул наполовину опустевшую чашечку, посмотрел в окно.
-Возможно придется согласиться, - вздохнул он. - Эти бывшие чиновники хотя и алчные, но все же с остатками какой-то совести и чести. Этих же новых русских в малиновых пиджаках только пусти на порог, сразу окажешься за порогом. Вокруг таких примеров сколько угодно. Организуй встречу, обговорим варианты. Лучше потерять половину, чем потерять все, - с горечью проговорил Павел.
-Тесть тоже самое сказал. Паша, зачем тебе вообще эта головная боль? Продал бы его, к чертовой матери, жил спокойно, - спросил Дмитрий.
-В том то и дело, что продать сейчас невозможно. Если только за бесценок. Кредиты висят, помещение в залоге. Да и опасно что-либо сейчас продавать. Бумаги подпишешь, а денег не получишь. Такие нынче времена. Да и чем я тогда буду заниматься, студент недоучка. Деньги кончатся быстро. Идти опять учиться, не тот возраст, чтобы сидеть на студенческой стипендии. И не хочется, чтобы у нас в стране бизнесом заправляли бандиты.
-Что же мы за страну такую строим? - посмотрел на Павла Дмитрий.
-Да уж! Бывали хуже времена, но не было подлее. Поневоле, вспомнишь советские годы, - печально покачал головой Павел.
-Голосовать за Ельцина пойдешь? - спросил Дмитрий. - Помню, ты очень на него надеялся! Говорил, он наше будущее!
-Надеялся. Пронадеялся! Никому нельзя верить в предвыборной гонке. Тогда ситуация другая была. Страна в разрухе, полки пустые. Обещал он многое. Пришел к власти и об обещаниях забыл. Средний бизнес его не интересует. Его интересуют акулы бизнеса: Березовские, Гусинские, Смоленские, и примкнувшие к ним Абрамовичи и Ходарковские, все с французскими корнями, кошельки его семьи. Разве это президент? Это дон Карлеоне! У которого дочка при нем в штате, зять при Аэрофлоте. У самого нос в табаке, позорит отчизну пьяными выходками. Стыдоба! - эмоционально выразился Павел.
Дмитрий посмеивался.
-И на кого теперь будешь надеяться? - спросил Дмитрий.
-Ты же понимаешь, в его окружении порядочных нет. Выбор невелик. Пойду голосовать за генерала Лебедя. Может быть, у него офицерская честь не позволит воровать так, как это делает нынешний президент. Если предположить, что Ельцин сам аскет, то его окружению негде пробы ставить. Один Березовский чего стоит? Не зря на него покушались, бомбу в  «Мерседес» подложили, водителю голову оторвало, а этого провидение спасло, чтобы он продолжал дербанить Русь -матушку. Сколько такое продолжаться может?
-Выборы покажут, - пожал плечами Дмитрий.
-Тут такой административный ресурс включен! - воскликнул Павел. - Даже ко мне приходили с протянутой рукой в фонд выборов. Вытолкал в шею. Когда их просил мне помочь, меня послали. Убийц отца так и не нашли. Не захотели найти. А я должен был бы еще этим негодяям давать деньги, чтобы они и дальше продолжали обворовывать страну. А ты за кого будешь голосовать? - спросил Павел.
-За тяжелоатлета и писателя Юрия Власова.
Павел кивнул.
-Достойная фигура. Но ты же понимаешь, не пойдут за ним.
-Понимаю. За других принципиально не хочу.
Они еще поговорили, наконец, Дмитрий встал.
-Пойду. Я передам тестю о твоем желании встретиться и поговорить.
-Договорились.
Встал, обнял Дмитрия, похлопал по спине.
-Динке привет. Скажи, я одобряю ее выбор.

*  *  *
В ходе предвыборной кампании по телевидению и в газетах  как о значимой победе в борьбе с сепаратистами сообщили об убийстве Джохара Дудаева. Словно в связи с этим событием закончится война с Чечней. Однако, несмотря на занятые населенные пункты российскими войсками, война принимала затяжной характер. У президента в этом году намечались президентские выборы. Учитывая его низкий рейтинг никто не верил, что ему удастся переизбраться на второй срок. Тем не менее, он делал все, чтобы доказать: с войной в Чечне покончено. В Назране достигнуто соглашение о перемирии и выводе российских войск, президент объявил о победе над дудаевским режимом. Статус чеченской республики так и не был определен. Соглашение о перемирии продлилось недолго. В газете «Коммерсант», с которой сотрудничал Дмитрий, и которому обещали по окончании института принять  в штат, сообщили, полевой командир Хайхароев в ответ на обстрел российскими войсками поселка Бамут, будет убивать российских пленных. Примеры подобного расстрела российских пленных офицеров и солдат имели место быть и ранее. Правозащитник Ковалев уговорил полевого командира Хайхароева не делать этого. В конце мая в Москву приехал приемник Дудаева Яндарбиев, который с Ельциным подписал договоренность о прекращении огня и урегулировании вооруженного конфликта. Ельцин слетал в Чечню, в Моздок, поздравил российские войска с победой. Однако фактически никакого перемирия не наступило. Шумиха вокруг перемирия и успехов российской армии нужна была только для того, чтобы создать положительный имидж Ельцину в преддверии президентских выборов.
Чтобы заручиться поддержкой избирателей, Ельцин уволил министра иностранных дел прозападника Козырева, первого заместителя председателя правительства Чубайса, чье имя в народе произносили с зубовным скрежетом. Выплатил задолженности по зарплатам.
За сдачей экзаменов Дмитрий и Дина не очень следили за выборной кампанией, и только по окончании выборов с удивлением увидели результаты выборов. Дмитрий долго не мог прийти в себя, когда увидел, что во второй тур вышли Зюганов и Ельцин.
-Как! Как такое могло?! - удивлялся он.
-Ты не смотрел телик, так такое творилось! - пояснила жена. - Зюганова фашистом обзывали, вышла газета «Не дай Бог!», которая писала, что в случае победы Зюганова в стране вспыхнет гражданская война. В почтовых ящиках появились листовки с призывом не голосовать за коммунистов. Ты бы видел, как неуклюже в угоду публике отплясывал Ельцин! Кстати, президент Татарстана уже приказал свои избирателям голосовать за Ельцина.
-Быстро он сориентировался! Не столько выберут Ельцина, сколько проголосуют против Зюганова. Никто не хочет коммунистического реванша. Еще пять лет падения в бездну, бедная Россия! - негодовал Дмитрий. - Кто третий в списках? - спросил он.
-Генерал Лебедь.
Дмитрий округлили глаза.
-И кому же он отдаст свои голоса?
-Как ты думаешь, если его уже назначили секретарем по безопасности?
-Да-а, дела! Вот страна продажных чиновников! - ударил ладонью по столу Дмитрий. - Надо Паше позвонить, поздравить его с новым секретарем безопасности. Он за него голосовал.
-И за кого теперь ты будешь голосовать? - с улыбкой спрашивала Дина, зная отношение мужа к обеим кандидатам.
-Ни за кого не буду. Не пойду голосовать.
-Тогда и я не пойду, - заявила Дина.
-Ты знаешь, что Павел ждет нас на свадьбу? Передавал тебе привет, и очень сожалел, что не его ты выбрала.
-Да ладно, тебе, привираешь? - не поверила Дина.
-Привираю. Поздравил с достойным выбором.
-Тебя или меня?
-Нас!

В этом году Дмитрий Орлов успешно сдал в институте государственные экзамены, и был принят в редакцию газеты «КоммерсантЪ».
Дина Орлова стала дипломированной актрисой, ее приняли в театр на должность актрисы.
Разъехались новоиспеченные журналисты по своим городам и весям с обещанием не забывать однокашников, делиться информацией. Степан уехал в Кишинев, Амагельды в Алма -Ату. Горлов в свой Томск, Слава в Минск, Света во Владимир и все остальные ребята разъехались, немногие остались в Москве. Дипломы обмывали в недорогом ресторане, радовались, вспоминали студенческие проделки, помянули Любу Савушкину, которой не суждено было стать журналистом, осталась вечно молодой.

    Часть вторая.

Прошло десять лет.
Секунда в жизни человечества. И целый пласт событий в жизни отдельно взятого человека.
Заместитель начальника штаба майор Николай Орлов ехал а головной штабной машине на учения, организованные командиром дивизии, размышлял о превратностях жизни. Теперь в полку никто из офицеров не разговаривал по-русски, все стали приверженцами официальной доктрины, исходившей из самых верхов: Россия виновна во всех бедах Украины, истинные борцы за независимость страны теперь известны всем, и если кто в этом сомневается, подвергаются гонению, офицеров из армии увольняют. Не все офицеры, даже украинцы, в душе не согласны с подобным изменением истории, однако молчат. Молчит и Николай. Был период, когда он хотел перевестись ближе к родителям. Жена была категорически против, сказала, он может ехать один и забыть о них. Он таки накопил на квартиру с помощью махинаций с продажей военной техники. Переехали в просторную трехкомнатную квартиру, благо цены не были высокими, если бы он решил купить сейчас, не хватило бы тех долларов, что вложил он в эту квартиру. И сразу же объявил Олесю, что он выходит из игры. И заметил, как меняется отношение к нему жены, если он остается с один на один с государственный зарплатой.  У них росли две дочери, которых он очень любил, их нужно поднимать, а если он уйдет из семьи, вряд ли его зарплаты хватит, чтобы помогать дочерям и содержать себя. Если бы у него была гражданская специальность, тогда бы он вообще ушел из армии. Говорил ему брат, если уж идти в военное училище, то нужно учиться в техническом училище, чтобы потом служить в радиоэлектронных, автомоторизованных или иных технических войсках. Чтобы после окончания службы можно было работать на гражданке по специальности. Он же тогда считал, что офицеру почетно служить везде, а быть на передовой в общевойсковых частях не менее почетно. Кто же знал, что так получится, он будет служить не в Советском Союзе, а в отдельно взятом государстве. И он остался в семье, о переводе пришлось забыть. Из друзей у него в полку Александр Бойко, с которым он мог наедине откровенно поговорить. Мстительный Олесь всячески придерживал офицеру продвигаться по службе, поскольку Бойко ни как не хотел признавать некоторых идеологических постулатов, которыми руководствовался Олесь. Бойко на втором году службы женился, привез жену из Белой Церкви, у них родился сын. Жене не нравился Львов, она скучала по своему городку, где у обоих остались родители и родственники.
Каждые новые выборы президента внушали надежду, что наконец придет человек, который не будет опираться на мнение радикальных партий. Он повернется лицом к армии, поймет, техническое оснащение принесет армии больше пользы, чем ее идеологическая составляющая. С приходом к власти Ющенко этим надеждам не суждено было сбыться.  Выборы эти всем запомнятся необыкновенной активностью, махинациями, скандалами, митингами, столкновениями между сторонниками и противниками кандидатов.. Страна чуть не раскололась на два непримиримых лагеря, все могло закончиться гражданской войной. Начальник полкового штаба Олесь Онищенко  собрал офицеров и строго настрого приказал, всем военнослужащим голосовать за Ющенко, и грозил всеми карами, если кто ослушается. А когда в Киеве не смогли решить, кто победил: нынешний премьер-министр Янукович или бывший глава нацбанка, бывший премьер-министр, ныне глава избирательного блока «Наша Украина» Ющенко, решили провести вопреки конституции третий тур голосования. Да кто теперь на конституцию обращает внимание. Некоторые горсоветы западных городов уже признали победу Ющенко. Организовали у себя в городах забастовки рабочих. Посадили в автобусы всех радикально настроенных граждан Львова и области, членов партии Народного Руха Украины, Украинской народной партии, и  организованно повезли их в автобусах в Киев на майдан Незалежности доказывать, что победа должна достаться Ющенко. Сам Ющенко в один из дней противостояния  прорвался в Верховную Раду, объявил себя президентом, положил руку на библию и  произнес присягу. Спикер Рады Литвин объявил, эта присяга не имеет юридического значения. Янукович по телевидению объявил, что не видит оснований для пересмотра официальных результатов выборов. Каждый из кандидатов считал себя победителем.
-Дурдом! - высказался по всему этому поводу Николай. Офицеры промолчали, но даже сторонники Ющенко понимают, так политика не делается.
В Харькове столкнулись манифестанты сторонники и противники Ющенко. Пролилась первая кровь. Крым осудил действия Ющенко, которые ведут к расколу страны. Россия и Белоруссия успели поздравить Януковича с избранием на пост президента. Наступал хаос, который, по мнению штаба Ющенко, должен стать управляемым.
  Николай помнил, как тогда, в ноябре, поступил приказ двум батальонам полка выдвинутся в Киев для охраны здания избирательной комиссии, которую пытались атаковать сторонники и противники кандидатов. Николай Орлов вместе с Олесем Омельченко в сопровождении транспортеров на штабной автомашине поехал в Киев.  Николая поразило количество людей, которых привезли из западных областей, снабдили их палатками, тут же горели костры, на которых готовили пищу или просто обогревались. На площади в основном молодежь, студенты, которых освободили от учебы, пообещав вознаграждение. Они пели песни, скакали вокруг костра, пили и бессмысленно орали от безделья. Между ними шныряла бабка Параська, бывшая доярка из Тернопольской области, ставшая символом майдана, она скоморошничала, скандировала лозунги в пользу Ющенко, телеоператоры выхватывали ее лицо, представляя ее ярким представителем простого народа на майдане. В итоге ее наградили государственным орденом святой княгини Ольги третьей степени. А Николаю и его сослуживцам выплатили чуть повышенные командировочные и постарались скорее забыть об их участии на Майдане.
Олесь разместил посты вокруг ЦИКа, сам комфортно разместился в гостинице напротив. Николай жил в соседнем номере напротив. Жил, громко сказано, он приходил туда изредка переспать и отдохнуть. В основном он находился на площади вместе со своими сослуживцами. Его задача не допустить вооруженного нападения, в остальном правопорядок на майдане и нападение на здание избирательной комиссии должны предотвращать внутренние войска и милиция. Хрещатник покрылся палатками,  Днем перед толпой выступали лидеры оппозиции Ющенко, Юля Тимошенко, и другие политики, которых Николай не знал. Он старался не вникать в политику, всегда утверждал, он военный, и не его дело рассуждать о политике. Таким образом он прикрывался от попыток втянуть его политические разборки, связанные с идеологией национализма, против которого в душе он был всегда против. Пламенный оратор Юля Тимошенко выступала чаще других, известна более других, она часто мелькала по телевидению, ее коса вокруг головы стала символом противостояния вместе с оранжевыми флагами, которые заполнили всю площадь. Тут же мелькали флаги Польши, Евросоюза, Грузии, чей опыт «революции роз» очень вдохновлял штаб Ющенко и рассматривался как пример для подражания.  Тимошенко вдохновенно призывала украинцев к организованному сопротивлению, призывала к массовым забастовкам на предприятиях, в ВУЗах, перекрывать дороги, аэропорты. Юлю все фамильярно называли по имени, понимая о ком именно идет речь, она гордилась тем, что ее называли «Принцессой майдана». Она уступила своим президентским амбициям в пользу Ющенко, чтобы стать первым в истории страны премьер-министром. Сейчас Юлю в народе называют «Газовой принцессой» за махинации с российским газом. Вообще ее имя мелькало в печати и до майдана, в связи с именем премьера Павла Лазаренко, с которым молва приписывала более, чем романтические отношения, а когда того в США посадили за отмывание миллионов долларов, она открестилась от него, попросту предав своего покровителя в бизнесе.
  Задача Николая в то время состояла из простых обязанностей: обеспечить питание и отдых военнослужащих. Омельченко договорился расположить военных в здании Украинского дома, бывший музей Ленина. Пока одна часть несла службу вокруг Центральной комиссии, другая половина отдыхала. Омельченко налаживал связи с лидерами оппозиции, крутился между ними, всячески старался мозолить им глаза, выпячивая свою роль в охране порядка на Майдане, хотя там было достаточно других силовых подразделений.
Вечером Омельченко собрал офицеров на совещание:
-Господа! - торжественно начал он. - Должен поставить вас в известность, что пока еще действующий президент Кучма договорился с Путиным о силовом вмешательстве в наши национальные проблемы, - заявил он. - в связи с этим… -
и он начал призывать к бдительности, собственно, их и призвали сюда на случай,  если часть силовиков, сторонников Януковича, решит силой доказывать его победу, или вмешаются русские войска, его подразделение должно оказать достойное сопротивление и не допустить подобного развития событий.
-Я не понял, - поднялся командир взвода бронетранспортеров, - я что, должен открыть огонь? По кому? По своим? Кто даст подобный приказ?
-Приказ даст законно выбранный президент Украины господин Ющенко, - с пафосом отрезал Омельченко.
-Мы же начнем войну со своими, это же гражданская война?! - недоумевал командир роты Бойко. - Президент потом открестится, а мы останемся виновными, - высказался капитан.
-Не беспокойтесь! Не открестится. Нас поддержит народ. Большинство городов за нами. Крупномасштабной войны не произойдет, - уверял Омельченко, - на местах уже проведена соответствующая работа.
-Для меня и в мелкомасштабной погибать не хочется, - буркнул офицер и сел.
В один из вечеров Центральная комиссия объявила Виктора Януковича победителем. Николай понял это по гулу на площади, молодежь обступили здание, стали напирать на цепь милиции и внутренних войск. Он в это время сидел в машине и сначала не понял, что произошло. Слышно общее скандирование «Ганьба!». Ему по рации из головной машины командира сообщили о решении Центральной комиссии. Тот же командир роты Бойко выговорил: «Вот тебе и законно выбранный президент Ющенко!» «Слава Богу! - подумал Николай. - Наконец все закончится, они поедут домой». По внутреннему убеждению Николая, Янукович для страны тоже не подарок, но их двух зол он предпочтительнее. Он звонил домой родителям, те говорили, измаильчане полностью готовы поддержать Януковича. Есть небольшая кучка оголтелых противников, которые ездят по городу и по громкоговорителю агитируют голосовать за Ющенко.  Янукович известен всей Украине, он предсказуем, все же при нем и Кучме  установилась некая стабильность. Хотя несмотря на общие показатели роста экономики, население этого не почувствовали, все прибыли шли в карманы группы олигархов. Пока еще действующий премьер-министр Янукович  широко огласил пенсионную реформу и прибавку к зарплатам, правда сделал это  всего лишь за  сорок дней до первого тура, понятно,  сделано это всего лишь ради выборов. Эта прибавка была минимальной, как и прибавка к зарплате военнослужащих, которой в полку Николая всегда были недовольны. Сторонники Януковича тут же оцепили здание ЦИК. Подогнали еще несколько бронетранспортеров, КАМазы с песком, двор заполнили автобусы с милицией. Студенты, сторонники Ющенко огромной толпой двинулись к штабу Януковича и захватили его. Ющенко объявляет о создании «Комитета национального спасения», призывает защитить демократию в стране, обвиняет ЦИК в предательстве, который поставил страну на грань гражданской войны. Лидеры Коммунистической партии Украины предложили отменить итоги второго тура выборов, а власть передать парламенту. Ющенко начинает как президент издавать Указы, которым подчиняются регионы западной Украины и в том числе его поддерживал киевский горсовет. Януковича своим президентом считают восточные регионы страны.
Оппозиция уполномочивает Омельченко ехать во Львов совместно с депутатом парламента Петром Олейником, который являлся руководителем областного штаба Ющенко,  с задачей: на внеочередной сессии областного совета они должны отстранить от власти губернатора Сендеги, навести там порядок. Под порядком они понимали  смену всех силовых структур области. Вместо себя он оставил старшим и ответственным за мероприятие по охране порядка своего заместителя майора Николая Орлова. Через неделю Омельченко вернулся и потирая руки рассказывал Николаю:
-Все! Навели порядок в городе и области. Сменили всех руководителей милиции и городских служб. Теперь губернатор у нас Олейник. Депутаты создали комитет по самоуправлению городом и присягнули на верность Ющенко. Генконсульство России во Львове наши сторонники заблокировали, чтобы они не мутили воду.
-Ты скажи, мы еще долго тут торчать будем? - недовольно спросил Николай. - Во дворе не май месяц. Холодно и голодно. Солдаты ропщут: паны дерутся, с холопов чубы летят.
-Сколько надо, столько и будут стоять, - отрезал Олесь.
Он пребывал в полной эйфории. Ведь он оказался в центре политических событий, стал заметной фигурой  в политическом противостоянии двух кандидатов. Кто его во Львове знал? Только командир полка, да некоторые радикальные депутаты, остальные при его имени крутили пальцем у виска. Теперь глава львовской области его лучший друг. Его знают политики в Киеве. Сам Ющенко пожимал ему руку и говорил,  на таких офицерах будет строится армия Украины.
И сейчас, когда Николай ехал на учения, вспоминал, как он днем расставил посты, а сам ушел подальше от митингующих, туда, где не было шума от орущих людей. Ушел в сторону Киевской Лавры. Присел на лавочку. Смотрел на золоченные купола, на верхушки оголенных деревьев. Мимо проходил монах или священник, взглянул на одиноко сидящего хмурого военного, спросил:
-Что, сын мой, плохо?
-Плохо, - кивнул Николай.
-Терпи. Всевышний терпел и нам велел. Смутные времена периодически накрывают наши страны, после этого с честью выходят обновленными. Скорее бы это случилось.
Николай покивал, соглашаясь. Священник перекрестил Николая и пошел дальше.
*  *  *
За прошедшие десять лет Дмитрий Орлов прошел в газете путь от журналиста до политического обозревателя. Работа ему была по душе, он никогда не сожалел, что выбрал эту профессию, хотя дома, на родине, всегда несколько скептически относились к его выбору. Что это за профессия, если он не умеет чинить автомашины, в случае чего - отцу не помощник. Он посмеивался на подобные недовольства. Когда его материальное благополучие стало позволять помогать родителям, они зауважали его профессию, поскольку военный Николай не мог похвастать денежным довольствием.  Дмитрий опубликовал несколько статей об Украине, о коррупции в ней, о возрождении националистических тенденций, о майдане при выборах президента Ющенко. Главный редактор посоветовал статьи подписывать псевдонимом, он знал о проживающих родителях и родственниках Дмитрия в Одесской области. Дмитрий ответил, не так сложно установить, кто скрывается под псевдонимом, в редакции работает более пятисот сотрудников, кто-нибудь проболтается. «А мы только двое будем знать, кто такой Василий Чапаев» - сказал редактор. И его статьи об Украине выходили за подписью Эдуарда  Петрова. Он также писал о событиях в Чечне. Он критиковал Хасавюртовское соглашение о перемирии, в результате которого российские войска вывели из Чечни. Президент Ельцин надеялся это решение даст ему больше очков при выборах президента, на самом деле, Дмитрий называл это прямым предательством тех погибших молодых ребят, которые зря  сложили свои головы. Чеченцы расценили это как карт бланш для строительства собственного государства отдельно от России. Начальник главного штаба боевиков Аслан Масхадов выбран президентом, ярый исламист   ваххабист Басаев - премьер-министром. Порядка навести в республике они не могли, преступность зашкаливала. В селах создавались собственные ополчения, который занимались рэкетом, бандитизмом, продажей наркотиков, похищением людей. Всем известны случай, когда похитили четверых британских сотрудников английской фирмы, потом нашли их с отрезанными головами. В аэропорту Грозного похитили российского генерала  милиции Геннадия Шпигуна. Чеченские противники Масхадова настаивали на создании на Северном Кавказе независимого исламского государства. В Чечню потянулись арабские добровольцы, российские авантюристы, скрывающиеся от правосудия, украинские наемники. Самый печально известный из украинских наемников стал садист Сашко Билый, настоящая фамилия Музычко. Именно он пытал российских пленных солдат и офицеров. Чудом уцелевшие пленные рассказывали о его издевательствах на допросах, от которых кровь стыла жилах. А что чувствовали те молодые парни, которые попали ему в лапы: плоскогубцами вырывал ногти и зубы, выкалывал глаза, медленно резал и наблюдал, как корчится жертва. Поневоле вспомнишь о пытках в гестапо во время войны, о которых слышали от ветеранов войны их отцы, читали в книгах. Никогда не думали, что такое может повториться в наше время.   Внутри самой Чечни назревал раскол, который мог перерасти между собой в гражданскую войну. В результате внутреннего соглашения боевики остановились на создании шариатских судов, которые вершили свое правосудие с позиций средневековых обычаев, публичные казни стали обыденным каждодневным делом за любую провинность. Чеченские боевики под командованием Басаева и араба Хаттаба нападали на граничащие с Чечней территории, гибли сотрудники милиции, военнослужащие, гражданские лица. Терпение российского руководства лопнуло, когда в августе девяносто девятого года боевики вторглись в Дагестан в надежде, что дагестанцы примкнут к ним. Они ошиблись. Дагестанцы оказали достойный им отпор, и при полномасштабной помощи федеральных войск выдавили боевиков из Дагестана. В отместку боевики взорвали несколько домов, в том числе и в Москве, что не помешало перебежчику в Лондон Литвиненко заявить, дома взрывали спецслужбы ФСБ, таким образом они продвигали к власти нового российского лидера.
Началась вторая чеченская война.
Вообще девяностые годы вспоминались с содроганием. Разгул преступности зашкаливал. Выстрелы на улицах и заказные убийства населением воспринимались как неизбежное зло, сопровождающее повседневную жизнь. Убивали кредиторов, чтобы не отдавать долг, заказывали партнеров по бизнесу, даже казалось бы такая организация, как Фонд инвалидов войны в Афганистане не смогли поделить между собой потоки денежных средств. Забыли о боевом братстве, об офицерской чести. Вначале свои же убили в подъезде руководителя Фонда Лиходея. Затем подложили бомбу на могилу Лиходея, и когда у его могилы собрались соратники, бомба унесла четырнадцать жизней и тридцать человек было ранено. И это в день, когда сотрудники милиции отмечали свой день, по телевидению шел концерт, который пришлось прервать. Ко всем преступным бедам, в девяносто восьмом страну накрыл финансовый кризис, от которого содрогнулась вся банковская система, все предприниматели и мелкий бизнес. Рано утром позвонил тесть Геннадий Васильевич. Трубку сняла Дина.
-У вас доллары есть? - спросил Дину отец.
-Есть. Ты же нам дал на мой день рождения две тысячи, - напомнила она.
-Береги их, не трать. Сегодня на торгах рубль упал в два раза. Думаю, это не предел. Или купите что-либо нужное, пока цены еще старые, - посоветовал отец. Из ванной вышел Дмитрий. На немой вопрос мужа, ответила:
-Отец звонил, рубль рухнул, - сообщила жена.
-Этого следовало ожидать. Уж коль Ельцин обещал голову на рельсы положить, если произойдет девальвация рубля, то жди беды. - пробурчал Дмитрий, вытирая голову полотенцем. - Капец бизнесу! - предрек он.
Чуть позже позвонил Павлу.
-Паша, ты кредит брал в рублях или долларах? - спросил Дмитрий.
-К счастью, в рублях.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Павел. - Только месяц назад отдал долг в долларах.
В результате разорилось большое количество мелких предприятий, банковская система погрузилась в коллапс, многие банки обанкротились, рублевые сбережения обесценились. Вслед за финансовым кризисом наступил политический, правительство подало в отставку, сменился глава Центробанка. Тесть еле удержался на плаву, да и то благодаря своим прежним связям. Здания удержать за собой удалось, а вот арендные платежи упали вдвое, затем втрое, многие арендаторы съезжали, не в силах платить аренду. Только Дмитрий выиграл от падения рубля, на те доллары, которые отец подарил дочери на день рождения, они купили подержанный «Фольксваген», на который ранее у них не хватало рублей.
Лучше о девяностых не вспоминать, они напоминали о себе партизанской войной на юге и террористическими актами в столице.
Дина Орлова работала в московском театре, со временем выдвинулась в ведущие актрисы, талант заметили режиссеры кино. Первый фильм с второстепенной ролью прошел мало замеченным. Второй многосерийный телевизионный фильма сделал ее в артистическом мире более заметной и перспективной актрисой.  Теперь даже ее отец не ворчал по поводу выбора дочери. По-прежнему относился с недоверием, говорил о зависимости актеров от режиссеров, их выбирают, как девиц на невольничьем рынке востока или скакунов на конном рынке.  Доля истины в этом утверждении есть, актерская судьба капризна. Можно сыграть в ста фильмах и остаться неизвестной, а можно сыграть в  одном, и тебя будут долго помнить. С мужем они виделись в редкие вечера, когда у Дины не было спектакля или съемок, и Дмитрий находился в Москве, а не в командировке.
Даже в отпуск ему пришлось ехать одному, они собирались лететь в Израиль, в курортный город Эйлат. В самый  последний момент Дину отозвали на пересьемку каких то неудавшихся сцен. Чтобы путевка полностью не пропала, он полетел один, где и встретил свою школьную землячку из Измаила Эсфирь Альшульт.
-Ты мне никогда не надоешь, - шутил Дмитрий, - встречаемся каждый раз, как молодожены. Даже ребеночка завести некогда.
-Обещаю, вот этот проект закончим, и я вся ваша! - распахивала она объятья, подыгрывая мужу.
-Это я уже слышал, за этим проектом будет следующий, а годы идут,  наши родители скучают без внуков, твои думают, зять попался - либо евнух, либо дюже хворый. А мои - бесплодная должно быть! И перетирают наши косточки!
Дина обхватила шею мужа, уселась ему на колени.
-Придется доказать, как они ошибались.
-Ловлю на слове.
Они сдержали свое данное ранее слово перед друзьями и родителями о том, что они торжественно отметят свое бракосочетание как только появятся средства. На следующий год после регистрации брака, в Москве пригласили друзей и родителей жены в ресторан, напомнили, они уже не молодожены, запоздали с мероприятием, год назад у них не было средств на свадебное торжество. Паша пришел с шикарным подарком, целуя Дину, игриво поводил бровями напомнил: «Ах, Динка, не на ту лошадку ты поставила!..». и получил в плечо от Дмитрия. «Раньше надо было думать!»  Отец на слова Дмирия о прошлом безденежье, скромно потупился, у него средства были, но тогда он не верил в серьезность этого союза, дочь денег не попросила, понимала,  широко отмечать вторую свадьбу не совсем разумно. Затем летом они поехали в Измаил,  и уже там пригласили всех своих родственников в ресторан. Пригласил он и брата матери Василия Петровича с женой, никто не ожидал, что он приедет из Крыма, поскольку служил на военном корабле и приехать может только во время отпуска. Свои отпуска он редко проводил в Измаиле, навестит сестер и уезжает отдыхать в Сочи. Его спрашивали: «Зачем вы ездите в Сочи, вы же и так на курорте живете?». Он отвечал: «В крымском курортном городе я работаю, а в Сочи отдыхаю». Высокий, рано поседевший, самый младший брат после трех сестер, он был гордостью семьи, когда приезжал в офицерской морской форме. После объявления самостийности, он в форме больше не приезжал. Он служил на российском корабле и форма у него российского образца, чего в Измаиле обыватели понять не могли.    Жена ему под стать, высокая, плотная, успевшая вкусить богемной жизни при муже офицере, в ресторане она чувствовала себя в родной стихии. Останавливались они, как правило, у старшей сестры Варвары Петровны. Расспрашивая Дмитрия о жизни в Москве, сделал ударение на вопросе:
-Значит, ты решил остаться в России?
-Решил, - кивнул Дмитрий.
-Может быть и правильно, - неожиданно высказался дядя. - Когда Ельцин и Кравчук поделили флот, волею случая я остался на российском корабле. Думал, если Украина в конце концов откажет России в продлении аренды крымской гавани, перейду служить Украине. Все же там мой дом, там растут мои дети. Сейчас смотрю, во что превращается украинский флот, в ржавеющие консервные банки, полагаю, буду дослуживать на российском корабле. Дети выросли, можно будет перебазироваться и в Новороссийск.
-Вы полагаете украинцы могут отказать в аренде шхер в Севастополе? - спросил Дмитрий. - Для чего? Вы же сами говорите, что их флот — консервные банки, он давно не обновляется.
Василий Петрович посмотрел на племянника, как на ученика, плохо выучившего урок.
-Если мы оттуда уйдем, в Крыму станет базироваться американский флот.
Николай знал об этом, давно уже не секрет желание украинской элиты лечь под американский протекторат. Он просто хотел услышать это из уст человека, который живет в Севастополе и служит на российском корабле.
-Вы должны за это благодарить Кравчука или Кучму? - спросил Дмитрий.
-Началось при Кравчуке, продолжилось при Кучме. Полагаю, Кравчук внес не малую лепту в том, чтобы внести раскол между нашими странами. Возрождение национализма началось именно при Кравчуке. Кучма, казалось, при выборах опирался на восточных избирателей, а когда избрался, стал заигрывать с западными националистами.
-Что очень удивительно для бывших  коммунистов. Особенно для Кравчука, который был членом ЦК Украины.
-Ничего удивительного, сколько коммунистов быстренько перелицевались, в Бога поверили. Знаете какая тема у Кравчука была при защите докторской диссертации? - Дмитрий пожал плечами. - «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».
Дмитрий усмехнулся.
-Очень актуальная тема.
Они еще много говорили с дядей в то короткое время, когда они встретились в Измаиле.
Родители хотели чтобы Дмитрий и Дина, не тратились на ресторан, можно отметить, как всегда, у них в летней беседке, Дмитрий возразил,  для матери тоже должен быть праздник, а не стоять два дня у плиты. Дина в ресторане была вся в белом, но не свадебном платье, Дмитрий без костюма, стояла июньская жара. Подвыпившие гости забыли, что это не свадебное мероприятие, все равно кричали «Горько!», и требовали исполнения всех свадебных обычаев. Дина в то время еще не снималась в кино, и все спрашивали, когда они увидят ее на экране, и она всем докажет, что она тоже как Люда Гурченко.
-Как вы можете увидеть, если у вас не показывают российских каналов? - смеялась Дина.
-Глупости, кому надо, те смотрят, - отвечал Олег.
Он был ответственным среди всех родственников за установку программ в компьютерах, у кого они были. Дети Раи  имели компьютер, Олег недавно приобрел. Ведь он работал в компании кабельного телевидения, которую организовал участник афганской войны Афанасий Забота. Позже Олег познакомил Дмитрия с этим человеком. Он оказался интересным собеседником, пришел в кафе прихрамывая, опираясь на трость. Сидели, пили пиво, тихо переговаривались. Узнал, что Дмитрий живет в Москве, расспрашивал о жизни в России.
-Может и мы когда-нибудь заживем спокойной жизнью, - вздохнул он.
-Беспокойной жизни на долю Афанасия Егоровича хватает, - вставил слово Олег. - Тут ему угрожать начали за его позицию.
-Что за позиция? - спросил Дмитрий.
Афанасий отмахнулся.
-Да придурки наши, которые хотят поддерживать нациков. Вы же в России слышали, у нас Бандера становится национальным героем? -спросил он.
-Слышали, - кивнул Дмитрий.
-Мы им тут, в Измаиле и Одессе не дадим разгуляться, - пообещал Афанасий.
-Мы, - это кто? - задал вопрос Дмитрий.
-Мы, - это такие молодые люди, как Олег, мы, - это ветераны Афгана, - пояснил он.
-Иногда наглое меньшинство оказывается более сплоченными, чем протестующее большинство, - заметил Дмитрий.
-Только потому, что бездействует власть. Или им потворствует. Властям выгодно опираться на их силу в решении своих корыстных амбиций. Тут к нам приезжали с запада памятник Ленину разрушать, слышал? - Дмитрий кивнул. - Его жители отстояли. А милиция стояла в сторонке, наблюдала. Милиция ведь государственный орган, должны пресекать противоправные действия. А они стоят, и смотрят! Да еще не дают нам надавать по мордам этим приезжим авантюристам! - возмущенно говорил Афанасий, невольно повышая голос.
Олег коротко оглянулся по сторонам, попросил:
-Потише…
-Да пусть слушают! Я ли не такой же житель города?! Не могу сказать, что думаю? - пристукнул он пустой кружкой из -под пива.
-Много афганцев в городе? - спросил Дмитрий.
-Нет. В Одессе больше, а в области еще больше. Мы все равно соорганизуемся, - уверенно произнес он.
-Вы вижу хромаете, до активных ли вам баталий? - кивнул Дмитрий на трость.
-Ничего! Руки целы, автомат еще помнят, - заверил Афанасий.
-Это его в Афганистане ранили, - пояснил Олег. - Он у нас орденоносец. Орден Красной звезды получил за тот первый и последний бой.
-Да ладно, что было, то прошло! Обидно, конечно, что повоевать много не пришлось. Нарвались на засаду и получили. Я после того боя только в госпитале очнулся. Читал, в Отечественную войну некоторые воины до фронта не доезжали, гибли под бомбежкой еще в эшелонах по пути на фронт. А я за несколько месяцев успел набраться военного опыта. Правда, вместе с орденом получил инвалидность, - пояснил Афанасий.
-Вы полагаете, на Украине может дойти до кровавой схватки? - спросил Дмитрий.
-Хотелось бы думать, что не дойдет. Если власти приструнят нациков, все будет нормально. А если нет, тогда народу придется доказывать, что они выбрали не тот путь развития страны, - пояснил Афанасий.
Расстались они в ту встречу почти друзьями.
  Дмитрий подарил родителям мобильные телефоны, которые стали массово появляться в России и на Украине. Стоили дорого и минута разговора не дешевая, тем более звонок через роуминг. Дмитрий научил пользоваться ими, сказал, будет звонить только в экстренных случаях. Отец вертел в руках мобильник, удивлялся:
-Надо же до чего техника дошла! Не надо идти на переговорный пункт, час ждать, пока соединят, порой слышно плохо…
На прощание Дмитрий и Дина еще раз прошлись по центру города. Дмитрий в киоске купил все измаильские газеты. Он всегда так делал, ему интересно, о чем могут писать местные журналисты. На ходу пробежался по заголовкам газет, более подробно он просмотрит их в поезде на обратном пути. Вот главный редактор газеты «Собеседник Измаила» Руслан Оленкевич жалуется, что читатель может держать в руках последний номер в семидесятилетней истории издания из-за отсутствия финансирования. Жалко! Эту газету Дмитрий помнит со школьных времен. Ее отец любил читать. Ему знакомые журналисты говорили, газеты «Курьер недели», «Сити» и другие выживают за счет рекламы и побочных доходов. Например, «Курьер недели» кроме рекламы имеет доход от магазина канцелярских товаров. Умерли такие измаильские газеты, как «Наша магала», «Покупай» и еще ряд мало значимых газет ушли в небытие. Дмитрий по старой памяти в первый приезд заходил к редактору газеты, в которой он напечатал свою первую заметку, тот гордился, что его ученик поступил в МГУ, стал известным журналистом. Сейчас он на пенсии. Дмитрий неожиданно встретил его возле магазина «Гастроном», старенький, согбенный, он медленно шел по тротуару с авоськой продуктов. Дмитрий взял из его рук авоську, старик дернулся, думал на него напали отобрать продукты, Дмитрий отозвался:
-Я помогу вам, Виктор Терентьевич.
Тот подслеповато оглядел Дмитрия, глаза расширились от удивления:
-Митенька, миленький, какими судьбами?
-Как всегда, в гости к родителям. Как вы живете, Виктор Терентьевич?
-Ой, не спрашивай, - отмахнулся он ладонью. - Тяжело живем, Дима. Пенсия маленькая. Газ дорогой. Ты там, в Москве, подскажи кому надо,  ваш российский газ пенсионерам не по карману.
Дмитрий улыбался, слушая бывшего главного редактора.
-Если бы это зависело только от российской стороны. Ваши олигархи тут мутят воду с газом.
-А-а! Не зря Юлю нашу в тюрьму запрятали. Ладно, что я все жалуюсь, как ты поживаешь? Надолго приехал?
-Нет, отпуск не так велик, жену нужно еще на море выгулять. Я смотрю, серьезных газет все меньше становится, а те, что остались, наполовину рекламой занято. И статей серьезных не печатают.
Бывший главный редактор громко хмыкнул, закачал головой.
-Так кто же теперь будет заниматься критикой?! Ты разве не знаешь, что наш президент подписал новый закон «О судебном сборе»? Если раньше при защите деловой репутации истец должен был уплатить десять процентов от заявленной суммы, то теперь это фиксированная цена - три тысячи гривен. Теперь бизнесмен или криминальный авторитет заплатит всего три тысячи, и предъявит иск газете в несколько миллионов, и разорит газету в пух и прах. Теперь у нас журналисты максимально лояльны к властям и бандитам, - рассказывал Виктор Терентьевич.
Так за разговорам они дошли до его дома. Дмитрий протянул старику авоську с продуктами.
-Так может зайдешь? - засуетился старик.
-Не могу, Виктор Терентьевич, в следующий приезд непременно.
-Жаль. Но ты не забывай, заходи. Расскажешь, как в Москве, что у вас со средствами массовой информации, много ли врут, в частности про нас, нищих?
-Тут одной правды хватает, чтобы на ложь походило, - пожал руку старику Дмитрий. Достал из бумажник сто долларов, протянул бывшему главному редактору. Тот даже испугался, увидев такую сумму.
-Приберегите на черный день, Виктор Тереньевич.
-Что ты, Дима! Я не возьму, - отстранил он его руку.
-Я от чистого сердца, как в память о вашей доброте, с вашей легкой руки вы дали мне путевку в профессию, - и насильно сунул бумажку в карман.
-До свидания, - поспешно попрощался Дмитрий.
-Спасибо! - крикнул ему вслед пожилой человек. 

После Измаила поиздержавшиеся молодожены заехали в Затоку под Одессой, сняли скромный номер на берегу моря, и остаток отпуска провели на Черном море. Дмитрий свозил Дину в Одессу, показать город, в котором ранее неоднократно бывал. Одесса Дине очень понравилась. На Потемкинской лестнице она очарованно застыла, Дмитрий вначале не понял ее восхищения.
-Представляешь, Эзенштейн на этой лестнице снимал свой знаменитый «Потемкин»! - пояснила Дина. - Нам его в училище показывали, как образец операторского и режиссерского искусства.
Дмитрий пожал плечами.
-Я всегда это знал.
-А я к стыду своему не знала, что когда-то Суворов бил турок в твоем родном Измаиле, - призналась она.
-Ничего удивительного. Девочки всегда скептически относятся к предмету - история. Кстати, кино  в советское время о Суворове снимали, и об Измаиле там упоминалось, - укорил он жену..
-Ну, извини. Я  не видела.
Дине понравился оперный театр, набережная, памятник Екатерине Второй, улочки со старинными домами без современных многоэтажек. Платаны вдоль улиц приводили ее в изумление. Чувствовалась некоторая запущенность, улицы плохо убирались, такое впечатление, что «белые» из города ушли, а «красные» еще не зашли. Дина этого не видела и не ощущала, Москва и подмосковные города выглядели не лучше, хотя мэр города Лужков делал все возможное, чтобы столицу преобразить. Никто не верил, что на месте бассейна «Москва» может вновь появиться великолепный храм Христа Спасителя, посвященный павшим воинам войны с Наполеоном. Москвичи тут же назвали новодел - храмом «Лужка спасителя».
-Очень своеобразный город, - отметила она. - Таких в России не встретишь.
-Родина певца Утесова, писателей Ильфа и Петрова, сатириков Жванецкого и Карцева, певицы Долиной, киношного продюсера Марка Рудинштейна, и многих других выдающихся людей, - подсказал Дмитрий.

  Как быстро летит время! Только недавно купались в Черном море, пролетело еще несколько месяцев.
  Через два года после данного обещания Дина сдержала слово в отношении ребенка, она забеременела, отказалась от очередной роли в кино, на восьмом месяце беременности ушла в декретный отпуск.
С этого дня вся их жизнь круто изменилась. Во-первых, теперь они почти полтора года каждый вечер до родов были дома, во-вторых, начались приятные хлопоты по приобретению пеленок, распашонок, коляски, игрушек. УЗИ показало, будет сын, выбирали ему имя. Советовались с родителями. Деды хотели во внуке увековечить свое имя. Чтобы не обижать отцов, решили назвать нейтрально - Виктором.
Трогательную заботу начал проявлять отец Дины, который никогда тепло к дочери не относился. Что-то проснулось в нем отцовское. Дмитрия он зауважал,  с женой уже  не вспоминали о неравном браке, все хотели выбраться в Измаил и познакомиться со сватами. Их сдерживала обстановка в республике, где во всех средствах массовой информации превозносили Бандеру, рассказывали о голодоморе, который целенаправленно организовала Россия.
-Удивляюсь на папу, - говорила Дина, - он никогда не был сентиментальным. А тут забегал, сам выбирал коляску, хотел, чтобы самую, самую, привез ее к нам.
-Стареем! Все мы с возрастом становимся мягче и добрее, - защищал тестя Дмитрий.
Встречали Дину из роддома тесть с тещей, Дмитрий с товарищами сослуживцами, которые захотели разделить радость коллеги. Ребенка принял Дмитрий, руки слегка дрожали, заглянул в сморщенное личико, неужели этот маленький человечек когда-то будет таким же большим, как он сам, осторожно передал сверток теще. Тут же распили шампанское, одарили санитарок, на двух машинах поехали в сторону дома. Он тут же позвонил своим родителям, поздравил их с рождением внука.
Начиналась новая жизнь для малыша и молодых родителей. 

*  *  *
Первый день военных учений закончился поздним вечером. Разошлись по палатками солдаты. Усталый пришел свою офицерскую палатку Николай. Наконец можно расслабиться. Завтра опять жара, пыль, рев машин, мат заместителя командира полка. Причем ругается по-русски, далее цивильная речь по-украински и опять русская матерщина. Таким образом он подчеркивал свое пренебрежение к русскому языку. Николай выпил из фляжки воду, снял сапоги, лег на раскладушку не снимая формы. Уставился в потолок палатки. Рев машин на учениях напоминал ему рев машин в ту зиму в Киеве, когда на майдане бесновались толпы людей.
Это сейчас, по прошествии времени, Николай знает, что тогда Янукович ни за что бы не победил, поскольку ставку на Ющенко сделал запад. Не зря жена у него американка украинского происхождения, которая состояла в организации украинского национализма, среди украинской диаспоры занимала видное место. Госсекретарь США Пауэлл заявил в прессе, США никогда не признает выбор Януковича. Вслед за ним вторит канцлер Шредер, утверждая, что выборы сфальсифицированы. Президент Грузии Саакашвили выступил по телевидению на украинском языке, его выступление транслировалось на мониторах в центре столицы, утверждал, он принимал деятельное участие в Оранжевой революции. Европейский союз утверждал, что нельзя принять результаты выборов на Украине, если победит Янукович. Даже бывший президент СССР Горбачев поддержал Ющенко.
А тогда, Верховный суд запретил ЦИК публиковать результаты выборов,  пока суд не рассмотрит жалобу оппозиции. Не меньшую роль играли сторонники Ющенко, которые кричали громче, в регионах они организовывали более значимые митинги, чем сторонники Януковича, которые вели себя более скромно. Украинские актеры раскололись на два лагеря, одни агитировали за Януковича, другие за Ющенко, спортсмены также по разному относились к кандидатам. Ющенко поддержали известные боксеры братья Кличко. Главный тренер по футболу Олег Блохин голосовал за Януковича. Варшава обеспокоилась тем, чтобы Украина не качнулась в сторону России, поэтому готовы своим присутствием поддержать Ющенко. Президент Кучма приглашает в качестве арбитров президента Польши Квасьневского, президента Литвы Адамкуса, и других должностных лиц Европейского союза.  В это время депутаты Донецкого облсовета вносят ложку дегтя в бочку меда, они предлагают прекратить теле и радиотрансляцию оппозиционных каналов в области и создать свою автономию. А потом еще предложили совместно с Луганским облсоветом провести референдум по изменению конституции и предоставить Донецку и Луганску статус федеративной республики составе Украины. Переговоры Януковича и Ющенко заходят в тупик, и Николай видел, как Ющенко пришел на площадь вместе с женой и малолетними детьми, и попросил ради будущего его детей не расходиться с Майдана и захватывать власть силой. Николая поразило лицо будущего президента, оно покрылось некой синеватой одутловатостью, хотя ранее Ющенко, как мужчина, вызывал симпатию у женского пола. Он спросил у Омельченко, с чем это связано? Тот ответил, его попытались отравить российские спецслужбы. Другой офицер комментировал по другому: «Раками с пивом отравился». Николай тогда долго размышлял, что он предпримет, если вдруг дело дойдет до вооруженного столкновения. Ему не близки оба кандидата, из-за которых бы он хотел бы положить свою или чужую жизнь. Хотя Янукович чуть ближе, поскольку обещал ввести двойное гражданство с Россией и придать русскому языку статус второго государственного. Но он так же знал, что предвыборные обещания не стоят бумаги, на которой написаны эти слова.  Он напрямую сказал  Омельченко, что в случае столкновения, он уведет своих с площади, пусть воюют между собой внутренние войска и милиция. Армия не должна вмешиваться во внутренние конфликты. Они крупно разругались, вплоть до того, что он готов отстранить Николая от дальнейшей охраны Майдана, и если бы он не был мужем его сестры, отцом двух очаровательных племянниц, он выгнал бы его из армии и города. Пускай бы ехал в свой задрищенск, в волчий угол на задворках Украины. Николай доказывает, они все равно бездействуют на Майдане, толпа бесчинствует, перекрывает вход депутатам в думу, занимает правительственные здания, а милиция только наблюдает за этим и не вмешивается, на что Омельченко отвечает,  подобное нормально, поскольку бесчинствуют наши подлецы, то бишь, молодежная организация «Пора!». А вот если на Майдан прорвутся сторонники Януковича, тогда нужно будет вмешаться. Николай повздыхал, сказал, он будет продолжать службу до тех пор, пока все происходит относительно мирно, без вооруженного столкновения. И здесь роль играет не трусость, а нежелание участвовать в гражданской войне. А что такое возможно, Украина уже тогда раскололась на два лагеря, многие не сомневались. Все чаще раздавались обвинения в сепаратизме восточных областей. Начали обвинять Кучму в том, что ему выгодна подобная ситуация, которая помогает ему продолжать президентские полномочия. 
Верховная Рада решает вопрос об отставке правительства Януковича и пресечения выступлений за него на востоке страны. Янукович ответил: он не играет в политические игры, не улица должна решать, кто из них прав, и уйти из правительства отказался. Следственное управление службы безопасности возбуждают уголовное дело по факту посягательства на целостность страны, автономии запросили республика Крым и все южные области страны. Николай тогда не знал всех тонкостей перипетий в коридорах власти, им только сообщили, что намечаются повторные президентские выборы, от которых Ющенко отказался. Поэтому тогда просили подольше пребывать на Майдане всем, кто там находился.  Президент Кучма совершает блиц-вояж в Москву, где встречается с президентом Путиным, после возвращения заявляет, он против переголосования, он за проведение политической реформы. Украина станет парламентской республикой, пост президента становится церемониальной фигурой. Он всеми силами старается протолкнуть в президентское кресло своего премьер-министра. В таком случае, он будет более ли менее спокоен за себя, за свое будущее, за будущее своих детей, муж его дочери владелец крупного бизнеса, который могут отобрать, если к власти придет Ющенко. Над головой Кучмы сгустились тучи после того, как обнародовали запись президента, где он просит убрать зарвавшегося журналиста Гонгадзе, которого вскоре нашли с отрезанной головой.
Омельченко по секрету поделился с шуриным,  госдеп США выделил три миллиона долларов на проведение повторного тура выборов. Что-то перепадет и им, как защитникам законности на Майдане. Это очень бы воодушевило военнослужащих, которые устали от неопределенности, мерзнут и недоедают. Как бы там не было, а Украина стала парламентской республикой, назначен третий тур выборов, довольный Ющенко выходит на Майдан и объявляет о закрытии Оранжевой революции. Он уже знает о предательстве в рядах избирательного штаба своего противника и почти уверен в своей победе. Николаю вместе с батальоном разрешают вернуться во Львов, Омельченко остается в Киеве, в случае победы Ющенко ему обещано новое назначение в охрану президента.
Приехав домой, уставший, похудевший, полный противоречивых впечатлений, он привез подарки своим дочерям и жене, которая последние  годы довольно холодно к нему относилась. Они спали в одной постели, только под разными одеялами, жена старательно закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене. Супруги не ругались, сами не заметили, как наступило отчуждение. Они давно не интересовались делами друг друга, не вели задушевных разговоров. Внешне старались соблюдать корректно-вежливые отношения, чтобы дочери и родители жены ни о чем не догадывались. У них не осталось семейных друзей, они не ходили в гости за исключением родителей. В гостях у родителей они держались ровно, вежливо, ничем не выдавая свою отчужденность. Только раз мать приехала внезапно поздно вечером к ним домой, привезла девочкам купленные им тужурки, жены дома не было.
-А где Гала? - спросила она.
Николай чуть замялся, не знал, что ответить. Сказать на работе, не поверит. В такое время все учреждения закрыты. Последнее время жена работала в районном отделе народного образования. Ответить,  он не знает, где ее носит, означает - выдать свои взаимоотношения.
-Она задержалась с группой учеников украинского языка, - ответил он.
Мать внимательно посмотрела на Николая, хмыкнула:
-Что это за муж, который не знает, где находится его жена.
-А вы  позвоните ей, и узнайте, - огрызнулся зять. - На мой звонок она мобильник не берет.
С тех пор теща заподозрила, в семье что-то неладно, пыталась расспросить девочек, те ничего не подтвердили. Внешне в семье все было нормально, скандалы не случались. Девочки видели, что родители подчеркнуто вежливо относятся друг к другу, не многословны, никогда не едят за одним столом вечерами, не ведут задушевных разговоров. Они с детства полагали, так в семье принято. И только когда они стали взрослее, они начали понимать, неспроста их мать  где-то задерживается, а с ними занимается в большей степени отец. Хотя видели, в других семьях детьми в большей степени занимается  мать. У Николая не было задушевных друзей, за исключением капитана Бойко, только в гости его семью не пригласишь. Он подружился с соседом по лестничной площадке сотрудником милиции.  Всех их жена на дух не переносила, общаться категорически отказывалась. И жена не посвящала его в круг свои подруг. Во всяком случае, домой они никого не приглашали. Николай махнул на нее рукой, подозревая, у нее появился любовник, слишком часто она стала задерживаться на работе и ездить в командировки. Он знал,  если бы он сейчас исчез из ее жизни, она бы с облегчением вздохнула. И в то же время ее устраивал статус замужней женщины, она знала, что лучшей няньки, чем ее муж, для дочерей не сыскать. Он бы и сам давно ушел, его, действительно, держали девчонки, которых он очень любил. Они впитали в себя все лучшие внешние черты родителей, росли красавицами, только характер у них был разным. Старшая Ева в большей степени унаследовала мягкий характер отца, младшая Яна походила на мать. Дочери очень удивлялись, если папа читал их учебники, особенно по истории, и возмущался той нелепостью, которая в них излагалась. Он  рассказывал девочкам в чем состоит эта нелепость, в дальнейшем оказалось они начали об этом спорить с учителями в школе, доказывая, что они больше верят папе, нежели изложенному в учебнике. Закончилось тем, что  в школу вызвали мать, которой рассказали о странных утверждениях девочек, несовместимых со школьной программой, утверждая, на них кто-то дурно влияет. Галя быстро сообразила откуда дует ветер, кто может на них дурно влиять, пришла разгневанная домой и устроила мужу скандал. Он перестал что-либо комментировать  по поводу изложенного в учебниках, чтобы не создавать дочкам проблем в школе, но очень в душе возмущался утверждению, что русские искусственно устроили украинцам голодомор, таким образом виновны в геноциде украинского народа, а во внеклассном чтении девочкам  подсунули брошюру, в которой утверждалось,  Черное море вручную выкопали древние укры, родоначальники современных украинцев.
Двадцать седьмого декабря стало известно, новым президентом Украины стал Виктор Ющенко. Первым его поздравил президент Грузии Саакашвили. Вторым - президент Польши Квасьневский. Янукович выборы не признал, заявил, ему одержать победу помешало целенаправленное вмешательство США, и запрет четырем миллионам инвалидам голосовать на дому. Пообещал уйти в жесткую оппозицию.
Потом долго смеялись в полку, когда объявили следующий год - годом Оранжевой свиньи, власти решили не отмечать. Какая-то нехорошая ассоциация проглядывалась во всем этом. И оранжевые апельсины никто не покупал, видимо за те полгода противостояния двух кандидатов наелись их на два года вперед.
*  *  *
Спокойная жизнь москвичам только снилась. Не успели оплакать погибших от рук террористов в метро и от взрыва жилых домов,  москвичей всколыхнула новая беда.
Не успел Дмитрий вернуться из редакции домой,  как  позвонил главный редактор, сказал, только что стало известно, чеченские боевики захватили Театральный центр на улице Дубровка, где проходил мюзикл «Норд -Ост». У Дмитрия в душе похолодело. Он знал,  Дине предлагали в нем участвовать, она отказалась, ее не отпустил главный худрук, поскольку она была задействована в спектакле. Только он так же знал упрямый характер жены, она могла и уговорить худрука отпустить ее. Он не стал набирать ее номер телефона, все равно в это время она либо на сцене в театре, либо в Центре, и телефон не возьмет. Ребенок находился у бабушки, они часто забирали его, поскольку родители освобождались с работы поздно. Он не стал им тоже звонить, беспокоить. Они  могли подумать, что дочь задействована в мюзикле. Дмитрий помчался на Дубровку. Там уже все было оцеплено милицией. Он показал свое удостоверение прессы, его все равно не пустили дальше оцепления. Никто ничего толком не мог объяснить, что произошло. Вернее, силовики не уполномочены давать какие-либо комментарии, на это есть старшие офицеры. Но и старшим офицерам было не до журналистов. Первые минуты все были шокированы наглой вылазкой боевиков. Никто не знал, сколько внутри боевиков и каковы их требования. Знали только, что в это время должен был состоятся на сцене мюзикл и полон зал зрителей. Пять или шесть охранников здания, вооруженных газовыми пистолетами были убиты боевиками, которые приехали на трех микроавтобусах. Стало известно, несколько актеров и сотрудников Центра спрятались в подсобных помещениях и через окна выбрались наружу. Их тут же окружили силовики и журналисты. Они рассказали: сначала думали, это чья-то злая шутка, но когда они стали стрелять поверх голов, согнали актеров в зал, стали минировать зал, поняли, это серьезный теракт. Боевики одеты в камуфляж, с ними женщины в черных одеждах. Сколько их, не знали, сказали - их много. Рассказали эти подробности только те, кто успел в щель увидеть, что происходило в зале и поняли, нужно спасаться. Так же стало известно, что некоторые зрители звонили домой по просьбе боевиков, чтобы они  сообщили родственникам, боевики  будут убивать по десять заложников за каждого убитого их товарища боевика. Прибыли в автобусах усиленные наряды ОМОНа и СОБРа, милицейское начальство. Приехали журналисты почти всех российских каналов. Боевики отпустили иностранных граждан. Подполковник Константин Васильев в форме прошел в здание, предложил себя в заложники в обмен на детей. Его не стали слушать, попросту расстреляли. Через час отпустили несколько детей, женщин и мусульман. За полночь боевики вышли на связь, выдвинули требование - вывод российских войск из Чеченской республики.
Дмитрий все время был на связи с главным редактором, передавал репортаж с места происшествия. В час ему позвонила Дина, она вернулась с работы, не застала мужа, который обычно к ее возвращению после вечернего спектакля уже находился дома.
-Дина, ты дома?! - обрадовался Дмитрий.
-А где же я могла быть? - недоуменно спросила она.
-Ты включи телевизор, посмотри первый канал. Какое счастье, что ты не смогла участвовать в  мюзикле! - эмоционально проговорил Дмитрий. - Прости,  я перезвоню.
Ему стало известно,  в зал на переговоры зашла молодая девушка, некая Ольга Романова с той же целью, что и подполковник Васильев, предложить себя в качестве заложницы в обмен на детей. Ее выводят в коридор и убивают тремя выстрелами из автомата.
К утру Дмитрий изрядно продрог и устал. Он позвонил руководству, попросил, чтобы его подменили, он передохнет, перекусит и приедет вновь к Центру. Дина встретила его с тревогой в лице.
-Что там? Как они проникли в Москву? - спросила она.
-Пока журналистам этого не объяснили. Сказали только, что руководит группой Мовсар Бараев, о котором ранее сообщалось, что он убит. Привел банду в сорок человек, среди них женщины, по всему видимо смертницы.
-Убитый воскрес в Москве. Куда смотрят наши силовики? Мы уже в столице не можем чувствовать себя в безопасности, - возмущалась Дина, как и все в то время жители столицы.
Дмитрий только вздохнул на ее упреки.
-Поставь чай,  есть не хочу,  немного посплю, - попросил Дмитрий.
-Снова туда поедешь?
-Конечно.
-Ты там не геройствуй, - попросила жена.
-Там есть кому геройствовать, - устало ответил Дмитрий.
Он не стал говорить ей о двух убитых героях, которые хотели пожертвовать собой ради спасения детей. Попил чай с печеньем и улегся спать. Проспал он дольше запланированного, вскочил, Дина уже ушла на репетицию. Позвонил редактору, чтобы прислали машину.
Приехал на Дубровку как раз к тому времени, когда к журналистам вышел заместитель министра МВД генерал-лейтенант В.Васильев, однофамилец погибшего полковника Васильева. Он пояснил,  боевики потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыли политики Явлинский Хакамада, Немцов. Также потребовали присутствия представителей Красного креста и членов организации «Врачей без границ». С представителями Красного креста в зал зашли Иосиф Кобзон и британский журналист  Марк Франкатти. Кобзон и журналист вывели из здания женщину с детьми, представители Красного креста пожилого мужчину англичанина. Всех волновал вопрос, что будет дальше? Как будут освобождать заложников? Васильев пояснил, этот вопрос рассматривается в первую очередь, нужно учесть, что здание заминировано, в зале сидят смертницы, которые готовы в случае штурма произвести самоподрыв. Тогда все заложники погибнут. На вопрос, как боевики смогли не замеченными проникнуть в Москву, генерал ответил, этим занимаются следственные органы, журналистам о ходе следствия будет сообщено дополнительно.
К вечеру в здании побывали политик Явлинский, доктор Рошаль с коллегой из Иордании, они вынесли тела убитых Васильева и Романовой. Вывели еще несколько детей и стариков. Всего к вечеру вызволили около сорока заложников. Вечером послышалась стрельба, затем взрыв гранаты, все журналисты решили начался штурм, пододвинулись к самой черте оцепления, несмотря на окрики милиции из оцепления. Оказалось, две девушки заложницы попросились в туалет, выпрыгнули в окно, боевики по ним начали стрелять из автоматов, из гранатомета, их ответным огнем прикрывал спецназовец, который ради их спасения получил ранение. Журналисты тут же их обступили, девушки в стрессовом состоянии не могли ничего ответить, сотрудники милиции срочно увели их в автобус. Ночью Дмитрия сменили коллеги, он поехал домой отдохнуть.
Штурм начался ранним утром, Дмитрий в это время находился дома, спал тяжелым сном от всего пережитого, что пришлось увидеть там и услышать. Он проснулся очень рано, включил телевизор, и там уже показали картинку захвата силовиками помещения с заложниками. Все террористы и террористки были убиты. Глава боевиков Бараев лежал на цементном полу, рядом с ним стояла начатая бутылка коньяка. О жертвах ничего не сообщалось. Он спешно оделся, поцеловал спящую жену, и поехал в редакцию. Там уже он увидел по телевидению выступление генерала В.Васильева, который сообщил журналистам, что тянуть со штурмом было нельзя, спецназ ворвался в помещение, убито тридцать девять боевиков, освобождено семьсот пятьдесят заложников, из них шестьдесят семь погибло. Возможно, в ту минуту генерал еще и сам не знал, сколько человек погибло, потому-что многие заложники умерли в больнице от усыпляющего газа, который был применен перед штурмом. Позже уточнили, уничтожено восемнадцать женщин смертниц и тридцать два боевика, троих боевиков задержали вне здания, это те, кто привозил боевиков к зданию Центра. Так же по уточненным данным установлено - погибло сто тридцать заложников, из них десять детей.
А далее следствие сообщало, задержаны братья Межиевы, которые  перед захватом Центра, у Макдональса взорвали начиненный взрывчаткой автомобиль, чтобы отвлечь внимание столичной милиции на себя. Погиб юноша. Два других начиненных взрывчаткой автомобиля по непонятным для боевиков причинам не взорвались. Так же задержали всех, у кого проживали боевики по приезду в столицу. Всю ответственность за нападение на Театральный Центр взял на себя Шамиль Басаев.
В редакции на совещании приняли решение провести журналистское расследование. Совместно с коллегами и правоохранительными органами, установили, еще летом глава Чечни Аслан Масхадов провел совещание со своим окружением и приняли решение провести крупный теракт. Командиром террористической диверсионной группы выбрали руководителя Исламского полка особого назначения Мовсара Бораева. Акцию решили провести в Москве седьмого ноября в День согласия и примирения при большом скоплении народа, чтобы показать всему миру, что в России нет ни согласия, ни примирения. Оружие перевозили в Подмосковье, в деревню Черную, в багажнике «Жигулей», насыпав сверху яблок.  Позднее боевики арендовали гараж в Москве перевезли туда оружие и пластид. Позже, в грузовике с арбузами, привезли три мощных взрывных устройства. Все это хранилось в арендованном  гараже. Боевики так же арендовали три квартиры для проживания террористов, отдельно для себя арендовал квартиру Бараев. Фамилии всех боевиков, помощников боевикам, были установлены следствием. Боевики выбрали три объекта для теракта: Московский государственный театр эстрады, Театральный центр на улице Дубровка, Московский дворец молодежи. Одна из террористок обошла все три объекта, сняла на видео охрану, подходы к зданию, внутренние помещения. Остановились на Театральном Центре, где проходил мюзикл при большом скоплении зрителей. Дату изменили потому что поняли,  после взрыва у Макдональса милиция и спецслужбы активизируются и могут сорвать задуманное.
В редакции долго совещались, стоит ли подвергнуть критике действия наших спецслужб, которые прозевали всю эту операцию боевиков. Потом решили,  лучше не акцентировать на этом внимание своих читателей, поскольку те и так работают на пределе своих сил. Боевикам помогали из многих стран, где преобладают исламисты ваххабиты. Телеканал «Аль -Джазира» одобрил захват чеченскими боевиками  заложников в Москве. Американский телеканал СNN выразил мнение, это были не террористы, а всего лишь чеченские диссиденты. Спецназовцами и так досталось от родственников погибших, что те провели операцию не так, как им хотелось. Другие издания тоже прошлись с критикой в адрес наших спецслужб проморгавших крупную операцию боевиков.
И только спустя три дня, Дмитрий смог поехать за  сыном, пошел гулять с ним в парк и ребенок все спрашивал: почему папа так долго не приходил? Дина присоединилась к ним чуть позже, она приехала с утренней репетиции. Ребенок был счастлив.

Через несколько дней в Москву приехал журналист из Казахстана Амагельды Сарсембаев. Он позвонил Дмитрию, они договорились встретиться в кафе на Тверской. Дмитрий подъехал, увидел курившего у входа своего однокашника, раздобревшего, солидного, щеки подпирали и не без того узкие глаза. Обнялись, зашли в кафе, заказали коньяк и закуску.
-Рассказывай, что у вас тут произошло? - нетерпеливо спросил Амегельды, имея ввиду теракт на Дубровке. - Из средств массовой информации я в курсе, интересно услышать из первых рук.
Дмитрий вкратце рассказал о перипетиях тех трех трагических дней, и тут же задал свой вопрос:
-О том, что происходит в России внимательно наблюдают во всех бывших республиках. А вот россияне менее любопытны, многие вообще не знают о том, как у вас протекает жизнь. Ты, я слышал, перебрался в Астану. Почему?
-Быть поближе к правительству и парламенту. У нашего несменяемого патриарха появился вкус к байским привычкам. У нас новая столица. Да! Мы теперь не кочевой народ, а цивилизованное государство! - иронически проговорил Амагкльды. - На недавних выборах за нашего патриарха проголосовало более восьмидесяти процентов жителей.
-Меня всегда настораживают высокие цифры при выборах, - кивнул Дмитрий. - Давай, за встречу! - приподнял он рюмку. Выпили.
-Сейчас у нас политический кризис, - продолжил Амагельды. - ряд членов правительства и депутатов взбунтовались, создали общественно-политическое объединение «Демократический выбор Казахстана». К нам зачастили ваши первые лица, подписаны документы о вечной дружбе. Здесь все нормально. А вот внутри у нас только внешне все нормально, а на самом деле не очень. В нефтегазовую промышленность впустили всех, только не Россию. В металлургическую промышленность тоже влезли все, США, Италия, Канада  и так далее. А где лучший друг Россия? Колхозы и совхозы приватизировали, в результате отрасль чуть не умерла. В общем не все так радужно, как кажется со стороны, - рассказывал Амагельды.
Они проговорили весь вечер, изрядно опьянели. Дмитрий узнал, что у товарища и коллеги трое детей, он женат на дочери известного с стране предпринимателя. Он долго вспоминал, кто такая Диана, ведь она приходила к ним на вечеринки в общежитие, но прошло столько лет, трудно вспомнить Дину среди многих девушек, которые посещали их студенческие вечера, а фильмов с ее участием он не смотрел. Он пригласил Амагельды продолжить вечер у него дома, повторно познакомить его с Диной. Друг отказался, ему завтра нужно быть с утра в казахском посольстве, затем он улетает. Пообещали созваниваться чаще, на том и расстались.

*  *  *
Николай сдружился с соседом по лестничной площадке Сергеем Глушко, сотрудником милиции. У него росли два мальчишки, и они шутили, подрастают женихи его девчонкам. Обычно Сергей звонил в квартиру Николаю, и говорил:
-Мыкола, мэни тут взятку горилкой далы, заходь, дернем…
И Николай заходил к нему. Ему нравилось бывать у Сергея. В доме царило спокойствие, уют и какое-то тихое умиротворение. Его полная жена Надя излучала доброту, никогда не упрекала мужа за выпивку, всегда выставляла закусочку, подавала рюмочки.  Впрочем они никогда не напивались, выпивали две, три рюмки и больше беседовали. Выросший во Львове Сергей, украинец до мозга костей, он тем не менее со скепсисом относился к нынешней политике в государстве. Не осуждал, старался понять, в чем его, простого жителя, в этом выгода?
-Знаешь, чего я опасаюсь? - понизив голос спрашивал захмелевший сосед. - Что мои хлопцы будут маршировать по улице с факелами, а батя будет встречать их со щитком и дубинкой.
-За что боролись, на то и напоролись, - кивнул Николай. - Мы с тобой еще помним старые времена, нам есть что с чем сравнивать. А наши дети? Что им вбивают в голову? С какими убеждениями они вырастут?
-Вопрос! - соглашался сосед. - Чего-то мы не туда заворачиваем. Представляешь, задерживаем негодяя за сбыт наркотиков. А он член партии «Свобода». Тут же набегают орёлики и начинают обвинять нас в зажиме демократии, в политическом заказе, приходиться отпускать. Недавно задержали одного за грабеж, ночью ворвался в магазин, под дулом пистолета потребовал выручку. Что ты думаешь? Оказывается он не думал грабить, он таким образом собирал деньги на благотворительность от партии «Украинская народная самооборона»! Этот негодяй нам еще кукиши крутил, когда его выпускали. А простого гражданина, который не в том месте улицу переходил или без билета в трамвае ехал, продержат сутки в обезьянике. Где справедливость? - спрашивал Сергей у Дмитрия. Тот отвечал:
-Так это вам нужно у властей спрашивать, где справедливость. Вы же  сами власть! Или кодекс уже не документ для вас?
-Да какая там мы власть! - с досадой отвечал сосед. - Вот сейчас у нас у власти бывший премьер-министр, экономист, он должен разбираться в экономике, думать о благополучии народа. А он чем занимается? - навалился грудью на стол сосед.
-Чем? - пьяненько спрашивал Николай, вылавливая соленный огурец на тарелке.
-А он беспокоится, чтобы ветеранам украинской повстанческой армии присвоили статус ветеранов не хуже, чем в свое время чествовали ветеранов войны. Велел во всех школах популяризировать это национально- освободительного движения. Утверждает, что голодомор - это целенаправленный геноцид украинского народа.
-Ты полагаешь, это не так? - осторожно спросил Николай.
Сергей уставился на него, переваривая суть вопроса, кивнул:
-Так! Но разве этим должен заниматься глава нашего колхоза. От того, что это так, у меня в кармане не прибавилось. Да еще цены на газ опять подскочили, никак с русскими не может договориться. Этим бы обеспокоился, а он мелочью заниматься. Его ли дело заниматься частными вопросами:  разогнал государственную автоинспекцию, нечего, дескать, им сидеть в кустах?
-Жалобы надоели. Ведь поборы на дорогах достигли вселенского масштаба, - напомнил Николай.
-А теперь на дорогах хаос. Пусть платят достойно, тогда и поборы снизятся. Разве это дело, когда я приносил домой два миллиона купонов, которых едва хватало заправить машину и два раза сходить на рынок за продуктами. Это же были фантики, а не деньги. Да и сейчас гривна не лучше, - махнул он рукой. - Дешевеет с каждым днем.
-Знакомо, - кивнул Николай. - Меня чуть из дома не выгнали за неспособность обеспечить семью. А взятки брать мне неоткуда. Солдат обдирать - совести не хватает.
-Жена у тебя красивая, но жесткая, - высказался Сергей, он помнил, как однажды пришел с бутылкой к соседу, только сели на кухне, пришла с работы жена, сказала, нечего устраивать в ее квартире шинок, и выставила их за дверь. С тех пор Сергей к ним не заходил.
-Красивая, - согласился Николай и вздохнул. - С красоты воды не пить. Лучше бы она борщ умела варить, как твоя жена.
-А что? Не готовит? - удивился сосед.
-Готовит. По выходным. В основном я с девочками у плиты стою.
Сергей захихикал.
-Ты прости, не могу представить, майор украинской армии стоит у плиты в фартуке.
Николай давно подозревал, что его жена терпит именно как няньку детям, который накормит их, поможет с уроками, пойдет с ними на прогулку. Но не мог он сказать об этом соседу. Оправдался тем, что жена занята на работе, задерживается допоздна.
-А ты слышал наши в Раде хотят протащить закон об люстрациях? - спросил сосед.
-Слышал, - кивнул Николай.
-Я че спросил: ты ж у нас в России училище заканчивал, не попадешь под него? - спросил сосед.
-Там говориться о тех, кто работал на руководящих постах в КПСС или КГБ. Или кто судил участников повстанческой армии, - возразил Николай.
-Да с наших станется! Найдут за шо придраться! Скажут, шо тебя москали завербовали, ты есть тайный агент, и выпрут из армии, - хохотнул Сергей, плеснул в рюмки водки себе и Николаю.
-Погодь! Ты же первый со службы и вылетишь, - напомнил Николай. - Ты же службу начал при Советах?
-А вот фик тебе! Я в милицию пришел в девяносто пятом.
Не могли тогда знать мужчины, пройдет совсем немного лет, подобный закон примут, он будет назваться «Об очищении власти», от которого пострадает более миллиона человек. Прежде всего он ударит по правоохранительной системе, из милиции, судов и прокуратуры уйдут не по своей воле профессионалы, в связи с чем, в стране возникнет всплеск преступности. По Украине прокатится волна самосудов, когда толпа начнет вбрасывать в мусорные ящики и обливать зеленкой представителей администрации. Теперь толпа будет решать, кто достоин занимать государственную должность, а кто нет.
 Чтобы уйти от скользкой темы, Николай сказал:
-Зато мы в НАТО вступим, - подлил он масла в огонь. Ему стало интересно, что по этому поводу думает сосед, почти гражданский человек, служба в милиции не в счет. У него в полку это известие приняли на «Ура!». Сергей посмотрел на него, трубочкой сложил губы, причмокнул, глубокомысленно извлек:
-И что хорошего? Вступим! Где Америка, а где мы? Она за океаном спрячется, а от нас одна пыль останется. Нам это надо? Чего мы на русских собак спускаем? Жили же в мире, что изменилось?
-Мы изменились. Наши правители заставляют нас измениться.
-В случае чего ты, как военный, пойдешь воевать с русскими? Ты же сам русский? - спросил Сергей
-Я присягу принимал. Должен выполнять приказ. Хотя не очень верю, что дело дойдет до военного конфликта с русскими. Это здесь, на западе не любят русских. Восточные регионы так не считают. Я родился в Одесской области, никто не говорил по-украински. В голову не могло прийти, что русские могут оказаться врагами. Это говорит о том, что есть две Украины, - разоткровенничался Николай спьяну.
-И я не верю. Хотя не считаю русских друзьями. У нас тут до войны жили в основном поляки и евреи. Украинцев было совсем мало. Поляки нас всячески притесняли. Потому среди молодежи и возникла организация национального движения под руководством Бандеры. Не зря потом мы отыгрались на них в Волыни. По идее, мы поляков должны не любить больше, чем русских. Но русские перед войной повели себя как слоны в посудной лавке, мне дед рассказывал, как НКВД начали проводить политику репрессий, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват, - рассказывал Сергей. - Они хуже поляков были для местного населения.
Николай кивнул.
-Нечто подобное было и у нас, в Одесской области, - подтвердил Николай.
-Не знаю, как у вас, а у нас, в начале войны всех арестованных, которых не успели отправить в Сибирь, расстреляли. А это не мало, почти две с половиной тысячи человек. И среди них половина украинцев, потому, как поляки к тому времени успели удрать на историческую родину. Конечно, оставшиеся украинцы стали поддерживать Бандеру. Он боролся за независимую Украину. От русских, от поляков и от немцев тоже. За что и пострадал, - рассказывал Сергей что знал от своих предков и родителей.
-А потом украинцы в городе перебили всех евреев, - вставил слово Николай. Водка умеет развязывать язык. То, о чем он знал из истории, которую преподавали ему еще в советской школе, он старался не распространятся. Теперь за рюмкой водки они ударились в воспоминания, Сергей старался оправдать действия своих предков. Николай не стал говорить, что первыми во Львов вошли батальоны «Нахтигаль» под руководством Романа Шухевича. Потом Шухевич уволился из немецкой полиции и ушел в леса, где орудовала украинская повстанческая армия, которой впоследствии и стал руководить Шухевич.
-Та брехня все это, - отмахнулся Сергей. - Евреев немцы уничтожили. Зато после войны в городе стало проживать больше украинцев. А на окраинах области продолжали сражаться  с Красной армией повстанческая армия. Где-то лет через пять после войны  Шухевича убили недалеко от Львова. И установилась окончательно советская власть.
-И во Львове  по-прежнему не любят русских? - спросил Николай. - Ты же был  пацаном, должен помнить, как оно было? - Допытывался Николай.
-Не русских не любили, не любили советских. Администрацию не любили, которая за каждое неосторожное слово сурово карала. Стукачей приветствовала. Опять начались посадки и переселение в Сибирь. Потому и начали возникать подпольные организации и кружки, вроде: Украинский национальный комитет; филиал украинского национального фронта; украинский рабоче-крестьянский союз; и черт его знает еще кто! Чорновил подпольно издавал самиздатовский журнал «Украинский вестник». Это тот самый Чорновил, который после перестройки стал председателем Львовского областного совета. С провозглашением независимости, мы все здесь очень радовались. У нас, у первых, над ратушей взвился сине-желтый государственный флаг. А в день провозглашения у нас было всенародное ликование, как у вас на Красной площади после объявления победы над Германией, часто показывали в хронике, - рассказывал Сергей.
-Оправдалось ликование? - мотнул головой Николай.
Сергей оглянулся, словно боялся посторонних ушей, хотя сыновья уже спали, жена ушла в комнату, чтобы не мешать мужчинам.
-У нас  во Львове за время Советов возникло столько заводов, работала промышленность, открылись университеты и техникумы. А сейчас что? Все закрывается. Молодежи деваться некуда, вот они и идут в националистические батальоны. Только неизвестно с кем они теперь будут сражаться. С русскими? Которые живут у нас, а не в России? Не знаю… Будущее не обозначено. Куда движемся, не определено. Кем будут мои сыновья? Не знаю! - обеспокоено развел он руками.
Чрез некоторое время они вновь вернулись к тому же разговору, уже при Януковиче, он на такой же вопрос соседа сказал:
  -Должно же у кого-то из власть имущих возобладать здравый смысл! Вряд ли дело может двигаться к военному противостоянию, вон, Янукович в Верховной Раде заявил о неготовности Украины к вступлению в НАТО, потребовал уволить прозападного главу МИДа Тарасюка. Так что вступление в НАТО отодвигается на неопределенный срок.
-Та и ото ж славно! - махнул рукой сосед.
Они выпили очередной раз на посошок, встали, пошли к двери, выпуская Николая на лестничную площадку, Сергей сказал:
-Как бы не сложилось между нами и россиянами, мы с тобой, Мыкола, никода друг на дружку воевать не пойдем. Хоть ты и русский...
Николай хлопнул соседа по плечу, кивнул в знак согласия,  прошел в свою квартиру, зашел  в ванную помыть руки, в это время Галя принимала душ. Он посмотрел на не утратившую былой красоты жену, на ее сохранившуюся, несмотря на роды, фигуру,  и ничего в душе не дрогнуло, как это бывало ранее, когда он не мог без вожделения смотреть на нее. Он вздохнул, вытер руки и пошел к своим девчонкам, взглянуть как они сопят во сне.

*  *  *
Дмитрий получил отпуск в июне, созвонился с братом, у того тоже отпуск договорились встретиться в Измаиле. Радости родителей не было предела, Николай приехал с дочками, жена не поехала, у нее отпуск позже, да если бы и совпал отпуск, все равно бы не поехала. Первого посещения после свадьбы ей хватило впечатлений, она больше никогда не приезжала в Измаил. Дмитрий приехал со своим четырехлетним сыном Виктором.  Жене Дмитрия помешали съемки, о чем она очень сожалела. К приезду сыновей отец убрал разбросанные по двору запчасти, в гараж спрятал все, что не радовал глаз. Конечно, по такому поводу пришли в гости все родственники. Поцелуи и объятия, восхищение подросшими дочками Николая и маленьким внуком - сыном Дмитрия. У Олега подрастал сын Володя, девочки взяли сразу над ними шефство, они  повели их в огород, который уже успели осмотреть ранее, показывать как растут помидоры. Жена Олега из подростка на вид после родов превратилась в миловидную, миниатюрную женщину. Она с с восхищением смотрела на Дмитрия, который жил в далекой Москве, его жена известная актриса, сам он в силу своей профессии встречается с разными значимыми людьми. В прошлый приезд с женой он в шутку попросил мать:
-Мама, ты откорми Дину, а то ее в проект из-за худобы не взяли, - попросил по приезду Дмитрий.
-Я не худая, а стройная, - возразила жена.
-Что за проект такой, в котором ее не взяли, - поинтересовался отец.
-Екатерину Вторую надо было сыграть. На закате жизни царица женщина дородная была. Дине надо было ее сыграть, впрочем ты сама расскажи, - попросил он Дину.
-Да чего там рассказывать. У нас Екатерину Великую играла актриса ей под стать, а тут она внезапно заболела. Режиссер попросил меня заменит ее. Я же роль знала, в этом спектакле я играла Екатерину Дашкову. На меня напялили костюм с плеча моей коллеги. На три размера больше. Режиссер увидел меня, сначала онемел, потом схватился за сердце, после чего произнес: «Бог ты мой! Екатерина Вторая из Освенцима сбежала!». И спектакль отменили.
Все рассмеялись.
-Вот, вот, мама, корми ее лучше, - сквозь смех сказал Дмитрий.
-Тебе нужна толстая жена? - с укоризной посмотрела она на мужа.
-Я переживу. Зато другие заглядываться перестанут.
-А что, заглядываются? - спросил Олег.
-Не то слово! На прогулку выходим перебежками, как по минному полю, в темных очках, шляпе, как шпионы по чужой территории. Если узнают, сразу просят автографы, занимают разговорами, - пояснил Дмитрий. - Здесь благодать, никто ее не знает, спокойно можно прогуливаться по городу. А там один упал перед нами на колени, говорит: «Брось его! Это он на меня. Озолочу! Все роли будут только твоими!» - обещал он ей.
-А ты?
-Что я? А!  Сказал, забирай! Если она захочет.
Смотри, Димка, уведут, - постерег дядя Леня, повернулся к Дине, спросил: - Уйдешь в погоне за богачеством?
-Мужа поменять можно, - согласилась Дина. - Только где же я найду такую измаильскую родню?! - и обняла мать Дмитрия.
Сейчас ее не было, все равно к приезду братьев приходили все родственники. Застолье заполнили не только родные, но и соседи. Сосед Петрович как всегда утверждал, что мальчишки выросли на его глазах, шкодливыми не были, а сейчас они выросли и он их уважает. Все очень надеялись, что приедет Дина, игру которой они смотрели в сериале. Канал, по которому шел сериал, на Украине не показывали. Олег организовал им просмотр по интернету. В определенный час они все собирались у Ольги Петровны и по компьютеру смотрели сериал с участием Дины. Не удержалась Варвара Петровна от вопроса, который волновал их всех, и который они бурно обсуждали при просмотре сериала:
-Дима, как ты мог допустить, чтобы она целовалась с тем Рихардом (партнер Дины по фильму)?
-Милые тетушки, это же кино! Это ее работа изображать влюбленность, поцелуи, в этом есть правда жизни, - старался пояснить Дмитрий.
Тетушки не успокаивались:
-И ты не ревнуешь, не запрещаешь ей подобные роли? - спросила Ольга Петровна.
-Если бы запретил, вы бы не увидели ее роли.
-Сынок, а она не уйдет от тебя? - с тревогой спросила мать. - Ведь она так любила этого Рихарда. А мужчина он видный!
-Мама, что же вы путаете жизнь с кино, Божий дар с яичницей. Рихард - актер Сергеев, у него жена, двое детей, мы его хорошо знаем, знакомы с его женой, вместе отмечали окончание съемок, - пояснял Дмитрий.
Позже Николай вспоминая этот разговор,  с юмором Николаю и Олегу говорил:
-Хорошо, что они не видели ее  в другом фильме в постельной сцене, тогда вопросов было бы еще больше и тревожней. Они не знают, что во время подобной сцены у бутафорских стен над бутафорской кроватью нависают операторы, осветители, режиссер, помощник режиссера и еще куча народа, сцены пять раз прерываются советами и дублями. Это потом, на экране, видна только интимная обстановка и эта воркующая пара.
В тот застольный вечер они долго обсуждали участие Дины в фильме, для них актриса - это нечто живущая в каком-то другом, сказочном мире, а их сын и племянник каким-то счастливым образом приобщен к этому загадочному миру. Дмитрий набрал телефон Дины и дал женщинам пообщаться с ней, чтобы они могли убедиться, что это та Дина, которая приезжала к ним, и была совсем простой в общении. Они ворковали с ней, высказывали свое сожаление, что ее нет сейчас с ними, они ее ждут в любое время и всегда рады ей. Мужья еле перехватили разговор, чтобы переключить внимание Дмитрия на  вопросы его жизни теперь в другой стране, - России.
Владимир Иванович дернул свою жену Варвару Петровну за руку, чтобы она не успела задать очередной вопрос про Дину, громко сказал:
-Кода нам объявили, шо у вас, в Москве дом взорвали, твоя мать за сердце схватилась, мы ее тут всем миром успокаивали, что в Москве не два дома, а ты живешь совсем в другой стороне, - хотя никто не знал в какой стороне живет Дмитрий, и в какой был взорван дом. - Кто же на такую подлость сповадился? - переменил он тему от киноучастия Дины.
-Чеченские боевики отомстили за свой разгром. Это, конечно, для всех было шоком. Дом сложился, как карточный домик, - пояснил Дмитрий.
-Много людей погибло? - спросила мать.
-Много. Люди спали, не ожидали ничего подобного.
-Куда смотрела милиция?
-Просмотрели. Боевики под видом строительного материала занесли в подвал мешки с гексогеном, а позже привели в действие эту адскую смесь. До сих пор москвичи в своих домах проверяют  подвалы и чердаки.
-И что, этих чеченцев никак не могут победить? - спросил отец.
-Почему? Победили. Остались разрозненные партизанские банды в горах, совершают вылазки в города и села. Выкурят их оттуда.
-Ага, это как у нас после войны бандеровцы, - подал голос Петрович, - сидят в лесах, потом совершают налет и убивают всех, кто под руку попадется. Я в то время в армии на западе служил, знаю. Убивали учителей, врачей, колхозных активистов, и все это во имя свободной Украины.
Леонид Васильевич не преминул спросить:
-Димка, а шо у вас там за Путин такой объявился? У нас тут болтают, шо он засланный разведчик, то зять Ленинградского мэра, а некоторые утверждают, шо ему московская мафия помогла сковырнуть Ельцина? - он больше всех интересовался политикой. Ольга Петровна стукнула мужа по спине, чтобы не приставал с глупыми вопросами, он отмахнулся от нее: «Погоди...»
Они все больше задавали вопросы Дмитрию, Москва теперь для них другая планета. Николая о службе во Львове почти не расспрашивали, им и так ясно, во Львове так же, как и в Одессе, только еще похуже. Евреев выжили, русский язык запрещают, памятники Бандере устанавливают, Ленину  и воинам победителям в прошлой войне сносят. На вопрос дяди Дмитрий улыбнулся, посоветовал меньше верить слухам.
-Так у нас других газет нет, - высказался отец.
-Путин, действительно, бывший офицер КГБ, потом возглавлял Федеральную службу безопасности, Дума назначила его премьер министром, Ельцин решил по состоянию здоровья покинуть пост президента и передал свою должность премьер-министру, у нас так по конституции положено, - пояснил Дмитрий. Мужчины не очень верили ему, что может сказать Дмитрий, который живет в России, и которому всю правду никто не скажет. Хотя он все же журналист, а они народ пронырливый, должен знать хотя бы половину правды.
-Ну и как он? - спросил сосед Петрович.
-После Ельцина - небо и земля. Прошло всего три года, рано что-либо говорить конкретно, если с осторожностью, в него народ начинает верить. В нем есть много чего такого, что вселяет надежду на возрождение России, - пояснил Дмитрий.
Мать внимательно слушала, она не очень в душе одобряла, что сын остался в Москве, но коль уж остался, она хочет, чтобы там было все нормально, жизнь стабильной и спокойной. Хотя и в далекой Москве взрывают дома, совершают террористические акты в метро. И все же у них  не бродят по проспектам толпы бездельников с флагами, и не кричат «Слава Украине!», притесняют на рынке бабушек, торгующих овощами, требуя делиться доходами от продаж, врываются в городской совет, если решение не совсем их устраивает.
Олег остался без работы, судомеханический завод, на котором он последнее время официально три раза в неделю работал, закрыли, теперь он с отцом Дмитрия и Николая по вечерам  занимается частным ремонтом автомашин. А основным местом работы стала фирма кабельного телевидения у Афанасия Егоровича, ветерана афганской войны.
-Передавай ему привет, - попросил Олега Дмитрий, после того, как расспросил о нем.
-Кто это? - спросил Николай, который не был знаком с Заботой.
-Замечательный мужик, - пояснил Дмитрий. - Меня с ним Олег в прошлый приезд познакомил. В Афгане воевал, получил инвалидность. Не потерялся, создал фирму в Измаиле. Бандеровцев ненавидит. Говорил мне,  если власть не найдет на них управу, украинский народ разберется с ними сам.
-Только гражданской войны нам не хватало, - буркнул Николай.
Гости изрядно в тот вечер выпили, потом горланили песни русские и украинские, разошлись за полночь, долго прощаясь и договариваясь, что в ближайший выходной день собираются у одной тетушки, потом у другой. Детей, несмотря на поздний час, еле уложили спать.
Отпуск у братьев начался.

*  *  *
Через день братья с девочками пошли в город, пройтись, посмотреть, что нового в нем, показать девчонкам город. Николай привозил их уже сюда, но они плохо помнят тот приезд, Яна была совсем маленькая, Ева чуть старше, но тоже почти ничего не помнить. Маленький Витя держал за руку отца, боялся его отпустить, затем побежал за девочками.
Они шли по бульвару в сторону городского собора, девчонки взявшись за руки шли по дорожке впереди, Николай на вопрос, как складывается у него жизнь, делился с братом тем, чем не мог поделиться с родителями:
-Полжизни потрачено бездарно. Служу не там и не тому. Живу с нелюбимой женой и в русофобском городе. Иной раз такая тоска наваливается, застрелиться хочется. Вот только девчонки меня на плаву и поддерживают. Подниму на ноги, плюну на все, вернусь в отчий дом. Буду отцу помогать ремонтировать технику. Откроем официально ремонтные мастерские. Так обидно, я майор армии не могу помочь своим родителям, у меня вся зарплата уходит на содержание семьи и коммунальных услуг, - грустно выговаривался Николай. - Ты вон, помогаешь им деньгами, купил мобильные телефоны, неужели хорошо получаешь? - спросил он.
-Не жалуюсь. У меня зарплата, пишу статьи, выступаю с лекциями. Дина за сериал получила не плохие деньги, я такие за месяца три не получу.
-У вас общий бюджет? - спросил Николай.
-А у вас по-другому? - задал встречный вопрос Дмитрий.
-Галя считает, что мужчина должен содержать семью.
-Куда же она девает свою заработную плату?
-На одежду, косметику, девчонкам кое-что перепадает, иногда домой деликатесы приносит.
-Странно! Никогда не думал, что супруги могут жить настолько разными интересами. Влип ты, брат.
-Влип, - грустно согласился Николай. - Я когда начал служить, не успел как следует ни с кем познакомиться. А тут красивая девушка, которая как-то сразу заполонила собой все пространство. Подумал, из хорошей, интеллигентной семьи, ты видел насколько они интеллигентные, да еще брат сослуживец, вот я и решил, добра от добра не ищут. А теперь спим под разными одеялами.
-Почему?
-Отдалились как-то. У  нее свой круг общения. От моих знакомых она крутит носом. Да и к себе я почувствовал совсем другое отношение после того, как привез ее сюда, к нам. Она решила, что у нас неравный брак. Ее сюда теперь калачом не заманишь.
-И что же теперь, у вас нет супружеских отношений? - осторожно спросил Дмитрий, стараясь не обидеть брата интимным вопросом.
Николай долго молчал, потом выдавил из себя, стыдясь признания:
-Если редко и происходит, то лучше бы их и не было. А то как одолжение делает. Словно я с протянутой рукой на паперти стою. Последнее время я махнул рукой на это дело.
-Да заведи ты в таком случае любовницу! Назло ей, - посоветовал Дмитрий.
-Когда! У меня ненормированный рабочий день. Я рано встаю и поздно прихожу. Если в части задерживаюсь, потом лечу, как ненормальный домой, она ведь тоже задерживается допоздна, а  дома девчонки одни. Я их покормить должен, уроки проверить, спать уложить, книжку на ночь почитать…
Дмитрий от негодования остановился.
-А она где допоздна бывает?
-Да черт ее знает… Я и не спрашиваю… все равно правду не скажет.
-Ну и дела -а!
Долго шли молча. Чтобы сменить тему разговора, Николай сказал:
-Я тут прочитал в газете, теплоход «Айвазовский» на металлолом отправили. Помнишь, в школе у нас экскурсия была в Одессу, поместили в теплоход пол школы старшеклассников и наш пятый класс, и рекой и морем свозили в Одессу.
-Очень жаль теплоход, - согласился Дмитрий. - Мне тогда он тоже казался сказочным дворцом на воде.
  -Я так тогда восхищался убранством теплохода. Ты мелкий был, все за мной увязывался, а я от тебя удирал по палубам. Я ведь тогда впервые с девчонкой поцеловался, мне было не до тебя.
Дмитрий улыбнулся, припоминая то время. Как удирал от него брат не помнил, а вот сам теплоход в память врезался.
-Владельцу русские предлагали больше, чем он получил за металл. Этот хрен патриотом отказался. Теплоход хотя и устарел, но выглядел еще довольно презентабельно, на своем ходу.
-Жаль,  здесь распродается все, что может принести хотя бы некоторый доход сегодня, о завтрашнем дне никто не думает. Досадно, что власти не думают  о будущем, - отозвался Дмитрий.
-А девчонку, с которой ты целовался, потом встречал? - спросил Дмитрий.
Николай мечтательно улыбнулся.
-До военного училища встречал. Потом больше не видел. Давно замужем, наверное, дети… Странно, сколько не приезжаю, в нашем маленьком городе почти не встречаю однокашников. Мне бы, дурню, надо было бы жениться на местной девушке, сейчас бы приезжали вместе домой. У меня в полку служит капитан Бойко, жена у него из его города. Для них праздник, когда они едут вместе в отпуск домой, я им по -доброму завидую, - с грустью говорил Николай.
Они дошли до памятника Суворову, девчонки оседлали пушки у его подножья.
Постояли, посмотрели на с детства знакомый монумент.
-Поржавел, - кивнул на памятник Дмитрий.
-Поржавел, - кивнул Николай. - Странно, что еще не снесли.
-Суворов чем им мешает?
-Твердолобым нацикам лишь бы что-нибудь сносить. Строить и созидать они никогда не научаться, - с досадой проговорил Николай.
Девочки убежали к собору и начали играть в догонялки между колонами. Маленький Витя пытался догнать их, девочки удирали со смехом от него. Когда мужчины подошли ближе, они с опаской заглянули в открытую дверь собора.
-Дядя Дима, папа, можно мы посмотрим внутри? - спросила старшая Ева.
-Конечно!
Они зашли в пахнущее ладаном помещение.
-Ой, а где же лавочки, - спросила младшая Яна.
-Здесь другая церковь, - пояснил Николай.
-Они не православные? - тихо спросил Дмитрий.
-Галя водит их в греко-католическую церковь. Родители  ее греко -католики. Причем ярые, несмотря на то, что тесть в советское время  был таким же ярым коммунистом.
Девочки осмотрели иконостас, иконы, росписи на стенах, вышли притихшие, придавленные тишиной в церкви в отсутствие службы.
-А у тебя какие отношения с церковью? - спросил Дмитрий.
-Я не атеист. И не могу сказать, что верующий. У меня сложные отношения с церковью. Солдатам прививают вкус к религии, приглашают священников читать лекции, учить слову Божьему. Православную церковь разделили, люди не знают, какому Богу нужно кланяться. И я слушаю те лекции, чем больше слушаю, тем больше у меня возникает вопросов. Солдаты пусть верят. Когда ушла прежняя идеология, образовался вакуум. С вакуумом в голове жить нельзя. Пусть его заполняет вера в Бога, - пояснял свою точку зрения в отношении религии высказывал Николай.
-У меня, примерно, такое же отношение к религии, - кивнул Дмитрий.
Они пошли в обратную сторону к дому. Девочки опять расшумелись, бегали по дорожке аллеи, прятались за кустами и лавочками, Маленький Витя пытался их догнать, обиженно останавливался, оглядывался на отца с просьбой в глаха, чтобы тот помог догнать ему несносных девчонок. Николай смотрел на них влюбленными глазами. Дмитрий, глядя на них, улыбался.
-Ты когда второго заведешь? - спросил Николай. - Время идет?
-Работаем над этим. То съемки, то спектакли,  гастроли, все некогда, хотя я ей сказал, всех спектаклей не переиграешь, всех денег не заработаешь. А потом будешь жалеть. Она тут уже один аборт в тихую от меня сделала. Нарвалась на скандал. Видите ли, ей дали роль, от которой может только дура отказаться. А в дурах может остаться она сама. Сложный вопрос, я посмотрел на твое счастье, - кивнул он на девочек, - приеду, поставлю вопрос ребром. - Ты лучше скажи, как тут, на бывшей моей родине, меняется что-либо в хорошую сторону? Тебе изнутри все же видней, чем нам, там по опросам социологов? - переменил он тему.
-Да какой там! У нас каждый новый правитель чуднее прежнего. Кучму объявили чуть ли не заказчиком убийства журналиста. С трудом, через майдан протолкнули вроде бы молодого, грамотного экономиста, он такую пургу несет, сидим, как в лодке, один ее качает, а всех тошнит. Министра обороны толкового найти не могут, ставят гражданского, которому военное дело, как телеге пятое колесо. Кстати, а почему ты не служил? Ты как отвертелся? - вспомнил, что брат в армию так и не призывался.
-Да так вот, дуриком и проскочил. Наши приписные документы от института в военкомате лежали. По окончании они эти дела то ли отослали по месту жительства студентов, мое в министерство обороны Украины, то ли списали в архив. Короче, не числился я у них. Я и не торопил события, полагал, пусть сами разбираются. Тем более, что армия при Ельцине была - врагу не пожелаешь. Солдаты московского военного округа стояли у метро с протянутой рукой, просили деньги, якобы, позвонить маме. На деле, их сержанты посылали собирать деньги на водку, дедовщина процветала жуткая. Да еще война в Чечне, куда посылали необстрелянных мальчишек. Они там погибали, некоторые пристрастились к наркотикам, возвращались с поломанной психикой. Хуже, чем в Афганистане было в свое время. Там хотя бы советская дисциплина присутствовала. А когда мне через три года стукнуло двадцать семь, я в военкомате нарисовался. Меня даже не пожурили. Таких, как я было тысячи. Сейчас бы я служить пошел.
-Сейчас стало лучше? - недоверчиво спросил Николай.
-Лучше, - кивнул Дмитрий. - Мы все убедились,  пришел лидер, которому верят. Исчезли из кремлевских кабинетов банкиры и березовские. Прекратилась активная война в Чечне, остались подпольные группки в горах, их тоже выкурят вскорости. Армия, нищая и коррумпированная при Ельцине, стала потихоньку приходить в себя. На боевом самолете полетел в Чечню, самолично убедился в положении дел. На службу безопасности страны Ельцин вообще махнул рукой, у нас американские спецы сидели на секретных заводах в качестве наблюдателей и консультантов. Он сам выходец из этой системы, начал наводить и здесь порядок. Мы сначала настороженно относились к нему, не думали, что Ельцин может отдать бразды правления абы кому. Ему ведь нужен был лояльный к его семье правитель.  Семью не трогает. Зато чувствуется твердая рука управленца. Наелись прежней лихой демократии. Вот ваши политики так много говорят о демократии, а по улицам  факельные шествия, порой толпа управляет политиками, а не наоборот. Разве это демократия?
-Демократией, как одеялом в холодную погоду, прикрываться хорошо, - проговорил Николай. - Твердая толковая рука нам ой как нужна!
Дмитрий обратил внимание брата на памятник погибшим воином в Афганистане.
-Смотри, несмотря на иную идеологию, памятник воинам афгана не сносят.
-Более того, в Измаиле не сносят и воинам погибшим во время второй мировой войны. Даже цветы возлагают, - подсказал Николай. - Во Львове, один памятник снесли, другой облили краской, а цветы возлагать опасаются. У стариков георгиевские ленточки срывают. Представляешь, к ветерану, благодаря которым они живут, подходит сопляк, срывает ленточку, ордена, оскорбляет его, пинает, а милиция стоит в стороне и не замечает подобного, - скорбно рассказывал Николай.
Не знали братья, пройдет совсем немного времени, и все в Украине изменится, и в Измаиле будут опасаться возлагать памятники павшим воинам.
-Неонацизм как зараза или раковая опухоль расползается по всему телу, если ее не удалять хирургически, Измаилу не миновать этой участи, - уверенно проговорил Дмитрий.
Словно в подтверждение его слов к ним подошли идущие по аллее братья Кравченко - Анатолий и Александр. Старший Анатолий скупо поздоровался, младший Александр в присутствии старшего брата обниматься с Дмитрием, с которым провел детство, не стал.
-Говорят, ты в москали записался, продал родину? - сузив глазки, спросил Анатолий, обращаясь к Дмитрию.
-А ты, говорят, в Измаиле стал первым бандитом, бабушек на рынке трясешь? - парировал Дмитрий.
У Анатолия глаза еще больше сузились, он недобро взглянул на братьев, медленно произнес:
-Брешут. Бери выше. Я ныне генеральный  директор рынка. А если кого и трясу, так это таких, как ты, которые против Украины выступают.
-Украину гробят такие, как ты, - вмешался Николай. - Пошли, Дима. Бывай здоров!
-Ты лучше украинский выучи, - на прощание посоветовал ему Дмитрий. За все время разговора Александр не произнес ни слова.
И бывшие однокашники  разошлись в разные стороны.
-А ты говорил, что в Измаиле случайно нельзя встретить однокашников, - с усмешкой напомнил высказывание Дмитрий.
-Да уж… Кого бы хотелось видеть, тех не встретишь… Ты свои статьи об Украине подписывай псевдонимом, - посоветовал Николай брату. - А то как бы эти ублюдки родителям не напакостили.
-Ты не первый даешь мне подобный совет, - кивнул Дмитрий.
Они прошли некоторое время молча под впечатлением встречи с братьями Кравченко, затем Николай задумчиво проговорил:
-Не знаю, что нас всех ждет. Неужели к власти придут такие вот, как этот, - кивнул он за спину в сторону ушедших братьев Кравченко. Помнишь, мы в юности спорили о высказываниях философа Ильина об Украине, и не соглашались с ним. Потому, что мы жили в другое, более спокойное время. А Ильин жил в те времена, когда оголтелые украинские националисты издавали статьи, в которых доказывали, что правящая нация украинцев выше всех остальных наций вокруг. Ведь этнических украинцев тогда было не так много. Как можно было Ильину не выступать против Украины, если идеолог украинского нацизма Донцов доказывал, что его правящая нация не должна испытывать ни милосердия, ни человечности в отношении личности другой нации. Дальше - больше. Уже в двадцатых годах, создаются организации украинских националистов, Союз украинских фашистов и много еще чего. Именно под впечатлением их идеологии во время войны создавали батальоны «Нахтигаль»и другие помощники фашистов. Идеология нацизма не умерла с победой русских в войне. Так до наших дней нацизм и культивировался в сознание украинской молодежи. А мы жили, и не замечали этого, - размеренно, подстраиваясь под шаг говорил Николай.
Дмитрий покровительственно похлопал Николая по плечу.
-Вишь, брат, как прозрел ты, живя в самом логове национального самосознания, - улыбнулся он. - Мне все это известно, я еще в институте диплом защищал по этой теме. Правящим украинским элитам выгоден нацизм, нацисты подобны цепным псам, которых спускают с поводка там, где их нужно использовать. Потому власти и смотрят на их художества сквозь пальцы, - проговорил Дмитрий.
Николай, соглашаясь, кивнул:
-Иван Грозный точно так же использовал своих опричников.
-Он использовал их до поры до времени, а потом сам же и уничтожил. Поскольку личность была авторитарная. Он смог удержать их от дальнейшего разгула, а ваши нацики могут легко выйти из под контроля, потому, что правители у вас нынче слабые.  Тот же Ильин сказал, чтобы предотвратить распад государства, во главе должна стать национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды жесткого, но не жестокого правления. Правда, все это он говорил о России, полагаю, это касается всех государств. В ином случае наступит хаос передвижений, погромов, отмщений, безработицы, голода и безвластия, - доказывал правоту философа Дмитрий.
-Похоже процесс хаоса у нас уже начался, - грустно подтвердил Николай.
-Пусть берут пример с России. Там тоже начинался процесс хаоса, пока к власти не пришел национальный диктатор, которому большинство жителей доверило наводить порядок. Не жестоко, но жестко. И мы все от того выигрываем.

*   *  *
Правильно отзывался сосед Николая о правлении президента Ющенко, ему бы, как экономисту, экономикой заниматься, а он увлекся темой голодомора - массового голода на Украине в тридцатых годах. Это стало его национальной идеей-фикс. По всей Украине стали открываться памятники, выставки, музеи жертвам голодомора. Этим он хотел сплотить нацию. Утверждал, голодом Россия хотела усмирить украинский  свободолюбивый народ. Верховная Рада издала закон, в котором голодомор квалифицировала как геноцид украинского народа. Несмотря на все потуги Ющенко, нация не стремилась сплачиваться вокруг этой идеи, от Ющенко стали отворачиваться даже его недавние сторонники. От него отвернулась ближайшая соратница Юля Тимошенко, которая два раза при нем становилась премьер-министром, и о которой Ющенко потом отзывался, что Юля Тимошенко его самая большая ошибка. В русской печати, которую тогда еще можно было найти в киосках или прочесть в интернете, печатали высказывание президента России Медведева, за последнее время  произошел отход от  принципов дружбы и партнерства Украины и России, произошел разрыв в исторической и духовной сфере, в этом усматривается русофобская политика президента Ющенко. Даже в полку, в котором ранее все признавали победу Ющенко, теперь чесали затылки, а те солдаты и офицеры, которые стояли с ним на майдане, откровенно плевались, и говорили, зря они его там охраняли, пусть бы сторонники Януковича там побаловались. Не прошло и двух лет правления Ющенко, как недовольная его правлением Рада отправляет правительство в отставку, с чем он не согласен и начинается затяжной конфликт. Все это происходит на фоне скандала с Россией, Украину  обвинили в краже российского газа. Спешно принятое соглашение по газу приводит к скандалу в стране.
Олесь Омельченко остался в Киеве. Его в охрану президента не взяли, там принимали только офицеров специально обученных из службы безопасности, но его услуги не забыли, оставили служить в комендантском полку. Недалекий Олесь думал, охранять президента те же функции, какие у охранника, который охраняет супермаркет. Сиди себе на стульчике у дверей президента и решай, кого пускать к нему, кого нет. Только кому нужен рыхловатый офицер, который кроме строевой подготовки не имеет за душой никаких иных навыков, об оперативной работе он вообще ничего не знает. В комендантском полку нужна луженная глотка и умение тянуть ножку. И все же о нем иногда вспоминали,  пользуется доверием администрации президента, ему поручаются некоторые деликатные просьбы, о которых Олесь призрачно намекает по приезду домой, но о них не распространяется. Во всяком случае, его материальное положение значительно укрепилось. В свой полк он теперь заезжал как почетный гость, к его мнению прислушиваются, с его легкой руки Николай был назначен начальником штаба полка. Вдовушку в Киев он с собой не взял, якобы, у него там появилась зазноба, с которой он готов заключить официальный брак. Олесь еще больше раздобрел, появился значительный животик, лицо приобрело форму шара, лоснилось от сытости и довольства, лысина покрыла большую часть черепа. Ему присвоили звание подполковника, хвастал, скоро станет полковником. Он приехал в полк, чтобы вместе с командованием организовать торжественное мероприятие - отметить шестьдесят четвертую годовщину создания украинской повстанческой армии, поскольку президент издал указ «О всестороннем изучении и объективном освещении деятельности украинского освободительного движения и содействия процессу национального примирения». По секрету сказал, готовится указ о присвоении Героев Украины Шухевичу и Бандере. Полк выстроили, торжественно зачитали указ. Трижды прокричали: «Слава Украине!». Сотни глоток ответили: «Героям Слава!».
  Уже дома, выпивая в домашней обстановке, Олесь самодовольно говорил маме и отцу:
-Вот мы и дождались славного момента, когда не надо говорит шепотом о славных делах наших предков.
И только сейчас Николай узнал, что дед по материнской линии состоял членом украинской повстанческой армии, его поймали за злодеяния в селе подо Львовом, и расстреляли на месте. А деды по линии матери и отца у Олеся  состояли в подпольном движении уже в советское время. Потому так и чтят в семье Бандеру, портрету которого был так удивлен Дмитрий в первый день знакомства с ними. Теперь портрет висел на самом почетном месте. Николай слушал его пьяное бахвальство, и как всегда - молчал. И если ранее Олесь его молчание воспринимал, как нежелание спорить на тему, которая ему была не близка, то теперь он начинал злиться и упрекать Николая в скрытом сопротивлении. Николай понимал, его уже и так недолюбливают в этой семье, да еще карьера зависела от шурина, он слабо отбивался:
-Олесь, ты же знаешь, я политикой не занимаюсь. Мое дело военное. У тебя ко мне, как к начальнику штаба есть нарекания?
Тот тупо уставился на Николая, мотнул головой:
-Нет!
-Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы я, как те пацаны, бегал с факелом по улице? Так я уже не пацан. Да и задачи у нас иные. Ты лучше скажи, зачем мы поставляем Грузии оружие? Она собирается с кем-то воевать? - спросил Николай, чтобы отвлечь шурина от разговоров о политике.
-Ты что, не знаешь, что Грузия дружественная нам страна? Русские помогают абхазам и осетинам, мы грузинам, того и гляди там вспыхнет конфликт. А ты откуда знаешь об этом? - удивился Олесь.
-У нас сняли с боевого дежурства несколько зенитно-ракетных комплексов «БУК», в сопроводительных документах стоял адрес получателя — Грузия, - пояснил Николай.
-Ты об этом помалкивай, - предупредил Олесь.
-Одно дело продавать некондицию, другое дело отдавать действующие комплексы. У нас самих их не так много, - напомнил Николай.
-Ничего, нам американцы обещали подкинуть кое-что получше, - загадочно помахал рукой Олесь.
Он шел  потом домой и думал, как прогадал он в жизни, став военным. Ведь поступал он в военное училище еще в Советском Союзе, когда быть военным было почетно. Он с юности мечтал стать военным, знал, ему шла военная форма, он читал о славном пути многих военноначальников, хотел подражать им. В результате он вынужден терпеть, не служить, а дослуживать, тянуть до пенсии. Потому что эту службу нельзя назвать службой при высокой коррупции, когда иной раз зарплату выдают только тогда, когда какую-то часть ты оставишь военному кассиру. Нельзя получить продвижения по службе не дав взятку. Это даже не называют взяткой, настолько все привыкли к подобному положению вещей, подобное положение стало просто нормой. Ему тоже приходилось отдавать часть зарплаты, несмотря на то, что ему протеже составлял Олесь Омельченко.

*  *  *
В начале октября две тысячи восьмого Львов посетил президент Ющенко. Город украсили транспарантами, встречали его как зарубежную звезду. Отцы города постарались. И хотя на пресс-конференции президент говорил правильные вещи: сделать высшее образование общедоступным по всей Украине; о доступном жилье для малоимущих граждан; о проблемах многодетных семей, детей сирот, и прочее, ему уже мало верили. Не зря на парламентских выборах его партия пришла лишь третьей. Обиженный президент распустил Верховную Раду и назначил новые выборы на двадцать седьмое мая. Рада и правительство с этим не согласились, поняли, цель Ющенко вернуть себе полномочия, утраченные в ходе президентских выборов, когда республика стала парламентской. Склоки длились до декабря и премьер -министр Тимошенко первой предложила Ющенко подать в отставку. Ей вторили  с предложением импичмента Янукович и лидер коммунистов Симоненко. Пока в коридорах власти шла драчка, полк в котором служил Николай подняли по тревоге. Причина не была ясна, все ждали разъяснений из штаба дивизии. Штаб молчал,  запретили выходные, офицерам приказали находиться на казарменном положении. На следующий день пришло разъяснение и тут же объявили по телевидению: Россия напала на Грузию. Николай был в недоумении. Зачем большой России нужна маленькая Грузия? Сведения дозировались скупо: российские танки дошли почти до Тбилиси, и только вмешательство западной дипломатии остановило русских на пороге грузинской столицы.
-А ты спрашивал, зачем мы поставляем оружие грузинам, - довольно сказал Олесь во время кратковременного посещения Львова.
-Не понимаю, зачем нужно России нападать на Грузию? - пожал плечами Николай.
-В этом вся агрессивная суть российского руководства. Ты думаешь, Россия когда нибудь смирится с  потерей своих территорий? Белоруссию они уже объявили своей вотчиной, погоди, она скоро и нас захочет прибрать к рукам. Только не видать ей Украины, как своих ушей, - бахвалился Олесь.
Что на самом деле произошло в конфликте между Грузией и Россией точно не сообщалось, велели рассматривать официальную версию: Россия совершила агрессивный акт. Европа осудила российское руководство, вела санкции. Никто не сомневался в официальной точке зрения - Россия агрессор.
Через три дня в полку объявили отбой тревоге. Этот инцидент дал повод для заявления Ющенко, что Украина вступит в НАТО и будет наращивать свой военный потенциал. Утверждает, что следующей страной для агрессии со стороны России станет Украина.
В полку Николай на высказывание президента поделился с близкими ему по духу офицерами, которых становилось все меньше и меньше. Некоторые уволились или перевелись ближе к своим домам. Капитан Бойко высказался по этому поводу:
-Наращивать свой военный потенциал - это хорошо, правительство всегда должно об этом заботиться. Иначе, какая это армия?
-Что-то мы не видим никакого наращивания, - возразили ему. - Как несем службу со старым советским оружием, так и несем. А где отечественные новые образцы вооружений?
-Откуда им взяться, половину заводов стоят, - напомнил Николай.
-Американцы обещали подбросить нам стрелковое оружие, и снаряды для новых противотанковых пушек, - напомнили ему.
-Так они тебе и дадут новое, старье скинут: на тебе Боже, шо нам не гоже. Катера списанные ржавые нам продали, мы им за это еще спасибо говорим. А если доллары выдавать на вооружение, то они не дойдут даже до заводов, верхушка распихает их по карманам, а возвращать долги будем мы и наши дети. Лучше они вместо пушек нам масла подкинули, - высказался еще один офицер.
-Да тише ты, комполка услышит, -  шикнул на него офицер связи.
-Каждое государство должно строить свои вооруженные силы и разрабатывать свою военную технику, а не надеяться на чужого дядю, - отозвался Николай.
В январе снова недопоставки газа Россией, в квартире едва горит комфорка, а цены опять за газ возросли. Премьер Тимошенко объявила, в этом виноват Ющенко, который хотел сохранить коррупционного криминального посредника газа «Росукрэенрго», она потребовала от президента отчитаться перед парламентом по поводу злоупотреблений и коррупционных действий нацбанка в пользу «Надра-банка», и не без известного на Украине олигарха мажоритарного акционера «Надра-банка»  Дмитрия Фирташа, который являлся спонсором украинской оппозиции Яценюка, Тягнибока, Кличко. Пока паны наверху скубуться, население ропщет, но молчит. Молчит, потому что любое протестное выступление тут же стараются подавить не столько силами милиции, как силами националистически настроенной молодежи, которая выходит навстречу протестующим с палками в руках, обвиняя митингующих в покушении на демократию молодой республики.
Однажды он был свидетелем подобной выходки молодежного нападения на демонстрантов. На девятое мая он был выходным, взял дочек прогуляться по весеннему городу. В центр пошла жиденькая колона ветеранов войны, в основном стариков и пожилых женщин. На груди у многих ордена и медали, георгиевские ленточки. Они ничего не скандировали, не пели, шли молча к бывшему памятнику освободителям города от немецких захватчиков, его в прошлом году снесли, остался один пьедестал. На пути у демонстрантов стояли стеной молодчики с палками в руках. Сотрудники милиции стояли далеко в стороне и безучастно наблюдали за происходящим. Колона встала вплотную к молодым людям, не веря, что те могут поднять руку на пожилых людей. Но те решительно двинулись навстречу и стали напирать на них просто массой, требуя убрать медали, срывали георгиевские ленточки, топтали их ногами,  поскольку они являются запрещенной символикой тоталитарного режима. Вырвали из рук ветеранов венок, который они хотели возложить к постаменту уничтоженного памятника, выхватили у женщины копию знамени Победы и демонстративно сожгли его. Спор, крик, плач. Милиция вначале хотела вклиниться между ними, националистически настроенная молодежь, в основном из партии «Свобода» закидала милицию камнями и дымовыми шашками, они отступили и стали безучастно наблюдать за происходящим.
-Папа, что происходит? - спросили испуганные дочки.
-Происходит то, чего не должно быть, - жестко сказал он. Он хотел вмешаться, вклиниться в толпу, призвать к совести молодежь,  дочки испуганно вцепились с двух сторон в его руки, и он сжав зубы, повел их домой. По дороге девочки не могли успокоиться.
-А почему эти хулиганы напали на дедушек? - спрашивали они. - Кто эти люди с цветами и медалями?
-Это  победители в последней войне, ветераны, которые остались живыми. А про себя подумал: «Чтобы дожить и увидеть это безобразие, когда защищают потомков тех, кого они тогда не успели после войны добить».
-А почему милиция не разгонит этих хулиганов? - допытывались девочки.
-Для меня это тоже загадка, - хмуро ответил отец.
Вечером он встретил возвращающего с работы соседа Сергея Глушко в милицейской форме, спросил:
-Сергей, почему власти не разрешают ветеранам пройти по городу? Они же не нарушают общественного порядка? Почему на их пути тогда стоят не вы, а какие то недоумки?
Сергей вздохнул, ответил:
-Ты этот вопрос задай нашему министру  внутренних дел Юре Луценко.
По тому, как сосед назвал презрительно имя министра Юрой, а не Юрием, понял, насколько не уважаем в своей милицейской среде  их министр. Впрочем он тут же подумал о своих министрах обороны, которые тоже не пользовались среди военных уважением. Особенно предпоследний, тоже Юрий, однако Ехануров, который никогда не был военным, болтался в коридорах власти от заместителя киевской администрации, депутата Рады, заместителя премьер -министра, и прочее, до министра обороны в правительстве Тимошенко. Присвоили ему звание полковника. Что может хорошего сделать для армии подобный министр? Конечно,  в первую очередь он начал набивать карманы. Ревизия вскрыла ряд хищений и злоупотреблений властью, его обвинили в коррупции и отправили в отставку. Хотя по хорошему, надо было посадить. Да вот беда, нет коррупции на Украине, и сажать, соответственно, не за что. Своих не бросают, на момент выборов Януковича, он пребывал в должности руководителя киевской городской организации партии «Наша Украина». Сменил его профессиональный военный Валерий Иващенко, который окончил Военную инженерную академию имени Можайского, прошел все ступени службы, дослужился до заместителя министра обороны, после снятия Еханурова временно исполнял его обязанности до новых выборов президента. Случилась новая беда, его посадили за то, за что не посадили предшественника. Он как то не так реализовал на сторону имущество Феодосийского судомеханического завода.
*  *  *

Последующие годы до переизбрания президента Ющенко ничего нового в  жизни Николая не превознесли. Все так же ходил на службу, выезжал на учения, принимал новую технику, подаренную западной коалицией. Все меньше законности наблюдалось в общественной жизни города, все большую силу приобретали радикальные партии со своими силовыми отделениями. Все так же Верховная рада сражалась со своим президентом, сам же президент при плохой игре старался сохранять бодрость духа. На ежегодной пресс-конференции «Спроси президента» был опубликован чей-то смелый вопрос: «Уважаемый господин президент, скажите нам, простым людям, сколько нужно вам заплатить, чтобы вы вместе со всеми своими депутатами, министрами навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?» И подпись. На что Ющенко ответил, это провокационный вопрос, спросивший, наверняка, находится в России, а лично его и депутатов избирал народ. Вместе с тем он отметил: что благодаря демократии, журналист может безбоязненно задавать подобный вопрос, в другой стране его бы привлекли к ответственности. Не чувствовал президент или не хотел видеть, что от него отвернулись почти все, даже бывшие соратники. Юлия Тимошенко, которая больше всех драла глотку на майдане, дескать, только Ющенко достоин доверия народа, два раза объявляла ему неофициальный импичмент, выдвинула свою кандидатуру на пост президента.
Военных всколыхнуло сообщение о том, что посол Украины передал в штаб-квартиру НАТО письмо, подписанное президентом Ющенко, премьером Тимошенко, и спикером Яценюком о вступлении в организацию, что для всего украинского парламента стало неожиданностью, не только для военных. Узнали об этом письме от американского сенатора, который посетил Киев. Парламентарии возмущались, за их спиной три политика решают судьбу целого народа!
Опять офицеры полка задавались вопросом, станет ли лучше им служить, повысится ли от того денежное довольствие, а потом уж задумывались о военной составляющей. И второй вопрос, зачем стране это нужно, если они не собираются ни с кем воевать? Не лучше ли им принять статус нейтральной страны, как Швейцария, например?
-Успокойтесь, - говорил начальник штаба Орлов своим подчиненным товарищам по оружию, - парламент отозвал письмо, поскольку такое решение требует референдума жителей страны.
Правда, два месяца Рада бурлила, парализованная дебатами по этому вопросу, и только потом вынесла решение о проведении референдума в случае, если избиратели того пожелают.
Олесь наконец решил официально жениться. Он привез из Киева разведенную женщину, с которой познакомился, когда находился в Киеве. Свадьбу сыграли в ресторане. Николай смотрел на раздобревшую фигуру своего шурина, тот вальяжно расположился в кресле, пот блестел на его лице и лысине, он снисходительно выслушивал поздравления и принимал подарки. Его жена ему под стать фигурой, испугано рассматривала родственников мужа, явно не ожидала такого, по ее мнению, великосветского приема. На свадьбе присутствовали почти все первые лица города. Галя перед свадьбой познакомилась с ней, высказала свое мнение о будущей жене Олеся:
-Деревня деревней! Я думала она из Киева, а она из деревни, работала официанткой в офицерской столовой. Там ее и приметил Олесь.
После свадьбы Олесь повез жену в новую квартиру, которую купил год назад.
Говорят, прежняя пассия Олеся при встрече чуть не выдрала волосы его жене.

В преддверии предстоящих президентских выборов зарегистрироваться решили неимоверное количество кандидатов, свыше сорока человек.
Николай ворчал:
-И мне, что ли, пойти податься в президенты! Уж если такие личности, как ужгородский голова Ратушняк, да нацист Тягныбок хотят стать во главе государства, полагаю я честнее их и грамотнее.
И вздыхал: «Жаль, что я не политик!». Знал сколько для этого денег надо и откуда они берутся у кандидатов. Там нет ни одного честного политика за редким исключением. В итоге зарегистрировались восемнадцать человек. Среди них такие одиозные фигуры, как самовыдвиженец Арсений Яценюк, который будучи на посту спикера до такой степени зарекомендовал себя безвольным и  недалеким, что его всерьез никто не воспринимал. Дали ему кличку «Кролик», избиратели махали у его офиса морковкой. Пройдет всего три года и этот «Кролик» еще проявит себя, наступит его звездный час. Ринулись в гонку все лидеры крупных и мелких партий:  коммунист Симоненко, социалист Мороз, Тигипел - Трудовая Украина, и так далее. Ющенко сколько раз отговаривали не вступать в гонку, его рейтинг ниже плинтуса, он упрямо шел вперед, доказывая, что его президентское правление является самым успешным за всю историю суверенной Украины. По итогам выборов он едва набрал пять с половиной процентов, что не мешало ему впоследствии утверждать в своем успешном президентстве. Его обогнал даже Яценюк, которого никто сначала не принимал всерьез. Что в таком случае говорят кандидаты о низком проценте? Происки врагов и подтасовку бюллетеней! Как и следовало ожидать, во второй тур вышли Янукович и Тимошенко. Перед первым туром, Тимошенко попросила президента Грузии Саакашвили прислать грузинских наблюдателей. Тот пообещал прислать грамотных, опытных наблюдателей, и на Украину ломанулись более двух тысяч наблюдателей. Им отказали в регистрации, поскольку стало известно - среди «опытных и грамотных» нет ни одного человека с опытом наблюдателя на выборах, полторы тысячи были вообще грузинскими безработными, около ста человек грузинские силовики из спецподразделений, остальные из полиции и армии. Юля подала в киевский апелляционный административный  суд иск, чтобы данных наблюдателей зарегистрировали,  в итоге,  после опубликованных телефонных переговоров Тимошенко с Саакашвили, в регистрации грузинским наблюдателям было окончательно отказано.
Не только подполковнику Николаю Орлову было ясно, что могли бы сделать на наблюдательных участках почти половина из всех наблюдателей две  тысячи грузинских засланных казачков. Уже во время выборов сторонники и противники бывшего президента говорили, ничего хорошего от нового президента стране ожидать не приходиться. Олесь Омельченко остался в Киеве, хотя новая метла вымела его с прежних насиженных мест, он остался в киевском гарнизоне, где с ним не очень считались, он получил должность, несоответствующую его званию, припоминая прежнюю его заносчивость и чванство. Олесь затаил злобу, открыто грозил: «Мы свое еще возьмем...».
Николай с затаенным злорадством спрашивал его:
-Скажи, стоило тогда, на майдане так за него задницу рвать, если он набрал процентов чуть больше жирности молока?
-Да иди ты!.. - огрызался Олесь.
-Все соратники отвернулись от него, один ты верен остался, - корил он шурина.
-На нашей улице еще будет праздник! - уверенно обещал Олесь.
Единственное доброе дело удалось сделать Николаю в полку, он в отсутствие Олеся сумел протолкнуть кандидатуру капитана Бойко на должность командира батальона с присвоением майорского звания. Которому, в свое время, Олесь обещал, что он до пенсии в лейтенантах прослужит. На это известие Олесь при встрече с Николаем криво улыбнулся и спросил:
-Дружков проталкиваешь?
-Он не друг, а боевой товарищ. К тому же он грамотный офицер, его рота заняла второе место на последних учениях, - спокойно ответил Николай
-Офицер может он и хороший, а вот как человек - дерьмо. Да и ты не лучше. Одного поля ягодки, - махнул рукой Олесь и ушел в сторону от дальнейшего обсуждения.
Николай  шел домой в полном раздумье, в стране бардак, и в полку не все ладно, все больше офицеров подвержены националистической риторике, и дома непонятно какие отношения.
 На подходе к дому встретил возвращающегося с работы, соседа Сергея  Глушко,  уставшего и не менее грустного, чем Николай.  Николай спросил:
-Что-то не вижу в твоих глазах оптимизма. Опять молодежь бузила?
-Та не! Ты газеты читаешь?
-Профессор Преображенский советовал на ночь не читать украинских газет, - пошутил Николай.
-Зря! Нашего Юру  на недолго   кышнули.
-Какого Юру? - не понял Николай.
-Та министра нашего, Луценко! - пояснил сосед.
-Чё, тож проворовался?
-Не, за це у нас не снимают. Обеспечил рейдэрский захват полиграфкомбината, на котором печатают бланки для президентских выборов.
-Зачем ему это надо?
-Та ото ж! Юля  захотела подчинить комбинат себе, а Витя (Ющенко) воспротивился. Он послал свои внутренние войска, те выдворили оттуда милицию, Юру уволили, а через час Юля восстановила его в должности исполняющего обязанности, - пояснил Сергей.
-Ну я скажу, у вас дела похлеще наших! - восхитился Николай. - Это ты из -за этого такой грустный? - спросил он.
-Та не -е! Зарплату опять задерживают, а работать заставляют по две смены. Шо там с выборами, кто кого? - спросил Сергей.
-Идут ноздря  в ноздрю. Ты сам за кого пойдешь?
Сергей махнул рукой.
-Кого не выберешь, результат будет все тот же. Оба  заботятся не о нас с тобой. Не пойду я голосовать.
И пошел тяжелой походкой в подъезд, на входе обернулся, сказал:
-Кого бы не выбрали, заходи, обмоем. Все равно повод в наличии имеется.
Во втором туре Грузия не  послала ни одного своего наблюдателя на избирательные участки Украины.
Президентом страны был избран Виктор Федорович Янукович. С этим не могла согласиться Юлия Тимошенко. Она подала исковое заявление в Высший административный суд об обжаловании президентских выборов. В иске ей было отказано, на что она решительно заявила: «Это не суд! А Янукович не легитимный президент!».
Новоиспеченный четвертый президент Янукович на радостях произнес свою речь по-русски, за что тут же получил выговор от депутата Вязиевского,  дескать, «не гоже кандидату на высший пост страны выступать не на государственном языке».
Заканчивалась двадцатилетняя эпоха независимости суверенной Украины.

Часть третья.

Подполковник Николай Орлов глядя на своего заместителя, который очень переживал о проигрыше своего кумира президента Ющенко, сказал с издевкой:
-Наверное, вы единственные в полку с Омельченко, которые так сожалеют о сбитом летчике.
-Почему? Вы не правы, пан подполковник, у нас многие в городе голосовали именно за него. Вы думаете, Янукович долго усидит в президентах?
-Поживем - увидим, - не стал спорить Николай.
Он знал,  в особом отделе он и так уже на заметке, благодаря стараниям своего заместителя. Про себя подумал: «Может дело и правда сдвинется с мертвой точки в лучшую сторону. Сколько же нам еще терпеть деградацию государственных органов». Полк стал походить не на воинское подразделение, а на сборище банды батько Махно. Обмундирование не выдавали, офицеры должны были покупать за свой счет. Купить не всегда возможно, не было в продаже некоторых мелких аксессуаров на погоны и в петлицы, даже сапог и ботинок на всех не хватало. Поэтому в строю офицеры и сержанский состав выглядели не очень браво, командиры закрывали на это глаза. Давно существовал негласный приказ, срочников оставлять служить по месту жительства, чтобы родственники им помогали, и по возможности офицеров тоже направлять ближе к родным местам.
Кстати, по мнению Николая, Янукович начал не так уж и плохо. Сразу сократил штат президентского секретариата, образовал национальный антикоррупционный комитет, подписал новый налоговый кодекс, и многое чего другого хорошего. А вот статус второго русского языка не признал, украинский язык остается единственным государственным языком. Обещал упразднить воинскую повинность в форме прохождения срочной службы в вооруженных силах. Отправил в отставку правительство Юлии Тимошенко. Это не совсем выглядело как месть, поскольку за отставку голосовало большинство в Раде и даже семь ее верных партийцев из ее же блока не поддержали ее. Николай одобрил принятие нового закона, который ограничивал уличные протесты. Надоели выходки молодчиков, которые по каждому случаю устраивали шабаш у здания городской администрации. Правда, на тот закон они наплевали, и собирались по прежнему по первому зову своих вожаков.
В этом году Николай всей семьей решил погостить у брата в Москве. Последние годы братья стали особенно близки. Разница в возрасте с годами стала не заметной. Николай признавал интеллектуальное превосходство младшего брата, у него  кругозор шире, он вращается среди большого количества умных людей, общается с иностранцами, благо владеет двумя языками, благодаря Дине в курсе всех новинок в кино и театре. Он же, Николай, дальше казармы нигде не бывал, в театры с женой не ходил и по молодости, книг не читал, - некогда. Успевал просматривать новости по телевизору, иногда смотрел юмористические передачи с молодым  и талантливым сатириком Зеленским. Он с таким едким юмором со сцены прокатывал бадеровцев, зал ухахатывался.
Он ехал в Москву с приподнятым настроением. Ему интересно, какой стала Москва с тех пор, как он учился в училище. Уговаривал жену поехать с ним, она ни в какую:
-Я! К москалям! Которые нашу родину попирают! Ни за что!
-С чего ты взяла? Они разве оккупировали Украину? Или тебе мешают преподавать украинский язык? - в сердцах высказывался Николай.
Младшая Яна тоже вторила матери:
-Не поеду. Они там размовляют на собачьей мове, противно слушать.
-А еще у москалей рога на голове выросли, - с усмешкой укоряла сестру Ева. Она согласилась ехать с отцом безоговорочно. Общими усилиями уговорили поехать и Яну.
Дмитрий ждал брата с приподнятым настроением. Ему хотелось показать брату и племянницам обновленную Москву. Ведь во время учебы на первом курсе столица выглядела серо и убого. Разбитые тротуары, у каждого метро палатки с пивом и прочей чепухой, мусорки переполненные, ветер гонял обертки и обрывки газет. Безликие дома, которые строили в спальных районах один похож на другой, убогая коробочная архитектура, негде глазу остановиться. Он вспоминал, как они с Диной посетили Венгрию, насколько их поразила архитектура столицы, которая со средневековых времен только совершенствовалась и не позволяла разрушать старинные дома. В старом городе Веспрем они так же любовались старинными улочками, необычной архитектурой, и только в центре стояла из бетонных плит коробочка, так не вписывалась она в архитектурный стиль города. Оказалось, это дар городу от членов советского политбюро. В нем располагался райком партии. Теперь это уродливое здание не знают как использовать. В советское время в Москве снесли столько памятников старины, церквей, взорвали храм Христа Спасителя, построенного в память павшим воинам во время нашествия Наполеона, член политбюро Каганович предлагал снести храм Василия Блаженного, чудом не случилось. Зато на окраинах настроили столько безликих коробочек, среди которых можно было заблудиться. Не зря режиссер Рязанов снял по этому поводу фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Зато сейчас на Москву любо дорого посмотреть, в этом есть заслуга мэра города Лужкова. Появились красивые торговые комплексы, не хуже чем в Будапеште, которые так удивили и восхитили Дмитрия и Дину. Отреставрировали старые и старинные дома, оригинальная подсветка делала их в вечернее время еще более сказочными.
Орловы купили себе двухкомнатную квартиру недалеко от прежней квартиры Дины. Они хотели квартиру Дины продать или сдать друзьям, но когда приезжали Димины родители, и останавливались в прежней квартире, чтобы не стеснять сына, решили, пусть та квартира остается гостевым домиком. Ведь в Москву часто приезжали однокурсники Димы, друзья и родственники. Наконец, через несколько лет родители Дины и Дмитрия познакомились. Родители Дины так и не смогли ни разу  съездить в Измаил. Знакомство состоялось в ресторане, но обе семьи чувствовали себя сковано, не знали о чем говорить, отец Дины вежливо расспрашивал о жизни в провинции, об Украине в целом, женщины поговорили о детях, мужчины крепко выпили, и на том расстались. Две разных семьи, разного статуса, разной ментальности мышления, они никогда не смогут говорить на одной волне. Слишком разный образ жизни разъединял их. Однако, статус кво был соблюден, сваты познакомились, теперь можно с легким сердцем передавать друг другу приветы.
Он встретил брата на Киевском вокзале, знал уже,  Галя с ними не едет, деликатно не стал при девочках расспрашивать, почему не поехала мама. Он гордо усадил их в свой «Фольксваген», и покатил по городу. Николай крутил шеей, стараясь разглядеть улицы, он вряд ли когда их видел, и даже если видел, вряд ли мог узнать. Дмитрий посмеивался: брат прожил в столице почти пять лет, и города не видел. Николай узнал только свое военное училище и прилегающую набережную, которая вела к Москворецкому мосту, он в увольнение ходил по ней к Красной площади. Дмитрий привез их домой, где Дина накрыла стол. Сын Виктор чопорно поздоровался с двоюродными сестрами, которых видел крайне редко, перескакивая через значительный отрезок времени. Вчера они были девочками подростками, а сейчас уже почти девушки. Старшая Ева вытянулась, почти догнала ростом отца, красивая и спокойная. Яна еще угловатый подросток, несколько нервная и смешная в своем украинском говоре. Ева старалась говорить по-русски, ей это неплохо удавалось, она часто разговаривала с отцом на его родном языке, Яна упорно не хотела его учить. Девочки разглядывали интерьер, несколько отличавшийся от многих квартир во Львове. Яна спросила: почему у них нет на стене портрета Бандеры? Братья переглянулись, Николай строго пояснил, в России он не является национальным героем. Уже позже, одиннадцатилетний Виктор так охарактеризовал сестричек:
-Есть люди, которые видят бублик, а некоторые дырку в бублике. Вот Янка, она видит дырку в бублике. Ей ничего не нравится, она видит только все плохое, неубранную улицу, обсыпанную штукатурку на доме и прочее. Еве все нравится. Ей Москва очень понравилась.
Родители крайне удивились взрослой логике сына. И действительно, Ева говорила, он бы с удовольствием после школы поступила в московский институт, но она не знакома с русским правописанием и русской литературой. Яна заявила, она поедет учиться либо в Польшу, либо в Германию.
После обеда Дина пошла в театр, договорились, что они придут на вечерний спектакль с ее участием, а Дмитрий поведет их показать значимые места в городе. Конечно, в первую очередь на Красную площадь и в Кремль.
Идя по городу, они еще раз прошли к бывшему военному училищу имени Верховного Совета. Николай смотрел на свое училище, которое к тому времени закрыли на капитальный ремонт, ему стало очень грустно. Прошло всего двадцать два года, когда он безусым лейтенантом покинул его стены, вроде совсем немало, но так много событий прошло за эти годы, и самое крупное, - развал СССР.
-Представляешь какие там коридоры? - спросил он брата.
-Догадываюсь, - улыбнулся Дмитрий, здание по длине несколько сот метров.
-Хотя я и сидел в нем на казарменном положении, то были лучшие мои годы, - грустно проговорил Николай.
-Очень солидное здание, - согласилась с ним Ева.
-А Кыив краще, - заявила Яна.
-Киев тоже очень красивый город, - согласился с ней Дмитрий, понимая внутренний протест девочки против восхищения городом старшей сестры. Хотя он был искренен, Киев, действительно, очень красивый город. Они бродили по центру города, магазины работали, прохожие спокойно прогуливались или спешили по своим рабочим делам, ничего не напоминало нервную обстановку в его городе Львове, где группы молодых людей проводят факельные шествия, митингуют по поводу и без повода. Во время выборов президента эти же молодые люди преследовали тех, кто агитировал не за Ющенко, всех, придерживающихся левых взглядов публично называли ответственными за преступления коммунизма.
-У вас тут шествия бывают? - неожиданно спросил Николай.
Он сначала не понял сути вопроса, взглянул на брата.
-Какие шествия?
-Митинги недовольных властью?
-А! Бывают, конечно. Договариваются с мэрией о месте и дне митинга, и вперед!
-С милицией дерутся?
-На моей памяти был такой случай на Болотной площади, тогда акция вышла за пределы дозволенного. Ситуацию быстро взяли под контроль, кому-то дали пятнадцать суток, кого-то оштрафовали, на том все и закончилось, - пояснил Дмитрий. - Какая бы власть не была, все равно найдется кучка недовольных, которые будут мутить воду. Вспомни Александра Второго, отменил крепостное право, издал кучу либеральных законов. Все равно нашлись негодяи, которые бросили в него бомбу.
Девочки шагали впереди, им неинтересно о чем говорят взрослые, они разглядывали дома, витрины магазинов, щебетали о чем то своем, мужчины вели беседу, которая занимала их умы.
-Чем объяснить, что у нас власти не могут взять под контроль выступления молодчиков, а вы справляетесь? Это говорит о диктаторских замашках вашего президента? - спросил Николай.
-Это говорит о сильной стороне нашего закона. И я всегда считаю, пусть лучше будет у нас чуть меньше демократии, и чуть больше власти у президента, чтобы не переживать очередной войны на юге, не позволять либералам клеветать на родину в которой живут ради подачек из-за океана.
-Ты говоришь штампами, как пропагандист, - хмыкнул Николай.
-Я говорю как патриот родины, которую выбрал для себя, я не предавал Украину, мы жили в единой стране, ты остался на том осколке, который отвалил от СССР, - парировал Дмитрий. - Хочется, чтобы мы тут жили мирно и спокойно. Хватит с нас Чечни, научены горьким опытом. А на Украине все только начинается. Никогда восток не сойдется во мнении с западом, того и гляди вспыхнет конфликт на этой почве. А это уже и гражданской войной попахивает.
-Я раньше всегда готов был спорить с тобой, считал себя правым. Если бы я попал служить не во Львов, а куда-нибудь на юг или восток Украины, я бы до сих пор спорил с тобой, утверждая, что жизнь на Украине лучше, - выговорился Николай.
-А что, при Януковиче жизнь не наладилась? - спросил Дмитрий, хотя полагал он знает больше, чем брат, который сидит во Львове, в окружении людей совсем другого ментального мышления, чем остальная Украина, а Дмитрий собирает материалы по всей Украине для политических обзоров.
-Сначала он править начал вполне обнадеживающе. Бьется за увеличение властных полномочий. Не получилось у нас с парламентской республикой. Сидят в Раде  придурки, им дали власть, они о родине быстро забыли, сидят и грызутся между собой, как пауки в банке. Начал выстраивать вертикаль власти, которую Ющенко окончательно разрушил. Возбудили уголовное дело против бывшего президента Кучмы за заказное убийство журналиста, добрались и до Юлии. Против нее еще шесть лет назад возбуждалось уголовное дело за дачу взятки, нужно знать Юлю, она тогда выскользнула, а сейчас ею занялся независимый аудит из США, они накопали на нее столько говна,  даже ее покровители долго чесали репу. Из ее правительства пересажали многих бывших министров, и до министра МВД Луценко добрались, - рассказывал Николай.
-Все это замечательно, только ты к чему подводишь? Чувствую, ты как на прежних, советских совещаниях: у нас все здорово, но вместе с тем… - перебил его Дмитрий. Николай рассмеялся.
-Точно! И вместе с тем! Лучше народного депутата из Крыма Грача не скажешь, тот ему выдал в прямом эфире: обещал русскому языку статус государственного, и не выполнил. Обещал вхождение в Таможенный союз и единое экономическое пространство с Россией, - тоже мимо. Обещал повышение зарплат и пенсий, - не выполнил. Обещал развенчать дело Ющенко по героизации фашиствующих элементов, отменить указы по присвоению героев Бандере и Шухевичу, - тишина. Как было при Ющенко, так все и осталось при Януковиче, никто не мешает националистам преследовать ветеранов войны, не согласных с их политикой, маршировать по улицам, грабить и запугивать бизнесменов. Коррупция в стране достигла своего апогея, миллиардеры богатеют, народ нищает. Помнишь, я упрекал тебя за Ельцина, который свою дочь пристроил на государственную службу? Так вот, наш Янукович своих сыночков пристроил на самые хлебные места, которые самым бессовестным образом отнимают у других бизнес, - Николай шумно выдохнул после такой длиной тирады, обреченно произнес: - Сейчас, думаю, я бы тоже остался в России, если бы не родители. Не могу их оставить. Да и люблю я свой Измаил. Уйду на пенсию, уеду доживать свой век в Измаил.
-И я его люблю. И по родителям скучаю, старенькие они уже, им сейчас как никогда нужна поддержка. А мы с тобой вдалеке от них. А как же девочки, они же не поедут с тобой.
Николай вздохнул.
-Не поедут, - подтвердил он. - Они выросли. У них своя дорога. Выйдут замуж, вылетят из гнезда, родители будут им не нужны. Из-за них меня в полку почитают за приспособленца. Дескать, идеологию ихнюю не поддерживаю, но и не отрицаю. Упорно вне строя говорю на русском языке. Правильно считают. Приспособленец я. Понимал, если выступлю открыто, вытурят меня из армии. Не этого я опасался. Думал, как же девочки останутся без меня? Потерплю еще немного. Окрепнут они, начнут понимать что-либо в этой жизни, а так попадут под влияние жены и бабушки с дедушкой, будут так же шастать по городу с факелами, - с горечью говорил Николай.
Нагулявшись по городу, они увидели кафе и решили зайти попить кофе и отдохнуть.
-У вас тут тихо, - высказалась Яна.
-Что ты имеешь ввиду, - не понял Дмитрий.
-Пацаны не шумят, не ходят толпами и не орут. Девок не чепляют…
Мужчины только улыбнулись.
Вечером повели девочек на спектакль с участием Дины. Шла комедия, и по тому, как смеялась на некоторые реплики Яна, Дмитрий понял, она на слух хорошо воспринимает русский язык, все же в семье Николай разговаривал с дочерьми по-русски, и хотя Яна противилась отвечать на нем, она все же понимала его достаточно прилично. Потом она говорила, из всего, что она видела в Москве, ей больше всего понравился театр и участие в нем тети Дины. Мужчины купили букеты цветов, вручили их девочкам, чтобы они по окончанию спектакля преподнесли их Дине.  Они встретили ее после спектакля, счастливые все вместе пешком пошли через вечерний город в сторону дома.

Когда после недельного пребывания в гостях, на вокзале прощались с братом и его дочерьми, Дмитрию было очень грустно. Он тогда еще не знал, что очень и очень долго не увидит своих племянниц.

*  *  *
Летом тринадцатого года у Дмитрия и Дины совпал отпуск, они  решили втроем поехать в Измаил на своей автомашине. Матери Дмитрия исполнилось шестьдесят пять лет, они хотели порадовать мать своим приездом. Тринадцатилетний сын Виктор только приветствовал вояж. Такого дальнего путешествия на автомашине они еще не совершали. До границы ехали без приключений. Дина опасалась, на территории Украины начнутся проблемы из-за российских номеров на автомашине. Границу пересекли довольно спокойно, успели сходить в «Дюти-Фри», закупились беспошлинным заграничным спиртным. Первую остановку сделали в Чернигове. Посмотрели с удовольствием достопримечательности древнего города, рассказали сыну о роли черниговских князей в жизни древней Руси. Церкви времен черниговских князей ухожены и открыты для посещений. Дина с любопытством рассматривала древности города, о которых ранее учила в школе. Зашли в обменный пункт валюты, поменяли рубли на гривны и поехали дальше. До Киева оставалось не больше ста километров.  Доехали быстро. Не переезжая Днепра остановились в гостинице справа от трассы. Перекусили, Дмитрий предложил:
-Давайте поедем в центр города, покажу вам достопримечательности Киева. Я сам был в Киеве еще школьником.  Кстати, туда можно доехать в метро.
Виктор проголосовал первым за поездку, опасаясь, что мама может сослаться на усталость. Но Дине тоже интересно осмотреть хотя бы небольшую часть города, в котором никогда не бывала. Сели в метро, доехали до станции «Хрещатник», вышли, Дмитрий по памяти повел их в сторону площади Независимости, затем они прошли к памятнику Богдана Хмельницкого, успели сходить к Лавре, но не успели пройти через катакомбы, поскольку был уже вечер и Лавра закрывалась. Сфотографировались на фоне известных церквей, пошли в сторону метро, чтобы вернуться в гостиницу.
-Очень красивый, европейский город, - высказалась Дина.
А Дмитрий про себя отметил, нет на улицах никаких митингов, за всю дорогу до Киева никто не обращал внимания на автомашину  с российскими номерами. Никто к ним не приставал слыша русскую речь, все вокруг говорили по-русски. «Мы журналисты сами нагнетаем обстановку, а потом ее опасаемся», - подумал он. Да и Дина тоже отметила,  нервозность ее оказалась беспочвенной. На следующее утро выехали на трассу, ведущую в Одессу. Трасса на удивление великолепная. Правда, позже ему сказали, это единственная трасса, которую отремонтировали за последние годы, в основном дороги везде убитые. В этом Дмитрий убедился, когда не доезжая до Одессы свернул на дорогу, ведущую в Измаил. Вот тут началось истинное испытание подвески автомобиля. Колдобины и ямы были на всем ее протяжении.
-Как в войну бомбили, так с тех пор и не ремонтировалась, - высказал свое мнение Виктор.
-Это точно! - согласился с ним Дмитрий.
Дома их с нетерпением и беспокойством ждали. Одно дело, когда дети прибывают поездом, другое - когда едут своим ходом. Мало ли чего может случиться в дороге. Они облегченно вздохнули, когда Дина по мобильному телефону сообщила им, они въехали в город.
Встречали их за воротами, стояли у дома, ждали, Дмитрий еще на подъезде заметил, как постарел отец. Седина покрыла голову полностью, он сгорбился, одежда на нем  мешковато висела. Мать более моложава, хотя и ее годы не пощадили. За это время умер муж старшей сестры Владимир Иванович, умер так же сосед Петрович, о чем они знали из телефонного разговора. Дмитрий посылал из Москвы тете Варваре свои соболезнования. Первым из машины выскочил Виктор. Еле разминая затекшую спины от долгого сидения, вышли Дина и Дмитрий.
-Господи, Витенька, да когда же ты успел так вымахать, - удивлялась бабушка, обнимая и целуя внука. Тринадцатилетний внук был уже выше ее.  Объятия и поцелуи. Мать заторопилась:
-Загоняй автомашину во двор. Ваня, открой ворота, - велела она мужу.
-Я, папа, сам, - отстранил его Дмитрий, распахнул ворота, увидел пустой гараж, спросил: - Папа, а где твой «Москвич»?
-Отдал Олегу. Стар я уже на нем ездить. Молодой семье он нужнее, - пояснил отец. - А у тебя что  за агрегат? - кивнул он на автомашину.
-Немецкий «Фольксваген Пассат», - пояснил Дмитрий.
Отец обошел машину, заглянул внутрь, одобрительно высказался:
-Умеют фашисты делать машины.
-Почему фашисты? Немцы фашизм давно осудили, - возразил Дмитрий. - А вот у нас, на Украине, он возрождается.
-Это точно! Ходят здесь придурки по проспекту, кричат: «Слава Украине, героям слава!». Каким героям? Если только недобитков, последователей Бандеры, да второго, как его?..
-Шухевича? - подсказал Дмитрий.
-Его, - кивнул головой отец.
-И как к этому в городе относятся?
-Как? - пожал плечами отец. - Никак! По разному. Кто против, те молчат. Кто за - кричат. Если милиция их не останавливает, чего же простому труженику у них на пути становиться. Получишь дубинкой по горбу и от милиции, и от нацистов. Пойдем в дом.
-Виктор! - окликнул сына Дмитрий. - Вынимай вещи их машины.
Прошел в дом. Ничего не изменилось, как было в доме в его детские годы, так все и осталось. Те же вышивки гладью на стене. Фотографии в рамках. Старый румынский шкаф с круглыми зеркалами, который достался матери в качестве приданного. Швейная машинка «Зингер» начала века, так же стояла в углу.
Вымыл руки, спросил мать:
-Колька обещал приехать или нет?
-Обещал. Только без жены. Никак она не хочет видеть нас. Что мы ей плохого сделали? Принимали, как родную, - с огорчением проговорила мать.
-Она против вас ничего не имеет. Ей не нравится русскоговорящий город. Так уж она воспитана, - пояснил Дмитрий.
-Не повезло Коле с женой, удивляюсь, как они до сих пор не разошлись. Тебе ничего не рассказывал, когда приезжал к тебе?
-В подробностях нет. Обмолвился, что с выбором жены поспешил, купился на ее внешнюю красоту. Живут они мирно, но врозь. Николай сказал, поднимет девочек, а там будет решать, как ему быть в дальнейшем. У него выслуга лет есть, может уйти на пенсию.
-А жить где останется? Во Львове? - настороженно спросила мать и с тревогой посмотрела на сына, вдруг он подтвердит ее опасения.
-Не думаю. Что его там может держать? Квартира и та не его. Купил на свои деньги, оформил на жену и девочек. Сказал, вернется в отчий дом, то бишь, к вам, - пояснил Дмитрий.
-Дай то Бог! - облегченно отозвалась мать.
-Что еще нового у вас, мама?
-Да что может быть у нас нового? Живем… Пойдем, за столом поговорим.
Дина с Виктором успели за это время сходить в огород, Виктор сказал, он помнит, как он ходил туда с девчонкам, своими двоюродными сестрами, хотя ему в то время было всего лет пять.
-Сейчас Варя и Оля придут, звонили. Я им сказала, чтобы к шести вечера приходили, - сообщила мать.
-Вот и славно. Рад буду видеть их.
Дина достала из чемодана подарки матери, халат, теплые тапочки. Отцу подарили набор инструментов в чемоданчике.
Отец разглядывал никелированные инструменты, восхищенно цокал языком:
-Мне бы такие лет двадцать назад. А сейчас такие  можно поставить в сервант  и любоваться ими.
-Да брось, папа, ты еще в силе, - поощрил отца сын. - Пользуйся.
Они прошли в беседку, виноградные листья плотно укрывали ее от палящего солнца, виноград не наливался еще спелостью, висели большие зеленые грозди, обещая изрядный урожай.
-Папа, а вина хватило до лета? - спросил Дмитрий. Отец, как и прежде, каждую осень давил виноград на вино.
Осталось совсем немного. Мы сами его почти не пили, продавали. И в этом году сделаю для продажи. Пенсия у нас сам знаешь какая? - отозвался отец.
-Я привез крепкое спиртное, - показал он на бутылки.
Отец рассмотрел этикетки, повертел в руках бутылки, прочитал: «Баккарди», на другой «Кубинский Ром», далее «Виски».
-Да-а, такое у нас только в барах увидеть можно. Стоят, как вертолет. Нам такое уж ни к чему. Мы к винцу привычные. Но попробовать можно.
Мать услышала, проворчала:
-Пробовальщик! Смотри у меня! Не загнулся бы!
-Грех, такое не попробовать. Может последний раз в жизни. Счас, вот, Леня придет, мы и отведаем заграничного зелья.
С тетей Олей пришли муж Леонид Васильевич, и Олег с женой Алей. Дмитрий долго прихлопывал по спине возмужавшего Олега, обнимал родственников, отметил про себя, время не щадит их. Все понемногу постарели. Да и сам Дмитрий далеко не юноша. Мать все сокрушалась, что у них нет больше детей, а Виктор уже почти вырос. Отговорка одна: не та у жены профессия, чтобы обзаводиться детьми. Хотя все понимали, это всего лишь отговорка. Ольга Петровна обнимала Дину и все приговаривала:
-Ты же теперь у нас звезда! Мы всем соседям с гордостью говорим, если видим тебя в кино: це наша невестка.
-Это для вас звезда, а для меня наказание, - остудил их пыл Дмитрий. - Хорошо смотреть ее на экране. А что за этим? Бессонные ночи, частые отлучки, Витька больше у бабушки жил, это сейчас он взрослый, может и один посидеть, если мы задерживаемся.
-Да, горек хлеб актрисы, - подтвердила и Дина.
-Однако на калач не променяешь, - проворчал Дмитрий.
-Не променяю. Уж раз назвалась груздем, чего уж тут менять профессию, - отмахнулась она от мужа. Потянулась, проговорила: - Как же у вас тут хорошо! Покойно! Воздух чистый, тишина, умиротворение.
-А че ж воздуху быть поганым? - прогудел Олег. - Все предприятия угробили, коптить некому.
-У нас и раньше не очень коптили, - возразил его отец Леонид Васильевич. - Консервный находился далеко за городом, остальные тоже…
-Та лучше бы они коптили, работа бы у людей была, - проговорила тетя Оля. Олег тоже заинтересовался машиной Дмитрия, осмотрел ее со всех сторон. Расспросил сколько лошадей, какая скорость и прочее, что интересует любителей автомашин. Позже подошла тетя Варя. Всплакнула, обнимаясь с племянников. Вот и нет теперь ее мужа, приходиться приходить одной. Рая на работе, может придет, а может и задержаться.
Дина переговаривалась с женщинами, Олег наклонился к Дмитрию.
-Ты слышал, как мы тут праздновали тридцатилетие независимости? - обратился он к Дмитрию.
-Не слышал, а видел. Смотрел по компьютеру. Шли по проспекту  со сто метровым флагом, скандировали: «Бандера, Шухевич герои Украины!». Затем у памятника Шевченко мэр толкал трогательную речь, рассказывал, как Украина веками боролась за сою независимость теперь вы стали настоящей нацией — европейской, гордой, патриотической и одухотворенной, и каких высот достигла Украина за эти тридцать лет. Он еще патетически тыкал пальцем в полотнище, сказал, что под этим знаменем наш город выстраивает благополучное будущее для своих детей, внуков на благо родной Украины.
-Ага! Ты прочти, что ответил на его речь в своем блоге один умник, точно в духе Тараса Бульбы турецкому султану…
Олег протянул мобильник, в котором Дмитрий прочитал:  «… готовность к международной интеграции, к преобразованию, к улучшению уровня жизни своего народа, - высказал пожелание мер Абрамченко. Я таки имею  задать один вопрос этому шлемазлу, который гордо придумал себе шо он мэр: А вы таки точно живете в етой стране, и в частности, в Измаиле? А ну вытащите свой кривой палец из жёпы вашей губастой любовницы и покажите мине на те улучшения жизни ВАШЕГО народа! В каком месте те улучшения видны из-за плечей вашей охраны? Не из бара «Берег» вы смотрите на те улучшения? Так оттудва токо Румыния видна или ви нас туда интегрировать будете, чтобы наконец-то мы все почувствовали про те улучшения? Не зря тебе в свое время Порошенко шнобель бил - оказывается было за шо! По брехливости ты даже его переплюнул».
Дмитрий улыбнулся.
-Смело! - проговорил он. -А Порошенко - кто это?
-Та наш премьер… Так мэру еще на воротах написали: «Брехун!».
-У вас тут подполье иметься, судя по высказываниям?
-Подполье или не подполье, а людей, недовольных положением вещей и властью, - достаточно! - кивнул Олег.
Посудачили, женщины перемыли косточки мэру и всему его окружению, потом махнули рукой, затянули украинскую песню, певучую и мелодичную. Застолье, как всегда затянулось до полуночи. Отец с Леонидом Васильевичем изрядно напробовались заграничных крепких напитков, да и Дмитрий с Олегом тоже порядочно захмелели. Домой Олег шел подпираемый с двух сторон матерью и женой. Жена Олега подталкивала в спину, если мужа и тестя  слегка вело в сторону. Николай, уставший с дороги и захмелевший, упал и уснул сном богатыря после трехдневного боя с врагами.
Наутро отец встал с головной болью. Мать ругала его:
-Старый дурак, дорвался он до заграничного дерьма, страдай теперь!
 И наливала ему огуречного рассола.
Да и Дмитрий чувствовал себя не лучшим образом.
Через три дня приехал Николай. Один. Потухший, молчаливый, без прежнего энтузиазма.
-А девочек почему не взял? - спросила мать. О жене не спрашивала, знали, она не приедет.
-Ева готовиться к вступительным. Яна ехать отказалась, - пояснил Николай.
Потом уже, сидя с братом в беседке, Дмитрий расспрашивал его о жизни, отметил, что за все время дороги они не заметили какого-либо негативного отношения к себе, несмотря на российские номера и паспорта россиян в гостинице, в которой они останавливались. Николай грустно покачал головой.
-Все же запад и восток Украины, два разных лагеря. Вряд ли бы вы проехали по Львовской области с российскими номерами. У меня такое ощущение, это затишье перед бурей, - проговорил он.
-Почему ты так думаешь?
-Янукович чудит. Юлю в тюрьму посадил. Понятно,  по ней давно тюрьма плачет, наворовала на сто лет вперед. Но выглядит это, как мелкая месть дорвавшегося до власти чиновника. За это ему достается в Европе. То он за соглашение с Европейским союзом, то он против. Понимает, со вступлением в ЕС лишится Украина многого, это прямая угроза аграриям и машиностроению. Накроется то и другое медным тазом. И с Россией хочется и колется, но не поймут его наши олигархи, которые рвутся на просторы Европы. Он между молотом и наковальней.
-А народ чего хочет?
-Народу хочется в Европу. Там мясо жирнее и хлеб вкуснее. Кто-то брякнул, что там любой рабочий получает не менее тысячи евро в месяц. При нашей зарплате в сто, двести евро, это их впечатляет. Немногие понимают, нас не захотят видеть в Европе как соперников. Мы для них дешевая рабочая сила и источник обогащения. Высосут из Украины все соки и пошлют подальше, - ударил себя по коленке Николай.
-В этом ты прав. Что-то ни одна их Балканских стран не стала богаче от ассоциации с Европейским союзом, - напомнил Дмитрий.
-То-то и оно! - кивнул Николай.
-И чем это может закончиться?
-Кто знает? Все зависит от воли президента. Народ побузит, конечно. И тут надо держать бразды правления в руках крепко.
-Удержит? - с недоверием спросил Дмитрий.
-Должен. Иначе зачем же мы его выбирали? - не очень уверено ответил Николай. Дмитрий уколол:
-Да вы и Ющенко выбирали. А закончил он с пятью процентами доверия.
-Я его не выбирал. А те, кто за него горой стояли, им было выгодно, чтобы пришел такой, который продвигал нациков, поощрял олигархов, он типичный ставленник США. Его жена американская подданная, гражданство Украины приняла после того, как он стал президентом. При нем американских советников в стране стало в разы больше. Они теперь у нас сидят не только во всех значимых предприятиях оборонного значения, но и лезут в наши армейские дела, их в полки назначают  инструкторами. Такое впечатление, что правительство у нас расположено в посольстве США. В Одесском округе от их инструкторов отказались, из Крыма вежливо попросили, зато у нас их встречают хлебом и солью. Они смотрят на нас, как на аборигенов. Я тут одному чуть морду не набил, - рассказывал Николай.
-Знакомо с инструкторами и советниками. У нас при Ельцине тоже до хрена было этих советников. Чуть Россию с их советами не профукали. Путин их всех выдворил.
-И правильно сделал. Они же не работают на укрепление иностранного для них государства, а стараются его ослабить до такой степени, чтобы в будущем они не стали для них конкурентами. Ко всем бедам у нас партия «Свобода» набирает силу, президенту приходиться действовать с оглядкой на нее. Они в большей степени за Ющенко и агитировали. И очень недовольны Януковичем, вставляют палки в его реформы, гадят по-мелкому, они как курочки, которые по зернышку клюют, а потом весь двор обгаживают. Они там пакость сотворят, в другом месте выступят, а у всей страны голова болит. Иностранцы недовольно головой качают, но ничего не делают, чтобы осудить. Слышал о них? - спросил Николай.
-Слыхал. Радикальная партия. Олег Тягнибок там командует. Их даже западные политики считают неонацистской партией. Все же я продолжаю отслеживать политическую жизнь Украины, - пояснил свою осведомленность Дмитрий.
-Точно. Лучший друг моего шурина Омельченко, - кивнул Николай.  Провозглашает  главенствующую роль украинского языка, ратует за возрождение ядерной державы, выступают за признание заслуг ОУН -УПА, выражают ярый антисемитизм, и никто здесь за это их не критикует, сносят памятники Ленину, и прочее.
-Это же они разгоняют ветеранов войны, ударная сила партии, я как-то писал о их художествах, наши очень осторожно отзываются о них, считается вмешательством во внутренние дела братского государства, - пояснил Дмитрий.
-Ты поосторожнее пиши. Ты статьи о конфликте с Грузией подписал своим именем, здесь в определенных кругах восприняты с большим недовольством. Я полагал, тебя на границе могут задержать и не пустить сюда. Видимо, ты еще не фигурируешь в компьютере как персона нон-грата. Насчет братской республики  - сейчас спорно. Простые люди, конечно, считают русских родными по крови. Западная Украина никогда не считала Россию братской. И оппозиция старается как можно дальше абстрагироваться от России. Для этого и нужны такие радикальные партии  и тягнобоки. Эта партия рвется к власти. И хотя процент вхождения в парламент невелик, в некоторых городах они уже заседают в местных советах, - пояснял брату обстановку внутри страны Николай.
-Самое печальное - их не одергивают. Это слабость власти или сила партии? - спросил Дмитрий. По всевозможным отчетам и публикациям он, как политический обозреватель, знал истинное положение в Украине. Но ему интересно знать мнение брата, как человека, который живет непосредственно в самом воинствующем городе, на своей шкуре ощущает все прелести некого двоевластия в стране.
-Полагаю, слабость власти. Как ты думаешь, неужели нельзя более жестко отреагировать на их вылазки? Их лидер Тягнибок спилил ограду вокруг Верховной Рады, под предлогом - народ должен свободно общаться с депутатами. Что это за народ, которые хотят общаться напрямую с депутатами, ты понимаешь. А в мае они высадили дверь в сессионный зал, им все это сходит с рук. И что? Неужели нельзя решительно дать ему и его приспешникам по рукам?! В парламенте одна Ирина Фарион чего стоит? Она призывала с трибуны сравнять Москву с землей, превратить ее в пыль. За ее высказывания ни один бы порядочный человек не подал бы ей руку, а она у нас в парламенте заседает, - с внутренним возмущением говорил Николай.
-Видишь, братик, как тебя просветили ваши политические деятели, - толкнул в плечо брата Дмитрий. - А ты раньше спорил, что это и есть свобода слова, истинная демократия. А Путин у нас узурпатор, который зажимает свободу слова. Кстати, превратить Москву в пыль и даже кинуть на Россию атомную бомбу призывала и Юля Тимошенко. Уровень ненависти зашкаливает.
Подошла мать.
-Вы опять о политике? Седина в голове, а вы все не успокоитесь.
-Что поделаешь, мама, в спокойном государстве о политике не вспоминают. Разве вы с отцом в брежневские времена рассуждали о политике?
-Да Бог с вами! Какая политика? Жили не богато, зато спокойно. А сейчас  еще беднее, и душа болит. В основном за вас.
-Ничего, мама, изобилие пережили, и голодовку переживем, - пошутил Николай. - Вы после войны и не такое переживали.
Разговор услышал отец, вклинился в разговор:
-Были и хуже времена, но не было подлей, - веско высказался он.
Николай побыл всего три дня и укатил назад, у него в части неспокойно, анархией попахивает. Прощались, крепко обнявшись. Словно чувствовали, увидятся не скоро, и увидятся ли?
Так же с грустью прощался потом с родителями. Жалко их стареньких оставлять одних. Мать, всегда крепкая при расставаниях, на сей раз не выдержала, заплакала. И отец украдкой смахнул слезу. На душе было тяжело.
-Вы приезжайте каждый год, не забывайте нас, - напутствовала мать.
-Да что вы, мама! Как мы можем вас забывать, - говорила Дина, обнимая стариков.
-Вы поосторожнее в дороге, не гоните шибко, - советовал отец.
Отъехали, оглянулись, одинокие, сгорбленные родители смотрели вслед, мать крестила их на дорогу. На душе было тяжело, самому хотелось заплакать.

*  *  *
  Не знал тогда Николай, что все, что происходило тогда в стране, - это всего лишь цветочки. Ягодки начались в ноябре, всего лишь через четыре месяца с тех пор, как он встречался с братом в отчем доме в Измаиле.
Началось с того, что президент Янукович приостановил подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В центре Киева собралась толпа недовольных этим решением. По телевизору показывали картинки из Киева, где милиция довольно жестко разогнала протестующих, били женщин и студентов, все это демонстрировали по телевизору.  Организовывали нападения на протестующих сомнительных элементов. В ответ на площадь пришли тысячи человек с требованием отставки президента и правительства. На площади устанавливались палатки, митингующие готовились к многодневному протесту. Первого декабря силовиков вытеснили  с площади Независимости,  митингующие начинают строить баррикады. В это время на Банковской улице силовики пытаются вытеснить митингующих, избивают дубинками людей, при этом достается журналистам. На Европейской площади выступают активные защитники Януковича. Вместе с тем президента покидают соратники, олигархи, спешно выходят из партии Регионов мэры, главы администрации, депутаты. Подает в отставку заместитель генерального штаба армии генерал-лейтенант Думанский. Окружение Януковича покидает Украину.  Президент понимает, противостояние достигло апогея, нужно договариваться с организаторами майдана. Договориться не удалось.
Все это офицеры полка и солдаты смотрели в актовом зале по телевизору, хотя и в самом Львове молодежь заполнила площадь перед заданием администрации, многие офицеры оставались ночевать в части, ехать через весь город сквозь толпы митингующих, когда общественный транспорт не ходит, добираться домой весьма проблематично. Хорошо, что Николай жил в получасе пешком от части. Как военный человек, и учитывая предыдущий опыт, он хорошо понимал, что подобные акции спонтанно не происходят, ими руководят. Плохо, что партийная оппозиция полностью подпала под влияние западных служб, особенно американского посольства. Он понимал, Украина теряет собственный суверинет.
Во Львове и других крупных городах западной Украины поддержали митингующих в Киеве своими протестами у местных администраций. Ночью, в конце ноября, в Киеве палаточный город силами милиции снесли, что только подстегнуло протестующих, начали создавать формирование отрядов самообороны. Послышались антиправительственные  лозунги, а Януковича не ругал только ленивый. Лидеры трех оппозиционных партий образовали «Штаб национального сопротивления». Тут же обнародовались во всей красе националистические группировки «Тризуб имени Степана Бандеры», «Патриоты Украины» - социал-националистическая военизированная организация, Украинская народная самооборона, выступали с крайне радикальной риторикой. Несколько автобусов с воинствующей молодежью выехали из Львова в Киев.
  К тому времени в Киеве появились уже первые жертвы. А во Львове молодчики занялись откровенным грабежом и погромами. Сторонники оппозиции захватили несколько административных зданий, разгромили Лычаковский райотдел милиции, из Франковского отдела милиции мародеры вынесли оргтехнику, табельное оружие,  милицейскую форму, грузят на автомашины мебель. Похищено более тысячи автоматов и пистолетов, тринадцать тысяч боеприпасов. Банки и магазины спешно закрывались. Милиции на улицах не видно. Городом управляла разгоряченная безнаказанностью толпа.
Офицеры обсуждали между собой события в столице и городе. Кто-то одобрял позицию протестующих, поскольку терпеть дальше коррупцию, низкие заработные платы, безработицу и разгул преступности, терпеть уже не возможно. Некоторые удивлялись, кто за все это платит, если денег не хватает на самое элементарное. Тут же сами себе задавали риторический вопрос: «Если грабить магазины и громить полицейские участки, коррупции станет меньше?». В разгар разногласий приехал в часть полковник Олесь Омельченко.
Для него настал звездный час. Первого декабря произошло массовое столкновение протестующих с милицией. Захватили несколько административных зданий, попытались взять силой здание президентской администрации. Силы протестующих дрогнули. В минуту нервозного противостояния Олесь  предложил свои услуги «коменданту» Евромайдана Андрею Порубию, познакомил их Олег Тягнибок. Он предложил силами военных оттеснить милицию. Порубий доброжелательно отнесся к предложению Омельченко, только сказал, что рано использовать вооруженные силы, их могут обвинить в военном перевороте. А он хочет, чтобы со стороны все выглядело мирно. Дескать, люди восстали против коррупционеров, им надоела нищенская жизнь, им противна ориентация президента на Россию, которая может ввести свои войска на помощь Януковичу.  Да и не очень надежен комендантский полк, они Януковичу сочувствуют.
-Я могу организовать приезд в Киев мотострелковой воинской части из Львова, я в нем раньше служил, там у меня есть надежные ребята. Они, в случае чего, помогут, - пообещал Олесь. - Наша рота на первом майдане стояла в резерве здесь, в Киеве. Не давали прорваться к избирательной комиссии сторонникам Януковича, - напомнил о своих былых заслугах Олесь. Тягнибок подтвердил сказанное, ручался за Олеся, на него можно положиться.
-Добре! - одобрил Порубий. - А кто там командир полка?
-Командир недавно был уволен, не прошел люстрацию, он при советах возглавлял комсомольскую организацию города.
Тягнибок довольно улыбнулся.
-Закон так и не вступил в силу, а уже действует. Не зря поднимал я в Раде несколько раз этот вопрос. Кто там командует полком? - спросил он.
- Сейчас исполняет обязанности мой шурин, Орлов Николай Иванович.
-Надежный?
Олесь помялся.
-Он очень хороший служака,  предпочитает в политику не лезть. Считает, офицер должен исполнять приказы, а не заниматься политикой. Поступит официальный приказ, выполнит, как миленький, - пообещал Олесь.
-Нет, тут рисковать нельзя. Вздыбиться в последнюю минуту. А кто еще там может командовать полком? - высказал опасение Порубий.
Олесь задумался, потом предложил:
-Я могу возглавить полк, - предложил свои услуги Олесь. - Только нужен из  министерства обороны приказ о переводе.
Порубий с Тягнибоком переглянулись.
-Сможешь связаться с Яценюком? - спросил Порубия Тягнибок. - Пусть он свяжется с министром обороны.
-Лучше бы такого надежного человека иметь под рукой, - высказал сомнение Порубий. - Вдруг, правда, российские войска перейдут границу в помощь президенту. На военную агрессию мы должны ответить военным противостоянием.
Тягнибок пошмыгал носом, взглянул на коллегу по майдану, молчаливо давал понять, нужно искать выход.
-Получим приказ о назначении полковника Омельченко командиром полка, и откомандируем сюда. Вместо себя оставит исполняющим обязанности своего шурина, - тут же обратился к Олесю. - Возникнет надобность, через сколько времени полк может оказаться здесь? - спросил Порубий.
-В шесть утра выедут, к вечеру будут здесь, - пообещал Олесь.
Через месяц полковник Омельченко получил новое назначение, приехал с приказом министра обороны о назначении его командиром полка. Собрал офицеров, произнес краткую речь. Утверждал, наступают новые времена, когда Украина наконец встанет с колен, навсегда разорвет свои связи с Россией, начнет строить новую Украину. В связи с отбытием в командировку в Киев, зачитал приказ о назначении исполняющим обязанности командира полка полковника Орлова,
На совещании офицеров, полковник Орлов задал вопрос новоиспеченному командиру полка:
-Что нам делать, если толпа нападет на часть, попытается захватить наши склады с оружием?
-Держать оборону, - ответил командир полка.
-Чем? Саперными лопатками? Вы знаете сколько теперь оружия на руках у этих молодчиков? - возразил Дмитрий.
-Не драматизируйте. Эта толпа вполне управляемая. Никто не даст им указания набрасываться на воинскую часть, - отрезал Омельченко. - А охрана полка при себе имеет боевое оружие, - напомнил он.
Кто-то за спиной из офицеров пробурчал в воздух: «Кто же отдает приказы управляемой толпе громить отделы милиции?»
Один из командиров батальона спросил:
-И кто даст приказ караулу открывать огонь на поражение в случае нападения?
Повисла пауза. Наконец Олесь проговорил:
-Тот кому это положено! - веско заметил он. - Кому подчиняется часовой? Начальнику караула! Вот он и даст приказ стрелять. По верх голов! Из крупного калибра для устрашения. А если ситуация будет усугубляться, я решу и согласую с кем надо, как нам дальше действовать, - закончил совещание полковник Омельченко. Он отпустил офицеров, Николая попросил остаться.
-Я побуду здесь, решу все вопросы с местным руководством, и уеду обратно в Киев. Ты останешься исполняющим обязанности. В министерстве  согласовано. Жди от меня дальнейших указаний, - напутствовал он шурина. - Да смотри, не подведи меня, я за тебя там поручился, - постучал костяшками по столу Омельченко.
-Ты лучше скажи, чем все это закончиться? - спросил Николай.
-Скинем Януковича, выберем нового президента и правительство.
-Оно будет лучше нынешнего? - недоверчиво посмотрел Николай на шури на.
-Конечно! -  уверенно произнес тот. - Вступим в Евросоюз, в НАТО, станем сильной европейской державой, - довольно проговорил Олесь и победно откинулся в кресле.
-А ты при новом правительстве станешь министром обороны? - со скрытой иронией спросил Николай.
-Все может быть, все может быть… Ты не переживай, да, немножко все кроваво, не легитимно, не законно, но революции не делаются в белых перчатках. Если все сложится, я тебя не забуду. Мне будут нужны грамотные офицеры, - самодовольно выговаривал Олесь. - Мы создадим новую Украину! В которой будет свой единый язык, своя литература, искусство, театры, свои лауреаты, никаких москалей и их культуры нам не треба, - убежденно говорил Олесь.
-А нынешних украинских писателей, поэтов и прочих куда денете, которые не очень согласны с тем, что ты говоришь?  - спросил Николай. Олесь тупо уставился на него. - Я имею ввиду… хотя бы твоего тезку Олеся Бузину?
-А! Этого к стенке безо всякого разговора! Пуля по нему давно плачет! Ты знаешь как он обозвал нашего Тараса Шевченко? Вурдалаком!
Олесь от негодования сжал кулаки и заиграл желваками.
-Устал я, - проговорил Дмитрий. - Мне бы на пенсию. Выслуга с учебой в училище уже имеется. Молодые на пятки наступают. Пусть они воюют с собственным народом. Меня учили родину защищать, а не исполнять полицейские функции.
-Ты это брось! - повысил голос Олесь. Какая пенсия? Тебе еще и полтинника нет! - Потом принизил голос, перешел почти на шепот: - Пойми, дурья башка, пришло время сделать карьеру. Ты тут никогда не получишь генерала. А там открываются перспективы, которые нам и не снились. Лови момент! Тем более у тебя есть я! Я и так тебя тащу за собой, благодари за это Галку! Не спорю, офицер ты хороший, за это и ценю. А вот как сподвижник, помощник в моих политических делах, ты ни какой! Здесь есть офицеры понадежней тебя. Но я хочу, чтобы именно ты возглавил временно полк, чтобы тебя заметили, оценили! В этом залог твоей карьеры, - убеждал его Олесь.
Николай сидел и думал: «Галке до фонаря, буду ли я генералом или исчезну из ее жизни. У нее давно своя жизнь, которая идет параллельно с моей и не пересекается. И в какой роли он хочет использовать полк? Опять погнать на майдан?», - его отвлек голос Олеся.
-Иди и подумай. Я все же надеюсь на тебя.
Николай покачал головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, не сказал ничего, вышел из кабинета.
В канцелярии офицеры обсуждали создавшее положение. Притихли при появлении Николая. Он хмуро прошел к своему столу, сел, задумался. Молчали офицеры. Наконец, один не выдержал, спросил:
-Как же нам быть, Николай Иванович? У нас техника посерьезнее, чем во внутренних войсках. Неужели придется отдать неуправляемой толпе?
-Вы же слышали, толпа вполне управляема, - зло усмехнулся Николай.
-У нас в армии нет дисциплины, а вы верите, что этой ордой можно управлять? - спросил другой офицер.
-От меня вы что хотите? Вы же слышали, часовой должен поднять караул в ружье, - раздраженно отвечал Николай, он и сам в душе не верил, что придется применить крайние меры.
-Так у соседей подняли караул в ружье, и даже БТР выдвинули, и что? Генерала чуть не отмудохали…
-Панове офицеры! У нас есть устав? Вот по нему и будем действовать! - строго выговорил Николай.
-Неужто придется стрелять по хлопчикам? Побойтесь Бога, Николай Иванович, - проговорил пожилой офицер, бывший замполит еще в советской армии. Он пережил люстрацию благодаря заступничеству Николая.
-Что это вы, бывший замполит, только сейчас о Боге вспомнили?! - уставился на него Николай. - Тогда спрячьтесь за спиной своих солдат, и отдайте весь наш арсенал этим бесчинствующим мародерам.
-Ну что вы?! Вы неправильно меня поняли…
Через три дня полковник Омельченко выехал в Киев. Провожал его на армейском автомобиле Орлов. На прощание на вокзале напутствовал Николая:
-Смотри, не подведи меня, я там заручился перед людьми, - еще раз напомнил ему Олесь, и при этом многозначительно тыкал  пальцем в небо. - По первому же приказу поднимешь полк и двинешь в полном составе в Киев.
-Зачем? - наивно спросил Николай.
Олесь посмотрел на него долгим взглядом, зло ответил:
-Ты дурака не валяй. Не прикидывайся! Знаешь зачем! Затем же, что и тогда приезжали. Нужно дать прикурить всем, кто против истинных патриотов родины! - пафосно закончил он, сплюнул, и пошел  в вагон.

Под самый новый год он возвращался из части  домой, с ним шел до развилки майор Бойко. Тот задал вопрос, на который Николай не мог ему ответить:
-Николай Иванович, что за государство мы строим, если нами пытаются управлять толпа, особенно такие, как Сошко Билый, слышали о таком?
-Слышал, - кивнул Николай. - Мне брат про него рассказывал. Он воевал на стороне чеченцев в России. Садист, по нему пуля плачет, - сквозь зубы проговорил он.
-Вот, вот! Мне знакомый из Ровенска звонил, рассказывал, этот ранее дважды судимый мордоворот, создал в Ровенской области организации ОУН и руководит «Правым сектором», и теперь приходит с автоматом и ножом на заседание Ровенского облсовета и диктует свои условия. И те его слушают! Набил морду прокурору, и никто его за это не привлек. Более того, он обложил данью губернатора, начальников милиции и всех бизнесменов города. Даже начальник всей ровенской милиции передал в распоряжение «Правого сектора» базу распущенного «Беркута», приглашает Сашка на оперативные совещания, и так далее. И у нас во Львове есть такие Музычки, это его настоящая фамилия, - рассказывал Бойко. -Тут решили с женой в ресторан сходить, у нее день рождения.  Знаете, какое нам меню подали? - посмотрел на Николая, то угрюмо смотрел под ноги. - В меню: «Печень ополченца», «Сепор в масле», «Требуха москаля», компот - «Кровь российских младенцев». Плюнули и пошли домой ужинать.
Николай шел рядом, в так шагам кивал головой.
-Такое государство мы построили своими руками, - отозвался Николай.
-Как это? - опешил майор.
-Вот так! Сначала мы выбираем себе на местах неизвестно кого, которым выгодно иметь под руками радикально настроенную молодежь. А потом уже они диктуют остальным какого мы должны выбрать себе президента.
-Уходить надо из армии, Николай Иванович, - вздохнул майор. - Мне год остался до пенсии по выслуге лет. Дослужу, ни дня не останусь, - посетовал Бойко.
-И я не останусь, - согласился с ним Николай. - Только этот год надо как-то прожить.
Они молчаливо постояли на углу, где им предстояло расстаться, пожали друг другу руку и разошлись.
Это был самый грустный Новый год. Девочки сидели дома, даже к бабушке не поехали, в городе толпы возбужденной безвластием молодежи. Отец и мать рядом, смотрели по телевизору не поздравления президента, а на бесчинства митингующих на площади Независимости в Киеве. Галя одобрительно восклицала, когда видела, как нападают на милиционера. Николай хмурился, молчал.
Звонил из Киева Олесь. Он в курсе о нападении на гарнизон внутренних войск.
Николай предупредил его:
-Если полезут к нам, я их хлебом с солью встречать не буду. Согласно уставу при нападении на охраняемый объект… и так далее по тексту. Сначала дам по верх голов из всех калибров, а там посмотрим, - предупредил Николай.
-Ты не дури! Ты хочешь прославиться на всю Европу?! Зря я тебя не отпустил на пенсию, - высказался с досадой Олесь. - Наломаешь ты дров.
-Вот приезжай сюда, и принимай решения сам, - зло проговорил Николай и бросил трубку.
Вечером позвонил брату, поздравил с наступающим Новым годом, спросил:
-Дима, ты видишь, что у нас твориться?
-Да, смотрю по телевизору. Сплошное торжество демократии. Милиция не справляется? А где внутренние войска?
-Янукович не хочет большой крови. Да и запад наседает на него - решать вопрос мирным путем.
-А в городе у тебя какая обстановка?
-Грабежи, митинги, разгромили несколько райотделов милиции, похитили служебное оружие. У меня в части усиленный караул часовых.
-К чему все это может привести?
-Я такой вопрос задавал шурину. Он теперь у нас командир полка. Ответил: Януковичу по шапке, выберем своих, более достойных. Намекнул ему, хочу уйти на пенсию. Олесь уговаривал остаться, обещает служебные перспективы. Буду настаивать на уходе, в ответ устроит мне какую-нибудь подлость, вообще останусь без пенсии. Выжду. Посмотрю, чем все закончится. У вас там, как? Говорят Путин может двинуть войска в помощь Януковичу? - спросил Николай в надежде, что тот подтвердит слухи.
-Не та фигура ваш президент, чтобы за него на смерть посылать наших ребят, - не оправдал его надежду брат. - Хотел усидеть на двух стульях, может сесть между ними. Никакого вторжения не предвидится.  Президент сам может проявить решимость и очистить площадь от митингующих. Для этого надо всего лишь арестовать зачинщиков майдана и пригрозить арестом ярым оппозиционерам. И меньше верить заверениям западных политиков. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, - высказался Дмитрий.
Они  поговорили еще несколько минут и отключились.

*   *   *
Дмитрий по телевизору наблюдал за событиями в Киеве. Сначала казалось, это повторение майдана при выборах Ющенко в две тысячи четвертом году: побузят, повыступают и разойдутся. А если не разойдутся, то у Януковича хватит политической воли выдавить их с площади силами внутренних войск или милиции. Но шли дни, а политической воли не наблюдалось, толпа все увеличивалась, автобусы почти со всех регионов прибывали в Киев все с новыми и новыми митингующими.
Оглядываясь назад, в недавнюю историю, он подумал, как хорошо, что у нового президента России хватило воли усмирить воинствующих кавказцев, укрепить вертикаль власти, что бы впредь никогда не могло повториться подобное с украинскими событиями. Дмитрию импонировало, что президент Путин начал с экономических реформ, осуществил ряд правовых реформ, приняли налоговый, трудовой, гражданский административный кодексы, уменьшился внешний долг, выросли валютные резервы. Он повернулся лицом к проблемам страны, чего не было при Ельцине, который больше заботился о собственном имидже и благополучии семьи за счет государства, менял премьер-министров, генеральных прокуроров, председателей центробанка, чтобы они, не дай Бог, чего бы лишнего не сболтнули в прессу о неблаговидных делах его семейства. Наконец крупный бизнес утратил контроль над высшим чиновничеством. Президент поставил перед правительством амбициозную задачу - за десять лет удвоить ВВП. Налаживались внешнеполитические связи. Дмитрий, как политический обозреватель, в своих статьях отмечал: президент Путин сумел укрепить отношения с Европейским союзом и НАТО. Установил доброжелательные отношения с канцлером ФРГ Герхардом Шредером , премьер министром Великобритании Тони Блэром, президентом США Джоржем Бушем младшим. Казалось бы все было безоблачно во внешних и внутренних делах.
  Но с две тысячи седьмого года наметился некий холодок в отношениях с западом. Президент Путин выступил в Мюнхене с критикой однополярного мироустройства, критикой политики США и несогласием с продвижением НАТО на восток. И запад принял это за необоснованные политические амбиции России.
В две тысячи восьмом году, при президенте Медведеве, в разгар Олимпийских игр в Пекине, президенту Грузии Саакашвили стрельнуло в голову возвратить Южную Осетию в лоно Грузии. Для этого нужно было сначала расстрелять русских миротворцев, загнать танки на территорию Осетии и долбить прямой наводкой по жилым домам города. В первые минуты от такой наглости ошалели первые лица государства, есть же международный обычай - не вести войн во время проведения Олимпийских игр. Быстро пришли в себя и ответили. Да так, что чуть Тбилиси не пал. Вовремя остановились. Все равно в провокации обвинили Россию, и только через много лет согласились, что виновата Грузия, потом об этом опять забывали, и политики всех мастей упоминали, как агрессивная Россия напала на маленькую Грузию. В две тысячи двенадцатом году вновь избрали президентом Путина.
Дмитрий уже не сожалел, что стал россиянином, хотя раньше колебания были, тогда он отмечал,  никакой особой разницы жизни в России и в Украине нет. Единственно, в Украине зарплаты чуть меньше, коммунальные услуги чуть дороже. А все остальное: коррупция, преступность, никакая судебная система, - все это одинаково. Потом начали колобродить различные формирования националистического толка, волнения прошли в Крыму, на востоке не очень согласовались политические решения с центром. В России с сепаратизмом на юге было почти покончено, войска выведены, далее с мелкими партизанскими группами справлялись местные милиционеры. Во всяком случае вахабизм не распространился по России, когда как идеи нацизма на Украине распространяются почти по всей стране.

В середине января Дмитрий заявил главному редактору,  он поедет в Киев. Тот посмотрел на него, как на самоубийцу.
-Жить надоело? - спросил тот.
-Я должен видеть все своими глазами. Я жил на Украине, и только в общении с людьми я смогу понять их истинные стремления, - заявил он.
-Да какие там стремления? Половина из них на майдане проплаченные люди! Ты что, не знаешь, чьими руками делается революция?
Главный редактор смотрел на Дмитрия как ребенка, который запросил запрещенную игрушку.
-Догадываюсь, кто будет пожинать плоды, но я должен быть там, - упрямо проговорил Дмитрий.
-Там уже не одному журналисту сломали камеру, набили морду. Ты тоже этого желаешь?
-Я буду без камеры, без удостоверения журналиста, инкогнито, - гнул свою линию Дмитрий.
-Я не могу выдать тебе командировочные, их не утвердят сверху, - привел последний довод главный редактор.
-Я поеду на свои. Гонорар оправдает расходы. Оформите мне отпуск, - попросил Дмитрий. Главный редактор почесал подбородок, проговорил:
-Черт с тобой, хочешь написать «Репортаж с петлей на шее»? Валяй!
И оформил ему командировочные. Только предупредил:
-Это командировочное ты оставь здесь. Пусть тебе ребята сделают липовое от любой фирмы. В поезде пограничникам не говори, что ты журналист, иначе тебя повернут назад, - дал последний совет главный редактор.
-Я знаю, - поблагодарил Дмитрий.
Хуже было дома. Дина категорически сказала:
-Только через мой труп!
Он обнял ее, поцеловал сверху в голову, и проговорил:
-Зачем ты меня толкаешь на такие крайности.
Она засмеялась сквозь слезы.
-Дурак! Хочешь сделать меня вдовой? Тебе недостаточно того, что показывают по телевизору?
-Иногда там освещают события очень предвзято. Я хочу все пощупать своими руками. Я и твои спектакли могу посмотреть по компьютеру, но хожу иногда, чтобы из зала посмотреть в живую на твою игру. Знаешь, две большие разницы! - развел он руки и по-скоморошьи поклонился.
Дина поняла, ей не переубедить мужа.
Уже на вокзале Дмитрий поменял в обменном пункте рубли на гривны, сел в наполовину пустой вагон. В вагоне непривычно тихо, не бегают по коридору дети, пассажиры заперлись в своих купе, стараются не выходить, за редким исключением в туалет или к титану за чаем. С Дмитрием в купе ехал пожилой, интеллигентного вида мужчина, одет в приличный костюм, на манжетах запонки, аккуратно повязанный галстук. И молодой парень, лет тридцати. Быстро перезнакомились, выяснили кто куда едет. Парень ехал с вахты домой в Житомирскую область, там у него семья и родители, ездит на заработки в Россию. Пожилой мужчина живет в Киеве, ездил к сыну в гости в Нижний Новгород. Дмитрий пояснил, он живет в Москве, едет в Киев в командировку по газовым вопросам. Командировочное удостоверение от несуществующей газовой кампании ему сварганили на компьютере коллеги айтишники.
-Вы бизнесмен? -  спросил его пожилой пассажир.
-Нет, что вы? Я технарь. Еду утрясать кое-какие вопросы от нашей фирмы, - на голубом глазу пояснил Дмитрий.
-Нашли время ездить в командировку, - хмыкнул молодой парень.
-Что поделаешь? Согласованно было еще в октябре, а пришлось ехать сейчас, - отважно гнул свою линию Дмитрий.
И разговор плавно перешел на тему событий в Киеве.
-И как вы изнутри видите все происходящее? - спросил Дмитрий пожилого пассажира.
Тот помолчал, пожевал губами невидимую крошку, медленно проговорил:
-Когда с кровью бьются за светлое будущее, как правило, наступает мрачное настоящее. Так было в революцию семнадцатого года. Так будет  и у нас, - и взглянул при этом на молодого парня.
-Почему вы так думаете? - спросил Дмитрий.
-А вы посмотрите кто окружает нашего президента? Есть там хоть один достойный избранник? Или таковые имеются в оппозиции? Все бьются за свои интересы, никто не думает о стране, о народе. Там нет государственников. Вы посмотрите как все быстро предают Януковича, открещиваются от его партии. Мало кто поднимает голос в его защиту. Это о чем говорит? - спросил он и сам же ответил: - Они были с ним, пока он при власти и позволял им безнаказанно грабить свой народ.
-Да и поделом ему, - вставил слово молодой парень. - Что хорошего Янукович принес стране. Вот я! Вынужден ездить на заработки в Россию, мой сосед ездит нелегально в Польшу, чтобы прокормить семью. Разве это дело? При Кучме стало чуть легче, а потом пришел этот… прыщавый… недоотравленный… - махнул он рукой.
-Дома работы нет? - спросил у него Дмитрий.
-Нет. Ни дома, ни в Житомире, ни в Киеве. Я закончил институт, инженер дорожник. А работаю простым рабочим в России. Обещали сделать прорабом. Только разве это хорошо, что я пол месяца не вижу семью? Дочка скоро меня будет дядей называть, - с горечью говорил молодой попутчик. -Я бы и сам на майдан пошел, если бы знал, что придет к власти совестливый, не коррумпированный политик. Будет защищать интересы простых людей, а не всяких фирташей, ахметовых, коломойских, - эмоционально проговорил парень.
-Да, с экономикой у нас обстоит плохо, - согласился с ним пожилой пассажир. - А как вам видится из Москвы наши события? - обратился он к Дмитрию.
-Мы стараемся не вникать во внутренние дела суверенного государства, - чуть слукавил Дмитрий. - Если бы не возрождение националистических ультраправых сил, которые рвутся к власти, мы бы и не обратили внимание на события в Киеве.
-Да уж! - только и проговорил пожилой мужчина.
-У вас в Житомирской области тоже есть такие? - спросил Дмитрий у молодого пассажира.
-Такие какие?
-Которые считают Бандеру героем Украины.
-Есть. Те кому совсем делать нечего, их находят, сбивают в кучу, ведут за собой, в соседнем городке церковь отобрали в пользу кого, не знаю… Вроде, как Бог един, а тут борьба идет с мордобоем. Не, я в таком никогда участвовать не буду, - пояснил парень. - Мне  семью кормить надо, а не ходить по улицам с лозунгами.
-Скажите, а в России разве нет национализма? - вдруг спросил пожилой попутчик.
-Вы когда жили у сына, разве видели митинги с факелами? Упрекнули в магазине за украинский акцент? - парировал Дмитрий.
Пожилой пассажир загадочно улыбнулся.
-Не так все примитивно с национальным движением. Если власть его не поощряет, то это не значит, что его нет, - мягко высказался он, чтобы не обидеть национальных чувств российского попутчика.
-Здоровый национализм в той или иной форме есть в каждой стране. Иногда его называют патриотизмом. Знаю из истории, что западники и славянофилы спорили еще в позапрошлом веке. Западники воспринимали европейскую культуру за эталон бытия. Славянофилы полагали, что собственными началами русского народа являются «Православие. Самодержавие. Народность», - высказался Дмитрий. -
-Гм… - покрутил головой пожилой  попутчик. - Для технаря вы не плохо подкованы. Но это история, а сейчас в чем выражается русский национализм? - спросил он.
-Все зависит от идеологии национализма. Если он не задевает моих чувств, не навязывает силой свою идеологию, не покушается на власть, я могу не обращать внимание на него. Пусть этим озабочиваются власти. В связи с распадом когда-то общей с вами нашей страны, многие разочаровались в идеологии социализма, недовольные экономическим положением стали благоволить партиям с националистическим уклоном, поскольку те обещали быстро накормить страну, среди кисельных берегов потекут молочные реки. Им верили. Или хотели верить. За ними шли. И все же у нас нет устойчивого этнического или гражданского национализма. В отличие от украинского, который поощряется на государственном уровне, - высказал свою  точку зрения Дмитрий. Молодой парень крутил шеей, смотрел то на одного собеседника, то на другого, которые говорили о непонятных для него терминах.
Пожилой попутчик возразил:
-Согласитесь, что украинский национализм тоже возник не на пустом месте. Если бы не насильственное насаждение польской культуры, русификации и коммунистической идеологии вряд ли бы так быстро возникали национально-освободительные движения.
-Полноте вам! - улыбнулся Дмитрий. - Основы украинского национализма заложены еще в «Книге бытия украинского народа». Историк Костомаров доказывал, что есть две русских народности, южная и прочая, а Михаил Грушевский  далее развил теорию исключительности украинского национализма. Еще Австро-Венгры поощряли в своих интересах  украинских националистов, которые видели своими врагами поляков, русских, евреев и прочих.
Пожилой пассажир с удивлением посмотрел на Дмитрия, повторил вопрос:
-Вы, действительно, технарь?
-Я родился на Украине, жил в Измаиле Одесской области. Все что связано с малой родиной, мне интересно. Поэтому я внимательно отношусь к вопросам национальной истории, - пояснил Дмитрий.
В это время дверь открыла продавец пирожками, пивом и прочими мелкими сладостями, заученным голосом пропела:
-Пива, пирожки, пирожное - не желаете? - и прервала  разговор о политике и вопросах национализма.
-Желаем, - кивнул Дмитрий, и попутчики пассажиры занялись пирожками.
Ночью их подняли таможенники и пограничный контроль. На российской границе проверка прошла быстро. На украинской - к его попутчикам вопросов не возникло, у них украинские паспорта. Дмитрия сначала пограничник расспрашивал о цели поездки в Киев, он показал ему липовое командировочное удостоверение. Тот удивился, в такое время ехать в командировку — верх глупости, спорить не стал, хмыкнул недовольно, шлепнул в паспорт печать и пошел в следующее купе. Затем таможенник выпытывал, сколько валюты он везет с собой? При этом сально смотрел на него, дескать, знаем, есть не задекларированные рубли.
-Я все указал в декларации, - отрезал Дмитрий.
-Я понимаю, - недоверчиво выговаривал таможенник, - я спрашиваю, сколько вы в носках валюты везете?
-А вы обыщите, - предложил Дмитрий.
-Если надо, обыщем, - пообещал таможенник. - Вещей много везете?
-Нет. Только сумка.
-Откройте.
Дмитрий достал с верхней полки сумку, открыл. Таможенник брезгливо заглянул в нее, Дмитрий вынул бритву, таможенник движением руки остановил его, понял, взяткой здесь не пахнет, недовольно пожелал: «Счастливого пути!», пошел вслед за пограничником.
Утром, на перроне, распрощался с попутчиками, Дмитрий поехал в заранее выбранную гостиницу подальше от центра города. Поселился, спрятал паспорт, командировочное удостоверение, сдал ключи, и пошел в сторону метро.
Дмитрий еле протиснулся в переполненное метро, поехал в сторону площади Независимости. Пройти сквозь оцепление ему не удалось. Он обогнул по прилегающим улочкам площадь, вышел на толпу людей, оказалось левые проводят акцию в память адвоката Маркелова и внештатной журналистки анархистки Бабуровой, убитыми пять лет назад в Москве. Убийц разыскали и осудили. Опасались нападения националистов, в это время со стороны Трехсвятительской улицы стали раздаваться взрывы шумовых гранат, Дмитрий пошел к Европейской площади, он увидел горящий автобус, запах газа, который использовали силовики против митингующих. Дошел до Парламентской библиотеки, остановился у памятника Петровскому, дальше из-за толчеи народа продвинуться было невозможно. Гул, шум толпы, выкрики, не разобрать кто чего хочет, единственное препятствие для всех шеренги милиции «Беркут». Со стороны опять раздавались взрывы шумовых гранат, толпа устремилась в сторону стадиона «Динамо», увлекая за собой Дмитрия. Пылал еще один милицейский автобус, в сторону милиции летели бутылки с коктейлем «Молотова». «Правый сектор» работает, - высказался кто-то одобрительно из толпы. «Правый сектор» проявился именно в минуты противостояния на площади Независимости, созданная из ряда ультраправых групп во главе с «Тризубом имени Степана Бандеры». Именно они стали основой силового протеста.  Дмитрий видел, как команда метателей коктейля выходит из дома Профсоюзов, двигаются  к памятнику Лобановского. Кто-то так же из толпы высказал недоумение: почему этих метателей не хотят нейтрализовать? Ведь ничего не стоит, блокировать метателей, и отсечь их от того места, где готовят бутылки с горючим коктейлем. Дмитрий видел, что среди митингующих нет согласия, не все воспринимали лидеров майдана как своих руководителей. Стоило Кличко выйти к митингующим боевикам, он тут же получил струю из огнетушителя. Под свист выгнали с площади Порошенко, который пытался направить боевиков в нужное для него русло. Противостояние переходило в явное организованное уличное насилие. Дмитрий не лез в первые ряды, где порой начиналась драка с силовиками. Он понимал, ему нельзя быть задержанным, или раненным, где те и другие могут выяснить кто он и откуда, тогда исход может оказаться непредсказуемым. На майдане  доставалось журналистам, антифашистам, случайным людям, подозревая в них засланных казачков. Позже подошли и к Дмитрию.
-Ты откуда, мужик взялся? - спросил крепкий, перемазанный сажей от горящих покрышек, парень на чистом украинском языке.
-Я из Одессы, приехал в командировку, а тут такое! - прикинулся простачком Дмитрий. - Разве можно такое упустить, будет, что рассказать  своим в Одессе, - говорил он по-русски вкрапливая украинские слова. Все знали, в Одессе большинство жителей говорят по-русски, смотрят на это с не одобрением, но пониманием.
-А кто у тебя свои? - хмыкнул парень
-А те кому надоел Янукович, они скоро тоже приедут сюда, - гнул свою линию Дмитрий.
-Тогда ладно, - обмяк парень, - Ты тут осторожней, попадешь под горячую руку «своих» - предупредил он.
-А я если что, скажу, что я с вами, вас как тут найти? - наивно спросил Дмитрий. Мелькнула мысль: «Актерские уроки Дины не прошли даром».
-Спросишь Голохвасотва, тебе помогут, а вообще запишись в отряд самообороны, - посоветовал Голохвастов.
-Это к кому мне надо обратиться? - спросил Дмитрий.
-Найди коменданта Андрея Порубия, объясни ему кто ты и откуда, он определит тебя в одну из сотен отряда самообороны и поставит на довольствие, - велел Голохвастов и отошел. Ни в какой отряд самообороны он записываться не пошел. Если к нему кто подкатывал с вопросами, кто он и к какой группе принадлежит,  неизменно говорил, я из группы Голохвастова и от него отставали. По этому незначительному штриху, для Дмитрия стало очевидным, что митинг не такой уж и стихийный, в нем чувствовалась организованность, если разрозненные люди знали одного из лидеров майдана. Он понимал, вечно так продолжаться не может. Праздношатающегося по майдану мужчину могут принять за провокатора или силовика в гражданском, и тогда ему не несдобровать. Он видел, как избивали какого-то парня, подозревая в нем пришедшего со стороны защитников президента, затем его поволокли в сторону здания, занятого повстанцами. Говорили там есть подвал, в котором содержат именно таких, кого заподозрили в провокации. Подогретой толпе, вкусившей крови, достаточно ткнуть на кого-либо пальцем, и те набрасывались голодной статей не особенно вникая, насколько виновен подозреваемый.
Дмитрий отошел в валу у стадиона, откуда многие наблюдали за происходящим. «Ура! - кричали многие. - Наконец-то началась война!», - и подбадривали криками со стороны, сами не пытались ввязываться в драку.
С каждым днем противостояние становилось все ожесточенней. Уже никто не говорил о том, что можно, а чего нельзя. В ход шло все, что могло сломить защитников правительственных зданий.
Николай менял гостиницы, чтобы кто-нибудь из администрации не дал знать, что у них проживает москаль с российским заграничным паспортом.  Только один раз в день он звонил Дине, коротко сообщал, что он жив и здоров, просил позвонить в редакцию, сообщить редактору,  он с проводницей поезда передаст материал в газету за подписью Эдуарда Петрова, который тоже должна получить Дина и передать по назначению. Назвал день и номер поезда, хотя поезда во время майдана ходили нерегулярно, с опозданиями. Дмитрий вечером в гостинице набрасывал текст увиденного и услышанного, прятал листки в укромные места, когда днем уходил на майдан. Он писал, что после принятых Радой законов на ужесточение против митингующих, привело к тому, что резко повысилось их сопротивление. Писал, по майдану шастает много разношерстного народа с разными взглядами на происходящее, объединенными одной общей идеей, свергнуть действующего президента. Отступать майдановцам некуда. В случае проигрыша им светит тюрьма. И так уже от пуль силовиков погиб майдановец, еще один скончался в больнице.
Позвонил он и Николаю.
-Ты где? - сразу спросил тот, Дмитрий понял, что он мог звонить Дине, та сказала, брат уехал в Киев.
-Там, где горячо, где должны быть журналисты, - ответил Дмитрий.
-Ты там не геройствуй, - предупредил Николай. - Нынче здесь законы не действуют.
-Вижу, - отозвался Дмитрий.
-К нам приедешь? - спросил брат. - У нас тут тоже интересно.
-Вряд ли смогу. Все же история творится здесь. Ты заканчивай, а то нас запеленгуют. Пока! - попрощался Дмитрий. Ему важно было услышать голос брата и убедиться, что у него все в порядке.
К концу января наступило некое затишье. Рада отменяет скандальны ужесточающие против майдановцев законы и объявляет амнистию при условии, что митингующие освободят ряд административных зданий. Тогда еще Дмитрий не знал, что Януковичу позвонил вице-президент Байден и в ультимативной форме уговорил силу не применять. Тут же в Киев прилетели должностные лица во главе с помощником госсекретаря США Викторией Нуланд, которая уговорила Януковича отправить в отставку правительство Азарова, это дескать успокоит майдан.  Народ Украины и самого Януковича Азаров устраивал, при нем появилась некая надежда на улучшение экономики. Он не устраивал американцев.
В это время Дмитрий решил, противостояние достигло апогея, дальше будет тише, гарантией тому приезд высоких должностных лиц из США и Европы. Он решил  съездить домой.
Ехать в Измаил он не решился. Поезда ходили редко, в поездах началось массовое мародерство, молодчики садились на станции и проносились ураганом по вагонам забирая у людей чемоданы, деньги, люди запирались в купе, держали оборону, доставалось пассажирам плацкартных вагонов. Если бы выяснили, что у него  российский заграничный паспорт, неизвестно, доехал ли он вообще. В международном теперь составе «Одесса-Москва» все же курсируют сотрудники милиции, а вот в поезде «Одесса-Измаил» полная анархия.
В Москву он вернулся совершенно разбитым, целый день осыпался, не веря, что за окном тихо, спокойно, никто не стреляет.
-Еще, папа, туда  поедешь, - спрашивал сын.
-Не знаю. Не хотелось бы. Посмотрим, как будут разворачиваться события, - ответил со вздохом Дмитрий и потрепал сына по вихрам.
-Я тебя больше не пущу! - заявила Дина. - Не хочу остаться вдовой. Ты не военный корреспондент, ты всего лишь политический обозреватель. Вот сиди дома и обозревай!
Дмитрий в ответ только улыбался.

*  *  *
То, чего опасался Николай случилось с соседней воинской частью внутренних войск. Как позже писали в газетах и сообщалось в пресс релизе, группа неизвестных (хотя, какие они неизвестные?), около двух тысяч человек, построили возле ворот КПП баррикады и начали забрасывать коктейлями Молотова, горели шины, ночью загорелась казарма военнослужащих. До оружия нападавшие не добрались. Около тридцати военнослужащих получили ранения различной степени тяжести. Приехавшие пожарные тушить горящие здания не смогли, активисты не дали им это сделать. Только утром они приступили к тушению, когда тушить было уже нечего. Позже по местному телевидению показали начальника западного территориального отделения внутренних войск МВД Украины Аллерова в окружении молодчиков в балаклавах, который дрожащим голосом оправдывался перед журналистами, что бойцы не имели намерения ехать в Киев, а только желали патрулировать во Львове, для этого подогнали БТР к воротам. А митингующие не поняли их добрых намерений подожгли БТР, а вместе с ним и все остальное. К чести Аллерова он все же не уступил требованиям отдать оружие из оружейной комнаты, ее опечатали благодаря присутствию журналистов и начальников из сил самообороны. Солдаты сдались, вышли из части, оставив всю амуницию. Прошли через коридор толпы под крики: «Позор!». Некоторые солдаты остались в горящей казарме и офицеры не озаботились тем, чтобы выручить их.
«Представляю чувства тех солдат и офицеров, которых готовили к противостоянию с более крупным и вооруженным противником, а не могли устоять перед толпой  неуправляемых молодчиков, - думал с огорчением Николай. - Нет, если ко мне полезут, выйду и предупрежу: «Если хоть один волос упадет с головы солдата, дам приказ стрелять на поражение, а потом пусть меня судят».
Он позвонил в Киев Олесю Омельченко.
-Ты слышал, что у нас твориться? - спросил Николай.
-Слышал. В Киеве события похлеще Львовских, - отозвался Олесь.
-Меня мало волнует Киев. Что нам делать, если полезут к нам? У нас оружие посерьезней, чем у соседей, - раздраженно напомнил Николай.
-Тебя должны волновать события в Киеве, от нас тут зависит, как мы будем жить и служить дальше, - назидательно ответил Олесь. - Не беспокойся, к тебе они не сунутся. Это внутренним войскам намек, чтобы сюда не совались, - пояснил он.
-Смотри, Олесь, - с угрозой в голосе предупредил Николай, - я не пешка в вашей игре, если придут громить часть, дам такой отпор, бежать будут до польской границы, - зло выговорил Николай.
-Ну, ты не очень! Никто к тебе не полезет, - и сбросил связь.
Дома предупредил девчонок, чтобы на улицу не выходили, на улице творится беззаконие, мародерство и насилие. Он сам почти испытал на себе это насилие. На площади толпа молодых людей, подогреваемая бритым молодчиком с мегафоном в руках, скандировала: «Москаляку на гиляку! Москаляку на гиляку!». Затем начали прыгать и кричать: «Хто ны скаче, той москаль! Хто ны скаче, той москаль!». Николай смотрел на беснующуюся толпу, кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся, сзади проходили несколько молодых парней, самый долговязый из них спросил:
-А ты че не скачешь, дядя? Може ты москаль?
-Ноги болят, - буркнул Николай, повернулся и пошел в сторону.
Долговязый парень опять догнал его, ухватил за плечо, под смешки товарищей повторил:
-Так може ты все ж москаль?
Николай прихватил лацкан его куртки, подтянул к себе и сжав зубы, проговорил:
-Слушай ты, сопляк, я полковник украинской армии, попадешь ко мне служить, наскачешься на всю оставшуюся жизнь, - оттолкнул опешившего парня, круто повернулся и пошел прочь.
Жена пришла домой взвинченная, злая неизвестно на кого, фыркала, прикрикнула на дочек.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Ничего! Говорила Олесю, нужны перемены, но не таким же образом!
-А ты как думала происходят незаконные перевороты? - спросил Николай. Ему всегда не нравилось, когда жена яро ругала правление Януковича за нерешительность в тех вопросах, которые ей казались важными. Она подолгу обсуждала с подругами по телефону внутреннюю политику страны не хуже политического обозревателя местной газеты.
-Ты хотя бы при девочках не проповедуй своих глупых мыслей, - выговаривал жене Николай.
Она огрызалась
-Пусть знают. Это наша страна, им в ней жить.
Николай хмурился и отходил, спорить с женой, значит скандалить, спорить она могла только на повышенных тонах. При дочерях ему не хотелось.
  Николай поздно вечером зашел к соседу  Сергею Глушко. Дверь с опаской открыла жена, долго смотрела в глазок, увидела Николая, выглянула в коридор, шепотом проговорила:
-Быстро заходь!
И сразу же закрыла за ним дверь на все щеколды. Сергей встретил его хмурым взглядом, под глазом сиял приличный фонарь.
-Дослужился? - спросил Николай.
-Погоди и до вас доберутся. Вон соседей ваших уже разгромили.
Николай прошел к столу, сел напротив Сергея, разглядывая его фингал.
-Я такого счастья для себя не приемлю, - кивнул он на синяк. - Не позволю врываться в часть, пусть не надеются.
-Будешь стрелять? - недоверчиво спросил сосед.
-Буду, - твердо кивнул головой Николай.
-А отвечать кто потом станет? Тебя либо толпа линчует, либо новая власть под суд отдаст. Ты думаешь мы не могли бы перестрелять этих желторотых нациков? Никто не захотел взять на себя ответственность. Правда крови было бы много. К нашему управлению подвалила толпа в несколько тысяч. Начали крушить двери, окна, ворвались в здание. Я пытался остановить их, на меня напали человек пять. Потом в дежурку ввалилось человек сорок, я еле вырвался, скрылся сначала в кабинете оперативника, потом нас выкурили отовсюду.  Оружейку с автоматами закрыли  стальной дверью. Мы остались с табельными пистолетами, что с ними против тысячной толпы сделаешь? А мне это надо, за чьи-то интересы голову подставлять. Глава милиции города Зюбаненко и области  Рудяк  начали с ними вести переговоры. Договорились в отделе останется то ли в качестве заложника Зюбаненко, то ли как представитель  облсовета, остальных выгнали из здания, - рассказывал Сергей. - Толпа срывала с нас погоны, рвала на нас одежду. Вон посмотри на мой мундир, я его оставлю, как память для будущего музея. Провались оно все пропадом. Со службой покончено, - с горечью констатировал сосед.
-И кто же теперь будет охранять порядок в городе?
-А пусть его соблюдает председатель Львовского облсовета, пан Колодий Петя из партии «Свобода». Ты знаешь, что в городе твориться? - навалился на стол Сергей.
-Откуда? По радио не сообщают, я в город выхожу редко, живу почти в части. Правда, вышел тут ненароком, чуть прыгать не заставили. Вот пришел у тебя узнать, как наша власть дошла до такой жизни? -  с едкой усмешкой спросил Николай.
-Нет у нас уже власти, кроме власти толпы. Прокуратуру сожгли вместе со всеми делами, таможенный комитет, областную налоговую службу разгромили. Захватили здания службы безопасности, областной милиции. Тут мэр города Садовый выступил с коротким брифингом, признал, что из разгромленного Галицкого райотдела похищено оружие. Призывал не отпускать детей одних на улицу, не носить с собой крупных сумм денег и ювелирные украшения. Такого беспредела и  мародерства в свой жизни не видел.  Пацанам своим запретил выходить на улицу. Сидеть будем как в крепости, - со злостью рассказывал Сергей.
-Долго не насидишь. Продукты кончаться, - напомнил Николай.
-Ниче! Я свой табельный пистолет захватил с собой. Вот если ко мне полезут, тогда буду защищать свой дом, свою семью. И пусть меня потом судят, - с горечью выговаривал сосед. Его жена Надя застыла в проеме дверей, прижала к груди фартук, слушала мужа с ужасом в глазах.
-Так есть в городе власть или нет? Если есть мэр, глава Львовской администрации, почему они не остановят этого безобразия? - допытывался Николай.
-Ты дурак, или прикидываешься им?! - вскипел Сергей. - Если бы не эти молодчики, которых они же и выпестовали, разве они были бы мэрами и главами. Эта толпа вознесла их, как они могут их остановить? Причем в действиях толпы чувствуется организованность, кто-то управляет ими. Наверняка, эти же мэры и главы!
-Это напоминает мне приход к власти Гитлера из советской кинохроники.
Сергей покосился на него, предупредил:
-Ты полегче! А то тебя за такое сравнение запросто к стенке поставят. Это у нас называется революцией достоинства, рождением новой, молодой демократии.
-То-то вижу как тебя одемократили, еле жив остался, - хмыкнул Николай.
-Ты думаешь такое только у нас твориться? Подобное происходит в Тернопольской, Черниговской, Тернопольской, Ровенской и прочих областях, - как бы в оправдание проговорил Сергей.
-Знаю, - кивнул Николай. - У нас есть связь с гарнизонами областей, сообщают по внутренней связи. В Одессе блокировали воинскую часть. В Ивано-Франковске заблокировали входы и выходы из части. В основном нападают на воинские части внутренних войск МВД, боятся, что те могут оказать помощь президенту, - пояснил Николай.
-Они для этого и созданы, чтобы защищать власть. А так нахрен они, дармоеды, нужны? - зло проговорил сосед.
Жена его всхлипнула за спиной Николая и ушла на кухню.
-Всколыхнулось пол Украины, никто не решается отдать приказ, это будет уже гражданская война. Янукович боится пролития крови. Офис партии регионов в Киеве захватили митингующие, убили престарелого сторожа, который там охранял офис. Погибли люди на майдане. Кто будет отвечать за эту кровь? - задал риторический вопрос Николай, зная, на него у соседа ответа нет.
-Победителей не судят, - с досадой проговорил сосед. - На это у них надежда.
-Придут эти к власти, разве им  не понадобится милиция? Кто-то же должен охранять порядок, ловить преступников? Позовут, пойдешь? - спросил Николай.
-Не, не пойду, - покрутил головой Сергей. - Потом придет другая власть, и каждая будет бить мне морду за то, что я охраняю покой граждан города? Пропади они… Пойду таксовать или еще куда… Давай лучше выпьем за мое успешное завершение карьеры, - потрогал он свой синяк. - Надя у нас есть что выпить? - крикнул он на кухню жене.

*  *  *
Дмитрий дальнейшее развитие событий на Украине хмуро наблюдал по телевизору. Когда он уезжал, полагал, все пойдет на убыль. Оказалось, все только начинается.  Он хотел вернуться в Киев. Главный редактор решительно воспротивился, для этого есть другие корреспонденты. Да и Дина тоже начала горячо убеждать, не ехать в Киев.
-Ты посмотри, что там творится, - указывала она на экран телевизора.
-Тем более, кто в том хаосе усмотрит во мне засланного казачка, - возражал Дмитрий.
-Да там стреляют по головам не спрашивая документов, - чуть ли не плача уговаривала Дина.
И Дмитрий сдался. Не поехал.
Звонил домой родителям, спрашивал, как дела у них в городе. Отвечали, они в город почти не выходят. Митингуют и у них, милиции на улицах почти не видно. За кого митингуют, родители не знали. В газете отец прочитал, что Одесский областной совет назвал события на майдане попыткой государственного  переворота, призвал Януковича к решительным действиям для защиты национальной безопасности страны. В порту все цеха закрыты, отец сидит дома.
А в Киеве Янукович постепенно сдавал позиции. На внеочередном заседании Верховной рады отменили ряд последних законов о привлечении митингующих к административной и уголовной ответственности, согласился на досрочные президентские выборы президента. И все равно всеукраинское объединение «Майдан» и «Правый сектор» объявили поход на Раду. На площади произошло кровавое столкновение между милицией и майдановцами. Кто-то начал стрелять по митингующим, тут же обвинили в этом сотрудников милиции, забросали их бутылками с горючей смесью. Дмитрий видел, как Порубий выносил из гостиницы чехлы, в которых угадывалось силуэт оружия, складывал их в багажник машины. Этот сюжет несколько раз прокручивали по телевидению. Дмитрий видел на майдане Порубия. Он производил отталкивающее впечатление, замороженный взгляд мясника, чувство превосходства над толпой, среди разгула анархии он чувствовал себя в родной стихии.
В Киев прилетели главы МИД Польши, Германии, Франции для переговоров с Януковичем и оппозицией, уговаривали его не применять силу, иначе Евросоюз введет санкции против Украины. Подписали соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине оппозиционеры Яценюк от своей партии, Кличко от своей, и Тягнибок, который политиком и не являлся, возглавлял националистов, которые держали в страхе майдан. Представитель от России Лукин отказался ставить свою подпись под соглашением. Представители «Правого сектора» заявили, их не устраивает подписанное соглашение, они намерены штурмовать администрацию президента и Верховную Раду. Стрельба неустановленных снайперов продолжалась, погибло более ста человек, ранено более полутысячи. Пострадало около пятидесяти журналистов. Именно на этом этапе лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош выдвинулся на первый план.  До этого мало известное случайное объединение, вдруг стало играть роль третьей силы в переговорах между властью и оппозицией. Именно они стали детонатором новой волны насилия и заявили, что будут брать парламент и администрацию президента.
Двадцать первого февраля Янукович покинул Киев. С ним уехали спикер парламента Рыбак и глава администрации президента Клюев. Из Харькова Янукович передал,  он не отказывается от власти, все происходящее в стране назвал бандитизмом и государственным переворотом. Его объявили в розыск за преступление против человечности. Внутренние войска и подразделения МВД покинули майдан, уехали из Киева. Комендант майдана Порубий заявил: «Майдан полностью контролирует Киев». Спикером Рады избрали   Турчинова, известного националиста. Через день в нарушении конституции его объявили исполняющим обязанности президента.
МВД, Вооруженные силы и прочие силовики присягнули новому правительству, которое по сути еще и не было сформировано. Предавали Януковича все и быстро. Президентскую резиденцию в Межигорье попросту разграбили, вывозили мебель, картины, ковры, снимали даже люстры. Охранять ее было некому. В Киеве и других регионах началась вакханалия по разграблению имущества бывших чиновников. Разграбили и подожгли дома лидера коммунистической партии Симоненко, экс-прокурора Пискуна, ректора Налоговой академии Мельника, и многих других государственных чиновников. Избивали депутатов из Партии регионов. За Януковичем охотились, как за зверем, преследовали его на всем пути, он уехал сначала в Луганск, затем в Крым, оттуда улетел в Россию.
Президентство Януковича закончилось полным крахом. На западе переворот назвали торжеством демократии, на майдане - революцией достоинства, на востоке и в Крыму государственным переворотом.
Дмитрий все это наблюдал с зубовным скрежетом, политологи собирались на совещания, на телеканалах обсуждали положение на Украине, не могли поверить, что потерять власть можно из-за беспринципных уступок оппозиции, не принимать заранее мер к ультраправым партиям, смотреть сквозь пальцы на их выходки и бесчинства, надеяться, что заигрывание с ними поможет им их приручить для своей же пользы.
На майдане помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд раздавала печенье участникам майдана, и через плечо бросила своему собеседнику: «Полагаю, правительство должен возглавить Арсений Яценюк».  А еще Нуланд проболталась, на установление демократии на Украине США потратили пять миллиардов долларов.
Как и велела госпожа Нуланд, премьер-министром Украинского правительства стал Арсений Яценюк.
Да если бы на этом все закончилось!

*  *  *
-Финит а ля комедия! - проговорил Николай в кругу офицеров после просмотра событий в Киеве. - Теперь у нас новое правительство, исполняющий обязанности президент, будем присягать господину чи пану Турчинову.
Николай еще подумал тогда: темная лошадка этот господин Турчинов, кем только он не был за свою карьеру: и заместителем секретаря службы безопасности, и вице-премьером Украины, и всегда тенью и вторым лицом за спиной Юлии Тимошенко  в партии и в правительстве, которую с успехом тут же предал, как только замаячили новые должностные перспективы.
Один из молодых офицеров бросил офицерское удостоверение на стол.
-Я ухожу. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» - процитировал он классика. - Присягать такому правительству не хочу. Передайте в отдел кадров, - кивнул он на удостоверение.
-А ты уходи в партизаны, - посоветовал ему один из офицеров.
-Если надо, пойду! - бросил молодой офицер и вышел их канцелярии.
Тогда, до майдана, некоторые офицеры еще могли фрондировать, после переворота в столице с этим быстро покончили. Офицеры или затаились, опасались вслух высказывать мысли, или откровенно заняли позицию поддержки нового правительства. Молчал и Николай, лишь изредка отпускал едкие реплики. Тем более, молчали офицеры, которым  до пенсии осталось не так много лет, чтобы разбрасываться удостоверениями и уходить из профессии неизвестно куда. Основная масса офицеров и рядовых приветствовали уход Януковича, да и Николай был не в восторге от его правления. Однако понимали, приход к власти известных фигур, не отличающихся от прежних, а то еще и хуже, таких, как косноязычий Кличко, которому в боксе отшибли мозги; вороватый Яценюк, не блиставший интеллектом, сюсюкался с Юлечкой, которую освободили из тюрьмы, и который вскоре предал ее, ушел из ее партии; шоколадный олигарх Порошенко, который будучи в правительстве занимался больше своими предприятиями, чем государственными делами; и прочие известные  политики не внушали ни надежд, ни доверия. Эти, которые сейчас у власти, и которые больше всех кричат о будущем процветании  Украины, о решительной борьбе с коррупцией, сами были уже у власти и беззастенчиво хапали все, что плохо лежало. Кто из них будет заботиться о процветании страны? Тем более, что с их правлением на востоке, юге и особенно в Крыму не очень то и согласны.
В полку дисциплина среди солдат совсем упала, они в присутствии старшин и офицеров вели себя довольно развязно, порой выходили из повиновения.  Они полагали, коль в стране можно президента скинуть, а во Львове городское руководство разогнать, у милиции оружие отбирать, чего уж тут слушать офицеров. Запертые в казармы, при скудном питании они завидовали своим молодым ровесникам, которым в городе было море по колено, над ними не было никакой власти. Участились случаи дезертирства, особенно тех солдат, родственники которых проживали на юге или востоке страны.
-Господа офицеры! - обратился к офицерам Дмитрий. - Нам нужно закручивать гайки, иначе мы в своей части получим майдан. Разброд и шатание никому не нужны. Приказываю, построить полк на плацу,
Когда полк выстроили, скомандовали «Струнко!», доложили о построении, полковник Орлов скомандовал «Вильно!», произнес речь:
-Солдаты! Вы защитники отечества, а не банда Махно. Отныне, за каждый самовольный выход в город будем наказывать арестом, за повторную самоволку - отдам под суд военного трибунала. Четверо военнослужащих, задержанных в городе патрулем (он назвал фамилии и роты, где они проходили службу) уже отбывают пятнадцати суточный арест на гауптвахте.  Четыре военнослужащих третий день не является в часть, их считаю дезертирами, на них подан розыск. При задержании они будут судимы военным трибуналом. Так же, если кто-то будет замечен в нетрезвом состоянии, безоговорочно будет арестован.
По плацу раздался гул недовольства.
-Струнко! - скомандовал полковник. - Панове офицеры, с этого дня, предоставить мне план мероприятий занятий с личным составом. Предусмотреть: с утра два часа строевая подготовка, затем марш броски с полной выкладкой, теория по стрелковому оружию и стрельбы. Личное время перед сном два часа. Все! Вольно! Развести всех по ротам!
В канцелярии офицеры упрекнули:
-Не круто начинаем? Дезертировать еще больше начнут.
-Не ждите, пока солдаты сядут вам на голову. Они стараются брать пример с уличной вольницы. Вот приедет командир полка,  пусть он решает, как нам служить дальше. Может быть армию вообще распустят.
Командир полка Омельченко приехал хмурый, недовольный.
-Сволочи! - жаловался он Николаю. - Когда я им нужен был, обещали золотые горы. А как только майдан закончился,  сразу все забыли. Ничего, они еще вспомнят обо мне… - грозил он неизвестно кому. В проблемы полка он вообще вникать не хотел, слишком теперь это мелко для него, там, в Киеве, он мнил себя уже чуть ли не командующим округом в худшем случае, в лучшем - заместителем министра обороны.
Николай позвонил своему бывшему сослуживцу Гриценко, который перевелся служить в Крым.  Николай знал, за эти годы бывший сослуживец стал комендантом Крымского полуострова.
-Здравствуй, Григорий Богданович!
-Здравствуй, Николай Иванович, - отозвался тот, - рад слышать тебя. Хочешь похвастать событиями во Львове?
-Хвастать нечем. Полк не разгромили и ладно. Хотел спросить, как у вас обстоит дело, какому попу кланяться намерены?
-Так поп теперь у нас один, - хохотнул в трубку Гриценко. - Только мы кланяться ему не намерены.
-Как так? - удивился Николай.
-А так! Мы здесь решили быть самостоятельными, автономными от Киева. В нашем парламенте вашу революцию назвали незаконным захватом власти радикальными националистами при помощи бандформирований.
-Круто!
-Да. Городской совет Севастополя тоже проголосовал за расширение полномочий. Мы здесь считаем, что самоустранение президента Януковича не предусмотрено действующим законодательством, так что возложение президентских обязанностей на спикера Рады Турчинова является незаконным - рокотал в трубку Гриценко.
-Вы полагаете, Киев с этим согласится? - в некотором смятении от смелости бывшего однополчанина спросил Николай.
-Лично мне наплевать, что там думает Киев. Мы здесь проведем референдум, и я уверен граждане Крыма проголосуют за наделение Крымской автономии  широкими полномочиями, которые должны быть железными при любой власти в Киеве, - рассказывал Григорий Богданович.
Николай был совсем озадачен. О таком во Львове даже не помышляли. Здешняя власть скоренько приняла все условия новой власти. Широко осудили действия милиции на майдане, возвратившихся милиционеров, которых при Януковиче призвали в ряды «Беркута» для поддержания порядка, поставили на колени и заставили прилюдно каяться.
-Я все время хочу перевестись поближе к дому, в Одесскую область, никак не получалось. Забрали бы вы меня к себе, согласился бы на любую должность, командовал бы батальоном, ротой, только бы подальше отсюда, - пожаловался Николай.
-Погоди! Николай Иванович, ты хороший офицер, но ведь ты креатура Омельченко? А он еще тот тип! Как так? - удивился просьбе Гриценко.
Николай замолчал, не зная, как ответить. Потом глухо проговорил:
-Вся моя беда, что я женат на его сестре. Которую больше терпеть не могу. Или она меня, - не знаю. Не уходил, дочек поднимал. Сейчас они взрослые, захотят, со мной поедут. Не захотят, - они уже самостоятельные. Старшая в институт будет поступать. Того и гляди замуж выскочит. Она у меня в маму красавица, характером в меня. Омельченко, конечно, поддерживал меня, но его взгляды с моими не совместимы.
-Ты, Николай Иванович,  наверное, не знаешь главного. Вам стараются во Львове всех подробностей нашего бытия не доносить. Доложу, Верховный Совет Крыма принял решение войти в состав Российской Федерации. И наши депутаты приняли решение обратиться к руководству России о проведении процедуры вхождения Крыма в состав России. Ты согласишься стать российским гражданином, если вдруг подобное произойдет? - спросил Гриценко.
-А вы полагаете, что подобное может произойти? - озадаченно спросил Николай. - Это же гражданская война. Киев никогда не согласится на подобный демарш. А вы сами в случае подобного вхождения, кем станете россиянином или предателем родины?
-Родина предала меня, когда в результате бандитского переворота во главе государства назначила бывшего комсомольского работника и баптиста, который мыслит категориями силового решения любого конфликта. Я житель Крыма и обязан буду подчиниться его легитимному руководству. Если Крым войдет в состав России, у всех военных и жителей будет выбор, кому служить дальше. И я тоже подумаю. Или уйду на пенсию, годы позволяют. Я знаю одно, Турчинову я служить не буду. И не буду любому, кто придет после него, там нет достойных кандидатур. Так как, ты не передумал менять регион службы? - иронически спросил Гриценко.
-Нужно подумать, Григорий Богданович. У меня престарелые родители в Измаиле. Если я их брошу, кто им поможет. Да еще мстить им начнут. У меня и так брат в Москве работает. И родной дядя в Севастополе служит. Тут нужно крепко подумать. Это единственное, что меня держит, - пояснил Николай.
-Ну, думай. Только недолго. Надумаешь, звони. Министерство обороны может отказать, перевод сможем организовать решением Верховного совета республики. Опоздаешь со звонком, сам понимаешь, мы можем оказаться на разных берегах. Бывай! - и положил трубку.
Николай задумался. Новость его несколько шокировала. Стать россиянином он, конечно, не готов. И дело не только в родителях, хотя и они не маловажный фактор. Он совсем за эти годы перестал понимать происходящие процессы жизни в России. Сначала в ней правил Ельцин, фигура анекдотичная, прославился своими выходками на международной арене, безрезультатно воевал с маленькой Чечней, экономику угробил, коррупция и преступность похлеще, чем в Украине. В ту Россию он бы точно не захотел. Потом пришел Путин. О нем много чего излагали негативного и позитивного, однако в Чечне пожар погас, угли еще долго тлели, взрывы в метро и домов доказательство тому, но это уже не та война, что была десять лет назад. Экономика выправляется, когда как здесь она неуклонно сползает вниз, а после этих, киевских, событий неизвестно,  как все повернется. И он не верил, что Крым может войти в состав России. Во-первых, на это никогда не согласится запад, а уж тем более, Киев. Во-вторых, у Крыма с Россией нет общей сухопутной границы. В-третьих, согласится ли народ Крыма поменять свое подданство. А если часть согласится, а часть нет, тогда в Крымских горах будут прятаться партизаны.
Голова шла кругом. Спустя некоторое время решил позвонить дяде в Севастополь. Они редко общались, он последние годы всего лишь два раза приезжал в Измаил. В Севастополе у него свой дом, семья, внуки, он уже на пенсии, служил на российском корабле, ушел на пенсию в звании  капитана первого ранга. Деятельный по натуре, он не оставался домашним пенсионером, избрался в городской совет, второй срок был в нем депутатом. Набирал его номер несколько раз, еле дозвонился.
-Здравствуйте,  дядя Вася, это Николай Орлов, - назвал не по имени, отчеству, а как в детстве называл.
-Здравствуй, Коля. Ты откуда звонишь? - спросил он.
-Пока еще со своего места службы. Из Львова.
-А-а! Слышал. Это твою часть там нацики разбомбили?
-Нет. Я не во внутренних войсках служу. Соседям досталось. Я что у вас хотел спросить: говорят, Крым хочет войти в состав России, вы как к этому относитесь? - спросил Николай.
-Положительно. Я и так служил на российском  корабле.
-А в случае отделения Крыма от Украины, офицеры флота с кем останутся? - спросил Николай.
-Это выбор каждого. Никто никого неволить не будет. Здесь есть украинские корабли. Учитывая последние события в Киеве, вряд ли многие захотят служить Украине. Хотя, у многих офицеров семьи или родители живут в  в разных регионах, это их выбор, - пояснил Василий Петрович.
-А вы лично?
-Я житель Севастополя. Как народ решит, так и будет. Голосовать буду за вхождение Крыма в состав России, - твердо пояснил дядя.
-А столкновений не получится? Я слышал татары у вас бастуют.
-Все может быть. Пока у них не очень получается. Да и националистов мы из полуострова повыгнали. Они тут хотели в Симферополе памятник Ленину снести, жители им не дали этого сделать. Это они у  вас  себя вольготно ведут,  факельные шествия устраивают, наподобие фашистов в Германии, у нас они не разгуляются.
-Да, есть такое, - удрученно проговорил Николай.
-Сам то ты как к ним относишься? Или может разделяешь их  идеологию? - со скрытой иронией спросил родной дядя.
-Я военный и вне всяких партий, - ответил Николай, он не стал распространятся, подозревая прослушивание телефонных разговоров. И дядя почувствовал некую сдержанность в ответах, переменил тему, спросил:
-Ты давно дома был?
-Тем летом ездил.  Хочу нынче в июне поехать.
-Привет всем передавай. Скажи, если Крым отойдет к России, границы могут быть надолго перекрыты. Не скоро увидимся.
-Передам. До свидания.
И отключился. Подумал, если он перейдет служить в Крым, и границы, действительно, перекроют, как же он тогда увидит своих дочерей, родителей? Нет, так неприемлемо. Нужно добиваться перевода в Одессу. И он не стал звонить Гриценко Григорию Богдановичу. Сожалел об этом, мучился, вечером посмотрел на своих дочерей, с болью подумал, как он может покинуть их с невозможностью увидеть в дальнейшем. Если он уедет в Одессу или Измаил на пенсию, он всегда сможет приехать к ним. А если поедет в Крым, неизвестно, сможет ли он увидеть их, родителей.
И он стал выжидать, как будут развиваться события дальше.
Спросил Олеся Омельченко, слышал ли он о референдуме в Крыму? Тот отмахнулся.
-Пусть потешаться! Пошлем туда тех же ребят с майдана, они быстро там порядок наведут. Их Верховный совет разгоним, к чертовой матери, а основных зачинщиков в стенке или посадим надолго, - беспечно заявил Олесь.
Николай  нахмурился, помолчал, потом не выдержал, спросил:
-Знаешь, в чем разница между ними и нами? - спросил он.
Олесь со скепсисом во взоре посмотрел на него.
-Они действуют в правовом поле. Проводят референдум. Спрашивают у народа. Не дают радикальным партиям вольничать. А мы свои политические амбиции - решаем бандитскими налетами. Помещения бывших чиновников грабим, на воинские части нападаем, правительства свергаем. За убитых на майдане никто ответственности не понесет. Или найдут стрелочников из числа противников майдана, - выговаривал Дмитрий. - Мы какое государство строим? - задал он тот же вопрос, какой задавал ему майор Бойко.
Олесь изумленно уставился на Николая.
-Ты кого защищаешь? - выдохнул он на полугневе.
-Я не защищаю. Хочу понять. Ты плохо знаешь историю. После революции у коммунистов был лозунг: «Грабь награбленное!» Грабили помещичьи усадьбы, дворцы, выносили мебель, картины, ценности. И что, от этого бедные стали богатыми? Нет! Богатыми стали другие. А бедные как были бедными, так и остались. Спрашивается, ради чего делали революцию? Чтобы одних поменять на других? Ты, понятно, делал ее ради карьеры. А для тех, что стояли на майдане, что изменится в их жизни? Они будут счастливы от мысли, что ты получишь генерала? Или, что Яценюк стал главой правительства? Он как воровал, так и будет воровать! Или, что Крым Украина потеряет? Я хочу понять, для чего все это затевалось? - спокойно спрашивал Николай, при этом тяжело смотрел на Олеся, который был его шурином, который, как считает Олесь, он во многом помогал Николаю в продвижении по службе и должен быть благодарным по гроб жизни. Олесь вскипел, покраснел, забрызгал слюной:
-А ты хотел, чтобы Янукович и дальше со своими сыночками грабил Украину?! Продавал украинские интересы Москве?! Ты, оказывается, все время был за Януковича, которого если бы поймали судили бы всем народом?! - почти кричал Олесь. Вскочил, заходил возле стола.
Движением руки  Николай остановил его.
-Я вовсе не за Януковича. И никогда не был его поклонником. Но если мы демократическое, самодостаточное государство, что мешало нам провести выборы и выбрать более достойного? Тем более,  он согласился на досрочные выборы! Нет, надо было перебить кучу народа, сделать так, чтобы  над нами смеялась вся Европа, - высказывался Николай своему шурину.
Олесь тяжело плюхнулся в кресло.
-А вот здесь ты не прав! В Европе положительно отзываются о нашей революции достоинства. И Соединенные Штаты оказывают нам всяческую помощь. Только одна Россия недовольна. И ты вместе с ней, - желваки заходили на скулах недовольного разговором шурина. Без всякого перехода напомнил: - Ты, кажется хотел перевестись, или уходить на пенсию? Я возражать не буду, - хлопнул по столу рукой Олесь. - Только Галка вряд ли согласиться поехать с тобой, - предупредил он.
-Да уж! - кивнул, согласившись Николай. - Я это как-то переживу. Но я с переводом и уходом на пенсию до лета погожу. Хочу действующим офицером, а не пенсионером на лавочке в парке посмотреть, что станет с Украиной. У меня есть свои планы на будущее, - многозначительно проговорил Николай.
-Ты свои мысли от личного состава далеко прячь, - предупредил Олесь.
-А зачем? Все и так мыслят, как я. Таких, как ты по пальцам среди офицеров можно пересчитать, - блефовал конечно. Многие офицеры либо молчали, либо открыто поддерживали революцию достоинства. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой? - продолжил он и заиграл желваками. - Ты служишь сильным мира сего: сначала Кучме, потом Ющенко, затем начал искать хозяина против Януковича. Нашел в лице этого, как его… Порубия или Турчинова. А я служу Украине!  - Николай встал, пошел к двери.
-Да-а! Вон как ты заговорил! Недооценил я тебя! А еще хотел перетянуть тебя в Киев, если бы у меня сложилось, - кинул ему в спину шурин.
-Спасибо, не надо! «Служить бы рад.  Таким, как ты прислуживаться тошно!» - повторил он слова ушедшего офицера и известного классика. - Посмотрю, кто сменит нашего исполняющего обязанности пастора, тогда решу, служить ли мне дальше, - и покинул кабинет.
Повременить с уходом Николай решил по причине воинственных заявлений исполняющего обязанности президента  Турчинова, который издал приказ использовать вооруженные силы. Он не мог понять, как его, офицера, которого учили защищать родину от внешнего врага, пошлют воевать против своих же граждан, которые не хотят принять власть того же Турчинова и его клики.

  *  *  *
Дмитрий пришел к главному редактору и вдохновенно произнес:
-Мне стало известно, что наше правительство признает независимость Крыма и присоединит его к России. Скажу по секрету, наши вооруженные силы уже в Крыму.
Главный редактор посмотрел на Дмитрия, понял, тот не откроет ему секрета своего источника,  на  всякий случай спросил:
-Все к тому идет.  Откуда известно, что наши в Крыму?
-У меня свои источники, - уклонился от ответа Дмитрий. - Правильно я писал,  нельзя отдавать Крым под военные морские базы американцам. Мы двести лет обустраивали Крым и Севастополь, город боевой славы, чтобы пришел чужой дядя и распоряжался нашей инфраструктурой.
-Мы не можем публиковать непроверенные сведения, публиковать о решении нашего правительства преждевременно, нужно подождать официальных подтверждений, - остудил пыл Дмитрия главный редактор.
-Я согласен! Я пришел поделиться с вами этой новостью, чтобы мы были начеку, как только что-либо официально станет известно, тут же в печать, - потер руки Дмитрий.
Главный редактор покачал головой в знак согласия.
Дмитрий являлся политическим обозревателем и в его интересах, в первую очередь, фигурировала Европа. Украиной он занимался поскольку она тоже часть Европы, в основном, в силу своей личной заинтересованности, там проживали его родители, многочисленные родственники, семья брата и в конце концов - это его малая Родина. Именно там развивались события, которые отодвигали Украину все дальше от славянского мира. Пришедшая к власти элита готовая упасть в объятия Евросоюза и НАТО, совсем не устраивала российское руководство и большую часть жителей самой Украины.
О российских войсках ему по секрету рассказал родной дядя Василий Петрович. Он как и брат позвонил дяде Василию в Севастополь.
-Здравствуйте, Василий Петрович, - назвал его полным именем Дмитрий и представился.
-Здравствуй, Дима, давненько мы с тобой не виделись. Как тебе из Москвы видятся наши здесь события? - спросил он.
-Здорово смотрятся. Как раз хотел расспросить о настроениях жителей. Многие ли искренне хотят войти в состав России, или это наша пропаганда преподносит так события? - в лоб спросил он дядю, понимая, тот не станет рассказывать сказки.
-Так ведь ты сам часть той пропаганды, - хмыкнул в трубку Василий Петрович.
-Я стараюсь быть объективным, - парировал Дмитрий.
-Полагаю, большинство жителей проголосует «За». Только вот татары против, хотели проникнуть в Верховный совет республики, не дать депутатам проголосовать за присоединение Крыма к России. К зданию подтянулись защитники референдума, произошло столкновение, толчея, крики, однако обошлось без жертв. Некоторые депутаты в первый день сплоховали, или испугались, не приняли решения об отставке правительства. Были среди них и откровенные предатели во главе с премьер-министром Могилевым, который в обмен на собственную безопасность и сохранение активов, готов был сдать мятежникам все и вся, - рассказывал дядя.
-Слышал, майдановцы хотят приехать и навести у вас порядок?
-Пускай приезжают. Встретим. Мы в каждом городе организовали отряды самообороны. В партию «Российское единство» вступает все больше жителей полуострова. И очень надеемся на помощь России. Тут в Симферополь приезжал депутат Верховной Рады Порошенко, хотел пройти в здание Верховного Совета, ему не дали этого сделать, велели убираться в Галитчину, там ему место. Уехал не солоно хлебавши.
-Василий Петрович, вы должны понимать,  майдановские радикалы хлебнули крови, особенно «Правый сектор», и они приедут с оружием уничтожать тех, кто не с ними. Вряд ли ваши члены самообороны готовы ответить тем же. С вами гражданские протестные силы, которые  не обучены убивать людей. Как вы намерены без оружия обороняться? Тем более,  у вас за спиной татарский межлис, который поддержит майдановцев? - расспрашивал Дмитрий.
-С местными татарами мы избегаем прямых столкновений, стараемся убедить их избежать гражданской войны в Крыму. Нам здесь всем вместе жить, и лучше быть хорошими соседями. Кто-то накрутил им, что с приходом сюда России, их опять депортируют в казахстанские степи. Главной нашей задачей не допустить приезда националистов с материка. Конечно, у наших ребят нет оружия, только подручные средства. С военной силой нам не справиться. С украинскими военными в Крыму мы проводим разъяснительную работу, среди нас много отставников, которые поддерживают связь с частями. Кстати, на территории Крыма появились люди в камуфляже, которые взяли под охрану здания администрации, блокируют военные части и другие важные объекты, - уже полушепотом говорил Василий Петрович.
-Это украинские вооруженные силы? Прибыли с материка? - переспросил Дмитрий.
Василий Петрович усмехнулся в трубку, понизив голос до шепота, сказал:
-Это военные без знаков отличия, ведут себя очень вежливо, так украинские военные себя не ведут. Полагаю, помощь нам оказывает Россия.
-А власть в Севастополе как реагирует?
-Наш мэр Яцуба подал в отставку и вышел из Партии Регионов, публично заявил, что он не хочет быть рядом с людьми, которые опозорили и предали страну. Мы выбрали мэром Алексея Чалого. А глава правительства Аксенов подчинил себе все силовые структуры Крыма.
-Спасибо за информацию, Василий Петрович. Буду рад видеть вас в Измаиле. Если не перекроют границы.
-Приезжай в гости в Крым. Обнимаю.
Положили трубку, Дмитрий воодушевленный разговором понял, российские войска уже находятся в Крыму, они тихо, без шума и стрельбы занимают ключевые военные объекты и административные здания.
В Москве весна наступала медленно, снег напитался талой водой, почернел, днем ручьи стекались в отводные колодцы. А в Крыму весна уже пришла во всей своей красе. Дмитрий наблюдал по телевидению и в компьютере, за дальнейшими действиями крымских и российских властей. Семнадцатого марта Путин подписывает указ о признании независимости республики Крым, одобряет проект договора о воссоединения Крыма с Россией. И в последующем вся страна наблюдала, как в Георгиевском зале Кремля подписали договор о воссоединения Крыма с Россией. Под договором ставят свои подписи президент России Путин, председатель Госсовета Крыма Константинов, председатель совета министров Аксенов, глава Севастополя Чалый. На работе у Дмитрия собрались все сотрудники, обсуждали событие, кто-то искренне радовался, некоторые высказывали сомнение, будет ли под силу экономически вытянуть Крым из той финансовой ямы, в которую ввергла Крым Украина. Тем более, что сухопутного сообщения с полуостровом у России нет. Перебои в банковской системе у жителей могут вызвать отторжение новыми правилами проживания. В общем, проблем больше, чем выгоды. Все эти потуги оправдывались только одним: не дать американскому флоту сделать Крым своей базой на Черном море. В таком случае Россия потеряет стратегическое положение во всей акватории Черного моря, а томагавки с их кораблей смогут поражать Кубань и все прилегающие к Украине области.
На совещании в редакции остановились на том, что через некоторое время Дмитрий с журналистами полетит в Крым, и на месте попытаются определить насколько граждане воспринимают новые реалии жизни. Одно дело период, когда общий подъем поднимает людей, эйфория от победы кружит голову; другое дело, когда  по происшествии времени, люди столкнутся с трудностями перехода от одного образа жизни к другому. А пока в редакции решили организовать встречу с замечательным украинским писателем и журналистом Олесем Бузиной, которого пригласили участвовать на российском телевидении в обсуждении событий на Украине. Дмитрию интересно было познакомится с журналистом, который едко изобличал лживую историографию, созданную современной Украиной. Дмитрий с удовольствием читал его книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» о великом кобзаре, который стал чуть ли не главным украинским идолом. Чего греха таить, ведь Дмитрий знать не знал ничего о личной жизни «великого кобзаря», верил всему написанному о нем еще в то время, когда  учился в школе. Оказалось, вне поэзии кобзарь был далеко не безупречным человеком, слыл пьяницей, богоборцем, ловеласом, завистником, в общем, человеком довольно неприятным. И под забором его пьяным находили, и на носилках домой уносили, и успевал выпивать весь запас спиртного, предназначенного для вечеринки всей кампании. В книге Бузины приводится такой пример: «Запои самого Тараса Григорьевичабыли настолько хорошо известны, что во время дознания по делу Кирило-Мефодиевского общества один из основателей  его Василий Белозерский предложил такую версию  поэтического вдохновения собрата: Свои стихи Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов, и в естественном состоянии не сочувствовал тому, что написал под влиянием печального настроения». А уж сколько лжи было в советской литературе о том, какие страдания переносил, будучи ссыльным солдатом,  в Новопетровском укреплении. Обедал ссыльный исключительно с офицерами, а то и у самого коменданта. Хотя офицерам творчество Шевченко было мало известно. Они искренне хотели вывести его в офицеры, многие рядовые смогли честным отношением к службе выбиться в офицеры. Поляк Мацей Мостовский, попавший в плен после Варшавского восстания, не расстрелянный и не сосланный в Сибирь, по приговору прибыл в укрепление рядовым, дослужился до штабс-капитана. Шевченко пил и ленился, сам написал в дневнике: «Я не только глубоко, даже поверхностно не изучил ни одного ружейного приема». Хороша служба! А где же были сатрапы офицеры, которые муштровали солдат до седьмого пота! «Строевая наука, которую доблестно преодолевали избалованные дворянские отпрыски Лермонтов и Фет, не по зубам гению из села Кириловка». Сколько шума наделала эта книга, Бузину пытались привлечь за клевету, он выиграл все суды, поскольку документально доказал свою правоту. Бузина осудил государственный переворот в Киеве, кровь погибших на руках тех, кто пришел к власти в результате переворота. Он пришел в редакцию безо всякого сопровождения, тихо зашел в холл, его даже не хотела пропускать охрана, пока не удостоверились, что на него выписан пропуск, настолько он скромно вел себя. В редакции его встретили аплодисментами, он засмущался, проговорил: «Что вы, коллеги, я же не звезда из кабаре тринадцать стульев». Этот невысокого роста человек, с высоким лбом, лысой головой, четкой речью обаял журналистов, хотя многие из них были  не менее известны читателям и журналистскому сообществу. Он рассказал о том, что происходит в настоящее время на Украине, и в частности в Киеве. Он изложил свое видение устройства Украины в составе триединого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Он говорил, что пора вернуть Малороссии историческую память и автономию, наряду с Новороссией, Волынью, Галитчиной, Крымом и Подкарпатской Русью. О многом тогда говорилось на встрече. В частности,  он сказал, что украинский народ много сил тратит не на воссоздание украинской культуры, сколько на попытки уничтожить русскую культуру в умах молодежи. Когда прощались, каждый журналист подошел к Олесю пожать руку и представлялись. Услышав фамилию Орлова, Олесь оживился.
-Читал ваши статьи. Очень оригинальные и глубокие по своей сути. Вы, кажется, сами родились на Украине? - спросил он.
-Да. Родился в Одесской области, Измаиле. После института остался в России.
-Вот откуда в ваших статьях глубинное понимание украинской действительности, - улыбнулся Олесь.
-Пожалуй, - согласился с ним Дмитрий и предложил: - Я провожу вас. Вы куда сейчас?
Олесь посмотрел на часы, сказал, что через два часа он должен быть в Останкино.
-Я отвезу вас, - предложил Дмитрий.
-Буду весьма признателен. Только давайте договоримся, мы почти ровесники, будем на ты, а? Тем более, что мы не только коллеги, но и земляки, - и еще раз улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
-Конечно!
Пожали друг другу руки, пошли на выход. В машине Дмитрий спросил, не боится ли он покушения на свою жизнь, ведь его статьи задевают многих власть предержащих.
-Угрожают, - коротко проговорил Олесь. - И в почтовый ящик бросают анонимки с угрозой, и по телефону достают. Мать мою жалко, переживает она очень. В магазине какие-то недоумки обругали ее, велели передать, что убьют меня, если я не заткнусь. Теперь она боится выходить на улицу.
-Может лучше тебе с ней переехать в Россию? - предложил Дмитрий.
-Они мечтают об этом. Не дождутся.
-Читал я твоего Тараса Григорьевича. Здорово ты развенчал  первого поэта Украины, - искренне восхитился Дмитрий.
-Это я им в пику, чтобы других классиков тоже почитали. А то памятники русским классикам низвергают, а из этого идола сотворили. Все шествия и парады с факелами у его ног заканчивают. Чувствуют родство душ.
-Наши классики тоже не без греха. Граф Толстой крестьянок любил щупать, Тургенев всю жизнь за замужней женщиной волочился, свой семьи не создал. А самый гениальный русский композитор Чайковский и вовсе был педофилом, - проговорил Дмитрий не отрываясь взглядом от дороги.
-Наше все Пушкин в каждой женщине видел «чудное мгновение», Есенин был пьяницей и хулиганом, только знают об этом историки и литературоведы.  А народу останутся их дивные стихи и музыка, - в тон ему ответил Бузина. - Они зла никому не делали. Женщин любили? Так кто из нас их не любил? Они же романтики! Им нужно любить для вдохновения!
-Чайковский женщин не любил, - вставил реплику Дмитрий.
Олесь кивнул, вскользь ответил:
-Чайковский вовсе для меня загадка. Не могу понять, как столь несчастный в личной жизни человек мог писать такую божественную музыку, и продолжил прерванную мысль: - Наш Тарас в своей поэзии только лгал, написал «Узника»: Дывлюсь я на нэбо, та й думку гадаю, чому я ны сокил, чому ны литаю», а сам, как следует и не был узником. За пьянку попадал на гауптвахту. Бог ему судья! История все расставит на свои места.
На прощание, Олесь сказал:
-Пиши мне по электронной почте, - протянул он визитку Дмитрию. - Ты будешь мне сообщать о видении ситуации на Украине русским обществом, а я тебе о новостях на Украине  глазами очевидца.
Расстались почти друзьями с заверениями почаще общаться.
И они общались до апреля следующего года, пока не пришло сообщение, что Олеся Бузину застрелили белым днем во дворе его дома. Это было шоком не только для многих украинцев, но и русских граждан, которые успели полюбить его на экране телевидения. Пожалуй, после Влада Листьева, Бузина был вторым по той степени скорби, которая охватила многих его почитавших. Свыше пятисот человек пришли проститься с журналистом, который не боялся говорить правду. Только благодаря всплеску возмущения украинским обществом, требованию Комитета защиты журналистов США, организации ЮНЕСКО, следствие вынуждено было задержать исполнителей убийства, двух националистов, которых до суда посадили под домашний арест, а потом и вовсе освободили.
Дмитрий поехал домой, поскольку четырнадцатилетний сын один дома, а у жены в тот день вечерний спектакль. Родители часто в детстве сына не могли вовремя забрать из сада, позже из школы, поскольку у обоих основная работа переноситься на вторую половину дня. И большую часть своей жизни сын проживал у бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, и конечно, всячески баловали. Дедушка Геннадий Васильевич говорил внуку: «Разве пригодились мне по жизни алгебра, химия, физика? Нет! Это не помешало мне сделать головокружительную карьеру? Из физики я знаю, что нельзя совать два пальца в розетку, из химии помню, что формула воды аш два о, из алгебры ничего не помню. И география в том объеме, что дается в школе, тоже не нужна, дадим извозчику пятак, он довезет куда следует!», - внушал он внуку, расхолаживая его стремление к учебе,  что не устраивало Дмитрия. Он упрекал тестя, тот потакает лени, позволяет внуку делать уроки спустя рукава, выше четверки оценки не получал. Тесть приводил аргумент:
-Сталин руководил огромным государством имея за плечами неоконченную семинарию. И привел страну от сохи до атомной бомбы. Никитка тоже был не шибко грамотным, через пень колоду закончил четыре класса и политический ликбез. Брежнев хоть и с высшим образованием, а Маркса так и не осилил. Зато каких высот достигли!
Спорить  с ним бесполезно. Сына они вернули домой. Когда Дина задерживалась в театре, он спешил домой, чтобы проверить у сына уроки, занимался с ним дополнительными занятиями, заставлял читать книги. Сначала сын был недоволен, лентяйничал, Дмитрий сумел переломить ситуацию, привил таки любовь к чтению, заинтересовал предметами история, иностранным, литературой, и прочими гуманитарными предметами, которые сам хорошо знал, потихоньку вникал в математику, в которой тоже был не силен, часто сам консультировался о задании по математике у более молодых сотрудников на работе. Сын так и не смог определиться кем бы он хотел стать по жизни. Он часто бывал маленьким в театре за кулисами, когда мать выступала на сцене, или на съемочной площадке, и его спрашивали, хотел ли он стать актером? Он еще в то время твердо отвечал: «Нет!» - «Почему?» - «Не хочу, чтобы чужие дяди кричали на меня или указывали мне, как моей маме». Он имел ввиду режиссеров, которые руководили актерами. «А кем же ты хочешь стать?» - «Хочу, чтобы, как дедушка: руководить всеми и чтобы все меня слушались». - «Тогда надо хорошо учиться». - «Дедушка учился плохо, а денег имеет много», - приводил аргумент парень.
Родители Дины полагали, что дочь и зять умышленно ограничивают встречи внука с ними, руководствуясь элементарной ревностью. Поэтому, последнее время отношения между ними опять стали несколько натянутыми.

*  *  *
После известия об аннексии Крыма  Николай долго сидел в некоторой прострации. Не мог поверить, что армейская группировка на полуострове так бездарно сдала позиции. Без единого выстрела Крым отошел к России, как такое могло быть?! По телевидению и в печати трубили ежедневно об агрессивной политике России. Но если говорить о насильственном захвате полуострова, почему жители не выступают с возмущенными митингами против российского присутствия. Боятся? Тогда почему на востоке жители областей не боятся выступать против киевской власти. Более того, берут в руки оружие, чтобы противостоять этой власти.
В Харькове и Донецке горожане взяли штурмом здания областных администраций, в Луганске захватили здание службы безопасности. Исполняющий обязанности президента Турчинов послал туда воинские подразделения, которые отбили здания в Харькове, против Донецка и Луганска сил не хватило, поскольку в этих городах жители успели вооружиться и отбить нападение. В городах и поселках областей возникают митинги против насильственного захвата власти. Руководство Донецкой области сообщает о создании Донецкой народной республики. Турчинов отдает приказ использовать вооруженные силы страны, направляет туда танковую бригаду.
Николай собирает офицеров. Командир мотострелкового полка Омельченко очередной раз в Киеве. Когда запахло жаренным, о нем вспомнили. Стало ясно, что их полк бросят на восток для подавления мятежников, или сепаратистов, как их называли.
Николай обвел глазами офицеров пока, задал всего лишь один вопрос:
-Будем ли мы участвовать в гражданской войне?
Наступила гнетущая тишина. Никто не хотел высказаться первым, дабы не попасть впросак. Наконец командир второго батальона спросил:
-Разве у нас есть выбор? Мы обязаны выполнять приказ.
-Вы знает, что уставом запрещено выполнять преступные приказы, - напомнил Николай. - И для подавления мятежей есть внутренние войска, милиция, прочие подразделения МВД.
-Так их разогнали и деморализовали наши бравые майдановцы, - напомнил заместитель командира роты.
-А кто сказал, что это преступный приказ? - спросил командир роты, молодой мужчина, который заканчивал училище в Ивано-Франковске. - Тем более, что он исходит от верховного главнокомандующего. Сепаратистов надо бить, и бить жестоко. Им помогают российские войска, а с наемниками разговор должен быть однозначным, - решительно высказался ротный.
Кто-то ему возразил:
-Он сегодня главнокомандующий, а завтра придет другой, которого изберут президентом, и он спросит со всех: и с тех кто послал, и с тех кто выполнял приказ идти и у бивать своих украинцев.
Опять тот же молодой голос сказал:
-Там нет украинцев, там одни русские, которые помогают им вооружаться.
-А русские разве не люди? Они украинские граждане, -  выкрикнул на русском языке офицер с задних рядов.
Николай не прерывал, давал возможность высказаться всем. Это ведь не официальное совещание, в котором заседает президиум, выступающие выходят к трибуне. Николай сидел не в президиуме, а в партере, лицом к залу. Он задал вопрос молодому офицеру:
-Вы сможете убить гражданского человека, который не хочет жить по  законам, с их точки зрения, не легитимного правительства?
-Нет. Я арестую его и предам суду. А если он пойдет с оружием против меня, будет в меня стрелять, что мне останется делать? - вопросом на вопрос ответил офицер. - Стреляли же русские по своим гражданам, чеченцам, их совесть не мучила?
-Не знаю, может не мучила. Но в той войне кроме чеченцев воевала уйма всяких наемников, в том числе и наши украинцы. Там хорошо зарекомендовал себя наш Сашко Билый, который лично пытал российских военнослужащих. Ломал пальцы и выкалывал глаза молодым солдатикам. Сейчас он в Ровно безобразничает. И русским было за что сражаться, в ином случае у них на Кавказе  был бы сейчас мусульманский халифат и сброд всяческого народа с Ближнего Востока. Это вечный гнойный чирий под брюхом России.   И все же  хочу вас спросить, будем ли мы воевать против мятежного люда? - спросил Николай и обвел глазами офицеров.
Все молчали. Николай подождал, медленно произнес:
-Должен вам заметить, в Краматорске десантники двадцать пятой бригады перешли на сторону восставших. Передали мятежникам шесть единиц бронетехники и прочее стрелковое оружие.
-Вы предлагаете нам пойти по этому пути? Пути предательства? - спросил  заместитель командира первого батальона.
-Нет. Предательство одно из худших преступлений. Мне хотелось знать ваше мнение, ведь мы будем воевать не с внешним врагом. У многих жителей Львова в тех краях живут родственники. Как они отнесутся к тому, что мы пойдем их убивать. Мы сюда вернемся, нам жители будут плевать в лицо. Полагаю, если мы там окажемся,  мы должны будем не тупо убивать жителей тех областей, а склонить их к сдаче оружия. Они же должны понимать, что мы сильнее, у нас серьезное оружие, и мы не хотим крови. Вряд ли они захотят умирать ради мифической республики. Пусть путем голосования выбирают того президента, который будет устраивать всех украинцев, русских, и прочих граждан. Живут же в мире в Америке граждане всех национальностей. В Швейцарии четыре официальных языка, и ни у кого не возникает желания доказывать чей язык должен доминировать, - высказывал свою точку зрения Николай. Он до конца не верил, что вооруженные силы будут убивать своих же граждан. Хотя после майдана в Киеве, можно поверить во что угодно.
-А если они как Крым захотят присоединится к России? - задал вопрос еще один молодой офицер. - Мы должны будем молча наблюдать за этим и ничего не делать?
Заметил, в основном вопросы задают молодые офицеры. Пожилые угрюмо молчали.
-А что вы сделали, когда Крым решил отойти к России? - задал встречный вопрос Николай. - Кто-нибудь выступил против? Отстреливался до последнего патрона? А ведь там наших войск не мало было.
По залу пробежал короткий смешок.
-Все. Прошу готовится к командировке в район боевых действий. Полагаю, если нашего командира вызвали в министерство обороны, значит ему дадут вводную, - закончил Николай.
Все встали, шумно покидали зал, переговариваясь и обсуждая новость. Молодые вне зала осмелели, стали высказывать воинственные мысли, дескать нельзя допустить второго Крыма. К Николаю подошел командир батальона Краснов. Самый немногословный, педантичный служака, его просьбы удивила Николая.
-Николай Иванович, у меня выслуга лет имеется, мне воевать со своими совесть не позволяет, я подам рапорт на пенсию, - тихо проговорил он.
-Это ваше право. Приедет командир полка, подайте рапорт ему, - посоветовал Николай.
Он и сам мучился мыслью, надо ли ему тоже подать рапорт об отставке по выслуге лет. Особенно после последнего разговора с Омельченко. Он не хотел воевать против мирных граждан, которые взяли в руки оружие отстаивая свое право на жизнь не вместе с новой киевской властью. С другой стороны он хотел присутствовать на арене военных действий, чтобы не дать молодым горячим головам ожесточиться и не наломать дров, за которые остаток жизни им будет стыдно. Потом стало ясно, его бы не отпустили, так как к приезду Олеся рапорт подали шесть офицеров. Четверым отказали, мотивируя тем, что в этот трудный период для страны не время думать об отставке,  двоим по состоянию здоровья рапорта подписали.
Николай вечером придя домой, зашел в комнату к дочерям. Жены, как всегда вечером дома не было.
-Девочки, я хочу сказать вам нечто важное, - тяжело начал он. - Вы уже у меня взрослые и должны понять меня. Меня могут послать на восток с полком усмирять мятежников. Обратно я не вернусь, даже если останусь в живых. С вашей мамой у меня отношения не сложились. Мы давно чужие друг другу люди. Вы сами видите, ее никогда не бывает вечером, она совсем не заботится обо мне, как о своем муже. Я бы давно ушел, но мой долг перед вами не позволял этого сделать. Вою жизнь я посвятил вам. Теперь вы выросли. Сможете прожить без моей опеки. Хотя для вас я всегда буду отцом, помощником, не вас я оставляю, а вашу маму, - проговорил Николай.
Девочки замерли, смотрели на отца широко раскрытыми глазами, первой опомнилась Ева.
-Что ты, папа! Как ты можешь такое думать?! Мы же любим тебя!
У Яны по щекам побежали слезы. Они подошли к нему, обхватили его с двух сторон за шею. Николай сам готов  заплакать. Он долго готовился к этой речи, не один раз хотел произнести, собрать чемодан и уйти. Заранее договорился с комендантом офицерского общежития, чтобы тот выделил ему комнату. И каждый раз не решался. Не мог видеть слезы в глазах своих девочек. Сейчас, когда он с полком уедет на восток, там он может погибнуть, хотя в это не верил, а если не погибнет, он подаст в отставку и уедет к родителям. К жене возвращаться  не хотел. Он не то что ее давно не любил, а тихо ненавидел. Он же знал, что жена живет своей жизнью, у нее есть любовник, который одаривал ее дорогими побрякушками. Как-то теща проговорилась,  Галка сделала аборт, полагая, что от мужа. Когда дочь ей сказала правду и она поняла какую допустила оплошность, она старалась всячески убедить зятя, что тогда она говорила не о Гале, а о племяннице, которую Николай за все время в глаза ее не видел. Он даже догадывался, кто его соперник. Подозревал депутата их городского совета, владельца недвижимости в городе, по молодости хотел по-мужски поговорить с ним, потом решил, дело не в депутате, а в ней. Уж если она пошла по этому пути, найдется другой депутат, что потом и произошло. Ведь мужчины на ее красоту слетались, как мухи на мед. Она привыкла купаться в их обожании. А дома ее ждала серая бытовуха, скучный муж и беспокойные дочки, которые то болеют, то требуют другого внимания. Но годы брали свое. Подрастали молодые соперницы, не менее красивые. А тут и талия уже не та, и морщины у глаз появились.  Все меньше становилось обожателей. Все жестче становился ее характер, и где, как не дома она могла излить всю свою горечь и раздражение.
Николай встал, вынул из под кровати чемодан, который покрылся пылью от долгого неупотребления.
-Папа, не надо! - бросилась к нему Яна.
-Девочки, я уезжаю в командировку. Там посмотрим, - сдался он, не мог видеть отчаяния в глазах дочерей.
Неожиданно рано вернулась домой Галя. Недоуменно посмотрела на мужа и чемодан. Полагала, он собирается либо в отпуск, либо в командировку или на военные учения. Яна бросилась к матери.
-Мама, папа уходит от нас!
-В смысле? - спокойно спросила жена.
-Уходит. Насовсем! - подтвердила Яна.
Жена посмотрела на мужа, прошла села на диван, молча наблюдала, как он собирал свои личные вещи.
-Пришел с чемоданом, и ухожу с чемоданом, - проговорил Николай. -Девочки выросли, теперь ты будешь ответственна за них.
-Девочки, выйдите, - строго велела им мать, и они не могли ее ослушаться. Толкая друг друга они вышли из комнаты. Жена встала, подошла к Николаю.
-Может быть не надо, - проговорила она. - Останься, - попросила она.
-Зачем? Я  тебе зачем нужен? Ужины дочерям готовить? Как муж я тебя не интересую. Ты думаешь, если я молчал, то я ничего не знаю? Ради девчонок терпел!  - злым шепотом выговаривал  Николай.  - Да я бы тебя в бараний рог свернул, если бы был уверен, что это поможет! Или развелся бы еще десять лет назад. Терпел! Понимал, ты из девочек сделаешь таких же идиоток, как ты сама. Все! Закончили! На развод сам подам. Или ты подавай, свободной теперь будешь шляться, - жестко выговорил он, захлопнул чемодан, оглядел комнату в которой прожил более двадцати лет. Хорошо, что военная форма висит в части в кабинете. Пошел к двери.
Жена кошкой прыгнула, закрыла собой дверь.
-Погодь, Мыкола! Може з чистого листа начнэм, а?
-Мыкола, Мыкола! - передразнил ее Николай. - Коля я, Николай! Понятно?! Про какой ты чистый лист? На тебе пробу ставить некуда. Пусти! - оттолкнул он ее и пошел на выход. Дочери выглянули в коридор, Николай кивнул им.
-Я буду звонить, девочки. До свидания.
Он хлопнул дверью. Вышел на свежий воздух. Пахло весной и набухшими почками. Вечерний воздух был чист, свеж, прохожих мало, он оглянулся на дом, окна в его квартире горели призывным светом, он вздохнул и ускорил шаг.
В общежитие он открыл заранее приготовленным ключом комнату, положил чемодан на пустой, колченогий стол, сел на кровать, пожалел,  не захватил по пути бутылку водки.  Напиться бы в пору. За все время проживания ни этот древний и красивый город, ни его полк, в котором он прослужил свыше двадцати лет, так и не стали для него родными. Не говоря уж о жене. Почти двадцать два года жизни коту под хвост.  Он зло ударил себя по коленке. Оглядел обшарпанные стены комнаты. В общежитии проживали молодые офицеры и прапорщики, которые не успели еще обзавестись семьей, или у которых не было в городе жилья. В общем, перевалочный пункт. Молодым лейтенантом он тоже жил в нем некоторое время. Впервые его жена пришла к нему в общежитие и отдалась ему, после чего он сделал ей предложение. Вот потеха будет, когда утром молодежь увидит заместителя командира полка здесь. Встал, украдкой выглянул в коридор, шмыгнул за дверь. Решил все же купить водку. До ближайшего магазина одна остановка на трамвае, он прошел пешком. Купил водку, вспомнил, закуски ведь теперь у него тоже нет, и холодильника с едой нет. Купил хлеб и колбасу, сложил все в пакет, пошел назад. Воровато оглянулся, не хотел лишних глаз, когда пришел к общежитию, зашел в комнату, закрылся на ключ в комнате. Разыскал пыльный граненный стакан, вытер его концом рубахи, налили полный стакан. Выдохнул и выпил. Прощай семейная жизнь и привычный уклад бытия. На душе пусто и гадко. Перочинным ножичком порезал колбасу и хлеб. Жевал, тупо уставившись в трещину на стене. Через полчаса комната поплыла в глазах, закружились стены. Он выпил еще полстакана, завернул остатки хлеба и колбасы, лег на кровать не снимая обуви. Смотрел в потолок, пока он не расплылся в его глазах, и тяжелый сон навалился на него, заставил провалиться в темную бездну.
Родителям говорить о том, что ушел из семьи, он не стал. Не хотел расстраивать стариков. Полагал, отслужит, приедет домой, сам все расскажет и объяснит.

*  *  *
Дмитрий решил воспользоваться приглашением родного дяди, и съездить в Крым. Не стал  оформлять ни командировку, ни отпуск, поехал на первое мая, несколько праздничных дней и пару еще за переработку потратить он мог, решил позволить себе совместить приятное с полезным. Для этого он взял с собой сына Виктора, показать ему Севастополь, поводить по городу. Дина, как всегда из-за плотного графика полететь не могла. Сам же решил просто поговорить с горожанами, послушать, о чем они говорят между собой.  Еще в полете, сын, сидевший у иллюминатора, увидел море, спросил:
-Мы над Черным морем пролетаем, или над Азовским?
-Справа Азовское, слева Черное, - пояснил отец.
В аэропорту на своей автомашине их встретил Василий Петрович. После объятий и расспросов, как долетели, повез их в сторону Севастополя. Сын разглядывал неизвестно откуда взявшиеся горы, все теребил отца расспросами: ведь Крым такой на карте маленький, откуда здесь имеются степи, горы, реки? И в Москве деревья еще голые, снег недавно сошел, а здесь уже вовсю все зеленеет, возле аэропорта в сквере вовсю цветут тюльпаны, светит солнце, так в Москве порой бывает в июне.
Дмитрий в свою очередь расспрашивал дядю о жизни в Крыму после присоединения его к России.
-Трудно живем, - признался Василий Петрович. - Нам бы экономику поднять, тогда некоторые скептики окончательно поймут, где им лучше. Украина двадцать лет палец о палец не ударила, чтобы благоустроить полуостров.
-С продуктами туго?
-Туго. Ведь прямого сообщения посуху с Россией нет, а самолетами много не навозишь. Украинцы в отместку перекрывают воду и электроэнергию, - рассказывал дядя. И с энтузиазмом восклицал: - Надеюсь, это временные трудности! Заживем еще...
-Василий Петрович, это для вас временные трудности, вы получаете российскую пенсию. Не всем же так везет. Молодежь чем занимается? Именно их в первую очередь надо обеспечить работой, зарплатой. В ином случае, пройдет немного времени и они начнут вспоминать, что при прежней власти у них все было хотя и бедно, зато стабильно, - заметил Дмитрий.
-Да и при прежней власти не все было благополучно, - возразил дядя.
-Память коротка, - напомнил  Дмитрий.
-Все же большинство жителей Крыма за присоединение. Татар подогревают с Киева, они, в основном,  не могут успокоится. Мы не должны ориентироваться на недовольное меньшинство. Наша задача  убедить их,  это временные трудности. Москва тоже не сразу строилась. Некоторые думали, что с приходом россиян, на них посыпятся льготы и благополучие. Так не бывает. Это благополучие нужно добывать своими руками.
Пока ехали, Василий Петрович рассказал, он, как депутат горсовета, поддерживает связь с регионами бывшей родины. В Харькове националистам удалось вернуть захваченные здания. В Луганске и Донецке жители пока отстаивают свое право на ту жизнь, которую бы хотели иметь в своих областях.
В Одессе противостояние достигло своего апогея. Тревожит, что город приехал известный радикал бывший комендант евромайдана Андрей Парубий, а там где он, жди крови и побоищ.  Ему нечего опасаться, его поддерживает киевская, а теперь уже и одесская власть. В город приезжал кандидат в президенты Олег Царев, бывший депутат  Государственной Рады. Гостиницу блокировали сторонники евромайдана, его еле эвакуировали из Одессы. Произошла кровавая стычка между сторонниками и противниками новой власти. На сайте «Антимайдана» появилось обращение к гражданам Одессы, объявить Одесскую область - Одесской народной республикой. Евромайдановцы забрасывают коктейлями Молотова здания, в которых проживают или работают их противники.
Василий Петрович, как уроженец Одесской области, более внимательно отслеживал все события, которые происходили на его бывшей малой родине.

  Василий Петрович привез их к себе домой, где жена накрыла стол, обещали прийти вечером сыновья. Дмитрий предупредил,  он с удовольствием проведет у них время до вечера, но не хотел бы стеснять дядю, и он остановится в гостинице, номер которой он заказал еще в Москве. Василий Петрович с женой начали возражать, дескать места хватит всем, Дмитрий мягко возразил,  если бы он приехал один, не было бы проблем. Но поскольку он с сыном, парнем довольно беспокойным, ему самому будет комфортней остановиться в отеле. Еле убедил.
Ближе к вечеру пришли сыновья с женами. Дмитрий редко видел двоюродных братьев, помнил их еще юношами, когда они приезжали с отцом в Измаил, он сам тогда учился в школе. Сейчас это высокие парни, старший Юрий пошел по стопам отца, капитан-лейтенант российского флота, младший Александр работает в администрации мэра города. Жен Дмитрий видел впервые, они тоже много наслышаны о двоюродном брате от мужей, который живет в Москве, и у которого жена известная актриса. Дмитрия давно слегка  раздражает, что его воспринимают, как мужа Дианы Орловой, он понимал, чисто женское их любопытство, но о ней они говорили мало. В основном братья интересовались жизнью в столице России, а Дмитрия жизнь в новом регионе России.
На следующий день они все вместе пошли в центр города, где прошел парад трудящихся. Настроение под стать солнечному дню. Российские флаги, транспаранты, улыбки людей, праздничное веселье, ничего не напоминало, что всего лишь месяцы назад, здесь все было гораздо мрачней.
Зато на следующий день пришло страшное известие. В Одессе националисты напали на палаточный город противников майдана, загнали людей в пустующий дом Профсоюзов, и сожгли там многих людей.
О том, что в Одессе беспрепятственно действуют националистические группировки «Удар», одесские гайдамаки под руководством Сергея Гуцелюка, и другие радикальные группировки, Дмитрий знал. Об этом ему рассказывали журналисты в Москве. Более подробно ему об этом рассказывал Афанасий Забота, когда они в последнюю приезд встречались в Измаиле. Он так же знал, что во время противостояния в Киеве, одесские власти запретили перевозчикам перевозить в столицу организованные группы, продажу билетов в Киев ограничили, и запретили митинги в самом городе. Люди закидали камнями автобус, в котором хотели поехать на майдан активисты партии «Батькивщина». Местные националисты в поддержку евромайдана в Киеве расставили палатки возле памятника Дюку Ришелье. Милиция жестко разогнала протестующих, палатки снесли, организатора Алексея Черного приговорили к пяти суткам ареста. Это было только начало. В той или иной форме митинги собирались все полгода до майских событий. В Киеве не могли допустить, чтобы в Одессе местная власть противодействовала евромайдану. Лидер «Правого сектора» отправил в Одессу около ста человек в поддержку местным националистам. Подтягивались активисты и с других областей. В Одессе появился свой майдан. Чтобы предотвратить захват административных зданий, в  цепочку встали не только сотрудники милиции, но и местные жители. Тогда, в январе, противостояние закончилось ничем, майдановцы не решились напасть на милицию и защитников здания, а у милиции не хватило сил арестовать основных зачинщиков беспорядков. Некий  Антон Давидченко кинул клич, организовать отряды самообороны, чтобы противодействовать националистам. Народ откликнулся. Не так организовано, как хотелось, но все же удалось собрать костяк боевой дружины. Воины одесского гарнизона обратились с письмом к президенту Януковичу, в котором говорилось, что данное противостояние грозит целостности государства, просили проявить волю для подавления экстремизма. Янукович остался глух. Ему было не до Одесских проблем, когда в Киеве пахло жареным. Шестого февраля активисты «Сопротивления» возложили цветы к памятнику погибшим милиционерам в память о сотрудниках, погибших на майдане в Киеве. Все чаще случались столкновения с защитниками и противниками евромайдана. Националисты воспряли духом после бегства Януковича и прихода к власти Турчинова.  Власти города делали все, чтобы ограничить бесчинства майдановцев, но те, чувствуя поддержку сверху, наглели все больше. С приездом в город Парубия они еще более активизировались. Теперь им было море по колено. Они смело нападали на передовые отряды милиции, которые не могли больше сдерживать напор толпы. И милиция, не получив должных инструкций, в итоге отошла в сторону.
Дмитрий не мог понять, почему же тогда в городе, в котором стоят воинские части, вернувшиеся с Киева остатки «Беркута» и внутренние войска, жители города, которым национализм был неприемлем, - не смогли предотвратить то, что произошло. Во всем этом, он видел, прежде всего, предательство президента, его трусость, все его правление цепь непоследовательных и несуразных решений, которые противоречили друг другу. Не зря евромайдановцы сожгли чучело Януковича на митинге у здания российского Генерального консульства
Местом встреч и митингов стало Куликово поле, на котором противники евромайдана установили палатки. Они выступали за второй государственный русский язык, смену власти в Киеве они считают государственным переворотом. В пику им, в газетах распространили обращение активиста евромайдана Марка Годиенко, который писал, что в Одессе появилась «тупая и отмороженная сила, она зовется Новороссия, Русский мир, Славянское единство. И за это радикалы готовы их калечить и убивать. На Куликовом поле собрались более трех тысяч человек, их ряды крепнут, нужно принимать меры».
Новая киевская власть уволила прежнее руководство Одессы власть. В их лице евромайдановцы получили дополнительную поддержку. Теперь уже евромайдановцы защищали здания одесской администрации от нападения отрядов самообороны. Противостояние достигло своего накала. Только сила теперь была на стороне власти, которая совместно с евромайдановцами  боролись с их  противниками. Арестовали лидера «Народной альтернативы»  Антона Давидченко, видимо сломали парня в застенках, он признал свою вину в расколе страны, ему дали пять лет условно, он тут же покинул Украину.
Позже стало известно, что произошло в тот роковой день в Одессе. Утром должен был состоятся футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом», в Одессу съехались ультраправые фанаты. Странно, что футбольные фанаты приехали в город болеть за свой клуб вооружившись битами, цепями, ножами, топорами, палками. У многих на лицах появились маски. И милиция всего этого не видела. Колонна защитников майдана на Греческой площади пересеклась с колонной противников майдана. Одни с криками «Майданутых на кол!», другие «Бей москалей!»,  кинулись друг на друга. Милиция пыталась развести колонны, с этим не справились. Кстати, как признался позже начальник милиции общественной безопасности полковник Дмитрий Фучеджи, одесская милиция получила указание из Киева в события не вмешиваться, а столкновение спровоцировали участники «Правого сектора», втесавшиеся в ряды Антимайдановцев под видом их сторонников. Когда показывали по телевидению кадры того дня, все видели, полковник Фучеджи стоит за спиной стрелявшего из пистолета майдановца и не пытается его остановить. Стрелять начали с двух сторон. Сторонники евромайдана имея численное преимущество начали теснить и милицию, и пророссийских сторонников. Пулю в грудь со смертельным исходом получил евромайдановец некий Бирюков, вину возложат на активиста Куликова поля Будько, по кличке Боцман, его видели с автоматом в руках, он, якобы стрелял по толпе, но попал только в одного. Тут же получил пулю в живот  сотник «Правого сектора» Иванов. Гибель своих соратников ожесточила сторонников евромайдана. У них появились бутылки с зажигательной смесью, которые тут же изготавливали девушки, мелькнул на экране Порубий, и тут же у евромайдановцев появилось огнестрельное оружие. Началась беспорядочная стрельба, жертвы появились с двух сторон, так же пострадали милиционеры. Евромайдановцы ринулись громить палатки на Куликовом поле. Удержать толпу на Куликовом поле не смогли, они отступили к дома Профсоюзов, чтобы иметь возможность в нем забаррикадироваться. На некоторое время это им удавалось, затем сторонники майдана прорвались в здание. С двух сторон летели бутылки с зажигательной смесью, затем в окна полетели горящие покрышки. Пожар охватил все здание. Кто-то пытался спасать выпрыгивающий из огня людей, а кто-то их тут же добивал. Прибывшим пожарным машинам не давали возможности тушить огонь сторонники майдана. Только поздно вечером пожарные приступили к тушению пожара, когда уже тушить было нечего. Они же выводили оставшихся в живых сторонников антимайдана, толпа тут же избивала их и отдавала в руки милиции. Погибших насчитали сорок два человека, как мужчин, так и женщин.
Сообщение о происшедшем варварстве в Одессе вызвало шок у всех жителей Крыма, России, а в последствии и всей Европы. Такого в двадцать первом веке ожидать можно было только от американцев, которые без согласия совета безопасности ООН бомбили Белград, в котором гибли мирные жители.
Николай в гостях у Василия Петровича со всеми домочадцами сидели у экрана телевизора подавленные, даже комментировать не было сил.
-Вот что ожидало бы Крым, если бы мы не провели референдума о присоединении к России, - наконец высказался глава семейства.
-Погодите, эти сволочи еще обвинят во всем сторонников пророссийской стороны, - высказался сын Василия Петровича Александр.
-Или Россию в организации беспорядков, - тут же добавил Дмитрий.
-Причем здесь Россия, - пожала плечами жена Василия Петровича.
-Теперь, что бы в мире не произошло, во всем будет виновата Россия. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», - процитировал муж басню Крылова.
С тяжелым сердцем проводил оставшиеся дни в Севастополе Дмитрий. Сын  теребил его идти гулять к морю, на бульвары, мальчику трагедия в далекой для него Одессе мало о чем говорила.  Дмитрий соглашался, шел с сыном на прогулку, а перед глазами стояли горящие окна и падающие из окон люди. Он  подходил к людям на бульваре, которые собирались небольшими группками, обсуждали происшествие в Одессе, прислушивался к их разговорам. Все осуждали националистов, никто не высказывался против. Заходил он в магазины, как бы ненароком беседовал с продавцами, с пожилыми людьми в скверах, которые отдыхали за чтением газет, выяснял, как им живется в новых реалиях. Претензии в основном сводились к перебоям электроэнергии, к плохой питьевой воде, к подорожавшему бензину. Старушки сетовали, нынешним летом приезд туристов из Украины уменьшится, а Россия не сможет обеспечить такой наплыв туристов, чтобы они заполнили не только отели, но и частные дома. Тем более, что власти грозят запретить сдавать койкоместа в многоквартирных домах. И конечно, скудный товарный перечень на полках магазинов. Крымчане никак не могут привыкнуть к российским рублям, чтобы быстро в уме сообразить, сколько стоит тот или иной продукт в пересчете на рубль, и сколько он стоил ранее в гривнах. Пересчет был не в пользу рубля. Дмитрий остановился у одного небольшого продуктового магазина. Помещение пустовало, над дверями еще не снята вывеска: «Продукты», молодой парень закрывал фанерой окна, выставлен банер: «Аренда» и телефон. Дмитрий поинтересовался:
-Что так? Высокая конкуренция?
-Да какая там конкуренция? - с досадой оглядел Дмитрия парень. - Товара нет. Ранее я получал поставки из Мариуполя, или из Джанкоя. Теперь трасса перекрыта. А в России телушка стоит полушку, да перевоз рупь.
-А как же другие магазины выживают? - спросил Дмитрий.
-По разному. Мелкие закроются. Крупные держатся на запасах. У них денег в обороте побольше, договариваются с Краснодарским краем, - пояснил парень.
-Обещают мост построить, - напомнил Дмитрий.
-Пока его построят, рак на горе свистнет. Да и не верят многие. Его или ледоходом снесет, или подвижными керченскими грунтами. Говорят, строили мост во время войны, да толку, снесло ледоходом.
-И куда же вы дальше? - кивнул на магазин Дмитрий.
Парень еще раз взглянул на Дмитрия, в свою очередь спросил:
-А тебе что за интерес, дядя?
-Да так! - пожал плечами Дмитрий. - Шел мимо. Извини.
Дмитрий кивнул, и пошел дальше, поскольку сын нетерпеливо торопил его и ушел от него довольно далеко.
В разговорах с пожилыми и молодыми жителями, Дмитрий склонился к мысли, что большинство одобряют вхождение Крыма в состав России, поскольку видят, что стало в Киеве после победы майдана, особенно после трагических событий в Одессе. Вместе с тем, они не верят в строительство моста, полагают, дешевле России отжать восточные области и обеспечить сухопутное сообщение с Крымом. Тем более, что восточные области хотят стать либо самостоятельными, либо присоединится к России. Другие возражали: зачем России обнищавшие области, которые нужно будет поднимать за счет российской экономики? Достаточно с нее Крыма! Понимали, как важно для России держать российский флот там, где он стоит уже двести лет. Были такие, которые еще не определились, будет ли им лучше жить в России. Конечно, встречались и такие, которые говорили сквозь зубы: «Нашо нам та Россия, нам и так хорошо жилось...», но таких было меньшинство. С ним не боялись говорить откровенно, прогуливавшийся мужчина с мальчиком вряд ли мог быть провокатором или стукачом. Так что в этом смысле, присутствие  сына в некотором смысле помогло ему.
С тяжелым ощущением улетал Дмитрий из Крыма.  Всем стало известно,  всего в Одессе погибло сорок восемь человек, в больницы обратилось двести двадцать шесть человек, восемьдесят восемь человек госпитализировано. Сначала пронеслась информация, что среди погибших пятнадцать человек были россиянами. Это оказалось ложью, только два человека были не жителями Одессы и области, они ранее проживали в Виннице и Николаеве. В день отлета в Одессе у дома Профсоюзов прошла панихида по погибшим гражданам, которая переросла в митинг, на котором скандировали пророссийские лозунги. Он позвонил домой, родителям, они не ответили, он позвонил Олегу, еле дозвонился, тот ответил, мобильную связь глушат. Сообщил, что Афанасий Забота уехал в Одессу, сказал оттуда поедет в Донецк. Рассказал, в городе растут цены на проезд в общественном транспорте, тарифы на свет, газ и прочие коммунальные услуги. А так же город обеспокоен слухами, о массовом приезде сторонников майдана, которые хотят дестабилизировать обстановку в Измаиле и прилегающих городках. Якобы уже на подступах города видели автобусы с бойцами «Правого сектора». Олег сказал, если бы их не поддерживала местная власть, жители дали бы им достойный отпор, а так неизвестно, чем все закончится. Во всяком случае, Олег вместе с жителями готов отстаивать спокойствие своего города.
Позже и родители, которым он уже дозвонился из Москвы, подтвердили о  страхе, царившем в городе, в связи с приездом боевиков майдана. Измаил жил на осадном положении.

*  *  *
До Николая события в Одессе дошли поздно. Компьютер остался у дочерей, радио в его комнате не работало. Газет он не читал, говорить по-украински научился, а вот читать украинскую мову не любил. Хватало ему приказов и инструкций на украинском языке, да учебников дочерей, когда он помогал им готовить уроки.  В полку офицеры рассказали о событиях происшедших в Одессе, с их слов невозможно понять, кто виноват в трагедии, что конкретно произошло и отчего погибло такое количество людей. С их слов выходило,  в Одессе высадился десант русских добровольцев, они хотели захватить административные здания, и которым дали достойный ответ. На вопрос, почему тогда погибли в основном Одесситы, никто толком пояснить не мог. И куда потом подевались эти русские десантники, тоже никто не мог пояснить. Предполагалось, что именно они в основном и погибли. Это же  по телевизору подтвердил депутат Ляшко: среди погибших в доме Профсоюзов в Одессе человек двадцать приехали из Приднестровья, пятнадцать русские, прибыли из Крыма.  Среди погибших нет ни одного  одессита.
Из Киева вернулся командир полка Омельченко, который собрал офицеров и разъяснил задачу на ближайшее будущее: полк остается в резерве до выборов президента Украины, если все пройдет спокойно и без всплеска эмоций, полк выдвинется в район боевых действий. На вопрос о событиях в Одессе, он ответил, истинные патриоты отчизны дали достойный отпор противникам майдана. Он с внутренней гордостью зачитал в мобильном телефоне статью некого блогера, который отметил,  события в Одессе: «Второе мая является светлой страницей нашей отечественной истории. Небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наемников и рядовых дегенератов в Одессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а так же проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанный украинских граждан».
После этого Юля Тимошенко заявила, что Россию нужно сравнять с землей, бросить на Россию атомную бомбу, «чтобы от чертовых кацапов не осталось мокрого места», а ее коллега депутат Фарион пламенно призывала на месте  Москвы оставить  чистое поле.
Офицеры молчали. Многие понимали всю абсурдность оценки происшедшего, и тем не менее, одобряли гибель десантников, расспрашивать, - себе дороже, запишут в пособники сепаратистов. Полковнику Орлову можно задавать неудобные вопросы, он шурин командира, но и полковник молчал. Он только ниже опустил голову и покраснел от внутреннего негодования. «Дикость какая! - подумал он. - Это уже гражданской войной попахивает, в мирном городе люди гибнут, на востоке бои идут, а мы говорим о светлой странице нашей истории».
Спросили Омельченко о положении на востоке. В надежде, там  вскоре  все закончится, им не надо будет покидать место дислокации. У офицеров тут семьи, сложившийся быт, а там окопная жизнь и далеко не учебная стрельба. Гробы уже стали поступать во все области Украины. А официальная хроника либо умалчивает, либо привирает. Омельченко с энтузиазмом поведал:
-Ребята из подразделения «Азов» выбили сепаратистов из Мариуполя, правда затем им пришлось отступить. Это временная удача сепаратистов. Спецоперацию по наведению порядка на востоке поручили секретарю службы национальной безопасности Андрею Порубию, он уже направил батальон национальной гвардии сформированную из добровольцев майдана.
-Я правильно понимаю, - не удержался от вопроса Николай, - это не внутренние войска, не вооруженные силы, а не обученные добровольцы, которыми руководит месть?
Омельченко тяжело посмотрел на шурина, он еще не знал, что Николай ушел из семьи, медленно ответил:
-Не месть, а справедливое возмездие тем, кто хочет расколоть Украину. Хватит нам Крыма! Добровольцы «Правого сектора» и «Украинская добровольческая армия» хорошо зарекомендовали себя при наведении порядка на майдане и некоторых городах на востоке. Министр МВД Аваков создал корпус спецподразделений, а министерство обороны создает батальона национальной обороны, которые окончательно зачистят территории от сепаратистов.
-А что там делают иностранные наемники? - спросил командир второго батальона майор Бойко. - Я слышал от знакомого офицера в Киеве, что в рядах этих добровольцев кроме русских, белоруссов, воюют итальянцы, шведы, испанцы? Разве своими силами мы не справимся с сепаратистами?
-Есть такие, - подтвердил Омельченко. - Это люди, которые давно проживают в Украине и им не безразлична судьба их второй родины. Я скажу вам более: там воюет батальон имени Джохара Дудаева, укомплектованный чеченцами, там же «Грузинский легион», тактическая группа «Беларусь» и другие. А вы думаете сепаратистам не помогают регулярные российские войска? Мне в министерстве обороны сказали, только в Донбассе нам противостоят тридцать одна тысяча человек, в том числе около трех тысяч российских кадровых военнослужащих.
-Получается, мы воюем не с сепаратистами, а с русскими войсками? - не унимался майор Бойко.
-Ты, майор, наивный, как одиннадцать китайцев, - высказался недовольно Омельченко. - Конечно мы воюем не только с сепорами, но и с русскими регулярными войсками. Неужели ты думаешь, что ватники смогли бы устоять против регулярной украинской армии?! Конечно, там рука Москвы.
-Тогда почему мы не объявим официально им войну? - не унимался  майор Бойко.
-Русские официально не подтверждают, что там есть их войска. Сепаратистам якобы  помогают добровольцы, как и нам, - пояснил Омельченко. - Только врут. Наши ребята из батальона «Азов» захватили двух солдат в плен. По всем признакам кадровые военные. Сначала не признавались, ребята подвесили их, допросили с пристрастием, сознались, как миленькие. Только утверждали, они во время своего отпуска добровольно приехали помогать сепаратистам. Пострелять захотелось ребятам, - зло усмехнулся Олесь.
-Под пытками и ты бы сознался, что пьешь молодую кровь младенцев, - кто-то тихо сказал  за спиной Николая.
-Странная у нас война с Россией, - не унимался майор Бойко. - Торговый оборот с ними растет, наши парни ездят туда на заработки, ихние артисты приезжают с гастролями в Киев. Тогда это не война, а региональный конфликт. Зачем тогда направлять туда вооруженные силы? - спросил он.
Омельченко поерзал на месте, огрызнулся:
-Руководству виднее кого туда надо направлять. А ты, майор, если трусишь, так и скажи. Других не расхолаживай. А то знаешь, что бывает с паникерами в военное время? - и уже обращаясь ко всем, самодовольно проговорил: - Не беспокойтесь о моральной стороне карательной операции для сепаратистов. Нас поддерживает весь мир. Нам помогают страны НАТО, присылают оружие, обмундирование, медицинские препараты, даже Литва и Латвия присылают гуманитарную помощь для военнослужащих. Мы должны четко понимать, против нашей революции достоинства воюют проплаченные наемники, сепаратисты, которых наши власти официально объявили террористами, и мы будем проводить антитеррористические операции. Сейчас сепаратисты заняли город Славянск, Горловку, Харцызск, в Мариуполе сепаратисты заняли некоторые здания. Я полагаю, им не долго осталось безобразничать. Сотрем их в порошок, как стерли на майдане всех прихвостней Януковича, - самодовольно проговорил Омельченко, вальяжно развалившись в кресле.
Николай все же не выдержал.
-Янукович на тот момент был легитимным президентом и главнокомандующим. Мы все были его прихвостнями, поскольку обязаны были исполнять его приказы, -  тихо проговорил он.
-Янукович продался русским за тридцать сребреников!  - повысил голос Омельченко. - Он и сейчас скрывается от справедливого суда в России.
Чтобы сменить тему, Дмитрий спросил:
-Сейчас полку к чему готовиться? Учения будем проводить?
-Учения проведем в боевой обстановке. А сейчас полк должен поддерживать внутренний порядок при выборах  президента.  В городе созданы новые органы милиции, которые будут осуществлять порядок на выборах. А мы будем на стреме в случае не предвиденных беспорядков. Внутренних войск  переформировать пока не успели. Приказываю всем офицерам и военнослужащим обеспечить сто процентную явку на избирательные пункты, все  обязаны проголосовать за кандидата, которому доверяет город Львов. Это - Петр Алексеевич Порошенко. Вопросы есть? - обвел тяжелым взглядом офицеров Омельченко. - Нет? Совещание окончено!
На выходе майор Бойко пробурчал в ухо Дмитрию:
-Раньше нам приказывали голосовать за Ющенко. Не повторится ли история? Теперь мы, вместо внутренних войск, станем отбиваться от разгневанных граждан.
-Хватит нам того, что нам придется отбиваться от восставших граждан Украины, - так же тихо ответил Дмитрий.
Позже тот же Бойко рассказал ему, что творят на востоке батальоны «Правого сектора» и «Азова», ему поведал знакомый офицер из Днепропетровска, с которым он  учился в одном училище. Среди воинов националистов процветает пьянство, достают где-то наркотики, занимаются грабежами, избиениями и пытками местных граждан. Они всех, кто проживает на той территории называют сепорами, над которыми они властны делать все, что захотят. Любую понравившуюся девушку или женщину обвиняют в том, что она наводчица  вражеского огня, волокут к себе в бункер, и что там происходит, селянам известно, но они молчат. Машинами вывозят награбленное имущество, у многих снимают с петель ворота, если они выполнены с элементами художественной ковки.  Девушек и женщин насилуют, частенько, чтобы скрыть свои преступления, потом просто убивают их. По домам мирных граждан лупят большим калибром, от некоторых сел остались одни развалины. Когда руководству в Киев доложили об их бесчинствах, оттуда ответили: пусть недовольные жители скинут пророссийское свое руководство, выйдут к нам с белыми флагами, тогда и обстрелы прекратятся.
Несмотря на антимайдановские взгляды полковника Орлова, а так же близкое родство с командиром полка, в полку офицеры его уважали. Он никогда не кичился своим родством, более того, всячески старался абстрагироваться от родства,  самого командира Омельченко не один раз своими вопросами ставил в неловкое положение. Уважали его и молодые офицеры, которые заканчивали училища уже в эти сложные времена, когда Украина давно не считала Россию братской республикой, прежде всего за спокойный нрав, в нем отсутствовала хамская нотка старшего по званию над младшим, он хорошо знал военное дело. Уважали офицеры постарше, у которых взгляды на современную действительность совпадали, но вслух они высказывать свою точку зрения боялись. В каждом коллективе, будь то военные или гражданские, всегда находился формальный лидер в отличие от назначенного начальника или командира. Тем более, что полковник Орлов всегда оставался исполняющим обязанности командира полка во времена длительных отлучек полковника Омельченко. Полковника Омельченко слушали, боялись, но не уважали. Его совещания всегда превращались в длинные нравоучения, как будто он один знал истину в последней инстанции, он грубил и не стеснялся при подчиненных выматерить за промашки более старших офицеров. Военное дело его мало интересовало, он был обыкновенным карьеристом, и не скрывал этого. Предел его мечтаний перейти в министерство обороны, зарекомендовать себя перед новым руководством, благо те нуждались в лояльных и преданных офицерах, дослужиться до генерала, затем по выслуге лет выйти в отставку и заняться политической карьерой. Он уже сейчас знал, он будет депутатом Верховной Рады.
Николай жил в офицерском общежитии, молодые офицеры сначала косились, не понимая в чем дело, потом привыкли. Только стали тише вести себя, меньше пьянствовали и старались на цыпочках проходить мимо его двери. Иногда вечерами питался в гарнизоном кафе. Заходил попозже, перед самым закрытием, когда там уже никого не было, не хотел, чтобы его видели за ужином подчиненные. Буфетчица Люся наблюдала за ним, со слов мужа, прапорщика этой же части, знала, командир ушел из семьи.
-И чего нам, бабам, не хватает? - томно произнесла она, когда в кафе никого не было.
Николай взглянул на нее, допивая кофе, сказал:
-Ремня не хватает! Хорошего солдатского ремня.
Люся навалилась грудью на стойку, со знанием дела проговорила:
-Нет, Николай Иванович, бабу хоть убей, если она на сторону смотрит, ремнем не вразумишь. По себе знаю. Мне бы такого мужа, как вы, я бы ему ноги мыла и воду ту пила.
Николай улыбнулся.
-Тебе то чем твой не хорош? - спросил он, зная ее мужа, высокого, внешне статного прапорщика, однако в службе рвения не проявлял. Одно время он его даже уволить хотел, тот вовремя перевелся в батальон снабжения.
-Да всем! Пьет. Столько ни одна лошадь воды не выпила, сколько он водки. Не пропустит ни одной юбки. А дома палец о палец не ударит, все хозяйство на мне. Только и звание, что муж.
«Вот и у меня тоже все хозяйство на мне было», - подумал Николай, взглянул на Люсю, крепкую женщину с высокой грудью, подошел к стойке, попросил:
-Налей-ка мне стопку водки, чтобы крепче спалось и бабы не снились.
Люся отошла от стойки, демонстрируя свои бедра, на которых того и гляди треснет юбка, достала из шкафчика бутылку, налила Николаю рюмку, взяла еще одну и налила себе. Приподняла рюмку, игриво проговорила:
-А может я приду к вам не во сне, а наяву? - и глазками поводила.
Николай посмотрел на нее, энергия так и сочилась из нее, заманивала. Николай приподнял рюмку, опрокинул в рот, крякнул, проговорил:
-Нет, Люся. Гарнизон маленький. Не хочу пересудов, - усмехнулся и проговорил: - Представляешь картину: ревнивый прапорщик бегает по части с ножом за командиром полка?!
-Эх, жаль! - и тоже лихо выпила.
Десять дней в полку стояла тишина, офицеры занимались с солдатами по плану строевой и боевой подготовкой. А в городе развернулась нешуточная борьба за пост президента. Кандидатов набралось двадцать восемь человек, один краше другого, два отказались от участия в дальнейшей гонке, троих не допустили к участию выборов. Николай разглядывал бюллетени кандидатов и удивлялся. Выборы похожие на фарс. Один из кандидатов пришел в избирательную комиссию в маске персонажа из фильма «Звездные войны» Дарт Вейдера, он внес залог в два с половиной миллиона гривен, однако ему отказали под предлогом,  нельзя срамить Украину в глазах международной общественности. Другая кандидатка, некая Терехова издевательски внесла вместо двух с половиной миллионов гривен всего две с половиной гривны. Среди кандидатов из одиозных фигур присутствовали лидер всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры и он же лидер «Правого сектора» Ярош; председатель всеукраинского объединения «Свобода» Тягнибок; лидер радикальной партии Ляшко; и конечно же лидеры партий, Тимошенко, Клименко, депутаты Порошенко, Симоненко, Рабинович и прочие, о которых Николай ранее слышал, но никогда не вникал в их программы. Некоторых вообще не знал. Каждый депутат в своих предвыборных речах обещал народу мир на востоке, а далее всеобщее процветание, кисельные берега и молочные реки. Николай читал в избирательных бюллетенях краткие автобиографические данные, никому он не мог отдать своего предпочтения. Были среди кандидатов достойные люди, но голосуя за них, знал, они не пройдут даже десяти процентный барьер. В лидерах останется Тимошенко, - известный трибун, лидер партии, и бывший премьер-министр; Симоненко - за его плечами большой штат бывших и настоящих коммунистов;  Бойко, однофамилец майора Бойко, - его знают как министра топлива и энергетики  и народного депутата;  министр в прошлом экономического развития торговли, министр иностранных дел и прочих государственных должностей Порошенко; или бывший министр обороны Гриценко. Омельченко велел голосовать за Порошенко. Очевидно эта кандидатура уже предопределена наверху.
И на самом деле вперед перед выборами вырвались Порошенко и Тимошенко. До майдана о Порошенко знали только в узких кругах государственных чиновников, большинство рядовых жителей о нем даже не слышали. Его прочили, в лучшем случае, в мэры Киева. Выдвинулся он на майдане. Там его отметили как более яркого трибуна на фоне нерешительных лидеров майдана Яценюка, который там получил кличку «Кролик», тугодума Тягнибока и косноязычного Кличко. Он сразу начал обещать, что в случае избрания ему надо будет договариваться с Россией, свой первый визит  совершит в Донбасс, он установит мир на востоке страны. Некоторые знали о нем, как о богатом человеке, владельце кондитерских фабрик, который имеет много денег и ему воровать государственные средства нет нужды. Агитаторы советовали голосовать за «Шоколадного президента» или за «Украину в шоколаде». Кстати, в случае избрания его президентом он обещал свой бизнес продать.
Тимошенко, наоборот, знали рядовые жители городов и сел, она часто появлялась на экранах телевизоров, а ее знаменитая коса на первом майдане мелькала на всех первых страницах газет. Хорошей памяти о себе она не оставила. Помнили, как она яро выступала за Ющенко, который вверг страну в националистический хаос. Считали,  правильно Янукович ее посадил за аферы в газовой сфере. И если бы не майдан, сидела бы она до конца срока.
Ляшко почитали за шута, за которого стоит голосовать только за тем, чтобы продолжать наблюдать по телевизору за его неординарными выходками.
Славянск и Краматорск  в голосовании не участвовал, в Донецкой и Луганской областях малая часть избирательных пунктов работали, в самих городах они не открылись. В Мариуполе избирательные участки охраняли милиция и свыше трех тысяч военнослужащих, однако явка была очень низкой. Желающим голосовать в Крыму предоставили автобусы,  поехали в основном представители национального движения крымских татар, которых привезли на границу, а далее колонной автобусов организованно поехали в Херсонскую область голосовать. Кто-то из крымчан ездил голосовать в Киев, никто им не препятствовал.
Во Львове выборы организовали достойно, царило приподнятое настроение, играла музыка, новые желто-блокидные флаги развевались на зданиях. В городе охрану общественного порядка осуществляла вновь созданная милиция,  военнослужащие усиленно патрулировали улицы, правонарушений не наблюдалось. Молодые люди блокировали входные двери в помещения избирательных участках и внушительно указывали пришедшим избирателям за кого нужно голосовать. Журналисты на выходе опрашивали людей, почти все говорили, они возлагают надежды на человека, который сможет стабилизировать ситуацию в Донбассе, а это сейчас важнее экономических или политических обещаний. Уже до подсчета голосов стало ясно, во Львове лидирует Порошенко, за ним в числе лидеров числились Тимошенко и Гриценко.
На избирательном участке он встретил совершеннолетнюю дочь Еву, которая пришла голосовать, а с нею за кампанию пришла Яна. Увидев отца девочки почти бегом выбежали из избирательного участка, бросились ему на шею. Он обнял их с двух сторон:
-Девочки мои!..
-Как мы рады тебя видеть, скучаем по тебе, - проговорила далеко не сентиментальная Яна.
-Знали бы вы, как я скучаю… - проговорил Николай и голос его дрогнул, чтобы скрыть волнение, спросил:
-Почему мама не пришла? - спросил Николай.
-Она еще до работы проголосовала. Ты вернешься к нам, папа? - спросила Ева. Николай вздохнул. Он очень скучал по дочерям, понимал, если он вернется ради них, жена воспримет это, как его слабость. Отношения между ними не улучшаться, а жить с ней как квартирант было выше его сил.
-Нет, девоньки, - твердо ответил он. - Вы уже взрослые, должна понимать, не могут жить вместе люди, когда между ними нет любви. Не я был инициатором развода, меня к этому вынудила мама, - грустно сказал он.
Смотрел на своих дочерей, таких юных, красивых, и уже почти взрослых.
-Как у тебя дела? Что в институте? - спросил, обращаясь к Еве.
-Да все нормально. Яна хочет в этом году тоже поступать в этот же институт. Да, Яна?
Та кивнула.
-Женихи одолевают? - взглянул на дочерей Николай.
-Одолевают. Янке сказала, рано ей думать о женихах, пусть сначала в институт поступит. Я ее репетирую. А я, папа, среди поклонников выбрала одного достойного. Он у нас в институте учится курсом выше. Летом выйду за него замуж, - призналась дочь. Они всегда с отцом делилась своими тайнами, в большей степени, чем с матерью.
-На свадьбу позовешь? - улыбнулся отец, не веривший в душе, что девочка его, которую он маленькой купал в корыте, выросла и может стать чьей -то женой.
-Конечно!
-Смотри, не забудь.
-Что ты, папа! - обняла за шею отца и поцеловала в щеку.
-Спасибо.  Ты за кого голосовала? - спросил Николай.
-За Порошенко. Все агитировали за него, в институте преподаватели утверждали, он единственный кандидат, кто сможет остановить войну с сепаратистами на востоке. Я не хочу, чтобы тебя с полком послали туда воевать, убивать людей. Тебя ведь не пошлют? - спросила Ева.
-Не знаю. Хочу надеяться,  что  новому президенту удастся с ними договориться и все закончится мирным путем, - неуверенно проговорил отец.
-А ты тоже за него голосовал? - спросила Яна.
-Я ни за кого не голосовал. Не верю я послемайданным кандидатам. Дай то Бог, чтобы этот оказался не брехливым. Очень многие округа вообще не голосовали, не знаю даже, признают ли легитимными эти выборы, - высказал свое сомнение Николай.
-Что же ты тогда делал возле избирательного участка? - спросила она, Ева дернула ее за жакет, она догадалась, что делал отец возле избирательного участка. Он подтвердил:
-Пришел на вас посмотреть. Думал одна Ева придет, а мне повезло, увидел вас обоих. Вы, девочки, если я уеду, будьте умницами. Слушайте маму. Она строгая, но вас все же любит.
-Да никого она не любит!.. - в сердцах вырвалось у Евы и осеклась.
Николай достал из кармана припасенную заранее  пачку денег, протяну Еве как старшей.
-Это вам девочки. На случай если мне придется уехать.
-Ой, что ты, папа! Не надо. Мы не нуждаемся. У меня стипендия. Мама не плохо получает. Тебе они нужнее, - отвела руку отца Ева.
-Меня переведут на полное государственное обеспечение, - горько усмехнулся Николай. Он уже знал, их полк готовят перебросить на восток. В это время прошла группа молодых людей, они вели себя мирно, только выкрикивали: «Москаляку на гиляку!», и весело хохотали. Последнее время русофобия в городе начала зашкаливать, митинги превращались в вакханалию с речевкой: «Хто ны скаче, той Москаль!» и прыгали всей толпой, а так же кричали «Москаляку на гиляку!» Дмитрий покосился на группу молодых людей, спросил дочек:
-Надеюсь, вы не участвуете в этих сборищах?
-Нет, папа.
-И правильно! Не забывайте, папа у вас русский, и вы наполовину русские. Они не виноваты в том, что власть у нас стала такая, которая пошла войной против русского мира. Вы идите, а я еще немного здесь посижу, - проговорил Николай. Он не хотел, чтобы дочери видели его слабость, у него слезы наворачивались на глаза.
Расцеловались и расстались. Николай с грустью смотрел им вслед, легкой походкой девушки уходили от него по аллее бульвара. На повороте оглянулись, увидела отца и помахали ему рукой. Николай с трудом присел на лавочку, почувствовал как в груди сжалось сердце. Отдышался, встал, стариковской, шаркающей походкой пошел в сторону опостылевшего общежития.
Вечером позвонил родителям. Те все беспокоились, не пошлют ли сына в горячую точку?
-Нет, мама, там справятся без нас. Мы стоим в резерве, - успокоил он мать, не хотел их беспокоить, хотя уже знал,  вскоре их полк перебросят в зону боевых действий.
После выборов некие блогеры стали называть Петра Порошенко «Петром Галицким» или «Петром Львовским», намекая на те подводные камни, которые позволили Порошенко набрать во Львове наибольшее количество голосов. Выборы выиграл с большим отрывом от Тимошенко Петр Порошенко. А когда Николая спросили, кто занял третье место, он только пожал плечами, и очень удивился, узнав, что третье место занял радикал депутат Ляшко, которого в стране почитали за скомороха. Видимо большинство народа не верили никому и выбирали его, чтобы вставить шпильку остальным кандидатам. Хотя Николай считал по-другому: не малую роль в его популярности сыграла радикализация общества и его активная позиция на майдане.

*  *  *
В Москве наблюдали за выборами президента в Украине. Всем хотелось, чтобы пришел человек, с которым можно вести переговоры и о чем-то конкретном договариваться. Хотя понимали, если такой человек среди кандидатов в президенты есть, он никогда не станет президентом. Запад уже сделал ставку на Порошенко. Это не означало, что во главе большой европейской державы станет человек, который доведет политику своей страны до абсурда. Все же он прошел ряд государственных должностей, был министром иностранных дел, значит дипломатия ему не чужда. Возглавлял министерство развития и торговли Украины и Национальный банк Украины, следовательно разбирался в экономике, знает, что нужно для развития страны. Война на востоке с собственным народом вовсе не ведет к процветанию экономики. Вечные займы экономику отчизны не спасут, займы нужно возвращать, а из чего, если заводы и предприятия стоят? Поэтому оставалась надежда, здравый смысл у президента возобладает, он найдет золотую середину, чтобы угодить всем силам в стране. Первый звоночек о том, что Порошенко не станет выполнять обещания, которые давал в ходе президентской гонки, выяснилось не тогда, когда он заявил, что разговаривать с сепаратистами он не будет. А тогда, когда обещал, что он перекроет офшоры. А сам зарегистрировал фирму в Панаме уже в статусе президента, как раз в то время, когда украинская армия терпела поражение под Иловайском  в четырнадцатом году.
Дмитрию стали известны документы о регистрации фирмы еще до скандала с «райскими бумагами», он написал обличающую статью, тогда опубликовывать ее не стали, не хотели портить отношения с новым президентом, все надеялись, что он хотя бы сумеет остановить конфликт на востоке. Обещал не притеснять русский язык, не сокращать области применения русского языка, вскоре при нем начали закрываться русские школы, вводить квоты русского языка на радио и ТВ, и в конце концов закон о языке, где украинский единственный государственный язык. А затем стал лоббировать экономические санкции против России, закрыл авиасообщение между странами, и все стали понимать, в лице президента Порошенко Россия столкнулась с той темной силой, которая воспитывалась в Украине последние тридцать лет.
Для украинских спецслужб не составило труда установить, кто из русских журналистов скрывается под псевдонимом Эдуард Петров. Хлесткие статьи злили многих политиков в Украине, особенно современную киевскую власть, которую всячески критиковали за коррупцию. Дмитрия объявили персоной  нон грата, запретили посещать Украину, что явилось неприятной неожиданностью. Тем более, когда позвонила мать и со слезами сказала, что у отца случился сердечный приступ, он находится в больнице. Произошло это после того, как отец вышел на улицу и обнаружил на воротах надпись, написанную белой  краской: «Здесь живут родители сепаратистов!». Отец расстроился, стал кричать в пустую улицу неизвестно кому: «Сволочи! Я горжусь своими сынами!». Вышла мать, увидела, как муж схватился за грудь и  стал медленно оседать. Она закричала, вышла соседка, вдвоем они кое-как приподняли отца и отвели в дом. Приехавшая скорая помощь определила инфаркт, и увезла его в больницу.
Дмитрий не смог дозвониться до Николая, позвонил Гале, она не захотела с ним разговаривать. Он  дозвонился Олегу. Тот был в курсе о болезни отца. Посоветовал:
-Ты не приезжай. Тебя в лучшем случае развернут на границе, в худшем -  арестуют.  Тут Толя Кравченко распинается, что повесит тебя на первом же фонаре, если ты приедешь в Измаил. Мы здесь сами присмотрим и за отцом, и за матерью. Рая сейчас у вас почти живет.
-Спасибо, Олег. Держи меня в курсе, - попросил он.
Каждый день звонил матери, периодически мобильная связь с Измаилом прерывалась. Дмитрий мучился, прорабатывал варианты приезда в отчий дом. Кравченко он не боялся, этот националист молодец среди овец. Преодолеть границу сложнее, даже если он поедет через Белоруссию или Молдавию. Наверняка в компьютере пропускных таможенных и пограничных служб есть его фотография. Дина предложила:
-Давай я поеду. Меня пропустят.
-Чем ты сможешь помочь, только время потеряешь, из театра турнут, - возражал Дмитрий.
Дина ходила из угла в угол,  приговаривала:
-Господи! Какую страну превращают в военный полигон и разгул для националистов! - сокрушалась она. - Нужно признать самостоятельность этих  республик и дело с концом. Почему Путин медлит? Или дать возможность повстанцам пойти в наступление до самого Киева.
-Ого, какая ты экстремистка, - улыбался Дмитрий. - Хватит нам Крыма, за который санкции до сих пор расхлебываем.
-А чем ты поможешь, если поедешь в Измаил? - спросила Дина.
-Сын рядом с матерью уже помощь.
-А если арестуют?
-Это как раз нежелательно. И матери не помогу, и застряну надолго. Я же поеду как частное лицо, вряд ли за меня станут бороться дипломаты. Вернее, там столько задержанных русских, что дипломаты не успевают разгребать. Они сами на осадном положении, им не разрешают выезжать за пределы посольства. Посольский двор то и дело забрасывают яйцами и краской.
Прошло еще несколько дней в напряженном ожидании. Олег в телефонном разговоре рассказал, отцу  легче, но из больницы пока не выписывают. Рассказал, что шествие на девятое мая в Измаиле превратилось в побоище между ветеранами и сторонниками майдана. Между Болградом и Измаилом проходят военные учения на постоянной основе, военная техника добивает дороги, которые никто не ремонтирует.
-Власть боится нападения со стороны Черного моря? - наивно спросил Дмитрий понимая, никто в данный момент нападать на Украину не собирается.
-Власть боится вспышек сепаратизма в нашем краю, - улыбнулся в трубку Олег. - Ты же помнишь, болгары требовали в свое время автономии, года два назад требовали признания болгарского языка как второго регионального. Им показали кукиш. Тут даже украинцы не проявляют патриотизма, которого так добиваются власти Киева и Одессы. Молдаванам, проживающим на территории Украины, вообще наплевать на проблемы украинцев, они уповают на Румынию. Вот такой сложный регион, головная боль властей. Потому и военную базу организуют. У нас пестрый состав населения, которым до фонаря политика, они копаются в земле, основная забота за счет урожаев выжить.  Небольшая кучка националистов мутит воду, их усиленно поддерживает власть, потому что им опереться в нашем районе больше не на кого. Власти помнят, что за Януковича в с вое время проголосовало более семидесяти процентов населения всего юга Украины, - рассказывал двоюродный брат.
-И тем не менее, открытого противостояния не наблюдается? - спросил Дмитрий.
-Откуда ему взяться. Даже те, кто лояльно относится к России боятся браться за оружие. Тут нас пугают, что террористы могут появиться с территории Приднестровья. Дескать русские могут использовать их, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей области.
Днями раньше Дмитрий созванивался со Степаном, своим однокурсником, который работал в центральной газете, отец так и не уговорил его заниматься бизнесом. Он расспрашивал Степана об обстановке в Молдавии, ее отношении ко сему происходящему на Украине, а так же о непризнанной Приднестровской народной республике, которая, как кость в горле торчала между Молдовой и Украиной.
Степан пояснил:
-Все боятся, что Россия может признать республику объектом федерации взамен обещания принять ее за участие в конфликте. Тогда Украина будет иметь еще одну горячую точку у себя на юго-западе.  Молдова заинтересована в конфликте до того, как непризнанная республика станет частью России. Тогда Молдова сможет проглотить этот потерянный край и вернуть его в свой состав. При этом, следует отметить, что население Молдовы относится к России более лояльно, чем население Украины. Половина молдаван признают аннексию Крыма и выступают за вступление в Таможенный союз с Россией. А гагаузы вообще все поголовно за Россию.
-И тем не менее, я вижу, Молдова тяготеет больше к Румынии, чем к России? - задал вопрос Дмитрий.
-Россия далеко, а Румыния рядом. Есть в Румынии партии, которые ратуют за возвращение Бессарабии в состав Румынии, есть партии в Молдове, которые желаю войти в состав Румынии. Но не так все просто. Молдова уже находилась до войны в составе королевской Румынии, ничего хорошего в этом жители не видели. Правда свидетелей того времени почти не осталось, но из поколения в поколение передаются все те прелести, что принесла румынская власть в наш край. И должен тебе заметить,  Украина боится, как бы пример России по аннексии Крыма не подтолкнул Румынию к мысли отхватить Бессарабию, таким образом  продолжить практику разгосударствления Украины, - пояснял Степан.
-Вернемся к Приднестровью. Ты полагаешь, что республику можно при желании втянуть в конфликт? - спросил Дмитрий.
-Почему бы нет! Там на складах полно оружия, которое не вывезли со времен развала Советского Союза. Около десяти тысяч военнослужащих, при мобилизации наберется еще свыше пятидесяти тысяч. Это народное ополчение в обход международного права вполне можно использовать в конфликте.
Они еще долго говорили и о положении в республике, и о перспективах развития отношений двух государств, и о семейном положении Степана, у которого уже трое детей.
Дмитрий пригласил его приехать в Москву при первой же возможности.
Позвонила мать, сообщила, отца выписали. Он слаб и ему нельзя поднимать тяжелые вещи. Ворота покрасили синей краской.

*  *  *
Полк по тревоге подняли рано утром. Омельченко и его заместители уже знали, им предстоит выдвинуться на передовую. Спешно грузили на платформы БТРы и военные грузовики, амуницию и полевые кухни. Новый президент объявил,  антитеррористическая операция должна завершиться не за месяцы, а за часы. Для этого на участок военных действий должны отправиться объединены силы. Он пообещал участникам антитеррористической
операции платить по тысяче гривен в день, полагая,  на такие обещания на восток хлынут тысячи добровольцев. Добровольцев, действительно, было достаточно, только по тысяче гривен в день платить им не торопились. Незадолго до этого, Омельченко узнал о том, что Николай ушел из семьи.
-Выперла тебя Галка или другую нашел? - с сарказмом спросил он.
-Пока еще никого не нашел. А уйти надо было лет пятнадцать назад. Да девочек не на кого было оставить. Твоя сестричка не очень заботилась о них, - выговорил Николай и отвернулся.
На очередном совещании офицеров Омельченко разъяснил причину столь спешного сбора полка, поведал, что Россия кроме регулярных частей ввела в восставшие республики казачью национальную гвардию войска Донского, чеченцы организовали батальон «Смерть», другие, якобы, добровольческие батальоны, которые сумели сдержать наше наступление. Нашей разведкой установлено, на территории Украины находится  пятнадцатая отдельная гвардейская мотострелковая бригада, а так же гвардейский парашютно-десантный полк, и восьмая отдельная гвардейская мотострелковая бригада.   Теперь украинской армии требуется пополнение, чтобы противостоять российскому вторжению.
-А почему бы нам не объявить России войну? - спросил один из офицеров. Такой же вопрос когда-то задавал майор Бойко. - Тогда бы вся европейская общественность смогла увидеть агрессивный характер русских?
Омельченко затянул паузу, не зная, как ответить на него, потом выговорил, словно выдавил из себя:
-Потому что у нас кишка еще пока тонка, чтобы тягаться с Россией. Военной мощью они нас превосходят. Но поверьте, пройдет немного времени, мы получим надлежащую помощь запада, когда они поймут, что  мы защищаем не только себя, но прикрываем их задницы, мы приобретем боевой опыт, и тогда покажем России, что из себя представляют истинные патриоты Украины, - заявил полковник Омельченко.
-Аминь! - прошептал кто-то за спиной офицеров.
Полк погрузили в эшелоны. Военную технику погрузили на платформы.
По пути на восток в штабном вагоне обсуждали последний военные сводки в районе Славянска и  Краматорска, куда полк направляется для смены потрепанного полка украинских вооруженных сил. Города обстреливают системами залпового огня «Град», танками и гаубичной артиллерией.  Так же подвергаются бомбардировками сверху. Взятие этих городов — вопрос времени. Жаль, что в районе горы Карачун сепаратисты сбили вертолет с четырнадцатью военнослужащими во главе с генералом Кульчицким. Все погибли. Им за это еще воздаться! Идут бои за Донецкий аэропорт. Задача полка с ходу взять населенный пункт Красный Лиман.
-Новый президент Порошенко обещал сесть за переговоры с сепаратистами, - напомнил Николай.
Омельченко посмотрел на него, как на умалишенного:
-Он такого сказать не мог. Кто в здравом уме станет разговаривать с террористами?!
-Там же есть и мирные граждане, которые попали между молотом и наковальней, - возразил Николай.
-Что ты предлагаешь? Если сепоры прячутся за их спинами, что же нам теперь ждать, пока мирные жители выйдут к нам с хлебом и солью? - уставился на него Омельченко.
-Правильно, бей своих и чужих, Господь на том свете сам определит правых и виноватых, - усмехнулся Николай.
-Там все виноваты. Нам не нужны жители отравленные российской пропагандой, пусть убираются в Россию, а нашу землю мы не отдадим никому. - заявил полковник Омельченко.
Полк высадился в районе Мариуполя, который при поддержке бронетехники взяли под свой контроль батальон «Азов», и маршем двинулся на передовую. Расположился полк в траншеях, оборудованных предшественниками перед городом Славянск. Сразу же попали под      шквальный огонь сепаратистов. Появились первые жертвы. Николай посмотрел на убитых и раненных, бронежилеты, которые изготовили по заказу военных на украинских заводах, не выдерживали попадания пули. Более того, осколки бронежилета дополнительно наносили ранения.
-Я же просил тебя, оставить для личного состава те, советские броники, - упрекнул Николай Олеся.
Тот смущенно потупился:
-Кто же знал, что так получится, - оправдывался он.
Надо отдать должное, Олесь сражался смело, присутствия духа не терял, грозил расстрелять самолично, если кто проявит трусость.
-За свою землю воюем, - утверждал он. - А всех, кто на ней живет, либо в рай, либо в Россию.
Двадцатого июня главнокомандующий и президент Порошенко  отдал приказ о прекращении огня на семь дней, предложил сепаратистам сдать оружие или уйти в Россию, за это оставшимся разрешат пользоваться русским языком и проводить местные выборы. В Луганске прошли переговоры, в которых присутствовали бывший президент Кучма, посол России Зурабов, глава партии «Украинский выбор» Медведчук, лидер движения «Юго-Восток» Царев. Договориться ни о чем не удалось, всего лишь добились результата - обменяться пленными. Некоторое затишье позволило более полно установить обстановку в районе расположения полка. Командир полка, как всегда оставил в момент затишья командование на полковника Орлова, сам рванул в штаб дивизии выбивать дополнительные боекомплекты и награды для будущих героев.
-Кто у нас слева по флангу? - спросил Николай начальника штаба.
-Справа батальоны  «Правый сектор» и «Азов», слева бригада наших сил, - доложил начальник штаба.
Николай покачал головой.
-«Правый сектор» и «Азов» хороши в мирное время, когда можно безнаказанно грабить мирных жителей. В случае серьезного наступления они побегут и левый фланг останется у нас незащищенным. Учтите это! Против нас кто? - показал на карту Николай.
-Против нас ополченцы Донецка и регулярные российские батальоны. Вооружены танками, гаубицами и портативными ракетными установками.
Николай в бинокль рассматривал передовые войска противника. Они окопались, отражали атаки смело, отступали при полном превосходстве украинских войск.
В начале июля был дан приказ занять Северск, чуть правее Славянск. Город начали обстреливать со всех орудий. Дмитрий в оптику рассматривал передовые позиции противника. И вдруг он увидел человека с надписью на груди «Пресса». Ему показалось,  это мог быть брат Дмитрий. Шлем на нем и расстояние не позволяли рассмотреть внимательно журналиста на передовой противника. Мобильная связь не работала, он не мог связаться с родителями или Москвой. Если бы связь существовала, все равно звонок в Москву расценивался бы как предательство.  Там же за спиной ополченцев, видно, как мирные жители старались перебежками между домами спешить в укрытие или по своим домашним делам. Коза паслась у дома, и пожилая женщина потянула ее за веревку в огород. Видимо мирных жителей предупредили, чтобы они спасались от предстоящего наступления. И все же Николаю не давал спокойствия журналист, который успел спуститься в траншею.  К тому же в оптику в траншее он видел разношерстно одетых мужчин, вовсе не похожих на регулярные российские войска.
-Не стрелять! - приказал Николай. - Прекратить огонь!
-Прекратить огонь! - пронеслось по траншее.
-В чем дело? - подбежал командир ближайшего батальона.
-Соберите командиров батальонов на пять минут, - приказал Николай.
Пока командиры подтягивались, он рассматривал передовые позиции сепаратистов. С той стороны тоже перестали стрелять, недоуменно вглядывались в позиции противника.
-Панове командиры, - обратился к офицерам Николай. - Если мы пойдем сейчас в наступление, артиллерия ударит по позициям сепаратистов, а за их спинами в ста метрах жилые дома. Свои позиции сепаратисты не удержат, наши националисты, обозленные потерями, ворвутся в город и сорвут злость на мирных жителях.
-Что вы предлагаете? - спросил  командир батальона майор Бойко.
-Я предлагаю провести с ними переговоры, предложить без боя сдаться или отойти. Тогда не будет повода дербанить город, - решительно высказался Николай.
-Утопия! - хмыкнул кто-то из-за спины офицеров. - Чего их жалеть? Они же помогают сепаратистам.
Николай оглянулся, узнал в говорившем  капитана Дугина, вечно воинствующего  и нахрапистого вне боевого столкновения. Он и здесь готов был проявить смелость и ринуться в бой. Для него жители востока страны вовсе не жители Украины, их нужно всех поголовно уничтожить. Так он высказывался в кругу близким ему единомышленникам.
-А если бы в нем жила ваша мать? - потемнел лицом Николай.
Тот только хмыкнул и спрятался за спину офицеров.
-Каким образом мы проведем с ними переговоры? - спросил командир третьего батальона.
-Я пойду парламентером, Постараюсь убедить их отступить без боя. Нам не нужны потери, им тоже не хочется умирать, - пояснил Николай.
-Это нужно согласовать с руководством бригады, - высказал пожелание его заместитель.
-Пока мы будем согласовывать, «Правый сектор» начнет их обходить с фланга, нам ничего не останется, как поддержать их. Решено! Принесите мне белое полотенце и какую-нибудь палку вместе флагштока, - приказал он. -Кто пойдет со мной? - спросил он. Ему нужен был свидетель, чтобы он в случае чего подтвердил о ходе переговоров.
-Я пойду! - вышел вперед майор Бойко.
-Отлично! Спасибо. Оружие оставьте здесь.
Ему принесли белое полотенце на импровизированном флагштоке.
-Если, через два часа не вернусь, начинайте наступление, - приказал он, и вылез на бруствер. За ним поднялся капитан Бойко. 
Они пошли во весь рост по полю в сторону траншеи противника. С той стороны наблюдали в бинокли за офицерами с белым полотнищем, не могли понять, что они хотят, пока кто-то не догадался, это парламентеры. У них по окопам тоже пронеслась команда огонь не открывать, с любопытством наблюдали за передвижением украинских офицеров.
На командный пункт прибежал взмыленный командир полка Омельченко.
-Почему прекратили огонь?! - закричал он. - Кто приказал?!
-Ваш заместитель, полковник Орлов, - пояснил командир охранного взвода.
-Почему? Где он? - взревел Омельченко.
-Да вон он, - показал пальцем в поле командир взвода.
Омельченко посмотрел в ту сторону, увидел две одинокие фигурки, выхватил у командира взвода бинокль, всмотрелся, увидел белый флаг, ошалело спросил:
-Они пошли сдаваться? Они нас педали? Почему вы их не пристрелили? - кричал он неизвестно на кого, на всех ближайших солдат и офицеров.
-Они не сдаваться, - попытался пояснить командир взвода, - это парламентеры решили убедить сепаратистов сдаться из-за бессмысленности сопротивления.
-Какой, нахрен, парламентаризм! Немедленно открыть огонь! - закричал он.
-Тогда они погибнут, - попытался  подсказать тот же командир взвода.
-Они предатели! Вы разве не видите, они пошли сдаваться! И выдадут все наши секреты наступления! Огонь, я приказываю! - кричал полковник Омельченко.
Кто-то робко начал стрелять в сторону сепаратистов, старательно минуя две фигурки, которые прошли уже более половины поля.
-Огонь, я приказываю! - опять закричал Омельченко. Выхватил у ближайшего солдата автомат, прицелился, дал полную очередь. Николай недоуменно оглянулся, пули просвистели почти рядом. Ударили из минометов, снаряды пролетели поверх голов сепаратистов, разорвались во дворах жителей. Николай и сопровождающий майор остановились, вперед теперь идти бессмысленно. Пули продолжали свистеть почти рядом, они посмотрели друг на друга, не успели что-либо предпринять, Бойко вскрикнул и упал словно подкошенный. Пуля прошила ему  спину и шею.  Николай склонился над ним, аптечку с собой он не взял. Встал замахал полотенцем в сторону своих окопов и траншей. Стрельба не прекратилась. Он опять склонился над майором, хотел зажать рану полотенцем, которое служило белым полотнищем. Полотенце тут же пропиталось кровью. Майор несколько раз тяжело всхрапнул, дернулся и затих. Николай встал, не понимая, как ему поступить дальше, вернуться или идти вперед к намеченной цели. Понял, вперед идти нет смысла, батареи его полка открыли огонь изо всех орудий. Вернуться назад, значит попасть под трибунал за несогласованность действий. Он взвалил на плечи тело майора Бойко и пошел назад. Кровь майора капала на плечо Николаю. Лучше быть под трибуналом, чем слыть предателем. Он нисколько не одобрял действия украинской армии, но он дал присягу, которой изменять нельзя. «Пусть лучше судят, там выскажу все, что  думаю об этой войне», - подумал он, но не успел сделать и десяти шагов, пуля ударила его в грудь, он надломился под тяжестью тела майора и болью, пронзившей его. Стреляли в его сторону из его же позиций. Он не знал, кто стрелял по нему, догадался только, что открыть огонь по позициям сепаратистов мог приказать только командир полка Омельченко. А Омельченко все ловил в прицел полковника Орлова и пускал одну очередь за другой, и в этом он вымащивал всю накопившуюся за годы совместной службы злость, он видел, Орлов упал, а все строчил и строчил, пока в магазине не закончились патроны.  Его теребил за плечо командир взвода, который повторял:
-Пан полковник, не надо… не надо…
Омельченко обессиленно опустился на дно траншеи, вытер пот со лба. Только теперь в голову ему ударила мысль: «А что я скажу племянницам?», и тут же отогнал эту мысль: «Предатель он и есть предатель!». И увидел, как солдаты и офицеры осуждающе смотрят на него и обходят стороной, уходят в даль по траншеям, покидая его одного один на один со своей совестью. Убивать противника, это дело войны, а стрелять по своим, это уже карается либо судом, либо молчаливым бойкотом своих сослуживцев. Ведь за все время службы, оставляя вместо себя Орлова, он знал, на него можно положиться, офицеры будут его слушать, поскольку уважали, хотя сам он не уважал и презирал его. И эта скрытая ревность не давала ему покоя, он чувствовал истинное отношение офицеров к нему даже тех, которые поддерживали майдан.
Северск взяли быстро, добровольцы «Азова» зачищали улицы, выгоняли из домов людей, били, сгоняли на центральную площадь, высматривали у кого на плече остался синяк от приклада автоматов. При наступлении погиб почти взвод солдат и офицеров.
Тела майора Бойко и полковника Орлова подобрали при наступлении.
-Командир! - обратился один из прапорщиков к Омельченко, - броники наши полное говно! Смотрите, - и показал несколько пробитых пулями бронежилетов. - И у полковника пробитый бронежилет.
Омельченко ошалелый от боя, тупо смотрел на бронежилет, до него плохо доходили слова прапорщика.
-Как поступим, пан полковник? - спрашивали его офицеры, показывая на тела Орлова и Бойко. - Объявим героями, которые хотели предотвратить гибель наших солдат, или предателями, которые шли сдаваться?
Омельченко видел в глазах офицеров осуждение. Его сковал страх: «Ведь выстрелят в спину, отомстят...».
Выдавил из себя:
-Просто погибли в бою. Нечего объяснятся с руководством… Тела отправим на родину.
Пряча глаза в пол, прошел в помещение отвоеванной школы, в которой организовали временный штаб.

Позже, когда медики обследовали тела погибших,  на вопрос руководства: «Почему майор Бойко получил ранение в спину? Он бежал с поля боя?». - Отвечали: «Нет. Он повернулся, увлекая за собой солдат, и в это время получил смертельное ранение». Командир полка Омельченко приказал отправить тела на родину по месту бывшего жительства. Тело майора Бойко жена пожелала похоронить на родине, в Белой Церкви, они оба оттуда. Им Львов так и не стал родным городом. Тело полковника Орлова тоже отправили в Одесскую область. К тому времени Омельченко уже знал о том, что шурин ушел из семьи, а родители его живы. До сестры дозвониться не смог или умышленно не стал. Не хотел, чтобы могила во Львове была вечным укором его совести.
Сестре он сказал,  Николай погиб в бою. Теперь она, как вдова погибшего мужа может требовать компенсацию от государства. Тело отправили родителям.  Дочери проплакали весь вечер, на портрет отца повесили траурную ленточку. Галина тоже всплакнула. После ухода мужа она, как никогда ранее, ощутила пустоту в душе и доме. По молодости, когда рой мужчин кружился вокруг нее, она полагала,  найдется единственный тот, который повезет ее по парижам и мальдивам, в ее жизни наступит сплошной праздник. Ее красота достойна осчастливить такого мужчину, он будет гордиться обладая ею. Мужа она в расчет не ставила. Шли годы, мужчины, которые восхищались ею и клялись в вечной любви, в парижи сопровождали своих жен, разводиться и не думали, а ее дальше Киева и Трусковца возить упорно не хотели. Да еще и расставались со скандалом. А теперь, когда годы молодости позади, думать о достойной партии уже не приходиться. Всплакнул еще одна женщина, узнав о гибели полковника Орлова. Буфетчица Люся, которая мечтала прийти к нему не во сне, а наяву. Но он так и не решился пригласить ее в свое холостяцкое жилье.

*  *  *
Дмитрия в район боевого противостояния не пустили. Мотивировали тем, что он не военный журналист, его дело быть политическим обозревателем, кем он и был последние десять лет. Но он следил за событиями противостояния сепаратистов с армией Украины из иностранных источников, из российских газет, звонил знакомым на Украину, которые были ближе к восточным областям. Он знал, на восставшие области обрушили всю армейскую мощь - танки, залповый огонь, авиацию, регулярные войска и добровольческие батальоны. Он видел, украинская армия заняла Славянск, Северс, Краматорск и многие другие населенные пункты, однако Донецк и Луганск взять с ходу они не смогли. Тяжелые бои идут за Донецкий аэропорт. После авианалета на Луганск погибло восемь мирных граждан. Тринадцатого июня вооруженные силы Украины выбили повстанцев из Мариуполя. И очень этим гордились, хотя сам захват выглядел бесчеловечной операцией со стороны националистических батальонов, которые подогнали БТР и в упор расстреляли отдел милиции, в котором засели повстанцы. Стало понятно, противостояние затянется на месяцы, или на  годы.
Вечером ему в квартиру позвонил Олег.
Дмитрий договорился с Диной, у которой в тот вечер не было спектакля, провести вечер дома, Виктор обещал рассказать им, кем все же он решил в дальнейшем стать. Дина готовила ужин, Дмитрий просматривал газеты, Виктор сидел за компьютером, ждали, когда мама позовет их за стол ужинать.
Дмитрий взял мобильный телефон, увидел, звонит Олег, ответил довольно радостным голосом, он рад слышать Олега, не так часто он ему звонит, удовольствие довольно дорогое.
-Дима, я к тебе с печальной новостью, - глухим голосом проговорил Олег.
-Что-то опять с отцом? - напрягся Дмитрий.
-Нет. Коля погиб.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Он задохнулся от возгласа, повисла пауза, Олег думал, прервалась связь, несколько раз проговорил: «Алло, алло!»
-Я слышу, - отозвался Дмитрий. - Откуда стало известно?
В первую очередь подумал о слабом сердце отца, да и матери каково принять это известие.
-Из военкомата прислали нарочного с сообщением. Дома у вас была Рая, она перехватила похоронку. Мы не знаем, как теперь сказать об этом родителям.
Дмитрию трудно было говорить, спазм слез душил его.
-А где тело? - спросил он.
-В том то и дело,  гробы с убитыми привезли в Одессу, а везти всего два гроба в Измаил у них, якобы, нет средств, предлагают забирать своим ходом. Я уже тут договариваюсь с ребятами, нам с еще одним родителем выделят грузовичок, завтра поедем в Одессу.
-Сволочи! - выругался Дмитрий. - На войну у них деньги есть, а доставить убитых домой, денег нет. Он где погиб?
-В похоронке написано геройски погиб при наступлении на город Северск, больше ничего неизвестно. Я подробности попробую уточнить в Одессе.
-Мне что делать?
В этот момент в комнату из кухни зашла Дина, она слышала голос мужа, с кем то говорит по телефону, его часто беспокоили даже ночью,  не придала значения, весело проговорила:
-Хватит трепаться, пошли ужинать.
Увидела, на муже лица нет, обеспокоено спросила:
-Кто звонит? Что случилось?
Дмитрий зажал трубку рукой, тихо сказал:
-Случилось. Коля погиб.
Дина вскрикнула, опустилась на диван. Олег ответил:
-Что ты можешь сделать, тебе приезжать нельзя.
-Как же такое сообщать родителям? - почти со стоном проговорил Дмитрий. Олег молчал.
-Ты вот что! Скажи своей маме и тете Варе с Раей, пусть они придут завтра утром к нам. Я сам сообщу ей эту горькую весть. Пусть хотя бы еще одну ночь они спокойно поспят. А утром я им позвоню.
На том и договорились.
Дмитрий упал на диван рядом с Диной. Сжал ее руку. Она заплакала и прижалась к нему. Так сидели они, прижавшись, от горя не было слов. Сын вышел со своей комнаты, недоуменно посмотрел на родителей. Дина опередила его вопрос, поспешно сказала:
-Витенька, дядя Коля, брат отца, погиб на войне с повстанцами.
Виктор сел рядом с отцом. Он знал и чувствовал, насколько братья были близки друг к другу. Он слышал, как часто они перезванивались и подолгу беседовали. В семье был культ старшего брата, полковника, умницы, с которым его отец связывал дальнейшую жизнь в качестве пенсионеров. Они говорили, что будут каждый год подолгу друг у друга гостить, дети к тому времени вырастут, вылетят из родных гнезд, и останутся они одни, как остались доживать свой век в Измаиле их родители.
Очень  получился ужин грустным, так обещал быть по семейному добрым и спокойным, не так часто приходилось собираться втроем в силу занятности родителей Виктора на работе.
Утром он с тяжелым сердцем позвонил домой. Трубку взяла мать.
-Здравствуй, мама, - сказал Дмитрий и закусил губу.
-А, Димочка, здравствуй родной, как ты вовремя,  ко мне Варя и Оля пришли, Рая здесь, все рады тебя слышать… - говорила радостно мать.
-Погоди, мама, - остановил ее Дмитрий. - У нас горе. Коля погиб, - выпалил он, боясь, что у него не хватит сил сообщить матери о горе, которое постигло их семью.
Он слышал, как мать на секунду замерла, затем вскрикнула и упустила трубку. Трубку подхватила Рая. Сквозь слезы она проговорила:
-Маме плохо. Отец в огороде, сейчас тоже придет. Ой, Дима, что же теперь будет?!
И тут связь отключилась. Дмитрий несколько раз набирал, тщетно! Он посмотрел на Дину.
-Надо ехать, - проговорил он глухо и закусил губу.
-Куда ехать?! Твое имя в «Миротворец» занесено! Тебя все равно не пустят туда, - заявила Дина.
Она была права. Дмитрия дальше границы не пустят, а то еще и арестуют. Он набрал телефон Степана. Тот услышал голос Дмитрия, обрадованно ответил:
-Привет, Дима, рад слышать тебя.
-Погоди, Степа. Скажи, я смогу беспрепятственно проникнуть в Измаил через границу из Молдовы? Мне очень надо.
-Что-то случилось?
-Случилось. У меня брат погиб на востоке. Отец совсем плохой, боюсь не выдержит его сердце такой потери, - пояснил Дмитрий.
Степан присвистнул.
-Соболезную, Дима. Наши препятствия чинить не будут. А вот украинцы могут тебя задержать. Ты же у них в компьютере.
-И какой есть выход? - спросил удрученно Дмитрий.
Степан помолчал, потом предложил:
-Возьми мой паспорт. Мы не очень с тобой разнимся, а по фото тем более, трудно будет узнать. В случае чего, скажу я потерял паспорт, а кто его нашел, - не знаю.
-Спасибо, друг! Не могу тебя подвести. Предположим, на границе меня не узнают. А дома меня всякая собака знает. Там в нациках ходят мои бывшие однокашники, они меня сдадут, а я с твоим паспортом. У них будет сто процентная возможность меня задержать, как иностранного шпиона.
-Да -а -а, есть в твоих словах доля истины.
В это время его за плечо затеребила Дина.
-Я поеду, - заявила она.
-Погоди! - сказал он в трубку Степану, зажал трубку рукой, сказал Дине: - Куда ты поедешь? И чем ты поможешь нашему горю?
-Меня на границе не задержат. Если что, скажу у меня брата убило, фамилия у нас одна, а кто там будет проверять, кем доводится мне Николай.
-Степа! - обратился он к другу. - Спасибо тебе. Нас еще и службы прослушать могут, поэтому твой вариант хороший, но не приемлемый. Если что,  я тебе позвоню.
-Ты держись, Дима. Я на связи, - ответил Степан.
Он посмотрел на Дину.
-Милая моя, я понимаю твой порыв, не могу я пустить тебя туда. Ведь ты медийное лицо, любой на границе может узнать тебя.
-И что из этого? Да, я актриса. Но я не нахожусь в запрещенных списках. Родители поймут мой приезд правильно, они же знают, что ты не въездной.
Дмитрий присел на диван. Раздумывал. В это время зазвонил телефон Олега. В трубке он услышал плачущий голос матери:
-Димочка, сыночек, как же так?!.. За что?! Он же говорил, что не едет воевать! Отцу опять стало плохо…
Послышалось какое-то зашумление, треск, трубку перехватил Олег.
-Дима, мы тут пока постараемся успокоится, отцу стало плохо, вызвали скорую. Я тебе потом позвоню.
И связь опять оборвалась. Дмитрий сидел некоторое время в прострации, не мог поверить, что у него уже нет брата. Дина сидела рядом, сжала мужу руку. Виктор застыл в дверях, он слышал весь разговор.
-Я поеду, - решительно сказала Дина. - Завтра напишу заявление на отпуск. Мы же все равно планировали. Пойдемте ужинать.
Они прошли на кухню. Дина поставила на стол начатую бутылку коньяка.
-Давай помянем, - предложила она.
Дмитрий кивнул. Выпили молча, ели в молчании, опять долго сидели, Дмитрий еще налил себе рюмку, выпил не закусывая.
-Ты главное в поезде, в случае чего, будь наступательной. Если пограничник начнет цепляться, придираться, решительно выскажи ему в лицо, ты едешь хоронить брата, который погиб, сражаясь с сепаратистами, защищал твою задницу, пока ты трясешь здесь пассажиров, - жестко посоветовал Дмитрий. Дина покачала головой, соглашаясь, муж все таки решил ее отпустить.
-Не беспокойся, я справлюсь, - положила она ладонь на его руку.
-Пустить тебя туда я не могу, и не пустить тоже не могу. Возьми рубли и доллары, и задекларируй их, чтобы не было повода обвинить в контрабанде, - инструктировал жену Дмитрий.
-Это не послужит поводом для вымогательства? - засомневалась Дина.
-В случае чего дай сто долларов. А то и вообще не давай, подними шум, в Киевском поезде они побоятся открыто вымогать.
-Киевская власть грозилась отменить поездные рейсы. Самолетное сообщение ведь прекращено, - напомнила она.
-Тогда придется лететь через Молдову. Завтра узнаем. Попробую еще позвонить в Измаил.
Дозвонился до Олега. Тот сообщил, матери тоже плохо, отец лежит в больнице. Дмитрий со злостью ударил кулаком по столу.
-Олег, Дина поедет вместо меня. Ты когда собираешься в Одессу?
-Хотели завтра выехать. Там формальности утрясать придется дня два.
-Ты дождись в Одессе Дину. Она хочет завтра выехать, послезавтра будет в Одессе. Это если ходят поезда. Если нет, она полетит через Молдову, там мой товарищ поможет сесть на рейсовый автобус до Измаила. Я сообщу тебе дополнительно.
-Хорошо.
Утром Дмитрий провожал Дину на вокзале, давал последние инструкции, как вести себя, если вдруг ее задержат, снабдил консульскими и посольскими адресами и телефонами. Успели на последний рейс в Киев, в Одессу поезда уже отменили, и эти рейсы со следующей недели украинская сторона решила отменить. Обратный путь решили она проделает через Молдову. Или в крайнем случае, доедет до Киева, а из Киева в Москву курсируют частные  рейсовые автобусы.

*  *  *
Против ожидания у Дины с пограничниками и таможенниками проблем не возникло. Только пограничник внимательно посмотрел в паспорт, потом на Дину, проговорил:
-Лицо знакомое, а где видел, не помню.
-Я проводницей ранее здесь работала, вот и примелькалась, - уверенно соврала Дина.
-Точно! - согласился с ней пограничник и поставил в паспорт штамп.
В купе Дина сидела отвернувшись в окно, чтобы ее не узнали ненароком пассажиры, начнутся расспросы, не нужное внимание, до которого ей сейчас было совсем ни к чему. Достаточно того, что несмотря на темные очки, панамку, напяленную почти до самых бровей, газовый шарфик у губ, ее узнала билетерша, когда она покупала в кассе билет до Одессы.
-Ой! - взглянула в паспорт, - Дина Геннадьевна, а вы че к нам, по делам, чи на гастроли? - растянулась она в улыбке.
-По делам, - буркнула Дина, поспешно выхватила паспорт и билет, помчалась к перрону, хотя до отхода поезда оставалось еще час. Она нервно прохаживалась взад вперед, вспомнила, она не обедала, купила бутылку кефира и булочку.
В поезде ее если бы и узнали, людям было не до нее, пассажиры ехали с озабоченными лицами, притихшие и какие-то потерянные происходящим с стране, в которой уходит из-под ног почва. Ночь прошла в коротком полусне, утром, она сходила в туалет, умылась, причесалась, прошмыгнула в свое купе. Смотрела в окно. на пробегающий мимо ландшафт, за окном мирно паслись коровы, поля ухожены, люди привычно сновали по поселкам, светило яркое солнце, словно и не было на земле выстрелов и гибели людей. И на горизонте Одесса, в которой происходили драматические события, которые никто в мире старается не замечать.
На подъезде она позвонила Олегу, он отозвался, она сообщила о часе прибытия, попросила встретить.
Он ждал ее на перроне, она узнала его еще из окна, вышла, обнялись с грустным выражением лица.
-Мы сейчас куда? - спросила Дина.
-На такси доедем до морга. Мы там все уладили. Погрузили два гроба в «ПАЗик», на нем поедем домой. Ты как, выдержишь дорогу? Удобств в нем немного, а дорога трясучая, - обеспокоено посмотрел на нее Олег.
-Ничего. Потерпим, - уверила Дина.
На такси доехали до морга. Шофер и второй родственник погибшего уже загрузили два гроба в машину, стояли курили, дожидаясь Олега с попутчицей.
-Леня, - представился молодой парень, сын погибшего на востоке отца. И пожилой шофер назвался Александром. Они с любопытством взглянули на Дину, видимо Олег вкратце рассказал о ней, но промолчали, не до сантиментов при таких обстоятельствах. Шофер предложил:
-Ребята, дорога дальняя, не мешало бы перекусить. Тут по дороге недалеко забегаловка, заедем?
-Давай, - согласился Олег.
-Я тоже еще не ела, - проговорила Дина.
-Вот и отлично!
Дина с некоторым смятением зашла в автобус, два гроба, обтянутые желто -синим, под цвет флага, дешевым ситцем стояли в проходе, поставленные друг на друга.
-Ты смотрел? - кивнула она гроб.
-Открывали для опознания, - кивнул Олег. - Лучше больше не вскрывать. Заморозка слабая, тела уже почернели.
Дина перекрестилась. Аппетит пропал. Но шофер остановился у придорожного кафе, выключил мотор, сказал: «Приехали!», и первым вышел из-за руля. Дина заказала себе кофе, булочку, на дорогу купила четыре бутылки кефира и несколько пачек печенья на всех. Мужчины поели плотно, они со вчерашнего дня неевши ездили по инстанциям: в военкомат, в морг, опять в военкомат за разрешением транспортировать тела, затем час искали их тела среди десятка гробов, заставленных вдоль стены до самого потолка. В путь тронулись солнце стояло высоко над головой. Дорога, действительно, трясучая, знакомая Дине по поездке с мужем на автомашине. «ПАЗик» медленно тащился по дороге, старательно объезжали колдобины и ямы, все равно он подпрыгивал, гробы громко стучали друг о друга, Дина с опаской поглядывала на них, Олег несколько раз поправлял их, благо сиденья не позволяли гробам съехать в сторону.
-Как мама? - тихо спросила Дина.
Олег пожал плечами, покачал головой:
-Плохо. Но все же покрепче, чем Иван Николаевич. За его здоровье опасаемся. Ему плохо стало после того,  как из военкомата пришли два деятеля спрашивать, как они будут хоронить: с почестями или без? Дядя Ваня  шуганул их с матерком, говорит, привезти за счет военкомата не могут, а показуху устраивать готовы. Устроили эту войну, а сами сидят в тылу морду наели… Вот во время этого монолога его и прихватило.
Дина с горечью слушала, до чего же несправедливо устроен мир. Как кучка оголтелых радикальных политиков могут держать в страхе целую страну.
-А Галя с дочками на похороны приедут? - спросил Олег о жене Николая.
-Не приедут, - вздохнула Дина. - Ушел он из семьи. Не хотел расстраивать мать, думал скажет позже.
-Ему бы лет десять назад надо было уходить, - бросил Олег не оборачиваясь. - Все видели, что из себя она представляет...
Дорога была длительная и утомительная. В одном месте трасса пересекала часть территории Молдовы. Вереница машин стояла у КПП получали пропуск, в котором ставили время, на выезде его нужно сдать, где пограничники сверяли время проезда. Молдавский пограничник, слегка очумевший от жары, лениво заглянул в салон автобуса, покачал головой, спросил, кивнув на гробы:
-Что? Уже началось? - и не дождавшись ответа, велел открыть шлагбаум
В Измаил приехали под самый вечер. Солнце уже спряталось за кроны деревьев, длинные тени пересекали дорогу. Сначала завезли гроб Леонида, слезы матери и родни вызвали слезы у Дины. Она перекрестилась, прошептала:
-Господи, дай силы перенести все это…
То же самое произошло и у дома Орловых. Мать припала к груди Дины, запричитала:
-Доченька, за что же нам такое горе?..
Плакали сестры и мужчины. Гроб из автобуса перенесли во двор. На ночь открывать не стали, накрыли ковром от ночной жары. Хоронить договорились завтра, тянуть с похоронами уже нельзя, гроб с телом и так уже в пути несколько суток. Это была самая тяжелая ночь в жизни Дины, матери и всей ее родни. Еще никого не хоронили в столь раннем возрасте. Умирали в почтенном возрасте или от болезни. А тут моложавый мужчина, которому нет еще и пятидесяти лет, которому еще жить и жить. Нет большего горя родителям, чем хоронить своих детей. Она сказала матери, что Галя и внучки на похороны не приедут, Николай ушел из семьи, развод оформить он не успел. Пришли к выводу, она и так бы не приехала, да и то благо, что родители сына похоронит на своей земле. В ином бы случае пришлось бы ехать во Львове, куда мать если бы и съездила на похороны, зато потом никогда бы не смогла поехать навестить могилу. «Бог ей судья! - только и проговорила горестно мать в адрес невестки. - Девочек жаль не увижу, внучки замечательные...»
Утром во двор набилось достаточно много народу. Не только родственники пришли, пришли все соседи с улицы, знакомые родителей и самого погибшего. Дина со всеми здоровалась, объясняла, почему не смог приехать Дмитрий. Она стояла все время с матерью, поддерживала ее под руку. Скорбь в глазах у всех пришедших родных и знакомых. Не могли поверить, что человек может погибнуть во цвете лет. И у всех в глазах немой вопрос: За что? Где? Почему? Читали в медицинском заключении: погиб от пулевого ранения в область груди с повреждением… и так далее. В грудь! Значит, в атаку шел, не прогнулся перед врагом. А кто враг? Неужели жители тех восточных областей? Так там же живут такие же украинцы и русские, какие проживают в Измаиле. И чего это вдруг они взъерепенились? Чего им не хватает? Ну, да, есть ненормальные, они и в Измаиле есть, на нервы играют, по проспекту Суворова  толпой шастают, восхваляют Украину, но жить можно. При румынах, говорят, еще хуже было, однако приспособились, жили и выжили.
Мать потребовала открыть гроб. Олег пытался отговорить ее. Она настаивала:
-Хочу последний раз взглянуть на свою кровинушку…
Гроб открыли, сладковатый трупный запах заполнил двор, труп потемнел, военную форму с застывшей  на ней кровью никто не пытался заменить. Мать упала на тело сына, забилась в рыдании, ее сестры под руки подняли, отвели в сторону, пока Олег с соседями забивал крышку гроба. Музыканты, присланные из военкомата, ударили в литавры, траурная музыка поплыла по сонной улице, раздирала душу. На руках вынесли гроб до угла улицы, там ждал их автобус. От почетного караула и церемонии со стрельбой родные отказались. Погрузились в автобус, Олег повез в машине родителей и Раю. Процессия медленно поехала в сторону кладбища. Остановились у больницы, чтобы отец мог из окна посмотреть на процессию. Лучше бы не останавливались. Отцу стало плохо в последний раз. Сердце его не выдержало последнего испытания видеть, как хоронят его сына. Только к вечеру, на поминках узнали о смерти отца. Мать только горько покачала головой. Плакать уже не было сил. Она внутренне как бы была готова к тому, что муж может не выдержать горя. Она дома сняла со стенки портрет мужа, сфотографированного еще лет сорок назад, где он был молодым и красивым, прижала его к груди и долго раскачивалась в своем горе. Слезы катились по ее щекам, она только приговаривала: «Ванька, Ванька, на кого же ты меня бросил?… Как же теперь я буду одна?..» Дина сидела рядом и гладила ее спину.
Утром Дина позвонила Дмитрию.
-Дима, папа умер, - сообщила она.
Дима долго молчал, кусал губы, потом глухо проговорил:
-Сволочи! Они за все ответят! За смерть всех военных и мирных людей, которые гибнут в мирное время.
Он заплакал, плакала в трубку Дина.
Столько слез и горя она не видела в своей жизни.
-Как нам быть, Дима? - спросила она. -Маму нельзя оставлять одну здесь.
-Нельзя, - согласился с ней Дмитрий. -Уговори приехать сюда с тобой.
-Она разве согласиться?! Тут ее дом, тут могилы ее сына и мужа.
-Ничего, надо уговорить. Временно, пока не утихнет боль, побудет с нами. Потом найдем способ отправить ее в Измаил.
-А дом? На кого оставить дом?
-Пусть Олег живет в нем. Он и так ютится в квартире со своим семейством.
На следующий день хоронили мужа и отца. Кладбищенские работники узнали вчерашнюю процессию, свежевырытая могила стояла рядом с только вчера засыпанной. Крутили в недоумении шеей, не могли понять, что за напасть нашла на семейство. Если они каждый день хоронят! Хотя в городе пошли перестрелки, бандиты с чиновниками делят городское имущество, таких свежих могил уже целая аллея, может и эти из той же серии. Вопросов не задавали, деловито опустили гроб, засыпали могилу, перекрестились и ушли. Два временных креста стояли рядом, на табличке имена и даты.
Дома, после поминок сестры сидели в веранде, мать в черном траурном платке отрешенно сидела между ними, всем хозяйством управлялась Рая. Дина подсела к ним.
-Мама, - обратилась она к матери, - Дима полагает, что вам лучше тут одной не оставаться, нужно поехать к нам. Поживете, потом решим, как будем жить дальше.
Мать встрепенулась.
-Я? В Москву? Не-ет! Как же я оставлю Ваню и Колю, нет! - решительно проговорила она.
-Поймите, мама, одной вам будет здесь еще тяжелее.
-Почему одной? У меня здесь сестры, племянники…
-Мама, сестры и племянники с вами сейчас, с вашим горем. Но у них свои дома, свое хозяйство, просыпаться вы будете одна и засыпать одна…
-И правда, Аня, лучше тебе поехать, - поддержала сестру Варвара Петровна. - Там у тебя сын, опора… Да и Дина будет с тобой.
И Ольга Петровна согласно закивала головой.
-Нет! У меня впереди девять дней нужно отметить, затем сорок дней, не не могу, - упрямничала мать.
-Девять дней я с вами побуду, сорок не смогу, - проговорила Дина. - Мне на работу надо.
Мать положила свою руку на колено Дины, проговорила скорбно:
-Спасибо, милая, спасибо. Как же я уеду, а дом на кого оставлю? Разграбят же все, вон сколько бездельников развелось, только и смотрят, где что плохо лежит. Ранее и калитку не запирали.
-За домом присмотрит Олег. Поживет здесь.
Мать склонила горестно голову, долго молчала, проговорила тихо.
-Хорошо, отметим девять дней, а там видно будет.

Утром Дину разбудил петух. Она встала потянулась, накинула халат, пошла смотреть на кур и петуха, как тогда, в первый день приезда. Мать сидела на ступеньках, которые вели в огород, смотрела на расстилающуюся даль. Раннее солнце ярко по-летнему светило, землю прогреть не успело, рваные клочья тумана уплывали из низины вверх и таяли в голубом небе. Дина присела рядом, обняла мать за плечи.
-Жизнь перед глазами пронеслась, как один день, - тихо сказала мать. - Тут Дима и Коля маленькими прыгали по этим ступенькам в огород. Ваня возился у своего верстака, все что-то чинил, переделывал. И теперь их нет на этой земле и никогда не будет. Только Дима один и остался у меня.
-Почему один Дима? Я есть у вас. Внук ваш всегда будет с вами.
Мать , соглашаясь, покачала головой, затуманенным взглядом смотрела вдаль.
Опять прокукарекал петух, мать встрепенулась.
-Забыла покормить кур.
Встала, набрала пшеницы, пошла на задний двор. Дина пошла за ней. Мать насыпала в кормушку зерно, налила воды, отошла и долго смотрела на кур, словно прощаясь с ними. И Дина поняла, мать внутренне согласилась с отъездом, только смириться с этой мыслью ей тяжело.
Все девять дней она не отходила от матери, та понемногу оттаивала, только не могла без слез смотреть на фотографии мужа и сына. Вечерами мать рассказывала, как они с отцом жили все эти годы. Простая жизнь простых тружеников, которые каждый год бились за урожай, готовили на зиму варенья и соленья, отец давил виноград, запасался вином. Дина удивлялась, почти в каждом доме бочка вина, а пьяниц не видать. Выросшая в достатке, она не знала всех тех трудностей, которые выпадают на долю всех этих людей, живущих хотя и в городе, но мало чем отличающейся от сельской жизни. Она никогда не задумывалась, что в магазине может закончиться хлеб. Даже в девяностые годы, когда полки магазинов опустели, у них дома недостатка в еде не ощущалось. Она не понимала, что пойти в школу или на рынок, нужно пешком протопать несколько кварталов. Дома к ее услугам всегда трамвай, автобус или метро. Мама пользовалась служебной автомашиной папы. Еду им готовила прислуга, Дину воспитывала няня. Здесь ни о каких прислугах и нянях не знали, и не понимали, зачем нужно их содержать, управлялись все своими силами. Натруженные руки матери сами говорили за себя. И Дина с уважением прониклась к этим простым людям, они стали для нее еще роднее, не так как прежде, когда она приезжала как гостья, ей подавали завтрак, обед и ужин, ухаживали и обхаживали ее, а сейчас она стала почти наравне с ними. Так же рано просыпалась, готовила завтрак и обед, помогала во всем матери, у которой все валилось из рук при одном упоминании, что она должна будет все это бросить. Ведь сюда вложена вся ее жизнь, каждый день они с мужем и детьми обустраивали свое гнездо, каждые десять лет ремонтировали крышу, подправляли сарай, поправляли беседку, убирали от листвы двор. Дина почувствовала себя причастной к этому крестьянскому труду. И она начала гордиться собой от того, что несмотря на барское воспитание в семье партийного работника, ей не чужда эта работа, она ходила на рынок, покупала мясо и продукты, ходила в магазин за хлебом и прочими нужными в хозяйстве вещами. Она каждый день звонила Дмитрию, и он ей звонил по несколько раз на день, рассказывала о каждом проведенном дне, беспокоилась, как там ее мужчины, что едят, и как Виктор себя ведет. Дима рассказывал ей, что на востоке Украины идут военные бои с применением танков, артиллерии и самолетов, а Донецк и Луганск украинская власть так и не смогла победить. Ведь в Измаиле об этом почти ничего не показывали и по телевизору не рассказывали. Да и не воспринимали здесь официальный украинский язык на котором говорили дикторы телевидения.
Последний раз перед отъездом собрались все родственники в доме. Сестры, Рая приходили порознь почти каждый день, справлялись о здоровье и чем нужно помочь, видели, Дина помогает матери, старается быть все время рядом, еще больше убеждались,  сестре нужно будет уехать в Москву, к сыну, хотя бы на первое время. Когда в стране смута закончится, можно будет приехать назад. Накрывали стол Дина и Рая. Сели все родственники за стол, помолчали, приподняли рюмки, помянули.
-Пусть им земля будет пухом. Хороший человек был дядя Ваня, - проговорила Рая. - И Коля замечательный человек. Короткую жизнь прожил…
Кто в этом виноват?.. Кого винить?..
-Ладно бы война, а то так, террористы у нас оказывается жили на востоке, - высказался Олег.
-Думаю к осени все закончиться, и ты Аня вернешься домой, - высказался  Леонид Васильевич, как о деле решенном, что мать уедет с Диной. И мать видела,  все родственники, словно сговорились, все хотят, что бы она на время уехала, внутренне уже согласилась с этим, только стон вырывался из ее груди:
-Господи! Как же я брошу свой отчий дом и родные могилки?..
-Ниче, Аня, ниче, мы присмотрим, не журись, - успокаивал ее Леонид Васильевич. - Не на век уезжаешь...
И мать после их ухода стала собираться в дорогу. Ходила по дому, не зная что взять с собой, а что оставить. Останавливалась посреди комнаты, смотрела на мебель, такую родную за все эти годы, которой было не менее ста лет, остались еще от родителей, только сервант современный, да и тому лет тридцать.
-Зимние вещи не берите, - советовала Дина. - Если не вернемся, там купим.
Мать положила на дно чемодана портрет мужа, фотографии сына, где он один в форме от курсанта до полковника, с дочками на Черном море, и ни одной фотографии, где он с женой.
Последний раз перед отъездом поехали на кладбище. Цветы увяли, венок упал, Дина поправила его. Мать присела на лавочку соседней могилы, заплакала:
-Прости, Ваня, и ты, Коля, уеду я не надолго. Знать надо так… Племянники присмотрят за вами.
Встала, поцеловала кресты, и пошла сгорбившись на выход. У выхода обернулась, перекрестилась, Дина взяла ее под руку и они медленно пошли к автобусной остановке.
Провожали их родственники. Все надеялись, они к осени увидятся, Дина оставила Олегу деньги на памятник, заранее оговорили, каким он должен быть.
До Киева доехали без проблем. Поезда в Москву отменили. Оставалось два пути: самолетом в Кишинев, оттуда в Москву. Или автобусом до Брянска. Мать сказала, она боится лететь самолетом, хотя никогда не летала. Поехали автобусом. Несколько раз их останавливали непонятные люди в камуфляже, но не военные.
-Москали е? - спрашивали они. Дина заранее спрятала заграничный паспорт, отвечала она едет только до границы. Подозрительно осматривали граждан, хищно присматривались к багажу. К какой -то женщине придрались:
-Шо, тетка, вэзэшь? А ну вытряхай баул…
Та визжала, срывалась на крик, еле отстали.
-Вот так ехать автобусом, - упрекнула Дина.
-Разве я могла такое предположить… А эти кто? - спрашивала она. - На милицию не похожи, да и на военных тоже…
-Бандиты это, мама. Не видите разве, как по-хамски они себя ведут? Прикрываются только риторикой о справедливости и революции достоинства, вот ради таких погиб наш Николай - тихо говорила Дина.
-Да чтоб они провалились, - перекрестилась мать.
-Провалятся, придет время, -заверила Дина. - Были у вас румыны, потом Советы, куда же подевались! И этим не долго жировать.
На украинской границе всех тщательно проверяли, перетрясли у всех вещи, искали оружие, запрещенные вещи, конфисковывали еду и ценности, которые, якобы, нельзя вывозить из страны. Плакали женщины и дети, проклятия адресовали в пол голоса, чтобы не услышали, иначе могли задержать. Свободно вздохнули, когда пересекли русский таможенный и пограничный пост.
-Все, мама, вот мы и дома, - с облегчением вздохнула Дина.
Та только горестно покачала головой. «Где теперь ее дом?!».
Дина позвонила Дмитрию, он встречал их в Брянске с сыном на своей автомашине. Он наспех поцеловал жену, Дина обняла сына, по которому очень скучала.
Мать долго плакала на груди у сына.
-Димочка, где же теперь моя родина? - спрашивала она сквозь слезы.

 







       


Берега… берега…

Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река моей жизни…
Песня.

  Часть первая.

Приехавший в составе журналистского десанта в Давос на экономический форум Дмитрий Орлов сидел в отдельном ресторанчике на окраине городка,  не спеша ужинал, больше разглядывал шумную публику, которая приехала со всей Европы. Между столиками шнырял молодой парень официант, ловко приносил и уносил блюда, благодарил посетителей почти на всех европейских языках, Дмитрий услышал, как он кому-то поклонился за соседним столиком и сказал с украинским акцентом - «дякую» за чаевые, и еще что-то скороговоркой, в которой Дмитрий уловил характерное украинское глухое «г». Когда Дмитрий подозвал его расплатиться,  спросил:
-Ты откуда, парень?
-Я з Украины, - ответил он по-русски, с украинским акцентом.
-Я понимаю, что украинец, где проживал?
-Вы вряд ли слышали про тот городок. Измаил называется. Я в селе возле него проживал.
Дмитрий  улыбнулся. Достал заграничный паспорт, открыл первую страничку, показал парню графу, в котором написано: Место рождения - Измаил. Парень удивился. Дмитрий назидательно проговорил:
-Зря ты так пренебрежительно о городе. Об Измаиле знают очень многие, поскольку связан с именем полководца Суворова. Памятник еще стоит там или снесли? - спросил он.
-Я дома не был три года. Тогда еще стоял.
-Чего домой не едешь? - без любопытства спросил Дмитрий. Он встречал много украинцев, которые разбрелись по Европе в поисках лучшей жизни. Даже горничная в гостинице, в которой он остановился, родом из Винницы.
-В армию заберут и на Донбасс пошлют. А я не хочу воевать, - пояснил парень.
-Ну и правильно делаешь. Воевать нужно за родину, а не против своих.
Дмитрий дал десять франков чаевых. Встал, кивнул парню.
-Бывай. Если попадешь в Измаил раньше меня, передай городу привет. Я там не был уже семь лет. Не пускают.
И пошел к выходу.
Снег искрился от ярких фонарей, приятно хрустел под ногами, хотя морозец стоял не большой. Встреча с земляком невольно разбередила старую тоску по городу детства и юности, в который он не может поехать после государственного переворота, который его брат Николай называет революцией достоинства. Только какое там достоинство, если жизнь и до того была не очень налажена, а после революции и вовсе народ обеднел. Он каждый год ездил в Измаил, навещал родителей и родственников. В один из приездов с братом Николаем был на похоронах деда, отца матери, в самом конце девяностых годов, позже, после событий в Киеве, созваниваясь с братом, говорил:
-Хорошо, что дед не увидел всего этого безобразия, он бы этого не вынес.
-Он и в той жизни не видел ничего хорошего, - парировал Николай.
Дмитрий до событий в Киеве несколько раз предлагал родителям переехать к нему в Москву, они не соглашалась. Не хотели покидать могилы своих родителей, расставаться с родственниками: «А как, не дай Бог, помрем на чужбине, будем лежать отдельно от них? Нет уж, где родились, там и пригодились! Были и хуже времена, не было подлее». И не соглашались. Приезжали к сыну в гости, восхищались метро и большими магазинами, как и все люди всю жизнь прожившие в провинции. Но жить в этих новых для них условиях не хотели. Все же отец работал, его уважали в порту, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Правда, от порта осталось одно название, грузоперевозки почти прекратились, цеха закрывались, рабочих сократили. Отца оставили как знающего специалиста, но нависла угроза полного закрытия предприятий порта. А еще им жалко было бы покидать частный дом, в котором родилась мать, и который достался ей по наследству от родителей. У отца погреб, в котором он хранил бочку с домашним вином, и гараж, на полках расположились инструменты и запчасти для их собранного вручную «Москвича». Дом расположен на самом краю города, далее только небольшой огород, за ним бывшие виноградники и Дунай. Рядом, в двух кварталах, выстроили большую гостиницу для моряков, в которой они отдыхали между рейсами, ее так и назвали «Межрейсовая», на ее территории пацаны со всей округи играли в войну, потом глазели на танцплощадку, где танцевали взрослые парни и моряки, или посещали летний кинотеатр. От гостиницы сразу начинался проспект Суворова, по которому в выходные дни дефилировали почти все жители города. Так что, если и жили Орловы на окраине города, то до центра всего несколько минут хода.
И сейчас Дмитрию представилась не заснеженная улочка швейцарского городка, а узкая улочка без асфальта, названная в честь адмирала Нахимова, далее почти непроезжий участок улицы «28 Июня», затем уже гостиница и ухоженный проспект Суворова. Защемило в душе, так хотелось хотя бы еще раз пройтись по этим улочкам, в котором ранее кипела жизнь. Корабли не успевали пришвартовываться и отплывать, привозили товар со всей Европы, Дунай протекал через несколько стран, впадал в Черное море, а далее плыви хоть на край земли. Он завидовал морякам, которые видели экзотические страны, хотя никогда не хотел стать моряком. Потом, после развала Советского Союза, порт захирел, кораблей пришвартовывалось все меньше и меньше, закрылись заводы, город пустел. И только рынок жил своей прежней жизнью, люди приезжали из окрестных деревень и сел, привозили товар, шум и выкрики с восхвалением товара на всех местных языках и диалектах. Молдаване спорили с болгарами из-за места, хохлы гоняли цыган и чувствовали себя хозяевами положения, карманники шныряли в толпе. Рынок шумел, но был уже не тот, когда люди степенно продавали свой товар, никто не кричал, не ругался, торговались тихо и с достоинством.   Сейчас он напоминал неорганизованный базар, где продавцы до драки спорили за место в торговых рядах, приставали к покупателям, чуть ли не прихватывали за рукава, расхваливая залежалый товар, мясные ряды большей частью пустовали, а то, что продавалось имело далеко не товарный вид.
В тот  приезд он с родным братом Николаем и двоюродным Олегом пошли на пристань Дуная, долго стояли смотрели на быстрое течение, на противоположный  чужой берег, на румынскую деревеньку на том берегу. Вода блестела в лучах предвечернего света, ивы склонили свои ветки до самой воды.  Николай смотрел на тот берег задумчиво сказал:
-Как реки разделяют целые народы. Здесь Украина, а там, - показал он рукой на тот берег, -  когда-то дружеская Румыния. Раньше здесь был СССР, там социалистическая Румыния. Берега остались такими же, а народы живут по другим законам.
-Мы и сейчас живем с тобой по разным берегам, - ответил Дмитрий. - Ты живешь в незалежной, я в России.  Живем на разных берегах…
-Вся Украина  поделилась на разные берега, за Днепром, ближе к Карпатам, совсем другая Украина, - отозвался Дмитрий.
-Как сложиться наша жизнь, - проговорил Олег. - Станем ли мы когда-либо богаче, отделившись от России? - задумчиво спросил он не надеясь на ответ.
-Конечно! Теперь все наше сало и пшеница остается нам, - с юмором парировал  Николай. - Только изобилия, обещанного в начале девяностых я что -то не вижу.
Дмитрий вздохнул, ничего не ответил. Сколько споров они провели между собой и каждый оставался при своем мнении. Соглашались в одном: и и на Украине, и в России экономика пошла кувырком, высокая степень преступности и коррупции. Зато на Украине нет военных действия, утверждал Николай, а в России какой год идет безрезультатная война в Чечне. Гибнут молодые ребята. Дмитрий в споре доказывал, война рано или поздно закончится, а вот в на Украине поднял голову национализм, никто с ним не борется, более того, власти закрывают глаза на это, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А к чему это может привести понятно, может вспыхнет конфликт похлеще чеченского. Со временем споры утихли, оба брата осознали справедливость доводов друг друга, а в первые годы распада Советского Союза споры иногда доходили до повышенных тонов, и только мать усмиряла их, со слезой в голосе увещевала:
-Да плюньте вы на ту политику! Вы в отпуске, думайте о жизни, как она прекрасна и скоротечна. Давно вы были маленькими, бегали по этим улочкам, ходили в одну и ту же школу, только с разницей в пять лет. А теперь выросли и не можете найти общего языка.
-Да мы не ссоримся, мама. Просто у нас разные точки зрения на нашу действительность, - густым голосом гудел в ответ Николай.
-Ох, дети мои, до чего же не везет нашему городу. До войны тут заправляли всем румыны. После войны пришли Советы. Много дров наломали. Только жизнь устаканилась, как новая напасть. Теперь мы все украинцы. Заявление в поликлинику не принимают на русском языке. А я не хочу на старости лет учить украинский. Достаточно того, что моих родителей заставляли учить румынский. Они о всех своих секретах при детях говорили по -румынски. Хотя младший брат матери выучил румынский общаясь с румынскими и молдавскими детьми.
-Я - русский, мама. И по паспорту, и по образу мышления. И все мы здесь в городе учились и говорили по-русски. Я не знаю, как Николай стал украинцем. Видимо его так же, как и твоих родителей, румынская  власть принуждала стать румынами.
Николай молчал. Опять назревал спор. А при матери не хотелось.
И после похорон деда,  распрощались каждый при своем мнении, не поставив точку в своем споре, разъехались по своим городам, не зная, смогут ли они когда-либо доказать свою правоту друг другу. Слишком разными были их взгляды на жизнь в разных теперь странах.

*  *  *
Весной девяностого года Дмитрий заканчивал одиннадцать классов. Его брат Николай учился на предпоследнем курсе в Москве в Общевойсковом военном училище имени Верховного Совета. Он приезжал на каникулы, снисходительно относился к младшему брату, который в его глазах был малявкой, школьником, которого не возьмешь с собой на танцы или взрослые посиделки с друзьями.  Брат хотел стать офицером и мечта его вот-вот сбудется, ему остался год до окончания учебы и ему вручат лейтенантские погоны. В детстве они не были дружны, все же разница в пять лет сказывалась, брат уже ходил на танцы, встречался с девушками, а Николай числился в малышах, которому нет дела до взрослых увлечений брата. Брат фигурой и лицом похож на отца. Высокий, стройный, симпатичный, не красавец, обладал неким шармом, который так привлекает девушек. Он легко знакомился, в общении был прост, любил блеснуть эрудицией, они с братом  много читали, играл на гитаре и в любой компании слыл своим человеком. Не одно разбитое девичье сердце оставил он в Измаиле, когда уехал в далекую Москву поступать в военное училище. И никогда не приезжал  в отпуск в форме курсанта, хотел сразу появиться в офицерской форме. Знал, военная форма ему идет, курсантская форма его принижала.  Дмитрий пошел в мать. Не такой высокий, как брат, среднего роста, перенял все тонкие девичьи черты матери, от того считался красавцем, только уж больно был застенчивым. Он не обладал способностью брата обольщать девушек, хотя в старших классах на него уже обращали внимание девушки,  он не слыл букой, общался со всеми ровно и этим ограничивался. В классе Дмитрия училась рыжая девушка из еврейской семьи Мина Альтшульт.  Рано созревшая, с высокой грудью, полными руками и тяжелым задом,  издали напоминала зрелую тетку. Она не могла привлечь внимание парней, хотя училась хорошо, и многие не прочь были воспользоваться ее шпаргалками и подсказками. Дмитрий влюбился в ее двоюродную сестру, которая училась в параллельном классе. Та в противоположность Мине, девушкой было стройной и красивой, с черной копной волос, четко очерченными бровями, большими зелеными глазами и розовым румянцем на щеках. Родители назвали ее Эсфирью, вряд ли в честь жены царя Артаксеркса, но по красоте, полагал Дмитрий, она не уступала царской жене. Дома и в школе ее называли Элей, и Дмитрий долго не знал, как на самом деле ее зовут, пока не услышал ее полное имя при вручении аттестатов на выпускном вечере.  Как и жена царя она была тиха, скромна, ни с кем дружбы не водила, за исключением Мины, братьев Иосифа, Яши и Семена. Жили они обособленно, две семьи занимали длинный одноэтажный дом, который  стоял буквой «Г», двор огорожен высоким забором. Находился их дом всего в двух кварталах от дома Орловых, поэтому Дмитрий часто видел, как Эля в сопровождении кого-либо из братьев идет в школу, или возвращается с Миной домой. Эля училась в музыкальной школе, играла на пианино, Мина говорила, что сестра хочет выучиться на пианистку и будет поступать в консерваторию. Мать Мины родная сестра отца Эли занимали две разные половины дома, двор у них был общим. В школе задирать евреек не решались. Стоило кому-либо неосмотрительно  обозвать Мину жидовкой, она жаловалась младшему брату Яше, тот Иосифу. Обидчика ловили возле школы, Иосиф брал его за шиворот, прижимал к стене, за его спиной над обидчиком нависали братья, грозно спрашивал:
-Ты кого там жидами обзывал?
Били редко, довольствовались извинениями или обещанием «Больше не буду», грозили, если такое повториться быть ему битым, и отпускали. Иногда на Иосифа и братьев налетал Толя Кравченко, якобы с целью, заступиться за ученика, на самом деле сам ученик был ему до лампочки, уж очень Толе хотелось схлестнуться с Иосифом, который по силе не уступал ему. Многодетная семья Кравченко жила через дорогу напротив двора еврейской семьи. Со средним сыном Анатолием, Дмитрий учился в одном классе. Дружил он не с ним, а с его младшим братом Сашей. Братья совершенно разные по характеру. Толя плотный, приземистый, не по годам крепкий, с накачанными бицепсами, и очень агрессивный. Находил любой повод подраться, дрался бесшабашно, не боялся идти один на двух или трех противников. В школе его не любили за злобный нрав, побаивались. Младший Саша полная противоположность брату, белобрысый увалень, добродушный и совершенно беззлобный, с которым он с детства дружил.  С Сашей  и двоюродным братом Олегом лазили воровать виноград в колхозных виноградниках, который произрастал между последней улицей города и Дунаем. Позже виноградники затопило разлившейся рекой, виноградники погибли, на их месте образовалось заросшее камышом озеро, в котором они ловили мелкую рыбешку котам. Олег сын родной тети Оли, почти вырос во дворе Орловых, поскольку жили рядом. Олега в школе дразнили очкариком, он с детства носил очки, Дмитрию частенько приходилось его защищать. К тому времени, когда на него начали заглядываться девчонки, он сам усмотрел Элю, и  видел только ее. Девушка к девятому классу наливалась девичьей статью, гордо несла голову, не замечая колких реплик вслед, парни пялились на нее, но ее строго опекали братья. До одиннадцатого класса Дмитрий только смотрел на нее издалека и мечтал хотя бы раз пройтись со школы с ней рядом, такого случая не предоставилось. К одиннадцатому классу он осмелел и решил любой ценой поближе познакомиться с девушкой. Для этого решил подружиться с Миной, чтобы она помогла ему войти в доверие к Эле, которая ни с кем из школьных парней не дружила. Братья строго следили, чтобы сестра нигде не задерживалась, провожали ее в музыкальную школу, затем туда же поступил младший брат Яша, учился по классу скрипки, они вместе  ходили в школу и обратно. Дмитрий  как бы ненароком старался идти со школы с Миной, в надежде, что к ним примкнет Эля, но к одиннадцатому классу девушка задерживалась в школе, Мина шла одна в сопровождении Дмитрия. Они разговаривали на всевозможные темы, юноша исподволь расспрашивал об  Эсфирь. Со слов Мины знал, мать девушки работает в администрации рынка бухгалтером. Отец известный в городе врач стоматолог. В настоящее время он открыл свой кабинет, зарегистрировал его по последнему закону о кооперативах. С ними живет престарелый дедушка, он староста местной синагоги. Он спрашивал, почему их семьи не хотят эмигрировать, ведь уже многие еврейские семьи уехали. Девушка отвечала, что они любят свой город. Дядя Марк, отец Эли, работает стоматологом, получает хорошие деньги, у него есть возможность учить Элю и Яшу в музыкальной школе. Ее мать  вместе с матерью Эли работают бухгалтерами. Нападок на их семьи не наблюдалось, за исключением мелких школьных обид. Такие разговоры и короткое времяпровождение сблизило их, и Мина полагала, что она нравиться Дмитрию, быстро прониклась ответной симпатией к нему, ведь никто до него не общался с ней так по-дружески, и когда поняла, что ее друга интересует не она, а ее двоюродная сестра, стала еще большим препятствием на пути знакомства с Эсфирь.  И только на выпускном вечере, когда все ученики выпускных классов пошли встречать рассвет на берег Дуная, Элю отпустили под поручительство Мины, Дмитрий решился подойти к девушке, шел рядом, потом, когда все взялись за руки и перекрыли проезжую часть улицы, он ощутил в своей ладони ее теплую, узкую ладонь с тоненькими длинными пальцами, они шли и пели, благо машины в такой поздний час не ездили. Он так и шел, не  выпуская ее ладони, душа его пела, девушка не пыталась освободиться, поддалась общему настроению, нисколько не замечая в чьей руке ее ладошка. И только на Дунае, когда забрезжил рассвет их общей взрослой жизни, он решился сказать ей, что давно наблюдает за ее жизнью и она ему очень нравится. Девушка лишь улыбнулась в ответ. Знала, она многим в школе симпатична. Видела, как заглядываются на нее парни, а Мина говорила, что даже взрослые мужчины оглядываются ей вслед. Дмитрий набрал побольше воздуха и решительно выпалил свою просьбу, пока Мина чуть отвлеклась и стояла в стороне:
-Эля, давай завтра сходим в кино.
Девушка минуту подумала, сказала:
-Только днем. Вечером меня не отпустят.
И они договорились встретиться в три часа дня  в парке  возле «Межрейсового», чтобы пойти в кинотеатр «Победа» на дневной сеанс. Кто бы знал, как долго тянулось время до их встречи, Дмитрий весь извелся, поминутно поглядывая на часы. Пришел в парк за полчаса до назначенного времени, нервно ходил по дорожке, не веря, что девушку так просто отпустят братья или родители. А когда ее увидел, от радости чуть не выпрыгнуло сердце. Девушка нервно оглянулась, проверяя, нет ли позади братьев, пошла чуть вперед, пока он не нагнал ее и они пошли вровень. Ему не верилось, что он идет рядом с девушкой своей мечты, крутил шеей, не увидит ли кто из его знакомых, чтобы потом можно было рассказать, что он впервые ходил на свидание. Фильм оказался неинтересным, какие-то правильные милиционеры ловили деградированных правонарушителей, да Дмитрию  все равно, что там идет на экране, от волнения он не вникал в суть повествования, он больше смотрел на профиль девушки, хотел взять ее руку, но так и не решился. На обратном пути они говорили обо всем понемногу, что читает, чем занимается кроме музыки, куда будет поступать. Похвастал, что поедет поступать в Москву на журналиста, брат обещал помочь с жильем на первое время, а если поступит его поселят в общежитие. За разговором он не заметил, как дошли до последнего квартала перед ее домом, девушка остановилась и сказала:
-Дальше не провожай. Не хочу, чтобы наши видели.
-Хорошо, - согласился Дмитрий, хотя ему хотелось идти с ней рядом через весь город. - Мы еще когда-либо сходим в кино?
-Не знаю. Вряд ли. Ведь и ты, и я поедем поступать на учебу, сейчас будем усиленно готовиться. И я не могу распоряжаться своим временем. Сегодня я впервые соврала, что пошла к преподавательнице музыки на дом. Я не смогу больше врать, это большой грех обманывать родителей. Не устояла, чтобы еще на миг почувствовать себя взрослой и самостоятельной. Поэтому согласилась пойти с тобой в кино, - призналась девушка.
И тут Дмитрий понял, что терять ему нечего, он решительно взял ее ладонь в свою руку и решительно проговорил:
-Знаю, у нас нет будущего. Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Давно. И если что-то в твоей жизни пойдет не так, вспомни обо мне, я всегда приду к тебе на помощь.
Девушка удивленно посмотрела на него, сказала:
-Спасибо.
Освободила ладонь, улыбнулась своей грустной улыбкой, и пошла домой. Дмитрий смотрел вслед, пока она скрылась в калитке своего дома.
Видел еще раз он Элю со всем семейством на городском пляже. Он с Сашей и Олегом приехал на рейсовом автобусе на территорию бывшей крепости, где располагался на берегу Дуная пляж. Еще издали они увидели Иосифа с братьями. На широко расстеленном покрывале под широким зонтиком монументально восседала мать Мины с термосом в руках, рядом загорали Мина и Эля. Парни расположились рядом, степенно поздоровались с матерью, она знала парней, все ведь жили почти по соседству, матеря знакомы, хотя общались между собой редко. Еврейские семьи жили замкнуто, дома говорили на идише, общались с другими еврейскими семьями большей частью в синагоге. Дмитрий  любовался стройной фигурой Эли, забывал обо всем, и только окрик матери Мины на миг отрезвлял его:
-Девочки, не стойте на солнце, сгорите…
Всего один раз они все вместе прыгнули в воды Дуная, их подхватывало течение, они барахтались и дурачились, девочки стояли по грудь в воде и только смотрели на них, они не умели плавать.
Увы, он больше так и не встретил Элю, сколько не приезжал в Измаил. Она училась в Киеве, затем их семья эмигрировала. 
И только много, много лет спустя, когда уже взрослый Дмитрий приехал отдыхать в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря на самом юге Израиля, заселяясь в отель, он с удивлением узнал в одной из женщин администраторов свою бывшую соотечественницу и землячку.
-Эсфирь! - вырвалось у него из груди.
Перед ним стояла все такая же красивая, слегка располневшая женщина, нисколько не утратившая своей женской привлекательности. Она не удивилась возгласу, ведь на груди у нее приколот бейджик с ее именем на трех языках, полагала, посетитель хочет что-то спросить. Смотрела на мужчину, и не узнавала его, хотя Дмитрий полагал, что он хотя и возмужал, но не очень изменился.
-Эля! Это я, Дима Орлов, твой однокашник и земляк.
Женщина услышала имя, которым ее называли родители в юности, ресницы удивленно вспорхнули вверх, более внимательно посмотрела на мужчину, припоминая, улыбнулась.
-Да, да, здравствуй.
И жестом пригласила его пройти в холл, где стояли кресла и диваны. Они присели за журнальный столик. И первое, что спросил Дмитрий:
-Ты порвала с музыкой?
-Да. Тут не до музыки, хотя я даю уроки музыки своим дочерям. У меня их две.
-Вы уехали из Измаила где-то в году девяносто четвертом. А братья и родители тоже здесь?
-Нет. Дедушка умер еще там, в Измаиле, не мог вынести того безобразия, что стало твориться в городе. Родители и братья живут недалеко от Тель-Авива, а я вышла замуж, и мы живем здесь, работаю в этом отеле, - пояснила Эля. - Ты давно был в Измаиле? - спросила она.
-Давно. После событий в Киеве четырнадцатого года не был. Очень скучаю. Не могу посетить своих родителей. Я ведь в Москве живу.
-И мне он иногда снится. Рассказываю дочерям, каким был город, в котором я родилась, видят мою тоску,  спрашивают, неужели он лучше Эйлата. Я отвечаю, он лучше, хотя и не такой ухоженный.
Дмитрий с грустью смотрел на женщину, свою первую юношескую любовь, не удержался, напомнил:
-Ты помнишь наш поход в кино и мое признание в любви.
Она улыбнулась и ничего не ответила.
-Правда, ты была моей первой школьной любовью, - подтвердил он.
-Что было, поросло травой. Это было так давно, словно в прошлой жизни. У меня жизнь разделилась на два этапа: жизнь в Измаиле, и проживание в эмиграции. А ты где живешь сейчас, кем работаешь? Полагаю, не бедствуешь, коль приехал к нам, не в самый дешевый отель? - спросила она.
-Я журналист. Живу в Москве.
-Значит, все же твоя мечта сбылась. Женат, дети?
-Женат. Сын. Жена актриса. Она все время на гастролях, допоздна в театре, на съемках, не видимся иногда неделями. Вот и сейчас, хотели вместе приехать, а ее опять вызвали на съемки, пришлось ехать одному. Сын у бабушки остался.  А в общем, она жена хорошая, отношения у нас нормальные.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Дмитрий. Понял, что он отнимает рабочее время у женщины, встал.
-Извини, отвлекаю тебя. Рад был тебя встретить.
-И я рада. Ты как весточка из моей юности, - грустно улыбнулась она. -  Отдыхай.
И теперь, каждый раз, когда он встречал ее на рецепшене, они улыбались друг другу,  словно заговорщики, у которых за спиной осталась какая-то тайна.

*  *  *
Летом приехал в отпуск старший брат Николай.
Дмитрий корпел над учебниками, готовился к вступительным экзаменам. Он отослал документы в приемную комиссию, уже пришел вызов.
-Не передумал поступать в Москве? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Зря. Тоже нашел мне профессию! Ты же знаешь, журналистика - продажная девка властей. Ты никогда не напишешь то, что хочешь. Сначала тебе будет диктовать тему редактор. Если выйдешь из-за его повиновения, тебя сожрет власть. Уж лучше бы технарем стал. Как наш папа. Скажи ему, мама, разве я не прав? - обращался он к матери.
Мать только вздыхала.
-Да я уж ему сколько раз говорила. Инженер - это всегда гарантированный кусок хлеба. А тут опубликовал несколько статей в местной газете и возомнил себя  великим журналистом. Не серьезная профессия.  Да еще так далеко нужно ехать. Ты четвертый год в Москве, и он уедет на пять или шесть лет. Разъедитесь, покинете родное гнездо, оставите нас с отцом, - плаксивым голосом проговорила она.
-Мне же надо дальше учиться! - возмущался Дмитрий. - В Измаиле один только филиал Технологического института, который мне не уперся. Да техникум по сельскому хозяйству, который выпускает дебилов, мне не нужен. Не склонен я к точным наукам, не дружу с математикой, и к сельскому хозяйству душа не лежит. Не смогу я сдать экзамены в технический ВУЗ, только время потеряю.
-А туда сможешь? - с сарказмом спрашивал Николай. Да еще не куда нибудь, а в МГУ, на факультет журналистики! Ты знаешь, какой туда конкурс? - спрашивал он в полной уверенности, что Дмитрий не понимает в какую «драку» он вязался.
-Знаю. Не поступлю, вернусь домой, - буркнул Дмитрий. - А если поступлю, буду после каждой сессии приезжать на каникулы домой.
-Сынок, не поступишь, тебя заберут в армию, все равно нам оставаться  одним. Хватит с нас одного военного, - кивнула она на Николая. - Ты уж поступай, мы с отцом как-нибудь, - со вздохом соглашалась мать.
Дмитрий показал пальцем на брата.
-Через год Колька закончит свою бурсу, устроится поближе к Измаилу, будет часто навещать вас. А может здесь где-нибудь в части устроится. Или к себе вас заберет.
Мать отмахивалась.
-Не, мы из дома никуда. Тут мои сестры живут. Племянники навещают. За могилами родителей будем ухаживать.
Такая преданность памяти своих родителей вызывало у сыновей уважение, бабушку они помнили смутно, она умерла рано, когда братья были малышами, а деда они помнили и  тоже по-своему  любили. Чудаковат слегка был. Он работал на фрезерном станке в порту. Любил технику. Руки золотые, все мог подчинить. Любовь к технике привил своему сыну, отцу Дмитрия и Николая. А вот Дмитрий и Николай к технике были равнодушны.  И когда дед и отец  из груды металлолома собрали «Москвич», который никто не брался отремонтировать, они вдохнули в него новую жизнь, и у них, на зависть соседей, был свой автомобиль. Вот только тогда у сыновей возникло некое уважение к механике, поскольку ездить им нравилось, а ремонтировать нет. На нем за городом сыновья научились ездить. Братья уважали  отца, он мягкий, не сварливый, никогда не лез с нравоучительными беседами. Мать более строгая, и у нее в первую очередь сыновья отпрашивались на прогулу или в кино.
Чудаковатость деда выражалась в том, что он до последнего часа в жизни  вздрагивал от незапланированного стука в калитку. Хотя те времена, когда со стуком врывались в дома, давно миновали. Он никогда не шел открывать калитку, посылал дочь или зятя посмотреть кто пришел, а сам старался уйти в тень, поближе к огороду, чтобы в случае чего можно было уйти в дальние камыши. Он так поступал не один раз при румынах, а позже при советской власти, когда органы интересовались его ушедшими за кордон братьями. После прихода советской власти в сороковом году, арестовали его брата, который остался в Измаиле. Он разводил кур, а яйца продавал на рынке. На него заявили соседи, которым надоело слышать ранними утрами крик петухов. Фининспектор пришел, пересчитал кур, составил материал и отправил  куда следует. Посчитали частным предпринимателем, буржуем, судили, получил десять лет лагерей, ушел по этапу и не вернулся. Два брата деда при отступлении румын  ушли с ними в Румынию, посчитали, что уж лучше в чужой стране живыми, чем в своей  в застенках. Тем боле, что за двадцать лет оккупации они чисто говорили по-румынски, имели деловые отношения с румынской администрацией. Один из братьев преподавал румынский язык в местной гимназии. Деда почти каждый месяц вызывали в НКВД и допрашивали о связях с братьями. Ожидали, деда тоже арестуют, он и сам к тому был готов, говорил, что лучше бы уж арестовали, ожидание хуже самого ареста. Прекратили вызывать и допрашивать только после пятьдесят третьего года. А когда в шестидесятых годах он получил письмо из Бухареста от брата, дед так перепугался, что хотел отнести письмо в милицию не читая его. И только убеждения сына и невестки заставили не делать этого. До самой смерти отца мать не решалась держать кур, крик петуха заставлял отца вскакивать и ожидать прихода органов. И только недавно мать решилась завести пять курочек и горластого петуха.
Видя, что упрямство брата Николаю не победить, сказал:
-Так и быть. Поедем вместе. Я договорился со знакомыми, они приютят тебя на время экзаменов. А там посмотрим… Бери продуктов побольше, в Москве полки в магазинах пустые.
Желание стать журналистом возникло спонтанно. Как-то в десятом классе их повели на экскурсию, на консервный комбинат. Измаильчане гордились комбинатом, самым крупным в Европе. Он написал восторженную статью о той экскурсии, о людях, работающих там, отослал ее в местную газету. Неожиданно для него, статью опубликовали, пригласили в редакцию, где редактор похвалили юного корреспондента, предложил стать внештатным сотрудником, давал ему мелкие поручения, посещать те или иные комсомольские или городские мероприятия, и писать о своих впечатлениях. Пожилой, многое повидавший на своем веку редактор, снисходительно поучал юнкора азам написания газетных статей. Правда, редактор от его статей оставлял только заголовок и в конце статьи его фамилию, Дмитрий все равно чуть гордился своей причастностью к выпуску газеты. Когда он сказал, редактору, что хотел бы после школы поступать на факультет журналистики, тот пообещал дать ему рекомендации и приобщить к характеристике написанные им статьи.
Перед отъездом Дмитрий хотел увидеть Эсфирь, попрощаться с ней. Дежурил чуть поодаль, ждал, когда она выйдет в город. Видел только один раз, она вышла с матерью, пошли по проспекту Суворова в сторону  центра. Дмитрий на некотором расстоянии шел следом. Мать и девушка зашли в «Гастроном», пробыли там некоторое время, вышли с наполненными авоськами, и пошли в сторону дома. Опять Дмитрий издалека смотрел на тонкую фигурку девушки, сожалел, что рядом шла мать, если бы Эля шла одна, он подошел бы к ней, предложил бы свою помощь, нес ее авоську с продуктами.
Вечером все собрались во дворе Орловых. Мать накрыла стол в беседке, покрытой виноградными лозами. Пришли родители Олега, младшая сестра матери Ольга Петровна и ее муж Леонид Васильевич, старшая сестра Варвара Петровна с мужем Владимиром Ивановичем и дочерью Раей. Рая самая старшая сестра из всех двоюродных сестер и братьев, она давно замужем, у нее двое детей. Она единственная с высшим образованием, закончила технологический институт, теперь работает инженером в городском коммунальном хозяйстве. Со стороны могло показаться, у Орловых очередное торжество, хотя повода особого не было, они часто собирались все вместе то у одной сестры, то у другой. Старший их брат Василий Петрович служил во флоте в Крыму. Приезжал редко. Сейчас приезд сына средней сестры Анны Петровны из военного училища явился тем незначительным поводом, чтобы собраться у  сестры.  Рая помогала матери накрывать на стол, в шутку сказала Дмитрию:
-Найдешь в институте себе невесту, женишься на ней, останешься в Москве.
-Некогда будет по невестам шастать, учится буду, - ответил Дмитрий.
-Я тоже так думала, когда училась. На четвертом курсе замуж выскочила.
Мать вышла с подносом салатов, Дмитрий подхватил поднос, понес его в беседку, где тетя Оля расставляла тарелки.
-Ваня, наточи вина еще бутыль, - велела мать мужу. Тот покорно пошел в погреб, вытащил из бочки чоп, вставил туда тонкую трубочку, почмокал губами, тонкая струйка домашнего вина потекла покорно в подставленную бутыль.
Расселись за столом, первым делом расспросили Николая, как там в Москве, что говорят, к чему стремятся. Неровная, нервная политика Горбачева начала волновать даже рядовых жителей отдаленных окраин Советского Союза. Все трещали о перестройке, о переменах в лучшую сторону, а как работали у себя каждый на своем предприятии, так и работали без всяких там перемен. Только полки магазинов все пустели и пустели под звуки будущего обещанного перестройкой изобилия. На местах никаких перемен не наблюдалось. Только стендами да плакатами о перестройке украшали стены учреждений и городские скверы.
-Че там говорят, некий Ельцин объявился, вставляет шпильки Горбачеву? - спросил Николая Владимир Иванович. Для них далекая Москва так же далека, как Нью-Йорк или Куба.
Николай пожал плечами. В училище старались  политику не обсуждать, на словах приветствовали все начинания генерального секретаря, Ельцин в училище уважением не пользовался. Однако, в кулуарах политикой Горбачева были недовольны, падение стены в ГДР и вовсе не одобряли, развал Варшавского договора воспринимали с зубовным скрежетом. Исподволь наблюдали за решительными действиями Ельцина, за его полемикой с Горбачевым в Верховном Совете.
-А ты разве не смотрел  партийную конференцию в Москве?  - уставился на него Леонид Васильевич. - Ее по телевизору показывали. Ельцин там крепко выступил. Ругал перестройку, потребовал персональной ответственности от тех, кто завел страну в тупик. Партия не справляется с поставленными задачами и так далее.
Николай нехотя ответил, не любил он эти разглагольствования стариков о политике, у каждого свое мнение и оно самое верное:
-Коммунистическая партия уже не тот орган, на котором все держалось, многие выходят их партии, у нас в училище демонтировали Ленинскую комнату, - высказался Николай. Он хотя и учился в Москве, но города почти не видел. Жил на казарменном положении, в город выходили крайне редко, телевизор курсанты смотрели один час в вечернее время.
-А вы слышали, наши умники в Раде заявляют, что пора нам от России отделяться, - высказал свою информативность Леонид Васильевич. И обратился к Николаю: - Закончишь училище, а страна уже не твоя, останешься ты, Николай, служить в России, - и хохотнул при этом, сам не верил, что подобное может произойти.
-Не будет такого, - высказался решительно отец Дмитрия Иван Николаевич. - Кравчук не позволит этого. Все же не с улицы пришел в политику, член ЦК и председатель Верховной Рады, потер штаны в коридорах власти, знает к чему могут привести подобные настроения. Он быстро пресечет подобные мысли.
Он значительно посмотрел на мужчин, довольный своей аргументацией.
Владимир Иванович резво возразил:
-Да брось ты, Ваня, Кравчук еще тот хитрый лис. Посидел в Черновицком горкоме партии, и сразу перепрыгнул в Киев в центральный аппарат, миновал несколько ступеней. Его за хорошие глаза или выдающийся ум туда пригласили? Скользкий он, всегда на двух стульях сидеть хочет. И вашим, и нашим за рупь спляшем. Не верю я этим политикам. А ему тем более!
-А где вы видели порядочных политиков? - хмыкнул Николай по взрослому. Он без пяти минут офицер мог уже за столом среди взрослых высказать свое мнение.
Не знали тогда родственники, что через два дня  Верховный Совет  Украины примет Декларацию о государственном суверенитете Украинской ССР.
Мать решительно пресекла разговоры о политике:
-Хватит болтать о политике. Ваня, наливай в бокалы, - велела она.
-А пацанам уже можно? - спросил он, имея ввиду Дмитрия и Олега.
Мать на минутку замерла, потом решительно махнула рукой.
-Наливай. Взрослые уже. Только не больше одного бокала, - предупредила она наигранно строго.
И Дмитрий с Олегом наравне со взрослыми приподняли бокалы за лучшую жизнь каждого.
Перед отъездом Дмитрий зашел к главному редактору «Дунайского вестника», который  напечатал  первую заметку молодого корреспондента. Тот встретил его радушно.
-Не верю, я Дима, что ты сможешь поступить, все же это Москва! МГУ! Конкурс там больше, чем в театральный. Но все же желаю тебе поступить, и я буду всегда гордиться, что первым заметил в тебе талант журналиста.
-Спасибо, Виктор Терентьевич!
-Если поступишь, присылай свои заметки, статьи. Будет что-либо интересное, - напечатаем. Гонорар не обещаю.
-Договорились, Виктор Терентьевич. - и ударили по рукам.

*  *   *
Прошел год.
Дмитрий заканчивал первый курс факультета журналистики. Тогда, в прошлом году, его поразил своей монументальностью университет, поражал воображение огромный холл при входе, такие аудитории он видел только в кино. Да и сам город Москва не поддавался вначале ориентации, он плутал в метро, никак не мог усвоить переходы, блуждал в переулках возле Красной площади, и никак не мог выйти на нее без расспросов у прохожих. Первое время он решался всего лишь выйти на смотровую площадку на Воробьевых горах, и смотреть на город, который простирался далеко за горизонт. На время экзаменов обетурьентов поселили в пустующем общежитии студентов, которые находились на каникулах, не пришлось ему беспокоить каких -то знакомых брата. В тяжелое для страны время пришлось учиться Дмитрию. Пустые полки магазинов. Шпалеры старушек, продающих домашнее добро. Забастовки рабочих, митинги недовольных. Во всем чувствовалось упадническое настроение.
Поступил он в прошлом году на удивление легко, хотя конкурс, действительно, оказался большим. Никто не верил, что Дима сможет набрать нужное количество баллов. Он и сам не верил. Но он набрал проходной балл, хотя таких проходных баллов набрали многие будущие студенты. Тем не менее с замиранием в душе он увидел свою фамилию в списках принятых. Возможно помогли приложенные к заявлению публикации статей в газетах, однако у всех поступающих за плечами было участие в газетах, а то и в толстых журналах.  Возможно помогло то, что  институту спустили квоту на студентов из союзных республик. Таким образом, на курсе учились ребята и девушки из Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Грузии. Студенты москвичи смотрели слегка свысока на студентов из провинции. Затем совместные попойки в студенческом общежитии, как-то снивилировали их взаимоотношения. Ценить стали за талант, многие сочиняли стихи, писали прозу. Учеба Дмитрию нравилась. Точных наук не преподавали. Предметы История журналистики, Основы журналистской деятельности, Жанры и система СМИ ему давались легко, не говоря уж о общеобразовательных: русский, история, особенно налегал на иностранный язык, понимал, в журналистике он особенно пригодится.
      В комнате с Дмитрием проживали грузин Шато и молдаванин Степан,  ребята хорошие, умные, Дмитрий сдружился с ними, хотя спорили до хрипоты. А еще Дмитрий сдружился с москвичом Павлом Смирновым, они вместе сидели на всех лекциях, парнем веселым, сыном известного директора крупного Универмага. Мать у него работала на телевидении помощником режиссера, страстно желала видеть сына телевизионным журналистом. Павел был старше ребят, поскольку успел отслужить в армии, первый год после школы не сумел поступить в институт и загремел в армию, поступил после демобилизации. Он не делал отличия между собой и  не служившими в армии однокурсниками,  приходил в общежитие к Дмитрию с бутылкой вина и каждый раз с новой девушкой. О службе в армии вспоминать не любил, советовал в армию не ходить, ничему хорошему там не учат, офицеры пьют, дедовщина процветает. Когда его спрашивали, где он достает спиртное, в стране сухой закон, Павел только загадочно улыбался. Юноша обладал чисто мужским обаянием, чуть выше среднего роста, волосы темные, кудрявые, спадали завитушками на лоб, хитрые улыбчивые глаза кота плута, к нему тянулись и девчонки, и ребята. По сути парень раздолбай, учился спустя рукава, практически все москвичи таковыми были, поскольку у всех родители занимали те или иные руководящие посты. При его появлении в общежитии в комнату к Дмитрию набивались студенты соседних комнат, приходили девчонки с курса журналистики, шум и хохот заполнял коридоры, включали портативный магнитофон, и только комендант прекращал вакханалию, каждый раз грозил выселить Дмитрия и его друзей из общежития. Хотя Дмитрий в этих шумных посиделках принимал созерцательное положение. Он не танцевал, не пел под гитару, только слушал, что говорят его товарищи. Всего год назад подобное в общежитии представить было не возможно. Ранее в одиннадцать часов проверяющие преподаватели и комендант смотрели, все ли студенты на месте, нет ли посторонних в комнате, а тем патче, - не задержалась ли девушка у парня или парень в девичьей комнате. Сейчас, на это смотрели сквозь пальцы.
Однажды Паша в очередной раз пришел вечером в гости с новой девицей, студенткой первокурсницей факультета философии. Разбитная, веселая, красивая, она залихватски выпивала бокал вина и шла танцевать одна, если не находилось партнера, демонстрировала свою фигуру. Паша представляя товарищей в комнате, подвел ее к Диме, сказал:
-Знакомься. Это Диана. А это Дима Орлов, - представил он девушке  Дмитрия и добавил: -  Будущая звезда журналистики.
Она посмотрела на Дмитрия,  подала свою руку, посмотрела на него и сказала Павлу:
-Ты посмотри, какой симпотяшка!
Дмитрий покраснел, девушка заметила, звонко рассмеялась.
-Он еще и смущается, словно красна девица. А еще будущий журналист. Журналюга должен быть наглым, - назидательно сказала она.
И отошла к кампании парней и девушек.
Весь вечер Дмитрий наблюдал за ней, она вела себя очень раскрепощенно, запросто целовала Пашу в щеку за каждое умное выражение, шла танцевать высоко взмахивала подолом платья, и было в ее раскрепощенном танце нечто залихватское, а вовсе не вульгарное. Своим взглядом на него  смущала Дмитрия, от отводил взгляд в сторону, затем его снова, словно магнитом притягивало смотреть на ее фигуру. Он не мог представить, чтобы Эля, или другие девочки в Измаиле, могли себе подобное позволить. И невольно ловил себя на мысли, что не может оторвать от нее глаз. И она продолжала ловить его взгляд, загадочно улыбалась и подманивала рукой, чтобы он вошел в круг танцующих. Дмитрий танцевать стеснялся, тем более не мог поддаться общему бесшабашному поведению, при котором парни запросто прижимали к себе девчонок. Диана  сама подскочила к нему, схватила за руку и потянула в круг. Положила его руку себе на талию, повела в медленном танце.
-Да прижми ты меня крепче, - потребовала она лукаво, - а то я ноги тебе оттопчу, - засмеялась она, и в приглушенном свете брызнули искорки из ее глаз. Она плотно прижалась к нему, Дмитрий ощутил в руках ее стройный стан,  почувствовал у себя на груди ее высокую грудь, он вмиг вспотел, потерялся, она почувствовала его неловкость, остановилась, взяла за руку и повела к столу, где сидел Павел.
-Твой друг только с виду Орлов, а сам так, Воробушкин! - и засмеялась.
-Провинция! - подтвердил Паша.
Его на медленный танец пригласила однокурсница Люба Савушкина, с которой он частенько перебрасывался репликами во время перемен., считалось, у них хорошие приятельские отношения. Он пошел с ней танцевать, а сам ловил взглядом тонкий стан Дианы. Люба девушка более плотная, в танце тяжеловатая, и он восхищенно наблюдал, насколько легкая в танце Диана.
И когда они прощались, Диана неожиданно щелкнула его по носу, сказала:
-Приходи смотреть спектакль, я играю в студенческом театре. Напишешь статью в местную газету об игре студентов. Паша говорит у тебя легкое перо.
Дмитрий ничего не ответил, но весь вечер перед глазами грезилась лукавая улыбка Дианы, мелькали ее круглые, белые коленки, в ушах колокольчиками переливался ее звонкий смех.
Через несколько дней он стал забывать ее. Всматривался в лица  студенток на своем курсе, ни одна из них не походила своим поведением на Диану. Все зациклены на учебе, даже в минуты вечернего ничегонеделания занимались приготовлением еды, корпели над учебниками и будущими статьями, посиделки в их кругу редко выплескивались за пределы всего дозволенного. Иногда играли в карты, обсуждали фильмы, значимые статьи в газетах, спорили о будущем журналистики. Шато каждый день строчил письма домой, у него в Гори осталась любимая девушка, он опасался, пока он учится, родители могут найти ей более достойную партию.
-Ты скажи, памятник Сталину у вас там еще стоит? - спрашивал Степан.
-А как же! И музей в целости и сохранности.
-Странно, по всей стране их снесли, - удивлялся Степан
-Правду говорят, что при разгоне митинга в Тбилиси погибли люди? - спрашивал Дмитрий, поскольку Шато прославился у себя в Грузии тем, что писал обличительные статьи против действий солдат и ОМОНа при разгоне демонстрантов.
-Правда! - загорался Шато. - Обиднее всего, что митинг был мирным, никто не покушался на власть, а солдаты рубили их саперными лопатками.
-Ты видел это своими глазами или тебе сорока на хвосте принесла, - недоверчиво переспрашивал Дмитрий.
-Я раненных в больницу отвозил, - доказывал Шато.
Дмитрий верил и не верил, чтобы как-то оправдать  солдат, неуверенно проговорил:
-Советская власть должна защищаться, ваш Гамсахурдия давно мутит воду. Хочет выйти из состава Союза. Вы создаете свою грузинскую армию, хотя в Грузии стоят советские войска. Напали на Южную Осетию, Абхазию, люди в тех краях посмотрели к чему ведет национализм Гамсахурдии, решили, что им с Грузией не по пути.
-Э -э! - горячился Шато. - Мы не хотели выходить из состава СССР до апрельских событий. Теперь доверия к центральной власти у нас нет, - жестко ответил Шато. - Мы самодостаточное государство.
-Странная логика: к СССР доверия нет и надо выходить из его состава. А то, что у абхазов и осетин нет доверия к центральной власти Грузии, это вами не признается?! - пожимал плечами Дмитрий.
-Если доверия у вас к Москве нет, что же ты приехал поступать в сюда, митинговал бы у себя, дома, - упрекнул его Степан.
-Это лучший ВУЗ не только в Советском Союзе, его ценят за рубежом. Диплом тбилиского университета не уважают. Полагают, туда только за деньги поступают, - парировал Шато.
-Разве не так? - посмотрел на него с потаенной улыбкой Дмитрий.
-Так! - подтвердил Шато. - Еще одна причина, почему я и решил поступать в Москве.
-Зря вы взбунтовались, - лениво упрекнул товарища Дмитрий. - Привыкли при Сталине жить красиво, не вкладываясь в общую экономику страны. Чего у вас самодостаточного? Горы, море, чай и фрукты! Разве на этом построишь самодостаточную республику?
-И после Сталина жили на торговле фруктов, причем вне государства, частным порядком, - добавил Степан. - А теперь лафа закончилась, вы решили, в том виновата Россия, и вам нужно отделится, тогда вы заживете богато, - не унимался Степан.
-Можно подумать в Молдавии тишь да благодать. - огрызался Шато. - Вы со своим Приднестровьем разберитесь. И с Гагаузией тоже. Ваш национализм похлеще нашего будет.
Такие споры между ребятами возникали длинными зимними вечерами, когда они готовились ко сну, и все дневные заботы оставались позади.
Молдаванин Степан проживал в Кишиневе, отец у него до недавнего времени работал в милиции, с разрешением создавать кооперативы, он уволился и открыл в Кишиневе ресторан, звонил сыну и требовал бросить не нужный, по его мнению факультет, перевестись на юридический или экономический и помогать ему в бизнесе. Степан колебался, возможно, отец и прав. Дмитрий отговаривал его, напоминал, Ленин в свое время разрешил непманам открывать частные лавочки, чем это закончилось, все знают. Так и в СССР: кооперативы недолго просуществуют!
Он не верил, или не хотел верить, что Советский Союз может приказать долго жить. В Москве хотя и шумно, однако не стреляют. В Украине тоже больше горячей полемики, нежели конкретных действий. А в родном Измаиле вообще тишина. Город как жил своей сонной жизнью, так и живет до сих пор. Только в магазинах все подорожало и продуктов стало меньше. Не настолько, как в Москве, в которой пустые полки и талоны на продукты первой необходимости. Выручала студенческая столовая, которая поддерживала студентов пока еще недорогими ценами.
В один из вечеров к нему зашел Павел, сказал Дмитрию.
-Айда в местный театр, там сегодня Динка играет.
-Почему Динка? Она же Диана? - спросил Дмитрий.
-Ах, - отмахнулся Павел, - Диной ее кличут, Диана - она для друзей и сцены. Артисткой стать мечтает. Философия  для нее, как телеге пятое колесо, - пояснил товарищ. У не мамашка преподает марксистско-ленинскую философию, хочет, чтобы дочь пошла по ее стопам.
-Чего же она сразу не стала поступать на актерский?
-Родители настояли. Сказали, что актерство профессия не для серьезных людей. Родители у нее строгие. Папашка в ЦК работает. Мамашка профессор философских наук.
Дмитрий присвистнул.
-И как же у таких строгих родителей выросла такая оторва? - посмотрел он на Павла.
-Протест! Извечный спор родителей и подрастающего поколения. Вот ты, во всем согласен со своими родителями? - ткнул пальцем в грудь Павел Дмитрия. Дмитрий не задумываясь ответил:
-В принципе, да! Мои родители простые труженики, прожили в согласии, всегда являлись для нас с братом примером. У нас не было повода спорить с ними, или в чем-то не соглашаться. Если не считать бытовой мелочи, - пояснил Дмитрий. Павел согласился с ним, дескать, в провинции люди живут более патриархально, домострой для них не утратил своей актуальности.
Так за разговором они прошли в актовый зал, в котором проходили общие собрания, конференции, выпускные торжества, в некоторые дни на сцене ставил свои спектакли студенческий театр. Кстати, именно самодеятельные артисты  институтского театра впоследствии стали известными всей стране актерами. Зал заполнялся студентами со всех факультетов. Паша оставил Дмитрия, бесцеремонно заглянул за кулисы, позвал Диану, сообщил ей, что он с Дмитрием пришли смотреть спектакль, в шутку пригрозил, они строго будут оценивать ее игру, так что пусть постарается. В зал набилось много студентов, чего Дмитрий никак не ожидал.
-Что за пьеса? - спросил он, не успел просмотреть объявление на входе в зал.
-«Три сестры» Чехова, - пояснил Паша.
-Ничего себе! Серьезная постановка. Кого из сестер играет Диана?
-Ирину, младшую сестру.
-Ты полагаешь,  необузданный темперамент Дианы под стать  характеру  молодой девушки из девятнадцатого века? - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Да хрен ее знает, - пожал плечами Павел. - Актриса должна уметь перевоплощаться, - приподнял палец Павел. - Впрочем, посмотрим.
В это время зазвучала музыка, и занавесь распахнулась, обнаружив декорации сцены.
Наблюдая за игрой Дианы, Дмитрий с удивлением наблюдал совсем другую девушку, незнакомую, целомудренно сдержанную, в наглухо застегнутой блузе и длинном платье, типичная дворянская барышня прошлого века. Ничего не напоминало ту разбитную девицу, которая самозабвенно плясала в его студенческой комнате, высоко обнажая белые ноги.
Ее монолог: «Работаю уж давно, и мозг высох, похудела, постарела, подурнела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше. В какую-то пропасть...» - произнесен  Дианой с таким душевным надрывом, что Дмитрий невольно в душе восхитился. Он поерзал на стуле, украдкой взглянул на Павла, тот чуть поджав губы,  сосредоточенно смотрел на сцену.
После окончания пьесы и криков «Браво!», Дмитрий сказал Павлу, сыграно здорово, героиня Дианы так и не полюбила барона, а замуж за него все же выйти решилась. А в жизни у нее как?
-Годы ее героини такие, пора выходить, иначе в девах останется. Кстати, Динке тоже уже двадцать два, ей тоже пора замуж, - бросил через плечо Павел.
-А ты чего на ней не женишься?
-С ума сошел?! Разве она создана для семьи! С ней роман крутить одно удовольствие. Кстати, говорят, она жила с одним, чуть замуж не вышла. Обожглась, и теперь очень избирательна. Хотя, когда я спрашивал о нем, она только отмахивалась. Ты думаешь, почему я возле нее задержался? Потому, что держит меня в друзьях. А мне ужасно хочется с ней переспать, - цинично признался Павел.
-Как же так, без росписи? - искренне удивился Дмитрий.
Павел расхохотался, ударил Дмитрия по плечу.
-Ну-у, ты провинция! - удивленно, нараспев заявил он. - Да на нашем курсе ты не найдешь ни одной девственницы. Ты не знаешь, что с гласностью пришла к нам и  раскрепощенность? Вторая сексуальная революция! - и тут же без перехода спросил: - Ты лучше скажи, тебе понравилась пьеса?
-Пьеса? - Дмитрий на секунду задумался. - Не знаю. Как-то согласен я с теми критиками, которые говорили, что в пьесах Чехова не усматривается фабула, - пояснил он.
-Знаешь, что сказал Толстой по поводу чеховских пьес? «Если пьяный лекарь будет лежать на диване, а за окном идет дождь, то это по мнению Чехова будет пьеса. По мнению Станиславского - настроение». По мнению Толстого  - это скверная скука, и лежа на диване, никакого драматического действия не вылежишь. Ты лучше скажи, как Динка играла?
-Выше всяких похвал. Не ожидал что эта оторва может так перевоплотиться, - искренне сказал он.
-Ты считаешь, ее удел шлюх играть? - Павел покосился на друга.
-Я вовсе так не думал, - поспешил уверить его Дмитрий.
-Запомни: у тихонь в душе черти водятся, а вот такие, бойкие, всю свою энергию до того тратят, - с уверенностью новоявленного Дон-Жуана произнес Павел.
Они в фойе ждали Диану, она наконец появилась, все в том же своем коротеньком платьице, мотнула кудряшками, словно не она только что была девицей из девятнадцатого века, подхватила ребят под руки, весело сказала:
-Бенефис, мальчики, нужно отметить, пошли в кооперативную кафешку, я угощаю. Что возьмешь с вас,  нищих студентов. Как я вам показалась? - и при этом лукаво взглянула на Диму.
-Замечательно! Полагаю, ты и впрямь настоящая актриса! - вдохновенно произнес он, искренне удивленный ее перевоплощением и серьезным отношением к роли.
-Можно было и похуже сыграть, - проворчал Павел, несколько удрученный тем, что Диана обратилась с вопросом к другу. - Только хуже некуда.
Диана хлопнула его ладонью по спине и потащила за собой к выходу.

*  *  *
Сдав весеннюю сессию, Дмитрий решил подождать брата, вместе поехать на каникулы домой. Брат окончил учебу в военном училище, ему вручили лейтенантские погоны, он бурно отметил с сослуживцами окончание, получил направление в Министерство обороны Украины, где определят его дальнейшее прохождения службы. Родители на торжество по поводу вручения диплома и офицерских погон приехать не смогли. Дорого, да и нет знакомых, у кого можно было бы остановиться, а гостиницы в столице всегда дороги и переполнены. Поэтому, братья сели в поезд «Москва-Одесса» и поехали в сторону дома.
-Сначала домой, потом поеду в Киев сдаваться, - пояснил Николай.
В новенькой офицерской форме брат выглядел импозантно, он и сам это чувствовал, лишний раз смотрел на себя в зеркало. Выходил на каждой остановке покурить, смотрел, как на него реагируют девушки, которые, к сожалению, вовсе не обращали на него внимания. Военных последнее время много, престиж военного померк в глазах многих обывателей, они неприкаянно ездят по необъятной стране в поисках лучшего гарнизона. Военнослужащим задерживали зарплаты, окончивших военное училище в России отпускали на вольные хлеба в свои союзные республики, где они искали  место дальнейшей службы. Коррумпированные офицеры брали пример со своих бывших партийных бонз, соглашались брать на работу молодых офицеров только после солидного бакшиша, мотивируя тем, что теперь их российский диплом мало чего стоит. Многие уходили на гражданку, так и не изведав армейской службы. 
-Надо было поступать не в общевойсковое училище, а в технические войска, - сокрушался Николай. - Если не останешься в армии, можно было бы на гражданке устроиться по специальности. А так, кому ты нужен, которого учили только тактике да стратегии, стрелять да окапываться.
-Ниче, молодой еще, успеешь закончить что-нибудь техническое, - успокаивал его брат.
В ответ Николай упрекал брата:
-Можно подумать твоя профессия лучше. Зачем ты ее выбрал, не пойму? -  недоумевал Николай по поводу учебы брата на факультете журналистики. - Она тебя не научит ни дом построить, ни человека вылечить, ни родину защитить.
-Можно подумать, тебя в армии научили дома строить? Людей лечить? И еще чему? - парировал Дмитрий. - Разрушать дома и убивать людей тебя научили. А журналистика  - это четвертая власть, она формирует общественное мнение, доводит до сведения всех граждан о положении дел в стране и за рубежом, - многозначительно чертил указательным пальцем воздух.
Николай недоверчиво отмахивался:
-Президент, правительство и министр обороны формируют общественное мнение, а вы только их рупоры…
Так в спорах они провели всю дорогу.
Поезд приходил в Одессу в одиннадцать часов, в Измаил отправлялся в половине третьего. Сдали чемоданы в камеру хранения, пошли прогуляться по городу. Недалеко рынок, всем известный «Привоз», увидев офицера, сразу к нему подскочили два молдаванина, с вопросом: что офицер продает? Николай недоумевал, что он может им продать. Потом им объяснили, украинские военнослужащие толкают на рынке обмундирование, технику, иногда подпольно оружие. Перекупщики приняли его за одного  из них.
-Докатились! - возмущался Николай, - Офицеры — барышники!
-Погоди, посидишь без денег, и ты барышником станешь, - подтрунивал Дмитрий.
-Я! Советский офицер?! Никогда! - гордо отнекивался Николай.
Поезд в Измаил приходил поздно, но родители извещенные о приезде, не спали.
Когда охи и ахи закончились, и уселись за стол, мать все сокрушалась, как похудели дети.
Первые дни Дмитрий отдыхал, никуда не ходил, помогал матери на огороде,  с умилением наблюдал за курочками в загородке, между ними гордо вышагивал петух, находил зернышко, кудахкал, куры со всех ног бежали к нему, старались  угоститься подарком.
-Мама, а ты кур режешь? - спросил Дмитрий.
-Нет, сынок, жалко их. Ради яиц держим, - пояснила мать.
-И правильно. Они такие потешные… - и продолжал наблюдать за ними.
Николай покрасовавшись в форме среди друзей и родственников, которые приходили в гости, по очереди рассматривали его, какой красивый да статный теперь их племянник, который только недавно под стол пешком ходил, потом повесил форму в шкаф, одел футболку и спортивные штаны, с вечера уходил к старым знакомым, и приходил поздним вечером. Однажды Дмитрий видел его на танцевальной площадке с довольно симпатичной девчонкой, с которой он и растворился в летней ночи.
По телевидению сообщили, в России избрали первого президента, им стал Ельцин. У горожан это не стало сенсацией. Избрали и избрали, им от этого ни холодно, ни жарко. Перемены в далекой Москве здесь, в городе, не ощущались, за исключением в перебоях с продуктами в магазинах. В большей степени горожан интересовал приезд в Киев президента Соединенных Штатов Буша. В этом виделось некое признание заокенской державой значимости Украины вне большого старшего брата.
Поделиться своими впечатлениями он зашел к главному редактору «Дунайского вестника». Заодно похвастать, что он уже студент факультета журналистики, хотя тот об этом знал со слов коллег.
Виктор Терентьевич сидел все в том же потертом пиджачке, казалось за год ничего не изменилось в его кабинете, груда бумаг везде: на стульях, диване, подоконнике. Перед ним печатная электрическая машинка «Ятрань», которой он очень гордился, так как всего три года назад он пользовался портативной машинкой «Москва», которая стала часто ломаться. Приподняв поседевшую голову от стола, увидел Дмитрия, проговорил, словно они только вчера расстались:
-А-а, заходи.  Одолел таки вступительные экзамены, - констатировал он. - Молодец! На побывку?
-Да, на каникулах, - подтвердил он.
Виктор Терентьевич привстал, пожал протянутую руку.
-Над чем работаете, Виктор Терентьевич?
-Слышал, к нам в Киев Буш пожаловал? - вопросом на вопрос спросил главный редактор.
-Как не слышать, об этом каждые полчаса по радио талдычат, в новостях по телевидению показывают. Он не первый, кто их штатовских президентов приезжает в Киев, к нам и Никсон приезжал.
-Ты то откуда знаешь? Ты тогда под стол пешком ходил?
-Газеты читать нужно, - улыбнулся Дмитрий.
-Вот ты бы, без пяти минут журналист, написал бы статью о визите столь значимой персоны, - посоветовал главный редактор без всякой надежды, что юноша согласится.
-Да какой там без пяти минут! Я закончил только первый курс.
-Сложно учиться? - без интереса спросил редактор, а сам глазами искал какую-то бумагу на столе.
-Сложно, но интересно. Информации много, не успевает голова все переваривать. Я бы написал, но размышления мои вы не напечатаете, а писать просто, как о свершившемся факте, - неинтересно ни мне, ни читателю.
-Что так? - заинтересовался редактор, и даже очки отправил на лоб, чтобы лучше разглядеть юношу.
-Посудите сами! Принимали Буша на самом высоком уровне, словно Украина уже суверенное государство: с красными дорожками, почетным караулом, и гимнами трех государств. В том числе гимн Украины, хотя мы все еще в составе СССР. Речи велись на английском и украинском языках, а не как раньше, гостей из-за рубежа встречали на русском языке. Как это нужно понимать, что мы уже полностью абстрагировались от центральной власти? Зажили самостоятельной жизнью? - спрашивал Дмитрий.
Главный редактор закусил верхнюю губу, приподнял от удивления брови.
-Я как-то не обратил на эти нюансы внимания, - признался он. - Вот что значит молодой не замыленный глаз! Да, такие мысли печатать нельзя. Но ведь газета должна отреагировать на приезд столь высокого гостя?
-Давайте напишем просто: Проездом из Москвы нашу столицу посетил высокий гость президент США господин Буш с супругой. Люди встретили его плакатами: «Империя зла жива!». Намек на Россию! Взмыленный и загоревший господин Кравчук прервал свой отпуск и примчался припасть к ногам своего сюзерена.
-Но, но! Не заносись! - прервал его главный редактор.
-Хорошо, будем скромнее.  Председатель Верховной Рады Кравчук с ответственными лицами встречал высокого гостя в аэропорту Бориславь. Далее: после приветственных речей высокие гости проследовали в парламент, где президент Бух хорошо отозвался об экономической мощи республики и ее многомиллионном населении, которое кует эту самую мощь. Он так же сказал, что американцы не станут поддерживать те силы, которые стремятся поощрять самоубийственный национализм, которым так увлекаются некоторые круги в Украине, - с энтузиазмом вещал Дмитрий.
-У нас есть такая партия РУХ, им не понравится подобный спич президента, - прервал Дмитрия главный редактор.
-Из песни слов не выкинешь, мы же не должны искажать речь Буша, - возразил Дмитрий.
-Искажать не нужно, а умолчать можем. Или отделаться общими фразами. Ты не понимаешь, по какому лезвию ножа мы тут ходим. Придираются к каждому слову. Того и гляди закроют, - пояснил главный редактор.
-Так у нас же гласность, перестройка?! - напомнил Дмитрий.
-Это у вас в Москве гласность и перестройка. А у нас тут каждый партийный прыщ сидит, в носу ковыряется, не знает на чем бы себя еще проявить, как не на запретах, - с досадой проговорил главный редактор. - Основная задача наших деятелей последние семьдесят лет, это — не пущать и запрещать! Кто его заметит, если он будет все разрешать? А вот погубить хорошее дело, тут могут на него обратить внимание, усвоил?
-Хорошо! Отделаемся общими фразами. Во время визита президент  Буш с супругой посетили Бабий Яр в Киеве и отдали честь памяти погибшим евреям, русским, военнопленным, коммунистам и прочим гражданам, которых немцы расстреляли во время оккупации Киева. И которым усиленно помогали некоторые несознательные украинские граждане, так называемыми коллаборационисты.
-Нет, это не стоит! - замахал руками Виктор Терентьевич. -И акцент на погибших евреях тоже не надо делать, просто: погибшие советские граждане.
-Погодите, президент Буш прямо высказался о Холокосте, - возразил Дмитрий.
-Он же говорил по английски, а переводчик мог по-своему трактовать его речь, - парировал главный редактор.
-Эко вас тут зашугали, Виктор Терентьевич! Вы так скоро шарахаться будете от каждого куста. Так же нельзя! Переводчик не может перевирать слова своего президента. А о некоторых несознательных украинских гражданах высказался сам Кравчук, - напомнил Дмитрий.
-Это он в угоду американцам, сам он так вряд ли думает.
-Тяжко с вами, Виктор Терентьевич.
Главный редактор тяжело вздохнул, махнул рукой:
-Валяй дальше.
Дмитрий кивнул, продолжил:
-В своей речи президент Буш выразил признательность Украине за то, что  прекрасным памятником увековечили память о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста. Отметил вклад Горбачева в переоценку советской истории. Так же отметил, что он всячески поддерживает своего кремлевского партнера, который переживает не лучшие времена. Выступил с ответной речью и Кравчук на украинском языке. Его слушали советские сопровождающие лица вице-президент Янаев и посол в Вашингтоне Комплектов с вытянутыми лицами, ничего не понимая, о чем говорит Кравчук, - вдохновенно говорил Дмитрий, смеющимися глазами смотрел на смущенного главного редактора.
-Так! Я понимаю твою иронию, - опять прервал его редактор. -  Садись за мой стол, печатай все, что ты находишь нужным, - встал Виктор Терентьевич из-за стола. - А я потом буду править по своему усмотрению. Подпись будет твоя, - предупредил он.
-Да ради Бога! Меня завтра здесь не будет, а ответственность за все несет главный редактор, - засмеялся Дмитрий.
Он сел за стол, посмотрел на машинку, похвастал:
-Нас учат в институте пользоваться компьютерами.
-Милый, пока до меня дойдет компьютер, я  в бозе почту.
-Да ладно вам!
-Ну на пенсию выйду, это точно!
Дмитрий заложил лист и начал печатать. Через полчаса он протянул лист Виктору Терентьевичу.
-Правьте, - разрешил он. - Полагаю,  от моей статьи останется только рожки да ножки, заголовок и фамилия.
Они попрощались и Дмитрий пошел домой. Виктор Терентьевич смотрел вслед Дмитрию, констатировал факт: вырос юноша!

Шестнадцатого августа Николай поехал в Киев за направлением, в полной уверенности, что добьется права служить в Одесском военном округе поближе к дому. Восемнадцатого Дмитрия разбудил отец со словами:
-Черт знает что творится в Москве. По всем каналам передают балет «Лебединое озеро». Приходил Леонид, он слышал, в Москве произошел переворот, Горбачева скинули, - пояснил он.
-Как?! Кто мог его скинуть? Ельцин? - не поверил Дмитрий.
-Та не, там какая-то группа серьезных людей собралась. Силовые министры и его сподвижники. Я по радио слышал Ельцина вообще в Москве нет, он в Казахстане прохлаждается. Горбачев в Крыму отдыхает. Надо послушать, может еще что скажут, - рассказывал отец.
В Измаиле по такому поводу народ мало волновался. Где та Москва, в которой паны друг другу чубы рвут, кто бы не засел в Кремле править, для горожан ничего не изменится. Как жили размеренной жизнью, так и будут жить. Поменяют городское начальство? Так их и так каждые три года тасуют. Всего лишь любопытство одолевало, чем все закончится, дойдет до драчки или нет. Где-то к вечеру узнали, Горбачев чуть ли не смертельно болен, управлять страной не может, его ближайшие соратники  взяли на себя управление государством.
-Тогда Ельцину кирдык, - авторитетно заявил пришедший послушать сообщение сосед Петрович.
-Почему ты так думаешь? - спросил отец.
-Та он им всем как кость в горле. Я не могу понять, чего с ним Горбачев нянькается, послал бы туда, куда Макар телят не гонял, послом определил бы в африканское государство, так нет, власть с ним делит. Увидите, подсидит он его - уверенно заявил Петрович.
Отец возразил:
-Ельцина, конечно, народ поддерживает в Москве. Как, Митя, поддерживают в Москве Ельцина или он фигура дутая? - обратился к сыну с вопросом отец.
-Горбачев всем надоел. Много говорит, ничего не делает. Полки в магазинах пустые. При таком раскладе полюбишь кого угодно, кто пообещает накормить страну. А Ельцин обещать мастак, - вяло ответил Дмитрий, зная настроения улицы.
Потом вечером ловили скупые сообщения самих путчистов, вице-президент страны Янаев от лица всех заявил, что над страной нависла смертельная опасность, начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и  необходимы чрезвычайные  меры по выводу государства и общества из кризиса.
Опять пришедший Петрович, погрозил кому-то пальцем и с пафосом произнес:
-Ото ж правильно!  Живем в полном дерьме. Давно надо выводить страну из кризиса, - и тут же без перехода к отцу: - Ты бы, Ваня, велел налить стаканчик вина. Обмыть надо новую жизнь.
-Да погоди ты, до новой жизни, как до Киева раком, еще неизвестно чем оно там закончится, - отмахнулся отец.
-А чем бы не закончилось! Ты вон, как шлепал каждое утро в порт, так и будешь шлепать, а Марья в огороде копаться, - уверено проговорил сосед.
Часть измаильчан пошли к горсовету митинговать в поддержку путчистов. Кто -то сверху приказал организовать тот митинг. Еле собрали сотню человек, срочно сняли рабочих с порта и завода. Все же время отпусков, мало кому хотелось стоять на жаре и слушать очередного оратора.
-А как же наша власть в Киеве? - волновал всех вопрос. - Кого поддержат: Ельцина или этих… ГКЧПистов?
-Наша власть выжидает. Хитрый лис пан Кравчук примкнет к тем, кто победит, - высказался Петрович.
Эпопея  с путчем закончилась тем, чем и должна закончиться, когда к власти решили придти нерешительные люди.
На Украине жизнь бурлила. Воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада приняла «Постановление и Акт провозглашения независимости Украины».
Отец и Дмитрий переглянулись.
-А это что еще за новость? - обеспокоенно спросила мать.
Каждое новшество исходившее из Киева пугало горожан больше, чем московские передряги, лишало их привычного уклада жизни. Поди знай, что за этим кроется. Слишком много перемен пришлось на их жизнь. Так и случилось, как только Украина объявила о своей независимости, Государственный банк СССР  остановил перечисление денег на Украину, и многие предприятия и учреждения лишились возможности платить заработную плату и пенсии. В Москве из-за скачка цен опустели полки магазинов, а в украинских магазинах полки не опустели,  опустели кошельки.
-Никак мы решили отделиться от России, - неуверенно проговорил отец, - все еще не мог поверить в свершившееся.
-Давно уже некоторые носятся с идеей не кормить Россию. Мы богатая, промышленная республика, а живем хуже Болгарии, Румынии, або еще с кем, - проговорила мать и перекрестилась. - Лишь бы не было только войны… - и вздохнула. В семье два парня, в случае чего, война стороной их не обойдет.
Двадцать пятого августа из Киева приехал Николай. Злой, как черт.
-Что, сыночек? Почему так долго? - обеспокоенно спросила мать, увидев, на сыне нет лица.
Николай бросил сумку на лавочку, сказал с сожалением:
-Не вовремя я туда попал.  Все заняты сначала путчем, потом с независимостью носились, как с писаной торбой. Никому нет до меня дела. Учреждения не работают, все митингуют, военные выжидают. В Киев из Москвы примчался генерал Варенников с бригадой, уговаривать Кравчука ввести чрезвычайное положение и поддержать путчистов. Тот вертится, как уж на сковородке. Верховный Совет обложили со всех сторон митингующие, коммунисты боятся выйти, удирают через черный ход. Горбачев распустил партию, КПСС больше не существует. Министерство обороны напрямую подчиняется Москве, не знают, как им поступить. Я уж хотел плюнуть и вернуться домой, неожиданно принял меня начальник управления кадров, я уж примелькался в коридорах министерства, глаза им намозолил. Пошел мне навстречу, поскольку ему вся эта вакханалия с независимостью встала поперек горла. Сказал, вакансий в Одесском округе нет. Есть только в Прикарпатском. Хотел его послать со всей армией, в которой уже три месяца не платят зарплату. Он уверил, что это временно, как только вся эта шумиха утихнет, появится вакансия, он что-нибудь придумает. Ага, придумает он! Я ему кто? Племянник? Сват, брат? Он забыл обо мне как только я вышел за порог. Там ему не до меня, того и гляди самому по шапке дадут, - рассказывал он, вытирая пот со лба.
-Так может ему надо было дать, - высказала догадку мать.
Николай вывернул пустые карманы.
-Чего я ему дам?! Я на дорогу у вас занимал, - напомнил он.
-И ты согласился? - спросил Дмитрий.
-Что оставалось делать. Училище окончил, а военной службы так и не понюхал. Уволится всегда успею. Готовь нас, мама, к отъезду, - с грустью велел он.

*  *  *
С некоторым сомнением в душе вернулся Дмитрий в институт. То ли его примут для дальнейшей учебы, то ли предложат перевестись в Киевский университет, в котором факультета журналистики не было. Хотя, впрочем, на курсе училось половина студентов из других республик, станет ли руководство отчислять студентов. Объявление республиками независимости еще не значило, что они вышли из состава Советского Союза. Правда, Шато на занятия к началу учебного года не появился. Он приехал в середине сентября, зашел в комнату, чтобы забрать кое-какие личные вещи, сказал, что переводится в Тбилиский государственный университет, в котором тоже не было факультета журналистики, он переводился на юридический. Ругал последними словами президента Гамсархурдию, который поддержал ГКЧП, в угоду путчистам он распустил национальную гвардию во главе с Тенгизом Китовани, тот подчинится отказался, и Шато ехал не столько учиться, сколько помогать бойцам национальной гвардии. Степан тоже приехал с небольшим опозданием. Поезда начали ходить не регулярно. Молдавия, глядя на соседку Украину, объявила о независимости, однако Степан не поддерживал движение «Народного фронта», который при создании прикрывался демократической риторикой, на самом деле взял курс на румынизацию страны.
-Как они не понимают, - шумел он в комнате общежития, - Молдавия маленькая, аграрная страна, в которой нет крупной промышленности, ей нужно не разрывать связи с Россией, иначе очутится на задворках Румынии. Румыны никогда не относились и не будут относиться в будущем к молдаванам, как к своим гражданам. Знаю, проходили! Мне дед рассказывал, что они творили у нас до войны  и во время войны.
  Расспрашивали московских студентов, что происходило в Москве во времена путча. Как вели себя москвичи? Правда, что теперь Ельцина считают спасителем Горбачева? Дмитрий и Степан сходили к дому правительства. На асфальте еще остались следы от гусениц танков, не убран до конца мусор, свалены в кучу железные преграды. Когда вечером к ним заглянул Павел, они расспрашивали его о тех недавних событиях.
-Да был я там пару раз, - рассказал Павел. - Толпы разношерстного народу.  Шум, гам, мегафоны кричат, танки рычат, суматоха, в толчее троих парней задавили. Из них героев России сделали. Лично я ни за Горбачева, ни за путчистов. Ельцин наше будущее, на него нужно ориентироваться. Никого не боится. Залез на танк и показал путчистам кукишь. Горбачеву тоже достается, шпильки ему в зад вставляет, гекачепистов посадил, коммунистов запретил. Все! Что было, то прошло. Советского Союза нема! Теперь в России живем! - рубил рукой воздух Павел.
-Что же теперь в Москве, - двоевластие? - спросил Степан.
-Нет. Ельцин правит Россией, Горбачев всем Союзом.
-Не понимаю! Кому лично ты будешь в итоге подчиняться? - переспросил Дмитрий.
-Ельцину, - ответил тот не задумываясь.
-А Ельцин кому? Горбачеву? Это и есть двоевластие! - пояснил Дмитрий.
Павел почесал затылок.
-Черт! Верно! Так не должно быть, - задумчиво проговорил он.
-Два паука в банке не уживутся, - хлопнул учебником по столу Степан. - Поживем, увидим…

Через два дня после занятий к Дмитрию в комнату зашел Павел. Дмитрий только перекусил со Степаном, хотел сесть за учебники, Павел скептически повертел в руках учебник по «Теории социально-массовой коммуникации», - посоветовал:
-Брось ты изучать эту хрень. На практике не пригодится. Есть две новости. Они не касаются тебя. Должен проникнуться важностью момента! - приподнял указательный палец Павел. - Динка забрала документы из института, подала в Щукинское  училище и ее зачислили.
Дмитрий присвистнул. Ловил себя на мысли, что иногда вспоминал о ней в отпуске, хотел бы ее увидеть. Ему интересно наблюдать за ее необузданной энергией. Павел продолжил:
-Вторая новость: папашку Динки турнули из ЦК, мамашка тоже не у дел, ее марксистка-ленинская философия теперь никому не нужна. И они оба в трансе и пенсионеры. А я рассчитывал на их связи, потому и задержался возле Динки. Папашка перед крахом пробил ей отдельную квартиру, теперь она девица и вовсе самостоятельная. Айда к ней, у нее в Щуке в четыре занятия заканчиваются. Хочешь ее увидеть? - спросил он.
-Пошли, - решительно заявил Дмитрий.
Они подошли к Щукинскому училищу, стали ожидать у выхода Диану. Дмитрий с любопытством поглядывал на шмыгающих мимо  девчонок, все же будущие артистки. Кем то из них будет гордится страна. Павел перехватил взгляд Дмитрия, подтолкнул его плечом:
-Ты чего девок боишься, пора бы тебе биксой обзаводиться, хочешь я тебя познакомлю? - предложил он.
-Да у нас их полный институт, я со всеми знаком, - отмахнулся Дмитрий.
-Чудак! Те просто знакомые, однокурсницы, там взглянуть не на кого, а я подгоню тебе бомбу, будет тебя обожать, холить, лелеять, - цинично предлагал Павел.
-У меня денег на обеды не хватает, не на что в кино сходить, а девки ныне в карман заглядывают, они по одежке встречают, оценивающе осматривают, а ум им мой не к чему, -  отмахнулся Дмитрий.
-Ты на однокурсниц не западай. В общежитий живут студентки провинциалки, непритязательные. Возраст такой, что без любви им тоже скучно, - назидательно проговорил Павел. Он знал, о чем говорил, ни одна вздыхала ему во след. - Они окончат институт и разъедутся по городам и весям. А тебе нужна москвичка.
-Зачем?
-Чудак, ты что, хочешь вернуться в свою тьму-таракань?
-Вряд ли в моем городе можно будет найти работу по достоинству. Поеду в Киев или Одессу, - пояснил Дмитрий.
-Ага! А там тебя прям ждут не дождутся, когда приедет молодой специалист, чтобы дать под зад коленом престарелым журналистам, - с сарказмом произнес Павел.
За трепом чуть не прозевали Диану. Павел окликнул ее. Она подошла, с любопытством взглянула на Дмитрия, певуче проговорила:
-Привет, красавчик. А я тебя вспоминала.
-Это по какому же случаю? - удивился он.
-Ты тогда так тонко разложил по полочкам суть пьесы Чехова и мою роль в ней, что я тебя зауважала. Ты как театральный критик. Родители актеры? - спросила она.
Дмитрий хмыкнул:
-Мои родители театр в глаза не видели.
-Да! Странно! Будешь моим талисманом, ходить на спектакли с моим участием. Потом рассказывать о недостатках или достоинствах моей игры. Идет? - пригнув голову, она лукаво взглянула из-низу на Дмитрия.
Дмитрий помялся, взглянул на Павла, сказал нерешительно:
-Идет. Только я не такой уж знаток системы Станиславского. Я что чувствую, то и говорю.
-Ты сначала училище закончи, - поддел Диану Павел.
-Я что, зря променяла МГУ на училище? Погоди, обо мне еще заговорят. Кстати, а чего вы здесь отираетесь? Никак меня ждете? - спросила она.
Павел развел руки:
-Какая ты догадливая! Мы тут решили по парку Горького прошвырнуться, по пивку вдарить. Ты как, с нами?
Она минутку подумала, проговорила:
-Устала я. Но так и быть, в ознаменование учебного года пойдем прогуляемся. Только сначала зайдем ко мне, я переоденусь. Здесь недалеко.
Девушка переулками привела их к большому до революционной постройки дому, за домами виден шпиль министерства Иностранных дел, зашла в подъезд. Дмитрий полагал,  они подождут ее во дворе,  Павел решительно пошел за ней. Диана его не остановила. Дмитрий потоптался, и тоже пошел следом за ними.
Дмитрия поразили высоченные потолки старинного дома, большой холл перед входной в квартиру дверью. Квартира однокомнатная, но просторная, современная мебель с креслами и мягким во всю стену диваном, все обставлено богато и со вкусом.
-Постарался папашка, - покачал головой Павел. Увидел телефон, поднял трубку, убедился, что рабочий, спросил: - Номерок дашь?
-Нет.
-Почему? - удивился Павел.
-Будешь названивать в неурочное время. Или друзьям раздашь, знаю я тебя. Посидите, мальчики, я сейчас. Предупреждаю, еды у меня нет, есть бутылка вина. Из прежних запасов. Хотите?
-Спрашиваешь! - хмыкнул Павел.
Она достала из холодильника бутылку вина, поставила три фужера, и несколько конфет.  Сходила на кухню, принесла штопор.
-Открывай, - велела она. - Я сейчас.
Взяла платье и ушла в ванную. Парни слышали, как она плескалась в душе, переглянулись, оба представили за дверью обнаженную Диану. Павел откупорил бутылку, разлили вино, ждали девушку.
-Ты здесь первый раз, - шепотом спросил Дмитрий. Павел кивнул.
Почему-то Дмитрий полагал, у Павла более тесные отношения с Дианой, чуть ли не любовные. А он даже ни разу не бывал в ее квартире. И не дала ему номер телефона. Девушка вскоре вышла, заявила, что голову мыть не стала, чтобы не задерживать ребят. Подошла к Дмитрию, повернулась к нему спиной, сказала:
-Застегни молнию.
И он увидел ее белую спину с полоской бюстгальтера, оглянулся на Павла, осторожно, едва касаясь тела, застегнул молнию. Павла несколько покоробило от того, что Диана подошла к Дмитрию, а не к нему. Ведь он давно ее знает, числится то ли в друзьях, то ли в поклонниках. Не удержался, высказался:
-Настоящий мужчина должен уметь одеть женщину, и хотеть раздеть ее.
-Циник, - беззлобно бросила Диана.
  -Да, Динка, теперь ты за водителя трамвая замуж не пойдешь, - обвел он пальцем интерьер квартиры. - Будешь высматривать знаменитого вдовца артиста.
-Не называй меня Динкой, - огрызнулась Диана. - У нас в деревне так сучку звали. У меня будет сценическое имя - Диана. Мордюкова тоже не Нона, а Ноябрина, никто же ее не зовет по настоящему имени. И за артиста я никогда замуж не пойду. У них бабья душа. Какой из артиста муж! Мне мужик нужен, такой, чтобы… - она сжала кулачки, показывая, какой ей нужен муж. - Или умный, вот такой, как Дима, - кивнула она в сторону Дмитрия. - Взял бы меня в жены, а, Дима? - она лукаво посмотрела на него.
-Нет, - помотал он головой.
-Почему? - искренне удивилась девушка.
-Дело не в тебе, а во мне. Я лапоть, а ты вон из какой семьи, родители тебе не простят подобного мезальянса, - пояснил Дмитрий.
-Надоели вы мне с моими предками. И правильно сделаешь, ты мягкий, я управлять тобой буду.  А я девушка ветреная, меня в руках держать надо. Давайте выпьем, - предложила она.
Они выпили вино без тоста, захрустели обертками шоколадных  конфет. Между делом Павел спросил ее, была ли она у правительственного дома во время путча. Диана отрицательно замахала ладонью.
-Еще чего! Я сопли вытирала своим предкам. У отца инфаркт случился. Он ведь с Лукьяновым дружил, во всем поддерживал его. А когда того арестовали, тоже ждал каждый день ареста, - развернула следующую конфету, закусила ею вино, громко проговорили: - Пошли на свежий воздух, не по-осеннему жарко в квартире.
И они молодые, веселые, чуть подогретые вином пошли пешком по Бульварному кольцу в сторону парка имени Горького. Она шутливо подхватила их под руки, увлекала за собой быстрым шагом, стараясь шагать с ними в ногу.  И вдруг Дмитрий ощутил, как Диана тайком от Павла поймала через локоть его ладонь и сжала в своей ладошке. Дмитрий чуть покосился на нее, и тоже прижал ее ладонь в ответ.
*  *  *
Николай Орлов получил направление в город Львов. Приехал словно за границу, разговор не просто украинский, а такой, какого он не слышал от преподавателя украинского языка в школе. Архитектура города вовсе не украинская, больше похожа на польскую, хотя чему удивляться, Львов и был раньше польским. Дни по летнему теплые, хотя вечерами уже слышно дыхание осени.
Он получил должность командира взвода в городском гарнизоне, ему выделили в общежитии комнату. Командир роты напутствовал быстрее выучить украинский разговорный и команды на украинском языке. А так же советовал меньше появляться в городе в армейской форме, поскольку украинская армия своей формы еще не создала, а советский образец в городе не очень жалуют. Николай заметил, советскую форму не жалует всего лишь кучка оголтелых малолеток, которых воспитывают в духе ненависти ко всему советскому. Горожане в массе своей относятся к ней равнодушно, а то и с уважением.  Командир роты поручил своему заместителю старшему лейтенанту Олесю Омельченко взять шефство над молодым лейтенантом. Волей не волей, Николаю пришлось дружить с Омельченко, несмотря на некоторую заносчивость полнеющего и рано лысеющего офицера.  Во-первых, он местный, знает многих в городской иерархии. Его родители поддерживают знакомство с главой Львовской областной Рады Вячеславом Черноволом.  Во-вторых, он знал все злачные места в городе, где собираются ночные любители казино, дискотеки, и, конечно, девушки не очень тяжелого поведения. И в-третьих, у него очень красивая сестра. Николай приглядел ее, когда она случайно встретила их в городе. Правда, красота ее была какая-то холодная, брезгливое выражение лица, когда она отчитывала брата, несколько портили ее красивые черты лица. «Снежная королева», - как окрестил ее мысленно Николай. Она едва взглянула на Николая, когда брат пытался представить его ей. Зло выговорила брату о его ночных загулах, дескать, мать очень беспокоится. На что Олесь отвечал, что он уже взрослый мальчик, и нечего его контролировать.
-Женись, и пусть тогда  о тебе беспокоится жена, - выговорила строго она брату,  словно не она младшая сестра, повернулась и с гордым негодованием ушла, не взглянув на Николая, и не попрощавшись. Словно его и не было рядом с братом, что немного задело Николая. Многие девушки в его городе обращали на него внимание и не прочь были познакомиться с ним.
-Строга! - кивнул он ей вслед.
-Ах, дура дурой! - отмахнулся  Олесь. - Хотя учится в университете. Училкой будет.
Олесь, действительно, взрослый мальчик, казался старше своих лет. Он чуть выше Николая, шире в плечах, залысины обещают к тридцати пяти годам продвинуться ближе к макушке, дородное, упитанное лицо, жесткие складки губ делали выражение лица чуть надменным. Глазки буравчики сидят глубоко и не могут остановиться на одном предмете, бегают туда сюда, иногда подозрительно останавливаются на собеседнике, словно ожидая от него подвоха, речь быстрая, Николай не всегда понимает его захлебывающуюся украинскую речь.
Они прошли в кафе, Олесь заказал водки и кофе. Николай огляделся, молодые люди вокруг говорят по-украински, что несколько непривычно для Николая, в его городе все говорили по-русски. И в Одессе говорили все по-русски, только на «Привозе» можно было услышать украинскую речь совсем не похожую на нынешнюю. И в Измаиле на рынке крестьяне из окрестных сел говорили на смеси мягкого, певучего русского и украинского наречия, называемого суржиком. А когда мальчиком он ездил с родителями в Крым к маминому брату дяде Васе, там и вовсе никто не знал украинского языка, словно в школе не преподавали одного часа в неделю для учащихся. Хотя во Львове он иногда в магазинах, трамваях и просто на улице слышал русскую речь.
-Послушай, здесь многие могут говорить и говорят по-русски, и ты в том числе. Зачем нужно всем насаждать украинский? Мы же служим в армии Советского Союза, в ней много национальностей, русский должен быть общим для всех? -  задал вопрос  Николай под впечатлением разговора Олеся с сестрой, с которой он разговаривал на местном украинском наречии.
Олесь пренебрежительно хмыкнул, выдал экспрессивно тираду:
-Забудь про общую армию с Советским Союзом. Мы теперь независимая от Советов страна. У нас будет своя армия. У каждого государства должен быть свой флаг, герб и государственный язык. И у нас есть свой министр обороны генерал-майор Константин Морозов. Москва теперь нам не указ!
Николай знал, председатель Верховной Рады Кравчук задумал создать собственную украинскую армию.  Но ни один командующий округами не согласились с Кравчуком подчинится Украине, они полагали, что вооруженные силы  СССР должны остаться под единым командованием. И только лишь один генерал - командующий семнадцатой воздушной армией Морозов согласился провести военную реформу и создать армию не подчиняющуюся Москве. Ему примером служил бывший подчиненный генерал-майор Дудаев, который возглавил движение за отделение Чечни от России. Рисковали оба. По существу, это предательство.  Но так хочется быть первым в деревне, чем десятым в городе.
По телевизору транслировали заседание парламента, на котором утверждали Морозова министром обороны, он выступал на русском языке, и его спросили, сумеет ли он овладеть украинским языком, как того требуют интересы страны. Генерал ответил утвердительно. Так Морозов стал министром обороны без собственной армии. А те войсковые соединения, которые находились на территории Украины, могли бы по приказу из Москвы снести и новую украинскую власть, одновременно арестовать Морозова и предать его суду. А еще у генерала Морозова головная боль ракетные войска и стратегические бомбардировщики, которые никак нельзя оставлять на территории Украины, ему  еще Генри Киссинджер подсказал, нужно срочно вернуть их России, чем держать их под боком. Они, в случае чего, как раз и снесут эту власть и заодно и Мороза отправят рядовым лесорубом в тайгу валить лес. Вся беда состояла в том, что выводить войска на территорию России   было некуда, выведенные войска из Восточной Европы пребывали в полевых палатках. Морозов формально оставался командующим воздушной армией, а в правительстве Украине работать на общественных началах, пока приказом МО СССР и Указом президента Горбачева не был освобожден от занимаемой должности. Теперь отступать Морозову некуда, свою судьбу он должен будет связать с Украиной, иначе ему несдобровать.  Командующие округами Морозова всерьез не воспринимали, презирали за предательство, не зря генерал-полковник Чечеватов командующий Киевским военным округом отдал приказ арестовать Морозова, не осуществленный по непонятным причинам.
Отзывы среди офицеров о генерале Морозове были самыми уничижительными. Называли за глаза его Костиком, отзывались как о недалеком человеке, двуличном карьеристе, постоянно оскорблял подчиненных, в том числе и военнослужащих женщин. Намекали на его нетрадиционную ориентацию. Это вопрос к министерству обороны СССР, которое назначило такого человека командующим воздушной армией. Знал ли об этом Кравчук? Если и знал, выбирать ему было не из кого. Возможно подобные слухи распускали о нем недоброжелатели, недовольные его изменой присяге. Впоследствии он занимал ряд ответственных государственных постов вне армии, ему украинское руководство доверяло. Во всяком случае, он первым приступил к формированию украинской армии.
Олесь продолжал:
-Министр обороны сам учит украинский язык, все приказы должны звучать на государственном языке. В данном случае, коль мы государство Украина, то и язык должен быть украинским, - убежденно, с чувством превосходства высказался Олесь.
-Нет пока единого украинского языка. Здесь говорят на одном диалекте, в Киеве на другом, на востоке и юге вообще говорят все по-русски, - возразил Николай.
-У нас есть великий литературный украинский язык. Язык Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Наши ученные еще чуть-чуть подшаманят, и придут к однозначному знаменателю по всей территории, - уверенно проговорил Олесь.
-Почему русский не сделать бы вторым государственным? Половина населения говорят на русском, - упрямо гнул свою линию Николай, который всю жизнь говорил по-русски, все деловое производство велось на русском языке. В Измаиле не было ни одной украинской школы. Ему трудно представить, что его мать, тетки, знакомые начнут переучиваться писать на украинском языке.
-Э, нет! Каких два языка? Если, юг будет слать нам документы на русском, мы им на украинском, а нам что, переводчиков держать?! Так не пойдет. Делопроизводство должно вестись на одном языке. Разговорный русский пока пусть остается. До поры, до времени! - приподнял он палец, - Нынешние первоклашки через десять лет закончат школу и все будут говорить на родном украинском языке.
Олесь с чувством превосходства смотрел на Николая, который пока еще не понимает великой цели истинных патриотов страны, поскольку жил не там и учился вне Украины. Тем интереснее будет ему перевоспитать молодого офицера.
Николай старался не спорить с Олесем, он присматривался, прислушивался, старался приспособиться к новым реалиям жизни. У него внутреннее ощущение, что он живет теперь в другой стране, ментальность, язык, мышление совсем разнятся с тем, к которому он привык с детства. Даже архитектура города совсем иная, западная.  Многое, что удивляло Николая, но он молчал, анализировал, насколько все о чем говорит Олесь, - серьезно. Особенно после одной реплики Олеся:
-Всех русофилов мы будем из армии выметать.
-Мы - это кто? - спросил Николай.
-Мы - это патриоты своей страны.
Николай замечал, более радикально настроенные в полку офицеры не очень то прислушивались к командам и распоряжениям старших офицеров, если те предпочитали русский язык, не соглашались с тем, что лесные братья вовсе не борцы за свободную Украину. Солдатам вбивалось в голову, все, что предшествовало развитию страны заслуга трудолюбивых украинцев, а вовсе не благодаря поддержке всего Советского Союза. Без него страна заживет богато, все налоги будут оседать в их стране, а не отправляться в Москву. А главное, они будут строить новую демократическую страну, ориентируемую на западную цивилизацию. Теперь старались солдат призывать только из западных областей страны. Из восточных областей оставляли служить по месту жительства.
Пока Николай слушал разглагольствования Олеся, мимо окон кафе по улице прошла колона молодых людей с речевками: «Украина для украинцев!», «Слава Украине!», «Героям слава!».
-Это кто? - спросил Николай.
-Это молодые патриоты. Будущее нашей страны, - не без гордости проговорил Олесь. - Хлопцы из национальной обороны Украины. Почетный глава у них знаешь кто?
-Слышал, - кивнул Николай. - Роман Щухевич, сын того самого… А чего бы этих хлопцев в армию не призвать? Призывники разбегаются, скрываются от призыва, а эти маршируют, и никто их не трогает, - проговорил он.
Олесь опрокинул очередную рюмку водки без тоста и приглашения выпить с ним, пояснил:
-Ты не понимаешь, это золотой резерв будущей альтернативной армии. Я  думаешь,  где пропадаю вечерами, сестра думает,  я в ночных клубах баб щупаю, а мы, украинские офицеры тренируем этих ребят. И тебя привлечем чуть позже, когда ты окончательно проникнешься идеями украинской  нации. Все же ты офицер украинской армии, - подчеркнул Олесь, хотя никакой украинской армии еще не было.
Николай промолчал, не хотел спорить, понял, переубедить в чем-либо собеседника невозможно. Олесь хвастливо продолжал:
-Эти ребята успешно разгромили конгресс русского отечественного форума в Киеве. А в Одессе разогнали учредительное собрание, которое хотело провозгласить Новороссийскую республику. В Херсоне провели героический митинг под лозунгом «Киев против Москвы!». Понимаешь, какая это общественная сила?! - восхищенно говорил он. - Армию для этого использовать неразумно. Наша армия еще только создается, а та что есть, не созрела для больших дел. Там большинство таких колеблюющихся, как ты. Ты мне симпатичен, ты не глупый парень, хороший офицер, полагаю, ты вполне способен проникнуться величием нашего движения. Вступишь в нашу Социал-националистическую партию Украины, которую мы создали в нашем городе. Скажу тебе по секрету: наши ребята сражались в Приднестровье, сейчас готовим отряд в Чечню, помогать борцам за свободу воевать против русских войск.
Николай слушал, смотрел упорно в окно. Не мог понять, почему Киев должен выступать против Москвы? Он учился в Москве и не слышал, чтобы где-то в Москве выступали против Киева и украинцев. Более того, на Арбате расположен культурный украинский центр, что трудно себе представить в Киеве. Украинцев русские считают братским народом.  Хотел возразить, что армия вне политики, понял Олесю говорить это бесполезно. Из окна кафе видна Большая Максимиллиановская башня. Перед приездом во Львов он  в библиотеке брал путеводитель по городу, чтобы знать некоторые достопримечательности. Путеводитель старый, семидесятых годов, в нем отмечалось, во время войны башня располагалась на территории немецкого концлагеря. В ней находились камеры смертников и помещения для допросов с пристрастием.
-Что сейчас в той башне? - спросил Николай.
Тот оглянулся через плечо, посмотрел в окно.
-Склад, наверное, - пожал он плечами.
-Ты знаешь, что там ранее был концлагерь? - спросил Николай.
-Брехня все это. Документов никаких не сохранилось, нет доказательства, что там был концлагерь, - лениво отозвался Олесь, явно недовольный вопросом. - А раз нет документов, то и нечего ссылаться на воспоминания обиженных людей. Может там и была тюрьма, так они есть и сейчас, почти в каждом городе.
Николай уже успел усвоить,  многие жители во Львове не желают вспоминать о позорных страницах истории, более того, они на повышенных тонах стараются доказать,  все, о чем говорят плохого о прошлом Львова и о западной Украине, это пропаганда или происки врагов. Он так же знал из путеводителя, что где-то недалеко от башни находится памятный  крест, на котором на украинском и английском языках написано: «Вечная память 140 тысячам погибших евреев, солдат в концлагере «Штатлаг 328» в период с 1941 по 1944 годы». Он не стал говорить об этом Олесю, слишком в хорошем настроении тот пребывал, высматривал в кафе хорошеньких девчонок. А если настаивать сейчас на своей осведомленности, тогда можно поссориться.
-Как ты думаешь, может нам снять парочку телочек? - кивнул Олесь на девушек у стойки бара.
Николай посмотрел на девчонок, которые у стойки бара заказали себе алкогольный коктейль, отрицательно покачал головой.
-Устал. Завтра рано вставать.
Олесь не настаивал. Допили кофе и водку, расстались до следующего утра.
За служебными заботами время летело быстро. В Москве случилась большая политическая заварушка. Кто-то хотел скинуть Горбачева, в Киеве по этому поводу молчали, только потерявший власть главный коммунист украинской партии старался встряхнуть коммунистов областей, те упорно отмалчивались, все выжидали, чем закончиться в Москве. Во Львове делали вид, ничего не произошло, мы идем в фарватере Киева. По телевизору пару раз показали Ельцина на танке. Затем Горбачев вернулся, заговорщиков посадили, и все пошло свои чередом.
Наступила зима.  Легкие морозцы по утрам сменялись осенним дождиком, снега почти не было. В Москве уже вовсю намело сугробов, стояли морозы, а во Львове по-прежнему глубокая осень.
В Украине шла подготовка к президентским выборам. Кроме Кравчука, Николаю были известны два других кандидата, об остальных четырех он даже не слышал, поскольку последние пять лет жил в Москве, а до этого украинской политикой не интересовался. О кандидате Черноволе он знал, поскольку тот был главой Львовской областной рады и знакомый семье Омельченко. Хотя удивлялся, как мог вчерашний сиделец, за спиной которого десять лет лагерей за дессидентство, стать председателем рады, а теперь еще хочет стать и президентом страны. О другом же таком кандидате из национально-демократических кругов Лукьяненко - Николай слышал потому, что его ругал в своих выступлениях Черновол, а так же скептически о нем отзывался Олесь, хотя уважал за антисоветские взгляды. Голосовали не столько за кресло президента, сколько за референдум о независимости. Кравчук быстро понял, что просоветские высказывания могут сыграть против него, и быстро переориентировался на националистическую позицию. Когда Черновола спросили, чем его  программа отличается от программы Кравчука, тот ответил: «Ничем, кроме того, что моей программе тридцать лет,  а его - три месяца».  Выборы выиграл Кравчук, Черновол был вторым, получил втрое меньше голосов.
Не мог ронять Николай, как теперь будет развиваться республика имея своего президента, поскольку в Москве правил президент СССР, которому формально должен был бы подчинятся Кравчук. Он же, наоборот, транслировал свою независимость, формировал собственную армию, переподчинил украинскому руководству милицию, внутренние войска. Все разрешилось в одночасье, больше похожее на переворот.
К нему после службы зашел Олесь, весело потирая руки сказал:
-Вот учудил наш дед, так учудил! Молодец! Теперь то мы им покажем где раки зимуют!
-Погоди, ты о чем? - удивился Николай.
-Сидишь в своей берлоге, радио не слушаешь. У тебя даже телевизора нет. Вот деревня! Наш батько Кравчук, в Беловежской пуще с Ельциным и белорусом Шушкевичем подписали союз независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование! - радовался Олесь и стучал себя от возбуждения по коленкам.
-Тебе-то какая от того радость? - проворчал Николай. - Мы и так на референдуме первого декабря проголосовали за независимость. 
-Ты не понимаешь! Одно дело объявить за независимость, однако к Москве мы были привязаны единой валютой, армией, экономикой. А теперь все! Врозь! Мы будем создавать свою полноценную армию, свою денежную систему, свою конституцию. Те  офицеры, которые захотят служить в России, - скатертью дорожка! Ты сам как? - покосился на него Олесь.
Николай думал не долго. Он не раз уже прикидывал, как ему быть, если перед ним встанет такой выбор. Служить в армии с чуждым ему языком, в которой культивируются  зачатки нездорового национализма, ему не хотелось. С другой стороны, на Украине проживают его родители, многочисленные родственники, школьные друзья. Неизвестно, до какой степени произойдет разрыв между Украиной и Россией. Брат Николай намекает, что хотел бы остаться в Москве. Кто тогда присмотрит за престарелыми родителями? И он надеялся все же перевестись поближе к ним, туда, где не так культивируется украинский язык.
  -Я останусь, - кивнул Николай.
-И это правильно! Заживем, как все цивилизованные европейские государства. Завтра в полку проведем митинг, поддержим решение Кравчука, потом подумаем о принятии присяги на верность Украины.  Это событие надо обмыть! Пошли в кафешку.
Николай неохотно поднялся. Ему вовсе не хотелось идти и выпивать, знал, Олесь не отстанет. Патче того, обвинит в нежелании разделить общую радость по поводу приобретения полной независимости Украины.
По пути в кафе Олесь сказал:
-Сеструха моя интересовалась тобой.
-С чего вдруг? Она при той встрече даже не взглянула на меня, - удивился Николай..
-Видимо, все же взглянула. Мать все сватает ее за сыночков своих высокопоставленных знакомых. А там сыночки, - не приведи Господи.  Сказала, пойдет за военного, и вспомнила, что у меня есть товарищ.
-Девушка красивая, - уклонился от обсуждения Николай.
Олесь хлопнул его по спине.
-Смотри, а то шуриным станешь, - и засмеялся.

*  *  *
Учеба продолжалась так, как будто ничего в стране не менялось. Совершили попытку изменить курс Горбачева его бывшие соратники. Не получилось. Многолетний Председатель Совета министров Рыжков с инфарктом отправлен в отставку, теперь в Советском Союзе на западный образец - Кабинет министров. Новый глава Кабинета Павлов не оправдал надежд, примкнул в путчистам, пребывает вместе с остальными за решеткой. Давеча, летом опального Ельцина избрали делегатом на партийную конференцию, а тот устроил там такой разнос всей партийной верхушке, что Горбачев сидел красный, как рак, а выгнать с трибуны Ельцина не мог, все шло по телевидению в прямом эфире. Об этом шептались по углам, вслух и публично речь Ельцина не комментировали. Тем более, по черно-белому телевизору красноты Горбачева не видели, однако молва упорно доказывала, ему было очень стыдно. Все эти политические перипетии мало касались студентов, их оберегали от внешних преобразований, преподаватели сами пока не понимали к чему все это может привести. Кто-то поддерживал Горбачева, кто-то Ельцина, некоторые ни того, ни другого. Будущим журналистам они рассказывали о происходящем за стенами института, однако старались не делать никаких выводов. Хотя сами студенты хорошо все видели, читали в газетах, благо независимых газет выпускается много. С путчем осталось много неясностей, Дмитрий пытался задать вопросы профессорам: почему Горбачев не приказал арестовать заговорщиков? Почему личная охрана подчиняется не ему, а председателю КГБ? Почему заговорщики действовали так нерешительно, не арестовали Ельцина? Не подчинили полностью себе телевидение? Почему в Москве появились войска? Пучисты решили с помощью армии бороться с несогласными? Эти вопросы он задавал уже как будущий журналист, только никто не давал на них ответы. А в силу молодости и некомпетентности сам прийти к определенному выводу не мог. Решил, он сконцентрирует все внимание на учебе, а политической журналистикой  займется позже. Хотя как-то профессор по политологии признался студентам: «Я не верю, что Советский Союз может прекратить свое существование. Тем более, что народы проголосовали за его сохранение. Однако я глубоко уверен, что социалистическая экономика приказала долго жить», - грустно поведал он.
Павел с места спросил:
-Разве Советский Союз сможет существовать без социалистической экономики?
-И какой же выход? - с места выкрикнул студент Игорь Лапин.
Профессор помолчал, походил перед аудиторией, словно раздумывал, можно ли высказать свою мысль вслух. Наконец решился:
-Выхода два: или тоталитарный жесткий режим, или рыночная экономика под руководством государства.
-Возврат к капитализму?! - воскликнула студентка Люба Савушкина.
-Увы. Не самый худший вариант в разумных руках, - кивнул профессор.
-Как же так! Нас десять лет в школе убеждали, капитализм наихудшая форма правления, а теперь мы будем его возрождать в своей стране? - спросил все тот же девичий голос. Дмитрий оглянулся. Убедился, спрашивала Люба Савушкина, студентка, приехавшая из Свердловска. Толстая русая коса являлась предметом шуток со стороны однокурсников, почти никто из девушек  не носили косы, почти у всех короткая стрижка, она упорно не соглашалась следовать моде. Тем и симпатична она была Дмитрию. Профессор долго объяснял студентам все плюсы и минусы рыночной экономики. В конце грустно заметил: «Мы, русские, любим торопиться, поэтому у нас всегда первый блин получается комом. Как бы подобное не случилось с рыночной экономикой».
Дмитрию хотелось увидеть Диану. Он не знал, под каким предлогом встретить ее. Сожалел, что не записал номер ее домашнего телефона. После того, как она отказала Павлу, он постеснялся спрашивать ее о номере телефона. Он не был влюблен в нее, ему было интересно, какая она вне вечеринки, где она влекла его своей раскрепощенной энергией, ему было интересно с ней побеседовать в обыкновенной обстановке. Убедиться, что она привлекательна не только в танцах. Или разочароваться в ней. Дежурить возле училища ему казалось недостойным, тем более, что в училище часы учебы не похожи на четкие пары в его институте. Павел на последней паре спросил его, пойдет ли он в кино?
-Нет лишних денег, - отказался Дмитрий.
-Я угощаю. Мы пойдем не в кинотеатр, тут один чудик открыл видеосалон на пятнадцать или двадцать мест, крутит зарубежные фильмы по видеомагнитофону.
Дмитрий с любопытством посмотрел на него. Он знал,  в городе открыто много подобных заведений. Билеты стоят относительно недорого.
-Что за фильм? - спросил он.
-Калигула. Римская история. Возьми с собой Любаню, - кивнул он на девушку с толстой косой, он видел, что друг общается с ней чаще, чем с остальными.
-А ты Диану пригласишь? - спросил Дмитрий в полной уверенности, что он пригласит Диану, и он увидит девушку.
-Нет. У нее появился то ли свой мэн, то ли она с головой ушла в учебу, теперь она меня старается реже замечать, - ответил с долей скептицизма Павел.
Дмитрий оглянулся на Любу, сказал, неудобно как-то приглашать ни с того, ни с сего девушку, дружеское общение вовсе не повод, чтобы продолжить общение вне стен института.
-Провинция! Когда-то нужно начинать приглашать девушек не только в кино, - с долей скепсиса констатировал Павел, и только прозвенел звонок, окликнул: - Савушкина, ходь сюда!
Та и не думала откликаться на зов, проходила мимо, Павел ухватил ее за руку.
-Любаня, хочешь любви большой и чистой?
-Отстань! - выдернула она руку.
-Постой. Я шучу. Мы с Димкой хотим пригласить тебя в кино. Исторический фильм. Полезный для общего развития.
Девушка взглянула на Дмитрия.
-Правда? - спросила она у него. Павлу она не доверяла. Дмитрию симпатизировала. Они часто на переменках болтали ни о чем, иногда ходили вместе в столовую. Взаимная дружеская симпатия проскальзывала между ними.
Дмитрий кивнул. Девушка минутку подумала, спросила:
-Где и во сколько?
Этого Дмитрий не знал. Павел поспешил на выручку:
-Встречаемся в пять у центрального входа. Идет?
-Ты согласна? - спросил Дмитрий Любу.
-С тобой - да, - ответила девушка и пошла на выход.
В пять Павел ждал их у входа с юной толстушкой маленького роста, пухлые щеки и курносый нос, единственное что запомнил Дмитрий. Павел торопливо представил их, повел  в сторону салона, в котором они должны были смотреть фильм.
Зал, в который они пришли, напоминал небольшую комнату, на тумбочке стоял большой телевизор, рядом японский видеомагнитофон «Панасоник». Таких видеосалонов в Москве открывалось множество. Деньги деловито собирал белобрысый парень, Павел отодвинул два стула к стене, позади двух рядов стульев, уселся со своей девицей отдельно. Погас свет и телевизор засветился голубым светом. Фильм исторический, но с эротическими подробностями, которых в советских кинотеатрах не показывали. При первых откровенных сценах, послышались возгласы, короткий смешок, Люба схватила за руку Дмитрия и сильно сжала, потом закрыла глаза.
-Куда ты меня привел? - в ужасе зашептала она.
-Я сам не знал, - ответил Дмитрий, его самого несколько шокировали откровенные сцены. Подобного в советских фильмах не увидишь и в книгах не прочтешь. Дмитрий украдкой оглянулся. Павел самозабвенно целовался со своей девицей, его рука глубоко утонула  в ее пазухе. Девица этого не замечала, обняла Павла за шею, отвечала на поцелуи с не меньшим темпераментом. Он посмотрел на Любу, даже в полутемноте видно, как горели ее щеки. На наиболее откровенной сцене, когда гетеры ублажали служащих дворца, Люба не выдержала, вскочила:
-Пойдем отсюда!
И пошла к выходу. Дмитрий выскочил за ней в осенний вечер.
-Какой ужас! - негодовала она. - И как такое можно снимать?!
-Послушай, Люба, ведь это правда жизни. Развращенный век. Когда рабыня не считалась человеком, и хозяин мог делать с ней все, что хотел.  Так было, это исторический факт, - попытался он несколько смягчить негодование девушки.
-И что же! Историю нельзя показывать без этих сцен? - тоном капризной девочки высказалась Люба.
-Думаю, это только начало. Дальше будет хуже. Сейчас мы видели только эротику, вскоре появится и откровенная порнография. Или уже появилась. И ты, как будущая журналистка должна к этим вещам относится так, как патологоанатом относится ко внутренностям трупа. Вспомни, мы о проститутках раньше только слышали, и не верили, что они могут у нас появиться, а сейчас они шпалерами стоят на Тверской. И если у тебя появится задание написать репортаж о них, ты станешь отказываться? Тогда ты выбрала не ту профессию, - убеждал ее Дмитрий. Люба шла молча, сопела, ей нечем возразить. Ему как-то хотелось оправдать Павла, который заманил их на просмотр этого фильма.  Вспомнил, как Павел говорил, что у них на курсе не найдешь девственницу, с сомнением посмотрел на целомудренное негодование девушки, и не мог поверить, что стыдливая Люба может быть уже женщиной, в ее городе была у нее любовь с продолжением.
И надо же именно в эту минуту им встретить Диану. Дмитрий сначала не узнал ее, просто не обратил внимание на прохожую, пока Люба не поздоровалась с нею. Они встречались у него в комнате, когда Павел устраивал небольшие посиделки с вином и танцами. Диана кивнула и хотела пройти мимо, Дмитрий встал в ступор.
-Привет, Диана. Почему не заходишь? - окликнул он девушку.
Глупее вопроса в голову прийти не могло. Она остановилась, смерила взглядом Любу, спокойно ответила:
-Не приглашают.
-Я приглашаю, - выпалил Дмитрий.
-Спасибо.
-Я позвоню. Ах, да! Я не знаю номера.
Диана продиктовала номер, и они распрощались. Люба иронически улыбнулась.
-Надо же! Ты чуть шею не сломал, так резко отреагировал на нее.
-Интересный человечек. Будущая актриса, - пояснил Дмитрий.
-Если актриса, тем уж и интересна?
-Да нет, еще неизвестно, какой она будет актрисой,  хотя я видел ее в спектакле. Играла превосходно.
-Я тоже видела ее на вечеринке у вас. Вела себя довольно вульгарно. Нравятся вам, мужчинам, легкодоступные девицы.
-С чего ты взяла, что она легкодоступна? Раскрепощена - да.  Свободна! - заступился за Диану Дмитрий. -Неизвестно, что осталось  за спиной у наших целомудренных девушек, - проворчал Дмитрий. - Ты, небось, жениха дома оставила?
-Оставила. Только разве вы, парни, умеете ждать. Он даже писем мне не пишет, хотя летом на каникулах клялся в вечной любви. Сестра написала, видела его с девицами.
-А ты хотела бы, чтобы он пять лет сидел и выглядывал из-под козырька: едет ли моя любимая? - покосился на нее Дмитрий.
-Не пять лет. Я же на каникулы ездила, и уже чувствовала, за его словами о любви легкое отчуждение. Он как бы тяготился нашими встречами, и все торопился по каким-то делам, словно я на год приехала.
Так в разговоре они почти дошли до входа в общежитие. Они остановились, не договорив, Дмитрий за плечи повернул девушку спиной к ветру, чтобы она не замерзла в своем демисезонном пальто, она расценила это так, что юноша хочет обнять ее. И доверчиво прижалась к нему. Дмитрий не ожидал ее такого шага, полагал, он всего лишь вежливо укрыл девушку от ветра. А она смотрела на него снизу вверх, положив руки на грудь, словно ожидала продолжения с его стороны. И он неумело ткнулся в ее губы. Она не оттолкнула, только доверчивее прижалась к нему. Он обнял ее и смелее поцеловал. Слегка закружилась голова. По сути, он первый раз целовался с девушкой. И целовал он ее не от возникшей любви, почувствовав, что она его не оттолкнет, ему стало интересно, как это целоваться с девушкой. Оказалось, очень даже приятно. Там, у себя дома, он не сторонился девушек, общался и ходил сними в кино, провожал домой, но никогда не делал попыток сблизится в надежде, что когда-нибудь, он на свидании поцелует Эсфирь. И у нее не будет огорчения по поводу того, что он до нее уже с кем-то встречался и целовался. И берег себя только для нее. И проскочил тот юношеский период, когда парни с серьезными намерениями начинают бегать на свидание, целовать девчонок.
И сидя перед сном на кровати он вспоминал податливые губы Любы, удивлялся на свою слабость: «Надо же! Оказывается можно целоваться и без любви, и оттого будет так же приятно, очень будоражит кровь. А как же Любин жених, который ждет ее дома? Почему она может позволить целовать себя другому парню, а сама обижается на того парня за отчужденность?». И как теперь ему вести с ней? Ведь она симпатична ему, но сможет ли он ее полюбить так, как любил Элю? Полагал, коль они целовались, то он теперь такой же ее парень, как другие однокурсники, которые разбились на пары, и ни от кого не скрывали своих отношений. Его несколько коробила мысль, все же он не влюблен в нее, и у нее есть жених, хотя тот и далеко.
В начале декабря по институту пронеслась новость, ее прямо в аудитории на  перемене озвучил студент Горлов:
-Братцы!  Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение о разделе и создании Союза независимых государств. Советский Союз закончил свои славные, бесславные дни!
-И чего нам теперь, ура кричать? - отозвался за всех Павел.
-Как это они провернули за спиной Горбачева? Это же государственный переворот? - высказался Дмитрий. - Их нужно арестовать!
-Кишка у него тонка, - парировал Степан. - Российская милиция кому подчиняется? А советской уже почти и нет. И армии у Горбачева нет. Как теперь нам быть? Мы же теперь иностранцы в России?- озадачил он всех не из России студентов.
По спине многих студентов из бывших советских республик пробежал холодок.
Много лет спустя Дмитрий узнал о поведении Ельцина в то время. Всю троицу вызвал к себе Горбачев. Шушкевич и Кравчук не поехали. Ельцин появился в Кремле, Горбачев в присутствии Назарбаева спросил: «Что вы там натворили?!» - Ельцин довольно грубо ответил: «Вы что, допрос будете мне устраивать?» Тот: «Пока я еще президент Советского Союза». Ельцин обошел стол, подошел к креслу Горбачева и нагло сказал: «Скоро я буду сидеть в этом кресле!». Этот некрасивый, почти хамский жест, как нельзя лучше характеризовал политические амбиции Ельцина, для которого власть стала основой жизни.
Дмитрий, Степан и другие студенты из бывших союзных республик растерялись, как им, действительно, в дальнейшем быть? Пошли в деканат. Там тоже не могли ничего толком объяснить, сами в растерянности. Чуть позже им пояснили, есть два пути продолжения учебы: на платной основе или после согласия на российское гражданство. Ни то, ни другое для Дмитрия неприемлемо. Денег на учебу нет. Он, русский по рождению, однако проживает на Украине, там его родители. В киевском университете возросло требование к украинскому языку, декларировалось, что в дальнейшем все перейдут на украинский, которого Дмитрий не знал. Степан тоже в растерянности.
Решили закончить сессию, после каникул станет ясно, как быть. 25 декабря другая новость всех ввела в некоторый ступор: сложил свои полномочия президента Горбачев,  СССР окончательно прекратил свое существование. Студенты собрались в актовом зале, все смотрели по телевизору отречение Горбачева. Стояла мертвая тишина. Дмитрий чувствовал, как у него стало в голове пусто, только одна мысль стучала в голове: как же мы будем дальше жить. Возникло такое ощущение, что все граждане страны остались в подвешенном состоянии. Особенно этнические русские или те кто считал себя русским по культуре и мироощущению, которые в одночасье остались за пределами России.
-Вот тебе и перестройка! - удрученно  высказался Степан. - Горбачев думал, что строит дворец, оказалось, получилась собачья будка, - констатировал он.
-Это ты уж слишком… - возразил Дмитрий.
-Ты стал славянофилом? - спросил Степан.
-Я русский. По плоти и духу, - отмахнулся от него Дмитрий, спорить в такую минуту бесполезно, что ни скажи, все будет звучать фальшиво.
На каникулы несколько студентов, которые далеко живут, домой не поехали. Оставшиеся студенты скидывались продуктами, собирались в одной из комнат, ужинали, играли в подкидного дурака, иногда в шахматы. Студент Игорь Лапин после очередной игры в карты, предложил для разнообразия сыграть в подкидного на раздевание. Люба возмутилась:
-Нечего устраивать от скуки вертеп, нужно оставаться людьми.
Не поехала в далекий Свердловск Люба Савушкина, которая после того похода в кино и последующих поцелуев, стала оказывать Диме знаки внимания. Люба не была красавицей, правильные черты лица, светло русые, в рыжинку,  курчавые волосы, которые она заплетала в тугую косу, пухлые губы, открытый взгляд больших серых глаз. Типичная кустодиевская девица. Смущали Дмитрия широкие бедра, и вообще девушка она плотная, сбитая,  рука полная, белая, с веснушками до локтя. Она взяла покровительство над Дмитрием, хотя, казалось, он в большей степени должен опекать его. Ее присутствие наедине волновало Дмитрия, целуя ее он ощущал, как девушка жарко в ответ обнимала его и вовсе не реагировала, когда он плотно прижимался к ней, не старалась оттолкнуть.
На новый год раздобыли на всех бутылку шампанского, символически разлили по полстаканчика, провозгласили заздравную, гурьбой вывалили на набережную, дурачились, кидались снежками, и не поймешь со стороны, то ли дети балуются, то ли подвыпившая молодежь развлекается. Когда возвращались, Люба наклонилась к нему и сказала,  она нажарила картошки.
-Заходи, угощу, - пообещала она.
-У меня есть только заварки и сахар, - пообещал он.
-Вот и запьем чаем, - улыбнулась она.
И они сидели вдвоем в комнате, съели картошку, пили чай, потом сидели на кровати, прислонившись спиной к стене. Свет не включали, в окно проникал свет от праздничной иллюминации. Говорили о завтрашнем дне, о предмете, который обоим давался не так легко. Потом девушка ненароком привалилась к нему. Он ощутил ее тепло. Обнял девушку за шею, прижал к себе, она доверчиво положила голову  ему на плечо, продолжали говорили не о чем, оба чувствовали, что слова уже не имеют смысла, пытались гадать,  каким будет девяносто второй год. И оба чувствовали  некоторое внутреннее волнение от близости, впервые они были наедине, когда не надо опасаться, что появятся посторонние, Люба не одна жила в комнате, в ее комнате проживали две девушки, и в его комнате живет Степан. После того вечера в кино они  уединялись в аудитории, и они снова целовались, вздрагивали от каждого скрипа двери. И сейчас, в темноте, когда повисла пауза, Дмитрий погладил ее волосы, она распустила косу, волосы покрыли всю ее спину, глаза блестели в лучиках проникающего света. Она повернулась к нему, подставила губы, и он сначала робко, потом все смелее и смелее стал целовать ее, понимая, поцелуи там, вне интимной обстановки, и здесь, действуют более возбуждающе. И она отвечала на поцелуи, обнимала его, он нечаянно коснулся ее груди, думал девушка вздрогнет и оттолкнет его, она не заметила этого прикосновения. И тогда он уже целенаправленно коснулся груди, и девушка только сильнее задышала,  судорожно прижала к себе Дмитрия.
-Люба, а  у тебя там, с твоим другом, было? - спросил он на ушко.
Она замерла, помолчала, тихо ответила:
-Было. Мы же жениться хотели.
У Дмитрия в груди все замерло. Стыдливая, целомудренная Люба, которую он с большим трепетом едва позволил себе коснуться ее груди, совсем недавно, в прошедшие каникулы, лежала обнаженной перед другим мужчиной, и для нее прикосновение Дмитрия не внове, а он полагал, что у обоих это впервые. И не ревность возникла в его груди, это открытие так поразила его, что он невольно отпустил девушку, застыл. Люба почувствовала легкое отчуждение юноши, прижалась к нему, горячо зашептала:
-Ты не думай, Дима, я не набиваюсь к тебе в невесты. Ты нравишься мне, я влюблена в тебя, ничего от тебя не требую. Мне очень хорошо с тобой. Я хочу, чтобы мы были вместе до конца учебы. А там будет видно, как нам поступить.
-И мне с тобой хорошо, Люба, - деревянным голосом проговорил в темноту Дмитрий. Возбуждение от близости медленно угасало. - Понимаешь, в моем полунищенском состоянии строить серьезные отношения было бы неразумно. Не хочу тебя обманывать.
Девушка обняла его за шею, притянула к себе, горячо зашептала в самое ухо:
-Да я ничего от тебя не требую. Будь только со мной. В качестве друга, моего возлюбленного, любовника, кого хочешь! Ты очень люб мне, я буду преданной твоей избранницей. Ты не думай, я не падшая женшина! Я бы оставалась верной и своему другу, но он оставил меня, изменил, обманул. И я теперь свободна от всех обязательств. Будь моей опорой! Я не хочу, чтобы кто-то посторонний глазел на меня сальными глазами, а так все будут знать, что ты мой избранник, - громким шепотом горячо шептала девушка.
«Вот те раз! - подумал Дмитрий. -И это Люба, самая скромная из всех. Может быть и прав Павел, нет на курсе девушек. У всех за спиной прошлая и настоящая бурная жизнь».
-И ты, неуверенная в моей любви, согласна стать моей женщиной?- удрученно спросил он.
-Могу быть просто другом, - прошептала она.
-Люба, у меня не было женщины, - признался он. - Я любил одну девчонку в школе, но мы встретились только один раз. У нее строгие родители. И все! Ты уже испытала… - он запнулся, не зная, как высказаться, - а я нет...
Девушка словно не слышала его, начала осыпать его лицо поцелуями, горячо зашептала:
-Хочешь, я буду твоей?! Прямо сейчас?
Конечно, Дмитрий хотел этого, он не знал, что при этом должен делать. Срывать с нее одежду, или подождать, когда она сама разденется? Легче всего было уйти. Встать и уйти. Дезертировать! Только стыдно потом будет смотреть друг другу в глаза: ей за свое падение, ему за дезертирство. Он остановил ее, взял за плечи, и медленно положил головой на подушку. Волосы обильно распластались по всей подушке, девушка замерла и ждала от него дальнейших действий. Он на минуту замер, не знал, как ему поступить, она ждала от него дальнейших  действий широко открытыми глазами. И он начал целовать ее, шею, все ниже, ложбинку груди, девушка вновь задышала, грудь вздымалась, она в истоме закрыла глаза.
-Скажи, теперь, как порядочный человек, я буду обязан на тебе жениться? - спросил он, начитавшись романов Вальтера Скотта о джентльменском отношении мужчины к женщине.
-Нет. Мы оба к этому не готовы. Если ты полюбишь меня, то к концу учебы будет видно, - громким шепотом ответила девушка, и нетерпеливо притянула к себе.
Утром Дмитрий по-воровски выглянул в коридор, убедился, что там пусто, кивнул Любе и, втянув голову в плечи, быстрым, крадучимся шагом пошел в свою комнату. У себя он сел на стул и тупо уставился в окно, открывая в душе новые ощущения. Это была незабываемая ночь. Первая в его жизни. Никогда ранее он не видел и не ощущал обнаженного девичьего тела. И для него это стало таким открытием, которое поразило его в самое сердце. Только удручало некоторое сознание того, что девушка отдалась ему без слов любви с его стороны. Он и сам не знал, как к ней теперь относиться. Она нравилась ему, со своей русой косой в его глазах она олицетворяла русскую девушку у ствола белой березы из стихов Есенина. Он не успел осознать, что не испытывая большой всеобъемлющей любви, вдруг оказался в ее постели. И как теперь ему быть дальше? Продолжать отношения или принять за обоюдное желание всего на один только вечер. Но прошел день, и все эти мысли улетучились из головы, как только он вечером увидел Любу. Она вся светилась изнутри, и Дмитрию захотелось опять ощутить то пьянящее чувство близости, целовать и ощущать запах девичьего тела.
Теперь они избегали общие посиделки в комнате с оставшимися на каникулах студентами, а старались быть вдвоем, поскольку оба понимали насколько скоротечны каникулы, через неделю аудитории и коридоры вновь наполнятся студентами, и негде будет им уединиться. А еще, к Любе приехала обеспокоенная не приездом дочери мама, и девушка не очень была рада ей, хотя она привезла ей продукты и деньги. Люба украдкой забегала к нему в комнату, делилась продуктами, быстро целовала и убегала. Она не хотела знакомить его с мамой, поскольку та по-прежнему полагала, у дочери в городе остался жених, который ждет ее. Когда они уехали на экскурсию в город, Дмитрий спустился в холл, где стояли телефоны, набрал номер Дианы. Нужно поздравить девушку с Новым годом. К телефону долго не подходили, и он уже хотел положить трубку, когда трубку сняли, и тусклый голос просипел:
-Да...
-Диана, это я, Дима Орлов. Я хотел поздравить тебя с Новым годом…
Она перебила его.
-Ты почему не уехал домой? - спросила она.
-Туда с пересадками пока доедешь, пора обратно будет ехать, - пояснил он. Не стал объяснять, что на поездку у него нет денег.
-Приезжай ко мне. Мне так хреново, я одна сойду с ума, - с болью в голосе проговорила она.
-Хорошо, - несколько поспешно согласился он, хотя был несколько озадачен ее состоянием и скоротечным приглашением.
-Ты помнишь, где я живу? - спросила она.
-Да.
-Позвони три коротких раза, я иным не хочу открывать, - попросила она.
-Через полчаса буду.
Диана встретила его с бокалом в руках, везде царил полумрак. Она взяла его руку, потянула за собой.
-Погоди, я обувь сниму. Наслежу.
Он нагнулся, скинул ботинки, верхнюю одежду.
-Ты чего в легкой курточке? На дворе мороз, - заметила она.
-Закаляюсь. Не хотел осенью везти из дому пальто, думал съезжу на каникулы, - пояснил он.
Они зашли в комнату. На столе начатая бутылка вина, фрукты, кожура от мандарин валялись на столе и полу.
-Как все запущено, - проговорил Дмитрий, - у тебя депрессуха?
-Да. У нас ведь тоже каникулы. Новый год просидела одна, смотрела телевизор. Никого не хочу видеть. Новыми подругами я еще не обзавелась.  А те что были ранее, все при мужьях и родителях, - небрежно пояснила она.
-К родителям почему не поехала? - спросил Дмитрий.
-Отец так и не простил меня. У него не умещается в голове, как можно поменять МГУ на какое-то училище. Мама, вот, привезла деньги, продукты и вино. Выпей со мной.
Она налила ему в бокал, приподняла свой, смотрела на него сквозь стекло, томно проговорила:
-Что ты мне пожелаешь в новом году?
-Что можно желать девушке, у которой все есть, - кивнул он на стол. А если серьезно: Закончить с успехом училище, получать значимые роли. Выйти замуж за достойного человека. И впредь не скучать. Пить в одиночестве не самый лучший выход из депрессии. Вспомни печальный опыт актрис, которые после блестящих ролей, топили свое одиночество в вине.
-Какой ты зануда. Начал хорошо, кончил за упокой. За тебя!
И опрокинула остаток вина в себя. Дмитрий надпил, поставил бокал, взял мандарин, очистил, разломил на дольки, одну дольку себе, одну давал Диане. Она как цыпленок открывала рот и лукаво поглядывала на парня.
-Как вовремя ты пришел, - сказала она.
-Сам не ожидал. Я ведь позвонил, чтобы поздравить, не более. Не могу понять, почему ты одна, без парня? Ведь возле тебя всегда, как пчел возле меда?
-Ты еще скажи, как мух возле…
-Нет, - прервал он ее, - именно меда!
-Ах, спасибо! Все, кто возле меня ждут только одного! Тем более, в Новогоднюю ночь! А я хочу чувствовать рядом умного собеседника.
-Ты полагаешь, что я один из них?
-Не знаю. Просто я просидела Новогоднюю ночь одна, затем еще несколько ночей и решила, что могу свихнуться. Ты позвонил, когда я уже не могла оставаться одна.
Она встала,  села на диван. Дмитрий остался сидеть на стуле, повернулся к ней, расспрашивал, как проходит ее учеба. Ведь в училище учат предметам, о которых он не мог даже представить. Например, по сценическому искусству им приходиться лаять собакой, впадать в транс, вызывать слезы. Преподают им заслуженные и народные артисты республики, которых Дмитрий мог видеть только в кино. Она расспрашивала его о прежних знакомых. Дмитрий спросил, приходил ли к ней в гости Павел?
-Приходил. Два раза. И оба раза под хорошим хмельком. Мылился остаться на ночь. Один раз выставила сама. Второй раз пригрозила вызвать милицию. Обозвал дурой и исчез. Он ведь в кампании хорош.  А в отношениях он весьма-а непостоянен.  И однообразен, - сморщила она свой носик.
Так беседовали они, пока за окном не сгустилась темень.
-Я пойду, - встал он. Его, наверняка, ждет Люба, только вряд ли она сможет зайти к нему на некоторое время, у нее в гостях мать. - Сполосну от мандарин  руки. У тебя ванная там ? - показал он на дверь.
-Да. Полотенце любое.
Он зашел в ванную,  вытирая руки, громко сказал:
-Здорово! У тебя ванна. Я сто лет не купался в ванной. В общежитии душ, дома у меня  - душ. По воскресениям общественная баня, там тоже тазики и душ, - сказал он без всякой задней мысли.
Диана встала у двери, прислонилась к косяку.
-Хочешь, прими ванную, - просто сказала она.
-Правда?!
Она пожала плечами.
-Я бы с удовольствием, но неудобно как-то… - спохватился он, не мог себе представить, что он разденется в чужой комнате, будет пользоваться чужим полотенцем, мылом и шампунью.
-Неудобно на потолке спать, - хмыкнула девушка, отошла и вернулась с большим махровым полотенцем.
-Ой, спасибо! Не сочти за наглость, я быстро…
-Не торопись. Самый кайф полежать в теплой воде. Шампунь и мыло на полочке.
И закрыла за собой дверь. Дмитрий быстро разделся, набрал ванну теплой водой, лежал и нежился. Действительно не часто ему приходилось лежать в ванной. Так было у дяди Васи в Крыму, когда они ездили к нему в гости, тогда он был еще малолетним.  Ходили к тети Варе в Измаиле, они жили в квартире, у них была ванная, он с мамой целенаправленно ходили принимать ванную, поскольку городская баня была на ремонте. Он нежился, вспоминая те счастливые дни детства, потом опомнился, все же он не у тети Вари, нужно торопиться. Быстро намылился.
-У тебя все нормально? - спросила Диана из-за двери.
-Да, да, я сейчас выхожу…
Он вышел счастливый и расслабленный.
-Благодать какая, не знаю, как тебя отблагодарить.
-А ты останься у меня. А то мне будет вдвойне грустно одной. Да и нельзя тебе с мокрой головой на мороз, - предложила она.
Дмитрий на миг замер. А как же Люба? Это же явная измена. Но оттолкнуть Диану тоже было бы верхом невежества, она же полагает, что его никто не ждет, студенты все разъехались.
-Я постелю тебе на диване, - сказала Диана.
-Да? - глупо спросил он, полагая, что если его оставляют, то спать им в одной постели. - А почему не вместе?
Диана с укоризной посмотрела на него.
-И ты туда же… Я дала зарок, не спать с мужчинами до первой брачной ночи. А оставляю тебя, уверена в твоей порядочности.
Дмитрий явно озадачился, никак не ожидал такого поворота.
-Погоди, Паша говорил, что ты жила с парнем и собиралась выйти за него замуж. И сейчас у тебя кто-то есть, только… почему я, а не он здесь? - глупо спросил он.
-Слушай больше ты своего Пашу, - недовольно проговорила она. - Балабол и трепач. Парни у меня были, и есть, спать с ними я не собиралась. Это либо друзья, либо поклонники. Среди них нет тех, с которыми хотела бы проснуться и провести всю жизнь в одной постели, - скороговоркой выговорила она, расстилая постель на диване.
-Почему ты тогда не выходишь замуж? Ведь ты красивая, умная, упакованная, все у тебя есть. У тебя куча поклонников. И тебе уже достаточно для замужества лет. Ты какого принца ждешь? А если ты не встретишь достойного, так и будешь себя беречь? - недоумевал парень.
-Посмотрим. Я дала зарок в этом, новом году познакомится с достойным моей руки и сердца парнем, - заявила она. - А не получится, выйду за того, кто будет искренне меня любить.
Она взбила подушку, показала рукой на диван, на котором он может располагаться, сама отошла, в темноте разделась, улеглась на кровати у окна. С чувством некоторого смятения он разделся, старался не смотреть в сторону Дианы, нырнул под одеяло. Чтобы говорить с ней, Дмитрию приходилось задирать голову.
-Расскажи о себе, - попросила Диана. - Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Вижу, ты  умный, скромный юноша, ты симпатичен мне. А главное, не пытаешься волочиться за мной, - со скрытой улыбкой в голосе проговорила она.
-А ты бы очень хотела этого?
-Тогда ты был бы как все, и не был бы так приятен. Просто любопытно, почему все стремятся сразу понравиться мне, осыпают комплиментами, стараются ухаживать, при этом всегда стремятся форсировать события. Именно поэтому я и осталась одна на Новый год. Потому что заранее знала, чем бы все это закончилось… все проехали. Расскажи о себе, - потребовала она.
-А что рассказывать? Биография моя коротенькая, не успела обрасти событиями. Родился в городе Измаиле, ты о таком и не слышала. Это на самом краю теперешней Украины, далее за Дунаем расположена Румыния. Родители люди простые. Отец рабочий, мать домохозяйка, есть брат, служит во Львове. В Измаиле окончил школу, - медленно рассказывал Дмитрий.
-Даже не представляю, где это? Раньше это была не Украина?
-Раньше мы не ощущали себя жителями Украины. Мы жили в большом Советском Союзе, говорили и учились по-русски, читали русские книги, вся деловая переписка велась на русском языке. Ничего украинского, кроме песен, мы не слышали. За редким исключением в пригородных селах жители говорили на смеси русского и украинского, мы его суржиком называли.
-Девушка у тебя дома осталась? - спросила Дина.
-Нет. Я был влюблен в одну девушку из моей школы, но отношения у нас не сложились.
Он замер, ожидая вопроса о девушке в институте, лихорадочно думал, как ответить, врать не хотелось, он не был влюблен, но после последних событий в их отношениях отказаться от Любы, ему казалось предательством. Диана спросила о другом:
-По окончании ты вернешься домой,  на Украину?
-Не знаю. Не решил еще. Все будет зависеть от обстановки. Посмотрю, к чему приведет суверенитет республики. Впереди четыре года учебы, многое может измениться. В Москве, конечно, перспективы заманчивее. Пока я еще гражданин с паспортом СССР, как и все вокруг. Боюсь что-либо загадывать, нужно сначала институт закончить, - пояснял Дмитрий.
Потом он опять  расспрашивал об учебе в училище, спрашивал, когда он увидит ее в студенческом спектакле, и позже на большом экране. Она отвечала, что киностудии сокращают выпуск фильмов, безденежье подкосило киноиндустрию, в театры люди почти перестали ходить. Было время, когда  билеты продавали из-под полы, достать  невозможно, сейчас залы полупустые.
Утром Диана напоила парня кофе, благодарила  за проведенный вечер, не дал ей умереть от одиночества. Просила звонить и заходить, она верит в его порядочность. Он не приставал, не доставал намеками, вел себя ровно, по-товарищески, и это ей импонировало.
-Ты открываешься для меня с каждым разом новыми гранями, - искренне высказался на прощание Дмитрий. - Не думал, что такие, как ты,  эмансипированные девушки могут оказаться более целомудренными, нежели некоторые тихони, - пояснил он.
Она с любопытством взглянула на него, ожидая разъяснения.
-Обижаешься, что не прыгнула к тебе в постель? - прыснула она в ладошку.
-Нет. Наоборот, еще больше зауважал. Я бы женился на тебе, если бы не твоя квартира и влиятельные родители, - полу шутя, полу серьезно сказал он на выходе. - А так будут тыкать пальцами, альфонс или нахлебник выискался.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, и тут же подтолкнула в спину на выход.
Возле университета он встретил Пашу.
-Где ты шляешься? - недовольно спросил он. -Комната заперта, тебя нет?
Вместо ответа Дмитрий обеспокоенно спросил:
-Слушай, а ты Любу Савушкину не встретил?
-Нет. А что?
-Я не ночевал дома, если что, подтверди ей, что я у тебя ночевал.
Павел недоуменно и подозрительно посмотрел на товарища.
-А ты что, уже с ней… - он потер указательные пальцы, - замутил?
-Неважно, сделай, как я прошу.
-Постой! А ты где ночевал? - озадачился Павел и с любопытством посмотрел на друга.
-В ночном клубе, - соврал он.
Он откинулся, с удивлением посмотрел на товарища.
-Вот те раз! На какие шиши? - подозрительно спросил Павел. - Я пришел пригласить тебя к нам на обед. Думал ты бедствуешь, а ты по ночным клубам шляешься. Я рассказывал матери о тебе, поведал ей, что ты не поехал на каникулы, сидишь со стипендией, на которую нечего купить, она приглашает тебя на обед к нам, - строчил друг скороговоркой.
-Погоди, Паша, - остановил его Дмитрий. - Давай в следующий раз. Я не выспался. Нужно отлежаться. Передай маме спасибо.
Ему совестно было смотреть в глаза другу, словно его вина, что он ночевал там, где Пашу выставили за дверь.
На следующий день он вызвал на переговоры родителей, потом Николая. Хотел посоветоваться, как ему продолжать учебу в сложившихся обстоятельствах. Ему, как иностранному теперь студенту, перестанут платить стипендию. Мать и отец ничего путного сказать не могли. Ходят слухи о смене денег, тогда они не смогут помогать сыну.  Они спрашивали, если он согласиться на российское гражданство, можно ли потом будет вернуться на Украину? И посоветовали самому решить, как ему поступить. Они были бы рады, если бы сын находился рядом, сами прожили без высшего образования, и он проживет. Николай высказался более определенно: возвращаться на Украину стрёмно! Тут молодчики в западных городах с факелами расхаживают, историю перевирают, руку в нацистском приветствии вскидывают, и власти их не останавливают, того и гляди в Киеве подобное начнется, а потом и на юг перекинутся, непонятно, чем все это закончится. И Дмитрий понимал, не их он опасался. Боялся, что запретят писать о них правду, а врать и подстраиваться под требования  начальства, - он не хотел.   Насаждается украинский язык, на котором он вряд ли сможет писать свои репортажи. Если он примет российское гражданство, никто ему не помешает приезжать домой навещать родителей.
-А тебе почему бы тогда не вернуться служить в Россию? Мы же русские? - спросил он брата.
-Я принял присягу на верность украинскому народу. Два раза присягу не принимают. Да и к родителям поближе, в случае чего, - пояснил Николай. - Кто за ними присмотрит на старости лет?
-Коля, ты помнишь, мы с тобой в юности читали статью философа Ильина, написанную еще задолго до отечественной войны? Он писал об Украине, что она признается наиболее угрожаемой частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм возник на честолюбии вожаков и международной завоевательной интриги. Он говорил, что отделившись, Украина предает себя на завоевание и разграбление иностранцами. Иностранцы, которые хотят расчленения Украины, должны помнить, что этим они объявляют вековую борьбу России. Мы еще тогда с тобой поспорили, и не согласились с мнением философа.
-Помню. Мы тогда полагали, что он исходил из предвоенной обстановки в мире, все изменилось после войны, Украина России не угрожала. Мы просто в силу своей юности не ощущали перемен в обществе, - отозвался Николай.
-К сожалению, его пророчества сбываются. Поэтому я бы не хотел возвращаться домой. Или если вернусь, останусь работать в Киеве в либеральной прессе, - сказал брату Дмитрий.
-Печальна судьба либералов в стране, где не работают в полной мере законы, - проговорил Дмитрий.
Договорились держать друг друга в курсе, к концу учебы будет ясно, к какому берегу Дмитрию надо будет прибиться.
Позже выяснилось, при желании российское гражданство не так легко получить для человека, который нигде не прописан, за исключением временной прописки в общежитии на время учебы, которая закончится с окончанием института. Но вкладыш российского гражданина на время учебы ему выдали. И стипендию продолжали платить.

*  *  *
В середине января Николай, действительно, принял присягу на верность служения украинскому народу. И с этих пор стал офицером новой украинской армии. Радости ему это не доставляло. За время учебы привык к мысли, что по окончании училища вольется в армию Советского Союза и будет служить там, куда его пошлют. Хоть на Дальний Восток, хоть на Север или в любую республику. Он и здесь готов служить, только ему плохо давался украинский язык, и не нравились националистические настроения. Парадную советскую форму исключили из употребления, поскольку новой формы не выдали, носили полевую армейскую, но без портупеи и знаков различия советского образца.
Еще до Нового года Олесь после службы предложил ему пойти на научную политическую конференцию, посвященную истории национального движения в современной Украине. Он всячески опекал Николая, старался сделать из него  последователя националистического движения. Вечер все равно нечем занять, Николай согласился. В небольшом зале собрались несколько военных, которых Николай не знал, два милиционера в чинах, человек пятнадцать гражданских, в основном молодежь. Выступал с лекцией мужчина средних лет в вышиванке навыпуск, подпоясанная узким ремешком, бородка, аккуратно подстриженные волосы под горшок, запорожские усы, круглые очки. Типичный пропагандист начала двадцатого века. Олесь с Николаем опоздали к началу, осторожно прошли на свободные стулья. Лектор рассказывал на украинском языке:
-...И семнадцатый год в России, и девяносто первый в Советском Союзе начались не вчера, а задолго до этих дат. Так и украинская борьба за самостийность началась не с объявлением независимости Украины, а задолго до гражданской войны, - говорил ровным голосом лектор, оглядывая из-под очков аудиторию. - Кратковременная победа с борцами за независимость после войны была короткой. И здесь мы должны вспомнить Никиту Хрущева, и в какой-то степени быть ему дважды благодарны.  Один раз за подарок в виде Крыма, а он всегда был украинским, второй раз за амнистию, в ходе которой были освобождены из лагерей тысячи наших братьев, которые сражались за свободу Украины. И несколько тысяч вернулись из-за рубежа.  По амнистии вышел на свободу даже высший руководитель организации украинского национализма Василий Кук, который был главнокомандующим Украинской повстанческой армией. Всем вышедшим на свободу бывшим борцам предписано было устраиваться по возможности на работу во все руководящие органы, в органы печати, в партийные и административные учреждения. Наш земляк руководитель Львовского краевого отдела ОУН  Василий Заставный написал завет для всех последователей: «Период борьбы с оружием в руках прошел. Настал период борьбы за молодежь, период врастания наших последователей в органы советской власти, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспорта, особенно образования, прививать молодежи все национальное, выдвигать своих людей на хозяйственные и партийные посты, внушать мысль, что украинец на голову выше остальных народностей, проживающих в Украине». Этот завет актуален и сегодня. Молодежь настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Еще в те годы молодежь делилась на три возрастные группы от пятнадцати до восемнадцати лет, младших использовали как разведчиков, наблюдателей, связных. Старшие готовились быть диверсантами. Должен вам сказать, что в отделе особого назначения принимал активное участие наш нынешний председатель Верховной Рады Леонид Макарович Кравчук. Поэтому мы должны всячески поддерживать его кандидатуру на пост президента Украины. Ведь благодаря поддержке наших единомышленников его быстро начали продвигать по служебной и партийной лестнице. Кравчук с честью выполнил свою миссию по развалу Советского Союза и установлению независимой Украины, - продолжал вещать монотонно лектор.
Он еще долго говорил о  необходимости работы с молодежью, создавать боевое крыло партии, Николай почти не слушал, ему захотелось на свежий воздух. К счастью и Олесь заторопился, у него запланировано еще одно мероприятие, они вышли  в зимний вечер, где Николай со вздохом проговорил:
-Мне это мероприятие напомнило ликбез марксистских кружков из старых фильмов.
-Да, но марксисты заседали нелегально, а мы свободно можем послушать то, о чем при советах вслух не говорили, - самодовольно проговорил Олесь.
-Странно, что Советы не пресекли на корню подпольную деятельность националистов, - высказал свое удивление Николай.
Олесь изобразил на лице довольную мину.
-Они не сидели в подполье, действовали вполне легально. Конечно, с трезубцем по улицам не бегали. Делали свое дело тихо, спокойно, капля камень точит. Результат налицо! Ладно, я побежал. Ты на Новый год приходи к нам. Галка будет рада тебя видеть. Я ей внушаю мысль, что ты настоящий патриот и достойный офицер, - протянул он руку.
Николай в ответ пожал руку и ничего не ответил. Ему неприятен самодовольный и хамоватый Олесь, однако, никуда от него никуда не денешься, он его куратор, коллега, сослуживец. Идти в его семью в гости не хотелось. Правда сестра у него симпатичная, даже красивая. А он так ни с кем за эти полгода и не познакомился. Служба заканчивается поздно, офицеры разобщены, избегают дружеских отношений, появилось наушничество, стучали на тех, кто не хочет воспринимать новые реалии жизни, не поддерживает тех офицеров, которые стараются доказать, что Россия всегда старалась угнетать украинский народ. Призывали признавать тех героев, которые боролись за независимую Украину. По улицами маршировали молодые люди из «Национальных охранных отрядов», одетые в черную форму, на рукавах эмблема «Вольфсангель» - эмблема войск немецких СС «Дайс Райх».  Их задача охранять акции националистов от полиции и коммунистов. Их вождь Андрей Порубий сидел в Киеве, организовывал подобные отряды во многих городах,  Львов для них   является оплотом, самым надежным филиалом, которым руководил в том числе и Олесь Омельченко. Некоторые офицеры открыто протестовали против подобных настроений в обществе, упорно говорили по-русски, противостояние достигало накала, все понимали, так долго продолжаться не может. Николай больше отмалчивался, покровительство Олеся ограждало его от более пристального внимания тех, кто старался бороться за чистоту армейских рядов. В клубы Николай не ходил, он хотя и говорил сносно по-украински, но в его акценте сразу узнавали русскоговорящего. Патриотичные девчонки крутили носом, менее патриотичные барышни в клубы не ходили.
На Новый год Николай решил пойти в кафе, где собиралась молодежь. Хотел посидеть тихо в уголке, потягивать вино, наблюдать за танцами молодежи.  Не успел уйти, ближе к вечеру зашел Олесь и уговорил пойти  к его родителям в гости. Он жил от них отдельно, и сам с удовольствием бы ушел в свою кампанию, но мать строго настрого приказала быть на Новый год у них, это семейный праздник, ему хватает остальных дней для взрослых безобразий. Уговаривали Олеся жениться, он только отмахивался: на его век и так баб хватает, зачем связывать себя узами. Николай попытался отказаться, Олесь уговорил его, сказал, что ему будет весьма скучно сидеть со стариками и ворчливой сестрой. А так они под предлогом могут вместе свалить сразу после  боя часов. 
-Только захвати гитару, - попросил он. - И не одевай форму.
-Не хватало еще на Новый год одевать форму. Я и в будни в ней за пределы полка не выхожу.
Квартира у родителей Олеся просторная.  Мать Елена Григорьевна женщина высокая, крупная, не толстая, не утратившая былой красоты, приняла из рук Николая торт, отметила, он вежлив, галантно поцеловал ей руку.  Пожал руку отцу Богдану Викторовичу, по военному представился. Со слов Олеся он знал,  мать заведующая поликлиникой, отец доцент, преподает в институте математику. Подошел к Галине, поздоровался, сказал родителям, он почти с ней знаком, ее  при случайной встрече предоставил ему брат Олесь. На сей раз Галя более внимательно посмотрела на него, улыбнулась и кивнула, подтвердив ту встречу.
Новый год встретили с шампанским, желали процветания стране и каждому за столом, мать попросила Николая спеть, коли он пришел с гитарой.
-Вы знаете украинскую песню «Нiчь яка мiсячна», - спросила Елена Григорьевна, в полной уверенности, современная молодежь не может знать народный украинский романс.
Николай ответил,  у них в городе за праздничным столом часто поют украинские песни, даже в Москве он их слышал, конечно, он знает ее, его мать очень любит этот романс, если только ему помогут подпеть третий куплет, в котором он не совсем помнит слова. Николай взял гитару, чуть настроил, проникновенно запел тихим голосом, сначала ему подпела мать, затем и отец начал слегка басить. По окончании мать захлопала в ладоши. Галина улыбалась, но молчала. Только смотрела на Николая, сравнивала его со своими однокурсниками, и про себя отметила, проигрывают они на его фоне. Николаю резало слух, как родители называли дочь: Гала, с глухим произношением первой буквы «Г», и на конце вместо мягкой буквы «я», произносят «а». Ведь даже в русскоязычном городе Измаиле, когда пели украинскую песню: «Галю, моя Галю, дай воды напыться…», имя произносили мягко. Николай в данном случае пел, как бы для нее одной, поскольку ловил ее взгляды, хотя песнь заказала мать. Девушка улыбалась и ничего не говорила. Ему казалось, он очаровал мать в большей степени, чем дочь. После его ухода мать заметила дочери:
-Вот такого бы тебе мужа, жаль только, что нищеброд.
-Вы тоже начинали не с этих хором, - огрызнулась дочь.
-Да! Время было такое. Теперь мы в состоянии обеспечить вам будущее. Братцу твоему говорили не ходи в военные, это не специальность, были  возможности получше. И ты присмотрись к сыну уважаемых Москаленковых, посты они занимают, - дай Бог каждому!
Дочь укоризненно посмотрела на мать.
-Мама, Москаленко девкам юбки задирает в институте, получает по морде и при этом смеется, как ненормальный. У него детство в одном месте играет! - эмоционально высказалась она.
-Хорошо, а чем тебе не подходит сынок Кузменко? Очень достойная семья. И он на тебя так зачарованно смотрит.
-Да такой же дебил, как и Москаленко. Мне мама не с их родителями жить, что вы меня все сватаете непонятно к кому. Я сама найду себе жениха. Вот возьму и выйду за этого нищеброда, как вы говорите. А что?! Состоявшийся мужчина. Умный. Продвинется по службе. Не всю же жизнь он будет в лейтенантах ходить, да в общежитии жить. На первых порах вы поможете. А там и мы на ноги встанем, - увещевала дочь родителей.
Мать сидела, слушала. Молчала. Потом устало проговорила.
-Не встанет он на ноги. Совестливый больно. Будет всем уступать дорогу. Вот наш Олесь, тот пробьет себе дорогу. За него я спокойна.
-Поживем увидим, - ответила дочь. И ей назло матери захотелось доказать, что ее инициативы и напора хватит, чтобы даже из совестливого и не пробивного мужчины, сделать успешного офицера и гражданина. Под успехом она понимала карьеру любой ценой и достаток в доме. В ее доме! Отдельно от родителей.
*  *  *
Сразу после Нового года в России объявили о либерализации цен, то есть, цены отпустили на волю. Декабрьская стипендия превратилась в пыль.  Батон хлеба стал стоить дороже стипендии. Родители помочь ничем не могли, почтовые переводы не работали, а вскоре и заговорили на Украине о смене денежной реформы, на смену рублю приходил карбованец. Приехавший после каникул Степан привез  вещмешок картошки, крупу, овощи и доллары, которые дал ему отец. Как только в России отменили статью за валютные операции, доллары стали чуть ли не единственной твердой валютой. Он  делился продуктами с Дмитрием, когда продуктов осталось мало, решили пойти разгружать вагоны. Положение Дмитрия усугублялось тем, что он не взял из дому зимние вещи. Полагал поедет на каникулы, и оденется по сезону. Первый поход на Курский товарный вокзал закончился неудачно, там таких, как они оказалось больше, чем надо. Не только студенты желали разгружать вагоны, но и потерявшие работу рабочие стояли в очереди. Между ними сновали жучки, которые за полцены предлагали свои услуги по трудоустройству. Чуть повезло на Павелецком товарном вокзале, там предложили разгружать ящики с дагестанским коньяком, денег не обещали, предложили в счет оплаты взять по две пятилитровых канистры с коньяком.
-Зачем нам коньяк?! - возмутился Дмитрий, Степан толкнул его в бок.
-Молчи. Продадим...
Так они и пришли в общежитие с четырьмя канистрами коньяка. Степан налил в стакан, попробовал, выплюнул.
-Гадость! Паленка! Сволочи! Хорошо, что спирт не метиловый.
Он знал толк в спиртном, Молдавия производила отменные коньяки. Весь коньяк им продать не удалось. У людей нет денег, им не до спиртного. Половина выпили студенты. Все отметили, это дешевая водка подкрашенная красителем, не отравились, и то хорошо! Продуктами немного помогала  сердобольная Люба, все больше влюбленная в Дмитрия. Да и он привык к ее вниманию, и уже сам не понимал, любит ли он ее или просто привык к ее постоянному присутствию. Теперь они вместе сидели на лекциях, уединялись в аудитории, готовили контрольные, переписывали лекции и целовались. В вечернее время она часто  и уже запросто приходила  в его комнату, и ее девчонки по комнате привыкли к его частому посещению. Да и сами девчонки обзавелись парнями, и теперь это была большая, почти  семейная кампания. Только Степан оставил дома девушку, которую любил, строчил ей письма через день, и старался не мешать Дмитрию, когда Люба задерживалась в их комнате надолго.
В стране объявили о приватизации недвижимости, фабрик и заводов. Выпустили ваучеры. Степан сразу придумал источник заработка. Он предложил скупать их по дешевке и перепродавать подороже.
-Нам ваучеры ни к чему. Мы не собираемся жить в России, - привел он аргумент.
-Это же спекуляция? - напомнил Дмитрий.
-Статью за спекуляцию отменили.
-А где взять исходный капитал? -задал сакраментальный вопрос Дмитрий.
-Вот здесь надо подумать, - заявил Степан. - Придется обратиться за помощью к папаше.
-Ты обратишься к папаше. Мне обратиться не к кому. Я опять сяду тебе на шею? 
-Я дам тебе в долг. А ты отдашь мне из оборота, - предложил Степан.
На том и порешили. Все равно другого выхода не было. Борьба за кусок хлеба превращалась в единственную цель, которая отодвигала на второй план учебу. Благо профессора не очень придирались, им самим не до учебного процесса, зарплату задерживали, а та, что есть, не хватает на элементарное прожитие. Кое -кто из преподавателей намекал, за дополнительную плату готов поставить зачет. Жить становилось все тяжелее. Поднимала голову преступность, молодые парни сбивались в группировки, занимались рэкетом и вымогательством. Их иногда ловили и отпускали. Нет в уголовном кодексе России статьи за рэкет, да и понятия такого ранее не было. Чувствуя беспомощность милиции, они еще больше наглели. На милицию надежд у населения мало. Им также задерживали заработную плату, они теперь промышляют взятками, не гнушаются выпрашивать у предпринимателей помощь на содержание милиции.
Студенты и студентки все чаще вечерами, во время посиделок касались вопросов политики, поскольку сама политика вторгалась в их жизнь. Сидели, спорили, искали ответы и не находили.
-Я не могу понять одно, все мы проголосовали за суверенитет республик,  в надежде, заживем лучше прежнего, а кто-нибудь думал, чем все это может закончится? - спросил Степан, обвел глазами собравшихся в комнате. Теперь уже не было тех застолий и танцев, которыми заполнялись комнаты студенческого общежития. Сидели тихо, беседа текла размеренно, иногда накалялась, начинались споры. Степан продолжал: - Миллионы русских остались за границей. Поверьте, национальные кадры начнут вытеснять их. Сгонять из занимаемых должностей, хотя сами в порой в них ничего не понимают. Будут насаждать национальные языки, многие русские не говорят на местных языках. Это я наблюдаю в своей Молдавии, там уже раздаются голоса о запрете русского языка, вся деловая переписка ведется на молдавском.
-На Украине такая же история, - подал реплику Дмитрий.
-Почему-то все ожидали, что экономика каждой республики воспрянет, поскольку перестанет отчислять средства в союзный бюджет. А забыли, что отдельные заводы и высоко технологические предприятия разбросаны по многим республикам. У России не осталось незамерзающих портов. Трубопроводы проходят тоже по многим республикам, - подтвердил казах Амагельды Сарсымбаев, его все называли на русский манер Аликом. Парень взрослый, он три года поступал в МГУ, и только на четвертый раз поступил. И решил любой ценой институт закончить. Он справедливо полагал, диплом МГУ будет котироваться в любой стране, если даже отношения между республиками не сложатся. Такого же мнения был и Степан, хотя отец его всячески уговаривал вернутся в Молдавию и строить совместный бизнес.
-Кстати, ни Казахстан, ни другие азиатские республики не думали отделяться, пока эти три чудика в Беловежской пуще не объявили о самостоятельности. Центр отвалил, что остается делать окраинам, - высказался Амагельды.
-Ребята, тут и у нас, в России, не все так просто с полномочиями республик, - вклинилась в разговор Люба. - Не все внутренние республики подписали договор о разграничении предметов полномочий между центром и властью на местах. Татарстан, Чечня и Ингушетия отказались подписать и хотели бы выйти из состава России. Как бы мы, русские, тоже не распались на  удельные княжества. Вот будет потеха: государство Уральское, республика Татарстан, великий Чеченский халифат...
-У вас страна большая. Даже если отойдет Чечня с Татарстаном вы все равно останетесь самым большим государством в мире. А вот у нас  Приднестровье объявило об отделении от Молдавии, гагузы тоже хотят пойти по тому же пути. Тогда наше государство на политической карте невозможно будет найти, - грустно заметил Степан. - Наш президент Мирча Снегур создает добровольческие отряды для борьбы с сепаратизмом. А это уже гражданская война, - добавил он.
-Это говорит о том, что ни под каким соусом нельзя позволять сепаратные настроения в республиках, - сказала девушка Света, студентка из Владимира. - А тебе Степа нельзя возвращаться, иначе пойдешь воевать с гагаузами.
-Вот тут и задумаешься, как иным поступить! За целостность республики нужно сражаться. С другой стороны: гагаузы не молдаване, и хотят жить своей жизнью, стоить свою автономию. Что же их насильно нужно сгонять в общее стадо? - высказал свое мнение Степан. - Хотя не понимаю, как будут выживать лоскутные государства без промышленности и экономических связей.
-Интересно, как там у нашего Шато сложилась жизнь? Ведь он парень горячий, наверняка влез в  заваруху по низложению Звиада Гамсархурдиа, - спросил студент Горлов, парень из еще более далекой Томской области.
-Он националист по сути своей, думаю, он сейчас в рядах тех, кто воюет против Осетии или Абхазии, - высказала предположение Люба. - У нас тоже возникают элементы сепаратизма. Вон, в Чечне Дудаев распустил государственные органы управления.
Студент Горлов подтвердил;
-Депутатов избили, а председателя грозненского городского совета Куценко выбросили в окно.
-Какой кошмар! - воскликнула Света. - Насмерть?
-К сожалению. Они уже давно объявили о выходе из состава СССР, захватили склады с оружием. Российские войска выведены из Чечни, - пояснил Горлов. - Там сейчас грабежи и убийства происходят, грабят поезда и грузовые составы, погибают железнодорожники.
-Куда же наша власть смотрит? - спросила Света.
-В том то и дело, что власть нынче слаба, - заметил Дмитрий.
-А еще с Америкой хотели воевать, - пожала плечами Света.
-В России атомная дубинка, потому и не лезут сюда. Они экономически будут вас давить, - подсказал Степан.
-Мы с Америкой теперь друзья, - напомнил студент из Минска Игорь Нестерчук. - Горбачев им все сдал, а Ельцин  эстафету принял.
Вот такие не юношеские разговоры вели студенты вместо того, чтобы плясать, да за девчонками ухлестывать.
-Я часто задумывался, в какой области журналистики я хотел бы работать? Теперь понимаю, буду заниматься политической журналистикой, - сказал уверено Дмитрий.
-Пожалуй, я тоже, - кивнул Амагельды.
-Пора стучаться в различные газеты и предлагать свои услуги в качестве внештатных корреспондентов. Теперь такие времена, учреждается много различных изданий, от бульварных до политических, журналистов не хватает. А мы хотя и студенты, но все же будущие журналисты. Многие с опытом работы, - заявила Люба.
Все посмотрели на нее с уважением.
-Это мысль! - веско высказался Степан.
-После таких серьезных дебатов, я бы выпил, - заявил Слава, студент из Удмуртии. - У вас коньяк весь выдули, или заначка имеется? - обратился он к Степану.
-Разве с такой оравой пьющих студентов что-нибудь может остаться, - отмахнулся от него Степан.
-Опять на голодный желудок спать придется, да еще и на трезвую голову, - притворно повздыхал Горлов.
Двадцать третьего февраля студент из соседней аудитории сказал Дмитрию, что у входа его ждет девушка, просила выйти к ней. Дмитрий пожал плечами, кто бы его мог вызвать, пошел к выходу, пока шел, догадался, позвать его могла только Диана. Действительно, она нервно прохаживалась на ступеньках, увидела Дмитрия быстро пошла навстречу.
-Чего ты так долго?! Меня такси уже полчаса ждет! - заявила она. - На, держи. И сунула ему в руки объемный пакет.
-Что это?
-Там посмотришь. С праздником тебя. Я побежала.
Чмокнула его в щеку, и легкой походкой сбежала по ступенькам в сторону площади перед зданием, на которой стояло такси.
-Погоди!.. - только и успел окликнуть ее Дмитрий, но она не оборачиваясь помахала рукой, села в такси и уехала.
В комнате он развернул пакет, в нем оказалась пуховик, теплая зимняя куртка. Ими заполонили все вещевые рынки. В душе у Дмитрия похолодело. Не хватало еще, чтобы девушка делали ему подарки, притом такие дорогие. Степан увидел, присвистнул:
-Это откуда у нас такое богатство?
-С неба упало, - буркнул Дмитрий, недоуменно вертел в руках куртку, несколько ошеломленный поступком Дианы.
-Бедная Россия поднимает экономику  Вьетнама, - кивнул на куртку Степан.
Дмитрий торопливо свернул куртку и вновь засунул ее в пакет. Сел на кровать, задумался, как ему поступить. Засунул куртку глубоко под кровать. На следующий вечер он поехал к Диане. Убедился, что окно ее светится, поднялся на ее этаж, позвонил в дверь условными с первого раза  тремя короткими звонками. Дверь тот час распахнулась, на пороге стояла Диана в домашнем халатике, с веником в руке.
-Я запоздало подумала, что ты принесешь мне ее обратно, - сказала она.
-Я не могу принять от тебя такой подарок, - решительно заявил Дмитрий.
-Заходи, - посторонилась она.
Дмитрий зашел, остановился у порога. Протянул ей пакет.
-Это не подарок, - заявила она. - Это благотворительная помощь.
-Все равно не могу, - упрямо мотнул головой Дмитрий.
-И что же ты прикажешь мне с ней делать? Брата у меня нет. Выбросить жалко. А тебе она в самый раз. Зима еще не закончилась.
Она прошла в комнату, оставив дверь открытой, оттуда проговорила:
-Заходи, чаю попьем. У меня тортик по случаю имеется. Поклонник угостил.
Дмитрий вздохнул, снял ботинки, прошел в комнату. Положил пакет на диван, сел рядом и положил руку на пакет.
-Тебе родители дали деньги на пропитание. Знали бы они на что ты их тратишь, - укоризненно  проговорил Дмитрий. Диана только носиком покрутила.
-Скоро восьмое марта, чем я смогу отблагодарить тебя?  - спросил Дмитрий с долей иронии в голосе, поскольку с его финансовым положением денег не хватает на пропитание.
-Шубу подаришь мне норковую. Садись к столу.
Она налила в чашку чай, отрезала торт, потом спохватилась.
-Погоди, ты же голодный. Я сейчас… - и умчалась на кухню.
-Ничего мне не надо! - только и успел крикнуть Дмитрий. Через некоторое время она появилась с бутербродами.
-Ешь. Торт потом, - и отодвинула блюдце с куском торта.
Дмитрий испытывал голод, гордость не позволяла наброситься на бутерброды, Диана заметила его замешательство, решительно пододвинула тарелку, сказала:
-Не уйдешь, пока не съешь.
-Дина, чем можно объяснить такое внимание ко мне? - спросил Дмитрий, осторожно взял бутерброд, откусил, не спеша стал жевать. Не хотел, чтобы девушка видела насколько он голоден.
-У меня меркантильный к тебе интерес, - заявила она. - Ты станешь известным журналистом. Я - известной актрисой. Ты будешь писать обо мне хвалебные статьи, - и лукаво посмотрела на парня.
-А куртка - это взятка? Я могу не состоятся как журналист, а ты никакой актрисой, что тогда? - возразил Дмитрий.
-Такого не может быть. Мы оба целеустремленные и тщеславные молодые люди. Ты же видел меня на сцене, хвалил. И Пашка говорил, что у тебя хорошие контрольные работы на заданную тему. Значит, все у нас сложится.
-Если ты станешь хорошей актрисой, тебя и без моих статей заметят. А я тем более не смогу писать о тебе хорошо, помня, что я куплен тобой этой курткой, - отхлебнул он чай, и приподняв брови, посмотрел в упор на Диану.
-Хорошо! Тогда я скажу тебе, что решила одарить тебя, потому-что ты нравишься мне, и весьма жаль, что ты зимой ходишь в осенней куртке, ты заболеешь, и мне будет жаль тебя вдвойне.
-Не заболею. У меня майка, рубаха, свитер. Я как капуста.
-Я серьезно, сравнивала тебя с многими своими возлюбленными, и они привлекают меня меньше, чем ты. Многие бы взяли  куртку и спасибо забыли сказать, - уже серьезно сказала Диана.
-У тебя так и не появился тот единственный, для которого ты бережешь себя? - спросил Дмитрий, чтобы как-то отвлечься от скользкой темы.
-Нет. Но я решила больше не воздерживаться. Тем более мой сокурсник очень усиленно пытается влюбить меня в себя. Не Бог весть что, но на безрыбье и рак рыба. Поняла, идеала мне не встретить. Тебе я безразлична. Пора удариться во все тяжкие. И уже бы ударилась, только вспоминаю тебя и мне становиться совестно. Ты не от мира сего. Провинциальное воспитание все же благороднее, не так среда развращает, - говорила Дина, и Дмитрий не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
-Тебя вот не  развратила, - напомнил Дмитрий ей ту ночь, когда он ночевал у нее на другом диване.
-Я исключение. Если бы мои родители не считали меня всю мою молодость беспечной, легкомысленной, я назло им вела себя менее достойно, а сама, назло им, блюла себя.
Дмитрий приподнял брови от удивления, надо же чем руководствуется девушка в своем стремлении что-то доказать родителям и себе!
-Они могут об этом не узнать. Если оступишься, они так и будут считать этот поступок продолжением твоего поведения. Не лучше ли тебе покаяться, и поговорить с ними серьезно. Судя по тому, как они о тебе заботятся, - он обвел рукой комнату, -  они тебя любят.
Девушка помолчала, внимательно посмотрела на Дмитрия.
-Ты заходи ко мне почаще, - попросила она.
-Дина, у меня есть девушка, - признался Дмитрий. - Она так самозабвенно обо мне заботиться, что было бы свинством отвергнуть ее. Она любит меня, - серьезно проговорил он.
-А ты ее? - живо спросила она.
-И я ее, - не так уверенно произнес он, и она заметила его заминку.
-Твоя порядочность не позволит изменить ей, поскольку она твоя женщина. Правильно я думаю? - спросила она. Дмитрий кивнул. - Я даже полагаю, не ты добивался ее, она воспользовалась твоей неопытностью, - с усмешкой проговорила Диана. Она подперла ладонью лицо, смотрела на Дмитрия снизу вверх,  в глазах чуть затаенная улыбка.
-Ты не права. Она не пользовалась моей неопытностью. Она предлагала  остаться  друзьями, а я не устоял. И я не могу появиться перед ней в новой куртке, она знает, что у меня нет денег. А врать как-то не хочется.
-А почему бы тебе не сказать, что я по дружбе подарила тебе вещь? Ведь между нами ничего не было.
-Девушки не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. Тем более, когда дарят дорогие подарки. Не хватает мне еще и альфонсом оказаться.
Диана вскочила. Заговорила со злой интонацией в голосе:
-Послушай! Я сделала тебе подарок, потому что очень уважаю тебя. Ты настоящий. Ты не льстил мне. Ты не домогался меня. Тебя не прельщала моя квартира. Тебе от меня ничего не надо. И мне от тебя тоже! Могу я подарить вещь тому, кому хочется?! И я тебя очень прошу, прими этот подарок хотя бы до весны, а потеплеет, принесешь мне и я отдам ее бомжу.
Дмитрий молчал. Принять подарок он не мог. И отказать - обидеть ее. Ведь помыслы ее чисты. Он помнит, как в Измаиле, проходя мимо ювелирного магазина, видел в окне на витрине ювелирные изделия, он мечтал, если бы у него были деньги, он купил бы Эсфирь самое дорогое украшение. И был бы счастлив, если бы она приняла его.
-Ты ставишь меня в очень неудобное положение. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Более того, я был влюблен в тебя с того первого раза, когда увидел тебя. Полагал,  ты девушка Павла, и не смел даже намеком сказать тебе о своем чувстве. А сейчас я не могу предать девушку, которая доверилась мне, - горячо проговорил Дмитрий.
-Эта та, с которой я тебя тогда встретила? - спросила Диана.
-Да. Ты пойми, между нами стоит не только моя девушка, мое неравное с тобой положение, вообще становится непреодолимой преградой.
-Дурачок, - тихо сказала она.
-А главное, моему хрупкому нарождающемуся чувству к тебе, и твоему уважению ко мне встанет непреодолимой силой эта злосчастная куртка. Я впредь не смогу подойти к тебе,   всегда буду думать, это благодаря твоему подарку я стараюсь услужить тебе, не знаю... Мои поступки будут всегда  выглядеть глупыми, - старался он оправдать свой отказ от подарка.
Диана решительно встала, взяла куртку.
-Хорошо. Я повешу эту куртку в шкаф. Когда я выйду замуж, ты сможешь принять ее в подарок от меня, как от друга, - сказала она.
-Как вариант, - согласился Дмитрий.
Они долго стояли на пороге, все никак не могли распрощаться, такое чувство, что они расстаются на полуслове, чего-то недосказав друг другу важного.

В общежитии в комнате сидели Степан и Люба, оба готовились к завтрашней контрольной по основам журналисткой деятельности. Увидев вошедшего Дмитрия, она глянула на его руки, он догадался, что Степан рассказал о куртке. Люба подтвердила:
-Говорят ты тут появлялся с обновой?
Отступать было некуда, он сказал правду:
-Диана сделала подарок к мужскому празднику, я вернул его ей.
-Почему вдруг она делает тебе подарки? - округлила она глаза.
-Сказала, что уважает.
Люба хмыкнула.
-Я многих ребят уважаю в нашей группе. И декана уважаю. Однако  подарков никому не делаю. Тебе готова сделать скромный подарок, -  она показала ему носки, - потому, что я не только уважаю тебя, но и люблю.
-Спасибо.
Он разделся, устало сел, смотрел на Любу.
-Пойдем, я тебя накормлю, - позвала она.
Дмитрий был сыт. Но признаться в этом не захотел.
-У меня что-то с животом… Ужинай без меня.
Ему почему-то в эту минуту хотелось, чтобы она ушла.

* * *
Служба для Николая протекала не так, как он ее представлял, когда учился в училище. Единоначалие нарушилось из-за идеологических убеждений.  Офицеры в большей части разговаривали между собой по-русски, под давлением сверху приказы издавали на украинском, команды подавали на украинском. В остальном высказывали свою отрицательную точку зрения на все происходящее к вящему неудовольствию выходцев из западных областей Украины. Негласно стали разделяться на приверженцев русского языка и украинского. Поскольку Львов исторически расположен в западной части страны, большинство жителей говорили по-украински. Но не это являлось основополагающим водоразделом между русскоязычными и сторонниками украинского языка. Не все могли согласиться с утверждением, что насаждаемая  солдатам и  молодежи в городе мысль о том, что Украина всегда боролась за самостоятельность и отделение от России, а воины украинской освободительной армии истинные борцы за свободу Украины, - единственно верна. Командир батальона уроженец Крыма, майор Гриценко Григорий Богданович, его перевели во Львов еще до распада СССР, высказался по этому поводу однозначно: «Не добили их после сорок пятого...». Теперь крымчанин рвался назад, его не отпускали. Не потому, что там не было вакансий, не хотели отпускать туда прокрымски настроенного офицера. Легче уволить. Крым бурлил, там большинство населения говорили по-русски, Крымская автономная республика Верховным советом переименована в Республику Крым. Образовались партии, которые противоречили конституции Украины. Командир батальона поддерживал своих крымчан, и крайне был недоволен националистическими выходками своих подчиненных. Его заместитель, выходец из Ивано-Франковска, чувствуя поддержку радикально настроенных офицеров и городских властей, явно игнорировал приказы своего командира, исполнял их с явной издевкой. Командир роты поддерживал своего земляка и настороженно относился к офицерам, прибывшим в свое время служить из восточных областей. В пику им крайне вызывающе вел себя Олесь Омельченко. Он с товарищами отрицал всякую возможность сближения с Россией, для него первоочередной задачей было сближение с западом, для чего он через командира полка добивался ввести в полку изучение западных образцов вооружений. Пестовал социал-националистическую партию, объявил, что будет баллотироваться в местные органы власти.
-Киев нам не  указ, - не один раз он говорил Николаю, - мы, западники, законодатели мод. Они должны ориентироваться на нас, брать пример с нас. У них в правительстве и Раде слишком много засело пророссийских политиков, а это недопустимо.
-Львов - прям таки столица мироздания, - бурчал недовольно Николай.
-А как же! - довольно констатировал Олесь. - Тебе тоже пора определиться с кем ты.
-Я бы хотел быть вне политики. Военные должны исполнять политическую волю руководства, защищать родину. Митинговать - удел уличной шпаны, - недовольно отзывался Николай.
Олесь недовольно засопел.
-Нельзя в такое время быть вне политики! И что в тебе нашла Галка, - негодующе проговорил Олесь. - На гитарке бренчишь, да мозги ей пудришь. Делом нужно заниматься! Историю творить!
Отношения Николая и Галины Омельченко приобрели характер «плотной дружбы, плавно перетекающей в любовные», - так Николай охарактеризовал свои отношения с сестрой Олеся. Они начали встречаться после того новогоднего вечера, к вящему неудовольствию родителей. Они даже просили Олеся походатайствовать перед руководством, чтобы Николая отослали служить куда-нибудь в дальний гарнизон. Галина услышала разговор матери с братом, заявила, она поедет за ним на край света. Они будут настаивать на бракосочетании своей дочери с сыном депутата городского Совета. Эти настроения в семье подстегнули Галину к более решительным действиям. Она сама неожиданно для Николая явилась вечером к нему в общежитие, хотя ранее они встречались исключительно в театрах, кино, целовались в парке, в подъезде дома, куда он провожал ее после свиданий, она спрашивала его:
-Ты любишь меня?
-Люблю.
Николай был искренен. Галина все же красивая девушка, в такую нельзя не влюбиться. Характер сложноват, так это по молодости, в семейной жизни все наладится.
-И я тебя люблю, - говорила она и торопливо на прощание целовала.
Сейчас она застыла на пороге, решительно заявила: она готова остаться жить у него и разделять все армейские его невзгоды. Крайне удивленный поступком девушки Николай озадачился:
-Галя, у меня за душой все, что ты видишь, - показал он на голые стены комнаты. - Нам даже зарплату за последний месяц не выдали. От рублей отказались, а свою валюту еще не ввели.
-Ты говорил, что любишь меня.  Если ты ошибался, тогда я уйду, - заявила Галя, и демонстративно взялась за дверную ручку.
-Нет, что ты, Галя, я потому и хочу тебя оградить от бытовых невзгод, потому что люблю тебя. Опасаюсь, твоя любовь пройдет, а бытовые проблемы останутся. Ты первая пожалеешь, что пошла на этот шаг, - попытался отговорить девушку Николай. - Ты красивая, достойна более лучшей партии. Родители  не простят тебе подобного мезальянса.
-Я готова, Коля, перенести с тобой любые трудности, - заявила девушка.
Он взял ее за руку, ответ от двери, обнял, прижал к себе. Николай понимал, девушка выросла в достатке, и она не понимает, как  трудно ей будет столкнуться с действительностью, когда порой не на что купить самого элементарного.
Галина казалось не слышала его увещеваний.
-Ты все же не любишь меня,  - капризно проговорила она, и глаза ее расширились.
-Люблю, Галя, люблю. Именно поэтому не хочу, чтобы ты потом жалела о своем шаге.
Девушка обняла Николая, потянулась к его губам. После поцелуя, тихо сказала:
-Я все решила. Останусь с тобой.
-Олесь убьет меня, - улыбнулся он.
-Ты его боишься?
-Нет. Это право брата отстаивать честь сестры. Давай пойдем к родителям, я, как положено, попрошу твоей руки, - предложил Николай.
-Они могут отказать. А после того, как я не приду домой ночевать, расскажу, что  провела ночь у тебя, им деваться будет некуда, - сказала она.
-Они поднимут на ноги всю львовскую милицию. Ты ранее дома не ночевала? Было такое? - недоверчиво спросил Николай.
-Было. Редко. Я позвоню, скажу, заночевала у подруги, чтобы не беспокоились. А утром расскажем о моем грехопадении, и объявим о своем решении пожениться, - предложила она.
-Как у тебя все просто. А на что мы будем жить? И где? Здесь? - похлопал он ладонью по крышке стола.
-Я все продумала! Мы снимем на первое время квартиру. Ты сейчас не думай ни о чем. Завтра будем думать, а сейчас я хочу быть с тобой, - потянулась она к нему,  счастливо засмеялась, повалила Николая на кровать, придавила собой, и начала целовать его, приподнималась над ним и спрашивала: «Любишь?» - «Люблю!» - подтверждал Николай.
Они опомнились от поцелуев, когда в комнате уже стемнело, вспомнили, нужно позвонить родителям, выскочили всего на минутку, девушка позвонила домой, затем вернулись и начали любовные игры. Он целовал ее, щекотал, медленно расстегивал кофточку на груди, целовал ложбинку, в любовной неге они катались по кровати, и все спрашивали: «Любишь?» - «Люблю!» - «А ты меня?» - «И я тебя!».
Утром счастливые, уставшие, все никак не могли выбраться из постели. Только Галя пыталась встать, Николай останавливал ее поцелуями, он тоже не мог оторваться от девушки, благо день выходной от службы. Наконец, он вскочил, надо же хотя бы заварить чайник, купить печенье. Он быстро оделся, Галя наблюдала за ним, томно потягивалась в постели, наблюдая за ним своими карими призывными глазами:
-Никогда не думала, что так сладко целовать и обнимать мужчину, - томно высказалась она.
-А я никогда не видел при свете тебя обнаженной, - засмеялся он и сорвал с нее одеяло. Она стыдливо дернулась, потом вспомнила, он теперь навеки ее мужчина и нарочито вытянулась, демонстрируя свои прелести.
-Ну как? - самодовольно спросила она, зная, ее фигура  безупречна.
-Богиня! - похвалил новоиспеченный любовник, без пяти минут муж, наклонился и поцеловал шейку, губы, грудь. Она обхватила его за шею.
-Не пущу, - счастливо заворковала она на ухо.
-Пусти. Я быстро, - пообещал он.
Он выскочил за пределы городка к ближайшему магазину. И встретил Олеся, который в выходной день по графику дежурил по роте. Тот сообщил:
-Все! Прозевал Галку. Не ночевала дома. Сказала у подруги. Только не верю я. Баба она видная, не устояла, сучка.
Николай не стал его разочаровывать, только пожал плечами, дескать, сожалею, и побежал дальше. Денег у него кот наплакал. И все же он на последние деньги купил к чаю печенья, сладостей, не задумываясь, как и на что он будет жить дальше. Когда пришел, Галка уже встала, умылась, прибрала постель.
-Олеся встретил, - сообщил он. - Сказал, что ты не ночевала дома, ушла от меня к другому. Не поверил, что ты у подруги ночуешь.
Галя рассмеялась.
-И правильно не поверил. Я у друга ночевала.
-Для Олеся будет сюрприз.
-Плевать на него, - беспечно отмахнулась девушка. - Давай чай пить.
После чаепития, Николай спросил, как здесь принято свататься?  Он заметил обряды здесь совершенно отличаются от придунайских, он уже проворачивал в голове, кого из сослуживцев попросить исполнить роль свата. Остановился на молодом лейтенанте Александре Бойко, только недавно пришедшем служить в полк, и его назначили служить командиром взвода. Хороший парень, родом из Белой Глины, где у него остались родители и девушка, которая обещала его дождаться до первого отпуска, и тогда они сыграют свадьбу. Они стали приятельствовать,  теперь Николай, как ранее его Олесь, водил молодого взводного по городу показывал «злачные места». Пожалуй, его можно попросить быть сватом и потом свидетелем в ЗАГСе. Девушка укоризненно посмотрела на него, сказала с иронией:
-Какие сваты?! Брось ты эти старомодные обычаи! Сейчас пойдем к родителям, объявим им, что мы уже муж и жена. Сегодня же воскресение? Они дома. А в ЗАГС заявление подадим завтра. Мама выдаст мне справку, что я на шестом месяце беременности, и нас распишут без предварительного срока, - рассудительно проговорила Галя.
-Прагматичная ты, - покрутил шеей Николай. - Как родители отнесутся ко всему этому? Как снег на голову!
-Плохо отнесутся, - успокоила его Галя. - Только куда им деваться. Я поставлю их перед фактом. И признаюсь, что это я тебя совратила, а не ты меня.
Николай притворно почесал затылок.
-Если уж ставить перед фактом, то может быть с брачным свидетельством? Втихую распишемся и вот, пожальте! Тогда в их глазах ты не станешь падшей дочерью. Тебя не в чем будет упрекнуть. Мало ли как дальше сложится. Все равно ты эту ночь переночевала у подруги, пусть так и думают, - предложил Николай. Девушка задумалась.
-Возможно, ты прав, - медленно произнесла она. Потом с подозрением спросила: - А ты не передумаешь? Добился своего и в кусты?
-Ну что ты такое говоришь?! - обнял ее, а сам подумал: Разве я добивался ее, сама ведь пришла. Эта мысль тут же улетучилась, когда Галя кошечкой потерлась своей щекой о его подбородок и преданно заглянула в глаза.
-Только я не смогу так долго ждать. Ведь тогда нам придется месяц скрываться, а я теперь хочу только с тобой засыпать и просыпаться, - проговорила она.
-Месяц можно потерпеть, - мягко проговорил он, взял ее руки, чтобы у нее не возникла мысль, что он любой ценой хочет избежать брака. - За это время я подыщу съемную квартиру.
-У тебя есть деньги, чтобы ее снять? - с усмешкой спросила она.
Николай замялся. Деньги, действительно задерживали, в канцелярии сказали, что в ближайшие дни зарплата не предвидеться. Правда, если треть зарплаты оставить кассиру, тогда деньги могут выдать за позапрошлый месяц.
-С деньгами худо, - признался он. - Но и родителями  жить как-то несолидно. Взрослый человек, муж, офицер, и сразу садиться на шею родителям. Несолидно как-то!
-Ты же не виноват, что  наша армия такая нищая.
-Да вся страна нищая! Говорили, вот отделимся от России, заживем! Отделились! Купоны в фантики превращаются. Пока нам выдадут их, они еще в два раза обесценятся, - с досадой произнес Николай.
  -Слушай, а откуда у Олеся доллары водятся? Он же не получает зарплату в долларах? - спросила Галя.
-Олесь со товарищи военное имущество на сторону толканет, - произнес Николай.
-Это же подсудное дело?!
-Подсудное, - подтвердил Николай. - В любом нормальном государстве.  При нашей общей неразберихе, учет ведется из рук вон плохо. У нас после ухода российских войск, знаешь, сколько неучтенного оборудования и техники осталось? Вот они его и дербанят, - пояснил он девушке.
-А ты почему не участвуешь в этом? Думаю, один Олесь такое бы не провернул. Значит в этом командиры замазаны.
-Правильно думаешь. Младшие офицеры к разделу пирога не допускаются. Олесь воспользовался своими связями, он вообще пригрозил командиру батальона расправой. Молодчики из его партии один раз окружили дом батальонного, пригрозили ему и его семье, если тот вздумает обижать их командира, ему несдобровать, с тех пор он стал тише воды, ниже травы, - выдавал он секрет участия брата в противоправной деятельности.
-Да, он с ними носится похлеще, чем с солдатами призывниками, - проговорила Галя. - Только учитывая нашу дальнейшую жизнь, ты все же помогай брату. Я попрошу его сама об этом, - заявила она.
Николая покоробило от ее настойчивой просьбы, но он промолчал. Не очень верил, что Олесь захочет видеть его в кругу своих подельников, а обижать отказом будущую жену не хотел.
В конце концов они все же решили,  месяц потерпят, поживут врозь, а завтра они подадут заявление в ЗАГС.

* *  *
Спекуляция ваучерами у Дмитрия не заладилась. Как-то не хватало ему совести уговаривать старушек продать ваучер по бросовой цене, чтобы продавать по завышенной. Ко всему прочему, возникла конкуренция, жучки всех возрастов шныряли по улицам с тихим призывом: «Меняю ваучеры, по выгодной цене, меняю ваучеры!», как грибы открывались  полуофициальные пункты обмена ваучерами. В итоге у него едва хватило рассчитаться с долгом Степану, и он опять остался при своих. У Степана дело продвигалось лучше. Все же коммерческая жилка у него более развита, не зря он в юности с отцом продавал вино. Хотя и он согласился, это был не тот вариант, на котором можно сделать хотя бы небольшой задел на будущее. Власти обещали, что цены на продукты питания, и все остальное, вырастут в пять раз, они выросли в сорок раз.
Наступала весна. Грязные потоки текли по улицам. Москва серая и тусклая, московские власти во главе с мэром Гавриилом Поповым занимались в большей степени политикой, митинговали, и не занимались благоустройством. Студенты потешались над высказыванием Попова тремя годами раньше, когда он выступал за перезахоронение Хрущева у Кремлевской стены. И это в то время, когда многие высказывались  перенести прах всех похороненных в стене куда-нибудь на кладбище. И Ленина советовали  вынести из Мавзолея, и перезахоронить его рядом с матерью в Ленинграде. Так же поговаривали, что Попов часто посещал американское посольство, ориентировался на американскую форму правления, поддерживал во всем Горбачева, знал о готовящемся перевороте, сказал об этом американскому послу, тот, якобы, передал Горбачеву, но он не поверил. Об этом узнали гораздо позже, когда арестованный Янаев показал, что они не трогали должностных лиц, и даже не сняли с должности Гавриила Попова, хотя знали, что все секреты он относит американцам. Именно при Попове в Москве началась интенсивная приватизация квартир, предприятий, учреждений, торговых и иных площадей недвижимости. За которые тут же вклинился в борьбу криминалитет. Власть мало обращала на это внимание, им все равно было, в чьи руки попадет государственное добро, и кто будет владеть той или иной недвижимостью. Надо было быстрее отчитаться, что они впереди «планеты» всей.
Дмитрий усиленно штудировал английский и французский языки. Знал, ему, как журналисту, придется общаться с иностранцами, и вообще, каждый уважающий журналист должен знать иностранный язык. Французский ему давался сложнее, произношение и грамматика никак не застревали в голове, он злился, швырял учебник на стол, Любаня с удивлением смотрела на него. Он оправдывался:
-Не понимаю, как французы научились так гундосить в нос, и что у них за произношение?!
Люба в ответ только смеялась, ей французский давался легко.  Хотя у английского грамматика тоже не подарок.
Павел все реже появлялся на занятиях.
-Ты чего сачкуешь? - спросил его Дмитрий.
-Папаше помогаю. Он с коллективом приватизировал универмаг, который теперь гордо называется торговым комплексом, и в котором работал директором. Я сейчас через подставных лиц скупаю ваучеры его продавцов, рабочих, шоферов. У торговым дома должен быть один руководитель, иначе в управлении сплошной бардак, лебедь рвется в облака, а щука тянет в воду, - пояснил он.
-А бывшие продавцы станут теперь его холопами? - спросил Горлов, студент появляющийся сразу, как только приходил Павел.
-Что ты несешь? Они останутся теми же продавцами, кем и были ранее.
-А при ваучерах они были бы совладельцами, - напомнил Дмитрий.
-Так экономика работать не будет. Не могут быть все владельцами. Кому -то работать надо. Кстати, это происходит во всей Москве, полагаю, по всей России. Жаль, что я не поступил на экономический факультет, или на юридический. Журналистика теперь никому не нужна. Вы живете в этих институтских стенах, и не знаете, что делается за ее пределами, - отбивался Павел.
-В этом ты прав. Все же я хочу закончить этот факультете. А тебе еще не поздно перевестись, - напомнил ему Горлов.
-Ладно, посмотрим, что нового тут у нас? Ты еще не расстался с Любаней? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Надо же, как она тебя приворожила, - восхитился товарищ.
Дмитрий ничего не сказал. Он не стал другу говорить, что встречался с Дианой. А встреча прошла при инициативе Дианы. Она без особой радости сообщила о том, что решила выйти замуж. И при этом смотрела на Дмитрия, как он отреагирует на эту новость. Он плохо отреагировал, нахмурился, притих, потупился, помолчал, грустно спросил:
-Кто этот счастливец?
Он давно понял, к Любе он не испытывает большой любви, он испытывает к ней чувство благодарности за ее заботу, ласку, участие, привык к ее присутствию рядом, все вокруг знают об их отношениях, многие студенты и студентки к концу второго курса разбились на пары. Это был зов молодого тела к горячей девичьей плоти, часто принимаемая за любовь. Он хорошо к ней относится, полагает, что по окончании жениться на ней, поскольку после всех этих отношений бросить ее, было бы верхом свинства с его стороны. Но всегда, когда он общался с Дианой, с особой ясностью сознавал, именно ее он бы смог любить так, как когда-то любил в юности еврейскую девочку Эсфирь. Но он запретил себе об этом думать. Любят же фанаты заочно актрису Гурченко или певицу Пугачеву, понимая, они никогда не окажутся рядом.
-Мой однокурсник, - пояснила Диана, при этом сморщила носик. - Очень талантливый мальчик. Говорит,  любит меня. У него папа народный артист республики.
-Помнишь, я точно так же сказал, что Люба любит меня, ты тут же спросила: а ты ее? Вот и я спрашиваю: а ты его?
Они прохаживались по аллее Воробьевых гор, она тут же остановилась, повернулась к Дмитрию и решительно сказала:
-И я его. Все же главное в том, что он любит меня, - сделала ударение на слове «он». - Мне уже засиживаться в старых девах возраст не позволяет. Ты же в жены меня не позвал, - усмехнулась она.
-А ты бы согласилась? - не поверил Дмитрий.
-Подумала бы.
-Да какой из меня муж?! - отмахнулся  Дмитрий. - Хотя и студент твой такой же, если бы не его папа - народный артист. Полагал, ты выйдешь за солидного дядю, который был бы тебе опорой, сильной натурой, которого бы ты боготворила. А ты почему-то выбрала пацана. Из-за его отца? - спросил он.
-Нет. Так уж решила! Надоело одной вечерами сидеть дома или шляться по тусовкам. А он ходит за мной, как теленок на привязи, без материальных запросов, я и подумала, пусть будет рядом тот, кто любит меня. Я может быть и не полюблю никого в полной мере, что же мне теперь одной оставаться? - остановилась, повернулась корпусом  к нему. - Не могу понять твоего ко мне отношения, чем я для тебя плоха? Почему ты не добивался меня? Я ведь видела, как ты смотрел на меня? Полагала, любишь.
Дмитрий помялся.
-Ты слишком для меня хороша, - со вздохом проговорил он.
Она поджала губы и пошла вперед. Он догнал ее, пошел рядом, не поворачиваясь она серьезно проговорила:
-Ни ты, ни я, не будем счастливы в этих браках.
-Почему же? Ведь ты замуж выходишь по любви, я женюсь тоже… - и осекся от ее косого взгляда.
На прощание она попросила:
-Поцелуй меня, Дима.
Он слегка поцеловал ее холодные губы.
-Да не так!
Она обхватила его шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы.
-Прощай, - сказала она.
И уже когда отошла на приличное расстояние, обернулась и сказала:
-А куртка твоя висит. Сейчас уже весна. А осенью приходи, - и помахала рукой.
В тот вечер Дмитрий не находил себе места. Ему было так тяжко на душе, словно он потерял близкого человека. Не мог представить Диану в постели с другим мужчиной. Люба заметила его состояние, спросила:
-Ты пару схлопотал по контрольной?
Он посмотрел на нее и спросил:
-Люба, ты все еще любишь меня?
Она удивленно посмотрела на него:
-Что за глупый вопрос? Конечно! Еще в большей степени, чем раньше. А почему ты спросил?
*  *  *
Свадьбу играли в ресторане. Подвыпившие многочисленные родственники, о существовании которых Николай до вчерашнего дня не подозревал, кричали «Горько -о -о!!!», он целовал губы новоиспеченной жены, хмурился, садился и сосредоточенно смотрел в тарелку. Ему надоело сидеть среди этой шумной, незнакомой ему кампании, терпеливо ждал  окончания торжества. Хмельной Олесь лез к нему с объятиями, громко кричал, что они теперь не только однополчане, единомышленники, но и родственники, а точнее шурины. Потом воспользовался, когда Николай  вышел из-за стола, обхватил его за плечи, пьяно зашептал на ухо:
-Раз теперь мы с тобой родственники, так и быть, возьму тебя в долю, - заявил он.
-В какую еще долю? - посмотрел косо через плечо на шурина.
-Там узнаешь. Должен же ты достойно содержать молодую жену. Кстати, как она там?.. - поводил глазами и глумливо захихикал.
-Нормально, - сбросил он руку с плеча.
Невеста в подвенечном платье была особенно хороша, Николай любовался ею, про себя подумал: «Если бы ее красота соответствовала характеру!». А характер у нее оказался жесткий, это Николай почувствовал за месяц до свадьбы, когда Галя начала командовать им, как фельдфебель солдатом, капризничать, требовать излишнего внимания, хотя служба не позволяла быть им вместе столько, сколько бы ей хотелось. Она не считалась ни с чем, ни с его безденежьем, ни с задержками на службе, ни с его личным временем, которое он иногда тратил на изучение украинского языка или материальной части новых американских образцов стрелкового оружия.  Она хотела, чтобы он смотрел только на нее. Полагала, что коль природа наделила ее красотой, то и ее избранник должен ею любоваться, и исполнять ее капризы.
Родители Николая не приехали. Так они договорились по телефону. В связи с денежной реформой, денег почти ни у кого не было. Даже родители Галины, которые несравненно состоятельней родителей Николая, и те вынуждены были взять в долг у Олеся доллары. Николай пообещал родителям, они через месяц приедут в Измаил и повторят торжество.
После свадьбы молодые поехали в съемную квартиру.
-Представляешь, мои предки полагают, это у нас первая брачная ночь, - сказала Галя, оставшись наедине с Николаем. - Только Олесь не верит, что мы до сегодняшнего дня воздерживаемся.
И при этом залилась мстительным смешком, торопливо снимая с себя подвенечное платье. Николай вздохнул, ничего не ответил. Он так устал от свадебного мероприятия, что его уже не волновала женская нагота.
Летом Галя заканчивала институт, становилась дипломированным учителем украинского языка и литературы. Она готовилась работать в школе и давать уроки украинского языка. Украинский стал очень востребованным, его изучали врачи, инженеры, военные, чиновники. Вся официальная переписка велась на украинском языке. Командир батальона майор Гриценко возмущался:
-Я украинец в двадцать пятом колене, учился в Симферополе в русской школе, заканчивал военное училище в Киеве на русском языке, все вокруг говорили на русском, а теперь мои дети вынуждены учиться на украинском языке. В химии, физике нет терминов на украинском, так некоторые лингвисты умники выдумывают новый язык.
И покосился на Николая, которому не доверял. Все же родственник одному из одиозных офицеров.
-Балом правит сатана, - неожиданно для майора высказался Николай.
Майор удивленно посмотрел на молодого офицера, потряс в воздухе листом приказа.
-Написан мелким шрифтом для экономии бумаги. Глаза сломаешь. С кем же мы воевать собрались, если даже на бумаге экономим. Не говоря уж о боеприпасах, технике и снабжении. Скоро за свой счет форму покупать будем, - и при этом стучал кулаком по столу.
Семейная жизнь требовала от Николая новых решений. В условиях безденежья, он принял предложение Олеся, участвовать в полуподпольной распродаже военной техники. Под предлогом, что Украине не нужна устаревшая советская техника, он совместно с командиром роты списал два БТР, как не подлежащие ремонту. Хотя бронетехника была исправна. Встречался с посредниками, которые готовы купить машины, оговаривали цену. Те сначала предлагали купить в рассрочку, Олесь предупредил не соглашаться, иначе не увидишь ни денег, ни машин. Торг длился три дня. Николаю противна вся эта возня, но назвался груздем, полезай в кузовок. Он так же понимал, чуть политика повернется не в том направлении, в каком ее себе представляет Олесь и его покровители, как они первыми загремят под трибунал за разбазаривание военной техники, а вернее - за ее хищение. И сядут как раз вот такие младшие офицеры - шестерки, командиры повыше останутся в стороне. От выручки БТРов ему досталось всего несколько сот долларов, однако и этих денег хватало на безбедную жизнь целый месяц. Ведь за один доллар давали 450 карбованцев. Когда он дома Гале показал доллары, глаза ее алчно загорелись, она тут же начала прикидывать, что из одежды и золотых украшений они купят в выходной день. Она видела в магазине такое восхитительное кольцо, которое теперь она непременно купит.
-Галя, нам нужно думать о своей квартире, - напомнил Николай беспечной жене. - Откладывать и тратить очень экономно, иначе мы всегда будем жить в съемных квартирах.
Она только беспечно отмахивалась.
-Возьмем кредит в банке. Тряхнем родителей. Твои разве нам не помогут? - спрашивала она не отрывая взгляда от долларов. Они заворожили ее, загипнотизировали, и эта алчность была неприятна Николаю. Ему бы стукнуть по столу кулаком, накричать, показать, кто в семье хозяин, а он не мог. Не мог нарушить в душе то благоговейное чувство к ее внешней красоте. Он видел, как офицеры смотрели ей вслед, если он появлялся с ней в районе расположения части. Да и просто прохожие обращали внимание на нее. Все было при ней: и фигура, и волнистые каштановые волосы, и белая кожа, и утонченные черты лица. Не было только надлежащего воспитания. В семье культивировался культ стяжательства и злость на прежнюю советскую власть, которая не позволяла им открыто обогащаться. Теперь они наверстывали упущенное в полной мере.
-Мои не помогут, - жестко сказал он. Мне уже пора помогать им. Они же не знают о том плачевном состоянии, в котором находится армия.  Я учился на полном государственном обеспечении. А теперь они еле могут Димке помочь.
Галя презрительно хмыкнула, ей в голову не могло прийти, что дети должны помогать родителям. 
  Ожидаемого благополучия в стране так и не возникло. Правительства менялись со скоростью пулеметной очереди, однако сократить дефицит государственного бюджета, обеспечения нормального уровня зарплат им не удавалось. Забастовали шахтеры. За ними рабочие крупных предприятий, на которых сокращались рабочие места, закрывались цеха, которые работали с довоенных лет. Ушлые ребята играя на инфляции карбованца за бесценок скупали не работавшие предприятия.  При государственных предприятиях  создавались коммерческие. Они использовали территорию, государственное сырье, оборудование, устанавливали коммерческие цены на продукцию, доходы шли не на развитие производства, а в собственный карман. Прекращали во Львове свою деятельность Львовский автобусный завод, авиаремонтный завод, телевизионный и другие заводы. Все старались как больше нахапать от умирающих заводов. Защищая свои средства новые предприниматели прятали деньги в западных банках. Власть решили карбованцы заменить на собственную денежную единицу - купоны многоразового использования. На фоне инфляции и забастовок Верховная Рада приняла решение о проведении досрочных выборов в парламент и выборов президента. Кравчук был уверен, переизберут его, и тогда он урвет больше полномочий. Его в этом убедили партийные  лидеры из западных областей страны. Выборы назначили на весну следующего года.
Олесь все больше занимался созданием и укреплением своей партии, мало обращал внимание на службу. Его прикрывали такие же офицеры западники. Это не мешало ему продвигаться по службе, получать очередные звания. Олесь гордился тем, что в Украине появился свой первый лауреат Шевченковской  премии независимой Украины Иван Багрянный, который писал о преступлениях советского тоталитаризма. А также его радовало появление Украинской автокефальной православной церкви. Не потому, что Олесь был очень верующим, он вообще ратовал за доминирующую во Львове греко -католическую церковь, но автокефальную церковь поддерживал Кравчук в пику православной церкви, которая подчиняется Московскому патриархату. Его молодые борцы за самостийность Украины одну такую церковь на окраине Львова разгромили, священника таскали за бороду, прихожан, которые пытались заступиться за батюшку, тоже избили.
К третьей годовщине независимости Украины Николаю присвоили очередное звание - старший лейтенант. Олесю Омельченко - капитана и назначили заместителем командира роты. Майору Гриценко очередного звания не присвоили. Официально за низкую дисциплину в подразделении. Фактически - за политическую неблагонадежность. Он написал рапорт на имя министра обороны с просьбой перевести его в Крым. В последнее время в министерстве обороны решили, что целесообразно  военнослужащих дислоцировать по месту жительства. Так будет меньше расходов, для офицеров меньше придется выделять квартир, солдатам будут помогать родственники. Не зная о настроениях майора Гриценко, министр обороны наложил положительную резолюцию. Он готовился к отъезду, по этому поводу Олесь ядовито заметил:
-Скатертью дорожка. Он надеется, что Крым долго будет оставаться независимой республикой. Доберемся мы до него.
Майор Гриценко в узком кругу офицеров поведал то, о чем не писали в газетах,  ему приватно рассказывали родственники и друзья:
-Приезжали нацики на поезде «Дружбы» в Севастополь, заявляли, что Крым и Севастополь будет украинским, независимо от волеизъявления жителей. Никто их не приветствовал, они потоптались в центре города и укатили восвояси. Русская община в Крыму имеет поддержку почти всех жителей Крыма, кандидат от блока «Россия» Юрий Мешков выиграл президентские выборы в Крыму, Верховный Совет объявил полуостров независимым от Украины. 
-Разве Украина смирится с подобным положением дел? - высказал сомнение лейтенант Бойко.
-Конечно нет! Они решили задавить Крым блокадой. Перекрыли поставки продовольствия, хотят вызвать у жителей недовольство своим руководством. Пожалуй, им это удастся. Поживем, увидим.
-А вы, Григорий Богданович, каким видите Крым? За кого будете? За белых али за красных? - спросил Николай.
-Я за Интернационал, - подыграл ему Гриценко. - Кого понимать за красными, вообще-то я за здоровые силы. За нормальных политиков. За сильную армию и нейтральный статус Украины. Воевать ни с кем мы не собираемся. Россия заберет у нас атомное оружие и мы станем безъядерной, нейтральной державой.
-Украинец с западной Украины, и украинец с восточной Украины, - это два разных психотипа людей. Восточные - ближе к русскому менталитету, западные - к польскому, - высказался  офицер Бойко.
-Точно! - подтвердил Николай. - В наших краях никто не говорил по украински, в селах разговаривали на суржике. И в наших головах никогда не возникала мысль, что Украина всегда боролась за свою самостоятельность. А здесь только и слышишь, украинская национальная армия никогда не прекращала своей борьбы с  оккупационной властью с Россией.
Олесь, если слышал подобные высказывания, зло сопел при этих разговорах. И брал всех на заметку, кто высказывал подобные мысли. К Николаю он старался не придираться, все же муж его сестры. В отношении  лейтенанта Бойко он зло проговорил: «Он у меня до пенсии будет в лейтенантах ходить!».
 Олесь к неудовольствию родителей сошелся с разведенной женщиной на лет пять старше его. Брак не регистрировали. Николай мельком видел ту женщину. Крупная, фигуристая дама с пышными темными волосами, с вихляющей походкой и сигаретой в зубах. О свадьбе речи не шло.
На президентских выборах к огорчению Кравчука победил Леонид Кучма, известный в стране политик. Сначала технарь, директор  производственного объединения «Южный машино-строительный завод». Потом народный депутат Украины, затем стал премьер-министром  с расширенными полномочиями. И вот добился высшей государственной должности. Николая удивляла метаморфоза Кучмы, который выиграл выборы благодаря голосам восточной Украины, сразу же стал заигрывать с западными, более националистически настроенными областями, называя это желанием  объединить Украину, тем самым дал карт бланш националистам чувствовать себя более вольготно. Партия, в которой состоял Олесь Омельченко, в местный областной совет взяли всего десять процентов голосов, но  и это считалось большим достижением.
-Вспомни, с чего начинал Ленин, - говорил он Николаю. - Всего лишь десяток единомышленников. И у Гитлера вначале было немного сторонников. И что из этого в итоге получилось! И у нас получится! - уверенно утверждал он.
-Что должно получиться? - спрашивал Николай. - Какой ты видишь в результате Украину?
-Вот чудак! Это же известно! Ты разве не читал наших деклараций? Украина станет свободной от русского мира, мы отрицаем все советское прошлое, как оккупационное, мы не признаем советских праздников, почитаем борцов за свободу Украины, Бендеру, Шухевича, Коновальца и других.
Спорить с Олесем было бесполезно.

*  *  *
К четвертому курсу Дмитрий приехал отдохнувший и отъевшийся на домашних харчах.
А теперь остались одни  воспоминания. Время пролетело очень быстро. Не успела Люба распрощаться со слезами на глазах с Дмитрием, как радость встречи захлестнула ее вновь. Уже никого не стесняясь, она налетела на Дмитрия, обняла его, потянула за собой в укромное местечко, чтобы обцеловать его со всей страстью соскучившейся души.
Мать, по приезду сына, глядя на него, сокрушалась:
-Господи, одни кости остались! Даже нос заострился… - и подкладывала ему в тарелку, и рассказывала последние новости: Олег женился, жена молоденькая, Алефтиной кличут, сирота, она у бабушки с дедушкой живет, с ней два малолетних брата и старшая сестра. Родители угорели от печки, двое старших детей были в лагере, младшие у бабушки с дедушкой. Олег теперь тянет не только свою семью, но и семью своей молоденькой жены. И еще новость: Рая развелась с мужем. Терпела, терпела и не вытерпела. Дети выросли, дальше сама с ними справится.
-Чего это они? - без любопытства спросил Дмитрий, он знал, сестры между собой дружны, но сор из избы не выносят. Хотя развод Раи не стал для родственников неожиданностью. Знали, муж у нее мужчина увлекающийся, а Измаил городок маленький, шила в мешке не утаишь.
-К другой ушел, - коротко пояснила мать.
Дмитрий в душе удивился, как можно уйти от Раи, женщины красивой, умной, да и к тому же двое сыновей. Вслух ничего  не сказал.
Брат Николай приехал с молодой женой за три дня до отъезда Дмитрия на учебу. Раньше он никак не мог вырваться. Дмитрий по достоинству оценил выбор брата, жена красивая. Только молчаливая, и не поймешь, всем ли она довольна или скрывает свое недовольство за непроницаемой маской. По секрету он сказал, его жена беременна, поэтому она не в духе.
Еще брат поведал,  ему присвоили очередное воинское звание - старший лейтенант, назначили заместителем командира роты.
Казалось, только недавно, всего четыре месяца назад, Николай прислал брату с человеком, который ехал через Москву, сто долларов. Николай позвонил и назвал номер поезда и вагона, чтобы тот встретил по приезду человека, с которым он передал ему деньги.
-Ты что, разбогател? - спросил его по телефону Дмитрий.
-Не спрашивай. Чем богат, тем и рад.
-Как жена? Когда домой поедете? - кричал в трубку Дмитрий.
-Летом. И ты приезжай.
-Приеду на каникулы.
Сто долларов в то время приличные деньги. Он поменял пятьдесят долларов, накупил всяких сладостей, еды, бутылку вина, пришел в комнату к Любе, у той глаза расширились.
-Ты ограбил магазин?
-Почти.
-Откуда, Дима, дровишки?
Он в тон ей ответил:
-Из леса вестимо, бабки брат рубит,  я еду привожу, - и они счастливо засмеялись. Учеба на полный желудок лучше умещается в голове.
В институте распространяли билеты на концерт Аллы Пугачевой. Для студентов значительные скидки, Дмитрий купил два билета. Пугачева царствовала на эстраде, и не было до недавнего времени певицы, которая могла бы сравниться с ней по популярности. Последнее время молодая поросль молодых певцов и певичек стали наступать ей на пятки, поскольку вырос новый пласт продюсеров, которые начали проталкивать на эстраду голосистых и безголосых, поющих под фанеру певиц и певцов. Теперь певицы и певцы не стоят на сцене статично, как Кобзон, они прыгают козлами, певицы выходят в откровенных прикидах, некоторые в купальниках, чего никогда ранее нельзя было увидеть на эстраде.  По стране заколесили несколько «Ласковых маев», из каждого утюга слышен гнусавый голос юного Шатунова: «Белые розы, белые розы...». Прыгали жеребцами квартет певцов под странным названием «На-на». Молоденькие фанатки рвали на себе кофточки, размазывали слезы и сопли в надежде дотянуться до кумиров. Из новоявленных эстрадных див продюсеры выжимали все соки, заставляя давать по три, четыре концерта в день. И только Пугачева отличалась от них скромным поведением на сцене  и отменным голосом. Он взял с собой на концерт Любу. Места на стадионе достались на самой верхотуре, площадка с высоты казалась размером со спичечный коробок. Пугачеву и музыкантов можно было увидеть только в бинокль. Мощные динамики разносили голос певицы, сабвуферы вколачивали в мозги зрителей  ритм, публика восторженно ревела, и только под конец певица сошла со сцены и проехала по гаревой дорожке, приветствуя зрителей. Люба осталась довольна.
Дмитрий скептически высказался:
-Ползают казявки по сцене. По телевизору виден хотя бы крупный план...
Сессию за второй курс сдали без особых проблем, хвостов почти ни у кого не было, за исключением Павла, который последнее время все реже ходил на  занятия, чувствовалось, он полностью потерял интерес к будущей профессии. Студенты разъезжались на каникулы, Люба тяжело расставалась с Дмитрием. Ей казалось, что разлука так же может привести к разрыву, как было у нее с предыдущим женихом. Она все время твердила, она будет очень скучать. Уезжала она первой, Дмитрий провожал ее, она долго не могла отпустить  на перроне его руку, смотрела с полными слез глазами, словно не увидит его год.
-Не переживай, через полтора месяца встретимся, - успокаивал ее Дмитрий.
-Целых полтора месяца, - в плаксивой гримаске сморщилось ее лицо.
Он поцеловал ее, поезд уже тронулся и проводница недовольно проговорила,  она может остаться на перроне.
И вот они снова вместе. Каникулы пролетели, как один день. Рассказывали, как провели каникулы.
-Жениха своего видела? - спросил с иронией Дмитрий.
-Видела, - кивнула она головой.
Дмитрий спросил вроде с шуткой, а тут приподнял брови.
-И? - спросил он.
-Сказала, я вышла замуж.
-Я уже хотел заревновать, - хмыкнул он. - И у тебя ничего к нему не екнуло? Все же первый твой мужчина?
-Представляешь, кроме брезгливого чувства, ничего не испытала. Ведь он, как узнал, что я замужем, тут же начал приставать, дескать, теперь тебе терять нечего, давай вспомним былое… Ах, не хочу даже вспоминать! Теперь у меня есть ты, - и она прильнула к нему.
Потянулись единообразные дни учебы. Студенты в полной мере стали обращать внимание на политическую жизнь страны. Наверное, во времена Брежнева, вряд ли студенты факультета журналистики до конца учебы отвлекались на подобные проблемы. Писали бы о трудовых успехах, о красотах природы, о  ветеранах войны, о космосе и многое другое, потому что политика должна быть вне интересов студентов. Сейчас же, жизнь настолько бурлит всевозможными событиями, что не обращать внимание на перемены в общественной жизни невозможно. Здесь и слабая денежная система, бедность и обнищание народа, инфляция, бандитизм, слабая правоохранительная и судебная система. Однако преподаватели обходили тему современной жизни,  давали задания писать студентам учебные репортажи якобы с места событий, будь то война в Кувейте или победа русских войск на Балканах, о победе наших войск во время Второй мировой войны. В один из таких занятий не выдержал Виктор Горлов и задал вопрос профессору:
-Почему мы оттачиваем перо на прошедших событиях? Может нам все же обратить свой взор на нашу современность?
-Что бы вы хотели осветить? - спросил преподаватель.
-Хотя бы нашу правоохранительную и судебную систему. Весьма продажные органы, которые не помогают строить новую Россию. Да и наш президент Ельцин конца восьмидесятых и Ельцин начала девяностых, два разных человека.
Аудитория одобрительно загудела. Преподаватель подождал, когда студенты утихнут, сказал:
-Я не мешаю писать вам на любую тему. Но издавать свои мысли вы сможете по окончании института.
-Вот вам бабушка и Юрьев день! - констатировал Дмитрий.
Вечером, перед отбоем, Степан спросил Дмитрия:
-Ты смотрел выступление Ельцина в американском конгрессе?
 Дмитрий кивнул.
-И как тебе?
-Отвратительно! Это речь вассала, который просит Бога благословить Америку. Хорошо хоть, что при этом добавил: И Россию!
-Он так упоенно говорил о том, что мир может вздохнуть спокойно, так как коммунистический идол рухнул навсегда. Дескать, коммунизм не имеет человеческого облика. Я могу с этим согласиться, потому что я не был коммунистом. Но он сам был далеко не винтиком в коммунистической системе, кем же он был среди членов Политбюро?  Засланным казачком? От кого? Я видел по телику, как он в своей Свердловской области пел аллилуйную дорогому Леониду Ильичу Брежневу, снес дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью. А тут он, как ярый могильщик коммунизма, и выражает благодарность президенту США за неоценимую моральную помощь правого дела российскому народу, - делился своими впечатлениями от речи президента Степан.
-Это называется лицемерием, - вставил реплику Дмитрий. - Чему ты удивляешься? У нас Кравчук был членом политбюро ЦК партии Украины, тоже быстро отрекся от своего прошлого. А наши азиатские республики? Все сразу из первых секретарей превратились в элементарных баев.
-Когда лицемерие проявляет глава государства, а не Василий Блаженный, и говорит, что свобода Америки защищается в России, при этом обязуется срочно сократить вооружение, это уже сдача всех позиций. Он не может не понимать, что Америка никогда не станет другом России, потому что демократия у них дутая. Они любят говорить о ней, а сами бомбили Вьетнам, гнобят Иран, диктуют свою волю многим государствам, - размышлял вслух Степан.
Дмитрий лежал на кровати, смотрел в потолок. Ему не очень хотелось спорить о политике Ельцина, он думал  о Любе, которая так же в своей комнате наверняка думает о нем. И тут же перед глазами всплывал облик Дианы, которая проявила о нем заботу,  ему интересно, чем она больше руководствовалась: жалостью и добротой к бедному студенту, или нечто большим, что можно было бы назвать  любовью? С кем теперь Диана, кто обнимает и целует ее?
Отвлек его вопрос Степана:
-Вместо того, чтобы наводить порядок в стране, он бодается  с Верховным Советом. Оппозиция защищает конституцию, а президент считает, что ее нужно менять, чтобы расширить свои полномочия.
Дмитрий знал, противостояние закончилось тем, что Президент Ельцин  временно отстранил от власти Верховный Совет, с чем депутаты не могли согласиться.  В парламенте отключили свет и воду. На улицу вышли сторонники как парламента, так и президента. В воздухе пахло тревогой и кровавыми столкновениями. Он отвернулся к стене, буркнул:
-Выключи свет.
Деканат строго предупредил студентов, чтобы они не участвовали в  городских митингах, особенно тех, кто приехал из бывших союзных республик под угрозой депортации. Только кто же слушал декана. Все смотрели по телевидению выступление президента Ельцина, о роспуске парламента, чуть позже выступил председатель Верховного Совета Хасбулатов,  и назвал действия Ельцина государственным переворотом. Верховный Совет вынес постановление о прекращении полномочий президента. Их поддержал Конституционный Суд. В воздухе уже запахло гражданским противостоянием, которое легко могло закончится гражданской войной. Преподаватель по истории журналистики высказался на эту тему так: Ельцина запад поддерживает, поскольку им импонируют те демократические преобразования, которые затеял президент. Во многих политических и военных учреждениях сидели американские советники. Да и политические партии либеральной ориентации поддерживали президента вкупе с новоявленной буржуазией, которая ратовала за развитие рыночных реформ. Поэтому президент настолько осмелел, что может позволить себе нарушать конституцию, не считаться с выводами конституционного суда, не прислушиваться к советникам.
Простой народ симпатизировал Верховному Совету, более того, армия и правоохранители поддерживали Верховный Совет. Даже в московском правительстве не было единства: сессия Моссовета оценила действия президента, как антиконституционные, его указ не имеет юридической силы. А правительство Москвы во главе с новым мэром Юрием Лужковым поддержали президента.
-Айда к Белому дому, - предложил Степан. - Все равно выходной день.
-Ты прав. Нельзя достоверно описывать события по телевизору, нужно видеть все своими глазами.
-Я с вами, - заявила Люба.
В тот момент ребята не видели ничего в том зазорного, если девушка пойдет с ними поддержать мирный, несмотря на запрет деканата, митинг. Они пришли к Белому дому, вокруг которого собралась огромная толпа москвичей, кто-то уже возводил баррикады. Какой-то парень притащил огромный лист старого железа, которым ранее укрывали крыши, весело провозгласил:
-А руки то помнят! Два года назад точно так же возводил здесь баррикады…
По мегафону объявили, отныне президентом России является вице-президент Руцкой. Бывшим военнослужащим, ныне пенсионерам, начали раздавать автоматы.  К вечеру  Белый дом  окружили милиционеры и сотрудники ОМОНа, которым поставили задачу: никого в здание не впускать, и никого оттуда не выпускать. Прилегающие улицы перекрыли поливальными машинами и КАМазами. Часть манифестантов сделали попытку прорваться в здание, их рассеяли сотрудники милиции. Туда же было устремился Степан, его за рукав ухватил Дмитрий, он  с  Любой его еле удержали.
-Ты с ума сошел! Если тебя задержат, тебя тут же отчислять… Пошли домой, завтра после занятий придем сюда, - предложил Дмитрий.
Мы должны все видеть своими глазами, чтобы потом достоверно описывать все, что здесь происходит, - отозвался Степан.
-Я сейчас, - сказала Люба, выдернула из толпы юношу, показала ему студенческий билет, как показывают иногда удостоверение сотрудники милиции в кино, спросила:
-Кого вы защищаете в данном случае?
Парень покрутил головой, оглянулся на товарищей, скороговоркой пояснил:
-Так знамо кого! Нужен нам такой президент, который окружил себя банкирами та чубайсами? Вы в глубинку съездите, увидите, как там живет народ… - и побежал дальше.
-Вот вам и глас народа, - констатировала Люба.
В течении четырех первых дней октября переменным успехом шли переговоры между представителями президента и Верховного Совета. Свет и воду в Белом доме то включали, то вновь выключали. В переговоры  включался Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алекий П, которые так же закончились ничем. На Октябрьской площади собрался оппозиционный митинг, на нем же собрались активисты коммунистического движения «Трудовая Россия» во главе с неистовым коммунистом  Анпиловым. Решили идти к Белому дому. В два часа их окружили сотрудники милиции, сдержать колонну  не смогли, митингующие прорвали оцепление, милиция отступила, побросали щиты и дубинки, скрылись в прилегающих переулках, колонна  двинулась в сторону Белого дома. Об этом с упоением им рассказывал студент Виктор Горлов, который присутствовал на том митинге. Дмитрий, Люба и Степан в  то время находились у Белого дома. По мегафону объявили, что митингующие захватили мэрию, встреченную воодушевленным гулом. Послышалась стрельба, стреляли сотрудники милиции поверх голов манифестантов, в это время подошла колонна с Октябрьской площади. Милиционеры отступили, сбежав, бросили грузовики и четыре бронетранспортера с ключами в замках зажигания. Генерал Макашов и лидер «Трудовой России» Ампилов захватили брошенные грузовики и помчались в сторону Останкино.  К Белому дому подъехали танки, стали разворачиваться стволами в сторону Белого дома.
-Вы идите домой, - велел Дмитрий Любе и Степану,  - я еще немного побуду, посмотрю, зачем сюда пригнали танки.
-Я без тебя не пойду, - заявила Люба.
-Люба, здесь ничего интересного не будет, это вялотекущие переговоры, танки пригнали для устрашения. Не дураки же они стрелять по собственному народу.  Степа проводи ее, - велел он товарищу как можно строже, чтобы Люба не ослушалась. И все же Дмитрию стоило большого труда  удалось уговорить их.
-Ты тоже не задерживайся, лучше мы завтра сюда придем. Вряд ли завтра будут занятия, - капризно высказалась Люба.
Они ушли. Дмитрий отошел подальше, нашел скамейку, присел, наблюдал издали. Несмотря на наступающую ночь, народ все прибывал и прибывал. Дмитрий задремал. Разбудили мужики, которые тащили кусок огромной ограды с ближайшей Москвы-реки. Он хотел уже уходить, выяснилось, транспорт общественный не ходит, метро закрыто. И он решил остаться до утра. Утром начался штурм Белого дома. Танки прямой наводкой палили по зданию, повалил черный дым. Началась автоматная стрельба. Кто по кому палил в общем грохоте не понятно. Ему показалось, в основном по зданию и защитникам Белого дома палили военные. Однако видел, как огонь по ним вели с крыш ближайших к Белому дому зданий. Дмитрий с ужасом наблюдал, как падают скошенные пулями люди. Заметил на крыше снайпера, который методически прицельно стрелял по безоружным людям. Ошеломленный увиденным, юноша  втянул голову в плечи, упал и пополз в сторону Дорогомиловской улицы. Там можно было скрыться от шальных и прицельных пуль. Заполз  за дом, прислонился к стене и обессиленно сел прямо на асфальт. Бежали люди мимо него в сторону Белого дома, которым еще не понятно, что там происходит, почему стреляют танки. И бежали с побелевшими лицами и выпученными глазами люди от Белого дома.
Совершенно опустошенный он после обеда добрался до общежития. Степана  дома не было. «Неужели, дурак, поперся к Белому дому?» - подумал он, пошел в комнату Любы. Ее тоже дома не оказалось. Более того, подруга по комнате Светлана сказала, она со вчерашнего дня не приходила.
-Как же так? Я их ближе к вечеру отправил домой, - озадаченно проговорил он. Подруга по комнате ничего не могла сказать. В коридоре встретил Горлова.
-Витя, ты Степана или Любу не встречал? - спросил он.
-Нет.
-Странно! Куда они могли запропаститься?
Целый день он не находил себе места. Идти искать их возле Белого дома бесполезно, в том хаосе вряд ли кого можно найти. По телевизору показывали горящий Белый дом, и сдавшихся членов Верховного Совета, они выходили по одному во главе с исполняющим обязанности президента Руцким и председателем Верховного Совета Хазбулатовым, садились в подогнанный автобус. Степан и Люба не пришли ни вечером, ни ночью, ни утром. «Неужели их задержали сотрудники милиции?» - думал он. Для Любы это закончится выговором, а вот Степана могут исключить из института и депортировать. И в каком отделении милиции их искать, он не знал. Отделений в Москве много, в какой их могли увезти, тоже не мог предположить. Уныло  побрел на занятия, в аудитории набилось не так много студентов, вряд ли это можно назвать учебным процессом, собрались, чтобы обсудить вчерашние события. Преподаватель тоже не торопился вести предмет, спросил, кто из студентов был у Белого дома. Никто не сознался. В этот момент в аудиторию стремительным шагом зашел со свитой декан факультета. По хмурому выражению лица, поняли, ничего хорошего от этого посещения не жди. Декан прошел на преподавательское место, оглядел аудиторию, негромко, но четко спросил:
-Кто из вас находился у Белого дома или Останкино?
Аудитория молчала.
-Мы строго предупреждали, чтобы студенты не ходили в места противостояния властей и Верховного Совета. Мы оберегали вас от необдуманных поступков, поскольку ваша задача учиться, а не участвовать в политических митингах. В результате вашего непослушания произошла трагедия. Во время известных событий у Останкино погибли студенты нашего факультета Савушкина Любовь и Елеску Степан.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Кто-то из свиты наклонился к декану и что -то тихо сказал на ухо. Декан выпрямился.
-Мне тут подсказали,  Елеску жив, тяжело ранен, находится в Склифософской больнице. Он прооперирован, находится в реанимации. Вы понимаете, какое это пятно на наш институт! Вас предупреждали, вы не послушали. Вот результат! Как мы теперь посмотрим ее родителям в глаза?! Они отправили девушку к нам на учебу, а она оказалась в гуще событий, далеких от учебного процесса. Мы проведем тщательную проверку, и накажем каждого, которые ослушались и полезли добровольно под пули… - погрозил декан.
Он еще что-то говорил, Дмитрий не слушал или не слышал его, в висках стучало, он близок был к обмороку. Все студенты застыли в молчании, не могли поверить в гибель студентки. И только чей-то девичий голос звонко спросил:
-А нельзя провести проверку среди тех, кто стрелял по мирным людям? Мы в каком государстве живем? Она что, на войне погибла?
Студентов как прорвало, все заговорили разом, шумно выражая свое возмущение, застучали по крышкам стола, декан вынужден был ретироваться. Ни о каких занятиях речь уже не шла. Многие, кто знал об отношениях Любы и Дмитрия, повернулись к нему, потом обступили. Он сидел не в силах ни встать, ни что-либо сказать. Боль и горе сковали черты его лица, он еле поднялся, не мог вынести сочувствующих взглядов, и как сомнамбула пошел на выход. В комнате он упал лицом на кровать, застонал: «Люба, Люба, как же так?! Как вы попали в Останкино? Вы же должны были идти в общежитие? Что же произошло после того, как они расстались? Почему он не пошел вместе с ними?». Так он пролежал до вечера. Вечером вышел в фойе, там образовался студенческий митинг, все осуждали расстрел мирных граждан. И эта гибель невинной девушки, которая не выражала протест, она всего лишь хотела быть свидетельницей событий, на совести президента Ельцина.
Вопреки не очень строгому запрету деканата, через два дня студенты встретили родителей Любы, поехали с ними в морг. Дмитрий смотрел на мать, думал: как же Люба похожа на нее. В прошлый ее приезд к дочери на зимние каникулы он видел мельком, но не смог оценить насколько они похожи. А сейчас смотрел на ее такие же светлые волосы, крупные черты лица, сбитое телосложение, он подумал, через двадцать пять лет, она стала бы копией этой женщины, которая даже не подозревала, что рядом с ней стоит жених ее дочери.  Студентов в морг не пустили, пропустили только родителей на опознание тела. Мать при виде дочери упала в обморок. Отец плакал, поддерживал жену, забегали санитары, перед входом в морг плакали девчонки, у парней перекатывались желваки. Гроб запаяли в цинковый ящик, родителям приказали при захоронении гроб не вскрывать, отправили в багажное отделение. Ребята показали родителям комнату, где проживала их дочь, они забрали ее личные вещи, на второй день студенты  провожали родителей Любы на вокзал. И опять было море слез.
Дмитрий все не мог смирится с тем, что больше никогда не увидит Любу. Только вчера она целовала его,  милая, ласковая, живая, теплая, и теперь ее нет на этом белом свете. Ночью он просыпался от чувства, что в комнату вошла Люба. Этот кошмар преследовал его еще долго. В нем как будто что-то умерло. Тело его ходило на занятия, он сидел застывший на месте, мозг  не воспринимал о чем говорит профессор.  Шел в столовую, ел, не чувствуя вкуса пищи. Он испытывал чувство вины за ее гибель, потому-что не смог ее удержать возле себя в тот вечер или не пошел вместе с ними в общежитие. Тогда бы она не погибла и Степан не пострадал.
Дмитрий поехал в больницу имени Склифософского. В справочной ему сказали в каком корпусе и палате лежит Степан. К нему его не пустили, хотя сказали, что из реанимации после операции он переведен в общую палату. Оказалось, в его палате лежат все раненые у Белого дома и Останкино, дана команда к ним никого не пускать, с ними будут проводить следственные мероприятия. Только через десять дней Дмитрий увидел исхудавшего, бледного Степана, с потухшим взглядом. Увидев Дмитрия, он заплакал. Дмитрий обнял его, прижал к себе, у самого слезы закапали.
-Пошли в коридор, - сказал Степан. - Здесь везде уши…
У Степана перевязано плечо, рука висела на перевязи, он был ранен на вылет в плечо. Они прошли в коридор, Степан еле шел, Дмитрий поддерживал его, они уселись на подоконник.
-Как вы там оказались? - задал первый вопрос  Дмитрий, который волновал его все эти дни.
Степан тяжело вздохнул, рассказал:
-Мы пошли домой. Обходили брошенные грузовики, в кузов набивался народ, все шумели: едем брать Останкино.  За ними увязалась толпа митингующих.  Люба предложила пойти с ними. Я сначала не хотел, она настояла. Говорила, еще Ленин советовал захватывать почту, телеграф и в новых условиях - телевидение.  Митингующие пошли по этому пути. Говорила: надо посмотреть, как это будет происходить. Пытался ее отговорить, но ты же знаешь ее упрямый характер. Я не мог ее бросить. Нас подхватил последний грузовик, который сначала никак не могли завести.
Степан замолчал, видимо переживал вновь те минуты необдуманного поступка. Дмитрий не торопил.
И далее он рассказывал:
-Останкино охраняли сотрудники Софринской бригады без оружия, и вооруженный спецназ МВД «Витязь». Генерал Макашов потребовал предоставить им эфир, его требование проигнорировали. Пока шли переговоры прибыли еще сотрудники милиции для защиты Останкино. Со стороны Останкино раздался выстрел, раненым оказался телохранитель Макашова. В ответ грохнули из гранатомета.  Спецназ открыл беглый огонь, среди манифестантов появились убитые и раненые. Стрельба, вой, крики раненных, все слилось в один сплошной гул. Меня пуля настигла первого, ударила в плечо,  сначала не почувствовал боли, даже крови не видно было, только рука тут же онемела, повисла. Люба бросилась ко мне, я стал валиться на нее. И в это время пуля ударила ее в спину. Она как бы прикрыла меня собой. Мы оба упали. Кажется, она умерла сразу. Я закричал. В неразберихе никому до нас не было дела. Кругом бежали люди, орали, или падали, сраженные пулями. Я одной рукой оттащил ее тело к дереву, положил ее голову себе на колени, так и сидел на земле, спиной оперся о дерево, все хотел нащупать пульс на ее шее,  и свою  рану зажимал, боялся потерять сознание. И все же я отключился. Очнулся на полу в отделении милиции. Кругом такие же раненые или убитые, как я. Любы не было. Рядом лежала мертвая, почти обезображенная  девушка, пуля попала ей в голову, рот открыт, зубы выбиты, я слышал, как кто-то смотрел изъятые у нас документы, ходил и сравнивал фотографии документах с теми, кто находился в отделении. Он посмотрел на мертвую девушку и студенческий билет, сказал, что это студентка третьего курса Московского технологического института, фамилии не помню. У меня тоже изъяли студенческий билет. Я застонал от боли, он тут же подошел ко мне, спросил фамилию. Я назвал, он сверил со студенческим билетом, кивнул санитарам: этого в больницу. Поискал глазами Любу, ее не увидел, там лежали груды тел, не поймешь, кто жив или мертв. Нас, подававших признаки жизни, начали увозить скорые помощи. Я пытался докричаться с вопросом, где тело Савушкиной, мне никто не отвечал. Меня грубо поволокли по коридору, и я вновь потерял сознание, очнулся уже после операции на третий день. Нас тут допрашивали несколько раз. Ты извини, но я сказал, что Савушкина моя подруга, мы случайно оказались возле Останкино. Гуляли в Ботаническом саду, услышали выстрелы, думали фейерверк, решили посмотреть и попали под обстрел. Не верят, конечно, другого им не дано от меня узнать. Допытывались, кто еще из нашего института участвовали в митинге, я настаивал, мы случайно там оказались. Вышлют теперь меня. Им свидетели не нужны. Легче бы нас ликвидировать, только поздно, надо было сразу, еще там в милиции. Я  так и не узнал, где Люба, сейчас что-нибудь выяснилось? - спросил Степан.
-Да. Она находилась в морге. Приезжали ее родители на опознание. Им строго настрого приказали увезти тело в цинковом гробу и на родине гроб не открывать, захоронить так, как есть. А так же никому не рассказывать от чего она погибла.  Студенты настаивали, чтобы тело выставили в институте для прощания. Запретили. Провожали родителей всем курсом. Большего горя я не видел, - рассказал Дмитрий, слезы навернулись на глаза. Степан положил руку на коленку Дмитрия.
-Ты сам как? - спросил он. Дмитрий понял, он спрашивает, как он теперь без Любы?
-Плохо. Снится она ночами. Совесть меня мучает, что не проследил до конца, как вы пошли домой. Я бы или с вами поехал, или настоял бы на своем. А так виноватым себя считаю в ее смерти. От этого на душе еще больнее, - проговорил Дмитрий.
-Мы все знаем основного виновного, - проговорил Степан и оглянулся, не слушает ли кто поблизости.
-Я теперь ненавижу его фибрами всей своей души. Сколько жив буду, ни одной хорошей строчки о нем не напишу, - твердо, со злостью выговорил Дмитрий.  - Я завтра приду, тебе что нужно купить?
-Да ничего не надо. Здесь кормят. Хоть и скудно, но лучше, чем мы питаемся в общежитии, - усмехнулся он.
-Ты домой что-нибудь сообщал? - спросил Дмитрий.
-Нет. Полагаю, они и так узнают, когда меня вышлют, - с грустной улыбкой произнес он. - А писать я еще долго не смогу, - показал он на забинтованное плечо и руку.
  -Ты выздоравливай, - пожелал на прощание Дмитрий. - Мы на факультете договорились,  будем отстаивать тебя, если вдруг вздумают тебя отчислить и депортировать. Устроим забастовку.
-Тогда вышлют всех не россиян, - напомнил Степан.
-Что поделаешь! Справедливость прежде всего.
Они распрощались.
В один из дней в комнату в сопровождении коменданта пришел человек в гражданском.
-Здесь проживал Елеску Степан? - спросил он. - Я должен осмотреть его вещи, - заявил он.
Дмитрий как сидел на кровати, так и остался сидеть, только спросил:
-У вас ордер на обыск имеется?
-А это вовсе и не обыск, всего лишь осмотр, - парировал незнакомец. - И это не личное жилище, а комната в общежитии. Представитель находится здесь. Это его тумбочка? - спросил он и не дожидаясь ответа, присел, выгреб все, что там было. Осмотрел учебники, пролистал тетради с записями лекций, заглянул под матрац.
Пожилой комендант столбом стоял у двери, не произнес ни слова.
-Ваш товарищ по комнате высказывал какие-либо мысли против порядков в стране? - спросил он в ходе осмотра.
-Мы все здесь высказываем те или иные мысли, - ершисто ответил Дмитрий.
-Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Высказывайте. Тихо, кулуарно. Но на площади выходить не советуем. Ваша задача учиться юноша, - назидательно проговорил он. Встал, обвел глазами комнату, кивнул коменданту, тоном приказа проговорил:
-Соберите все его личные вещи, сложите отдельно, -  и вышел. Комендант пропустил его вперед, оглянулся и прошептал:
-Господи, неужели старые времена возвращаются… - и тоже пошел вслед за ним. Позже ему сказали, что этот мужчина побывал и в Любиной комнате.
Прошел месяц.
  Неожиданно для всех Степан после выздоровления вернулся в институт. Похудевший, с потухшим взглядом. Даже в деканате не знали, как им быть. Ведь сверху поступало распоряжение об отчислении. В деканате отвечали, студенты устроят по этому поводу шум, многие имеют связи с зарубежными журналистами, лишний шум ни университету, ни стране не нужен. И власти отступили.
На  вопрос Дмитрия, что послужило властям отступить, пояснил:
-Пообещал им молчать, если дадут возможность доучиться. Я настаивал, что случайно оказался у Останкино, в митинге не участвовал. Если вышлют - соберу в Кишиневе зарубежных журналистов и расскажу, как все было. Ведь митингующие первыми не нападали, стрелять начали с той стороны. Это уже не те советские КГБэшники, эти - трусливые твари. Взяли подписку о неразглашении тайны и оставили в покое. Полагаю, не последнюю роль сыграла позиция студентов, которые обещали устроить бучу. Декану выговор объявили за ненадлежащий контроль за поведением студентов, словно мы дети малые.
-Ты теперь ходи и опасайся, чтобы кирпич на голову не упал, - посоветовал Дмитрий.
Степан упал на свою кровать, и долго смотрел в потолок. Потом проговорил в пространство:
-Любу до соплей жалко. Хорошая девка была. Как я ее не уберег?! Не верил, что по людям стрелять начнут… - и накрыл лицо полотенцем.
Гибель однокурсницы и подруги Дмитрия сблизила их, как сближает людей общее горе.
Павел приходил на занятия все реже и реже, ближе к лету  совсем пропал.

*  *  *
В конце ноября неожиданно в общежитие пришел Павел. Зашел в комнату к Дмитрию и Степану.
-Все! Отчислили меня. За неуспеваемость и не посещение, - заявил он, помахал документами. - Пришел попрощаться, - Протянул два пакета с продуктами. - Держите, питайтесь.
-Вот за это спасибо! Зачем тебе уходить? Возьми академический, потом восстановишься. - посоветовал  Степан.
-Не до учебы мне теперь. Ты как себя чувствуешь Аника-воин? - обратился он к Степану. - В мирное время получил пулю, умудриться надо!
-Да вон бандюки друг друга в мирное время мочат, и власти по этому поводу не очень переживают, - отмахнулся Степан.
-Это точно! Мы с папашкой от бандюков оборону держим. Приходят, сволочи, угрожают оружием, того и гляди рейдерским захватом овладеют нашей недвижимостью, - пояснил Павел.
-А милиция куда смотрит? - спросил Дмитрий.
-Милиция не вмешивается. Говорит, это спор хозяйствующих сторон, пусть наш спор решает арбитражный суд. Арбитражный суд тоже не торопится, ждет, кто из нас больше пообещает. Материал уже два месяца лежит в арбитражном суде. Та сторона тоже вооружились документами, претендующих на часть торгового комплекса. Документы у них липовые, при нормальном рассмотрении они явно проиграют. Только никто внимательно их рассматривать не спешат. Поэтому они торопят нас сдаться до решения суда. А суд умышленно затягивает дело, выжидает, - повторил он, поясняя реалии современного судопроизводства.
-То есть?! - не поверил  Дмитрий.
Павел состроил гримасу:
-Святая ты простота. Я тоже пока не столкнулся, полагал, что у нас есть милиция, есть суд. Ага! Держи карман шире!
-И какой же выход?
-Выхода два: либо они нас, либо мы их, - и приоткрыл полу плаща, за поясом заложен пистолет.
-Ты с ума сошел! Это же статья! - удивился Дмитрий.
-В том то и беда, для честных людей статья, а господа люберецкие, ореховские, солнцевские и прочие бегают по городу с оружием, стреляют, и никто их за ношение оружия не привлекает. А ты предлагаешь отнести им голову на заклание? Или отдать им здание? Не здание жалко, не хочу, чтобы к власти приходили вот такие твари, которые могут только отнимать, убивать и паразитировать! - эмоционально и зло выговаривал Павел.
-Оружие где достал? - спросил Степан.
-Да сейчас не проблема. Я, как дурак, поехал за ним в Чечню, только поезда туда не ходят, доехал до Дагестана. Чуть не остался там без денег и головы. И все же оружие достал. Потом чуть не спалился с ним в Москве. Сейчас этого добра и в Москве хватает, - пояснил Павел. - На любом рынке из под полы продадут.
-Дорого отдал?
-Триста долларов. Хуже, что и в Москве пистолет стоит столько же.  А я потратился на дорогу, откупался там от местной милиции, - рассказывал Павел.
Степан усмехнулся.
-У нас после бойни в Преднестровье этого добра тоже хватает. На юге с чем пришлось столкнуться? - спросил он.
-У них там полная неразбериха. Чеченцы между собой воюют. Против Дудаева выступает какой-то Автурханов. Я почему запомнил его фамилию, меня чуть не мобилизовал в его отряды. На его стороне выступают российские солдаты,  а я все же прошел армию. Короче, улизнул я оттуда. Дагестанцы помогли.
-Неужели все так у вас, в России, сложно? - почесал затылок Степан.
-Вот вы святая простота! Ты думаешь у тебя в Молдове все тишь да благодать?! Спрятались за крепостными стенами МГУ, не знаете, что в стране делается! Сейчас если украдешь сто рублей, - сядешь в тюрьму, если украсть миллион, будешь числится в уважаемых бизнесменах. Крупные предприятия расхватали по приватизации людишки близкие к правительственным кругам. А за более мелкие предприятия, то бишь городскую торговую или иную недвижимость, за бензоколонки, заводики и предприятия идут драчки не на жизнь, а насмерть. Каждый день кого-нибудь отстреливают. Стоит кому-то открыть фирму или просто торговую точку, тут же набегают пожарные, санэпидемстанция, местная милиция, бандиты, налоговая, и прочие, и прочие… И все с протянутой рукой, - рассказывал Павел, чего, действительно, не могли знать студенты, поскольку редко выходили за пределы университета, а по телевизору этого не показывают.
-А пожарный что может с вас требовать, кроме огнетушителей? - наивно спросил Дмитрий.
-Э-э! Эти как раз самые ядовитые, на втором месте после бандитов.  У них всегда есть к чему придраться. Ты знаешь, что в любом учреждении должен быть эвакуационный выход. На стенах висеть план эвакуации с фамилией ответственного за противопожарную деятельность. Он должен пройти инструктаж, как нужно действовать в случае пожара. И естественно, огнетушители, пожарные шланги, негорючие пластики, таблички с указанием «Выход», и много еще чего. Представь, возьмешь ты в аренду небольшое помещение. У тебя в штате пять человек. Кто тебе нарисует тот план эвакуации, поместит в рамочку и повесит на стену? А? - Павел махнул рукой. Чувствовалось, он на взводе от всего этого беспредела властей, бандиты для него менее опасные, с ними можно бороться точно так же вне правового поля. - Участковый приходит, дай ему список всех работающих. Заставляет оборудовать помещение сигнализацией именно в их РУВД. Потом непременно спросит, заключен ли у нас договор на утилизацию люминесцентных ламп. А если нет, он готов закрыть глаза, если мы поможем его родному отделению приобрести оргтехнику или в ремонте кабинетов. Вот так, салаги! Не жизнь, а сплошные приключения, - рассказывал Павел.
-Послушай, мы же все  без пяти минут журналисты. Давай мы все это опубликуем в газете? - загорелся Дмитрий.
Павел укоризненно посмотрел на Дмитрия.
-Ты думаешь никто не пишет? Вон, Холодов дописался, грохнули и никто не несет ответственности. Так ведь он штатный журналист, за него есть кому заступиться. А тебя грохнут, никто и не почешется. Вы уж лучше не ввязывайтесь никуда до конца учебы, доучитесь, а потом включайтесь в работу, - советовал мудрый Павел, который был старше и опытнее их.
-Ты прав в одном, мы сидим за стенами института не от лени,  нет денег даже на метро, чтобы выехать в город, - сказал Дмитрий.
-И не выезжайте. Продуктами помогу. Потом вы меня отблагодарите статьями или рекламой в тех газетах, где будете работать. Вы лучше скажите, как вы Любаню не уберегли? - спросил он.
Дмитрий тяжело вздохнул.
-Это наша боль. Не могли усидеть, когда такое творилось, гражданской войной запахло. Нужно было видеть собственными глазами, запомнить, даже через годы излагать то, что сами видели, а не верить всяким немецким или французским политологам, да нашим либеральным интерпретаторам. Вот и поперлись под пули. Степа до сих пор руку разрабатывает. Ты вон на юге целым выскочил, а Степа в мирной Москве пулю схлопотал. Люба погибла. Она мне ночами снится.
В этот момент зашел Виктор Горлов.
-Вот хорёк, задней точкой чует, где еда появилась, - проворчал Степан.
-Господь велел делиться, - невозмутимо  парировал Горлов.
-Что-то я не видел, чтобы ты с кем-либо делился, - проворчал Дмитрий.
-Так я же голодранец. Моя тетка думает, что я тут жирую в Москве, просит денег выслать. Дрова закончились. Послал ей пол стипендии, - пояснил неунывающий студент Голов Виктор.
Все на курсе знали, Витя Горлов из глухой таежной деревни. Родителей нет. Воспитывался у тетки. Удивлялись, как он поступил в МГУ. Оказалось, он окончил школу с золотой медалью. Почему тогда на журфак, мог бы поступить на другой факультет, более полезный для его сельской местности? Витя с юности был селькором, его статьи печатались в районных и даже областной газетах. Ребята его подначивали: небось, стучал на колхозников под псевдонимом «Всевидящий» или «Вперед смотрящий», кто сколько украл в колхозе. Отвечал: нет! Он распространял передовой опыт. Например, в его таежном краю один любитель выращивал клубнику. Путем скрещивания тот добился культуре не боятся поздних заморозков, клубника получалась крупная, пока не очень сладкая. Витя уверял, это дело времени.
Маленький, щупленький, с острым носиком и острыми глазками буравчиками, он, действительно, походил на хорька. Имел к тому же неуживчивый, ядовитый характер.
-Привет! - сказал он, увидев Павла, хлопнул его по ладони. - Какими судьбами? Тебя последнее время не видно.
-Слинял. Документы забрал.
-Что так? - прокурорским тоном спросил Горлов.
-Долго рассказывать, ребята тебе пояснят.
-Капиталистом решил стать? - догадался Витя.
-Нет. Пока лишь мелким буржуа.
-И либо грудь к деньгах, или голова в кустах? - солидно заключил Горлов. -С папашей универмаг к рукам прибрали? Не успел Андропов его к ногтю прижать, - покачал головой Виктор. - Соколова и еже с ним успел, а твоего нет.
Многие на курсе знали об отце Степана, он помогал студентам дефицитными товарами еще в то время, когда универмаг был государственным. Конечно, при посредничестве Павла. Горлов по хозяйски бухнулся на кровать Степана, сложил ручки на груди, уставился на Павла.
-Дожил бы Соколов до наших времен, был бы сейчас владельцем  Елисеевского гастронома, - добавил он. - Не повезло. Попал под раздачу.
-Мой отец не продуктами торговал. У него усушки и утруски не было. Вся его вина, для знакомых костюмчик  или дефицитный плащик придерживал. А на Соколова ты зря. Классный мужик был. Фронтовик. Меня маленького на руках носил. Вся московская элита из его рук кормилась. А когда его прижали, отвернулись, предали. И шлепнули по быстрому, чтобы не засветил их мерзкие рожи.
-Да ладно, это я так… - пошел напопятую Горлов.  - Кто знал, что грядут иные времена.
-Засиделся я с вами, пойду, - встал Павел. - Бывайте.
-Ты заходи, если что… - тоном волка из мультика проговорил Горлов.
-Береги себя, не выпендривайся, - кивнул на уровне его пояса Дмитрий.
-Постараюсь, - пообещал без энтузиазма Павел.
Уже на пороге обернулся, сказала:
-Динку увидишь, скажи винюсь я перед ней. Вел себя по-свински. Пусть не помнит зла. Одна стоящая баба рядом была и ту упустил.
-Ты слышал, Диана замуж вышла? - спросил Дмитрий.
-Слышал. На свадьбе весь артистический бомонд засветился. По телику в новостях показали. У нее тесть из народных.
Подал всем пожал руки и пошел строить новую для него жизнь.

*  *  *
Ближе к летним каникулам Диана пригласила Дмитрия посмотреть студенческий спектакль по итогам учебного года. Она передала ему записку с приглашением через своих бывших однокурсниц по философскому факультету. Те проживали в этом же общежитии двумя этажами выше. Он пришел в назначенное время в училище. Диана выскочила к нему  вся озабоченная предстоящим спектаклем,  схватила его за руку, отвела в зал, посадила в третьем ряду. Друзей и родственников приглашать на спектакль не возбранялось, актеры должны чувствовать дыхание зала. Он только успел спросить название спектакля.
-«Васса Железнова».
-Ты кого?
-Вассу, - хлопнула его по плечу и убежала.
Кого играл муж, он спросить не успел, ранее он его не видел.  Когда занавесь открылась, Дмитрий не узнал Диану. Загримированная и состарившаяся она вышла с гордо поднятой головой, жесткое выражение лица определяли плотно сжатые губы,  хищные складки у губ искусно подрисованные гримерами, седые пряди волос, и скупые, властные жесты, определяли железный характер Вассы Железновой.  Ее мужа и пьяницу по пьесе Сергея Железнова играл молодой, долговязый парень, хорошо подыгрывал главной героине, так же как и брат главной героини Прохор Борисович. Студенты старались, иногда именно это старание подводило их, поскольку каждый хотел выделиться, и они переигрывали. В целом спектакль прошел под бурные аплодисменты зрителей.
После спектакля, он ждал Диану в фойе. Она вышла с мужем, и Дмитрий узнал в парне персонаж Прохора, - по пьесе брата Вассы Железновой.
-Знакомься, Костя, - предоставила она мужу Дмитрия. -Это Дима, мой давний товарищ. Он очень взыскательный зритель.
Парень не протянул руку, смерил взглядом Дмитрия, недовольно проговорил:
-Какой он  товарищ - неизвестно, сколько у тебя их было?
Дина дернулась, как от пощечины.
-У тебя был повод уличить жену во лжи, - спросил Дмитрий, не ожидавший такой реакции от ее мужа. - Мы, действительно, всего лишь хорошие знакомые,  она ранее училась у нас, в МГУ.
Не обращая внимания на реплику Дмитрия, он повернулся к жене, сказал, что не намерен выслушивать мнение одного из зрителей, поскольку каждый в зале имеет своем суждение. Тут же высказал недовольство, дескать, надо было ему дать роль Сергея Железнова, тогда бы он смог блеснуть.
-Я пошел. Догоняй меня, - сказал он, повернулся и пошел на выход.
-М-да! - только и проговорил Дмитрий. - Беги, как-нибудь потом  поговорим.
Дина виновато оглянулась вслед мужу, скороговоркой сказала:
-Знаешь что? Послезавтра давай встретимся на смотровой площадке, в пять, а? Я в курсе трагедии в вашем институте, сочувствую, потом поговорим.
Дмитрий пожал плечами.
-Давай, - согласился он.
И она пошла вслед за мужем, который давно уже скрылся из виду.
Через день Дмитрий пришел на смотровую площадку к пяти. Дианы не было. Он смотрел с высоты Воробьевых гор на панораму Москвы. Молодые листочки уже во всю проклюнулись на деревьях, пахло весной и свежевымытым асфальтом. Дмитрий ловил себя на мысли,  он с не терпением ждет Диану, он хочет ее видеть, на миг ощутить в душе теплое чувство к ней. И даже слегка волновался, словно впервые пришел на свидание. Диана сошла с троллейбуса, опоздав на минут пятнадцать, что для женщин вполне приемлемо. Она издали улыбалась ему, он обратил внимание, у нее уже не та легкая, девичья походка, словно замужество сделало ее более степенной.
-Привет! - подошла она и поцеловала его в щеку.
Он взял ее под руку, они спустились вниз, пошли по аллее.
-Как же это произошло? - спросила она, не называя ни имени, ни самого происшествия, но он понял, что Диана имеет ввиду.
-Глупо и трагично. Попала под шальную пулю. Степу ранило.
-А ты где был?
-У Белого дома. Их я отослал домой, сам остался досмотреть трагический спектакль до конца. Как они оказались у Останкино, не понимаю. Степан говорил, их подхватила толпа, увлекла за собой. Им хотелось увидеть, чем это все закончиться. Увидели!
Дмитрий вздохнул. Прошло семь месяцев, боль притупилась, душевная рана все кровоточила.
-Ты ее любил? - тихо спросила Диана.
-Теперь кажется, что сильнее, чем до того. Ведь она первая моя женщина.
Она погладила его предплечье.
-Я тебе соболезную. Поверь, я была ошеломлена, когда узнала. Наши студенты не участвовали в митингах, хотя некоторые рвались пойти туда, преподаватели придумали хитрый ход, заставили репетировать после занятий до позднего вечера, - рассказывала Диана.
-Вы актеры, вам необходимо беречь себя для искусства. Нам, журналистам, нужно познавать жизнь.
Увидела лавочку, предложила:
-Давай, посидим…
Они сели, перед ними открывался вид на Москву-реку. Навигация уже открылась, по реке бегали речные трамвайчики, проплыла баржа. Они сидели и молчали, как-то неловко  переходить сразу на тему ее участия в спектакле. Дмитрий после затянувшейся паузы сам спросил:
-Кто режиссер спектакля?
-Наш преподаватель по сценическому мастерству с участием студентов режиссерского факультета.
-Почему они выбрали столь сложную пьесу для первокурсников?
-Чтобы мы сразу почувствовали всю степень актерского труда.
-Почувствовали?
-Да уж! Я потеряла три килограмма веса. И как тебе все это?
-Хочешь откровенно? Не обидишься? - спросил он.
-Нет, что ты?! Наоборот! Затем я тебя и пригласила. Нам всем и без твоей критики досталось. Меня интересует твое мнение о мой роли.
-Если бы не твоя игра, весь спектакль напоминал бы игру актеров художественной самодеятельности. Сергей Железнов пытался играть с долей гротеска, явно переигрывал. Прохор, я не помню фамилии ребят, играл внешне правильно, выдержанно, по тексту, но без внутреннего огонька. Как бы делал одолжение режиссерам. Твои дочери по пьесе вообще провалили свои роли. Хотя для первого курса совсем даже не плохо. Я ведь сужу о игре с точки зрения мастерства состоявшихся актеров, коими студенты еще не являются, - пояснял он.
-Костя был очень не доволен ролью, хотел играть моего мужа. Не мог смириться с решением режиссера. Я ему тоже говорила, муж у Вассы по пьесе высокий, а Костя среднего роста.
-Самолюбивый он у тебя, - заметил Дмитрий.
-Самолюбивый, - покачала она головой, соглашаясь. - И ревнивый к моему успеху.
-Еще Геродот говаривал: лучше быть предметом зависти,  чем сострадания.  Режиссер хвалил тебя? - спросил он.
-У нас не принято хвалить. Ругал меньше остальных.
-Правильно сделал. Ты сыграла на удивление грамотно. На протяжении двух актов выдержала волевой, властный и деятельный характер. Я и тот раз восхищался твоему умению перевоплощаться, и сейчас думал, как такая пигалица, смогла так убедительно сыграть сорока двухлетнюю старуху?
-Парик, грим и прочее.
-Я не внешний антураж имею ввиду. Внутреннее состояние. У  тебя даже голос огрубел.
-Значит у тебя нет замечаний к моей игре?
Он улыбнулся.
-Есть. Ты чувствовала, что переигрываешь своих партнеров, начала тянуть одеяло на себя. Это должно быть устранено во время репетиций. В таком случае, либо меняют партнеров, либо делают замечание тебе, чтобы ты подстраивалась под своих партнеров. Однако, эти все замечания не имею силы, поскольку надо вас видеть на последнем курсе.
-Я приглашу тебя на выпускной спектакль.
-Заметано. - кивнул Дмитрий.
-Тебе нужно быть театральным критиком, а не журналистом.
-Журналист точно так же, как и критик, вправе высказать свою точку зрения и на спектакль, и на игру актеров. Другое дело, что к критику прислушиваются, а к мнению журналиста нет. Ты скажи лучше, как складывается твоя личная жизнь? Детей планируете? - сменил он тему.
-Детей нет. Нужно окончить училище. Я и так отстала, со мной учатся восемнадцатилетние девочки. Надо было сразу поступать в Щуку, а не туда, куда папа меня воткнул. Семейная жизнь идет свои чередом. При ближнем рассмотрении муж оказался не таким, каким был при ухаживании. Да я и не обольщалась, пришло время стать женой, а он оказался самой привлекательной на тот момент фигурой.
-Судя по твоему тону, ты несколько разочарована? - мягко заметил он.
-Дима, не хочу обсуждать свои семейные дела, -  сморщила она свое личико. Потом не удержалась и проговорила: - Меня смущает его пристрастие к спиртному. Папа у него хоть и народный, а закладывает изрядно. Как бы гены не сказались. Пойдем, - она встала. - Я очень рада была тебя видеть. Не могу для себя объяснить, почему при всей той круговерти вокруг меня достойных парней, я выделила и запомнила тебя, а замуж вышла за любителя выпить и к тому же не самого умного. Порой вспоминаю и сожалею, что не могу видеть тебя чаще.
Он приобнял ее, прижал.
-И я рад тебя видеть.
Они пошли по аллее наверх, он проводил ее на остановку, посадил на троллейбус, она смотрела на него сквозь заднее стекло, и махала пальчиками, пока троллейбус не скрылся за поворотом.

*   *   *
По окончании четвертого курса Дмитрий решил полететь во Львов к брату, тот давно звал его в гости. Решил, он побудет у него, затем поедет к родителям. Сам полет надолго запомнился ему своей необычностью. Сначала его в группе всего из пятнадцати человек долго везли по летному полю, все лайнеры остались далеко позади, впереди стоял маленький двухмоторный самолет, на которого кто-то из пассажиров показал пальцем и громко сказал:
-Наверное со времен войны стоит, как памятник…
Вот к этому памятнику времен войны и подвез их автобус. Пассажиры высыпали из автобуса, скептически оглядывая самолет, кто-то спросил стюарда, гордо возвышающего над толпой:
-И этот самовар еще летает?
Тот гордо ответил:
-А как же!
-А че он такой покоцанный? - и показали на вмятины на корпусе.
Стюард покосился на спрашивавшего и с юмором ответил:
-На таран шли. Отрихтовать не успели.
В маленьком самолете расположилось всего несколько пассажиров, поскольку мест в нем было не более пятнадцати. От кабины летчиков пассажирский салон отделял небольшой проход, в который грузчики пытались втиснуть какой-то громоздкий груз. Он не влазил по габаритам, грузчики ругались матом, мало заботясь о том, что их слышат пассажиры. Один из них с досадой сказал:
-Он в пути может упасть.
-Да и хрен с ним… - отозвался другой.
-Центровка нарушится…
Тут уж и пассажиры заволновались, открыли дверцу, убедиться, что за груз должен лететь с ними, который в пути может нарушить центровку. Тем более,  груз очень напоминал гроб, который поместили в дополнительный контейнер. Подъехали летчики, пассажиры начали шуметь, возмущаться, те велели грузчикам вынести контейнер. Наконец все успокоились, расселись по местам.
-Сколько лететь будем? - спросил Дмитрий у стюарда.
-Три с половиной часа.
И больше ничего услышать было нельзя, поскольку моторы взревели, да так, что не стало слышно собственного голоса. Объяснятся можно было только жестом глухонемых. Весь полет рев моторов не умолкал, Дмитрий пожалел, что нет у него берушей, чтобы заткнуть уши, разве можно было предусмотреть такой сюрприз. Стюард сидел на первом сиденье рядом с симпатичной пассажиркой, которой он принес кофе и печенье. Пассажир на заднем сиденье, стараясь перекричать шум моторов, спросил:
-А нам печенье?
На что стюард лениво ответил:
-Ты че, мужик, никогда печенье не видел?..
Спорить бесполезно, все равно почти ничего  не слышно.
Самолет мерно гудел, нырял в облака, проваливался в воздушные ямы, тянул свою заунывную мелодию, Дмитрий мечтал быстрее долететь, дал себе слово, если еще когда-то придется лететь во Львов, никогда не летать туда самолетом, в крайнем случае - поездом.
Прилетели через четыре часа двадцать минут. Оглохший Дмитрий на выходе с укором высказал стюарду:
-А говорил, три с половиной лететь будем.
Тот с высока посмотрел на пассажира, лениво ответил:
-Против ветра летели…
Потом долго стояли в очереди, проходя таможню. Таможенники придирчиво осматривали каждого пассажира, не так много рейсов приземляется во Львове, им скучно, и они проявляли ненужную работоспособность. Та самая пассажирка, с которой весь полет ворковал стюард, не задекларировала в анкете мобильный телефон, таможенники задержали всю очередь, выясняя вину пассажирки контрабандистки, выписали ей штраф в пятьдесят долларов. Дмитрий в сердцах сплюнул, в России давно уже никто не считал мобильные телефоны объектом декларации при пересечении границы, быстренько поставил в анкете галочку возле графы: Мобильные телефоны. Таможенник рассматривая документы Дмитрия, спросил по-украински:
-Цель прибуття во Львив?
Хотел Дмитрий пошутить, посмотрел в насупленное лицо таможенника, буркнул:
-В гости.
Таможенник шлепнул печатью на страничку паспорта, протянул паспорт с видом,  будь его воля, не пустил бы он в город москаля.
Брат ждал его в зале. Обнялись.
-Едем в семью жены, они ждут. А потом поедем ко мне. Мы пока снимаем жилье, копим на квартиру. Там все собрались, ждут тебя.
-Все, - это кто? - спросил Дмитрий, не очень любивший незнакомые кампании.
-Родители и ее брат. Ты не обращай внимание  на их закидоны, они любят подчеркнуть свою неприязнь ко всему московскому, - попросил виновато брат.
-Чем им так московские насолили? - удивился Дмитрий.
-Да так… Потом поймешь… - уклонился от объяснения Николай.
Дмитрий с женой брата знаком, они приезжали в Измаил, устраивали среди родственников повторную свадьбу. Правда, свадьба была уже без Дмитрия, он уехал на учебу. Измаильские родственники не ездили на свадьбу во Львов, точно так же львовяне не приезжали в Измаил. К жене  Николая родители отнеслись радушно, только слегка настороженно.  Милая, юная девушка. Сидела прямо, молчала, красивое выражение лица надменное. Смущал ее украинский язык, который не похож на местный украинский, ее плохо понимали, от чего она еще больше замыкалась, чувствовала себя чужой. Все вокруг говорил по-русски, ей вообще непонятно, как так, в украинском городе разговаривают по-русски. Выросшая в благополучной семье, жила в просторном городской квартире, ее шокировал туалет за сараем, она боялась туда ходить без сопровождения мужа, ей казалось, что со стороны огородов может подглядеть за ней посторонний глаз. Город мужа ей не понравился. «Большая деревня!» - хмыкнула она. По сравнению со Львовом многократно проигрывал. Когда уезжала, высказала свое мнение о посещении Измаила: «Как в другой стране побывала. Бедной и неопрятной».
Теперь Дмитрию предстояло познакомиться с родителями жены брата.
-Ты говори по-украински, так как сможешь, - попросил его брат. - Вспомни, как разговаривали в селе молодежь, когда мы ездили в гости.
-Суржик я вспомнить смогу, здесь же совсем другой украинский, - напомнил Дмитрий.
-Ничего. Они же знают, что ты не в Киеве живешь.
Родители жены оказались внешне интеллигентными, доброжелательными людьми, встретили брата зятя радушно, старались говорить с ним по-русски, с ярко выраженным акцентом, так говорят по-русски поляки. Мать жены полная, симпатичная женщина, заведующая районной поликлиникой, представилась Еленой Григорьевной, отец - Богдан Викторович преподаватель в местном университете, худощавый, высокий, с запорожскими усами до самого низа подбородка. На нем украинская вышиванка подпоясанная красным пояском. Брат жены, офицер и коллега Николая - Олесь говорил по-украински, упорно не хотел говорить с гостем по-русски. И жена брата  говорила на местном украинском, то ли они не знали русского, то ли подчеркивали свою приверженность местным обычаям. Ко всему прочему, она преподает в школе украинский язык и литературу. Дмитрию резал слух ее обращение к мужу: «Мыкола, подай рушнык». Никогда в Измаиле не задумывался, что его брата Колю можно называть Мыколой. Он  видел округлившуюся талию Галины, удивился, брат в тот приезд в Измаил говорил о ее беременности, по срокам она уже должна давно родить. Он не стал при всех задавать брату вопрос об отцовстве. После дежурных вопросов, как долетел,  какие у него планы в отпуске, уселись за круглый стол, выпили по рюмке  водки, закусывали, и всех интересовал вопрос:
-Как в прошлом году московский  президент мог стрелять из танков по парламенту? И много ли людей погибло?
-Сколько погибло никто точно сказать не может. Официально около ста пятидесяти человек. Поговаривают более тысячи людей. Во всяком случае там погибла моя девушка. Ранило моего товарища, тоже нашего студента. Они учились со мной на одном курсе, - медленно подбирая слова проговорил Дмитрий.
Как? Ты тоже был в то время у здания Вашего Совета? - удивленно спросила Галя. - Ты кого-то там поддерживал? Ты же украинец?!
-Во-первых, я русский. Паспорт советский и еще не менял, до конца учебы есть время. Во-вторых, я был у Белого дома, как будущий журналист. Ни за одну сторону я не выступал. Девушка погибла не у Белого дома, она погибла у Останкино. У Белого дома тоже погибли люди, танки стреляли прямой наводкой по зданию. В ответ кто-то тоже стрелял, падали люди. Мне повезло.
Они скомкали эту тему, стали говорить о жизни, старательно обходили тему отношений двух теперь разных государств, пока Олесь не спросил:
-Ты после окончания куда поедешь работать? Или в Москве решил остаться?
Дмитрий еле понял суть его вопроса, которая на украинском языке прозвучала так: - Ты писля окинчиння куды поидышь працювать? Нэ вжэ в Москви останэшся?  И дальше все по украински в таком же ключе. Он как-то не решился честно ответить, что хочет остаться в Москве, поскольку  у него возникли планы, да и события на Украине тоже не очень располагали к переезду.
-Я еще не решил, - уклончиво ответил он. - Посмотрю, что мне предложат  в Киеве или Одессе.
-Ты же понимаешь, если останешься там, ты станешь предателем родины, - заявил Олесь.
-Почему сразу предателем, - спокойно ответил Дмитрий, хотя в душе вознегодовал. - А если бы я поехал работать в Германию, или Польшу, тогда бы я не был предателем? - он тяжело посмотрел на Олеся.
-Европа нам дружеская, а Россия всегда стремилась поработить нас.
-Кого нас, мы же были единой страной? - спросил вызывающе Дмитрий.
-Это только с виду. Сколько советы боролись с истинными патриотами Украины? А до конца победить не смогли, - самодовольно проговорил Олесь. -
Дмитрия покоробили слова Олеся, он понял, спорить здесь бесполезно. Чтобы как-то уйти от неприятного разговора, он демонстративно заинтересовался портретом, висевшем на стене. Написан маслом, в красивой рамочке, он показал на портрет и спросил, что за родственник изображен на портрете? Мать жены брата сделала удивленное лицо, воскликнула:
-Как?! Вы не узнаете национального героя Украины Степана Бандеру?
Дмитрий чуть не поперхнулся. Мать заметила заминку, назидательно проговорила уже на украинском:
-Мыкола, ты шо ж ны просветыв брата?
Остаток вечера получился каким-то скомканным, мать наклонялась к отцу и делала замечания на украинском, словно надеясь, что Дмитрий, как иностранец, ничего не понимает. Он с облегчением вздохнул, когда они распрощались с семьей жены брата, вышли на свежий воздух, проводили Галю домой, а сами прошлись по вечерним улочкам Львова. Дмитрий все никак не мог отделаться от внутреннего возмущения в адрес родителей Галины.
-Как же так? Они же оба не молодые, учились в советское время, должны знать, кто такие Бандера, Петлюра, Шухевич. Я понимаю, когда твоя жена училась в СССР, была юной и глупой, сейчас ее воспитывают вот такие родители. Но они?! Они, ведь учились при советской власти?!
Брат смущенно отбивался:
-Ты не живешь здесь, не знаешь местных завихрений. Во многих городах западной Украины поставлены памятники Бандере. Первое время пытался спорить. Мне быстро дали понять, моя карьера военного может закончиться выдворением из армии и Львова в лучшем случае, а то и посадкой - в худшем. С женой у нас по этому поводу чуть ли не до развода доходило, теперь смирился. Вернее затаился, не знаю, насколько меня хватит. Ведь я теперь женат и у нас будет ребенок.
-Поздравляю. Это я заметил. Только она же уже тогда была беременной, когда вы приезжали в Измаил, - напомнил Николай. - Где ребенок?
-Оказалось, она блефовала, чтобы к ней не приставали с расспросами по поводу ее недовольства. Я и сам это узнал уже после отъезда из Измаила.
-Ребенок сроднит тебя с ней или свяжет? - спросил Дмитрий.
Николай только развел руками.
Услышав русскую речь, к ним тут же подскочил милиционер.
-Ваши документы! - гаркнул он по-украински.
-А в чем дело? - дернулся Дмитрий, он все не мог привыкнуть к мысли, что его принимают здесь за чужака. Жестом руки Николай остановил его, ответил:
-Все нормально, это гость из Киева, - пояснил Николай по-украински.
Достал офицерское удостоверение, протянул его милиционеру. Тот прочитал звание и фамилию, козырнул, извинился и исчез.
-Что тут у вас твориться?! - возмутился Дмитрий. - Ладно Кравчук быстро перелицевался   из коммуниста в националиста. Но теперь у вас Кучма, вполне адекватный президент. Он что, не может приструнить вот эти бандеровские настроения?!
-Значит не может, - вздохнул Николай. - Или не хочет. А ты полагаешь при советах не было всплесков национализма? Я здесь посещал лекции, мне пояснили, что национализм после войны никуда не делся. Евреи всегда жили обособленно, им  доставалось больше всего, государственных постов они не занимали. Помнишь семью грека Кауниди в Измаиле, им сколько раз предлагали ехать в свою Грецию. Молдаван за людей не считали, присказка была: «Молдаване - гей за плуг!». Украинцев видно не было, они все говорили по-русски, никто в паспорт им не заглядывал, а как только поперло у них, так даже некоторые русские захотели стать украинцами. Мы относились к этому как к шалости отдельных недоумков.
-Ты передергиваешь, - проговорил недовольно Дмитрий. - На бытовом уровне стычки были, и Георгия Саркисяна хачиком называли, и евреев дразнили жидами, и молдаван не уважали за их цыганство, вечно хотели на халяву урвать побольше, а работать поменьше. Но на государственном уровне все это пресекалось. А теперь что? Бандера - герой Украины! В страшном сне не могло нам присниться такое в школе. И гетман Мазепа не предатель, а борец за свободную Украину.  Так скоро тут и Хмельницкий станет коллаборационистом.
-Пройдут эти завихрения, поверь мне. В России тоже сепаратные настроения - не приведи Боже. Того и гляди распадется на мелкие княжества. Ваш Ельцин разрешает брать главам регионов суверенитету столько, сколько они смогут схавать. Татарстан объявил о суверенитете, Коми, Свердловская область желает отделиться, не говоря уж о Чечне, которая с оружием в руках отстаивает свой суверенитет, - горячо уже возразил Николай и это опять стало похоже на извечный спор. Дмитрий примирительно сказал:
-Да. В интересное время живем. Только вот радости что-то совсем мало.
-А ты что, решил все же в Москве остаться? - осторожно спросил брат, возвращаясь к застольному разговору.
-Кто меня тут ждет с моим русским языком? Заставите писать по-украински, которого я не знаю?
-В Измаиле все говорят по-русски, - напомнил Николай.
-Говорят по-русски, а пишут по-украински. И буду там работать в местной многотиражке «Дунайский вестник», - иронически проговорил Дмитрий.
-А в Москве ты станешь главным редактором «Правды»! - парировал Николай. - Ты должен вернуться в Украину, тут твоя родина. Что хорошего тебя ждет в России? Разрушенная экономика, коррупция, неадекватный президент! Ты знаешь, что Ельцин посетил Польшу, Валенса поставили его в известность: Польша хочет вступить в НАТО. Ваш министр иностранных дел Козырев, стал убеждать Ельцина согласиться, иначе политику России сочтут продолжением коммунистического режима. Всю ночь Валенса с Ельциным пропьянствовали, и наутро Ельцин согласился на условия Польши, - рассказывал Николай. Ты понимаешь, что это значит?
-Тебе откуда известны подробности с пьянкой? - подозрительно спросил Дмитрий.
-Наши офицеры из Киева были в то время в Варшаве.
-Видели, как он пьянствовал, - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Не видели. Они общались с офицерами по охране дворца польской резиденции. Он что, не понимает, что такое НАТО у ворот России? Между ними останется только Украина и Белоруссия. Не зря же в угоду полякам вывели из их территории всех российских военнослужащих,   свыше шестисот танков и  девятисот бронемашин, полтыщи орудий и минометов. И нам кое-что перепало. Они через нашу территорию всю эту технику везли, половину техники бросили на территории Украины. Вот теперь мы продаем их всем, кому не лень. Так-что не думаю, что Россию ждут хорошие времена с таким президентом. Развалится Россия. Или станет второстепенной державой с расхристаной экономикой. Или Верхней Вольтой с атомной дубинкой, - утверждал Николай, доказывая преимущества Украины перед Россией, в которой брат не хочет остаться жить.
-Пока я не вижу, чтобы Украина возрождалась. Да, при Кучме экономика чуть выправилась, - согласился Дмитрий.  - И в России могут настать благие времена. Ельцины приходят и уходят. Не может такая большая страна с древней историей развалиться. Ее разваливали и татаро- монголы, и поляки, и  Наполеон с Гитлером, не смогли развалить.
-А Горбачев развалил! - уколол брата Николай.
-Империю развалил, а Россия останется, - отмахнулся Дмитрий. -  А Украину не один раз перекраивали, дербанили. Львовская область была и под австрийцами, и под поляками. Крым и восточные области были Российскими. Ленин подарил Украине Донбасс и Луганск, в благодарность украинцы сносят ему памятники. Все же моя родина Советский Союз. Я еще и паспорт не поменял. Не моя вина, что кучка политиков развалили страну. Вот съезжу домой, поговорю с родителями, и решу, где мне жить. Полагаю, что лучше жить в стране с разрушенной экономикой, чем в стране с извращенной идеологией. Экономику можно восстановить, с идеологией все сложнее.  Это все равно, что пытаться мусульманина переубедить стать православным, или наоборот!  Во всяком случае, если бы мне пришлось жить во Львове, тогда я бы точно сюда не вернулся. А ты доволен своей здесь жизнью?  - спросил Дмитрий брата.
Николай помялся, затянувшейся паузой дал понять,  не всем он доволен, нехотя ответил:
-Что хорошего меня бы  ждало в России? Вон у вас там заварушка в Чечне началась, погнали бы меня туда воевать, оно мне надо?
-Ты учился на то, чтобы воевать, - с сарказмом напомнил Дмитрий.
-Нас учили родину защищать, а не выполнять полицейские функции, - недовольно проговорил Николай. И чтобы отвлечься сказал: - Ты знаешь, как я теперь командую солдатами «Равняйся, смирно!»?  «Ривняйсь, струнко!».
Дмитрий не поддержал его тона, все так же хмурился и молча шел рядом. Николай проговорил:
-Ты все же подумай, как тебе поступить. Кому-то надо рядом с родителями быть. Я вот, застрял во Львове, обещали в свое время перевести в Одесский военный округ, только теперь для этого нужно немало купонов собрать. Коррупция в армии похлеще чем где-либо.
С тяжелым сердцем уезжал Николай из Львова. Ему жаль брата, что  тому пришлось принимать правила игры в их общей стране, на их общей родине. После посещения брата, его сомнения в какой стране ему оставаться, все больше склоняло к тому, что он хотел бы остаться в Москве. На прощание  отметил, внешне Львов не похож ни на один украинский город. Скорее он похож на европейский город с его ратушей, средневековыми узкими улочками, высокими крышами костелов.  Возможно эта архитектура накладывает на характер его жителей желание отделится от остальной части Украины или подчинить всю Украину своему образу жизни и мыслей.

Когда он приехал в Измаил, и встретился с двоюродным братом Олегом, рассказал ему о порядках во Львове, тот только покачал головой.
-Да у нас стало не лучше. Российская военная флотилия на Дунае перестала существовать. Самый крупный в регионе консервный и целлюлозный завод отдают в частные руки. Производство продукции тут же упало. Рабочих сокращают. Толкучка на рынке растянулась на километр. Приезжали к нам на грузовиках западенцы, учили нас, как нужно жить, хотели у горисполкома скинуть с пьедестала Ленина. Люди не дали. Им Ленин до одного места, но мы не хотим, чтобы в нашем городе командовали нацики извне. Мы сами тут решим, как нам жить. Хотя местные украинцы и приверженцы западной идеологии весьма обнаглели.  Благодаря их деятельности почти все еврейские семьи покинули город. И Одесса опустела. Эмигрировали на землю обетованную, - рассказывал Олег.
-Их начали притеснять? - не поверил Дмитрий.
-Да. Толя Кравченко вдруг вспомнил, что у него украинские корни, организовал здесь банду, или группу, которая теперь кричит на всех углах, что Украина для украинцев, а кто не согласен: чемодан, вокзал, Москва, или Израиль. Хотя сам по-украински ни бе, ни мэ, ни кукареку.
-А Эля? - вырвалось у Дмитрия.
-А что Эля? - переспросил Олег и посмотрел на Дмитрия. Улыбнулся: - И ты туда же!.. Уехала. Они всем семейством уехали. Только Иосифа посадили.
-За что?
-Один из дружков Толи Кравченко начал лапать сестру прямо при родителях, Иосиф снес ему челюсть напрочь.  Те подожгли ворота их дома и написали на доме: «Жидам не место в Измаиле». Иосиф поймал одного поджигателя, и тоже пришиб маленько. Вскоре его арестовали за хулиганство и побои. И тогда семейство поняли, жить спокойно, как ранее жили, им не дадут. Да и стоматологический кабинет у дяди Марка отобрали. Пришли молодцы с бицепсами и потребовали пятьдесят процентов от  выручки платить им за крышу. Дядя Марк возмутился: «Я буду один работать, а семеро с ложкой будет сидеть надо мной!». После этого стоматолог понадобился ему. Потом кабинет и вовсе отобрали. И руководство рынка, где работала его жена и сестра, мать Мины, в бухгалтерии, тоже обложили данью. После всего этого они и решили уехать. Сначала хотели Иосифа дождаться, тот сам их убедил уезжать, а он, дескать, после отсидки приедет.
И Дмитрию стал грустно на душе, хотя надеяться ему было не на что. Еще тогда Мина ему сказала: «Эсфирь с гоем дружить не будет. Ей родители и братья запретят встречаться с православным».

* * *
К осеней сессии студенты готовились особенно тщательно. Предметы «Этика и право» и «Журналистские расследования» не из разряда сложных, однако весьма объемных. Предпоследний курс выявил пристрастия студентов к тому или иному роду деятельности в области журналистики. Дмитрий сносно говорил на двух языках. Он так больше ни с кем из девушек и не задружил. Хотя многие оказывали ему знаки внимания, видели, парень надежный, целеустремленный. Ему казалось, что этим он предаст память о Любе. Полагал, закончит институт, познакомится с девушкой вне стен института, которая ничего не знает о его прошлой связи, тогда можно будет думать о женитьбе.
Степан твердо решил после окончания уехать в Молдавию.
-Буду поддерживать силы, которые за более плотные отношения с Россией. Не могу понять тех, кто хочет присоединится к Румынии! Неужели не понимают, лучше быть маленькой, гордой и самостоятельной при поддержке России, чем придатком в отсталой Румынии.
На что Дмитрий отвечал, что он хотел бы остаться в России, только гражданство ему не светит. Можно и без гражданства работать в Москве, все зависит, куда ему удастся поступить на работу. Степан возражал: России нужен крепкий, авторитарный руководитель, тогда можно будет работать в России. Пока же, экономика на боку, заводы раздебанили, из оставшихся выжимают последние соки, не вкладывая средств в воспроизводство, не стабильно на международной арене, Россия не столь привлекательна.
Дмитрий соглашаясь, говорил:
-На Украине такая же ситуация, которая усугубляется неонацистской риторикой. Удивительно, почему в России этого не замечают? И ранее не замечали. Моему брату один очень ортодоксальный офицер во Львове рассказывал, еще в советское время всех бывших националистов из тюрем повыпускали, они воду мутили, а власти делали вид, что ничего не происходит. Не понимаю, такое сильное КГБ, которое в чужом глазу соринку видели, сослали Сахарова за пацифистские высказывания, а проглядели явный, махровый национализм у себя под боком. И сейчас не замечают!
-России сейчас не до Украины. Им бы у себя пожар на юге загасить, - заметил Степан.
Последние новости на политической арене внутри страны горячо обсуждали студенты. Российские самолеты ударили по чеченским аэродромам и вывели из строя все самолеты. Совет Федерации осудил силовое решение конфликта, предложил прекратить вооруженное противостояние и начать переговоры по восстановлению конституционного порядка в Чечне. Только президент плевать хотел на предложение Совета Федерации и издал Указ о пресечении деятельности незаконных вооруженных формирований. Правительство России поручило МВД и Министерству обороны России обеспечить выполнение указа, а если Чечня не подчинится, разбомбить склады с вооружением и военной техникой.
Степан задавал риторический вопрос Дмитрию, когда готовились ко сну:
-Скажи, президент России адекватный человек? Ему же депутаты предлагают провести переговоры с Дудаевым, тот готов на переговоры, а он закусил удила, считает ниже своего достоинства разговаривать с ним. Чем это может закончится?
Дмитрий только вздыхал, не знал, чем это может закончиться. О том, что президент у России с чудинкой, видела вся Европа, когда во время переговоров в Германии, он в нетрезвом состоянии дирижировал оркестром. Или проспал встречу с главой страны в Рейкьявике. Им выгоден такой покладистый и непритязательный президент большой и непредсказуемой страны.
-Одна надежда, что через год его переизберут, - подал реплику Дмитрий.
-А кто достоин в его окружении стать у руля такого огромного государства? Березовский, Чубайс? Гайдар? - иронически спрашивал Степан.
-Не утрируй. Это не политики. Это барыги. Гайдар ушел в оппозицию, он не согласен с силовым решением с Чечней. Тем более, что лучший министр обороны Грачев, пообещал Ельцину взять Грозный одним полком.
-Какой там полком?!  Погоди, там армия захлебнется. Знаешь, сколько там пришлого сброда со всего востока понаехало? Помнишь, в парламенте говорили, население Чечни встретит русских с хлебом и солью? Ага! Встретили! Выстрелами из-за угла и обороной своих населенных пунктов.
-Раньше мы о девках рассуждали, - вздыхал Дмитрий и отворачивался к стене.
Новый год вообще был омрачен сообщениями о бездарном нападении на Грозный. Все студенты следили за действиями войск, которые не радовали своими успехами. Ввели танки на улицы города, которые стали удобной мишенью для чеченских боевиков. Никто не обучал молодых солдат боям уличного сражение, не обученных первогодок бросили в мясорубку, не снабдив даже элементарным запасом боевого снаряжения. Боевого опыта не было у офицеров. Не ожидая яростного сопротивления они просто растерялись, взаимодействие между частями нарушилось. Уже второго января федеральные силы попали в окружение, в результате восемьдесят пять воинов убито, свыше семидесяти пропало без вести, сто солдат и офицеров попали в плен. Двадцать танков уничтожено, командир бригады  погиб.
Для кого-то Новый год праздник. Для солдат  на юге страны сплошной ад.
Для их родных нескончаемое горе. Степан и Дмитрий после сессии домой не поехали. Они решили после Нового года проходить практику на телевидении по предмету «Журналистика в телевидении». В Новогоднюю ночь Степан ушел с новой знакомой девушкой, с которой стал недавно встречаться, в ее кампанию. Девушка, которая жила в Кишиневе, его не дождалась, вышла замуж. Дмитрий сидел в эту ночь один, вспоминал Любу, грустил. Представлял, как бы он сейчас провел с ней время. Он не мог с кем-либо  строить отношения. Не мог себе представить, как он будет прикасаться к девушке, целовать. Ему казалось, это будет предательством по отношению к ее памяти. К сожалению, образ Любани стал несколько расплываться в памяти. Помнил тугую косу, полные губы, серые глаза - все по отдельности, а цельный облик исчезал. Помнил ее горячие руки, теплое тело, нежные поцелуи. В Новый год сидел у окна, наблюдал за далеким салютом в честь рождения нового года.
Позвонил с переговорной  родителям, поздравил их с Новым годом. Те сообщили, у Николая родилась дочь. Назвали Евой.
-Если у меня будет сын, назову Адамом, - мрачно пошутил Дмитрий. Ему было очень одиноко в эти новогодние праздничные дни.
Пятого января он поехал в Останкино. На подходе к зданию искал следы былого противостояния, в результате которого гибли люди, в том числе и Люба. Однако никаких следов видно не было, все старательно зачистили, все же почти полтора года прошло. Ко всему, все припорошило вокруг снегом. Он заказал пропуск, прошел в студию, с которой институтом достигнута договоренность о прохождении студентами практики.
Плутая по длинным коридорам, он встретил Диану. Она очень удивилась. И Дмитрий удивился. Вместо приветствия спросил:
-Ты что здесь делаешь?
-Я то понятно! А ты что здесь делаешь? - в свою очередь спросила она.
-Я на практике. А ты, я так понимаю, уже в телефильме снимаешься?
-Почти. В рекламе. Менее почетно, зато денежно. Ты почему не звонишь?
-Чтобы не вносить раздрай в твою семью. У тебя ревнивый Ромео.
-Ах! Выставила я своего Ромео. Я теперь снова свободная девушка на выданье. Знаешь, мне тебя сам Бог послал, я о тебе последнее время все чаще вспоминаю, - сказал она.
-Странно. Денег я у тебя не занимал, чтобы часто вспоминать, -  пошутил Дмитрий.
-Не ерничай. Я серьезно. Ты вот что! Я не знаю, когда освобожусь, ты приходи ко мне попозже. Потолковать нужно. Договорились?
-Хорошо, - без энтузиазма пообещал Дмитрий.
-Не забудь!.. - помахала она рукой и скорым шагом пошла по коридору. Практика уже не шла на ум Дмитрию. Он старался вникнуть в суть предмета, ему показывали принцип работы стационарных видеокамер. Показывали работу телекомментаторов, ему удивительно было смотреть из-за спины операторов на телеведущих, которых ранее он видел только по телевидению. Она как раз передавала в эфир о событиях в Грозном. Диктор говорила, что бои под командованием генерала Рохлина ведутся с подразделениями сепаратистов в черте города, на подступах к президентскому дворцу. Оператор в пол голоса рассказывал специфику работы журналистов по предоставлению материалов для телевизионной передачи. Дмитрий еле дождался окончания занятий, помчался в сторону дома Дианы. Он почти стал забывать о ней. А тут увидел, и в душе вновь вспыхнуло былое чувство, не любви даже, а какого-то благоговейного чувства к ней. 
Окна ее квартиры темнели своими глазницами. Начал прохаживаться у подъезда в надежде на ее скорый приезд.
Он изрядно продрог, дожидаясь Диану у подъезда. Увидел ее, пошел навстречу, забрал у нее сумку, пошел рядом.
-Замерз? - спросила она.
-Есть маленько, -  сознался он.
-А подарок мой почему не одел?
Вспомнила она о куртке, которую она все же передала через Степана ему спустя год после замужества.
-В общежитии. Не расчитывал так долго прогуливаться на свежем воздухе.
-Сейчас чаем отогреемся, - пообещала Диана.
Она пропустила его вперед, разделись в прихожей.
-Ты проходи, я сейчас, - и пошла на кухню.
Дмитрий огляделся. Внешне в комнате ничего не изменилось, словно и не жил здесь мужчина. Он выглянул на кухню.
-Тебе помочь? - спросил он.
-Не надо. Я быстро.
-Вы временно расстались или навсегда? - спросил Дмитрий.
-Навсегда. Хотя официально еще не развелись.
-Причина?
-А! - махнула она рукой. - Все до кучи. Первый блин оказался комом. Берегла себя для бесконечной любви и высоких идеалов. Все разбилось о быт, беспричинную ревность и его пьянство, - на одной ноте произнесла она.
-Ты ранее его не могла разглядеть? Вы же учились вместе?
-Не смогла. Он так красиво ухаживал. Такие стихи мне читал, - закатила она глаза к потолку. - Ах, забудем! Неси чашки в комнату, - велела она.
-Давай здесь на кухне посидим, - предложил Дмитрий. - Я же не гость, а так, товарищ, зашел на минутку. У тебя здесь уютно, - обвел он глазами интерьер кухни.
-Я тоже люблю сидеть здесь вечерами, - согласилась Диана.
Она расставила посуду, чашки, нарезала хлеб, колбасу, налила чай, села напротив, подперла голову рукой, рассматривала Дмитрия.
-Что, изменился? - спросил он, уловив ее взгляд.
-Да. Повзрослел.
Дмитрий положил сахар, медленно помешивая ложечкой, спросил:
-Ты хотела со мной поговорить. О чем?
-Ты на следующий год заканчиваешь институт. Какие у тебя планы? Уедешь домой? - в свою очередь спросила Диана.
Дмитрий отложил ложечку, раздумывал, чем вызван такой интерес. Решил сказать как есть.
-Я не хочу работать на Украине. Я не знаю украинский и изучать его не хочу. Он для меня мертвый язык. Я его не чувствую. На русском могу подобрать синоним любому слову. На украинском  всегда буду косноязычным. Мне легче китайский выучить. Его тоже не буду чувствовать, зато буду знать, это для меня  иностранный язык. А там должен буду  делать вид, что он мне родной. А еще, чувствую, быстро вступлю в конфликт с властями из-за национальной политики. Меня вышвырнут из профессии, если не научусь лицемерить. Поэтому, хочу остаться работать в России, - старался говорить убедительно Дмитрий.
-А гражданство? - напомнила Диана.
-Подам документы на гражданство. У меня до сих пор советский паспорт со вкладышем. Полагаю, не откажут.
-Родители не обидятся?
-Я же не расстаюсь с ними, никто не запретит мне навещать их. Даже если поеду работать на Украину, вряд ли я найду работу в своем городе. Все равно я буду всего лишь их навещать. Жить в Измаиле мне не светит, - пояснил Дмитрий. - Это маленький город, в котором не издается серьезных газет. В тех, которые выпускаются, я мог бы работать и без институтского образования.
Дина внимательно слушала, помолчала, не зная, как начать щекотливый  для нее  разговор, кашлянула и решилась на разговор:
-Я что хотела тебе предложить… - она сделал паузу, внимательно посмотрела на Дмитрия. - Давай оформим фиктивный брак.  У тебя не будет проблем с гражданством, регистрацией, трудоустройством, - выпалила она решительно, словно в воду прыгнула. - Хочу помочь остаться тебе в Москве. Мне приятно будет, если ты будешь рядом.
Дмитрий приподнял бровь, потом нахмурился.
-Хм… неожиданно! А почему фиктивный? Я готов на настоящий. Только я не пойму, в чем твоя выгода? - спросил он.
-Видишь ли… я хотя и обожглась браком, но одна уже не хочу оставаться.  Не хочу приходить  в пустую квартиру. Ты давно симпатичен мне, без вредных привычек, умен, - поясняла Дина.
И чем больше она пыталась аргументировать свое решение, тем более хмурился Дмитрий.
-Тогда тебе нужно завести кошку. Тоже живая душа, - глухо проговорил он. Она положила ладонь на его руку.
-Я знаю, ты щепетильный. Подумай, мы две одинокие души, я же всегда чувствовала, что не безразлична тебе. Если бы не твоя девушка, может быть я бы и замуж не торопилась выходить. Короче! Чего я вру! Фиктивно или по -настоящему, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Поживем вместе, ты присмотришься ко мне, я к тебе. Тем более, что вкусив мужского отношения, мне уже трудно быть независимой. Не бросаться же мне на режиссеров ради роли или зова тела, - спонтанно говорила Дина, и лицо ее медленно покрывалось краской.
-Странно! Насколько ты нравственна была до замужества, настолько ты безнравственна сейчас? Или хочешь казаться такой? - спросил Дмитрий голосом ментора.
Дина собралась, уже спокойно выговорила:
-Я взбалмошная, но до определенной черты. Как тебе мое предложение?
-Вкусное! Только я не могу прийти на все готовенькое, и на целый год сесть тебе на шею. Уважать себя перестану. Я тебе еще тогда говорил, если бы не твоя квартира, я бы женился на тебе, - напомнил он.
-Во-первых, ты уже кое-что зарабатываешь своими статьями. Я тоже подрабатываю  съемками в рекламе. Тут и роль обещали подкинуть в телесериале, хотя в училище это не приветствуется. Преподаватели закрывают на это глаза, понимают, студентам сегодня не до жиру, быть бы живу. Деньги ничего не стоят. Во-вторых, пей чай, он уже остыл. Что ты думаешь о моем предложении? - настойчиво спросила она.
-Такое с лету не решишь. Допустим, я соглашусь. Перееду к тебе. Через пол года ты влюбишься в очередного партнера. Ты выставишь меня за дверь, как своего Костика. Из общежития меня  выпишут. И куда я подамся? Жить на вокзал? - аргументировал свой отказ Дмитрий.
-Что за глупости?! Почему я должна в кого-то влюбиться через пол года, год? Ты считаешь меня настолько легкомысленной? - округлила она глаза.
-Все актрисы влюбляются в своих партнеров.
-Далеко не все. Я знаю много актрис, которые дожили со своими мужьями до старости, вспомни Клару Лучко, Кириенко, Семину и других.
-Точно так же и я знаю многих актрис, которые меняет мужей каждые два, три года, - парировал Дмитрий.
-Дурацкий у нас получается разговор. Послушай, я не стала бы делать своего предложения, если бы ты был мне безразличен. Я давно для себя решила,  если повторно выйду замуж, то только за тебя. Ты должен делать мне предложение, а у нас все, как не у людей. Я уговариваю тебя жениться на мне. Али я тебе безразлична? - попыталась изобразить кокетство Дина.
-Как раз нет! Ты очень симпатична мне. Более того! Но я как-то не могу без ухаживания, без того, чтобы добиваться тебя делать тебе предложение, хочу чувствовать себя завоевателем.
-Вот и будешь добиваться меня своим хорошим отношением на моей площади.
Она засмеялась, громко и счастливо. Вскочила, обняла голову Дмитрия и поцеловала. Плюхнулась на колени, обхватила шею, еще раз поцеловала и приказала:
-Завоевывай! - приказала она.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату. По пути спросил:
-А брак у нас будет фиктивный или настоящий?
-Сейчас мы оба это поймем.
Он положил ее на кровать, прижал за плечи, она притихла, ожидая от него нежности и ласки. Он нагнулся к ее уху и громким шепотом прошептал:
-Быть иждивенцем так же позорно, как и сожителем. Когда разведешься, тогда и поговорим, - словно облил молодую женщину холодным душем.
Встал и пошел на выход. Одел куртку, присел на пуфик одевая ботинки. Диана вышла, прислонилась к косяку, смотрела на Дмитрия, по щеке скатилась слеза.
-И что дальше? - спросила она.
 Он посмотрел на нее снизу вверх.
-Дальше? Я женюсь на тебе, но только  после развода, - уверенно и строго проговорил он.
*  *  *
Первого марта по всем телеканалам передали трагическую новость:
-В подъезде своего дома убит телеведущий Владислав Листьев. Любимец публики. Обожаемый всеми домохозяйками страны. Девчонки однокурсницы плакали, словно потеряли близкого человека. Вскоре собрались и поехали к его дому на Новокузнецкую. Позже рассказывали, у дома собралась огромная толпа людей, море цветов. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и губы. У всех в глазах немой вопрос: «За что?! И кто посмел поднять на него руку?!». Президент выступил по телевидению, обещал взять расследование под личный контроль, заверил, убийц и заказчика непременно найдут и покарают.
Через неделю в комнату забежал Виктор Горлов и с выпученными глазами сообщил новость:
-Ребята, сейчас в криминальных новостях сообщили, вчера поздно вечером возле своего подъезда убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Полагаю, это отец Паши.
На фоне убийства Листьева, это убийство осталось бы не замеченным. Убивали каждую неделю, если не бандита, то бизнесмена, депутатам с губернаторами тоже доставалось, сводки пестрили криминальными разборками. Народ стал равнодушен к подобной криминальной хронике. Если бы не  фамилия убитого. В комнате Дмитрия и Степана телевизора не было. Они вскочили бежать в актовый зал. Горлов остановил их, криминальные новости будут теперь передавать через три часа.
-Может быть, просто однофамилец? - высказал догадку Степан. - Смирновых много. У Павла какое отчество?
-Никогда не задумывался. Нужно спросить у тех, кто ходил в его универмаг отовариваться, они должны знать  имя и отчество отца. Вопрос: кто ходил? - задал вопрос Дмитрий.
-Люба ходила, - вспомнил Виктор.
Парни укоризненно посмотрели на него, он понял свою оплошность.
-Ах, да, простите… Светка с ней ходила.
-Айда к ней, - тут же решительно предложил Дмитрий.
Все трое  отправились на третий этаж, где проживала однокурсница Светлана. Хорошо, что она оказалась дома. Парни буквально ворвались в ее комнату, изрядно напугав девчонок, с порога огорошили вопросом:
-Светка, ты  универмаг  отца Паши Смирнова посещала?
-Да, а что? - недоуменно смотрела она на ребят.
-Как его звали? - чуть не хором спросили парни.
-Не помню, давно это было.
-Вспоминай, а то сейчас  убьем! - пригрозил Виктор.
-Да что случилось?!
  -Погоди, - остановил его Дмитрий, - вспомни, его случаем не Максимом Ивановичем зовут?
-Да, кажется так.
-Кажется или так?! - опять грозно проговорил Виктор.
-Так. А что случилось? - повторила она вопрос.
Витя присел на ее кровать. Посмотрел на всех присутствующих в комнате.
-Чего будем делать? - спросил он.
 Это время, услышав шум в соседней комнате, зашли однокурсницы Галя и Вероника. Они протиснулись сквозь парней, которые заслонили собой дверь и тоже с немым вопросом уставились на Виктора, восседавшего на кровати в позе старшего инквизитора.
-Девочки, по телевидению передали, убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Это же отец Паши, - внес  ясность Дмитрий.
-Какой ужас! - в один голос воскликнули девчонки.
-Надо ехать к нему. Поддержим, - решительно проговорил Дмитрий.
-Чем мы его поддержим? И что мы ему скажем? - спросил Степан. - Держись! Не раскисай!
-Не знаю. Может чем-то надо помочь. Он же нам помогал в трудные минуты, - напомнил Дмитрий.
-Правильно! Поехали! - встал Виктор.
-И я с вами, - заявила Светлана.
Они подъехали к дому Павла, никто не знал в какой квартире он живет. Возле подъезда обрывки огораживающей место пришествия ленты, на сером асфальте еще не смытая лужа застывшей черной крови. Решили спросить жильцов, однако подъезд оказался заперт. Они присели на лавочку возле дома, все равно кто-нибудь выйдет или зайдет. Подъехала полицейская автомашина, из нее вышли в гражданском оперативники и милиционер  в форме.
-Опросите всех жильцов в доме, - распорядился один из гражданских чинов, - может кто чего видел или слышал. Вон, парни сидят, может они что -либо знают.
Они подошли к ребятам, гражданский представился капитаном уголовного розыска, спросил, не видели ли они чего подозрительного.
-Мы только подъехали, по телевидению услышали об убийстве отца нашего однокурсника, решили помочь чем сможем, - за всех пояснил Степан.
-Понятно. Чем теперь ему поможешь. Ладно, пойдем дальше, - кивнул он своим коллегам.
-Простите, а в какой квартире они проживали? - спросил Дмитрий.
Капитан посмотрел на них, сказал, что сын находится сейчас в управлении милиции, сейчас приедет. А мать сейчас лучше не беспокоить, у нее врач дежурит. И пошел в соседний подъезд. Ребята сели на лавочку. Молчали. Что тут можно сказать. Через час приехала автомашина, вышел Павел. Увидел ребят, подошел, поздоровался.
-Уже слышали?  - спросил он.
-Да. По телику передали… - ответил Дмитрий.
-Известно, кто? - спросил Степан.
-Почти известно. Только не найдут, - махнул рукой Павел.
-Почему?! - воскликнула Света.
Паша посмотрел на них, как на детей малых.
-Депутатов и губернаторов убивают, не находят. Вот, на днях, Листьева замочили. Думаете убийц найдут?А вы хотите, чтобы за какого-то торгаша кто-то впрягался, - со злостью сказал Павел.
-Послушай, он не какой-то торгаш. Это известный и уважаемый в советское время человек. Его министры знали. Из ЦК приходили отовариваться, - напомнил Дмитрий.
Паша укоризненно покачал головой.
-Так то в советское время! К Соколову тоже министры приходили, и что? Сейчас другие времена. Тут за этот лакомый кусок и ореховские, и коптевские, и люберецкие горло друг другу рвут, и на пути у них стоял отец.  Суд они ведь проиграли. Вот они его и убрали, - пояснил он.
-И как же ты теперь?
-Пока не знаю. Адвокаты должны подсказать. Надо или договариваться. Или все бросать к  чертовой матери, и идти работать в милицию. Тут как раз РУБОП создается по борьбе с организованной преступностью. Набирают ребят. Правда из бывших ментов. Но у меня есть связи, возьмут, если решу. Или создам банду, буду противостоять им, - зло говорил Павел.
Дмитрий смотрел на него и не узнавал друга. Балагур, дамский угодник, весельчак Павел словно постарел, жесткие складки лица, хмурый взгляд и поникшие плечи.
-Не дури. Тебя или замочат, или посадят, - высказался Виктор. - Тебе нужно телохранителя нанять. Ты ведь теперь наследник, точно так же будешь стоять на их пути. Мы готовы тебя охранять. Бесплатно. По очереди, - предложил он.
Что-то на подобии улыбки промелькнуло на лице Павла.
-Да какие из вас охранники? У вас и оружия нет. А эти до зубов вооруженные. У них автоматы, пистолеты с глушителями, тачки, рации, таких у ментов нет. Спасибо. Я пойду. Вас не приглашаю.  Там мать убитая горем, - встал Павел, подал всем руку.
-Паша, мы с похоронами поможем, если что… - предложил Дмитрий.
-Его весь торговый мир хоронить будет. Вы на похороны приходите. Полагаю, дня через три состоятся, если следствие не задержит.
Он помахал рукой и пошел в подъезд.
Часть обратного пути шли пешком. Рассуждали:
-Не понимаю, куда страна катится! - возмущался Виктор. - Разгул бандитизма, коррупции, сепаратизма! Банкиры толпятся в кабинете президента. Семью пристроил во власть. Премьеров и прокуроров тасует. А народ нищает и молчит!
-Ты думаешь так только в России? - взглянул на него Дмитрий. - Все самостоятельные республики теперь болеют той же болезнью. Кое-где похлеще события происходят. Сепаратные настроения преобладают почти во всех республиках. Вон, у нас на Украине выстрелов пока нет, но того и гляди полыхнет и разделимся на восток и запад, как раз посередине Днепра. У Степана Молдова с Приднестровьем схлестнулась. Армяне с Азерами Карабах поделить не могут. У России  Кавказ бурлит.
Какое-то время шли молча. Нарушила молчание Светлана:
-Как же при Брежневе все это удерживалось в едином кулаке? Ведь не сказать, что сильный руководитель был, немощный старик и маразматик, - высказала она свое недоумение. - А ведь на улицах не стреляли. Взятки мешками не брали. Воровать вагонами боялись.
-Зато для недовольных исправно работали психушки и лагеря. Иных под зад коленом и за рубеж, чтобы не мутили воду. Система работала, - высказался Степан.
-Мужики! Как мы будем в журналистике строить свое будущее? - задал риторический вопрос Дмитрий, который не единожды обсуждался в узком кругу будущих коллег. - Рассказывать, какие сильные нынче руководители Ельцин, у тебя Снегур, - кивнул он Степану, - у меня Кучма, которые, якобы,  ведут страны к процветанию. И на этом строить свое благополучие?
-Сейчас достаточно либеральной, свободной прессы, - напомнил Виктор.
-А ты замечаешь, как их давят? Обвиняют в финансовых нарушениях и под этим предлогом закрывают. У нас любят говорить о демократии и свободе слова, на самом деле власть не устраивает их свободомыслие, - заметил Дмитрий.
-Заниматься очернительством тоже не самый верный путь, - заметила Света. - Вспомните, как народ стоял стеной за Ельцина?
-Когда полки пустые, заводы закрываются, люди готовы были поверить любым популистским заверениям очередного лидера. Ельцин говорил, что он не сможет кушать черную икру до тех пор, пока матерям не на что купить лекарство ребенку. Много чего обещал. Какое тут очернительство, если просто  писать правду? - возмутился Дмитрий. - Как можно написать что-либо положительное о том, что сейчас творится на юге? Гибнут молодые не обученные ребята, которых просто посылают на заклание.
-Вот ты хотел остаться в России? Оставайся! И будешь писать всю подноготную о власти, о войне на Кавказе. Посмотрим, насколько хватит твоей правды! - замахал руками Виктор.
-Успокойся, - осадил его Степан. - У нас, в Молдавии, с либеральным журналистом даже разговаривать не станут. Исчезнет, словно его никогда не было. А здесь все же что-то в прессу просачивается.
-И зачем же ты тогда едешь туда? - уставился на него Виктор.
Степан скептически посмотрел на Виктора, потом на Свету.
-Помнишь анекдот: два опарыша в дерьме плавают, у папы опарыша   сынок спрашивает: «Почему выше нас небо, солнышко, птички летают, а мы здесь,  в дерьме плаваем? - Это наша родина, сынок!». (Фи-и!» - сморщила носик Света). Так вот и я о том же! Там моя родина, салага, - заключил Степан и снисходительно похлопал по плечу тщедушного Виктора.
-Раскидает нас судьба по разным берегам. Шато в своей Грузии строит новую жизнь. Амегельды поедет в Казахстан. Слава в Молдавию. Я или на Украину, или в России останусь с Виктором. И будем мы смотреть друг на друга каждый со своего берега, - ностальгически проговорил Дмитрий.
-Главное, чтобы мы не через прицел смотрели в друг на друга, - усмехнулся Степан.
-Иные поэты к слову приравнивали штык, словом можно ранить не хуже пули, - заявил Виктор.

Три месяца добивалась Дина развода. Муж упорно не соглашался давать развод, не приходил в суд, уговаривал ее воссоединить семью. Молодая женщина была непреклонна. Она понимала, ее счастье сейчас зависит от одного парня, - Дмитрия. Они встречались, Дмитрий упорно не соглашался приходить в ее квартиру, понимал, чем это может закончится. Они, как пионеры, гуляли по парку имени Горького или на Воробьиных горах. Разговаривали на разные темы, она больше о ролях, он о политике, целовались до стона и ломоты в костях, потом он провожал ее к дому и трусцой бежал к себе в общежитие. Она ему не один раз высказывала:
-Не могу понять, на какой планете тебя воспитывали?! Все парни стремятся завоевать женщину, любой ценой нырнуть к ним в постель, заказывают проституток, ты одинок и отвергаешь меня. Почему? Ведь ты любишь меня, и я тебя люблю. К чему такая воздержанность? - недоуменно спрашивала молодая женщина.
-Не хочу начинать с тобой жизнь со лжи. Ты официально замужем, и тебе не пристало заниматься прелюбодеянием, - полусерьезно, полушутя отвечал Дмитрий, знал, всю суть своего отношения к ней, Диана может не понять.
-Ты же не верующий, с чего бы тебе придерживаться заповедей? - удивлялась Диана.
-Почему бы не согласиться с заповедями, если они являются нравственным камертоном всего человеческого бытия, - парировал Дмитрий.
  Когда Диана наконец получила свидетельство о разводе, она пришла в общежитие, и не обращая внимание на присутствие Степана, выложила на стол свидетельство, прихлопнула его ладонью, и заявила:
-Вот! Все! Я свободная женщина. Прошу твоей руки и сердца.
Степан прыснул и тут же осекся.
-А ты, Степа, будешь нашим свидетелем, - сказала она решительно.
-В таких случаях становятся на одно колено и протягивают кольцо, - еле сдерживая смех, высказался Степан.
-Счас! Хватит с меня унижений, - отмахнулась Диана. - Собирай вещи! - приказала она Дмитрию.
-Хорошо, я согласен, - вымолвил слегка ошеломленный ее напором Дмитрий. - Только запомни:  ты актриса и Диана в общественных местах. В быту для меня ты будешь жена и Дина.
-Да я об этом мечтаю всю свою сознательную жизнь!
Дмитрий посмотрел на свидетельство, вздохнул и про себя отметил: «Прости, Любаня, но когда-то я должен буду жениться».


*  *  *
Дмитрий и Дина расписались тихо, без торжества, пригласили в качестве свидетеля Степана, свидетельница  Инна, подружка Дианы по училищу.  После росписи пошли в ресторан, скромно отметили  регистрацию брака. Даже родителей Диана не поставила в известность.  Они Диане не могли простить развода с сыном такого уважаемого человека, на их пышной свадьбе присутствовал весь цвет российского кинематографа. Именно на свадьбе отец смирился с выбором профессии дочерью, которую до толе  не считал серьезной. Утратив все свои бывшие привилегии, он снова воспрял, вращаясь в кругу именитых лицедеев. Даже то обстоятельство, что он стал бизнесменом, так не тешило его самолюбие, как то, что он стал снова заметен в обществе. На каждом торжестве с участием знаменитых артистов, неизменно мелькал на экране и отец Дины.
О своем решении женится Дмитрий написал родителям и Николаю,  обещал летом приехать с молодой женой в Измаил. Родители советовали не торопиться, молодым не на что будет жить. Они не знали ничего о прошлом будущей жены сына, ни о ее прошлом замужестве. Полагали, оба студенты, будут жить на съемной квартире или в общежитии. Дмитрий ничего не писал им по этому поводу, написал только, что они тихо распишутся. А свадьбу сыграют позже, на каникулах.
Степан в ресторане весь вечер говорил комплименты Инне, Дина смеясь, посоветовала поближе познакомиться, глядишь еще одну регистрацию организуем. Они весь вечер танцевали, пили шампанское, потом вышли в ночь и шумно пошли в сторону центра. Прошлись по Красной площади, в это время молодая пара, молодожены возлагали цветы в вечному огню в Александровском саду. Девушка в белом подвенечном платье, жених в деловом костюме. Дмитрий проследил за взглядом Дины, спросил:
-Ты жалеешь, что без свадебного платья?
-Да что ты! - обняла она его. - Ты не правильно меня понял. Все так у  них красиво начинается. Я смотрю на эту девочку и думаю: на всю ли она жизнь останется с ним? Или как я? Через год сбежит.
В саду молодожены и свидетели расстались, Степан отправился провожать Инну. Дмитрий поехал с Диной «домой». Его коробило от мысли, что он не по праву будет занимать не им созданное уютное гнездышко. Ехали в метро. И ему было очень неловко, что в день росписи, они едут не такси, хотя оба понимали, не по карману им сейчас торжество, пообещали, придет время, и они достойно отметят свое бракосочетание. Они представляли, что смогут  они отметить торжество где-нибудь в экзотической стране, хотя Дмитрий полагал, что и в Измаиле можно отметить неплохо свое бракосочетание. В тот первый вечер, когда Дмитрий с вещами появился в квартире молодой жены, он долго не мог раздеться, молчаливо сидел посреди комнаты, не в силах по домашнему расположиться. Дина понимала его состояние, присела возле него на корточки, заглядывая снизу в глаза, проникновенно сказала:
-Не переживай, Дима, не думай, что ты иждивенец. Станем на ноги, заработаем денег, и купим свое жилье. А это вернем папе, - пообещала она.
Он только покивал головой, тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе, поцеловал макушку, тяжело встал  и стал раздеваться.
Через неделю Дина решилась познакомить своих родителей с новым мужем. О приходе она предупредила их по телефону заранее. Отец решительно заявил,  он не намерен знакомиться с каждым новым ее мужем,  дочь подобна Светлане Алиллуевой, которая меняла мужей, не ставя в известность своего великого отца. За это отец народов не жаловал их, а внуков не желал видеть.  И он готов брать с него пример. Разводилась без их согласия, и замуж повторно выскочила, не поставив в известность родителей.  На что Дина твердо заявила, тогда она познакомит мужа с матерью, она обязана это сделать, а там как хотите, можете не общаться. При таком раскладе вещей, Дмитрию не очень хотелось ехать на смотрины, Дина настояла. Скрепя сердце, купили торт, шампанское, поехали в гости. Дом расположен на Кутузовском проспекте, спроектированный специально для сотрудников аппарата ЦК. В подъезде до настоящего времени сидит консьерж с выправкой чекиста. Приветливо кивнул Дине.
Открыла дверь мать. Моложавая, сухощавая, стройная женщина, с наглухо застегнутой кофточкой, в черной, чуть ли не до пят юбке. Волосы тщательно зачесаны назад, взгляд строгий и внимательный. Весь ее облик напоминал классную даму из фильмов о быте прошлого века, делал старше ее лет. «Так вот кого изобразила Дина играя Вассу Железнову!» - мелькнуло в голове Дмитрия. Она подставила щеку дочери для поцелуя, холодно кивнула Дмитрию, выслушав его приветствие. Прошли в комнату. Мельком оглядел огромную квартиру, уставленную импортной мебелью. Отец сидел по ту сторону круглого стола, лицом к входной двери, крупный мужчина, с покатыми плечами борца, массивная голова вросла в плечи, седые волосы с залысинами, мясистый нос и узенькие глаза щелочки сверлили  Дмитрия взглядом. Он не встал, так и остался сидеть сидел за столом в домашней рубашке, демонстративно не одел галстук, этим нарушил многолетнее правило, если в дом приходили посторонние. Хмуро, из под лобья, ощупывал взглядом Дмитрия, на дочь даже не взглянул.
-Здравствуйте, Геннадий Васильевич, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Орлов. Я муж вашей дочери, - громко представился Дмитрий.
Мужчина только кивнул, показал на стул по ту сторону круглого стола. Мать выросла за спиной, постояла, ожидая кивка мужа, пошла на кухню, принесла чашки, бокалы, вышла на кухню готовить чай.
-Чем намерены заниматься, молодой человек? - хмуро спросил отец.
-Журналистикой. Заканчиваю через год институт, - пояснил Дмитрий.
Отец поджал губы. Зашла с чайником в руке мать.
-Много крови попортили нам журналисты, - хмыкнул отец.
-Журналисты не рождают пороки, они их обнаруживают, - ответил спокойным голосом Дмитрий.
Мать сбоку, не поворачивая головы в сторону Дмитрия, всего лишь скосила глаза в его сторону, проговорила:
-Вообще-то Сократ сказал это о пьянстве, - поправила она.
Дмитрий соглашаясь, кивнул. Легкая улыбка едва коснулась губ отца, суровые черты разгладились, он более внимательно посмотрел на Дмитрия.
-Сам откуда будешь?
-Родился в Измаиле, там учился в школе. Поступил в МГУ на факультет журналистики. Отец рабочий, мать домохозяйка. Оба живы.
-Как же, слышал о городе. Его Суворов завоевывал. Крепость осталась или снесли?
-Снесли еще в прошлые века. Ров остался, и пару бывших мечетей. В одной из них панорама битвы.
-А в моей дочери что хорошего вы нашли? - строго спросил он.
Дмитрий поерзал на стуле, не зная, как ответить. Разумеется, ответное чувство на ее  любовь. Это банальное объяснение вряд ли удовлетворит отца.
-Общность взглядов на происходящие процессы бытия.
Отец поджал губы и хмыкнул.
Мать поставила чайник, дочь перехватила его из рук матери, стала разливать по чашкам, Дмитрий вскочил, отодвинул свободный стул, дал возможность присесть матери, она кивком поблагодарила.  Дина начала разрезать торт. Бутылка шампанского одиноко стояла посреди стола. Дина кивнула Дмитрию на бутылку. Ему неловко проявлять инициативу, он посмотрел на отца. Тот перехватил взгляд, взял бутылку и начал открывать. Мать молча смотрела перед собой, сидела прямо, ждала, пока дочь не поставила перед ней блюдце с кусочком торта.
-Люся, молодой человек будущий журналист, - пояснил отец жене. Она только вежливо кивнула. Он разлил шампанское по бокалам. Приподнял свой, строго посмотрел на дочь. - К молодому человеку претензий нет. Возможно он не знает, с каким счастьем он связал свою жизнь. Пожелаю ему не ошибиться, - больше обращаясь к Дмитрию, чем к дочери, проговорил он. Не стал тянуться через стол, а только приподнял свой бокал и выпил. Мать чуть пригубила, и тоже поставила свой бокал.
-Мама, улыбнись, - проговорила Дина, - не на похоронах сидим.
-Погоди, Дина, - положил ладонь на ее руку Дмитрий. - Геннадий Васильевич, Людмила  Викентьевна, я понимаю ваше скептическое отношение к очередному браку дочери. Дескать, залетный провинциал охмурил вашу дочь ради прописки и площади. Поверьте, мне не нужна ни прописка, ни площадь, все это я заработаю сам. Связывает нас искренняя любовь, и мы намерены прожить достойную жизнь, не меньшую, чем прожили ее вы.  Дина не настолько легкомысленна, как кажется вам с высоты вашего возраста и былого воспитания. Для меня нравственное поведение девушки не менее ценный критерий в выборе жены, и полагаю, я не ошибся в своем выборе. Поэтому, как бы тяжело не было вам принять выбор дочери, я хочу, чтобы вы видели во мне опору в старости лет, и достойного мужа своей дочери, - на одном дыхании произнес Дмитрий.
Отец сложил губы трубочкой. Громко причмокнул, проговорил:
-Что ж… это глас мужа, не ребенка… За это, пожалуй, можно еще выпить.
Он сам налил в бокал шампанского. Приподнял бокал:
-Чтобы ваши слова, молодой человек, сбылись в полной мере, - проговорил он. И залпом выпил.
Мать как-то обмякла, повернулась к Дмитрию, тихо сказала:
-Пейте чай, Дима, - и величественно кивнула головой.
После чаепития обстановка несколько разрядилась, отец пересел на диван, голос его потеплел, Дина стала помогать матери убирать посуду.
-И что же, свадебного торжества не будет? - спросил отец.
-Сейчас не будет. Сделаем позже, когда встанем на ноги. Вы уже потратились на одну. Я не могу позволить вам тратиться еще раз. Мои родители тоже не богаты. Так что, придется чуть подождать, - твердо сказал Дмитрий.
-А что, на Украине народ зажил лучше после отделения? - с легкой усмешкой спросил отец, он знал, как живут на Украине, интересно, что ответит этот юноша.
-Живут не лучше, точно так же как и в России, как и в других бывших союзных республиках. Так же растет безработица, умирает промышленность, коррупция возросла в разы, - спокойно ответил Дмитрий. - А бывшие чиновники алчно  расхватывают бывшее государственное имущество, - и при этом взглянул на отца. Тот сделал вид, что его это не касается, тут же спросил:
-А что думает молодежь по поводу всего происшествия с развалом великой страны?
В это время зашла Дина, услышала вопрос отца, попыталась остановить его:
-Папа, это извечный вопрос, кто виноват и что делать? Сейчас мы пришли познакомится, а диспут мы проведем в другое время.
Отец даже не взглянул на дочь, только выставил вперед руку, как бы отстраняясь от нее:
-Погоди, дочь. Мне интересно знать, что думает современная молодежь о развале Советского Союза. У тебя ведь об этом не спросишь, - и уставился с немым вопросом на Дмитрия. Он слегка помялся, не зная, как лучше ответить. Сказать, как есть, навсегда испортишь отношение. Словчить? Почувствует, перестанет окончательно воспринимать. Начал обтекаемо:
-Более мыслящая молодежь понимает, что экономика близилась к краху, что подтверждают введенные талоны на продукты. Политика тоже вышла из под контроля властей, иначе не произошло то, что произошло. Социализм нуждался в реформации, но не такими методами. Что же хорошего в том, что мы потеряли половину населения и огромные площади? Менее мыслящие молодые люди, говорят более прямо: виноват во всем Горбачев. Ельцина сначала поддерживали, сейчас поняли, что ошибались. Ведь раньше в магазинах было шаром покати, а холодильники у граждан наполненные. Сейчас наоборот: в магазинах густо, а в холодильниках пусто. Неизвестно, что хуже.
Они еще поговорили, причем разговор больше был похож на экзамен, пока Дина решительно не пресекла дискуссию, заявила, что они уходят. Отец крякнул, тяжело встал, подошел к Дмитрию, посоветовал:
-Ты Динку в руках держи. Девка она ветреная. Мы вот с матерью не смогли.
Дмитрий оглянулся на жену, улыбнулся.
-Постараюсь, - пообещал он.
Едва ли не второй раз за весь вечер подала голос мать:
-Вы заходите к нам, Дима.
-Спасибо.
И они раскланялись.
Когда они ушли, отец задумчиво потер переносицу, сказал жене:
-Черт его знает, может и повезло Динке, парень вроде с головой…
-Поживем, увидим, - кивнула жена. - Главное, он Сократа цитирует. Хотя и переврал.
Дина на улице, шагая в ногу с мужем, решили до метро пройтись пешком, сказала:
-Есть смутное предположение, что ты им понравился. Интересно, что скажет он матери о тебе. Ведь  Костика он охарактеризовал не лицеприятно: «Балбес балбесом!». Благодаря его папаше, который вхож во многие властные структуры, отец махнул рукой на мой первый брак.
-Отец Костика не перекроет тебе кислород в профессии? - спросил Дмитрий.
-Не думаю. Я его два раза вызывала, когда Костя в непотребном виде буянил, он приезжал, видел в каком он виде, сам надавал ему пощечин и окунал головой в ванную. Он знает, не я виновата в том, что семейная жизнь не задалась, - и безо всякого перехода сказала: - Смотри, что мама мне в карман положила, - показала она, оттопырив карман. Там виднелась пачка долларов.
-Ничего себе! Зачем ты взяла?
-Я уже на улице обнаружила. Да у них не убудет.
-Погоди, с каких таких щедрот? Они же пенсионеры?
-Пенсионеры, - подтвердила Дина. - Папа заведовал в ЦК хозяйственной частью, подозреваю, партийная касса осталась в надежных руках. Он с генералом из КГБ приватизировал дом на Арбате, и два здания бывших кинотеатров. Сейчас они торгашам сдают их в аренду, - поясняла Дина.
Дмитрий присвистнул.
-Так ты богатенькая наследница! - проговорил он с удивлением.
-Ах! - махнула она рукой. - Просвищу я это наследство за месяц. Меня или обманут, или заставят за бесценок продать, или грохнут, как отца Павла - заявила Дина уверенно. - Это сейчас он воспрянул, а когда его на пенсию выкинули, да чуть еще не посадили вместе с ГКЧПистами, он от отчаяния даже прислугу уволил, хотя она у нас лет двадцать прослужила, мне няней была.
-Ничего себе! Как это правоверные коммунисты, которые всегда были против эксплуатации, держали прислугу? - удивился Дмитрий.
-Она считалась помощницей, а не прислугой, почти на правах родственницы. Моя мать понятия не имела как варится еда. А тут ей пришлось все начинать с нуля. Хотя при нынешнем положении, они вновь наймут себе прислугу. Доходы с аренды капают, - рассказывала Дина о своих домашних делах, о которых она ранее никогда не распространялась.
-И что же, бандиты не пытаются их подвинуть? - памятуя эпопею вокруг торгового дома Паши Смирнова.
-Таких, как мой отец и еже с ним, они обходят стороной. Бандитам  обойдется дороже, если они вздумают сунуться. Не их они боятся. Знаешь кого они опасаются? - спросила Дина и хитро посмотрела на мужа.
-Президента? - высказал догадку Дмитрий.
-Нет. Дряхлеющий Ельцин царствует, но не правит. Ему не до мелких предпринимателей, газовый, нефтяной бизнес в поле его зрения. Остальное курирует Коржаков,  охранник президента, он за его спиной правит балом.  Под ним сейчас суды, прокуратура и прочее. Отец по секрету говорит, расстрел мирных людей в девяносто третьем он организовал, поэтому и следствия никакого нет. Я говорила отцу, меньше болтай, наверняка прослушка в доме стоит. Он только рукой машет: пусть знают, что я о них думаю, - рассказывала Дина о тайнах мадридского двора.
-Ничего себе у вас тут старсти-мордасти! - только и проговорил удивленный Дмитрий.
 В Измаиле для них самый большой начальник  участковый да директор школы. А тут имена мелькают!
-Это ты правильно сделал, что не похвалил Горбачева или Ельцина. Он ненавидит их лютой ненавистью. Они лишили его главного - власти! А вот Сталина при случае можешь похвалить, - и засмеялась.
-Я их и сам не жалую. И от Сталина не в восторге.  Власти твой папа лишился, зато при деньгах остался.
-Деньги пыль. Сегодня они есть, завтра нет. А власть - это власть! Я думаешь, почему из дома ушла? У нас начались споры, я выступала за Ельцина, была против сухого закона, говорила, что это глупость несусветная виноградники рубить, в общем, у нас оказались разные точки зрения на нашу жизнь. Да еще с этим факультетом философии! Мать хотела, чтобы я продолжила династию. А мне эти Канты, Гегели, Марксы и Ленины вот где сидели, - рубанула она себя ребром ладони по горлу. - Она меня еще в школе заставляла читать «Капитал» Маркса. Классная книга, лучше всякого снотворного, на второй странице отрубаешься, - тараторила Дина.
-Постой, как ты ушла из дома, тебе же они квартиру купили?
-Потому и купили, что я из дома сбежала, у подруги жила, сказала, ни за что домой не вернусь. Мне их домашнее интеллектуальное насилие невмоготу стало. Вот они и сжалились, отделили, - пояснила Дина с легкостью, словно семейный конфликт не являлся такой уж трагедией в жизни молодой девушки.
-Бунтарка ты! - восхитился Дмитрий.
Так за разговором они дошли до метро, он подхватил ее за талию, и они по эскалатору покатили вниз.

*  *  *
И предпоследнюю летнюю сессию Дмитрий сдал без хвостов. Довольно потирал руки.
-Освобождайся от своих занятий, Дина, поедем к моим родителям. Посмотришь, как мы живем. Тебе, должно быть, тоже не понравится.
-Почему ты так думаешь?
-Выросла в других условиях. Николая жена приезжала, носом крутила. Быт ее наш пугал. Туалет за сараем. Город показался убогим.
-Да? Посмотрим! А как же пословица «С милым и в шалаше рай?»
-С милым и в дворце рай, - улыбнулся Дмитрий.
Путешествие ей понравилось как раз своей убогостью. Поезд до Одессы комфортабельный, купе мягкое. Только таможня надоедливая, украинские таможенники и пограничники весьма подозрительно осматривают багаж и документы. У Дмитрия теперь российский паспорт. Пограничник долго рассматривал их паспорта, спросил о цели приезда.
-Домой еду. Видите место рождения, - указал недовольно Дмитрий. - А это моя жена.
Пограничник внимательно осмотрел их, поставил штамп и удалился. Таможенник пошел следом.
-Вот мы и за границей, - грустно пошутил Дмитрий. - Никак не могу привыкнуть к мысли, что мы в разных государствах живем. Язык один, образование, культура общие. Только на западе Украине несколько все другое.
-Мне говорили, что в Украине живет как бы два народа: на востоке одни, на западе другие, - проговорила Дина.
-Это я отчетливо понял, когда был в гостях у брата во Львове, - согласился Дмитрий.
Плацкартный вагон до Измаила напоминал послевоенную теплушку. Грязные окна едва пропускали свет. За окном унылый пейзаж. Остановки частые, полустанки зашарпанные, раздолбанные тротуары, по вагону шныряют менялы, предлагают обменять рубли, доллары на купоны.
-Довольно бедно живут, - тихо высказалась Дина, кивнула в окно. - Хуже, чем в Москве.
-Ты давно дальше Царицино из Москвы выезжала? Не равняй жизнь этих людей по Москве. Горлов Виктор рассказывает, как живет российская глубинка. Деревни в Сибири и на востоке умирают. Нищают провинциальные городки. Народ беднеет, срывается с мест в поисках лучшей доли.
Поезд, как всегда, приходил в город поздно вечером. Уныло горели несколько лампочек, освещали небольшие кружки асфальта, мотыльки кружили вокруг пучка света. Встречал их отец и мать на своем маленьком, четыреста первом, «Москвиче». Обнимания и поцелуи, первые знакомства. Дина с удивлением разглядывала автомашину, она такую видела впервые. Согнулась ниже, чем следовало, чтобы пройти в салон. С удовольствием разглядывала пробегающий за окном ландшафт города, все для нее внове. Приехали почти в деревенскую улочку, открылись деревянные ворота, в которые вкатилась автомашина. Дина вышла из машины, вдохнула воздух, пахло лилиями, окинула взглядом виноградную беседку, она воскликнула:
-А воздух какой! Пить такой хочется.
-Мойте руки и к столу, - велела мать, исподтишка разглядывая молодую женщину. Ей любопытно, сын писал, она артистка, уже снимается в рекламе, там глядишь, и в кино снимут. О том, кто были ее родители, он не сообщал. Интересно матери: фифочка или нормальная девчонка. Сестры матери жену Николая дружно обсудили, дескать, гордая, белоручка, и совсем не подходит их племяннику. Мать заступалась за невестку: молодая еще, научиться всему.
Дина без всякой фанаберии вымыла руки под рукомойником во дворе, вытерла руки поданным полотенцем. Поблагодарила и закружилась:
-Как здорово здесь! - воскликнула она.
-Погоди, утром все рассмотришь, - остановил ее Дмитрий.
Отец принес из погреба графин вина. Дину все восхищало:
-Как? Домашнее вино? Сами делали? Без всяких там консервантов? О, я хочу попробовать! Скажите, как у вас принято обращаться к родителям мужа? - спросила она. Родители переглянулись.
-А у вас разве по-другому? - спросила мать.
-То есть?
-Здесь родителей жены и мужа зовут мамой и папой, - пояснил Дмитрий. - Если тебе неудобно, называй по имени и отчеству.
-Ой, да что ты! Конечно папа и мама! Давайте выпьем за наше знакомство. Мы свадьбу не делали,  оба студенты, решили, организуем торжество позже, не хотим быть обузой родителям, - скороговоркой выпалила она.
Отец разлил вино по бокалам.
-За вас папа, и вас мама, - подняла она бокал, со всеми чокнулась, привстала, поцеловала в щеки мать и отца, попробовала вино, восхитилась: - Послушайте, никакое французское вино не может сравнится с этой прелестью!
Засиделись до поздней ночи, родители рассказали невестке о проказах маленького Димы, о его взрослении, о желании стать журналистом. Вино, которое казалось совсем мало алкогольным, быстро опьянило их, Дина громко смеялась и сама зажимала себе рот, очаровала родителей легкостью характера. Легли под утро. Только разоспались, Дина начала теребить Дмитрия, он спросонья всполошился:
-Что? Что случилось? - сонно спросил он.
-Будильник чудной, петухом кричит, - громким шепотом пояснила Дина.
-Здрасте! Это и есть петух, - откинулся на подушки Дмитрий.
-Как? Настоящий?
-Нет, заводной. Спи!
Дина вскочила.
-Я должна посмотреть, - заявила она.
-Куда ты в одной рубашке! - остановил ее Дмитрий. - Халат накинь. О, Господи! - привстал Дмитрий. - Ты что, не видела петухов?
-Где я могла их видеть? В зоопарке? У МИДа они не пасутся.
Дмитрий по-стариковски покряхтел, нехотя встал, повел ее на задний двор. Утренний туман уже рассеялся, только в паутинках бусинками повисли капельки росы. Петух важно расхаживал среди кур, красные перья переливались в первых лучах солнца. Он разгребал лапами землю и кудахтаньем звал своих курочек, предлагая угощение, те бежали всем скопом, зернышко доставалось лишь одной.
-Какая прелесть! - восхитилась Дина. - Красавец! Как ты у меня, - прижалась к нему Дина.
-Жаль, что у меня только одна курочка, - притворно вздохнул Дмитрий.
-Но, но, мне… - пригрозила она.
Мать всполошилась ранним подъемом детей, выглянула, случилось что?
-Нас петух разбудил, мама. Это городское дитя никогда не видела живых кур. Только в магазине охлажденных, - пояснил сын.
-Я уж думала живот с непривычки прихватило со вчерашнего вина. Идите, полежите еще. Я завтрак приготовлю.
-Я вам помогу, - предложила Дина и увязалась за матерью, Дима потоптался, пошел прилег, хотя уже не спалось.
После завтрака Дмитрий решил показать жене город. Проходя мимо гаража, где хранился их раритетный «Москвич», он увидел два разобранных мотоцикла.
-Папа, а что это за хлам? - спросил он отца.
Тот замялся:
-Да это так… дали отремонтировать…
Мать провожала их до калитки, тихо пояснила, чтобы отец не услышал:
-Отец опять начал брать заказы на ремонт техники. Денег в порту совсем не платят. А то, что платят, слезы…
По дороге Дмитрий пояснил Дине, в молодости отец с дедом брались ремонтировать мотоциклы и автомашины, поскольку в послевоенное время народ здесь жил бедно. Потом надобность в этом отпала, в порту платили отцу достойно. Они прошли мимо гостиницы «Межрейсовой», самого комфортабельного послевоенного здания, за гостиницей располагался сад, в котором ранее был летний кинотеатр, танцплощадка, работали кафе и ресторан, дорожки усыпанные крупным песком, и вокруг цветники. Сколько войн он провел здесь с мальчишками, лазая по заборам и кустам. По проспекту Суворова они дошли до памятника полководцу. Обошли его кругом, Дмитрий напомнил о заслуге Суворова в жизни этого края.
-Раньше эти парки в центре города были самые посещаемые, вдоль дорожек подстриженные самшитовые кусты, за ними цвели розы. Сейчас что-то не то… - Дмитрий обвел глазами пожелтевшую, давно не кошенную траву, чахлые кусты роз, хозяина в городе нет. Памятник Суворову покрылся ржавчиной. Они медленно  пошли к Покровскому собору.
-Меня в нем крестили, - пояснил Дмитрий. - Раньше он казался мне таким большим, просто огромным.
-Сейчас ты вырос, видел в Москве большие церкви, есть с чем сравнивать. Давай зайдем во внутрь, - предложила Дина.
Они зашли в прохладу, тишина и покой, потрескивают свечи, прихожан совсем немного. Они постояли осмотрели иконостас.
-Ты знаешь кому надо ставить свечи? - спросила Дина.
-Нет. А ты хочешь за упокой или за здравие?
-За здравие.
-Сейчас спросим у тетеньки.
Он прошел к продавщице свечей, купил две свечи, спросил, какому святому их нужно поставить, женщина показала на икону Пресвятой Девы Богородицы Марии с младенцем. Одну свечу протянул Дине.
-Давай поставим за здравие твоих и моих родителей, за всех наших родных и знакомых, - предложила Дина.
-Давай, - согласился Дмитрий.
Зажгли и поставили свечи. Дина неумело перекрестилась.
Вышли на солнечный лень, окунулись в набирающую силу жару.
-Мне все тут так нравится. Такой покой. В душе полное умиротворение. Словно я в прошлом веке побывала. Лучшего медового месяца придумать нельзя. Я так счастлива, - она порывисто поцеловала Дмитрия.
-Поистине, с милым и в шалаше рай, - улыбнулся Дмитрий.
-Нет, правда. Здесь нет того, столичного, гламура, не нужно думать о надутом имидже, о шмотках от Версаче, люди простые, думают о простых вещах. Ни у кого в голове нет думки об офшорах, биржах, сделках, кредитах.  Здесь дать жителям достойную работу и зарплату и они будут счастливы.
-В том то и дело, что нет работы, и нет зарплаты. Вон, смотри молодежь кучкуется, явно  от безделья, - показал он вдалеке на группу молодых ребят, у ног их стояли бутылки с пивом, они сидели на спинках лавочек, двое из них стояли и что-то усиленно доказывали остальным, жестикулируя руками. Те безучастно слушали. - В мое время такого не было, чтобы белым днем собирались и бесцельно сидели на лавочках. Тем более, на спинках. Собирались, если только вечером, да и то, шли в кино, или на танцы, - поведал Дмитрий, они прошли на остановку автобуса, он предложил:
-Поехали на морской вокзал, посмотришь на великую реку Дунай.
Они сели на автобус, который привез их к морвокзалу. Мутные воды Дуная проносились мимо. Несколько катеров стояли у причала.
-На той стороне другая страна - Румыния, - пояснил Дмитрий. - Когда-то отсюда до Одессы курсировал пассажирский теплоход «Белинский», белый красавец, в румынский Галац ходил другой комфортабельный теплоход. По реке шныряли катера и баржи под всеми флагами Европы. Сейчас в большей степени плавает мусор. Умер порт, - вздохнул Дмитрий.
Новое здание морвокзала, построенное еще в советское время, пустовало, лишь несколько служащих находилось в нем. Они купили мороженное у скучающей продавщицы, и пошли назад пешком.
-А почему ты называешь морвокзал морским, здесь же река? - спросила Дина.
-Тут до моря несколько километров, все европейские суда по Дунаю выходят в Черное море, а далее через проливы в Средиземное море. Поэтому его и называли морским, - пояснил Дмитрий. - Чуть дальше по Дунаю расположен небольшой городок Вилково. Его называю малой Венецией, там по улицам плавают на лодках.
-Здорово! Съездим посмотреть?
-Посмотрим, - неопределенно пожал плечами Дмитрий.
Они шли вдоль заросшего камышом бывшего виноградника в сторону первых домов, среди который находился дом Орловых. Если не смотреть на «Межрейсовый», создается впечатление, что на крутом берегу расположена большая деревня, среди частных беленьких домов, утопающей в зелени, виднеются купола церквей.
-Знаешь, сколько было церквей в Измаиле? - спросил Дину Дмитрий. И тут же пояснил: - Чуть меньше, чем частных домов. Несколько церквей  на моей памяти закрыли.
-Советская власть боролась с религией, - кивнула, соглашаясь Дина.
-Мама говорила, после прихода к власти Хрущева закрыли и разрушили многие церкви. Хотели закрыть и Покровский собор, который мы посетили. Горожане отстояли.
Уставшие и довольные они пришли домой. Отец и мать расставляла столы на веранде.
-Мама, вы что задумали?! - всполошился Дмитрий. Он знал, что такое расположение столов обычно расставлялось для значительного количества гостей.
-Как же, сынок, придут тетя Оля и тетя Варя с мужьями, Олег с женой, Рая, племянники, крестные. Надо скромно, но отметить ваш брак и приезд. Пусть бы и сватья приехали, мы бы познакомились, породнились. Думаю, что еще увидимся.
-Да непременно! - воскликнула Дина. - Я расскажу им, как здесь у вас все здорово!  Петухи поют! Воздух чистый! Люди замечательные!
Они включились помогать, Дмитрий сказал, надо было бы вместо экскурсии, на рынок сходтить, закупиться. Мать ответила, у них все есть. Дина отвела его в сторону, сказала, у них есть доллары, нужно будет завтра их обменять и купить продукты на всю неделю. Так и решили.
К шести часам, как только стала чуть спадать жара, начали сходиться родственники. Сестрам любопытно, что за московскую фифочку, актрисочку нашел их племянник в Москве. Небось, такая цаца, не приведи Господи! Похлеще, чем у его брата Николая. Дина встречала их, тут же представлялась, непосредственное ее поведение несколько озадачивало родственников: нет ли здесь наигранного лицемерия. Все же артистка! Пришел Олег с беременной женой Алей, маленькой, худенькой, на две головы ниже мужа, живот неестественно выпирает, Дмитрий видел ее в прошлый приезд, когда они еще только женихались.
-Мой первый друг с самого детства  и двоюродный брат, - представил его Дмитрий. - Скоро станет папой. Его жена - Аля.
-Мальчик или девочка? - спросила Дина у застеснявшейся юной будущей мамы.
-Родится, узнаем. На УЗИ нужно ехать в Одессу, - вместо нее пояснил Олег.
К вечеру заполнили все приставные стулья и лавочки. Гости успели познакомиться с московской «фифочкой», пришли к выводу: ниче девка, не выпендривается. После приветствий и поздравлений, подвыпивший Владимир Иванович крикнул: «Горько!», хотя всех предупреждали, это не свадьба, а всего лишь смотрины и встреча после долгой разлуки с сыном. Дмитрий выкрикнул:
-Дядя Володя, мы свадьбу организуем позже, в ресторане, со всеми атрибутами. Обещаю!
-Та не -е! Ну шо то за свадьба, когда вы уже женаты?! А там, гляди, и дети пойдут, то уже и не свадьба, а так… - пьяненько отмахнулся рукой Владимир Иванович.
-Не спорь, сын, - дернул его за брючину отец.
Дина встала, сама подняла мужа и крепко поцеловала.
-От это по нашему! - удовлетворенной крякнул дядя Володя.
Погомонили, повспоминали, опять тот же дядя Володя спросил:
-А скажи, дочка, чего ты нашего Димку выбрала? Артистки на артистах женятся? Димка у нас парень хороший, токо он же из простой семьи, - перепутал он кто на ком жениться. Дина чуть с досадой не проговорилась: «Да была я за артистом замужем!», вовремя опомнилась, они с Димой договорились по первах не говорить о ее былом замужестве.
-Знаете, не он меня добивался, а я его присмотрела, - призналась она. - Я полюбила его с первого взгляда. А когда увидела всех вас, таких добрых, простых, сердечных, я его и вас еще больше полюбила! - задорно проговорила Дина, и положила руку на плечо мужу.
-От эт ты молодца! - воскликнул дядя Володя.
-Скажи, Дина, а ты будешь, как Людмила Гурченко или Любовь Орлова? - спросила тетя Оля, которой не терпелось расспросить новую родственницу об ее дальнейшей актерской стезе. Для них всех, актеры сравнимы с небожителями. Глядишь, отсвет славы невестки падет и на их скромные головы.
-Почему Гурченко? Я буду Орловой, только Диной.
-А что, тебе приходилось встречаться с нашими знаменитыми артистами? - не унималась тетя Оля.
-Наш ректор Юрий Шлыков очень известный актер. Заходят к нам и Табаков, и Ефремов, и многие другие известные актеры.
-А ты Рыбникова видела? - с затаенным дыханием спросила тетя Варя. Для многих женщин ее возраста Рыбников идеал мужчины.
-Нет, не видела. Он уже в возрасте. Почти не снимается.
Еще поговорили, потом спели песню, Дина смотрела и удивлялась, поют стройно безо всякого актерского руководства.
-А чего родители не приехали? - не унимался дядя Володя с вопросами.
-Мы же приехали просто навестить родителей. Приедут, - пообещала Дина.
-А они у тебя кто? Тоже артисты?
-Нет. Они пенсионеры. Ранее мама преподавала. Папа по хозяйственной части, - не стала она распространяться о должностях родителей, иначе опять вспыхнут разговоры на политическую тему, вспомнят, кто виноват в развале страны.
Дмитрий вышел за калитку с Олегом перекурить. Дмитрий не курил, сидел рядом на лавочке.
-Жизнь наладилась или как? - спросил Дмитрий.
-Да какой там! Консервный закрылся, целлюлозный тоже. Безработица полная, народ уезжает в поисках работы. Я еще кое-как на судоремонтном держусь, зарплату задерживают. Хотел уехать на заработки в Польшу, або в Россию, да вот Алька на сносях, - сетовал Олег.
-Я обратил внимание, в центре торговый комплекс строится. Богатые появились? - спросил Дмитрий.
-У нас богатые сейчас бывшие чиновники, менты и бандиты. Украинский язык навязывают. Сейчас пока две русские школы еще остались, а когда мой ребенок вырастит, ничего русского не останется. Как представлю, что мой ребенок подрастет и скажет мне: «Тату, колы ты мэни грашку купышь?», кулаки сжимаются. Да еще эти придурки с лозунгами ходят: «Бандера - наш герой!». Жрать нечего, шли бы созидать, а они митингуют! Как у Булгакова, подъезды грязные, а они в управдаме поют. Украинцев здесь всего процентов десять. И это меньшинство навязывают свою волю большинству. Если бы сверху их не поддерживали, вряд ли бы они так разгулялись, - с горечью рассказывал Олег. - Ты знаешь, какие лекции тут читают молодежи и преподают в школах? О том, что нет русских корней у населения Украины, с русскими мы враждуем более трехсот лет, Хмельницкий в свое время предал Украину, а гетман Мазепа хотел ее вернуть украинцам. Украина должна стремиться войти в славную европейскую семью, там нас всех ожидает счастливое будущее, - рассказывал Олег, глубоко затягиваясь дымом от внутреннего негодования.
Дмитрий вздохнул.
-Помнишь, как все голосовали за сомостийность! Радовались, теперь заживем! Зажили?
-А в России лучше? - повернулся к нему Олег.
-Такая же хрень, - кивнул Дмитрий головой. - Безработица и коррупция. Не надо было нам отделятся, разве мы плохо ранее жили?
-Задним умом все сильны. Былого не вернешь, - вздохнул Олег.
-Странно, что украинцы стали отвергать былых героев последней войны, превозносят Бандеру, Шухевича. В России они как были пособниками фашистов, так ими и остались. Там идеологических завихрений не наблюдается. Отстающую экономику преодолеть легче, гораздо труднее преодолеть идеологические разногласия. Это как в гражданскую войну, белые и красные считали себя правыми, а в результате проиграли обе стороны. Белые сгинули за рубежом, красные хотя и победили, а Россию отбросили на сто лет назад.
-Что ты? Коммунисты всегда утверждали, что Сталину досталась нищая страна, он оставил ее с атомной бомбой. А теперь не можете маленькую Чечню победить. У нас тут добровольцев набирают из числа тех, кто служил, помогать чеченцам. Я от службы отлыниваю. Сейчас ребенок родится, получу отсрочку, - рассказывает Олег. - А ты решил в Москве остаться?
-Да, - подтвердил Дмитрий. - Войны вечно не длятся. Хотя война на юге идет ожесточенная, перед поездкой сюда передали, что некий полевой командир Шамиль Басаев захватил в городе Буденовске около полторы тысячи заложников, загнал их в больницу, и там удерживает. При штурме погибло больше заложников, чем боевиков, цель так и не была достигнута. Наш премьер вынужден был отпустить Басаева в Чечню в обмен на жизнь заложников.
-Ты уже говоришь - «наш»? Твоей родиной станет Россия? - спросил Олег.
-Да. Полагаю, придет такое время, когда три славянские республики снова станут жить в одном доме, ты ведь тоже русский по духу, воспитанию, - устало ответил Дмитрий, не однажды его спрашивали, почему он решил остаться в России.
-А тебя не забреют в армию после окончания? Пошлют воевать в Чечню.
-Не знаю, пока. Посмотрим. Я могу служить военным корреспондентом.
Их за калиткой нашла Дина.
-Что это вы, мальчики, уединились?
-Да, так, поговорить, там уже стало шумно, - улыбнулся Дмитрий.
Она потянула их во двор.

Отпуск пролетел быстро. Даже в Вилково не успели съездить. Ездили в крепость на пляж, смотрели панораму взятия крепости Суворовым. Дина полюбила этот маленький, южный, провинциальный, зеленый городок. Вечерами ходили по его улочкам, которые помнили многое со времен его возникновения. Частные дома тянулись на много километров вдоль Дуная, уходили вглубь города, цветники возле каждого двора и фруктовые деревья у каждого дома, которых в Москве не увидишь, а только на дачных участках далеко за городом. И все это умиляло Дину, которая выросла в центре города, фрукты покупали на рынке, фруктовые деревья видела до семи лет в кино, а тут они растут у дворов и никто на фрукты не покушается. И только когда ее родители получили государственную дачу, там садовники ухаживали за фруктовыми деревьями.
Провожали их почти все родственники. Дина целовала всех и говорила:
-Если Димка меня бросит, я все равно буду к вам приезжать в гости.
Мать отвечала:
-Если он тебя бросит, мы его из дома выгоним.

*  *  *
Не лежала душа у Николая к службе. Офицеры разделились на два лагеря. Одни упорно продолжали в офицерской среде говорить по-русски, с солдатами они скрепя сердцем переходили на украинский, как того требовал приказ, а между  собой переходили на родной язык. Офицеры западники их демонстративно игнорировали, разговаривали исключительно по-украински. Иногда делали вид, что не понимают вопроса, обращенного к ним на русском. Возглавлял группу западников капитан Олесь Омельченко. Комбат Гриценко Григорий Богданович когда добился перевода в Крым, в офицерской подошел к Олесю и при  всех громко высказался:
-Слушай ты, партайгеносе, подожди, придет время, украинцы будут плевать тебе в спину.
На что тот чуть не кинулся в драку, остановили его, весь красный от негодования, он кричал вслед комбату:
-Это тебя и таких как ты украинцы будут вешать на фонарях! Гнать таких из армии поганой метлой! Такие как ты будущие изменники родины, пятая колонна!..
Уходя тот с досадой бросил:
-Думал, при Кучме приструнят этих нациков, все же технократ, не то что щирый партиец украинец Кравчук…
Солдаты тоже вставляли свои пять копеек в спор между офицерами:
-Пан капитан, Бандера ворог Украины чи герой? - спрашивали они.
-Конечно герой!
-А пан майор сказал, что враг…
И офицеры в канцелярии устраивали между собой разборки.
Командир части не вмешивался, выжидал, чья возьмет. Достаточно с него того, что вся документация из дивизии приходит написанная мелким шрифтом на украинском языке, которая командиру части не родной, так еще и указания приходят, что при  обращении военнослужащих друг к другу теперь должны обращаться «Пан лейтенант или пан майор» и так далее.
Николай не мог примкнуть ни к той, ни к другой группе. Русскоговорящие офицеры не доверяли ему из-за родства с капитаном Омельченко,  а «западники» - так называли офицеров говорящих по-украински - сторонились его из-за резких высказываний против извращения послевоенной истории Украины. Когда в офицерской среде обсуждали идею водружения памятной доски на Львовском университете видному деятелю украинского национализма Коновальцу, он не проголосовал за эту идею. На вопрос, почему? Ответил, он не знает, кто такой Коновалец. Конечно, лукавил, еще в военном училище он читал мемуары известного во время войны чекиста - генерала Судоплатова, который подробно описывал, как он внедрился в движение украинского национализма и подложил в коробку из под конфет бомбу Коновальцу.
По дороге домой Олесь пытался разъяснить Николаю, почему необходимо увековечить имя Коновальца. Во-первых, тот родился во Львовском уезде королевской Галиции. Во-вторых, во Львове окончил академическую гимназию и юридический факультет Львовского университета. Во Львове он стал членом  молодежной фракции Украинской национально-демократической партии. Его многое, что связывает со Львовом.
-Насколько я припоминаю, Коновалец встречался с Гитлером, наладил контакты с Розенбергом, обещал оказать помощь Гитлеру, если тот направит свой интерес на восток, - не вытерпел и выдал свою осведомленность Николай, Олесь не обратил на это внимание, запальчиво возразил:
-И что?! Руководители националистического движения тогда были готовы заключить соглашение хоть с чертом, если те пообещают оказать помощь в освобождении Галиции от поляков, а Украины от москалей!
-Не понимаю, если ты хочешь создать партию, которая пойдет массово за вами, стоит ли выбирать себе пронафталиненных героев, у которых репутация, мягко сказать, не совсем положительная в умах многих украинцев, - как можно мягче изложил свою точку зрения Николай. Ему не хотелось настраивать против себя шурина от которого зависела его карьера и спокойная семейная жизнь.
-Ты ошибаешься. Именно Коновалец, Мельник, Сушко, Бандера должны быть примером для нашей молодежи. Особенно Бандера! Он должен стать знаменем и примером для нашего движения. Он закалял себя истязаниями, прижигал себе ладони, бил по спине ремнем, загонял себе под ногти иголки. Так он испытывал и закалял свою волю. Он с достоинством перенес смертный приговор польского суда, замененный на пожизненное заключение. Его освободили немцы, и они же его посадили в концлагерь, за то, что он поторопился провозгласить создание самостоятельного Украинского государства. - рассказывал Олесь.
Николай шел и слушал, хмурился, «А еще он кошек душил собственными руками!» - мысленно возразил он шурину, ему не близка такая закалка воли, больше похожая на религиозный фанатизм вкупе с садизмом, нежели на доказательство своей воли.
-Освободили, когда поняли, что проигрывают, решили,  Бандера возглавит своих сторонников против Красной армии, - буркнул Николай.
-Да. Он же им помог в начале войны, организовал батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые помогали уничтожать советы. Он не стал помогать немцам, боролся и с Красной армией,  и с немцами, - возразил Олесь.
-Эти батальоны уничтожали не только советы, в основном поляков и евреев, на фронте их не очень было видно. И притом, как вы хотите строить отношения с поляками, если украинские националисты вырезали в Волыни около ста тысяч женщин, детей, мужчин? Они же вашему движению этого не простят, - бросал реплики Николай..
Олесь даже остановился от возмущения:
-Да чего ты веришь всякой пропаганде?! Во-первых, Когда это произошло, Бандера находился в заключении. Если бы он был на свободе, он бы не допустил этого. Во-вторых, поляки не меньше творили подлостей украинцам. Да и не было массовой резни, все это пропаганда советов! Вон, они тысячи поляков расстреляли, и свернули все на немцев. Можно и забыть нам былые обиды, начать сотрудничество с белого листа. Тем более, что советы им тоже не в жилу, - горячился Олесь.
-Поляки союзники, когда им это выгодно. А так они до сих пор не могут простить нам Львова, - проговорил Николай, продолжать разговор не хотелось. Олесь крякнул, заявил:
-Вот сразу видно, не в наших краях ты вырос. Да еще в Москве учился. Там тебе в училище вдалбливали в голову о торжестве социализма, об интернационализме, о братских республиках. А братские республики тянули с центра миллионы, да по карманам распихивали, кроме Украины. Мы были самодостаточной республикой, сами себя кормили.
-Куда же подевалась эта самодостаточность? Чего сейчас не кормим? С протянутой рукой на запад смотрим. Те дают под хороший процент. А у нас их транши по карманам так же распихивают, - уколол Олеся Николай.
Олесь насупился, некоторое время шел молча, потом с досадой высказался:
-Здесь ты прав. Не хватает нам Сталина в правители, чтобы зажал в кулак всех этих олигархов, с десяток поставил к стенке, остальные бы притихли.
Николай усмехнулся.
-Тебя бы первого к стенке и поставили за расхищение военного имущества, - напомнил Николай.
-Ой, ой! Кто за эти копейки вспомнит! Кому нужна старая советская рухлядь!  Не от хорошей жизни приходиться распродавать. Платили бы достойно, никто бы не позарился, другие миллиардами ворочают, и ничего!
-Вот за копейки и посадят, - усмехнулся Николай. - Им нужны будут стрелочники. А те, кто миллионами ворочает либо откупятся, либо сбегут на Канары в построенные дачи.
Последнее время Олесь продал посредникам из Румынии и Болгарии несколько тысяч советских устаревших бронежилетов. Они хотя и устаревшие, однако сделаны добротно, пистолетная пуля его пробить не могла, автоматная могла только со стальным наконечником.
-Оставь штук пятьсот личному составу, - попросил его Николай.
-Зачем? Мы не собираемся воевать, - поджал он губы. - Да и зачем нам это советское старье?! Мы создадим свои броники, не хуже.
В разговоре  они дошли до развилки, распрощались, Олесь пошел к своей вдовушке, Николай к себе домой.
Жена дома его упрекала за то, что он с двухгодовалой дочкой разговаривает по-русски.
-Что плохого, если девочка будет знать два языка? - отмахивался он.
-Русский - это не язык. Это испорченный украинский язык, - доказывала жена.
-Может, ты ошибаешься? У нас еще Ломоносов говорил: «На немецком можно говорить с врагом, на французском с женщиной, на итальянском - с Богом, на английском с другом. На русском можно говорить со всеми». В украинском появилось множество искусственных слов, которых в словарях не найдешь, -  возражал Николай.
-Ты в своей казарме рассказывай сказки. А дома я прошу не портить девочке вкус, - начинала заводиться жена.
Галя все чаще стала предъявлять претензии мужу, который последнее время получает меньше чем она, не очень симпатизирует деятельности ее брата,  критикует сборища молодежи с выкриками нацистского содержания. Особенно участились скандалы, когда он сказал, что хотел бы перевестись в Одессу.
-Да чтобы я поехала в ту дыру?! - возмущалась Галина.
-Почему дыру? Красивый город. Там море. Дочери очень полезный воздух, - возражал Николай.
-Там русских и евреев больше, чем украинцев. Пройдет время, и ты захочешь перевестись дальше, в свою не просто дыру, а дырищу! Поближе к папе с мамой! - заявила Галя.
-Это было бы счастьем, только никто меня туда не переведет, - начинал злиться Николай.
Куда подевались романтические отношения, когда Николай спешил домой к жене и дочери, и где его радостно ждали. Сейчас Галина все больше хмурилась, участились упреки, а за ними и ссоры. И тут в их отношениях произошло то, чего оба не ожидали, поскольку не планировали. Галя пришла с работы вся взвинченная, Николай с порога заметил,  жена не в духе.
-Что случилось? - спросил он, полагая, случились неприятности на работе.
Она бросила сумочку на стол, сняла плащ, при этом зло сжала губы, демонстративно швырнула с ног туфли, хотя ранее всегда присаживалась на пуфик, снимала туфли, аккуратно ставила их на полочку для обуви.
-Доигрались! Я беременна! Это мне надо?! - из глаз она метала молнии.
-Фу ты!.. - выдохнул Николай. - Я  то думал! Так это же замечательно! Чего ты переживаешь? Радоваться надо, все равно дочери нужен братик или сестричка, - попытался он смягчит негодование жены. - Мы же обсуждали ранее этот вопрос, - напомнил он.
Жена казалось не слышала его.
-Ты что, идиот! - взвинтилась она. - У меня только дела пошли в гору. Я заведую в школе, у меня три группы репетиторства, и все это я должна бросить, снова засесть за пеленки?!  А жить на что будем? На твою нищенскую зарплату?! Ты же у нас благородный! Отказался от совместных сделок с Олесем! - шумела она.
-Погоди, не шуми, дочь услышит. Это не сделки, а махинации, за которые можно угодить под трибунал, - потемнел лицом Николай. - Тебе нужен муж арестант?
-Ты еще и трус! Ты скажи, что делать будем?! - почти кричала жена.
-Рожать! - бросил Николай.
-Иди ты!.. - она с презрением посмотрела на мужа, схватила плащ, снова одела туфли, заявила: - Я пошла к маме, пусть дает направление на аборт.
Она демонстративно хлопнула дверью и ушла. Николай походил по комнате из угла в угол, позвонил теще:
-Анна Григорьевна, Галя пошла к вам, хочет получить от вас направление на аборт. Я прошу, отговорите ее, - попросил он.
На той стороне повисла пауза, Николай подумал, связь прервалась, дунул в трубку, теща скрипучим голосом отозвалась:
-Я ее понимаю. Что она может ожидать от мужа, который не может достойно содержать семью, - заявила теща.
-Погодите, - опешил Николай, - я что, пью, домой не прихожу ночевать, плохой отец? Не отдаю ей всю зарплату?
-Да какая там зарплата, - хмыкнула в трубку теща.
-Какую государство мне положило, такую и получаю, или вы советуете мне выйти на большую дорогу и заняться грабежами? - жестко проговорил  Николай, злость закипала в нем, он еле сдерживал себя. Знал, теща  свою поликлинику негласно превратила в платную медицину. Тесть не гнушается принимать экзамены за деньги. Олесь продолжает торговать военным имуществом. Все офицеры части грешили этим, руководство закрывали на это глаза, поскольку получали свой процент от каждой сделки. Последнее время Олесь, которого назначили командиром батальона после ухода майора Гриценко, начал сдавать в аренду солдат при строительстве дач или ремонте домов. Николая он исключил от участия, как не способного к подобного рода сделкам.
-Хорошо, я поговорю с ней, - скупо проговорила теща и бросила трубку.
Не знал Николай какие аргументы привела дочери мать, но она не стала делать аборт, и в семье Николая стали ждать прибавления. Он надеялся, что на этот  раз родится сын. Жена негодовала, несколько раз давала понять, насколько ей второй ребенок не желанный.
С большой неохотой, он опять обратился к Олесю, дать ему возможность участвовать в продаже военного имущества. Надо копить деньги на квартиру, семья ждала прибавления.
*  *  *
Весна девяносто шестого года ознаменовалась  для Дмитрия и Дины окончанием института и училища. Дмитрий подготовил дипломный трактат на тему: «Возрождение национализма в Украине». Преподаватель только взглянул на заголовок, отметил:
-От вашей темы веет холодом.
-Тем более нельзя на эту тему закрывать глаза, - проговорил Дмитрий.
-Стоит ли раскачивать лодку? Между нашими народами и так не все ладно, - высказал свое опасение преподаватель.
-Лодку начали раскачивать задолго до развала Советского Союза, а наши власти занимали страусинную политику. Если мы и дальше будем делать вид, что ничего не происходит с расползанием неонационализма, столкнемся с проблемами, сродни нацистским в Германии, - заявил Дмитрий. - Помните, в фильме «Семнадцать мгновений весны» Мюллер говорит Штирлицу: «Если в будущем когда нибудь, кто-нибудь произнесет «Хайль!», там снова возродится нацизм». В западной Украине уже вскидывают руку в нацистском приветствии.
-Это вы уж слишком… - недовольно проворчал преподаватель, трактат принял, повертел в руках, сказал: - С интересом изучу.
Дмитрий перелопатил много литературы по этому поводу, сведений не так много, что есть - довольно скудные, отрывочные. Если бы он не ездил домой, не разговаривал с братом и знакомыми, вряд ли так выпукло встала перед ним эта проблема. Ее, как правило, замалчивали. Современная литература о неонацизме на Украине упоминала всего лишь, как о явлении отдельно взятых маргиналов. Что-то сродни сектантов или хиппи, которые со временем перебесятся. Ведь настоящих националистов после войны гоняли по лесам и  весям, пока полностью не истребили. Апологетов национального движения Коновальца убили до войны в Голландии, Шухевича застрелили после войны, Бандеру застрелили в пятидесятых годах в Германии, где он проживал последнее время.  В печати рассказывали о зверствах последних борцов за свободу Украины, которые убивали всех, кто сотрудничал с советской властью: учителей, врачей, милиционеров, военнослужащих. Только нигде не упоминали, что тысячи националистов перебрались за океан, а которых осудили в пятидесятых годах - выпустили из тюрем, и они отлично адаптировались среди мирного населения, методично вбивая в головы молодежи националистические идеи. Капля камень точит. За несколько десятилетий национализм стал чуть ли не государственной доктриной. Толчком для написания трактата о возрождении национализма послужили не рассказы брата, поскольку Дмитрий тоже полагал, что это часть молодежи таким образом хочет самоутвердиться, а власть не придает им значения, как чему-то не заслуживающему внимания. Он впервые понял, что неонацизм пришел на Украину не в одночасье, его все эти годы пестовали в полуподпольном положении, когда на глаза Дмитрию попал документ Председателя КГБ Андропова датированный шестидесятыми годами, в котором докладывал членам Политбюро о том, что на Украине вновь создаются ячейки пещерного национализма. А до него еще в 1956 году второй секретарь ЦК Украины Подгорный обратилось в Москву с докладной запиской, о том, что в Западной Украине активизировалось национальное подполье ОУН, поскольку из мест заключения массово стали освобождаться бывшие члены УПА и ОУН. Это то движение, которое по утверждению печати было полностью уничтожено. Об успехах борьбы с националистическим движении в  литературе упоминалось. А вот, что вышедший по амнистии из мест заключения главнокомандующий Украинской Повстанческой армией Василий Кук  устроился не куда нибудь, а в институт истории  Академии наук УССР, и призвал своих сторонников вести подрывную работу изнутри, - этого в печати не упоминалось. И только в современной украинской печати уже не стесняются упоминать о том, что пора воздать почести всем бывшим борцам за самостийную Украину. И как реагировали бывшие власти на то, что руководители Украинской повстанческой армии начали внедрять своих членов в партийные и хозяйственные органы.  А никак! Руководство СССР озаботилось этим обстоятельством? Нисколько! Мы искали врагов социализма во всех странах. Только не у себя под боком. И вот наступил звездный час законспирированных ячеек  Организации Украинских националистов. К власти пришли нужные им люди. На всевозможных акциях все чаще стали использоваться бандеровские знамена, нашивки Украинской повстанческой армии. Заместитель Верховного Совета республики Гринев заявил, что необходимо создавать национальную армию в противовес российской из числа сознательных борцов за самостийность страны. Бывший советский поэт Иван Драч создал партию «Народный РУХ Украины», в которую вошли члены Украинской повстанческой армии, выпестовали себе Конгресс украинских националистов и военизированный «Трезуб имени Степана Бандеры». Их задача блокировать выступления коммунистов, прочих левых сил.
В своем трактате Дмитрий привел откровения первого президента Украины Леонида Кравчука, который не скрывал, что он в  юности занимал почетную должность в ОУН в качестве разведчика в сотне отважных. В интервью журналистам Кравчук признался, что в Беловежскую Пущу он поехал  не по просьбе Ельцина. Данный приказ он получил из глубины Украины. И этому предшествовала очень серьезная работа. Став президентом Кравчук приступил к созданию национального государства с новой историей для Украины. Лидером Украинской народной самообороны стал Юрий Шухевич, сын одиозного Романа Шухевича, который был главнокомандующим украинской повстанческой партии, в молодости не гнушался террором, убил во Львове  школьного куратора Собинского. Сынок  целью своей партии объявил возвращение Украине Белгородщины, Дона и Кубани.
Далее Дмитрий отмечал, в Украину из-за рубежа поступает массово копировальная техника, на которой печатается националистическая литература, значительная финансовая поддержка привела к тому, что на Украине стали появляться молодежные националистические организации. Возникли лагеря для обучения молодежи приемам борьбы и знакомства с оружием, при этом усиленно культивировалась русофобия. Вбивается в сознание, что все зло для Украины исходит из России.
В трактате Дмитрий ссылался на исторические факты возникновения украинского национализма, упоминая все фамилии апологетов украинского нацизма.
Когда он читал отрывки трактата Дине, она удивлялась:
-Дима, мы же были на твоей родине, разве мы видели нечто подобное? - спрашивала она.
-Мы гости. С подобным сталкиваются живущие там. Полагаю, дальше будет хуже, если к власти не придет президент, который начнет активно пресекать национализм. Молодежь уже вкусила власть над слабым, когда нет за душой ни образования, ни работы, ни цели, а тут капают деньги только за то, что ты умеешь махать кулаками, слушать приказы, поступающие откуда-то сверху. Они не понимают, что благополучие государства растет совсем по другим законам, на национализме благосостояния граждан не добьешься, - чуть ли не лекцию читал Дине Дмитрий.
-Жуть какая-то, - передергивала она плечиками. - Лучше посмотри, как я буду исполнять свою роль.
У Дины должен был состоятся выпускной спектакль по Островскому «Поздняя любовь». Дмитрий не смог его посетить, у него самого состоялись выпускные экзамены. Он видел, как Дина вечерами готовилась к спектаклю, читала ему свою роль Людмилы, засидевшейся в девах и влюбленная в старшего сына хозяйки, в доме которой они с отцом проживают. Ради любви, она пошла на подлость, получив в свои руки от отца закладную вдовы Лебедкиной, передает ее возлюбленному. Тот отдает копию закладной Лебедкиной, проверяя ее любовь и обещание о вознаграждении. Полагая, что закладная подлинная, она сжигает ее и считает себя свободной от всех обязательств. Таким образом жених осознает, что Лебедкина его не любит, а только использует. После этого, сын хозяйки по достоинству оценивает жертвенную любовь к нему девушки Людмилы.
Вечерами они вместе проигрывали роль, Дмитрий ей подавал реплики за актера, игравшего в спектакле Николая, Дина проникновенно произносила свой монолог: «Я прожила свою молодость без любви, я веду себя скромно, никому не навязываюсь. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей  и мечты, и надежды,  разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь, а вы изволите шутить над ней», - говорила она своему персонажу.
Дмитрий по роли монотонно отвечал:
-«Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека. Но я способен погубить вас, загубить вашу жизнь».
У Дины опускались руки.
-Ты так отвечаешь, что у меня пропадает всякий пафос, - упрекнула его жена.
-Здрасте! Я же не актер, - возражал Дмитрий.
-Моэм сказал,  жизнь - это театр, а мы все в ней актеры. Ведь вы, мужчины, проявляете актерское дарование, когда врете жене, что задержались на работе, а на самом деле посетили любовницу!  Какую правду жизни при этом  вы  выдаете, какие честные глаза делаете, и как искренне возмущаетесь, когда вам  не верят!  А ты говоришь, что мы не актеры в этой жизни!
Дмитрий рассмеялся.
-У меня еще не было опыта проявлять таким образом свое актерское дарование, - напомнил он сквозь смех.
-У тебя все впереди. Знаешь, почему  я должна хорошо сыграть эту роль? - спросила Дина, лукаво поглядывая на мужа. Он вопросительно взглянул на нее.
-В какой-то степени пьеса про меня. Я, засидевшаяся в девах девица,  влюблена в тебя, не дождавшаяся предложение, выскочила замуж за влюбленного  в меня парня. Но я боролась за свою любовь, как боролась в пьесе Людмила, которая знала, что  Николай не очень влюблен в нее. Затем, ради моей любви к тебе, я развелась с мужем, и уговорила тебя жениться на мне. И ты из-за благородства согласился.
-Ты все переврала, - усмехнулся Дмитрий. - Я женился вовсе не из-за благородства. Я, действительно влюбился в тебя с того самого первого вечера, когда впервые увидел тебя. Ты пришла с Пашей к нам в гости, - напомнил он. - Всегда сознавал, что не по Сеньке шапка, поэтому не смел надоедать ухаживаниями, - пояснил Дмитрий.
-Как живучи в нашем сознании сословные предрассудки, - хмыкнула Дина.
-Тебе бы больше подошла роль вдовы Лебедкиной, - высказал предположение Дмитрий. - Такая же взбалмошная, легкомысленная, беспринципная, какой ты хотела казаться тогда, когда училась в МГУ. У тебя неплохо получалось.
Дина подошла к мужу, потерлась кошечкой о его грудь, обняла и нежно промурлыкала:
-Макиавелли сказал: «Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть». Я  не зря училась на факультете философии, - напомнила она. -  Ты убедился, что я на самом деле белая и пушистая, ранимая и нежная. И в этой пьесе я вовсе не хочу играть роль ангела во плоти. Во-первых, героиня совершила подлый поступок, отдала закладную постороннему человеку, предав таким образом отца, обрекла его на бесчестье. Во-вторых, она борется за свою любовь совсем не по ангельски, понимая, что ее возлюбленный готов ради денег  закрутить любовь с вдовой Лебедкиной. Я сыграю влюбленную, готовую на все ради своей любви, жесткую девушку, готовую переступить через честь отца, пренебрежение к любви младшего брата Николая. Она понимает, это ее последний шанс выйти замуж. И этот шанс она не упустит! Вот так! - топнула она ножкой.

А еще в этом году должны состоятся президентские выборы.  С января месяца все партии зашевелились, начали выдвигать своих кандидатов. Ельцин выжидал. И только в середине февраля объявил о своем желании баллотироваться на второй срок. Многие понимали, рейтинг у Ельцина минимальный, губернаторы выжидали, не торопились поддерживать президента, а президент Татарстана Шаймиев напрямую дал приказ штабам голосовать за коммунистов.
-Ты за кого голосовать будешь? - спросила Дина мужа.
Дмитрий воздел руки к потолку, с пафосом произнес:
-О, Боги! Дайте мне силы пережить эти выборы, - и уже серьезно сказал: -Кандидаты - один другого стоят! Ельцин отпадает сразу. Что хорошего мы видели за его шестилетнее правление? Отбросил страну в послевоенное время: фабрики и заводы разрушены, поля зарастают бурьяном, коррупция и бандитизм похлеще пятидесятых годов. Перед западом ломаем шапку, как захудалые просители подачек. Война в Чечне продлится дольше гражданской или отечественной. Одна радость - появились олигархи!
-А еще он забил последний гвоздик в крышку гроба коммунизма, - напомнила Дина.
-Его еще при Горбачеве начали забивать. Нет, Ельцину второго срока не видать. К тому же, у меня к нему личный счет. Погубил невинных людей у Белого дома и Останкино, и даже не покаялся. За Зюганова тоже не стану голосовать. Какой он коммунист? Он в лучшем случае социал-демократ, прикрывается коммунистической риторикой, играет на ностальгических чувствах стариков. Слишком много бед принесли коммунисты своему народу в прошлом, чтобы опять дать ему возможность возродиться. Кто там еще в монархи рвется? - взглянул он на Дину.
-Генерал Лебедь, Жириновский, яблочник Явлинский, - напомнила Дина.
-Генерал Лебедь с его луженной глоткой хорош в армии. В Кремле он будет смотреться как фельдфебель в казарме. К тому же на посту президента не глотка главное, а интеллект и государственный кругозор, коего у него не наблюдается. Его олигарх Березовский использует только для того, чтобы он оттянул на себя часть голосов. Даже этого генерал понять не в состоянии, тщеславие снедает его душу, как же, простого генерала в президенты прочат! Жириновскому не хватает выдержки, чтобы на политической арене не наломать дров. Его удел таскать за волосы депутаток. Явлинский либеральный демократ, для которого идеал демократии на западе, он будет стремиться снимать с них кальку, преклонение перед ними приведет к еще большему падению суверенитета и военного потенциала, чем это произошло при Горбачеве и Ельцине. Не приживется западная демократия на российской земле. Нет уж, пусть Гриша будет в вечной оппозиции и нажимает на все болячки нашего правительства, -  перечислял недостатки кандидатов Дмитрий, при этом посмеивался, ожидая от жены возражений.
-И кто тогда остается? - спросила она, картинно  приподняв бровки.
-Аптечный король Брынцалов, от Кемерово Аман Тулеев и бывший президент Горбачев. О Брынцалове и говорить нечего, пусть хлопает по крупу свою жену в качестве доказательства  крепкой семьи. Представляешь, если бы я нагнул тебя перед телекамерами, и в качестве кандидата в президенты, хвалил бы твой великолепный зад?
-Типун тебе на язык! Ты скажи, за кого мы голосовать пойдем?
-Милая, голосуй сердцем, - пошутил Дмитрий. - Я пойду и проголосую за Власова. Чемпион мира по  тяжелой атлетике, замечательный писатель. Благодаря ему я по-новому взглянул на белое движение, в частности, на личность адмирала Колчака. Знаю, он не наберет нужного количества голосов, но я поддержу его морально, - заявил он.
Он по поводу выборов не раз уже спорил со своим тестем, с которым в некоторой степени нашел общий язык. Родители Дины присматривались к нему, первое время не могли скрыть некоторого пренебрежения к его «низкому происхождению», затем постепенно начали воспринимать его как данность. Виделись они редко, но каждое посещение заканчивалось спором на грани скандала. Кстати, тесть зауважал зятя именно за умение отстаивать свою позицию. Достойного врага уважают, а тут все таки зять!» - говорил он жене. Тесть тоже спросил, за кого Дмитрий будет голосовать? Зять хотел уклонится от разговора на эту тему, отмахнулся:
-Не решил еще.
-А зря! Тут и думать нечего. Единственный во всей этой шобле стоящий кандидат - Зюганов. Его на экономическом форуме в Давосе уже принимают как будущего президента, - уверенно заявил тесть.
-Так он же если придет к власти, отберет у вас всю вашу недвижимость, у олигархов заводы и пароходы, - усмехнулся Дмитрий. - Они только на словах за частную собственность. Историческая идеология не позволит им это сделать. Зюганов не раз заявлял, что недра и крупные предприятия принадлежат всему народу, а не отдельным владельцам.
-И пусть! Отдам! Зато он со временем восстановит советскую власть.  Это даже Ельцин понимает, подобного не избежать, не зря он подписал Союзный договор с Белоруссией, там и Украина подтянется. И снова возродится былое государство  и восторжествует справедливость. Кстати, Зюганов не против рыночной экономики, только под руководством государственного регулирования, - уверенно заявил Геннадий Васильевич.
-В том-то и беда, что в угоду своим избирателям, он, как хамелеон, готов обещать все. И вы полагаете, что при восстановлении прежнего строя для вас снова в иерархии найдется место? - проговорил Дмитрий, понимая, что возражения повлекут за собой очередную порцию негодования.
-Я уже стар. Не о себе пекусь, за державу обидно. Такую страну просрали! - с досадой проговорил тесть.
-Простите, вы были у руля в то время, как же вы позволили ее… - развел руками Дмитрий. - Почему многомиллионная армия коммунистов не вышла с протестами, когда запрещали КПСС? Почему коммунистические лидеры не возглавили протестное движение, не ушли в подполье, а начали быстренько разворовывать имущество своей партии? Хапать недвижимость, аэропорты, недра, землю, угодья? Золото партии до сих пор найти не могут, - напомнил Дмитрий. Тесть покраснел, засопел, тяжело выговорил:
-Сопляк, что ты понимаешь? Лучше мы, бывшие чиновники, возьмем все это в свои руки, чем отдадим  иностранным концессиям или бандитам, которые  пустят богатства страны по ветру. Я, и такие как я, будем поднимать экономику страны, возрождать ее, - с уверенностью в своей правоте убежденно говорил тесть. Он даже кулаки сжал от возбуждения.
-Что-то я не вижу чтобы вы, и такие как вы, заботились об экономике страны. Пока я вижу, что новоявленные нувориши больше заботятся о собственном благополучии. Посмотрите на частные банки «Столичный», «Чара», «Инкомбанк», под какой процент они выдают кредиты? И им все мало, они просят дотаций. А под выборы они потребуют от государства еще больше вливаний. А это, между прочим, из моего кармана тоже. А не в мой карман. Я не вижу, чтобы они свои доходы вкладывали в воспроизводство, в экономику. Зато вижу, сколько офшорных зон открывается для капиталов тех же банкиров. Вы давно интересовались, чем занимаются на сдаваемых вами площадях арендаторы? Они что-нибудь на них создают? Или купи-продай поднимают экономику страны? - завелся Дмитрий.
Дина делала знаки, чтобы он замолчал, поскольку папа уже начинает гневаться.
-Слишком много ты понимаешь, - еле сдерживая себя, недовольно проворчал Геннадий Николаевич. - Вот такие, как ты, нигилисты, в свое время и развалили страну.
-Я в то время пацан был. В школу ходил. А вот такие, как вы, у власти, и развалили ее. Чиновники любили заниматься администрированием, конкретная экономика и люди на местах их мало интересовали.  Я помню, приезжал к нам в порт с проверкой из Киева министерский начальник со свитой. В чем-то наш порт план не выполнил. Свиту встретили с оркестром. Проводили в ресторан, накормили, провели по тем цехам, которые заранее убрали, показали переходящее знамя, рабочих строго предупредили, вопросов лишних не задавать, ненадежных отправили в отпуск. Походила комиссия, носом покрутила, брезгливо обошла кучи с углем, провели совещание, на котором призвали повысить производительность труда и под оркестр укатили. Мой отец тому свидетель. Полагаю, по всему СССР тоже самое было. В Узбекистане хлопок приписывали, и никто этого не замечал. В Молдавии вино бодяжили для внутреннего рынка, на импорт отправляли настоящее. В Грузии и Армении свои экономические законы устанавливали, на это закрывали глаза. На Кубани пересажали половину чиновников, на их махинации уже нельзя было глаза закрывать, - перечислял Дмитрий. Тесть перебил его:
-Были отдельные недостатки, соглашусь. Партия боролась с ними. В какой стране все тишь да благодать?! - спросил он с вызовом.
-Эти отдельные недостатки превышали бюджет страны, потому мы и жили бедно. Я скажу вам более, вы только не возмущайтесь, так думаю не я один, - социалистическая плановая экономика себя рано или поздно все равно себя изжила бы. А то, что во главе государства стояла общественная организация, вообще выходит за рамки государственного развития. В каждом районе - райком партии и исполком. Райком руководит, и ни за что не отвечает. Исполком выполняет требования райкома и получает шишки, если требование дурацкое.
Тут уж не выдержала и теща:
-Что же вы, Дима, полагаете, что марксистко-ленинское учение о социализме в корне неверно? Социализм не является высшей ступенью общественного  строя?
-Я не силен в философии, Людмила Викентьевна, не знаю, насколько верно их учение, я только вижу, к чему оно привело. И напомню, что за все годы советской власти наш народ жил довольно бедно. Понимаю, вы сейчас напомните мне о войне, которую пережил наш народ. Об окружении империалистов. О нашем высоком тогда военном потенциале. Только западные страны тоже пережили войну, их окружал социалистический лагерь, и мы видели, как жили граждане ГДР и ФРГ. И сейчас видим, как живет Южная и Северная Корея.
-Все, все! - остановила спор Дина, и развела руки, словно раздвигала боксеров в разные стороны. - Хватит спорить. Мы приходим вас навестить, убедиться в вашем здравии, а не спорить на тему прошедшей жизни.
-Да мы и не спорим, - шел напопятую отец. И все же бросал реплику Дмитрию: - Чего тогда так Ельцин боится коммунистов, если ты полагаешь, что их идеология мертворожденная? Посмотри, какую агитационную пропаганду против него развернули! Ельцин хотел разогнать парламент, в котором коммунистов большинство, и запретить КПРФ, нашлись разумные люди, отговорили его от этого шага. Иначе народ бы его на вилы поднял!  Ничего ему не поможет, быть Зюганову президентом.
-Дай Бог его теляти волка съесть, - соглашался Дмитрий, и пока тесть переваривал услышанное, чета Орловых успевала ретироваться.

*  *  *
В одно из таких посещений тестя, Дмитрий спросил его:
-Геннадий Васильевич, учитывая ваши связи, нельзя ли помочь одному хорошему человеку, нашему с Диной другу. Ему по наследству достался Универмаг, на него со всех сторон наезжают бандиты. Отца у него застрелили за несговорчивость. Боимся, его может постичь та же участь.
-Да, папа, нужно помочь, - подтвердила Дина.
Тесть взглянул на Дмитрия, крякнул, приподнял бровь, ответил:
-Такие вещи нынче бесплатно не делаются.
-Денег у него нет, - предупредил Дмитрий, хотя не знал, есть ли у Павла деньги. Пояснил на всякий случай: - Сосут со всех сторон: менты, бандиты, различные проверяющие.
-Тогда остается только два варианта: брать в долю или стать соучредителем предприятия, - пояснил тесть.
-А чем это отличается от притязаний тех же бандитов? - спросила Дина.
-В этом случае есть гарантия, что ему останется хотя бы половина бизнеса. В ином случае, сам говоришь, либо убьют, либо отнимут.
-Не получиться так, что зайчик позовет в свою избушку жить лису, а та его из избушки и выкинет? - спросила Дина.
-Все может быть, - пожал плечами тесть. - Это будет зависеть от партнера, насколько он окажется самостоятельным. А то получится так,  он повесит на партнера все свои издержки, и при этом будет продолжать жить красиво. Мне приходилось наблюдать такие выверты в бизнесе.
-Полагаю, если его до сих пор не схарчили, он все же с внутренним стержнем. Хорошо, я поговорю с ним. Если его устроят условия, дам знать, встретитесь и оговорите варианты, - предложил Дмитрий..
На том и договорились.
Дмитрий созвонился с Павлом, поехал к нему на работу. Зашел в приемную, где скучал охранник и сидела за факсом секретарь. Охранник внимательно посмотрел на посетителя, слегка напрягся, расслабился, когда секретарь доложила о посетителе и услышала: пусть войдет. Зашел в кабинет, довольно просторный, Паша сидел за массивным столом в кожаном кресле, буквой «Т» к нему примыкал  полированный стол для переговоров. Встал навстречу, расставил руки для объятий. Дмитрий заметил, Паша изменился, не похож на того беспечного парня с портативным магнитофоном, жесткие складки образовались вокруг рта.
-Обуржуазился! - обвел ладонью интерьер Дмитрий. - Скромнее надо жить.
Уселся, огляделся.
-Тебе чай, кофе? - спросил Павел.
-Кофе, если можно.
Павел нажал кнопку селектора, попросил секретаря сделать два кофе.
-Что привело тебя в мои чертоги? - спросил Павел.
-А что, просто так к тебе уже зайти невозможно?
-Да что-то ты не спешил, - усмехнулся Павел, понимая, что не просто так зашел товарищ по бывшему институту. Дмитрий откинулся на стуле. Павел сел за стол напротив.
-Ты скажи, тебя по -прежнему донимают различные нехорошие люди?
Павел удивился вопросу.
-Да. Почему тебя это интересует?
-Понимаешь, у моего тестя есть крепкие связи в… - Дмитрий ткнул пальцем в потолок. - Может помочь.
-Постой! Какой тесть? Ты что, женился? - удивился Павел.
-Да уже полгода как.
-А почему я не был на свадьбе?
-Свадьбы не было. Откуда у студентов деньги на свадьбу? Расписались и живем. Когда накопим, организуем свадьбу, обязательно позовем. Тем более, с моей женой ты хорошо знаком.
-Интересно!
В это время постучала секретарь, занесла поднос, на котором стояли две чашечки кофе и блюдце с печеньем. Она поставила чашечки перед боссом и посетителем, улыбнулась и вышла.
-Жена? - кивнул вслед ей Дмитрий.
-Нет.
-Женился? - допытывался Дмитрий.
-Куда мне в моем положении жениться? Чтобы оставить жену вдовой, а детей сиротами? Живу с одной без росписи… Так кто же твоя жена? - заинтересованно спросил он, поскольку знал о былых отношениях Дмитрия с Любой.
-Диана, она же Дина Орлова.
Павел присвистнул.
-Умереть и не воскреснуть! Она же замужем была, отбил?
-Развелась до нашего брака.
Павел подозрительно посмотрел на бывшего однокашника.
-И ты женился на квартире и московской прописке? С легкой усмешкой спросил он.
-Дать бы тебе в морду, - проворчал Дмитрий. - Если бы не ее квартира, я бы отбил у тебя ее в первые же дни знакомства. Не стал этого делать, не хотел слушать упреки в своей меркантильности. Не я сделал ей предложение, а она мне. Чувствовала, что я влюблен в нее.
-И это ее папаша, который может помочь? - недоверчиво спросил Павел.
-Да. Ты думаешь, если его турнули на пенсию, у него не осталось связей. Все эти бывшие друг за друга крепко держатся. У него есть свой бизнес, связанный тоже с недвижимостью. Прикрывают его бывшие кэгэбэшники, или у них совместный бизнес, - не знаю. Не суть. Спросил, может ли помочь? Предупредил, денег у тебя нет, - пояснял Дмитрий.
-Это правильно, - кивнул Павел. - Дашь денег, будут тянуть бесконечно. А то еще и бандюков пришлют, от которых они же, якобы, будут защищать. И что же он?
-Сказал, чтобы не было проблем с внешним миром,  нужно будет взять в долю, или сделать его или партнера соучредителем. Для меня звучит странно, решать тебе.
Павел задумался, отодвинул наполовину опустевшую чашечку, посмотрел в окно.
-Возможно придется согласиться, - вздохнул он. - Эти бывшие чиновники хотя и алчные, но все же с остатками какой-то совести и чести. Этих же новых русских в малиновых пиджаках только пусти на порог, сразу окажешься за порогом. Вокруг таких примеров сколько угодно. Организуй встречу, обговорим варианты. Лучше потерять половину, чем потерять все, - с горечью проговорил Павел.
-Тесть тоже самое сказал. Паша, зачем тебе вообще эта головная боль? Продал бы его, к чертовой матери, жил спокойно, - спросил Дмитрий.
-В том то и дело, что продать сейчас невозможно. Если только за бесценок. Кредиты висят, помещение в залоге. Да и опасно что-либо сейчас продавать. Бумаги подпишешь, а денег не получишь. Такие нынче времена. Да и чем я тогда буду заниматься, студент недоучка. Деньги кончатся быстро. Идти опять учиться, не тот возраст, чтобы сидеть на студенческой стипендии. И не хочется, чтобы у нас в стране бизнесом заправляли бандиты.
-Что же мы за страну такую строим? - посмотрел на Павла Дмитрий.
-Да уж! Бывали хуже времена, но не было подлее. Поневоле, вспомнишь советские годы, - печально покачал головой Павел.
-Голосовать за Ельцина пойдешь? - спросил Дмитрий. - Помню, ты очень на него надеялся! Говорил, он наше будущее!
-Надеялся. Пронадеялся! Никому нельзя верить в предвыборной гонке. Тогда ситуация другая была. Страна в разрухе, полки пустые. Обещал он многое. Пришел к власти и об обещаниях забыл. Средний бизнес его не интересует. Его интересуют акулы бизнеса: Березовские, Гусинские, Смоленские, и примкнувшие к ним Абрамовичи и Ходарковские, все с французскими корнями, кошельки его семьи. Разве это президент? Это дон Карлеоне! У которого дочка при нем в штате, зять при Аэрофлоте. У самого нос в табаке, позорит отчизну пьяными выходками. Стыдоба! - эмоционально выразился Павел.
Дмитрий посмеивался.
-И на кого теперь будешь надеяться? - спросил Дмитрий.
-Ты же понимаешь, в его окружении порядочных нет. Выбор невелик. Пойду голосовать за генерала Лебедя. Может быть, у него офицерская честь не позволит воровать так, как это делает нынешний президент. Если предположить, что Ельцин сам аскет, то его окружению негде пробы ставить. Один Березовский чего стоит? Не зря на него покушались, бомбу в  «Мерседес» подложили, водителю голову оторвало, а этого провидение спасло, чтобы он продолжал дербанить Русь -матушку. Сколько такое продолжаться может?
-Выборы покажут, - пожал плечами Дмитрий.
-Тут такой административный ресурс включен! - воскликнул Павел. - Даже ко мне приходили с протянутой рукой в фонд выборов. Вытолкал в шею. Когда их просил мне помочь, меня послали. Убийц отца так и не нашли. Не захотели найти. А я должен был бы еще этим негодяям давать деньги, чтобы они и дальше продолжали обворовывать страну. А ты за кого будешь голосовать? - спросил Павел.
-За тяжелоатлета и писателя Юрия Власова.
Павел кивнул.
-Достойная фигура. Но ты же понимаешь, не пойдут за ним.
-Понимаю. За других принципиально не хочу.
Они еще поговорили, наконец, Дмитрий встал.
-Пойду. Я передам тестю о твоем желании встретиться и поговорить.
-Договорились.
Встал, обнял Дмитрия, похлопал по спине.
-Динке привет. Скажи, я одобряю ее выбор.

*  *  *
В ходе предвыборной кампании по телевидению и в газетах  как о значимой победе в борьбе с сепаратистами сообщили об убийстве Джохара Дудаева. Словно в связи с этим событием закончится война с Чечней. Однако, несмотря на занятые населенные пункты российскими войсками, война принимала затяжной характер. У президента в этом году намечались президентские выборы. Учитывая его низкий рейтинг никто не верил, что ему удастся переизбраться на второй срок. Тем не менее, он делал все, чтобы доказать: с войной в Чечне покончено. В Назране достигнуто соглашение о перемирии и выводе российских войск, президент объявил о победе над дудаевским режимом. Статус чеченской республики так и не был определен. Соглашение о перемирии продлилось недолго. В газете «Коммерсант», с которой сотрудничал Дмитрий, и которому обещали по окончании института принять  в штат, сообщили, полевой командир Хайхароев в ответ на обстрел российскими войсками поселка Бамут, будет убивать российских пленных. Примеры подобного расстрела российских пленных офицеров и солдат имели место быть и ранее. Правозащитник Ковалев уговорил полевого командира Хайхароева не делать этого. В конце мая в Москву приехал приемник Дудаева Яндарбиев, который с Ельциным подписал договоренность о прекращении огня и урегулировании вооруженного конфликта. Ельцин слетал в Чечню, в Моздок, поздравил российские войска с победой. Однако фактически никакого перемирия не наступило. Шумиха вокруг перемирия и успехов российской армии нужна была только для того, чтобы создать положительный имидж Ельцину в преддверии президентских выборов.
Чтобы заручиться поддержкой избирателей, Ельцин уволил министра иностранных дел прозападника Козырева, первого заместителя председателя правительства Чубайса, чье имя в народе произносили с зубовным скрежетом. Выплатил задолженности по зарплатам.
За сдачей экзаменов Дмитрий и Дина не очень следили за выборной кампанией, и только по окончании выборов с удивлением увидели результаты выборов. Дмитрий долго не мог прийти в себя, когда увидел, что во второй тур вышли Зюганов и Ельцин.
-Как! Как такое могло?! - удивлялся он.
-Ты не смотрел телик, так такое творилось! - пояснила жена. - Зюганова фашистом обзывали, вышла газета «Не дай Бог!», которая писала, что в случае победы Зюганова в стране вспыхнет гражданская война. В почтовых ящиках появились листовки с призывом не голосовать за коммунистов. Ты бы видел, как неуклюже в угоду публике отплясывал Ельцин! Кстати, президент Татарстана уже приказал свои избирателям голосовать за Ельцина.
-Быстро он сориентировался! Не столько выберут Ельцина, сколько проголосуют против Зюганова. Никто не хочет коммунистического реванша. Еще пять лет падения в бездну, бедная Россия! - негодовал Дмитрий. - Кто третий в списках? - спросил он.
-Генерал Лебедь.
Дмитрий округлили глаза.
-И кому же он отдаст свои голоса?
-Как ты думаешь, если его уже назначили секретарем по безопасности?
-Да-а, дела! Вот страна продажных чиновников! - ударил ладонью по столу Дмитрий. - Надо Паше позвонить, поздравить его с новым секретарем безопасности. Он за него голосовал.
-И за кого теперь ты будешь голосовать? - с улыбкой спрашивала Дина, зная отношение мужа к обеим кандидатам.
-Ни за кого не буду. Не пойду голосовать.
-Тогда и я не пойду, - заявила Дина.
-Ты знаешь, что Павел ждет нас на свадьбу? Передавал тебе привет, и очень сожалел, что не его ты выбрала.
-Да ладно, тебе, привираешь? - не поверила Дина.
-Привираю. Поздравил с достойным выбором.
-Тебя или меня?
-Нас!

В этом году Дмитрий Орлов успешно сдал в институте государственные экзамены, и был принят в редакцию газеты «КоммерсантЪ».
Дина Орлова стала дипломированной актрисой, ее приняли в театр на должность актрисы.
Разъехались новоиспеченные журналисты по своим городам и весям с обещанием не забывать однокашников, делиться информацией. Степан уехал в Кишинев, Амагельды в Алма -Ату. Горлов в свой Томск, Слава в Минск, Света во Владимир и все остальные ребята разъехались, немногие остались в Москве. Дипломы обмывали в недорогом ресторане, радовались, вспоминали студенческие проделки, помянули Любу Савушкину, которой не суждено было стать журналистом, осталась вечно молодой.

    Часть вторая.

Прошло десять лет.
Секунда в жизни человечества. И целый пласт событий в жизни отдельно взятого человека.
Заместитель начальника штаба майор Николай Орлов ехал а головной штабной машине на учения, организованные командиром дивизии, размышлял о превратностях жизни. Теперь в полку никто из офицеров не разговаривал по-русски, все стали приверженцами официальной доктрины, исходившей из самых верхов: Россия виновна во всех бедах Украины, истинные борцы за независимость страны теперь известны всем, и если кто в этом сомневается, подвергаются гонению, офицеров из армии увольняют. Не все офицеры, даже украинцы, в душе не согласны с подобным изменением истории, однако молчат. Молчит и Николай. Был период, когда он хотел перевестись ближе к родителям. Жена была категорически против, сказала, он может ехать один и забыть о них. Он таки накопил на квартиру с помощью махинаций с продажей военной техники. Переехали в просторную трехкомнатную квартиру, благо цены не были высокими, если бы он решил купить сейчас, не хватило бы тех долларов, что вложил он в эту квартиру. И сразу же объявил Олесю, что он выходит из игры. И заметил, как меняется отношение к нему жены, если он остается с один на один с государственный зарплатой.  У них росли две дочери, которых он очень любил, их нужно поднимать, а если он уйдет из семьи, вряд ли его зарплаты хватит, чтобы помогать дочерям и содержать себя. Если бы у него была гражданская специальность, тогда бы он вообще ушел из армии. Говорил ему брат, если уж идти в военное училище, то нужно учиться в техническом училище, чтобы потом служить в радиоэлектронных, автомоторизованных или иных технических войсках. Чтобы после окончания службы можно было работать на гражданке по специальности. Он же тогда считал, что офицеру почетно служить везде, а быть на передовой в общевойсковых частях не менее почетно. Кто же знал, что так получится, он будет служить не в Советском Союзе, а в отдельно взятом государстве. И он остался в семье, о переводе пришлось забыть. Из друзей у него в полку Александр Бойко, с которым он мог наедине откровенно поговорить. Мстительный Олесь всячески придерживал офицеру продвигаться по службе, поскольку Бойко ни как не хотел признавать некоторых идеологических постулатов, которыми руководствовался Олесь. Бойко на втором году службы женился, привез жену из Белой Церкви, у них родился сын. Жене не нравился Львов, она скучала по своему городку, где у обоих остались родители и родственники.
Каждые новые выборы президента внушали надежду, что наконец придет человек, который не будет опираться на мнение радикальных партий. Он повернется лицом к армии, поймет, техническое оснащение принесет армии больше пользы, чем ее идеологическая составляющая. С приходом к власти Ющенко этим надеждам не суждено было сбыться.  Выборы эти всем запомнятся необыкновенной активностью, махинациями, скандалами, митингами, столкновениями между сторонниками и противниками кандидатов.. Страна чуть не раскололась на два непримиримых лагеря, все могло закончиться гражданской войной. Начальник полкового штаба Олесь Онищенко  собрал офицеров и строго настрого приказал, всем военнослужащим голосовать за Ющенко, и грозил всеми карами, если кто ослушается. А когда в Киеве не смогли решить, кто победил: нынешний премьер-министр Янукович или бывший глава нацбанка, бывший премьер-министр, ныне глава избирательного блока «Наша Украина» Ющенко, решили провести вопреки конституции третий тур голосования. Да кто теперь на конституцию обращает внимание. Некоторые горсоветы западных городов уже признали победу Ющенко. Организовали у себя в городах забастовки рабочих. Посадили в автобусы всех радикально настроенных граждан Львова и области, членов партии Народного Руха Украины, Украинской народной партии, и  организованно повезли их в автобусах в Киев на майдан Незалежности доказывать, что победа должна достаться Ющенко. Сам Ющенко в один из дней противостояния  прорвался в Верховную Раду, объявил себя президентом, положил руку на библию и  произнес присягу. Спикер Рады Литвин объявил, эта присяга не имеет юридического значения. Янукович по телевидению объявил, что не видит оснований для пересмотра официальных результатов выборов. Каждый из кандидатов считал себя победителем.
-Дурдом! - высказался по всему этому поводу Николай. Офицеры промолчали, но даже сторонники Ющенко понимают, так политика не делается.
В Харькове столкнулись манифестанты сторонники и противники Ющенко. Пролилась первая кровь. Крым осудил действия Ющенко, которые ведут к расколу страны. Россия и Белоруссия успели поздравить Януковича с избранием на пост президента. Наступал хаос, который, по мнению штаба Ющенко, должен стать управляемым.
  Николай помнил, как тогда, в ноябре, поступил приказ двум батальонам полка выдвинутся в Киев для охраны здания избирательной комиссии, которую пытались атаковать сторонники и противники кандидатов. Николай Орлов вместе с Олесем Омельченко в сопровождении транспортеров на штабной автомашине поехал в Киев.  Николая поразило количество людей, которых привезли из западных областей, снабдили их палатками, тут же горели костры, на которых готовили пищу или просто обогревались. На площади в основном молодежь, студенты, которых освободили от учебы, пообещав вознаграждение. Они пели песни, скакали вокруг костра, пили и бессмысленно орали от безделья. Между ними шныряла бабка Параська, бывшая доярка из Тернопольской области, ставшая символом майдана, она скоморошничала, скандировала лозунги в пользу Ющенко, телеоператоры выхватывали ее лицо, представляя ее ярким представителем простого народа на майдане. В итоге ее наградили государственным орденом святой княгини Ольги третьей степени. А Николаю и его сослуживцам выплатили чуть повышенные командировочные и постарались скорее забыть об их участии на Майдане.
Олесь разместил посты вокруг ЦИКа, сам комфортно разместился в гостинице напротив. Николай жил в соседнем номере напротив. Жил, громко сказано, он приходил туда изредка переспать и отдохнуть. В основном он находился на площади вместе со своими сослуживцами. Его задача не допустить вооруженного нападения, в остальном правопорядок на майдане и нападение на здание избирательной комиссии должны предотвращать внутренние войска и милиция. Хрещатник покрылся палатками,  Днем перед толпой выступали лидеры оппозиции Ющенко, Юля Тимошенко, и другие политики, которых Николай не знал. Он старался не вникать в политику, всегда утверждал, он военный, и не его дело рассуждать о политике. Таким образом он прикрывался от попыток втянуть его политические разборки, связанные с идеологией национализма, против которого в душе он был всегда против. Пламенный оратор Юля Тимошенко выступала чаще других, известна более других, она часто мелькала по телевидению, ее коса вокруг головы стала символом противостояния вместе с оранжевыми флагами, которые заполнили всю площадь. Тут же мелькали флаги Польши, Евросоюза, Грузии, чей опыт «революции роз» очень вдохновлял штаб Ющенко и рассматривался как пример для подражания.  Тимошенко вдохновенно призывала украинцев к организованному сопротивлению, призывала к массовым забастовкам на предприятиях, в ВУЗах, перекрывать дороги, аэропорты. Юлю все фамильярно называли по имени, понимая о ком именно идет речь, она гордилась тем, что ее называли «Принцессой майдана». Она уступила своим президентским амбициям в пользу Ющенко, чтобы стать первым в истории страны премьер-министром. Сейчас Юлю в народе называют «Газовой принцессой» за махинации с российским газом. Вообще ее имя мелькало в печати и до майдана, в связи с именем премьера Павла Лазаренко, с которым молва приписывала более, чем романтические отношения, а когда того в США посадили за отмывание миллионов долларов, она открестилась от него, попросту предав своего покровителя в бизнесе.
  Задача Николая в то время состояла из простых обязанностей: обеспечить питание и отдых военнослужащих. Омельченко договорился расположить военных в здании Украинского дома, бывший музей Ленина. Пока одна часть несла службу вокруг Центральной комиссии, другая половина отдыхала. Омельченко налаживал связи с лидерами оппозиции, крутился между ними, всячески старался мозолить им глаза, выпячивая свою роль в охране порядка на Майдане, хотя там было достаточно других силовых подразделений.
Вечером Омельченко собрал офицеров на совещание:
-Господа! - торжественно начал он. - Должен поставить вас в известность, что пока еще действующий президент Кучма договорился с Путиным о силовом вмешательстве в наши национальные проблемы, - заявил он. - в связи с этим… -
и он начал призывать к бдительности, собственно, их и призвали сюда на случай,  если часть силовиков, сторонников Януковича, решит силой доказывать его победу, или вмешаются русские войска, его подразделение должно оказать достойное сопротивление и не допустить подобного развития событий.
-Я не понял, - поднялся командир взвода бронетранспортеров, - я что, должен открыть огонь? По кому? По своим? Кто даст подобный приказ?
-Приказ даст законно выбранный президент Украины господин Ющенко, - с пафосом отрезал Омельченко.
-Мы же начнем войну со своими, это же гражданская война?! - недоумевал командир роты Бойко. - Президент потом открестится, а мы останемся виновными, - высказался капитан.
-Не беспокойтесь! Не открестится. Нас поддержит народ. Большинство городов за нами. Крупномасштабной войны не произойдет, - уверял Омельченко, - на местах уже проведена соответствующая работа.
-Для меня и в мелкомасштабной погибать не хочется, - буркнул офицер и сел.
В один из вечеров Центральная комиссия объявила Виктора Януковича победителем. Николай понял это по гулу на площади, молодежь обступили здание, стали напирать на цепь милиции и внутренних войск. Он в это время сидел в машине и сначала не понял, что произошло. Слышно общее скандирование «Ганьба!». Ему по рации из головной машины командира сообщили о решении Центральной комиссии. Тот же командир роты Бойко выговорил: «Вот тебе и законно выбранный президент Ющенко!» «Слава Богу! - подумал Николай. - Наконец все закончится, они поедут домой». По внутреннему убеждению Николая, Янукович для страны тоже не подарок, но их двух зол он предпочтительнее. Он звонил домой родителям, те говорили, измаильчане полностью готовы поддержать Януковича. Есть небольшая кучка оголтелых противников, которые ездят по городу и по громкоговорителю агитируют голосовать за Ющенко.  Янукович известен всей Украине, он предсказуем, все же при нем и Кучме  установилась некая стабильность. Хотя несмотря на общие показатели роста экономики, население этого не почувствовали, все прибыли шли в карманы группы олигархов. Пока еще действующий премьер-министр Янукович  широко огласил пенсионную реформу и прибавку к зарплатам, правда сделал это  всего лишь за  сорок дней до первого тура, понятно,  сделано это всего лишь ради выборов. Эта прибавка была минимальной, как и прибавка к зарплате военнослужащих, которой в полку Николая всегда были недовольны. Сторонники Януковича тут же оцепили здание ЦИК. Подогнали еще несколько бронетранспортеров, КАМазы с песком, двор заполнили автобусы с милицией. Студенты, сторонники Ющенко огромной толпой двинулись к штабу Януковича и захватили его. Ющенко объявляет о создании «Комитета национального спасения», призывает защитить демократию в стране, обвиняет ЦИК в предательстве, который поставил страну на грань гражданской войны. Лидеры Коммунистической партии Украины предложили отменить итоги второго тура выборов, а власть передать парламенту. Ющенко начинает как президент издавать Указы, которым подчиняются регионы западной Украины и в том числе его поддерживал киевский горсовет. Януковича своим президентом считают восточные регионы страны.
Оппозиция уполномочивает Омельченко ехать во Львов совместно с депутатом парламента Петром Олейником, который являлся руководителем областного штаба Ющенко,  с задачей: на внеочередной сессии областного совета они должны отстранить от власти губернатора Сендеги, навести там порядок. Под порядком они понимали  смену всех силовых структур области. Вместо себя он оставил старшим и ответственным за мероприятие по охране порядка своего заместителя майора Николая Орлова. Через неделю Омельченко вернулся и потирая руки рассказывал Николаю:
-Все! Навели порядок в городе и области. Сменили всех руководителей милиции и городских служб. Теперь губернатор у нас Олейник. Депутаты создали комитет по самоуправлению городом и присягнули на верность Ющенко. Генконсульство России во Львове наши сторонники заблокировали, чтобы они не мутили воду.
-Ты скажи, мы еще долго тут торчать будем? - недовольно спросил Николай. - Во дворе не май месяц. Холодно и голодно. Солдаты ропщут: паны дерутся, с холопов чубы летят.
-Сколько надо, столько и будут стоять, - отрезал Олесь.
Он пребывал в полной эйфории. Ведь он оказался в центре политических событий, стал заметной фигурой  в политическом противостоянии двух кандидатов. Кто его во Львове знал? Только командир полка, да некоторые радикальные депутаты, остальные при его имени крутили пальцем у виска. Теперь глава львовской области его лучший друг. Его знают политики в Киеве. Сам Ющенко пожимал ему руку и говорил,  на таких офицерах будет строится армия Украины.
И сейчас, когда Николай ехал на учения, вспоминал, как он днем расставил посты, а сам ушел подальше от митингующих, туда, где не было шума от орущих людей. Ушел в сторону Киевской Лавры. Присел на лавочку. Смотрел на золоченные купола, на верхушки оголенных деревьев. Мимо проходил монах или священник, взглянул на одиноко сидящего хмурого военного, спросил:
-Что, сын мой, плохо?
-Плохо, - кивнул Николай.
-Терпи. Всевышний терпел и нам велел. Смутные времена периодически накрывают наши страны, после этого с честью выходят обновленными. Скорее бы это случилось.
Николай покивал, соглашаясь. Священник перекрестил Николая и пошел дальше.
*  *  *
За прошедшие десять лет Дмитрий Орлов прошел в газете путь от журналиста до политического обозревателя. Работа ему была по душе, он никогда не сожалел, что выбрал эту профессию, хотя дома, на родине, всегда несколько скептически относились к его выбору. Что это за профессия, если он не умеет чинить автомашины, в случае чего - отцу не помощник. Он посмеивался на подобные недовольства. Когда его материальное благополучие стало позволять помогать родителям, они зауважали его профессию, поскольку военный Николай не мог похвастать денежным довольствием.  Дмитрий опубликовал несколько статей об Украине, о коррупции в ней, о возрождении националистических тенденций, о майдане при выборах президента Ющенко. Главный редактор посоветовал статьи подписывать псевдонимом, он знал о проживающих родителях и родственниках Дмитрия в Одесской области. Дмитрий ответил, не так сложно установить, кто скрывается под псевдонимом, в редакции работает более пятисот сотрудников, кто-нибудь проболтается. «А мы только двое будем знать, кто такой Василий Чапаев» - сказал редактор. И его статьи об Украине выходили за подписью Эдуарда  Петрова. Он также писал о событиях в Чечне. Он критиковал Хасавюртовское соглашение о перемирии, в результате которого российские войска вывели из Чечни. Президент Ельцин надеялся это решение даст ему больше очков при выборах президента, на самом деле, Дмитрий называл это прямым предательством тех погибших молодых ребят, которые зря  сложили свои головы. Чеченцы расценили это как карт бланш для строительства собственного государства отдельно от России. Начальник главного штаба боевиков Аслан Масхадов выбран президентом, ярый исламист   ваххабист Басаев - премьер-министром. Порядка навести в республике они не могли, преступность зашкаливала. В селах создавались собственные ополчения, который занимались рэкетом, бандитизмом, продажей наркотиков, похищением людей. Всем известны случай, когда похитили четверых британских сотрудников английской фирмы, потом нашли их с отрезанными головами. В аэропорту Грозного похитили российского генерала  милиции Геннадия Шпигуна. Чеченские противники Масхадова настаивали на создании на Северном Кавказе независимого исламского государства. В Чечню потянулись арабские добровольцы, российские авантюристы, скрывающиеся от правосудия, украинские наемники. Самый печально известный из украинских наемников стал садист Сашко Билый, настоящая фамилия Музычко. Именно он пытал российских пленных солдат и офицеров. Чудом уцелевшие пленные рассказывали о его издевательствах на допросах, от которых кровь стыла жилах. А что чувствовали те молодые парни, которые попали ему в лапы: плоскогубцами вырывал ногти и зубы, выкалывал глаза, медленно резал и наблюдал, как корчится жертва. Поневоле вспомнишь о пытках в гестапо во время войны, о которых слышали от ветеранов войны их отцы, читали в книгах. Никогда не думали, что такое может повториться в наше время.   Внутри самой Чечни назревал раскол, который мог перерасти между собой в гражданскую войну. В результате внутреннего соглашения боевики остановились на создании шариатских судов, которые вершили свое правосудие с позиций средневековых обычаев, публичные казни стали обыденным каждодневным делом за любую провинность. Чеченские боевики под командованием Басаева и араба Хаттаба нападали на граничащие с Чечней территории, гибли сотрудники милиции, военнослужащие, гражданские лица. Терпение российского руководства лопнуло, когда в августе девяносто девятого года боевики вторглись в Дагестан в надежде, что дагестанцы примкнут к ним. Они ошиблись. Дагестанцы оказали достойный им отпор, и при полномасштабной помощи федеральных войск выдавили боевиков из Дагестана. В отместку боевики взорвали несколько домов, в том числе и в Москве, что не помешало перебежчику в Лондон Литвиненко заявить, дома взрывали спецслужбы ФСБ, таким образом они продвигали к власти нового российского лидера.
Началась вторая чеченская война.
Вообще девяностые годы вспоминались с содроганием. Разгул преступности зашкаливал. Выстрелы на улицах и заказные убийства населением воспринимались как неизбежное зло, сопровождающее повседневную жизнь. Убивали кредиторов, чтобы не отдавать долг, заказывали партнеров по бизнесу, даже казалось бы такая организация, как Фонд инвалидов войны в Афганистане не смогли поделить между собой потоки денежных средств. Забыли о боевом братстве, об офицерской чести. Вначале свои же убили в подъезде руководителя Фонда Лиходея. Затем подложили бомбу на могилу Лиходея, и когда у его могилы собрались соратники, бомба унесла четырнадцать жизней и тридцать человек было ранено. И это в день, когда сотрудники милиции отмечали свой день, по телевидению шел концерт, который пришлось прервать. Ко всем преступным бедам, в девяносто восьмом страну накрыл финансовый кризис, от которого содрогнулась вся банковская система, все предприниматели и мелкий бизнес. Рано утром позвонил тесть Геннадий Васильевич. Трубку сняла Дина.
-У вас доллары есть? - спросил Дину отец.
-Есть. Ты же нам дал на мой день рождения две тысячи, - напомнила она.
-Береги их, не трать. Сегодня на торгах рубль упал в два раза. Думаю, это не предел. Или купите что-либо нужное, пока цены еще старые, - посоветовал отец. Из ванной вышел Дмитрий. На немой вопрос мужа, ответила:
-Отец звонил, рубль рухнул, - сообщила жена.
-Этого следовало ожидать. Уж коль Ельцин обещал голову на рельсы положить, если произойдет девальвация рубля, то жди беды. - пробурчал Дмитрий, вытирая голову полотенцем. - Капец бизнесу! - предрек он.
Чуть позже позвонил Павлу.
-Паша, ты кредит брал в рублях или долларах? - спросил Дмитрий.
-К счастью, в рублях.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Павел. - Только месяц назад отдал долг в долларах.
В результате разорилось большое количество мелких предприятий, банковская система погрузилась в коллапс, многие банки обанкротились, рублевые сбережения обесценились. Вслед за финансовым кризисом наступил политический, правительство подало в отставку, сменился глава Центробанка. Тесть еле удержался на плаву, да и то благодаря своим прежним связям. Здания удержать за собой удалось, а вот арендные платежи упали вдвое, затем втрое, многие арендаторы съезжали, не в силах платить аренду. Только Дмитрий выиграл от падения рубля, на те доллары, которые отец подарил дочери на день рождения, они купили подержанный «Фольксваген», на который ранее у них не хватало рублей.
Лучше о девяностых не вспоминать, они напоминали о себе партизанской войной на юге и террористическими актами в столице.
Дина Орлова работала в московском театре, со временем выдвинулась в ведущие актрисы, талант заметили режиссеры кино. Первый фильм с второстепенной ролью прошел мало замеченным. Второй многосерийный телевизионный фильма сделал ее в артистическом мире более заметной и перспективной актрисой.  Теперь даже ее отец не ворчал по поводу выбора дочери. По-прежнему относился с недоверием, говорил о зависимости актеров от режиссеров, их выбирают, как девиц на невольничьем рынке востока или скакунов на конном рынке.  Доля истины в этом утверждении есть, актерская судьба капризна. Можно сыграть в ста фильмах и остаться неизвестной, а можно сыграть в  одном, и тебя будут долго помнить. С мужем они виделись в редкие вечера, когда у Дины не было спектакля или съемок, и Дмитрий находился в Москве, а не в командировке.
Даже в отпуск ему пришлось ехать одному, они собирались лететь в Израиль, в курортный город Эйлат. В самый  последний момент Дину отозвали на пересьемку каких то неудавшихся сцен. Чтобы путевка полностью не пропала, он полетел один, где и встретил свою школьную землячку из Измаила Эсфирь Альшульт.
-Ты мне никогда не надоешь, - шутил Дмитрий, - встречаемся каждый раз, как молодожены. Даже ребеночка завести некогда.
-Обещаю, вот этот проект закончим, и я вся ваша! - распахивала она объятья, подыгрывая мужу.
-Это я уже слышал, за этим проектом будет следующий, а годы идут,  наши родители скучают без внуков, твои думают, зять попался - либо евнух, либо дюже хворый. А мои - бесплодная должно быть! И перетирают наши косточки!
Дина обхватила шею мужа, уселась ему на колени.
-Придется доказать, как они ошибались.
-Ловлю на слове.
Они сдержали свое данное ранее слово перед друзьями и родителями о том, что они торжественно отметят свое бракосочетание как только появятся средства. На следующий год после регистрации брака, в Москве пригласили друзей и родителей жены в ресторан, напомнили, они уже не молодожены, запоздали с мероприятием, год назад у них не было средств на свадебное торжество. Паша пришел с шикарным подарком, целуя Дину, игриво поводил бровями напомнил: «Ах, Динка, не на ту лошадку ты поставила!..». и получил в плечо от Дмитрия. «Раньше надо было думать!»  Отец на слова Дмирия о прошлом безденежье, скромно потупился, у него средства были, но тогда он не верил в серьезность этого союза, дочь денег не попросила, понимала,  широко отмечать вторую свадьбу не совсем разумно. Затем летом они поехали в Измаил,  и уже там пригласили всех своих родственников в ресторан. Пригласил он и брата матери Василия Петровича с женой, никто не ожидал, что он приедет из Крыма, поскольку служил на военном корабле и приехать может только во время отпуска. Свои отпуска он редко проводил в Измаиле, навестит сестер и уезжает отдыхать в Сочи. Его спрашивали: «Зачем вы ездите в Сочи, вы же и так на курорте живете?». Он отвечал: «В крымском курортном городе я работаю, а в Сочи отдыхаю». Высокий, рано поседевший, самый младший брат после трех сестер, он был гордостью семьи, когда приезжал в офицерской морской форме. После объявления самостийности, он в форме больше не приезжал. Он служил на российском корабле и форма у него российского образца, чего в Измаиле обыватели понять не могли.    Жена ему под стать, высокая, плотная, успевшая вкусить богемной жизни при муже офицере, в ресторане она чувствовала себя в родной стихии. Останавливались они, как правило, у старшей сестры Варвары Петровны. Расспрашивая Дмитрия о жизни в Москве, сделал ударение на вопросе:
-Значит, ты решил остаться в России?
-Решил, - кивнул Дмитрий.
-Может быть и правильно, - неожиданно высказался дядя. - Когда Ельцин и Кравчук поделили флот, волею случая я остался на российском корабле. Думал, если Украина в конце концов откажет России в продлении аренды крымской гавани, перейду служить Украине. Все же там мой дом, там растут мои дети. Сейчас смотрю, во что превращается украинский флот, в ржавеющие консервные банки, полагаю, буду дослуживать на российском корабле. Дети выросли, можно будет перебазироваться и в Новороссийск.
-Вы полагаете украинцы могут отказать в аренде шхер в Севастополе? - спросил Дмитрий. - Для чего? Вы же сами говорите, что их флот — консервные банки, он давно не обновляется.
Василий Петрович посмотрел на племянника, как на ученика, плохо выучившего урок.
-Если мы оттуда уйдем, в Крыму станет базироваться американский флот.
Николай знал об этом, давно уже не секрет желание украинской элиты лечь под американский протекторат. Он просто хотел услышать это из уст человека, который живет в Севастополе и служит на российском корабле.
-Вы должны за это благодарить Кравчука или Кучму? - спросил Дмитрий.
-Началось при Кравчуке, продолжилось при Кучме. Полагаю, Кравчук внес не малую лепту в том, чтобы внести раскол между нашими странами. Возрождение национализма началось именно при Кравчуке. Кучма, казалось, при выборах опирался на восточных избирателей, а когда избрался, стал заигрывать с западными националистами.
-Что очень удивительно для бывших  коммунистов. Особенно для Кравчука, который был членом ЦК Украины.
-Ничего удивительного, сколько коммунистов быстренько перелицевались, в Бога поверили. Знаете какая тема у Кравчука была при защите докторской диссертации? - Дмитрий пожал плечами. - «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».
Дмитрий усмехнулся.
-Очень актуальная тема.
Они еще много говорили с дядей в то короткое время, когда они встретились в Измаиле.
Родители хотели чтобы Дмитрий и Дина, не тратились на ресторан, можно отметить, как всегда, у них в летней беседке, Дмитрий возразил,  для матери тоже должен быть праздник, а не стоять два дня у плиты. Дина в ресторане была вся в белом, но не свадебном платье, Дмитрий без костюма, стояла июньская жара. Подвыпившие гости забыли, что это не свадебное мероприятие, все равно кричали «Горько!», и требовали исполнения всех свадебных обычаев. Дина в то время еще не снималась в кино, и все спрашивали, когда они увидят ее на экране, и она всем докажет, что она тоже как Люда Гурченко.
-Как вы можете увидеть, если у вас не показывают российских каналов? - смеялась Дина.
-Глупости, кому надо, те смотрят, - отвечал Олег.
Он был ответственным среди всех родственников за установку программ в компьютерах, у кого они были. Дети Раи  имели компьютер, Олег недавно приобрел. Ведь он работал в компании кабельного телевидения, которую организовал участник афганской войны Афанасий Забота. Позже Олег познакомил Дмитрия с этим человеком. Он оказался интересным собеседником, пришел в кафе прихрамывая, опираясь на трость. Сидели, пили пиво, тихо переговаривались. Узнал, что Дмитрий живет в Москве, расспрашивал о жизни в России.
-Может и мы когда-нибудь заживем спокойной жизнью, - вздохнул он.
-Беспокойной жизни на долю Афанасия Егоровича хватает, - вставил слово Олег. - Тут ему угрожать начали за его позицию.
-Что за позиция? - спросил Дмитрий.
Афанасий отмахнулся.
-Да придурки наши, которые хотят поддерживать нациков. Вы же в России слышали, у нас Бандера становится национальным героем? -спросил он.
-Слышали, - кивнул Дмитрий.
-Мы им тут, в Измаиле и Одессе не дадим разгуляться, - пообещал Афанасий.
-Мы, - это кто? - задал вопрос Дмитрий.
-Мы, - это такие молодые люди, как Олег, мы, - это ветераны Афгана, - пояснил он.
-Иногда наглое меньшинство оказывается более сплоченными, чем протестующее большинство, - заметил Дмитрий.
-Только потому, что бездействует власть. Или им потворствует. Властям выгодно опираться на их силу в решении своих корыстных амбиций. Тут к нам приезжали с запада памятник Ленину разрушать, слышал? - Дмитрий кивнул. - Его жители отстояли. А милиция стояла в сторонке, наблюдала. Милиция ведь государственный орган, должны пресекать противоправные действия. А они стоят, и смотрят! Да еще не дают нам надавать по мордам этим приезжим авантюристам! - возмущенно говорил Афанасий, невольно повышая голос.
Олег коротко оглянулся по сторонам, попросил:
-Потише…
-Да пусть слушают! Я ли не такой же житель города?! Не могу сказать, что думаю? - пристукнул он пустой кружкой из -под пива.
-Много афганцев в городе? - спросил Дмитрий.
-Нет. В Одессе больше, а в области еще больше. Мы все равно соорганизуемся, - уверенно произнес он.
-Вы вижу хромаете, до активных ли вам баталий? - кивнул Дмитрий на трость.
-Ничего! Руки целы, автомат еще помнят, - заверил Афанасий.
-Это его в Афганистане ранили, - пояснил Олег. - Он у нас орденоносец. Орден Красной звезды получил за тот первый и последний бой.
-Да ладно, что было, то прошло! Обидно, конечно, что повоевать много не пришлось. Нарвались на засаду и получили. Я после того боя только в госпитале очнулся. Читал, в Отечественную войну некоторые воины до фронта не доезжали, гибли под бомбежкой еще в эшелонах по пути на фронт. А я за несколько месяцев успел набраться военного опыта. Правда, вместе с орденом получил инвалидность, - пояснил Афанасий.
-Вы полагаете, на Украине может дойти до кровавой схватки? - спросил Дмитрий.
-Хотелось бы думать, что не дойдет. Если власти приструнят нациков, все будет нормально. А если нет, тогда народу придется доказывать, что они выбрали не тот путь развития страны, - пояснил Афанасий.
Расстались они в ту встречу почти друзьями.
  Дмитрий подарил родителям мобильные телефоны, которые стали массово появляться в России и на Украине. Стоили дорого и минута разговора не дешевая, тем более звонок через роуминг. Дмитрий научил пользоваться ими, сказал, будет звонить только в экстренных случаях. Отец вертел в руках мобильник, удивлялся:
-Надо же до чего техника дошла! Не надо идти на переговорный пункт, час ждать, пока соединят, порой слышно плохо…
На прощание Дмитрий и Дина еще раз прошлись по центру города. Дмитрий в киоске купил все измаильские газеты. Он всегда так делал, ему интересно, о чем могут писать местные журналисты. На ходу пробежался по заголовкам газет, более подробно он просмотрит их в поезде на обратном пути. Вот главный редактор газеты «Собеседник Измаила» Руслан Оленкевич жалуется, что читатель может держать в руках последний номер в семидесятилетней истории издания из-за отсутствия финансирования. Жалко! Эту газету Дмитрий помнит со школьных времен. Ее отец любил читать. Ему знакомые журналисты говорили, газеты «Курьер недели», «Сити» и другие выживают за счет рекламы и побочных доходов. Например, «Курьер недели» кроме рекламы имеет доход от магазина канцелярских товаров. Умерли такие измаильские газеты, как «Наша магала», «Покупай» и еще ряд мало значимых газет ушли в небытие. Дмитрий по старой памяти в первый приезд заходил к редактору газеты, в которой он напечатал свою первую заметку, тот гордился, что его ученик поступил в МГУ, стал известным журналистом. Сейчас он на пенсии. Дмитрий неожиданно встретил его возле магазина «Гастроном», старенький, согбенный, он медленно шел по тротуару с авоськой продуктов. Дмитрий взял из его рук авоську, старик дернулся, думал на него напали отобрать продукты, Дмитрий отозвался:
-Я помогу вам, Виктор Терентьевич.
Тот подслеповато оглядел Дмитрия, глаза расширились от удивления:
-Митенька, миленький, какими судьбами?
-Как всегда, в гости к родителям. Как вы живете, Виктор Терентьевич?
-Ой, не спрашивай, - отмахнулся он ладонью. - Тяжело живем, Дима. Пенсия маленькая. Газ дорогой. Ты там, в Москве, подскажи кому надо,  ваш российский газ пенсионерам не по карману.
Дмитрий улыбался, слушая бывшего главного редактора.
-Если бы это зависело только от российской стороны. Ваши олигархи тут мутят воду с газом.
-А-а! Не зря Юлю нашу в тюрьму запрятали. Ладно, что я все жалуюсь, как ты поживаешь? Надолго приехал?
-Нет, отпуск не так велик, жену нужно еще на море выгулять. Я смотрю, серьезных газет все меньше становится, а те, что остались, наполовину рекламой занято. И статей серьезных не печатают.
Бывший главный редактор громко хмыкнул, закачал головой.
-Так кто же теперь будет заниматься критикой?! Ты разве не знаешь, что наш президент подписал новый закон «О судебном сборе»? Если раньше при защите деловой репутации истец должен был уплатить десять процентов от заявленной суммы, то теперь это фиксированная цена - три тысячи гривен. Теперь бизнесмен или криминальный авторитет заплатит всего три тысячи, и предъявит иск газете в несколько миллионов, и разорит газету в пух и прах. Теперь у нас журналисты максимально лояльны к властям и бандитам, - рассказывал Виктор Терентьевич.
Так за разговорам они дошли до его дома. Дмитрий протянул старику авоську с продуктами.
-Так может зайдешь? - засуетился старик.
-Не могу, Виктор Терентьевич, в следующий приезд непременно.
-Жаль. Но ты не забывай, заходи. Расскажешь, как в Москве, что у вас со средствами массовой информации, много ли врут, в частности про нас, нищих?
-Тут одной правды хватает, чтобы на ложь походило, - пожал руку старику Дмитрий. Достал из бумажник сто долларов, протянул бывшему главному редактору. Тот даже испугался, увидев такую сумму.
-Приберегите на черный день, Виктор Тереньевич.
-Что ты, Дима! Я не возьму, - отстранил он его руку.
-Я от чистого сердца, как в память о вашей доброте, с вашей легкой руки вы дали мне путевку в профессию, - и насильно сунул бумажку в карман.
-До свидания, - поспешно попрощался Дмитрий.
-Спасибо! - крикнул ему вслед пожилой человек. 

После Измаила поиздержавшиеся молодожены заехали в Затоку под Одессой, сняли скромный номер на берегу моря, и остаток отпуска провели на Черном море. Дмитрий свозил Дину в Одессу, показать город, в котором ранее неоднократно бывал. Одесса Дине очень понравилась. На Потемкинской лестнице она очарованно застыла, Дмитрий вначале не понял ее восхищения.
-Представляешь, Эзенштейн на этой лестнице снимал свой знаменитый «Потемкин»! - пояснила Дина. - Нам его в училище показывали, как образец операторского и режиссерского искусства.
Дмитрий пожал плечами.
-Я всегда это знал.
-А я к стыду своему не знала, что когда-то Суворов бил турок в твоем родном Измаиле, - призналась она.
-Ничего удивительного. Девочки всегда скептически относятся к предмету - история. Кстати, кино  в советское время о Суворове снимали, и об Измаиле там упоминалось, - укорил он жену..
-Ну, извини. Я  не видела.
Дине понравился оперный театр, набережная, памятник Екатерине Второй, улочки со старинными домами без современных многоэтажек. Платаны вдоль улиц приводили ее в изумление. Чувствовалась некоторая запущенность, улицы плохо убирались, такое впечатление, что «белые» из города ушли, а «красные» еще не зашли. Дина этого не видела и не ощущала, Москва и подмосковные города выглядели не лучше, хотя мэр города Лужков делал все возможное, чтобы столицу преобразить. Никто не верил, что на месте бассейна «Москва» может вновь появиться великолепный храм Христа Спасителя, посвященный павшим воинам войны с Наполеоном. Москвичи тут же назвали новодел - храмом «Лужка спасителя».
-Очень своеобразный город, - отметила она. - Таких в России не встретишь.
-Родина певца Утесова, писателей Ильфа и Петрова, сатириков Жванецкого и Карцева, певицы Долиной, киношного продюсера Марка Рудинштейна, и многих других выдающихся людей, - подсказал Дмитрий.

  Как быстро летит время! Только недавно купались в Черном море, пролетело еще несколько месяцев.
  Через два года после данного обещания Дина сдержала слово в отношении ребенка, она забеременела, отказалась от очередной роли в кино, на восьмом месяце беременности ушла в декретный отпуск.
С этого дня вся их жизнь круто изменилась. Во-первых, теперь они почти полтора года каждый вечер до родов были дома, во-вторых, начались приятные хлопоты по приобретению пеленок, распашонок, коляски, игрушек. УЗИ показало, будет сын, выбирали ему имя. Советовались с родителями. Деды хотели во внуке увековечить свое имя. Чтобы не обижать отцов, решили назвать нейтрально - Виктором.
Трогательную заботу начал проявлять отец Дины, который никогда тепло к дочери не относился. Что-то проснулось в нем отцовское. Дмитрия он зауважал,  с женой уже  не вспоминали о неравном браке, все хотели выбраться в Измаил и познакомиться со сватами. Их сдерживала обстановка в республике, где во всех средствах массовой информации превозносили Бандеру, рассказывали о голодоморе, который целенаправленно организовала Россия.
-Удивляюсь на папу, - говорила Дина, - он никогда не был сентиментальным. А тут забегал, сам выбирал коляску, хотел, чтобы самую, самую, привез ее к нам.
-Стареем! Все мы с возрастом становимся мягче и добрее, - защищал тестя Дмитрий.
Встречали Дину из роддома тесть с тещей, Дмитрий с товарищами сослуживцами, которые захотели разделить радость коллеги. Ребенка принял Дмитрий, руки слегка дрожали, заглянул в сморщенное личико, неужели этот маленький человечек когда-то будет таким же большим, как он сам, осторожно передал сверток теще. Тут же распили шампанское, одарили санитарок, на двух машинах поехали в сторону дома. Он тут же позвонил своим родителям, поздравил их с рождением внука.
Начиналась новая жизнь для малыша и молодых родителей. 

*  *  *
Первый день военных учений закончился поздним вечером. Разошлись по палатками солдаты. Усталый пришел свою офицерскую палатку Николай. Наконец можно расслабиться. Завтра опять жара, пыль, рев машин, мат заместителя командира полка. Причем ругается по-русски, далее цивильная речь по-украински и опять русская матерщина. Таким образом он подчеркивал свое пренебрежение к русскому языку. Николай выпил из фляжки воду, снял сапоги, лег на раскладушку не снимая формы. Уставился в потолок палатки. Рев машин на учениях напоминал ему рев машин в ту зиму в Киеве, когда на майдане бесновались толпы людей.
Это сейчас, по прошествии времени, Николай знает, что тогда Янукович ни за что бы не победил, поскольку ставку на Ющенко сделал запад. Не зря жена у него американка украинского происхождения, которая состояла в организации украинского национализма, среди украинской диаспоры занимала видное место. Госсекретарь США Пауэлл заявил в прессе, США никогда не признает выбор Януковича. Вслед за ним вторит канцлер Шредер, утверждая, что выборы сфальсифицированы. Президент Грузии Саакашвили выступил по телевидению на украинском языке, его выступление транслировалось на мониторах в центре столицы, утверждал, он принимал деятельное участие в Оранжевой революции. Европейский союз утверждал, что нельзя принять результаты выборов на Украине, если победит Янукович. Даже бывший президент СССР Горбачев поддержал Ющенко.
А тогда, Верховный суд запретил ЦИК публиковать результаты выборов,  пока суд не рассмотрит жалобу оппозиции. Не меньшую роль играли сторонники Ющенко, которые кричали громче, в регионах они организовывали более значимые митинги, чем сторонники Януковича, которые вели себя более скромно. Украинские актеры раскололись на два лагеря, одни агитировали за Януковича, другие за Ющенко, спортсмены также по разному относились к кандидатам. Ющенко поддержали известные боксеры братья Кличко. Главный тренер по футболу Олег Блохин голосовал за Януковича. Варшава обеспокоилась тем, чтобы Украина не качнулась в сторону России, поэтому готовы своим присутствием поддержать Ющенко. Президент Кучма приглашает в качестве арбитров президента Польши Квасьневского, президента Литвы Адамкуса, и других должностных лиц Европейского союза.  В это время депутаты Донецкого облсовета вносят ложку дегтя в бочку меда, они предлагают прекратить теле и радиотрансляцию оппозиционных каналов в области и создать свою автономию. А потом еще предложили совместно с Луганским облсоветом провести референдум по изменению конституции и предоставить Донецку и Луганску статус федеративной республики составе Украины. Переговоры Януковича и Ющенко заходят в тупик, и Николай видел, как Ющенко пришел на площадь вместе с женой и малолетними детьми, и попросил ради будущего его детей не расходиться с Майдана и захватывать власть силой. Николая поразило лицо будущего президента, оно покрылось некой синеватой одутловатостью, хотя ранее Ющенко, как мужчина, вызывал симпатию у женского пола. Он спросил у Омельченко, с чем это связано? Тот ответил, его попытались отравить российские спецслужбы. Другой офицер комментировал по другому: «Раками с пивом отравился». Николай тогда долго размышлял, что он предпримет, если вдруг дело дойдет до вооруженного столкновения. Ему не близки оба кандидата, из-за которых бы он хотел бы положить свою или чужую жизнь. Хотя Янукович чуть ближе, поскольку обещал ввести двойное гражданство с Россией и придать русскому языку статус второго государственного. Но он так же знал, что предвыборные обещания не стоят бумаги, на которой написаны эти слова.  Он напрямую сказал  Омельченко, что в случае столкновения, он уведет своих с площади, пусть воюют между собой внутренние войска и милиция. Армия не должна вмешиваться во внутренние конфликты. Они крупно разругались, вплоть до того, что он готов отстранить Николая от дальнейшей охраны Майдана, и если бы он не был мужем его сестры, отцом двух очаровательных племянниц, он выгнал бы его из армии и города. Пускай бы ехал в свой задрищенск, в волчий угол на задворках Украины. Николай доказывает, они все равно бездействуют на Майдане, толпа бесчинствует, перекрывает вход депутатам в думу, занимает правительственные здания, а милиция только наблюдает за этим и не вмешивается, на что Омельченко отвечает,  подобное нормально, поскольку бесчинствуют наши подлецы, то бишь, молодежная организация «Пора!». А вот если на Майдан прорвутся сторонники Януковича, тогда нужно будет вмешаться. Николай повздыхал, сказал, он будет продолжать службу до тех пор, пока все происходит относительно мирно, без вооруженного столкновения. И здесь роль играет не трусость, а нежелание участвовать в гражданской войне. А что такое возможно, Украина уже тогда раскололась на два лагеря, многие не сомневались. Все чаще раздавались обвинения в сепаратизме восточных областей. Начали обвинять Кучму в том, что ему выгодна подобная ситуация, которая помогает ему продолжать президентские полномочия. 
Верховная Рада решает вопрос об отставке правительства Януковича и пресечения выступлений за него на востоке страны. Янукович ответил: он не играет в политические игры, не улица должна решать, кто из них прав, и уйти из правительства отказался. Следственное управление службы безопасности возбуждают уголовное дело по факту посягательства на целостность страны, автономии запросили республика Крым и все южные области страны. Николай тогда не знал всех тонкостей перипетий в коридорах власти, им только сообщили, что намечаются повторные президентские выборы, от которых Ющенко отказался. Поэтому тогда просили подольше пребывать на Майдане всем, кто там находился.  Президент Кучма совершает блиц-вояж в Москву, где встречается с президентом Путиным, после возвращения заявляет, он против переголосования, он за проведение политической реформы. Украина станет парламентской республикой, пост президента становится церемониальной фигурой. Он всеми силами старается протолкнуть в президентское кресло своего премьер-министра. В таком случае, он будет более ли менее спокоен за себя, за свое будущее, за будущее своих детей, муж его дочери владелец крупного бизнеса, который могут отобрать, если к власти придет Ющенко. Над головой Кучмы сгустились тучи после того, как обнародовали запись президента, где он просит убрать зарвавшегося журналиста Гонгадзе, которого вскоре нашли с отрезанной головой.
Омельченко по секрету поделился с шуриным,  госдеп США выделил три миллиона долларов на проведение повторного тура выборов. Что-то перепадет и им, как защитникам законности на Майдане. Это очень бы воодушевило военнослужащих, которые устали от неопределенности, мерзнут и недоедают. Как бы там не было, а Украина стала парламентской республикой, назначен третий тур выборов, довольный Ющенко выходит на Майдан и объявляет о закрытии Оранжевой революции. Он уже знает о предательстве в рядах избирательного штаба своего противника и почти уверен в своей победе. Николаю вместе с батальоном разрешают вернуться во Львов, Омельченко остается в Киеве, в случае победы Ющенко ему обещано новое назначение в охрану президента.
Приехав домой, уставший, похудевший, полный противоречивых впечатлений, он привез подарки своим дочерям и жене, которая последние  годы довольно холодно к нему относилась. Они спали в одной постели, только под разными одеялами, жена старательно закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене. Супруги не ругались, сами не заметили, как наступило отчуждение. Они давно не интересовались делами друг друга, не вели задушевных разговоров. Внешне старались соблюдать корректно-вежливые отношения, чтобы дочери и родители жены ни о чем не догадывались. У них не осталось семейных друзей, они не ходили в гости за исключением родителей. В гостях у родителей они держались ровно, вежливо, ничем не выдавая свою отчужденность. Только раз мать приехала внезапно поздно вечером к ним домой, привезла девочкам купленные им тужурки, жены дома не было.
-А где Гала? - спросила она.
Николай чуть замялся, не знал, что ответить. Сказать на работе, не поверит. В такое время все учреждения закрыты. Последнее время жена работала в районном отделе народного образования. Ответить,  он не знает, где ее носит, означает - выдать свои взаимоотношения.
-Она задержалась с группой учеников украинского языка, - ответил он.
Мать внимательно посмотрела на Николая, хмыкнула:
-Что это за муж, который не знает, где находится его жена.
-А вы  позвоните ей, и узнайте, - огрызнулся зять. - На мой звонок она мобильник не берет.
С тех пор теща заподозрила, в семье что-то неладно, пыталась расспросить девочек, те ничего не подтвердили. Внешне в семье все было нормально, скандалы не случались. Девочки видели, что родители подчеркнуто вежливо относятся друг к другу, не многословны, никогда не едят за одним столом вечерами, не ведут задушевных разговоров. Они с детства полагали, так в семье принято. И только когда они стали взрослее, они начали понимать, неспроста их мать  где-то задерживается, а с ними занимается в большей степени отец. Хотя видели, в других семьях детьми в большей степени занимается  мать. У Николая не было задушевных друзей, за исключением капитана Бойко, только в гости его семью не пригласишь. Он подружился с соседом по лестничной площадке сотрудником милиции.  Всех их жена на дух не переносила, общаться категорически отказывалась. И жена не посвящала его в круг свои подруг. Во всяком случае, домой они никого не приглашали. Николай махнул на нее рукой, подозревая, у нее появился любовник, слишком часто она стала задерживаться на работе и ездить в командировки. Он знал,  если бы он сейчас исчез из ее жизни, она бы с облегчением вздохнула. И в то же время ее устраивал статус замужней женщины, она знала, что лучшей няньки, чем ее муж, для дочерей не сыскать. Он бы и сам давно ушел, его, действительно, держали девчонки, которых он очень любил. Они впитали в себя все лучшие внешние черты родителей, росли красавицами, только характер у них был разным. Старшая Ева в большей степени унаследовала мягкий характер отца, младшая Яна походила на мать. Дочери очень удивлялись, если папа читал их учебники, особенно по истории, и возмущался той нелепостью, которая в них излагалась. Он  рассказывал девочкам в чем состоит эта нелепость, в дальнейшем оказалось они начали об этом спорить с учителями в школе, доказывая, что они больше верят папе, нежели изложенному в учебнике. Закончилось тем, что  в школу вызвали мать, которой рассказали о странных утверждениях девочек, несовместимых со школьной программой, утверждая, на них кто-то дурно влияет. Галя быстро сообразила откуда дует ветер, кто может на них дурно влиять, пришла разгневанная домой и устроила мужу скандал. Он перестал что-либо комментировать  по поводу изложенного в учебниках, чтобы не создавать дочкам проблем в школе, но очень в душе возмущался утверждению, что русские искусственно устроили украинцам голодомор, таким образом виновны в геноциде украинского народа, а во внеклассном чтении девочкам  подсунули брошюру, в которой утверждалось,  Черное море вручную выкопали древние укры, родоначальники современных украинцев.
Двадцать седьмого декабря стало известно, новым президентом Украины стал Виктор Ющенко. Первым его поздравил президент Грузии Саакашвили. Вторым - президент Польши Квасьневский. Янукович выборы не признал, заявил, ему одержать победу помешало целенаправленное вмешательство США, и запрет четырем миллионам инвалидам голосовать на дому. Пообещал уйти в жесткую оппозицию.
Потом долго смеялись в полку, когда объявили следующий год - годом Оранжевой свиньи, власти решили не отмечать. Какая-то нехорошая ассоциация проглядывалась во всем этом. И оранжевые апельсины никто не покупал, видимо за те полгода противостояния двух кандидатов наелись их на два года вперед.
*  *  *
Спокойная жизнь москвичам только снилась. Не успели оплакать погибших от рук террористов в метро и от взрыва жилых домов,  москвичей всколыхнула новая беда.
Не успел Дмитрий вернуться из редакции домой,  как  позвонил главный редактор, сказал, только что стало известно, чеченские боевики захватили Театральный центр на улице Дубровка, где проходил мюзикл «Норд -Ост». У Дмитрия в душе похолодело. Он знал,  Дине предлагали в нем участвовать, она отказалась, ее не отпустил главный худрук, поскольку она была задействована в спектакле. Только он так же знал упрямый характер жены, она могла и уговорить худрука отпустить ее. Он не стал набирать ее номер телефона, все равно в это время она либо на сцене в театре, либо в Центре, и телефон не возьмет. Ребенок находился у бабушки, они часто забирали его, поскольку родители освобождались с работы поздно. Он не стал им тоже звонить, беспокоить. Они  могли подумать, что дочь задействована в мюзикле. Дмитрий помчался на Дубровку. Там уже все было оцеплено милицией. Он показал свое удостоверение прессы, его все равно не пустили дальше оцепления. Никто ничего толком не мог объяснить, что произошло. Вернее, силовики не уполномочены давать какие-либо комментарии, на это есть старшие офицеры. Но и старшим офицерам было не до журналистов. Первые минуты все были шокированы наглой вылазкой боевиков. Никто не знал, сколько внутри боевиков и каковы их требования. Знали только, что в это время должен был состоятся на сцене мюзикл и полон зал зрителей. Пять или шесть охранников здания, вооруженных газовыми пистолетами были убиты боевиками, которые приехали на трех микроавтобусах. Стало известно, несколько актеров и сотрудников Центра спрятались в подсобных помещениях и через окна выбрались наружу. Их тут же окружили силовики и журналисты. Они рассказали: сначала думали, это чья-то злая шутка, но когда они стали стрелять поверх голов, согнали актеров в зал, стали минировать зал, поняли, это серьезный теракт. Боевики одеты в камуфляж, с ними женщины в черных одеждах. Сколько их, не знали, сказали - их много. Рассказали эти подробности только те, кто успел в щель увидеть, что происходило в зале и поняли, нужно спасаться. Так же стало известно, что некоторые зрители звонили домой по просьбе боевиков, чтобы они  сообщили родственникам, боевики  будут убивать по десять заложников за каждого убитого их товарища боевика. Прибыли в автобусах усиленные наряды ОМОНа и СОБРа, милицейское начальство. Приехали журналисты почти всех российских каналов. Боевики отпустили иностранных граждан. Подполковник Константин Васильев в форме прошел в здание, предложил себя в заложники в обмен на детей. Его не стали слушать, попросту расстреляли. Через час отпустили несколько детей, женщин и мусульман. За полночь боевики вышли на связь, выдвинули требование - вывод российских войск из Чеченской республики.
Дмитрий все время был на связи с главным редактором, передавал репортаж с места происшествия. В час ему позвонила Дина, она вернулась с работы, не застала мужа, который обычно к ее возвращению после вечернего спектакля уже находился дома.
-Дина, ты дома?! - обрадовался Дмитрий.
-А где же я могла быть? - недоуменно спросила она.
-Ты включи телевизор, посмотри первый канал. Какое счастье, что ты не смогла участвовать в  мюзикле! - эмоционально проговорил Дмитрий. - Прости,  я перезвоню.
Ему стало известно,  в зал на переговоры зашла молодая девушка, некая Ольга Романова с той же целью, что и подполковник Васильев, предложить себя в качестве заложницы в обмен на детей. Ее выводят в коридор и убивают тремя выстрелами из автомата.
К утру Дмитрий изрядно продрог и устал. Он позвонил руководству, попросил, чтобы его подменили, он передохнет, перекусит и приедет вновь к Центру. Дина встретила его с тревогой в лице.
-Что там? Как они проникли в Москву? - спросила она.
-Пока журналистам этого не объяснили. Сказали только, что руководит группой Мовсар Бараев, о котором ранее сообщалось, что он убит. Привел банду в сорок человек, среди них женщины, по всему видимо смертницы.
-Убитый воскрес в Москве. Куда смотрят наши силовики? Мы уже в столице не можем чувствовать себя в безопасности, - возмущалась Дина, как и все в то время жители столицы.
Дмитрий только вздохнул на ее упреки.
-Поставь чай,  есть не хочу,  немного посплю, - попросил Дмитрий.
-Снова туда поедешь?
-Конечно.
-Ты там не геройствуй, - попросила жена.
-Там есть кому геройствовать, - устало ответил Дмитрий.
Он не стал говорить ей о двух убитых героях, которые хотели пожертвовать собой ради спасения детей. Попил чай с печеньем и улегся спать. Проспал он дольше запланированного, вскочил, Дина уже ушла на репетицию. Позвонил редактору, чтобы прислали машину.
Приехал на Дубровку как раз к тому времени, когда к журналистам вышел заместитель министра МВД генерал-лейтенант В.Васильев, однофамилец погибшего полковника Васильева. Он пояснил,  боевики потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыли политики Явлинский Хакамада, Немцов. Также потребовали присутствия представителей Красного креста и членов организации «Врачей без границ». С представителями Красного креста в зал зашли Иосиф Кобзон и британский журналист  Марк Франкатти. Кобзон и журналист вывели из здания женщину с детьми, представители Красного креста пожилого мужчину англичанина. Всех волновал вопрос, что будет дальше? Как будут освобождать заложников? Васильев пояснил, этот вопрос рассматривается в первую очередь, нужно учесть, что здание заминировано, в зале сидят смертницы, которые готовы в случае штурма произвести самоподрыв. Тогда все заложники погибнут. На вопрос, как боевики смогли не замеченными проникнуть в Москву, генерал ответил, этим занимаются следственные органы, журналистам о ходе следствия будет сообщено дополнительно.
К вечеру в здании побывали политик Явлинский, доктор Рошаль с коллегой из Иордании, они вынесли тела убитых Васильева и Романовой. Вывели еще несколько детей и стариков. Всего к вечеру вызволили около сорока заложников. Вечером послышалась стрельба, затем взрыв гранаты, все журналисты решили начался штурм, пододвинулись к самой черте оцепления, несмотря на окрики милиции из оцепления. Оказалось, две девушки заложницы попросились в туалет, выпрыгнули в окно, боевики по ним начали стрелять из автоматов, из гранатомета, их ответным огнем прикрывал спецназовец, который ради их спасения получил ранение. Журналисты тут же их обступили, девушки в стрессовом состоянии не могли ничего ответить, сотрудники милиции срочно увели их в автобус. Ночью Дмитрия сменили коллеги, он поехал домой отдохнуть.
Штурм начался ранним утром, Дмитрий в это время находился дома, спал тяжелым сном от всего пережитого, что пришлось увидеть там и услышать. Он проснулся очень рано, включил телевизор, и там уже показали картинку захвата силовиками помещения с заложниками. Все террористы и террористки были убиты. Глава боевиков Бараев лежал на цементном полу, рядом с ним стояла начатая бутылка коньяка. О жертвах ничего не сообщалось. Он спешно оделся, поцеловал спящую жену, и поехал в редакцию. Там уже он увидел по телевидению выступление генерала В.Васильева, который сообщил журналистам, что тянуть со штурмом было нельзя, спецназ ворвался в помещение, убито тридцать девять боевиков, освобождено семьсот пятьдесят заложников, из них шестьдесят семь погибло. Возможно, в ту минуту генерал еще и сам не знал, сколько человек погибло, потому-что многие заложники умерли в больнице от усыпляющего газа, который был применен перед штурмом. Позже уточнили, уничтожено восемнадцать женщин смертниц и тридцать два боевика, троих боевиков задержали вне здания, это те, кто привозил боевиков к зданию Центра. Так же по уточненным данным установлено - погибло сто тридцать заложников, из них десять детей.
А далее следствие сообщало, задержаны братья Межиевы, которые  перед захватом Центра, у Макдональса взорвали начиненный взрывчаткой автомобиль, чтобы отвлечь внимание столичной милиции на себя. Погиб юноша. Два других начиненных взрывчаткой автомобиля по непонятным для боевиков причинам не взорвались. Так же задержали всех, у кого проживали боевики по приезду в столицу. Всю ответственность за нападение на Театральный Центр взял на себя Шамиль Басаев.
В редакции на совещании приняли решение провести журналистское расследование. Совместно с коллегами и правоохранительными органами, установили, еще летом глава Чечни Аслан Масхадов провел совещание со своим окружением и приняли решение провести крупный теракт. Командиром террористической диверсионной группы выбрали руководителя Исламского полка особого назначения Мовсара Бораева. Акцию решили провести в Москве седьмого ноября в День согласия и примирения при большом скоплении народа, чтобы показать всему миру, что в России нет ни согласия, ни примирения. Оружие перевозили в Подмосковье, в деревню Черную, в багажнике «Жигулей», насыпав сверху яблок.  Позднее боевики арендовали гараж в Москве перевезли туда оружие и пластид. Позже, в грузовике с арбузами, привезли три мощных взрывных устройства. Все это хранилось в арендованном  гараже. Боевики так же арендовали три квартиры для проживания террористов, отдельно для себя арендовал квартиру Бараев. Фамилии всех боевиков, помощников боевикам, были установлены следствием. Боевики выбрали три объекта для теракта: Московский государственный театр эстрады, Театральный центр на улице Дубровка, Московский дворец молодежи. Одна из террористок обошла все три объекта, сняла на видео охрану, подходы к зданию, внутренние помещения. Остановились на Театральном Центре, где проходил мюзикл при большом скоплении зрителей. Дату изменили потому что поняли,  после взрыва у Макдональса милиция и спецслужбы активизируются и могут сорвать задуманное.
В редакции долго совещались, стоит ли подвергнуть критике действия наших спецслужб, которые прозевали всю эту операцию боевиков. Потом решили,  лучше не акцентировать на этом внимание своих читателей, поскольку те и так работают на пределе своих сил. Боевикам помогали из многих стран, где преобладают исламисты ваххабиты. Телеканал «Аль -Джазира» одобрил захват чеченскими боевиками  заложников в Москве. Американский телеканал СNN выразил мнение, это были не террористы, а всего лишь чеченские диссиденты. Спецназовцами и так досталось от родственников погибших, что те провели операцию не так, как им хотелось. Другие издания тоже прошлись с критикой в адрес наших спецслужб проморгавших крупную операцию боевиков.
И только спустя три дня, Дмитрий смог поехать за  сыном, пошел гулять с ним в парк и ребенок все спрашивал: почему папа так долго не приходил? Дина присоединилась к ним чуть позже, она приехала с утренней репетиции. Ребенок был счастлив.

Через несколько дней в Москву приехал журналист из Казахстана Амагельды Сарсембаев. Он позвонил Дмитрию, они договорились встретиться в кафе на Тверской. Дмитрий подъехал, увидел курившего у входа своего однокашника, раздобревшего, солидного, щеки подпирали и не без того узкие глаза. Обнялись, зашли в кафе, заказали коньяк и закуску.
-Рассказывай, что у вас тут произошло? - нетерпеливо спросил Амегельды, имея ввиду теракт на Дубровке. - Из средств массовой информации я в курсе, интересно услышать из первых рук.
Дмитрий вкратце рассказал о перипетиях тех трех трагических дней, и тут же задал свой вопрос:
-О том, что происходит в России внимательно наблюдают во всех бывших республиках. А вот россияне менее любопытны, многие вообще не знают о том, как у вас протекает жизнь. Ты, я слышал, перебрался в Астану. Почему?
-Быть поближе к правительству и парламенту. У нашего несменяемого патриарха появился вкус к байским привычкам. У нас новая столица. Да! Мы теперь не кочевой народ, а цивилизованное государство! - иронически проговорил Амагкльды. - На недавних выборах за нашего патриарха проголосовало более восьмидесяти процентов жителей.
-Меня всегда настораживают высокие цифры при выборах, - кивнул Дмитрий. - Давай, за встречу! - приподнял он рюмку. Выпили.
-Сейчас у нас политический кризис, - продолжил Амагельды. - ряд членов правительства и депутатов взбунтовались, создали общественно-политическое объединение «Демократический выбор Казахстана». К нам зачастили ваши первые лица, подписаны документы о вечной дружбе. Здесь все нормально. А вот внутри у нас только внешне все нормально, а на самом деле не очень. В нефтегазовую промышленность впустили всех, только не Россию. В металлургическую промышленность тоже влезли все, США, Италия, Канада  и так далее. А где лучший друг Россия? Колхозы и совхозы приватизировали, в результате отрасль чуть не умерла. В общем не все так радужно, как кажется со стороны, - рассказывал Амагельды.
Они проговорили весь вечер, изрядно опьянели. Дмитрий узнал, что у товарища и коллеги трое детей, он женат на дочери известного с стране предпринимателя. Он долго вспоминал, кто такая Диана, ведь она приходила к ним на вечеринки в общежитие, но прошло столько лет, трудно вспомнить Дину среди многих девушек, которые посещали их студенческие вечера, а фильмов с ее участием он не смотрел. Он пригласил Амагельды продолжить вечер у него дома, повторно познакомить его с Диной. Друг отказался, ему завтра нужно быть с утра в казахском посольстве, затем он улетает. Пообещали созваниваться чаще, на том и расстались.

*  *  *
Николай сдружился с соседом по лестничной площадке Сергеем Глушко, сотрудником милиции. У него росли два мальчишки, и они шутили, подрастают женихи его девчонкам. Обычно Сергей звонил в квартиру Николаю, и говорил:
-Мыкола, мэни тут взятку горилкой далы, заходь, дернем…
И Николай заходил к нему. Ему нравилось бывать у Сергея. В доме царило спокойствие, уют и какое-то тихое умиротворение. Его полная жена Надя излучала доброту, никогда не упрекала мужа за выпивку, всегда выставляла закусочку, подавала рюмочки.  Впрочем они никогда не напивались, выпивали две, три рюмки и больше беседовали. Выросший во Львове Сергей, украинец до мозга костей, он тем не менее со скепсисом относился к нынешней политике в государстве. Не осуждал, старался понять, в чем его, простого жителя, в этом выгода?
-Знаешь, чего я опасаюсь? - понизив голос спрашивал захмелевший сосед. - Что мои хлопцы будут маршировать по улице с факелами, а батя будет встречать их со щитком и дубинкой.
-За что боролись, на то и напоролись, - кивнул Николай. - Мы с тобой еще помним старые времена, нам есть что с чем сравнивать. А наши дети? Что им вбивают в голову? С какими убеждениями они вырастут?
-Вопрос! - соглашался сосед. - Чего-то мы не туда заворачиваем. Представляешь, задерживаем негодяя за сбыт наркотиков. А он член партии «Свобода». Тут же набегают орёлики и начинают обвинять нас в зажиме демократии, в политическом заказе, приходиться отпускать. Недавно задержали одного за грабеж, ночью ворвался в магазин, под дулом пистолета потребовал выручку. Что ты думаешь? Оказывается он не думал грабить, он таким образом собирал деньги на благотворительность от партии «Украинская народная самооборона»! Этот негодяй нам еще кукиши крутил, когда его выпускали. А простого гражданина, который не в том месте улицу переходил или без билета в трамвае ехал, продержат сутки в обезьянике. Где справедливость? - спрашивал Сергей у Дмитрия. Тот отвечал:
-Так это вам нужно у властей спрашивать, где справедливость. Вы же  сами власть! Или кодекс уже не документ для вас?
-Да какая там мы власть! - с досадой отвечал сосед. - Вот сейчас у нас у власти бывший премьер-министр, экономист, он должен разбираться в экономике, думать о благополучии народа. А он чем занимается? - навалился грудью на стол сосед.
-Чем? - пьяненько спрашивал Николай, вылавливая соленный огурец на тарелке.
-А он беспокоится, чтобы ветеранам украинской повстанческой армии присвоили статус ветеранов не хуже, чем в свое время чествовали ветеранов войны. Велел во всех школах популяризировать это национально- освободительного движения. Утверждает, что голодомор - это целенаправленный геноцид украинского народа.
-Ты полагаешь, это не так? - осторожно спросил Николай.
Сергей уставился на него, переваривая суть вопроса, кивнул:
-Так! Но разве этим должен заниматься глава нашего колхоза. От того, что это так, у меня в кармане не прибавилось. Да еще цены на газ опять подскочили, никак с русскими не может договориться. Этим бы обеспокоился, а он мелочью заниматься. Его ли дело заниматься частными вопросами:  разогнал государственную автоинспекцию, нечего, дескать, им сидеть в кустах?
-Жалобы надоели. Ведь поборы на дорогах достигли вселенского масштаба, - напомнил Николай.
-А теперь на дорогах хаос. Пусть платят достойно, тогда и поборы снизятся. Разве это дело, когда я приносил домой два миллиона купонов, которых едва хватало заправить машину и два раза сходить на рынок за продуктами. Это же были фантики, а не деньги. Да и сейчас гривна не лучше, - махнул он рукой. - Дешевеет с каждым днем.
-Знакомо, - кивнул Николай. - Меня чуть из дома не выгнали за неспособность обеспечить семью. А взятки брать мне неоткуда. Солдат обдирать - совести не хватает.
-Жена у тебя красивая, но жесткая, - высказался Сергей, он помнил, как однажды пришел с бутылкой к соседу, только сели на кухне, пришла с работы жена, сказала, нечего устраивать в ее квартире шинок, и выставила их за дверь. С тех пор Сергей к ним не заходил.
-Красивая, - согласился Николай и вздохнул. - С красоты воды не пить. Лучше бы она борщ умела варить, как твоя жена.
-А что? Не готовит? - удивился сосед.
-Готовит. По выходным. В основном я с девочками у плиты стою.
Сергей захихикал.
-Ты прости, не могу представить, майор украинской армии стоит у плиты в фартуке.
Николай давно подозревал, что его жена терпит именно как няньку детям, который накормит их, поможет с уроками, пойдет с ними на прогулку. Но не мог он сказать об этом соседу. Оправдался тем, что жена занята на работе, задерживается допоздна.
-А ты слышал наши в Раде хотят протащить закон об люстрациях? - спросил сосед.
-Слышал, - кивнул Николай.
-Я че спросил: ты ж у нас в России училище заканчивал, не попадешь под него? - спросил сосед.
-Там говориться о тех, кто работал на руководящих постах в КПСС или КГБ. Или кто судил участников повстанческой армии, - возразил Николай.
-Да с наших станется! Найдут за шо придраться! Скажут, шо тебя москали завербовали, ты есть тайный агент, и выпрут из армии, - хохотнул Сергей, плеснул в рюмки водки себе и Николаю.
-Погодь! Ты же первый со службы и вылетишь, - напомнил Николай. - Ты же службу начал при Советах?
-А вот фик тебе! Я в милицию пришел в девяносто пятом.
Не могли тогда знать мужчины, пройдет совсем немного лет, подобный закон примут, он будет назваться «Об очищении власти», от которого пострадает более миллиона человек. Прежде всего он ударит по правоохранительной системе, из милиции, судов и прокуратуры уйдут не по своей воле профессионалы, в связи с чем, в стране возникнет всплеск преступности. По Украине прокатится волна самосудов, когда толпа начнет вбрасывать в мусорные ящики и обливать зеленкой представителей администрации. Теперь толпа будет решать, кто достоин занимать государственную должность, а кто нет.
 Чтобы уйти от скользкой темы, Николай сказал:
-Зато мы в НАТО вступим, - подлил он масла в огонь. Ему стало интересно, что по этому поводу думает сосед, почти гражданский человек, служба в милиции не в счет. У него в полку это известие приняли на «Ура!». Сергей посмотрел на него, трубочкой сложил губы, причмокнул, глубокомысленно извлек:
-И что хорошего? Вступим! Где Америка, а где мы? Она за океаном спрячется, а от нас одна пыль останется. Нам это надо? Чего мы на русских собак спускаем? Жили же в мире, что изменилось?
-Мы изменились. Наши правители заставляют нас измениться.
-В случае чего ты, как военный, пойдешь воевать с русскими? Ты же сам русский? - спросил Сергей
-Я присягу принимал. Должен выполнять приказ. Хотя не очень верю, что дело дойдет до военного конфликта с русскими. Это здесь, на западе не любят русских. Восточные регионы так не считают. Я родился в Одесской области, никто не говорил по-украински. В голову не могло прийти, что русские могут оказаться врагами. Это говорит о том, что есть две Украины, - разоткровенничался Николай спьяну.
-И я не верю. Хотя не считаю русских друзьями. У нас тут до войны жили в основном поляки и евреи. Украинцев было совсем мало. Поляки нас всячески притесняли. Потому среди молодежи и возникла организация национального движения под руководством Бандеры. Не зря потом мы отыгрались на них в Волыни. По идее, мы поляков должны не любить больше, чем русских. Но русские перед войной повели себя как слоны в посудной лавке, мне дед рассказывал, как НКВД начали проводить политику репрессий, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват, - рассказывал Сергей. - Они хуже поляков были для местного населения.
Николай кивнул.
-Нечто подобное было и у нас, в Одесской области, - подтвердил Николай.
-Не знаю, как у вас, а у нас, в начале войны всех арестованных, которых не успели отправить в Сибирь, расстреляли. А это не мало, почти две с половиной тысячи человек. И среди них половина украинцев, потому, как поляки к тому времени успели удрать на историческую родину. Конечно, оставшиеся украинцы стали поддерживать Бандеру. Он боролся за независимую Украину. От русских, от поляков и от немцев тоже. За что и пострадал, - рассказывал Сергей что знал от своих предков и родителей.
-А потом украинцы в городе перебили всех евреев, - вставил слово Николай. Водка умеет развязывать язык. То, о чем он знал из истории, которую преподавали ему еще в советской школе, он старался не распространятся. Теперь за рюмкой водки они ударились в воспоминания, Сергей старался оправдать действия своих предков. Николай не стал говорить, что первыми во Львов вошли батальоны «Нахтигаль» под руководством Романа Шухевича. Потом Шухевич уволился из немецкой полиции и ушел в леса, где орудовала украинская повстанческая армия, которой впоследствии и стал руководить Шухевич.
-Та брехня все это, - отмахнулся Сергей. - Евреев немцы уничтожили. Зато после войны в городе стало проживать больше украинцев. А на окраинах области продолжали сражаться  с Красной армией повстанческая армия. Где-то лет через пять после войны  Шухевича убили недалеко от Львова. И установилась окончательно советская власть.
-И во Львове  по-прежнему не любят русских? - спросил Николай. - Ты же был  пацаном, должен помнить, как оно было? - Допытывался Николай.
-Не русских не любили, не любили советских. Администрацию не любили, которая за каждое неосторожное слово сурово карала. Стукачей приветствовала. Опять начались посадки и переселение в Сибирь. Потому и начали возникать подпольные организации и кружки, вроде: Украинский национальный комитет; филиал украинского национального фронта; украинский рабоче-крестьянский союз; и черт его знает еще кто! Чорновил подпольно издавал самиздатовский журнал «Украинский вестник». Это тот самый Чорновил, который после перестройки стал председателем Львовского областного совета. С провозглашением независимости, мы все здесь очень радовались. У нас, у первых, над ратушей взвился сине-желтый государственный флаг. А в день провозглашения у нас было всенародное ликование, как у вас на Красной площади после объявления победы над Германией, часто показывали в хронике, - рассказывал Сергей.
-Оправдалось ликование? - мотнул головой Николай.
Сергей оглянулся, словно боялся посторонних ушей, хотя сыновья уже спали, жена ушла в комнату, чтобы не мешать мужчинам.
-У нас  во Львове за время Советов возникло столько заводов, работала промышленность, открылись университеты и техникумы. А сейчас что? Все закрывается. Молодежи деваться некуда, вот они и идут в националистические батальоны. Только неизвестно с кем они теперь будут сражаться. С русскими? Которые живут у нас, а не в России? Не знаю… Будущее не обозначено. Куда движемся, не определено. Кем будут мои сыновья? Не знаю! - обеспокоено развел он руками.
Чрез некоторое время они вновь вернулись к тому же разговору, уже при Януковиче, он на такой же вопрос соседа сказал:
  -Должно же у кого-то из власть имущих возобладать здравый смысл! Вряд ли дело может двигаться к военному противостоянию, вон, Янукович в Верховной Раде заявил о неготовности Украины к вступлению в НАТО, потребовал уволить прозападного главу МИДа Тарасюка. Так что вступление в НАТО отодвигается на неопределенный срок.
-Та и ото ж славно! - махнул рукой сосед.
Они выпили очередной раз на посошок, встали, пошли к двери, выпуская Николая на лестничную площадку, Сергей сказал:
-Как бы не сложилось между нами и россиянами, мы с тобой, Мыкола, никода друг на дружку воевать не пойдем. Хоть ты и русский...
Николай хлопнул соседа по плечу, кивнул в знак согласия,  прошел в свою квартиру, зашел  в ванную помыть руки, в это время Галя принимала душ. Он посмотрел на не утратившую былой красоты жену, на ее сохранившуюся, несмотря на роды, фигуру,  и ничего в душе не дрогнуло, как это бывало ранее, когда он не мог без вожделения смотреть на нее. Он вздохнул, вытер руки и пошел к своим девчонкам, взглянуть как они сопят во сне.

*  *  *
Дмитрий получил отпуск в июне, созвонился с братом, у того тоже отпуск договорились встретиться в Измаиле. Радости родителей не было предела, Николай приехал с дочками, жена не поехала, у нее отпуск позже, да если бы и совпал отпуск, все равно бы не поехала. Первого посещения после свадьбы ей хватило впечатлений, она больше никогда не приезжала в Измаил. Дмитрий приехал со своим четырехлетним сыном Виктором.  Жене Дмитрия помешали съемки, о чем она очень сожалела. К приезду сыновей отец убрал разбросанные по двору запчасти, в гараж спрятал все, что не радовал глаз. Конечно, по такому поводу пришли в гости все родственники. Поцелуи и объятия, восхищение подросшими дочками Николая и маленьким внуком - сыном Дмитрия. У Олега подрастал сын Володя, девочки взяли сразу над ними шефство, они  повели их в огород, который уже успели осмотреть ранее, показывать как растут помидоры. Жена Олега из подростка на вид после родов превратилась в миловидную, миниатюрную женщину. Она с с восхищением смотрела на Дмитрия, который жил в далекой Москве, его жена известная актриса, сам он в силу своей профессии встречается с разными значимыми людьми. В прошлый приезд с женой он в шутку попросил мать:
-Мама, ты откорми Дину, а то ее в проект из-за худобы не взяли, - попросил по приезду Дмитрий.
-Я не худая, а стройная, - возразила жена.
-Что за проект такой, в котором ее не взяли, - поинтересовался отец.
-Екатерину Вторую надо было сыграть. На закате жизни царица женщина дородная была. Дине надо было ее сыграть, впрочем ты сама расскажи, - попросил он Дину.
-Да чего там рассказывать. У нас Екатерину Великую играла актриса ей под стать, а тут она внезапно заболела. Режиссер попросил меня заменит ее. Я же роль знала, в этом спектакле я играла Екатерину Дашкову. На меня напялили костюм с плеча моей коллеги. На три размера больше. Режиссер увидел меня, сначала онемел, потом схватился за сердце, после чего произнес: «Бог ты мой! Екатерина Вторая из Освенцима сбежала!». И спектакль отменили.
Все рассмеялись.
-Вот, вот, мама, корми ее лучше, - сквозь смех сказал Дмитрий.
-Тебе нужна толстая жена? - с укоризной посмотрела она на мужа.
-Я переживу. Зато другие заглядываться перестанут.
-А что, заглядываются? - спросил Олег.
-Не то слово! На прогулку выходим перебежками, как по минному полю, в темных очках, шляпе, как шпионы по чужой территории. Если узнают, сразу просят автографы, занимают разговорами, - пояснил Дмитрий. - Здесь благодать, никто ее не знает, спокойно можно прогуливаться по городу. А там один упал перед нами на колени, говорит: «Брось его! Это он на меня. Озолочу! Все роли будут только твоими!» - обещал он ей.
-А ты?
-Что я? А!  Сказал, забирай! Если она захочет.
Смотри, Димка, уведут, - постерег дядя Леня, повернулся к Дине, спросил: - Уйдешь в погоне за богачеством?
-Мужа поменять можно, - согласилась Дина. - Только где же я найду такую измаильскую родню?! - и обняла мать Дмитрия.
Сейчас ее не было, все равно к приезду братьев приходили все родственники. Застолье заполнили не только родные, но и соседи. Сосед Петрович как всегда утверждал, что мальчишки выросли на его глазах, шкодливыми не были, а сейчас они выросли и он их уважает. Все очень надеялись, что приедет Дина, игру которой они смотрели в сериале. Канал, по которому шел сериал, на Украине не показывали. Олег организовал им просмотр по интернету. В определенный час они все собирались у Ольги Петровны и по компьютеру смотрели сериал с участием Дины. Не удержалась Варвара Петровна от вопроса, который волновал их всех, и который они бурно обсуждали при просмотре сериала:
-Дима, как ты мог допустить, чтобы она целовалась с тем Рихардом (партнер Дины по фильму)?
-Милые тетушки, это же кино! Это ее работа изображать влюбленность, поцелуи, в этом есть правда жизни, - старался пояснить Дмитрий.
Тетушки не успокаивались:
-И ты не ревнуешь, не запрещаешь ей подобные роли? - спросила Ольга Петровна.
-Если бы запретил, вы бы не увидели ее роли.
-Сынок, а она не уйдет от тебя? - с тревогой спросила мать. - Ведь она так любила этого Рихарда. А мужчина он видный!
-Мама, что же вы путаете жизнь с кино, Божий дар с яичницей. Рихард - актер Сергеев, у него жена, двое детей, мы его хорошо знаем, знакомы с его женой, вместе отмечали окончание съемок, - пояснял Дмитрий.
Позже Николай вспоминая этот разговор,  с юмором Николаю и Олегу говорил:
-Хорошо, что они не видели ее  в другом фильме в постельной сцене, тогда вопросов было бы еще больше и тревожней. Они не знают, что во время подобной сцены у бутафорских стен над бутафорской кроватью нависают операторы, осветители, режиссер, помощник режиссера и еще куча народа, сцены пять раз прерываются советами и дублями. Это потом, на экране, видна только интимная обстановка и эта воркующая пара.
В тот застольный вечер они долго обсуждали участие Дины в фильме, для них актриса - это нечто живущая в каком-то другом, сказочном мире, а их сын и племянник каким-то счастливым образом приобщен к этому загадочному миру. Дмитрий набрал телефон Дины и дал женщинам пообщаться с ней, чтобы они могли убедиться, что это та Дина, которая приезжала к ним, и была совсем простой в общении. Они ворковали с ней, высказывали свое сожаление, что ее нет сейчас с ними, они ее ждут в любое время и всегда рады ей. Мужья еле перехватили разговор, чтобы переключить внимание Дмитрия на  вопросы его жизни теперь в другой стране, - России.
Владимир Иванович дернул свою жену Варвару Петровну за руку, чтобы она не успела задать очередной вопрос про Дину, громко сказал:
-Кода нам объявили, шо у вас, в Москве дом взорвали, твоя мать за сердце схватилась, мы ее тут всем миром успокаивали, что в Москве не два дома, а ты живешь совсем в другой стороне, - хотя никто не знал в какой стороне живет Дмитрий, и в какой был взорван дом. - Кто же на такую подлость сповадился? - переменил он тему от киноучастия Дины.
-Чеченские боевики отомстили за свой разгром. Это, конечно, для всех было шоком. Дом сложился, как карточный домик, - пояснил Дмитрий.
-Много людей погибло? - спросила мать.
-Много. Люди спали, не ожидали ничего подобного.
-Куда смотрела милиция?
-Просмотрели. Боевики под видом строительного материала занесли в подвал мешки с гексогеном, а позже привели в действие эту адскую смесь. До сих пор москвичи в своих домах проверяют  подвалы и чердаки.
-И что, этих чеченцев никак не могут победить? - спросил отец.
-Почему? Победили. Остались разрозненные партизанские банды в горах, совершают вылазки в города и села. Выкурят их оттуда.
-Ага, это как у нас после войны бандеровцы, - подал голос Петрович, - сидят в лесах, потом совершают налет и убивают всех, кто под руку попадется. Я в то время в армии на западе служил, знаю. Убивали учителей, врачей, колхозных активистов, и все это во имя свободной Украины.
Леонид Васильевич не преминул спросить:
-Димка, а шо у вас там за Путин такой объявился? У нас тут болтают, шо он засланный разведчик, то зять Ленинградского мэра, а некоторые утверждают, шо ему московская мафия помогла сковырнуть Ельцина? - он больше всех интересовался политикой. Ольга Петровна стукнула мужа по спине, чтобы не приставал с глупыми вопросами, он отмахнулся от нее: «Погоди...»
Они все больше задавали вопросы Дмитрию, Москва теперь для них другая планета. Николая о службе во Львове почти не расспрашивали, им и так ясно, во Львове так же, как и в Одессе, только еще похуже. Евреев выжили, русский язык запрещают, памятники Бандере устанавливают, Ленину  и воинам победителям в прошлой войне сносят. На вопрос дяди Дмитрий улыбнулся, посоветовал меньше верить слухам.
-Так у нас других газет нет, - высказался отец.
-Путин, действительно, бывший офицер КГБ, потом возглавлял Федеральную службу безопасности, Дума назначила его премьер министром, Ельцин решил по состоянию здоровья покинуть пост президента и передал свою должность премьер-министру, у нас так по конституции положено, - пояснил Дмитрий. Мужчины не очень верили ему, что может сказать Дмитрий, который живет в России, и которому всю правду никто не скажет. Хотя он все же журналист, а они народ пронырливый, должен знать хотя бы половину правды.
-Ну и как он? - спросил сосед Петрович.
-После Ельцина - небо и земля. Прошло всего три года, рано что-либо говорить конкретно, если с осторожностью, в него народ начинает верить. В нем есть много чего такого, что вселяет надежду на возрождение России, - пояснил Дмитрий.
Мать внимательно слушала, она не очень в душе одобряла, что сын остался в Москве, но коль уж остался, она хочет, чтобы там было все нормально, жизнь стабильной и спокойной. Хотя и в далекой Москве взрывают дома, совершают террористические акты в метро. И все же у них  не бродят по проспектам толпы бездельников с флагами, и не кричат «Слава Украине!», притесняют на рынке бабушек, торгующих овощами, требуя делиться доходами от продаж, врываются в городской совет, если решение не совсем их устраивает.
Олег остался без работы, судомеханический завод, на котором он последнее время официально три раза в неделю работал, закрыли, теперь он с отцом Дмитрия и Николая по вечерам  занимается частным ремонтом автомашин. А основным местом работы стала фирма кабельного телевидения у Афанасия Егоровича, ветерана афганской войны.
-Передавай ему привет, - попросил Олега Дмитрий, после того, как расспросил о нем.
-Кто это? - спросил Николай, который не был знаком с Заботой.
-Замечательный мужик, - пояснил Дмитрий. - Меня с ним Олег в прошлый приезд познакомил. В Афгане воевал, получил инвалидность. Не потерялся, создал фирму в Измаиле. Бандеровцев ненавидит. Говорил мне,  если власть не найдет на них управу, украинский народ разберется с ними сам.
-Только гражданской войны нам не хватало, - буркнул Николай.
Гости изрядно в тот вечер выпили, потом горланили песни русские и украинские, разошлись за полночь, долго прощаясь и договариваясь, что в ближайший выходной день собираются у одной тетушки, потом у другой. Детей, несмотря на поздний час, еле уложили спать.
Отпуск у братьев начался.

*  *  *
Через день братья с девочками пошли в город, пройтись, посмотреть, что нового в нем, показать девчонкам город. Николай привозил их уже сюда, но они плохо помнят тот приезд, Яна была совсем маленькая, Ева чуть старше, но тоже почти ничего не помнить. Маленький Витя держал за руку отца, боялся его отпустить, затем побежал за девочками.
Они шли по бульвару в сторону городского собора, девчонки взявшись за руки шли по дорожке впереди, Николай на вопрос, как складывается у него жизнь, делился с братом тем, чем не мог поделиться с родителями:
-Полжизни потрачено бездарно. Служу не там и не тому. Живу с нелюбимой женой и в русофобском городе. Иной раз такая тоска наваливается, застрелиться хочется. Вот только девчонки меня на плаву и поддерживают. Подниму на ноги, плюну на все, вернусь в отчий дом. Буду отцу помогать ремонтировать технику. Откроем официально ремонтные мастерские. Так обидно, я майор армии не могу помочь своим родителям, у меня вся зарплата уходит на содержание семьи и коммунальных услуг, - грустно выговаривался Николай. - Ты вон, помогаешь им деньгами, купил мобильные телефоны, неужели хорошо получаешь? - спросил он.
-Не жалуюсь. У меня зарплата, пишу статьи, выступаю с лекциями. Дина за сериал получила не плохие деньги, я такие за месяца три не получу.
-У вас общий бюджет? - спросил Николай.
-А у вас по-другому? - задал встречный вопрос Дмитрий.
-Галя считает, что мужчина должен содержать семью.
-Куда же она девает свою заработную плату?
-На одежду, косметику, девчонкам кое-что перепадает, иногда домой деликатесы приносит.
-Странно! Никогда не думал, что супруги могут жить настолько разными интересами. Влип ты, брат.
-Влип, - грустно согласился Николай. - Я когда начал служить, не успел как следует ни с кем познакомиться. А тут красивая девушка, которая как-то сразу заполонила собой все пространство. Подумал, из хорошей, интеллигентной семьи, ты видел насколько они интеллигентные, да еще брат сослуживец, вот я и решил, добра от добра не ищут. А теперь спим под разными одеялами.
-Почему?
-Отдалились как-то. У  нее свой круг общения. От моих знакомых она крутит носом. Да и к себе я почувствовал совсем другое отношение после того, как привез ее сюда, к нам. Она решила, что у нас неравный брак. Ее сюда теперь калачом не заманишь.
-И что же теперь, у вас нет супружеских отношений? - осторожно спросил Дмитрий, стараясь не обидеть брата интимным вопросом.
Николай долго молчал, потом выдавил из себя, стыдясь признания:
-Если редко и происходит, то лучше бы их и не было. А то как одолжение делает. Словно я с протянутой рукой на паперти стою. Последнее время я махнул рукой на это дело.
-Да заведи ты в таком случае любовницу! Назло ей, - посоветовал Дмитрий.
-Когда! У меня ненормированный рабочий день. Я рано встаю и поздно прихожу. Если в части задерживаюсь, потом лечу, как ненормальный домой, она ведь тоже задерживается допоздна, а  дома девчонки одни. Я их покормить должен, уроки проверить, спать уложить, книжку на ночь почитать…
Дмитрий от негодования остановился.
-А она где допоздна бывает?
-Да черт ее знает… Я и не спрашиваю… все равно правду не скажет.
-Ну и дела -а!
Долго шли молча. Чтобы сменить тему разговора, Николай сказал:
-Я тут прочитал в газете, теплоход «Айвазовский» на металлолом отправили. Помнишь, в школе у нас экскурсия была в Одессу, поместили в теплоход пол школы старшеклассников и наш пятый класс, и рекой и морем свозили в Одессу.
-Очень жаль теплоход, - согласился Дмитрий. - Мне тогда он тоже казался сказочным дворцом на воде.
  -Я так тогда восхищался убранством теплохода. Ты мелкий был, все за мной увязывался, а я от тебя удирал по палубам. Я ведь тогда впервые с девчонкой поцеловался, мне было не до тебя.
Дмитрий улыбнулся, припоминая то время. Как удирал от него брат не помнил, а вот сам теплоход в память врезался.
-Владельцу русские предлагали больше, чем он получил за металл. Этот хрен патриотом отказался. Теплоход хотя и устарел, но выглядел еще довольно презентабельно, на своем ходу.
-Жаль,  здесь распродается все, что может принести хотя бы некоторый доход сегодня, о завтрашнем дне никто не думает. Досадно, что власти не думают  о будущем, - отозвался Дмитрий.
-А девчонку, с которой ты целовался, потом встречал? - спросил Дмитрий.
Николай мечтательно улыбнулся.
-До военного училища встречал. Потом больше не видел. Давно замужем, наверное, дети… Странно, сколько не приезжаю, в нашем маленьком городе почти не встречаю однокашников. Мне бы, дурню, надо было бы жениться на местной девушке, сейчас бы приезжали вместе домой. У меня в полку служит капитан Бойко, жена у него из его города. Для них праздник, когда они едут вместе в отпуск домой, я им по -доброму завидую, - с грустью говорил Николай.
Они дошли до памятника Суворову, девчонки оседлали пушки у его подножья.
Постояли, посмотрели на с детства знакомый монумент.
-Поржавел, - кивнул на памятник Дмитрий.
-Поржавел, - кивнул Николай. - Странно, что еще не снесли.
-Суворов чем им мешает?
-Твердолобым нацикам лишь бы что-нибудь сносить. Строить и созидать они никогда не научаться, - с досадой проговорил Николай.
Девочки убежали к собору и начали играть в догонялки между колонами. Маленький Витя пытался догнать их, девочки удирали со смехом от него. Когда мужчины подошли ближе, они с опаской заглянули в открытую дверь собора.
-Дядя Дима, папа, можно мы посмотрим внутри? - спросила старшая Ева.
-Конечно!
Они зашли в пахнущее ладаном помещение.
-Ой, а где же лавочки, - спросила младшая Яна.
-Здесь другая церковь, - пояснил Николай.
-Они не православные? - тихо спросил Дмитрий.
-Галя водит их в греко-католическую церковь. Родители  ее греко -католики. Причем ярые, несмотря на то, что тесть в советское время  был таким же ярым коммунистом.
Девочки осмотрели иконостас, иконы, росписи на стенах, вышли притихшие, придавленные тишиной в церкви в отсутствие службы.
-А у тебя какие отношения с церковью? - спросил Дмитрий.
-Я не атеист. И не могу сказать, что верующий. У меня сложные отношения с церковью. Солдатам прививают вкус к религии, приглашают священников читать лекции, учить слову Божьему. Православную церковь разделили, люди не знают, какому Богу нужно кланяться. И я слушаю те лекции, чем больше слушаю, тем больше у меня возникает вопросов. Солдаты пусть верят. Когда ушла прежняя идеология, образовался вакуум. С вакуумом в голове жить нельзя. Пусть его заполняет вера в Бога, - пояснял свою точку зрения в отношении религии высказывал Николай.
-У меня, примерно, такое же отношение к религии, - кивнул Дмитрий.
Они пошли в обратную сторону к дому. Девочки опять расшумелись, бегали по дорожке аллеи, прятались за кустами и лавочками, Маленький Витя пытался их догнать, обиженно останавливался, оглядывался на отца с просьбой в глаха, чтобы тот помог догнать ему несносных девчонок. Николай смотрел на них влюбленными глазами. Дмитрий, глядя на них, улыбался.
-Ты когда второго заведешь? - спросил Николай. - Время идет?
-Работаем над этим. То съемки, то спектакли,  гастроли, все некогда, хотя я ей сказал, всех спектаклей не переиграешь, всех денег не заработаешь. А потом будешь жалеть. Она тут уже один аборт в тихую от меня сделала. Нарвалась на скандал. Видите ли, ей дали роль, от которой может только дура отказаться. А в дурах может остаться она сама. Сложный вопрос, я посмотрел на твое счастье, - кивнул он на девочек, - приеду, поставлю вопрос ребром. - Ты лучше скажи, как тут, на бывшей моей родине, меняется что-либо в хорошую сторону? Тебе изнутри все же видней, чем нам, там по опросам социологов? - переменил он тему.
-Да какой там! У нас каждый новый правитель чуднее прежнего. Кучму объявили чуть ли не заказчиком убийства журналиста. С трудом, через майдан протолкнули вроде бы молодого, грамотного экономиста, он такую пургу несет, сидим, как в лодке, один ее качает, а всех тошнит. Министра обороны толкового найти не могут, ставят гражданского, которому военное дело, как телеге пятое колесо. Кстати, а почему ты не служил? Ты как отвертелся? - вспомнил, что брат в армию так и не призывался.
-Да так вот, дуриком и проскочил. Наши приписные документы от института в военкомате лежали. По окончании они эти дела то ли отослали по месту жительства студентов, мое в министерство обороны Украины, то ли списали в архив. Короче, не числился я у них. Я и не торопил события, полагал, пусть сами разбираются. Тем более, что армия при Ельцине была - врагу не пожелаешь. Солдаты московского военного округа стояли у метро с протянутой рукой, просили деньги, якобы, позвонить маме. На деле, их сержанты посылали собирать деньги на водку, дедовщина процветала жуткая. Да еще война в Чечне, куда посылали необстрелянных мальчишек. Они там погибали, некоторые пристрастились к наркотикам, возвращались с поломанной психикой. Хуже, чем в Афганистане было в свое время. Там хотя бы советская дисциплина присутствовала. А когда мне через три года стукнуло двадцать семь, я в военкомате нарисовался. Меня даже не пожурили. Таких, как я было тысячи. Сейчас бы я служить пошел.
-Сейчас стало лучше? - недоверчиво спросил Николай.
-Лучше, - кивнул Дмитрий. - Мы все убедились,  пришел лидер, которому верят. Исчезли из кремлевских кабинетов банкиры и березовские. Прекратилась активная война в Чечне, остались подпольные группки в горах, их тоже выкурят вскорости. Армия, нищая и коррумпированная при Ельцине, стала потихоньку приходить в себя. На боевом самолете полетел в Чечню, самолично убедился в положении дел. На службу безопасности страны Ельцин вообще махнул рукой, у нас американские спецы сидели на секретных заводах в качестве наблюдателей и консультантов. Он сам выходец из этой системы, начал наводить и здесь порядок. Мы сначала настороженно относились к нему, не думали, что Ельцин может отдать бразды правления абы кому. Ему ведь нужен был лояльный к его семье правитель.  Семью не трогает. Зато чувствуется твердая рука управленца. Наелись прежней лихой демократии. Вот ваши политики так много говорят о демократии, а по улицам  факельные шествия, порой толпа управляет политиками, а не наоборот. Разве это демократия?
-Демократией, как одеялом в холодную погоду, прикрываться хорошо, - проговорил Николай. - Твердая толковая рука нам ой как нужна!
Дмитрий обратил внимание брата на памятник погибшим воином в Афганистане.
-Смотри, несмотря на иную идеологию, памятник воинам афгана не сносят.
-Более того, в Измаиле не сносят и воинам погибшим во время второй мировой войны. Даже цветы возлагают, - подсказал Николай. - Во Львове, один памятник снесли, другой облили краской, а цветы возлагать опасаются. У стариков георгиевские ленточки срывают. Представляешь, к ветерану, благодаря которым они живут, подходит сопляк, срывает ленточку, ордена, оскорбляет его, пинает, а милиция стоит в стороне и не замечает подобного, - скорбно рассказывал Николай.
Не знали братья, пройдет совсем немного времени, и все в Украине изменится, и в Измаиле будут опасаться возлагать памятники павшим воинам.
-Неонацизм как зараза или раковая опухоль расползается по всему телу, если ее не удалять хирургически, Измаилу не миновать этой участи, - уверенно проговорил Дмитрий.
Словно в подтверждение его слов к ним подошли идущие по аллее братья Кравченко - Анатолий и Александр. Старший Анатолий скупо поздоровался, младший Александр в присутствии старшего брата обниматься с Дмитрием, с которым провел детство, не стал.
-Говорят, ты в москали записался, продал родину? - сузив глазки, спросил Анатолий, обращаясь к Дмитрию.
-А ты, говорят, в Измаиле стал первым бандитом, бабушек на рынке трясешь? - парировал Дмитрий.
У Анатолия глаза еще больше сузились, он недобро взглянул на братьев, медленно произнес:
-Брешут. Бери выше. Я ныне генеральный  директор рынка. А если кого и трясу, так это таких, как ты, которые против Украины выступают.
-Украину гробят такие, как ты, - вмешался Николай. - Пошли, Дима. Бывай здоров!
-Ты лучше украинский выучи, - на прощание посоветовал ему Дмитрий. За все время разговора Александр не произнес ни слова.
И бывшие однокашники  разошлись в разные стороны.
-А ты говорил, что в Измаиле случайно нельзя встретить однокашников, - с усмешкой напомнил высказывание Дмитрий.
-Да уж… Кого бы хотелось видеть, тех не встретишь… Ты свои статьи об Украине подписывай псевдонимом, - посоветовал Николай брату. - А то как бы эти ублюдки родителям не напакостили.
-Ты не первый даешь мне подобный совет, - кивнул Дмитрий.
Они прошли некоторое время молча под впечатлением встречи с братьями Кравченко, затем Николай задумчиво проговорил:
-Не знаю, что нас всех ждет. Неужели к власти придут такие вот, как этот, - кивнул он за спину в сторону ушедших братьев Кравченко. Помнишь, мы в юности спорили о высказываниях философа Ильина об Украине, и не соглашались с ним. Потому, что мы жили в другое, более спокойное время. А Ильин жил в те времена, когда оголтелые украинские националисты издавали статьи, в которых доказывали, что правящая нация украинцев выше всех остальных наций вокруг. Ведь этнических украинцев тогда было не так много. Как можно было Ильину не выступать против Украины, если идеолог украинского нацизма Донцов доказывал, что его правящая нация не должна испытывать ни милосердия, ни человечности в отношении личности другой нации. Дальше - больше. Уже в двадцатых годах, создаются организации украинских националистов, Союз украинских фашистов и много еще чего. Именно под впечатлением их идеологии во время войны создавали батальоны «Нахтигаль»и другие помощники фашистов. Идеология нацизма не умерла с победой русских в войне. Так до наших дней нацизм и культивировался в сознание украинской молодежи. А мы жили, и не замечали этого, - размеренно, подстраиваясь под шаг говорил Николай.
Дмитрий покровительственно похлопал Николая по плечу.
-Вишь, брат, как прозрел ты, живя в самом логове национального самосознания, - улыбнулся он. - Мне все это известно, я еще в институте диплом защищал по этой теме. Правящим украинским элитам выгоден нацизм, нацисты подобны цепным псам, которых спускают с поводка там, где их нужно использовать. Потому власти и смотрят на их художества сквозь пальцы, - проговорил Дмитрий.
Николай, соглашаясь, кивнул:
-Иван Грозный точно так же использовал своих опричников.
-Он использовал их до поры до времени, а потом сам же и уничтожил. Поскольку личность была авторитарная. Он смог удержать их от дальнейшего разгула, а ваши нацики могут легко выйти из под контроля, потому, что правители у вас нынче слабые.  Тот же Ильин сказал, чтобы предотвратить распад государства, во главе должна стать национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды жесткого, но не жестокого правления. Правда, все это он говорил о России, полагаю, это касается всех государств. В ином случае наступит хаос передвижений, погромов, отмщений, безработицы, голода и безвластия, - доказывал правоту философа Дмитрий.
-Похоже процесс хаоса у нас уже начался, - грустно подтвердил Николай.
-Пусть берут пример с России. Там тоже начинался процесс хаоса, пока к власти не пришел национальный диктатор, которому большинство жителей доверило наводить порядок. Не жестоко, но жестко. И мы все от того выигрываем.

*   *  *
Правильно отзывался сосед Николая о правлении президента Ющенко, ему бы, как экономисту, экономикой заниматься, а он увлекся темой голодомора - массового голода на Украине в тридцатых годах. Это стало его национальной идеей-фикс. По всей Украине стали открываться памятники, выставки, музеи жертвам голодомора. Этим он хотел сплотить нацию. Утверждал, голодом Россия хотела усмирить украинский  свободолюбивый народ. Верховная Рада издала закон, в котором голодомор квалифицировала как геноцид украинского народа. Несмотря на все потуги Ющенко, нация не стремилась сплачиваться вокруг этой идеи, от Ющенко стали отворачиваться даже его недавние сторонники. От него отвернулась ближайшая соратница Юля Тимошенко, которая два раза при нем становилась премьер-министром, и о которой Ющенко потом отзывался, что Юля Тимошенко его самая большая ошибка. В русской печати, которую тогда еще можно было найти в киосках или прочесть в интернете, печатали высказывание президента России Медведева, за последнее время  произошел отход от  принципов дружбы и партнерства Украины и России, произошел разрыв в исторической и духовной сфере, в этом усматривается русофобская политика президента Ющенко. Даже в полку, в котором ранее все признавали победу Ющенко, теперь чесали затылки, а те солдаты и офицеры, которые стояли с ним на майдане, откровенно плевались, и говорили, зря они его там охраняли, пусть бы сторонники Януковича там побаловались. Не прошло и двух лет правления Ющенко, как недовольная его правлением Рада отправляет правительство в отставку, с чем он не согласен и начинается затяжной конфликт. Все это происходит на фоне скандала с Россией, Украину  обвинили в краже российского газа. Спешно принятое соглашение по газу приводит к скандалу в стране.
Олесь Омельченко остался в Киеве. Его в охрану президента не взяли, там принимали только офицеров специально обученных из службы безопасности, но его услуги не забыли, оставили служить в комендантском полку. Недалекий Олесь думал, охранять президента те же функции, какие у охранника, который охраняет супермаркет. Сиди себе на стульчике у дверей президента и решай, кого пускать к нему, кого нет. Только кому нужен рыхловатый офицер, который кроме строевой подготовки не имеет за душой никаких иных навыков, об оперативной работе он вообще ничего не знает. В комендантском полку нужна луженная глотка и умение тянуть ножку. И все же о нем иногда вспоминали,  пользуется доверием администрации президента, ему поручаются некоторые деликатные просьбы, о которых Олесь призрачно намекает по приезду домой, но о них не распространяется. Во всяком случае, его материальное положение значительно укрепилось. В свой полк он теперь заезжал как почетный гость, к его мнению прислушиваются, с его легкой руки Николай был назначен начальником штаба полка. Вдовушку в Киев он с собой не взял, якобы, у него там появилась зазноба, с которой он готов заключить официальный брак. Олесь еще больше раздобрел, появился значительный животик, лицо приобрело форму шара, лоснилось от сытости и довольства, лысина покрыла большую часть черепа. Ему присвоили звание подполковника, хвастал, скоро станет полковником. Он приехал в полк, чтобы вместе с командованием организовать торжественное мероприятие - отметить шестьдесят четвертую годовщину создания украинской повстанческой армии, поскольку президент издал указ «О всестороннем изучении и объективном освещении деятельности украинского освободительного движения и содействия процессу национального примирения». По секрету сказал, готовится указ о присвоении Героев Украины Шухевичу и Бандере. Полк выстроили, торжественно зачитали указ. Трижды прокричали: «Слава Украине!». Сотни глоток ответили: «Героям Слава!».
  Уже дома, выпивая в домашней обстановке, Олесь самодовольно говорил маме и отцу:
-Вот мы и дождались славного момента, когда не надо говорит шепотом о славных делах наших предков.
И только сейчас Николай узнал, что дед по материнской линии состоял членом украинской повстанческой армии, его поймали за злодеяния в селе подо Львовом, и расстреляли на месте. А деды по линии матери и отца у Олеся  состояли в подпольном движении уже в советское время. Потому так и чтят в семье Бандеру, портрету которого был так удивлен Дмитрий в первый день знакомства с ними. Теперь портрет висел на самом почетном месте. Николай слушал его пьяное бахвальство, и как всегда - молчал. И если ранее Олесь его молчание воспринимал, как нежелание спорить на тему, которая ему была не близка, то теперь он начинал злиться и упрекать Николая в скрытом сопротивлении. Николай понимал, его уже и так недолюбливают в этой семье, да еще карьера зависела от шурина, он слабо отбивался:
-Олесь, ты же знаешь, я политикой не занимаюсь. Мое дело военное. У тебя ко мне, как к начальнику штаба есть нарекания?
Тот тупо уставился на Николая, мотнул головой:
-Нет!
-Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы я, как те пацаны, бегал с факелом по улице? Так я уже не пацан. Да и задачи у нас иные. Ты лучше скажи, зачем мы поставляем Грузии оружие? Она собирается с кем-то воевать? - спросил Николай, чтобы отвлечь шурина от разговоров о политике.
-Ты что, не знаешь, что Грузия дружественная нам страна? Русские помогают абхазам и осетинам, мы грузинам, того и гляди там вспыхнет конфликт. А ты откуда знаешь об этом? - удивился Олесь.
-У нас сняли с боевого дежурства несколько зенитно-ракетных комплексов «БУК», в сопроводительных документах стоял адрес получателя — Грузия, - пояснил Николай.
-Ты об этом помалкивай, - предупредил Олесь.
-Одно дело продавать некондицию, другое дело отдавать действующие комплексы. У нас самих их не так много, - напомнил Николай.
-Ничего, нам американцы обещали подкинуть кое-что получше, - загадочно помахал рукой Олесь.
Он шел  потом домой и думал, как прогадал он в жизни, став военным. Ведь поступал он в военное училище еще в Советском Союзе, когда быть военным было почетно. Он с юности мечтал стать военным, знал, ему шла военная форма, он читал о славном пути многих военноначальников, хотел подражать им. В результате он вынужден терпеть, не служить, а дослуживать, тянуть до пенсии. Потому что эту службу нельзя назвать службой при высокой коррупции, когда иной раз зарплату выдают только тогда, когда какую-то часть ты оставишь военному кассиру. Нельзя получить продвижения по службе не дав взятку. Это даже не называют взяткой, настолько все привыкли к подобному положению вещей, подобное положение стало просто нормой. Ему тоже приходилось отдавать часть зарплаты, несмотря на то, что ему протеже составлял Олесь Омельченко.

*  *  *
В начале октября две тысячи восьмого Львов посетил президент Ющенко. Город украсили транспарантами, встречали его как зарубежную звезду. Отцы города постарались. И хотя на пресс-конференции президент говорил правильные вещи: сделать высшее образование общедоступным по всей Украине; о доступном жилье для малоимущих граждан; о проблемах многодетных семей, детей сирот, и прочее, ему уже мало верили. Не зря на парламентских выборах его партия пришла лишь третьей. Обиженный президент распустил Верховную Раду и назначил новые выборы на двадцать седьмое мая. Рада и правительство с этим не согласились, поняли, цель Ющенко вернуть себе полномочия, утраченные в ходе президентских выборов, когда республика стала парламентской. Склоки длились до декабря и премьер -министр Тимошенко первой предложила Ющенко подать в отставку. Ей вторили  с предложением импичмента Янукович и лидер коммунистов Симоненко. Пока в коридорах власти шла драчка, полк в котором служил Николай подняли по тревоге. Причина не была ясна, все ждали разъяснений из штаба дивизии. Штаб молчал,  запретили выходные, офицерам приказали находиться на казарменном положении. На следующий день пришло разъяснение и тут же объявили по телевидению: Россия напала на Грузию. Николай был в недоумении. Зачем большой России нужна маленькая Грузия? Сведения дозировались скупо: российские танки дошли почти до Тбилиси, и только вмешательство западной дипломатии остановило русских на пороге грузинской столицы.
-А ты спрашивал, зачем мы поставляем оружие грузинам, - довольно сказал Олесь во время кратковременного посещения Львова.
-Не понимаю, зачем нужно России нападать на Грузию? - пожал плечами Николай.
-В этом вся агрессивная суть российского руководства. Ты думаешь, Россия когда нибудь смирится с  потерей своих территорий? Белоруссию они уже объявили своей вотчиной, погоди, она скоро и нас захочет прибрать к рукам. Только не видать ей Украины, как своих ушей, - бахвалился Олесь.
Что на самом деле произошло в конфликте между Грузией и Россией точно не сообщалось, велели рассматривать официальную версию: Россия совершила агрессивный акт. Европа осудила российское руководство, вела санкции. Никто не сомневался в официальной точке зрения - Россия агрессор.
Через три дня в полку объявили отбой тревоге. Этот инцидент дал повод для заявления Ющенко, что Украина вступит в НАТО и будет наращивать свой военный потенциал. Утверждает, что следующей страной для агрессии со стороны России станет Украина.
В полку Николай на высказывание президента поделился с близкими ему по духу офицерами, которых становилось все меньше и меньше. Некоторые уволились или перевелись ближе к своим домам. Капитан Бойко высказался по этому поводу:
-Наращивать свой военный потенциал - это хорошо, правительство всегда должно об этом заботиться. Иначе, какая это армия?
-Что-то мы не видим никакого наращивания, - возразили ему. - Как несем службу со старым советским оружием, так и несем. А где отечественные новые образцы вооружений?
-Откуда им взяться, половину заводов стоят, - напомнил Николай.
-Американцы обещали подбросить нам стрелковое оружие, и снаряды для новых противотанковых пушек, - напомнили ему.
-Так они тебе и дадут новое, старье скинут: на тебе Боже, шо нам не гоже. Катера списанные ржавые нам продали, мы им за это еще спасибо говорим. А если доллары выдавать на вооружение, то они не дойдут даже до заводов, верхушка распихает их по карманам, а возвращать долги будем мы и наши дети. Лучше они вместо пушек нам масла подкинули, - высказался еще один офицер.
-Да тише ты, комполка услышит, -  шикнул на него офицер связи.
-Каждое государство должно строить свои вооруженные силы и разрабатывать свою военную технику, а не надеяться на чужого дядю, - отозвался Николай.
В январе снова недопоставки газа Россией, в квартире едва горит комфорка, а цены опять за газ возросли. Премьер Тимошенко объявила, в этом виноват Ющенко, который хотел сохранить коррупционного криминального посредника газа «Росукрэенрго», она потребовала от президента отчитаться перед парламентом по поводу злоупотреблений и коррупционных действий нацбанка в пользу «Надра-банка», и не без известного на Украине олигарха мажоритарного акционера «Надра-банка»  Дмитрия Фирташа, который являлся спонсором украинской оппозиции Яценюка, Тягнибока, Кличко. Пока паны наверху скубуться, население ропщет, но молчит. Молчит, потому что любое протестное выступление тут же стараются подавить не столько силами милиции, как силами националистически настроенной молодежи, которая выходит навстречу протестующим с палками в руках, обвиняя митингующих в покушении на демократию молодой республики.
Однажды он был свидетелем подобной выходки молодежного нападения на демонстрантов. На девятое мая он был выходным, взял дочек прогуляться по весеннему городу. В центр пошла жиденькая колона ветеранов войны, в основном стариков и пожилых женщин. На груди у многих ордена и медали, георгиевские ленточки. Они ничего не скандировали, не пели, шли молча к бывшему памятнику освободителям города от немецких захватчиков, его в прошлом году снесли, остался один пьедестал. На пути у демонстрантов стояли стеной молодчики с палками в руках. Сотрудники милиции стояли далеко в стороне и безучастно наблюдали за происходящим. Колона встала вплотную к молодым людям, не веря, что те могут поднять руку на пожилых людей. Но те решительно двинулись навстречу и стали напирать на них просто массой, требуя убрать медали, срывали георгиевские ленточки, топтали их ногами,  поскольку они являются запрещенной символикой тоталитарного режима. Вырвали из рук ветеранов венок, который они хотели возложить к постаменту уничтоженного памятника, выхватили у женщины копию знамени Победы и демонстративно сожгли его. Спор, крик, плач. Милиция вначале хотела вклиниться между ними, националистически настроенная молодежь, в основном из партии «Свобода» закидала милицию камнями и дымовыми шашками, они отступили и стали безучастно наблюдать за происходящим.
-Папа, что происходит? - спросили испуганные дочки.
-Происходит то, чего не должно быть, - жестко сказал он. Он хотел вмешаться, вклиниться в толпу, призвать к совести молодежь,  дочки испуганно вцепились с двух сторон в его руки, и он сжав зубы, повел их домой. По дороге девочки не могли успокоиться.
-А почему эти хулиганы напали на дедушек? - спрашивали они. - Кто эти люди с цветами и медалями?
-Это  победители в последней войне, ветераны, которые остались живыми. А про себя подумал: «Чтобы дожить и увидеть это безобразие, когда защищают потомков тех, кого они тогда не успели после войны добить».
-А почему милиция не разгонит этих хулиганов? - допытывались девочки.
-Для меня это тоже загадка, - хмуро ответил отец.
Вечером он встретил возвращающего с работы соседа Сергея Глушко в милицейской форме, спросил:
-Сергей, почему власти не разрешают ветеранам пройти по городу? Они же не нарушают общественного порядка? Почему на их пути тогда стоят не вы, а какие то недоумки?
Сергей вздохнул, ответил:
-Ты этот вопрос задай нашему министру  внутренних дел Юре Луценко.
По тому, как сосед назвал презрительно имя министра Юрой, а не Юрием, понял, насколько не уважаем в своей милицейской среде  их министр. Впрочем он тут же подумал о своих министрах обороны, которые тоже не пользовались среди военных уважением. Особенно предпоследний, тоже Юрий, однако Ехануров, который никогда не был военным, болтался в коридорах власти от заместителя киевской администрации, депутата Рады, заместителя премьер -министра, и прочее, до министра обороны в правительстве Тимошенко. Присвоили ему звание полковника. Что может хорошего сделать для армии подобный министр? Конечно,  в первую очередь он начал набивать карманы. Ревизия вскрыла ряд хищений и злоупотреблений властью, его обвинили в коррупции и отправили в отставку. Хотя по хорошему, надо было посадить. Да вот беда, нет коррупции на Украине, и сажать, соответственно, не за что. Своих не бросают, на момент выборов Януковича, он пребывал в должности руководителя киевской городской организации партии «Наша Украина». Сменил его профессиональный военный Валерий Иващенко, который окончил Военную инженерную академию имени Можайского, прошел все ступени службы, дослужился до заместителя министра обороны, после снятия Еханурова временно исполнял его обязанности до новых выборов президента. Случилась новая беда, его посадили за то, за что не посадили предшественника. Он как то не так реализовал на сторону имущество Феодосийского судомеханического завода.
*  *  *

Последующие годы до переизбрания президента Ющенко ничего нового в  жизни Николая не превознесли. Все так же ходил на службу, выезжал на учения, принимал новую технику, подаренную западной коалицией. Все меньше законности наблюдалось в общественной жизни города, все большую силу приобретали радикальные партии со своими силовыми отделениями. Все так же Верховная рада сражалась со своим президентом, сам же президент при плохой игре старался сохранять бодрость духа. На ежегодной пресс-конференции «Спроси президента» был опубликован чей-то смелый вопрос: «Уважаемый господин президент, скажите нам, простым людям, сколько нужно вам заплатить, чтобы вы вместе со всеми своими депутатами, министрами навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?» И подпись. На что Ющенко ответил, это провокационный вопрос, спросивший, наверняка, находится в России, а лично его и депутатов избирал народ. Вместе с тем он отметил: что благодаря демократии, журналист может безбоязненно задавать подобный вопрос, в другой стране его бы привлекли к ответственности. Не чувствовал президент или не хотел видеть, что от него отвернулись почти все, даже бывшие соратники. Юлия Тимошенко, которая больше всех драла глотку на майдане, дескать, только Ющенко достоин доверия народа, два раза объявляла ему неофициальный импичмент, выдвинула свою кандидатуру на пост президента.
Военных всколыхнуло сообщение о том, что посол Украины передал в штаб-квартиру НАТО письмо, подписанное президентом Ющенко, премьером Тимошенко, и спикером Яценюком о вступлении в организацию, что для всего украинского парламента стало неожиданностью, не только для военных. Узнали об этом письме от американского сенатора, который посетил Киев. Парламентарии возмущались, за их спиной три политика решают судьбу целого народа!
Опять офицеры полка задавались вопросом, станет ли лучше им служить, повысится ли от того денежное довольствие, а потом уж задумывались о военной составляющей. И второй вопрос, зачем стране это нужно, если они не собираются ни с кем воевать? Не лучше ли им принять статус нейтральной страны, как Швейцария, например?
-Успокойтесь, - говорил начальник штаба Орлов своим подчиненным товарищам по оружию, - парламент отозвал письмо, поскольку такое решение требует референдума жителей страны.
Правда, два месяца Рада бурлила, парализованная дебатами по этому вопросу, и только потом вынесла решение о проведении референдума в случае, если избиратели того пожелают.
Олесь наконец решил официально жениться. Он привез из Киева разведенную женщину, с которой познакомился, когда находился в Киеве. Свадьбу сыграли в ресторане. Николай смотрел на раздобревшую фигуру своего шурина, тот вальяжно расположился в кресле, пот блестел на его лице и лысине, он снисходительно выслушивал поздравления и принимал подарки. Его жена ему под стать фигурой, испугано рассматривала родственников мужа, явно не ожидала такого, по ее мнению, великосветского приема. На свадьбе присутствовали почти все первые лица города. Галя перед свадьбой познакомилась с ней, высказала свое мнение о будущей жене Олеся:
-Деревня деревней! Я думала она из Киева, а она из деревни, работала официанткой в офицерской столовой. Там ее и приметил Олесь.
После свадьбы Олесь повез жену в новую квартиру, которую купил год назад.
Говорят, прежняя пассия Олеся при встрече чуть не выдрала волосы его жене.

В преддверии предстоящих президентских выборов зарегистрироваться решили неимоверное количество кандидатов, свыше сорока человек.
Николай ворчал:
-И мне, что ли, пойти податься в президенты! Уж если такие личности, как ужгородский голова Ратушняк, да нацист Тягныбок хотят стать во главе государства, полагаю я честнее их и грамотнее.
И вздыхал: «Жаль, что я не политик!». Знал сколько для этого денег надо и откуда они берутся у кандидатов. Там нет ни одного честного политика за редким исключением. В итоге зарегистрировались восемнадцать человек. Среди них такие одиозные фигуры, как самовыдвиженец Арсений Яценюк, который будучи на посту спикера до такой степени зарекомендовал себя безвольным и  недалеким, что его всерьез никто не воспринимал. Дали ему кличку «Кролик», избиратели махали у его офиса морковкой. Пройдет всего три года и этот «Кролик» еще проявит себя, наступит его звездный час. Ринулись в гонку все лидеры крупных и мелких партий:  коммунист Симоненко, социалист Мороз, Тигипел - Трудовая Украина, и так далее. Ющенко сколько раз отговаривали не вступать в гонку, его рейтинг ниже плинтуса, он упрямо шел вперед, доказывая, что его президентское правление является самым успешным за всю историю суверенной Украины. По итогам выборов он едва набрал пять с половиной процентов, что не мешало ему впоследствии утверждать в своем успешном президентстве. Его обогнал даже Яценюк, которого никто сначала не принимал всерьез. Что в таком случае говорят кандидаты о низком проценте? Происки врагов и подтасовку бюллетеней! Как и следовало ожидать, во второй тур вышли Янукович и Тимошенко. Перед первым туром, Тимошенко попросила президента Грузии Саакашвили прислать грузинских наблюдателей. Тот пообещал прислать грамотных, опытных наблюдателей, и на Украину ломанулись более двух тысяч наблюдателей. Им отказали в регистрации, поскольку стало известно - среди «опытных и грамотных» нет ни одного человека с опытом наблюдателя на выборах, полторы тысячи были вообще грузинскими безработными, около ста человек грузинские силовики из спецподразделений, остальные из полиции и армии. Юля подала в киевский апелляционный административный  суд иск, чтобы данных наблюдателей зарегистрировали,  в итоге,  после опубликованных телефонных переговоров Тимошенко с Саакашвили, в регистрации грузинским наблюдателям было окончательно отказано.
Не только подполковнику Николаю Орлову было ясно, что могли бы сделать на наблюдательных участках почти половина из всех наблюдателей две  тысячи грузинских засланных казачков. Уже во время выборов сторонники и противники бывшего президента говорили, ничего хорошего от нового президента стране ожидать не приходиться. Олесь Омельченко остался в Киеве, хотя новая метла вымела его с прежних насиженных мест, он остался в киевском гарнизоне, где с ним не очень считались, он получил должность, несоответствующую его званию, припоминая прежнюю его заносчивость и чванство. Олесь затаил злобу, открыто грозил: «Мы свое еще возьмем...».
Николай с затаенным злорадством спрашивал его:
-Скажи, стоило тогда, на майдане так за него задницу рвать, если он набрал процентов чуть больше жирности молока?
-Да иди ты!.. - огрызался Олесь.
-Все соратники отвернулись от него, один ты верен остался, - корил он шурина.
-На нашей улице еще будет праздник! - уверенно обещал Олесь.
Единственное доброе дело удалось сделать Николаю в полку, он в отсутствие Олеся сумел протолкнуть кандидатуру капитана Бойко на должность командира батальона с присвоением майорского звания. Которому, в свое время, Олесь обещал, что он до пенсии в лейтенантах прослужит. На это известие Олесь при встрече с Николаем криво улыбнулся и спросил:
-Дружков проталкиваешь?
-Он не друг, а боевой товарищ. К тому же он грамотный офицер, его рота заняла второе место на последних учениях, - спокойно ответил Николай
-Офицер может он и хороший, а вот как человек - дерьмо. Да и ты не лучше. Одного поля ягодки, - махнул рукой Олесь и ушел в сторону от дальнейшего обсуждения.
Николай  шел домой в полном раздумье, в стране бардак, и в полку не все ладно, все больше офицеров подвержены националистической риторике, и дома непонятно какие отношения.
 На подходе к дому встретил возвращающегося с работы, соседа Сергея  Глушко,  уставшего и не менее грустного, чем Николай.  Николай спросил:
-Что-то не вижу в твоих глазах оптимизма. Опять молодежь бузила?
-Та не! Ты газеты читаешь?
-Профессор Преображенский советовал на ночь не читать украинских газет, - пошутил Николай.
-Зря! Нашего Юру  на недолго   кышнули.
-Какого Юру? - не понял Николай.
-Та министра нашего, Луценко! - пояснил сосед.
-Чё, тож проворовался?
-Не, за це у нас не снимают. Обеспечил рейдэрский захват полиграфкомбината, на котором печатают бланки для президентских выборов.
-Зачем ему это надо?
-Та ото ж! Юля  захотела подчинить комбинат себе, а Витя (Ющенко) воспротивился. Он послал свои внутренние войска, те выдворили оттуда милицию, Юру уволили, а через час Юля восстановила его в должности исполняющего обязанности, - пояснил Сергей.
-Ну я скажу, у вас дела похлеще наших! - восхитился Николай. - Это ты из -за этого такой грустный? - спросил он.
-Та не -е! Зарплату опять задерживают, а работать заставляют по две смены. Шо там с выборами, кто кого? - спросил Сергей.
-Идут ноздря  в ноздрю. Ты сам за кого пойдешь?
Сергей махнул рукой.
-Кого не выберешь, результат будет все тот же. Оба  заботятся не о нас с тобой. Не пойду я голосовать.
И пошел тяжелой походкой в подъезд, на входе обернулся, сказал:
-Кого бы не выбрали, заходи, обмоем. Все равно повод в наличии имеется.
Во втором туре Грузия не  послала ни одного своего наблюдателя на избирательные участки Украины.
Президентом страны был избран Виктор Федорович Янукович. С этим не могла согласиться Юлия Тимошенко. Она подала исковое заявление в Высший административный суд об обжаловании президентских выборов. В иске ей было отказано, на что она решительно заявила: «Это не суд! А Янукович не легитимный президент!».
Новоиспеченный четвертый президент Янукович на радостях произнес свою речь по-русски, за что тут же получил выговор от депутата Вязиевского,  дескать, «не гоже кандидату на высший пост страны выступать не на государственном языке».
Заканчивалась двадцатилетняя эпоха независимости суверенной Украины.

Часть третья.

Подполковник Николай Орлов глядя на своего заместителя, который очень переживал о проигрыше своего кумира президента Ющенко, сказал с издевкой:
-Наверное, вы единственные в полку с Омельченко, которые так сожалеют о сбитом летчике.
-Почему? Вы не правы, пан подполковник, у нас многие в городе голосовали именно за него. Вы думаете, Янукович долго усидит в президентах?
-Поживем - увидим, - не стал спорить Николай.
Он знал,  в особом отделе он и так уже на заметке, благодаря стараниям своего заместителя. Про себя подумал: «Может дело и правда сдвинется с мертвой точки в лучшую сторону. Сколько же нам еще терпеть деградацию государственных органов». Полк стал походить не на воинское подразделение, а на сборище банды батько Махно. Обмундирование не выдавали, офицеры должны были покупать за свой счет. Купить не всегда возможно, не было в продаже некоторых мелких аксессуаров на погоны и в петлицы, даже сапог и ботинок на всех не хватало. Поэтому в строю офицеры и сержанский состав выглядели не очень браво, командиры закрывали на это глаза. Давно существовал негласный приказ, срочников оставлять служить по месту жительства, чтобы родственники им помогали, и по возможности офицеров тоже направлять ближе к родным местам.
Кстати, по мнению Николая, Янукович начал не так уж и плохо. Сразу сократил штат президентского секретариата, образовал национальный антикоррупционный комитет, подписал новый налоговый кодекс, и многое чего другого хорошего. А вот статус второго русского языка не признал, украинский язык остается единственным государственным языком. Обещал упразднить воинскую повинность в форме прохождения срочной службы в вооруженных силах. Отправил в отставку правительство Юлии Тимошенко. Это не совсем выглядело как месть, поскольку за отставку голосовало большинство в Раде и даже семь ее верных партийцев из ее же блока не поддержали ее. Николай одобрил принятие нового закона, который ограничивал уличные протесты. Надоели выходки молодчиков, которые по каждому случаю устраивали шабаш у здания городской администрации. Правда, на тот закон они наплевали, и собирались по прежнему по первому зову своих вожаков.
В этом году Николай всей семьей решил погостить у брата в Москве. Последние годы братья стали особенно близки. Разница в возрасте с годами стала не заметной. Николай признавал интеллектуальное превосходство младшего брата, у него  кругозор шире, он вращается среди большого количества умных людей, общается с иностранцами, благо владеет двумя языками, благодаря Дине в курсе всех новинок в кино и театре. Он же, Николай, дальше казармы нигде не бывал, в театры с женой не ходил и по молодости, книг не читал, - некогда. Успевал просматривать новости по телевизору, иногда смотрел юмористические передачи с молодым  и талантливым сатириком Зеленским. Он с таким едким юмором со сцены прокатывал бадеровцев, зал ухахатывался.
Он ехал в Москву с приподнятым настроением. Ему интересно, какой стала Москва с тех пор, как он учился в училище. Уговаривал жену поехать с ним, она ни в какую:
-Я! К москалям! Которые нашу родину попирают! Ни за что!
-С чего ты взяла? Они разве оккупировали Украину? Или тебе мешают преподавать украинский язык? - в сердцах высказывался Николай.
Младшая Яна тоже вторила матери:
-Не поеду. Они там размовляют на собачьей мове, противно слушать.
-А еще у москалей рога на голове выросли, - с усмешкой укоряла сестру Ева. Она согласилась ехать с отцом безоговорочно. Общими усилиями уговорили поехать и Яну.
Дмитрий ждал брата с приподнятым настроением. Ему хотелось показать брату и племянницам обновленную Москву. Ведь во время учебы на первом курсе столица выглядела серо и убого. Разбитые тротуары, у каждого метро палатки с пивом и прочей чепухой, мусорки переполненные, ветер гонял обертки и обрывки газет. Безликие дома, которые строили в спальных районах один похож на другой, убогая коробочная архитектура, негде глазу остановиться. Он вспоминал, как они с Диной посетили Венгрию, насколько их поразила архитектура столицы, которая со средневековых времен только совершенствовалась и не позволяла разрушать старинные дома. В старом городе Веспрем они так же любовались старинными улочками, необычной архитектурой, и только в центре стояла из бетонных плит коробочка, так не вписывалась она в архитектурный стиль города. Оказалось, это дар городу от членов советского политбюро. В нем располагался райком партии. Теперь это уродливое здание не знают как использовать. В советское время в Москве снесли столько памятников старины, церквей, взорвали храм Христа Спасителя, построенного в память павшим воинам во время нашествия Наполеона, член политбюро Каганович предлагал снести храм Василия Блаженного, чудом не случилось. Зато на окраинах настроили столько безликих коробочек, среди которых можно было заблудиться. Не зря режиссер Рязанов снял по этому поводу фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Зато сейчас на Москву любо дорого посмотреть, в этом есть заслуга мэра города Лужкова. Появились красивые торговые комплексы, не хуже чем в Будапеште, которые так удивили и восхитили Дмитрия и Дину. Отреставрировали старые и старинные дома, оригинальная подсветка делала их в вечернее время еще более сказочными.
Орловы купили себе двухкомнатную квартиру недалеко от прежней квартиры Дины. Они хотели квартиру Дины продать или сдать друзьям, но когда приезжали Димины родители, и останавливались в прежней квартире, чтобы не стеснять сына, решили, пусть та квартира остается гостевым домиком. Ведь в Москву часто приезжали однокурсники Димы, друзья и родственники. Наконец, через несколько лет родители Дины и Дмитрия познакомились. Родители Дины так и не смогли ни разу  съездить в Измаил. Знакомство состоялось в ресторане, но обе семьи чувствовали себя сковано, не знали о чем говорить, отец Дины вежливо расспрашивал о жизни в провинции, об Украине в целом, женщины поговорили о детях, мужчины крепко выпили, и на том расстались. Две разных семьи, разного статуса, разной ментальности мышления, они никогда не смогут говорить на одной волне. Слишком разный образ жизни разъединял их. Однако, статус кво был соблюден, сваты познакомились, теперь можно с легким сердцем передавать друг другу приветы.
Он встретил брата на Киевском вокзале, знал уже,  Галя с ними не едет, деликатно не стал при девочках расспрашивать, почему не поехала мама. Он гордо усадил их в свой «Фольксваген», и покатил по городу. Николай крутил шеей, стараясь разглядеть улицы, он вряд ли когда их видел, и даже если видел, вряд ли мог узнать. Дмитрий посмеивался: брат прожил в столице почти пять лет, и города не видел. Николай узнал только свое военное училище и прилегающую набережную, которая вела к Москворецкому мосту, он в увольнение ходил по ней к Красной площади. Дмитрий привез их домой, где Дина накрыла стол. Сын Виктор чопорно поздоровался с двоюродными сестрами, которых видел крайне редко, перескакивая через значительный отрезок времени. Вчера они были девочками подростками, а сейчас уже почти девушки. Старшая Ева вытянулась, почти догнала ростом отца, красивая и спокойная. Яна еще угловатый подросток, несколько нервная и смешная в своем украинском говоре. Ева старалась говорить по-русски, ей это неплохо удавалось, она часто разговаривала с отцом на его родном языке, Яна упорно не хотела его учить. Девочки разглядывали интерьер, несколько отличавшийся от многих квартир во Львове. Яна спросила: почему у них нет на стене портрета Бандеры? Братья переглянулись, Николай строго пояснил, в России он не является национальным героем. Уже позже, одиннадцатилетний Виктор так охарактеризовал сестричек:
-Есть люди, которые видят бублик, а некоторые дырку в бублике. Вот Янка, она видит дырку в бублике. Ей ничего не нравится, она видит только все плохое, неубранную улицу, обсыпанную штукатурку на доме и прочее. Еве все нравится. Ей Москва очень понравилась.
Родители крайне удивились взрослой логике сына. И действительно, Ева говорила, он бы с удовольствием после школы поступила в московский институт, но она не знакома с русским правописанием и русской литературой. Яна заявила, она поедет учиться либо в Польшу, либо в Германию.
После обеда Дина пошла в театр, договорились, что они придут на вечерний спектакль с ее участием, а Дмитрий поведет их показать значимые места в городе. Конечно, в первую очередь на Красную площадь и в Кремль.
Идя по городу, они еще раз прошли к бывшему военному училищу имени Верховного Совета. Николай смотрел на свое училище, которое к тому времени закрыли на капитальный ремонт, ему стало очень грустно. Прошло всего двадцать два года, когда он безусым лейтенантом покинул его стены, вроде совсем немало, но так много событий прошло за эти годы, и самое крупное, - развал СССР.
-Представляешь какие там коридоры? - спросил он брата.
-Догадываюсь, - улыбнулся Дмитрий, здание по длине несколько сот метров.
-Хотя я и сидел в нем на казарменном положении, то были лучшие мои годы, - грустно проговорил Николай.
-Очень солидное здание, - согласилась с ним Ева.
-А Кыив краще, - заявила Яна.
-Киев тоже очень красивый город, - согласился с ней Дмитрий, понимая внутренний протест девочки против восхищения городом старшей сестры. Хотя он был искренен, Киев, действительно, очень красивый город. Они бродили по центру города, магазины работали, прохожие спокойно прогуливались или спешили по своим рабочим делам, ничего не напоминало нервную обстановку в его городе Львове, где группы молодых людей проводят факельные шествия, митингуют по поводу и без повода. Во время выборов президента эти же молодые люди преследовали тех, кто агитировал не за Ющенко, всех, придерживающихся левых взглядов публично называли ответственными за преступления коммунизма.
-У вас тут шествия бывают? - неожиданно спросил Николай.
Он сначала не понял сути вопроса, взглянул на брата.
-Какие шествия?
-Митинги недовольных властью?
-А! Бывают, конечно. Договариваются с мэрией о месте и дне митинга, и вперед!
-С милицией дерутся?
-На моей памяти был такой случай на Болотной площади, тогда акция вышла за пределы дозволенного. Ситуацию быстро взяли под контроль, кому-то дали пятнадцать суток, кого-то оштрафовали, на том все и закончилось, - пояснил Дмитрий. - Какая бы власть не была, все равно найдется кучка недовольных, которые будут мутить воду. Вспомни Александра Второго, отменил крепостное право, издал кучу либеральных законов. Все равно нашлись негодяи, которые бросили в него бомбу.
Девочки шагали впереди, им неинтересно о чем говорят взрослые, они разглядывали дома, витрины магазинов, щебетали о чем то своем, мужчины вели беседу, которая занимала их умы.
-Чем объяснить, что у нас власти не могут взять под контроль выступления молодчиков, а вы справляетесь? Это говорит о диктаторских замашках вашего президента? - спросил Николай.
-Это говорит о сильной стороне нашего закона. И я всегда считаю, пусть лучше будет у нас чуть меньше демократии, и чуть больше власти у президента, чтобы не переживать очередной войны на юге, не позволять либералам клеветать на родину в которой живут ради подачек из-за океана.
-Ты говоришь штампами, как пропагандист, - хмыкнул Николай.
-Я говорю как патриот родины, которую выбрал для себя, я не предавал Украину, мы жили в единой стране, ты остался на том осколке, который отвалил от СССР, - парировал Дмитрий. - Хочется, чтобы мы тут жили мирно и спокойно. Хватит с нас Чечни, научены горьким опытом. А на Украине все только начинается. Никогда восток не сойдется во мнении с западом, того и гляди вспыхнет конфликт на этой почве. А это уже и гражданской войной попахивает.
-Я раньше всегда готов был спорить с тобой, считал себя правым. Если бы я попал служить не во Львов, а куда-нибудь на юг или восток Украины, я бы до сих пор спорил с тобой, утверждая, что жизнь на Украине лучше, - выговорился Николай.
-А что, при Януковиче жизнь не наладилась? - спросил Дмитрий, хотя полагал он знает больше, чем брат, который сидит во Львове, в окружении людей совсем другого ментального мышления, чем остальная Украина, а Дмитрий собирает материалы по всей Украине для политических обзоров.
-Сначала он править начал вполне обнадеживающе. Бьется за увеличение властных полномочий. Не получилось у нас с парламентской республикой. Сидят в Раде  придурки, им дали власть, они о родине быстро забыли, сидят и грызутся между собой, как пауки в банке. Начал выстраивать вертикаль власти, которую Ющенко окончательно разрушил. Возбудили уголовное дело против бывшего президента Кучмы за заказное убийство журналиста, добрались и до Юлии. Против нее еще шесть лет назад возбуждалось уголовное дело за дачу взятки, нужно знать Юлю, она тогда выскользнула, а сейчас ею занялся независимый аудит из США, они накопали на нее столько говна,  даже ее покровители долго чесали репу. Из ее правительства пересажали многих бывших министров, и до министра МВД Луценко добрались, - рассказывал Николай.
-Все это замечательно, только ты к чему подводишь? Чувствую, ты как на прежних, советских совещаниях: у нас все здорово, но вместе с тем… - перебил его Дмитрий. Николай рассмеялся.
-Точно! И вместе с тем! Лучше народного депутата из Крыма Грача не скажешь, тот ему выдал в прямом эфире: обещал русскому языку статус государственного, и не выполнил. Обещал вхождение в Таможенный союз и единое экономическое пространство с Россией, - тоже мимо. Обещал повышение зарплат и пенсий, - не выполнил. Обещал развенчать дело Ющенко по героизации фашиствующих элементов, отменить указы по присвоению героев Бандере и Шухевичу, - тишина. Как было при Ющенко, так все и осталось при Януковиче, никто не мешает националистам преследовать ветеранов войны, не согласных с их политикой, маршировать по улицам, грабить и запугивать бизнесменов. Коррупция в стране достигла своего апогея, миллиардеры богатеют, народ нищает. Помнишь, я упрекал тебя за Ельцина, который свою дочь пристроил на государственную службу? Так вот, наш Янукович своих сыночков пристроил на самые хлебные места, которые самым бессовестным образом отнимают у других бизнес, - Николай шумно выдохнул после такой длиной тирады, обреченно произнес: - Сейчас, думаю, я бы тоже остался в России, если бы не родители. Не могу их оставить. Да и люблю я свой Измаил. Уйду на пенсию, уеду доживать свой век в Измаил.
-И я его люблю. И по родителям скучаю, старенькие они уже, им сейчас как никогда нужна поддержка. А мы с тобой вдалеке от них. А как же девочки, они же не поедут с тобой.
Николай вздохнул.
-Не поедут, - подтвердил он. - Они выросли. У них своя дорога. Выйдут замуж, вылетят из гнезда, родители будут им не нужны. Из-за них меня в полку почитают за приспособленца. Дескать, идеологию ихнюю не поддерживаю, но и не отрицаю. Упорно вне строя говорю на русском языке. Правильно считают. Приспособленец я. Понимал, если выступлю открыто, вытурят меня из армии. Не этого я опасался. Думал, как же девочки останутся без меня? Потерплю еще немного. Окрепнут они, начнут понимать что-либо в этой жизни, а так попадут под влияние жены и бабушки с дедушкой, будут так же шастать по городу с факелами, - с горечью говорил Николай.
Нагулявшись по городу, они увидели кафе и решили зайти попить кофе и отдохнуть.
-У вас тут тихо, - высказалась Яна.
-Что ты имеешь ввиду, - не понял Дмитрий.
-Пацаны не шумят, не ходят толпами и не орут. Девок не чепляют…
Мужчины только улыбнулись.
Вечером повели девочек на спектакль с участием Дины. Шла комедия, и по тому, как смеялась на некоторые реплики Яна, Дмитрий понял, она на слух хорошо воспринимает русский язык, все же в семье Николай разговаривал с дочерьми по-русски, и хотя Яна противилась отвечать на нем, она все же понимала его достаточно прилично. Потом она говорила, из всего, что она видела в Москве, ей больше всего понравился театр и участие в нем тети Дины. Мужчины купили букеты цветов, вручили их девочкам, чтобы они по окончанию спектакля преподнесли их Дине.  Они встретили ее после спектакля, счастливые все вместе пешком пошли через вечерний город в сторону дома.

Когда после недельного пребывания в гостях, на вокзале прощались с братом и его дочерьми, Дмитрию было очень грустно. Он тогда еще не знал, что очень и очень долго не увидит своих племянниц.

*  *  *
Летом тринадцатого года у Дмитрия и Дины совпал отпуск, они  решили втроем поехать в Измаил на своей автомашине. Матери Дмитрия исполнилось шестьдесят пять лет, они хотели порадовать мать своим приездом. Тринадцатилетний сын Виктор только приветствовал вояж. Такого дальнего путешествия на автомашине они еще не совершали. До границы ехали без приключений. Дина опасалась, на территории Украины начнутся проблемы из-за российских номеров на автомашине. Границу пересекли довольно спокойно, успели сходить в «Дюти-Фри», закупились беспошлинным заграничным спиртным. Первую остановку сделали в Чернигове. Посмотрели с удовольствием достопримечательности древнего города, рассказали сыну о роли черниговских князей в жизни древней Руси. Церкви времен черниговских князей ухожены и открыты для посещений. Дина с любопытством рассматривала древности города, о которых ранее учила в школе. Зашли в обменный пункт валюты, поменяли рубли на гривны и поехали дальше. До Киева оставалось не больше ста километров.  Доехали быстро. Не переезжая Днепра остановились в гостинице справа от трассы. Перекусили, Дмитрий предложил:
-Давайте поедем в центр города, покажу вам достопримечательности Киева. Я сам был в Киеве еще школьником.  Кстати, туда можно доехать в метро.
Виктор проголосовал первым за поездку, опасаясь, что мама может сослаться на усталость. Но Дине тоже интересно осмотреть хотя бы небольшую часть города, в котором никогда не бывала. Сели в метро, доехали до станции «Хрещатник», вышли, Дмитрий по памяти повел их в сторону площади Независимости, затем они прошли к памятнику Богдана Хмельницкого, успели сходить к Лавре, но не успели пройти через катакомбы, поскольку был уже вечер и Лавра закрывалась. Сфотографировались на фоне известных церквей, пошли в сторону метро, чтобы вернуться в гостиницу.
-Очень красивый, европейский город, - высказалась Дина.
А Дмитрий про себя отметил, нет на улицах никаких митингов, за всю дорогу до Киева никто не обращал внимания на автомашину  с российскими номерами. Никто к ним не приставал слыша русскую речь, все вокруг говорили по-русски. «Мы журналисты сами нагнетаем обстановку, а потом ее опасаемся», - подумал он. Да и Дина тоже отметила,  нервозность ее оказалась беспочвенной. На следующее утро выехали на трассу, ведущую в Одессу. Трасса на удивление великолепная. Правда, позже ему сказали, это единственная трасса, которую отремонтировали за последние годы, в основном дороги везде убитые. В этом Дмитрий убедился, когда не доезжая до Одессы свернул на дорогу, ведущую в Измаил. Вот тут началось истинное испытание подвески автомобиля. Колдобины и ямы были на всем ее протяжении.
-Как в войну бомбили, так с тех пор и не ремонтировалась, - высказал свое мнение Виктор.
-Это точно! - согласился с ним Дмитрий.
Дома их с нетерпением и беспокойством ждали. Одно дело, когда дети прибывают поездом, другое - когда едут своим ходом. Мало ли чего может случиться в дороге. Они облегченно вздохнули, когда Дина по мобильному телефону сообщила им, они въехали в город.
Встречали их за воротами, стояли у дома, ждали, Дмитрий еще на подъезде заметил, как постарел отец. Седина покрыла голову полностью, он сгорбился, одежда на нем  мешковато висела. Мать более моложава, хотя и ее годы не пощадили. За это время умер муж старшей сестры Владимир Иванович, умер так же сосед Петрович, о чем они знали из телефонного разговора. Дмитрий посылал из Москвы тете Варваре свои соболезнования. Первым из машины выскочил Виктор. Еле разминая затекшую спины от долгого сидения, вышли Дина и Дмитрий.
-Господи, Витенька, да когда же ты успел так вымахать, - удивлялась бабушка, обнимая и целуя внука. Тринадцатилетний внук был уже выше ее.  Объятия и поцелуи. Мать заторопилась:
-Загоняй автомашину во двор. Ваня, открой ворота, - велела она мужу.
-Я, папа, сам, - отстранил его Дмитрий, распахнул ворота, увидел пустой гараж, спросил: - Папа, а где твой «Москвич»?
-Отдал Олегу. Стар я уже на нем ездить. Молодой семье он нужнее, - пояснил отец. - А у тебя что  за агрегат? - кивнул он на автомашину.
-Немецкий «Фольксваген Пассат», - пояснил Дмитрий.
Отец обошел машину, заглянул внутрь, одобрительно высказался:
-Умеют фашисты делать машины.
-Почему фашисты? Немцы фашизм давно осудили, - возразил Дмитрий. - А вот у нас, на Украине, он возрождается.
-Это точно! Ходят здесь придурки по проспекту, кричат: «Слава Украине, героям слава!». Каким героям? Если только недобитков, последователей Бандеры, да второго, как его?..
-Шухевича? - подсказал Дмитрий.
-Его, - кивнул головой отец.
-И как к этому в городе относятся?
-Как? - пожал плечами отец. - Никак! По разному. Кто против, те молчат. Кто за - кричат. Если милиция их не останавливает, чего же простому труженику у них на пути становиться. Получишь дубинкой по горбу и от милиции, и от нацистов. Пойдем в дом.
-Виктор! - окликнул сына Дмитрий. - Вынимай вещи их машины.
Прошел в дом. Ничего не изменилось, как было в доме в его детские годы, так все и осталось. Те же вышивки гладью на стене. Фотографии в рамках. Старый румынский шкаф с круглыми зеркалами, который достался матери в качестве приданного. Швейная машинка «Зингер» начала века, так же стояла в углу.
Вымыл руки, спросил мать:
-Колька обещал приехать или нет?
-Обещал. Только без жены. Никак она не хочет видеть нас. Что мы ей плохого сделали? Принимали, как родную, - с огорчением проговорила мать.
-Она против вас ничего не имеет. Ей не нравится русскоговорящий город. Так уж она воспитана, - пояснил Дмитрий.
-Не повезло Коле с женой, удивляюсь, как они до сих пор не разошлись. Тебе ничего не рассказывал, когда приезжал к тебе?
-В подробностях нет. Обмолвился, что с выбором жены поспешил, купился на ее внешнюю красоту. Живут они мирно, но врозь. Николай сказал, поднимет девочек, а там будет решать, как ему быть в дальнейшем. У него выслуга лет есть, может уйти на пенсию.
-А жить где останется? Во Львове? - настороженно спросила мать и с тревогой посмотрела на сына, вдруг он подтвердит ее опасения.
-Не думаю. Что его там может держать? Квартира и та не его. Купил на свои деньги, оформил на жену и девочек. Сказал, вернется в отчий дом, то бишь, к вам, - пояснил Дмитрий.
-Дай то Бог! - облегченно отозвалась мать.
-Что еще нового у вас, мама?
-Да что может быть у нас нового? Живем… Пойдем, за столом поговорим.
Дина с Виктором успели за это время сходить в огород, Виктор сказал, он помнит, как он ходил туда с девчонкам, своими двоюродными сестрами, хотя ему в то время было всего лет пять.
-Сейчас Варя и Оля придут, звонили. Я им сказала, чтобы к шести вечера приходили, - сообщила мать.
-Вот и славно. Рад буду видеть их.
Дина достала из чемодана подарки матери, халат, теплые тапочки. Отцу подарили набор инструментов в чемоданчике.
Отец разглядывал никелированные инструменты, восхищенно цокал языком:
-Мне бы такие лет двадцать назад. А сейчас такие  можно поставить в сервант  и любоваться ими.
-Да брось, папа, ты еще в силе, - поощрил отца сын. - Пользуйся.
Они прошли в беседку, виноградные листья плотно укрывали ее от палящего солнца, виноград не наливался еще спелостью, висели большие зеленые грозди, обещая изрядный урожай.
-Папа, а вина хватило до лета? - спросил Дмитрий. Отец, как и прежде, каждую осень давил виноград на вино.
Осталось совсем немного. Мы сами его почти не пили, продавали. И в этом году сделаю для продажи. Пенсия у нас сам знаешь какая? - отозвался отец.
-Я привез крепкое спиртное, - показал он на бутылки.
Отец рассмотрел этикетки, повертел в руках бутылки, прочитал: «Баккарди», на другой «Кубинский Ром», далее «Виски».
-Да-а, такое у нас только в барах увидеть можно. Стоят, как вертолет. Нам такое уж ни к чему. Мы к винцу привычные. Но попробовать можно.
Мать услышала, проворчала:
-Пробовальщик! Смотри у меня! Не загнулся бы!
-Грех, такое не попробовать. Может последний раз в жизни. Счас, вот, Леня придет, мы и отведаем заграничного зелья.
С тетей Олей пришли муж Леонид Васильевич, и Олег с женой Алей. Дмитрий долго прихлопывал по спине возмужавшего Олега, обнимал родственников, отметил про себя, время не щадит их. Все понемногу постарели. Да и сам Дмитрий далеко не юноша. Мать все сокрушалась, что у них нет больше детей, а Виктор уже почти вырос. Отговорка одна: не та у жены профессия, чтобы обзаводиться детьми. Хотя все понимали, это всего лишь отговорка. Ольга Петровна обнимала Дину и все приговаривала:
-Ты же теперь у нас звезда! Мы всем соседям с гордостью говорим, если видим тебя в кино: це наша невестка.
-Это для вас звезда, а для меня наказание, - остудил их пыл Дмитрий. - Хорошо смотреть ее на экране. А что за этим? Бессонные ночи, частые отлучки, Витька больше у бабушки жил, это сейчас он взрослый, может и один посидеть, если мы задерживаемся.
-Да, горек хлеб актрисы, - подтвердила и Дина.
-Однако на калач не променяешь, - проворчал Дмитрий.
-Не променяю. Уж раз назвалась груздем, чего уж тут менять профессию, - отмахнулась она от мужа. Потянулась, проговорила: - Как же у вас тут хорошо! Покойно! Воздух чистый, тишина, умиротворение.
-А че ж воздуху быть поганым? - прогудел Олег. - Все предприятия угробили, коптить некому.
-У нас и раньше не очень коптили, - возразил его отец Леонид Васильевич. - Консервный находился далеко за городом, остальные тоже…
-Та лучше бы они коптили, работа бы у людей была, - проговорила тетя Оля. Олег тоже заинтересовался машиной Дмитрия, осмотрел ее со всех сторон. Расспросил сколько лошадей, какая скорость и прочее, что интересует любителей автомашин. Позже подошла тетя Варя. Всплакнула, обнимаясь с племянников. Вот и нет теперь ее мужа, приходиться приходить одной. Рая на работе, может придет, а может и задержаться.
Дина переговаривалась с женщинами, Олег наклонился к Дмитрию.
-Ты слышал, как мы тут праздновали тридцатилетие независимости? - обратился он к Дмитрию.
-Не слышал, а видел. Смотрел по компьютеру. Шли по проспекту  со сто метровым флагом, скандировали: «Бандера, Шухевич герои Украины!». Затем у памятника Шевченко мэр толкал трогательную речь, рассказывал, как Украина веками боролась за сою независимость теперь вы стали настоящей нацией — европейской, гордой, патриотической и одухотворенной, и каких высот достигла Украина за эти тридцать лет. Он еще патетически тыкал пальцем в полотнище, сказал, что под этим знаменем наш город выстраивает благополучное будущее для своих детей, внуков на благо родной Украины.
-Ага! Ты прочти, что ответил на его речь в своем блоге один умник, точно в духе Тараса Бульбы турецкому султану…
Олег протянул мобильник, в котором Дмитрий прочитал:  «… готовность к международной интеграции, к преобразованию, к улучшению уровня жизни своего народа, - высказал пожелание мер Абрамченко. Я таки имею  задать один вопрос этому шлемазлу, который гордо придумал себе шо он мэр: А вы таки точно живете в етой стране, и в частности, в Измаиле? А ну вытащите свой кривой палец из жёпы вашей губастой любовницы и покажите мине на те улучшения жизни ВАШЕГО народа! В каком месте те улучшения видны из-за плечей вашей охраны? Не из бара «Берег» вы смотрите на те улучшения? Так оттудва токо Румыния видна или ви нас туда интегрировать будете, чтобы наконец-то мы все почувствовали про те улучшения? Не зря тебе в свое время Порошенко шнобель бил - оказывается было за шо! По брехливости ты даже его переплюнул».
Дмитрий улыбнулся.
-Смело! - проговорил он. -А Порошенко - кто это?
-Та наш премьер… Так мэру еще на воротах написали: «Брехун!».
-У вас тут подполье иметься, судя по высказываниям?
-Подполье или не подполье, а людей, недовольных положением вещей и властью, - достаточно! - кивнул Олег.
Посудачили, женщины перемыли косточки мэру и всему его окружению, потом махнули рукой, затянули украинскую песню, певучую и мелодичную. Застолье, как всегда затянулось до полуночи. Отец с Леонидом Васильевичем изрядно напробовались заграничных крепких напитков, да и Дмитрий с Олегом тоже порядочно захмелели. Домой Олег шел подпираемый с двух сторон матерью и женой. Жена Олега подталкивала в спину, если мужа и тестя  слегка вело в сторону. Николай, уставший с дороги и захмелевший, упал и уснул сном богатыря после трехдневного боя с врагами.
Наутро отец встал с головной болью. Мать ругала его:
-Старый дурак, дорвался он до заграничного дерьма, страдай теперь!
 И наливала ему огуречного рассола.
Да и Дмитрий чувствовал себя не лучшим образом.
Через три дня приехал Николай. Один. Потухший, молчаливый, без прежнего энтузиазма.
-А девочек почему не взял? - спросила мать. О жене не спрашивала, знали, она не приедет.
-Ева готовиться к вступительным. Яна ехать отказалась, - пояснил Николай.
Потом уже, сидя с братом в беседке, Дмитрий расспрашивал его о жизни, отметил, что за все время дороги они не заметили какого-либо негативного отношения к себе, несмотря на российские номера и паспорта россиян в гостинице, в которой они останавливались. Николай грустно покачал головой.
-Все же запад и восток Украины, два разных лагеря. Вряд ли бы вы проехали по Львовской области с российскими номерами. У меня такое ощущение, это затишье перед бурей, - проговорил он.
-Почему ты так думаешь?
-Янукович чудит. Юлю в тюрьму посадил. Понятно,  по ней давно тюрьма плачет, наворовала на сто лет вперед. Но выглядит это, как мелкая месть дорвавшегося до власти чиновника. За это ему достается в Европе. То он за соглашение с Европейским союзом, то он против. Понимает, со вступлением в ЕС лишится Украина многого, это прямая угроза аграриям и машиностроению. Накроется то и другое медным тазом. И с Россией хочется и колется, но не поймут его наши олигархи, которые рвутся на просторы Европы. Он между молотом и наковальней.
-А народ чего хочет?
-Народу хочется в Европу. Там мясо жирнее и хлеб вкуснее. Кто-то брякнул, что там любой рабочий получает не менее тысячи евро в месяц. При нашей зарплате в сто, двести евро, это их впечатляет. Немногие понимают, нас не захотят видеть в Европе как соперников. Мы для них дешевая рабочая сила и источник обогащения. Высосут из Украины все соки и пошлют подальше, - ударил себя по коленке Николай.
-В этом ты прав. Что-то ни одна их Балканских стран не стала богаче от ассоциации с Европейским союзом, - напомнил Дмитрий.
-То-то и оно! - кивнул Николай.
-И чем это может закончиться?
-Кто знает? Все зависит от воли президента. Народ побузит, конечно. И тут надо держать бразды правления в руках крепко.
-Удержит? - с недоверием спросил Дмитрий.
-Должен. Иначе зачем же мы его выбирали? - не очень уверено ответил Николай. Дмитрий уколол:
-Да вы и Ющенко выбирали. А закончил он с пятью процентами доверия.
-Я его не выбирал. А те, кто за него горой стояли, им было выгодно, чтобы пришел такой, который продвигал нациков, поощрял олигархов, он типичный ставленник США. Его жена американская подданная, гражданство Украины приняла после того, как он стал президентом. При нем американских советников в стране стало в разы больше. Они теперь у нас сидят не только во всех значимых предприятиях оборонного значения, но и лезут в наши армейские дела, их в полки назначают  инструкторами. Такое впечатление, что правительство у нас расположено в посольстве США. В Одесском округе от их инструкторов отказались, из Крыма вежливо попросили, зато у нас их встречают хлебом и солью. Они смотрят на нас, как на аборигенов. Я тут одному чуть морду не набил, - рассказывал Николай.
-Знакомо с инструкторами и советниками. У нас при Ельцине тоже до хрена было этих советников. Чуть Россию с их советами не профукали. Путин их всех выдворил.
-И правильно сделал. Они же не работают на укрепление иностранного для них государства, а стараются его ослабить до такой степени, чтобы в будущем они не стали для них конкурентами. Ко всем бедам у нас партия «Свобода» набирает силу, президенту приходиться действовать с оглядкой на нее. Они в большей степени за Ющенко и агитировали. И очень недовольны Януковичем, вставляют палки в его реформы, гадят по-мелкому, они как курочки, которые по зернышку клюют, а потом весь двор обгаживают. Они там пакость сотворят, в другом месте выступят, а у всей страны голова болит. Иностранцы недовольно головой качают, но ничего не делают, чтобы осудить. Слышал о них? - спросил Николай.
-Слыхал. Радикальная партия. Олег Тягнибок там командует. Их даже западные политики считают неонацистской партией. Все же я продолжаю отслеживать политическую жизнь Украины, - пояснил свою осведомленность Дмитрий.
-Точно. Лучший друг моего шурина Омельченко, - кивнул Николай.  Провозглашает  главенствующую роль украинского языка, ратует за возрождение ядерной державы, выступают за признание заслуг ОУН -УПА, выражают ярый антисемитизм, и никто здесь за это их не критикует, сносят памятники Ленину, и прочее.
-Это же они разгоняют ветеранов войны, ударная сила партии, я как-то писал о их художествах, наши очень осторожно отзываются о них, считается вмешательством во внутренние дела братского государства, - пояснил Дмитрий.
-Ты поосторожнее пиши. Ты статьи о конфликте с Грузией подписал своим именем, здесь в определенных кругах восприняты с большим недовольством. Я полагал, тебя на границе могут задержать и не пустить сюда. Видимо, ты еще не фигурируешь в компьютере как персона нон-грата. Насчет братской республики  - сейчас спорно. Простые люди, конечно, считают русских родными по крови. Западная Украина никогда не считала Россию братской. И оппозиция старается как можно дальше абстрагироваться от России. Для этого и нужны такие радикальные партии  и тягнобоки. Эта партия рвется к власти. И хотя процент вхождения в парламент невелик, в некоторых городах они уже заседают в местных советах, - пояснял брату обстановку внутри страны Николай.
-Самое печальное - их не одергивают. Это слабость власти или сила партии? - спросил Дмитрий. По всевозможным отчетам и публикациям он, как политический обозреватель, знал истинное положение в Украине. Но ему интересно знать мнение брата, как человека, который живет непосредственно в самом воинствующем городе, на своей шкуре ощущает все прелести некого двоевластия в стране.
-Полагаю, слабость власти. Как ты думаешь, неужели нельзя более жестко отреагировать на их вылазки? Их лидер Тягнибок спилил ограду вокруг Верховной Рады, под предлогом - народ должен свободно общаться с депутатами. Что это за народ, которые хотят общаться напрямую с депутатами, ты понимаешь. А в мае они высадили дверь в сессионный зал, им все это сходит с рук. И что? Неужели нельзя решительно дать ему и его приспешникам по рукам?! В парламенте одна Ирина Фарион чего стоит? Она призывала с трибуны сравнять Москву с землей, превратить ее в пыль. За ее высказывания ни один бы порядочный человек не подал бы ей руку, а она у нас в парламенте заседает, - с внутренним возмущением говорил Николай.
-Видишь, братик, как тебя просветили ваши политические деятели, - толкнул в плечо брата Дмитрий. - А ты раньше спорил, что это и есть свобода слова, истинная демократия. А Путин у нас узурпатор, который зажимает свободу слова. Кстати, превратить Москву в пыль и даже кинуть на Россию атомную бомбу призывала и Юля Тимошенко. Уровень ненависти зашкаливает.
Подошла мать.
-Вы опять о политике? Седина в голове, а вы все не успокоитесь.
-Что поделаешь, мама, в спокойном государстве о политике не вспоминают. Разве вы с отцом в брежневские времена рассуждали о политике?
-Да Бог с вами! Какая политика? Жили не богато, зато спокойно. А сейчас  еще беднее, и душа болит. В основном за вас.
-Ничего, мама, изобилие пережили, и голодовку переживем, - пошутил Николай. - Вы после войны и не такое переживали.
Разговор услышал отец, вклинился в разговор:
-Были и хуже времена, но не было подлей, - веско высказался он.
Николай побыл всего три дня и укатил назад, у него в части неспокойно, анархией попахивает. Прощались, крепко обнявшись. Словно чувствовали, увидятся не скоро, и увидятся ли?
Так же с грустью прощался потом с родителями. Жалко их стареньких оставлять одних. Мать, всегда крепкая при расставаниях, на сей раз не выдержала, заплакала. И отец украдкой смахнул слезу. На душе было тяжело.
-Вы приезжайте каждый год, не забывайте нас, - напутствовала мать.
-Да что вы, мама! Как мы можем вас забывать, - говорила Дина, обнимая стариков.
-Вы поосторожнее в дороге, не гоните шибко, - советовал отец.
Отъехали, оглянулись, одинокие, сгорбленные родители смотрели вслед, мать крестила их на дорогу. На душе было тяжело, самому хотелось заплакать.

*  *  *
  Не знал тогда Николай, что все, что происходило тогда в стране, - это всего лишь цветочки. Ягодки начались в ноябре, всего лишь через четыре месяца с тех пор, как он встречался с братом в отчем доме в Измаиле.
Началось с того, что президент Янукович приостановил подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В центре Киева собралась толпа недовольных этим решением. По телевизору показывали картинки из Киева, где милиция довольно жестко разогнала протестующих, били женщин и студентов, все это демонстрировали по телевизору.  Организовывали нападения на протестующих сомнительных элементов. В ответ на площадь пришли тысячи человек с требованием отставки президента и правительства. На площади устанавливались палатки, митингующие готовились к многодневному протесту. Первого декабря силовиков вытеснили  с площади Независимости,  митингующие начинают строить баррикады. В это время на Банковской улице силовики пытаются вытеснить митингующих, избивают дубинками людей, при этом достается журналистам. На Европейской площади выступают активные защитники Януковича. Вместе с тем президента покидают соратники, олигархи, спешно выходят из партии Регионов мэры, главы администрации, депутаты. Подает в отставку заместитель генерального штаба армии генерал-лейтенант Думанский. Окружение Януковича покидает Украину.  Президент понимает, противостояние достигло апогея, нужно договариваться с организаторами майдана. Договориться не удалось.
Все это офицеры полка и солдаты смотрели в актовом зале по телевизору, хотя и в самом Львове молодежь заполнила площадь перед заданием администрации, многие офицеры оставались ночевать в части, ехать через весь город сквозь толпы митингующих, когда общественный транспорт не ходит, добираться домой весьма проблематично. Хорошо, что Николай жил в получасе пешком от части. Как военный человек, и учитывая предыдущий опыт, он хорошо понимал, что подобные акции спонтанно не происходят, ими руководят. Плохо, что партийная оппозиция полностью подпала под влияние западных служб, особенно американского посольства. Он понимал, Украина теряет собственный суверинет.
Во Львове и других крупных городах западной Украины поддержали митингующих в Киеве своими протестами у местных администраций. Ночью, в конце ноября, в Киеве палаточный город силами милиции снесли, что только подстегнуло протестующих, начали создавать формирование отрядов самообороны. Послышались антиправительственные  лозунги, а Януковича не ругал только ленивый. Лидеры трех оппозиционных партий образовали «Штаб национального сопротивления». Тут же обнародовались во всей красе националистические группировки «Тризуб имени Степана Бандеры», «Патриоты Украины» - социал-националистическая военизированная организация, Украинская народная самооборона, выступали с крайне радикальной риторикой. Несколько автобусов с воинствующей молодежью выехали из Львова в Киев.
  К тому времени в Киеве появились уже первые жертвы. А во Львове молодчики занялись откровенным грабежом и погромами. Сторонники оппозиции захватили несколько административных зданий, разгромили Лычаковский райотдел милиции, из Франковского отдела милиции мародеры вынесли оргтехнику, табельное оружие,  милицейскую форму, грузят на автомашины мебель. Похищено более тысячи автоматов и пистолетов, тринадцать тысяч боеприпасов. Банки и магазины спешно закрывались. Милиции на улицах не видно. Городом управляла разгоряченная безнаказанностью толпа.
Офицеры обсуждали между собой события в столице и городе. Кто-то одобрял позицию протестующих, поскольку терпеть дальше коррупцию, низкие заработные платы, безработицу и разгул преступности, терпеть уже не возможно. Некоторые удивлялись, кто за все это платит, если денег не хватает на самое элементарное. Тут же сами себе задавали риторический вопрос: «Если грабить магазины и громить полицейские участки, коррупции станет меньше?». В разгар разногласий приехал в часть полковник Олесь Омельченко.
Для него настал звездный час. Первого декабря произошло массовое столкновение протестующих с милицией. Захватили несколько административных зданий, попытались взять силой здание президентской администрации. Силы протестующих дрогнули. В минуту нервозного противостояния Олесь  предложил свои услуги «коменданту» Евромайдана Андрею Порубию, познакомил их Олег Тягнибок. Он предложил силами военных оттеснить милицию. Порубий доброжелательно отнесся к предложению Омельченко, только сказал, что рано использовать вооруженные силы, их могут обвинить в военном перевороте. А он хочет, чтобы со стороны все выглядело мирно. Дескать, люди восстали против коррупционеров, им надоела нищенская жизнь, им противна ориентация президента на Россию, которая может ввести свои войска на помощь Януковичу.  Да и не очень надежен комендантский полк, они Януковичу сочувствуют.
-Я могу организовать приезд в Киев мотострелковой воинской части из Львова, я в нем раньше служил, там у меня есть надежные ребята. Они, в случае чего, помогут, - пообещал Олесь. - Наша рота на первом майдане стояла в резерве здесь, в Киеве. Не давали прорваться к избирательной комиссии сторонникам Януковича, - напомнил о своих былых заслугах Олесь. Тягнибок подтвердил сказанное, ручался за Олеся, на него можно положиться.
-Добре! - одобрил Порубий. - А кто там командир полка?
-Командир недавно был уволен, не прошел люстрацию, он при советах возглавлял комсомольскую организацию города.
Тягнибок довольно улыбнулся.
-Закон так и не вступил в силу, а уже действует. Не зря поднимал я в Раде несколько раз этот вопрос. Кто там командует полком? - спросил он.
- Сейчас исполняет обязанности мой шурин, Орлов Николай Иванович.
-Надежный?
Олесь помялся.
-Он очень хороший служака,  предпочитает в политику не лезть. Считает, офицер должен исполнять приказы, а не заниматься политикой. Поступит официальный приказ, выполнит, как миленький, - пообещал Олесь.
-Нет, тут рисковать нельзя. Вздыбиться в последнюю минуту. А кто еще там может командовать полком? - высказал опасение Порубий.
Олесь задумался, потом предложил:
-Я могу возглавить полк, - предложил свои услуги Олесь. - Только нужен из  министерства обороны приказ о переводе.
Порубий с Тягнибоком переглянулись.
-Сможешь связаться с Яценюком? - спросил Порубия Тягнибок. - Пусть он свяжется с министром обороны.
-Лучше бы такого надежного человека иметь под рукой, - высказал сомнение Порубий. - Вдруг, правда, российские войска перейдут границу в помощь президенту. На военную агрессию мы должны ответить военным противостоянием.
Тягнибок пошмыгал носом, взглянул на коллегу по майдану, молчаливо давал понять, нужно искать выход.
-Получим приказ о назначении полковника Омельченко командиром полка, и откомандируем сюда. Вместо себя оставит исполняющим обязанности своего шурина, - тут же обратился к Олесю. - Возникнет надобность, через сколько времени полк может оказаться здесь? - спросил Порубий.
-В шесть утра выедут, к вечеру будут здесь, - пообещал Олесь.
Через месяц полковник Омельченко получил новое назначение, приехал с приказом министра обороны о назначении его командиром полка. Собрал офицеров, произнес краткую речь. Утверждал, наступают новые времена, когда Украина наконец встанет с колен, навсегда разорвет свои связи с Россией, начнет строить новую Украину. В связи с отбытием в командировку в Киев, зачитал приказ о назначении исполняющим обязанности командира полка полковника Орлова,
На совещании офицеров, полковник Орлов задал вопрос новоиспеченному командиру полка:
-Что нам делать, если толпа нападет на часть, попытается захватить наши склады с оружием?
-Держать оборону, - ответил командир полка.
-Чем? Саперными лопатками? Вы знаете сколько теперь оружия на руках у этих молодчиков? - возразил Дмитрий.
-Не драматизируйте. Эта толпа вполне управляемая. Никто не даст им указания набрасываться на воинскую часть, - отрезал Омельченко. - А охрана полка при себе имеет боевое оружие, - напомнил он.
Кто-то за спиной из офицеров пробурчал в воздух: «Кто же отдает приказы управляемой толпе громить отделы милиции?»
Один из командиров батальона спросил:
-И кто даст приказ караулу открывать огонь на поражение в случае нападения?
Повисла пауза. Наконец Олесь проговорил:
-Тот кому это положено! - веско заметил он. - Кому подчиняется часовой? Начальнику караула! Вот он и даст приказ стрелять. По верх голов! Из крупного калибра для устрашения. А если ситуация будет усугубляться, я решу и согласую с кем надо, как нам дальше действовать, - закончил совещание полковник Омельченко. Он отпустил офицеров, Николая попросил остаться.
-Я побуду здесь, решу все вопросы с местным руководством, и уеду обратно в Киев. Ты останешься исполняющим обязанности. В министерстве  согласовано. Жди от меня дальнейших указаний, - напутствовал он шурина. - Да смотри, не подведи меня, я за тебя там поручился, - постучал костяшками по столу Омельченко.
-Ты лучше скажи, чем все это закончиться? - спросил Николай.
-Скинем Януковича, выберем нового президента и правительство.
-Оно будет лучше нынешнего? - недоверчиво посмотрел Николай на шури на.
-Конечно! -  уверенно произнес тот. - Вступим в Евросоюз, в НАТО, станем сильной европейской державой, - довольно проговорил Олесь и победно откинулся в кресле.
-А ты при новом правительстве станешь министром обороны? - со скрытой иронией спросил Николай.
-Все может быть, все может быть… Ты не переживай, да, немножко все кроваво, не легитимно, не законно, но революции не делаются в белых перчатках. Если все сложится, я тебя не забуду. Мне будут нужны грамотные офицеры, - самодовольно выговаривал Олесь. - Мы создадим новую Украину! В которой будет свой единый язык, своя литература, искусство, театры, свои лауреаты, никаких москалей и их культуры нам не треба, - убежденно говорил Олесь.
-А нынешних украинских писателей, поэтов и прочих куда денете, которые не очень согласны с тем, что ты говоришь?  - спросил Николай. Олесь тупо уставился на него. - Я имею ввиду… хотя бы твоего тезку Олеся Бузину?
-А! Этого к стенке безо всякого разговора! Пуля по нему давно плачет! Ты знаешь как он обозвал нашего Тараса Шевченко? Вурдалаком!
Олесь от негодования сжал кулаки и заиграл желваками.
-Устал я, - проговорил Дмитрий. - Мне бы на пенсию. Выслуга с учебой в училище уже имеется. Молодые на пятки наступают. Пусть они воюют с собственным народом. Меня учили родину защищать, а не исполнять полицейские функции.
-Ты это брось! - повысил голос Олесь. Какая пенсия? Тебе еще и полтинника нет! - Потом принизил голос, перешел почти на шепот: - Пойми, дурья башка, пришло время сделать карьеру. Ты тут никогда не получишь генерала. А там открываются перспективы, которые нам и не снились. Лови момент! Тем более у тебя есть я! Я и так тебя тащу за собой, благодари за это Галку! Не спорю, офицер ты хороший, за это и ценю. А вот как сподвижник, помощник в моих политических делах, ты ни какой! Здесь есть офицеры понадежней тебя. Но я хочу, чтобы именно ты возглавил временно полк, чтобы тебя заметили, оценили! В этом залог твоей карьеры, - убеждал его Олесь.
Николай сидел и думал: «Галке до фонаря, буду ли я генералом или исчезну из ее жизни. У нее давно своя жизнь, которая идет параллельно с моей и не пересекается. И в какой роли он хочет использовать полк? Опять погнать на майдан?», - его отвлек голос Олеся.
-Иди и подумай. Я все же надеюсь на тебя.
Николай покачал головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, не сказал ничего, вышел из кабинета.
В канцелярии офицеры обсуждали создавшее положение. Притихли при появлении Николая. Он хмуро прошел к своему столу, сел, задумался. Молчали офицеры. Наконец, один не выдержал, спросил:
-Как же нам быть, Николай Иванович? У нас техника посерьезнее, чем во внутренних войсках. Неужели придется отдать неуправляемой толпе?
-Вы же слышали, толпа вполне управляема, - зло усмехнулся Николай.
-У нас в армии нет дисциплины, а вы верите, что этой ордой можно управлять? - спросил другой офицер.
-От меня вы что хотите? Вы же слышали, часовой должен поднять караул в ружье, - раздраженно отвечал Николай, он и сам в душе не верил, что придется применить крайние меры.
-Так у соседей подняли караул в ружье, и даже БТР выдвинули, и что? Генерала чуть не отмудохали…
-Панове офицеры! У нас есть устав? Вот по нему и будем действовать! - строго выговорил Николай.
-Неужто придется стрелять по хлопчикам? Побойтесь Бога, Николай Иванович, - проговорил пожилой офицер, бывший замполит еще в советской армии. Он пережил люстрацию благодаря заступничеству Николая.
-Что это вы, бывший замполит, только сейчас о Боге вспомнили?! - уставился на него Николай. - Тогда спрячьтесь за спиной своих солдат, и отдайте весь наш арсенал этим бесчинствующим мародерам.
-Ну что вы?! Вы неправильно меня поняли…
Через три дня полковник Омельченко выехал в Киев. Провожал его на армейском автомобиле Орлов. На прощание на вокзале напутствовал Николая:
-Смотри, не подведи меня, я там заручился перед людьми, - еще раз напомнил ему Олесь, и при этом многозначительно тыкал  пальцем в небо. - По первому же приказу поднимешь полк и двинешь в полном составе в Киев.
-Зачем? - наивно спросил Николай.
Олесь посмотрел на него долгим взглядом, зло ответил:
-Ты дурака не валяй. Не прикидывайся! Знаешь зачем! Затем же, что и тогда приезжали. Нужно дать прикурить всем, кто против истинных патриотов родины! - пафосно закончил он, сплюнул, и пошел  в вагон.

Под самый новый год он возвращался из части  домой, с ним шел до развилки майор Бойко. Тот задал вопрос, на который Николай не мог ему ответить:
-Николай Иванович, что за государство мы строим, если нами пытаются управлять толпа, особенно такие, как Сошко Билый, слышали о таком?
-Слышал, - кивнул Николай. - Мне брат про него рассказывал. Он воевал на стороне чеченцев в России. Садист, по нему пуля плачет, - сквозь зубы проговорил он.
-Вот, вот! Мне знакомый из Ровенска звонил, рассказывал, этот ранее дважды судимый мордоворот, создал в Ровенской области организации ОУН и руководит «Правым сектором», и теперь приходит с автоматом и ножом на заседание Ровенского облсовета и диктует свои условия. И те его слушают! Набил морду прокурору, и никто его за это не привлек. Более того, он обложил данью губернатора, начальников милиции и всех бизнесменов города. Даже начальник всей ровенской милиции передал в распоряжение «Правого сектора» базу распущенного «Беркута», приглашает Сашка на оперативные совещания, и так далее. И у нас во Львове есть такие Музычки, это его настоящая фамилия, - рассказывал Бойко. -Тут решили с женой в ресторан сходить, у нее день рождения.  Знаете, какое нам меню подали? - посмотрел на Николая, то угрюмо смотрел под ноги. - В меню: «Печень ополченца», «Сепор в масле», «Требуха москаля», компот - «Кровь российских младенцев». Плюнули и пошли домой ужинать.
Николай шел рядом, в так шагам кивал головой.
-Такое государство мы построили своими руками, - отозвался Николай.
-Как это? - опешил майор.
-Вот так! Сначала мы выбираем себе на местах неизвестно кого, которым выгодно иметь под руками радикально настроенную молодежь. А потом уже они диктуют остальным какого мы должны выбрать себе президента.
-Уходить надо из армии, Николай Иванович, - вздохнул майор. - Мне год остался до пенсии по выслуге лет. Дослужу, ни дня не останусь, - посетовал Бойко.
-И я не останусь, - согласился с ним Николай. - Только этот год надо как-то прожить.
Они молчаливо постояли на углу, где им предстояло расстаться, пожали друг другу руку и разошлись.
Это был самый грустный Новый год. Девочки сидели дома, даже к бабушке не поехали, в городе толпы возбужденной безвластием молодежи. Отец и мать рядом, смотрели по телевизору не поздравления президента, а на бесчинства митингующих на площади Независимости в Киеве. Галя одобрительно восклицала, когда видела, как нападают на милиционера. Николай хмурился, молчал.
Звонил из Киева Олесь. Он в курсе о нападении на гарнизон внутренних войск.
Николай предупредил его:
-Если полезут к нам, я их хлебом с солью встречать не буду. Согласно уставу при нападении на охраняемый объект… и так далее по тексту. Сначала дам по верх голов из всех калибров, а там посмотрим, - предупредил Николай.
-Ты не дури! Ты хочешь прославиться на всю Европу?! Зря я тебя не отпустил на пенсию, - высказался с досадой Олесь. - Наломаешь ты дров.
-Вот приезжай сюда, и принимай решения сам, - зло проговорил Николай и бросил трубку.
Вечером позвонил брату, поздравил с наступающим Новым годом, спросил:
-Дима, ты видишь, что у нас твориться?
-Да, смотрю по телевизору. Сплошное торжество демократии. Милиция не справляется? А где внутренние войска?
-Янукович не хочет большой крови. Да и запад наседает на него - решать вопрос мирным путем.
-А в городе у тебя какая обстановка?
-Грабежи, митинги, разгромили несколько райотделов милиции, похитили служебное оружие. У меня в части усиленный караул часовых.
-К чему все это может привести?
-Я такой вопрос задавал шурину. Он теперь у нас командир полка. Ответил: Януковичу по шапке, выберем своих, более достойных. Намекнул ему, хочу уйти на пенсию. Олесь уговаривал остаться, обещает служебные перспективы. Буду настаивать на уходе, в ответ устроит мне какую-нибудь подлость, вообще останусь без пенсии. Выжду. Посмотрю, чем все закончится. У вас там, как? Говорят Путин может двинуть войска в помощь Януковичу? - спросил Николай в надежде, что тот подтвердит слухи.
-Не та фигура ваш президент, чтобы за него на смерть посылать наших ребят, - не оправдал его надежду брат. - Хотел усидеть на двух стульях, может сесть между ними. Никакого вторжения не предвидится.  Президент сам может проявить решимость и очистить площадь от митингующих. Для этого надо всего лишь арестовать зачинщиков майдана и пригрозить арестом ярым оппозиционерам. И меньше верить заверениям западных политиков. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, - высказался Дмитрий.
Они  поговорили еще несколько минут и отключились.

*   *   *
Дмитрий по телевизору наблюдал за событиями в Киеве. Сначала казалось, это повторение майдана при выборах Ющенко в две тысячи четвертом году: побузят, повыступают и разойдутся. А если не разойдутся, то у Януковича хватит политической воли выдавить их с площади силами внутренних войск или милиции. Но шли дни, а политической воли не наблюдалось, толпа все увеличивалась, автобусы почти со всех регионов прибывали в Киев все с новыми и новыми митингующими.
Оглядываясь назад, в недавнюю историю, он подумал, как хорошо, что у нового президента России хватило воли усмирить воинствующих кавказцев, укрепить вертикаль власти, что бы впредь никогда не могло повториться подобное с украинскими событиями. Дмитрию импонировало, что президент Путин начал с экономических реформ, осуществил ряд правовых реформ, приняли налоговый, трудовой, гражданский административный кодексы, уменьшился внешний долг, выросли валютные резервы. Он повернулся лицом к проблемам страны, чего не было при Ельцине, который больше заботился о собственном имидже и благополучии семьи за счет государства, менял премьер-министров, генеральных прокуроров, председателей центробанка, чтобы они, не дай Бог, чего бы лишнего не сболтнули в прессу о неблаговидных делах его семейства. Наконец крупный бизнес утратил контроль над высшим чиновничеством. Президент поставил перед правительством амбициозную задачу - за десять лет удвоить ВВП. Налаживались внешнеполитические связи. Дмитрий, как политический обозреватель, в своих статьях отмечал: президент Путин сумел укрепить отношения с Европейским союзом и НАТО. Установил доброжелательные отношения с канцлером ФРГ Герхардом Шредером , премьер министром Великобритании Тони Блэром, президентом США Джоржем Бушем младшим. Казалось бы все было безоблачно во внешних и внутренних делах.
  Но с две тысячи седьмого года наметился некий холодок в отношениях с западом. Президент Путин выступил в Мюнхене с критикой однополярного мироустройства, критикой политики США и несогласием с продвижением НАТО на восток. И запад принял это за необоснованные политические амбиции России.
В две тысячи восьмом году, при президенте Медведеве, в разгар Олимпийских игр в Пекине, президенту Грузии Саакашвили стрельнуло в голову возвратить Южную Осетию в лоно Грузии. Для этого нужно было сначала расстрелять русских миротворцев, загнать танки на территорию Осетии и долбить прямой наводкой по жилым домам города. В первые минуты от такой наглости ошалели первые лица государства, есть же международный обычай - не вести войн во время проведения Олимпийских игр. Быстро пришли в себя и ответили. Да так, что чуть Тбилиси не пал. Вовремя остановились. Все равно в провокации обвинили Россию, и только через много лет согласились, что виновата Грузия, потом об этом опять забывали, и политики всех мастей упоминали, как агрессивная Россия напала на маленькую Грузию. В две тысячи двенадцатом году вновь избрали президентом Путина.
Дмитрий уже не сожалел, что стал россиянином, хотя раньше колебания были, тогда он отмечал,  никакой особой разницы жизни в России и в Украине нет. Единственно, в Украине зарплаты чуть меньше, коммунальные услуги чуть дороже. А все остальное: коррупция, преступность, никакая судебная система, - все это одинаково. Потом начали колобродить различные формирования националистического толка, волнения прошли в Крыму, на востоке не очень согласовались политические решения с центром. В России с сепаратизмом на юге было почти покончено, войска выведены, далее с мелкими партизанскими группами справлялись местные милиционеры. Во всяком случае вахабизм не распространился по России, когда как идеи нацизма на Украине распространяются почти по всей стране.

В середине января Дмитрий заявил главному редактору,  он поедет в Киев. Тот посмотрел на него, как на самоубийцу.
-Жить надоело? - спросил тот.
-Я должен видеть все своими глазами. Я жил на Украине, и только в общении с людьми я смогу понять их истинные стремления, - заявил он.
-Да какие там стремления? Половина из них на майдане проплаченные люди! Ты что, не знаешь, чьими руками делается революция?
Главный редактор смотрел на Дмитрия как ребенка, который запросил запрещенную игрушку.
-Догадываюсь, кто будет пожинать плоды, но я должен быть там, - упрямо проговорил Дмитрий.
-Там уже не одному журналисту сломали камеру, набили морду. Ты тоже этого желаешь?
-Я буду без камеры, без удостоверения журналиста, инкогнито, - гнул свою линию Дмитрий.
-Я не могу выдать тебе командировочные, их не утвердят сверху, - привел последний довод главный редактор.
-Я поеду на свои. Гонорар оправдает расходы. Оформите мне отпуск, - попросил Дмитрий. Главный редактор почесал подбородок, проговорил:
-Черт с тобой, хочешь написать «Репортаж с петлей на шее»? Валяй!
И оформил ему командировочные. Только предупредил:
-Это командировочное ты оставь здесь. Пусть тебе ребята сделают липовое от любой фирмы. В поезде пограничникам не говори, что ты журналист, иначе тебя повернут назад, - дал последний совет главный редактор.
-Я знаю, - поблагодарил Дмитрий.
Хуже было дома. Дина категорически сказала:
-Только через мой труп!
Он обнял ее, поцеловал сверху в голову, и проговорил:
-Зачем ты меня толкаешь на такие крайности.
Она засмеялась сквозь слезы.
-Дурак! Хочешь сделать меня вдовой? Тебе недостаточно того, что показывают по телевизору?
-Иногда там освещают события очень предвзято. Я хочу все пощупать своими руками. Я и твои спектакли могу посмотреть по компьютеру, но хожу иногда, чтобы из зала посмотреть в живую на твою игру. Знаешь, две большие разницы! - развел он руки и по-скоморошьи поклонился.
Дина поняла, ей не переубедить мужа.
Уже на вокзале Дмитрий поменял в обменном пункте рубли на гривны, сел в наполовину пустой вагон. В вагоне непривычно тихо, не бегают по коридору дети, пассажиры заперлись в своих купе, стараются не выходить, за редким исключением в туалет или к титану за чаем. С Дмитрием в купе ехал пожилой, интеллигентного вида мужчина, одет в приличный костюм, на манжетах запонки, аккуратно повязанный галстук. И молодой парень, лет тридцати. Быстро перезнакомились, выяснили кто куда едет. Парень ехал с вахты домой в Житомирскую область, там у него семья и родители, ездит на заработки в Россию. Пожилой мужчина живет в Киеве, ездил к сыну в гости в Нижний Новгород. Дмитрий пояснил, он живет в Москве, едет в Киев в командировку по газовым вопросам. Командировочное удостоверение от несуществующей газовой кампании ему сварганили на компьютере коллеги айтишники.
-Вы бизнесмен? -  спросил его пожилой пассажир.
-Нет, что вы? Я технарь. Еду утрясать кое-какие вопросы от нашей фирмы, - на голубом глазу пояснил Дмитрий.
-Нашли время ездить в командировку, - хмыкнул молодой парень.
-Что поделаешь? Согласованно было еще в октябре, а пришлось ехать сейчас, - отважно гнул свою линию Дмитрий.
И разговор плавно перешел на тему событий в Киеве.
-И как вы изнутри видите все происходящее? - спросил Дмитрий пожилого пассажира.
Тот помолчал, пожевал губами невидимую крошку, медленно проговорил:
-Когда с кровью бьются за светлое будущее, как правило, наступает мрачное настоящее. Так было в революцию семнадцатого года. Так будет  и у нас, - и взглянул при этом на молодого парня.
-Почему вы так думаете? - спросил Дмитрий.
-А вы посмотрите кто окружает нашего президента? Есть там хоть один достойный избранник? Или таковые имеются в оппозиции? Все бьются за свои интересы, никто не думает о стране, о народе. Там нет государственников. Вы посмотрите как все быстро предают Януковича, открещиваются от его партии. Мало кто поднимает голос в его защиту. Это о чем говорит? - спросил он и сам же ответил: - Они были с ним, пока он при власти и позволял им безнаказанно грабить свой народ.
-Да и поделом ему, - вставил слово молодой парень. - Что хорошего Янукович принес стране. Вот я! Вынужден ездить на заработки в Россию, мой сосед ездит нелегально в Польшу, чтобы прокормить семью. Разве это дело? При Кучме стало чуть легче, а потом пришел этот… прыщавый… недоотравленный… - махнул он рукой.
-Дома работы нет? - спросил у него Дмитрий.
-Нет. Ни дома, ни в Житомире, ни в Киеве. Я закончил институт, инженер дорожник. А работаю простым рабочим в России. Обещали сделать прорабом. Только разве это хорошо, что я пол месяца не вижу семью? Дочка скоро меня будет дядей называть, - с горечью говорил молодой попутчик. -Я бы и сам на майдан пошел, если бы знал, что придет к власти совестливый, не коррумпированный политик. Будет защищать интересы простых людей, а не всяких фирташей, ахметовых, коломойских, - эмоционально проговорил парень.
-Да, с экономикой у нас обстоит плохо, - согласился с ним пожилой пассажир. - А как вам видится из Москвы наши события? - обратился он к Дмитрию.
-Мы стараемся не вникать во внутренние дела суверенного государства, - чуть слукавил Дмитрий. - Если бы не возрождение националистических ультраправых сил, которые рвутся к власти, мы бы и не обратили внимание на события в Киеве.
-Да уж! - только и проговорил пожилой мужчина.
-У вас в Житомирской области тоже есть такие? - спросил Дмитрий у молодого пассажира.
-Такие какие?
-Которые считают Бандеру героем Украины.
-Есть. Те кому совсем делать нечего, их находят, сбивают в кучу, ведут за собой, в соседнем городке церковь отобрали в пользу кого, не знаю… Вроде, как Бог един, а тут борьба идет с мордобоем. Не, я в таком никогда участвовать не буду, - пояснил парень. - Мне  семью кормить надо, а не ходить по улицам с лозунгами.
-Скажите, а в России разве нет национализма? - вдруг спросил пожилой попутчик.
-Вы когда жили у сына, разве видели митинги с факелами? Упрекнули в магазине за украинский акцент? - парировал Дмитрий.
Пожилой пассажир загадочно улыбнулся.
-Не так все примитивно с национальным движением. Если власть его не поощряет, то это не значит, что его нет, - мягко высказался он, чтобы не обидеть национальных чувств российского попутчика.
-Здоровый национализм в той или иной форме есть в каждой стране. Иногда его называют патриотизмом. Знаю из истории, что западники и славянофилы спорили еще в позапрошлом веке. Западники воспринимали европейскую культуру за эталон бытия. Славянофилы полагали, что собственными началами русского народа являются «Православие. Самодержавие. Народность», - высказался Дмитрий. -
-Гм… - покрутил головой пожилой  попутчик. - Для технаря вы не плохо подкованы. Но это история, а сейчас в чем выражается русский национализм? - спросил он.
-Все зависит от идеологии национализма. Если он не задевает моих чувств, не навязывает силой свою идеологию, не покушается на власть, я могу не обращать внимание на него. Пусть этим озабочиваются власти. В связи с распадом когда-то общей с вами нашей страны, многие разочаровались в идеологии социализма, недовольные экономическим положением стали благоволить партиям с националистическим уклоном, поскольку те обещали быстро накормить страну, среди кисельных берегов потекут молочные реки. Им верили. Или хотели верить. За ними шли. И все же у нас нет устойчивого этнического или гражданского национализма. В отличие от украинского, который поощряется на государственном уровне, - высказал свою  точку зрения Дмитрий. Молодой парень крутил шеей, смотрел то на одного собеседника, то на другого, которые говорили о непонятных для него терминах.
Пожилой попутчик возразил:
-Согласитесь, что украинский национализм тоже возник не на пустом месте. Если бы не насильственное насаждение польской культуры, русификации и коммунистической идеологии вряд ли бы так быстро возникали национально-освободительные движения.
-Полноте вам! - улыбнулся Дмитрий. - Основы украинского национализма заложены еще в «Книге бытия украинского народа». Историк Костомаров доказывал, что есть две русских народности, южная и прочая, а Михаил Грушевский  далее развил теорию исключительности украинского национализма. Еще Австро-Венгры поощряли в своих интересах  украинских националистов, которые видели своими врагами поляков, русских, евреев и прочих.
Пожилой пассажир с удивлением посмотрел на Дмитрия, повторил вопрос:
-Вы, действительно, технарь?
-Я родился на Украине, жил в Измаиле Одесской области. Все что связано с малой родиной, мне интересно. Поэтому я внимательно отношусь к вопросам национальной истории, - пояснил Дмитрий.
В это время дверь открыла продавец пирожками, пивом и прочими мелкими сладостями, заученным голосом пропела:
-Пива, пирожки, пирожное - не желаете? - и прервала  разговор о политике и вопросах национализма.
-Желаем, - кивнул Дмитрий, и попутчики пассажиры занялись пирожками.
Ночью их подняли таможенники и пограничный контроль. На российской границе проверка прошла быстро. На украинской - к его попутчикам вопросов не возникло, у них украинские паспорта. Дмитрия сначала пограничник расспрашивал о цели поездки в Киев, он показал ему липовое командировочное удостоверение. Тот удивился, в такое время ехать в командировку — верх глупости, спорить не стал, хмыкнул недовольно, шлепнул в паспорт печать и пошел в следующее купе. Затем таможенник выпытывал, сколько валюты он везет с собой? При этом сально смотрел на него, дескать, знаем, есть не задекларированные рубли.
-Я все указал в декларации, - отрезал Дмитрий.
-Я понимаю, - недоверчиво выговаривал таможенник, - я спрашиваю, сколько вы в носках валюты везете?
-А вы обыщите, - предложил Дмитрий.
-Если надо, обыщем, - пообещал таможенник. - Вещей много везете?
-Нет. Только сумка.
-Откройте.
Дмитрий достал с верхней полки сумку, открыл. Таможенник брезгливо заглянул в нее, Дмитрий вынул бритву, таможенник движением руки остановил его, понял, взяткой здесь не пахнет, недовольно пожелал: «Счастливого пути!», пошел вслед за пограничником.
Утром, на перроне, распрощался с попутчиками, Дмитрий поехал в заранее выбранную гостиницу подальше от центра города. Поселился, спрятал паспорт, командировочное удостоверение, сдал ключи, и пошел в сторону метро.
Дмитрий еле протиснулся в переполненное метро, поехал в сторону площади Независимости. Пройти сквозь оцепление ему не удалось. Он обогнул по прилегающим улочкам площадь, вышел на толпу людей, оказалось левые проводят акцию в память адвоката Маркелова и внештатной журналистки анархистки Бабуровой, убитыми пять лет назад в Москве. Убийц разыскали и осудили. Опасались нападения националистов, в это время со стороны Трехсвятительской улицы стали раздаваться взрывы шумовых гранат, Дмитрий пошел к Европейской площади, он увидел горящий автобус, запах газа, который использовали силовики против митингующих. Дошел до Парламентской библиотеки, остановился у памятника Петровскому, дальше из-за толчеи народа продвинуться было невозможно. Гул, шум толпы, выкрики, не разобрать кто чего хочет, единственное препятствие для всех шеренги милиции «Беркут». Со стороны опять раздавались взрывы шумовых гранат, толпа устремилась в сторону стадиона «Динамо», увлекая за собой Дмитрия. Пылал еще один милицейский автобус, в сторону милиции летели бутылки с коктейлем «Молотова». «Правый сектор» работает, - высказался кто-то одобрительно из толпы. «Правый сектор» проявился именно в минуты противостояния на площади Независимости, созданная из ряда ультраправых групп во главе с «Тризубом имени Степана Бандеры». Именно они стали основой силового протеста.  Дмитрий видел, как команда метателей коктейля выходит из дома Профсоюзов, двигаются  к памятнику Лобановского. Кто-то так же из толпы высказал недоумение: почему этих метателей не хотят нейтрализовать? Ведь ничего не стоит, блокировать метателей, и отсечь их от того места, где готовят бутылки с горючим коктейлем. Дмитрий видел, что среди митингующих нет согласия, не все воспринимали лидеров майдана как своих руководителей. Стоило Кличко выйти к митингующим боевикам, он тут же получил струю из огнетушителя. Под свист выгнали с площади Порошенко, который пытался направить боевиков в нужное для него русло. Противостояние переходило в явное организованное уличное насилие. Дмитрий не лез в первые ряды, где порой начиналась драка с силовиками. Он понимал, ему нельзя быть задержанным, или раненным, где те и другие могут выяснить кто он и откуда, тогда исход может оказаться непредсказуемым. На майдане  доставалось журналистам, антифашистам, случайным людям, подозревая в них засланных казачков. Позже подошли и к Дмитрию.
-Ты откуда, мужик взялся? - спросил крепкий, перемазанный сажей от горящих покрышек, парень на чистом украинском языке.
-Я из Одессы, приехал в командировку, а тут такое! - прикинулся простачком Дмитрий. - Разве можно такое упустить, будет, что рассказать  своим в Одессе, - говорил он по-русски вкрапливая украинские слова. Все знали, в Одессе большинство жителей говорят по-русски, смотрят на это с не одобрением, но пониманием.
-А кто у тебя свои? - хмыкнул парень
-А те кому надоел Янукович, они скоро тоже приедут сюда, - гнул свою линию Дмитрий.
-Тогда ладно, - обмяк парень, - Ты тут осторожней, попадешь под горячую руку «своих» - предупредил он.
-А я если что, скажу, что я с вами, вас как тут найти? - наивно спросил Дмитрий. Мелькнула мысль: «Актерские уроки Дины не прошли даром».
-Спросишь Голохвасотва, тебе помогут, а вообще запишись в отряд самообороны, - посоветовал Голохвастов.
-Это к кому мне надо обратиться? - спросил Дмитрий.
-Найди коменданта Андрея Порубия, объясни ему кто ты и откуда, он определит тебя в одну из сотен отряда самообороны и поставит на довольствие, - велел Голохвастов и отошел. Ни в какой отряд самообороны он записываться не пошел. Если к нему кто подкатывал с вопросами, кто он и к какой группе принадлежит,  неизменно говорил, я из группы Голохвастова и от него отставали. По этому незначительному штриху, для Дмитрия стало очевидным, что митинг не такой уж и стихийный, в нем чувствовалась организованность, если разрозненные люди знали одного из лидеров майдана. Он понимал, вечно так продолжаться не может. Праздношатающегося по майдану мужчину могут принять за провокатора или силовика в гражданском, и тогда ему не несдобровать. Он видел, как избивали какого-то парня, подозревая в нем пришедшего со стороны защитников президента, затем его поволокли в сторону здания, занятого повстанцами. Говорили там есть подвал, в котором содержат именно таких, кого заподозрили в провокации. Подогретой толпе, вкусившей крови, достаточно ткнуть на кого-либо пальцем, и те набрасывались голодной статей не особенно вникая, насколько виновен подозреваемый.
Дмитрий отошел в валу у стадиона, откуда многие наблюдали за происходящим. «Ура! - кричали многие. - Наконец-то началась война!», - и подбадривали криками со стороны, сами не пытались ввязываться в драку.
С каждым днем противостояние становилось все ожесточенней. Уже никто не говорил о том, что можно, а чего нельзя. В ход шло все, что могло сломить защитников правительственных зданий.
Николай менял гостиницы, чтобы кто-нибудь из администрации не дал знать, что у них проживает москаль с российским заграничным паспортом.  Только один раз в день он звонил Дине, коротко сообщал, что он жив и здоров, просил позвонить в редакцию, сообщить редактору,  он с проводницей поезда передаст материал в газету за подписью Эдуарда Петрова, который тоже должна получить Дина и передать по назначению. Назвал день и номер поезда, хотя поезда во время майдана ходили нерегулярно, с опозданиями. Дмитрий вечером в гостинице набрасывал текст увиденного и услышанного, прятал листки в укромные места, когда днем уходил на майдан. Он писал, что после принятых Радой законов на ужесточение против митингующих, привело к тому, что резко повысилось их сопротивление. Писал, по майдану шастает много разношерстного народа с разными взглядами на происходящее, объединенными одной общей идеей, свергнуть действующего президента. Отступать майдановцам некуда. В случае проигрыша им светит тюрьма. И так уже от пуль силовиков погиб майдановец, еще один скончался в больнице.
Позвонил он и Николаю.
-Ты где? - сразу спросил тот, Дмитрий понял, что он мог звонить Дине, та сказала, брат уехал в Киев.
-Там, где горячо, где должны быть журналисты, - ответил Дмитрий.
-Ты там не геройствуй, - предупредил Николай. - Нынче здесь законы не действуют.
-Вижу, - отозвался Дмитрий.
-К нам приедешь? - спросил брат. - У нас тут тоже интересно.
-Вряд ли смогу. Все же история творится здесь. Ты заканчивай, а то нас запеленгуют. Пока! - попрощался Дмитрий. Ему важно было услышать голос брата и убедиться, что у него все в порядке.
К концу января наступило некое затишье. Рада отменяет скандальны ужесточающие против майдановцев законы и объявляет амнистию при условии, что митингующие освободят ряд административных зданий. Тогда еще Дмитрий не знал, что Януковичу позвонил вице-президент Байден и в ультимативной форме уговорил силу не применять. Тут же в Киев прилетели должностные лица во главе с помощником госсекретаря США Викторией Нуланд, которая уговорила Януковича отправить в отставку правительство Азарова, это дескать успокоит майдан.  Народ Украины и самого Януковича Азаров устраивал, при нем появилась некая надежда на улучшение экономики. Он не устраивал американцев.
В это время Дмитрий решил, противостояние достигло апогея, дальше будет тише, гарантией тому приезд высоких должностных лиц из США и Европы. Он решил  съездить домой.
Ехать в Измаил он не решился. Поезда ходили редко, в поездах началось массовое мародерство, молодчики садились на станции и проносились ураганом по вагонам забирая у людей чемоданы, деньги, люди запирались в купе, держали оборону, доставалось пассажирам плацкартных вагонов. Если бы выяснили, что у него  российский заграничный паспорт, неизвестно, доехал ли он вообще. В международном теперь составе «Одесса-Москва» все же курсируют сотрудники милиции, а вот в поезде «Одесса-Измаил» полная анархия.
В Москву он вернулся совершенно разбитым, целый день осыпался, не веря, что за окном тихо, спокойно, никто не стреляет.
-Еще, папа, туда  поедешь, - спрашивал сын.
-Не знаю. Не хотелось бы. Посмотрим, как будут разворачиваться события, - ответил со вздохом Дмитрий и потрепал сына по вихрам.
-Я тебя больше не пущу! - заявила Дина. - Не хочу остаться вдовой. Ты не военный корреспондент, ты всего лишь политический обозреватель. Вот сиди дома и обозревай!
Дмитрий в ответ только улыбался.

*  *  *
То, чего опасался Николай случилось с соседней воинской частью внутренних войск. Как позже писали в газетах и сообщалось в пресс релизе, группа неизвестных (хотя, какие они неизвестные?), около двух тысяч человек, построили возле ворот КПП баррикады и начали забрасывать коктейлями Молотова, горели шины, ночью загорелась казарма военнослужащих. До оружия нападавшие не добрались. Около тридцати военнослужащих получили ранения различной степени тяжести. Приехавшие пожарные тушить горящие здания не смогли, активисты не дали им это сделать. Только утром они приступили к тушению, когда тушить было уже нечего. Позже по местному телевидению показали начальника западного территориального отделения внутренних войск МВД Украины Аллерова в окружении молодчиков в балаклавах, который дрожащим голосом оправдывался перед журналистами, что бойцы не имели намерения ехать в Киев, а только желали патрулировать во Львове, для этого подогнали БТР к воротам. А митингующие не поняли их добрых намерений подожгли БТР, а вместе с ним и все остальное. К чести Аллерова он все же не уступил требованиям отдать оружие из оружейной комнаты, ее опечатали благодаря присутствию журналистов и начальников из сил самообороны. Солдаты сдались, вышли из части, оставив всю амуницию. Прошли через коридор толпы под крики: «Позор!». Некоторые солдаты остались в горящей казарме и офицеры не озаботились тем, чтобы выручить их.
«Представляю чувства тех солдат и офицеров, которых готовили к противостоянию с более крупным и вооруженным противником, а не могли устоять перед толпой  неуправляемых молодчиков, - думал с огорчением Николай. - Нет, если ко мне полезут, выйду и предупрежу: «Если хоть один волос упадет с головы солдата, дам приказ стрелять на поражение, а потом пусть меня судят».
Он позвонил в Киев Олесю Омельченко.
-Ты слышал, что у нас твориться? - спросил Николай.
-Слышал. В Киеве события похлеще Львовских, - отозвался Олесь.
-Меня мало волнует Киев. Что нам делать, если полезут к нам? У нас оружие посерьезней, чем у соседей, - раздраженно напомнил Николай.
-Тебя должны волновать события в Киеве, от нас тут зависит, как мы будем жить и служить дальше, - назидательно ответил Олесь. - Не беспокойся, к тебе они не сунутся. Это внутренним войскам намек, чтобы сюда не совались, - пояснил он.
-Смотри, Олесь, - с угрозой в голосе предупредил Николай, - я не пешка в вашей игре, если придут громить часть, дам такой отпор, бежать будут до польской границы, - зло выговорил Николай.
-Ну, ты не очень! Никто к тебе не полезет, - и сбросил связь.
Дома предупредил девчонок, чтобы на улицу не выходили, на улице творится беззаконие, мародерство и насилие. Он сам почти испытал на себе это насилие. На площади толпа молодых людей, подогреваемая бритым молодчиком с мегафоном в руках, скандировала: «Москаляку на гиляку! Москаляку на гиляку!». Затем начали прыгать и кричать: «Хто ны скаче, той москаль! Хто ны скаче, той москаль!». Николай смотрел на беснующуюся толпу, кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся, сзади проходили несколько молодых парней, самый долговязый из них спросил:
-А ты че не скачешь, дядя? Може ты москаль?
-Ноги болят, - буркнул Николай, повернулся и пошел в сторону.
Долговязый парень опять догнал его, ухватил за плечо, под смешки товарищей повторил:
-Так може ты все ж москаль?
Николай прихватил лацкан его куртки, подтянул к себе и сжав зубы, проговорил:
-Слушай ты, сопляк, я полковник украинской армии, попадешь ко мне служить, наскачешься на всю оставшуюся жизнь, - оттолкнул опешившего парня, круто повернулся и пошел прочь.
Жена пришла домой взвинченная, злая неизвестно на кого, фыркала, прикрикнула на дочек.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Ничего! Говорила Олесю, нужны перемены, но не таким же образом!
-А ты как думала происходят незаконные перевороты? - спросил Николай. Ему всегда не нравилось, когда жена яро ругала правление Януковича за нерешительность в тех вопросах, которые ей казались важными. Она подолгу обсуждала с подругами по телефону внутреннюю политику страны не хуже политического обозревателя местной газеты.
-Ты хотя бы при девочках не проповедуй своих глупых мыслей, - выговаривал жене Николай.
Она огрызалась
-Пусть знают. Это наша страна, им в ней жить.
Николай хмурился и отходил, спорить с женой, значит скандалить, спорить она могла только на повышенных тонах. При дочерях ему не хотелось.
  Николай поздно вечером зашел к соседу  Сергею Глушко. Дверь с опаской открыла жена, долго смотрела в глазок, увидела Николая, выглянула в коридор, шепотом проговорила:
-Быстро заходь!
И сразу же закрыла за ним дверь на все щеколды. Сергей встретил его хмурым взглядом, под глазом сиял приличный фонарь.
-Дослужился? - спросил Николай.
-Погоди и до вас доберутся. Вон соседей ваших уже разгромили.
Николай прошел к столу, сел напротив Сергея, разглядывая его фингал.
-Я такого счастья для себя не приемлю, - кивнул он на синяк. - Не позволю врываться в часть, пусть не надеются.
-Будешь стрелять? - недоверчиво спросил сосед.
-Буду, - твердо кивнул головой Николай.
-А отвечать кто потом станет? Тебя либо толпа линчует, либо новая власть под суд отдаст. Ты думаешь мы не могли бы перестрелять этих желторотых нациков? Никто не захотел взять на себя ответственность. Правда крови было бы много. К нашему управлению подвалила толпа в несколько тысяч. Начали крушить двери, окна, ворвались в здание. Я пытался остановить их, на меня напали человек пять. Потом в дежурку ввалилось человек сорок, я еле вырвался, скрылся сначала в кабинете оперативника, потом нас выкурили отовсюду.  Оружейку с автоматами закрыли  стальной дверью. Мы остались с табельными пистолетами, что с ними против тысячной толпы сделаешь? А мне это надо, за чьи-то интересы голову подставлять. Глава милиции города Зюбаненко и области  Рудяк  начали с ними вести переговоры. Договорились в отделе останется то ли в качестве заложника Зюбаненко, то ли как представитель  облсовета, остальных выгнали из здания, - рассказывал Сергей. - Толпа срывала с нас погоны, рвала на нас одежду. Вон посмотри на мой мундир, я его оставлю, как память для будущего музея. Провались оно все пропадом. Со службой покончено, - с горечью констатировал сосед.
-И кто же теперь будет охранять порядок в городе?
-А пусть его соблюдает председатель Львовского облсовета, пан Колодий Петя из партии «Свобода». Ты знаешь, что в городе твориться? - навалился на стол Сергей.
-Откуда? По радио не сообщают, я в город выхожу редко, живу почти в части. Правда, вышел тут ненароком, чуть прыгать не заставили. Вот пришел у тебя узнать, как наша власть дошла до такой жизни? -  с едкой усмешкой спросил Николай.
-Нет у нас уже власти, кроме власти толпы. Прокуратуру сожгли вместе со всеми делами, таможенный комитет, областную налоговую службу разгромили. Захватили здания службы безопасности, областной милиции. Тут мэр города Садовый выступил с коротким брифингом, признал, что из разгромленного Галицкого райотдела похищено оружие. Призывал не отпускать детей одних на улицу, не носить с собой крупных сумм денег и ювелирные украшения. Такого беспредела и  мародерства в свой жизни не видел.  Пацанам своим запретил выходить на улицу. Сидеть будем как в крепости, - со злостью рассказывал Сергей.
-Долго не насидишь. Продукты кончаться, - напомнил Николай.
-Ниче! Я свой табельный пистолет захватил с собой. Вот если ко мне полезут, тогда буду защищать свой дом, свою семью. И пусть меня потом судят, - с горечью выговаривал сосед. Его жена Надя застыла в проеме дверей, прижала к груди фартук, слушала мужа с ужасом в глазах.
-Так есть в городе власть или нет? Если есть мэр, глава Львовской администрации, почему они не остановят этого безобразия? - допытывался Николай.
-Ты дурак, или прикидываешься им?! - вскипел Сергей. - Если бы не эти молодчики, которых они же и выпестовали, разве они были бы мэрами и главами. Эта толпа вознесла их, как они могут их остановить? Причем в действиях толпы чувствуется организованность, кто-то управляет ими. Наверняка, эти же мэры и главы!
-Это напоминает мне приход к власти Гитлера из советской кинохроники.
Сергей покосился на него, предупредил:
-Ты полегче! А то тебя за такое сравнение запросто к стенке поставят. Это у нас называется революцией достоинства, рождением новой, молодой демократии.
-То-то вижу как тебя одемократили, еле жив остался, - хмыкнул Николай.
-Ты думаешь такое только у нас твориться? Подобное происходит в Тернопольской, Черниговской, Тернопольской, Ровенской и прочих областях, - как бы в оправдание проговорил Сергей.
-Знаю, - кивнул Николай. - У нас есть связь с гарнизонами областей, сообщают по внутренней связи. В Одессе блокировали воинскую часть. В Ивано-Франковске заблокировали входы и выходы из части. В основном нападают на воинские части внутренних войск МВД, боятся, что те могут оказать помощь президенту, - пояснил Николай.
-Они для этого и созданы, чтобы защищать власть. А так нахрен они, дармоеды, нужны? - зло проговорил сосед.
Жена его всхлипнула за спиной Николая и ушла на кухню.
-Всколыхнулось пол Украины, никто не решается отдать приказ, это будет уже гражданская война. Янукович боится пролития крови. Офис партии регионов в Киеве захватили митингующие, убили престарелого сторожа, который там охранял офис. Погибли люди на майдане. Кто будет отвечать за эту кровь? - задал риторический вопрос Николай, зная, на него у соседа ответа нет.
-Победителей не судят, - с досадой проговорил сосед. - На это у них надежда.
-Придут эти к власти, разве им  не понадобится милиция? Кто-то же должен охранять порядок, ловить преступников? Позовут, пойдешь? - спросил Николай.
-Не, не пойду, - покрутил головой Сергей. - Потом придет другая власть, и каждая будет бить мне морду за то, что я охраняю покой граждан города? Пропади они… Пойду таксовать или еще куда… Давай лучше выпьем за мое успешное завершение карьеры, - потрогал он свой синяк. - Надя у нас есть что выпить? - крикнул он на кухню жене.

*  *  *
Дмитрий дальнейшее развитие событий на Украине хмуро наблюдал по телевизору. Когда он уезжал, полагал, все пойдет на убыль. Оказалось, все только начинается.  Он хотел вернуться в Киев. Главный редактор решительно воспротивился, для этого есть другие корреспонденты. Да и Дина тоже начала горячо убеждать, не ехать в Киев.
-Ты посмотри, что там творится, - указывала она на экран телевизора.
-Тем более, кто в том хаосе усмотрит во мне засланного казачка, - возражал Дмитрий.
-Да там стреляют по головам не спрашивая документов, - чуть ли не плача уговаривала Дина.
И Дмитрий сдался. Не поехал.
Звонил домой родителям, спрашивал, как дела у них в городе. Отвечали, они в город почти не выходят. Митингуют и у них, милиции на улицах почти не видно. За кого митингуют, родители не знали. В газете отец прочитал, что Одесский областной совет назвал события на майдане попыткой государственного  переворота, призвал Януковича к решительным действиям для защиты национальной безопасности страны. В порту все цеха закрыты, отец сидит дома.
А в Киеве Янукович постепенно сдавал позиции. На внеочередном заседании Верховной рады отменили ряд последних законов о привлечении митингующих к административной и уголовной ответственности, согласился на досрочные президентские выборы президента. И все равно всеукраинское объединение «Майдан» и «Правый сектор» объявили поход на Раду. На площади произошло кровавое столкновение между милицией и майдановцами. Кто-то начал стрелять по митингующим, тут же обвинили в этом сотрудников милиции, забросали их бутылками с горючей смесью. Дмитрий видел, как Порубий выносил из гостиницы чехлы, в которых угадывалось силуэт оружия, складывал их в багажник машины. Этот сюжет несколько раз прокручивали по телевидению. Дмитрий видел на майдане Порубия. Он производил отталкивающее впечатление, замороженный взгляд мясника, чувство превосходства над толпой, среди разгула анархии он чувствовал себя в родной стихии.
В Киев прилетели главы МИД Польши, Германии, Франции для переговоров с Януковичем и оппозицией, уговаривали его не применять силу, иначе Евросоюз введет санкции против Украины. Подписали соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине оппозиционеры Яценюк от своей партии, Кличко от своей, и Тягнибок, который политиком и не являлся, возглавлял националистов, которые держали в страхе майдан. Представитель от России Лукин отказался ставить свою подпись под соглашением. Представители «Правого сектора» заявили, их не устраивает подписанное соглашение, они намерены штурмовать администрацию президента и Верховную Раду. Стрельба неустановленных снайперов продолжалась, погибло более ста человек, ранено более полутысячи. Пострадало около пятидесяти журналистов. Именно на этом этапе лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош выдвинулся на первый план.  До этого мало известное случайное объединение, вдруг стало играть роль третьей силы в переговорах между властью и оппозицией. Именно они стали детонатором новой волны насилия и заявили, что будут брать парламент и администрацию президента.
Двадцать первого февраля Янукович покинул Киев. С ним уехали спикер парламента Рыбак и глава администрации президента Клюев. Из Харькова Янукович передал,  он не отказывается от власти, все происходящее в стране назвал бандитизмом и государственным переворотом. Его объявили в розыск за преступление против человечности. Внутренние войска и подразделения МВД покинули майдан, уехали из Киева. Комендант майдана Порубий заявил: «Майдан полностью контролирует Киев». Спикером Рады избрали   Турчинова, известного националиста. Через день в нарушении конституции его объявили исполняющим обязанности президента.
МВД, Вооруженные силы и прочие силовики присягнули новому правительству, которое по сути еще и не было сформировано. Предавали Януковича все и быстро. Президентскую резиденцию в Межигорье попросту разграбили, вывозили мебель, картины, ковры, снимали даже люстры. Охранять ее было некому. В Киеве и других регионах началась вакханалия по разграблению имущества бывших чиновников. Разграбили и подожгли дома лидера коммунистической партии Симоненко, экс-прокурора Пискуна, ректора Налоговой академии Мельника, и многих других государственных чиновников. Избивали депутатов из Партии регионов. За Януковичем охотились, как за зверем, преследовали его на всем пути, он уехал сначала в Луганск, затем в Крым, оттуда улетел в Россию.
Президентство Януковича закончилось полным крахом. На западе переворот назвали торжеством демократии, на майдане - революцией достоинства, на востоке и в Крыму государственным переворотом.
Дмитрий все это наблюдал с зубовным скрежетом, политологи собирались на совещания, на телеканалах обсуждали положение на Украине, не могли поверить, что потерять власть можно из-за беспринципных уступок оппозиции, не принимать заранее мер к ультраправым партиям, смотреть сквозь пальцы на их выходки и бесчинства, надеяться, что заигрывание с ними поможет им их приручить для своей же пользы.
На майдане помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд раздавала печенье участникам майдана, и через плечо бросила своему собеседнику: «Полагаю, правительство должен возглавить Арсений Яценюк».  А еще Нуланд проболталась, на установление демократии на Украине США потратили пять миллиардов долларов.
Как и велела госпожа Нуланд, премьер-министром Украинского правительства стал Арсений Яценюк.
Да если бы на этом все закончилось!

*  *  *
-Финит а ля комедия! - проговорил Николай в кругу офицеров после просмотра событий в Киеве. - Теперь у нас новое правительство, исполняющий обязанности президент, будем присягать господину чи пану Турчинову.
Николай еще подумал тогда: темная лошадка этот господин Турчинов, кем только он не был за свою карьеру: и заместителем секретаря службы безопасности, и вице-премьером Украины, и всегда тенью и вторым лицом за спиной Юлии Тимошенко  в партии и в правительстве, которую с успехом тут же предал, как только замаячили новые должностные перспективы.
Один из молодых офицеров бросил офицерское удостоверение на стол.
-Я ухожу. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» - процитировал он классика. - Присягать такому правительству не хочу. Передайте в отдел кадров, - кивнул он на удостоверение.
-А ты уходи в партизаны, - посоветовал ему один из офицеров.
-Если надо, пойду! - бросил молодой офицер и вышел их канцелярии.
Тогда, до майдана, некоторые офицеры еще могли фрондировать, после переворота в столице с этим быстро покончили. Офицеры или затаились, опасались вслух высказывать мысли, или откровенно заняли позицию поддержки нового правительства. Молчал и Николай, лишь изредка отпускал едкие реплики. Тем более, молчали офицеры, которым  до пенсии осталось не так много лет, чтобы разбрасываться удостоверениями и уходить из профессии неизвестно куда. Основная масса офицеров и рядовых приветствовали уход Януковича, да и Николай был не в восторге от его правления. Однако понимали, приход к власти известных фигур, не отличающихся от прежних, а то еще и хуже, таких, как косноязычий Кличко, которому в боксе отшибли мозги; вороватый Яценюк, не блиставший интеллектом, сюсюкался с Юлечкой, которую освободили из тюрьмы, и который вскоре предал ее, ушел из ее партии; шоколадный олигарх Порошенко, который будучи в правительстве занимался больше своими предприятиями, чем государственными делами; и прочие известные  политики не внушали ни надежд, ни доверия. Эти, которые сейчас у власти, и которые больше всех кричат о будущем процветании  Украины, о решительной борьбе с коррупцией, сами были уже у власти и беззастенчиво хапали все, что плохо лежало. Кто из них будет заботиться о процветании страны? Тем более, что с их правлением на востоке, юге и особенно в Крыму не очень то и согласны.
В полку дисциплина среди солдат совсем упала, они в присутствии старшин и офицеров вели себя довольно развязно, порой выходили из повиновения.  Они полагали, коль в стране можно президента скинуть, а во Львове городское руководство разогнать, у милиции оружие отбирать, чего уж тут слушать офицеров. Запертые в казармы, при скудном питании они завидовали своим молодым ровесникам, которым в городе было море по колено, над ними не было никакой власти. Участились случаи дезертирства, особенно тех солдат, родственники которых проживали на юге или востоке страны.
-Господа офицеры! - обратился к офицерам Дмитрий. - Нам нужно закручивать гайки, иначе мы в своей части получим майдан. Разброд и шатание никому не нужны. Приказываю, построить полк на плацу,
Когда полк выстроили, скомандовали «Струнко!», доложили о построении, полковник Орлов скомандовал «Вильно!», произнес речь:
-Солдаты! Вы защитники отечества, а не банда Махно. Отныне, за каждый самовольный выход в город будем наказывать арестом, за повторную самоволку - отдам под суд военного трибунала. Четверо военнослужащих, задержанных в городе патрулем (он назвал фамилии и роты, где они проходили службу) уже отбывают пятнадцати суточный арест на гауптвахте.  Четыре военнослужащих третий день не является в часть, их считаю дезертирами, на них подан розыск. При задержании они будут судимы военным трибуналом. Так же, если кто-то будет замечен в нетрезвом состоянии, безоговорочно будет арестован.
По плацу раздался гул недовольства.
-Струнко! - скомандовал полковник. - Панове офицеры, с этого дня, предоставить мне план мероприятий занятий с личным составом. Предусмотреть: с утра два часа строевая подготовка, затем марш броски с полной выкладкой, теория по стрелковому оружию и стрельбы. Личное время перед сном два часа. Все! Вольно! Развести всех по ротам!
В канцелярии офицеры упрекнули:
-Не круто начинаем? Дезертировать еще больше начнут.
-Не ждите, пока солдаты сядут вам на голову. Они стараются брать пример с уличной вольницы. Вот приедет командир полка,  пусть он решает, как нам служить дальше. Может быть армию вообще распустят.
Командир полка Омельченко приехал хмурый, недовольный.
-Сволочи! - жаловался он Николаю. - Когда я им нужен был, обещали золотые горы. А как только майдан закончился,  сразу все забыли. Ничего, они еще вспомнят обо мне… - грозил он неизвестно кому. В проблемы полка он вообще вникать не хотел, слишком теперь это мелко для него, там, в Киеве, он мнил себя уже чуть ли не командующим округом в худшем случае, в лучшем - заместителем министра обороны.
Николай позвонил своему бывшему сослуживцу Гриценко, который перевелся служить в Крым.  Николай знал, за эти годы бывший сослуживец стал комендантом Крымского полуострова.
-Здравствуй, Григорий Богданович!
-Здравствуй, Николай Иванович, - отозвался тот, - рад слышать тебя. Хочешь похвастать событиями во Львове?
-Хвастать нечем. Полк не разгромили и ладно. Хотел спросить, как у вас обстоит дело, какому попу кланяться намерены?
-Так поп теперь у нас один, - хохотнул в трубку Гриценко. - Только мы кланяться ему не намерены.
-Как так? - удивился Николай.
-А так! Мы здесь решили быть самостоятельными, автономными от Киева. В нашем парламенте вашу революцию назвали незаконным захватом власти радикальными националистами при помощи бандформирований.
-Круто!
-Да. Городской совет Севастополя тоже проголосовал за расширение полномочий. Мы здесь считаем, что самоустранение президента Януковича не предусмотрено действующим законодательством, так что возложение президентских обязанностей на спикера Рады Турчинова является незаконным - рокотал в трубку Гриценко.
-Вы полагаете, Киев с этим согласится? - в некотором смятении от смелости бывшего однополчанина спросил Николай.
-Лично мне наплевать, что там думает Киев. Мы здесь проведем референдум, и я уверен граждане Крыма проголосуют за наделение Крымской автономии  широкими полномочиями, которые должны быть железными при любой власти в Киеве, - рассказывал Григорий Богданович.
Николай был совсем озадачен. О таком во Львове даже не помышляли. Здешняя власть скоренько приняла все условия новой власти. Широко осудили действия милиции на майдане, возвратившихся милиционеров, которых при Януковиче призвали в ряды «Беркута» для поддержания порядка, поставили на колени и заставили прилюдно каяться.
-Я все время хочу перевестись поближе к дому, в Одесскую область, никак не получалось. Забрали бы вы меня к себе, согласился бы на любую должность, командовал бы батальоном, ротой, только бы подальше отсюда, - пожаловался Николай.
-Погоди! Николай Иванович, ты хороший офицер, но ведь ты креатура Омельченко? А он еще тот тип! Как так? - удивился просьбе Гриценко.
Николай замолчал, не зная, как ответить. Потом глухо проговорил:
-Вся моя беда, что я женат на его сестре. Которую больше терпеть не могу. Или она меня, - не знаю. Не уходил, дочек поднимал. Сейчас они взрослые, захотят, со мной поедут. Не захотят, - они уже самостоятельные. Старшая в институт будет поступать. Того и гляди замуж выскочит. Она у меня в маму красавица, характером в меня. Омельченко, конечно, поддерживал меня, но его взгляды с моими не совместимы.
-Ты, Николай Иванович,  наверное, не знаешь главного. Вам стараются во Львове всех подробностей нашего бытия не доносить. Доложу, Верховный Совет Крыма принял решение войти в состав Российской Федерации. И наши депутаты приняли решение обратиться к руководству России о проведении процедуры вхождения Крыма в состав России. Ты согласишься стать российским гражданином, если вдруг подобное произойдет? - спросил Гриценко.
-А вы полагаете, что подобное может произойти? - озадаченно спросил Николай. - Это же гражданская война. Киев никогда не согласится на подобный демарш. А вы сами в случае подобного вхождения, кем станете россиянином или предателем родины?
-Родина предала меня, когда в результате бандитского переворота во главе государства назначила бывшего комсомольского работника и баптиста, который мыслит категориями силового решения любого конфликта. Я житель Крыма и обязан буду подчиниться его легитимному руководству. Если Крым войдет в состав России, у всех военных и жителей будет выбор, кому служить дальше. И я тоже подумаю. Или уйду на пенсию, годы позволяют. Я знаю одно, Турчинову я служить не буду. И не буду любому, кто придет после него, там нет достойных кандидатур. Так как, ты не передумал менять регион службы? - иронически спросил Гриценко.
-Нужно подумать, Григорий Богданович. У меня престарелые родители в Измаиле. Если я их брошу, кто им поможет. Да еще мстить им начнут. У меня и так брат в Москве работает. И родной дядя в Севастополе служит. Тут нужно крепко подумать. Это единственное, что меня держит, - пояснил Николай.
-Ну, думай. Только недолго. Надумаешь, звони. Министерство обороны может отказать, перевод сможем организовать решением Верховного совета республики. Опоздаешь со звонком, сам понимаешь, мы можем оказаться на разных берегах. Бывай! - и положил трубку.
Николай задумался. Новость его несколько шокировала. Стать россиянином он, конечно, не готов. И дело не только в родителях, хотя и они не маловажный фактор. Он совсем за эти годы перестал понимать происходящие процессы жизни в России. Сначала в ней правил Ельцин, фигура анекдотичная, прославился своими выходками на международной арене, безрезультатно воевал с маленькой Чечней, экономику угробил, коррупция и преступность похлеще, чем в Украине. В ту Россию он бы точно не захотел. Потом пришел Путин. О нем много чего излагали негативного и позитивного, однако в Чечне пожар погас, угли еще долго тлели, взрывы в метро и домов доказательство тому, но это уже не та война, что была десять лет назад. Экономика выправляется, когда как здесь она неуклонно сползает вниз, а после этих, киевских, событий неизвестно,  как все повернется. И он не верил, что Крым может войти в состав России. Во-первых, на это никогда не согласится запад, а уж тем более, Киев. Во-вторых, у Крыма с Россией нет общей сухопутной границы. В-третьих, согласится ли народ Крыма поменять свое подданство. А если часть согласится, а часть нет, тогда в Крымских горах будут прятаться партизаны.
Голова шла кругом. Спустя некоторое время решил позвонить дяде в Севастополь. Они редко общались, он последние годы всего лишь два раза приезжал в Измаил. В Севастополе у него свой дом, семья, внуки, он уже на пенсии, служил на российском корабле, ушел на пенсию в звании  капитана первого ранга. Деятельный по натуре, он не оставался домашним пенсионером, избрался в городской совет, второй срок был в нем депутатом. Набирал его номер несколько раз, еле дозвонился.
-Здравствуйте,  дядя Вася, это Николай Орлов, - назвал не по имени, отчеству, а как в детстве называл.
-Здравствуй, Коля. Ты откуда звонишь? - спросил он.
-Пока еще со своего места службы. Из Львова.
-А-а! Слышал. Это твою часть там нацики разбомбили?
-Нет. Я не во внутренних войсках служу. Соседям досталось. Я что у вас хотел спросить: говорят, Крым хочет войти в состав России, вы как к этому относитесь? - спросил Николай.
-Положительно. Я и так служил на российском  корабле.
-А в случае отделения Крыма от Украины, офицеры флота с кем останутся? - спросил Николай.
-Это выбор каждого. Никто никого неволить не будет. Здесь есть украинские корабли. Учитывая последние события в Киеве, вряд ли многие захотят служить Украине. Хотя, у многих офицеров семьи или родители живут в  в разных регионах, это их выбор, - пояснил Василий Петрович.
-А вы лично?
-Я житель Севастополя. Как народ решит, так и будет. Голосовать буду за вхождение Крыма в состав России, - твердо пояснил дядя.
-А столкновений не получится? Я слышал татары у вас бастуют.
-Все может быть. Пока у них не очень получается. Да и националистов мы из полуострова повыгнали. Они тут хотели в Симферополе памятник Ленину снести, жители им не дали этого сделать. Это они у  вас  себя вольготно ведут,  факельные шествия устраивают, наподобие фашистов в Германии, у нас они не разгуляются.
-Да, есть такое, - удрученно проговорил Николай.
-Сам то ты как к ним относишься? Или может разделяешь их  идеологию? - со скрытой иронией спросил родной дядя.
-Я военный и вне всяких партий, - ответил Николай, он не стал распространятся, подозревая прослушивание телефонных разговоров. И дядя почувствовал некую сдержанность в ответах, переменил тему, спросил:
-Ты давно дома был?
-Тем летом ездил.  Хочу нынче в июне поехать.
-Привет всем передавай. Скажи, если Крым отойдет к России, границы могут быть надолго перекрыты. Не скоро увидимся.
-Передам. До свидания.
И отключился. Подумал, если он перейдет служить в Крым, и границы, действительно, перекроют, как же он тогда увидит своих дочерей, родителей? Нет, так неприемлемо. Нужно добиваться перевода в Одессу. И он не стал звонить Гриценко Григорию Богдановичу. Сожалел об этом, мучился, вечером посмотрел на своих дочерей, с болью подумал, как он может покинуть их с невозможностью увидеть в дальнейшем. Если он уедет в Одессу или Измаил на пенсию, он всегда сможет приехать к ним. А если поедет в Крым, неизвестно, сможет ли он увидеть их, родителей.
И он стал выжидать, как будут развиваться события дальше.
Спросил Олеся Омельченко, слышал ли он о референдуме в Крыму? Тот отмахнулся.
-Пусть потешаться! Пошлем туда тех же ребят с майдана, они быстро там порядок наведут. Их Верховный совет разгоним, к чертовой матери, а основных зачинщиков в стенке или посадим надолго, - беспечно заявил Олесь.
Николай  нахмурился, помолчал, потом не выдержал, спросил:
-Знаешь, в чем разница между ними и нами? - спросил он.
Олесь со скепсисом во взоре посмотрел на него.
-Они действуют в правовом поле. Проводят референдум. Спрашивают у народа. Не дают радикальным партиям вольничать. А мы свои политические амбиции - решаем бандитскими налетами. Помещения бывших чиновников грабим, на воинские части нападаем, правительства свергаем. За убитых на майдане никто ответственности не понесет. Или найдут стрелочников из числа противников майдана, - выговаривал Дмитрий. - Мы какое государство строим? - задал он тот же вопрос, какой задавал ему майор Бойко.
Олесь изумленно уставился на Николая.
-Ты кого защищаешь? - выдохнул он на полугневе.
-Я не защищаю. Хочу понять. Ты плохо знаешь историю. После революции у коммунистов был лозунг: «Грабь награбленное!» Грабили помещичьи усадьбы, дворцы, выносили мебель, картины, ценности. И что, от этого бедные стали богатыми? Нет! Богатыми стали другие. А бедные как были бедными, так и остались. Спрашивается, ради чего делали революцию? Чтобы одних поменять на других? Ты, понятно, делал ее ради карьеры. А для тех, что стояли на майдане, что изменится в их жизни? Они будут счастливы от мысли, что ты получишь генерала? Или, что Яценюк стал главой правительства? Он как воровал, так и будет воровать! Или, что Крым Украина потеряет? Я хочу понять, для чего все это затевалось? - спокойно спрашивал Николай, при этом тяжело смотрел на Олеся, который был его шурином, который, как считает Олесь, он во многом помогал Николаю в продвижении по службе и должен быть благодарным по гроб жизни. Олесь вскипел, покраснел, забрызгал слюной:
-А ты хотел, чтобы Янукович и дальше со своими сыночками грабил Украину?! Продавал украинские интересы Москве?! Ты, оказывается, все время был за Януковича, которого если бы поймали судили бы всем народом?! - почти кричал Олесь. Вскочил, заходил возле стола.
Движением руки  Николай остановил его.
-Я вовсе не за Януковича. И никогда не был его поклонником. Но если мы демократическое, самодостаточное государство, что мешало нам провести выборы и выбрать более достойного? Тем более,  он согласился на досрочные выборы! Нет, надо было перебить кучу народа, сделать так, чтобы  над нами смеялась вся Европа, - высказывался Николай своему шурину.
Олесь тяжело плюхнулся в кресло.
-А вот здесь ты не прав! В Европе положительно отзываются о нашей революции достоинства. И Соединенные Штаты оказывают нам всяческую помощь. Только одна Россия недовольна. И ты вместе с ней, - желваки заходили на скулах недовольного разговором шурина. Без всякого перехода напомнил: - Ты, кажется хотел перевестись, или уходить на пенсию? Я возражать не буду, - хлопнул по столу рукой Олесь. - Только Галка вряд ли согласиться поехать с тобой, - предупредил он.
-Да уж! - кивнул, согласившись Николай. - Я это как-то переживу. Но я с переводом и уходом на пенсию до лета погожу. Хочу действующим офицером, а не пенсионером на лавочке в парке посмотреть, что станет с Украиной. У меня есть свои планы на будущее, - многозначительно проговорил Николай.
-Ты свои мысли от личного состава далеко прячь, - предупредил Олесь.
-А зачем? Все и так мыслят, как я. Таких, как ты по пальцам среди офицеров можно пересчитать, - блефовал конечно. Многие офицеры либо молчали, либо открыто поддерживали революцию достоинства. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой? - продолжил он и заиграл желваками. - Ты служишь сильным мира сего: сначала Кучме, потом Ющенко, затем начал искать хозяина против Януковича. Нашел в лице этого, как его… Порубия или Турчинова. А я служу Украине!  - Николай встал, пошел к двери.
-Да-а! Вон как ты заговорил! Недооценил я тебя! А еще хотел перетянуть тебя в Киев, если бы у меня сложилось, - кинул ему в спину шурин.
-Спасибо, не надо! «Служить бы рад.  Таким, как ты прислуживаться тошно!» - повторил он слова ушедшего офицера и известного классика. - Посмотрю, кто сменит нашего исполняющего обязанности пастора, тогда решу, служить ли мне дальше, - и покинул кабинет.
Повременить с уходом Николай решил по причине воинственных заявлений исполняющего обязанности президента  Турчинова, который издал приказ использовать вооруженные силы. Он не мог понять, как его, офицера, которого учили защищать родину от внешнего врага, пошлют воевать против своих же граждан, которые не хотят принять власть того же Турчинова и его клики.

  *  *  *
Дмитрий пришел к главному редактору и вдохновенно произнес:
-Мне стало известно, что наше правительство признает независимость Крыма и присоединит его к России. Скажу по секрету, наши вооруженные силы уже в Крыму.
Главный редактор посмотрел на Дмитрия, понял, тот не откроет ему секрета своего источника,  на  всякий случай спросил:
-Все к тому идет.  Откуда известно, что наши в Крыму?
-У меня свои источники, - уклонился от ответа Дмитрий. - Правильно я писал,  нельзя отдавать Крым под военные морские базы американцам. Мы двести лет обустраивали Крым и Севастополь, город боевой славы, чтобы пришел чужой дядя и распоряжался нашей инфраструктурой.
-Мы не можем публиковать непроверенные сведения, публиковать о решении нашего правительства преждевременно, нужно подождать официальных подтверждений, - остудил пыл Дмитрия главный редактор.
-Я согласен! Я пришел поделиться с вами этой новостью, чтобы мы были начеку, как только что-либо официально станет известно, тут же в печать, - потер руки Дмитрий.
Главный редактор покачал головой в знак согласия.
Дмитрий являлся политическим обозревателем и в его интересах, в первую очередь, фигурировала Европа. Украиной он занимался поскольку она тоже часть Европы, в основном, в силу своей личной заинтересованности, там проживали его родители, многочисленные родственники, семья брата и в конце концов - это его малая Родина. Именно там развивались события, которые отодвигали Украину все дальше от славянского мира. Пришедшая к власти элита готовая упасть в объятия Евросоюза и НАТО, совсем не устраивала российское руководство и большую часть жителей самой Украины.
О российских войсках ему по секрету рассказал родной дядя Василий Петрович. Он как и брат позвонил дяде Василию в Севастополь.
-Здравствуйте, Василий Петрович, - назвал его полным именем Дмитрий и представился.
-Здравствуй, Дима, давненько мы с тобой не виделись. Как тебе из Москвы видятся наши здесь события? - спросил он.
-Здорово смотрятся. Как раз хотел расспросить о настроениях жителей. Многие ли искренне хотят войти в состав России, или это наша пропаганда преподносит так события? - в лоб спросил он дядю, понимая, тот не станет рассказывать сказки.
-Так ведь ты сам часть той пропаганды, - хмыкнул в трубку Василий Петрович.
-Я стараюсь быть объективным, - парировал Дмитрий.
-Полагаю, большинство жителей проголосует «За». Только вот татары против, хотели проникнуть в Верховный совет республики, не дать депутатам проголосовать за присоединение Крыма к России. К зданию подтянулись защитники референдума, произошло столкновение, толчея, крики, однако обошлось без жертв. Некоторые депутаты в первый день сплоховали, или испугались, не приняли решения об отставке правительства. Были среди них и откровенные предатели во главе с премьер-министром Могилевым, который в обмен на собственную безопасность и сохранение активов, готов был сдать мятежникам все и вся, - рассказывал дядя.
-Слышал, майдановцы хотят приехать и навести у вас порядок?
-Пускай приезжают. Встретим. Мы в каждом городе организовали отряды самообороны. В партию «Российское единство» вступает все больше жителей полуострова. И очень надеемся на помощь России. Тут в Симферополь приезжал депутат Верховной Рады Порошенко, хотел пройти в здание Верховного Совета, ему не дали этого сделать, велели убираться в Галитчину, там ему место. Уехал не солоно хлебавши.
-Василий Петрович, вы должны понимать,  майдановские радикалы хлебнули крови, особенно «Правый сектор», и они приедут с оружием уничтожать тех, кто не с ними. Вряд ли ваши члены самообороны готовы ответить тем же. С вами гражданские протестные силы, которые  не обучены убивать людей. Как вы намерены без оружия обороняться? Тем более,  у вас за спиной татарский межлис, который поддержит майдановцев? - расспрашивал Дмитрий.
-С местными татарами мы избегаем прямых столкновений, стараемся убедить их избежать гражданской войны в Крыму. Нам здесь всем вместе жить, и лучше быть хорошими соседями. Кто-то накрутил им, что с приходом сюда России, их опять депортируют в казахстанские степи. Главной нашей задачей не допустить приезда националистов с материка. Конечно, у наших ребят нет оружия, только подручные средства. С военной силой нам не справиться. С украинскими военными в Крыму мы проводим разъяснительную работу, среди нас много отставников, которые поддерживают связь с частями. Кстати, на территории Крыма появились люди в камуфляже, которые взяли под охрану здания администрации, блокируют военные части и другие важные объекты, - уже полушепотом говорил Василий Петрович.
-Это украинские вооруженные силы? Прибыли с материка? - переспросил Дмитрий.
Василий Петрович усмехнулся в трубку, понизив голос до шепота, сказал:
-Это военные без знаков отличия, ведут себя очень вежливо, так украинские военные себя не ведут. Полагаю, помощь нам оказывает Россия.
-А власть в Севастополе как реагирует?
-Наш мэр Яцуба подал в отставку и вышел из Партии Регионов, публично заявил, что он не хочет быть рядом с людьми, которые опозорили и предали страну. Мы выбрали мэром Алексея Чалого. А глава правительства Аксенов подчинил себе все силовые структуры Крыма.
-Спасибо за информацию, Василий Петрович. Буду рад видеть вас в Измаиле. Если не перекроют границы.
-Приезжай в гости в Крым. Обнимаю.
Положили трубку, Дмитрий воодушевленный разговором понял, российские войска уже находятся в Крыму, они тихо, без шума и стрельбы занимают ключевые военные объекты и административные здания.
В Москве весна наступала медленно, снег напитался талой водой, почернел, днем ручьи стекались в отводные колодцы. А в Крыму весна уже пришла во всей своей красе. Дмитрий наблюдал по телевидению и в компьютере, за дальнейшими действиями крымских и российских властей. Семнадцатого марта Путин подписывает указ о признании независимости республики Крым, одобряет проект договора о воссоединения Крыма с Россией. И в последующем вся страна наблюдала, как в Георгиевском зале Кремля подписали договор о воссоединения Крыма с Россией. Под договором ставят свои подписи президент России Путин, председатель Госсовета Крыма Константинов, председатель совета министров Аксенов, глава Севастополя Чалый. На работе у Дмитрия собрались все сотрудники, обсуждали событие, кто-то искренне радовался, некоторые высказывали сомнение, будет ли под силу экономически вытянуть Крым из той финансовой ямы, в которую ввергла Крым Украина. Тем более, что сухопутного сообщения с полуостровом у России нет. Перебои в банковской системе у жителей могут вызвать отторжение новыми правилами проживания. В общем, проблем больше, чем выгоды. Все эти потуги оправдывались только одним: не дать американскому флоту сделать Крым своей базой на Черном море. В таком случае Россия потеряет стратегическое положение во всей акватории Черного моря, а томагавки с их кораблей смогут поражать Кубань и все прилегающие к Украине области.
На совещании в редакции остановились на том, что через некоторое время Дмитрий с журналистами полетит в Крым, и на месте попытаются определить насколько граждане воспринимают новые реалии жизни. Одно дело период, когда общий подъем поднимает людей, эйфория от победы кружит голову; другое дело, когда  по происшествии времени, люди столкнутся с трудностями перехода от одного образа жизни к другому. А пока в редакции решили организовать встречу с замечательным украинским писателем и журналистом Олесем Бузиной, которого пригласили участвовать на российском телевидении в обсуждении событий на Украине. Дмитрию интересно было познакомится с журналистом, который едко изобличал лживую историографию, созданную современной Украиной. Дмитрий с удовольствием читал его книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» о великом кобзаре, который стал чуть ли не главным украинским идолом. Чего греха таить, ведь Дмитрий знать не знал ничего о личной жизни «великого кобзаря», верил всему написанному о нем еще в то время, когда  учился в школе. Оказалось, вне поэзии кобзарь был далеко не безупречным человеком, слыл пьяницей, богоборцем, ловеласом, завистником, в общем, человеком довольно неприятным. И под забором его пьяным находили, и на носилках домой уносили, и успевал выпивать весь запас спиртного, предназначенного для вечеринки всей кампании. В книге Бузины приводится такой пример: «Запои самого Тараса Григорьевичабыли настолько хорошо известны, что во время дознания по делу Кирило-Мефодиевского общества один из основателей  его Василий Белозерский предложил такую версию  поэтического вдохновения собрата: Свои стихи Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов, и в естественном состоянии не сочувствовал тому, что написал под влиянием печального настроения». А уж сколько лжи было в советской литературе о том, какие страдания переносил, будучи ссыльным солдатом,  в Новопетровском укреплении. Обедал ссыльный исключительно с офицерами, а то и у самого коменданта. Хотя офицерам творчество Шевченко было мало известно. Они искренне хотели вывести его в офицеры, многие рядовые смогли честным отношением к службе выбиться в офицеры. Поляк Мацей Мостовский, попавший в плен после Варшавского восстания, не расстрелянный и не сосланный в Сибирь, по приговору прибыл в укрепление рядовым, дослужился до штабс-капитана. Шевченко пил и ленился, сам написал в дневнике: «Я не только глубоко, даже поверхностно не изучил ни одного ружейного приема». Хороша служба! А где же были сатрапы офицеры, которые муштровали солдат до седьмого пота! «Строевая наука, которую доблестно преодолевали избалованные дворянские отпрыски Лермонтов и Фет, не по зубам гению из села Кириловка». Сколько шума наделала эта книга, Бузину пытались привлечь за клевету, он выиграл все суды, поскольку документально доказал свою правоту. Бузина осудил государственный переворот в Киеве, кровь погибших на руках тех, кто пришел к власти в результате переворота. Он пришел в редакцию безо всякого сопровождения, тихо зашел в холл, его даже не хотела пропускать охрана, пока не удостоверились, что на него выписан пропуск, настолько он скромно вел себя. В редакции его встретили аплодисментами, он засмущался, проговорил: «Что вы, коллеги, я же не звезда из кабаре тринадцать стульев». Этот невысокого роста человек, с высоким лбом, лысой головой, четкой речью обаял журналистов, хотя многие из них были  не менее известны читателям и журналистскому сообществу. Он рассказал о том, что происходит в настоящее время на Украине, и в частности в Киеве. Он изложил свое видение устройства Украины в составе триединого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Он говорил, что пора вернуть Малороссии историческую память и автономию, наряду с Новороссией, Волынью, Галитчиной, Крымом и Подкарпатской Русью. О многом тогда говорилось на встрече. В частности,  он сказал, что украинский народ много сил тратит не на воссоздание украинской культуры, сколько на попытки уничтожить русскую культуру в умах молодежи. Когда прощались, каждый журналист подошел к Олесю пожать руку и представлялись. Услышав фамилию Орлова, Олесь оживился.
-Читал ваши статьи. Очень оригинальные и глубокие по своей сути. Вы, кажется, сами родились на Украине? - спросил он.
-Да. Родился в Одесской области, Измаиле. После института остался в России.
-Вот откуда в ваших статьях глубинное понимание украинской действительности, - улыбнулся Олесь.
-Пожалуй, - согласился с ним Дмитрий и предложил: - Я провожу вас. Вы куда сейчас?
Олесь посмотрел на часы, сказал, что через два часа он должен быть в Останкино.
-Я отвезу вас, - предложил Дмитрий.
-Буду весьма признателен. Только давайте договоримся, мы почти ровесники, будем на ты, а? Тем более, что мы не только коллеги, но и земляки, - и еще раз улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
-Конечно!
Пожали друг другу руки, пошли на выход. В машине Дмитрий спросил, не боится ли он покушения на свою жизнь, ведь его статьи задевают многих власть предержащих.
-Угрожают, - коротко проговорил Олесь. - И в почтовый ящик бросают анонимки с угрозой, и по телефону достают. Мать мою жалко, переживает она очень. В магазине какие-то недоумки обругали ее, велели передать, что убьют меня, если я не заткнусь. Теперь она боится выходить на улицу.
-Может лучше тебе с ней переехать в Россию? - предложил Дмитрий.
-Они мечтают об этом. Не дождутся.
-Читал я твоего Тараса Григорьевича. Здорово ты развенчал  первого поэта Украины, - искренне восхитился Дмитрий.
-Это я им в пику, чтобы других классиков тоже почитали. А то памятники русским классикам низвергают, а из этого идола сотворили. Все шествия и парады с факелами у его ног заканчивают. Чувствуют родство душ.
-Наши классики тоже не без греха. Граф Толстой крестьянок любил щупать, Тургенев всю жизнь за замужней женщиной волочился, свой семьи не создал. А самый гениальный русский композитор Чайковский и вовсе был педофилом, - проговорил Дмитрий не отрываясь взглядом от дороги.
-Наше все Пушкин в каждой женщине видел «чудное мгновение», Есенин был пьяницей и хулиганом, только знают об этом историки и литературоведы.  А народу останутся их дивные стихи и музыка, - в тон ему ответил Бузина. - Они зла никому не делали. Женщин любили? Так кто из нас их не любил? Они же романтики! Им нужно любить для вдохновения!
-Чайковский женщин не любил, - вставил реплику Дмитрий.
Олесь кивнул, вскользь ответил:
-Чайковский вовсе для меня загадка. Не могу понять, как столь несчастный в личной жизни человек мог писать такую божественную музыку, и продолжил прерванную мысль: - Наш Тарас в своей поэзии только лгал, написал «Узника»: Дывлюсь я на нэбо, та й думку гадаю, чому я ны сокил, чому ны литаю», а сам, как следует и не был узником. За пьянку попадал на гауптвахту. Бог ему судья! История все расставит на свои места.
На прощание, Олесь сказал:
-Пиши мне по электронной почте, - протянул он визитку Дмитрию. - Ты будешь мне сообщать о видении ситуации на Украине русским обществом, а я тебе о новостях на Украине  глазами очевидца.
Расстались почти друзьями с заверениями почаще общаться.
И они общались до апреля следующего года, пока не пришло сообщение, что Олеся Бузину застрелили белым днем во дворе его дома. Это было шоком не только для многих украинцев, но и русских граждан, которые успели полюбить его на экране телевидения. Пожалуй, после Влада Листьева, Бузина был вторым по той степени скорби, которая охватила многих его почитавших. Свыше пятисот человек пришли проститься с журналистом, который не боялся говорить правду. Только благодаря всплеску возмущения украинским обществом, требованию Комитета защиты журналистов США, организации ЮНЕСКО, следствие вынуждено было задержать исполнителей убийства, двух националистов, которых до суда посадили под домашний арест, а потом и вовсе освободили.
Дмитрий поехал домой, поскольку четырнадцатилетний сын один дома, а у жены в тот день вечерний спектакль. Родители часто в детстве сына не могли вовремя забрать из сада, позже из школы, поскольку у обоих основная работа переноситься на вторую половину дня. И большую часть своей жизни сын проживал у бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, и конечно, всячески баловали. Дедушка Геннадий Васильевич говорил внуку: «Разве пригодились мне по жизни алгебра, химия, физика? Нет! Это не помешало мне сделать головокружительную карьеру? Из физики я знаю, что нельзя совать два пальца в розетку, из химии помню, что формула воды аш два о, из алгебры ничего не помню. И география в том объеме, что дается в школе, тоже не нужна, дадим извозчику пятак, он довезет куда следует!», - внушал он внуку, расхолаживая его стремление к учебе,  что не устраивало Дмитрия. Он упрекал тестя, тот потакает лени, позволяет внуку делать уроки спустя рукава, выше четверки оценки не получал. Тесть приводил аргумент:
-Сталин руководил огромным государством имея за плечами неоконченную семинарию. И привел страну от сохи до атомной бомбы. Никитка тоже был не шибко грамотным, через пень колоду закончил четыре класса и политический ликбез. Брежнев хоть и с высшим образованием, а Маркса так и не осилил. Зато каких высот достигли!
Спорить  с ним бесполезно. Сына они вернули домой. Когда Дина задерживалась в театре, он спешил домой, чтобы проверить у сына уроки, занимался с ним дополнительными занятиями, заставлял читать книги. Сначала сын был недоволен, лентяйничал, Дмитрий сумел переломить ситуацию, привил таки любовь к чтению, заинтересовал предметами история, иностранным, литературой, и прочими гуманитарными предметами, которые сам хорошо знал, потихоньку вникал в математику, в которой тоже был не силен, часто сам консультировался о задании по математике у более молодых сотрудников на работе. Сын так и не смог определиться кем бы он хотел стать по жизни. Он часто бывал маленьким в театре за кулисами, когда мать выступала на сцене, или на съемочной площадке, и его спрашивали, хотел ли он стать актером? Он еще в то время твердо отвечал: «Нет!» - «Почему?» - «Не хочу, чтобы чужие дяди кричали на меня или указывали мне, как моей маме». Он имел ввиду режиссеров, которые руководили актерами. «А кем же ты хочешь стать?» - «Хочу, чтобы, как дедушка: руководить всеми и чтобы все меня слушались». - «Тогда надо хорошо учиться». - «Дедушка учился плохо, а денег имеет много», - приводил аргумент парень.
Родители Дины полагали, что дочь и зять умышленно ограничивают встречи внука с ними, руководствуясь элементарной ревностью. Поэтому, последнее время отношения между ними опять стали несколько натянутыми.

*  *  *
После известия об аннексии Крыма  Николай долго сидел в некоторой прострации. Не мог поверить, что армейская группировка на полуострове так бездарно сдала позиции. Без единого выстрела Крым отошел к России, как такое могло быть?! По телевидению и в печати трубили ежедневно об агрессивной политике России. Но если говорить о насильственном захвате полуострова, почему жители не выступают с возмущенными митингами против российского присутствия. Боятся? Тогда почему на востоке жители областей не боятся выступать против киевской власти. Более того, берут в руки оружие, чтобы противостоять этой власти.
В Харькове и Донецке горожане взяли штурмом здания областных администраций, в Луганске захватили здание службы безопасности. Исполняющий обязанности президента Турчинов послал туда воинские подразделения, которые отбили здания в Харькове, против Донецка и Луганска сил не хватило, поскольку в этих городах жители успели вооружиться и отбить нападение. В городах и поселках областей возникают митинги против насильственного захвата власти. Руководство Донецкой области сообщает о создании Донецкой народной республики. Турчинов отдает приказ использовать вооруженные силы страны, направляет туда танковую бригаду.
Николай собирает офицеров. Командир мотострелкового полка Омельченко очередной раз в Киеве. Когда запахло жаренным, о нем вспомнили. Стало ясно, что их полк бросят на восток для подавления мятежников, или сепаратистов, как их называли.
Николай обвел глазами офицеров пока, задал всего лишь один вопрос:
-Будем ли мы участвовать в гражданской войне?
Наступила гнетущая тишина. Никто не хотел высказаться первым, дабы не попасть впросак. Наконец командир второго батальона спросил:
-Разве у нас есть выбор? Мы обязаны выполнять приказ.
-Вы знает, что уставом запрещено выполнять преступные приказы, - напомнил Николай. - И для подавления мятежей есть внутренние войска, милиция, прочие подразделения МВД.
-Так их разогнали и деморализовали наши бравые майдановцы, - напомнил заместитель командира роты.
-А кто сказал, что это преступный приказ? - спросил командир роты, молодой мужчина, который заканчивал училище в Ивано-Франковске. - Тем более, что он исходит от верховного главнокомандующего. Сепаратистов надо бить, и бить жестоко. Им помогают российские войска, а с наемниками разговор должен быть однозначным, - решительно высказался ротный.
Кто-то ему возразил:
-Он сегодня главнокомандующий, а завтра придет другой, которого изберут президентом, и он спросит со всех: и с тех кто послал, и с тех кто выполнял приказ идти и у бивать своих украинцев.
Опять тот же молодой голос сказал:
-Там нет украинцев, там одни русские, которые помогают им вооружаться.
-А русские разве не люди? Они украинские граждане, -  выкрикнул на русском языке офицер с задних рядов.
Николай не прерывал, давал возможность высказаться всем. Это ведь не официальное совещание, в котором заседает президиум, выступающие выходят к трибуне. Николай сидел не в президиуме, а в партере, лицом к залу. Он задал вопрос молодому офицеру:
-Вы сможете убить гражданского человека, который не хочет жить по  законам, с их точки зрения, не легитимного правительства?
-Нет. Я арестую его и предам суду. А если он пойдет с оружием против меня, будет в меня стрелять, что мне останется делать? - вопросом на вопрос ответил офицер. - Стреляли же русские по своим гражданам, чеченцам, их совесть не мучила?
-Не знаю, может не мучила. Но в той войне кроме чеченцев воевала уйма всяких наемников, в том числе и наши украинцы. Там хорошо зарекомендовал себя наш Сашко Билый, который лично пытал российских военнослужащих. Ломал пальцы и выкалывал глаза молодым солдатикам. Сейчас он в Ровно безобразничает. И русским было за что сражаться, в ином случае у них на Кавказе  был бы сейчас мусульманский халифат и сброд всяческого народа с Ближнего Востока. Это вечный гнойный чирий под брюхом России.   И все же  хочу вас спросить, будем ли мы воевать против мятежного люда? - спросил Николай и обвел глазами офицеров.
Все молчали. Николай подождал, медленно произнес:
-Должен вам заметить, в Краматорске десантники двадцать пятой бригады перешли на сторону восставших. Передали мятежникам шесть единиц бронетехники и прочее стрелковое оружие.
-Вы предлагаете нам пойти по этому пути? Пути предательства? - спросил  заместитель командира первого батальона.
-Нет. Предательство одно из худших преступлений. Мне хотелось знать ваше мнение, ведь мы будем воевать не с внешним врагом. У многих жителей Львова в тех краях живут родственники. Как они отнесутся к тому, что мы пойдем их убивать. Мы сюда вернемся, нам жители будут плевать в лицо. Полагаю, если мы там окажемся,  мы должны будем не тупо убивать жителей тех областей, а склонить их к сдаче оружия. Они же должны понимать, что мы сильнее, у нас серьезное оружие, и мы не хотим крови. Вряд ли они захотят умирать ради мифической республики. Пусть путем голосования выбирают того президента, который будет устраивать всех украинцев, русских, и прочих граждан. Живут же в мире в Америке граждане всех национальностей. В Швейцарии четыре официальных языка, и ни у кого не возникает желания доказывать чей язык должен доминировать, - высказывал свою точку зрения Николай. Он до конца не верил, что вооруженные силы будут убивать своих же граждан. Хотя после майдана в Киеве, можно поверить во что угодно.
-А если они как Крым захотят присоединится к России? - задал вопрос еще один молодой офицер. - Мы должны будем молча наблюдать за этим и ничего не делать?
Заметил, в основном вопросы задают молодые офицеры. Пожилые угрюмо молчали.
-А что вы сделали, когда Крым решил отойти к России? - задал встречный вопрос Николай. - Кто-нибудь выступил против? Отстреливался до последнего патрона? А ведь там наших войск не мало было.
По залу пробежал короткий смешок.
-Все. Прошу готовится к командировке в район боевых действий. Полагаю, если нашего командира вызвали в министерство обороны, значит ему дадут вводную, - закончил Николай.
Все встали, шумно покидали зал, переговариваясь и обсуждая новость. Молодые вне зала осмелели, стали высказывать воинственные мысли, дескать нельзя допустить второго Крыма. К Николаю подошел командир батальона Краснов. Самый немногословный, педантичный служака, его просьбы удивила Николая.
-Николай Иванович, у меня выслуга лет имеется, мне воевать со своими совесть не позволяет, я подам рапорт на пенсию, - тихо проговорил он.
-Это ваше право. Приедет командир полка, подайте рапорт ему, - посоветовал Николай.
Он и сам мучился мыслью, надо ли ему тоже подать рапорт об отставке по выслуге лет. Особенно после последнего разговора с Омельченко. Он не хотел воевать против мирных граждан, которые взяли в руки оружие отстаивая свое право на жизнь не вместе с новой киевской властью. С другой стороны он хотел присутствовать на арене военных действий, чтобы не дать молодым горячим головам ожесточиться и не наломать дров, за которые остаток жизни им будет стыдно. Потом стало ясно, его бы не отпустили, так как к приезду Олеся рапорт подали шесть офицеров. Четверым отказали, мотивируя тем, что в этот трудный период для страны не время думать об отставке,  двоим по состоянию здоровья рапорта подписали.
Николай вечером придя домой, зашел в комнату к дочерям. Жены, как всегда вечером дома не было.
-Девочки, я хочу сказать вам нечто важное, - тяжело начал он. - Вы уже у меня взрослые и должны понять меня. Меня могут послать на восток с полком усмирять мятежников. Обратно я не вернусь, даже если останусь в живых. С вашей мамой у меня отношения не сложились. Мы давно чужие друг другу люди. Вы сами видите, ее никогда не бывает вечером, она совсем не заботится обо мне, как о своем муже. Я бы давно ушел, но мой долг перед вами не позволял этого сделать. Вою жизнь я посвятил вам. Теперь вы выросли. Сможете прожить без моей опеки. Хотя для вас я всегда буду отцом, помощником, не вас я оставляю, а вашу маму, - проговорил Николай.
Девочки замерли, смотрели на отца широко раскрытыми глазами, первой опомнилась Ева.
-Что ты, папа! Как ты можешь такое думать?! Мы же любим тебя!
У Яны по щекам побежали слезы. Они подошли к нему, обхватили его с двух сторон за шею. Николай сам готов  заплакать. Он долго готовился к этой речи, не один раз хотел произнести, собрать чемодан и уйти. Заранее договорился с комендантом офицерского общежития, чтобы тот выделил ему комнату. И каждый раз не решался. Не мог видеть слезы в глазах своих девочек. Сейчас, когда он с полком уедет на восток, там он может погибнуть, хотя в это не верил, а если не погибнет, он подаст в отставку и уедет к родителям. К жене возвращаться  не хотел. Он не то что ее давно не любил, а тихо ненавидел. Он же знал, что жена живет своей жизнью, у нее есть любовник, который одаривал ее дорогими побрякушками. Как-то теща проговорилась,  Галка сделала аборт, полагая, что от мужа. Когда дочь ей сказала правду и она поняла какую допустила оплошность, она старалась всячески убедить зятя, что тогда она говорила не о Гале, а о племяннице, которую Николай за все время в глаза ее не видел. Он даже догадывался, кто его соперник. Подозревал депутата их городского совета, владельца недвижимости в городе, по молодости хотел по-мужски поговорить с ним, потом решил, дело не в депутате, а в ней. Уж если она пошла по этому пути, найдется другой депутат, что потом и произошло. Ведь мужчины на ее красоту слетались, как мухи на мед. Она привыкла купаться в их обожании. А дома ее ждала серая бытовуха, скучный муж и беспокойные дочки, которые то болеют, то требуют другого внимания. Но годы брали свое. Подрастали молодые соперницы, не менее красивые. А тут и талия уже не та, и морщины у глаз появились.  Все меньше становилось обожателей. Все жестче становился ее характер, и где, как не дома она могла излить всю свою горечь и раздражение.
Николай встал, вынул из под кровати чемодан, который покрылся пылью от долгого неупотребления.
-Папа, не надо! - бросилась к нему Яна.
-Девочки, я уезжаю в командировку. Там посмотрим, - сдался он, не мог видеть отчаяния в глазах дочерей.
Неожиданно рано вернулась домой Галя. Недоуменно посмотрела на мужа и чемодан. Полагала, он собирается либо в отпуск, либо в командировку или на военные учения. Яна бросилась к матери.
-Мама, папа уходит от нас!
-В смысле? - спокойно спросила жена.
-Уходит. Насовсем! - подтвердила Яна.
Жена посмотрела на мужа, прошла села на диван, молча наблюдала, как он собирал свои личные вещи.
-Пришел с чемоданом, и ухожу с чемоданом, - проговорил Николай. -Девочки выросли, теперь ты будешь ответственна за них.
-Девочки, выйдите, - строго велела им мать, и они не могли ее ослушаться. Толкая друг друга они вышли из комнаты. Жена встала, подошла к Николаю.
-Может быть не надо, - проговорила она. - Останься, - попросила она.
-Зачем? Я  тебе зачем нужен? Ужины дочерям готовить? Как муж я тебя не интересую. Ты думаешь, если я молчал, то я ничего не знаю? Ради девчонок терпел!  - злым шепотом выговаривал  Николай.  - Да я бы тебя в бараний рог свернул, если бы был уверен, что это поможет! Или развелся бы еще десять лет назад. Терпел! Понимал, ты из девочек сделаешь таких же идиоток, как ты сама. Все! Закончили! На развод сам подам. Или ты подавай, свободной теперь будешь шляться, - жестко выговорил он, захлопнул чемодан, оглядел комнату в которой прожил более двадцати лет. Хорошо, что военная форма висит в части в кабинете. Пошел к двери.
Жена кошкой прыгнула, закрыла собой дверь.
-Погодь, Мыкола! Може з чистого листа начнэм, а?
-Мыкола, Мыкола! - передразнил ее Николай. - Коля я, Николай! Понятно?! Про какой ты чистый лист? На тебе пробу ставить некуда. Пусти! - оттолкнул он ее и пошел на выход. Дочери выглянули в коридор, Николай кивнул им.
-Я буду звонить, девочки. До свидания.
Он хлопнул дверью. Вышел на свежий воздух. Пахло весной и набухшими почками. Вечерний воздух был чист, свеж, прохожих мало, он оглянулся на дом, окна в его квартире горели призывным светом, он вздохнул и ускорил шаг.
В общежитие он открыл заранее приготовленным ключом комнату, положил чемодан на пустой, колченогий стол, сел на кровать, пожалел,  не захватил по пути бутылку водки.  Напиться бы в пору. За все время проживания ни этот древний и красивый город, ни его полк, в котором он прослужил свыше двадцати лет, так и не стали для него родными. Не говоря уж о жене. Почти двадцать два года жизни коту под хвост.  Он зло ударил себя по коленке. Оглядел обшарпанные стены комнаты. В общежитии проживали молодые офицеры и прапорщики, которые не успели еще обзавестись семьей, или у которых не было в городе жилья. В общем, перевалочный пункт. Молодым лейтенантом он тоже жил в нем некоторое время. Впервые его жена пришла к нему в общежитие и отдалась ему, после чего он сделал ей предложение. Вот потеха будет, когда утром молодежь увидит заместителя командира полка здесь. Встал, украдкой выглянул в коридор, шмыгнул за дверь. Решил все же купить водку. До ближайшего магазина одна остановка на трамвае, он прошел пешком. Купил водку, вспомнил, закуски ведь теперь у него тоже нет, и холодильника с едой нет. Купил хлеб и колбасу, сложил все в пакет, пошел назад. Воровато оглянулся, не хотел лишних глаз, когда пришел к общежитию, зашел в комнату, закрылся на ключ в комнате. Разыскал пыльный граненный стакан, вытер его концом рубахи, налили полный стакан. Выдохнул и выпил. Прощай семейная жизнь и привычный уклад бытия. На душе пусто и гадко. Перочинным ножичком порезал колбасу и хлеб. Жевал, тупо уставившись в трещину на стене. Через полчаса комната поплыла в глазах, закружились стены. Он выпил еще полстакана, завернул остатки хлеба и колбасы, лег на кровать не снимая обуви. Смотрел в потолок, пока он не расплылся в его глазах, и тяжелый сон навалился на него, заставил провалиться в темную бездну.
Родителям говорить о том, что ушел из семьи, он не стал. Не хотел расстраивать стариков. Полагал, отслужит, приедет домой, сам все расскажет и объяснит.

*  *  *
Дмитрий решил воспользоваться приглашением родного дяди, и съездить в Крым. Не стал  оформлять ни командировку, ни отпуск, поехал на первое мая, несколько праздничных дней и пару еще за переработку потратить он мог, решил позволить себе совместить приятное с полезным. Для этого он взял с собой сына Виктора, показать ему Севастополь, поводить по городу. Дина, как всегда из-за плотного графика полететь не могла. Сам же решил просто поговорить с горожанами, послушать, о чем они говорят между собой.  Еще в полете, сын, сидевший у иллюминатора, увидел море, спросил:
-Мы над Черным морем пролетаем, или над Азовским?
-Справа Азовское, слева Черное, - пояснил отец.
В аэропорту на своей автомашине их встретил Василий Петрович. После объятий и расспросов, как долетели, повез их в сторону Севастополя. Сын разглядывал неизвестно откуда взявшиеся горы, все теребил отца расспросами: ведь Крым такой на карте маленький, откуда здесь имеются степи, горы, реки? И в Москве деревья еще голые, снег недавно сошел, а здесь уже вовсю все зеленеет, возле аэропорта в сквере вовсю цветут тюльпаны, светит солнце, так в Москве порой бывает в июне.
Дмитрий в свою очередь расспрашивал дядю о жизни в Крыму после присоединения его к России.
-Трудно живем, - признался Василий Петрович. - Нам бы экономику поднять, тогда некоторые скептики окончательно поймут, где им лучше. Украина двадцать лет палец о палец не ударила, чтобы благоустроить полуостров.
-С продуктами туго?
-Туго. Ведь прямого сообщения посуху с Россией нет, а самолетами много не навозишь. Украинцы в отместку перекрывают воду и электроэнергию, - рассказывал дядя. И с энтузиазмом восклицал: - Надеюсь, это временные трудности! Заживем еще...
-Василий Петрович, это для вас временные трудности, вы получаете российскую пенсию. Не всем же так везет. Молодежь чем занимается? Именно их в первую очередь надо обеспечить работой, зарплатой. В ином случае, пройдет немного времени и они начнут вспоминать, что при прежней власти у них все было хотя и бедно, зато стабильно, - заметил Дмитрий.
-Да и при прежней власти не все было благополучно, - возразил дядя.
-Память коротка, - напомнил  Дмитрий.
-Все же большинство жителей Крыма за присоединение. Татар подогревают с Киева, они, в основном,  не могут успокоится. Мы не должны ориентироваться на недовольное меньшинство. Наша задача  убедить их,  это временные трудности. Москва тоже не сразу строилась. Некоторые думали, что с приходом россиян, на них посыпятся льготы и благополучие. Так не бывает. Это благополучие нужно добывать своими руками.
Пока ехали, Василий Петрович рассказал, он, как депутат горсовета, поддерживает связь с регионами бывшей родины. В Харькове националистам удалось вернуть захваченные здания. В Луганске и Донецке жители пока отстаивают свое право на ту жизнь, которую бы хотели иметь в своих областях.
В Одессе противостояние достигло своего апогея. Тревожит, что город приехал известный радикал бывший комендант евромайдана Андрей Парубий, а там где он, жди крови и побоищ.  Ему нечего опасаться, его поддерживает киевская, а теперь уже и одесская власть. В город приезжал кандидат в президенты Олег Царев, бывший депутат  Государственной Рады. Гостиницу блокировали сторонники евромайдана, его еле эвакуировали из Одессы. Произошла кровавая стычка между сторонниками и противниками новой власти. На сайте «Антимайдана» появилось обращение к гражданам Одессы, объявить Одесскую область - Одесской народной республикой. Евромайдановцы забрасывают коктейлями Молотова здания, в которых проживают или работают их противники.
Василий Петрович, как уроженец Одесской области, более внимательно отслеживал все события, которые происходили на его бывшей малой родине.

  Василий Петрович привез их к себе домой, где жена накрыла стол, обещали прийти вечером сыновья. Дмитрий предупредил,  он с удовольствием проведет у них время до вечера, но не хотел бы стеснять дядю, и он остановится в гостинице, номер которой он заказал еще в Москве. Василий Петрович с женой начали возражать, дескать места хватит всем, Дмитрий мягко возразил,  если бы он приехал один, не было бы проблем. Но поскольку он с сыном, парнем довольно беспокойным, ему самому будет комфортней остановиться в отеле. Еле убедил.
Ближе к вечеру пришли сыновья с женами. Дмитрий редко видел двоюродных братьев, помнил их еще юношами, когда они приезжали с отцом в Измаил, он сам тогда учился в школе. Сейчас это высокие парни, старший Юрий пошел по стопам отца, капитан-лейтенант российского флота, младший Александр работает в администрации мэра города. Жен Дмитрий видел впервые, они тоже много наслышаны о двоюродном брате от мужей, который живет в Москве, и у которого жена известная актриса. Дмитрия давно слегка  раздражает, что его воспринимают, как мужа Дианы Орловой, он понимал, чисто женское их любопытство, но о ней они говорили мало. В основном братья интересовались жизнью в столице России, а Дмитрия жизнь в новом регионе России.
На следующий день они все вместе пошли в центр города, где прошел парад трудящихся. Настроение под стать солнечному дню. Российские флаги, транспаранты, улыбки людей, праздничное веселье, ничего не напоминало, что всего лишь месяцы назад, здесь все было гораздо мрачней.
Зато на следующий день пришло страшное известие. В Одессе националисты напали на палаточный город противников майдана, загнали людей в пустующий дом Профсоюзов, и сожгли там многих людей.
О том, что в Одессе беспрепятственно действуют националистические группировки «Удар», одесские гайдамаки под руководством Сергея Гуцелюка, и другие радикальные группировки, Дмитрий знал. Об этом ему рассказывали журналисты в Москве. Более подробно ему об этом рассказывал Афанасий Забота, когда они в последнюю приезд встречались в Измаиле. Он так же знал, что во время противостояния в Киеве, одесские власти запретили перевозчикам перевозить в столицу организованные группы, продажу билетов в Киев ограничили, и запретили митинги в самом городе. Люди закидали камнями автобус, в котором хотели поехать на майдан активисты партии «Батькивщина». Местные националисты в поддержку евромайдана в Киеве расставили палатки возле памятника Дюку Ришелье. Милиция жестко разогнала протестующих, палатки снесли, организатора Алексея Черного приговорили к пяти суткам ареста. Это было только начало. В той или иной форме митинги собирались все полгода до майских событий. В Киеве не могли допустить, чтобы в Одессе местная власть противодействовала евромайдану. Лидер «Правого сектора» отправил в Одессу около ста человек в поддержку местным националистам. Подтягивались активисты и с других областей. В Одессе появился свой майдан. Чтобы предотвратить захват административных зданий, в  цепочку встали не только сотрудники милиции, но и местные жители. Тогда, в январе, противостояние закончилось ничем, майдановцы не решились напасть на милицию и защитников здания, а у милиции не хватило сил арестовать основных зачинщиков беспорядков. Некий  Антон Давидченко кинул клич, организовать отряды самообороны, чтобы противодействовать националистам. Народ откликнулся. Не так организовано, как хотелось, но все же удалось собрать костяк боевой дружины. Воины одесского гарнизона обратились с письмом к президенту Януковичу, в котором говорилось, что данное противостояние грозит целостности государства, просили проявить волю для подавления экстремизма. Янукович остался глух. Ему было не до Одесских проблем, когда в Киеве пахло жареным. Шестого февраля активисты «Сопротивления» возложили цветы к памятнику погибшим милиционерам в память о сотрудниках, погибших на майдане в Киеве. Все чаще случались столкновения с защитниками и противниками евромайдана. Националисты воспряли духом после бегства Януковича и прихода к власти Турчинова.  Власти города делали все, чтобы ограничить бесчинства майдановцев, но те, чувствуя поддержку сверху, наглели все больше. С приездом в город Парубия они еще более активизировались. Теперь им было море по колено. Они смело нападали на передовые отряды милиции, которые не могли больше сдерживать напор толпы. И милиция, не получив должных инструкций, в итоге отошла в сторону.
Дмитрий не мог понять, почему же тогда в городе, в котором стоят воинские части, вернувшиеся с Киева остатки «Беркута» и внутренние войска, жители города, которым национализм был неприемлем, - не смогли предотвратить то, что произошло. Во всем этом, он видел, прежде всего, предательство президента, его трусость, все его правление цепь непоследовательных и несуразных решений, которые противоречили друг другу. Не зря евромайдановцы сожгли чучело Януковича на митинге у здания российского Генерального консульства
Местом встреч и митингов стало Куликово поле, на котором противники евромайдана установили палатки. Они выступали за второй государственный русский язык, смену власти в Киеве они считают государственным переворотом. В пику им, в газетах распространили обращение активиста евромайдана Марка Годиенко, который писал, что в Одессе появилась «тупая и отмороженная сила, она зовется Новороссия, Русский мир, Славянское единство. И за это радикалы готовы их калечить и убивать. На Куликовом поле собрались более трех тысяч человек, их ряды крепнут, нужно принимать меры».
Новая киевская власть уволила прежнее руководство Одессы власть. В их лице евромайдановцы получили дополнительную поддержку. Теперь уже евромайдановцы защищали здания одесской администрации от нападения отрядов самообороны. Противостояние достигло своего накала. Только сила теперь была на стороне власти, которая совместно с евромайдановцами  боролись с их  противниками. Арестовали лидера «Народной альтернативы»  Антона Давидченко, видимо сломали парня в застенках, он признал свою вину в расколе страны, ему дали пять лет условно, он тут же покинул Украину.
Позже стало известно, что произошло в тот роковой день в Одессе. Утром должен был состоятся футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом», в Одессу съехались ультраправые фанаты. Странно, что футбольные фанаты приехали в город болеть за свой клуб вооружившись битами, цепями, ножами, топорами, палками. У многих на лицах появились маски. И милиция всего этого не видела. Колонна защитников майдана на Греческой площади пересеклась с колонной противников майдана. Одни с криками «Майданутых на кол!», другие «Бей москалей!»,  кинулись друг на друга. Милиция пыталась развести колонны, с этим не справились. Кстати, как признался позже начальник милиции общественной безопасности полковник Дмитрий Фучеджи, одесская милиция получила указание из Киева в события не вмешиваться, а столкновение спровоцировали участники «Правого сектора», втесавшиеся в ряды Антимайдановцев под видом их сторонников. Когда показывали по телевидению кадры того дня, все видели, полковник Фучеджи стоит за спиной стрелявшего из пистолета майдановца и не пытается его остановить. Стрелять начали с двух сторон. Сторонники евромайдана имея численное преимущество начали теснить и милицию, и пророссийских сторонников. Пулю в грудь со смертельным исходом получил евромайдановец некий Бирюков, вину возложат на активиста Куликова поля Будько, по кличке Боцман, его видели с автоматом в руках, он, якобы стрелял по толпе, но попал только в одного. Тут же получил пулю в живот  сотник «Правого сектора» Иванов. Гибель своих соратников ожесточила сторонников евромайдана. У них появились бутылки с зажигательной смесью, которые тут же изготавливали девушки, мелькнул на экране Порубий, и тут же у евромайдановцев появилось огнестрельное оружие. Началась беспорядочная стрельба, жертвы появились с двух сторон, так же пострадали милиционеры. Евромайдановцы ринулись громить палатки на Куликовом поле. Удержать толпу на Куликовом поле не смогли, они отступили к дома Профсоюзов, чтобы иметь возможность в нем забаррикадироваться. На некоторое время это им удавалось, затем сторонники майдана прорвались в здание. С двух сторон летели бутылки с зажигательной смесью, затем в окна полетели горящие покрышки. Пожар охватил все здание. Кто-то пытался спасать выпрыгивающий из огня людей, а кто-то их тут же добивал. Прибывшим пожарным машинам не давали возможности тушить огонь сторонники майдана. Только поздно вечером пожарные приступили к тушению пожара, когда уже тушить было нечего. Они же выводили оставшихся в живых сторонников антимайдана, толпа тут же избивала их и отдавала в руки милиции. Погибших насчитали сорок два человека, как мужчин, так и женщин.
Сообщение о происшедшем варварстве в Одессе вызвало шок у всех жителей Крыма, России, а в последствии и всей Европы. Такого в двадцать первом веке ожидать можно было только от американцев, которые без согласия совета безопасности ООН бомбили Белград, в котором гибли мирные жители.
Николай в гостях у Василия Петровича со всеми домочадцами сидели у экрана телевизора подавленные, даже комментировать не было сил.
-Вот что ожидало бы Крым, если бы мы не провели референдума о присоединении к России, - наконец высказался глава семейства.
-Погодите, эти сволочи еще обвинят во всем сторонников пророссийской стороны, - высказался сын Василия Петровича Александр.
-Или Россию в организации беспорядков, - тут же добавил Дмитрий.
-Причем здесь Россия, - пожала плечами жена Василия Петровича.
-Теперь, что бы в мире не произошло, во всем будет виновата Россия. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», - процитировал муж басню Крылова.
С тяжелым сердцем проводил оставшиеся дни в Севастополе Дмитрий. Сын  теребил его идти гулять к морю, на бульвары, мальчику трагедия в далекой для него Одессе мало о чем говорила.  Дмитрий соглашался, шел с сыном на прогулку, а перед глазами стояли горящие окна и падающие из окон люди. Он  подходил к людям на бульваре, которые собирались небольшими группками, обсуждали происшествие в Одессе, прислушивался к их разговорам. Все осуждали националистов, никто не высказывался против. Заходил он в магазины, как бы ненароком беседовал с продавцами, с пожилыми людьми в скверах, которые отдыхали за чтением газет, выяснял, как им живется в новых реалиях. Претензии в основном сводились к перебоям электроэнергии, к плохой питьевой воде, к подорожавшему бензину. Старушки сетовали, нынешним летом приезд туристов из Украины уменьшится, а Россия не сможет обеспечить такой наплыв туристов, чтобы они заполнили не только отели, но и частные дома. Тем более, что власти грозят запретить сдавать койкоместа в многоквартирных домах. И конечно, скудный товарный перечень на полках магазинов. Крымчане никак не могут привыкнуть к российским рублям, чтобы быстро в уме сообразить, сколько стоит тот или иной продукт в пересчете на рубль, и сколько он стоил ранее в гривнах. Пересчет был не в пользу рубля. Дмитрий остановился у одного небольшого продуктового магазина. Помещение пустовало, над дверями еще не снята вывеска: «Продукты», молодой парень закрывал фанерой окна, выставлен банер: «Аренда» и телефон. Дмитрий поинтересовался:
-Что так? Высокая конкуренция?
-Да какая там конкуренция? - с досадой оглядел Дмитрия парень. - Товара нет. Ранее я получал поставки из Мариуполя, или из Джанкоя. Теперь трасса перекрыта. А в России телушка стоит полушку, да перевоз рупь.
-А как же другие магазины выживают? - спросил Дмитрий.
-По разному. Мелкие закроются. Крупные держатся на запасах. У них денег в обороте побольше, договариваются с Краснодарским краем, - пояснил парень.
-Обещают мост построить, - напомнил Дмитрий.
-Пока его построят, рак на горе свистнет. Да и не верят многие. Его или ледоходом снесет, или подвижными керченскими грунтами. Говорят, строили мост во время войны, да толку, снесло ледоходом.
-И куда же вы дальше? - кивнул на магазин Дмитрий.
Парень еще раз взглянул на Дмитрия, в свою очередь спросил:
-А тебе что за интерес, дядя?
-Да так! - пожал плечами Дмитрий. - Шел мимо. Извини.
Дмитрий кивнул, и пошел дальше, поскольку сын нетерпеливо торопил его и ушел от него довольно далеко.
В разговорах с пожилыми и молодыми жителями, Дмитрий склонился к мысли, что большинство одобряют вхождение Крыма в состав России, поскольку видят, что стало в Киеве после победы майдана, особенно после трагических событий в Одессе. Вместе с тем, они не верят в строительство моста, полагают, дешевле России отжать восточные области и обеспечить сухопутное сообщение с Крымом. Тем более, что восточные области хотят стать либо самостоятельными, либо присоединится к России. Другие возражали: зачем России обнищавшие области, которые нужно будет поднимать за счет российской экономики? Достаточно с нее Крыма! Понимали, как важно для России держать российский флот там, где он стоит уже двести лет. Были такие, которые еще не определились, будет ли им лучше жить в России. Конечно, встречались и такие, которые говорили сквозь зубы: «Нашо нам та Россия, нам и так хорошо жилось...», но таких было меньшинство. С ним не боялись говорить откровенно, прогуливавшийся мужчина с мальчиком вряд ли мог быть провокатором или стукачом. Так что в этом смысле, присутствие  сына в некотором смысле помогло ему.
С тяжелым ощущением улетал Дмитрий из Крыма.  Всем стало известно,  всего в Одессе погибло сорок восемь человек, в больницы обратилось двести двадцать шесть человек, восемьдесят восемь человек госпитализировано. Сначала пронеслась информация, что среди погибших пятнадцать человек были россиянами. Это оказалось ложью, только два человека были не жителями Одессы и области, они ранее проживали в Виннице и Николаеве. В день отлета в Одессе у дома Профсоюзов прошла панихида по погибшим гражданам, которая переросла в митинг, на котором скандировали пророссийские лозунги. Он позвонил домой, родителям, они не ответили, он позвонил Олегу, еле дозвонился, тот ответил, мобильную связь глушат. Сообщил, что Афанасий Забота уехал в Одессу, сказал оттуда поедет в Донецк. Рассказал, в городе растут цены на проезд в общественном транспорте, тарифы на свет, газ и прочие коммунальные услуги. А так же город обеспокоен слухами, о массовом приезде сторонников майдана, которые хотят дестабилизировать обстановку в Измаиле и прилегающих городках. Якобы уже на подступах города видели автобусы с бойцами «Правого сектора». Олег сказал, если бы их не поддерживала местная власть, жители дали бы им достойный отпор, а так неизвестно, чем все закончится. Во всяком случае, Олег вместе с жителями готов отстаивать спокойствие своего города.
Позже и родители, которым он уже дозвонился из Москвы, подтвердили о  страхе, царившем в городе, в связи с приездом боевиков майдана. Измаил жил на осадном положении.

*  *  *
До Николая события в Одессе дошли поздно. Компьютер остался у дочерей, радио в его комнате не работало. Газет он не читал, говорить по-украински научился, а вот читать украинскую мову не любил. Хватало ему приказов и инструкций на украинском языке, да учебников дочерей, когда он помогал им готовить уроки.  В полку офицеры рассказали о событиях происшедших в Одессе, с их слов невозможно понять, кто виноват в трагедии, что конкретно произошло и отчего погибло такое количество людей. С их слов выходило,  в Одессе высадился десант русских добровольцев, они хотели захватить административные здания, и которым дали достойный ответ. На вопрос, почему тогда погибли в основном Одесситы, никто толком пояснить не мог. И куда потом подевались эти русские десантники, тоже никто не мог пояснить. Предполагалось, что именно они в основном и погибли. Это же  по телевизору подтвердил депутат Ляшко: среди погибших в доме Профсоюзов в Одессе человек двадцать приехали из Приднестровья, пятнадцать русские, прибыли из Крыма.  Среди погибших нет ни одного  одессита.
Из Киева вернулся командир полка Омельченко, который собрал офицеров и разъяснил задачу на ближайшее будущее: полк остается в резерве до выборов президента Украины, если все пройдет спокойно и без всплеска эмоций, полк выдвинется в район боевых действий. На вопрос о событиях в Одессе, он ответил, истинные патриоты отчизны дали достойный отпор противникам майдана. Он с внутренней гордостью зачитал в мобильном телефоне статью некого блогера, который отметил,  события в Одессе: «Второе мая является светлой страницей нашей отечественной истории. Небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наемников и рядовых дегенератов в Одессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а так же проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанный украинских граждан».
После этого Юля Тимошенко заявила, что Россию нужно сравнять с землей, бросить на Россию атомную бомбу, «чтобы от чертовых кацапов не осталось мокрого места», а ее коллега депутат Фарион пламенно призывала на месте  Москвы оставить  чистое поле.
Офицеры молчали. Многие понимали всю абсурдность оценки происшедшего, и тем не менее, одобряли гибель десантников, расспрашивать, - себе дороже, запишут в пособники сепаратистов. Полковнику Орлову можно задавать неудобные вопросы, он шурин командира, но и полковник молчал. Он только ниже опустил голову и покраснел от внутреннего негодования. «Дикость какая! - подумал он. - Это уже гражданской войной попахивает, в мирном городе люди гибнут, на востоке бои идут, а мы говорим о светлой странице нашей истории».
Спросили Омельченко о положении на востоке. В надежде, там  вскоре  все закончится, им не надо будет покидать место дислокации. У офицеров тут семьи, сложившийся быт, а там окопная жизнь и далеко не учебная стрельба. Гробы уже стали поступать во все области Украины. А официальная хроника либо умалчивает, либо привирает. Омельченко с энтузиазмом поведал:
-Ребята из подразделения «Азов» выбили сепаратистов из Мариуполя, правда затем им пришлось отступить. Это временная удача сепаратистов. Спецоперацию по наведению порядка на востоке поручили секретарю службы национальной безопасности Андрею Порубию, он уже направил батальон национальной гвардии сформированную из добровольцев майдана.
-Я правильно понимаю, - не удержался от вопроса Николай, - это не внутренние войска, не вооруженные силы, а не обученные добровольцы, которыми руководит месть?
Омельченко тяжело посмотрел на шурина, он еще не знал, что Николай ушел из семьи, медленно ответил:
-Не месть, а справедливое возмездие тем, кто хочет расколоть Украину. Хватит нам Крыма! Добровольцы «Правого сектора» и «Украинская добровольческая армия» хорошо зарекомендовали себя при наведении порядка на майдане и некоторых городах на востоке. Министр МВД Аваков создал корпус спецподразделений, а министерство обороны создает батальона национальной обороны, которые окончательно зачистят территории от сепаратистов.
-А что там делают иностранные наемники? - спросил командир второго батальона майор Бойко. - Я слышал от знакомого офицера в Киеве, что в рядах этих добровольцев кроме русских, белоруссов, воюют итальянцы, шведы, испанцы? Разве своими силами мы не справимся с сепаратистами?
-Есть такие, - подтвердил Омельченко. - Это люди, которые давно проживают в Украине и им не безразлична судьба их второй родины. Я скажу вам более: там воюет батальон имени Джохара Дудаева, укомплектованный чеченцами, там же «Грузинский легион», тактическая группа «Беларусь» и другие. А вы думаете сепаратистам не помогают регулярные российские войска? Мне в министерстве обороны сказали, только в Донбассе нам противостоят тридцать одна тысяча человек, в том числе около трех тысяч российских кадровых военнослужащих.
-Получается, мы воюем не с сепаратистами, а с русскими войсками? - не унимался майор Бойко.
-Ты, майор, наивный, как одиннадцать китайцев, - высказался недовольно Омельченко. - Конечно мы воюем не только с сепорами, но и с русскими регулярными войсками. Неужели ты думаешь, что ватники смогли бы устоять против регулярной украинской армии?! Конечно, там рука Москвы.
-Тогда почему мы не объявим официально им войну? - не унимался  майор Бойко.
-Русские официально не подтверждают, что там есть их войска. Сепаратистам якобы  помогают добровольцы, как и нам, - пояснил Омельченко. - Только врут. Наши ребята из батальона «Азов» захватили двух солдат в плен. По всем признакам кадровые военные. Сначала не признавались, ребята подвесили их, допросили с пристрастием, сознались, как миленькие. Только утверждали, они во время своего отпуска добровольно приехали помогать сепаратистам. Пострелять захотелось ребятам, - зло усмехнулся Олесь.
-Под пытками и ты бы сознался, что пьешь молодую кровь младенцев, - кто-то тихо сказал  за спиной Николая.
-Странная у нас война с Россией, - не унимался майор Бойко. - Торговый оборот с ними растет, наши парни ездят туда на заработки, ихние артисты приезжают с гастролями в Киев. Тогда это не война, а региональный конфликт. Зачем тогда направлять туда вооруженные силы? - спросил он.
Омельченко поерзал на месте, огрызнулся:
-Руководству виднее кого туда надо направлять. А ты, майор, если трусишь, так и скажи. Других не расхолаживай. А то знаешь, что бывает с паникерами в военное время? - и уже обращаясь ко всем, самодовольно проговорил: - Не беспокойтесь о моральной стороне карательной операции для сепаратистов. Нас поддерживает весь мир. Нам помогают страны НАТО, присылают оружие, обмундирование, медицинские препараты, даже Литва и Латвия присылают гуманитарную помощь для военнослужащих. Мы должны четко понимать, против нашей революции достоинства воюют проплаченные наемники, сепаратисты, которых наши власти официально объявили террористами, и мы будем проводить антитеррористические операции. Сейчас сепаратисты заняли город Славянск, Горловку, Харцызск, в Мариуполе сепаратисты заняли некоторые здания. Я полагаю, им не долго осталось безобразничать. Сотрем их в порошок, как стерли на майдане всех прихвостней Януковича, - самодовольно проговорил Омельченко, вальяжно развалившись в кресле.
Николай все же не выдержал.
-Янукович на тот момент был легитимным президентом и главнокомандующим. Мы все были его прихвостнями, поскольку обязаны были исполнять его приказы, -  тихо проговорил он.
-Янукович продался русским за тридцать сребреников!  - повысил голос Омельченко. - Он и сейчас скрывается от справедливого суда в России.
Чтобы сменить тему, Дмитрий спросил:
-Сейчас полку к чему готовиться? Учения будем проводить?
-Учения проведем в боевой обстановке. А сейчас полк должен поддерживать внутренний порядок при выборах  президента.  В городе созданы новые органы милиции, которые будут осуществлять порядок на выборах. А мы будем на стреме в случае не предвиденных беспорядков. Внутренних войск  переформировать пока не успели. Приказываю всем офицерам и военнослужащим обеспечить сто процентную явку на избирательные пункты, все  обязаны проголосовать за кандидата, которому доверяет город Львов. Это - Петр Алексеевич Порошенко. Вопросы есть? - обвел тяжелым взглядом офицеров Омельченко. - Нет? Совещание окончено!
На выходе майор Бойко пробурчал в ухо Дмитрию:
-Раньше нам приказывали голосовать за Ющенко. Не повторится ли история? Теперь мы, вместо внутренних войск, станем отбиваться от разгневанных граждан.
-Хватит нам того, что нам придется отбиваться от восставших граждан Украины, - так же тихо ответил Дмитрий.
Позже тот же Бойко рассказал ему, что творят на востоке батальоны «Правого сектора» и «Азова», ему поведал знакомый офицер из Днепропетровска, с которым он  учился в одном училище. Среди воинов националистов процветает пьянство, достают где-то наркотики, занимаются грабежами, избиениями и пытками местных граждан. Они всех, кто проживает на той территории называют сепорами, над которыми они властны делать все, что захотят. Любую понравившуюся девушку или женщину обвиняют в том, что она наводчица  вражеского огня, волокут к себе в бункер, и что там происходит, селянам известно, но они молчат. Машинами вывозят награбленное имущество, у многих снимают с петель ворота, если они выполнены с элементами художественной ковки.  Девушек и женщин насилуют, частенько, чтобы скрыть свои преступления, потом просто убивают их. По домам мирных граждан лупят большим калибром, от некоторых сел остались одни развалины. Когда руководству в Киев доложили об их бесчинствах, оттуда ответили: пусть недовольные жители скинут пророссийское свое руководство, выйдут к нам с белыми флагами, тогда и обстрелы прекратятся.
Несмотря на антимайдановские взгляды полковника Орлова, а так же близкое родство с командиром полка, в полку офицеры его уважали. Он никогда не кичился своим родством, более того, всячески старался абстрагироваться от родства,  самого командира Омельченко не один раз своими вопросами ставил в неловкое положение. Уважали его и молодые офицеры, которые заканчивали училища уже в эти сложные времена, когда Украина давно не считала Россию братской республикой, прежде всего за спокойный нрав, в нем отсутствовала хамская нотка старшего по званию над младшим, он хорошо знал военное дело. Уважали офицеры постарше, у которых взгляды на современную действительность совпадали, но вслух они высказывать свою точку зрения боялись. В каждом коллективе, будь то военные или гражданские, всегда находился формальный лидер в отличие от назначенного начальника или командира. Тем более, что полковник Орлов всегда оставался исполняющим обязанности командира полка во времена длительных отлучек полковника Омельченко. Полковника Омельченко слушали, боялись, но не уважали. Его совещания всегда превращались в длинные нравоучения, как будто он один знал истину в последней инстанции, он грубил и не стеснялся при подчиненных выматерить за промашки более старших офицеров. Военное дело его мало интересовало, он был обыкновенным карьеристом, и не скрывал этого. Предел его мечтаний перейти в министерство обороны, зарекомендовать себя перед новым руководством, благо те нуждались в лояльных и преданных офицерах, дослужиться до генерала, затем по выслуге лет выйти в отставку и заняться политической карьерой. Он уже сейчас знал, он будет депутатом Верховной Рады.
Николай жил в офицерском общежитии, молодые офицеры сначала косились, не понимая в чем дело, потом привыкли. Только стали тише вести себя, меньше пьянствовали и старались на цыпочках проходить мимо его двери. Иногда вечерами питался в гарнизоном кафе. Заходил попозже, перед самым закрытием, когда там уже никого не было, не хотел, чтобы его видели за ужином подчиненные. Буфетчица Люся наблюдала за ним, со слов мужа, прапорщика этой же части, знала, командир ушел из семьи.
-И чего нам, бабам, не хватает? - томно произнесла она, когда в кафе никого не было.
Николай взглянул на нее, допивая кофе, сказал:
-Ремня не хватает! Хорошего солдатского ремня.
Люся навалилась грудью на стойку, со знанием дела проговорила:
-Нет, Николай Иванович, бабу хоть убей, если она на сторону смотрит, ремнем не вразумишь. По себе знаю. Мне бы такого мужа, как вы, я бы ему ноги мыла и воду ту пила.
Николай улыбнулся.
-Тебе то чем твой не хорош? - спросил он, зная ее мужа, высокого, внешне статного прапорщика, однако в службе рвения не проявлял. Одно время он его даже уволить хотел, тот вовремя перевелся в батальон снабжения.
-Да всем! Пьет. Столько ни одна лошадь воды не выпила, сколько он водки. Не пропустит ни одной юбки. А дома палец о палец не ударит, все хозяйство на мне. Только и звание, что муж.
«Вот и у меня тоже все хозяйство на мне было», - подумал Николай, взглянул на Люсю, крепкую женщину с высокой грудью, подошел к стойке, попросил:
-Налей-ка мне стопку водки, чтобы крепче спалось и бабы не снились.
Люся отошла от стойки, демонстрируя свои бедра, на которых того и гляди треснет юбка, достала из шкафчика бутылку, налила Николаю рюмку, взяла еще одну и налила себе. Приподняла рюмку, игриво проговорила:
-А может я приду к вам не во сне, а наяву? - и глазками поводила.
Николай посмотрел на нее, энергия так и сочилась из нее, заманивала. Николай приподнял рюмку, опрокинул в рот, крякнул, проговорил:
-Нет, Люся. Гарнизон маленький. Не хочу пересудов, - усмехнулся и проговорил: - Представляешь картину: ревнивый прапорщик бегает по части с ножом за командиром полка?!
-Эх, жаль! - и тоже лихо выпила.
Десять дней в полку стояла тишина, офицеры занимались с солдатами по плану строевой и боевой подготовкой. А в городе развернулась нешуточная борьба за пост президента. Кандидатов набралось двадцать восемь человек, один краше другого, два отказались от участия в дальнейшей гонке, троих не допустили к участию выборов. Николай разглядывал бюллетени кандидатов и удивлялся. Выборы похожие на фарс. Один из кандидатов пришел в избирательную комиссию в маске персонажа из фильма «Звездные войны» Дарт Вейдера, он внес залог в два с половиной миллиона гривен, однако ему отказали под предлогом,  нельзя срамить Украину в глазах международной общественности. Другая кандидатка, некая Терехова издевательски внесла вместо двух с половиной миллионов гривен всего две с половиной гривны. Среди кандидатов из одиозных фигур присутствовали лидер всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры и он же лидер «Правого сектора» Ярош; председатель всеукраинского объединения «Свобода» Тягнибок; лидер радикальной партии Ляшко; и конечно же лидеры партий, Тимошенко, Клименко, депутаты Порошенко, Симоненко, Рабинович и прочие, о которых Николай ранее слышал, но никогда не вникал в их программы. Некоторых вообще не знал. Каждый депутат в своих предвыборных речах обещал народу мир на востоке, а далее всеобщее процветание, кисельные берега и молочные реки. Николай читал в избирательных бюллетенях краткие автобиографические данные, никому он не мог отдать своего предпочтения. Были среди кандидатов достойные люди, но голосуя за них, знал, они не пройдут даже десяти процентный барьер. В лидерах останется Тимошенко, - известный трибун, лидер партии, и бывший премьер-министр; Симоненко - за его плечами большой штат бывших и настоящих коммунистов;  Бойко, однофамилец майора Бойко, - его знают как министра топлива и энергетики  и народного депутата;  министр в прошлом экономического развития торговли, министр иностранных дел и прочих государственных должностей Порошенко; или бывший министр обороны Гриценко. Омельченко велел голосовать за Порошенко. Очевидно эта кандидатура уже предопределена наверху.
И на самом деле вперед перед выборами вырвались Порошенко и Тимошенко. До майдана о Порошенко знали только в узких кругах государственных чиновников, большинство рядовых жителей о нем даже не слышали. Его прочили, в лучшем случае, в мэры Киева. Выдвинулся он на майдане. Там его отметили как более яркого трибуна на фоне нерешительных лидеров майдана Яценюка, который там получил кличку «Кролик», тугодума Тягнибока и косноязычного Кличко. Он сразу начал обещать, что в случае избрания ему надо будет договариваться с Россией, свой первый визит  совершит в Донбасс, он установит мир на востоке страны. Некоторые знали о нем, как о богатом человеке, владельце кондитерских фабрик, который имеет много денег и ему воровать государственные средства нет нужды. Агитаторы советовали голосовать за «Шоколадного президента» или за «Украину в шоколаде». Кстати, в случае избрания его президентом он обещал свой бизнес продать.
Тимошенко, наоборот, знали рядовые жители городов и сел, она часто появлялась на экранах телевизоров, а ее знаменитая коса на первом майдане мелькала на всех первых страницах газет. Хорошей памяти о себе она не оставила. Помнили, как она яро выступала за Ющенко, который вверг страну в националистический хаос. Считали,  правильно Янукович ее посадил за аферы в газовой сфере. И если бы не майдан, сидела бы она до конца срока.
Ляшко почитали за шута, за которого стоит голосовать только за тем, чтобы продолжать наблюдать по телевизору за его неординарными выходками.
Славянск и Краматорск  в голосовании не участвовал, в Донецкой и Луганской областях малая часть избирательных пунктов работали, в самих городах они не открылись. В Мариуполе избирательные участки охраняли милиция и свыше трех тысяч военнослужащих, однако явка была очень низкой. Желающим голосовать в Крыму предоставили автобусы,  поехали в основном представители национального движения крымских татар, которых привезли на границу, а далее колонной автобусов организованно поехали в Херсонскую область голосовать. Кто-то из крымчан ездил голосовать в Киев, никто им не препятствовал.
Во Львове выборы организовали достойно, царило приподнятое настроение, играла музыка, новые желто-блокидные флаги развевались на зданиях. В городе охрану общественного порядка осуществляла вновь созданная милиция,  военнослужащие усиленно патрулировали улицы, правонарушений не наблюдалось. Молодые люди блокировали входные двери в помещения избирательных участках и внушительно указывали пришедшим избирателям за кого нужно голосовать. Журналисты на выходе опрашивали людей, почти все говорили, они возлагают надежды на человека, который сможет стабилизировать ситуацию в Донбассе, а это сейчас важнее экономических или политических обещаний. Уже до подсчета голосов стало ясно, во Львове лидирует Порошенко, за ним в числе лидеров числились Тимошенко и Гриценко.
На избирательном участке он встретил совершеннолетнюю дочь Еву, которая пришла голосовать, а с нею за кампанию пришла Яна. Увидев отца девочки почти бегом выбежали из избирательного участка, бросились ему на шею. Он обнял их с двух сторон:
-Девочки мои!..
-Как мы рады тебя видеть, скучаем по тебе, - проговорила далеко не сентиментальная Яна.
-Знали бы вы, как я скучаю… - проговорил Николай и голос его дрогнул, чтобы скрыть волнение, спросил:
-Почему мама не пришла? - спросил Николай.
-Она еще до работы проголосовала. Ты вернешься к нам, папа? - спросила Ева. Николай вздохнул. Он очень скучал по дочерям, понимал, если он вернется ради них, жена воспримет это, как его слабость. Отношения между ними не улучшаться, а жить с ней как квартирант было выше его сил.
-Нет, девоньки, - твердо ответил он. - Вы уже взрослые, должна понимать, не могут жить вместе люди, когда между ними нет любви. Не я был инициатором развода, меня к этому вынудила мама, - грустно сказал он.
Смотрел на своих дочерей, таких юных, красивых, и уже почти взрослых.
-Как у тебя дела? Что в институте? - спросил, обращаясь к Еве.
-Да все нормально. Яна хочет в этом году тоже поступать в этот же институт. Да, Яна?
Та кивнула.
-Женихи одолевают? - взглянул на дочерей Николай.
-Одолевают. Янке сказала, рано ей думать о женихах, пусть сначала в институт поступит. Я ее репетирую. А я, папа, среди поклонников выбрала одного достойного. Он у нас в институте учится курсом выше. Летом выйду за него замуж, - призналась дочь. Они всегда с отцом делилась своими тайнами, в большей степени, чем с матерью.
-На свадьбу позовешь? - улыбнулся отец, не веривший в душе, что девочка его, которую он маленькой купал в корыте, выросла и может стать чьей -то женой.
-Конечно!
-Смотри, не забудь.
-Что ты, папа! - обняла за шею отца и поцеловала в щеку.
-Спасибо.  Ты за кого голосовала? - спросил Николай.
-За Порошенко. Все агитировали за него, в институте преподаватели утверждали, он единственный кандидат, кто сможет остановить войну с сепаратистами на востоке. Я не хочу, чтобы тебя с полком послали туда воевать, убивать людей. Тебя ведь не пошлют? - спросила Ева.
-Не знаю. Хочу надеяться,  что  новому президенту удастся с ними договориться и все закончится мирным путем, - неуверенно проговорил отец.
-А ты тоже за него голосовал? - спросила Яна.
-Я ни за кого не голосовал. Не верю я послемайданным кандидатам. Дай то Бог, чтобы этот оказался не брехливым. Очень многие округа вообще не голосовали, не знаю даже, признают ли легитимными эти выборы, - высказал свое сомнение Николай.
-Что же ты тогда делал возле избирательного участка? - спросила она, Ева дернула ее за жакет, она догадалась, что делал отец возле избирательного участка. Он подтвердил:
-Пришел на вас посмотреть. Думал одна Ева придет, а мне повезло, увидел вас обоих. Вы, девочки, если я уеду, будьте умницами. Слушайте маму. Она строгая, но вас все же любит.
-Да никого она не любит!.. - в сердцах вырвалось у Евы и осеклась.
Николай достал из кармана припасенную заранее  пачку денег, протяну Еве как старшей.
-Это вам девочки. На случай если мне придется уехать.
-Ой, что ты, папа! Не надо. Мы не нуждаемся. У меня стипендия. Мама не плохо получает. Тебе они нужнее, - отвела руку отца Ева.
-Меня переведут на полное государственное обеспечение, - горько усмехнулся Николай. Он уже знал, их полк готовят перебросить на восток. В это время прошла группа молодых людей, они вели себя мирно, только выкрикивали: «Москаляку на гиляку!», и весело хохотали. Последнее время русофобия в городе начала зашкаливать, митинги превращались в вакханалию с речевкой: «Хто ны скаче, той Москаль!» и прыгали всей толпой, а так же кричали «Москаляку на гиляку!» Дмитрий покосился на группу молодых людей, спросил дочек:
-Надеюсь, вы не участвуете в этих сборищах?
-Нет, папа.
-И правильно! Не забывайте, папа у вас русский, и вы наполовину русские. Они не виноваты в том, что власть у нас стала такая, которая пошла войной против русского мира. Вы идите, а я еще немного здесь посижу, - проговорил Николай. Он не хотел, чтобы дочери видели его слабость, у него слезы наворачивались на глаза.
Расцеловались и расстались. Николай с грустью смотрел им вслед, легкой походкой девушки уходили от него по аллее бульвара. На повороте оглянулись, увидела отца и помахали ему рукой. Николай с трудом присел на лавочку, почувствовал как в груди сжалось сердце. Отдышался, встал, стариковской, шаркающей походкой пошел в сторону опостылевшего общежития.
Вечером позвонил родителям. Те все беспокоились, не пошлют ли сына в горячую точку?
-Нет, мама, там справятся без нас. Мы стоим в резерве, - успокоил он мать, не хотел их беспокоить, хотя уже знал,  вскоре их полк перебросят в зону боевых действий.
После выборов некие блогеры стали называть Петра Порошенко «Петром Галицким» или «Петром Львовским», намекая на те подводные камни, которые позволили Порошенко набрать во Львове наибольшее количество голосов. Выборы выиграл с большим отрывом от Тимошенко Петр Порошенко. А когда Николая спросили, кто занял третье место, он только пожал плечами, и очень удивился, узнав, что третье место занял радикал депутат Ляшко, которого в стране почитали за скомороха. Видимо большинство народа не верили никому и выбирали его, чтобы вставить шпильку остальным кандидатам. Хотя Николай считал по-другому: не малую роль в его популярности сыграла радикализация общества и его активная позиция на майдане.

*  *  *
В Москве наблюдали за выборами президента в Украине. Всем хотелось, чтобы пришел человек, с которым можно вести переговоры и о чем-то конкретном договариваться. Хотя понимали, если такой человек среди кандидатов в президенты есть, он никогда не станет президентом. Запад уже сделал ставку на Порошенко. Это не означало, что во главе большой европейской державы станет человек, который доведет политику своей страны до абсурда. Все же он прошел ряд государственных должностей, был министром иностранных дел, значит дипломатия ему не чужда. Возглавлял министерство развития и торговли Украины и Национальный банк Украины, следовательно разбирался в экономике, знает, что нужно для развития страны. Война на востоке с собственным народом вовсе не ведет к процветанию экономики. Вечные займы экономику отчизны не спасут, займы нужно возвращать, а из чего, если заводы и предприятия стоят? Поэтому оставалась надежда, здравый смысл у президента возобладает, он найдет золотую середину, чтобы угодить всем силам в стране. Первый звоночек о том, что Порошенко не станет выполнять обещания, которые давал в ходе президентской гонки, выяснилось не тогда, когда он заявил, что разговаривать с сепаратистами он не будет. А тогда, когда обещал, что он перекроет офшоры. А сам зарегистрировал фирму в Панаме уже в статусе президента, как раз в то время, когда украинская армия терпела поражение под Иловайском  в четырнадцатом году.
Дмитрию стали известны документы о регистрации фирмы еще до скандала с «райскими бумагами», он написал обличающую статью, тогда опубликовывать ее не стали, не хотели портить отношения с новым президентом, все надеялись, что он хотя бы сумеет остановить конфликт на востоке. Обещал не притеснять русский язык, не сокращать области применения русского языка, вскоре при нем начали закрываться русские школы, вводить квоты русского языка на радио и ТВ, и в конце концов закон о языке, где украинский единственный государственный язык. А затем стал лоббировать экономические санкции против России, закрыл авиасообщение между странами, и все стали понимать, в лице президента Порошенко Россия столкнулась с той темной силой, которая воспитывалась в Украине последние тридцать лет.
Для украинских спецслужб не составило труда установить, кто из русских журналистов скрывается под псевдонимом Эдуард Петров. Хлесткие статьи злили многих политиков в Украине, особенно современную киевскую власть, которую всячески критиковали за коррупцию. Дмитрия объявили персоной  нон грата, запретили посещать Украину, что явилось неприятной неожиданностью. Тем более, когда позвонила мать и со слезами сказала, что у отца случился сердечный приступ, он находится в больнице. Произошло это после того, как отец вышел на улицу и обнаружил на воротах надпись, написанную белой  краской: «Здесь живут родители сепаратистов!». Отец расстроился, стал кричать в пустую улицу неизвестно кому: «Сволочи! Я горжусь своими сынами!». Вышла мать, увидела, как муж схватился за грудь и  стал медленно оседать. Она закричала, вышла соседка, вдвоем они кое-как приподняли отца и отвели в дом. Приехавшая скорая помощь определила инфаркт, и увезла его в больницу.
Дмитрий не смог дозвониться до Николая, позвонил Гале, она не захотела с ним разговаривать. Он  дозвонился Олегу. Тот был в курсе о болезни отца. Посоветовал:
-Ты не приезжай. Тебя в лучшем случае развернут на границе, в худшем -  арестуют.  Тут Толя Кравченко распинается, что повесит тебя на первом же фонаре, если ты приедешь в Измаил. Мы здесь сами присмотрим и за отцом, и за матерью. Рая сейчас у вас почти живет.
-Спасибо, Олег. Держи меня в курсе, - попросил он.
Каждый день звонил матери, периодически мобильная связь с Измаилом прерывалась. Дмитрий мучился, прорабатывал варианты приезда в отчий дом. Кравченко он не боялся, этот националист молодец среди овец. Преодолеть границу сложнее, даже если он поедет через Белоруссию или Молдавию. Наверняка в компьютере пропускных таможенных и пограничных служб есть его фотография. Дина предложила:
-Давай я поеду. Меня пропустят.
-Чем ты сможешь помочь, только время потеряешь, из театра турнут, - возражал Дмитрий.
Дина ходила из угла в угол,  приговаривала:
-Господи! Какую страну превращают в военный полигон и разгул для националистов! - сокрушалась она. - Нужно признать самостоятельность этих  республик и дело с концом. Почему Путин медлит? Или дать возможность повстанцам пойти в наступление до самого Киева.
-Ого, какая ты экстремистка, - улыбался Дмитрий. - Хватит нам Крыма, за который санкции до сих пор расхлебываем.
-А чем ты поможешь, если поедешь в Измаил? - спросила Дина.
-Сын рядом с матерью уже помощь.
-А если арестуют?
-Это как раз нежелательно. И матери не помогу, и застряну надолго. Я же поеду как частное лицо, вряд ли за меня станут бороться дипломаты. Вернее, там столько задержанных русских, что дипломаты не успевают разгребать. Они сами на осадном положении, им не разрешают выезжать за пределы посольства. Посольский двор то и дело забрасывают яйцами и краской.
Прошло еще несколько дней в напряженном ожидании. Олег в телефонном разговоре рассказал, отцу  легче, но из больницы пока не выписывают. Рассказал, что шествие на девятое мая в Измаиле превратилось в побоище между ветеранами и сторонниками майдана. Между Болградом и Измаилом проходят военные учения на постоянной основе, военная техника добивает дороги, которые никто не ремонтирует.
-Власть боится нападения со стороны Черного моря? - наивно спросил Дмитрий понимая, никто в данный момент нападать на Украину не собирается.
-Власть боится вспышек сепаратизма в нашем краю, - улыбнулся в трубку Олег. - Ты же помнишь, болгары требовали в свое время автономии, года два назад требовали признания болгарского языка как второго регионального. Им показали кукиш. Тут даже украинцы не проявляют патриотизма, которого так добиваются власти Киева и Одессы. Молдаванам, проживающим на территории Украины, вообще наплевать на проблемы украинцев, они уповают на Румынию. Вот такой сложный регион, головная боль властей. Потому и военную базу организуют. У нас пестрый состав населения, которым до фонаря политика, они копаются в земле, основная забота за счет урожаев выжить.  Небольшая кучка националистов мутит воду, их усиленно поддерживает власть, потому что им опереться в нашем районе больше не на кого. Власти помнят, что за Януковича в с вое время проголосовало более семидесяти процентов населения всего юга Украины, - рассказывал двоюродный брат.
-И тем не менее, открытого противостояния не наблюдается? - спросил Дмитрий.
-Откуда ему взяться. Даже те, кто лояльно относится к России боятся браться за оружие. Тут нас пугают, что террористы могут появиться с территории Приднестровья. Дескать русские могут использовать их, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей области.
Днями раньше Дмитрий созванивался со Степаном, своим однокурсником, который работал в центральной газете, отец так и не уговорил его заниматься бизнесом. Он расспрашивал Степана об обстановке в Молдавии, ее отношении ко сему происходящему на Украине, а так же о непризнанной Приднестровской народной республике, которая, как кость в горле торчала между Молдовой и Украиной.
Степан пояснил:
-Все боятся, что Россия может признать республику объектом федерации взамен обещания принять ее за участие в конфликте. Тогда Украина будет иметь еще одну горячую точку у себя на юго-западе.  Молдова заинтересована в конфликте до того, как непризнанная республика станет частью России. Тогда Молдова сможет проглотить этот потерянный край и вернуть его в свой состав. При этом, следует отметить, что население Молдовы относится к России более лояльно, чем население Украины. Половина молдаван признают аннексию Крыма и выступают за вступление в Таможенный союз с Россией. А гагаузы вообще все поголовно за Россию.
-И тем не менее, я вижу, Молдова тяготеет больше к Румынии, чем к России? - задал вопрос Дмитрий.
-Россия далеко, а Румыния рядом. Есть в Румынии партии, которые ратуют за возвращение Бессарабии в состав Румынии, есть партии в Молдове, которые желаю войти в состав Румынии. Но не так все просто. Молдова уже находилась до войны в составе королевской Румынии, ничего хорошего в этом жители не видели. Правда свидетелей того времени почти не осталось, но из поколения в поколение передаются все те прелести, что принесла румынская власть в наш край. И должен тебе заметить,  Украина боится, как бы пример России по аннексии Крыма не подтолкнул Румынию к мысли отхватить Бессарабию, таким образом  продолжить практику разгосударствления Украины, - пояснял Степан.
-Вернемся к Приднестровью. Ты полагаешь, что республику можно при желании втянуть в конфликт? - спросил Дмитрий.
-Почему бы нет! Там на складах полно оружия, которое не вывезли со времен развала Советского Союза. Около десяти тысяч военнослужащих, при мобилизации наберется еще свыше пятидесяти тысяч. Это народное ополчение в обход международного права вполне можно использовать в конфликте.
Они еще долго говорили и о положении в республике, и о перспективах развития отношений двух государств, и о семейном положении Степана, у которого уже трое детей.
Дмитрий пригласил его приехать в Москву при первой же возможности.
Позвонила мать, сообщила, отца выписали. Он слаб и ему нельзя поднимать тяжелые вещи. Ворота покрасили синей краской.

*  *  *
Полк по тревоге подняли рано утром. Омельченко и его заместители уже знали, им предстоит выдвинуться на передовую. Спешно грузили на платформы БТРы и военные грузовики, амуницию и полевые кухни. Новый президент объявил,  антитеррористическая операция должна завершиться не за месяцы, а за часы. Для этого на участок военных действий должны отправиться объединены силы. Он пообещал участникам антитеррористической
операции платить по тысяче гривен в день, полагая,  на такие обещания на восток хлынут тысячи добровольцев. Добровольцев, действительно, было достаточно, только по тысяче гривен в день платить им не торопились. Незадолго до этого, Омельченко узнал о том, что Николай ушел из семьи.
-Выперла тебя Галка или другую нашел? - с сарказмом спросил он.
-Пока еще никого не нашел. А уйти надо было лет пятнадцать назад. Да девочек не на кого было оставить. Твоя сестричка не очень заботилась о них, - выговорил Николай и отвернулся.
На очередном совещании офицеров Омельченко разъяснил причину столь спешного сбора полка, поведал, что Россия кроме регулярных частей ввела в восставшие республики казачью национальную гвардию войска Донского, чеченцы организовали батальон «Смерть», другие, якобы, добровольческие батальоны, которые сумели сдержать наше наступление. Нашей разведкой установлено, на территории Украины находится  пятнадцатая отдельная гвардейская мотострелковая бригада, а так же гвардейский парашютно-десантный полк, и восьмая отдельная гвардейская мотострелковая бригада.   Теперь украинской армии требуется пополнение, чтобы противостоять российскому вторжению.
-А почему бы нам не объявить России войну? - спросил один из офицеров. Такой же вопрос когда-то задавал майор Бойко. - Тогда бы вся европейская общественность смогла увидеть агрессивный характер русских?
Омельченко затянул паузу, не зная, как ответить на него, потом выговорил, словно выдавил из себя:
-Потому что у нас кишка еще пока тонка, чтобы тягаться с Россией. Военной мощью они нас превосходят. Но поверьте, пройдет немного времени, мы получим надлежащую помощь запада, когда они поймут, что  мы защищаем не только себя, но прикрываем их задницы, мы приобретем боевой опыт, и тогда покажем России, что из себя представляют истинные патриоты Украины, - заявил полковник Омельченко.
-Аминь! - прошептал кто-то за спиной офицеров.
Полк погрузили в эшелоны. Военную технику погрузили на платформы.
По пути на восток в штабном вагоне обсуждали последний военные сводки в районе Славянска и  Краматорска, куда полк направляется для смены потрепанного полка украинских вооруженных сил. Города обстреливают системами залпового огня «Град», танками и гаубичной артиллерией.  Так же подвергаются бомбардировками сверху. Взятие этих городов — вопрос времени. Жаль, что в районе горы Карачун сепаратисты сбили вертолет с четырнадцатью военнослужащими во главе с генералом Кульчицким. Все погибли. Им за это еще воздаться! Идут бои за Донецкий аэропорт. Задача полка с ходу взять населенный пункт Красный Лиман.
-Новый президент Порошенко обещал сесть за переговоры с сепаратистами, - напомнил Николай.
Омельченко посмотрел на него, как на умалишенного:
-Он такого сказать не мог. Кто в здравом уме станет разговаривать с террористами?!
-Там же есть и мирные граждане, которые попали между молотом и наковальней, - возразил Николай.
-Что ты предлагаешь? Если сепоры прячутся за их спинами, что же нам теперь ждать, пока мирные жители выйдут к нам с хлебом и солью? - уставился на него Омельченко.
-Правильно, бей своих и чужих, Господь на том свете сам определит правых и виноватых, - усмехнулся Николай.
-Там все виноваты. Нам не нужны жители отравленные российской пропагандой, пусть убираются в Россию, а нашу землю мы не отдадим никому. - заявил полковник Омельченко.
Полк высадился в районе Мариуполя, который при поддержке бронетехники взяли под свой контроль батальон «Азов», и маршем двинулся на передовую. Расположился полк в траншеях, оборудованных предшественниками перед городом Славянск. Сразу же попали под      шквальный огонь сепаратистов. Появились первые жертвы. Николай посмотрел на убитых и раненных, бронежилеты, которые изготовили по заказу военных на украинских заводах, не выдерживали попадания пули. Более того, осколки бронежилета дополнительно наносили ранения.
-Я же просил тебя, оставить для личного состава те, советские броники, - упрекнул Николай Олеся.
Тот смущенно потупился:
-Кто же знал, что так получится, - оправдывался он.
Надо отдать должное, Олесь сражался смело, присутствия духа не терял, грозил расстрелять самолично, если кто проявит трусость.
-За свою землю воюем, - утверждал он. - А всех, кто на ней живет, либо в рай, либо в Россию.
Двадцатого июня главнокомандующий и президент Порошенко  отдал приказ о прекращении огня на семь дней, предложил сепаратистам сдать оружие или уйти в Россию, за это оставшимся разрешат пользоваться русским языком и проводить местные выборы. В Луганске прошли переговоры, в которых присутствовали бывший президент Кучма, посол России Зурабов, глава партии «Украинский выбор» Медведчук, лидер движения «Юго-Восток» Царев. Договориться ни о чем не удалось, всего лишь добились результата - обменяться пленными. Некоторое затишье позволило более полно установить обстановку в районе расположения полка. Командир полка, как всегда оставил в момент затишья командование на полковника Орлова, сам рванул в штаб дивизии выбивать дополнительные боекомплекты и награды для будущих героев.
-Кто у нас слева по флангу? - спросил Николай начальника штаба.
-Справа батальоны  «Правый сектор» и «Азов», слева бригада наших сил, - доложил начальник штаба.
Николай покачал головой.
-«Правый сектор» и «Азов» хороши в мирное время, когда можно безнаказанно грабить мирных жителей. В случае серьезного наступления они побегут и левый фланг останется у нас незащищенным. Учтите это! Против нас кто? - показал на карту Николай.
-Против нас ополченцы Донецка и регулярные российские батальоны. Вооружены танками, гаубицами и портативными ракетными установками.
Николай в бинокль рассматривал передовые войска противника. Они окопались, отражали атаки смело, отступали при полном превосходстве украинских войск.
В начале июля был дан приказ занять Северск, чуть правее Славянск. Город начали обстреливать со всех орудий. Дмитрий в оптику рассматривал передовые позиции противника. И вдруг он увидел человека с надписью на груди «Пресса». Ему показалось,  это мог быть брат Дмитрий. Шлем на нем и расстояние не позволяли рассмотреть внимательно журналиста на передовой противника. Мобильная связь не работала, он не мог связаться с родителями или Москвой. Если бы связь существовала, все равно звонок в Москву расценивался бы как предательство.  Там же за спиной ополченцев, видно, как мирные жители старались перебежками между домами спешить в укрытие или по своим домашним делам. Коза паслась у дома, и пожилая женщина потянула ее за веревку в огород. Видимо мирных жителей предупредили, чтобы они спасались от предстоящего наступления. И все же Николаю не давал спокойствия журналист, который успел спуститься в траншею.  К тому же в оптику в траншее он видел разношерстно одетых мужчин, вовсе не похожих на регулярные российские войска.
-Не стрелять! - приказал Николай. - Прекратить огонь!
-Прекратить огонь! - пронеслось по траншее.
-В чем дело? - подбежал командир ближайшего батальона.
-Соберите командиров батальонов на пять минут, - приказал Николай.
Пока командиры подтягивались, он рассматривал передовые позиции сепаратистов. С той стороны тоже перестали стрелять, недоуменно вглядывались в позиции противника.
-Панове командиры, - обратился к офицерам Николай. - Если мы пойдем сейчас в наступление, артиллерия ударит по позициям сепаратистов, а за их спинами в ста метрах жилые дома. Свои позиции сепаратисты не удержат, наши националисты, обозленные потерями, ворвутся в город и сорвут злость на мирных жителях.
-Что вы предлагаете? - спросил  командир батальона майор Бойко.
-Я предлагаю провести с ними переговоры, предложить без боя сдаться или отойти. Тогда не будет повода дербанить город, - решительно высказался Николай.
-Утопия! - хмыкнул кто-то из-за спины офицеров. - Чего их жалеть? Они же помогают сепаратистам.
Николай оглянулся, узнал в говорившем  капитана Дугина, вечно воинствующего  и нахрапистого вне боевого столкновения. Он и здесь готов был проявить смелость и ринуться в бой. Для него жители востока страны вовсе не жители Украины, их нужно всех поголовно уничтожить. Так он высказывался в кругу близким ему единомышленникам.
-А если бы в нем жила ваша мать? - потемнел лицом Николай.
Тот только хмыкнул и спрятался за спину офицеров.
-Каким образом мы проведем с ними переговоры? - спросил командир третьего батальона.
-Я пойду парламентером, Постараюсь убедить их отступить без боя. Нам не нужны потери, им тоже не хочется умирать, - пояснил Николай.
-Это нужно согласовать с руководством бригады, - высказал пожелание его заместитель.
-Пока мы будем согласовывать, «Правый сектор» начнет их обходить с фланга, нам ничего не останется, как поддержать их. Решено! Принесите мне белое полотенце и какую-нибудь палку вместе флагштока, - приказал он. -Кто пойдет со мной? - спросил он. Ему нужен был свидетель, чтобы он в случае чего подтвердил о ходе переговоров.
-Я пойду! - вышел вперед майор Бойко.
-Отлично! Спасибо. Оружие оставьте здесь.
Ему принесли белое полотенце на импровизированном флагштоке.
-Если, через два часа не вернусь, начинайте наступление, - приказал он, и вылез на бруствер. За ним поднялся капитан Бойко. 
Они пошли во весь рост по полю в сторону траншеи противника. С той стороны наблюдали в бинокли за офицерами с белым полотнищем, не могли понять, что они хотят, пока кто-то не догадался, это парламентеры. У них по окопам тоже пронеслась команда огонь не открывать, с любопытством наблюдали за передвижением украинских офицеров.
На командный пункт прибежал взмыленный командир полка Омельченко.
-Почему прекратили огонь?! - закричал он. - Кто приказал?!
-Ваш заместитель, полковник Орлов, - пояснил командир охранного взвода.
-Почему? Где он? - взревел Омельченко.
-Да вон он, - показал пальцем в поле командир взвода.
Омельченко посмотрел в ту сторону, увидел две одинокие фигурки, выхватил у командира взвода бинокль, всмотрелся, увидел белый флаг, ошалело спросил:
-Они пошли сдаваться? Они нас педали? Почему вы их не пристрелили? - кричал он неизвестно на кого, на всех ближайших солдат и офицеров.
-Они не сдаваться, - попытался пояснить командир взвода, - это парламентеры решили убедить сепаратистов сдаться из-за бессмысленности сопротивления.
-Какой, нахрен, парламентаризм! Немедленно открыть огонь! - закричал он.
-Тогда они погибнут, - попытался  подсказать тот же командир взвода.
-Они предатели! Вы разве не видите, они пошли сдаваться! И выдадут все наши секреты наступления! Огонь, я приказываю! - кричал полковник Омельченко.
Кто-то робко начал стрелять в сторону сепаратистов, старательно минуя две фигурки, которые прошли уже более половины поля.
-Огонь, я приказываю! - опять закричал Омельченко. Выхватил у ближайшего солдата автомат, прицелился, дал полную очередь. Николай недоуменно оглянулся, пули просвистели почти рядом. Ударили из минометов, снаряды пролетели поверх голов сепаратистов, разорвались во дворах жителей. Николай и сопровождающий майор остановились, вперед теперь идти бессмысленно. Пули продолжали свистеть почти рядом, они посмотрели друг на друга, не успели что-либо предпринять, Бойко вскрикнул и упал словно подкошенный. Пуля прошила ему  спину и шею.  Николай склонился над ним, аптечку с собой он не взял. Встал замахал полотенцем в сторону своих окопов и траншей. Стрельба не прекратилась. Он опять склонился над майором, хотел зажать рану полотенцем, которое служило белым полотнищем. Полотенце тут же пропиталось кровью. Майор несколько раз тяжело всхрапнул, дернулся и затих. Николай встал, не понимая, как ему поступить дальше, вернуться или идти вперед к намеченной цели. Понял, вперед идти нет смысла, батареи его полка открыли огонь изо всех орудий. Вернуться назад, значит попасть под трибунал за несогласованность действий. Он взвалил на плечи тело майора Бойко и пошел назад. Кровь майора капала на плечо Николаю. Лучше быть под трибуналом, чем слыть предателем. Он нисколько не одобрял действия украинской армии, но он дал присягу, которой изменять нельзя. «Пусть лучше судят, там выскажу все, что  думаю об этой войне», - подумал он, но не успел сделать и десяти шагов, пуля ударила его в грудь, он надломился под тяжестью тела майора и болью, пронзившей его. Стреляли в его сторону из его же позиций. Он не знал, кто стрелял по нему, догадался только, что открыть огонь по позициям сепаратистов мог приказать только командир полка Омельченко. А Омельченко все ловил в прицел полковника Орлова и пускал одну очередь за другой, и в этом он вымащивал всю накопившуюся за годы совместной службы злость, он видел, Орлов упал, а все строчил и строчил, пока в магазине не закончились патроны.  Его теребил за плечо командир взвода, который повторял:
-Пан полковник, не надо… не надо…
Омельченко обессиленно опустился на дно траншеи, вытер пот со лба. Только теперь в голову ему ударила мысль: «А что я скажу племянницам?», и тут же отогнал эту мысль: «Предатель он и есть предатель!». И увидел, как солдаты и офицеры осуждающе смотрят на него и обходят стороной, уходят в даль по траншеям, покидая его одного один на один со своей совестью. Убивать противника, это дело войны, а стрелять по своим, это уже карается либо судом, либо молчаливым бойкотом своих сослуживцев. Ведь за все время службы, оставляя вместо себя Орлова, он знал, на него можно положиться, офицеры будут его слушать, поскольку уважали, хотя сам он не уважал и презирал его. И эта скрытая ревность не давала ему покоя, он чувствовал истинное отношение офицеров к нему даже тех, которые поддерживали майдан.
Северск взяли быстро, добровольцы «Азова» зачищали улицы, выгоняли из домов людей, били, сгоняли на центральную площадь, высматривали у кого на плече остался синяк от приклада автоматов. При наступлении погиб почти взвод солдат и офицеров.
Тела майора Бойко и полковника Орлова подобрали при наступлении.
-Командир! - обратился один из прапорщиков к Омельченко, - броники наши полное говно! Смотрите, - и показал несколько пробитых пулями бронежилетов. - И у полковника пробитый бронежилет.
Омельченко ошалелый от боя, тупо смотрел на бронежилет, до него плохо доходили слова прапорщика.
-Как поступим, пан полковник? - спрашивали его офицеры, показывая на тела Орлова и Бойко. - Объявим героями, которые хотели предотвратить гибель наших солдат, или предателями, которые шли сдаваться?
Омельченко видел в глазах офицеров осуждение. Его сковал страх: «Ведь выстрелят в спину, отомстят...».
Выдавил из себя:
-Просто погибли в бою. Нечего объяснятся с руководством… Тела отправим на родину.
Пряча глаза в пол, прошел в помещение отвоеванной школы, в которой организовали временный штаб.

Позже, когда медики обследовали тела погибших,  на вопрос руководства: «Почему майор Бойко получил ранение в спину? Он бежал с поля боя?». - Отвечали: «Нет. Он повернулся, увлекая за собой солдат, и в это время получил смертельное ранение». Командир полка Омельченко приказал отправить тела на родину по месту бывшего жительства. Тело майора Бойко жена пожелала похоронить на родине, в Белой Церкви, они оба оттуда. Им Львов так и не стал родным городом. Тело полковника Орлова тоже отправили в Одесскую область. К тому времени Омельченко уже знал о том, что шурин ушел из семьи, а родители его живы. До сестры дозвониться не смог или умышленно не стал. Не хотел, чтобы могила во Львове была вечным укором его совести.
Сестре он сказал,  Николай погиб в бою. Теперь она, как вдова погибшего мужа может требовать компенсацию от государства. Тело отправили родителям.  Дочери проплакали весь вечер, на портрет отца повесили траурную ленточку. Галина тоже всплакнула. После ухода мужа она, как никогда ранее, ощутила пустоту в душе и доме. По молодости, когда рой мужчин кружился вокруг нее, она полагала,  найдется единственный тот, который повезет ее по парижам и мальдивам, в ее жизни наступит сплошной праздник. Ее красота достойна осчастливить такого мужчину, он будет гордиться обладая ею. Мужа она в расчет не ставила. Шли годы, мужчины, которые восхищались ею и клялись в вечной любви, в парижи сопровождали своих жен, разводиться и не думали, а ее дальше Киева и Трусковца возить упорно не хотели. Да еще и расставались со скандалом. А теперь, когда годы молодости позади, думать о достойной партии уже не приходиться. Всплакнул еще одна женщина, узнав о гибели полковника Орлова. Буфетчица Люся, которая мечтала прийти к нему не во сне, а наяву. Но он так и не решился пригласить ее в свое холостяцкое жилье.

*  *  *
Дмитрия в район боевого противостояния не пустили. Мотивировали тем, что он не военный журналист, его дело быть политическим обозревателем, кем он и был последние десять лет. Но он следил за событиями противостояния сепаратистов с армией Украины из иностранных источников, из российских газет, звонил знакомым на Украину, которые были ближе к восточным областям. Он знал, на восставшие области обрушили всю армейскую мощь - танки, залповый огонь, авиацию, регулярные войска и добровольческие батальоны. Он видел, украинская армия заняла Славянск, Северс, Краматорск и многие другие населенные пункты, однако Донецк и Луганск взять с ходу они не смогли. Тяжелые бои идут за Донецкий аэропорт. После авианалета на Луганск погибло восемь мирных граждан. Тринадцатого июня вооруженные силы Украины выбили повстанцев из Мариуполя. И очень этим гордились, хотя сам захват выглядел бесчеловечной операцией со стороны националистических батальонов, которые подогнали БТР и в упор расстреляли отдел милиции, в котором засели повстанцы. Стало понятно, противостояние затянется на месяцы, или на  годы.
Вечером ему в квартиру позвонил Олег.
Дмитрий договорился с Диной, у которой в тот вечер не было спектакля, провести вечер дома, Виктор обещал рассказать им, кем все же он решил в дальнейшем стать. Дина готовила ужин, Дмитрий просматривал газеты, Виктор сидел за компьютером, ждали, когда мама позовет их за стол ужинать.
Дмитрий взял мобильный телефон, увидел, звонит Олег, ответил довольно радостным голосом, он рад слышать Олега, не так часто он ему звонит, удовольствие довольно дорогое.
-Дима, я к тебе с печальной новостью, - глухим голосом проговорил Олег.
-Что-то опять с отцом? - напрягся Дмитрий.
-Нет. Коля погиб.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Он задохнулся от возгласа, повисла пауза, Олег думал, прервалась связь, несколько раз проговорил: «Алло, алло!»
-Я слышу, - отозвался Дмитрий. - Откуда стало известно?
В первую очередь подумал о слабом сердце отца, да и матери каково принять это известие.
-Из военкомата прислали нарочного с сообщением. Дома у вас была Рая, она перехватила похоронку. Мы не знаем, как теперь сказать об этом родителям.
Дмитрию трудно было говорить, спазм слез душил его.
-А где тело? - спросил он.
-В том то и дело,  гробы с убитыми привезли в Одессу, а везти всего два гроба в Измаил у них, якобы, нет средств, предлагают забирать своим ходом. Я уже тут договариваюсь с ребятами, нам с еще одним родителем выделят грузовичок, завтра поедем в Одессу.
-Сволочи! - выругался Дмитрий. - На войну у них деньги есть, а доставить убитых домой, денег нет. Он где погиб?
-В похоронке написано геройски погиб при наступлении на город Северск, больше ничего неизвестно. Я подробности попробую уточнить в Одессе.
-Мне что делать?
В этот момент в комнату из кухни зашла Дина, она слышала голос мужа, с кем то говорит по телефону, его часто беспокоили даже ночью,  не придала значения, весело проговорила:
-Хватит трепаться, пошли ужинать.
Увидела, на муже лица нет, обеспокоено спросила:
-Кто звонит? Что случилось?
Дмитрий зажал трубку рукой, тихо сказал:
-Случилось. Коля погиб.
Дина вскрикнула, опустилась на диван. Олег ответил:
-Что ты можешь сделать, тебе приезжать нельзя.
-Как же такое сообщать родителям? - почти со стоном проговорил Дмитрий. Олег молчал.
-Ты вот что! Скажи своей маме и тете Варе с Раей, пусть они придут завтра утром к нам. Я сам сообщу ей эту горькую весть. Пусть хотя бы еще одну ночь они спокойно поспят. А утром я им позвоню.
На том и договорились.
Дмитрий упал на диван рядом с Диной. Сжал ее руку. Она заплакала и прижалась к нему. Так сидели они, прижавшись, от горя не было слов. Сын вышел со своей комнаты, недоуменно посмотрел на родителей. Дина опередила его вопрос, поспешно сказала:
-Витенька, дядя Коля, брат отца, погиб на войне с повстанцами.
Виктор сел рядом с отцом. Он знал и чувствовал, насколько братья были близки друг к другу. Он слышал, как часто они перезванивались и подолгу беседовали. В семье был культ старшего брата, полковника, умницы, с которым его отец связывал дальнейшую жизнь в качестве пенсионеров. Они говорили, что будут каждый год подолгу друг у друга гостить, дети к тому времени вырастут, вылетят из родных гнезд, и останутся они одни, как остались доживать свой век в Измаиле их родители.
Очень  получился ужин грустным, так обещал быть по семейному добрым и спокойным, не так часто приходилось собираться втроем в силу занятности родителей Виктора на работе.
Утром он с тяжелым сердцем позвонил домой. Трубку взяла мать.
-Здравствуй, мама, - сказал Дмитрий и закусил губу.
-А, Димочка, здравствуй родной, как ты вовремя,  ко мне Варя и Оля пришли, Рая здесь, все рады тебя слышать… - говорила радостно мать.
-Погоди, мама, - остановил ее Дмитрий. - У нас горе. Коля погиб, - выпалил он, боясь, что у него не хватит сил сообщить матери о горе, которое постигло их семью.
Он слышал, как мать на секунду замерла, затем вскрикнула и упустила трубку. Трубку подхватила Рая. Сквозь слезы она проговорила:
-Маме плохо. Отец в огороде, сейчас тоже придет. Ой, Дима, что же теперь будет?!
И тут связь отключилась. Дмитрий несколько раз набирал, тщетно! Он посмотрел на Дину.
-Надо ехать, - проговорил он глухо и закусил губу.
-Куда ехать?! Твое имя в «Миротворец» занесено! Тебя все равно не пустят туда, - заявила Дина.
Она была права. Дмитрия дальше границы не пустят, а то еще и арестуют. Он набрал телефон Степана. Тот услышал голос Дмитрия, обрадованно ответил:
-Привет, Дима, рад слышать тебя.
-Погоди, Степа. Скажи, я смогу беспрепятственно проникнуть в Измаил через границу из Молдовы? Мне очень надо.
-Что-то случилось?
-Случилось. У меня брат погиб на востоке. Отец совсем плохой, боюсь не выдержит его сердце такой потери, - пояснил Дмитрий.
Степан присвистнул.
-Соболезную, Дима. Наши препятствия чинить не будут. А вот украинцы могут тебя задержать. Ты же у них в компьютере.
-И какой есть выход? - спросил удрученно Дмитрий.
Степан помолчал, потом предложил:
-Возьми мой паспорт. Мы не очень с тобой разнимся, а по фото тем более, трудно будет узнать. В случае чего, скажу я потерял паспорт, а кто его нашел, - не знаю.
-Спасибо, друг! Не могу тебя подвести. Предположим, на границе меня не узнают. А дома меня всякая собака знает. Там в нациках ходят мои бывшие однокашники, они меня сдадут, а я с твоим паспортом. У них будет сто процентная возможность меня задержать, как иностранного шпиона.
-Да -а -а, есть в твоих словах доля истины.
В это время его за плечо затеребила Дина.
-Я поеду, - заявила она.
-Погоди! - сказал он в трубку Степану, зажал трубку рукой, сказал Дине: - Куда ты поедешь? И чем ты поможешь нашему горю?
-Меня на границе не задержат. Если что, скажу у меня брата убило, фамилия у нас одна, а кто там будет проверять, кем доводится мне Николай.
-Степа! - обратился он к другу. - Спасибо тебе. Нас еще и службы прослушать могут, поэтому твой вариант хороший, но не приемлемый. Если что,  я тебе позвоню.
-Ты держись, Дима. Я на связи, - ответил Степан.
Он посмотрел на Дину.
-Милая моя, я понимаю твой порыв, не могу я пустить тебя туда. Ведь ты медийное лицо, любой на границе может узнать тебя.
-И что из этого? Да, я актриса. Но я не нахожусь в запрещенных списках. Родители поймут мой приезд правильно, они же знают, что ты не въездной.
Дмитрий присел на диван. Раздумывал. В это время зазвонил телефон Олега. В трубке он услышал плачущий голос матери:
-Димочка, сыночек, как же так?!.. За что?! Он же говорил, что не едет воевать! Отцу опять стало плохо…
Послышалось какое-то зашумление, треск, трубку перехватил Олег.
-Дима, мы тут пока постараемся успокоится, отцу стало плохо, вызвали скорую. Я тебе потом позвоню.
И связь опять оборвалась. Дмитрий сидел некоторое время в прострации, не мог поверить, что у него уже нет брата. Дина сидела рядом, сжала мужу руку. Виктор застыл в дверях, он слышал весь разговор.
-Я поеду, - решительно сказала Дина. - Завтра напишу заявление на отпуск. Мы же все равно планировали. Пойдемте ужинать.
Они прошли на кухню. Дина поставила на стол начатую бутылку коньяка.
-Давай помянем, - предложила она.
Дмитрий кивнул. Выпили молча, ели в молчании, опять долго сидели, Дмитрий еще налил себе рюмку, выпил не закусывая.
-Ты главное в поезде, в случае чего, будь наступательной. Если пограничник начнет цепляться, придираться, решительно выскажи ему в лицо, ты едешь хоронить брата, который погиб, сражаясь с сепаратистами, защищал твою задницу, пока ты трясешь здесь пассажиров, - жестко посоветовал Дмитрий. Дина покачала головой, соглашаясь, муж все таки решил ее отпустить.
-Не беспокойся, я справлюсь, - положила она ладонь на его руку.
-Пустить тебя туда я не могу, и не пустить тоже не могу. Возьми рубли и доллары, и задекларируй их, чтобы не было повода обвинить в контрабанде, - инструктировал жену Дмитрий.
-Это не послужит поводом для вымогательства? - засомневалась Дина.
-В случае чего дай сто долларов. А то и вообще не давай, подними шум, в Киевском поезде они побоятся открыто вымогать.
-Киевская власть грозилась отменить поездные рейсы. Самолетное сообщение ведь прекращено, - напомнила она.
-Тогда придется лететь через Молдову. Завтра узнаем. Попробую еще позвонить в Измаил.
Дозвонился до Олега. Тот сообщил, матери тоже плохо, отец лежит в больнице. Дмитрий со злостью ударил кулаком по столу.
-Олег, Дина поедет вместо меня. Ты когда собираешься в Одессу?
-Хотели завтра выехать. Там формальности утрясать придется дня два.
-Ты дождись в Одессе Дину. Она хочет завтра выехать, послезавтра будет в Одессе. Это если ходят поезда. Если нет, она полетит через Молдову, там мой товарищ поможет сесть на рейсовый автобус до Измаила. Я сообщу тебе дополнительно.
-Хорошо.
Утром Дмитрий провожал Дину на вокзале, давал последние инструкции, как вести себя, если вдруг ее задержат, снабдил консульскими и посольскими адресами и телефонами. Успели на последний рейс в Киев, в Одессу поезда уже отменили, и эти рейсы со следующей недели украинская сторона решила отменить. Обратный путь решили она проделает через Молдову. Или в крайнем случае, доедет до Киева, а из Киева в Москву курсируют частные  рейсовые автобусы.

*  *  *
Против ожидания у Дины с пограничниками и таможенниками проблем не возникло. Только пограничник внимательно посмотрел в паспорт, потом на Дину, проговорил:
-Лицо знакомое, а где видел, не помню.
-Я проводницей ранее здесь работала, вот и примелькалась, - уверенно соврала Дина.
-Точно! - согласился с ней пограничник и поставил в паспорт штамп.
В купе Дина сидела отвернувшись в окно, чтобы ее не узнали ненароком пассажиры, начнутся расспросы, не нужное внимание, до которого ей сейчас было совсем ни к чему. Достаточно того, что несмотря на темные очки, панамку, напяленную почти до самых бровей, газовый шарфик у губ, ее узнала билетерша, когда она покупала в кассе билет до Одессы.
-Ой! - взглянула в паспорт, - Дина Геннадьевна, а вы че к нам, по делам, чи на гастроли? - растянулась она в улыбке.
-По делам, - буркнула Дина, поспешно выхватила паспорт и билет, помчалась к перрону, хотя до отхода поезда оставалось еще час. Она нервно прохаживалась взад вперед, вспомнила, она не обедала, купила бутылку кефира и булочку.
В поезде ее если бы и узнали, людям было не до нее, пассажиры ехали с озабоченными лицами, притихшие и какие-то потерянные происходящим с стране, в которой уходит из-под ног почва. Ночь прошла в коротком полусне, утром, она сходила в туалет, умылась, причесалась, прошмыгнула в свое купе. Смотрела в окно. на пробегающий мимо ландшафт, за окном мирно паслись коровы, поля ухожены, люди привычно сновали по поселкам, светило яркое солнце, словно и не было на земле выстрелов и гибели людей. И на горизонте Одесса, в которой происходили драматические события, которые никто в мире старается не замечать.
На подъезде она позвонила Олегу, он отозвался, она сообщила о часе прибытия, попросила встретить.
Он ждал ее на перроне, она узнала его еще из окна, вышла, обнялись с грустным выражением лица.
-Мы сейчас куда? - спросила Дина.
-На такси доедем до морга. Мы там все уладили. Погрузили два гроба в «ПАЗик», на нем поедем домой. Ты как, выдержишь дорогу? Удобств в нем немного, а дорога трясучая, - обеспокоено посмотрел на нее Олег.
-Ничего. Потерпим, - уверила Дина.
На такси доехали до морга. Шофер и второй родственник погибшего уже загрузили два гроба в машину, стояли курили, дожидаясь Олега с попутчицей.
-Леня, - представился молодой парень, сын погибшего на востоке отца. И пожилой шофер назвался Александром. Они с любопытством взглянули на Дину, видимо Олег вкратце рассказал о ней, но промолчали, не до сантиментов при таких обстоятельствах. Шофер предложил:
-Ребята, дорога дальняя, не мешало бы перекусить. Тут по дороге недалеко забегаловка, заедем?
-Давай, - согласился Олег.
-Я тоже еще не ела, - проговорила Дина.
-Вот и отлично!
Дина с некоторым смятением зашла в автобус, два гроба, обтянутые желто -синим, под цвет флага, дешевым ситцем стояли в проходе, поставленные друг на друга.
-Ты смотрел? - кивнула она гроб.
-Открывали для опознания, - кивнул Олег. - Лучше больше не вскрывать. Заморозка слабая, тела уже почернели.
Дина перекрестилась. Аппетит пропал. Но шофер остановился у придорожного кафе, выключил мотор, сказал: «Приехали!», и первым вышел из-за руля. Дина заказала себе кофе, булочку, на дорогу купила четыре бутылки кефира и несколько пачек печенья на всех. Мужчины поели плотно, они со вчерашнего дня неевши ездили по инстанциям: в военкомат, в морг, опять в военкомат за разрешением транспортировать тела, затем час искали их тела среди десятка гробов, заставленных вдоль стены до самого потолка. В путь тронулись солнце стояло высоко над головой. Дорога, действительно, трясучая, знакомая Дине по поездке с мужем на автомашине. «ПАЗик» медленно тащился по дороге, старательно объезжали колдобины и ямы, все равно он подпрыгивал, гробы громко стучали друг о друга, Дина с опаской поглядывала на них, Олег несколько раз поправлял их, благо сиденья не позволяли гробам съехать в сторону.
-Как мама? - тихо спросила Дина.
Олег пожал плечами, покачал головой:
-Плохо. Но все же покрепче, чем Иван Николаевич. За его здоровье опасаемся. Ему плохо стало после того,  как из военкомата пришли два деятеля спрашивать, как они будут хоронить: с почестями или без? Дядя Ваня  шуганул их с матерком, говорит, привезти за счет военкомата не могут, а показуху устраивать готовы. Устроили эту войну, а сами сидят в тылу морду наели… Вот во время этого монолога его и прихватило.
Дина с горечью слушала, до чего же несправедливо устроен мир. Как кучка оголтелых радикальных политиков могут держать в страхе целую страну.
-А Галя с дочками на похороны приедут? - спросил Олег о жене Николая.
-Не приедут, - вздохнула Дина. - Ушел он из семьи. Не хотел расстраивать мать, думал скажет позже.
-Ему бы лет десять назад надо было уходить, - бросил Олег не оборачиваясь. - Все видели, что из себя она представляет...
Дорога была длительная и утомительная. В одном месте трасса пересекала часть территории Молдовы. Вереница машин стояла у КПП получали пропуск, в котором ставили время, на выезде его нужно сдать, где пограничники сверяли время проезда. Молдавский пограничник, слегка очумевший от жары, лениво заглянул в салон автобуса, покачал головой, спросил, кивнув на гробы:
-Что? Уже началось? - и не дождавшись ответа, велел открыть шлагбаум
В Измаил приехали под самый вечер. Солнце уже спряталось за кроны деревьев, длинные тени пересекали дорогу. Сначала завезли гроб Леонида, слезы матери и родни вызвали слезы у Дины. Она перекрестилась, прошептала:
-Господи, дай силы перенести все это…
То же самое произошло и у дома Орловых. Мать припала к груди Дины, запричитала:
-Доченька, за что же нам такое горе?..
Плакали сестры и мужчины. Гроб из автобуса перенесли во двор. На ночь открывать не стали, накрыли ковром от ночной жары. Хоронить договорились завтра, тянуть с похоронами уже нельзя, гроб с телом и так уже в пути несколько суток. Это была самая тяжелая ночь в жизни Дины, матери и всей ее родни. Еще никого не хоронили в столь раннем возрасте. Умирали в почтенном возрасте или от болезни. А тут моложавый мужчина, которому нет еще и пятидесяти лет, которому еще жить и жить. Нет большего горя родителям, чем хоронить своих детей. Она сказала матери, что Галя и внучки на похороны не приедут, Николай ушел из семьи, развод оформить он не успел. Пришли к выводу, она и так бы не приехала, да и то благо, что родители сына похоронит на своей земле. В ином бы случае пришлось бы ехать во Львове, куда мать если бы и съездила на похороны, зато потом никогда бы не смогла поехать навестить могилу. «Бог ей судья! - только и проговорила горестно мать в адрес невестки. - Девочек жаль не увижу, внучки замечательные...»
Утром во двор набилось достаточно много народу. Не только родственники пришли, пришли все соседи с улицы, знакомые родителей и самого погибшего. Дина со всеми здоровалась, объясняла, почему не смог приехать Дмитрий. Она стояла все время с матерью, поддерживала ее под руку. Скорбь в глазах у всех пришедших родных и знакомых. Не могли поверить, что человек может погибнуть во цвете лет. И у всех в глазах немой вопрос: За что? Где? Почему? Читали в медицинском заключении: погиб от пулевого ранения в область груди с повреждением… и так далее. В грудь! Значит, в атаку шел, не прогнулся перед врагом. А кто враг? Неужели жители тех восточных областей? Так там же живут такие же украинцы и русские, какие проживают в Измаиле. И чего это вдруг они взъерепенились? Чего им не хватает? Ну, да, есть ненормальные, они и в Измаиле есть, на нервы играют, по проспекту Суворова  толпой шастают, восхваляют Украину, но жить можно. При румынах, говорят, еще хуже было, однако приспособились, жили и выжили.
Мать потребовала открыть гроб. Олег пытался отговорить ее. Она настаивала:
-Хочу последний раз взглянуть на свою кровинушку…
Гроб открыли, сладковатый трупный запах заполнил двор, труп потемнел, военную форму с застывшей  на ней кровью никто не пытался заменить. Мать упала на тело сына, забилась в рыдании, ее сестры под руки подняли, отвели в сторону, пока Олег с соседями забивал крышку гроба. Музыканты, присланные из военкомата, ударили в литавры, траурная музыка поплыла по сонной улице, раздирала душу. На руках вынесли гроб до угла улицы, там ждал их автобус. От почетного караула и церемонии со стрельбой родные отказались. Погрузились в автобус, Олег повез в машине родителей и Раю. Процессия медленно поехала в сторону кладбища. Остановились у больницы, чтобы отец мог из окна посмотреть на процессию. Лучше бы не останавливались. Отцу стало плохо в последний раз. Сердце его не выдержало последнего испытания видеть, как хоронят его сына. Только к вечеру, на поминках узнали о смерти отца. Мать только горько покачала головой. Плакать уже не было сил. Она внутренне как бы была готова к тому, что муж может не выдержать горя. Она дома сняла со стенки портрет мужа, сфотографированного еще лет сорок назад, где он был молодым и красивым, прижала его к груди и долго раскачивалась в своем горе. Слезы катились по ее щекам, она только приговаривала: «Ванька, Ванька, на кого же ты меня бросил?… Как же теперь я буду одна?..» Дина сидела рядом и гладила ее спину.
Утром Дина позвонила Дмитрию.
-Дима, папа умер, - сообщила она.
Дима долго молчал, кусал губы, потом глухо проговорил:
-Сволочи! Они за все ответят! За смерть всех военных и мирных людей, которые гибнут в мирное время.
Он заплакал, плакала в трубку Дина.
Столько слез и горя она не видела в своей жизни.
-Как нам быть, Дима? - спросила она. -Маму нельзя оставлять одну здесь.
-Нельзя, - согласился с ней Дмитрий. -Уговори приехать сюда с тобой.
-Она разве согласиться?! Тут ее дом, тут могилы ее сына и мужа.
-Ничего, надо уговорить. Временно, пока не утихнет боль, побудет с нами. Потом найдем способ отправить ее в Измаил.
-А дом? На кого оставить дом?
-Пусть Олег живет в нем. Он и так ютится в квартире со своим семейством.
На следующий день хоронили мужа и отца. Кладбищенские работники узнали вчерашнюю процессию, свежевырытая могила стояла рядом с только вчера засыпанной. Крутили в недоумении шеей, не могли понять, что за напасть нашла на семейство. Если они каждый день хоронят! Хотя в городе пошли перестрелки, бандиты с чиновниками делят городское имущество, таких свежих могил уже целая аллея, может и эти из той же серии. Вопросов не задавали, деловито опустили гроб, засыпали могилу, перекрестились и ушли. Два временных креста стояли рядом, на табличке имена и даты.
Дома, после поминок сестры сидели в веранде, мать в черном траурном платке отрешенно сидела между ними, всем хозяйством управлялась Рая. Дина подсела к ним.
-Мама, - обратилась она к матери, - Дима полагает, что вам лучше тут одной не оставаться, нужно поехать к нам. Поживете, потом решим, как будем жить дальше.
Мать встрепенулась.
-Я? В Москву? Не-ет! Как же я оставлю Ваню и Колю, нет! - решительно проговорила она.
-Поймите, мама, одной вам будет здесь еще тяжелее.
-Почему одной? У меня здесь сестры, племянники…
-Мама, сестры и племянники с вами сейчас, с вашим горем. Но у них свои дома, свое хозяйство, просыпаться вы будете одна и засыпать одна…
-И правда, Аня, лучше тебе поехать, - поддержала сестру Варвара Петровна. - Там у тебя сын, опора… Да и Дина будет с тобой.
И Ольга Петровна согласно закивала головой.
-Нет! У меня впереди девять дней нужно отметить, затем сорок дней, не не могу, - упрямничала мать.
-Девять дней я с вами побуду, сорок не смогу, - проговорила Дина. - Мне на работу надо.
Мать положила свою руку на колено Дины, проговорила скорбно:
-Спасибо, милая, спасибо. Как же я уеду, а дом на кого оставлю? Разграбят же все, вон сколько бездельников развелось, только и смотрят, где что плохо лежит. Ранее и калитку не запирали.
-За домом присмотрит Олег. Поживет здесь.
Мать склонила горестно голову, долго молчала, проговорила тихо.
-Хорошо, отметим девять дней, а там видно будет.

Утром Дину разбудил петух. Она встала потянулась, накинула халат, пошла смотреть на кур и петуха, как тогда, в первый день приезда. Мать сидела на ступеньках, которые вели в огород, смотрела на расстилающуюся даль. Раннее солнце ярко по-летнему светило, землю прогреть не успело, рваные клочья тумана уплывали из низины вверх и таяли в голубом небе. Дина присела рядом, обняла мать за плечи.
-Жизнь перед глазами пронеслась, как один день, - тихо сказала мать. - Тут Дима и Коля маленькими прыгали по этим ступенькам в огород. Ваня возился у своего верстака, все что-то чинил, переделывал. И теперь их нет на этой земле и никогда не будет. Только Дима один и остался у меня.
-Почему один Дима? Я есть у вас. Внук ваш всегда будет с вами.
Мать , соглашаясь, покачала головой, затуманенным взглядом смотрела вдаль.
Опять прокукарекал петух, мать встрепенулась.
-Забыла покормить кур.
Встала, набрала пшеницы, пошла на задний двор. Дина пошла за ней. Мать насыпала в кормушку зерно, налила воды, отошла и долго смотрела на кур, словно прощаясь с ними. И Дина поняла, мать внутренне согласилась с отъездом, только смириться с этой мыслью ей тяжело.
Все девять дней она не отходила от матери, та понемногу оттаивала, только не могла без слез смотреть на фотографии мужа и сына. Вечерами мать рассказывала, как они с отцом жили все эти годы. Простая жизнь простых тружеников, которые каждый год бились за урожай, готовили на зиму варенья и соленья, отец давил виноград, запасался вином. Дина удивлялась, почти в каждом доме бочка вина, а пьяниц не видать. Выросшая в достатке, она не знала всех тех трудностей, которые выпадают на долю всех этих людей, живущих хотя и в городе, но мало чем отличающейся от сельской жизни. Она никогда не задумывалась, что в магазине может закончиться хлеб. Даже в девяностые годы, когда полки магазинов опустели, у них дома недостатка в еде не ощущалось. Она не понимала, что пойти в школу или на рынок, нужно пешком протопать несколько кварталов. Дома к ее услугам всегда трамвай, автобус или метро. Мама пользовалась служебной автомашиной папы. Еду им готовила прислуга, Дину воспитывала няня. Здесь ни о каких прислугах и нянях не знали, и не понимали, зачем нужно их содержать, управлялись все своими силами. Натруженные руки матери сами говорили за себя. И Дина с уважением прониклась к этим простым людям, они стали для нее еще роднее, не так как прежде, когда она приезжала как гостья, ей подавали завтрак, обед и ужин, ухаживали и обхаживали ее, а сейчас она стала почти наравне с ними. Так же рано просыпалась, готовила завтрак и обед, помогала во всем матери, у которой все валилось из рук при одном упоминании, что она должна будет все это бросить. Ведь сюда вложена вся ее жизнь, каждый день они с мужем и детьми обустраивали свое гнездо, каждые десять лет ремонтировали крышу, подправляли сарай, поправляли беседку, убирали от листвы двор. Дина почувствовала себя причастной к этому крестьянскому труду. И она начала гордиться собой от того, что несмотря на барское воспитание в семье партийного работника, ей не чужда эта работа, она ходила на рынок, покупала мясо и продукты, ходила в магазин за хлебом и прочими нужными в хозяйстве вещами. Она каждый день звонила Дмитрию, и он ей звонил по несколько раз на день, рассказывала о каждом проведенном дне, беспокоилась, как там ее мужчины, что едят, и как Виктор себя ведет. Дима рассказывал ей, что на востоке Украины идут военные бои с применением танков, артиллерии и самолетов, а Донецк и Луганск украинская власть так и не смогла победить. Ведь в Измаиле об этом почти ничего не показывали и по телевизору не рассказывали. Да и не воспринимали здесь официальный украинский язык на котором говорили дикторы телевидения.
Последний раз перед отъездом собрались все родственники в доме. Сестры, Рая приходили порознь почти каждый день, справлялись о здоровье и чем нужно помочь, видели, Дина помогает матери, старается быть все время рядом, еще больше убеждались,  сестре нужно будет уехать в Москву, к сыну, хотя бы на первое время. Когда в стране смута закончится, можно будет приехать назад. Накрывали стол Дина и Рая. Сели все родственники за стол, помолчали, приподняли рюмки, помянули.
-Пусть им земля будет пухом. Хороший человек был дядя Ваня, - проговорила Рая. - И Коля замечательный человек. Короткую жизнь прожил…
Кто в этом виноват?.. Кого винить?..
-Ладно бы война, а то так, террористы у нас оказывается жили на востоке, - высказался Олег.
-Думаю к осени все закончиться, и ты Аня вернешься домой, - высказался  Леонид Васильевич, как о деле решенном, что мать уедет с Диной. И мать видела,  все родственники, словно сговорились, все хотят, что бы она на время уехала, внутренне уже согласилась с этим, только стон вырывался из ее груди:
-Господи! Как же я брошу свой отчий дом и родные могилки?..
-Ниче, Аня, ниче, мы присмотрим, не журись, - успокаивал ее Леонид Васильевич. - Не на век уезжаешь...
И мать после их ухода стала собираться в дорогу. Ходила по дому, не зная что взять с собой, а что оставить. Останавливалась посреди комнаты, смотрела на мебель, такую родную за все эти годы, которой было не менее ста лет, остались еще от родителей, только сервант современный, да и тому лет тридцать.
-Зимние вещи не берите, - советовала Дина. - Если не вернемся, там купим.
Мать положила на дно чемодана портрет мужа, фотографии сына, где он один в форме от курсанта до полковника, с дочками на Черном море, и ни одной фотографии, где он с женой.
Последний раз перед отъездом поехали на кладбище. Цветы увяли, венок упал, Дина поправила его. Мать присела на лавочку соседней могилы, заплакала:
-Прости, Ваня, и ты, Коля, уеду я не надолго. Знать надо так… Племянники присмотрят за вами.
Встала, поцеловала кресты, и пошла сгорбившись на выход. У выхода обернулась, перекрестилась, Дина взяла ее под руку и они медленно пошли к автобусной остановке.
Провожали их родственники. Все надеялись, они к осени увидятся, Дина оставила Олегу деньги на памятник, заранее оговорили, каким он должен быть.
До Киева доехали без проблем. Поезда в Москву отменили. Оставалось два пути: самолетом в Кишинев, оттуда в Москву. Или автобусом до Брянска. Мать сказала, она боится лететь самолетом, хотя никогда не летала. Поехали автобусом. Несколько раз их останавливали непонятные люди в камуфляже, но не военные.
-Москали е? - спрашивали они. Дина заранее спрятала заграничный паспорт, отвечала она едет только до границы. Подозрительно осматривали граждан, хищно присматривались к багажу. К какой -то женщине придрались:
-Шо, тетка, вэзэшь? А ну вытряхай баул…
Та визжала, срывалась на крик, еле отстали.
-Вот так ехать автобусом, - упрекнула Дина.
-Разве я могла такое предположить… А эти кто? - спрашивала она. - На милицию не похожи, да и на военных тоже…
-Бандиты это, мама. Не видите разве, как по-хамски они себя ведут? Прикрываются только риторикой о справедливости и революции достоинства, вот ради таких погиб наш Николай - тихо говорила Дина.
-Да чтоб они провалились, - перекрестилась мать.
-Провалятся, придет время, -заверила Дина. - Были у вас румыны, потом Советы, куда же подевались! И этим не долго жировать.
На украинской границе всех тщательно проверяли, перетрясли у всех вещи, искали оружие, запрещенные вещи, конфисковывали еду и ценности, которые, якобы, нельзя вывозить из страны. Плакали женщины и дети, проклятия адресовали в пол голоса, чтобы не услышали, иначе могли задержать. Свободно вздохнули, когда пересекли русский таможенный и пограничный пост.
-Все, мама, вот мы и дома, - с облегчением вздохнула Дина.
Та только горестно покачала головой. «Где теперь ее дом?!».
Дина позвонила Дмитрию, он встречал их в Брянске с сыном на своей автомашине. Он наспех поцеловал жену, Дина обняла сына, по которому очень скучала.
Мать долго плакала на груди у сына.
-Димочка, где же теперь моя родина? - спрашивала она сквозь слезы.

 


























       


Берега… берега…

Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река моей жизни…
Песня.

  Часть первая.

Приехавший в составе журналистского десанта в Давос на экономический форум Дмитрий Орлов сидел в отдельном ресторанчике на окраине городка,  не спеша ужинал, больше разглядывал шумную публику, которая приехала со всей Европы. Между столиками шнырял молодой парень официант, ловко приносил и уносил блюда, благодарил посетителей почти на всех европейских языках, Дмитрий услышал, как он кому-то поклонился за соседним столиком и сказал с украинским акцентом - «дякую» за чаевые, и еще что-то скороговоркой, в которой Дмитрий уловил характерное украинское глухое «г». Когда Дмитрий подозвал его расплатиться,  спросил:
-Ты откуда, парень?
-Я з Украины, - ответил он по-русски, с украинским акцентом.
-Я понимаю, что украинец, где проживал?
-Вы вряд ли слышали про тот городок. Измаил называется. Я в селе возле него проживал.
Дмитрий  улыбнулся. Достал заграничный паспорт, открыл первую страничку, показал парню графу, в котором написано: Место рождения - Измаил. Парень удивился. Дмитрий назидательно проговорил:
-Зря ты так пренебрежительно о городе. Об Измаиле знают очень многие, поскольку связан с именем полководца Суворова. Памятник еще стоит там или снесли? - спросил он.
-Я дома не был три года. Тогда еще стоял.
-Чего домой не едешь? - без любопытства спросил Дмитрий. Он встречал много украинцев, которые разбрелись по Европе в поисках лучшей жизни. Даже горничная в гостинице, в которой он остановился, родом из Винницы.
-В армию заберут и на Донбасс пошлют. А я не хочу воевать, - пояснил парень.
-Ну и правильно делаешь. Воевать нужно за родину, а не против своих.
Дмитрий дал десять франков чаевых. Встал, кивнул парню.
-Бывай. Если попадешь в Измаил раньше меня, передай городу привет. Я там не был уже семь лет. Не пускают.
И пошел к выходу.
Снег искрился от ярких фонарей, приятно хрустел под ногами, хотя морозец стоял не большой. Встреча с земляком невольно разбередила старую тоску по городу детства и юности, в который он не может поехать после государственного переворота, который его брат Николай называет революцией достоинства. Только какое там достоинство, если жизнь и до того была не очень налажена, а после революции и вовсе народ обеднел. Он каждый год ездил в Измаил, навещал родителей и родственников. В один из приездов с братом Николаем был на похоронах деда, отца матери, в самом конце девяностых годов, позже, после событий в Киеве, созваниваясь с братом, говорил:
-Хорошо, что дед не увидел всего этого безобразия, он бы этого не вынес.
-Он и в той жизни не видел ничего хорошего, - парировал Николай.
Дмитрий до событий в Киеве несколько раз предлагал родителям переехать к нему в Москву, они не соглашалась. Не хотели покидать могилы своих родителей, расставаться с родственниками: «А как, не дай Бог, помрем на чужбине, будем лежать отдельно от них? Нет уж, где родились, там и пригодились! Были и хуже времена, не было подлее». И не соглашались. Приезжали к сыну в гости, восхищались метро и большими магазинами, как и все люди всю жизнь прожившие в провинции. Но жить в этих новых для них условиях не хотели. Все же отец работал, его уважали в порту, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Правда, от порта осталось одно название, грузоперевозки почти прекратились, цеха закрывались, рабочих сократили. Отца оставили как знающего специалиста, но нависла угроза полного закрытия предприятий порта. А еще им жалко было бы покидать частный дом, в котором родилась мать, и который достался ей по наследству от родителей. У отца погреб, в котором он хранил бочку с домашним вином, и гараж, на полках расположились инструменты и запчасти для их собранного вручную «Москвича». Дом расположен на самом краю города, далее только небольшой огород, за ним бывшие виноградники и Дунай. Рядом, в двух кварталах, выстроили большую гостиницу для моряков, в которой они отдыхали между рейсами, ее так и назвали «Межрейсовая», на ее территории пацаны со всей округи играли в войну, потом глазели на танцплощадку, где танцевали взрослые парни и моряки, или посещали летний кинотеатр. От гостиницы сразу начинался проспект Суворова, по которому в выходные дни дефилировали почти все жители города. Так что, если и жили Орловы на окраине города, то до центра всего несколько минут хода.
И сейчас Дмитрию представилась не заснеженная улочка швейцарского городка, а узкая улочка без асфальта, названная в честь адмирала Нахимова, далее почти непроезжий участок улицы «28 Июня», затем уже гостиница и ухоженный проспект Суворова. Защемило в душе, так хотелось хотя бы еще раз пройтись по этим улочкам, в котором ранее кипела жизнь. Корабли не успевали пришвартовываться и отплывать, привозили товар со всей Европы, Дунай протекал через несколько стран, впадал в Черное море, а далее плыви хоть на край земли. Он завидовал морякам, которые видели экзотические страны, хотя никогда не хотел стать моряком. Потом, после развала Советского Союза, порт захирел, кораблей пришвартовывалось все меньше и меньше, закрылись заводы, город пустел. И только рынок жил своей прежней жизнью, люди приезжали из окрестных деревень и сел, привозили товар, шум и выкрики с восхвалением товара на всех местных языках и диалектах. Молдаване спорили с болгарами из-за места, хохлы гоняли цыган и чувствовали себя хозяевами положения, карманники шныряли в толпе. Рынок шумел, но был уже не тот, когда люди степенно продавали свой товар, никто не кричал, не ругался, торговались тихо и с достоинством.   Сейчас он напоминал неорганизованный базар, где продавцы до драки спорили за место в торговых рядах, приставали к покупателям, чуть ли не прихватывали за рукава, расхваливая залежалый товар, мясные ряды большей частью пустовали, а то, что продавалось имело далеко не товарный вид.
В тот  приезд он с родным братом Николаем и двоюродным Олегом пошли на пристань Дуная, долго стояли смотрели на быстрое течение, на противоположный  чужой берег, на румынскую деревеньку на том берегу. Вода блестела в лучах предвечернего света, ивы склонили свои ветки до самой воды.  Николай смотрел на тот берег задумчиво сказал:
-Как реки разделяют целые народы. Здесь Украина, а там, - показал он рукой на тот берег, -  когда-то дружеская Румыния. Раньше здесь был СССР, там социалистическая Румыния. Берега остались такими же, а народы живут по другим законам.
-Мы и сейчас живем с тобой по разным берегам, - ответил Дмитрий. - Ты живешь в незалежной, я в России.  Живем на разных берегах…
-Вся Украина  поделилась на разные берега, за Днепром, ближе к Карпатам, совсем другая Украина, - отозвался Дмитрий.
-Как сложиться наша жизнь, - проговорил Олег. - Станем ли мы когда-либо богаче, отделившись от России? - задумчиво спросил он не надеясь на ответ.
-Конечно! Теперь все наше сало и пшеница остается нам, - с юмором парировал  Николай. - Только изобилия, обещанного в начале девяностых я что -то не вижу.
Дмитрий вздохнул, ничего не ответил. Сколько споров они провели между собой и каждый оставался при своем мнении. Соглашались в одном: и и на Украине, и в России экономика пошла кувырком, высокая степень преступности и коррупции. Зато на Украине нет военных действия, утверждал Николай, а в России какой год идет безрезультатная война в Чечне. Гибнут молодые ребята. Дмитрий в споре доказывал, война рано или поздно закончится, а вот в на Украине поднял голову национализм, никто с ним не борется, более того, власти закрывают глаза на это, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А к чему это может привести понятно, может вспыхнет конфликт похлеще чеченского. Со временем споры утихли, оба брата осознали справедливость доводов друг друга, а в первые годы распада Советского Союза споры иногда доходили до повышенных тонов, и только мать усмиряла их, со слезой в голосе увещевала:
-Да плюньте вы на ту политику! Вы в отпуске, думайте о жизни, как она прекрасна и скоротечна. Давно вы были маленькими, бегали по этим улочкам, ходили в одну и ту же школу, только с разницей в пять лет. А теперь выросли и не можете найти общего языка.
-Да мы не ссоримся, мама. Просто у нас разные точки зрения на нашу действительность, - густым голосом гудел в ответ Николай.
-Ох, дети мои, до чего же не везет нашему городу. До войны тут заправляли всем румыны. После войны пришли Советы. Много дров наломали. Только жизнь устаканилась, как новая напасть. Теперь мы все украинцы. Заявление в поликлинику не принимают на русском языке. А я не хочу на старости лет учить украинский. Достаточно того, что моих родителей заставляли учить румынский. Они о всех своих секретах при детях говорили по -румынски. Хотя младший брат матери выучил румынский общаясь с румынскими и молдавскими детьми.
-Я - русский, мама. И по паспорту, и по образу мышления. И все мы здесь в городе учились и говорили по-русски. Я не знаю, как Николай стал украинцем. Видимо его так же, как и твоих родителей, румынская  власть принуждала стать румынами.
Николай молчал. Опять назревал спор. А при матери не хотелось.
И после похорон деда,  распрощались каждый при своем мнении, не поставив точку в своем споре, разъехались по своим городам, не зная, смогут ли они когда-либо доказать свою правоту друг другу. Слишком разными были их взгляды на жизнь в разных теперь странах.

*  *  *
Весной девяностого года Дмитрий заканчивал одиннадцать классов. Его брат Николай учился на предпоследнем курсе в Москве в Общевойсковом военном училище имени Верховного Совета. Он приезжал на каникулы, снисходительно относился к младшему брату, который в его глазах был малявкой, школьником, которого не возьмешь с собой на танцы или взрослые посиделки с друзьями.  Брат хотел стать офицером и мечта его вот-вот сбудется, ему остался год до окончания учебы и ему вручат лейтенантские погоны. В детстве они не были дружны, все же разница в пять лет сказывалась, брат уже ходил на танцы, встречался с девушками, а Николай числился в малышах, которому нет дела до взрослых увлечений брата. Брат фигурой и лицом похож на отца. Высокий, стройный, симпатичный, не красавец, обладал неким шармом, который так привлекает девушек. Он легко знакомился, в общении был прост, любил блеснуть эрудицией, они с братом  много читали, играл на гитаре и в любой компании слыл своим человеком. Не одно разбитое девичье сердце оставил он в Измаиле, когда уехал в далекую Москву поступать в военное училище. И никогда не приезжал  в отпуск в форме курсанта, хотел сразу появиться в офицерской форме. Знал, военная форма ему идет, курсантская форма его принижала.  Дмитрий пошел в мать. Не такой высокий, как брат, среднего роста, перенял все тонкие девичьи черты матери, от того считался красавцем, только уж больно был застенчивым. Он не обладал способностью брата обольщать девушек, хотя в старших классах на него уже обращали внимание девушки,  он не слыл букой, общался со всеми ровно и этим ограничивался. В классе Дмитрия училась рыжая девушка из еврейской семьи Мина Альтшульт.  Рано созревшая, с высокой грудью, полными руками и тяжелым задом,  издали напоминала зрелую тетку. Она не могла привлечь внимание парней, хотя училась хорошо, и многие не прочь были воспользоваться ее шпаргалками и подсказками. Дмитрий влюбился в ее двоюродную сестру, которая училась в параллельном классе. Та в противоположность Мине, девушкой было стройной и красивой, с черной копной волос, четко очерченными бровями, большими зелеными глазами и розовым румянцем на щеках. Родители назвали ее Эсфирью, вряд ли в честь жены царя Артаксеркса, но по красоте, полагал Дмитрий, она не уступала царской жене. Дома и в школе ее называли Элей, и Дмитрий долго не знал, как на самом деле ее зовут, пока не услышал ее полное имя при вручении аттестатов на выпускном вечере.  Как и жена царя она была тиха, скромна, ни с кем дружбы не водила, за исключением Мины, братьев Иосифа, Яши и Семена. Жили они обособленно, две семьи занимали длинный одноэтажный дом, который  стоял буквой «Г», двор огорожен высоким забором. Находился их дом всего в двух кварталах от дома Орловых, поэтому Дмитрий часто видел, как Эля в сопровождении кого-либо из братьев идет в школу, или возвращается с Миной домой. Эля училась в музыкальной школе, играла на пианино, Мина говорила, что сестра хочет выучиться на пианистку и будет поступать в консерваторию. Мать Мины родная сестра отца Эли занимали две разные половины дома, двор у них был общим. В школе задирать евреек не решались. Стоило кому-либо неосмотрительно  обозвать Мину жидовкой, она жаловалась младшему брату Яше, тот Иосифу. Обидчика ловили возле школы, Иосиф брал его за шиворот, прижимал к стене, за его спиной над обидчиком нависали братья, грозно спрашивал:
-Ты кого там жидами обзывал?
Били редко, довольствовались извинениями или обещанием «Больше не буду», грозили, если такое повториться быть ему битым, и отпускали. Иногда на Иосифа и братьев налетал Толя Кравченко, якобы с целью, заступиться за ученика, на самом деле сам ученик был ему до лампочки, уж очень Толе хотелось схлестнуться с Иосифом, который по силе не уступал ему. Многодетная семья Кравченко жила через дорогу напротив двора еврейской семьи. Со средним сыном Анатолием, Дмитрий учился в одном классе. Дружил он не с ним, а с его младшим братом Сашей. Братья совершенно разные по характеру. Толя плотный, приземистый, не по годам крепкий, с накачанными бицепсами, и очень агрессивный. Находил любой повод подраться, дрался бесшабашно, не боялся идти один на двух или трех противников. В школе его не любили за злобный нрав, побаивались. Младший Саша полная противоположность брату, белобрысый увалень, добродушный и совершенно беззлобный, с которым он с детства дружил.  С Сашей  и двоюродным братом Олегом лазили воровать виноград в колхозных виноградниках, который произрастал между последней улицей города и Дунаем. Позже виноградники затопило разлившейся рекой, виноградники погибли, на их месте образовалось заросшее камышом озеро, в котором они ловили мелкую рыбешку котам. Олег сын родной тети Оли, почти вырос во дворе Орловых, поскольку жили рядом. Олега в школе дразнили очкариком, он с детства носил очки, Дмитрию частенько приходилось его защищать. К тому времени, когда на него начали заглядываться девчонки, он сам усмотрел Элю, и  видел только ее. Девушка к девятому классу наливалась девичьей статью, гордо несла голову, не замечая колких реплик вслед, парни пялились на нее, но ее строго опекали братья. До одиннадцатого класса Дмитрий только смотрел на нее издалека и мечтал хотя бы раз пройтись со школы с ней рядом, такого случая не предоставилось. К одиннадцатому классу он осмелел и решил любой ценой поближе познакомиться с девушкой. Для этого решил подружиться с Миной, чтобы она помогла ему войти в доверие к Эле, которая ни с кем из школьных парней не дружила. Братья строго следили, чтобы сестра нигде не задерживалась, провожали ее в музыкальную школу, затем туда же поступил младший брат Яша, учился по классу скрипки, они вместе  ходили в школу и обратно. Дмитрий  как бы ненароком старался идти со школы с Миной, в надежде, что к ним примкнет Эля, но к одиннадцатому классу девушка задерживалась в школе, Мина шла одна в сопровождении Дмитрия. Они разговаривали на всевозможные темы, юноша исподволь расспрашивал об  Эсфирь. Со слов Мины знал, мать девушки работает в администрации рынка бухгалтером. Отец известный в городе врач стоматолог. В настоящее время он открыл свой кабинет, зарегистрировал его по последнему закону о кооперативах. С ними живет престарелый дедушка, он староста местной синагоги. Он спрашивал, почему их семьи не хотят эмигрировать, ведь уже многие еврейские семьи уехали. Девушка отвечала, что они любят свой город. Дядя Марк, отец Эли, работает стоматологом, получает хорошие деньги, у него есть возможность учить Элю и Яшу в музыкальной школе. Ее мать  вместе с матерью Эли работают бухгалтерами. Нападок на их семьи не наблюдалось, за исключением мелких школьных обид. Такие разговоры и короткое времяпровождение сблизило их, и Мина полагала, что она нравиться Дмитрию, быстро прониклась ответной симпатией к нему, ведь никто до него не общался с ней так по-дружески, и когда поняла, что ее друга интересует не она, а ее двоюродная сестра, стала еще большим препятствием на пути знакомства с Эсфирь.  И только на выпускном вечере, когда все ученики выпускных классов пошли встречать рассвет на берег Дуная, Элю отпустили под поручительство Мины, Дмитрий решился подойти к девушке, шел рядом, потом, когда все взялись за руки и перекрыли проезжую часть улицы, он ощутил в своей ладони ее теплую, узкую ладонь с тоненькими длинными пальцами, они шли и пели, благо машины в такой поздний час не ездили. Он так и шел, не  выпуская ее ладони, душа его пела, девушка не пыталась освободиться, поддалась общему настроению, нисколько не замечая в чьей руке ее ладошка. И только на Дунае, когда забрезжил рассвет их общей взрослой жизни, он решился сказать ей, что давно наблюдает за ее жизнью и она ему очень нравится. Девушка лишь улыбнулась в ответ. Знала, она многим в школе симпатична. Видела, как заглядываются на нее парни, а Мина говорила, что даже взрослые мужчины оглядываются ей вслед. Дмитрий набрал побольше воздуха и решительно выпалил свою просьбу, пока Мина чуть отвлеклась и стояла в стороне:
-Эля, давай завтра сходим в кино.
Девушка минуту подумала, сказала:
-Только днем. Вечером меня не отпустят.
И они договорились встретиться в три часа дня  в парке  возле «Межрейсового», чтобы пойти в кинотеатр «Победа» на дневной сеанс. Кто бы знал, как долго тянулось время до их встречи, Дмитрий весь извелся, поминутно поглядывая на часы. Пришел в парк за полчаса до назначенного времени, нервно ходил по дорожке, не веря, что девушку так просто отпустят братья или родители. А когда ее увидел, от радости чуть не выпрыгнуло сердце. Девушка нервно оглянулась, проверяя, нет ли позади братьев, пошла чуть вперед, пока он не нагнал ее и они пошли вровень. Ему не верилось, что он идет рядом с девушкой своей мечты, крутил шеей, не увидит ли кто из его знакомых, чтобы потом можно было рассказать, что он впервые ходил на свидание. Фильм оказался неинтересным, какие-то правильные милиционеры ловили деградированных правонарушителей, да Дмитрию  все равно, что там идет на экране, от волнения он не вникал в суть повествования, он больше смотрел на профиль девушки, хотел взять ее руку, но так и не решился. На обратном пути они говорили обо всем понемногу, что читает, чем занимается кроме музыки, куда будет поступать. Похвастал, что поедет поступать в Москву на журналиста, брат обещал помочь с жильем на первое время, а если поступит его поселят в общежитие. За разговором он не заметил, как дошли до последнего квартала перед ее домом, девушка остановилась и сказала:
-Дальше не провожай. Не хочу, чтобы наши видели.
-Хорошо, - согласился Дмитрий, хотя ему хотелось идти с ней рядом через весь город. - Мы еще когда-либо сходим в кино?
-Не знаю. Вряд ли. Ведь и ты, и я поедем поступать на учебу, сейчас будем усиленно готовиться. И я не могу распоряжаться своим временем. Сегодня я впервые соврала, что пошла к преподавательнице музыки на дом. Я не смогу больше врать, это большой грех обманывать родителей. Не устояла, чтобы еще на миг почувствовать себя взрослой и самостоятельной. Поэтому согласилась пойти с тобой в кино, - призналась девушка.
И тут Дмитрий понял, что терять ему нечего, он решительно взял ее ладонь в свою руку и решительно проговорил:
-Знаю, у нас нет будущего. Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Давно. И если что-то в твоей жизни пойдет не так, вспомни обо мне, я всегда приду к тебе на помощь.
Девушка удивленно посмотрела на него, сказала:
-Спасибо.
Освободила ладонь, улыбнулась своей грустной улыбкой, и пошла домой. Дмитрий смотрел вслед, пока она скрылась в калитке своего дома.
Видел еще раз он Элю со всем семейством на городском пляже. Он с Сашей и Олегом приехал на рейсовом автобусе на территорию бывшей крепости, где располагался на берегу Дуная пляж. Еще издали они увидели Иосифа с братьями. На широко расстеленном покрывале под широким зонтиком монументально восседала мать Мины с термосом в руках, рядом загорали Мина и Эля. Парни расположились рядом, степенно поздоровались с матерью, она знала парней, все ведь жили почти по соседству, матеря знакомы, хотя общались между собой редко. Еврейские семьи жили замкнуто, дома говорили на идише, общались с другими еврейскими семьями большей частью в синагоге. Дмитрий  любовался стройной фигурой Эли, забывал обо всем, и только окрик матери Мины на миг отрезвлял его:
-Девочки, не стойте на солнце, сгорите…
Всего один раз они все вместе прыгнули в воды Дуная, их подхватывало течение, они барахтались и дурачились, девочки стояли по грудь в воде и только смотрели на них, они не умели плавать.
Увы, он больше так и не встретил Элю, сколько не приезжал в Измаил. Она училась в Киеве, затем их семья эмигрировала. 
И только много, много лет спустя, когда уже взрослый Дмитрий приехал отдыхать в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря на самом юге Израиля, заселяясь в отель, он с удивлением узнал в одной из женщин администраторов свою бывшую соотечественницу и землячку.
-Эсфирь! - вырвалось у него из груди.
Перед ним стояла все такая же красивая, слегка располневшая женщина, нисколько не утратившая своей женской привлекательности. Она не удивилась возгласу, ведь на груди у нее приколот бейджик с ее именем на трех языках, полагала, посетитель хочет что-то спросить. Смотрела на мужчину, и не узнавала его, хотя Дмитрий полагал, что он хотя и возмужал, но не очень изменился.
-Эля! Это я, Дима Орлов, твой однокашник и земляк.
Женщина услышала имя, которым ее называли родители в юности, ресницы удивленно вспорхнули вверх, более внимательно посмотрела на мужчину, припоминая, улыбнулась.
-Да, да, здравствуй.
И жестом пригласила его пройти в холл, где стояли кресла и диваны. Они присели за журнальный столик. И первое, что спросил Дмитрий:
-Ты порвала с музыкой?
-Да. Тут не до музыки, хотя я даю уроки музыки своим дочерям. У меня их две.
-Вы уехали из Измаила где-то в году девяносто четвертом. А братья и родители тоже здесь?
-Нет. Дедушка умер еще там, в Измаиле, не мог вынести того безобразия, что стало твориться в городе. Родители и братья живут недалеко от Тель-Авива, а я вышла замуж, и мы живем здесь, работаю в этом отеле, - пояснила Эля. - Ты давно был в Измаиле? - спросила она.
-Давно. После событий в Киеве четырнадцатого года не был. Очень скучаю. Не могу посетить своих родителей. Я ведь в Москве живу.
-И мне он иногда снится. Рассказываю дочерям, каким был город, в котором я родилась, видят мою тоску,  спрашивают, неужели он лучше Эйлата. Я отвечаю, он лучше, хотя и не такой ухоженный.
Дмитрий с грустью смотрел на женщину, свою первую юношескую любовь, не удержался, напомнил:
-Ты помнишь наш поход в кино и мое признание в любви.
Она улыбнулась и ничего не ответила.
-Правда, ты была моей первой школьной любовью, - подтвердил он.
-Что было, поросло травой. Это было так давно, словно в прошлой жизни. У меня жизнь разделилась на два этапа: жизнь в Измаиле, и проживание в эмиграции. А ты где живешь сейчас, кем работаешь? Полагаю, не бедствуешь, коль приехал к нам, не в самый дешевый отель? - спросила она.
-Я журналист. Живу в Москве.
-Значит, все же твоя мечта сбылась. Женат, дети?
-Женат. Сын. Жена актриса. Она все время на гастролях, допоздна в театре, на съемках, не видимся иногда неделями. Вот и сейчас, хотели вместе приехать, а ее опять вызвали на съемки, пришлось ехать одному. Сын у бабушки остался.  А в общем, она жена хорошая, отношения у нас нормальные.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Дмитрий. Понял, что он отнимает рабочее время у женщины, встал.
-Извини, отвлекаю тебя. Рад был тебя встретить.
-И я рада. Ты как весточка из моей юности, - грустно улыбнулась она. -  Отдыхай.
И теперь, каждый раз, когда он встречал ее на рецепшене, они улыбались друг другу,  словно заговорщики, у которых за спиной осталась какая-то тайна.

*  *  *
Летом приехал в отпуск старший брат Николай.
Дмитрий корпел над учебниками, готовился к вступительным экзаменам. Он отослал документы в приемную комиссию, уже пришел вызов.
-Не передумал поступать в Москве? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Зря. Тоже нашел мне профессию! Ты же знаешь, журналистика - продажная девка властей. Ты никогда не напишешь то, что хочешь. Сначала тебе будет диктовать тему редактор. Если выйдешь из-за его повиновения, тебя сожрет власть. Уж лучше бы технарем стал. Как наш папа. Скажи ему, мама, разве я не прав? - обращался он к матери.
Мать только вздыхала.
-Да я уж ему сколько раз говорила. Инженер - это всегда гарантированный кусок хлеба. А тут опубликовал несколько статей в местной газете и возомнил себя  великим журналистом. Не серьезная профессия.  Да еще так далеко нужно ехать. Ты четвертый год в Москве, и он уедет на пять или шесть лет. Разъедитесь, покинете родное гнездо, оставите нас с отцом, - плаксивым голосом проговорила она.
-Мне же надо дальше учиться! - возмущался Дмитрий. - В Измаиле один только филиал Технологического института, который мне не уперся. Да техникум по сельскому хозяйству, который выпускает дебилов, мне не нужен. Не склонен я к точным наукам, не дружу с математикой, и к сельскому хозяйству душа не лежит. Не смогу я сдать экзамены в технический ВУЗ, только время потеряю.
-А туда сможешь? - с сарказмом спрашивал Николай. Да еще не куда нибудь, а в МГУ, на факультет журналистики! Ты знаешь, какой туда конкурс? - спрашивал он в полной уверенности, что Дмитрий не понимает в какую «драку» он вязался.
-Знаю. Не поступлю, вернусь домой, - буркнул Дмитрий. - А если поступлю, буду после каждой сессии приезжать на каникулы домой.
-Сынок, не поступишь, тебя заберут в армию, все равно нам оставаться  одним. Хватит с нас одного военного, - кивнула она на Николая. - Ты уж поступай, мы с отцом как-нибудь, - со вздохом соглашалась мать.
Дмитрий показал пальцем на брата.
-Через год Колька закончит свою бурсу, устроится поближе к Измаилу, будет часто навещать вас. А может здесь где-нибудь в части устроится. Или к себе вас заберет.
Мать отмахивалась.
-Не, мы из дома никуда. Тут мои сестры живут. Племянники навещают. За могилами родителей будем ухаживать.
Такая преданность памяти своих родителей вызывало у сыновей уважение, бабушку они помнили смутно, она умерла рано, когда братья были малышами, а деда они помнили и  тоже по-своему  любили. Чудаковат слегка был. Он работал на фрезерном станке в порту. Любил технику. Руки золотые, все мог подчинить. Любовь к технике привил своему сыну, отцу Дмитрия и Николая. А вот Дмитрий и Николай к технике были равнодушны.  И когда дед и отец  из груды металлолома собрали «Москвич», который никто не брался отремонтировать, они вдохнули в него новую жизнь, и у них, на зависть соседей, был свой автомобиль. Вот только тогда у сыновей возникло некое уважение к механике, поскольку ездить им нравилось, а ремонтировать нет. На нем за городом сыновья научились ездить. Братья уважали  отца, он мягкий, не сварливый, никогда не лез с нравоучительными беседами. Мать более строгая, и у нее в первую очередь сыновья отпрашивались на прогулу или в кино.
Чудаковатость деда выражалась в том, что он до последнего часа в жизни  вздрагивал от незапланированного стука в калитку. Хотя те времена, когда со стуком врывались в дома, давно миновали. Он никогда не шел открывать калитку, посылал дочь или зятя посмотреть кто пришел, а сам старался уйти в тень, поближе к огороду, чтобы в случае чего можно было уйти в дальние камыши. Он так поступал не один раз при румынах, а позже при советской власти, когда органы интересовались его ушедшими за кордон братьями. После прихода советской власти в сороковом году, арестовали его брата, который остался в Измаиле. Он разводил кур, а яйца продавал на рынке. На него заявили соседи, которым надоело слышать ранними утрами крик петухов. Фининспектор пришел, пересчитал кур, составил материал и отправил  куда следует. Посчитали частным предпринимателем, буржуем, судили, получил десять лет лагерей, ушел по этапу и не вернулся. Два брата деда при отступлении румын  ушли с ними в Румынию, посчитали, что уж лучше в чужой стране живыми, чем в своей  в застенках. Тем боле, что за двадцать лет оккупации они чисто говорили по-румынски, имели деловые отношения с румынской администрацией. Один из братьев преподавал румынский язык в местной гимназии. Деда почти каждый месяц вызывали в НКВД и допрашивали о связях с братьями. Ожидали, деда тоже арестуют, он и сам к тому был готов, говорил, что лучше бы уж арестовали, ожидание хуже самого ареста. Прекратили вызывать и допрашивать только после пятьдесят третьего года. А когда в шестидесятых годах он получил письмо из Бухареста от брата, дед так перепугался, что хотел отнести письмо в милицию не читая его. И только убеждения сына и невестки заставили не делать этого. До самой смерти отца мать не решалась держать кур, крик петуха заставлял отца вскакивать и ожидать прихода органов. И только недавно мать решилась завести пять курочек и горластого петуха.
Видя, что упрямство брата Николаю не победить, сказал:
-Так и быть. Поедем вместе. Я договорился со знакомыми, они приютят тебя на время экзаменов. А там посмотрим… Бери продуктов побольше, в Москве полки в магазинах пустые.
Желание стать журналистом возникло спонтанно. Как-то в десятом классе их повели на экскурсию, на консервный комбинат. Измаильчане гордились комбинатом, самым крупным в Европе. Он написал восторженную статью о той экскурсии, о людях, работающих там, отослал ее в местную газету. Неожиданно для него, статью опубликовали, пригласили в редакцию, где редактор похвалили юного корреспондента, предложил стать внештатным сотрудником, давал ему мелкие поручения, посещать те или иные комсомольские или городские мероприятия, и писать о своих впечатлениях. Пожилой, многое повидавший на своем веку редактор, снисходительно поучал юнкора азам написания газетных статей. Правда, редактор от его статей оставлял только заголовок и в конце статьи его фамилию, Дмитрий все равно чуть гордился своей причастностью к выпуску газеты. Когда он сказал, редактору, что хотел бы после школы поступать на факультет журналистики, тот пообещал дать ему рекомендации и приобщить к характеристике написанные им статьи.
Перед отъездом Дмитрий хотел увидеть Эсфирь, попрощаться с ней. Дежурил чуть поодаль, ждал, когда она выйдет в город. Видел только один раз, она вышла с матерью, пошли по проспекту Суворова в сторону  центра. Дмитрий на некотором расстоянии шел следом. Мать и девушка зашли в «Гастроном», пробыли там некоторое время, вышли с наполненными авоськами, и пошли в сторону дома. Опять Дмитрий издалека смотрел на тонкую фигурку девушки, сожалел, что рядом шла мать, если бы Эля шла одна, он подошел бы к ней, предложил бы свою помощь, нес ее авоську с продуктами.
Вечером все собрались во дворе Орловых. Мать накрыла стол в беседке, покрытой виноградными лозами. Пришли родители Олега, младшая сестра матери Ольга Петровна и ее муж Леонид Васильевич, старшая сестра Варвара Петровна с мужем Владимиром Ивановичем и дочерью Раей. Рая самая старшая сестра из всех двоюродных сестер и братьев, она давно замужем, у нее двое детей. Она единственная с высшим образованием, закончила технологический институт, теперь работает инженером в городском коммунальном хозяйстве. Со стороны могло показаться, у Орловых очередное торжество, хотя повода особого не было, они часто собирались все вместе то у одной сестры, то у другой. Старший их брат Василий Петрович служил во флоте в Крыму. Приезжал редко. Сейчас приезд сына средней сестры Анны Петровны из военного училища явился тем незначительным поводом, чтобы собраться у  сестры.  Рая помогала матери накрывать на стол, в шутку сказала Дмитрию:
-Найдешь в институте себе невесту, женишься на ней, останешься в Москве.
-Некогда будет по невестам шастать, учится буду, - ответил Дмитрий.
-Я тоже так думала, когда училась. На четвертом курсе замуж выскочила.
Мать вышла с подносом салатов, Дмитрий подхватил поднос, понес его в беседку, где тетя Оля расставляла тарелки.
-Ваня, наточи вина еще бутыль, - велела мать мужу. Тот покорно пошел в погреб, вытащил из бочки чоп, вставил туда тонкую трубочку, почмокал губами, тонкая струйка домашнего вина потекла покорно в подставленную бутыль.
Расселись за столом, первым делом расспросили Николая, как там в Москве, что говорят, к чему стремятся. Неровная, нервная политика Горбачева начала волновать даже рядовых жителей отдаленных окраин Советского Союза. Все трещали о перестройке, о переменах в лучшую сторону, а как работали у себя каждый на своем предприятии, так и работали без всяких там перемен. Только полки магазинов все пустели и пустели под звуки будущего обещанного перестройкой изобилия. На местах никаких перемен не наблюдалось. Только стендами да плакатами о перестройке украшали стены учреждений и городские скверы.
-Че там говорят, некий Ельцин объявился, вставляет шпильки Горбачеву? - спросил Николая Владимир Иванович. Для них далекая Москва так же далека, как Нью-Йорк или Куба.
Николай пожал плечами. В училище старались  политику не обсуждать, на словах приветствовали все начинания генерального секретаря, Ельцин в училище уважением не пользовался. Однако, в кулуарах политикой Горбачева были недовольны, падение стены в ГДР и вовсе не одобряли, развал Варшавского договора воспринимали с зубовным скрежетом. Исподволь наблюдали за решительными действиями Ельцина, за его полемикой с Горбачевым в Верховном Совете.
-А ты разве не смотрел  партийную конференцию в Москве?  - уставился на него Леонид Васильевич. - Ее по телевизору показывали. Ельцин там крепко выступил. Ругал перестройку, потребовал персональной ответственности от тех, кто завел страну в тупик. Партия не справляется с поставленными задачами и так далее.
Николай нехотя ответил, не любил он эти разглагольствования стариков о политике, у каждого свое мнение и оно самое верное:
-Коммунистическая партия уже не тот орган, на котором все держалось, многие выходят их партии, у нас в училище демонтировали Ленинскую комнату, - высказался Николай. Он хотя и учился в Москве, но города почти не видел. Жил на казарменном положении, в город выходили крайне редко, телевизор курсанты смотрели один час в вечернее время.
-А вы слышали, наши умники в Раде заявляют, что пора нам от России отделяться, - высказал свою информативность Леонид Васильевич. И обратился к Николаю: - Закончишь училище, а страна уже не твоя, останешься ты, Николай, служить в России, - и хохотнул при этом, сам не верил, что подобное может произойти.
-Не будет такого, - высказался решительно отец Дмитрия Иван Николаевич. - Кравчук не позволит этого. Все же не с улицы пришел в политику, член ЦК и председатель Верховной Рады, потер штаны в коридорах власти, знает к чему могут привести подобные настроения. Он быстро пресечет подобные мысли.
Он значительно посмотрел на мужчин, довольный своей аргументацией.
Владимир Иванович резво возразил:
-Да брось ты, Ваня, Кравчук еще тот хитрый лис. Посидел в Черновицком горкоме партии, и сразу перепрыгнул в Киев в центральный аппарат, миновал несколько ступеней. Его за хорошие глаза или выдающийся ум туда пригласили? Скользкий он, всегда на двух стульях сидеть хочет. И вашим, и нашим за рупь спляшем. Не верю я этим политикам. А ему тем более!
-А где вы видели порядочных политиков? - хмыкнул Николай по взрослому. Он без пяти минут офицер мог уже за столом среди взрослых высказать свое мнение.
Не знали тогда родственники, что через два дня  Верховный Совет  Украины примет Декларацию о государственном суверенитете Украинской ССР.
Мать решительно пресекла разговоры о политике:
-Хватит болтать о политике. Ваня, наливай в бокалы, - велела она.
-А пацанам уже можно? - спросил он, имея ввиду Дмитрия и Олега.
Мать на минутку замерла, потом решительно махнула рукой.
-Наливай. Взрослые уже. Только не больше одного бокала, - предупредила она наигранно строго.
И Дмитрий с Олегом наравне со взрослыми приподняли бокалы за лучшую жизнь каждого.
Перед отъездом Дмитрий зашел к главному редактору «Дунайского вестника», который  напечатал  первую заметку молодого корреспондента. Тот встретил его радушно.
-Не верю, я Дима, что ты сможешь поступить, все же это Москва! МГУ! Конкурс там больше, чем в театральный. Но все же желаю тебе поступить, и я буду всегда гордиться, что первым заметил в тебе талант журналиста.
-Спасибо, Виктор Терентьевич!
-Если поступишь, присылай свои заметки, статьи. Будет что-либо интересное, - напечатаем. Гонорар не обещаю.
-Договорились, Виктор Терентьевич. - и ударили по рукам.

*  *   *
Прошел год.
Дмитрий заканчивал первый курс факультета журналистики. Тогда, в прошлом году, его поразил своей монументальностью университет, поражал воображение огромный холл при входе, такие аудитории он видел только в кино. Да и сам город Москва не поддавался вначале ориентации, он плутал в метро, никак не мог усвоить переходы, блуждал в переулках возле Красной площади, и никак не мог выйти на нее без расспросов у прохожих. Первое время он решался всего лишь выйти на смотровую площадку на Воробьевых горах, и смотреть на город, который простирался далеко за горизонт. На время экзаменов обетурьентов поселили в пустующем общежитии студентов, которые находились на каникулах, не пришлось ему беспокоить каких -то знакомых брата. В тяжелое для страны время пришлось учиться Дмитрию. Пустые полки магазинов. Шпалеры старушек, продающих домашнее добро. Забастовки рабочих, митинги недовольных. Во всем чувствовалось упадническое настроение.
Поступил он в прошлом году на удивление легко, хотя конкурс, действительно, оказался большим. Никто не верил, что Дима сможет набрать нужное количество баллов. Он и сам не верил. Но он набрал проходной балл, хотя таких проходных баллов набрали многие будущие студенты. Тем не менее с замиранием в душе он увидел свою фамилию в списках принятых. Возможно помогли приложенные к заявлению публикации статей в газетах, однако у всех поступающих за плечами было участие в газетах, а то и в толстых журналах.  Возможно помогло то, что  институту спустили квоту на студентов из союзных республик. Таким образом, на курсе учились ребята и девушки из Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Грузии. Студенты москвичи смотрели слегка свысока на студентов из провинции. Затем совместные попойки в студенческом общежитии, как-то снивилировали их взаимоотношения. Ценить стали за талант, многие сочиняли стихи, писали прозу. Учеба Дмитрию нравилась. Точных наук не преподавали. Предметы История журналистики, Основы журналистской деятельности, Жанры и система СМИ ему давались легко, не говоря уж о общеобразовательных: русский, история, особенно налегал на иностранный язык, понимал, в журналистике он особенно пригодится.
      В комнате с Дмитрием проживали грузин Шато и молдаванин Степан,  ребята хорошие, умные, Дмитрий сдружился с ними, хотя спорили до хрипоты. А еще Дмитрий сдружился с москвичом Павлом Смирновым, они вместе сидели на всех лекциях, парнем веселым, сыном известного директора крупного Универмага. Мать у него работала на телевидении помощником режиссера, страстно желала видеть сына телевизионным журналистом. Павел был старше ребят, поскольку успел отслужить в армии, первый год после школы не сумел поступить в институт и загремел в армию, поступил после демобилизации. Он не делал отличия между собой и  не служившими в армии однокурсниками,  приходил в общежитие к Дмитрию с бутылкой вина и каждый раз с новой девушкой. О службе в армии вспоминать не любил, советовал в армию не ходить, ничему хорошему там не учат, офицеры пьют, дедовщина процветает. Когда его спрашивали, где он достает спиртное, в стране сухой закон, Павел только загадочно улыбался. Юноша обладал чисто мужским обаянием, чуть выше среднего роста, волосы темные, кудрявые, спадали завитушками на лоб, хитрые улыбчивые глаза кота плута, к нему тянулись и девчонки, и ребята. По сути парень раздолбай, учился спустя рукава, практически все москвичи таковыми были, поскольку у всех родители занимали те или иные руководящие посты. При его появлении в общежитии в комнату к Дмитрию набивались студенты соседних комнат, приходили девчонки с курса журналистики, шум и хохот заполнял коридоры, включали портативный магнитофон, и только комендант прекращал вакханалию, каждый раз грозил выселить Дмитрия и его друзей из общежития. Хотя Дмитрий в этих шумных посиделках принимал созерцательное положение. Он не танцевал, не пел под гитару, только слушал, что говорят его товарищи. Всего год назад подобное в общежитии представить было не возможно. Ранее в одиннадцать часов проверяющие преподаватели и комендант смотрели, все ли студенты на месте, нет ли посторонних в комнате, а тем патче, - не задержалась ли девушка у парня или парень в девичьей комнате. Сейчас, на это смотрели сквозь пальцы.
Однажды Паша в очередной раз пришел вечером в гости с новой девицей, студенткой первокурсницей факультета философии. Разбитная, веселая, красивая, она залихватски выпивала бокал вина и шла танцевать одна, если не находилось партнера, демонстрировала свою фигуру. Паша представляя товарищей в комнате, подвел ее к Диме, сказал:
-Знакомься. Это Диана. А это Дима Орлов, - представил он девушке  Дмитрия и добавил: -  Будущая звезда журналистики.
Она посмотрела на Дмитрия,  подала свою руку, посмотрела на него и сказала Павлу:
-Ты посмотри, какой симпотяшка!
Дмитрий покраснел, девушка заметила, звонко рассмеялась.
-Он еще и смущается, словно красна девица. А еще будущий журналист. Журналюга должен быть наглым, - назидательно сказала она.
И отошла к кампании парней и девушек.
Весь вечер Дмитрий наблюдал за ней, она вела себя очень раскрепощенно, запросто целовала Пашу в щеку за каждое умное выражение, шла танцевать высоко взмахивала подолом платья, и было в ее раскрепощенном танце нечто залихватское, а вовсе не вульгарное. Своим взглядом на него  смущала Дмитрия, от отводил взгляд в сторону, затем его снова, словно магнитом притягивало смотреть на ее фигуру. Он не мог представить, чтобы Эля, или другие девочки в Измаиле, могли себе подобное позволить. И невольно ловил себя на мысли, что не может оторвать от нее глаз. И она продолжала ловить его взгляд, загадочно улыбалась и подманивала рукой, чтобы он вошел в круг танцующих. Дмитрий танцевать стеснялся, тем более не мог поддаться общему бесшабашному поведению, при котором парни запросто прижимали к себе девчонок. Диана  сама подскочила к нему, схватила за руку и потянула в круг. Положила его руку себе на талию, повела в медленном танце.
-Да прижми ты меня крепче, - потребовала она лукаво, - а то я ноги тебе оттопчу, - засмеялась она, и в приглушенном свете брызнули искорки из ее глаз. Она плотно прижалась к нему, Дмитрий ощутил в руках ее стройный стан,  почувствовал у себя на груди ее высокую грудь, он вмиг вспотел, потерялся, она почувствовала его неловкость, остановилась, взяла за руку и повела к столу, где сидел Павел.
-Твой друг только с виду Орлов, а сам так, Воробушкин! - и засмеялась.
-Провинция! - подтвердил Паша.
Его на медленный танец пригласила однокурсница Люба Савушкина, с которой он частенько перебрасывался репликами во время перемен., считалось, у них хорошие приятельские отношения. Он пошел с ней танцевать, а сам ловил взглядом тонкий стан Дианы. Люба девушка более плотная, в танце тяжеловатая, и он восхищенно наблюдал, насколько легкая в танце Диана.
И когда они прощались, Диана неожиданно щелкнула его по носу, сказала:
-Приходи смотреть спектакль, я играю в студенческом театре. Напишешь статью в местную газету об игре студентов. Паша говорит у тебя легкое перо.
Дмитрий ничего не ответил, но весь вечер перед глазами грезилась лукавая улыбка Дианы, мелькали ее круглые, белые коленки, в ушах колокольчиками переливался ее звонкий смех.
Через несколько дней он стал забывать ее. Всматривался в лица  студенток на своем курсе, ни одна из них не походила своим поведением на Диану. Все зациклены на учебе, даже в минуты вечернего ничегонеделания занимались приготовлением еды, корпели над учебниками и будущими статьями, посиделки в их кругу редко выплескивались за пределы всего дозволенного. Иногда играли в карты, обсуждали фильмы, значимые статьи в газетах, спорили о будущем журналистики. Шато каждый день строчил письма домой, у него в Гори осталась любимая девушка, он опасался, пока он учится, родители могут найти ей более достойную партию.
-Ты скажи, памятник Сталину у вас там еще стоит? - спрашивал Степан.
-А как же! И музей в целости и сохранности.
-Странно, по всей стране их снесли, - удивлялся Степан
-Правду говорят, что при разгоне митинга в Тбилиси погибли люди? - спрашивал Дмитрий, поскольку Шато прославился у себя в Грузии тем, что писал обличительные статьи против действий солдат и ОМОНа при разгоне демонстрантов.
-Правда! - загорался Шато. - Обиднее всего, что митинг был мирным, никто не покушался на власть, а солдаты рубили их саперными лопатками.
-Ты видел это своими глазами или тебе сорока на хвосте принесла, - недоверчиво переспрашивал Дмитрий.
-Я раненных в больницу отвозил, - доказывал Шато.
Дмитрий верил и не верил, чтобы как-то оправдать  солдат, неуверенно проговорил:
-Советская власть должна защищаться, ваш Гамсахурдия давно мутит воду. Хочет выйти из состава Союза. Вы создаете свою грузинскую армию, хотя в Грузии стоят советские войска. Напали на Южную Осетию, Абхазию, люди в тех краях посмотрели к чему ведет национализм Гамсахурдии, решили, что им с Грузией не по пути.
-Э -э! - горячился Шато. - Мы не хотели выходить из состава СССР до апрельских событий. Теперь доверия к центральной власти у нас нет, - жестко ответил Шато. - Мы самодостаточное государство.
-Странная логика: к СССР доверия нет и надо выходить из его состава. А то, что у абхазов и осетин нет доверия к центральной власти Грузии, это вами не признается?! - пожимал плечами Дмитрий.
-Если доверия у вас к Москве нет, что же ты приехал поступать в сюда, митинговал бы у себя, дома, - упрекнул его Степан.
-Это лучший ВУЗ не только в Советском Союзе, его ценят за рубежом. Диплом тбилиского университета не уважают. Полагают, туда только за деньги поступают, - парировал Шато.
-Разве не так? - посмотрел на него с потаенной улыбкой Дмитрий.
-Так! - подтвердил Шато. - Еще одна причина, почему я и решил поступать в Москве.
-Зря вы взбунтовались, - лениво упрекнул товарища Дмитрий. - Привыкли при Сталине жить красиво, не вкладываясь в общую экономику страны. Чего у вас самодостаточного? Горы, море, чай и фрукты! Разве на этом построишь самодостаточную республику?
-И после Сталина жили на торговле фруктов, причем вне государства, частным порядком, - добавил Степан. - А теперь лафа закончилась, вы решили, в том виновата Россия, и вам нужно отделится, тогда вы заживете богато, - не унимался Степан.
-Можно подумать в Молдавии тишь да благодать. - огрызался Шато. - Вы со своим Приднестровьем разберитесь. И с Гагаузией тоже. Ваш национализм похлеще нашего будет.
Такие споры между ребятами возникали длинными зимними вечерами, когда они готовились ко сну, и все дневные заботы оставались позади.
Молдаванин Степан проживал в Кишиневе, отец у него до недавнего времени работал в милиции, с разрешением создавать кооперативы, он уволился и открыл в Кишиневе ресторан, звонил сыну и требовал бросить не нужный, по его мнению факультет, перевестись на юридический или экономический и помогать ему в бизнесе. Степан колебался, возможно, отец и прав. Дмитрий отговаривал его, напоминал, Ленин в свое время разрешил непманам открывать частные лавочки, чем это закончилось, все знают. Так и в СССР: кооперативы недолго просуществуют!
Он не верил, или не хотел верить, что Советский Союз может приказать долго жить. В Москве хотя и шумно, однако не стреляют. В Украине тоже больше горячей полемики, нежели конкретных действий. А в родном Измаиле вообще тишина. Город как жил своей сонной жизнью, так и живет до сих пор. Только в магазинах все подорожало и продуктов стало меньше. Не настолько, как в Москве, в которой пустые полки и талоны на продукты первой необходимости. Выручала студенческая столовая, которая поддерживала студентов пока еще недорогими ценами.
В один из вечеров к нему зашел Павел, сказал Дмитрию.
-Айда в местный театр, там сегодня Динка играет.
-Почему Динка? Она же Диана? - спросил Дмитрий.
-Ах, - отмахнулся Павел, - Диной ее кличут, Диана - она для друзей и сцены. Артисткой стать мечтает. Философия  для нее, как телеге пятое колесо, - пояснил товарищ. У не мамашка преподает марксистско-ленинскую философию, хочет, чтобы дочь пошла по ее стопам.
-Чего же она сразу не стала поступать на актерский?
-Родители настояли. Сказали, что актерство профессия не для серьезных людей. Родители у нее строгие. Папашка в ЦК работает. Мамашка профессор философских наук.
Дмитрий присвистнул.
-И как же у таких строгих родителей выросла такая оторва? - посмотрел он на Павла.
-Протест! Извечный спор родителей и подрастающего поколения. Вот ты, во всем согласен со своими родителями? - ткнул пальцем в грудь Павел Дмитрия. Дмитрий не задумываясь ответил:
-В принципе, да! Мои родители простые труженики, прожили в согласии, всегда являлись для нас с братом примером. У нас не было повода спорить с ними, или в чем-то не соглашаться. Если не считать бытовой мелочи, - пояснил Дмитрий. Павел согласился с ним, дескать, в провинции люди живут более патриархально, домострой для них не утратил своей актуальности.
Так за разговором они прошли в актовый зал, в котором проходили общие собрания, конференции, выпускные торжества, в некоторые дни на сцене ставил свои спектакли студенческий театр. Кстати, именно самодеятельные артисты  институтского театра впоследствии стали известными всей стране актерами. Зал заполнялся студентами со всех факультетов. Паша оставил Дмитрия, бесцеремонно заглянул за кулисы, позвал Диану, сообщил ей, что он с Дмитрием пришли смотреть спектакль, в шутку пригрозил, они строго будут оценивать ее игру, так что пусть постарается. В зал набилось много студентов, чего Дмитрий никак не ожидал.
-Что за пьеса? - спросил он, не успел просмотреть объявление на входе в зал.
-«Три сестры» Чехова, - пояснил Паша.
-Ничего себе! Серьезная постановка. Кого из сестер играет Диана?
-Ирину, младшую сестру.
-Ты полагаешь,  необузданный темперамент Дианы под стать  характеру  молодой девушки из девятнадцатого века? - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Да хрен ее знает, - пожал плечами Павел. - Актриса должна уметь перевоплощаться, - приподнял палец Павел. - Впрочем, посмотрим.
В это время зазвучала музыка, и занавесь распахнулась, обнаружив декорации сцены.
Наблюдая за игрой Дианы, Дмитрий с удивлением наблюдал совсем другую девушку, незнакомую, целомудренно сдержанную, в наглухо застегнутой блузе и длинном платье, типичная дворянская барышня прошлого века. Ничего не напоминало ту разбитную девицу, которая самозабвенно плясала в его студенческой комнате, высоко обнажая белые ноги.
Ее монолог: «Работаю уж давно, и мозг высох, похудела, постарела, подурнела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше. В какую-то пропасть...» - произнесен  Дианой с таким душевным надрывом, что Дмитрий невольно в душе восхитился. Он поерзал на стуле, украдкой взглянул на Павла, тот чуть поджав губы,  сосредоточенно смотрел на сцену.
После окончания пьесы и криков «Браво!», Дмитрий сказал Павлу, сыграно здорово, героиня Дианы так и не полюбила барона, а замуж за него все же выйти решилась. А в жизни у нее как?
-Годы ее героини такие, пора выходить, иначе в девах останется. Кстати, Динке тоже уже двадцать два, ей тоже пора замуж, - бросил через плечо Павел.
-А ты чего на ней не женишься?
-С ума сошел?! Разве она создана для семьи! С ней роман крутить одно удовольствие. Кстати, говорят, она жила с одним, чуть замуж не вышла. Обожглась, и теперь очень избирательна. Хотя, когда я спрашивал о нем, она только отмахивалась. Ты думаешь, почему я возле нее задержался? Потому, что держит меня в друзьях. А мне ужасно хочется с ней переспать, - цинично признался Павел.
-Как же так, без росписи? - искренне удивился Дмитрий.
Павел расхохотался, ударил Дмитрия по плечу.
-Ну-у, ты провинция! - удивленно, нараспев заявил он. - Да на нашем курсе ты не найдешь ни одной девственницы. Ты не знаешь, что с гласностью пришла к нам и  раскрепощенность? Вторая сексуальная революция! - и тут же без перехода спросил: - Ты лучше скажи, тебе понравилась пьеса?
-Пьеса? - Дмитрий на секунду задумался. - Не знаю. Как-то согласен я с теми критиками, которые говорили, что в пьесах Чехова не усматривается фабула, - пояснил он.
-Знаешь, что сказал Толстой по поводу чеховских пьес? «Если пьяный лекарь будет лежать на диване, а за окном идет дождь, то это по мнению Чехова будет пьеса. По мнению Станиславского - настроение». По мнению Толстого  - это скверная скука, и лежа на диване, никакого драматического действия не вылежишь. Ты лучше скажи, как Динка играла?
-Выше всяких похвал. Не ожидал что эта оторва может так перевоплотиться, - искренне сказал он.
-Ты считаешь, ее удел шлюх играть? - Павел покосился на друга.
-Я вовсе так не думал, - поспешил уверить его Дмитрий.
-Запомни: у тихонь в душе черти водятся, а вот такие, бойкие, всю свою энергию до того тратят, - с уверенностью новоявленного Дон-Жуана произнес Павел.
Они в фойе ждали Диану, она наконец появилась, все в том же своем коротеньком платьице, мотнула кудряшками, словно не она только что была девицей из девятнадцатого века, подхватила ребят под руки, весело сказала:
-Бенефис, мальчики, нужно отметить, пошли в кооперативную кафешку, я угощаю. Что возьмешь с вас,  нищих студентов. Как я вам показалась? - и при этом лукаво взглянула на Диму.
-Замечательно! Полагаю, ты и впрямь настоящая актриса! - вдохновенно произнес он, искренне удивленный ее перевоплощением и серьезным отношением к роли.
-Можно было и похуже сыграть, - проворчал Павел, несколько удрученный тем, что Диана обратилась с вопросом к другу. - Только хуже некуда.
Диана хлопнула его ладонью по спине и потащила за собой к выходу.

*  *  *
Сдав весеннюю сессию, Дмитрий решил подождать брата, вместе поехать на каникулы домой. Брат окончил учебу в военном училище, ему вручили лейтенантские погоны, он бурно отметил с сослуживцами окончание, получил направление в Министерство обороны Украины, где определят его дальнейшее прохождения службы. Родители на торжество по поводу вручения диплома и офицерских погон приехать не смогли. Дорого, да и нет знакомых, у кого можно было бы остановиться, а гостиницы в столице всегда дороги и переполнены. Поэтому, братья сели в поезд «Москва-Одесса» и поехали в сторону дома.
-Сначала домой, потом поеду в Киев сдаваться, - пояснил Николай.
В новенькой офицерской форме брат выглядел импозантно, он и сам это чувствовал, лишний раз смотрел на себя в зеркало. Выходил на каждой остановке покурить, смотрел, как на него реагируют девушки, которые, к сожалению, вовсе не обращали на него внимания. Военных последнее время много, престиж военного померк в глазах многих обывателей, они неприкаянно ездят по необъятной стране в поисках лучшего гарнизона. Военнослужащим задерживали зарплаты, окончивших военное училище в России отпускали на вольные хлеба в свои союзные республики, где они искали  место дальнейшей службы. Коррумпированные офицеры брали пример со своих бывших партийных бонз, соглашались брать на работу молодых офицеров только после солидного бакшиша, мотивируя тем, что теперь их российский диплом мало чего стоит. Многие уходили на гражданку, так и не изведав армейской службы. 
-Надо было поступать не в общевойсковое училище, а в технические войска, - сокрушался Николай. - Если не останешься в армии, можно было бы на гражданке устроиться по специальности. А так, кому ты нужен, которого учили только тактике да стратегии, стрелять да окапываться.
-Ниче, молодой еще, успеешь закончить что-нибудь техническое, - успокаивал его брат.
В ответ Николай упрекал брата:
-Можно подумать твоя профессия лучше. Зачем ты ее выбрал, не пойму? -  недоумевал Николай по поводу учебы брата на факультете журналистики. - Она тебя не научит ни дом построить, ни человека вылечить, ни родину защитить.
-Можно подумать, тебя в армии научили дома строить? Людей лечить? И еще чему? - парировал Дмитрий. - Разрушать дома и убивать людей тебя научили. А журналистика  - это четвертая власть, она формирует общественное мнение, доводит до сведения всех граждан о положении дел в стране и за рубежом, - многозначительно чертил указательным пальцем воздух.
Николай недоверчиво отмахивался:
-Президент, правительство и министр обороны формируют общественное мнение, а вы только их рупоры…
Так в спорах они провели всю дорогу.
Поезд приходил в Одессу в одиннадцать часов, в Измаил отправлялся в половине третьего. Сдали чемоданы в камеру хранения, пошли прогуляться по городу. Недалеко рынок, всем известный «Привоз», увидев офицера, сразу к нему подскочили два молдаванина, с вопросом: что офицер продает? Николай недоумевал, что он может им продать. Потом им объяснили, украинские военнослужащие толкают на рынке обмундирование, технику, иногда подпольно оружие. Перекупщики приняли его за одного  из них.
-Докатились! - возмущался Николай, - Офицеры — барышники!
-Погоди, посидишь без денег, и ты барышником станешь, - подтрунивал Дмитрий.
-Я! Советский офицер?! Никогда! - гордо отнекивался Николай.
Поезд в Измаил приходил поздно, но родители извещенные о приезде, не спали.
Когда охи и ахи закончились, и уселись за стол, мать все сокрушалась, как похудели дети.
Первые дни Дмитрий отдыхал, никуда не ходил, помогал матери на огороде,  с умилением наблюдал за курочками в загородке, между ними гордо вышагивал петух, находил зернышко, кудахкал, куры со всех ног бежали к нему, старались  угоститься подарком.
-Мама, а ты кур режешь? - спросил Дмитрий.
-Нет, сынок, жалко их. Ради яиц держим, - пояснила мать.
-И правильно. Они такие потешные… - и продолжал наблюдать за ними.
Николай покрасовавшись в форме среди друзей и родственников, которые приходили в гости, по очереди рассматривали его, какой красивый да статный теперь их племянник, который только недавно под стол пешком ходил, потом повесил форму в шкаф, одел футболку и спортивные штаны, с вечера уходил к старым знакомым, и приходил поздним вечером. Однажды Дмитрий видел его на танцевальной площадке с довольно симпатичной девчонкой, с которой он и растворился в летней ночи.
По телевидению сообщили, в России избрали первого президента, им стал Ельцин. У горожан это не стало сенсацией. Избрали и избрали, им от этого ни холодно, ни жарко. Перемены в далекой Москве здесь, в городе, не ощущались, за исключением в перебоях с продуктами в магазинах. В большей степени горожан интересовал приезд в Киев президента Соединенных Штатов Буша. В этом виделось некое признание заокенской державой значимости Украины вне большого старшего брата.
Поделиться своими впечатлениями он зашел к главному редактору «Дунайского вестника». Заодно похвастать, что он уже студент факультета журналистики, хотя тот об этом знал со слов коллег.
Виктор Терентьевич сидел все в том же потертом пиджачке, казалось за год ничего не изменилось в его кабинете, груда бумаг везде: на стульях, диване, подоконнике. Перед ним печатная электрическая машинка «Ятрань», которой он очень гордился, так как всего три года назад он пользовался портативной машинкой «Москва», которая стала часто ломаться. Приподняв поседевшую голову от стола, увидел Дмитрия, проговорил, словно они только вчера расстались:
-А-а, заходи.  Одолел таки вступительные экзамены, - констатировал он. - Молодец! На побывку?
-Да, на каникулах, - подтвердил он.
Виктор Терентьевич привстал, пожал протянутую руку.
-Над чем работаете, Виктор Терентьевич?
-Слышал, к нам в Киев Буш пожаловал? - вопросом на вопрос спросил главный редактор.
-Как не слышать, об этом каждые полчаса по радио талдычат, в новостях по телевидению показывают. Он не первый, кто их штатовских президентов приезжает в Киев, к нам и Никсон приезжал.
-Ты то откуда знаешь? Ты тогда под стол пешком ходил?
-Газеты читать нужно, - улыбнулся Дмитрий.
-Вот ты бы, без пяти минут журналист, написал бы статью о визите столь значимой персоны, - посоветовал главный редактор без всякой надежды, что юноша согласится.
-Да какой там без пяти минут! Я закончил только первый курс.
-Сложно учиться? - без интереса спросил редактор, а сам глазами искал какую-то бумагу на столе.
-Сложно, но интересно. Информации много, не успевает голова все переваривать. Я бы написал, но размышления мои вы не напечатаете, а писать просто, как о свершившемся факте, - неинтересно ни мне, ни читателю.
-Что так? - заинтересовался редактор, и даже очки отправил на лоб, чтобы лучше разглядеть юношу.
-Посудите сами! Принимали Буша на самом высоком уровне, словно Украина уже суверенное государство: с красными дорожками, почетным караулом, и гимнами трех государств. В том числе гимн Украины, хотя мы все еще в составе СССР. Речи велись на английском и украинском языках, а не как раньше, гостей из-за рубежа встречали на русском языке. Как это нужно понимать, что мы уже полностью абстрагировались от центральной власти? Зажили самостоятельной жизнью? - спрашивал Дмитрий.
Главный редактор закусил верхнюю губу, приподнял от удивления брови.
-Я как-то не обратил на эти нюансы внимания, - признался он. - Вот что значит молодой не замыленный глаз! Да, такие мысли печатать нельзя. Но ведь газета должна отреагировать на приезд столь высокого гостя?
-Давайте напишем просто: Проездом из Москвы нашу столицу посетил высокий гость президент США господин Буш с супругой. Люди встретили его плакатами: «Империя зла жива!». Намек на Россию! Взмыленный и загоревший господин Кравчук прервал свой отпуск и примчался припасть к ногам своего сюзерена.
-Но, но! Не заносись! - прервал его главный редактор.
-Хорошо, будем скромнее.  Председатель Верховной Рады Кравчук с ответственными лицами встречал высокого гостя в аэропорту Бориславь. Далее: после приветственных речей высокие гости проследовали в парламент, где президент Бух хорошо отозвался об экономической мощи республики и ее многомиллионном населении, которое кует эту самую мощь. Он так же сказал, что американцы не станут поддерживать те силы, которые стремятся поощрять самоубийственный национализм, которым так увлекаются некоторые круги в Украине, - с энтузиазмом вещал Дмитрий.
-У нас есть такая партия РУХ, им не понравится подобный спич президента, - прервал Дмитрия главный редактор.
-Из песни слов не выкинешь, мы же не должны искажать речь Буша, - возразил Дмитрий.
-Искажать не нужно, а умолчать можем. Или отделаться общими фразами. Ты не понимаешь, по какому лезвию ножа мы тут ходим. Придираются к каждому слову. Того и гляди закроют, - пояснил главный редактор.
-Так у нас же гласность, перестройка?! - напомнил Дмитрий.
-Это у вас в Москве гласность и перестройка. А у нас тут каждый партийный прыщ сидит, в носу ковыряется, не знает на чем бы себя еще проявить, как не на запретах, - с досадой проговорил главный редактор. - Основная задача наших деятелей последние семьдесят лет, это — не пущать и запрещать! Кто его заметит, если он будет все разрешать? А вот погубить хорошее дело, тут могут на него обратить внимание, усвоил?
-Хорошо! Отделаемся общими фразами. Во время визита президент  Буш с супругой посетили Бабий Яр в Киеве и отдали честь памяти погибшим евреям, русским, военнопленным, коммунистам и прочим гражданам, которых немцы расстреляли во время оккупации Киева. И которым усиленно помогали некоторые несознательные украинские граждане, так называемыми коллаборационисты.
-Нет, это не стоит! - замахал руками Виктор Терентьевич. -И акцент на погибших евреях тоже не надо делать, просто: погибшие советские граждане.
-Погодите, президент Буш прямо высказался о Холокосте, - возразил Дмитрий.
-Он же говорил по английски, а переводчик мог по-своему трактовать его речь, - парировал главный редактор.
-Эко вас тут зашугали, Виктор Терентьевич! Вы так скоро шарахаться будете от каждого куста. Так же нельзя! Переводчик не может перевирать слова своего президента. А о некоторых несознательных украинских гражданах высказался сам Кравчук, - напомнил Дмитрий.
-Это он в угоду американцам, сам он так вряд ли думает.
-Тяжко с вами, Виктор Терентьевич.
Главный редактор тяжело вздохнул, махнул рукой:
-Валяй дальше.
Дмитрий кивнул, продолжил:
-В своей речи президент Буш выразил признательность Украине за то, что  прекрасным памятником увековечили память о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста. Отметил вклад Горбачева в переоценку советской истории. Так же отметил, что он всячески поддерживает своего кремлевского партнера, который переживает не лучшие времена. Выступил с ответной речью и Кравчук на украинском языке. Его слушали советские сопровождающие лица вице-президент Янаев и посол в Вашингтоне Комплектов с вытянутыми лицами, ничего не понимая, о чем говорит Кравчук, - вдохновенно говорил Дмитрий, смеющимися глазами смотрел на смущенного главного редактора.
-Так! Я понимаю твою иронию, - опять прервал его редактор. -  Садись за мой стол, печатай все, что ты находишь нужным, - встал Виктор Терентьевич из-за стола. - А я потом буду править по своему усмотрению. Подпись будет твоя, - предупредил он.
-Да ради Бога! Меня завтра здесь не будет, а ответственность за все несет главный редактор, - засмеялся Дмитрий.
Он сел за стол, посмотрел на машинку, похвастал:
-Нас учат в институте пользоваться компьютерами.
-Милый, пока до меня дойдет компьютер, я  в бозе почту.
-Да ладно вам!
-Ну на пенсию выйду, это точно!
Дмитрий заложил лист и начал печатать. Через полчаса он протянул лист Виктору Терентьевичу.
-Правьте, - разрешил он. - Полагаю,  от моей статьи останется только рожки да ножки, заголовок и фамилия.
Они попрощались и Дмитрий пошел домой. Виктор Терентьевич смотрел вслед Дмитрию, констатировал факт: вырос юноша!

Шестнадцатого августа Николай поехал в Киев за направлением, в полной уверенности, что добьется права служить в Одесском военном округе поближе к дому. Восемнадцатого Дмитрия разбудил отец со словами:
-Черт знает что творится в Москве. По всем каналам передают балет «Лебединое озеро». Приходил Леонид, он слышал, в Москве произошел переворот, Горбачева скинули, - пояснил он.
-Как?! Кто мог его скинуть? Ельцин? - не поверил Дмитрий.
-Та не, там какая-то группа серьезных людей собралась. Силовые министры и его сподвижники. Я по радио слышал Ельцина вообще в Москве нет, он в Казахстане прохлаждается. Горбачев в Крыму отдыхает. Надо послушать, может еще что скажут, - рассказывал отец.
В Измаиле по такому поводу народ мало волновался. Где та Москва, в которой паны друг другу чубы рвут, кто бы не засел в Кремле править, для горожан ничего не изменится. Как жили размеренной жизнью, так и будут жить. Поменяют городское начальство? Так их и так каждые три года тасуют. Всего лишь любопытство одолевало, чем все закончится, дойдет до драчки или нет. Где-то к вечеру узнали, Горбачев чуть ли не смертельно болен, управлять страной не может, его ближайшие соратники  взяли на себя управление государством.
-Тогда Ельцину кирдык, - авторитетно заявил пришедший послушать сообщение сосед Петрович.
-Почему ты так думаешь? - спросил отец.
-Та он им всем как кость в горле. Я не могу понять, чего с ним Горбачев нянькается, послал бы туда, куда Макар телят не гонял, послом определил бы в африканское государство, так нет, власть с ним делит. Увидите, подсидит он его - уверенно заявил Петрович.
Отец возразил:
-Ельцина, конечно, народ поддерживает в Москве. Как, Митя, поддерживают в Москве Ельцина или он фигура дутая? - обратился к сыну с вопросом отец.
-Горбачев всем надоел. Много говорит, ничего не делает. Полки в магазинах пустые. При таком раскладе полюбишь кого угодно, кто пообещает накормить страну. А Ельцин обещать мастак, - вяло ответил Дмитрий, зная настроения улицы.
Потом вечером ловили скупые сообщения самих путчистов, вице-президент страны Янаев от лица всех заявил, что над страной нависла смертельная опасность, начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и  необходимы чрезвычайные  меры по выводу государства и общества из кризиса.
Опять пришедший Петрович, погрозил кому-то пальцем и с пафосом произнес:
-Ото ж правильно!  Живем в полном дерьме. Давно надо выводить страну из кризиса, - и тут же без перехода к отцу: - Ты бы, Ваня, велел налить стаканчик вина. Обмыть надо новую жизнь.
-Да погоди ты, до новой жизни, как до Киева раком, еще неизвестно чем оно там закончится, - отмахнулся отец.
-А чем бы не закончилось! Ты вон, как шлепал каждое утро в порт, так и будешь шлепать, а Марья в огороде копаться, - уверено проговорил сосед.
Часть измаильчан пошли к горсовету митинговать в поддержку путчистов. Кто -то сверху приказал организовать тот митинг. Еле собрали сотню человек, срочно сняли рабочих с порта и завода. Все же время отпусков, мало кому хотелось стоять на жаре и слушать очередного оратора.
-А как же наша власть в Киеве? - волновал всех вопрос. - Кого поддержат: Ельцина или этих… ГКЧПистов?
-Наша власть выжидает. Хитрый лис пан Кравчук примкнет к тем, кто победит, - высказался Петрович.
Эпопея  с путчем закончилась тем, чем и должна закончиться, когда к власти решили придти нерешительные люди.
На Украине жизнь бурлила. Воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада приняла «Постановление и Акт провозглашения независимости Украины».
Отец и Дмитрий переглянулись.
-А это что еще за новость? - обеспокоенно спросила мать.
Каждое новшество исходившее из Киева пугало горожан больше, чем московские передряги, лишало их привычного уклада жизни. Поди знай, что за этим кроется. Слишком много перемен пришлось на их жизнь. Так и случилось, как только Украина объявила о своей независимости, Государственный банк СССР  остановил перечисление денег на Украину, и многие предприятия и учреждения лишились возможности платить заработную плату и пенсии. В Москве из-за скачка цен опустели полки магазинов, а в украинских магазинах полки не опустели,  опустели кошельки.
-Никак мы решили отделиться от России, - неуверенно проговорил отец, - все еще не мог поверить в свершившееся.
-Давно уже некоторые носятся с идеей не кормить Россию. Мы богатая, промышленная республика, а живем хуже Болгарии, Румынии, або еще с кем, - проговорила мать и перекрестилась. - Лишь бы не было только войны… - и вздохнула. В семье два парня, в случае чего, война стороной их не обойдет.
Двадцать пятого августа из Киева приехал Николай. Злой, как черт.
-Что, сыночек? Почему так долго? - обеспокоенно спросила мать, увидев, на сыне нет лица.
Николай бросил сумку на лавочку, сказал с сожалением:
-Не вовремя я туда попал.  Все заняты сначала путчем, потом с независимостью носились, как с писаной торбой. Никому нет до меня дела. Учреждения не работают, все митингуют, военные выжидают. В Киев из Москвы примчался генерал Варенников с бригадой, уговаривать Кравчука ввести чрезвычайное положение и поддержать путчистов. Тот вертится, как уж на сковородке. Верховный Совет обложили со всех сторон митингующие, коммунисты боятся выйти, удирают через черный ход. Горбачев распустил партию, КПСС больше не существует. Министерство обороны напрямую подчиняется Москве, не знают, как им поступить. Я уж хотел плюнуть и вернуться домой, неожиданно принял меня начальник управления кадров, я уж примелькался в коридорах министерства, глаза им намозолил. Пошел мне навстречу, поскольку ему вся эта вакханалия с независимостью встала поперек горла. Сказал, вакансий в Одесском округе нет. Есть только в Прикарпатском. Хотел его послать со всей армией, в которой уже три месяца не платят зарплату. Он уверил, что это временно, как только вся эта шумиха утихнет, появится вакансия, он что-нибудь придумает. Ага, придумает он! Я ему кто? Племянник? Сват, брат? Он забыл обо мне как только я вышел за порог. Там ему не до меня, того и гляди самому по шапке дадут, - рассказывал он, вытирая пот со лба.
-Так может ему надо было дать, - высказала догадку мать.
Николай вывернул пустые карманы.
-Чего я ему дам?! Я на дорогу у вас занимал, - напомнил он.
-И ты согласился? - спросил Дмитрий.
-Что оставалось делать. Училище окончил, а военной службы так и не понюхал. Уволится всегда успею. Готовь нас, мама, к отъезду, - с грустью велел он.

*  *  *
С некоторым сомнением в душе вернулся Дмитрий в институт. То ли его примут для дальнейшей учебы, то ли предложат перевестись в Киевский университет, в котором факультета журналистики не было. Хотя, впрочем, на курсе училось половина студентов из других республик, станет ли руководство отчислять студентов. Объявление республиками независимости еще не значило, что они вышли из состава Советского Союза. Правда, Шато на занятия к началу учебного года не появился. Он приехал в середине сентября, зашел в комнату, чтобы забрать кое-какие личные вещи, сказал, что переводится в Тбилиский государственный университет, в котором тоже не было факультета журналистики, он переводился на юридический. Ругал последними словами президента Гамсархурдию, который поддержал ГКЧП, в угоду путчистам он распустил национальную гвардию во главе с Тенгизом Китовани, тот подчинится отказался, и Шато ехал не столько учиться, сколько помогать бойцам национальной гвардии. Степан тоже приехал с небольшим опозданием. Поезда начали ходить не регулярно. Молдавия, глядя на соседку Украину, объявила о независимости, однако Степан не поддерживал движение «Народного фронта», который при создании прикрывался демократической риторикой, на самом деле взял курс на румынизацию страны.
-Как они не понимают, - шумел он в комнате общежития, - Молдавия маленькая, аграрная страна, в которой нет крупной промышленности, ей нужно не разрывать связи с Россией, иначе очутится на задворках Румынии. Румыны никогда не относились и не будут относиться в будущем к молдаванам, как к своим гражданам. Знаю, проходили! Мне дед рассказывал, что они творили у нас до войны  и во время войны.
  Расспрашивали московских студентов, что происходило в Москве во времена путча. Как вели себя москвичи? Правда, что теперь Ельцина считают спасителем Горбачева? Дмитрий и Степан сходили к дому правительства. На асфальте еще остались следы от гусениц танков, не убран до конца мусор, свалены в кучу железные преграды. Когда вечером к ним заглянул Павел, они расспрашивали его о тех недавних событиях.
-Да был я там пару раз, - рассказал Павел. - Толпы разношерстного народу.  Шум, гам, мегафоны кричат, танки рычат, суматоха, в толчее троих парней задавили. Из них героев России сделали. Лично я ни за Горбачева, ни за путчистов. Ельцин наше будущее, на него нужно ориентироваться. Никого не боится. Залез на танк и показал путчистам кукишь. Горбачеву тоже достается, шпильки ему в зад вставляет, гекачепистов посадил, коммунистов запретил. Все! Что было, то прошло. Советского Союза нема! Теперь в России живем! - рубил рукой воздух Павел.
-Что же теперь в Москве, - двоевластие? - спросил Степан.
-Нет. Ельцин правит Россией, Горбачев всем Союзом.
-Не понимаю! Кому лично ты будешь в итоге подчиняться? - переспросил Дмитрий.
-Ельцину, - ответил тот не задумываясь.
-А Ельцин кому? Горбачеву? Это и есть двоевластие! - пояснил Дмитрий.
Павел почесал затылок.
-Черт! Верно! Так не должно быть, - задумчиво проговорил он.
-Два паука в банке не уживутся, - хлопнул учебником по столу Степан. - Поживем, увидим…

Через два дня после занятий к Дмитрию в комнату зашел Павел. Дмитрий только перекусил со Степаном, хотел сесть за учебники, Павел скептически повертел в руках учебник по «Теории социально-массовой коммуникации», - посоветовал:
-Брось ты изучать эту хрень. На практике не пригодится. Есть две новости. Они не касаются тебя. Должен проникнуться важностью момента! - приподнял указательный палец Павел. - Динка забрала документы из института, подала в Щукинское  училище и ее зачислили.
Дмитрий присвистнул. Ловил себя на мысли, что иногда вспоминал о ней в отпуске, хотел бы ее увидеть. Ему интересно наблюдать за ее необузданной энергией. Павел продолжил:
-Вторая новость: папашку Динки турнули из ЦК, мамашка тоже не у дел, ее марксистка-ленинская философия теперь никому не нужна. И они оба в трансе и пенсионеры. А я рассчитывал на их связи, потому и задержался возле Динки. Папашка перед крахом пробил ей отдельную квартиру, теперь она девица и вовсе самостоятельная. Айда к ней, у нее в Щуке в четыре занятия заканчиваются. Хочешь ее увидеть? - спросил он.
-Пошли, - решительно заявил Дмитрий.
Они подошли к Щукинскому училищу, стали ожидать у выхода Диану. Дмитрий с любопытством поглядывал на шмыгающих мимо  девчонок, все же будущие артистки. Кем то из них будет гордится страна. Павел перехватил взгляд Дмитрия, подтолкнул его плечом:
-Ты чего девок боишься, пора бы тебе биксой обзаводиться, хочешь я тебя познакомлю? - предложил он.
-Да у нас их полный институт, я со всеми знаком, - отмахнулся Дмитрий.
-Чудак! Те просто знакомые, однокурсницы, там взглянуть не на кого, а я подгоню тебе бомбу, будет тебя обожать, холить, лелеять, - цинично предлагал Павел.
-У меня денег на обеды не хватает, не на что в кино сходить, а девки ныне в карман заглядывают, они по одежке встречают, оценивающе осматривают, а ум им мой не к чему, -  отмахнулся Дмитрий.
-Ты на однокурсниц не западай. В общежитий живут студентки провинциалки, непритязательные. Возраст такой, что без любви им тоже скучно, - назидательно проговорил Павел. Он знал, о чем говорил, ни одна вздыхала ему во след. - Они окончат институт и разъедутся по городам и весям. А тебе нужна москвичка.
-Зачем?
-Чудак, ты что, хочешь вернуться в свою тьму-таракань?
-Вряд ли в моем городе можно будет найти работу по достоинству. Поеду в Киев или Одессу, - пояснил Дмитрий.
-Ага! А там тебя прям ждут не дождутся, когда приедет молодой специалист, чтобы дать под зад коленом престарелым журналистам, - с сарказмом произнес Павел.
За трепом чуть не прозевали Диану. Павел окликнул ее. Она подошла, с любопытством взглянула на Дмитрия, певуче проговорила:
-Привет, красавчик. А я тебя вспоминала.
-Это по какому же случаю? - удивился он.
-Ты тогда так тонко разложил по полочкам суть пьесы Чехова и мою роль в ней, что я тебя зауважала. Ты как театральный критик. Родители актеры? - спросила она.
Дмитрий хмыкнул:
-Мои родители театр в глаза не видели.
-Да! Странно! Будешь моим талисманом, ходить на спектакли с моим участием. Потом рассказывать о недостатках или достоинствах моей игры. Идет? - пригнув голову, она лукаво взглянула из-низу на Дмитрия.
Дмитрий помялся, взглянул на Павла, сказал нерешительно:
-Идет. Только я не такой уж знаток системы Станиславского. Я что чувствую, то и говорю.
-Ты сначала училище закончи, - поддел Диану Павел.
-Я что, зря променяла МГУ на училище? Погоди, обо мне еще заговорят. Кстати, а чего вы здесь отираетесь? Никак меня ждете? - спросила она.
Павел развел руки:
-Какая ты догадливая! Мы тут решили по парку Горького прошвырнуться, по пивку вдарить. Ты как, с нами?
Она минутку подумала, проговорила:
-Устала я. Но так и быть, в ознаменование учебного года пойдем прогуляемся. Только сначала зайдем ко мне, я переоденусь. Здесь недалеко.
Девушка переулками привела их к большому до революционной постройки дому, за домами виден шпиль министерства Иностранных дел, зашла в подъезд. Дмитрий полагал,  они подождут ее во дворе,  Павел решительно пошел за ней. Диана его не остановила. Дмитрий потоптался, и тоже пошел следом за ними.
Дмитрия поразили высоченные потолки старинного дома, большой холл перед входной в квартиру дверью. Квартира однокомнатная, но просторная, современная мебель с креслами и мягким во всю стену диваном, все обставлено богато и со вкусом.
-Постарался папашка, - покачал головой Павел. Увидел телефон, поднял трубку, убедился, что рабочий, спросил: - Номерок дашь?
-Нет.
-Почему? - удивился Павел.
-Будешь названивать в неурочное время. Или друзьям раздашь, знаю я тебя. Посидите, мальчики, я сейчас. Предупреждаю, еды у меня нет, есть бутылка вина. Из прежних запасов. Хотите?
-Спрашиваешь! - хмыкнул Павел.
Она достала из холодильника бутылку вина, поставила три фужера, и несколько конфет.  Сходила на кухню, принесла штопор.
-Открывай, - велела она. - Я сейчас.
Взяла платье и ушла в ванную. Парни слышали, как она плескалась в душе, переглянулись, оба представили за дверью обнаженную Диану. Павел откупорил бутылку, разлили вино, ждали девушку.
-Ты здесь первый раз, - шепотом спросил Дмитрий. Павел кивнул.
Почему-то Дмитрий полагал, у Павла более тесные отношения с Дианой, чуть ли не любовные. А он даже ни разу не бывал в ее квартире. И не дала ему номер телефона. Девушка вскоре вышла, заявила, что голову мыть не стала, чтобы не задерживать ребят. Подошла к Дмитрию, повернулась к нему спиной, сказала:
-Застегни молнию.
И он увидел ее белую спину с полоской бюстгальтера, оглянулся на Павла, осторожно, едва касаясь тела, застегнул молнию. Павла несколько покоробило от того, что Диана подошла к Дмитрию, а не к нему. Ведь он давно ее знает, числится то ли в друзьях, то ли в поклонниках. Не удержался, высказался:
-Настоящий мужчина должен уметь одеть женщину, и хотеть раздеть ее.
-Циник, - беззлобно бросила Диана.
  -Да, Динка, теперь ты за водителя трамвая замуж не пойдешь, - обвел он пальцем интерьер квартиры. - Будешь высматривать знаменитого вдовца артиста.
-Не называй меня Динкой, - огрызнулась Диана. - У нас в деревне так сучку звали. У меня будет сценическое имя - Диана. Мордюкова тоже не Нона, а Ноябрина, никто же ее не зовет по настоящему имени. И за артиста я никогда замуж не пойду. У них бабья душа. Какой из артиста муж! Мне мужик нужен, такой, чтобы… - она сжала кулачки, показывая, какой ей нужен муж. - Или умный, вот такой, как Дима, - кивнула она в сторону Дмитрия. - Взял бы меня в жены, а, Дима? - она лукаво посмотрела на него.
-Нет, - помотал он головой.
-Почему? - искренне удивилась девушка.
-Дело не в тебе, а во мне. Я лапоть, а ты вон из какой семьи, родители тебе не простят подобного мезальянса, - пояснил Дмитрий.
-Надоели вы мне с моими предками. И правильно сделаешь, ты мягкий, я управлять тобой буду.  А я девушка ветреная, меня в руках держать надо. Давайте выпьем, - предложила она.
Они выпили вино без тоста, захрустели обертками шоколадных  конфет. Между делом Павел спросил ее, была ли она у правительственного дома во время путча. Диана отрицательно замахала ладонью.
-Еще чего! Я сопли вытирала своим предкам. У отца инфаркт случился. Он ведь с Лукьяновым дружил, во всем поддерживал его. А когда того арестовали, тоже ждал каждый день ареста, - развернула следующую конфету, закусила ею вино, громко проговорили: - Пошли на свежий воздух, не по-осеннему жарко в квартире.
И они молодые, веселые, чуть подогретые вином пошли пешком по Бульварному кольцу в сторону парка имени Горького. Она шутливо подхватила их под руки, увлекала за собой быстрым шагом, стараясь шагать с ними в ногу.  И вдруг Дмитрий ощутил, как Диана тайком от Павла поймала через локоть его ладонь и сжала в своей ладошке. Дмитрий чуть покосился на нее, и тоже прижал ее ладонь в ответ.
*  *  *
Николай Орлов получил направление в город Львов. Приехал словно за границу, разговор не просто украинский, а такой, какого он не слышал от преподавателя украинского языка в школе. Архитектура города вовсе не украинская, больше похожа на польскую, хотя чему удивляться, Львов и был раньше польским. Дни по летнему теплые, хотя вечерами уже слышно дыхание осени.
Он получил должность командира взвода в городском гарнизоне, ему выделили в общежитии комнату. Командир роты напутствовал быстрее выучить украинский разговорный и команды на украинском языке. А так же советовал меньше появляться в городе в армейской форме, поскольку украинская армия своей формы еще не создала, а советский образец в городе не очень жалуют. Николай заметил, советскую форму не жалует всего лишь кучка оголтелых малолеток, которых воспитывают в духе ненависти ко всему советскому. Горожане в массе своей относятся к ней равнодушно, а то и с уважением.  Командир роты поручил своему заместителю старшему лейтенанту Олесю Омельченко взять шефство над молодым лейтенантом. Волей не волей, Николаю пришлось дружить с Омельченко, несмотря на некоторую заносчивость полнеющего и рано лысеющего офицера.  Во-первых, он местный, знает многих в городской иерархии. Его родители поддерживают знакомство с главой Львовской областной Рады Вячеславом Черноволом.  Во-вторых, он знал все злачные места в городе, где собираются ночные любители казино, дискотеки, и, конечно, девушки не очень тяжелого поведения. И в-третьих, у него очень красивая сестра. Николай приглядел ее, когда она случайно встретила их в городе. Правда, красота ее была какая-то холодная, брезгливое выражение лица, когда она отчитывала брата, несколько портили ее красивые черты лица. «Снежная королева», - как окрестил ее мысленно Николай. Она едва взглянула на Николая, когда брат пытался представить его ей. Зло выговорила брату о его ночных загулах, дескать, мать очень беспокоится. На что Олесь отвечал, что он уже взрослый мальчик, и нечего его контролировать.
-Женись, и пусть тогда  о тебе беспокоится жена, - выговорила строго она брату,  словно не она младшая сестра, повернулась и с гордым негодованием ушла, не взглянув на Николая, и не попрощавшись. Словно его и не было рядом с братом, что немного задело Николая. Многие девушки в его городе обращали на него внимание и не прочь были познакомиться с ним.
-Строга! - кивнул он ей вслед.
-Ах, дура дурой! - отмахнулся  Олесь. - Хотя учится в университете. Училкой будет.
Олесь, действительно, взрослый мальчик, казался старше своих лет. Он чуть выше Николая, шире в плечах, залысины обещают к тридцати пяти годам продвинуться ближе к макушке, дородное, упитанное лицо, жесткие складки губ делали выражение лица чуть надменным. Глазки буравчики сидят глубоко и не могут остановиться на одном предмете, бегают туда сюда, иногда подозрительно останавливаются на собеседнике, словно ожидая от него подвоха, речь быстрая, Николай не всегда понимает его захлебывающуюся украинскую речь.
Они прошли в кафе, Олесь заказал водки и кофе. Николай огляделся, молодые люди вокруг говорят по-украински, что несколько непривычно для Николая, в его городе все говорили по-русски. И в Одессе говорили все по-русски, только на «Привозе» можно было услышать украинскую речь совсем не похожую на нынешнюю. И в Измаиле на рынке крестьяне из окрестных сел говорили на смеси мягкого, певучего русского и украинского наречия, называемого суржиком. А когда мальчиком он ездил с родителями в Крым к маминому брату дяде Васе, там и вовсе никто не знал украинского языка, словно в школе не преподавали одного часа в неделю для учащихся. Хотя во Львове он иногда в магазинах, трамваях и просто на улице слышал русскую речь.
-Послушай, здесь многие могут говорить и говорят по-русски, и ты в том числе. Зачем нужно всем насаждать украинский? Мы же служим в армии Советского Союза, в ней много национальностей, русский должен быть общим для всех? -  задал вопрос  Николай под впечатлением разговора Олеся с сестрой, с которой он разговаривал на местном украинском наречии.
Олесь пренебрежительно хмыкнул, выдал экспрессивно тираду:
-Забудь про общую армию с Советским Союзом. Мы теперь независимая от Советов страна. У нас будет своя армия. У каждого государства должен быть свой флаг, герб и государственный язык. И у нас есть свой министр обороны генерал-майор Константин Морозов. Москва теперь нам не указ!
Николай знал, председатель Верховной Рады Кравчук задумал создать собственную украинскую армию.  Но ни один командующий округами не согласились с Кравчуком подчинится Украине, они полагали, что вооруженные силы  СССР должны остаться под единым командованием. И только лишь один генерал - командующий семнадцатой воздушной армией Морозов согласился провести военную реформу и создать армию не подчиняющуюся Москве. Ему примером служил бывший подчиненный генерал-майор Дудаев, который возглавил движение за отделение Чечни от России. Рисковали оба. По существу, это предательство.  Но так хочется быть первым в деревне, чем десятым в городе.
По телевизору транслировали заседание парламента, на котором утверждали Морозова министром обороны, он выступал на русском языке, и его спросили, сумеет ли он овладеть украинским языком, как того требуют интересы страны. Генерал ответил утвердительно. Так Морозов стал министром обороны без собственной армии. А те войсковые соединения, которые находились на территории Украины, могли бы по приказу из Москвы снести и новую украинскую власть, одновременно арестовать Морозова и предать его суду. А еще у генерала Морозова головная боль ракетные войска и стратегические бомбардировщики, которые никак нельзя оставлять на территории Украины, ему  еще Генри Киссинджер подсказал, нужно срочно вернуть их России, чем держать их под боком. Они, в случае чего, как раз и снесут эту власть и заодно и Мороза отправят рядовым лесорубом в тайгу валить лес. Вся беда состояла в том, что выводить войска на территорию России   было некуда, выведенные войска из Восточной Европы пребывали в полевых палатках. Морозов формально оставался командующим воздушной армией, а в правительстве Украине работать на общественных началах, пока приказом МО СССР и Указом президента Горбачева не был освобожден от занимаемой должности. Теперь отступать Морозову некуда, свою судьбу он должен будет связать с Украиной, иначе ему несдобровать.  Командующие округами Морозова всерьез не воспринимали, презирали за предательство, не зря генерал-полковник Чечеватов командующий Киевским военным округом отдал приказ арестовать Морозова, не осуществленный по непонятным причинам.
Отзывы среди офицеров о генерале Морозове были самыми уничижительными. Называли за глаза его Костиком, отзывались как о недалеком человеке, двуличном карьеристе, постоянно оскорблял подчиненных, в том числе и военнослужащих женщин. Намекали на его нетрадиционную ориентацию. Это вопрос к министерству обороны СССР, которое назначило такого человека командующим воздушной армией. Знал ли об этом Кравчук? Если и знал, выбирать ему было не из кого. Возможно подобные слухи распускали о нем недоброжелатели, недовольные его изменой присяге. Впоследствии он занимал ряд ответственных государственных постов вне армии, ему украинское руководство доверяло. Во всяком случае, он первым приступил к формированию украинской армии.
Олесь продолжал:
-Министр обороны сам учит украинский язык, все приказы должны звучать на государственном языке. В данном случае, коль мы государство Украина, то и язык должен быть украинским, - убежденно, с чувством превосходства высказался Олесь.
-Нет пока единого украинского языка. Здесь говорят на одном диалекте, в Киеве на другом, на востоке и юге вообще говорят все по-русски, - возразил Николай.
-У нас есть великий литературный украинский язык. Язык Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Наши ученные еще чуть-чуть подшаманят, и придут к однозначному знаменателю по всей территории, - уверенно проговорил Олесь.
-Почему русский не сделать бы вторым государственным? Половина населения говорят на русском, - упрямо гнул свою линию Николай, который всю жизнь говорил по-русски, все деловое производство велось на русском языке. В Измаиле не было ни одной украинской школы. Ему трудно представить, что его мать, тетки, знакомые начнут переучиваться писать на украинском языке.
-Э, нет! Каких два языка? Если, юг будет слать нам документы на русском, мы им на украинском, а нам что, переводчиков держать?! Так не пойдет. Делопроизводство должно вестись на одном языке. Разговорный русский пока пусть остается. До поры, до времени! - приподнял он палец, - Нынешние первоклашки через десять лет закончат школу и все будут говорить на родном украинском языке.
Олесь с чувством превосходства смотрел на Николая, который пока еще не понимает великой цели истинных патриотов страны, поскольку жил не там и учился вне Украины. Тем интереснее будет ему перевоспитать молодого офицера.
Николай старался не спорить с Олесем, он присматривался, прислушивался, старался приспособиться к новым реалиям жизни. У него внутреннее ощущение, что он живет теперь в другой стране, ментальность, язык, мышление совсем разнятся с тем, к которому он привык с детства. Даже архитектура города совсем иная, западная.  Многое, что удивляло Николая, но он молчал, анализировал, насколько все о чем говорит Олесь, - серьезно. Особенно после одной реплики Олеся:
-Всех русофилов мы будем из армии выметать.
-Мы - это кто? - спросил Николай.
-Мы - это патриоты своей страны.
Николай замечал, более радикально настроенные в полку офицеры не очень то прислушивались к командам и распоряжениям старших офицеров, если те предпочитали русский язык, не соглашались с тем, что лесные братья вовсе не борцы за свободную Украину. Солдатам вбивалось в голову, все, что предшествовало развитию страны заслуга трудолюбивых украинцев, а вовсе не благодаря поддержке всего Советского Союза. Без него страна заживет богато, все налоги будут оседать в их стране, а не отправляться в Москву. А главное, они будут строить новую демократическую страну, ориентируемую на западную цивилизацию. Теперь старались солдат призывать только из западных областей страны. Из восточных областей оставляли служить по месту жительства.
Пока Николай слушал разглагольствования Олеся, мимо окон кафе по улице прошла колона молодых людей с речевками: «Украина для украинцев!», «Слава Украине!», «Героям слава!».
-Это кто? - спросил Николай.
-Это молодые патриоты. Будущее нашей страны, - не без гордости проговорил Олесь. - Хлопцы из национальной обороны Украины. Почетный глава у них знаешь кто?
-Слышал, - кивнул Николай. - Роман Щухевич, сын того самого… А чего бы этих хлопцев в армию не призвать? Призывники разбегаются, скрываются от призыва, а эти маршируют, и никто их не трогает, - проговорил он.
Олесь опрокинул очередную рюмку водки без тоста и приглашения выпить с ним, пояснил:
-Ты не понимаешь, это золотой резерв будущей альтернативной армии. Я  думаешь,  где пропадаю вечерами, сестра думает,  я в ночных клубах баб щупаю, а мы, украинские офицеры тренируем этих ребят. И тебя привлечем чуть позже, когда ты окончательно проникнешься идеями украинской  нации. Все же ты офицер украинской армии, - подчеркнул Олесь, хотя никакой украинской армии еще не было.
Николай промолчал, не хотел спорить, понял, переубедить в чем-либо собеседника невозможно. Олесь хвастливо продолжал:
-Эти ребята успешно разгромили конгресс русского отечественного форума в Киеве. А в Одессе разогнали учредительное собрание, которое хотело провозгласить Новороссийскую республику. В Херсоне провели героический митинг под лозунгом «Киев против Москвы!». Понимаешь, какая это общественная сила?! - восхищенно говорил он. - Армию для этого использовать неразумно. Наша армия еще только создается, а та что есть, не созрела для больших дел. Там большинство таких колеблюющихся, как ты. Ты мне симпатичен, ты не глупый парень, хороший офицер, полагаю, ты вполне способен проникнуться величием нашего движения. Вступишь в нашу Социал-националистическую партию Украины, которую мы создали в нашем городе. Скажу тебе по секрету: наши ребята сражались в Приднестровье, сейчас готовим отряд в Чечню, помогать борцам за свободу воевать против русских войск.
Николай слушал, смотрел упорно в окно. Не мог понять, почему Киев должен выступать против Москвы? Он учился в Москве и не слышал, чтобы где-то в Москве выступали против Киева и украинцев. Более того, на Арбате расположен культурный украинский центр, что трудно себе представить в Киеве. Украинцев русские считают братским народом.  Хотел возразить, что армия вне политики, понял Олесю говорить это бесполезно. Из окна кафе видна Большая Максимиллиановская башня. Перед приездом во Львов он  в библиотеке брал путеводитель по городу, чтобы знать некоторые достопримечательности. Путеводитель старый, семидесятых годов, в нем отмечалось, во время войны башня располагалась на территории немецкого концлагеря. В ней находились камеры смертников и помещения для допросов с пристрастием.
-Что сейчас в той башне? - спросил Николай.
Тот оглянулся через плечо, посмотрел в окно.
-Склад, наверное, - пожал он плечами.
-Ты знаешь, что там ранее был концлагерь? - спросил Николай.
-Брехня все это. Документов никаких не сохранилось, нет доказательства, что там был концлагерь, - лениво отозвался Олесь, явно недовольный вопросом. - А раз нет документов, то и нечего ссылаться на воспоминания обиженных людей. Может там и была тюрьма, так они есть и сейчас, почти в каждом городе.
Николай уже успел усвоить,  многие жители во Львове не желают вспоминать о позорных страницах истории, более того, они на повышенных тонах стараются доказать,  все, о чем говорят плохого о прошлом Львова и о западной Украине, это пропаганда или происки врагов. Он так же знал из путеводителя, что где-то недалеко от башни находится памятный  крест, на котором на украинском и английском языках написано: «Вечная память 140 тысячам погибших евреев, солдат в концлагере «Штатлаг 328» в период с 1941 по 1944 годы». Он не стал говорить об этом Олесю, слишком в хорошем настроении тот пребывал, высматривал в кафе хорошеньких девчонок. А если настаивать сейчас на своей осведомленности, тогда можно поссориться.
-Как ты думаешь, может нам снять парочку телочек? - кивнул Олесь на девушек у стойки бара.
Николай посмотрел на девчонок, которые у стойки бара заказали себе алкогольный коктейль, отрицательно покачал головой.
-Устал. Завтра рано вставать.
Олесь не настаивал. Допили кофе и водку, расстались до следующего утра.
За служебными заботами время летело быстро. В Москве случилась большая политическая заварушка. Кто-то хотел скинуть Горбачева, в Киеве по этому поводу молчали, только потерявший власть главный коммунист украинской партии старался встряхнуть коммунистов областей, те упорно отмалчивались, все выжидали, чем закончиться в Москве. Во Львове делали вид, ничего не произошло, мы идем в фарватере Киева. По телевизору пару раз показали Ельцина на танке. Затем Горбачев вернулся, заговорщиков посадили, и все пошло свои чередом.
Наступила зима.  Легкие морозцы по утрам сменялись осенним дождиком, снега почти не было. В Москве уже вовсю намело сугробов, стояли морозы, а во Львове по-прежнему глубокая осень.
В Украине шла подготовка к президентским выборам. Кроме Кравчука, Николаю были известны два других кандидата, об остальных четырех он даже не слышал, поскольку последние пять лет жил в Москве, а до этого украинской политикой не интересовался. О кандидате Черноволе он знал, поскольку тот был главой Львовской областной рады и знакомый семье Омельченко. Хотя удивлялся, как мог вчерашний сиделец, за спиной которого десять лет лагерей за дессидентство, стать председателем рады, а теперь еще хочет стать и президентом страны. О другом же таком кандидате из национально-демократических кругов Лукьяненко - Николай слышал потому, что его ругал в своих выступлениях Черновол, а так же скептически о нем отзывался Олесь, хотя уважал за антисоветские взгляды. Голосовали не столько за кресло президента, сколько за референдум о независимости. Кравчук быстро понял, что просоветские высказывания могут сыграть против него, и быстро переориентировался на националистическую позицию. Когда Черновола спросили, чем его  программа отличается от программы Кравчука, тот ответил: «Ничем, кроме того, что моей программе тридцать лет,  а его - три месяца».  Выборы выиграл Кравчук, Черновол был вторым, получил втрое меньше голосов.
Не мог ронять Николай, как теперь будет развиваться республика имея своего президента, поскольку в Москве правил президент СССР, которому формально должен был бы подчинятся Кравчук. Он же, наоборот, транслировал свою независимость, формировал собственную армию, переподчинил украинскому руководству милицию, внутренние войска. Все разрешилось в одночасье, больше похожее на переворот.
К нему после службы зашел Олесь, весело потирая руки сказал:
-Вот учудил наш дед, так учудил! Молодец! Теперь то мы им покажем где раки зимуют!
-Погоди, ты о чем? - удивился Николай.
-Сидишь в своей берлоге, радио не слушаешь. У тебя даже телевизора нет. Вот деревня! Наш батько Кравчук, в Беловежской пуще с Ельциным и белорусом Шушкевичем подписали союз независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование! - радовался Олесь и стучал себя от возбуждения по коленкам.
-Тебе-то какая от того радость? - проворчал Николай. - Мы и так на референдуме первого декабря проголосовали за независимость. 
-Ты не понимаешь! Одно дело объявить за независимость, однако к Москве мы были привязаны единой валютой, армией, экономикой. А теперь все! Врозь! Мы будем создавать свою полноценную армию, свою денежную систему, свою конституцию. Те  офицеры, которые захотят служить в России, - скатертью дорожка! Ты сам как? - покосился на него Олесь.
Николай думал не долго. Он не раз уже прикидывал, как ему быть, если перед ним встанет такой выбор. Служить в армии с чуждым ему языком, в которой культивируются  зачатки нездорового национализма, ему не хотелось. С другой стороны, на Украине проживают его родители, многочисленные родственники, школьные друзья. Неизвестно, до какой степени произойдет разрыв между Украиной и Россией. Брат Николай намекает, что хотел бы остаться в Москве. Кто тогда присмотрит за престарелыми родителями? И он надеялся все же перевестись поближе к ним, туда, где не так культивируется украинский язык.
  -Я останусь, - кивнул Николай.
-И это правильно! Заживем, как все цивилизованные европейские государства. Завтра в полку проведем митинг, поддержим решение Кравчука, потом подумаем о принятии присяги на верность Украины.  Это событие надо обмыть! Пошли в кафешку.
Николай неохотно поднялся. Ему вовсе не хотелось идти и выпивать, знал, Олесь не отстанет. Патче того, обвинит в нежелании разделить общую радость по поводу приобретения полной независимости Украины.
По пути в кафе Олесь сказал:
-Сеструха моя интересовалась тобой.
-С чего вдруг? Она при той встрече даже не взглянула на меня, - удивился Николай..
-Видимо, все же взглянула. Мать все сватает ее за сыночков своих высокопоставленных знакомых. А там сыночки, - не приведи Господи.  Сказала, пойдет за военного, и вспомнила, что у меня есть товарищ.
-Девушка красивая, - уклонился от обсуждения Николай.
Олесь хлопнул его по спине.
-Смотри, а то шуриным станешь, - и засмеялся.

*  *  *
Учеба продолжалась так, как будто ничего в стране не менялось. Совершили попытку изменить курс Горбачева его бывшие соратники. Не получилось. Многолетний Председатель Совета министров Рыжков с инфарктом отправлен в отставку, теперь в Советском Союзе на западный образец - Кабинет министров. Новый глава Кабинета Павлов не оправдал надежд, примкнул в путчистам, пребывает вместе с остальными за решеткой. Давеча, летом опального Ельцина избрали делегатом на партийную конференцию, а тот устроил там такой разнос всей партийной верхушке, что Горбачев сидел красный, как рак, а выгнать с трибуны Ельцина не мог, все шло по телевидению в прямом эфире. Об этом шептались по углам, вслух и публично речь Ельцина не комментировали. Тем более, по черно-белому телевизору красноты Горбачева не видели, однако молва упорно доказывала, ему было очень стыдно. Все эти политические перипетии мало касались студентов, их оберегали от внешних преобразований, преподаватели сами пока не понимали к чему все это может привести. Кто-то поддерживал Горбачева, кто-то Ельцина, некоторые ни того, ни другого. Будущим журналистам они рассказывали о происходящем за стенами института, однако старались не делать никаких выводов. Хотя сами студенты хорошо все видели, читали в газетах, благо независимых газет выпускается много. С путчем осталось много неясностей, Дмитрий пытался задать вопросы профессорам: почему Горбачев не приказал арестовать заговорщиков? Почему личная охрана подчиняется не ему, а председателю КГБ? Почему заговорщики действовали так нерешительно, не арестовали Ельцина? Не подчинили полностью себе телевидение? Почему в Москве появились войска? Пучисты решили с помощью армии бороться с несогласными? Эти вопросы он задавал уже как будущий журналист, только никто не давал на них ответы. А в силу молодости и некомпетентности сам прийти к определенному выводу не мог. Решил, он сконцентрирует все внимание на учебе, а политической журналистикой  займется позже. Хотя как-то профессор по политологии признался студентам: «Я не верю, что Советский Союз может прекратить свое существование. Тем более, что народы проголосовали за его сохранение. Однако я глубоко уверен, что социалистическая экономика приказала долго жить», - грустно поведал он.
Павел с места спросил:
-Разве Советский Союз сможет существовать без социалистической экономики?
-И какой же выход? - с места выкрикнул студент Игорь Лапин.
Профессор помолчал, походил перед аудиторией, словно раздумывал, можно ли высказать свою мысль вслух. Наконец решился:
-Выхода два: или тоталитарный жесткий режим, или рыночная экономика под руководством государства.
-Возврат к капитализму?! - воскликнула студентка Люба Савушкина.
-Увы. Не самый худший вариант в разумных руках, - кивнул профессор.
-Как же так! Нас десять лет в школе убеждали, капитализм наихудшая форма правления, а теперь мы будем его возрождать в своей стране? - спросил все тот же девичий голос. Дмитрий оглянулся. Убедился, спрашивала Люба Савушкина, студентка, приехавшая из Свердловска. Толстая русая коса являлась предметом шуток со стороны однокурсников, почти никто из девушек  не носили косы, почти у всех короткая стрижка, она упорно не соглашалась следовать моде. Тем и симпатична она была Дмитрию. Профессор долго объяснял студентам все плюсы и минусы рыночной экономики. В конце грустно заметил: «Мы, русские, любим торопиться, поэтому у нас всегда первый блин получается комом. Как бы подобное не случилось с рыночной экономикой».
Дмитрию хотелось увидеть Диану. Он не знал, под каким предлогом встретить ее. Сожалел, что не записал номер ее домашнего телефона. После того, как она отказала Павлу, он постеснялся спрашивать ее о номере телефона. Он не был влюблен в нее, ему было интересно, какая она вне вечеринки, где она влекла его своей раскрепощенной энергией, ему было интересно с ней побеседовать в обыкновенной обстановке. Убедиться, что она привлекательна не только в танцах. Или разочароваться в ней. Дежурить возле училища ему казалось недостойным, тем более, что в училище часы учебы не похожи на четкие пары в его институте. Павел на последней паре спросил его, пойдет ли он в кино?
-Нет лишних денег, - отказался Дмитрий.
-Я угощаю. Мы пойдем не в кинотеатр, тут один чудик открыл видеосалон на пятнадцать или двадцать мест, крутит зарубежные фильмы по видеомагнитофону.
Дмитрий с любопытством посмотрел на него. Он знал,  в городе открыто много подобных заведений. Билеты стоят относительно недорого.
-Что за фильм? - спросил он.
-Калигула. Римская история. Возьми с собой Любаню, - кивнул он на девушку с толстой косой, он видел, что друг общается с ней чаще, чем с остальными.
-А ты Диану пригласишь? - спросил Дмитрий в полной уверенности, что он пригласит Диану, и он увидит девушку.
-Нет. У нее появился то ли свой мэн, то ли она с головой ушла в учебу, теперь она меня старается реже замечать, - ответил с долей скептицизма Павел.
Дмитрий оглянулся на Любу, сказал, неудобно как-то приглашать ни с того, ни с сего девушку, дружеское общение вовсе не повод, чтобы продолжить общение вне стен института.
-Провинция! Когда-то нужно начинать приглашать девушек не только в кино, - с долей скепсиса констатировал Павел, и только прозвенел звонок, окликнул: - Савушкина, ходь сюда!
Та и не думала откликаться на зов, проходила мимо, Павел ухватил ее за руку.
-Любаня, хочешь любви большой и чистой?
-Отстань! - выдернула она руку.
-Постой. Я шучу. Мы с Димкой хотим пригласить тебя в кино. Исторический фильм. Полезный для общего развития.
Девушка взглянула на Дмитрия.
-Правда? - спросила она у него. Павлу она не доверяла. Дмитрию симпатизировала. Они часто на переменках болтали ни о чем, иногда ходили вместе в столовую. Взаимная дружеская симпатия проскальзывала между ними.
Дмитрий кивнул. Девушка минутку подумала, спросила:
-Где и во сколько?
Этого Дмитрий не знал. Павел поспешил на выручку:
-Встречаемся в пять у центрального входа. Идет?
-Ты согласна? - спросил Дмитрий Любу.
-С тобой - да, - ответила девушка и пошла на выход.
В пять Павел ждал их у входа с юной толстушкой маленького роста, пухлые щеки и курносый нос, единственное что запомнил Дмитрий. Павел торопливо представил их, повел  в сторону салона, в котором они должны были смотреть фильм.
Зал, в который они пришли, напоминал небольшую комнату, на тумбочке стоял большой телевизор, рядом японский видеомагнитофон «Панасоник». Таких видеосалонов в Москве открывалось множество. Деньги деловито собирал белобрысый парень, Павел отодвинул два стула к стене, позади двух рядов стульев, уселся со своей девицей отдельно. Погас свет и телевизор засветился голубым светом. Фильм исторический, но с эротическими подробностями, которых в советских кинотеатрах не показывали. При первых откровенных сценах, послышались возгласы, короткий смешок, Люба схватила за руку Дмитрия и сильно сжала, потом закрыла глаза.
-Куда ты меня привел? - в ужасе зашептала она.
-Я сам не знал, - ответил Дмитрий, его самого несколько шокировали откровенные сцены. Подобного в советских фильмах не увидишь и в книгах не прочтешь. Дмитрий украдкой оглянулся. Павел самозабвенно целовался со своей девицей, его рука глубоко утонула  в ее пазухе. Девица этого не замечала, обняла Павла за шею, отвечала на поцелуи с не меньшим темпераментом. Он посмотрел на Любу, даже в полутемноте видно, как горели ее щеки. На наиболее откровенной сцене, когда гетеры ублажали служащих дворца, Люба не выдержала, вскочила:
-Пойдем отсюда!
И пошла к выходу. Дмитрий выскочил за ней в осенний вечер.
-Какой ужас! - негодовала она. - И как такое можно снимать?!
-Послушай, Люба, ведь это правда жизни. Развращенный век. Когда рабыня не считалась человеком, и хозяин мог делать с ней все, что хотел.  Так было, это исторический факт, - попытался он несколько смягчить негодование девушки.
-И что же! Историю нельзя показывать без этих сцен? - тоном капризной девочки высказалась Люба.
-Думаю, это только начало. Дальше будет хуже. Сейчас мы видели только эротику, вскоре появится и откровенная порнография. Или уже появилась. И ты, как будущая журналистка должна к этим вещам относится так, как патологоанатом относится ко внутренностям трупа. Вспомни, мы о проститутках раньше только слышали, и не верили, что они могут у нас появиться, а сейчас они шпалерами стоят на Тверской. И если у тебя появится задание написать репортаж о них, ты станешь отказываться? Тогда ты выбрала не ту профессию, - убеждал ее Дмитрий. Люба шла молча, сопела, ей нечем возразить. Ему как-то хотелось оправдать Павла, который заманил их на просмотр этого фильма.  Вспомнил, как Павел говорил, что у них на курсе не найдешь девственницу, с сомнением посмотрел на целомудренное негодование девушки, и не мог поверить, что стыдливая Люба может быть уже женщиной, в ее городе была у нее любовь с продолжением.
И надо же именно в эту минуту им встретить Диану. Дмитрий сначала не узнал ее, просто не обратил внимание на прохожую, пока Люба не поздоровалась с нею. Они встречались у него в комнате, когда Павел устраивал небольшие посиделки с вином и танцами. Диана кивнула и хотела пройти мимо, Дмитрий встал в ступор.
-Привет, Диана. Почему не заходишь? - окликнул он девушку.
Глупее вопроса в голову прийти не могло. Она остановилась, смерила взглядом Любу, спокойно ответила:
-Не приглашают.
-Я приглашаю, - выпалил Дмитрий.
-Спасибо.
-Я позвоню. Ах, да! Я не знаю номера.
Диана продиктовала номер, и они распрощались. Люба иронически улыбнулась.
-Надо же! Ты чуть шею не сломал, так резко отреагировал на нее.
-Интересный человечек. Будущая актриса, - пояснил Дмитрий.
-Если актриса, тем уж и интересна?
-Да нет, еще неизвестно, какой она будет актрисой,  хотя я видел ее в спектакле. Играла превосходно.
-Я тоже видела ее на вечеринке у вас. Вела себя довольно вульгарно. Нравятся вам, мужчинам, легкодоступные девицы.
-С чего ты взяла, что она легкодоступна? Раскрепощена - да.  Свободна! - заступился за Диану Дмитрий. -Неизвестно, что осталось  за спиной у наших целомудренных девушек, - проворчал Дмитрий. - Ты, небось, жениха дома оставила?
-Оставила. Только разве вы, парни, умеете ждать. Он даже писем мне не пишет, хотя летом на каникулах клялся в вечной любви. Сестра написала, видела его с девицами.
-А ты хотела бы, чтобы он пять лет сидел и выглядывал из-под козырька: едет ли моя любимая? - покосился на нее Дмитрий.
-Не пять лет. Я же на каникулы ездила, и уже чувствовала, за его словами о любви легкое отчуждение. Он как бы тяготился нашими встречами, и все торопился по каким-то делам, словно я на год приехала.
Так в разговоре они почти дошли до входа в общежитие. Они остановились, не договорив, Дмитрий за плечи повернул девушку спиной к ветру, чтобы она не замерзла в своем демисезонном пальто, она расценила это так, что юноша хочет обнять ее. И доверчиво прижалась к нему. Дмитрий не ожидал ее такого шага, полагал, он всего лишь вежливо укрыл девушку от ветра. А она смотрела на него снизу вверх, положив руки на грудь, словно ожидала продолжения с его стороны. И он неумело ткнулся в ее губы. Она не оттолкнула, только доверчивее прижалась к нему. Он обнял ее и смелее поцеловал. Слегка закружилась голова. По сути, он первый раз целовался с девушкой. И целовал он ее не от возникшей любви, почувствовав, что она его не оттолкнет, ему стало интересно, как это целоваться с девушкой. Оказалось, очень даже приятно. Там, у себя дома, он не сторонился девушек, общался и ходил сними в кино, провожал домой, но никогда не делал попыток сблизится в надежде, что когда-нибудь, он на свидании поцелует Эсфирь. И у нее не будет огорчения по поводу того, что он до нее уже с кем-то встречался и целовался. И берег себя только для нее. И проскочил тот юношеский период, когда парни с серьезными намерениями начинают бегать на свидание, целовать девчонок.
И сидя перед сном на кровати он вспоминал податливые губы Любы, удивлялся на свою слабость: «Надо же! Оказывается можно целоваться и без любви, и оттого будет так же приятно, очень будоражит кровь. А как же Любин жених, который ждет ее дома? Почему она может позволить целовать себя другому парню, а сама обижается на того парня за отчужденность?». И как теперь ему вести с ней? Ведь она симпатична ему, но сможет ли он ее полюбить так, как любил Элю? Полагал, коль они целовались, то он теперь такой же ее парень, как другие однокурсники, которые разбились на пары, и ни от кого не скрывали своих отношений. Его несколько коробила мысль, все же он не влюблен в нее, и у нее есть жених, хотя тот и далеко.
В начале декабря по институту пронеслась новость, ее прямо в аудитории на  перемене озвучил студент Горлов:
-Братцы!  Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение о разделе и создании Союза независимых государств. Советский Союз закончил свои славные, бесславные дни!
-И чего нам теперь, ура кричать? - отозвался за всех Павел.
-Как это они провернули за спиной Горбачева? Это же государственный переворот? - высказался Дмитрий. - Их нужно арестовать!
-Кишка у него тонка, - парировал Степан. - Российская милиция кому подчиняется? А советской уже почти и нет. И армии у Горбачева нет. Как теперь нам быть? Мы же теперь иностранцы в России?- озадачил он всех не из России студентов.
По спине многих студентов из бывших советских республик пробежал холодок.
Много лет спустя Дмитрий узнал о поведении Ельцина в то время. Всю троицу вызвал к себе Горбачев. Шушкевич и Кравчук не поехали. Ельцин появился в Кремле, Горбачев в присутствии Назарбаева спросил: «Что вы там натворили?!» - Ельцин довольно грубо ответил: «Вы что, допрос будете мне устраивать?» Тот: «Пока я еще президент Советского Союза». Ельцин обошел стол, подошел к креслу Горбачева и нагло сказал: «Скоро я буду сидеть в этом кресле!». Этот некрасивый, почти хамский жест, как нельзя лучше характеризовал политические амбиции Ельцина, для которого власть стала основой жизни.
Дмитрий, Степан и другие студенты из бывших союзных республик растерялись, как им, действительно, в дальнейшем быть? Пошли в деканат. Там тоже не могли ничего толком объяснить, сами в растерянности. Чуть позже им пояснили, есть два пути продолжения учебы: на платной основе или после согласия на российское гражданство. Ни то, ни другое для Дмитрия неприемлемо. Денег на учебу нет. Он, русский по рождению, однако проживает на Украине, там его родители. В киевском университете возросло требование к украинскому языку, декларировалось, что в дальнейшем все перейдут на украинский, которого Дмитрий не знал. Степан тоже в растерянности.
Решили закончить сессию, после каникул станет ясно, как быть. 25 декабря другая новость всех ввела в некоторый ступор: сложил свои полномочия президента Горбачев,  СССР окончательно прекратил свое существование. Студенты собрались в актовом зале, все смотрели по телевизору отречение Горбачева. Стояла мертвая тишина. Дмитрий чувствовал, как у него стало в голове пусто, только одна мысль стучала в голове: как же мы будем дальше жить. Возникло такое ощущение, что все граждане страны остались в подвешенном состоянии. Особенно этнические русские или те кто считал себя русским по культуре и мироощущению, которые в одночасье остались за пределами России.
-Вот тебе и перестройка! - удрученно  высказался Степан. - Горбачев думал, что строит дворец, оказалось, получилась собачья будка, - констатировал он.
-Это ты уж слишком… - возразил Дмитрий.
-Ты стал славянофилом? - спросил Степан.
-Я русский. По плоти и духу, - отмахнулся от него Дмитрий, спорить в такую минуту бесполезно, что ни скажи, все будет звучать фальшиво.
На каникулы несколько студентов, которые далеко живут, домой не поехали. Оставшиеся студенты скидывались продуктами, собирались в одной из комнат, ужинали, играли в подкидного дурака, иногда в шахматы. Студент Игорь Лапин после очередной игры в карты, предложил для разнообразия сыграть в подкидного на раздевание. Люба возмутилась:
-Нечего устраивать от скуки вертеп, нужно оставаться людьми.
Не поехала в далекий Свердловск Люба Савушкина, которая после того похода в кино и последующих поцелуев, стала оказывать Диме знаки внимания. Люба не была красавицей, правильные черты лица, светло русые, в рыжинку,  курчавые волосы, которые она заплетала в тугую косу, пухлые губы, открытый взгляд больших серых глаз. Типичная кустодиевская девица. Смущали Дмитрия широкие бедра, и вообще девушка она плотная, сбитая,  рука полная, белая, с веснушками до локтя. Она взяла покровительство над Дмитрием, хотя, казалось, он в большей степени должен опекать его. Ее присутствие наедине волновало Дмитрия, целуя ее он ощущал, как девушка жарко в ответ обнимала его и вовсе не реагировала, когда он плотно прижимался к ней, не старалась оттолкнуть.
На новый год раздобыли на всех бутылку шампанского, символически разлили по полстаканчика, провозгласили заздравную, гурьбой вывалили на набережную, дурачились, кидались снежками, и не поймешь со стороны, то ли дети балуются, то ли подвыпившая молодежь развлекается. Когда возвращались, Люба наклонилась к нему и сказала,  она нажарила картошки.
-Заходи, угощу, - пообещала она.
-У меня есть только заварки и сахар, - пообещал он.
-Вот и запьем чаем, - улыбнулась она.
И они сидели вдвоем в комнате, съели картошку, пили чай, потом сидели на кровати, прислонившись спиной к стене. Свет не включали, в окно проникал свет от праздничной иллюминации. Говорили о завтрашнем дне, о предмете, который обоим давался не так легко. Потом девушка ненароком привалилась к нему. Он ощутил ее тепло. Обнял девушку за шею, прижал к себе, она доверчиво положила голову  ему на плечо, продолжали говорили не о чем, оба чувствовали, что слова уже не имеют смысла, пытались гадать,  каким будет девяносто второй год. И оба чувствовали  некоторое внутреннее волнение от близости, впервые они были наедине, когда не надо опасаться, что появятся посторонние, Люба не одна жила в комнате, в ее комнате проживали две девушки, и в его комнате живет Степан. После того вечера в кино они  уединялись в аудитории, и они снова целовались, вздрагивали от каждого скрипа двери. И сейчас, в темноте, когда повисла пауза, Дмитрий погладил ее волосы, она распустила косу, волосы покрыли всю ее спину, глаза блестели в лучиках проникающего света. Она повернулась к нему, подставила губы, и он сначала робко, потом все смелее и смелее стал целовать ее, понимая, поцелуи там, вне интимной обстановки, и здесь, действуют более возбуждающе. И она отвечала на поцелуи, обнимала его, он нечаянно коснулся ее груди, думал девушка вздрогнет и оттолкнет его, она не заметила этого прикосновения. И тогда он уже целенаправленно коснулся груди, и девушка только сильнее задышала,  судорожно прижала к себе Дмитрия.
-Люба, а  у тебя там, с твоим другом, было? - спросил он на ушко.
Она замерла, помолчала, тихо ответила:
-Было. Мы же жениться хотели.
У Дмитрия в груди все замерло. Стыдливая, целомудренная Люба, которую он с большим трепетом едва позволил себе коснуться ее груди, совсем недавно, в прошедшие каникулы, лежала обнаженной перед другим мужчиной, и для нее прикосновение Дмитрия не внове, а он полагал, что у обоих это впервые. И не ревность возникла в его груди, это открытие так поразила его, что он невольно отпустил девушку, застыл. Люба почувствовала легкое отчуждение юноши, прижалась к нему, горячо зашептала:
-Ты не думай, Дима, я не набиваюсь к тебе в невесты. Ты нравишься мне, я влюблена в тебя, ничего от тебя не требую. Мне очень хорошо с тобой. Я хочу, чтобы мы были вместе до конца учебы. А там будет видно, как нам поступить.
-И мне с тобой хорошо, Люба, - деревянным голосом проговорил в темноту Дмитрий. Возбуждение от близости медленно угасало. - Понимаешь, в моем полунищенском состоянии строить серьезные отношения было бы неразумно. Не хочу тебя обманывать.
Девушка обняла его за шею, притянула к себе, горячо зашептала в самое ухо:
-Да я ничего от тебя не требую. Будь только со мной. В качестве друга, моего возлюбленного, любовника, кого хочешь! Ты очень люб мне, я буду преданной твоей избранницей. Ты не думай, я не падшая женшина! Я бы оставалась верной и своему другу, но он оставил меня, изменил, обманул. И я теперь свободна от всех обязательств. Будь моей опорой! Я не хочу, чтобы кто-то посторонний глазел на меня сальными глазами, а так все будут знать, что ты мой избранник, - громким шепотом горячо шептала девушка.
«Вот те раз! - подумал Дмитрий. -И это Люба, самая скромная из всех. Может быть и прав Павел, нет на курсе девушек. У всех за спиной прошлая и настоящая бурная жизнь».
-И ты, неуверенная в моей любви, согласна стать моей женщиной?- удрученно спросил он.
-Могу быть просто другом, - прошептала она.
-Люба, у меня не было женщины, - признался он. - Я любил одну девчонку в школе, но мы встретились только один раз. У нее строгие родители. И все! Ты уже испытала… - он запнулся, не зная, как высказаться, - а я нет...
Девушка словно не слышала его, начала осыпать его лицо поцелуями, горячо зашептала:
-Хочешь, я буду твоей?! Прямо сейчас?
Конечно, Дмитрий хотел этого, он не знал, что при этом должен делать. Срывать с нее одежду, или подождать, когда она сама разденется? Легче всего было уйти. Встать и уйти. Дезертировать! Только стыдно потом будет смотреть друг другу в глаза: ей за свое падение, ему за дезертирство. Он остановил ее, взял за плечи, и медленно положил головой на подушку. Волосы обильно распластались по всей подушке, девушка замерла и ждала от него дальнейших действий. Он на минуту замер, не знал, как ему поступить, она ждала от него дальнейших  действий широко открытыми глазами. И он начал целовать ее, шею, все ниже, ложбинку груди, девушка вновь задышала, грудь вздымалась, она в истоме закрыла глаза.
-Скажи, теперь, как порядочный человек, я буду обязан на тебе жениться? - спросил он, начитавшись романов Вальтера Скотта о джентльменском отношении мужчины к женщине.
-Нет. Мы оба к этому не готовы. Если ты полюбишь меня, то к концу учебы будет видно, - громким шепотом ответила девушка, и нетерпеливо притянула к себе.
Утром Дмитрий по-воровски выглянул в коридор, убедился, что там пусто, кивнул Любе и, втянув голову в плечи, быстрым, крадучимся шагом пошел в свою комнату. У себя он сел на стул и тупо уставился в окно, открывая в душе новые ощущения. Это была незабываемая ночь. Первая в его жизни. Никогда ранее он не видел и не ощущал обнаженного девичьего тела. И для него это стало таким открытием, которое поразило его в самое сердце. Только удручало некоторое сознание того, что девушка отдалась ему без слов любви с его стороны. Он и сам не знал, как к ней теперь относиться. Она нравилась ему, со своей русой косой в его глазах она олицетворяла русскую девушку у ствола белой березы из стихов Есенина. Он не успел осознать, что не испытывая большой всеобъемлющей любви, вдруг оказался в ее постели. И как теперь ему быть дальше? Продолжать отношения или принять за обоюдное желание всего на один только вечер. Но прошел день, и все эти мысли улетучились из головы, как только он вечером увидел Любу. Она вся светилась изнутри, и Дмитрию захотелось опять ощутить то пьянящее чувство близости, целовать и ощущать запах девичьего тела.
Теперь они избегали общие посиделки в комнате с оставшимися на каникулах студентами, а старались быть вдвоем, поскольку оба понимали насколько скоротечны каникулы, через неделю аудитории и коридоры вновь наполнятся студентами, и негде будет им уединиться. А еще, к Любе приехала обеспокоенная не приездом дочери мама, и девушка не очень была рада ей, хотя она привезла ей продукты и деньги. Люба украдкой забегала к нему в комнату, делилась продуктами, быстро целовала и убегала. Она не хотела знакомить его с мамой, поскольку та по-прежнему полагала, у дочери в городе остался жених, который ждет ее. Когда они уехали на экскурсию в город, Дмитрий спустился в холл, где стояли телефоны, набрал номер Дианы. Нужно поздравить девушку с Новым годом. К телефону долго не подходили, и он уже хотел положить трубку, когда трубку сняли, и тусклый голос просипел:
-Да...
-Диана, это я, Дима Орлов. Я хотел поздравить тебя с Новым годом…
Она перебила его.
-Ты почему не уехал домой? - спросила она.
-Туда с пересадками пока доедешь, пора обратно будет ехать, - пояснил он. Не стал объяснять, что на поездку у него нет денег.
-Приезжай ко мне. Мне так хреново, я одна сойду с ума, - с болью в голосе проговорила она.
-Хорошо, - несколько поспешно согласился он, хотя был несколько озадачен ее состоянием и скоротечным приглашением.
-Ты помнишь, где я живу? - спросила она.
-Да.
-Позвони три коротких раза, я иным не хочу открывать, - попросила она.
-Через полчаса буду.
Диана встретила его с бокалом в руках, везде царил полумрак. Она взяла его руку, потянула за собой.
-Погоди, я обувь сниму. Наслежу.
Он нагнулся, скинул ботинки, верхнюю одежду.
-Ты чего в легкой курточке? На дворе мороз, - заметила она.
-Закаляюсь. Не хотел осенью везти из дому пальто, думал съезжу на каникулы, - пояснил он.
Они зашли в комнату. На столе начатая бутылка вина, фрукты, кожура от мандарин валялись на столе и полу.
-Как все запущено, - проговорил Дмитрий, - у тебя депрессуха?
-Да. У нас ведь тоже каникулы. Новый год просидела одна, смотрела телевизор. Никого не хочу видеть. Новыми подругами я еще не обзавелась.  А те что были ранее, все при мужьях и родителях, - небрежно пояснила она.
-К родителям почему не поехала? - спросил Дмитрий.
-Отец так и не простил меня. У него не умещается в голове, как можно поменять МГУ на какое-то училище. Мама, вот, привезла деньги, продукты и вино. Выпей со мной.
Она налила ему в бокал, приподняла свой, смотрела на него сквозь стекло, томно проговорила:
-Что ты мне пожелаешь в новом году?
-Что можно желать девушке, у которой все есть, - кивнул он на стол. А если серьезно: Закончить с успехом училище, получать значимые роли. Выйти замуж за достойного человека. И впредь не скучать. Пить в одиночестве не самый лучший выход из депрессии. Вспомни печальный опыт актрис, которые после блестящих ролей, топили свое одиночество в вине.
-Какой ты зануда. Начал хорошо, кончил за упокой. За тебя!
И опрокинула остаток вина в себя. Дмитрий надпил, поставил бокал, взял мандарин, очистил, разломил на дольки, одну дольку себе, одну давал Диане. Она как цыпленок открывала рот и лукаво поглядывала на парня.
-Как вовремя ты пришел, - сказала она.
-Сам не ожидал. Я ведь позвонил, чтобы поздравить, не более. Не могу понять, почему ты одна, без парня? Ведь возле тебя всегда, как пчел возле меда?
-Ты еще скажи, как мух возле…
-Нет, - прервал он ее, - именно меда!
-Ах, спасибо! Все, кто возле меня ждут только одного! Тем более, в Новогоднюю ночь! А я хочу чувствовать рядом умного собеседника.
-Ты полагаешь, что я один из них?
-Не знаю. Просто я просидела Новогоднюю ночь одна, затем еще несколько ночей и решила, что могу свихнуться. Ты позвонил, когда я уже не могла оставаться одна.
Она встала,  села на диван. Дмитрий остался сидеть на стуле, повернулся к ней, расспрашивал, как проходит ее учеба. Ведь в училище учат предметам, о которых он не мог даже представить. Например, по сценическому искусству им приходиться лаять собакой, впадать в транс, вызывать слезы. Преподают им заслуженные и народные артисты республики, которых Дмитрий мог видеть только в кино. Она расспрашивала его о прежних знакомых. Дмитрий спросил, приходил ли к ней в гости Павел?
-Приходил. Два раза. И оба раза под хорошим хмельком. Мылился остаться на ночь. Один раз выставила сама. Второй раз пригрозила вызвать милицию. Обозвал дурой и исчез. Он ведь в кампании хорош.  А в отношениях он весьма-а непостоянен.  И однообразен, - сморщила она свой носик.
Так беседовали они, пока за окном не сгустилась темень.
-Я пойду, - встал он. Его, наверняка, ждет Люба, только вряд ли она сможет зайти к нему на некоторое время, у нее в гостях мать. - Сполосну от мандарин  руки. У тебя ванная там ? - показал он на дверь.
-Да. Полотенце любое.
Он зашел в ванную,  вытирая руки, громко сказал:
-Здорово! У тебя ванна. Я сто лет не купался в ванной. В общежитии душ, дома у меня  - душ. По воскресениям общественная баня, там тоже тазики и душ, - сказал он без всякой задней мысли.
Диана встала у двери, прислонилась к косяку.
-Хочешь, прими ванную, - просто сказала она.
-Правда?!
Она пожала плечами.
-Я бы с удовольствием, но неудобно как-то… - спохватился он, не мог себе представить, что он разденется в чужой комнате, будет пользоваться чужим полотенцем, мылом и шампунью.
-Неудобно на потолке спать, - хмыкнула девушка, отошла и вернулась с большим махровым полотенцем.
-Ой, спасибо! Не сочти за наглость, я быстро…
-Не торопись. Самый кайф полежать в теплой воде. Шампунь и мыло на полочке.
И закрыла за собой дверь. Дмитрий быстро разделся, набрал ванну теплой водой, лежал и нежился. Действительно не часто ему приходилось лежать в ванной. Так было у дяди Васи в Крыму, когда они ездили к нему в гости, тогда он был еще малолетним.  Ходили к тети Варе в Измаиле, они жили в квартире, у них была ванная, он с мамой целенаправленно ходили принимать ванную, поскольку городская баня была на ремонте. Он нежился, вспоминая те счастливые дни детства, потом опомнился, все же он не у тети Вари, нужно торопиться. Быстро намылился.
-У тебя все нормально? - спросила Диана из-за двери.
-Да, да, я сейчас выхожу…
Он вышел счастливый и расслабленный.
-Благодать какая, не знаю, как тебя отблагодарить.
-А ты останься у меня. А то мне будет вдвойне грустно одной. Да и нельзя тебе с мокрой головой на мороз, - предложила она.
Дмитрий на миг замер. А как же Люба? Это же явная измена. Но оттолкнуть Диану тоже было бы верхом невежества, она же полагает, что его никто не ждет, студенты все разъехались.
-Я постелю тебе на диване, - сказала Диана.
-Да? - глупо спросил он, полагая, что если его оставляют, то спать им в одной постели. - А почему не вместе?
Диана с укоризной посмотрела на него.
-И ты туда же… Я дала зарок, не спать с мужчинами до первой брачной ночи. А оставляю тебя, уверена в твоей порядочности.
Дмитрий явно озадачился, никак не ожидал такого поворота.
-Погоди, Паша говорил, что ты жила с парнем и собиралась выйти за него замуж. И сейчас у тебя кто-то есть, только… почему я, а не он здесь? - глупо спросил он.
-Слушай больше ты своего Пашу, - недовольно проговорила она. - Балабол и трепач. Парни у меня были, и есть, спать с ними я не собиралась. Это либо друзья, либо поклонники. Среди них нет тех, с которыми хотела бы проснуться и провести всю жизнь в одной постели, - скороговоркой выговорила она, расстилая постель на диване.
-Почему ты тогда не выходишь замуж? Ведь ты красивая, умная, упакованная, все у тебя есть. У тебя куча поклонников. И тебе уже достаточно для замужества лет. Ты какого принца ждешь? А если ты не встретишь достойного, так и будешь себя беречь? - недоумевал парень.
-Посмотрим. Я дала зарок в этом, новом году познакомится с достойным моей руки и сердца парнем, - заявила она. - А не получится, выйду за того, кто будет искренне меня любить.
Она взбила подушку, показала рукой на диван, на котором он может располагаться, сама отошла, в темноте разделась, улеглась на кровати у окна. С чувством некоторого смятения он разделся, старался не смотреть в сторону Дианы, нырнул под одеяло. Чтобы говорить с ней, Дмитрию приходилось задирать голову.
-Расскажи о себе, - попросила Диана. - Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Вижу, ты  умный, скромный юноша, ты симпатичен мне. А главное, не пытаешься волочиться за мной, - со скрытой улыбкой в голосе проговорила она.
-А ты бы очень хотела этого?
-Тогда ты был бы как все, и не был бы так приятен. Просто любопытно, почему все стремятся сразу понравиться мне, осыпают комплиментами, стараются ухаживать, при этом всегда стремятся форсировать события. Именно поэтому я и осталась одна на Новый год. Потому что заранее знала, чем бы все это закончилось… все проехали. Расскажи о себе, - потребовала она.
-А что рассказывать? Биография моя коротенькая, не успела обрасти событиями. Родился в городе Измаиле, ты о таком и не слышала. Это на самом краю теперешней Украины, далее за Дунаем расположена Румыния. Родители люди простые. Отец рабочий, мать домохозяйка, есть брат, служит во Львове. В Измаиле окончил школу, - медленно рассказывал Дмитрий.
-Даже не представляю, где это? Раньше это была не Украина?
-Раньше мы не ощущали себя жителями Украины. Мы жили в большом Советском Союзе, говорили и учились по-русски, читали русские книги, вся деловая переписка велась на русском языке. Ничего украинского, кроме песен, мы не слышали. За редким исключением в пригородных селах жители говорили на смеси русского и украинского, мы его суржиком называли.
-Девушка у тебя дома осталась? - спросила Дина.
-Нет. Я был влюблен в одну девушку из моей школы, но отношения у нас не сложились.
Он замер, ожидая вопроса о девушке в институте, лихорадочно думал, как ответить, врать не хотелось, он не был влюблен, но после последних событий в их отношениях отказаться от Любы, ему казалось предательством. Диана спросила о другом:
-По окончании ты вернешься домой,  на Украину?
-Не знаю. Не решил еще. Все будет зависеть от обстановки. Посмотрю, к чему приведет суверенитет республики. Впереди четыре года учебы, многое может измениться. В Москве, конечно, перспективы заманчивее. Пока я еще гражданин с паспортом СССР, как и все вокруг. Боюсь что-либо загадывать, нужно сначала институт закончить, - пояснял Дмитрий.
Потом он опять  расспрашивал об учебе в училище, спрашивал, когда он увидит ее в студенческом спектакле, и позже на большом экране. Она отвечала, что киностудии сокращают выпуск фильмов, безденежье подкосило киноиндустрию, в театры люди почти перестали ходить. Было время, когда  билеты продавали из-под полы, достать  невозможно, сейчас залы полупустые.
Утром Диана напоила парня кофе, благодарила  за проведенный вечер, не дал ей умереть от одиночества. Просила звонить и заходить, она верит в его порядочность. Он не приставал, не доставал намеками, вел себя ровно, по-товарищески, и это ей импонировало.
-Ты открываешься для меня с каждым разом новыми гранями, - искренне высказался на прощание Дмитрий. - Не думал, что такие, как ты,  эмансипированные девушки могут оказаться более целомудренными, нежели некоторые тихони, - пояснил он.
Она с любопытством взглянула на него, ожидая разъяснения.
-Обижаешься, что не прыгнула к тебе в постель? - прыснула она в ладошку.
-Нет. Наоборот, еще больше зауважал. Я бы женился на тебе, если бы не твоя квартира и влиятельные родители, - полу шутя, полу серьезно сказал он на выходе. - А так будут тыкать пальцами, альфонс или нахлебник выискался.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, и тут же подтолкнула в спину на выход.
Возле университета он встретил Пашу.
-Где ты шляешься? - недовольно спросил он. -Комната заперта, тебя нет?
Вместо ответа Дмитрий обеспокоенно спросил:
-Слушай, а ты Любу Савушкину не встретил?
-Нет. А что?
-Я не ночевал дома, если что, подтверди ей, что я у тебя ночевал.
Павел недоуменно и подозрительно посмотрел на товарища.
-А ты что, уже с ней… - он потер указательные пальцы, - замутил?
-Неважно, сделай, как я прошу.
-Постой! А ты где ночевал? - озадачился Павел и с любопытством посмотрел на друга.
-В ночном клубе, - соврал он.
Он откинулся, с удивлением посмотрел на товарища.
-Вот те раз! На какие шиши? - подозрительно спросил Павел. - Я пришел пригласить тебя к нам на обед. Думал ты бедствуешь, а ты по ночным клубам шляешься. Я рассказывал матери о тебе, поведал ей, что ты не поехал на каникулы, сидишь со стипендией, на которую нечего купить, она приглашает тебя на обед к нам, - строчил друг скороговоркой.
-Погоди, Паша, - остановил его Дмитрий. - Давай в следующий раз. Я не выспался. Нужно отлежаться. Передай маме спасибо.
Ему совестно было смотреть в глаза другу, словно его вина, что он ночевал там, где Пашу выставили за дверь.
На следующий день он вызвал на переговоры родителей, потом Николая. Хотел посоветоваться, как ему продолжать учебу в сложившихся обстоятельствах. Ему, как иностранному теперь студенту, перестанут платить стипендию. Мать и отец ничего путного сказать не могли. Ходят слухи о смене денег, тогда они не смогут помогать сыну.  Они спрашивали, если он согласиться на российское гражданство, можно ли потом будет вернуться на Украину? И посоветовали самому решить, как ему поступить. Они были бы рады, если бы сын находился рядом, сами прожили без высшего образования, и он проживет. Николай высказался более определенно: возвращаться на Украину стрёмно! Тут молодчики в западных городах с факелами расхаживают, историю перевирают, руку в нацистском приветствии вскидывают, и власти их не останавливают, того и гляди в Киеве подобное начнется, а потом и на юг перекинутся, непонятно, чем все это закончится. И Дмитрий понимал, не их он опасался. Боялся, что запретят писать о них правду, а врать и подстраиваться под требования  начальства, - он не хотел.   Насаждается украинский язык, на котором он вряд ли сможет писать свои репортажи. Если он примет российское гражданство, никто ему не помешает приезжать домой навещать родителей.
-А тебе почему бы тогда не вернуться служить в Россию? Мы же русские? - спросил он брата.
-Я принял присягу на верность украинскому народу. Два раза присягу не принимают. Да и к родителям поближе, в случае чего, - пояснил Николай. - Кто за ними присмотрит на старости лет?
-Коля, ты помнишь, мы с тобой в юности читали статью философа Ильина, написанную еще задолго до отечественной войны? Он писал об Украине, что она признается наиболее угрожаемой частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм возник на честолюбии вожаков и международной завоевательной интриги. Он говорил, что отделившись, Украина предает себя на завоевание и разграбление иностранцами. Иностранцы, которые хотят расчленения Украины, должны помнить, что этим они объявляют вековую борьбу России. Мы еще тогда с тобой поспорили, и не согласились с мнением философа.
-Помню. Мы тогда полагали, что он исходил из предвоенной обстановки в мире, все изменилось после войны, Украина России не угрожала. Мы просто в силу своей юности не ощущали перемен в обществе, - отозвался Николай.
-К сожалению, его пророчества сбываются. Поэтому я бы не хотел возвращаться домой. Или если вернусь, останусь работать в Киеве в либеральной прессе, - сказал брату Дмитрий.
-Печальна судьба либералов в стране, где не работают в полной мере законы, - проговорил Дмитрий.
Договорились держать друг друга в курсе, к концу учебы будет ясно, к какому берегу Дмитрию надо будет прибиться.
Позже выяснилось, при желании российское гражданство не так легко получить для человека, который нигде не прописан, за исключением временной прописки в общежитии на время учебы, которая закончится с окончанием института. Но вкладыш российского гражданина на время учебы ему выдали. И стипендию продолжали платить.

*  *  *
В середине января Николай, действительно, принял присягу на верность служения украинскому народу. И с этих пор стал офицером новой украинской армии. Радости ему это не доставляло. За время учебы привык к мысли, что по окончании училища вольется в армию Советского Союза и будет служить там, куда его пошлют. Хоть на Дальний Восток, хоть на Север или в любую республику. Он и здесь готов служить, только ему плохо давался украинский язык, и не нравились националистические настроения. Парадную советскую форму исключили из употребления, поскольку новой формы не выдали, носили полевую армейскую, но без портупеи и знаков различия советского образца.
Еще до Нового года Олесь после службы предложил ему пойти на научную политическую конференцию, посвященную истории национального движения в современной Украине. Он всячески опекал Николая, старался сделать из него  последователя националистического движения. Вечер все равно нечем занять, Николай согласился. В небольшом зале собрались несколько военных, которых Николай не знал, два милиционера в чинах, человек пятнадцать гражданских, в основном молодежь. Выступал с лекцией мужчина средних лет в вышиванке навыпуск, подпоясанная узким ремешком, бородка, аккуратно подстриженные волосы под горшок, запорожские усы, круглые очки. Типичный пропагандист начала двадцатого века. Олесь с Николаем опоздали к началу, осторожно прошли на свободные стулья. Лектор рассказывал на украинском языке:
-...И семнадцатый год в России, и девяносто первый в Советском Союзе начались не вчера, а задолго до этих дат. Так и украинская борьба за самостийность началась не с объявлением независимости Украины, а задолго до гражданской войны, - говорил ровным голосом лектор, оглядывая из-под очков аудиторию. - Кратковременная победа с борцами за независимость после войны была короткой. И здесь мы должны вспомнить Никиту Хрущева, и в какой-то степени быть ему дважды благодарны.  Один раз за подарок в виде Крыма, а он всегда был украинским, второй раз за амнистию, в ходе которой были освобождены из лагерей тысячи наших братьев, которые сражались за свободу Украины. И несколько тысяч вернулись из-за рубежа.  По амнистии вышел на свободу даже высший руководитель организации украинского национализма Василий Кук, который был главнокомандующим Украинской повстанческой армией. Всем вышедшим на свободу бывшим борцам предписано было устраиваться по возможности на работу во все руководящие органы, в органы печати, в партийные и административные учреждения. Наш земляк руководитель Львовского краевого отдела ОУН  Василий Заставный написал завет для всех последователей: «Период борьбы с оружием в руках прошел. Настал период борьбы за молодежь, период врастания наших последователей в органы советской власти, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспорта, особенно образования, прививать молодежи все национальное, выдвигать своих людей на хозяйственные и партийные посты, внушать мысль, что украинец на голову выше остальных народностей, проживающих в Украине». Этот завет актуален и сегодня. Молодежь настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Еще в те годы молодежь делилась на три возрастные группы от пятнадцати до восемнадцати лет, младших использовали как разведчиков, наблюдателей, связных. Старшие готовились быть диверсантами. Должен вам сказать, что в отделе особого назначения принимал активное участие наш нынешний председатель Верховной Рады Леонид Макарович Кравчук. Поэтому мы должны всячески поддерживать его кандидатуру на пост президента Украины. Ведь благодаря поддержке наших единомышленников его быстро начали продвигать по служебной и партийной лестнице. Кравчук с честью выполнил свою миссию по развалу Советского Союза и установлению независимой Украины, - продолжал вещать монотонно лектор.
Он еще долго говорил о  необходимости работы с молодежью, создавать боевое крыло партии, Николай почти не слушал, ему захотелось на свежий воздух. К счастью и Олесь заторопился, у него запланировано еще одно мероприятие, они вышли  в зимний вечер, где Николай со вздохом проговорил:
-Мне это мероприятие напомнило ликбез марксистских кружков из старых фильмов.
-Да, но марксисты заседали нелегально, а мы свободно можем послушать то, о чем при советах вслух не говорили, - самодовольно проговорил Олесь.
-Странно, что Советы не пресекли на корню подпольную деятельность националистов, - высказал свое удивление Николай.
Олесь изобразил на лице довольную мину.
-Они не сидели в подполье, действовали вполне легально. Конечно, с трезубцем по улицам не бегали. Делали свое дело тихо, спокойно, капля камень точит. Результат налицо! Ладно, я побежал. Ты на Новый год приходи к нам. Галка будет рада тебя видеть. Я ей внушаю мысль, что ты настоящий патриот и достойный офицер, - протянул он руку.
Николай в ответ пожал руку и ничего не ответил. Ему неприятен самодовольный и хамоватый Олесь, однако, никуда от него никуда не денешься, он его куратор, коллега, сослуживец. Идти в его семью в гости не хотелось. Правда сестра у него симпатичная, даже красивая. А он так ни с кем за эти полгода и не познакомился. Служба заканчивается поздно, офицеры разобщены, избегают дружеских отношений, появилось наушничество, стучали на тех, кто не хочет воспринимать новые реалии жизни, не поддерживает тех офицеров, которые стараются доказать, что Россия всегда старалась угнетать украинский народ. Призывали признавать тех героев, которые боролись за независимую Украину. По улицами маршировали молодые люди из «Национальных охранных отрядов», одетые в черную форму, на рукавах эмблема «Вольфсангель» - эмблема войск немецких СС «Дайс Райх».  Их задача охранять акции националистов от полиции и коммунистов. Их вождь Андрей Порубий сидел в Киеве, организовывал подобные отряды во многих городах,  Львов для них   является оплотом, самым надежным филиалом, которым руководил в том числе и Олесь Омельченко. Некоторые офицеры открыто протестовали против подобных настроений в обществе, упорно говорили по-русски, противостояние достигало накала, все понимали, так долго продолжаться не может. Николай больше отмалчивался, покровительство Олеся ограждало его от более пристального внимания тех, кто старался бороться за чистоту армейских рядов. В клубы Николай не ходил, он хотя и говорил сносно по-украински, но в его акценте сразу узнавали русскоговорящего. Патриотичные девчонки крутили носом, менее патриотичные барышни в клубы не ходили.
На Новый год Николай решил пойти в кафе, где собиралась молодежь. Хотел посидеть тихо в уголке, потягивать вино, наблюдать за танцами молодежи.  Не успел уйти, ближе к вечеру зашел Олесь и уговорил пойти  к его родителям в гости. Он жил от них отдельно, и сам с удовольствием бы ушел в свою кампанию, но мать строго настрого приказала быть на Новый год у них, это семейный праздник, ему хватает остальных дней для взрослых безобразий. Уговаривали Олеся жениться, он только отмахивался: на его век и так баб хватает, зачем связывать себя узами. Николай попытался отказаться, Олесь уговорил его, сказал, что ему будет весьма скучно сидеть со стариками и ворчливой сестрой. А так они под предлогом могут вместе свалить сразу после  боя часов. 
-Только захвати гитару, - попросил он. - И не одевай форму.
-Не хватало еще на Новый год одевать форму. Я и в будни в ней за пределы полка не выхожу.
Квартира у родителей Олеся просторная.  Мать Елена Григорьевна женщина высокая, крупная, не толстая, не утратившая былой красоты, приняла из рук Николая торт, отметила, он вежлив, галантно поцеловал ей руку.  Пожал руку отцу Богдану Викторовичу, по военному представился. Со слов Олеся он знал,  мать заведующая поликлиникой, отец доцент, преподает в институте математику. Подошел к Галине, поздоровался, сказал родителям, он почти с ней знаком, ее  при случайной встрече предоставил ему брат Олесь. На сей раз Галя более внимательно посмотрела на него, улыбнулась и кивнула, подтвердив ту встречу.
Новый год встретили с шампанским, желали процветания стране и каждому за столом, мать попросила Николая спеть, коли он пришел с гитарой.
-Вы знаете украинскую песню «Нiчь яка мiсячна», - спросила Елена Григорьевна, в полной уверенности, современная молодежь не может знать народный украинский романс.
Николай ответил,  у них в городе за праздничным столом часто поют украинские песни, даже в Москве он их слышал, конечно, он знает ее, его мать очень любит этот романс, если только ему помогут подпеть третий куплет, в котором он не совсем помнит слова. Николай взял гитару, чуть настроил, проникновенно запел тихим голосом, сначала ему подпела мать, затем и отец начал слегка басить. По окончании мать захлопала в ладоши. Галина улыбалась, но молчала. Только смотрела на Николая, сравнивала его со своими однокурсниками, и про себя отметила, проигрывают они на его фоне. Николаю резало слух, как родители называли дочь: Гала, с глухим произношением первой буквы «Г», и на конце вместо мягкой буквы «я», произносят «а». Ведь даже в русскоязычном городе Измаиле, когда пели украинскую песню: «Галю, моя Галю, дай воды напыться…», имя произносили мягко. Николай в данном случае пел, как бы для нее одной, поскольку ловил ее взгляды, хотя песнь заказала мать. Девушка улыбалась и ничего не говорила. Ему казалось, он очаровал мать в большей степени, чем дочь. После его ухода мать заметила дочери:
-Вот такого бы тебе мужа, жаль только, что нищеброд.
-Вы тоже начинали не с этих хором, - огрызнулась дочь.
-Да! Время было такое. Теперь мы в состоянии обеспечить вам будущее. Братцу твоему говорили не ходи в военные, это не специальность, были  возможности получше. И ты присмотрись к сыну уважаемых Москаленковых, посты они занимают, - дай Бог каждому!
Дочь укоризненно посмотрела на мать.
-Мама, Москаленко девкам юбки задирает в институте, получает по морде и при этом смеется, как ненормальный. У него детство в одном месте играет! - эмоционально высказалась она.
-Хорошо, а чем тебе не подходит сынок Кузменко? Очень достойная семья. И он на тебя так зачарованно смотрит.
-Да такой же дебил, как и Москаленко. Мне мама не с их родителями жить, что вы меня все сватаете непонятно к кому. Я сама найду себе жениха. Вот возьму и выйду за этого нищеброда, как вы говорите. А что?! Состоявшийся мужчина. Умный. Продвинется по службе. Не всю же жизнь он будет в лейтенантах ходить, да в общежитии жить. На первых порах вы поможете. А там и мы на ноги встанем, - увещевала дочь родителей.
Мать сидела, слушала. Молчала. Потом устало проговорила.
-Не встанет он на ноги. Совестливый больно. Будет всем уступать дорогу. Вот наш Олесь, тот пробьет себе дорогу. За него я спокойна.
-Поживем увидим, - ответила дочь. И ей назло матери захотелось доказать, что ее инициативы и напора хватит, чтобы даже из совестливого и не пробивного мужчины, сделать успешного офицера и гражданина. Под успехом она понимала карьеру любой ценой и достаток в доме. В ее доме! Отдельно от родителей.
*  *  *
Сразу после Нового года в России объявили о либерализации цен, то есть, цены отпустили на волю. Декабрьская стипендия превратилась в пыль.  Батон хлеба стал стоить дороже стипендии. Родители помочь ничем не могли, почтовые переводы не работали, а вскоре и заговорили на Украине о смене денежной реформы, на смену рублю приходил карбованец. Приехавший после каникул Степан привез  вещмешок картошки, крупу, овощи и доллары, которые дал ему отец. Как только в России отменили статью за валютные операции, доллары стали чуть ли не единственной твердой валютой. Он  делился продуктами с Дмитрием, когда продуктов осталось мало, решили пойти разгружать вагоны. Положение Дмитрия усугублялось тем, что он не взял из дому зимние вещи. Полагал поедет на каникулы, и оденется по сезону. Первый поход на Курский товарный вокзал закончился неудачно, там таких, как они оказалось больше, чем надо. Не только студенты желали разгружать вагоны, но и потерявшие работу рабочие стояли в очереди. Между ними сновали жучки, которые за полцены предлагали свои услуги по трудоустройству. Чуть повезло на Павелецком товарном вокзале, там предложили разгружать ящики с дагестанским коньяком, денег не обещали, предложили в счет оплаты взять по две пятилитровых канистры с коньяком.
-Зачем нам коньяк?! - возмутился Дмитрий, Степан толкнул его в бок.
-Молчи. Продадим...
Так они и пришли в общежитие с четырьмя канистрами коньяка. Степан налил в стакан, попробовал, выплюнул.
-Гадость! Паленка! Сволочи! Хорошо, что спирт не метиловый.
Он знал толк в спиртном, Молдавия производила отменные коньяки. Весь коньяк им продать не удалось. У людей нет денег, им не до спиртного. Половина выпили студенты. Все отметили, это дешевая водка подкрашенная красителем, не отравились, и то хорошо! Продуктами немного помогала  сердобольная Люба, все больше влюбленная в Дмитрия. Да и он привык к ее вниманию, и уже сам не понимал, любит ли он ее или просто привык к ее постоянному присутствию. Теперь они вместе сидели на лекциях, уединялись в аудитории, готовили контрольные, переписывали лекции и целовались. В вечернее время она часто  и уже запросто приходила  в его комнату, и ее девчонки по комнате привыкли к его частому посещению. Да и сами девчонки обзавелись парнями, и теперь это была большая, почти  семейная кампания. Только Степан оставил дома девушку, которую любил, строчил ей письма через день, и старался не мешать Дмитрию, когда Люба задерживалась в их комнате надолго.
В стране объявили о приватизации недвижимости, фабрик и заводов. Выпустили ваучеры. Степан сразу придумал источник заработка. Он предложил скупать их по дешевке и перепродавать подороже.
-Нам ваучеры ни к чему. Мы не собираемся жить в России, - привел он аргумент.
-Это же спекуляция? - напомнил Дмитрий.
-Статью за спекуляцию отменили.
-А где взять исходный капитал? -задал сакраментальный вопрос Дмитрий.
-Вот здесь надо подумать, - заявил Степан. - Придется обратиться за помощью к папаше.
-Ты обратишься к папаше. Мне обратиться не к кому. Я опять сяду тебе на шею? 
-Я дам тебе в долг. А ты отдашь мне из оборота, - предложил Степан.
На том и порешили. Все равно другого выхода не было. Борьба за кусок хлеба превращалась в единственную цель, которая отодвигала на второй план учебу. Благо профессора не очень придирались, им самим не до учебного процесса, зарплату задерживали, а та, что есть, не хватает на элементарное прожитие. Кое -кто из преподавателей намекал, за дополнительную плату готов поставить зачет. Жить становилось все тяжелее. Поднимала голову преступность, молодые парни сбивались в группировки, занимались рэкетом и вымогательством. Их иногда ловили и отпускали. Нет в уголовном кодексе России статьи за рэкет, да и понятия такого ранее не было. Чувствуя беспомощность милиции, они еще больше наглели. На милицию надежд у населения мало. Им также задерживали заработную плату, они теперь промышляют взятками, не гнушаются выпрашивать у предпринимателей помощь на содержание милиции.
Студенты и студентки все чаще вечерами, во время посиделок касались вопросов политики, поскольку сама политика вторгалась в их жизнь. Сидели, спорили, искали ответы и не находили.
-Я не могу понять одно, все мы проголосовали за суверенитет республик,  в надежде, заживем лучше прежнего, а кто-нибудь думал, чем все это может закончится? - спросил Степан, обвел глазами собравшихся в комнате. Теперь уже не было тех застолий и танцев, которыми заполнялись комнаты студенческого общежития. Сидели тихо, беседа текла размеренно, иногда накалялась, начинались споры. Степан продолжал: - Миллионы русских остались за границей. Поверьте, национальные кадры начнут вытеснять их. Сгонять из занимаемых должностей, хотя сами в порой в них ничего не понимают. Будут насаждать национальные языки, многие русские не говорят на местных языках. Это я наблюдаю в своей Молдавии, там уже раздаются голоса о запрете русского языка, вся деловая переписка ведется на молдавском.
-На Украине такая же история, - подал реплику Дмитрий.
-Почему-то все ожидали, что экономика каждой республики воспрянет, поскольку перестанет отчислять средства в союзный бюджет. А забыли, что отдельные заводы и высоко технологические предприятия разбросаны по многим республикам. У России не осталось незамерзающих портов. Трубопроводы проходят тоже по многим республикам, - подтвердил казах Амагельды Сарсымбаев, его все называли на русский манер Аликом. Парень взрослый, он три года поступал в МГУ, и только на четвертый раз поступил. И решил любой ценой институт закончить. Он справедливо полагал, диплом МГУ будет котироваться в любой стране, если даже отношения между республиками не сложатся. Такого же мнения был и Степан, хотя отец его всячески уговаривал вернутся в Молдавию и строить совместный бизнес.
-Кстати, ни Казахстан, ни другие азиатские республики не думали отделяться, пока эти три чудика в Беловежской пуще не объявили о самостоятельности. Центр отвалил, что остается делать окраинам, - высказался Амагельды.
-Ребята, тут и у нас, в России, не все так просто с полномочиями республик, - вклинилась в разговор Люба. - Не все внутренние республики подписали договор о разграничении предметов полномочий между центром и властью на местах. Татарстан, Чечня и Ингушетия отказались подписать и хотели бы выйти из состава России. Как бы мы, русские, тоже не распались на  удельные княжества. Вот будет потеха: государство Уральское, республика Татарстан, великий Чеченский халифат...
-У вас страна большая. Даже если отойдет Чечня с Татарстаном вы все равно останетесь самым большим государством в мире. А вот у нас  Приднестровье объявило об отделении от Молдавии, гагузы тоже хотят пойти по тому же пути. Тогда наше государство на политической карте невозможно будет найти, - грустно заметил Степан. - Наш президент Мирча Снегур создает добровольческие отряды для борьбы с сепаратизмом. А это уже гражданская война, - добавил он.
-Это говорит о том, что ни под каким соусом нельзя позволять сепаратные настроения в республиках, - сказала девушка Света, студентка из Владимира. - А тебе Степа нельзя возвращаться, иначе пойдешь воевать с гагаузами.
-Вот тут и задумаешься, как иным поступить! За целостность республики нужно сражаться. С другой стороны: гагаузы не молдаване, и хотят жить своей жизнью, стоить свою автономию. Что же их насильно нужно сгонять в общее стадо? - высказал свое мнение Степан. - Хотя не понимаю, как будут выживать лоскутные государства без промышленности и экономических связей.
-Интересно, как там у нашего Шато сложилась жизнь? Ведь он парень горячий, наверняка влез в  заваруху по низложению Звиада Гамсархурдиа, - спросил студент Горлов, парень из еще более далекой Томской области.
-Он националист по сути своей, думаю, он сейчас в рядах тех, кто воюет против Осетии или Абхазии, - высказала предположение Люба. - У нас тоже возникают элементы сепаратизма. Вон, в Чечне Дудаев распустил государственные органы управления.
Студент Горлов подтвердил;
-Депутатов избили, а председателя грозненского городского совета Куценко выбросили в окно.
-Какой кошмар! - воскликнула Света. - Насмерть?
-К сожалению. Они уже давно объявили о выходе из состава СССР, захватили склады с оружием. Российские войска выведены из Чечни, - пояснил Горлов. - Там сейчас грабежи и убийства происходят, грабят поезда и грузовые составы, погибают железнодорожники.
-Куда же наша власть смотрит? - спросила Света.
-В том то и дело, что власть нынче слаба, - заметил Дмитрий.
-А еще с Америкой хотели воевать, - пожала плечами Света.
-В России атомная дубинка, потому и не лезут сюда. Они экономически будут вас давить, - подсказал Степан.
-Мы с Америкой теперь друзья, - напомнил студент из Минска Игорь Нестерчук. - Горбачев им все сдал, а Ельцин  эстафету принял.
Вот такие не юношеские разговоры вели студенты вместо того, чтобы плясать, да за девчонками ухлестывать.
-Я часто задумывался, в какой области журналистики я хотел бы работать? Теперь понимаю, буду заниматься политической журналистикой, - сказал уверено Дмитрий.
-Пожалуй, я тоже, - кивнул Амагельды.
-Пора стучаться в различные газеты и предлагать свои услуги в качестве внештатных корреспондентов. Теперь такие времена, учреждается много различных изданий, от бульварных до политических, журналистов не хватает. А мы хотя и студенты, но все же будущие журналисты. Многие с опытом работы, - заявила Люба.
Все посмотрели на нее с уважением.
-Это мысль! - веско высказался Степан.
-После таких серьезных дебатов, я бы выпил, - заявил Слава, студент из Удмуртии. - У вас коньяк весь выдули, или заначка имеется? - обратился он к Степану.
-Разве с такой оравой пьющих студентов что-нибудь может остаться, - отмахнулся от него Степан.
-Опять на голодный желудок спать придется, да еще и на трезвую голову, - притворно повздыхал Горлов.
Двадцать третьего февраля студент из соседней аудитории сказал Дмитрию, что у входа его ждет девушка, просила выйти к ней. Дмитрий пожал плечами, кто бы его мог вызвать, пошел к выходу, пока шел, догадался, позвать его могла только Диана. Действительно, она нервно прохаживалась на ступеньках, увидела Дмитрия быстро пошла навстречу.
-Чего ты так долго?! Меня такси уже полчаса ждет! - заявила она. - На, держи. И сунула ему в руки объемный пакет.
-Что это?
-Там посмотришь. С праздником тебя. Я побежала.
Чмокнула его в щеку, и легкой походкой сбежала по ступенькам в сторону площади перед зданием, на которой стояло такси.
-Погоди!.. - только и успел окликнуть ее Дмитрий, но она не оборачиваясь помахала рукой, села в такси и уехала.
В комнате он развернул пакет, в нем оказалась пуховик, теплая зимняя куртка. Ими заполонили все вещевые рынки. В душе у Дмитрия похолодело. Не хватало еще, чтобы девушка делали ему подарки, притом такие дорогие. Степан увидел, присвистнул:
-Это откуда у нас такое богатство?
-С неба упало, - буркнул Дмитрий, недоуменно вертел в руках куртку, несколько ошеломленный поступком Дианы.
-Бедная Россия поднимает экономику  Вьетнама, - кивнул на куртку Степан.
Дмитрий торопливо свернул куртку и вновь засунул ее в пакет. Сел на кровать, задумался, как ему поступить. Засунул куртку глубоко под кровать. На следующий вечер он поехал к Диане. Убедился, что окно ее светится, поднялся на ее этаж, позвонил в дверь условными с первого раза  тремя короткими звонками. Дверь тот час распахнулась, на пороге стояла Диана в домашнем халатике, с веником в руке.
-Я запоздало подумала, что ты принесешь мне ее обратно, - сказала она.
-Я не могу принять от тебя такой подарок, - решительно заявил Дмитрий.
-Заходи, - посторонилась она.
Дмитрий зашел, остановился у порога. Протянул ей пакет.
-Это не подарок, - заявила она. - Это благотворительная помощь.
-Все равно не могу, - упрямо мотнул головой Дмитрий.
-И что же ты прикажешь мне с ней делать? Брата у меня нет. Выбросить жалко. А тебе она в самый раз. Зима еще не закончилась.
Она прошла в комнату, оставив дверь открытой, оттуда проговорила:
-Заходи, чаю попьем. У меня тортик по случаю имеется. Поклонник угостил.
Дмитрий вздохнул, снял ботинки, прошел в комнату. Положил пакет на диван, сел рядом и положил руку на пакет.
-Тебе родители дали деньги на пропитание. Знали бы они на что ты их тратишь, - укоризненно  проговорил Дмитрий. Диана только носиком покрутила.
-Скоро восьмое марта, чем я смогу отблагодарить тебя?  - спросил Дмитрий с долей иронии в голосе, поскольку с его финансовым положением денег не хватает на пропитание.
-Шубу подаришь мне норковую. Садись к столу.
Она налила в чашку чай, отрезала торт, потом спохватилась.
-Погоди, ты же голодный. Я сейчас… - и умчалась на кухню.
-Ничего мне не надо! - только и успел крикнуть Дмитрий. Через некоторое время она появилась с бутербродами.
-Ешь. Торт потом, - и отодвинула блюдце с куском торта.
Дмитрий испытывал голод, гордость не позволяла наброситься на бутерброды, Диана заметила его замешательство, решительно пододвинула тарелку, сказала:
-Не уйдешь, пока не съешь.
-Дина, чем можно объяснить такое внимание ко мне? - спросил Дмитрий, осторожно взял бутерброд, откусил, не спеша стал жевать. Не хотел, чтобы девушка видела насколько он голоден.
-У меня меркантильный к тебе интерес, - заявила она. - Ты станешь известным журналистом. Я - известной актрисой. Ты будешь писать обо мне хвалебные статьи, - и лукаво посмотрела на парня.
-А куртка - это взятка? Я могу не состоятся как журналист, а ты никакой актрисой, что тогда? - возразил Дмитрий.
-Такого не может быть. Мы оба целеустремленные и тщеславные молодые люди. Ты же видел меня на сцене, хвалил. И Пашка говорил, что у тебя хорошие контрольные работы на заданную тему. Значит, все у нас сложится.
-Если ты станешь хорошей актрисой, тебя и без моих статей заметят. А я тем более не смогу писать о тебе хорошо, помня, что я куплен тобой этой курткой, - отхлебнул он чай, и приподняв брови, посмотрел в упор на Диану.
-Хорошо! Тогда я скажу тебе, что решила одарить тебя, потому-что ты нравишься мне, и весьма жаль, что ты зимой ходишь в осенней куртке, ты заболеешь, и мне будет жаль тебя вдвойне.
-Не заболею. У меня майка, рубаха, свитер. Я как капуста.
-Я серьезно, сравнивала тебя с многими своими возлюбленными, и они привлекают меня меньше, чем ты. Многие бы взяли  куртку и спасибо забыли сказать, - уже серьезно сказала Диана.
-У тебя так и не появился тот единственный, для которого ты бережешь себя? - спросил Дмитрий, чтобы как-то отвлечься от скользкой темы.
-Нет. Но я решила больше не воздерживаться. Тем более мой сокурсник очень усиленно пытается влюбить меня в себя. Не Бог весть что, но на безрыбье и рак рыба. Поняла, идеала мне не встретить. Тебе я безразлична. Пора удариться во все тяжкие. И уже бы ударилась, только вспоминаю тебя и мне становиться совестно. Ты не от мира сего. Провинциальное воспитание все же благороднее, не так среда развращает, - говорила Дина, и Дмитрий не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
-Тебя вот не  развратила, - напомнил Дмитрий ей ту ночь, когда он ночевал у нее на другом диване.
-Я исключение. Если бы мои родители не считали меня всю мою молодость беспечной, легкомысленной, я назло им вела себя менее достойно, а сама, назло им, блюла себя.
Дмитрий приподнял брови от удивления, надо же чем руководствуется девушка в своем стремлении что-то доказать родителям и себе!
-Они могут об этом не узнать. Если оступишься, они так и будут считать этот поступок продолжением твоего поведения. Не лучше ли тебе покаяться, и поговорить с ними серьезно. Судя по тому, как они о тебе заботятся, - он обвел рукой комнату, -  они тебя любят.
Девушка помолчала, внимательно посмотрела на Дмитрия.
-Ты заходи ко мне почаще, - попросила она.
-Дина, у меня есть девушка, - признался Дмитрий. - Она так самозабвенно обо мне заботиться, что было бы свинством отвергнуть ее. Она любит меня, - серьезно проговорил он.
-А ты ее? - живо спросила она.
-И я ее, - не так уверенно произнес он, и она заметила его заминку.
-Твоя порядочность не позволит изменить ей, поскольку она твоя женщина. Правильно я думаю? - спросила она. Дмитрий кивнул. - Я даже полагаю, не ты добивался ее, она воспользовалась твоей неопытностью, - с усмешкой проговорила Диана. Она подперла ладонью лицо, смотрела на Дмитрия снизу вверх,  в глазах чуть затаенная улыбка.
-Ты не права. Она не пользовалась моей неопытностью. Она предлагала  остаться  друзьями, а я не устоял. И я не могу появиться перед ней в новой куртке, она знает, что у меня нет денег. А врать как-то не хочется.
-А почему бы тебе не сказать, что я по дружбе подарила тебе вещь? Ведь между нами ничего не было.
-Девушки не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. Тем более, когда дарят дорогие подарки. Не хватает мне еще и альфонсом оказаться.
Диана вскочила. Заговорила со злой интонацией в голосе:
-Послушай! Я сделала тебе подарок, потому что очень уважаю тебя. Ты настоящий. Ты не льстил мне. Ты не домогался меня. Тебя не прельщала моя квартира. Тебе от меня ничего не надо. И мне от тебя тоже! Могу я подарить вещь тому, кому хочется?! И я тебя очень прошу, прими этот подарок хотя бы до весны, а потеплеет, принесешь мне и я отдам ее бомжу.
Дмитрий молчал. Принять подарок он не мог. И отказать - обидеть ее. Ведь помыслы ее чисты. Он помнит, как в Измаиле, проходя мимо ювелирного магазина, видел в окне на витрине ювелирные изделия, он мечтал, если бы у него были деньги, он купил бы Эсфирь самое дорогое украшение. И был бы счастлив, если бы она приняла его.
-Ты ставишь меня в очень неудобное положение. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Более того, я был влюблен в тебя с того первого раза, когда увидел тебя. Полагал,  ты девушка Павла, и не смел даже намеком сказать тебе о своем чувстве. А сейчас я не могу предать девушку, которая доверилась мне, - горячо проговорил Дмитрий.
-Эта та, с которой я тебя тогда встретила? - спросила Диана.
-Да. Ты пойми, между нами стоит не только моя девушка, мое неравное с тобой положение, вообще становится непреодолимой преградой.
-Дурачок, - тихо сказала она.
-А главное, моему хрупкому нарождающемуся чувству к тебе, и твоему уважению ко мне встанет непреодолимой силой эта злосчастная куртка. Я впредь не смогу подойти к тебе,   всегда буду думать, это благодаря твоему подарку я стараюсь услужить тебе, не знаю... Мои поступки будут всегда  выглядеть глупыми, - старался он оправдать свой отказ от подарка.
Диана решительно встала, взяла куртку.
-Хорошо. Я повешу эту куртку в шкаф. Когда я выйду замуж, ты сможешь принять ее в подарок от меня, как от друга, - сказала она.
-Как вариант, - согласился Дмитрий.
Они долго стояли на пороге, все никак не могли распрощаться, такое чувство, что они расстаются на полуслове, чего-то недосказав друг другу важного.

В общежитии в комнате сидели Степан и Люба, оба готовились к завтрашней контрольной по основам журналисткой деятельности. Увидев вошедшего Дмитрия, она глянула на его руки, он догадался, что Степан рассказал о куртке. Люба подтвердила:
-Говорят ты тут появлялся с обновой?
Отступать было некуда, он сказал правду:
-Диана сделала подарок к мужскому празднику, я вернул его ей.
-Почему вдруг она делает тебе подарки? - округлила она глаза.
-Сказала, что уважает.
Люба хмыкнула.
-Я многих ребят уважаю в нашей группе. И декана уважаю. Однако  подарков никому не делаю. Тебе готова сделать скромный подарок, -  она показала ему носки, - потому, что я не только уважаю тебя, но и люблю.
-Спасибо.
Он разделся, устало сел, смотрел на Любу.
-Пойдем, я тебя накормлю, - позвала она.
Дмитрий был сыт. Но признаться в этом не захотел.
-У меня что-то с животом… Ужинай без меня.
Ему почему-то в эту минуту хотелось, чтобы она ушла.

* * *
Служба для Николая протекала не так, как он ее представлял, когда учился в училище. Единоначалие нарушилось из-за идеологических убеждений.  Офицеры в большей части разговаривали между собой по-русски, под давлением сверху приказы издавали на украинском, команды подавали на украинском. В остальном высказывали свою отрицательную точку зрения на все происходящее к вящему неудовольствию выходцев из западных областей Украины. Негласно стали разделяться на приверженцев русского языка и украинского. Поскольку Львов исторически расположен в западной части страны, большинство жителей говорили по-украински. Но не это являлось основополагающим водоразделом между русскоязычными и сторонниками украинского языка. Не все могли согласиться с утверждением, что насаждаемая  солдатам и  молодежи в городе мысль о том, что Украина всегда боролась за самостоятельность и отделение от России, а воины украинской освободительной армии истинные борцы за свободу Украины, - единственно верна. Командир батальона уроженец Крыма, майор Гриценко Григорий Богданович, его перевели во Львов еще до распада СССР, высказался по этому поводу однозначно: «Не добили их после сорок пятого...». Теперь крымчанин рвался назад, его не отпускали. Не потому, что там не было вакансий, не хотели отпускать туда прокрымски настроенного офицера. Легче уволить. Крым бурлил, там большинство населения говорили по-русски, Крымская автономная республика Верховным советом переименована в Республику Крым. Образовались партии, которые противоречили конституции Украины. Командир батальона поддерживал своих крымчан, и крайне был недоволен националистическими выходками своих подчиненных. Его заместитель, выходец из Ивано-Франковска, чувствуя поддержку радикально настроенных офицеров и городских властей, явно игнорировал приказы своего командира, исполнял их с явной издевкой. Командир роты поддерживал своего земляка и настороженно относился к офицерам, прибывшим в свое время служить из восточных областей. В пику им крайне вызывающе вел себя Олесь Омельченко. Он с товарищами отрицал всякую возможность сближения с Россией, для него первоочередной задачей было сближение с западом, для чего он через командира полка добивался ввести в полку изучение западных образцов вооружений. Пестовал социал-националистическую партию, объявил, что будет баллотироваться в местные органы власти.
-Киев нам не  указ, - не один раз он говорил Николаю, - мы, западники, законодатели мод. Они должны ориентироваться на нас, брать пример с нас. У них в правительстве и Раде слишком много засело пророссийских политиков, а это недопустимо.
-Львов - прям таки столица мироздания, - бурчал недовольно Николай.
-А как же! - довольно констатировал Олесь. - Тебе тоже пора определиться с кем ты.
-Я бы хотел быть вне политики. Военные должны исполнять политическую волю руководства, защищать родину. Митинговать - удел уличной шпаны, - недовольно отзывался Николай.
Олесь недовольно засопел.
-Нельзя в такое время быть вне политики! И что в тебе нашла Галка, - негодующе проговорил Олесь. - На гитарке бренчишь, да мозги ей пудришь. Делом нужно заниматься! Историю творить!
Отношения Николая и Галины Омельченко приобрели характер «плотной дружбы, плавно перетекающей в любовные», - так Николай охарактеризовал свои отношения с сестрой Олеся. Они начали встречаться после того новогоднего вечера, к вящему неудовольствию родителей. Они даже просили Олеся походатайствовать перед руководством, чтобы Николая отослали служить куда-нибудь в дальний гарнизон. Галина услышала разговор матери с братом, заявила, она поедет за ним на край света. Они будут настаивать на бракосочетании своей дочери с сыном депутата городского Совета. Эти настроения в семье подстегнули Галину к более решительным действиям. Она сама неожиданно для Николая явилась вечером к нему в общежитие, хотя ранее они встречались исключительно в театрах, кино, целовались в парке, в подъезде дома, куда он провожал ее после свиданий, она спрашивала его:
-Ты любишь меня?
-Люблю.
Николай был искренен. Галина все же красивая девушка, в такую нельзя не влюбиться. Характер сложноват, так это по молодости, в семейной жизни все наладится.
-И я тебя люблю, - говорила она и торопливо на прощание целовала.
Сейчас она застыла на пороге, решительно заявила: она готова остаться жить у него и разделять все армейские его невзгоды. Крайне удивленный поступком девушки Николай озадачился:
-Галя, у меня за душой все, что ты видишь, - показал он на голые стены комнаты. - Нам даже зарплату за последний месяц не выдали. От рублей отказались, а свою валюту еще не ввели.
-Ты говорил, что любишь меня.  Если ты ошибался, тогда я уйду, - заявила Галя, и демонстративно взялась за дверную ручку.
-Нет, что ты, Галя, я потому и хочу тебя оградить от бытовых невзгод, потому что люблю тебя. Опасаюсь, твоя любовь пройдет, а бытовые проблемы останутся. Ты первая пожалеешь, что пошла на этот шаг, - попытался отговорить девушку Николай. - Ты красивая, достойна более лучшей партии. Родители  не простят тебе подобного мезальянса.
-Я готова, Коля, перенести с тобой любые трудности, - заявила девушка.
Он взял ее за руку, ответ от двери, обнял, прижал к себе. Николай понимал, девушка выросла в достатке, и она не понимает, как  трудно ей будет столкнуться с действительностью, когда порой не на что купить самого элементарного.
Галина казалось не слышала его увещеваний.
-Ты все же не любишь меня,  - капризно проговорила она, и глаза ее расширились.
-Люблю, Галя, люблю. Именно поэтому не хочу, чтобы ты потом жалела о своем шаге.
Девушка обняла Николая, потянулась к его губам. После поцелуя, тихо сказала:
-Я все решила. Останусь с тобой.
-Олесь убьет меня, - улыбнулся он.
-Ты его боишься?
-Нет. Это право брата отстаивать честь сестры. Давай пойдем к родителям, я, как положено, попрошу твоей руки, - предложил Николай.
-Они могут отказать. А после того, как я не приду домой ночевать, расскажу, что  провела ночь у тебя, им деваться будет некуда, - сказала она.
-Они поднимут на ноги всю львовскую милицию. Ты ранее дома не ночевала? Было такое? - недоверчиво спросил Николай.
-Было. Редко. Я позвоню, скажу, заночевала у подруги, чтобы не беспокоились. А утром расскажем о моем грехопадении, и объявим о своем решении пожениться, - предложила она.
-Как у тебя все просто. А на что мы будем жить? И где? Здесь? - похлопал он ладонью по крышке стола.
-Я все продумала! Мы снимем на первое время квартиру. Ты сейчас не думай ни о чем. Завтра будем думать, а сейчас я хочу быть с тобой, - потянулась она к нему,  счастливо засмеялась, повалила Николая на кровать, придавила собой, и начала целовать его, приподнималась над ним и спрашивала: «Любишь?» - «Люблю!» - подтверждал Николай.
Они опомнились от поцелуев, когда в комнате уже стемнело, вспомнили, нужно позвонить родителям, выскочили всего на минутку, девушка позвонила домой, затем вернулись и начали любовные игры. Он целовал ее, щекотал, медленно расстегивал кофточку на груди, целовал ложбинку, в любовной неге они катались по кровати, и все спрашивали: «Любишь?» - «Люблю!» - «А ты меня?» - «И я тебя!».
Утром счастливые, уставшие, все никак не могли выбраться из постели. Только Галя пыталась встать, Николай останавливал ее поцелуями, он тоже не мог оторваться от девушки, благо день выходной от службы. Наконец, он вскочил, надо же хотя бы заварить чайник, купить печенье. Он быстро оделся, Галя наблюдала за ним, томно потягивалась в постели, наблюдая за ним своими карими призывными глазами:
-Никогда не думала, что так сладко целовать и обнимать мужчину, - томно высказалась она.
-А я никогда не видел при свете тебя обнаженной, - засмеялся он и сорвал с нее одеяло. Она стыдливо дернулась, потом вспомнила, он теперь навеки ее мужчина и нарочито вытянулась, демонстрируя свои прелести.
-Ну как? - самодовольно спросила она, зная, ее фигура  безупречна.
-Богиня! - похвалил новоиспеченный любовник, без пяти минут муж, наклонился и поцеловал шейку, губы, грудь. Она обхватила его за шею.
-Не пущу, - счастливо заворковала она на ухо.
-Пусти. Я быстро, - пообещал он.
Он выскочил за пределы городка к ближайшему магазину. И встретил Олеся, который в выходной день по графику дежурил по роте. Тот сообщил:
-Все! Прозевал Галку. Не ночевала дома. Сказала у подруги. Только не верю я. Баба она видная, не устояла, сучка.
Николай не стал его разочаровывать, только пожал плечами, дескать, сожалею, и побежал дальше. Денег у него кот наплакал. И все же он на последние деньги купил к чаю печенья, сладостей, не задумываясь, как и на что он будет жить дальше. Когда пришел, Галка уже встала, умылась, прибрала постель.
-Олеся встретил, - сообщил он. - Сказал, что ты не ночевала дома, ушла от меня к другому. Не поверил, что ты у подруги ночуешь.
Галя рассмеялась.
-И правильно не поверил. Я у друга ночевала.
-Для Олеся будет сюрприз.
-Плевать на него, - беспечно отмахнулась девушка. - Давай чай пить.
После чаепития, Николай спросил, как здесь принято свататься?  Он заметил обряды здесь совершенно отличаются от придунайских, он уже проворачивал в голове, кого из сослуживцев попросить исполнить роль свата. Остановился на молодом лейтенанте Александре Бойко, только недавно пришедшем служить в полк, и его назначили служить командиром взвода. Хороший парень, родом из Белой Глины, где у него остались родители и девушка, которая обещала его дождаться до первого отпуска, и тогда они сыграют свадьбу. Они стали приятельствовать,  теперь Николай, как ранее его Олесь, водил молодого взводного по городу показывал «злачные места». Пожалуй, его можно попросить быть сватом и потом свидетелем в ЗАГСе. Девушка укоризненно посмотрела на него, сказала с иронией:
-Какие сваты?! Брось ты эти старомодные обычаи! Сейчас пойдем к родителям, объявим им, что мы уже муж и жена. Сегодня же воскресение? Они дома. А в ЗАГС заявление подадим завтра. Мама выдаст мне справку, что я на шестом месяце беременности, и нас распишут без предварительного срока, - рассудительно проговорила Галя.
-Прагматичная ты, - покрутил шеей Николай. - Как родители отнесутся ко всему этому? Как снег на голову!
-Плохо отнесутся, - успокоила его Галя. - Только куда им деваться. Я поставлю их перед фактом. И признаюсь, что это я тебя совратила, а не ты меня.
Николай притворно почесал затылок.
-Если уж ставить перед фактом, то может быть с брачным свидетельством? Втихую распишемся и вот, пожальте! Тогда в их глазах ты не станешь падшей дочерью. Тебя не в чем будет упрекнуть. Мало ли как дальше сложится. Все равно ты эту ночь переночевала у подруги, пусть так и думают, - предложил Николай. Девушка задумалась.
-Возможно, ты прав, - медленно произнесла она. Потом с подозрением спросила: - А ты не передумаешь? Добился своего и в кусты?
-Ну что ты такое говоришь?! - обнял ее, а сам подумал: Разве я добивался ее, сама ведь пришла. Эта мысль тут же улетучилась, когда Галя кошечкой потерлась своей щекой о его подбородок и преданно заглянула в глаза.
-Только я не смогу так долго ждать. Ведь тогда нам придется месяц скрываться, а я теперь хочу только с тобой засыпать и просыпаться, - проговорила она.
-Месяц можно потерпеть, - мягко проговорил он, взял ее руки, чтобы у нее не возникла мысль, что он любой ценой хочет избежать брака. - За это время я подыщу съемную квартиру.
-У тебя есть деньги, чтобы ее снять? - с усмешкой спросила она.
Николай замялся. Деньги, действительно задерживали, в канцелярии сказали, что в ближайшие дни зарплата не предвидеться. Правда, если треть зарплаты оставить кассиру, тогда деньги могут выдать за позапрошлый месяц.
-С деньгами худо, - признался он. - Но и родителями  жить как-то несолидно. Взрослый человек, муж, офицер, и сразу садиться на шею родителям. Несолидно как-то!
-Ты же не виноват, что  наша армия такая нищая.
-Да вся страна нищая! Говорили, вот отделимся от России, заживем! Отделились! Купоны в фантики превращаются. Пока нам выдадут их, они еще в два раза обесценятся, - с досадой произнес Николай.
  -Слушай, а откуда у Олеся доллары водятся? Он же не получает зарплату в долларах? - спросила Галя.
-Олесь со товарищи военное имущество на сторону толканет, - произнес Николай.
-Это же подсудное дело?!
-Подсудное, - подтвердил Николай. - В любом нормальном государстве.  При нашей общей неразберихе, учет ведется из рук вон плохо. У нас после ухода российских войск, знаешь, сколько неучтенного оборудования и техники осталось? Вот они его и дербанят, - пояснил он девушке.
-А ты почему не участвуешь в этом? Думаю, один Олесь такое бы не провернул. Значит в этом командиры замазаны.
-Правильно думаешь. Младшие офицеры к разделу пирога не допускаются. Олесь воспользовался своими связями, он вообще пригрозил командиру батальона расправой. Молодчики из его партии один раз окружили дом батальонного, пригрозили ему и его семье, если тот вздумает обижать их командира, ему несдобровать, с тех пор он стал тише воды, ниже травы, - выдавал он секрет участия брата в противоправной деятельности.
-Да, он с ними носится похлеще, чем с солдатами призывниками, - проговорила Галя. - Только учитывая нашу дальнейшую жизнь, ты все же помогай брату. Я попрошу его сама об этом, - заявила она.
Николая покоробило от ее настойчивой просьбы, но он промолчал. Не очень верил, что Олесь захочет видеть его в кругу своих подельников, а обижать отказом будущую жену не хотел.
В конце концов они все же решили,  месяц потерпят, поживут врозь, а завтра они подадут заявление в ЗАГС.

* *  *
Спекуляция ваучерами у Дмитрия не заладилась. Как-то не хватало ему совести уговаривать старушек продать ваучер по бросовой цене, чтобы продавать по завышенной. Ко всему прочему, возникла конкуренция, жучки всех возрастов шныряли по улицам с тихим призывом: «Меняю ваучеры, по выгодной цене, меняю ваучеры!», как грибы открывались  полуофициальные пункты обмена ваучерами. В итоге у него едва хватило рассчитаться с долгом Степану, и он опять остался при своих. У Степана дело продвигалось лучше. Все же коммерческая жилка у него более развита, не зря он в юности с отцом продавал вино. Хотя и он согласился, это был не тот вариант, на котором можно сделать хотя бы небольшой задел на будущее. Власти обещали, что цены на продукты питания, и все остальное, вырастут в пять раз, они выросли в сорок раз.
Наступала весна. Грязные потоки текли по улицам. Москва серая и тусклая, московские власти во главе с мэром Гавриилом Поповым занимались в большей степени политикой, митинговали, и не занимались благоустройством. Студенты потешались над высказыванием Попова тремя годами раньше, когда он выступал за перезахоронение Хрущева у Кремлевской стены. И это в то время, когда многие высказывались  перенести прах всех похороненных в стене куда-нибудь на кладбище. И Ленина советовали  вынести из Мавзолея, и перезахоронить его рядом с матерью в Ленинграде. Так же поговаривали, что Попов часто посещал американское посольство, ориентировался на американскую форму правления, поддерживал во всем Горбачева, знал о готовящемся перевороте, сказал об этом американскому послу, тот, якобы, передал Горбачеву, но он не поверил. Об этом узнали гораздо позже, когда арестованный Янаев показал, что они не трогали должностных лиц, и даже не сняли с должности Гавриила Попова, хотя знали, что все секреты он относит американцам. Именно при Попове в Москве началась интенсивная приватизация квартир, предприятий, учреждений, торговых и иных площадей недвижимости. За которые тут же вклинился в борьбу криминалитет. Власть мало обращала на это внимание, им все равно было, в чьи руки попадет государственное добро, и кто будет владеть той или иной недвижимостью. Надо было быстрее отчитаться, что они впереди «планеты» всей.
Дмитрий усиленно штудировал английский и французский языки. Знал, ему, как журналисту, придется общаться с иностранцами, и вообще, каждый уважающий журналист должен знать иностранный язык. Французский ему давался сложнее, произношение и грамматика никак не застревали в голове, он злился, швырял учебник на стол, Любаня с удивлением смотрела на него. Он оправдывался:
-Не понимаю, как французы научились так гундосить в нос, и что у них за произношение?!
Люба в ответ только смеялась, ей французский давался легко.  Хотя у английского грамматика тоже не подарок.
Павел все реже появлялся на занятиях.
-Ты чего сачкуешь? - спросил его Дмитрий.
-Папаше помогаю. Он с коллективом приватизировал универмаг, который теперь гордо называется торговым комплексом, и в котором работал директором. Я сейчас через подставных лиц скупаю ваучеры его продавцов, рабочих, шоферов. У торговым дома должен быть один руководитель, иначе в управлении сплошной бардак, лебедь рвется в облака, а щука тянет в воду, - пояснил он.
-А бывшие продавцы станут теперь его холопами? - спросил Горлов, студент появляющийся сразу, как только приходил Павел.
-Что ты несешь? Они останутся теми же продавцами, кем и были ранее.
-А при ваучерах они были бы совладельцами, - напомнил Дмитрий.
-Так экономика работать не будет. Не могут быть все владельцами. Кому -то работать надо. Кстати, это происходит во всей Москве, полагаю, по всей России. Жаль, что я не поступил на экономический факультет, или на юридический. Журналистика теперь никому не нужна. Вы живете в этих институтских стенах, и не знаете, что делается за ее пределами, - отбивался Павел.
-В этом ты прав. Все же я хочу закончить этот факультете. А тебе еще не поздно перевестись, - напомнил ему Горлов.
-Ладно, посмотрим, что нового тут у нас? Ты еще не расстался с Любаней? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Надо же, как она тебя приворожила, - восхитился товарищ.
Дмитрий ничего не сказал. Он не стал другу говорить, что встречался с Дианой. А встреча прошла при инициативе Дианы. Она без особой радости сообщила о том, что решила выйти замуж. И при этом смотрела на Дмитрия, как он отреагирует на эту новость. Он плохо отреагировал, нахмурился, притих, потупился, помолчал, грустно спросил:
-Кто этот счастливец?
Он давно понял, к Любе он не испытывает большой любви, он испытывает к ней чувство благодарности за ее заботу, ласку, участие, привык к ее присутствию рядом, все вокруг знают об их отношениях, многие студенты и студентки к концу второго курса разбились на пары. Это был зов молодого тела к горячей девичьей плоти, часто принимаемая за любовь. Он хорошо к ней относится, полагает, что по окончании жениться на ней, поскольку после всех этих отношений бросить ее, было бы верхом свинства с его стороны. Но всегда, когда он общался с Дианой, с особой ясностью сознавал, именно ее он бы смог любить так, как когда-то любил в юности еврейскую девочку Эсфирь. Но он запретил себе об этом думать. Любят же фанаты заочно актрису Гурченко или певицу Пугачеву, понимая, они никогда не окажутся рядом.
-Мой однокурсник, - пояснила Диана, при этом сморщила носик. - Очень талантливый мальчик. Говорит,  любит меня. У него папа народный артист республики.
-Помнишь, я точно так же сказал, что Люба любит меня, ты тут же спросила: а ты ее? Вот и я спрашиваю: а ты его?
Они прохаживались по аллее Воробьевых гор, она тут же остановилась, повернулась к Дмитрию и решительно сказала:
-И я его. Все же главное в том, что он любит меня, - сделала ударение на слове «он». - Мне уже засиживаться в старых девах возраст не позволяет. Ты же в жены меня не позвал, - усмехнулась она.
-А ты бы согласилась? - не поверил Дмитрий.
-Подумала бы.
-Да какой из меня муж?! - отмахнулся  Дмитрий. - Хотя и студент твой такой же, если бы не его папа - народный артист. Полагал, ты выйдешь за солидного дядю, который был бы тебе опорой, сильной натурой, которого бы ты боготворила. А ты почему-то выбрала пацана. Из-за его отца? - спросил он.
-Нет. Так уж решила! Надоело одной вечерами сидеть дома или шляться по тусовкам. А он ходит за мной, как теленок на привязи, без материальных запросов, я и подумала, пусть будет рядом тот, кто любит меня. Я может быть и не полюблю никого в полной мере, что же мне теперь одной оставаться? - остановилась, повернулась корпусом  к нему. - Не могу понять твоего ко мне отношения, чем я для тебя плоха? Почему ты не добивался меня? Я ведь видела, как ты смотрел на меня? Полагала, любишь.
Дмитрий помялся.
-Ты слишком для меня хороша, - со вздохом проговорил он.
Она поджала губы и пошла вперед. Он догнал ее, пошел рядом, не поворачиваясь она серьезно проговорила:
-Ни ты, ни я, не будем счастливы в этих браках.
-Почему же? Ведь ты замуж выходишь по любви, я женюсь тоже… - и осекся от ее косого взгляда.
На прощание она попросила:
-Поцелуй меня, Дима.
Он слегка поцеловал ее холодные губы.
-Да не так!
Она обхватила его шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы.
-Прощай, - сказала она.
И уже когда отошла на приличное расстояние, обернулась и сказала:
-А куртка твоя висит. Сейчас уже весна. А осенью приходи, - и помахала рукой.
В тот вечер Дмитрий не находил себе места. Ему было так тяжко на душе, словно он потерял близкого человека. Не мог представить Диану в постели с другим мужчиной. Люба заметила его состояние, спросила:
-Ты пару схлопотал по контрольной?
Он посмотрел на нее и спросил:
-Люба, ты все еще любишь меня?
Она удивленно посмотрела на него:
-Что за глупый вопрос? Конечно! Еще в большей степени, чем раньше. А почему ты спросил?
*  *  *
Свадьбу играли в ресторане. Подвыпившие многочисленные родственники, о существовании которых Николай до вчерашнего дня не подозревал, кричали «Горько -о -о!!!», он целовал губы новоиспеченной жены, хмурился, садился и сосредоточенно смотрел в тарелку. Ему надоело сидеть среди этой шумной, незнакомой ему кампании, терпеливо ждал  окончания торжества. Хмельной Олесь лез к нему с объятиями, громко кричал, что они теперь не только однополчане, единомышленники, но и родственники, а точнее шурины. Потом воспользовался, когда Николай  вышел из-за стола, обхватил его за плечи, пьяно зашептал на ухо:
-Раз теперь мы с тобой родственники, так и быть, возьму тебя в долю, - заявил он.
-В какую еще долю? - посмотрел косо через плечо на шурина.
-Там узнаешь. Должен же ты достойно содержать молодую жену. Кстати, как она там?.. - поводил глазами и глумливо захихикал.
-Нормально, - сбросил он руку с плеча.
Невеста в подвенечном платье была особенно хороша, Николай любовался ею, про себя подумал: «Если бы ее красота соответствовала характеру!». А характер у нее оказался жесткий, это Николай почувствовал за месяц до свадьбы, когда Галя начала командовать им, как фельдфебель солдатом, капризничать, требовать излишнего внимания, хотя служба не позволяла быть им вместе столько, сколько бы ей хотелось. Она не считалась ни с чем, ни с его безденежьем, ни с задержками на службе, ни с его личным временем, которое он иногда тратил на изучение украинского языка или материальной части новых американских образцов стрелкового оружия.  Она хотела, чтобы он смотрел только на нее. Полагала, что коль природа наделила ее красотой, то и ее избранник должен ею любоваться, и исполнять ее капризы.
Родители Николая не приехали. Так они договорились по телефону. В связи с денежной реформой, денег почти ни у кого не было. Даже родители Галины, которые несравненно состоятельней родителей Николая, и те вынуждены были взять в долг у Олеся доллары. Николай пообещал родителям, они через месяц приедут в Измаил и повторят торжество.
После свадьбы молодые поехали в съемную квартиру.
-Представляешь, мои предки полагают, это у нас первая брачная ночь, - сказала Галя, оставшись наедине с Николаем. - Только Олесь не верит, что мы до сегодняшнего дня воздерживаемся.
И при этом залилась мстительным смешком, торопливо снимая с себя подвенечное платье. Николай вздохнул, ничего не ответил. Он так устал от свадебного мероприятия, что его уже не волновала женская нагота.
Летом Галя заканчивала институт, становилась дипломированным учителем украинского языка и литературы. Она готовилась работать в школе и давать уроки украинского языка. Украинский стал очень востребованным, его изучали врачи, инженеры, военные, чиновники. Вся официальная переписка велась на украинском языке. Командир батальона майор Гриценко возмущался:
-Я украинец в двадцать пятом колене, учился в Симферополе в русской школе, заканчивал военное училище в Киеве на русском языке, все вокруг говорили на русском, а теперь мои дети вынуждены учиться на украинском языке. В химии, физике нет терминов на украинском, так некоторые лингвисты умники выдумывают новый язык.
И покосился на Николая, которому не доверял. Все же родственник одному из одиозных офицеров.
-Балом правит сатана, - неожиданно для майора высказался Николай.
Майор удивленно посмотрел на молодого офицера, потряс в воздухе листом приказа.
-Написан мелким шрифтом для экономии бумаги. Глаза сломаешь. С кем же мы воевать собрались, если даже на бумаге экономим. Не говоря уж о боеприпасах, технике и снабжении. Скоро за свой счет форму покупать будем, - и при этом стучал кулаком по столу.
Семейная жизнь требовала от Николая новых решений. В условиях безденежья, он принял предложение Олеся, участвовать в полуподпольной распродаже военной техники. Под предлогом, что Украине не нужна устаревшая советская техника, он совместно с командиром роты списал два БТР, как не подлежащие ремонту. Хотя бронетехника была исправна. Встречался с посредниками, которые готовы купить машины, оговаривали цену. Те сначала предлагали купить в рассрочку, Олесь предупредил не соглашаться, иначе не увидишь ни денег, ни машин. Торг длился три дня. Николаю противна вся эта возня, но назвался груздем, полезай в кузовок. Он так же понимал, чуть политика повернется не в том направлении, в каком ее себе представляет Олесь и его покровители, как они первыми загремят под трибунал за разбазаривание военной техники, а вернее - за ее хищение. И сядут как раз вот такие младшие офицеры - шестерки, командиры повыше останутся в стороне. От выручки БТРов ему досталось всего несколько сот долларов, однако и этих денег хватало на безбедную жизнь целый месяц. Ведь за один доллар давали 450 карбованцев. Когда он дома Гале показал доллары, глаза ее алчно загорелись, она тут же начала прикидывать, что из одежды и золотых украшений они купят в выходной день. Она видела в магазине такое восхитительное кольцо, которое теперь она непременно купит.
-Галя, нам нужно думать о своей квартире, - напомнил Николай беспечной жене. - Откладывать и тратить очень экономно, иначе мы всегда будем жить в съемных квартирах.
Она только беспечно отмахивалась.
-Возьмем кредит в банке. Тряхнем родителей. Твои разве нам не помогут? - спрашивала она не отрывая взгляда от долларов. Они заворожили ее, загипнотизировали, и эта алчность была неприятна Николаю. Ему бы стукнуть по столу кулаком, накричать, показать, кто в семье хозяин, а он не мог. Не мог нарушить в душе то благоговейное чувство к ее внешней красоте. Он видел, как офицеры смотрели ей вслед, если он появлялся с ней в районе расположения части. Да и просто прохожие обращали внимание на нее. Все было при ней: и фигура, и волнистые каштановые волосы, и белая кожа, и утонченные черты лица. Не было только надлежащего воспитания. В семье культивировался культ стяжательства и злость на прежнюю советскую власть, которая не позволяла им открыто обогащаться. Теперь они наверстывали упущенное в полной мере.
-Мои не помогут, - жестко сказал он. Мне уже пора помогать им. Они же не знают о том плачевном состоянии, в котором находится армия.  Я учился на полном государственном обеспечении. А теперь они еле могут Димке помочь.
Галя презрительно хмыкнула, ей в голову не могло прийти, что дети должны помогать родителям. 
  Ожидаемого благополучия в стране так и не возникло. Правительства менялись со скоростью пулеметной очереди, однако сократить дефицит государственного бюджета, обеспечения нормального уровня зарплат им не удавалось. Забастовали шахтеры. За ними рабочие крупных предприятий, на которых сокращались рабочие места, закрывались цеха, которые работали с довоенных лет. Ушлые ребята играя на инфляции карбованца за бесценок скупали не работавшие предприятия.  При государственных предприятиях  создавались коммерческие. Они использовали территорию, государственное сырье, оборудование, устанавливали коммерческие цены на продукцию, доходы шли не на развитие производства, а в собственный карман. Прекращали во Львове свою деятельность Львовский автобусный завод, авиаремонтный завод, телевизионный и другие заводы. Все старались как больше нахапать от умирающих заводов. Защищая свои средства новые предприниматели прятали деньги в западных банках. Власть решили карбованцы заменить на собственную денежную единицу - купоны многоразового использования. На фоне инфляции и забастовок Верховная Рада приняла решение о проведении досрочных выборов в парламент и выборов президента. Кравчук был уверен, переизберут его, и тогда он урвет больше полномочий. Его в этом убедили партийные  лидеры из западных областей страны. Выборы назначили на весну следующего года.
Олесь все больше занимался созданием и укреплением своей партии, мало обращал внимание на службу. Его прикрывали такие же офицеры западники. Это не мешало ему продвигаться по службе, получать очередные звания. Олесь гордился тем, что в Украине появился свой первый лауреат Шевченковской  премии независимой Украины Иван Багрянный, который писал о преступлениях советского тоталитаризма. А также его радовало появление Украинской автокефальной православной церкви. Не потому, что Олесь был очень верующим, он вообще ратовал за доминирующую во Львове греко -католическую церковь, но автокефальную церковь поддерживал Кравчук в пику православной церкви, которая подчиняется Московскому патриархату. Его молодые борцы за самостийность Украины одну такую церковь на окраине Львова разгромили, священника таскали за бороду, прихожан, которые пытались заступиться за батюшку, тоже избили.
К третьей годовщине независимости Украины Николаю присвоили очередное звание - старший лейтенант. Олесю Омельченко - капитана и назначили заместителем командира роты. Майору Гриценко очередного звания не присвоили. Официально за низкую дисциплину в подразделении. Фактически - за политическую неблагонадежность. Он написал рапорт на имя министра обороны с просьбой перевести его в Крым. В последнее время в министерстве обороны решили, что целесообразно  военнослужащих дислоцировать по месту жительства. Так будет меньше расходов, для офицеров меньше придется выделять квартир, солдатам будут помогать родственники. Не зная о настроениях майора Гриценко, министр обороны наложил положительную резолюцию. Он готовился к отъезду, по этому поводу Олесь ядовито заметил:
-Скатертью дорожка. Он надеется, что Крым долго будет оставаться независимой республикой. Доберемся мы до него.
Майор Гриценко в узком кругу офицеров поведал то, о чем не писали в газетах,  ему приватно рассказывали родственники и друзья:
-Приезжали нацики на поезде «Дружбы» в Севастополь, заявляли, что Крым и Севастополь будет украинским, независимо от волеизъявления жителей. Никто их не приветствовал, они потоптались в центре города и укатили восвояси. Русская община в Крыму имеет поддержку почти всех жителей Крыма, кандидат от блока «Россия» Юрий Мешков выиграл президентские выборы в Крыму, Верховный Совет объявил полуостров независимым от Украины. 
-Разве Украина смирится с подобным положением дел? - высказал сомнение лейтенант Бойко.
-Конечно нет! Они решили задавить Крым блокадой. Перекрыли поставки продовольствия, хотят вызвать у жителей недовольство своим руководством. Пожалуй, им это удастся. Поживем, увидим.
-А вы, Григорий Богданович, каким видите Крым? За кого будете? За белых али за красных? - спросил Николай.
-Я за Интернационал, - подыграл ему Гриценко. - Кого понимать за красными, вообще-то я за здоровые силы. За нормальных политиков. За сильную армию и нейтральный статус Украины. Воевать ни с кем мы не собираемся. Россия заберет у нас атомное оружие и мы станем безъядерной, нейтральной державой.
-Украинец с западной Украины, и украинец с восточной Украины, - это два разных психотипа людей. Восточные - ближе к русскому менталитету, западные - к польскому, - высказался  офицер Бойко.
-Точно! - подтвердил Николай. - В наших краях никто не говорил по украински, в селах разговаривали на суржике. И в наших головах никогда не возникала мысль, что Украина всегда боролась за свою самостоятельность. А здесь только и слышишь, украинская национальная армия никогда не прекращала своей борьбы с  оккупационной властью с Россией.
Олесь, если слышал подобные высказывания, зло сопел при этих разговорах. И брал всех на заметку, кто высказывал подобные мысли. К Николаю он старался не придираться, все же муж его сестры. В отношении  лейтенанта Бойко он зло проговорил: «Он у меня до пенсии будет в лейтенантах ходить!».
 Олесь к неудовольствию родителей сошелся с разведенной женщиной на лет пять старше его. Брак не регистрировали. Николай мельком видел ту женщину. Крупная, фигуристая дама с пышными темными волосами, с вихляющей походкой и сигаретой в зубах. О свадьбе речи не шло.
На президентских выборах к огорчению Кравчука победил Леонид Кучма, известный в стране политик. Сначала технарь, директор  производственного объединения «Южный машино-строительный завод». Потом народный депутат Украины, затем стал премьер-министром  с расширенными полномочиями. И вот добился высшей государственной должности. Николая удивляла метаморфоза Кучмы, который выиграл выборы благодаря голосам восточной Украины, сразу же стал заигрывать с западными, более националистически настроенными областями, называя это желанием  объединить Украину, тем самым дал карт бланш националистам чувствовать себя более вольготно. Партия, в которой состоял Олесь Омельченко, в местный областной совет взяли всего десять процентов голосов, но  и это считалось большим достижением.
-Вспомни, с чего начинал Ленин, - говорил он Николаю. - Всего лишь десяток единомышленников. И у Гитлера вначале было немного сторонников. И что из этого в итоге получилось! И у нас получится! - уверенно утверждал он.
-Что должно получиться? - спрашивал Николай. - Какой ты видишь в результате Украину?
-Вот чудак! Это же известно! Ты разве не читал наших деклараций? Украина станет свободной от русского мира, мы отрицаем все советское прошлое, как оккупационное, мы не признаем советских праздников, почитаем борцов за свободу Украины, Бендеру, Шухевича, Коновальца и других.
Спорить с Олесем было бесполезно.

*  *  *
К четвертому курсу Дмитрий приехал отдохнувший и отъевшийся на домашних харчах.
А теперь остались одни  воспоминания. Время пролетело очень быстро. Не успела Люба распрощаться со слезами на глазах с Дмитрием, как радость встречи захлестнула ее вновь. Уже никого не стесняясь, она налетела на Дмитрия, обняла его, потянула за собой в укромное местечко, чтобы обцеловать его со всей страстью соскучившейся души.
Мать, по приезду сына, глядя на него, сокрушалась:
-Господи, одни кости остались! Даже нос заострился… - и подкладывала ему в тарелку, и рассказывала последние новости: Олег женился, жена молоденькая, Алефтиной кличут, сирота, она у бабушки с дедушкой живет, с ней два малолетних брата и старшая сестра. Родители угорели от печки, двое старших детей были в лагере, младшие у бабушки с дедушкой. Олег теперь тянет не только свою семью, но и семью своей молоденькой жены. И еще новость: Рая развелась с мужем. Терпела, терпела и не вытерпела. Дети выросли, дальше сама с ними справится.
-Чего это они? - без любопытства спросил Дмитрий, он знал, сестры между собой дружны, но сор из избы не выносят. Хотя развод Раи не стал для родственников неожиданностью. Знали, муж у нее мужчина увлекающийся, а Измаил городок маленький, шила в мешке не утаишь.
-К другой ушел, - коротко пояснила мать.
Дмитрий в душе удивился, как можно уйти от Раи, женщины красивой, умной, да и к тому же двое сыновей. Вслух ничего  не сказал.
Брат Николай приехал с молодой женой за три дня до отъезда Дмитрия на учебу. Раньше он никак не мог вырваться. Дмитрий по достоинству оценил выбор брата, жена красивая. Только молчаливая, и не поймешь, всем ли она довольна или скрывает свое недовольство за непроницаемой маской. По секрету он сказал, его жена беременна, поэтому она не в духе.
Еще брат поведал,  ему присвоили очередное воинское звание - старший лейтенант, назначили заместителем командира роты.
Казалось, только недавно, всего четыре месяца назад, Николай прислал брату с человеком, который ехал через Москву, сто долларов. Николай позвонил и назвал номер поезда и вагона, чтобы тот встретил по приезду человека, с которым он передал ему деньги.
-Ты что, разбогател? - спросил его по телефону Дмитрий.
-Не спрашивай. Чем богат, тем и рад.
-Как жена? Когда домой поедете? - кричал в трубку Дмитрий.
-Летом. И ты приезжай.
-Приеду на каникулы.
Сто долларов в то время приличные деньги. Он поменял пятьдесят долларов, накупил всяких сладостей, еды, бутылку вина, пришел в комнату к Любе, у той глаза расширились.
-Ты ограбил магазин?
-Почти.
-Откуда, Дима, дровишки?
Он в тон ей ответил:
-Из леса вестимо, бабки брат рубит,  я еду привожу, - и они счастливо засмеялись. Учеба на полный желудок лучше умещается в голове.
В институте распространяли билеты на концерт Аллы Пугачевой. Для студентов значительные скидки, Дмитрий купил два билета. Пугачева царствовала на эстраде, и не было до недавнего времени певицы, которая могла бы сравниться с ней по популярности. Последнее время молодая поросль молодых певцов и певичек стали наступать ей на пятки, поскольку вырос новый пласт продюсеров, которые начали проталкивать на эстраду голосистых и безголосых, поющих под фанеру певиц и певцов. Теперь певицы и певцы не стоят на сцене статично, как Кобзон, они прыгают козлами, певицы выходят в откровенных прикидах, некоторые в купальниках, чего никогда ранее нельзя было увидеть на эстраде.  По стране заколесили несколько «Ласковых маев», из каждого утюга слышен гнусавый голос юного Шатунова: «Белые розы, белые розы...». Прыгали жеребцами квартет певцов под странным названием «На-на». Молоденькие фанатки рвали на себе кофточки, размазывали слезы и сопли в надежде дотянуться до кумиров. Из новоявленных эстрадных див продюсеры выжимали все соки, заставляя давать по три, четыре концерта в день. И только Пугачева отличалась от них скромным поведением на сцене  и отменным голосом. Он взял с собой на концерт Любу. Места на стадионе достались на самой верхотуре, площадка с высоты казалась размером со спичечный коробок. Пугачеву и музыкантов можно было увидеть только в бинокль. Мощные динамики разносили голос певицы, сабвуферы вколачивали в мозги зрителей  ритм, публика восторженно ревела, и только под конец певица сошла со сцены и проехала по гаревой дорожке, приветствуя зрителей. Люба осталась довольна.
Дмитрий скептически высказался:
-Ползают казявки по сцене. По телевизору виден хотя бы крупный план...
Сессию за второй курс сдали без особых проблем, хвостов почти ни у кого не было, за исключением Павла, который последнее время все реже ходил на  занятия, чувствовалось, он полностью потерял интерес к будущей профессии. Студенты разъезжались на каникулы, Люба тяжело расставалась с Дмитрием. Ей казалось, что разлука так же может привести к разрыву, как было у нее с предыдущим женихом. Она все время твердила, она будет очень скучать. Уезжала она первой, Дмитрий провожал ее, она долго не могла отпустить  на перроне его руку, смотрела с полными слез глазами, словно не увидит его год.
-Не переживай, через полтора месяца встретимся, - успокаивал ее Дмитрий.
-Целых полтора месяца, - в плаксивой гримаске сморщилось ее лицо.
Он поцеловал ее, поезд уже тронулся и проводница недовольно проговорила,  она может остаться на перроне.
И вот они снова вместе. Каникулы пролетели, как один день. Рассказывали, как провели каникулы.
-Жениха своего видела? - спросил с иронией Дмитрий.
-Видела, - кивнула она головой.
Дмитрий спросил вроде с шуткой, а тут приподнял брови.
-И? - спросил он.
-Сказала, я вышла замуж.
-Я уже хотел заревновать, - хмыкнул он. - И у тебя ничего к нему не екнуло? Все же первый твой мужчина?
-Представляешь, кроме брезгливого чувства, ничего не испытала. Ведь он, как узнал, что я замужем, тут же начал приставать, дескать, теперь тебе терять нечего, давай вспомним былое… Ах, не хочу даже вспоминать! Теперь у меня есть ты, - и она прильнула к нему.
Потянулись единообразные дни учебы. Студенты в полной мере стали обращать внимание на политическую жизнь страны. Наверное, во времена Брежнева, вряд ли студенты факультета журналистики до конца учебы отвлекались на подобные проблемы. Писали бы о трудовых успехах, о красотах природы, о  ветеранах войны, о космосе и многое другое, потому что политика должна быть вне интересов студентов. Сейчас же, жизнь настолько бурлит всевозможными событиями, что не обращать внимание на перемены в общественной жизни невозможно. Здесь и слабая денежная система, бедность и обнищание народа, инфляция, бандитизм, слабая правоохранительная и судебная система. Однако преподаватели обходили тему современной жизни,  давали задания писать студентам учебные репортажи якобы с места событий, будь то война в Кувейте или победа русских войск на Балканах, о победе наших войск во время Второй мировой войны. В один из таких занятий не выдержал Виктор Горлов и задал вопрос профессору:
-Почему мы оттачиваем перо на прошедших событиях? Может нам все же обратить свой взор на нашу современность?
-Что бы вы хотели осветить? - спросил преподаватель.
-Хотя бы нашу правоохранительную и судебную систему. Весьма продажные органы, которые не помогают строить новую Россию. Да и наш президент Ельцин конца восьмидесятых и Ельцин начала девяностых, два разных человека.
Аудитория одобрительно загудела. Преподаватель подождал, когда студенты утихнут, сказал:
-Я не мешаю писать вам на любую тему. Но издавать свои мысли вы сможете по окончании института.
-Вот вам бабушка и Юрьев день! - констатировал Дмитрий.
Вечером, перед отбоем, Степан спросил Дмитрия:
-Ты смотрел выступление Ельцина в американском конгрессе?
 Дмитрий кивнул.
-И как тебе?
-Отвратительно! Это речь вассала, который просит Бога благословить Америку. Хорошо хоть, что при этом добавил: И Россию!
-Он так упоенно говорил о том, что мир может вздохнуть спокойно, так как коммунистический идол рухнул навсегда. Дескать, коммунизм не имеет человеческого облика. Я могу с этим согласиться, потому что я не был коммунистом. Но он сам был далеко не винтиком в коммунистической системе, кем же он был среди членов Политбюро?  Засланным казачком? От кого? Я видел по телику, как он в своей Свердловской области пел аллилуйную дорогому Леониду Ильичу Брежневу, снес дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью. А тут он, как ярый могильщик коммунизма, и выражает благодарность президенту США за неоценимую моральную помощь правого дела российскому народу, - делился своими впечатлениями от речи президента Степан.
-Это называется лицемерием, - вставил реплику Дмитрий. - Чему ты удивляешься? У нас Кравчук был членом политбюро ЦК партии Украины, тоже быстро отрекся от своего прошлого. А наши азиатские республики? Все сразу из первых секретарей превратились в элементарных баев.
-Когда лицемерие проявляет глава государства, а не Василий Блаженный, и говорит, что свобода Америки защищается в России, при этом обязуется срочно сократить вооружение, это уже сдача всех позиций. Он не может не понимать, что Америка никогда не станет другом России, потому что демократия у них дутая. Они любят говорить о ней, а сами бомбили Вьетнам, гнобят Иран, диктуют свою волю многим государствам, - размышлял вслух Степан.
Дмитрий лежал на кровати, смотрел в потолок. Ему не очень хотелось спорить о политике Ельцина, он думал  о Любе, которая так же в своей комнате наверняка думает о нем. И тут же перед глазами всплывал облик Дианы, которая проявила о нем заботу,  ему интересно, чем она больше руководствовалась: жалостью и добротой к бедному студенту, или нечто большим, что можно было бы назвать  любовью? С кем теперь Диана, кто обнимает и целует ее?
Отвлек его вопрос Степана:
-Вместо того, чтобы наводить порядок в стране, он бодается  с Верховным Советом. Оппозиция защищает конституцию, а президент считает, что ее нужно менять, чтобы расширить свои полномочия.
Дмитрий знал, противостояние закончилось тем, что Президент Ельцин  временно отстранил от власти Верховный Совет, с чем депутаты не могли согласиться.  В парламенте отключили свет и воду. На улицу вышли сторонники как парламента, так и президента. В воздухе пахло тревогой и кровавыми столкновениями. Он отвернулся к стене, буркнул:
-Выключи свет.
Деканат строго предупредил студентов, чтобы они не участвовали в  городских митингах, особенно тех, кто приехал из бывших союзных республик под угрозой депортации. Только кто же слушал декана. Все смотрели по телевидению выступление президента Ельцина, о роспуске парламента, чуть позже выступил председатель Верховного Совета Хасбулатов,  и назвал действия Ельцина государственным переворотом. Верховный Совет вынес постановление о прекращении полномочий президента. Их поддержал Конституционный Суд. В воздухе уже запахло гражданским противостоянием, которое легко могло закончится гражданской войной. Преподаватель по истории журналистики высказался на эту тему так: Ельцина запад поддерживает, поскольку им импонируют те демократические преобразования, которые затеял президент. Во многих политических и военных учреждениях сидели американские советники. Да и политические партии либеральной ориентации поддерживали президента вкупе с новоявленной буржуазией, которая ратовала за развитие рыночных реформ. Поэтому президент настолько осмелел, что может позволить себе нарушать конституцию, не считаться с выводами конституционного суда, не прислушиваться к советникам.
Простой народ симпатизировал Верховному Совету, более того, армия и правоохранители поддерживали Верховный Совет. Даже в московском правительстве не было единства: сессия Моссовета оценила действия президента, как антиконституционные, его указ не имеет юридической силы. А правительство Москвы во главе с новым мэром Юрием Лужковым поддержали президента.
-Айда к Белому дому, - предложил Степан. - Все равно выходной день.
-Ты прав. Нельзя достоверно описывать события по телевизору, нужно видеть все своими глазами.
-Я с вами, - заявила Люба.
В тот момент ребята не видели ничего в том зазорного, если девушка пойдет с ними поддержать мирный, несмотря на запрет деканата, митинг. Они пришли к Белому дому, вокруг которого собралась огромная толпа москвичей, кто-то уже возводил баррикады. Какой-то парень притащил огромный лист старого железа, которым ранее укрывали крыши, весело провозгласил:
-А руки то помнят! Два года назад точно так же возводил здесь баррикады…
По мегафону объявили, отныне президентом России является вице-президент Руцкой. Бывшим военнослужащим, ныне пенсионерам, начали раздавать автоматы.  К вечеру  Белый дом  окружили милиционеры и сотрудники ОМОНа, которым поставили задачу: никого в здание не впускать, и никого оттуда не выпускать. Прилегающие улицы перекрыли поливальными машинами и КАМазами. Часть манифестантов сделали попытку прорваться в здание, их рассеяли сотрудники милиции. Туда же было устремился Степан, его за рукав ухватил Дмитрий, он  с  Любой его еле удержали.
-Ты с ума сошел! Если тебя задержат, тебя тут же отчислять… Пошли домой, завтра после занятий придем сюда, - предложил Дмитрий.
Мы должны все видеть своими глазами, чтобы потом достоверно описывать все, что здесь происходит, - отозвался Степан.
-Я сейчас, - сказала Люба, выдернула из толпы юношу, показала ему студенческий билет, как показывают иногда удостоверение сотрудники милиции в кино, спросила:
-Кого вы защищаете в данном случае?
Парень покрутил головой, оглянулся на товарищей, скороговоркой пояснил:
-Так знамо кого! Нужен нам такой президент, который окружил себя банкирами та чубайсами? Вы в глубинку съездите, увидите, как там живет народ… - и побежал дальше.
-Вот вам и глас народа, - констатировала Люба.
В течении четырех первых дней октября переменным успехом шли переговоры между представителями президента и Верховного Совета. Свет и воду в Белом доме то включали, то вновь выключали. В переговоры  включался Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алекий П, которые так же закончились ничем. На Октябрьской площади собрался оппозиционный митинг, на нем же собрались активисты коммунистического движения «Трудовая Россия» во главе с неистовым коммунистом  Анпиловым. Решили идти к Белому дому. В два часа их окружили сотрудники милиции, сдержать колонну  не смогли, митингующие прорвали оцепление, милиция отступила, побросали щиты и дубинки, скрылись в прилегающих переулках, колонна  двинулась в сторону Белого дома. Об этом с упоением им рассказывал студент Виктор Горлов, который присутствовал на том митинге. Дмитрий, Люба и Степан в  то время находились у Белого дома. По мегафону объявили, что митингующие захватили мэрию, встреченную воодушевленным гулом. Послышалась стрельба, стреляли сотрудники милиции поверх голов манифестантов, в это время подошла колонна с Октябрьской площади. Милиционеры отступили, сбежав, бросили грузовики и четыре бронетранспортера с ключами в замках зажигания. Генерал Макашов и лидер «Трудовой России» Ампилов захватили брошенные грузовики и помчались в сторону Останкино.  К Белому дому подъехали танки, стали разворачиваться стволами в сторону Белого дома.
-Вы идите домой, - велел Дмитрий Любе и Степану,  - я еще немного побуду, посмотрю, зачем сюда пригнали танки.
-Я без тебя не пойду, - заявила Люба.
-Люба, здесь ничего интересного не будет, это вялотекущие переговоры, танки пригнали для устрашения. Не дураки же они стрелять по собственному народу.  Степа проводи ее, - велел он товарищу как можно строже, чтобы Люба не ослушалась. И все же Дмитрию стоило большого труда  удалось уговорить их.
-Ты тоже не задерживайся, лучше мы завтра сюда придем. Вряд ли завтра будут занятия, - капризно высказалась Люба.
Они ушли. Дмитрий отошел подальше, нашел скамейку, присел, наблюдал издали. Несмотря на наступающую ночь, народ все прибывал и прибывал. Дмитрий задремал. Разбудили мужики, которые тащили кусок огромной ограды с ближайшей Москвы-реки. Он хотел уже уходить, выяснилось, транспорт общественный не ходит, метро закрыто. И он решил остаться до утра. Утром начался штурм Белого дома. Танки прямой наводкой палили по зданию, повалил черный дым. Началась автоматная стрельба. Кто по кому палил в общем грохоте не понятно. Ему показалось, в основном по зданию и защитникам Белого дома палили военные. Однако видел, как огонь по ним вели с крыш ближайших к Белому дому зданий. Дмитрий с ужасом наблюдал, как падают скошенные пулями люди. Заметил на крыше снайпера, который методически прицельно стрелял по безоружным людям. Ошеломленный увиденным, юноша  втянул голову в плечи, упал и пополз в сторону Дорогомиловской улицы. Там можно было скрыться от шальных и прицельных пуль. Заполз  за дом, прислонился к стене и обессиленно сел прямо на асфальт. Бежали люди мимо него в сторону Белого дома, которым еще не понятно, что там происходит, почему стреляют танки. И бежали с побелевшими лицами и выпученными глазами люди от Белого дома.
Совершенно опустошенный он после обеда добрался до общежития. Степана  дома не было. «Неужели, дурак, поперся к Белому дому?» - подумал он, пошел в комнату Любы. Ее тоже дома не оказалось. Более того, подруга по комнате Светлана сказала, она со вчерашнего дня не приходила.
-Как же так? Я их ближе к вечеру отправил домой, - озадаченно проговорил он. Подруга по комнате ничего не могла сказать. В коридоре встретил Горлова.
-Витя, ты Степана или Любу не встречал? - спросил он.
-Нет.
-Странно! Куда они могли запропаститься?
Целый день он не находил себе места. Идти искать их возле Белого дома бесполезно, в том хаосе вряд ли кого можно найти. По телевизору показывали горящий Белый дом, и сдавшихся членов Верховного Совета, они выходили по одному во главе с исполняющим обязанности президента Руцким и председателем Верховного Совета Хазбулатовым, садились в подогнанный автобус. Степан и Люба не пришли ни вечером, ни ночью, ни утром. «Неужели их задержали сотрудники милиции?» - думал он. Для Любы это закончится выговором, а вот Степана могут исключить из института и депортировать. И в каком отделении милиции их искать, он не знал. Отделений в Москве много, в какой их могли увезти, тоже не мог предположить. Уныло  побрел на занятия, в аудитории набилось не так много студентов, вряд ли это можно назвать учебным процессом, собрались, чтобы обсудить вчерашние события. Преподаватель тоже не торопился вести предмет, спросил, кто из студентов был у Белого дома. Никто не сознался. В этот момент в аудиторию стремительным шагом зашел со свитой декан факультета. По хмурому выражению лица, поняли, ничего хорошего от этого посещения не жди. Декан прошел на преподавательское место, оглядел аудиторию, негромко, но четко спросил:
-Кто из вас находился у Белого дома или Останкино?
Аудитория молчала.
-Мы строго предупреждали, чтобы студенты не ходили в места противостояния властей и Верховного Совета. Мы оберегали вас от необдуманных поступков, поскольку ваша задача учиться, а не участвовать в политических митингах. В результате вашего непослушания произошла трагедия. Во время известных событий у Останкино погибли студенты нашего факультета Савушкина Любовь и Елеску Степан.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Кто-то из свиты наклонился к декану и что -то тихо сказал на ухо. Декан выпрямился.
-Мне тут подсказали,  Елеску жив, тяжело ранен, находится в Склифософской больнице. Он прооперирован, находится в реанимации. Вы понимаете, какое это пятно на наш институт! Вас предупреждали, вы не послушали. Вот результат! Как мы теперь посмотрим ее родителям в глаза?! Они отправили девушку к нам на учебу, а она оказалась в гуще событий, далеких от учебного процесса. Мы проведем тщательную проверку, и накажем каждого, которые ослушались и полезли добровольно под пули… - погрозил декан.
Он еще что-то говорил, Дмитрий не слушал или не слышал его, в висках стучало, он близок был к обмороку. Все студенты застыли в молчании, не могли поверить в гибель студентки. И только чей-то девичий голос звонко спросил:
-А нельзя провести проверку среди тех, кто стрелял по мирным людям? Мы в каком государстве живем? Она что, на войне погибла?
Студентов как прорвало, все заговорили разом, шумно выражая свое возмущение, застучали по крышкам стола, декан вынужден был ретироваться. Ни о каких занятиях речь уже не шла. Многие, кто знал об отношениях Любы и Дмитрия, повернулись к нему, потом обступили. Он сидел не в силах ни встать, ни что-либо сказать. Боль и горе сковали черты его лица, он еле поднялся, не мог вынести сочувствующих взглядов, и как сомнамбула пошел на выход. В комнате он упал лицом на кровать, застонал: «Люба, Люба, как же так?! Как вы попали в Останкино? Вы же должны были идти в общежитие? Что же произошло после того, как они расстались? Почему он не пошел вместе с ними?». Так он пролежал до вечера. Вечером вышел в фойе, там образовался студенческий митинг, все осуждали расстрел мирных граждан. И эта гибель невинной девушки, которая не выражала протест, она всего лишь хотела быть свидетельницей событий, на совести президента Ельцина.
Вопреки не очень строгому запрету деканата, через два дня студенты встретили родителей Любы, поехали с ними в морг. Дмитрий смотрел на мать, думал: как же Люба похожа на нее. В прошлый ее приезд к дочери на зимние каникулы он видел мельком, но не смог оценить насколько они похожи. А сейчас смотрел на ее такие же светлые волосы, крупные черты лица, сбитое телосложение, он подумал, через двадцать пять лет, она стала бы копией этой женщины, которая даже не подозревала, что рядом с ней стоит жених ее дочери.  Студентов в морг не пустили, пропустили только родителей на опознание тела. Мать при виде дочери упала в обморок. Отец плакал, поддерживал жену, забегали санитары, перед входом в морг плакали девчонки, у парней перекатывались желваки. Гроб запаяли в цинковый ящик, родителям приказали при захоронении гроб не вскрывать, отправили в багажное отделение. Ребята показали родителям комнату, где проживала их дочь, они забрали ее личные вещи, на второй день студенты  провожали родителей Любы на вокзал. И опять было море слез.
Дмитрий все не мог смирится с тем, что больше никогда не увидит Любу. Только вчера она целовала его,  милая, ласковая, живая, теплая, и теперь ее нет на этом белом свете. Ночью он просыпался от чувства, что в комнату вошла Люба. Этот кошмар преследовал его еще долго. В нем как будто что-то умерло. Тело его ходило на занятия, он сидел застывший на месте, мозг  не воспринимал о чем говорит профессор.  Шел в столовую, ел, не чувствуя вкуса пищи. Он испытывал чувство вины за ее гибель, потому-что не смог ее удержать возле себя в тот вечер или не пошел вместе с ними в общежитие. Тогда бы она не погибла и Степан не пострадал.
Дмитрий поехал в больницу имени Склифософского. В справочной ему сказали в каком корпусе и палате лежит Степан. К нему его не пустили, хотя сказали, что из реанимации после операции он переведен в общую палату. Оказалось, в его палате лежат все раненые у Белого дома и Останкино, дана команда к ним никого не пускать, с ними будут проводить следственные мероприятия. Только через десять дней Дмитрий увидел исхудавшего, бледного Степана, с потухшим взглядом. Увидев Дмитрия, он заплакал. Дмитрий обнял его, прижал к себе, у самого слезы закапали.
-Пошли в коридор, - сказал Степан. - Здесь везде уши…
У Степана перевязано плечо, рука висела на перевязи, он был ранен на вылет в плечо. Они прошли в коридор, Степан еле шел, Дмитрий поддерживал его, они уселись на подоконник.
-Как вы там оказались? - задал первый вопрос  Дмитрий, который волновал его все эти дни.
Степан тяжело вздохнул, рассказал:
-Мы пошли домой. Обходили брошенные грузовики, в кузов набивался народ, все шумели: едем брать Останкино.  За ними увязалась толпа митингующих.  Люба предложила пойти с ними. Я сначала не хотел, она настояла. Говорила, еще Ленин советовал захватывать почту, телеграф и в новых условиях - телевидение.  Митингующие пошли по этому пути. Говорила: надо посмотреть, как это будет происходить. Пытался ее отговорить, но ты же знаешь ее упрямый характер. Я не мог ее бросить. Нас подхватил последний грузовик, который сначала никак не могли завести.
Степан замолчал, видимо переживал вновь те минуты необдуманного поступка. Дмитрий не торопил.
И далее он рассказывал:
-Останкино охраняли сотрудники Софринской бригады без оружия, и вооруженный спецназ МВД «Витязь». Генерал Макашов потребовал предоставить им эфир, его требование проигнорировали. Пока шли переговоры прибыли еще сотрудники милиции для защиты Останкино. Со стороны Останкино раздался выстрел, раненым оказался телохранитель Макашова. В ответ грохнули из гранатомета.  Спецназ открыл беглый огонь, среди манифестантов появились убитые и раненые. Стрельба, вой, крики раненных, все слилось в один сплошной гул. Меня пуля настигла первого, ударила в плечо,  сначала не почувствовал боли, даже крови не видно было, только рука тут же онемела, повисла. Люба бросилась ко мне, я стал валиться на нее. И в это время пуля ударила ее в спину. Она как бы прикрыла меня собой. Мы оба упали. Кажется, она умерла сразу. Я закричал. В неразберихе никому до нас не было дела. Кругом бежали люди, орали, или падали, сраженные пулями. Я одной рукой оттащил ее тело к дереву, положил ее голову себе на колени, так и сидел на земле, спиной оперся о дерево, все хотел нащупать пульс на ее шее,  и свою  рану зажимал, боялся потерять сознание. И все же я отключился. Очнулся на полу в отделении милиции. Кругом такие же раненые или убитые, как я. Любы не было. Рядом лежала мертвая, почти обезображенная  девушка, пуля попала ей в голову, рот открыт, зубы выбиты, я слышал, как кто-то смотрел изъятые у нас документы, ходил и сравнивал фотографии документах с теми, кто находился в отделении. Он посмотрел на мертвую девушку и студенческий билет, сказал, что это студентка третьего курса Московского технологического института, фамилии не помню. У меня тоже изъяли студенческий билет. Я застонал от боли, он тут же подошел ко мне, спросил фамилию. Я назвал, он сверил со студенческим билетом, кивнул санитарам: этого в больницу. Поискал глазами Любу, ее не увидел, там лежали груды тел, не поймешь, кто жив или мертв. Нас, подававших признаки жизни, начали увозить скорые помощи. Я пытался докричаться с вопросом, где тело Савушкиной, мне никто не отвечал. Меня грубо поволокли по коридору, и я вновь потерял сознание, очнулся уже после операции на третий день. Нас тут допрашивали несколько раз. Ты извини, но я сказал, что Савушкина моя подруга, мы случайно оказались возле Останкино. Гуляли в Ботаническом саду, услышали выстрелы, думали фейерверк, решили посмотреть и попали под обстрел. Не верят, конечно, другого им не дано от меня узнать. Допытывались, кто еще из нашего института участвовали в митинге, я настаивал, мы случайно там оказались. Вышлют теперь меня. Им свидетели не нужны. Легче бы нас ликвидировать, только поздно, надо было сразу, еще там в милиции. Я  так и не узнал, где Люба, сейчас что-нибудь выяснилось? - спросил Степан.
-Да. Она находилась в морге. Приезжали ее родители на опознание. Им строго настрого приказали увезти тело в цинковом гробу и на родине гроб не открывать, захоронить так, как есть. А так же никому не рассказывать от чего она погибла.  Студенты настаивали, чтобы тело выставили в институте для прощания. Запретили. Провожали родителей всем курсом. Большего горя я не видел, - рассказал Дмитрий, слезы навернулись на глаза. Степан положил руку на коленку Дмитрия.
-Ты сам как? - спросил он. Дмитрий понял, он спрашивает, как он теперь без Любы?
-Плохо. Снится она ночами. Совесть меня мучает, что не проследил до конца, как вы пошли домой. Я бы или с вами поехал, или настоял бы на своем. А так виноватым себя считаю в ее смерти. От этого на душе еще больнее, - проговорил Дмитрий.
-Мы все знаем основного виновного, - проговорил Степан и оглянулся, не слушает ли кто поблизости.
-Я теперь ненавижу его фибрами всей своей души. Сколько жив буду, ни одной хорошей строчки о нем не напишу, - твердо, со злостью выговорил Дмитрий.  - Я завтра приду, тебе что нужно купить?
-Да ничего не надо. Здесь кормят. Хоть и скудно, но лучше, чем мы питаемся в общежитии, - усмехнулся он.
-Ты домой что-нибудь сообщал? - спросил Дмитрий.
-Нет. Полагаю, они и так узнают, когда меня вышлют, - с грустной улыбкой произнес он. - А писать я еще долго не смогу, - показал он на забинтованное плечо и руку.
  -Ты выздоравливай, - пожелал на прощание Дмитрий. - Мы на факультете договорились,  будем отстаивать тебя, если вдруг вздумают тебя отчислить и депортировать. Устроим забастовку.
-Тогда вышлют всех не россиян, - напомнил Степан.
-Что поделаешь! Справедливость прежде всего.
Они распрощались.
В один из дней в комнату в сопровождении коменданта пришел человек в гражданском.
-Здесь проживал Елеску Степан? - спросил он. - Я должен осмотреть его вещи, - заявил он.
Дмитрий как сидел на кровати, так и остался сидеть, только спросил:
-У вас ордер на обыск имеется?
-А это вовсе и не обыск, всего лишь осмотр, - парировал незнакомец. - И это не личное жилище, а комната в общежитии. Представитель находится здесь. Это его тумбочка? - спросил он и не дожидаясь ответа, присел, выгреб все, что там было. Осмотрел учебники, пролистал тетради с записями лекций, заглянул под матрац.
Пожилой комендант столбом стоял у двери, не произнес ни слова.
-Ваш товарищ по комнате высказывал какие-либо мысли против порядков в стране? - спросил он в ходе осмотра.
-Мы все здесь высказываем те или иные мысли, - ершисто ответил Дмитрий.
-Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Высказывайте. Тихо, кулуарно. Но на площади выходить не советуем. Ваша задача учиться юноша, - назидательно проговорил он. Встал, обвел глазами комнату, кивнул коменданту, тоном приказа проговорил:
-Соберите все его личные вещи, сложите отдельно, -  и вышел. Комендант пропустил его вперед, оглянулся и прошептал:
-Господи, неужели старые времена возвращаются… - и тоже пошел вслед за ним. Позже ему сказали, что этот мужчина побывал и в Любиной комнате.
Прошел месяц.
  Неожиданно для всех Степан после выздоровления вернулся в институт. Похудевший, с потухшим взглядом. Даже в деканате не знали, как им быть. Ведь сверху поступало распоряжение об отчислении. В деканате отвечали, студенты устроят по этому поводу шум, многие имеют связи с зарубежными журналистами, лишний шум ни университету, ни стране не нужен. И власти отступили.
На  вопрос Дмитрия, что послужило властям отступить, пояснил:
-Пообещал им молчать, если дадут возможность доучиться. Я настаивал, что случайно оказался у Останкино, в митинге не участвовал. Если вышлют - соберу в Кишиневе зарубежных журналистов и расскажу, как все было. Ведь митингующие первыми не нападали, стрелять начали с той стороны. Это уже не те советские КГБэшники, эти - трусливые твари. Взяли подписку о неразглашении тайны и оставили в покое. Полагаю, не последнюю роль сыграла позиция студентов, которые обещали устроить бучу. Декану выговор объявили за ненадлежащий контроль за поведением студентов, словно мы дети малые.
-Ты теперь ходи и опасайся, чтобы кирпич на голову не упал, - посоветовал Дмитрий.
Степан упал на свою кровать, и долго смотрел в потолок. Потом проговорил в пространство:
-Любу до соплей жалко. Хорошая девка была. Как я ее не уберег?! Не верил, что по людям стрелять начнут… - и накрыл лицо полотенцем.
Гибель однокурсницы и подруги Дмитрия сблизила их, как сближает людей общее горе.
Павел приходил на занятия все реже и реже, ближе к лету  совсем пропал.

*  *  *
В конце ноября неожиданно в общежитие пришел Павел. Зашел в комнату к Дмитрию и Степану.
-Все! Отчислили меня. За неуспеваемость и не посещение, - заявил он, помахал документами. - Пришел попрощаться, - Протянул два пакета с продуктами. - Держите, питайтесь.
-Вот за это спасибо! Зачем тебе уходить? Возьми академический, потом восстановишься. - посоветовал  Степан.
-Не до учебы мне теперь. Ты как себя чувствуешь Аника-воин? - обратился он к Степану. - В мирное время получил пулю, умудриться надо!
-Да вон бандюки друг друга в мирное время мочат, и власти по этому поводу не очень переживают, - отмахнулся Степан.
-Это точно! Мы с папашкой от бандюков оборону держим. Приходят, сволочи, угрожают оружием, того и гляди рейдерским захватом овладеют нашей недвижимостью, - пояснил Павел.
-А милиция куда смотрит? - спросил Дмитрий.
-Милиция не вмешивается. Говорит, это спор хозяйствующих сторон, пусть наш спор решает арбитражный суд. Арбитражный суд тоже не торопится, ждет, кто из нас больше пообещает. Материал уже два месяца лежит в арбитражном суде. Та сторона тоже вооружились документами, претендующих на часть торгового комплекса. Документы у них липовые, при нормальном рассмотрении они явно проиграют. Только никто внимательно их рассматривать не спешат. Поэтому они торопят нас сдаться до решения суда. А суд умышленно затягивает дело, выжидает, - повторил он, поясняя реалии современного судопроизводства.
-То есть?! - не поверил  Дмитрий.
Павел состроил гримасу:
-Святая ты простота. Я тоже пока не столкнулся, полагал, что у нас есть милиция, есть суд. Ага! Держи карман шире!
-И какой же выход?
-Выхода два: либо они нас, либо мы их, - и приоткрыл полу плаща, за поясом заложен пистолет.
-Ты с ума сошел! Это же статья! - удивился Дмитрий.
-В том то и беда, для честных людей статья, а господа люберецкие, ореховские, солнцевские и прочие бегают по городу с оружием, стреляют, и никто их за ношение оружия не привлекает. А ты предлагаешь отнести им голову на заклание? Или отдать им здание? Не здание жалко, не хочу, чтобы к власти приходили вот такие твари, которые могут только отнимать, убивать и паразитировать! - эмоционально и зло выговаривал Павел.
-Оружие где достал? - спросил Степан.
-Да сейчас не проблема. Я, как дурак, поехал за ним в Чечню, только поезда туда не ходят, доехал до Дагестана. Чуть не остался там без денег и головы. И все же оружие достал. Потом чуть не спалился с ним в Москве. Сейчас этого добра и в Москве хватает, - пояснил Павел. - На любом рынке из под полы продадут.
-Дорого отдал?
-Триста долларов. Хуже, что и в Москве пистолет стоит столько же.  А я потратился на дорогу, откупался там от местной милиции, - рассказывал Павел.
Степан усмехнулся.
-У нас после бойни в Преднестровье этого добра тоже хватает. На юге с чем пришлось столкнуться? - спросил он.
-У них там полная неразбериха. Чеченцы между собой воюют. Против Дудаева выступает какой-то Автурханов. Я почему запомнил его фамилию, меня чуть не мобилизовал в его отряды. На его стороне выступают российские солдаты,  а я все же прошел армию. Короче, улизнул я оттуда. Дагестанцы помогли.
-Неужели все так у вас, в России, сложно? - почесал затылок Степан.
-Вот вы святая простота! Ты думаешь у тебя в Молдове все тишь да благодать?! Спрятались за крепостными стенами МГУ, не знаете, что в стране делается! Сейчас если украдешь сто рублей, - сядешь в тюрьму, если украсть миллион, будешь числится в уважаемых бизнесменах. Крупные предприятия расхватали по приватизации людишки близкие к правительственным кругам. А за более мелкие предприятия, то бишь городскую торговую или иную недвижимость, за бензоколонки, заводики и предприятия идут драчки не на жизнь, а насмерть. Каждый день кого-нибудь отстреливают. Стоит кому-то открыть фирму или просто торговую точку, тут же набегают пожарные, санэпидемстанция, местная милиция, бандиты, налоговая, и прочие, и прочие… И все с протянутой рукой, - рассказывал Павел, чего, действительно, не могли знать студенты, поскольку редко выходили за пределы университета, а по телевизору этого не показывают.
-А пожарный что может с вас требовать, кроме огнетушителей? - наивно спросил Дмитрий.
-Э-э! Эти как раз самые ядовитые, на втором месте после бандитов.  У них всегда есть к чему придраться. Ты знаешь, что в любом учреждении должен быть эвакуационный выход. На стенах висеть план эвакуации с фамилией ответственного за противопожарную деятельность. Он должен пройти инструктаж, как нужно действовать в случае пожара. И естественно, огнетушители, пожарные шланги, негорючие пластики, таблички с указанием «Выход», и много еще чего. Представь, возьмешь ты в аренду небольшое помещение. У тебя в штате пять человек. Кто тебе нарисует тот план эвакуации, поместит в рамочку и повесит на стену? А? - Павел махнул рукой. Чувствовалось, он на взводе от всего этого беспредела властей, бандиты для него менее опасные, с ними можно бороться точно так же вне правового поля. - Участковый приходит, дай ему список всех работающих. Заставляет оборудовать помещение сигнализацией именно в их РУВД. Потом непременно спросит, заключен ли у нас договор на утилизацию люминесцентных ламп. А если нет, он готов закрыть глаза, если мы поможем его родному отделению приобрести оргтехнику или в ремонте кабинетов. Вот так, салаги! Не жизнь, а сплошные приключения, - рассказывал Павел.
-Послушай, мы же все  без пяти минут журналисты. Давай мы все это опубликуем в газете? - загорелся Дмитрий.
Павел укоризненно посмотрел на Дмитрия.
-Ты думаешь никто не пишет? Вон, Холодов дописался, грохнули и никто не несет ответственности. Так ведь он штатный журналист, за него есть кому заступиться. А тебя грохнут, никто и не почешется. Вы уж лучше не ввязывайтесь никуда до конца учебы, доучитесь, а потом включайтесь в работу, - советовал мудрый Павел, который был старше и опытнее их.
-Ты прав в одном, мы сидим за стенами института не от лени,  нет денег даже на метро, чтобы выехать в город, - сказал Дмитрий.
-И не выезжайте. Продуктами помогу. Потом вы меня отблагодарите статьями или рекламой в тех газетах, где будете работать. Вы лучше скажите, как вы Любаню не уберегли? - спросил он.
Дмитрий тяжело вздохнул.
-Это наша боль. Не могли усидеть, когда такое творилось, гражданской войной запахло. Нужно было видеть собственными глазами, запомнить, даже через годы излагать то, что сами видели, а не верить всяким немецким или французским политологам, да нашим либеральным интерпретаторам. Вот и поперлись под пули. Степа до сих пор руку разрабатывает. Ты вон на юге целым выскочил, а Степа в мирной Москве пулю схлопотал. Люба погибла. Она мне ночами снится.
В этот момент зашел Виктор Горлов.
-Вот хорёк, задней точкой чует, где еда появилась, - проворчал Степан.
-Господь велел делиться, - невозмутимо  парировал Горлов.
-Что-то я не видел, чтобы ты с кем-либо делился, - проворчал Дмитрий.
-Так я же голодранец. Моя тетка думает, что я тут жирую в Москве, просит денег выслать. Дрова закончились. Послал ей пол стипендии, - пояснил неунывающий студент Голов Виктор.
Все на курсе знали, Витя Горлов из глухой таежной деревни. Родителей нет. Воспитывался у тетки. Удивлялись, как он поступил в МГУ. Оказалось, он окончил школу с золотой медалью. Почему тогда на журфак, мог бы поступить на другой факультет, более полезный для его сельской местности? Витя с юности был селькором, его статьи печатались в районных и даже областной газетах. Ребята его подначивали: небось, стучал на колхозников под псевдонимом «Всевидящий» или «Вперед смотрящий», кто сколько украл в колхозе. Отвечал: нет! Он распространял передовой опыт. Например, в его таежном краю один любитель выращивал клубнику. Путем скрещивания тот добился культуре не боятся поздних заморозков, клубника получалась крупная, пока не очень сладкая. Витя уверял, это дело времени.
Маленький, щупленький, с острым носиком и острыми глазками буравчиками, он, действительно, походил на хорька. Имел к тому же неуживчивый, ядовитый характер.
-Привет! - сказал он, увидев Павла, хлопнул его по ладони. - Какими судьбами? Тебя последнее время не видно.
-Слинял. Документы забрал.
-Что так? - прокурорским тоном спросил Горлов.
-Долго рассказывать, ребята тебе пояснят.
-Капиталистом решил стать? - догадался Витя.
-Нет. Пока лишь мелким буржуа.
-И либо грудь к деньгах, или голова в кустах? - солидно заключил Горлов. -С папашей универмаг к рукам прибрали? Не успел Андропов его к ногтю прижать, - покачал головой Виктор. - Соколова и еже с ним успел, а твоего нет.
Многие на курсе знали об отце Степана, он помогал студентам дефицитными товарами еще в то время, когда универмаг был государственным. Конечно, при посредничестве Павла. Горлов по хозяйски бухнулся на кровать Степана, сложил ручки на груди, уставился на Павла.
-Дожил бы Соколов до наших времен, был бы сейчас владельцем  Елисеевского гастронома, - добавил он. - Не повезло. Попал под раздачу.
-Мой отец не продуктами торговал. У него усушки и утруски не было. Вся его вина, для знакомых костюмчик  или дефицитный плащик придерживал. А на Соколова ты зря. Классный мужик был. Фронтовик. Меня маленького на руках носил. Вся московская элита из его рук кормилась. А когда его прижали, отвернулись, предали. И шлепнули по быстрому, чтобы не засветил их мерзкие рожи.
-Да ладно, это я так… - пошел напопятую Горлов.  - Кто знал, что грядут иные времена.
-Засиделся я с вами, пойду, - встал Павел. - Бывайте.
-Ты заходи, если что… - тоном волка из мультика проговорил Горлов.
-Береги себя, не выпендривайся, - кивнул на уровне его пояса Дмитрий.
-Постараюсь, - пообещал без энтузиазма Павел.
Уже на пороге обернулся, сказала:
-Динку увидишь, скажи винюсь я перед ней. Вел себя по-свински. Пусть не помнит зла. Одна стоящая баба рядом была и ту упустил.
-Ты слышал, Диана замуж вышла? - спросил Дмитрий.
-Слышал. На свадьбе весь артистический бомонд засветился. По телику в новостях показали. У нее тесть из народных.
Подал всем пожал руки и пошел строить новую для него жизнь.

*  *  *
Ближе к летним каникулам Диана пригласила Дмитрия посмотреть студенческий спектакль по итогам учебного года. Она передала ему записку с приглашением через своих бывших однокурсниц по философскому факультету. Те проживали в этом же общежитии двумя этажами выше. Он пришел в назначенное время в училище. Диана выскочила к нему  вся озабоченная предстоящим спектаклем,  схватила его за руку, отвела в зал, посадила в третьем ряду. Друзей и родственников приглашать на спектакль не возбранялось, актеры должны чувствовать дыхание зала. Он только успел спросить название спектакля.
-«Васса Железнова».
-Ты кого?
-Вассу, - хлопнула его по плечу и убежала.
Кого играл муж, он спросить не успел, ранее он его не видел.  Когда занавесь открылась, Дмитрий не узнал Диану. Загримированная и состарившаяся она вышла с гордо поднятой головой, жесткое выражение лица определяли плотно сжатые губы,  хищные складки у губ искусно подрисованные гримерами, седые пряди волос, и скупые, властные жесты, определяли железный характер Вассы Железновой.  Ее мужа и пьяницу по пьесе Сергея Железнова играл молодой, долговязый парень, хорошо подыгрывал главной героине, так же как и брат главной героини Прохор Борисович. Студенты старались, иногда именно это старание подводило их, поскольку каждый хотел выделиться, и они переигрывали. В целом спектакль прошел под бурные аплодисменты зрителей.
После спектакля, он ждал Диану в фойе. Она вышла с мужем, и Дмитрий узнал в парне персонаж Прохора, - по пьесе брата Вассы Железновой.
-Знакомься, Костя, - предоставила она мужу Дмитрия. -Это Дима, мой давний товарищ. Он очень взыскательный зритель.
Парень не протянул руку, смерил взглядом Дмитрия, недовольно проговорил:
-Какой он  товарищ - неизвестно, сколько у тебя их было?
Дина дернулась, как от пощечины.
-У тебя был повод уличить жену во лжи, - спросил Дмитрий, не ожидавший такой реакции от ее мужа. - Мы, действительно, всего лишь хорошие знакомые,  она ранее училась у нас, в МГУ.
Не обращая внимания на реплику Дмитрия, он повернулся к жене, сказал, что не намерен выслушивать мнение одного из зрителей, поскольку каждый в зале имеет своем суждение. Тут же высказал недовольство, дескать, надо было ему дать роль Сергея Железнова, тогда бы он смог блеснуть.
-Я пошел. Догоняй меня, - сказал он, повернулся и пошел на выход.
-М-да! - только и проговорил Дмитрий. - Беги, как-нибудь потом  поговорим.
Дина виновато оглянулась вслед мужу, скороговоркой сказала:
-Знаешь что? Послезавтра давай встретимся на смотровой площадке, в пять, а? Я в курсе трагедии в вашем институте, сочувствую, потом поговорим.
Дмитрий пожал плечами.
-Давай, - согласился он.
И она пошла вслед за мужем, который давно уже скрылся из виду.
Через день Дмитрий пришел на смотровую площадку к пяти. Дианы не было. Он смотрел с высоты Воробьевых гор на панораму Москвы. Молодые листочки уже во всю проклюнулись на деревьях, пахло весной и свежевымытым асфальтом. Дмитрий ловил себя на мысли,  он с не терпением ждет Диану, он хочет ее видеть, на миг ощутить в душе теплое чувство к ней. И даже слегка волновался, словно впервые пришел на свидание. Диана сошла с троллейбуса, опоздав на минут пятнадцать, что для женщин вполне приемлемо. Она издали улыбалась ему, он обратил внимание, у нее уже не та легкая, девичья походка, словно замужество сделало ее более степенной.
-Привет! - подошла она и поцеловала его в щеку.
Он взял ее под руку, они спустились вниз, пошли по аллее.
-Как же это произошло? - спросила она, не называя ни имени, ни самого происшествия, но он понял, что Диана имеет ввиду.
-Глупо и трагично. Попала под шальную пулю. Степу ранило.
-А ты где был?
-У Белого дома. Их я отослал домой, сам остался досмотреть трагический спектакль до конца. Как они оказались у Останкино, не понимаю. Степан говорил, их подхватила толпа, увлекла за собой. Им хотелось увидеть, чем это все закончиться. Увидели!
Дмитрий вздохнул. Прошло семь месяцев, боль притупилась, душевная рана все кровоточила.
-Ты ее любил? - тихо спросила Диана.
-Теперь кажется, что сильнее, чем до того. Ведь она первая моя женщина.
Она погладила его предплечье.
-Я тебе соболезную. Поверь, я была ошеломлена, когда узнала. Наши студенты не участвовали в митингах, хотя некоторые рвались пойти туда, преподаватели придумали хитрый ход, заставили репетировать после занятий до позднего вечера, - рассказывала Диана.
-Вы актеры, вам необходимо беречь себя для искусства. Нам, журналистам, нужно познавать жизнь.
Увидела лавочку, предложила:
-Давай, посидим…
Они сели, перед ними открывался вид на Москву-реку. Навигация уже открылась, по реке бегали речные трамвайчики, проплыла баржа. Они сидели и молчали, как-то неловко  переходить сразу на тему ее участия в спектакле. Дмитрий после затянувшейся паузы сам спросил:
-Кто режиссер спектакля?
-Наш преподаватель по сценическому мастерству с участием студентов режиссерского факультета.
-Почему они выбрали столь сложную пьесу для первокурсников?
-Чтобы мы сразу почувствовали всю степень актерского труда.
-Почувствовали?
-Да уж! Я потеряла три килограмма веса. И как тебе все это?
-Хочешь откровенно? Не обидишься? - спросил он.
-Нет, что ты?! Наоборот! Затем я тебя и пригласила. Нам всем и без твоей критики досталось. Меня интересует твое мнение о мой роли.
-Если бы не твоя игра, весь спектакль напоминал бы игру актеров художественной самодеятельности. Сергей Железнов пытался играть с долей гротеска, явно переигрывал. Прохор, я не помню фамилии ребят, играл внешне правильно, выдержанно, по тексту, но без внутреннего огонька. Как бы делал одолжение режиссерам. Твои дочери по пьесе вообще провалили свои роли. Хотя для первого курса совсем даже не плохо. Я ведь сужу о игре с точки зрения мастерства состоявшихся актеров, коими студенты еще не являются, - пояснял он.
-Костя был очень не доволен ролью, хотел играть моего мужа. Не мог смириться с решением режиссера. Я ему тоже говорила, муж у Вассы по пьесе высокий, а Костя среднего роста.
-Самолюбивый он у тебя, - заметил Дмитрий.
-Самолюбивый, - покачала она головой, соглашаясь. - И ревнивый к моему успеху.
-Еще Геродот говаривал: лучше быть предметом зависти,  чем сострадания.  Режиссер хвалил тебя? - спросил он.
-У нас не принято хвалить. Ругал меньше остальных.
-Правильно сделал. Ты сыграла на удивление грамотно. На протяжении двух актов выдержала волевой, властный и деятельный характер. Я и тот раз восхищался твоему умению перевоплощаться, и сейчас думал, как такая пигалица, смогла так убедительно сыграть сорока двухлетнюю старуху?
-Парик, грим и прочее.
-Я не внешний антураж имею ввиду. Внутреннее состояние. У  тебя даже голос огрубел.
-Значит у тебя нет замечаний к моей игре?
Он улыбнулся.
-Есть. Ты чувствовала, что переигрываешь своих партнеров, начала тянуть одеяло на себя. Это должно быть устранено во время репетиций. В таком случае, либо меняют партнеров, либо делают замечание тебе, чтобы ты подстраивалась под своих партнеров. Однако, эти все замечания не имею силы, поскольку надо вас видеть на последнем курсе.
-Я приглашу тебя на выпускной спектакль.
-Заметано. - кивнул Дмитрий.
-Тебе нужно быть театральным критиком, а не журналистом.
-Журналист точно так же, как и критик, вправе высказать свою точку зрения и на спектакль, и на игру актеров. Другое дело, что к критику прислушиваются, а к мнению журналиста нет. Ты скажи лучше, как складывается твоя личная жизнь? Детей планируете? - сменил он тему.
-Детей нет. Нужно окончить училище. Я и так отстала, со мной учатся восемнадцатилетние девочки. Надо было сразу поступать в Щуку, а не туда, куда папа меня воткнул. Семейная жизнь идет свои чередом. При ближнем рассмотрении муж оказался не таким, каким был при ухаживании. Да я и не обольщалась, пришло время стать женой, а он оказался самой привлекательной на тот момент фигурой.
-Судя по твоему тону, ты несколько разочарована? - мягко заметил он.
-Дима, не хочу обсуждать свои семейные дела, -  сморщила она свое личико. Потом не удержалась и проговорила: - Меня смущает его пристрастие к спиртному. Папа у него хоть и народный, а закладывает изрядно. Как бы гены не сказались. Пойдем, - она встала. - Я очень рада была тебя видеть. Не могу для себя объяснить, почему при всей той круговерти вокруг меня достойных парней, я выделила и запомнила тебя, а замуж вышла за любителя выпить и к тому же не самого умного. Порой вспоминаю и сожалею, что не могу видеть тебя чаще.
Он приобнял ее, прижал.
-И я рад тебя видеть.
Они пошли по аллее наверх, он проводил ее на остановку, посадил на троллейбус, она смотрела на него сквозь заднее стекло, и махала пальчиками, пока троллейбус не скрылся за поворотом.

*   *   *
По окончании четвертого курса Дмитрий решил полететь во Львов к брату, тот давно звал его в гости. Решил, он побудет у него, затем поедет к родителям. Сам полет надолго запомнился ему своей необычностью. Сначала его в группе всего из пятнадцати человек долго везли по летному полю, все лайнеры остались далеко позади, впереди стоял маленький двухмоторный самолет, на которого кто-то из пассажиров показал пальцем и громко сказал:
-Наверное со времен войны стоит, как памятник…
Вот к этому памятнику времен войны и подвез их автобус. Пассажиры высыпали из автобуса, скептически оглядывая самолет, кто-то спросил стюарда, гордо возвышающего над толпой:
-И этот самовар еще летает?
Тот гордо ответил:
-А как же!
-А че он такой покоцанный? - и показали на вмятины на корпусе.
Стюард покосился на спрашивавшего и с юмором ответил:
-На таран шли. Отрихтовать не успели.
В маленьком самолете расположилось всего несколько пассажиров, поскольку мест в нем было не более пятнадцати. От кабины летчиков пассажирский салон отделял небольшой проход, в который грузчики пытались втиснуть какой-то громоздкий груз. Он не влазил по габаритам, грузчики ругались матом, мало заботясь о том, что их слышат пассажиры. Один из них с досадой сказал:
-Он в пути может упасть.
-Да и хрен с ним… - отозвался другой.
-Центровка нарушится…
Тут уж и пассажиры заволновались, открыли дверцу, убедиться, что за груз должен лететь с ними, который в пути может нарушить центровку. Тем более,  груз очень напоминал гроб, который поместили в дополнительный контейнер. Подъехали летчики, пассажиры начали шуметь, возмущаться, те велели грузчикам вынести контейнер. Наконец все успокоились, расселись по местам.
-Сколько лететь будем? - спросил Дмитрий у стюарда.
-Три с половиной часа.
И больше ничего услышать было нельзя, поскольку моторы взревели, да так, что не стало слышно собственного голоса. Объяснятся можно было только жестом глухонемых. Весь полет рев моторов не умолкал, Дмитрий пожалел, что нет у него берушей, чтобы заткнуть уши, разве можно было предусмотреть такой сюрприз. Стюард сидел на первом сиденье рядом с симпатичной пассажиркой, которой он принес кофе и печенье. Пассажир на заднем сиденье, стараясь перекричать шум моторов, спросил:
-А нам печенье?
На что стюард лениво ответил:
-Ты че, мужик, никогда печенье не видел?..
Спорить бесполезно, все равно почти ничего  не слышно.
Самолет мерно гудел, нырял в облака, проваливался в воздушные ямы, тянул свою заунывную мелодию, Дмитрий мечтал быстрее долететь, дал себе слово, если еще когда-то придется лететь во Львов, никогда не летать туда самолетом, в крайнем случае - поездом.
Прилетели через четыре часа двадцать минут. Оглохший Дмитрий на выходе с укором высказал стюарду:
-А говорил, три с половиной лететь будем.
Тот с высока посмотрел на пассажира, лениво ответил:
-Против ветра летели…
Потом долго стояли в очереди, проходя таможню. Таможенники придирчиво осматривали каждого пассажира, не так много рейсов приземляется во Львове, им скучно, и они проявляли ненужную работоспособность. Та самая пассажирка, с которой весь полет ворковал стюард, не задекларировала в анкете мобильный телефон, таможенники задержали всю очередь, выясняя вину пассажирки контрабандистки, выписали ей штраф в пятьдесят долларов. Дмитрий в сердцах сплюнул, в России давно уже никто не считал мобильные телефоны объектом декларации при пересечении границы, быстренько поставил в анкете галочку возле графы: Мобильные телефоны. Таможенник рассматривая документы Дмитрия, спросил по-украински:
-Цель прибуття во Львив?
Хотел Дмитрий пошутить, посмотрел в насупленное лицо таможенника, буркнул:
-В гости.
Таможенник шлепнул печатью на страничку паспорта, протянул паспорт с видом,  будь его воля, не пустил бы он в город москаля.
Брат ждал его в зале. Обнялись.
-Едем в семью жены, они ждут. А потом поедем ко мне. Мы пока снимаем жилье, копим на квартиру. Там все собрались, ждут тебя.
-Все, - это кто? - спросил Дмитрий, не очень любивший незнакомые кампании.
-Родители и ее брат. Ты не обращай внимание  на их закидоны, они любят подчеркнуть свою неприязнь ко всему московскому, - попросил виновато брат.
-Чем им так московские насолили? - удивился Дмитрий.
-Да так… Потом поймешь… - уклонился от объяснения Николай.
Дмитрий с женой брата знаком, они приезжали в Измаил, устраивали среди родственников повторную свадьбу. Правда, свадьба была уже без Дмитрия, он уехал на учебу. Измаильские родственники не ездили на свадьбу во Львов, точно так же львовяне не приезжали в Измаил. К жене  Николая родители отнеслись радушно, только слегка настороженно.  Милая, юная девушка. Сидела прямо, молчала, красивое выражение лица надменное. Смущал ее украинский язык, который не похож на местный украинский, ее плохо понимали, от чего она еще больше замыкалась, чувствовала себя чужой. Все вокруг говорил по-русски, ей вообще непонятно, как так, в украинском городе разговаривают по-русски. Выросшая в благополучной семье, жила в просторном городской квартире, ее шокировал туалет за сараем, она боялась туда ходить без сопровождения мужа, ей казалось, что со стороны огородов может подглядеть за ней посторонний глаз. Город мужа ей не понравился. «Большая деревня!» - хмыкнула она. По сравнению со Львовом многократно проигрывал. Когда уезжала, высказала свое мнение о посещении Измаила: «Как в другой стране побывала. Бедной и неопрятной».
Теперь Дмитрию предстояло познакомиться с родителями жены брата.
-Ты говори по-украински, так как сможешь, - попросил его брат. - Вспомни, как разговаривали в селе молодежь, когда мы ездили в гости.
-Суржик я вспомнить смогу, здесь же совсем другой украинский, - напомнил Дмитрий.
-Ничего. Они же знают, что ты не в Киеве живешь.
Родители жены оказались внешне интеллигентными, доброжелательными людьми, встретили брата зятя радушно, старались говорить с ним по-русски, с ярко выраженным акцентом, так говорят по-русски поляки. Мать жены полная, симпатичная женщина, заведующая районной поликлиникой, представилась Еленой Григорьевной, отец - Богдан Викторович преподаватель в местном университете, худощавый, высокий, с запорожскими усами до самого низа подбородка. На нем украинская вышиванка подпоясанная красным пояском. Брат жены, офицер и коллега Николая - Олесь говорил по-украински, упорно не хотел говорить с гостем по-русски. И жена брата  говорила на местном украинском, то ли они не знали русского, то ли подчеркивали свою приверженность местным обычаям. Ко всему прочему, она преподает в школе украинский язык и литературу. Дмитрию резал слух ее обращение к мужу: «Мыкола, подай рушнык». Никогда в Измаиле не задумывался, что его брата Колю можно называть Мыколой. Он  видел округлившуюся талию Галины, удивился, брат в тот приезд в Измаил говорил о ее беременности, по срокам она уже должна давно родить. Он не стал при всех задавать брату вопрос об отцовстве. После дежурных вопросов, как долетел,  какие у него планы в отпуске, уселись за круглый стол, выпили по рюмке  водки, закусывали, и всех интересовал вопрос:
-Как в прошлом году московский  президент мог стрелять из танков по парламенту? И много ли людей погибло?
-Сколько погибло никто точно сказать не может. Официально около ста пятидесяти человек. Поговаривают более тысячи людей. Во всяком случае там погибла моя девушка. Ранило моего товарища, тоже нашего студента. Они учились со мной на одном курсе, - медленно подбирая слова проговорил Дмитрий.
Как? Ты тоже был в то время у здания Вашего Совета? - удивленно спросила Галя. - Ты кого-то там поддерживал? Ты же украинец?!
-Во-первых, я русский. Паспорт советский и еще не менял, до конца учебы есть время. Во-вторых, я был у Белого дома, как будущий журналист. Ни за одну сторону я не выступал. Девушка погибла не у Белого дома, она погибла у Останкино. У Белого дома тоже погибли люди, танки стреляли прямой наводкой по зданию. В ответ кто-то тоже стрелял, падали люди. Мне повезло.
Они скомкали эту тему, стали говорить о жизни, старательно обходили тему отношений двух теперь разных государств, пока Олесь не спросил:
-Ты после окончания куда поедешь работать? Или в Москве решил остаться?
Дмитрий еле понял суть его вопроса, которая на украинском языке прозвучала так: - Ты писля окинчиння куды поидышь працювать? Нэ вжэ в Москви останэшся?  И дальше все по украински в таком же ключе. Он как-то не решился честно ответить, что хочет остаться в Москве, поскольку  у него возникли планы, да и события на Украине тоже не очень располагали к переезду.
-Я еще не решил, - уклончиво ответил он. - Посмотрю, что мне предложат  в Киеве или Одессе.
-Ты же понимаешь, если останешься там, ты станешь предателем родины, - заявил Олесь.
-Почему сразу предателем, - спокойно ответил Дмитрий, хотя в душе вознегодовал. - А если бы я поехал работать в Германию, или Польшу, тогда бы я не был предателем? - он тяжело посмотрел на Олеся.
-Европа нам дружеская, а Россия всегда стремилась поработить нас.
-Кого нас, мы же были единой страной? - спросил вызывающе Дмитрий.
-Это только с виду. Сколько советы боролись с истинными патриотами Украины? А до конца победить не смогли, - самодовольно проговорил Олесь. -
Дмитрия покоробили слова Олеся, он понял, спорить здесь бесполезно. Чтобы как-то уйти от неприятного разговора, он демонстративно заинтересовался портретом, висевшем на стене. Написан маслом, в красивой рамочке, он показал на портрет и спросил, что за родственник изображен на портрете? Мать жены брата сделала удивленное лицо, воскликнула:
-Как?! Вы не узнаете национального героя Украины Степана Бандеру?
Дмитрий чуть не поперхнулся. Мать заметила заминку, назидательно проговорила уже на украинском:
-Мыкола, ты шо ж ны просветыв брата?
Остаток вечера получился каким-то скомканным, мать наклонялась к отцу и делала замечания на украинском, словно надеясь, что Дмитрий, как иностранец, ничего не понимает. Он с облегчением вздохнул, когда они распрощались с семьей жены брата, вышли на свежий воздух, проводили Галю домой, а сами прошлись по вечерним улочкам Львова. Дмитрий все никак не мог отделаться от внутреннего возмущения в адрес родителей Галины.
-Как же так? Они же оба не молодые, учились в советское время, должны знать, кто такие Бандера, Петлюра, Шухевич. Я понимаю, когда твоя жена училась в СССР, была юной и глупой, сейчас ее воспитывают вот такие родители. Но они?! Они, ведь учились при советской власти?!
Брат смущенно отбивался:
-Ты не живешь здесь, не знаешь местных завихрений. Во многих городах западной Украины поставлены памятники Бандере. Первое время пытался спорить. Мне быстро дали понять, моя карьера военного может закончиться выдворением из армии и Львова в лучшем случае, а то и посадкой - в худшем. С женой у нас по этому поводу чуть ли не до развода доходило, теперь смирился. Вернее затаился, не знаю, насколько меня хватит. Ведь я теперь женат и у нас будет ребенок.
-Поздравляю. Это я заметил. Только она же уже тогда была беременной, когда вы приезжали в Измаил, - напомнил Николай. - Где ребенок?
-Оказалось, она блефовала, чтобы к ней не приставали с расспросами по поводу ее недовольства. Я и сам это узнал уже после отъезда из Измаила.
-Ребенок сроднит тебя с ней или свяжет? - спросил Дмитрий.
Николай только развел руками.
Услышав русскую речь, к ним тут же подскочил милиционер.
-Ваши документы! - гаркнул он по-украински.
-А в чем дело? - дернулся Дмитрий, он все не мог привыкнуть к мысли, что его принимают здесь за чужака. Жестом руки Николай остановил его, ответил:
-Все нормально, это гость из Киева, - пояснил Николай по-украински.
Достал офицерское удостоверение, протянул его милиционеру. Тот прочитал звание и фамилию, козырнул, извинился и исчез.
-Что тут у вас твориться?! - возмутился Дмитрий. - Ладно Кравчук быстро перелицевался   из коммуниста в националиста. Но теперь у вас Кучма, вполне адекватный президент. Он что, не может приструнить вот эти бандеровские настроения?!
-Значит не может, - вздохнул Николай. - Или не хочет. А ты полагаешь при советах не было всплесков национализма? Я здесь посещал лекции, мне пояснили, что национализм после войны никуда не делся. Евреи всегда жили обособленно, им  доставалось больше всего, государственных постов они не занимали. Помнишь семью грека Кауниди в Измаиле, им сколько раз предлагали ехать в свою Грецию. Молдаван за людей не считали, присказка была: «Молдаване - гей за плуг!». Украинцев видно не было, они все говорили по-русски, никто в паспорт им не заглядывал, а как только поперло у них, так даже некоторые русские захотели стать украинцами. Мы относились к этому как к шалости отдельных недоумков.
-Ты передергиваешь, - проговорил недовольно Дмитрий. - На бытовом уровне стычки были, и Георгия Саркисяна хачиком называли, и евреев дразнили жидами, и молдаван не уважали за их цыганство, вечно хотели на халяву урвать побольше, а работать поменьше. Но на государственном уровне все это пресекалось. А теперь что? Бандера - герой Украины! В страшном сне не могло нам присниться такое в школе. И гетман Мазепа не предатель, а борец за свободную Украину.  Так скоро тут и Хмельницкий станет коллаборационистом.
-Пройдут эти завихрения, поверь мне. В России тоже сепаратные настроения - не приведи Боже. Того и гляди распадется на мелкие княжества. Ваш Ельцин разрешает брать главам регионов суверенитету столько, сколько они смогут схавать. Татарстан объявил о суверенитете, Коми, Свердловская область желает отделиться, не говоря уж о Чечне, которая с оружием в руках отстаивает свой суверенитет, - горячо уже возразил Николай и это опять стало похоже на извечный спор. Дмитрий примирительно сказал:
-Да. В интересное время живем. Только вот радости что-то совсем мало.
-А ты что, решил все же в Москве остаться? - осторожно спросил брат, возвращаясь к застольному разговору.
-Кто меня тут ждет с моим русским языком? Заставите писать по-украински, которого я не знаю?
-В Измаиле все говорят по-русски, - напомнил Николай.
-Говорят по-русски, а пишут по-украински. И буду там работать в местной многотиражке «Дунайский вестник», - иронически проговорил Дмитрий.
-А в Москве ты станешь главным редактором «Правды»! - парировал Николай. - Ты должен вернуться в Украину, тут твоя родина. Что хорошего тебя ждет в России? Разрушенная экономика, коррупция, неадекватный президент! Ты знаешь, что Ельцин посетил Польшу, Валенса поставили его в известность: Польша хочет вступить в НАТО. Ваш министр иностранных дел Козырев, стал убеждать Ельцина согласиться, иначе политику России сочтут продолжением коммунистического режима. Всю ночь Валенса с Ельциным пропьянствовали, и наутро Ельцин согласился на условия Польши, - рассказывал Николай. Ты понимаешь, что это значит?
-Тебе откуда известны подробности с пьянкой? - подозрительно спросил Дмитрий.
-Наши офицеры из Киева были в то время в Варшаве.
-Видели, как он пьянствовал, - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Не видели. Они общались с офицерами по охране дворца польской резиденции. Он что, не понимает, что такое НАТО у ворот России? Между ними останется только Украина и Белоруссия. Не зря же в угоду полякам вывели из их территории всех российских военнослужащих,   свыше шестисот танков и  девятисот бронемашин, полтыщи орудий и минометов. И нам кое-что перепало. Они через нашу территорию всю эту технику везли, половину техники бросили на территории Украины. Вот теперь мы продаем их всем, кому не лень. Так-что не думаю, что Россию ждут хорошие времена с таким президентом. Развалится Россия. Или станет второстепенной державой с расхристаной экономикой. Или Верхней Вольтой с атомной дубинкой, - утверждал Николай, доказывая преимущества Украины перед Россией, в которой брат не хочет остаться жить.
-Пока я не вижу, чтобы Украина возрождалась. Да, при Кучме экономика чуть выправилась, - согласился Дмитрий.  - И в России могут настать благие времена. Ельцины приходят и уходят. Не может такая большая страна с древней историей развалиться. Ее разваливали и татаро- монголы, и поляки, и  Наполеон с Гитлером, не смогли развалить.
-А Горбачев развалил! - уколол брата Николай.
-Империю развалил, а Россия останется, - отмахнулся Дмитрий. -  А Украину не один раз перекраивали, дербанили. Львовская область была и под австрийцами, и под поляками. Крым и восточные области были Российскими. Ленин подарил Украине Донбасс и Луганск, в благодарность украинцы сносят ему памятники. Все же моя родина Советский Союз. Я еще и паспорт не поменял. Не моя вина, что кучка политиков развалили страну. Вот съезжу домой, поговорю с родителями, и решу, где мне жить. Полагаю, что лучше жить в стране с разрушенной экономикой, чем в стране с извращенной идеологией. Экономику можно восстановить, с идеологией все сложнее.  Это все равно, что пытаться мусульманина переубедить стать православным, или наоборот!  Во всяком случае, если бы мне пришлось жить во Львове, тогда я бы точно сюда не вернулся. А ты доволен своей здесь жизнью?  - спросил Дмитрий брата.
Николай помялся, затянувшейся паузой дал понять,  не всем он доволен, нехотя ответил:
-Что хорошего меня бы  ждало в России? Вон у вас там заварушка в Чечне началась, погнали бы меня туда воевать, оно мне надо?
-Ты учился на то, чтобы воевать, - с сарказмом напомнил Дмитрий.
-Нас учили родину защищать, а не выполнять полицейские функции, - недовольно проговорил Николай. И чтобы отвлечься сказал: - Ты знаешь, как я теперь командую солдатами «Равняйся, смирно!»?  «Ривняйсь, струнко!».
Дмитрий не поддержал его тона, все так же хмурился и молча шел рядом. Николай проговорил:
-Ты все же подумай, как тебе поступить. Кому-то надо рядом с родителями быть. Я вот, застрял во Львове, обещали в свое время перевести в Одесский военный округ, только теперь для этого нужно немало купонов собрать. Коррупция в армии похлеще чем где-либо.
С тяжелым сердцем уезжал Николай из Львова. Ему жаль брата, что  тому пришлось принимать правила игры в их общей стране, на их общей родине. После посещения брата, его сомнения в какой стране ему оставаться, все больше склоняло к тому, что он хотел бы остаться в Москве. На прощание  отметил, внешне Львов не похож ни на один украинский город. Скорее он похож на европейский город с его ратушей, средневековыми узкими улочками, высокими крышами костелов.  Возможно эта архитектура накладывает на характер его жителей желание отделится от остальной части Украины или подчинить всю Украину своему образу жизни и мыслей.

Когда он приехал в Измаил, и встретился с двоюродным братом Олегом, рассказал ему о порядках во Львове, тот только покачал головой.
-Да у нас стало не лучше. Российская военная флотилия на Дунае перестала существовать. Самый крупный в регионе консервный и целлюлозный завод отдают в частные руки. Производство продукции тут же упало. Рабочих сокращают. Толкучка на рынке растянулась на километр. Приезжали к нам на грузовиках западенцы, учили нас, как нужно жить, хотели у горисполкома скинуть с пьедестала Ленина. Люди не дали. Им Ленин до одного места, но мы не хотим, чтобы в нашем городе командовали нацики извне. Мы сами тут решим, как нам жить. Хотя местные украинцы и приверженцы западной идеологии весьма обнаглели.  Благодаря их деятельности почти все еврейские семьи покинули город. И Одесса опустела. Эмигрировали на землю обетованную, - рассказывал Олег.
-Их начали притеснять? - не поверил Дмитрий.
-Да. Толя Кравченко вдруг вспомнил, что у него украинские корни, организовал здесь банду, или группу, которая теперь кричит на всех углах, что Украина для украинцев, а кто не согласен: чемодан, вокзал, Москва, или Израиль. Хотя сам по-украински ни бе, ни мэ, ни кукареку.
-А Эля? - вырвалось у Дмитрия.
-А что Эля? - переспросил Олег и посмотрел на Дмитрия. Улыбнулся: - И ты туда же!.. Уехала. Они всем семейством уехали. Только Иосифа посадили.
-За что?
-Один из дружков Толи Кравченко начал лапать сестру прямо при родителях, Иосиф снес ему челюсть напрочь.  Те подожгли ворота их дома и написали на доме: «Жидам не место в Измаиле». Иосиф поймал одного поджигателя, и тоже пришиб маленько. Вскоре его арестовали за хулиганство и побои. И тогда семейство поняли, жить спокойно, как ранее жили, им не дадут. Да и стоматологический кабинет у дяди Марка отобрали. Пришли молодцы с бицепсами и потребовали пятьдесят процентов от  выручки платить им за крышу. Дядя Марк возмутился: «Я буду один работать, а семеро с ложкой будет сидеть надо мной!». После этого стоматолог понадобился ему. Потом кабинет и вовсе отобрали. И руководство рынка, где работала его жена и сестра, мать Мины, в бухгалтерии, тоже обложили данью. После всего этого они и решили уехать. Сначала хотели Иосифа дождаться, тот сам их убедил уезжать, а он, дескать, после отсидки приедет.
И Дмитрию стал грустно на душе, хотя надеяться ему было не на что. Еще тогда Мина ему сказала: «Эсфирь с гоем дружить не будет. Ей родители и братья запретят встречаться с православным».

* * *
К осеней сессии студенты готовились особенно тщательно. Предметы «Этика и право» и «Журналистские расследования» не из разряда сложных, однако весьма объемных. Предпоследний курс выявил пристрастия студентов к тому или иному роду деятельности в области журналистики. Дмитрий сносно говорил на двух языках. Он так больше ни с кем из девушек и не задружил. Хотя многие оказывали ему знаки внимания, видели, парень надежный, целеустремленный. Ему казалось, что этим он предаст память о Любе. Полагал, закончит институт, познакомится с девушкой вне стен института, которая ничего не знает о его прошлой связи, тогда можно будет думать о женитьбе.
Степан твердо решил после окончания уехать в Молдавию.
-Буду поддерживать силы, которые за более плотные отношения с Россией. Не могу понять тех, кто хочет присоединится к Румынии! Неужели не понимают, лучше быть маленькой, гордой и самостоятельной при поддержке России, чем придатком в отсталой Румынии.
На что Дмитрий отвечал, что он хотел бы остаться в России, только гражданство ему не светит. Можно и без гражданства работать в Москве, все зависит, куда ему удастся поступить на работу. Степан возражал: России нужен крепкий, авторитарный руководитель, тогда можно будет работать в России. Пока же, экономика на боку, заводы раздебанили, из оставшихся выжимают последние соки, не вкладывая средств в воспроизводство, не стабильно на международной арене, Россия не столь привлекательна.
Дмитрий соглашаясь, говорил:
-На Украине такая же ситуация, которая усугубляется неонацистской риторикой. Удивительно, почему в России этого не замечают? И ранее не замечали. Моему брату один очень ортодоксальный офицер во Львове рассказывал, еще в советское время всех бывших националистов из тюрем повыпускали, они воду мутили, а власти делали вид, что ничего не происходит. Не понимаю, такое сильное КГБ, которое в чужом глазу соринку видели, сослали Сахарова за пацифистские высказывания, а проглядели явный, махровый национализм у себя под боком. И сейчас не замечают!
-России сейчас не до Украины. Им бы у себя пожар на юге загасить, - заметил Степан.
Последние новости на политической арене внутри страны горячо обсуждали студенты. Российские самолеты ударили по чеченским аэродромам и вывели из строя все самолеты. Совет Федерации осудил силовое решение конфликта, предложил прекратить вооруженное противостояние и начать переговоры по восстановлению конституционного порядка в Чечне. Только президент плевать хотел на предложение Совета Федерации и издал Указ о пресечении деятельности незаконных вооруженных формирований. Правительство России поручило МВД и Министерству обороны России обеспечить выполнение указа, а если Чечня не подчинится, разбомбить склады с вооружением и военной техникой.
Степан задавал риторический вопрос Дмитрию, когда готовились ко сну:
-Скажи, президент России адекватный человек? Ему же депутаты предлагают провести переговоры с Дудаевым, тот готов на переговоры, а он закусил удила, считает ниже своего достоинства разговаривать с ним. Чем это может закончится?
Дмитрий только вздыхал, не знал, чем это может закончиться. О том, что президент у России с чудинкой, видела вся Европа, когда во время переговоров в Германии, он в нетрезвом состоянии дирижировал оркестром. Или проспал встречу с главой страны в Рейкьявике. Им выгоден такой покладистый и непритязательный президент большой и непредсказуемой страны.
-Одна надежда, что через год его переизберут, - подал реплику Дмитрий.
-А кто достоин в его окружении стать у руля такого огромного государства? Березовский, Чубайс? Гайдар? - иронически спрашивал Степан.
-Не утрируй. Это не политики. Это барыги. Гайдар ушел в оппозицию, он не согласен с силовым решением с Чечней. Тем более, что лучший министр обороны Грачев, пообещал Ельцину взять Грозный одним полком.
-Какой там полком?!  Погоди, там армия захлебнется. Знаешь, сколько там пришлого сброда со всего востока понаехало? Помнишь, в парламенте говорили, население Чечни встретит русских с хлебом и солью? Ага! Встретили! Выстрелами из-за угла и обороной своих населенных пунктов.
-Раньше мы о девках рассуждали, - вздыхал Дмитрий и отворачивался к стене.
Новый год вообще был омрачен сообщениями о бездарном нападении на Грозный. Все студенты следили за действиями войск, которые не радовали своими успехами. Ввели танки на улицы города, которые стали удобной мишенью для чеченских боевиков. Никто не обучал молодых солдат боям уличного сражение, не обученных первогодок бросили в мясорубку, не снабдив даже элементарным запасом боевого снаряжения. Боевого опыта не было у офицеров. Не ожидая яростного сопротивления они просто растерялись, взаимодействие между частями нарушилось. Уже второго января федеральные силы попали в окружение, в результате восемьдесят пять воинов убито, свыше семидесяти пропало без вести, сто солдат и офицеров попали в плен. Двадцать танков уничтожено, командир бригады  погиб.
Для кого-то Новый год праздник. Для солдат  на юге страны сплошной ад.
Для их родных нескончаемое горе. Степан и Дмитрий после сессии домой не поехали. Они решили после Нового года проходить практику на телевидении по предмету «Журналистика в телевидении». В Новогоднюю ночь Степан ушел с новой знакомой девушкой, с которой стал недавно встречаться, в ее кампанию. Девушка, которая жила в Кишиневе, его не дождалась, вышла замуж. Дмитрий сидел в эту ночь один, вспоминал Любу, грустил. Представлял, как бы он сейчас провел с ней время. Он не мог с кем-либо  строить отношения. Не мог себе представить, как он будет прикасаться к девушке, целовать. Ему казалось, это будет предательством по отношению к ее памяти. К сожалению, образ Любани стал несколько расплываться в памяти. Помнил тугую косу, полные губы, серые глаза - все по отдельности, а цельный облик исчезал. Помнил ее горячие руки, теплое тело, нежные поцелуи. В Новый год сидел у окна, наблюдал за далеким салютом в честь рождения нового года.
Позвонил с переговорной  родителям, поздравил их с Новым годом. Те сообщили, у Николая родилась дочь. Назвали Евой.
-Если у меня будет сын, назову Адамом, - мрачно пошутил Дмитрий. Ему было очень одиноко в эти новогодние праздничные дни.
Пятого января он поехал в Останкино. На подходе к зданию искал следы былого противостояния, в результате которого гибли люди, в том числе и Люба. Однако никаких следов видно не было, все старательно зачистили, все же почти полтора года прошло. Ко всему, все припорошило вокруг снегом. Он заказал пропуск, прошел в студию, с которой институтом достигнута договоренность о прохождении студентами практики.
Плутая по длинным коридорам, он встретил Диану. Она очень удивилась. И Дмитрий удивился. Вместо приветствия спросил:
-Ты что здесь делаешь?
-Я то понятно! А ты что здесь делаешь? - в свою очередь спросила она.
-Я на практике. А ты, я так понимаю, уже в телефильме снимаешься?
-Почти. В рекламе. Менее почетно, зато денежно. Ты почему не звонишь?
-Чтобы не вносить раздрай в твою семью. У тебя ревнивый Ромео.
-Ах! Выставила я своего Ромео. Я теперь снова свободная девушка на выданье. Знаешь, мне тебя сам Бог послал, я о тебе последнее время все чаще вспоминаю, - сказал она.
-Странно. Денег я у тебя не занимал, чтобы часто вспоминать, -  пошутил Дмитрий.
-Не ерничай. Я серьезно. Ты вот что! Я не знаю, когда освобожусь, ты приходи ко мне попозже. Потолковать нужно. Договорились?
-Хорошо, - без энтузиазма пообещал Дмитрий.
-Не забудь!.. - помахала она рукой и скорым шагом пошла по коридору. Практика уже не шла на ум Дмитрию. Он старался вникнуть в суть предмета, ему показывали принцип работы стационарных видеокамер. Показывали работу телекомментаторов, ему удивительно было смотреть из-за спины операторов на телеведущих, которых ранее он видел только по телевидению. Она как раз передавала в эфир о событиях в Грозном. Диктор говорила, что бои под командованием генерала Рохлина ведутся с подразделениями сепаратистов в черте города, на подступах к президентскому дворцу. Оператор в пол голоса рассказывал специфику работы журналистов по предоставлению материалов для телевизионной передачи. Дмитрий еле дождался окончания занятий, помчался в сторону дома Дианы. Он почти стал забывать о ней. А тут увидел, и в душе вновь вспыхнуло былое чувство, не любви даже, а какого-то благоговейного чувства к ней. 
Окна ее квартиры темнели своими глазницами. Начал прохаживаться у подъезда в надежде на ее скорый приезд.
Он изрядно продрог, дожидаясь Диану у подъезда. Увидел ее, пошел навстречу, забрал у нее сумку, пошел рядом.
-Замерз? - спросила она.
-Есть маленько, -  сознался он.
-А подарок мой почему не одел?
Вспомнила она о куртке, которую она все же передала через Степана ему спустя год после замужества.
-В общежитии. Не расчитывал так долго прогуливаться на свежем воздухе.
-Сейчас чаем отогреемся, - пообещала Диана.
Она пропустила его вперед, разделись в прихожей.
-Ты проходи, я сейчас, - и пошла на кухню.
Дмитрий огляделся. Внешне в комнате ничего не изменилось, словно и не жил здесь мужчина. Он выглянул на кухню.
-Тебе помочь? - спросил он.
-Не надо. Я быстро.
-Вы временно расстались или навсегда? - спросил Дмитрий.
-Навсегда. Хотя официально еще не развелись.
-Причина?
-А! - махнула она рукой. - Все до кучи. Первый блин оказался комом. Берегла себя для бесконечной любви и высоких идеалов. Все разбилось о быт, беспричинную ревность и его пьянство, - на одной ноте произнесла она.
-Ты ранее его не могла разглядеть? Вы же учились вместе?
-Не смогла. Он так красиво ухаживал. Такие стихи мне читал, - закатила она глаза к потолку. - Ах, забудем! Неси чашки в комнату, - велела она.
-Давай здесь на кухне посидим, - предложил Дмитрий. - Я же не гость, а так, товарищ, зашел на минутку. У тебя здесь уютно, - обвел он глазами интерьер кухни.
-Я тоже люблю сидеть здесь вечерами, - согласилась Диана.
Она расставила посуду, чашки, нарезала хлеб, колбасу, налила чай, села напротив, подперла голову рукой, рассматривала Дмитрия.
-Что, изменился? - спросил он, уловив ее взгляд.
-Да. Повзрослел.
Дмитрий положил сахар, медленно помешивая ложечкой, спросил:
-Ты хотела со мной поговорить. О чем?
-Ты на следующий год заканчиваешь институт. Какие у тебя планы? Уедешь домой? - в свою очередь спросила Диана.
Дмитрий отложил ложечку, раздумывал, чем вызван такой интерес. Решил сказать как есть.
-Я не хочу работать на Украине. Я не знаю украинский и изучать его не хочу. Он для меня мертвый язык. Я его не чувствую. На русском могу подобрать синоним любому слову. На украинском  всегда буду косноязычным. Мне легче китайский выучить. Его тоже не буду чувствовать, зато буду знать, это для меня  иностранный язык. А там должен буду  делать вид, что он мне родной. А еще, чувствую, быстро вступлю в конфликт с властями из-за национальной политики. Меня вышвырнут из профессии, если не научусь лицемерить. Поэтому, хочу остаться работать в России, - старался говорить убедительно Дмитрий.
-А гражданство? - напомнила Диана.
-Подам документы на гражданство. У меня до сих пор советский паспорт со вкладышем. Полагаю, не откажут.
-Родители не обидятся?
-Я же не расстаюсь с ними, никто не запретит мне навещать их. Даже если поеду работать на Украину, вряд ли я найду работу в своем городе. Все равно я буду всего лишь их навещать. Жить в Измаиле мне не светит, - пояснил Дмитрий. - Это маленький город, в котором не издается серьезных газет. В тех, которые выпускаются, я мог бы работать и без институтского образования.
Дина внимательно слушала, помолчала, не зная, как начать щекотливый  для нее  разговор, кашлянула и решилась на разговор:
-Я что хотела тебе предложить… - она сделал паузу, внимательно посмотрела на Дмитрия. - Давай оформим фиктивный брак.  У тебя не будет проблем с гражданством, регистрацией, трудоустройством, - выпалила она решительно, словно в воду прыгнула. - Хочу помочь остаться тебе в Москве. Мне приятно будет, если ты будешь рядом.
Дмитрий приподнял бровь, потом нахмурился.
-Хм… неожиданно! А почему фиктивный? Я готов на настоящий. Только я не пойму, в чем твоя выгода? - спросил он.
-Видишь ли… я хотя и обожглась браком, но одна уже не хочу оставаться.  Не хочу приходить  в пустую квартиру. Ты давно симпатичен мне, без вредных привычек, умен, - поясняла Дина.
И чем больше она пыталась аргументировать свое решение, тем более хмурился Дмитрий.
-Тогда тебе нужно завести кошку. Тоже живая душа, - глухо проговорил он. Она положила ладонь на его руку.
-Я знаю, ты щепетильный. Подумай, мы две одинокие души, я же всегда чувствовала, что не безразлична тебе. Если бы не твоя девушка, может быть я бы и замуж не торопилась выходить. Короче! Чего я вру! Фиктивно или по -настоящему, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Поживем вместе, ты присмотришься ко мне, я к тебе. Тем более, что вкусив мужского отношения, мне уже трудно быть независимой. Не бросаться же мне на режиссеров ради роли или зова тела, - спонтанно говорила Дина, и лицо ее медленно покрывалось краской.
-Странно! Насколько ты нравственна была до замужества, настолько ты безнравственна сейчас? Или хочешь казаться такой? - спросил Дмитрий голосом ментора.
Дина собралась, уже спокойно выговорила:
-Я взбалмошная, но до определенной черты. Как тебе мое предложение?
-Вкусное! Только я не могу прийти на все готовенькое, и на целый год сесть тебе на шею. Уважать себя перестану. Я тебе еще тогда говорил, если бы не твоя квартира, я бы женился на тебе, - напомнил он.
-Во-первых, ты уже кое-что зарабатываешь своими статьями. Я тоже подрабатываю  съемками в рекламе. Тут и роль обещали подкинуть в телесериале, хотя в училище это не приветствуется. Преподаватели закрывают на это глаза, понимают, студентам сегодня не до жиру, быть бы живу. Деньги ничего не стоят. Во-вторых, пей чай, он уже остыл. Что ты думаешь о моем предложении? - настойчиво спросила она.
-Такое с лету не решишь. Допустим, я соглашусь. Перееду к тебе. Через пол года ты влюбишься в очередного партнера. Ты выставишь меня за дверь, как своего Костика. Из общежития меня  выпишут. И куда я подамся? Жить на вокзал? - аргументировал свой отказ Дмитрий.
-Что за глупости?! Почему я должна в кого-то влюбиться через пол года, год? Ты считаешь меня настолько легкомысленной? - округлила она глаза.
-Все актрисы влюбляются в своих партнеров.
-Далеко не все. Я знаю много актрис, которые дожили со своими мужьями до старости, вспомни Клару Лучко, Кириенко, Семину и других.
-Точно так же и я знаю многих актрис, которые меняет мужей каждые два, три года, - парировал Дмитрий.
-Дурацкий у нас получается разговор. Послушай, я не стала бы делать своего предложения, если бы ты был мне безразличен. Я давно для себя решила,  если повторно выйду замуж, то только за тебя. Ты должен делать мне предложение, а у нас все, как не у людей. Я уговариваю тебя жениться на мне. Али я тебе безразлична? - попыталась изобразить кокетство Дина.
-Как раз нет! Ты очень симпатична мне. Более того! Но я как-то не могу без ухаживания, без того, чтобы добиваться тебя делать тебе предложение, хочу чувствовать себя завоевателем.
-Вот и будешь добиваться меня своим хорошим отношением на моей площади.
Она засмеялась, громко и счастливо. Вскочила, обняла голову Дмитрия и поцеловала. Плюхнулась на колени, обхватила шею, еще раз поцеловала и приказала:
-Завоевывай! - приказала она.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату. По пути спросил:
-А брак у нас будет фиктивный или настоящий?
-Сейчас мы оба это поймем.
Он положил ее на кровать, прижал за плечи, она притихла, ожидая от него нежности и ласки. Он нагнулся к ее уху и громким шепотом прошептал:
-Быть иждивенцем так же позорно, как и сожителем. Когда разведешься, тогда и поговорим, - словно облил молодую женщину холодным душем.
Встал и пошел на выход. Одел куртку, присел на пуфик одевая ботинки. Диана вышла, прислонилась к косяку, смотрела на Дмитрия, по щеке скатилась слеза.
-И что дальше? - спросила она.
 Он посмотрел на нее снизу вверх.
-Дальше? Я женюсь на тебе, но только  после развода, - уверенно и строго проговорил он.
*  *  *
Первого марта по всем телеканалам передали трагическую новость:
-В подъезде своего дома убит телеведущий Владислав Листьев. Любимец публики. Обожаемый всеми домохозяйками страны. Девчонки однокурсницы плакали, словно потеряли близкого человека. Вскоре собрались и поехали к его дому на Новокузнецкую. Позже рассказывали, у дома собралась огромная толпа людей, море цветов. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и губы. У всех в глазах немой вопрос: «За что?! И кто посмел поднять на него руку?!». Президент выступил по телевидению, обещал взять расследование под личный контроль, заверил, убийц и заказчика непременно найдут и покарают.
Через неделю в комнату забежал Виктор Горлов и с выпученными глазами сообщил новость:
-Ребята, сейчас в криминальных новостях сообщили, вчера поздно вечером возле своего подъезда убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Полагаю, это отец Паши.
На фоне убийства Листьева, это убийство осталось бы не замеченным. Убивали каждую неделю, если не бандита, то бизнесмена, депутатам с губернаторами тоже доставалось, сводки пестрили криминальными разборками. Народ стал равнодушен к подобной криминальной хронике. Если бы не  фамилия убитого. В комнате Дмитрия и Степана телевизора не было. Они вскочили бежать в актовый зал. Горлов остановил их, криминальные новости будут теперь передавать через три часа.
-Может быть, просто однофамилец? - высказал догадку Степан. - Смирновых много. У Павла какое отчество?
-Никогда не задумывался. Нужно спросить у тех, кто ходил в его универмаг отовариваться, они должны знать  имя и отчество отца. Вопрос: кто ходил? - задал вопрос Дмитрий.
-Люба ходила, - вспомнил Виктор.
Парни укоризненно посмотрели на него, он понял свою оплошность.
-Ах, да, простите… Светка с ней ходила.
-Айда к ней, - тут же решительно предложил Дмитрий.
Все трое  отправились на третий этаж, где проживала однокурсница Светлана. Хорошо, что она оказалась дома. Парни буквально ворвались в ее комнату, изрядно напугав девчонок, с порога огорошили вопросом:
-Светка, ты  универмаг  отца Паши Смирнова посещала?
-Да, а что? - недоуменно смотрела она на ребят.
-Как его звали? - чуть не хором спросили парни.
-Не помню, давно это было.
-Вспоминай, а то сейчас  убьем! - пригрозил Виктор.
-Да что случилось?!
  -Погоди, - остановил его Дмитрий, - вспомни, его случаем не Максимом Ивановичем зовут?
-Да, кажется так.
-Кажется или так?! - опять грозно проговорил Виктор.
-Так. А что случилось? - повторила она вопрос.
Витя присел на ее кровать. Посмотрел на всех присутствующих в комнате.
-Чего будем делать? - спросил он.
 Это время, услышав шум в соседней комнате, зашли однокурсницы Галя и Вероника. Они протиснулись сквозь парней, которые заслонили собой дверь и тоже с немым вопросом уставились на Виктора, восседавшего на кровати в позе старшего инквизитора.
-Девочки, по телевидению передали, убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Это же отец Паши, - внес  ясность Дмитрий.
-Какой ужас! - в один голос воскликнули девчонки.
-Надо ехать к нему. Поддержим, - решительно проговорил Дмитрий.
-Чем мы его поддержим? И что мы ему скажем? - спросил Степан. - Держись! Не раскисай!
-Не знаю. Может чем-то надо помочь. Он же нам помогал в трудные минуты, - напомнил Дмитрий.
-Правильно! Поехали! - встал Виктор.
-И я с вами, - заявила Светлана.
Они подъехали к дому Павла, никто не знал в какой квартире он живет. Возле подъезда обрывки огораживающей место пришествия ленты, на сером асфальте еще не смытая лужа застывшей черной крови. Решили спросить жильцов, однако подъезд оказался заперт. Они присели на лавочку возле дома, все равно кто-нибудь выйдет или зайдет. Подъехала полицейская автомашина, из нее вышли в гражданском оперативники и милиционер  в форме.
-Опросите всех жильцов в доме, - распорядился один из гражданских чинов, - может кто чего видел или слышал. Вон, парни сидят, может они что -либо знают.
Они подошли к ребятам, гражданский представился капитаном уголовного розыска, спросил, не видели ли они чего подозрительного.
-Мы только подъехали, по телевидению услышали об убийстве отца нашего однокурсника, решили помочь чем сможем, - за всех пояснил Степан.
-Понятно. Чем теперь ему поможешь. Ладно, пойдем дальше, - кивнул он своим коллегам.
-Простите, а в какой квартире они проживали? - спросил Дмитрий.
Капитан посмотрел на них, сказал, что сын находится сейчас в управлении милиции, сейчас приедет. А мать сейчас лучше не беспокоить, у нее врач дежурит. И пошел в соседний подъезд. Ребята сели на лавочку. Молчали. Что тут можно сказать. Через час приехала автомашина, вышел Павел. Увидел ребят, подошел, поздоровался.
-Уже слышали?  - спросил он.
-Да. По телику передали… - ответил Дмитрий.
-Известно, кто? - спросил Степан.
-Почти известно. Только не найдут, - махнул рукой Павел.
-Почему?! - воскликнула Света.
Паша посмотрел на них, как на детей малых.
-Депутатов и губернаторов убивают, не находят. Вот, на днях, Листьева замочили. Думаете убийц найдут?А вы хотите, чтобы за какого-то торгаша кто-то впрягался, - со злостью сказал Павел.
-Послушай, он не какой-то торгаш. Это известный и уважаемый в советское время человек. Его министры знали. Из ЦК приходили отовариваться, - напомнил Дмитрий.
Паша укоризненно покачал головой.
-Так то в советское время! К Соколову тоже министры приходили, и что? Сейчас другие времена. Тут за этот лакомый кусок и ореховские, и коптевские, и люберецкие горло друг другу рвут, и на пути у них стоял отец.  Суд они ведь проиграли. Вот они его и убрали, - пояснил он.
-И как же ты теперь?
-Пока не знаю. Адвокаты должны подсказать. Надо или договариваться. Или все бросать к  чертовой матери, и идти работать в милицию. Тут как раз РУБОП создается по борьбе с организованной преступностью. Набирают ребят. Правда из бывших ментов. Но у меня есть связи, возьмут, если решу. Или создам банду, буду противостоять им, - зло говорил Павел.
Дмитрий смотрел на него и не узнавал друга. Балагур, дамский угодник, весельчак Павел словно постарел, жесткие складки лица, хмурый взгляд и поникшие плечи.
-Не дури. Тебя или замочат, или посадят, - высказался Виктор. - Тебе нужно телохранителя нанять. Ты ведь теперь наследник, точно так же будешь стоять на их пути. Мы готовы тебя охранять. Бесплатно. По очереди, - предложил он.
Что-то на подобии улыбки промелькнуло на лице Павла.
-Да какие из вас охранники? У вас и оружия нет. А эти до зубов вооруженные. У них автоматы, пистолеты с глушителями, тачки, рации, таких у ментов нет. Спасибо. Я пойду. Вас не приглашаю.  Там мать убитая горем, - встал Павел, подал всем руку.
-Паша, мы с похоронами поможем, если что… - предложил Дмитрий.
-Его весь торговый мир хоронить будет. Вы на похороны приходите. Полагаю, дня через три состоятся, если следствие не задержит.
Он помахал рукой и пошел в подъезд.
Часть обратного пути шли пешком. Рассуждали:
-Не понимаю, куда страна катится! - возмущался Виктор. - Разгул бандитизма, коррупции, сепаратизма! Банкиры толпятся в кабинете президента. Семью пристроил во власть. Премьеров и прокуроров тасует. А народ нищает и молчит!
-Ты думаешь так только в России? - взглянул на него Дмитрий. - Все самостоятельные республики теперь болеют той же болезнью. Кое-где похлеще события происходят. Сепаратные настроения преобладают почти во всех республиках. Вон, у нас на Украине выстрелов пока нет, но того и гляди полыхнет и разделимся на восток и запад, как раз посередине Днепра. У Степана Молдова с Приднестровьем схлестнулась. Армяне с Азерами Карабах поделить не могут. У России  Кавказ бурлит.
Какое-то время шли молча. Нарушила молчание Светлана:
-Как же при Брежневе все это удерживалось в едином кулаке? Ведь не сказать, что сильный руководитель был, немощный старик и маразматик, - высказала она свое недоумение. - А ведь на улицах не стреляли. Взятки мешками не брали. Воровать вагонами боялись.
-Зато для недовольных исправно работали психушки и лагеря. Иных под зад коленом и за рубеж, чтобы не мутили воду. Система работала, - высказался Степан.
-Мужики! Как мы будем в журналистике строить свое будущее? - задал риторический вопрос Дмитрий, который не единожды обсуждался в узком кругу будущих коллег. - Рассказывать, какие сильные нынче руководители Ельцин, у тебя Снегур, - кивнул он Степану, - у меня Кучма, которые, якобы,  ведут страны к процветанию. И на этом строить свое благополучие?
-Сейчас достаточно либеральной, свободной прессы, - напомнил Виктор.
-А ты замечаешь, как их давят? Обвиняют в финансовых нарушениях и под этим предлогом закрывают. У нас любят говорить о демократии и свободе слова, на самом деле власть не устраивает их свободомыслие, - заметил Дмитрий.
-Заниматься очернительством тоже не самый верный путь, - заметила Света. - Вспомните, как народ стоял стеной за Ельцина?
-Когда полки пустые, заводы закрываются, люди готовы были поверить любым популистским заверениям очередного лидера. Ельцин говорил, что он не сможет кушать черную икру до тех пор, пока матерям не на что купить лекарство ребенку. Много чего обещал. Какое тут очернительство, если просто  писать правду? - возмутился Дмитрий. - Как можно написать что-либо положительное о том, что сейчас творится на юге? Гибнут молодые не обученные ребята, которых просто посылают на заклание.
-Вот ты хотел остаться в России? Оставайся! И будешь писать всю подноготную о власти, о войне на Кавказе. Посмотрим, насколько хватит твоей правды! - замахал руками Виктор.
-Успокойся, - осадил его Степан. - У нас, в Молдавии, с либеральным журналистом даже разговаривать не станут. Исчезнет, словно его никогда не было. А здесь все же что-то в прессу просачивается.
-И зачем же ты тогда едешь туда? - уставился на него Виктор.
Степан скептически посмотрел на Виктора, потом на Свету.
-Помнишь анекдот: два опарыша в дерьме плавают, у папы опарыша   сынок спрашивает: «Почему выше нас небо, солнышко, птички летают, а мы здесь,  в дерьме плаваем? - Это наша родина, сынок!». (Фи-и!» - сморщила носик Света). Так вот и я о том же! Там моя родина, салага, - заключил Степан и снисходительно похлопал по плечу тщедушного Виктора.
-Раскидает нас судьба по разным берегам. Шато в своей Грузии строит новую жизнь. Амегельды поедет в Казахстан. Слава в Молдавию. Я или на Украину, или в России останусь с Виктором. И будем мы смотреть друг на друга каждый со своего берега, - ностальгически проговорил Дмитрий.
-Главное, чтобы мы не через прицел смотрели в друг на друга, - усмехнулся Степан.
-Иные поэты к слову приравнивали штык, словом можно ранить не хуже пули, - заявил Виктор.

Три месяца добивалась Дина развода. Муж упорно не соглашался давать развод, не приходил в суд, уговаривал ее воссоединить семью. Молодая женщина была непреклонна. Она понимала, ее счастье сейчас зависит от одного парня, - Дмитрия. Они встречались, Дмитрий упорно не соглашался приходить в ее квартиру, понимал, чем это может закончится. Они, как пионеры, гуляли по парку имени Горького или на Воробьиных горах. Разговаривали на разные темы, она больше о ролях, он о политике, целовались до стона и ломоты в костях, потом он провожал ее к дому и трусцой бежал к себе в общежитие. Она ему не один раз высказывала:
-Не могу понять, на какой планете тебя воспитывали?! Все парни стремятся завоевать женщину, любой ценой нырнуть к ним в постель, заказывают проституток, ты одинок и отвергаешь меня. Почему? Ведь ты любишь меня, и я тебя люблю. К чему такая воздержанность? - недоуменно спрашивала молодая женщина.
-Не хочу начинать с тобой жизнь со лжи. Ты официально замужем, и тебе не пристало заниматься прелюбодеянием, - полусерьезно, полушутя отвечал Дмитрий, знал, всю суть своего отношения к ней, Диана может не понять.
-Ты же не верующий, с чего бы тебе придерживаться заповедей? - удивлялась Диана.
-Почему бы не согласиться с заповедями, если они являются нравственным камертоном всего человеческого бытия, - парировал Дмитрий.
  Когда Диана наконец получила свидетельство о разводе, она пришла в общежитие, и не обращая внимание на присутствие Степана, выложила на стол свидетельство, прихлопнула его ладонью, и заявила:
-Вот! Все! Я свободная женщина. Прошу твоей руки и сердца.
Степан прыснул и тут же осекся.
-А ты, Степа, будешь нашим свидетелем, - сказала она решительно.
-В таких случаях становятся на одно колено и протягивают кольцо, - еле сдерживая смех, высказался Степан.
-Счас! Хватит с меня унижений, - отмахнулась Диана. - Собирай вещи! - приказала она Дмитрию.
-Хорошо, я согласен, - вымолвил слегка ошеломленный ее напором Дмитрий. - Только запомни:  ты актриса и Диана в общественных местах. В быту для меня ты будешь жена и Дина.
-Да я об этом мечтаю всю свою сознательную жизнь!
Дмитрий посмотрел на свидетельство, вздохнул и про себя отметил: «Прости, Любаня, но когда-то я должен буду жениться».


*  *  *
Дмитрий и Дина расписались тихо, без торжества, пригласили в качестве свидетеля Степана, свидетельница  Инна, подружка Дианы по училищу.  После росписи пошли в ресторан, скромно отметили  регистрацию брака. Даже родителей Диана не поставила в известность.  Они Диане не могли простить развода с сыном такого уважаемого человека, на их пышной свадьбе присутствовал весь цвет российского кинематографа. Именно на свадьбе отец смирился с выбором профессии дочерью, которую до толе  не считал серьезной. Утратив все свои бывшие привилегии, он снова воспрял, вращаясь в кругу именитых лицедеев. Даже то обстоятельство, что он стал бизнесменом, так не тешило его самолюбие, как то, что он стал снова заметен в обществе. На каждом торжестве с участием знаменитых артистов, неизменно мелькал на экране и отец Дины.
О своем решении женится Дмитрий написал родителям и Николаю,  обещал летом приехать с молодой женой в Измаил. Родители советовали не торопиться, молодым не на что будет жить. Они не знали ничего о прошлом будущей жены сына, ни о ее прошлом замужестве. Полагали, оба студенты, будут жить на съемной квартире или в общежитии. Дмитрий ничего не писал им по этому поводу, написал только, что они тихо распишутся. А свадьбу сыграют позже, на каникулах.
Степан в ресторане весь вечер говорил комплименты Инне, Дина смеясь, посоветовала поближе познакомиться, глядишь еще одну регистрацию организуем. Они весь вечер танцевали, пили шампанское, потом вышли в ночь и шумно пошли в сторону центра. Прошлись по Красной площади, в это время молодая пара, молодожены возлагали цветы в вечному огню в Александровском саду. Девушка в белом подвенечном платье, жених в деловом костюме. Дмитрий проследил за взглядом Дины, спросил:
-Ты жалеешь, что без свадебного платья?
-Да что ты! - обняла она его. - Ты не правильно меня понял. Все так у  них красиво начинается. Я смотрю на эту девочку и думаю: на всю ли она жизнь останется с ним? Или как я? Через год сбежит.
В саду молодожены и свидетели расстались, Степан отправился провожать Инну. Дмитрий поехал с Диной «домой». Его коробило от мысли, что он не по праву будет занимать не им созданное уютное гнездышко. Ехали в метро. И ему было очень неловко, что в день росписи, они едут не такси, хотя оба понимали, не по карману им сейчас торжество, пообещали, придет время, и они достойно отметят свое бракосочетание. Они представляли, что смогут  они отметить торжество где-нибудь в экзотической стране, хотя Дмитрий полагал, что и в Измаиле можно отметить неплохо свое бракосочетание. В тот первый вечер, когда Дмитрий с вещами появился в квартире молодой жены, он долго не мог раздеться, молчаливо сидел посреди комнаты, не в силах по домашнему расположиться. Дина понимала его состояние, присела возле него на корточки, заглядывая снизу в глаза, проникновенно сказала:
-Не переживай, Дима, не думай, что ты иждивенец. Станем на ноги, заработаем денег, и купим свое жилье. А это вернем папе, - пообещала она.
Он только покивал головой, тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе, поцеловал макушку, тяжело встал  и стал раздеваться.
Через неделю Дина решилась познакомить своих родителей с новым мужем. О приходе она предупредила их по телефону заранее. Отец решительно заявил,  он не намерен знакомиться с каждым новым ее мужем,  дочь подобна Светлане Алиллуевой, которая меняла мужей, не ставя в известность своего великого отца. За это отец народов не жаловал их, а внуков не желал видеть.  И он готов брать с него пример. Разводилась без их согласия, и замуж повторно выскочила, не поставив в известность родителей.  На что Дина твердо заявила, тогда она познакомит мужа с матерью, она обязана это сделать, а там как хотите, можете не общаться. При таком раскладе вещей, Дмитрию не очень хотелось ехать на смотрины, Дина настояла. Скрепя сердце, купили торт, шампанское, поехали в гости. Дом расположен на Кутузовском проспекте, спроектированный специально для сотрудников аппарата ЦК. В подъезде до настоящего времени сидит консьерж с выправкой чекиста. Приветливо кивнул Дине.
Открыла дверь мать. Моложавая, сухощавая, стройная женщина, с наглухо застегнутой кофточкой, в черной, чуть ли не до пят юбке. Волосы тщательно зачесаны назад, взгляд строгий и внимательный. Весь ее облик напоминал классную даму из фильмов о быте прошлого века, делал старше ее лет. «Так вот кого изобразила Дина играя Вассу Железнову!» - мелькнуло в голове Дмитрия. Она подставила щеку дочери для поцелуя, холодно кивнула Дмитрию, выслушав его приветствие. Прошли в комнату. Мельком оглядел огромную квартиру, уставленную импортной мебелью. Отец сидел по ту сторону круглого стола, лицом к входной двери, крупный мужчина, с покатыми плечами борца, массивная голова вросла в плечи, седые волосы с залысинами, мясистый нос и узенькие глаза щелочки сверлили  Дмитрия взглядом. Он не встал, так и остался сидеть сидел за столом в домашней рубашке, демонстративно не одел галстук, этим нарушил многолетнее правило, если в дом приходили посторонние. Хмуро, из под лобья, ощупывал взглядом Дмитрия, на дочь даже не взглянул.
-Здравствуйте, Геннадий Васильевич, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Орлов. Я муж вашей дочери, - громко представился Дмитрий.
Мужчина только кивнул, показал на стул по ту сторону круглого стола. Мать выросла за спиной, постояла, ожидая кивка мужа, пошла на кухню, принесла чашки, бокалы, вышла на кухню готовить чай.
-Чем намерены заниматься, молодой человек? - хмуро спросил отец.
-Журналистикой. Заканчиваю через год институт, - пояснил Дмитрий.
Отец поджал губы. Зашла с чайником в руке мать.
-Много крови попортили нам журналисты, - хмыкнул отец.
-Журналисты не рождают пороки, они их обнаруживают, - ответил спокойным голосом Дмитрий.
Мать сбоку, не поворачивая головы в сторону Дмитрия, всего лишь скосила глаза в его сторону, проговорила:
-Вообще-то Сократ сказал это о пьянстве, - поправила она.
Дмитрий соглашаясь, кивнул. Легкая улыбка едва коснулась губ отца, суровые черты разгладились, он более внимательно посмотрел на Дмитрия.
-Сам откуда будешь?
-Родился в Измаиле, там учился в школе. Поступил в МГУ на факультет журналистики. Отец рабочий, мать домохозяйка. Оба живы.
-Как же, слышал о городе. Его Суворов завоевывал. Крепость осталась или снесли?
-Снесли еще в прошлые века. Ров остался, и пару бывших мечетей. В одной из них панорама битвы.
-А в моей дочери что хорошего вы нашли? - строго спросил он.
Дмитрий поерзал на стуле, не зная, как ответить. Разумеется, ответное чувство на ее  любовь. Это банальное объяснение вряд ли удовлетворит отца.
-Общность взглядов на происходящие процессы бытия.
Отец поджал губы и хмыкнул.
Мать поставила чайник, дочь перехватила его из рук матери, стала разливать по чашкам, Дмитрий вскочил, отодвинул свободный стул, дал возможность присесть матери, она кивком поблагодарила.  Дина начала разрезать торт. Бутылка шампанского одиноко стояла посреди стола. Дина кивнула Дмитрию на бутылку. Ему неловко проявлять инициативу, он посмотрел на отца. Тот перехватил взгляд, взял бутылку и начал открывать. Мать молча смотрела перед собой, сидела прямо, ждала, пока дочь не поставила перед ней блюдце с кусочком торта.
-Люся, молодой человек будущий журналист, - пояснил отец жене. Она только вежливо кивнула. Он разлил шампанское по бокалам. Приподнял свой, строго посмотрел на дочь. - К молодому человеку претензий нет. Возможно он не знает, с каким счастьем он связал свою жизнь. Пожелаю ему не ошибиться, - больше обращаясь к Дмитрию, чем к дочери, проговорил он. Не стал тянуться через стол, а только приподнял свой бокал и выпил. Мать чуть пригубила, и тоже поставила свой бокал.
-Мама, улыбнись, - проговорила Дина, - не на похоронах сидим.
-Погоди, Дина, - положил ладонь на ее руку Дмитрий. - Геннадий Васильевич, Людмила  Викентьевна, я понимаю ваше скептическое отношение к очередному браку дочери. Дескать, залетный провинциал охмурил вашу дочь ради прописки и площади. Поверьте, мне не нужна ни прописка, ни площадь, все это я заработаю сам. Связывает нас искренняя любовь, и мы намерены прожить достойную жизнь, не меньшую, чем прожили ее вы.  Дина не настолько легкомысленна, как кажется вам с высоты вашего возраста и былого воспитания. Для меня нравственное поведение девушки не менее ценный критерий в выборе жены, и полагаю, я не ошибся в своем выборе. Поэтому, как бы тяжело не было вам принять выбор дочери, я хочу, чтобы вы видели во мне опору в старости лет, и достойного мужа своей дочери, - на одном дыхании произнес Дмитрий.
Отец сложил губы трубочкой. Громко причмокнул, проговорил:
-Что ж… это глас мужа, не ребенка… За это, пожалуй, можно еще выпить.
Он сам налил в бокал шампанского. Приподнял бокал:
-Чтобы ваши слова, молодой человек, сбылись в полной мере, - проговорил он. И залпом выпил.
Мать как-то обмякла, повернулась к Дмитрию, тихо сказала:
-Пейте чай, Дима, - и величественно кивнула головой.
После чаепития обстановка несколько разрядилась, отец пересел на диван, голос его потеплел, Дина стала помогать матери убирать посуду.
-И что же, свадебного торжества не будет? - спросил отец.
-Сейчас не будет. Сделаем позже, когда встанем на ноги. Вы уже потратились на одну. Я не могу позволить вам тратиться еще раз. Мои родители тоже не богаты. Так что, придется чуть подождать, - твердо сказал Дмитрий.
-А что, на Украине народ зажил лучше после отделения? - с легкой усмешкой спросил отец, он знал, как живут на Украине, интересно, что ответит этот юноша.
-Живут не лучше, точно так же как и в России, как и в других бывших союзных республиках. Так же растет безработица, умирает промышленность, коррупция возросла в разы, - спокойно ответил Дмитрий. - А бывшие чиновники алчно  расхватывают бывшее государственное имущество, - и при этом взглянул на отца. Тот сделал вид, что его это не касается, тут же спросил:
-А что думает молодежь по поводу всего происшествия с развалом великой страны?
В это время зашла Дина, услышала вопрос отца, попыталась остановить его:
-Папа, это извечный вопрос, кто виноват и что делать? Сейчас мы пришли познакомится, а диспут мы проведем в другое время.
Отец даже не взглянул на дочь, только выставил вперед руку, как бы отстраняясь от нее:
-Погоди, дочь. Мне интересно знать, что думает современная молодежь о развале Советского Союза. У тебя ведь об этом не спросишь, - и уставился с немым вопросом на Дмитрия. Он слегка помялся, не зная, как лучше ответить. Сказать, как есть, навсегда испортишь отношение. Словчить? Почувствует, перестанет окончательно воспринимать. Начал обтекаемо:
-Более мыслящая молодежь понимает, что экономика близилась к краху, что подтверждают введенные талоны на продукты. Политика тоже вышла из под контроля властей, иначе не произошло то, что произошло. Социализм нуждался в реформации, но не такими методами. Что же хорошего в том, что мы потеряли половину населения и огромные площади? Менее мыслящие молодые люди, говорят более прямо: виноват во всем Горбачев. Ельцина сначала поддерживали, сейчас поняли, что ошибались. Ведь раньше в магазинах было шаром покати, а холодильники у граждан наполненные. Сейчас наоборот: в магазинах густо, а в холодильниках пусто. Неизвестно, что хуже.
Они еще поговорили, причем разговор больше был похож на экзамен, пока Дина решительно не пресекла дискуссию, заявила, что они уходят. Отец крякнул, тяжело встал, подошел к Дмитрию, посоветовал:
-Ты Динку в руках держи. Девка она ветреная. Мы вот с матерью не смогли.
Дмитрий оглянулся на жену, улыбнулся.
-Постараюсь, - пообещал он.
Едва ли не второй раз за весь вечер подала голос мать:
-Вы заходите к нам, Дима.
-Спасибо.
И они раскланялись.
Когда они ушли, отец задумчиво потер переносицу, сказал жене:
-Черт его знает, может и повезло Динке, парень вроде с головой…
-Поживем, увидим, - кивнула жена. - Главное, он Сократа цитирует. Хотя и переврал.
Дина на улице, шагая в ногу с мужем, решили до метро пройтись пешком, сказала:
-Есть смутное предположение, что ты им понравился. Интересно, что скажет он матери о тебе. Ведь  Костика он охарактеризовал не лицеприятно: «Балбес балбесом!». Благодаря его папаше, который вхож во многие властные структуры, отец махнул рукой на мой первый брак.
-Отец Костика не перекроет тебе кислород в профессии? - спросил Дмитрий.
-Не думаю. Я его два раза вызывала, когда Костя в непотребном виде буянил, он приезжал, видел в каком он виде, сам надавал ему пощечин и окунал головой в ванную. Он знает, не я виновата в том, что семейная жизнь не задалась, - и безо всякого перехода сказала: - Смотри, что мама мне в карман положила, - показала она, оттопырив карман. Там виднелась пачка долларов.
-Ничего себе! Зачем ты взяла?
-Я уже на улице обнаружила. Да у них не убудет.
-Погоди, с каких таких щедрот? Они же пенсионеры?
-Пенсионеры, - подтвердила Дина. - Папа заведовал в ЦК хозяйственной частью, подозреваю, партийная касса осталась в надежных руках. Он с генералом из КГБ приватизировал дом на Арбате, и два здания бывших кинотеатров. Сейчас они торгашам сдают их в аренду, - поясняла Дина.
Дмитрий присвистнул.
-Так ты богатенькая наследница! - проговорил он с удивлением.
-Ах! - махнула она рукой. - Просвищу я это наследство за месяц. Меня или обманут, или заставят за бесценок продать, или грохнут, как отца Павла - заявила Дина уверенно. - Это сейчас он воспрянул, а когда его на пенсию выкинули, да чуть еще не посадили вместе с ГКЧПистами, он от отчаяния даже прислугу уволил, хотя она у нас лет двадцать прослужила, мне няней была.
-Ничего себе! Как это правоверные коммунисты, которые всегда были против эксплуатации, держали прислугу? - удивился Дмитрий.
-Она считалась помощницей, а не прислугой, почти на правах родственницы. Моя мать понятия не имела как варится еда. А тут ей пришлось все начинать с нуля. Хотя при нынешнем положении, они вновь наймут себе прислугу. Доходы с аренды капают, - рассказывала Дина о своих домашних делах, о которых она ранее никогда не распространялась.
-И что же, бандиты не пытаются их подвинуть? - памятуя эпопею вокруг торгового дома Паши Смирнова.
-Таких, как мой отец и еже с ним, они обходят стороной. Бандитам  обойдется дороже, если они вздумают сунуться. Не их они боятся. Знаешь кого они опасаются? - спросила Дина и хитро посмотрела на мужа.
-Президента? - высказал догадку Дмитрий.
-Нет. Дряхлеющий Ельцин царствует, но не правит. Ему не до мелких предпринимателей, газовый, нефтяной бизнес в поле его зрения. Остальное курирует Коржаков,  охранник президента, он за его спиной правит балом.  Под ним сейчас суды, прокуратура и прочее. Отец по секрету говорит, расстрел мирных людей в девяносто третьем он организовал, поэтому и следствия никакого нет. Я говорила отцу, меньше болтай, наверняка прослушка в доме стоит. Он только рукой машет: пусть знают, что я о них думаю, - рассказывала Дина о тайнах мадридского двора.
-Ничего себе у вас тут старсти-мордасти! - только и проговорил удивленный Дмитрий.
 В Измаиле для них самый большой начальник  участковый да директор школы. А тут имена мелькают!
-Это ты правильно сделал, что не похвалил Горбачева или Ельцина. Он ненавидит их лютой ненавистью. Они лишили его главного - власти! А вот Сталина при случае можешь похвалить, - и засмеялась.
-Я их и сам не жалую. И от Сталина не в восторге.  Власти твой папа лишился, зато при деньгах остался.
-Деньги пыль. Сегодня они есть, завтра нет. А власть - это власть! Я думаешь, почему из дома ушла? У нас начались споры, я выступала за Ельцина, была против сухого закона, говорила, что это глупость несусветная виноградники рубить, в общем, у нас оказались разные точки зрения на нашу жизнь. Да еще с этим факультетом философии! Мать хотела, чтобы я продолжила династию. А мне эти Канты, Гегели, Марксы и Ленины вот где сидели, - рубанула она себя ребром ладони по горлу. - Она меня еще в школе заставляла читать «Капитал» Маркса. Классная книга, лучше всякого снотворного, на второй странице отрубаешься, - тараторила Дина.
-Постой, как ты ушла из дома, тебе же они квартиру купили?
-Потому и купили, что я из дома сбежала, у подруги жила, сказала, ни за что домой не вернусь. Мне их домашнее интеллектуальное насилие невмоготу стало. Вот они и сжалились, отделили, - пояснила Дина с легкостью, словно семейный конфликт не являлся такой уж трагедией в жизни молодой девушки.
-Бунтарка ты! - восхитился Дмитрий.
Так за разговором они дошли до метро, он подхватил ее за талию, и они по эскалатору покатили вниз.

*  *  *
И предпоследнюю летнюю сессию Дмитрий сдал без хвостов. Довольно потирал руки.
-Освобождайся от своих занятий, Дина, поедем к моим родителям. Посмотришь, как мы живем. Тебе, должно быть, тоже не понравится.
-Почему ты так думаешь?
-Выросла в других условиях. Николая жена приезжала, носом крутила. Быт ее наш пугал. Туалет за сараем. Город показался убогим.
-Да? Посмотрим! А как же пословица «С милым и в шалаше рай?»
-С милым и в дворце рай, - улыбнулся Дмитрий.
Путешествие ей понравилось как раз своей убогостью. Поезд до Одессы комфортабельный, купе мягкое. Только таможня надоедливая, украинские таможенники и пограничники весьма подозрительно осматривают багаж и документы. У Дмитрия теперь российский паспорт. Пограничник долго рассматривал их паспорта, спросил о цели приезда.
-Домой еду. Видите место рождения, - указал недовольно Дмитрий. - А это моя жена.
Пограничник внимательно осмотрел их, поставил штамп и удалился. Таможенник пошел следом.
-Вот мы и за границей, - грустно пошутил Дмитрий. - Никак не могу привыкнуть к мысли, что мы в разных государствах живем. Язык один, образование, культура общие. Только на западе Украине несколько все другое.
-Мне говорили, что в Украине живет как бы два народа: на востоке одни, на западе другие, - проговорила Дина.
-Это я отчетливо понял, когда был в гостях у брата во Львове, - согласился Дмитрий.
Плацкартный вагон до Измаила напоминал послевоенную теплушку. Грязные окна едва пропускали свет. За окном унылый пейзаж. Остановки частые, полустанки зашарпанные, раздолбанные тротуары, по вагону шныряют менялы, предлагают обменять рубли, доллары на купоны.
-Довольно бедно живут, - тихо высказалась Дина, кивнула в окно. - Хуже, чем в Москве.
-Ты давно дальше Царицино из Москвы выезжала? Не равняй жизнь этих людей по Москве. Горлов Виктор рассказывает, как живет российская глубинка. Деревни в Сибири и на востоке умирают. Нищают провинциальные городки. Народ беднеет, срывается с мест в поисках лучшей доли.
Поезд, как всегда, приходил в город поздно вечером. Уныло горели несколько лампочек, освещали небольшие кружки асфальта, мотыльки кружили вокруг пучка света. Встречал их отец и мать на своем маленьком, четыреста первом, «Москвиче». Обнимания и поцелуи, первые знакомства. Дина с удивлением разглядывала автомашину, она такую видела впервые. Согнулась ниже, чем следовало, чтобы пройти в салон. С удовольствием разглядывала пробегающий за окном ландшафт города, все для нее внове. Приехали почти в деревенскую улочку, открылись деревянные ворота, в которые вкатилась автомашина. Дина вышла из машины, вдохнула воздух, пахло лилиями, окинула взглядом виноградную беседку, она воскликнула:
-А воздух какой! Пить такой хочется.
-Мойте руки и к столу, - велела мать, исподтишка разглядывая молодую женщину. Ей любопытно, сын писал, она артистка, уже снимается в рекламе, там глядишь, и в кино снимут. О том, кто были ее родители, он не сообщал. Интересно матери: фифочка или нормальная девчонка. Сестры матери жену Николая дружно обсудили, дескать, гордая, белоручка, и совсем не подходит их племяннику. Мать заступалась за невестку: молодая еще, научиться всему.
Дина без всякой фанаберии вымыла руки под рукомойником во дворе, вытерла руки поданным полотенцем. Поблагодарила и закружилась:
-Как здорово здесь! - воскликнула она.
-Погоди, утром все рассмотришь, - остановил ее Дмитрий.
Отец принес из погреба графин вина. Дину все восхищало:
-Как? Домашнее вино? Сами делали? Без всяких там консервантов? О, я хочу попробовать! Скажите, как у вас принято обращаться к родителям мужа? - спросила она. Родители переглянулись.
-А у вас разве по-другому? - спросила мать.
-То есть?
-Здесь родителей жены и мужа зовут мамой и папой, - пояснил Дмитрий. - Если тебе неудобно, называй по имени и отчеству.
-Ой, да что ты! Конечно папа и мама! Давайте выпьем за наше знакомство. Мы свадьбу не делали,  оба студенты, решили, организуем торжество позже, не хотим быть обузой родителям, - скороговоркой выпалила она.
Отец разлил вино по бокалам.
-За вас папа, и вас мама, - подняла она бокал, со всеми чокнулась, привстала, поцеловала в щеки мать и отца, попробовала вино, восхитилась: - Послушайте, никакое французское вино не может сравнится с этой прелестью!
Засиделись до поздней ночи, родители рассказали невестке о проказах маленького Димы, о его взрослении, о желании стать журналистом. Вино, которое казалось совсем мало алкогольным, быстро опьянило их, Дина громко смеялась и сама зажимала себе рот, очаровала родителей легкостью характера. Легли под утро. Только разоспались, Дина начала теребить Дмитрия, он спросонья всполошился:
-Что? Что случилось? - сонно спросил он.
-Будильник чудной, петухом кричит, - громким шепотом пояснила Дина.
-Здрасте! Это и есть петух, - откинулся на подушки Дмитрий.
-Как? Настоящий?
-Нет, заводной. Спи!
Дина вскочила.
-Я должна посмотреть, - заявила она.
-Куда ты в одной рубашке! - остановил ее Дмитрий. - Халат накинь. О, Господи! - привстал Дмитрий. - Ты что, не видела петухов?
-Где я могла их видеть? В зоопарке? У МИДа они не пасутся.
Дмитрий по-стариковски покряхтел, нехотя встал, повел ее на задний двор. Утренний туман уже рассеялся, только в паутинках бусинками повисли капельки росы. Петух важно расхаживал среди кур, красные перья переливались в первых лучах солнца. Он разгребал лапами землю и кудахтаньем звал своих курочек, предлагая угощение, те бежали всем скопом, зернышко доставалось лишь одной.
-Какая прелесть! - восхитилась Дина. - Красавец! Как ты у меня, - прижалась к нему Дина.
-Жаль, что у меня только одна курочка, - притворно вздохнул Дмитрий.
-Но, но, мне… - пригрозила она.
Мать всполошилась ранним подъемом детей, выглянула, случилось что?
-Нас петух разбудил, мама. Это городское дитя никогда не видела живых кур. Только в магазине охлажденных, - пояснил сын.
-Я уж думала живот с непривычки прихватило со вчерашнего вина. Идите, полежите еще. Я завтрак приготовлю.
-Я вам помогу, - предложила Дина и увязалась за матерью, Дима потоптался, пошел прилег, хотя уже не спалось.
После завтрака Дмитрий решил показать жене город. Проходя мимо гаража, где хранился их раритетный «Москвич», он увидел два разобранных мотоцикла.
-Папа, а что это за хлам? - спросил он отца.
Тот замялся:
-Да это так… дали отремонтировать…
Мать провожала их до калитки, тихо пояснила, чтобы отец не услышал:
-Отец опять начал брать заказы на ремонт техники. Денег в порту совсем не платят. А то, что платят, слезы…
По дороге Дмитрий пояснил Дине, в молодости отец с дедом брались ремонтировать мотоциклы и автомашины, поскольку в послевоенное время народ здесь жил бедно. Потом надобность в этом отпала, в порту платили отцу достойно. Они прошли мимо гостиницы «Межрейсовой», самого комфортабельного послевоенного здания, за гостиницей располагался сад, в котором ранее был летний кинотеатр, танцплощадка, работали кафе и ресторан, дорожки усыпанные крупным песком, и вокруг цветники. Сколько войн он провел здесь с мальчишками, лазая по заборам и кустам. По проспекту Суворова они дошли до памятника полководцу. Обошли его кругом, Дмитрий напомнил о заслуге Суворова в жизни этого края.
-Раньше эти парки в центре города были самые посещаемые, вдоль дорожек подстриженные самшитовые кусты, за ними цвели розы. Сейчас что-то не то… - Дмитрий обвел глазами пожелтевшую, давно не кошенную траву, чахлые кусты роз, хозяина в городе нет. Памятник Суворову покрылся ржавчиной. Они медленно  пошли к Покровскому собору.
-Меня в нем крестили, - пояснил Дмитрий. - Раньше он казался мне таким большим, просто огромным.
-Сейчас ты вырос, видел в Москве большие церкви, есть с чем сравнивать. Давай зайдем во внутрь, - предложила Дина.
Они зашли в прохладу, тишина и покой, потрескивают свечи, прихожан совсем немного. Они постояли осмотрели иконостас.
-Ты знаешь кому надо ставить свечи? - спросила Дина.
-Нет. А ты хочешь за упокой или за здравие?
-За здравие.
-Сейчас спросим у тетеньки.
Он прошел к продавщице свечей, купил две свечи, спросил, какому святому их нужно поставить, женщина показала на икону Пресвятой Девы Богородицы Марии с младенцем. Одну свечу протянул Дине.
-Давай поставим за здравие твоих и моих родителей, за всех наших родных и знакомых, - предложила Дина.
-Давай, - согласился Дмитрий.
Зажгли и поставили свечи. Дина неумело перекрестилась.
Вышли на солнечный лень, окунулись в набирающую силу жару.
-Мне все тут так нравится. Такой покой. В душе полное умиротворение. Словно я в прошлом веке побывала. Лучшего медового месяца придумать нельзя. Я так счастлива, - она порывисто поцеловала Дмитрия.
-Поистине, с милым и в шалаше рай, - улыбнулся Дмитрий.
-Нет, правда. Здесь нет того, столичного, гламура, не нужно думать о надутом имидже, о шмотках от Версаче, люди простые, думают о простых вещах. Ни у кого в голове нет думки об офшорах, биржах, сделках, кредитах.  Здесь дать жителям достойную работу и зарплату и они будут счастливы.
-В том то и дело, что нет работы, и нет зарплаты. Вон, смотри молодежь кучкуется, явно  от безделья, - показал он вдалеке на группу молодых ребят, у ног их стояли бутылки с пивом, они сидели на спинках лавочек, двое из них стояли и что-то усиленно доказывали остальным, жестикулируя руками. Те безучастно слушали. - В мое время такого не было, чтобы белым днем собирались и бесцельно сидели на лавочках. Тем более, на спинках. Собирались, если только вечером, да и то, шли в кино, или на танцы, - поведал Дмитрий, они прошли на остановку автобуса, он предложил:
-Поехали на морской вокзал, посмотришь на великую реку Дунай.
Они сели на автобус, который привез их к морвокзалу. Мутные воды Дуная проносились мимо. Несколько катеров стояли у причала.
-На той стороне другая страна - Румыния, - пояснил Дмитрий. - Когда-то отсюда до Одессы курсировал пассажирский теплоход «Белинский», белый красавец, в румынский Галац ходил другой комфортабельный теплоход. По реке шныряли катера и баржи под всеми флагами Европы. Сейчас в большей степени плавает мусор. Умер порт, - вздохнул Дмитрий.
Новое здание морвокзала, построенное еще в советское время, пустовало, лишь несколько служащих находилось в нем. Они купили мороженное у скучающей продавщицы, и пошли назад пешком.
-А почему ты называешь морвокзал морским, здесь же река? - спросила Дина.
-Тут до моря несколько километров, все европейские суда по Дунаю выходят в Черное море, а далее через проливы в Средиземное море. Поэтому его и называли морским, - пояснил Дмитрий. - Чуть дальше по Дунаю расположен небольшой городок Вилково. Его называю малой Венецией, там по улицам плавают на лодках.
-Здорово! Съездим посмотреть?
-Посмотрим, - неопределенно пожал плечами Дмитрий.
Они шли вдоль заросшего камышом бывшего виноградника в сторону первых домов, среди который находился дом Орловых. Если не смотреть на «Межрейсовый», создается впечатление, что на крутом берегу расположена большая деревня, среди частных беленьких домов, утопающей в зелени, виднеются купола церквей.
-Знаешь, сколько было церквей в Измаиле? - спросил Дину Дмитрий. И тут же пояснил: - Чуть меньше, чем частных домов. Несколько церквей  на моей памяти закрыли.
-Советская власть боролась с религией, - кивнула, соглашаясь Дина.
-Мама говорила, после прихода к власти Хрущева закрыли и разрушили многие церкви. Хотели закрыть и Покровский собор, который мы посетили. Горожане отстояли.
Уставшие и довольные они пришли домой. Отец и мать расставляла столы на веранде.
-Мама, вы что задумали?! - всполошился Дмитрий. Он знал, что такое расположение столов обычно расставлялось для значительного количества гостей.
-Как же, сынок, придут тетя Оля и тетя Варя с мужьями, Олег с женой, Рая, племянники, крестные. Надо скромно, но отметить ваш брак и приезд. Пусть бы и сватья приехали, мы бы познакомились, породнились. Думаю, что еще увидимся.
-Да непременно! - воскликнула Дина. - Я расскажу им, как здесь у вас все здорово!  Петухи поют! Воздух чистый! Люди замечательные!
Они включились помогать, Дмитрий сказал, надо было бы вместо экскурсии, на рынок сходтить, закупиться. Мать ответила, у них все есть. Дина отвела его в сторону, сказала, у них есть доллары, нужно будет завтра их обменять и купить продукты на всю неделю. Так и решили.
К шести часам, как только стала чуть спадать жара, начали сходиться родственники. Сестрам любопытно, что за московскую фифочку, актрисочку нашел их племянник в Москве. Небось, такая цаца, не приведи Господи! Похлеще, чем у его брата Николая. Дина встречала их, тут же представлялась, непосредственное ее поведение несколько озадачивало родственников: нет ли здесь наигранного лицемерия. Все же артистка! Пришел Олег с беременной женой Алей, маленькой, худенькой, на две головы ниже мужа, живот неестественно выпирает, Дмитрий видел ее в прошлый приезд, когда они еще только женихались.
-Мой первый друг с самого детства  и двоюродный брат, - представил его Дмитрий. - Скоро станет папой. Его жена - Аля.
-Мальчик или девочка? - спросила Дина у застеснявшейся юной будущей мамы.
-Родится, узнаем. На УЗИ нужно ехать в Одессу, - вместо нее пояснил Олег.
К вечеру заполнили все приставные стулья и лавочки. Гости успели познакомиться с московской «фифочкой», пришли к выводу: ниче девка, не выпендривается. После приветствий и поздравлений, подвыпивший Владимир Иванович крикнул: «Горько!», хотя всех предупреждали, это не свадьба, а всего лишь смотрины и встреча после долгой разлуки с сыном. Дмитрий выкрикнул:
-Дядя Володя, мы свадьбу организуем позже, в ресторане, со всеми атрибутами. Обещаю!
-Та не -е! Ну шо то за свадьба, когда вы уже женаты?! А там, гляди, и дети пойдут, то уже и не свадьба, а так… - пьяненько отмахнулся рукой Владимир Иванович.
-Не спорь, сын, - дернул его за брючину отец.
Дина встала, сама подняла мужа и крепко поцеловала.
-От это по нашему! - удовлетворенной крякнул дядя Володя.
Погомонили, повспоминали, опять тот же дядя Володя спросил:
-А скажи, дочка, чего ты нашего Димку выбрала? Артистки на артистах женятся? Димка у нас парень хороший, токо он же из простой семьи, - перепутал он кто на ком жениться. Дина чуть с досадой не проговорилась: «Да была я за артистом замужем!», вовремя опомнилась, они с Димой договорились по первах не говорить о ее былом замужестве.
-Знаете, не он меня добивался, а я его присмотрела, - призналась она. - Я полюбила его с первого взгляда. А когда увидела всех вас, таких добрых, простых, сердечных, я его и вас еще больше полюбила! - задорно проговорила Дина, и положила руку на плечо мужу.
-От эт ты молодца! - воскликнул дядя Володя.
-Скажи, Дина, а ты будешь, как Людмила Гурченко или Любовь Орлова? - спросила тетя Оля, которой не терпелось расспросить новую родственницу об ее дальнейшей актерской стезе. Для них всех, актеры сравнимы с небожителями. Глядишь, отсвет славы невестки падет и на их скромные головы.
-Почему Гурченко? Я буду Орловой, только Диной.
-А что, тебе приходилось встречаться с нашими знаменитыми артистами? - не унималась тетя Оля.
-Наш ректор Юрий Шлыков очень известный актер. Заходят к нам и Табаков, и Ефремов, и многие другие известные актеры.
-А ты Рыбникова видела? - с затаенным дыханием спросила тетя Варя. Для многих женщин ее возраста Рыбников идеал мужчины.
-Нет, не видела. Он уже в возрасте. Почти не снимается.
Еще поговорили, потом спели песню, Дина смотрела и удивлялась, поют стройно безо всякого актерского руководства.
-А чего родители не приехали? - не унимался дядя Володя с вопросами.
-Мы же приехали просто навестить родителей. Приедут, - пообещала Дина.
-А они у тебя кто? Тоже артисты?
-Нет. Они пенсионеры. Ранее мама преподавала. Папа по хозяйственной части, - не стала она распространяться о должностях родителей, иначе опять вспыхнут разговоры на политическую тему, вспомнят, кто виноват в развале страны.
Дмитрий вышел за калитку с Олегом перекурить. Дмитрий не курил, сидел рядом на лавочке.
-Жизнь наладилась или как? - спросил Дмитрий.
-Да какой там! Консервный закрылся, целлюлозный тоже. Безработица полная, народ уезжает в поисках работы. Я еще кое-как на судоремонтном держусь, зарплату задерживают. Хотел уехать на заработки в Польшу, або в Россию, да вот Алька на сносях, - сетовал Олег.
-Я обратил внимание, в центре торговый комплекс строится. Богатые появились? - спросил Дмитрий.
-У нас богатые сейчас бывшие чиновники, менты и бандиты. Украинский язык навязывают. Сейчас пока две русские школы еще остались, а когда мой ребенок вырастит, ничего русского не останется. Как представлю, что мой ребенок подрастет и скажет мне: «Тату, колы ты мэни грашку купышь?», кулаки сжимаются. Да еще эти придурки с лозунгами ходят: «Бандера - наш герой!». Жрать нечего, шли бы созидать, а они митингуют! Как у Булгакова, подъезды грязные, а они в управдаме поют. Украинцев здесь всего процентов десять. И это меньшинство навязывают свою волю большинству. Если бы сверху их не поддерживали, вряд ли бы они так разгулялись, - с горечью рассказывал Олег. - Ты знаешь, какие лекции тут читают молодежи и преподают в школах? О том, что нет русских корней у населения Украины, с русскими мы враждуем более трехсот лет, Хмельницкий в свое время предал Украину, а гетман Мазепа хотел ее вернуть украинцам. Украина должна стремиться войти в славную европейскую семью, там нас всех ожидает счастливое будущее, - рассказывал Олег, глубоко затягиваясь дымом от внутреннего негодования.
Дмитрий вздохнул.
-Помнишь, как все голосовали за сомостийность! Радовались, теперь заживем! Зажили?
-А в России лучше? - повернулся к нему Олег.
-Такая же хрень, - кивнул Дмитрий головой. - Безработица и коррупция. Не надо было нам отделятся, разве мы плохо ранее жили?
-Задним умом все сильны. Былого не вернешь, - вздохнул Олег.
-Странно, что украинцы стали отвергать былых героев последней войны, превозносят Бандеру, Шухевича. В России они как были пособниками фашистов, так ими и остались. Там идеологических завихрений не наблюдается. Отстающую экономику преодолеть легче, гораздо труднее преодолеть идеологические разногласия. Это как в гражданскую войну, белые и красные считали себя правыми, а в результате проиграли обе стороны. Белые сгинули за рубежом, красные хотя и победили, а Россию отбросили на сто лет назад.
-Что ты? Коммунисты всегда утверждали, что Сталину досталась нищая страна, он оставил ее с атомной бомбой. А теперь не можете маленькую Чечню победить. У нас тут добровольцев набирают из числа тех, кто служил, помогать чеченцам. Я от службы отлыниваю. Сейчас ребенок родится, получу отсрочку, - рассказывает Олег. - А ты решил в Москве остаться?
-Да, - подтвердил Дмитрий. - Войны вечно не длятся. Хотя война на юге идет ожесточенная, перед поездкой сюда передали, что некий полевой командир Шамиль Басаев захватил в городе Буденовске около полторы тысячи заложников, загнал их в больницу, и там удерживает. При штурме погибло больше заложников, чем боевиков, цель так и не была достигнута. Наш премьер вынужден был отпустить Басаева в Чечню в обмен на жизнь заложников.
-Ты уже говоришь - «наш»? Твоей родиной станет Россия? - спросил Олег.
-Да. Полагаю, придет такое время, когда три славянские республики снова станут жить в одном доме, ты ведь тоже русский по духу, воспитанию, - устало ответил Дмитрий, не однажды его спрашивали, почему он решил остаться в России.
-А тебя не забреют в армию после окончания? Пошлют воевать в Чечню.
-Не знаю, пока. Посмотрим. Я могу служить военным корреспондентом.
Их за калиткой нашла Дина.
-Что это вы, мальчики, уединились?
-Да, так, поговорить, там уже стало шумно, - улыбнулся Дмитрий.
Она потянула их во двор.

Отпуск пролетел быстро. Даже в Вилково не успели съездить. Ездили в крепость на пляж, смотрели панораму взятия крепости Суворовым. Дина полюбила этот маленький, южный, провинциальный, зеленый городок. Вечерами ходили по его улочкам, которые помнили многое со времен его возникновения. Частные дома тянулись на много километров вдоль Дуная, уходили вглубь города, цветники возле каждого двора и фруктовые деревья у каждого дома, которых в Москве не увидишь, а только на дачных участках далеко за городом. И все это умиляло Дину, которая выросла в центре города, фрукты покупали на рынке, фруктовые деревья видела до семи лет в кино, а тут они растут у дворов и никто на фрукты не покушается. И только когда ее родители получили государственную дачу, там садовники ухаживали за фруктовыми деревьями.
Провожали их почти все родственники. Дина целовала всех и говорила:
-Если Димка меня бросит, я все равно буду к вам приезжать в гости.
Мать отвечала:
-Если он тебя бросит, мы его из дома выгоним.

*  *  *
Не лежала душа у Николая к службе. Офицеры разделились на два лагеря. Одни упорно продолжали в офицерской среде говорить по-русски, с солдатами они скрепя сердцем переходили на украинский, как того требовал приказ, а между  собой переходили на родной язык. Офицеры западники их демонстративно игнорировали, разговаривали исключительно по-украински. Иногда делали вид, что не понимают вопроса, обращенного к ним на русском. Возглавлял группу западников капитан Олесь Омельченко. Комбат Гриценко Григорий Богданович когда добился перевода в Крым, в офицерской подошел к Олесю и при  всех громко высказался:
-Слушай ты, партайгеносе, подожди, придет время, украинцы будут плевать тебе в спину.
На что тот чуть не кинулся в драку, остановили его, весь красный от негодования, он кричал вслед комбату:
-Это тебя и таких как ты украинцы будут вешать на фонарях! Гнать таких из армии поганой метлой! Такие как ты будущие изменники родины, пятая колонна!..
Уходя тот с досадой бросил:
-Думал, при Кучме приструнят этих нациков, все же технократ, не то что щирый партиец украинец Кравчук…
Солдаты тоже вставляли свои пять копеек в спор между офицерами:
-Пан капитан, Бандера ворог Украины чи герой? - спрашивали они.
-Конечно герой!
-А пан майор сказал, что враг…
И офицеры в канцелярии устраивали между собой разборки.
Командир части не вмешивался, выжидал, чья возьмет. Достаточно с него того, что вся документация из дивизии приходит написанная мелким шрифтом на украинском языке, которая командиру части не родной, так еще и указания приходят, что при  обращении военнослужащих друг к другу теперь должны обращаться «Пан лейтенант или пан майор» и так далее.
Николай не мог примкнуть ни к той, ни к другой группе. Русскоговорящие офицеры не доверяли ему из-за родства с капитаном Омельченко,  а «западники» - так называли офицеров говорящих по-украински - сторонились его из-за резких высказываний против извращения послевоенной истории Украины. Когда в офицерской среде обсуждали идею водружения памятной доски на Львовском университете видному деятелю украинского национализма Коновальцу, он не проголосовал за эту идею. На вопрос, почему? Ответил, он не знает, кто такой Коновалец. Конечно, лукавил, еще в военном училище он читал мемуары известного во время войны чекиста - генерала Судоплатова, который подробно описывал, как он внедрился в движение украинского национализма и подложил в коробку из под конфет бомбу Коновальцу.
По дороге домой Олесь пытался разъяснить Николаю, почему необходимо увековечить имя Коновальца. Во-первых, тот родился во Львовском уезде королевской Галиции. Во-вторых, во Львове окончил академическую гимназию и юридический факультет Львовского университета. Во Львове он стал членом  молодежной фракции Украинской национально-демократической партии. Его многое, что связывает со Львовом.
-Насколько я припоминаю, Коновалец встречался с Гитлером, наладил контакты с Розенбергом, обещал оказать помощь Гитлеру, если тот направит свой интерес на восток, - не вытерпел и выдал свою осведомленность Николай, Олесь не обратил на это внимание, запальчиво возразил:
-И что?! Руководители националистического движения тогда были готовы заключить соглашение хоть с чертом, если те пообещают оказать помощь в освобождении Галиции от поляков, а Украины от москалей!
-Не понимаю, если ты хочешь создать партию, которая пойдет массово за вами, стоит ли выбирать себе пронафталиненных героев, у которых репутация, мягко сказать, не совсем положительная в умах многих украинцев, - как можно мягче изложил свою точку зрения Николай. Ему не хотелось настраивать против себя шурина от которого зависела его карьера и спокойная семейная жизнь.
-Ты ошибаешься. Именно Коновалец, Мельник, Сушко, Бандера должны быть примером для нашей молодежи. Особенно Бандера! Он должен стать знаменем и примером для нашего движения. Он закалял себя истязаниями, прижигал себе ладони, бил по спине ремнем, загонял себе под ногти иголки. Так он испытывал и закалял свою волю. Он с достоинством перенес смертный приговор польского суда, замененный на пожизненное заключение. Его освободили немцы, и они же его посадили в концлагерь, за то, что он поторопился провозгласить создание самостоятельного Украинского государства. - рассказывал Олесь.
Николай шел и слушал, хмурился, «А еще он кошек душил собственными руками!» - мысленно возразил он шурину, ему не близка такая закалка воли, больше похожая на религиозный фанатизм вкупе с садизмом, нежели на доказательство своей воли.
-Освободили, когда поняли, что проигрывают, решили,  Бандера возглавит своих сторонников против Красной армии, - буркнул Николай.
-Да. Он же им помог в начале войны, организовал батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые помогали уничтожать советы. Он не стал помогать немцам, боролся и с Красной армией,  и с немцами, - возразил Олесь.
-Эти батальоны уничтожали не только советы, в основном поляков и евреев, на фронте их не очень было видно. И притом, как вы хотите строить отношения с поляками, если украинские националисты вырезали в Волыни около ста тысяч женщин, детей, мужчин? Они же вашему движению этого не простят, - бросал реплики Николай..
Олесь даже остановился от возмущения:
-Да чего ты веришь всякой пропаганде?! Во-первых, Когда это произошло, Бандера находился в заключении. Если бы он был на свободе, он бы не допустил этого. Во-вторых, поляки не меньше творили подлостей украинцам. Да и не было массовой резни, все это пропаганда советов! Вон, они тысячи поляков расстреляли, и свернули все на немцев. Можно и забыть нам былые обиды, начать сотрудничество с белого листа. Тем более, что советы им тоже не в жилу, - горячился Олесь.
-Поляки союзники, когда им это выгодно. А так они до сих пор не могут простить нам Львова, - проговорил Николай, продолжать разговор не хотелось. Олесь крякнул, заявил:
-Вот сразу видно, не в наших краях ты вырос. Да еще в Москве учился. Там тебе в училище вдалбливали в голову о торжестве социализма, об интернационализме, о братских республиках. А братские республики тянули с центра миллионы, да по карманам распихивали, кроме Украины. Мы были самодостаточной республикой, сами себя кормили.
-Куда же подевалась эта самодостаточность? Чего сейчас не кормим? С протянутой рукой на запад смотрим. Те дают под хороший процент. А у нас их транши по карманам так же распихивают, - уколол Олеся Николай.
Олесь насупился, некоторое время шел молча, потом с досадой высказался:
-Здесь ты прав. Не хватает нам Сталина в правители, чтобы зажал в кулак всех этих олигархов, с десяток поставил к стенке, остальные бы притихли.
Николай усмехнулся.
-Тебя бы первого к стенке и поставили за расхищение военного имущества, - напомнил Николай.
-Ой, ой! Кто за эти копейки вспомнит! Кому нужна старая советская рухлядь!  Не от хорошей жизни приходиться распродавать. Платили бы достойно, никто бы не позарился, другие миллиардами ворочают, и ничего!
-Вот за копейки и посадят, - усмехнулся Николай. - Им нужны будут стрелочники. А те, кто миллионами ворочает либо откупятся, либо сбегут на Канары в построенные дачи.
Последнее время Олесь продал посредникам из Румынии и Болгарии несколько тысяч советских устаревших бронежилетов. Они хотя и устаревшие, однако сделаны добротно, пистолетная пуля его пробить не могла, автоматная могла только со стальным наконечником.
-Оставь штук пятьсот личному составу, - попросил его Николай.
-Зачем? Мы не собираемся воевать, - поджал он губы. - Да и зачем нам это советское старье?! Мы создадим свои броники, не хуже.
В разговоре  они дошли до развилки, распрощались, Олесь пошел к своей вдовушке, Николай к себе домой.
Жена дома его упрекала за то, что он с двухгодовалой дочкой разговаривает по-русски.
-Что плохого, если девочка будет знать два языка? - отмахивался он.
-Русский - это не язык. Это испорченный украинский язык, - доказывала жена.
-Может, ты ошибаешься? У нас еще Ломоносов говорил: «На немецком можно говорить с врагом, на французском с женщиной, на итальянском - с Богом, на английском с другом. На русском можно говорить со всеми». В украинском появилось множество искусственных слов, которых в словарях не найдешь, -  возражал Николай.
-Ты в своей казарме рассказывай сказки. А дома я прошу не портить девочке вкус, - начинала заводиться жена.
Галя все чаще стала предъявлять претензии мужу, который последнее время получает меньше чем она, не очень симпатизирует деятельности ее брата,  критикует сборища молодежи с выкриками нацистского содержания. Особенно участились скандалы, когда он сказал, что хотел бы перевестись в Одессу.
-Да чтобы я поехала в ту дыру?! - возмущалась Галина.
-Почему дыру? Красивый город. Там море. Дочери очень полезный воздух, - возражал Николай.
-Там русских и евреев больше, чем украинцев. Пройдет время, и ты захочешь перевестись дальше, в свою не просто дыру, а дырищу! Поближе к папе с мамой! - заявила Галя.
-Это было бы счастьем, только никто меня туда не переведет, - начинал злиться Николай.
Куда подевались романтические отношения, когда Николай спешил домой к жене и дочери, и где его радостно ждали. Сейчас Галина все больше хмурилась, участились упреки, а за ними и ссоры. И тут в их отношениях произошло то, чего оба не ожидали, поскольку не планировали. Галя пришла с работы вся взвинченная, Николай с порога заметил,  жена не в духе.
-Что случилось? - спросил он, полагая, случились неприятности на работе.
Она бросила сумочку на стол, сняла плащ, при этом зло сжала губы, демонстративно швырнула с ног туфли, хотя ранее всегда присаживалась на пуфик, снимала туфли, аккуратно ставила их на полочку для обуви.
-Доигрались! Я беременна! Это мне надо?! - из глаз она метала молнии.
-Фу ты!.. - выдохнул Николай. - Я  то думал! Так это же замечательно! Чего ты переживаешь? Радоваться надо, все равно дочери нужен братик или сестричка, - попытался он смягчит негодование жены. - Мы же обсуждали ранее этот вопрос, - напомнил он.
Жена казалось не слышала его.
-Ты что, идиот! - взвинтилась она. - У меня только дела пошли в гору. Я заведую в школе, у меня три группы репетиторства, и все это я должна бросить, снова засесть за пеленки?!  А жить на что будем? На твою нищенскую зарплату?! Ты же у нас благородный! Отказался от совместных сделок с Олесем! - шумела она.
-Погоди, не шуми, дочь услышит. Это не сделки, а махинации, за которые можно угодить под трибунал, - потемнел лицом Николай. - Тебе нужен муж арестант?
-Ты еще и трус! Ты скажи, что делать будем?! - почти кричала жена.
-Рожать! - бросил Николай.
-Иди ты!.. - она с презрением посмотрела на мужа, схватила плащ, снова одела туфли, заявила: - Я пошла к маме, пусть дает направление на аборт.
Она демонстративно хлопнула дверью и ушла. Николай походил по комнате из угла в угол, позвонил теще:
-Анна Григорьевна, Галя пошла к вам, хочет получить от вас направление на аборт. Я прошу, отговорите ее, - попросил он.
На той стороне повисла пауза, Николай подумал, связь прервалась, дунул в трубку, теща скрипучим голосом отозвалась:
-Я ее понимаю. Что она может ожидать от мужа, который не может достойно содержать семью, - заявила теща.
-Погодите, - опешил Николай, - я что, пью, домой не прихожу ночевать, плохой отец? Не отдаю ей всю зарплату?
-Да какая там зарплата, - хмыкнула в трубку теща.
-Какую государство мне положило, такую и получаю, или вы советуете мне выйти на большую дорогу и заняться грабежами? - жестко проговорил  Николай, злость закипала в нем, он еле сдерживал себя. Знал, теща  свою поликлинику негласно превратила в платную медицину. Тесть не гнушается принимать экзамены за деньги. Олесь продолжает торговать военным имуществом. Все офицеры части грешили этим, руководство закрывали на это глаза, поскольку получали свой процент от каждой сделки. Последнее время Олесь, которого назначили командиром батальона после ухода майора Гриценко, начал сдавать в аренду солдат при строительстве дач или ремонте домов. Николая он исключил от участия, как не способного к подобного рода сделкам.
-Хорошо, я поговорю с ней, - скупо проговорила теща и бросила трубку.
Не знал Николай какие аргументы привела дочери мать, но она не стала делать аборт, и в семье Николая стали ждать прибавления. Он надеялся, что на этот  раз родится сын. Жена негодовала, несколько раз давала понять, насколько ей второй ребенок не желанный.
С большой неохотой, он опять обратился к Олесю, дать ему возможность участвовать в продаже военного имущества. Надо копить деньги на квартиру, семья ждала прибавления.
*  *  *
Весна девяносто шестого года ознаменовалась  для Дмитрия и Дины окончанием института и училища. Дмитрий подготовил дипломный трактат на тему: «Возрождение национализма в Украине». Преподаватель только взглянул на заголовок, отметил:
-От вашей темы веет холодом.
-Тем более нельзя на эту тему закрывать глаза, - проговорил Дмитрий.
-Стоит ли раскачивать лодку? Между нашими народами и так не все ладно, - высказал свое опасение преподаватель.
-Лодку начали раскачивать задолго до развала Советского Союза, а наши власти занимали страусинную политику. Если мы и дальше будем делать вид, что ничего не происходит с расползанием неонационализма, столкнемся с проблемами, сродни нацистским в Германии, - заявил Дмитрий. - Помните, в фильме «Семнадцать мгновений весны» Мюллер говорит Штирлицу: «Если в будущем когда нибудь, кто-нибудь произнесет «Хайль!», там снова возродится нацизм». В западной Украине уже вскидывают руку в нацистском приветствии.
-Это вы уж слишком… - недовольно проворчал преподаватель, трактат принял, повертел в руках, сказал: - С интересом изучу.
Дмитрий перелопатил много литературы по этому поводу, сведений не так много, что есть - довольно скудные, отрывочные. Если бы он не ездил домой, не разговаривал с братом и знакомыми, вряд ли так выпукло встала перед ним эта проблема. Ее, как правило, замалчивали. Современная литература о неонацизме на Украине упоминала всего лишь, как о явлении отдельно взятых маргиналов. Что-то сродни сектантов или хиппи, которые со временем перебесятся. Ведь настоящих националистов после войны гоняли по лесам и  весям, пока полностью не истребили. Апологетов национального движения Коновальца убили до войны в Голландии, Шухевича застрелили после войны, Бандеру застрелили в пятидесятых годах в Германии, где он проживал последнее время.  В печати рассказывали о зверствах последних борцов за свободу Украины, которые убивали всех, кто сотрудничал с советской властью: учителей, врачей, милиционеров, военнослужащих. Только нигде не упоминали, что тысячи националистов перебрались за океан, а которых осудили в пятидесятых годах - выпустили из тюрем, и они отлично адаптировались среди мирного населения, методично вбивая в головы молодежи националистические идеи. Капля камень точит. За несколько десятилетий национализм стал чуть ли не государственной доктриной. Толчком для написания трактата о возрождении национализма послужили не рассказы брата, поскольку Дмитрий тоже полагал, что это часть молодежи таким образом хочет самоутвердиться, а власть не придает им значения, как чему-то не заслуживающему внимания. Он впервые понял, что неонацизм пришел на Украину не в одночасье, его все эти годы пестовали в полуподпольном положении, когда на глаза Дмитрию попал документ Председателя КГБ Андропова датированный шестидесятыми годами, в котором докладывал членам Политбюро о том, что на Украине вновь создаются ячейки пещерного национализма. А до него еще в 1956 году второй секретарь ЦК Украины Подгорный обратилось в Москву с докладной запиской, о том, что в Западной Украине активизировалось национальное подполье ОУН, поскольку из мест заключения массово стали освобождаться бывшие члены УПА и ОУН. Это то движение, которое по утверждению печати было полностью уничтожено. Об успехах борьбы с националистическим движении в  литературе упоминалось. А вот, что вышедший по амнистии из мест заключения главнокомандующий Украинской Повстанческой армией Василий Кук  устроился не куда нибудь, а в институт истории  Академии наук УССР, и призвал своих сторонников вести подрывную работу изнутри, - этого в печати не упоминалось. И только в современной украинской печати уже не стесняются упоминать о том, что пора воздать почести всем бывшим борцам за самостийную Украину. И как реагировали бывшие власти на то, что руководители Украинской повстанческой армии начали внедрять своих членов в партийные и хозяйственные органы.  А никак! Руководство СССР озаботилось этим обстоятельством? Нисколько! Мы искали врагов социализма во всех странах. Только не у себя под боком. И вот наступил звездный час законспирированных ячеек  Организации Украинских националистов. К власти пришли нужные им люди. На всевозможных акциях все чаще стали использоваться бандеровские знамена, нашивки Украинской повстанческой армии. Заместитель Верховного Совета республики Гринев заявил, что необходимо создавать национальную армию в противовес российской из числа сознательных борцов за самостийность страны. Бывший советский поэт Иван Драч создал партию «Народный РУХ Украины», в которую вошли члены Украинской повстанческой армии, выпестовали себе Конгресс украинских националистов и военизированный «Трезуб имени Степана Бандеры». Их задача блокировать выступления коммунистов, прочих левых сил.
В своем трактате Дмитрий привел откровения первого президента Украины Леонида Кравчука, который не скрывал, что он в  юности занимал почетную должность в ОУН в качестве разведчика в сотне отважных. В интервью журналистам Кравчук признался, что в Беловежскую Пущу он поехал  не по просьбе Ельцина. Данный приказ он получил из глубины Украины. И этому предшествовала очень серьезная работа. Став президентом Кравчук приступил к созданию национального государства с новой историей для Украины. Лидером Украинской народной самообороны стал Юрий Шухевич, сын одиозного Романа Шухевича, который был главнокомандующим украинской повстанческой партии, в молодости не гнушался террором, убил во Львове  школьного куратора Собинского. Сынок  целью своей партии объявил возвращение Украине Белгородщины, Дона и Кубани.
Далее Дмитрий отмечал, в Украину из-за рубежа поступает массово копировальная техника, на которой печатается националистическая литература, значительная финансовая поддержка привела к тому, что на Украине стали появляться молодежные националистические организации. Возникли лагеря для обучения молодежи приемам борьбы и знакомства с оружием, при этом усиленно культивировалась русофобия. Вбивается в сознание, что все зло для Украины исходит из России.
В трактате Дмитрий ссылался на исторические факты возникновения украинского национализма, упоминая все фамилии апологетов украинского нацизма.
Когда он читал отрывки трактата Дине, она удивлялась:
-Дима, мы же были на твоей родине, разве мы видели нечто подобное? - спрашивала она.
-Мы гости. С подобным сталкиваются живущие там. Полагаю, дальше будет хуже, если к власти не придет президент, который начнет активно пресекать национализм. Молодежь уже вкусила власть над слабым, когда нет за душой ни образования, ни работы, ни цели, а тут капают деньги только за то, что ты умеешь махать кулаками, слушать приказы, поступающие откуда-то сверху. Они не понимают, что благополучие государства растет совсем по другим законам, на национализме благосостояния граждан не добьешься, - чуть ли не лекцию читал Дине Дмитрий.
-Жуть какая-то, - передергивала она плечиками. - Лучше посмотри, как я буду исполнять свою роль.
У Дины должен был состоятся выпускной спектакль по Островскому «Поздняя любовь». Дмитрий не смог его посетить, у него самого состоялись выпускные экзамены. Он видел, как Дина вечерами готовилась к спектаклю, читала ему свою роль Людмилы, засидевшейся в девах и влюбленная в старшего сына хозяйки, в доме которой они с отцом проживают. Ради любви, она пошла на подлость, получив в свои руки от отца закладную вдовы Лебедкиной, передает ее возлюбленному. Тот отдает копию закладной Лебедкиной, проверяя ее любовь и обещание о вознаграждении. Полагая, что закладная подлинная, она сжигает ее и считает себя свободной от всех обязательств. Таким образом жених осознает, что Лебедкина его не любит, а только использует. После этого, сын хозяйки по достоинству оценивает жертвенную любовь к нему девушки Людмилы.
Вечерами они вместе проигрывали роль, Дмитрий ей подавал реплики за актера, игравшего в спектакле Николая, Дина проникновенно произносила свой монолог: «Я прожила свою молодость без любви, я веду себя скромно, никому не навязываюсь. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей  и мечты, и надежды,  разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь, а вы изволите шутить над ней», - говорила она своему персонажу.
Дмитрий по роли монотонно отвечал:
-«Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека. Но я способен погубить вас, загубить вашу жизнь».
У Дины опускались руки.
-Ты так отвечаешь, что у меня пропадает всякий пафос, - упрекнула его жена.
-Здрасте! Я же не актер, - возражал Дмитрий.
-Моэм сказал,  жизнь - это театр, а мы все в ней актеры. Ведь вы, мужчины, проявляете актерское дарование, когда врете жене, что задержались на работе, а на самом деле посетили любовницу!  Какую правду жизни при этом  вы  выдаете, какие честные глаза делаете, и как искренне возмущаетесь, когда вам  не верят!  А ты говоришь, что мы не актеры в этой жизни!
Дмитрий рассмеялся.
-У меня еще не было опыта проявлять таким образом свое актерское дарование, - напомнил он сквозь смех.
-У тебя все впереди. Знаешь, почему  я должна хорошо сыграть эту роль? - спросила Дина, лукаво поглядывая на мужа. Он вопросительно взглянул на нее.
-В какой-то степени пьеса про меня. Я, засидевшаяся в девах девица,  влюблена в тебя, не дождавшаяся предложение, выскочила замуж за влюбленного  в меня парня. Но я боролась за свою любовь, как боролась в пьесе Людмила, которая знала, что  Николай не очень влюблен в нее. Затем, ради моей любви к тебе, я развелась с мужем, и уговорила тебя жениться на мне. И ты из-за благородства согласился.
-Ты все переврала, - усмехнулся Дмитрий. - Я женился вовсе не из-за благородства. Я, действительно влюбился в тебя с того самого первого вечера, когда впервые увидел тебя. Ты пришла с Пашей к нам в гости, - напомнил он. - Всегда сознавал, что не по Сеньке шапка, поэтому не смел надоедать ухаживаниями, - пояснил Дмитрий.
-Как живучи в нашем сознании сословные предрассудки, - хмыкнула Дина.
-Тебе бы больше подошла роль вдовы Лебедкиной, - высказал предположение Дмитрий. - Такая же взбалмошная, легкомысленная, беспринципная, какой ты хотела казаться тогда, когда училась в МГУ. У тебя неплохо получалось.
Дина подошла к мужу, потерлась кошечкой о его грудь, обняла и нежно промурлыкала:
-Макиавелли сказал: «Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть». Я  не зря училась на факультете философии, - напомнила она. -  Ты убедился, что я на самом деле белая и пушистая, ранимая и нежная. И в этой пьесе я вовсе не хочу играть роль ангела во плоти. Во-первых, героиня совершила подлый поступок, отдала закладную постороннему человеку, предав таким образом отца, обрекла его на бесчестье. Во-вторых, она борется за свою любовь совсем не по ангельски, понимая, что ее возлюбленный готов ради денег  закрутить любовь с вдовой Лебедкиной. Я сыграю влюбленную, готовую на все ради своей любви, жесткую девушку, готовую переступить через честь отца, пренебрежение к любви младшего брата Николая. Она понимает, это ее последний шанс выйти замуж. И этот шанс она не упустит! Вот так! - топнула она ножкой.

А еще в этом году должны состоятся президентские выборы.  С января месяца все партии зашевелились, начали выдвигать своих кандидатов. Ельцин выжидал. И только в середине февраля объявил о своем желании баллотироваться на второй срок. Многие понимали, рейтинг у Ельцина минимальный, губернаторы выжидали, не торопились поддерживать президента, а президент Татарстана Шаймиев напрямую дал приказ штабам голосовать за коммунистов.
-Ты за кого голосовать будешь? - спросила Дина мужа.
Дмитрий воздел руки к потолку, с пафосом произнес:
-О, Боги! Дайте мне силы пережить эти выборы, - и уже серьезно сказал: -Кандидаты - один другого стоят! Ельцин отпадает сразу. Что хорошего мы видели за его шестилетнее правление? Отбросил страну в послевоенное время: фабрики и заводы разрушены, поля зарастают бурьяном, коррупция и бандитизм похлеще пятидесятых годов. Перед западом ломаем шапку, как захудалые просители подачек. Война в Чечне продлится дольше гражданской или отечественной. Одна радость - появились олигархи!
-А еще он забил последний гвоздик в крышку гроба коммунизма, - напомнила Дина.
-Его еще при Горбачеве начали забивать. Нет, Ельцину второго срока не видать. К тому же, у меня к нему личный счет. Погубил невинных людей у Белого дома и Останкино, и даже не покаялся. За Зюганова тоже не стану голосовать. Какой он коммунист? Он в лучшем случае социал-демократ, прикрывается коммунистической риторикой, играет на ностальгических чувствах стариков. Слишком много бед принесли коммунисты своему народу в прошлом, чтобы опять дать ему возможность возродиться. Кто там еще в монархи рвется? - взглянул он на Дину.
-Генерал Лебедь, Жириновский, яблочник Явлинский, - напомнила Дина.
-Генерал Лебедь с его луженной глоткой хорош в армии. В Кремле он будет смотреться как фельдфебель в казарме. К тому же на посту президента не глотка главное, а интеллект и государственный кругозор, коего у него не наблюдается. Его олигарх Березовский использует только для того, чтобы он оттянул на себя часть голосов. Даже этого генерал понять не в состоянии, тщеславие снедает его душу, как же, простого генерала в президенты прочат! Жириновскому не хватает выдержки, чтобы на политической арене не наломать дров. Его удел таскать за волосы депутаток. Явлинский либеральный демократ, для которого идеал демократии на западе, он будет стремиться снимать с них кальку, преклонение перед ними приведет к еще большему падению суверенитета и военного потенциала, чем это произошло при Горбачеве и Ельцине. Не приживется западная демократия на российской земле. Нет уж, пусть Гриша будет в вечной оппозиции и нажимает на все болячки нашего правительства, -  перечислял недостатки кандидатов Дмитрий, при этом посмеивался, ожидая от жены возражений.
-И кто тогда остается? - спросила она, картинно  приподняв бровки.
-Аптечный король Брынцалов, от Кемерово Аман Тулеев и бывший президент Горбачев. О Брынцалове и говорить нечего, пусть хлопает по крупу свою жену в качестве доказательства  крепкой семьи. Представляешь, если бы я нагнул тебя перед телекамерами, и в качестве кандидата в президенты, хвалил бы твой великолепный зад?
-Типун тебе на язык! Ты скажи, за кого мы голосовать пойдем?
-Милая, голосуй сердцем, - пошутил Дмитрий. - Я пойду и проголосую за Власова. Чемпион мира по  тяжелой атлетике, замечательный писатель. Благодаря ему я по-новому взглянул на белое движение, в частности, на личность адмирала Колчака. Знаю, он не наберет нужного количества голосов, но я поддержу его морально, - заявил он.
Он по поводу выборов не раз уже спорил со своим тестем, с которым в некоторой степени нашел общий язык. Родители Дины присматривались к нему, первое время не могли скрыть некоторого пренебрежения к его «низкому происхождению», затем постепенно начали воспринимать его как данность. Виделись они редко, но каждое посещение заканчивалось спором на грани скандала. Кстати, тесть зауважал зятя именно за умение отстаивать свою позицию. Достойного врага уважают, а тут все таки зять!» - говорил он жене. Тесть тоже спросил, за кого Дмитрий будет голосовать? Зять хотел уклонится от разговора на эту тему, отмахнулся:
-Не решил еще.
-А зря! Тут и думать нечего. Единственный во всей этой шобле стоящий кандидат - Зюганов. Его на экономическом форуме в Давосе уже принимают как будущего президента, - уверенно заявил тесть.
-Так он же если придет к власти, отберет у вас всю вашу недвижимость, у олигархов заводы и пароходы, - усмехнулся Дмитрий. - Они только на словах за частную собственность. Историческая идеология не позволит им это сделать. Зюганов не раз заявлял, что недра и крупные предприятия принадлежат всему народу, а не отдельным владельцам.
-И пусть! Отдам! Зато он со временем восстановит советскую власть.  Это даже Ельцин понимает, подобного не избежать, не зря он подписал Союзный договор с Белоруссией, там и Украина подтянется. И снова возродится былое государство  и восторжествует справедливость. Кстати, Зюганов не против рыночной экономики, только под руководством государственного регулирования, - уверенно заявил Геннадий Васильевич.
-В том-то и беда, что в угоду своим избирателям, он, как хамелеон, готов обещать все. И вы полагаете, что при восстановлении прежнего строя для вас снова в иерархии найдется место? - проговорил Дмитрий, понимая, что возражения повлекут за собой очередную порцию негодования.
-Я уже стар. Не о себе пекусь, за державу обидно. Такую страну просрали! - с досадой проговорил тесть.
-Простите, вы были у руля в то время, как же вы позволили ее… - развел руками Дмитрий. - Почему многомиллионная армия коммунистов не вышла с протестами, когда запрещали КПСС? Почему коммунистические лидеры не возглавили протестное движение, не ушли в подполье, а начали быстренько разворовывать имущество своей партии? Хапать недвижимость, аэропорты, недра, землю, угодья? Золото партии до сих пор найти не могут, - напомнил Дмитрий. Тесть покраснел, засопел, тяжело выговорил:
-Сопляк, что ты понимаешь? Лучше мы, бывшие чиновники, возьмем все это в свои руки, чем отдадим  иностранным концессиям или бандитам, которые  пустят богатства страны по ветру. Я, и такие как я, будем поднимать экономику страны, возрождать ее, - с уверенностью в своей правоте убежденно говорил тесть. Он даже кулаки сжал от возбуждения.
-Что-то я не вижу чтобы вы, и такие как вы, заботились об экономике страны. Пока я вижу, что новоявленные нувориши больше заботятся о собственном благополучии. Посмотрите на частные банки «Столичный», «Чара», «Инкомбанк», под какой процент они выдают кредиты? И им все мало, они просят дотаций. А под выборы они потребуют от государства еще больше вливаний. А это, между прочим, из моего кармана тоже. А не в мой карман. Я не вижу, чтобы они свои доходы вкладывали в воспроизводство, в экономику. Зато вижу, сколько офшорных зон открывается для капиталов тех же банкиров. Вы давно интересовались, чем занимаются на сдаваемых вами площадях арендаторы? Они что-нибудь на них создают? Или купи-продай поднимают экономику страны? - завелся Дмитрий.
Дина делала знаки, чтобы он замолчал, поскольку папа уже начинает гневаться.
-Слишком много ты понимаешь, - еле сдерживая себя, недовольно проворчал Геннадий Николаевич. - Вот такие, как ты, нигилисты, в свое время и развалили страну.
-Я в то время пацан был. В школу ходил. А вот такие, как вы, у власти, и развалили ее. Чиновники любили заниматься администрированием, конкретная экономика и люди на местах их мало интересовали.  Я помню, приезжал к нам в порт с проверкой из Киева министерский начальник со свитой. В чем-то наш порт план не выполнил. Свиту встретили с оркестром. Проводили в ресторан, накормили, провели по тем цехам, которые заранее убрали, показали переходящее знамя, рабочих строго предупредили, вопросов лишних не задавать, ненадежных отправили в отпуск. Походила комиссия, носом покрутила, брезгливо обошла кучи с углем, провели совещание, на котором призвали повысить производительность труда и под оркестр укатили. Мой отец тому свидетель. Полагаю, по всему СССР тоже самое было. В Узбекистане хлопок приписывали, и никто этого не замечал. В Молдавии вино бодяжили для внутреннего рынка, на импорт отправляли настоящее. В Грузии и Армении свои экономические законы устанавливали, на это закрывали глаза. На Кубани пересажали половину чиновников, на их махинации уже нельзя было глаза закрывать, - перечислял Дмитрий. Тесть перебил его:
-Были отдельные недостатки, соглашусь. Партия боролась с ними. В какой стране все тишь да благодать?! - спросил он с вызовом.
-Эти отдельные недостатки превышали бюджет страны, потому мы и жили бедно. Я скажу вам более, вы только не возмущайтесь, так думаю не я один, - социалистическая плановая экономика себя рано или поздно все равно себя изжила бы. А то, что во главе государства стояла общественная организация, вообще выходит за рамки государственного развития. В каждом районе - райком партии и исполком. Райком руководит, и ни за что не отвечает. Исполком выполняет требования райкома и получает шишки, если требование дурацкое.
Тут уж не выдержала и теща:
-Что же вы, Дима, полагаете, что марксистко-ленинское учение о социализме в корне неверно? Социализм не является высшей ступенью общественного  строя?
-Я не силен в философии, Людмила Викентьевна, не знаю, насколько верно их учение, я только вижу, к чему оно привело. И напомню, что за все годы советской власти наш народ жил довольно бедно. Понимаю, вы сейчас напомните мне о войне, которую пережил наш народ. Об окружении империалистов. О нашем высоком тогда военном потенциале. Только западные страны тоже пережили войну, их окружал социалистический лагерь, и мы видели, как жили граждане ГДР и ФРГ. И сейчас видим, как живет Южная и Северная Корея.
-Все, все! - остановила спор Дина, и развела руки, словно раздвигала боксеров в разные стороны. - Хватит спорить. Мы приходим вас навестить, убедиться в вашем здравии, а не спорить на тему прошедшей жизни.
-Да мы и не спорим, - шел напопятую отец. И все же бросал реплику Дмитрию: - Чего тогда так Ельцин боится коммунистов, если ты полагаешь, что их идеология мертворожденная? Посмотри, какую агитационную пропаганду против него развернули! Ельцин хотел разогнать парламент, в котором коммунистов большинство, и запретить КПРФ, нашлись разумные люди, отговорили его от этого шага. Иначе народ бы его на вилы поднял!  Ничего ему не поможет, быть Зюганову президентом.
-Дай Бог его теляти волка съесть, - соглашался Дмитрий, и пока тесть переваривал услышанное, чета Орловых успевала ретироваться.

*  *  *
В одно из таких посещений тестя, Дмитрий спросил его:
-Геннадий Васильевич, учитывая ваши связи, нельзя ли помочь одному хорошему человеку, нашему с Диной другу. Ему по наследству достался Универмаг, на него со всех сторон наезжают бандиты. Отца у него застрелили за несговорчивость. Боимся, его может постичь та же участь.
-Да, папа, нужно помочь, - подтвердила Дина.
Тесть взглянул на Дмитрия, крякнул, приподнял бровь, ответил:
-Такие вещи нынче бесплатно не делаются.
-Денег у него нет, - предупредил Дмитрий, хотя не знал, есть ли у Павла деньги. Пояснил на всякий случай: - Сосут со всех сторон: менты, бандиты, различные проверяющие.
-Тогда остается только два варианта: брать в долю или стать соучредителем предприятия, - пояснил тесть.
-А чем это отличается от притязаний тех же бандитов? - спросила Дина.
-В этом случае есть гарантия, что ему останется хотя бы половина бизнеса. В ином случае, сам говоришь, либо убьют, либо отнимут.
-Не получиться так, что зайчик позовет в свою избушку жить лису, а та его из избушки и выкинет? - спросила Дина.
-Все может быть, - пожал плечами тесть. - Это будет зависеть от партнера, насколько он окажется самостоятельным. А то получится так,  он повесит на партнера все свои издержки, и при этом будет продолжать жить красиво. Мне приходилось наблюдать такие выверты в бизнесе.
-Полагаю, если его до сих пор не схарчили, он все же с внутренним стержнем. Хорошо, я поговорю с ним. Если его устроят условия, дам знать, встретитесь и оговорите варианты, - предложил Дмитрий..
На том и договорились.
Дмитрий созвонился с Павлом, поехал к нему на работу. Зашел в приемную, где скучал охранник и сидела за факсом секретарь. Охранник внимательно посмотрел на посетителя, слегка напрягся, расслабился, когда секретарь доложила о посетителе и услышала: пусть войдет. Зашел в кабинет, довольно просторный, Паша сидел за массивным столом в кожаном кресле, буквой «Т» к нему примыкал  полированный стол для переговоров. Встал навстречу, расставил руки для объятий. Дмитрий заметил, Паша изменился, не похож на того беспечного парня с портативным магнитофоном, жесткие складки образовались вокруг рта.
-Обуржуазился! - обвел ладонью интерьер Дмитрий. - Скромнее надо жить.
Уселся, огляделся.
-Тебе чай, кофе? - спросил Павел.
-Кофе, если можно.
Павел нажал кнопку селектора, попросил секретаря сделать два кофе.
-Что привело тебя в мои чертоги? - спросил Павел.
-А что, просто так к тебе уже зайти невозможно?
-Да что-то ты не спешил, - усмехнулся Павел, понимая, что не просто так зашел товарищ по бывшему институту. Дмитрий откинулся на стуле. Павел сел за стол напротив.
-Ты скажи, тебя по -прежнему донимают различные нехорошие люди?
Павел удивился вопросу.
-Да. Почему тебя это интересует?
-Понимаешь, у моего тестя есть крепкие связи в… - Дмитрий ткнул пальцем в потолок. - Может помочь.
-Постой! Какой тесть? Ты что, женился? - удивился Павел.
-Да уже полгода как.
-А почему я не был на свадьбе?
-Свадьбы не было. Откуда у студентов деньги на свадьбу? Расписались и живем. Когда накопим, организуем свадьбу, обязательно позовем. Тем более, с моей женой ты хорошо знаком.
-Интересно!
В это время постучала секретарь, занесла поднос, на котором стояли две чашечки кофе и блюдце с печеньем. Она поставила чашечки перед боссом и посетителем, улыбнулась и вышла.
-Жена? - кивнул вслед ей Дмитрий.
-Нет.
-Женился? - допытывался Дмитрий.
-Куда мне в моем положении жениться? Чтобы оставить жену вдовой, а детей сиротами? Живу с одной без росписи… Так кто же твоя жена? - заинтересованно спросил он, поскольку знал о былых отношениях Дмитрия с Любой.
-Диана, она же Дина Орлова.
Павел присвистнул.
-Умереть и не воскреснуть! Она же замужем была, отбил?
-Развелась до нашего брака.
Павел подозрительно посмотрел на бывшего однокашника.
-И ты женился на квартире и московской прописке? С легкой усмешкой спросил он.
-Дать бы тебе в морду, - проворчал Дмитрий. - Если бы не ее квартира, я бы отбил у тебя ее в первые же дни знакомства. Не стал этого делать, не хотел слушать упреки в своей меркантильности. Не я сделал ей предложение, а она мне. Чувствовала, что я влюблен в нее.
-И это ее папаша, который может помочь? - недоверчиво спросил Павел.
-Да. Ты думаешь, если его турнули на пенсию, у него не осталось связей. Все эти бывшие друг за друга крепко держатся. У него есть свой бизнес, связанный тоже с недвижимостью. Прикрывают его бывшие кэгэбэшники, или у них совместный бизнес, - не знаю. Не суть. Спросил, может ли помочь? Предупредил, денег у тебя нет, - пояснял Дмитрий.
-Это правильно, - кивнул Павел. - Дашь денег, будут тянуть бесконечно. А то еще и бандюков пришлют, от которых они же, якобы, будут защищать. И что же он?
-Сказал, чтобы не было проблем с внешним миром,  нужно будет взять в долю, или сделать его или партнера соучредителем. Для меня звучит странно, решать тебе.
Павел задумался, отодвинул наполовину опустевшую чашечку, посмотрел в окно.
-Возможно придется согласиться, - вздохнул он. - Эти бывшие чиновники хотя и алчные, но все же с остатками какой-то совести и чести. Этих же новых русских в малиновых пиджаках только пусти на порог, сразу окажешься за порогом. Вокруг таких примеров сколько угодно. Организуй встречу, обговорим варианты. Лучше потерять половину, чем потерять все, - с горечью проговорил Павел.
-Тесть тоже самое сказал. Паша, зачем тебе вообще эта головная боль? Продал бы его, к чертовой матери, жил спокойно, - спросил Дмитрий.
-В том то и дело, что продать сейчас невозможно. Если только за бесценок. Кредиты висят, помещение в залоге. Да и опасно что-либо сейчас продавать. Бумаги подпишешь, а денег не получишь. Такие нынче времена. Да и чем я тогда буду заниматься, студент недоучка. Деньги кончатся быстро. Идти опять учиться, не тот возраст, чтобы сидеть на студенческой стипендии. И не хочется, чтобы у нас в стране бизнесом заправляли бандиты.
-Что же мы за страну такую строим? - посмотрел на Павла Дмитрий.
-Да уж! Бывали хуже времена, но не было подлее. Поневоле, вспомнишь советские годы, - печально покачал головой Павел.
-Голосовать за Ельцина пойдешь? - спросил Дмитрий. - Помню, ты очень на него надеялся! Говорил, он наше будущее!
-Надеялся. Пронадеялся! Никому нельзя верить в предвыборной гонке. Тогда ситуация другая была. Страна в разрухе, полки пустые. Обещал он многое. Пришел к власти и об обещаниях забыл. Средний бизнес его не интересует. Его интересуют акулы бизнеса: Березовские, Гусинские, Смоленские, и примкнувшие к ним Абрамовичи и Ходарковские, все с французскими корнями, кошельки его семьи. Разве это президент? Это дон Карлеоне! У которого дочка при нем в штате, зять при Аэрофлоте. У самого нос в табаке, позорит отчизну пьяными выходками. Стыдоба! - эмоционально выразился Павел.
Дмитрий посмеивался.
-И на кого теперь будешь надеяться? - спросил Дмитрий.
-Ты же понимаешь, в его окружении порядочных нет. Выбор невелик. Пойду голосовать за генерала Лебедя. Может быть, у него офицерская честь не позволит воровать так, как это делает нынешний президент. Если предположить, что Ельцин сам аскет, то его окружению негде пробы ставить. Один Березовский чего стоит? Не зря на него покушались, бомбу в  «Мерседес» подложили, водителю голову оторвало, а этого провидение спасло, чтобы он продолжал дербанить Русь -матушку. Сколько такое продолжаться может?
-Выборы покажут, - пожал плечами Дмитрий.
-Тут такой административный ресурс включен! - воскликнул Павел. - Даже ко мне приходили с протянутой рукой в фонд выборов. Вытолкал в шею. Когда их просил мне помочь, меня послали. Убийц отца так и не нашли. Не захотели найти. А я должен был бы еще этим негодяям давать деньги, чтобы они и дальше продолжали обворовывать страну. А ты за кого будешь голосовать? - спросил Павел.
-За тяжелоатлета и писателя Юрия Власова.
Павел кивнул.
-Достойная фигура. Но ты же понимаешь, не пойдут за ним.
-Понимаю. За других принципиально не хочу.
Они еще поговорили, наконец, Дмитрий встал.
-Пойду. Я передам тестю о твоем желании встретиться и поговорить.
-Договорились.
Встал, обнял Дмитрия, похлопал по спине.
-Динке привет. Скажи, я одобряю ее выбор.

*  *  *
В ходе предвыборной кампании по телевидению и в газетах  как о значимой победе в борьбе с сепаратистами сообщили об убийстве Джохара Дудаева. Словно в связи с этим событием закончится война с Чечней. Однако, несмотря на занятые населенные пункты российскими войсками, война принимала затяжной характер. У президента в этом году намечались президентские выборы. Учитывая его низкий рейтинг никто не верил, что ему удастся переизбраться на второй срок. Тем не менее, он делал все, чтобы доказать: с войной в Чечне покончено. В Назране достигнуто соглашение о перемирии и выводе российских войск, президент объявил о победе над дудаевским режимом. Статус чеченской республики так и не был определен. Соглашение о перемирии продлилось недолго. В газете «Коммерсант», с которой сотрудничал Дмитрий, и которому обещали по окончании института принять  в штат, сообщили, полевой командир Хайхароев в ответ на обстрел российскими войсками поселка Бамут, будет убивать российских пленных. Примеры подобного расстрела российских пленных офицеров и солдат имели место быть и ранее. Правозащитник Ковалев уговорил полевого командира Хайхароева не делать этого. В конце мая в Москву приехал приемник Дудаева Яндарбиев, который с Ельциным подписал договоренность о прекращении огня и урегулировании вооруженного конфликта. Ельцин слетал в Чечню, в Моздок, поздравил российские войска с победой. Однако фактически никакого перемирия не наступило. Шумиха вокруг перемирия и успехов российской армии нужна была только для того, чтобы создать положительный имидж Ельцину в преддверии президентских выборов.
Чтобы заручиться поддержкой избирателей, Ельцин уволил министра иностранных дел прозападника Козырева, первого заместителя председателя правительства Чубайса, чье имя в народе произносили с зубовным скрежетом. Выплатил задолженности по зарплатам.
За сдачей экзаменов Дмитрий и Дина не очень следили за выборной кампанией, и только по окончании выборов с удивлением увидели результаты выборов. Дмитрий долго не мог прийти в себя, когда увидел, что во второй тур вышли Зюганов и Ельцин.
-Как! Как такое могло?! - удивлялся он.
-Ты не смотрел телик, так такое творилось! - пояснила жена. - Зюганова фашистом обзывали, вышла газета «Не дай Бог!», которая писала, что в случае победы Зюганова в стране вспыхнет гражданская война. В почтовых ящиках появились листовки с призывом не голосовать за коммунистов. Ты бы видел, как неуклюже в угоду публике отплясывал Ельцин! Кстати, президент Татарстана уже приказал свои избирателям голосовать за Ельцина.
-Быстро он сориентировался! Не столько выберут Ельцина, сколько проголосуют против Зюганова. Никто не хочет коммунистического реванша. Еще пять лет падения в бездну, бедная Россия! - негодовал Дмитрий. - Кто третий в списках? - спросил он.
-Генерал Лебедь.
Дмитрий округлили глаза.
-И кому же он отдаст свои голоса?
-Как ты думаешь, если его уже назначили секретарем по безопасности?
-Да-а, дела! Вот страна продажных чиновников! - ударил ладонью по столу Дмитрий. - Надо Паше позвонить, поздравить его с новым секретарем безопасности. Он за него голосовал.
-И за кого теперь ты будешь голосовать? - с улыбкой спрашивала Дина, зная отношение мужа к обеим кандидатам.
-Ни за кого не буду. Не пойду голосовать.
-Тогда и я не пойду, - заявила Дина.
-Ты знаешь, что Павел ждет нас на свадьбу? Передавал тебе привет, и очень сожалел, что не его ты выбрала.
-Да ладно, тебе, привираешь? - не поверила Дина.
-Привираю. Поздравил с достойным выбором.
-Тебя или меня?
-Нас!

В этом году Дмитрий Орлов успешно сдал в институте государственные экзамены, и был принят в редакцию газеты «КоммерсантЪ».
Дина Орлова стала дипломированной актрисой, ее приняли в театр на должность актрисы.
Разъехались новоиспеченные журналисты по своим городам и весям с обещанием не забывать однокашников, делиться информацией. Степан уехал в Кишинев, Амагельды в Алма -Ату. Горлов в свой Томск, Слава в Минск, Света во Владимир и все остальные ребята разъехались, немногие остались в Москве. Дипломы обмывали в недорогом ресторане, радовались, вспоминали студенческие проделки, помянули Любу Савушкину, которой не суждено было стать журналистом, осталась вечно молодой.

    Часть вторая.

Прошло десять лет.
Секунда в жизни человечества. И целый пласт событий в жизни отдельно взятого человека.
Заместитель начальника штаба майор Николай Орлов ехал а головной штабной машине на учения, организованные командиром дивизии, размышлял о превратностях жизни. Теперь в полку никто из офицеров не разговаривал по-русски, все стали приверженцами официальной доктрины, исходившей из самых верхов: Россия виновна во всех бедах Украины, истинные борцы за независимость страны теперь известны всем, и если кто в этом сомневается, подвергаются гонению, офицеров из армии увольняют. Не все офицеры, даже украинцы, в душе не согласны с подобным изменением истории, однако молчат. Молчит и Николай. Был период, когда он хотел перевестись ближе к родителям. Жена была категорически против, сказала, он может ехать один и забыть о них. Он таки накопил на квартиру с помощью махинаций с продажей военной техники. Переехали в просторную трехкомнатную квартиру, благо цены не были высокими, если бы он решил купить сейчас, не хватило бы тех долларов, что вложил он в эту квартиру. И сразу же объявил Олесю, что он выходит из игры. И заметил, как меняется отношение к нему жены, если он остается с один на один с государственный зарплатой.  У них росли две дочери, которых он очень любил, их нужно поднимать, а если он уйдет из семьи, вряд ли его зарплаты хватит, чтобы помогать дочерям и содержать себя. Если бы у него была гражданская специальность, тогда бы он вообще ушел из армии. Говорил ему брат, если уж идти в военное училище, то нужно учиться в техническом училище, чтобы потом служить в радиоэлектронных, автомоторизованных или иных технических войсках. Чтобы после окончания службы можно было работать на гражданке по специальности. Он же тогда считал, что офицеру почетно служить везде, а быть на передовой в общевойсковых частях не менее почетно. Кто же знал, что так получится, он будет служить не в Советском Союзе, а в отдельно взятом государстве. И он остался в семье, о переводе пришлось забыть. Из друзей у него в полку Александр Бойко, с которым он мог наедине откровенно поговорить. Мстительный Олесь всячески придерживал офицеру продвигаться по службе, поскольку Бойко ни как не хотел признавать некоторых идеологических постулатов, которыми руководствовался Олесь. Бойко на втором году службы женился, привез жену из Белой Церкви, у них родился сын. Жене не нравился Львов, она скучала по своему городку, где у обоих остались родители и родственники.
Каждые новые выборы президента внушали надежду, что наконец придет человек, который не будет опираться на мнение радикальных партий. Он повернется лицом к армии, поймет, техническое оснащение принесет армии больше пользы, чем ее идеологическая составляющая. С приходом к власти Ющенко этим надеждам не суждено было сбыться.  Выборы эти всем запомнятся необыкновенной активностью, махинациями, скандалами, митингами, столкновениями между сторонниками и противниками кандидатов.. Страна чуть не раскололась на два непримиримых лагеря, все могло закончиться гражданской войной. Начальник полкового штаба Олесь Онищенко  собрал офицеров и строго настрого приказал, всем военнослужащим голосовать за Ющенко, и грозил всеми карами, если кто ослушается. А когда в Киеве не смогли решить, кто победил: нынешний премьер-министр Янукович или бывший глава нацбанка, бывший премьер-министр, ныне глава избирательного блока «Наша Украина» Ющенко, решили провести вопреки конституции третий тур голосования. Да кто теперь на конституцию обращает внимание. Некоторые горсоветы западных городов уже признали победу Ющенко. Организовали у себя в городах забастовки рабочих. Посадили в автобусы всех радикально настроенных граждан Львова и области, членов партии Народного Руха Украины, Украинской народной партии, и  организованно повезли их в автобусах в Киев на майдан Незалежности доказывать, что победа должна достаться Ющенко. Сам Ющенко в один из дней противостояния  прорвался в Верховную Раду, объявил себя президентом, положил руку на библию и  произнес присягу. Спикер Рады Литвин объявил, эта присяга не имеет юридического значения. Янукович по телевидению объявил, что не видит оснований для пересмотра официальных результатов выборов. Каждый из кандидатов считал себя победителем.
-Дурдом! - высказался по всему этому поводу Николай. Офицеры промолчали, но даже сторонники Ющенко понимают, так политика не делается.
В Харькове столкнулись манифестанты сторонники и противники Ющенко. Пролилась первая кровь. Крым осудил действия Ющенко, которые ведут к расколу страны. Россия и Белоруссия успели поздравить Януковича с избранием на пост президента. Наступал хаос, который, по мнению штаба Ющенко, должен стать управляемым.
  Николай помнил, как тогда, в ноябре, поступил приказ двум батальонам полка выдвинутся в Киев для охраны здания избирательной комиссии, которую пытались атаковать сторонники и противники кандидатов. Николай Орлов вместе с Олесем Омельченко в сопровождении транспортеров на штабной автомашине поехал в Киев.  Николая поразило количество людей, которых привезли из западных областей, снабдили их палатками, тут же горели костры, на которых готовили пищу или просто обогревались. На площади в основном молодежь, студенты, которых освободили от учебы, пообещав вознаграждение. Они пели песни, скакали вокруг костра, пили и бессмысленно орали от безделья. Между ними шныряла бабка Параська, бывшая доярка из Тернопольской области, ставшая символом майдана, она скоморошничала, скандировала лозунги в пользу Ющенко, телеоператоры выхватывали ее лицо, представляя ее ярким представителем простого народа на майдане. В итоге ее наградили государственным орденом святой княгини Ольги третьей степени. А Николаю и его сослуживцам выплатили чуть повышенные командировочные и постарались скорее забыть об их участии на Майдане.
Олесь разместил посты вокруг ЦИКа, сам комфортно разместился в гостинице напротив. Николай жил в соседнем номере напротив. Жил, громко сказано, он приходил туда изредка переспать и отдохнуть. В основном он находился на площади вместе со своими сослуживцами. Его задача не допустить вооруженного нападения, в остальном правопорядок на майдане и нападение на здание избирательной комиссии должны предотвращать внутренние войска и милиция. Хрещатник покрылся палатками,  Днем перед толпой выступали лидеры оппозиции Ющенко, Юля Тимошенко, и другие политики, которых Николай не знал. Он старался не вникать в политику, всегда утверждал, он военный, и не его дело рассуждать о политике. Таким образом он прикрывался от попыток втянуть его политические разборки, связанные с идеологией национализма, против которого в душе он был всегда против. Пламенный оратор Юля Тимошенко выступала чаще других, известна более других, она часто мелькала по телевидению, ее коса вокруг головы стала символом противостояния вместе с оранжевыми флагами, которые заполнили всю площадь. Тут же мелькали флаги Польши, Евросоюза, Грузии, чей опыт «революции роз» очень вдохновлял штаб Ющенко и рассматривался как пример для подражания.  Тимошенко вдохновенно призывала украинцев к организованному сопротивлению, призывала к массовым забастовкам на предприятиях, в ВУЗах, перекрывать дороги, аэропорты. Юлю все фамильярно называли по имени, понимая о ком именно идет речь, она гордилась тем, что ее называли «Принцессой майдана». Она уступила своим президентским амбициям в пользу Ющенко, чтобы стать первым в истории страны премьер-министром. Сейчас Юлю в народе называют «Газовой принцессой» за махинации с российским газом. Вообще ее имя мелькало в печати и до майдана, в связи с именем премьера Павла Лазаренко, с которым молва приписывала более, чем романтические отношения, а когда того в США посадили за отмывание миллионов долларов, она открестилась от него, попросту предав своего покровителя в бизнесе.
  Задача Николая в то время состояла из простых обязанностей: обеспечить питание и отдых военнослужащих. Омельченко договорился расположить военных в здании Украинского дома, бывший музей Ленина. Пока одна часть несла службу вокруг Центральной комиссии, другая половина отдыхала. Омельченко налаживал связи с лидерами оппозиции, крутился между ними, всячески старался мозолить им глаза, выпячивая свою роль в охране порядка на Майдане, хотя там было достаточно других силовых подразделений.
Вечером Омельченко собрал офицеров на совещание:
-Господа! - торжественно начал он. - Должен поставить вас в известность, что пока еще действующий президент Кучма договорился с Путиным о силовом вмешательстве в наши национальные проблемы, - заявил он. - в связи с этим… -
и он начал призывать к бдительности, собственно, их и призвали сюда на случай,  если часть силовиков, сторонников Януковича, решит силой доказывать его победу, или вмешаются русские войска, его подразделение должно оказать достойное сопротивление и не допустить подобного развития событий.
-Я не понял, - поднялся командир взвода бронетранспортеров, - я что, должен открыть огонь? По кому? По своим? Кто даст подобный приказ?
-Приказ даст законно выбранный президент Украины господин Ющенко, - с пафосом отрезал Омельченко.
-Мы же начнем войну со своими, это же гражданская война?! - недоумевал командир роты Бойко. - Президент потом открестится, а мы останемся виновными, - высказался капитан.
-Не беспокойтесь! Не открестится. Нас поддержит народ. Большинство городов за нами. Крупномасштабной войны не произойдет, - уверял Омельченко, - на местах уже проведена соответствующая работа.
-Для меня и в мелкомасштабной погибать не хочется, - буркнул офицер и сел.
В один из вечеров Центральная комиссия объявила Виктора Януковича победителем. Николай понял это по гулу на площади, молодежь обступили здание, стали напирать на цепь милиции и внутренних войск. Он в это время сидел в машине и сначала не понял, что произошло. Слышно общее скандирование «Ганьба!». Ему по рации из головной машины командира сообщили о решении Центральной комиссии. Тот же командир роты Бойко выговорил: «Вот тебе и законно выбранный президент Ющенко!» «Слава Богу! - подумал Николай. - Наконец все закончится, они поедут домой». По внутреннему убеждению Николая, Янукович для страны тоже не подарок, но их двух зол он предпочтительнее. Он звонил домой родителям, те говорили, измаильчане полностью готовы поддержать Януковича. Есть небольшая кучка оголтелых противников, которые ездят по городу и по громкоговорителю агитируют голосовать за Ющенко.  Янукович известен всей Украине, он предсказуем, все же при нем и Кучме  установилась некая стабильность. Хотя несмотря на общие показатели роста экономики, население этого не почувствовали, все прибыли шли в карманы группы олигархов. Пока еще действующий премьер-министр Янукович  широко огласил пенсионную реформу и прибавку к зарплатам, правда сделал это  всего лишь за  сорок дней до первого тура, понятно,  сделано это всего лишь ради выборов. Эта прибавка была минимальной, как и прибавка к зарплате военнослужащих, которой в полку Николая всегда были недовольны. Сторонники Януковича тут же оцепили здание ЦИК. Подогнали еще несколько бронетранспортеров, КАМазы с песком, двор заполнили автобусы с милицией. Студенты, сторонники Ющенко огромной толпой двинулись к штабу Януковича и захватили его. Ющенко объявляет о создании «Комитета национального спасения», призывает защитить демократию в стране, обвиняет ЦИК в предательстве, который поставил страну на грань гражданской войны. Лидеры Коммунистической партии Украины предложили отменить итоги второго тура выборов, а власть передать парламенту. Ющенко начинает как президент издавать Указы, которым подчиняются регионы западной Украины и в том числе его поддерживал киевский горсовет. Януковича своим президентом считают восточные регионы страны.
Оппозиция уполномочивает Омельченко ехать во Львов совместно с депутатом парламента Петром Олейником, который являлся руководителем областного штаба Ющенко,  с задачей: на внеочередной сессии областного совета они должны отстранить от власти губернатора Сендеги, навести там порядок. Под порядком они понимали  смену всех силовых структур области. Вместо себя он оставил старшим и ответственным за мероприятие по охране порядка своего заместителя майора Николая Орлова. Через неделю Омельченко вернулся и потирая руки рассказывал Николаю:
-Все! Навели порядок в городе и области. Сменили всех руководителей милиции и городских служб. Теперь губернатор у нас Олейник. Депутаты создали комитет по самоуправлению городом и присягнули на верность Ющенко. Генконсульство России во Львове наши сторонники заблокировали, чтобы они не мутили воду.
-Ты скажи, мы еще долго тут торчать будем? - недовольно спросил Николай. - Во дворе не май месяц. Холодно и голодно. Солдаты ропщут: паны дерутся, с холопов чубы летят.
-Сколько надо, столько и будут стоять, - отрезал Олесь.
Он пребывал в полной эйфории. Ведь он оказался в центре политических событий, стал заметной фигурой  в политическом противостоянии двух кандидатов. Кто его во Львове знал? Только командир полка, да некоторые радикальные депутаты, остальные при его имени крутили пальцем у виска. Теперь глава львовской области его лучший друг. Его знают политики в Киеве. Сам Ющенко пожимал ему руку и говорил,  на таких офицерах будет строится армия Украины.
И сейчас, когда Николай ехал на учения, вспоминал, как он днем расставил посты, а сам ушел подальше от митингующих, туда, где не было шума от орущих людей. Ушел в сторону Киевской Лавры. Присел на лавочку. Смотрел на золоченные купола, на верхушки оголенных деревьев. Мимо проходил монах или священник, взглянул на одиноко сидящего хмурого военного, спросил:
-Что, сын мой, плохо?
-Плохо, - кивнул Николай.
-Терпи. Всевышний терпел и нам велел. Смутные времена периодически накрывают наши страны, после этого с честью выходят обновленными. Скорее бы это случилось.
Николай покивал, соглашаясь. Священник перекрестил Николая и пошел дальше.
*  *  *
За прошедшие десять лет Дмитрий Орлов прошел в газете путь от журналиста до политического обозревателя. Работа ему была по душе, он никогда не сожалел, что выбрал эту профессию, хотя дома, на родине, всегда несколько скептически относились к его выбору. Что это за профессия, если он не умеет чинить автомашины, в случае чего - отцу не помощник. Он посмеивался на подобные недовольства. Когда его материальное благополучие стало позволять помогать родителям, они зауважали его профессию, поскольку военный Николай не мог похвастать денежным довольствием.  Дмитрий опубликовал несколько статей об Украине, о коррупции в ней, о возрождении националистических тенденций, о майдане при выборах президента Ющенко. Главный редактор посоветовал статьи подписывать псевдонимом, он знал о проживающих родителях и родственниках Дмитрия в Одесской области. Дмитрий ответил, не так сложно установить, кто скрывается под псевдонимом, в редакции работает более пятисот сотрудников, кто-нибудь проболтается. «А мы только двое будем знать, кто такой Василий Чапаев» - сказал редактор. И его статьи об Украине выходили за подписью Эдуарда  Петрова. Он также писал о событиях в Чечне. Он критиковал Хасавюртовское соглашение о перемирии, в результате которого российские войска вывели из Чечни. Президент Ельцин надеялся это решение даст ему больше очков при выборах президента, на самом деле, Дмитрий называл это прямым предательством тех погибших молодых ребят, которые зря  сложили свои головы. Чеченцы расценили это как карт бланш для строительства собственного государства отдельно от России. Начальник главного штаба боевиков Аслан Масхадов выбран президентом, ярый исламист   ваххабист Басаев - премьер-министром. Порядка навести в республике они не могли, преступность зашкаливала. В селах создавались собственные ополчения, который занимались рэкетом, бандитизмом, продажей наркотиков, похищением людей. Всем известны случай, когда похитили четверых британских сотрудников английской фирмы, потом нашли их с отрезанными головами. В аэропорту Грозного похитили российского генерала  милиции Геннадия Шпигуна. Чеченские противники Масхадова настаивали на создании на Северном Кавказе независимого исламского государства. В Чечню потянулись арабские добровольцы, российские авантюристы, скрывающиеся от правосудия, украинские наемники. Самый печально известный из украинских наемников стал садист Сашко Билый, настоящая фамилия Музычко. Именно он пытал российских пленных солдат и офицеров. Чудом уцелевшие пленные рассказывали о его издевательствах на допросах, от которых кровь стыла жилах. А что чувствовали те молодые парни, которые попали ему в лапы: плоскогубцами вырывал ногти и зубы, выкалывал глаза, медленно резал и наблюдал, как корчится жертва. Поневоле вспомнишь о пытках в гестапо во время войны, о которых слышали от ветеранов войны их отцы, читали в книгах. Никогда не думали, что такое может повториться в наше время.   Внутри самой Чечни назревал раскол, который мог перерасти между собой в гражданскую войну. В результате внутреннего соглашения боевики остановились на создании шариатских судов, которые вершили свое правосудие с позиций средневековых обычаев, публичные казни стали обыденным каждодневным делом за любую провинность. Чеченские боевики под командованием Басаева и араба Хаттаба нападали на граничащие с Чечней территории, гибли сотрудники милиции, военнослужащие, гражданские лица. Терпение российского руководства лопнуло, когда в августе девяносто девятого года боевики вторглись в Дагестан в надежде, что дагестанцы примкнут к ним. Они ошиблись. Дагестанцы оказали достойный им отпор, и при полномасштабной помощи федеральных войск выдавили боевиков из Дагестана. В отместку боевики взорвали несколько домов, в том числе и в Москве, что не помешало перебежчику в Лондон Литвиненко заявить, дома взрывали спецслужбы ФСБ, таким образом они продвигали к власти нового российского лидера.
Началась вторая чеченская война.
Вообще девяностые годы вспоминались с содроганием. Разгул преступности зашкаливал. Выстрелы на улицах и заказные убийства населением воспринимались как неизбежное зло, сопровождающее повседневную жизнь. Убивали кредиторов, чтобы не отдавать долг, заказывали партнеров по бизнесу, даже казалось бы такая организация, как Фонд инвалидов войны в Афганистане не смогли поделить между собой потоки денежных средств. Забыли о боевом братстве, об офицерской чести. Вначале свои же убили в подъезде руководителя Фонда Лиходея. Затем подложили бомбу на могилу Лиходея, и когда у его могилы собрались соратники, бомба унесла четырнадцать жизней и тридцать человек было ранено. И это в день, когда сотрудники милиции отмечали свой день, по телевидению шел концерт, который пришлось прервать. Ко всем преступным бедам, в девяносто восьмом страну накрыл финансовый кризис, от которого содрогнулась вся банковская система, все предприниматели и мелкий бизнес. Рано утром позвонил тесть Геннадий Васильевич. Трубку сняла Дина.
-У вас доллары есть? - спросил Дину отец.
-Есть. Ты же нам дал на мой день рождения две тысячи, - напомнила она.
-Береги их, не трать. Сегодня на торгах рубль упал в два раза. Думаю, это не предел. Или купите что-либо нужное, пока цены еще старые, - посоветовал отец. Из ванной вышел Дмитрий. На немой вопрос мужа, ответила:
-Отец звонил, рубль рухнул, - сообщила жена.
-Этого следовало ожидать. Уж коль Ельцин обещал голову на рельсы положить, если произойдет девальвация рубля, то жди беды. - пробурчал Дмитрий, вытирая голову полотенцем. - Капец бизнесу! - предрек он.
Чуть позже позвонил Павлу.
-Паша, ты кредит брал в рублях или долларах? - спросил Дмитрий.
-К счастью, в рублях.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Павел. - Только месяц назад отдал долг в долларах.
В результате разорилось большое количество мелких предприятий, банковская система погрузилась в коллапс, многие банки обанкротились, рублевые сбережения обесценились. Вслед за финансовым кризисом наступил политический, правительство подало в отставку, сменился глава Центробанка. Тесть еле удержался на плаву, да и то благодаря своим прежним связям. Здания удержать за собой удалось, а вот арендные платежи упали вдвое, затем втрое, многие арендаторы съезжали, не в силах платить аренду. Только Дмитрий выиграл от падения рубля, на те доллары, которые отец подарил дочери на день рождения, они купили подержанный «Фольксваген», на который ранее у них не хватало рублей.
Лучше о девяностых не вспоминать, они напоминали о себе партизанской войной на юге и террористическими актами в столице.
Дина Орлова работала в московском театре, со временем выдвинулась в ведущие актрисы, талант заметили режиссеры кино. Первый фильм с второстепенной ролью прошел мало замеченным. Второй многосерийный телевизионный фильма сделал ее в артистическом мире более заметной и перспективной актрисой.  Теперь даже ее отец не ворчал по поводу выбора дочери. По-прежнему относился с недоверием, говорил о зависимости актеров от режиссеров, их выбирают, как девиц на невольничьем рынке востока или скакунов на конном рынке.  Доля истины в этом утверждении есть, актерская судьба капризна. Можно сыграть в ста фильмах и остаться неизвестной, а можно сыграть в  одном, и тебя будут долго помнить. С мужем они виделись в редкие вечера, когда у Дины не было спектакля или съемок, и Дмитрий находился в Москве, а не в командировке.
Даже в отпуск ему пришлось ехать одному, они собирались лететь в Израиль, в курортный город Эйлат. В самый  последний момент Дину отозвали на пересьемку каких то неудавшихся сцен. Чтобы путевка полностью не пропала, он полетел один, где и встретил свою школьную землячку из Измаила Эсфирь Альшульт.
-Ты мне никогда не надоешь, - шутил Дмитрий, - встречаемся каждый раз, как молодожены. Даже ребеночка завести некогда.
-Обещаю, вот этот проект закончим, и я вся ваша! - распахивала она объятья, подыгрывая мужу.
-Это я уже слышал, за этим проектом будет следующий, а годы идут,  наши родители скучают без внуков, твои думают, зять попался - либо евнух, либо дюже хворый. А мои - бесплодная должно быть! И перетирают наши косточки!
Дина обхватила шею мужа, уселась ему на колени.
-Придется доказать, как они ошибались.
-Ловлю на слове.
Они сдержали свое данное ранее слово перед друзьями и родителями о том, что они торжественно отметят свое бракосочетание как только появятся средства. На следующий год после регистрации брака, в Москве пригласили друзей и родителей жены в ресторан, напомнили, они уже не молодожены, запоздали с мероприятием, год назад у них не было средств на свадебное торжество. Паша пришел с шикарным подарком, целуя Дину, игриво поводил бровями напомнил: «Ах, Динка, не на ту лошадку ты поставила!..». и получил в плечо от Дмитрия. «Раньше надо было думать!»  Отец на слова Дмирия о прошлом безденежье, скромно потупился, у него средства были, но тогда он не верил в серьезность этого союза, дочь денег не попросила, понимала,  широко отмечать вторую свадьбу не совсем разумно. Затем летом они поехали в Измаил,  и уже там пригласили всех своих родственников в ресторан. Пригласил он и брата матери Василия Петровича с женой, никто не ожидал, что он приедет из Крыма, поскольку служил на военном корабле и приехать может только во время отпуска. Свои отпуска он редко проводил в Измаиле, навестит сестер и уезжает отдыхать в Сочи. Его спрашивали: «Зачем вы ездите в Сочи, вы же и так на курорте живете?». Он отвечал: «В крымском курортном городе я работаю, а в Сочи отдыхаю». Высокий, рано поседевший, самый младший брат после трех сестер, он был гордостью семьи, когда приезжал в офицерской морской форме. После объявления самостийности, он в форме больше не приезжал. Он служил на российском корабле и форма у него российского образца, чего в Измаиле обыватели понять не могли.    Жена ему под стать, высокая, плотная, успевшая вкусить богемной жизни при муже офицере, в ресторане она чувствовала себя в родной стихии. Останавливались они, как правило, у старшей сестры Варвары Петровны. Расспрашивая Дмитрия о жизни в Москве, сделал ударение на вопросе:
-Значит, ты решил остаться в России?
-Решил, - кивнул Дмитрий.
-Может быть и правильно, - неожиданно высказался дядя. - Когда Ельцин и Кравчук поделили флот, волею случая я остался на российском корабле. Думал, если Украина в конце концов откажет России в продлении аренды крымской гавани, перейду служить Украине. Все же там мой дом, там растут мои дети. Сейчас смотрю, во что превращается украинский флот, в ржавеющие консервные банки, полагаю, буду дослуживать на российском корабле. Дети выросли, можно будет перебазироваться и в Новороссийск.
-Вы полагаете украинцы могут отказать в аренде шхер в Севастополе? - спросил Дмитрий. - Для чего? Вы же сами говорите, что их флот — консервные банки, он давно не обновляется.
Василий Петрович посмотрел на племянника, как на ученика, плохо выучившего урок.
-Если мы оттуда уйдем, в Крыму станет базироваться американский флот.
Николай знал об этом, давно уже не секрет желание украинской элиты лечь под американский протекторат. Он просто хотел услышать это из уст человека, который живет в Севастополе и служит на российском корабле.
-Вы должны за это благодарить Кравчука или Кучму? - спросил Дмитрий.
-Началось при Кравчуке, продолжилось при Кучме. Полагаю, Кравчук внес не малую лепту в том, чтобы внести раскол между нашими странами. Возрождение национализма началось именно при Кравчуке. Кучма, казалось, при выборах опирался на восточных избирателей, а когда избрался, стал заигрывать с западными националистами.
-Что очень удивительно для бывших  коммунистов. Особенно для Кравчука, который был членом ЦК Украины.
-Ничего удивительного, сколько коммунистов быстренько перелицевались, в Бога поверили. Знаете какая тема у Кравчука была при защите докторской диссертации? - Дмитрий пожал плечами. - «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».
Дмитрий усмехнулся.
-Очень актуальная тема.
Они еще много говорили с дядей в то короткое время, когда они встретились в Измаиле.
Родители хотели чтобы Дмитрий и Дина, не тратились на ресторан, можно отметить, как всегда, у них в летней беседке, Дмитрий возразил,  для матери тоже должен быть праздник, а не стоять два дня у плиты. Дина в ресторане была вся в белом, но не свадебном платье, Дмитрий без костюма, стояла июньская жара. Подвыпившие гости забыли, что это не свадебное мероприятие, все равно кричали «Горько!», и требовали исполнения всех свадебных обычаев. Дина в то время еще не снималась в кино, и все спрашивали, когда они увидят ее на экране, и она всем докажет, что она тоже как Люда Гурченко.
-Как вы можете увидеть, если у вас не показывают российских каналов? - смеялась Дина.
-Глупости, кому надо, те смотрят, - отвечал Олег.
Он был ответственным среди всех родственников за установку программ в компьютерах, у кого они были. Дети Раи  имели компьютер, Олег недавно приобрел. Ведь он работал в компании кабельного телевидения, которую организовал участник афганской войны Афанасий Забота. Позже Олег познакомил Дмитрия с этим человеком. Он оказался интересным собеседником, пришел в кафе прихрамывая, опираясь на трость. Сидели, пили пиво, тихо переговаривались. Узнал, что Дмитрий живет в Москве, расспрашивал о жизни в России.
-Может и мы когда-нибудь заживем спокойной жизнью, - вздохнул он.
-Беспокойной жизни на долю Афанасия Егоровича хватает, - вставил слово Олег. - Тут ему угрожать начали за его позицию.
-Что за позиция? - спросил Дмитрий.
Афанасий отмахнулся.
-Да придурки наши, которые хотят поддерживать нациков. Вы же в России слышали, у нас Бандера становится национальным героем? -спросил он.
-Слышали, - кивнул Дмитрий.
-Мы им тут, в Измаиле и Одессе не дадим разгуляться, - пообещал Афанасий.
-Мы, - это кто? - задал вопрос Дмитрий.
-Мы, - это такие молодые люди, как Олег, мы, - это ветераны Афгана, - пояснил он.
-Иногда наглое меньшинство оказывается более сплоченными, чем протестующее большинство, - заметил Дмитрий.
-Только потому, что бездействует власть. Или им потворствует. Властям выгодно опираться на их силу в решении своих корыстных амбиций. Тут к нам приезжали с запада памятник Ленину разрушать, слышал? - Дмитрий кивнул. - Его жители отстояли. А милиция стояла в сторонке, наблюдала. Милиция ведь государственный орган, должны пресекать противоправные действия. А они стоят, и смотрят! Да еще не дают нам надавать по мордам этим приезжим авантюристам! - возмущенно говорил Афанасий, невольно повышая голос.
Олег коротко оглянулся по сторонам, попросил:
-Потише…
-Да пусть слушают! Я ли не такой же житель города?! Не могу сказать, что думаю? - пристукнул он пустой кружкой из -под пива.
-Много афганцев в городе? - спросил Дмитрий.
-Нет. В Одессе больше, а в области еще больше. Мы все равно соорганизуемся, - уверенно произнес он.
-Вы вижу хромаете, до активных ли вам баталий? - кивнул Дмитрий на трость.
-Ничего! Руки целы, автомат еще помнят, - заверил Афанасий.
-Это его в Афганистане ранили, - пояснил Олег. - Он у нас орденоносец. Орден Красной звезды получил за тот первый и последний бой.
-Да ладно, что было, то прошло! Обидно, конечно, что повоевать много не пришлось. Нарвались на засаду и получили. Я после того боя только в госпитале очнулся. Читал, в Отечественную войну некоторые воины до фронта не доезжали, гибли под бомбежкой еще в эшелонах по пути на фронт. А я за несколько месяцев успел набраться военного опыта. Правда, вместе с орденом получил инвалидность, - пояснил Афанасий.
-Вы полагаете, на Украине может дойти до кровавой схватки? - спросил Дмитрий.
-Хотелось бы думать, что не дойдет. Если власти приструнят нациков, все будет нормально. А если нет, тогда народу придется доказывать, что они выбрали не тот путь развития страны, - пояснил Афанасий.
Расстались они в ту встречу почти друзьями.
  Дмитрий подарил родителям мобильные телефоны, которые стали массово появляться в России и на Украине. Стоили дорого и минута разговора не дешевая, тем более звонок через роуминг. Дмитрий научил пользоваться ими, сказал, будет звонить только в экстренных случаях. Отец вертел в руках мобильник, удивлялся:
-Надо же до чего техника дошла! Не надо идти на переговорный пункт, час ждать, пока соединят, порой слышно плохо…
На прощание Дмитрий и Дина еще раз прошлись по центру города. Дмитрий в киоске купил все измаильские газеты. Он всегда так делал, ему интересно, о чем могут писать местные журналисты. На ходу пробежался по заголовкам газет, более подробно он просмотрит их в поезде на обратном пути. Вот главный редактор газеты «Собеседник Измаила» Руслан Оленкевич жалуется, что читатель может держать в руках последний номер в семидесятилетней истории издания из-за отсутствия финансирования. Жалко! Эту газету Дмитрий помнит со школьных времен. Ее отец любил читать. Ему знакомые журналисты говорили, газеты «Курьер недели», «Сити» и другие выживают за счет рекламы и побочных доходов. Например, «Курьер недели» кроме рекламы имеет доход от магазина канцелярских товаров. Умерли такие измаильские газеты, как «Наша магала», «Покупай» и еще ряд мало значимых газет ушли в небытие. Дмитрий по старой памяти в первый приезд заходил к редактору газеты, в которой он напечатал свою первую заметку, тот гордился, что его ученик поступил в МГУ, стал известным журналистом. Сейчас он на пенсии. Дмитрий неожиданно встретил его возле магазина «Гастроном», старенький, согбенный, он медленно шел по тротуару с авоськой продуктов. Дмитрий взял из его рук авоську, старик дернулся, думал на него напали отобрать продукты, Дмитрий отозвался:
-Я помогу вам, Виктор Терентьевич.
Тот подслеповато оглядел Дмитрия, глаза расширились от удивления:
-Митенька, миленький, какими судьбами?
-Как всегда, в гости к родителям. Как вы живете, Виктор Терентьевич?
-Ой, не спрашивай, - отмахнулся он ладонью. - Тяжело живем, Дима. Пенсия маленькая. Газ дорогой. Ты там, в Москве, подскажи кому надо,  ваш российский газ пенсионерам не по карману.
Дмитрий улыбался, слушая бывшего главного редактора.
-Если бы это зависело только от российской стороны. Ваши олигархи тут мутят воду с газом.
-А-а! Не зря Юлю нашу в тюрьму запрятали. Ладно, что я все жалуюсь, как ты поживаешь? Надолго приехал?
-Нет, отпуск не так велик, жену нужно еще на море выгулять. Я смотрю, серьезных газет все меньше становится, а те, что остались, наполовину рекламой занято. И статей серьезных не печатают.
Бывший главный редактор громко хмыкнул, закачал головой.
-Так кто же теперь будет заниматься критикой?! Ты разве не знаешь, что наш президент подписал новый закон «О судебном сборе»? Если раньше при защите деловой репутации истец должен был уплатить десять процентов от заявленной суммы, то теперь это фиксированная цена - три тысячи гривен. Теперь бизнесмен или криминальный авторитет заплатит всего три тысячи, и предъявит иск газете в несколько миллионов, и разорит газету в пух и прах. Теперь у нас журналисты максимально лояльны к властям и бандитам, - рассказывал Виктор Терентьевич.
Так за разговорам они дошли до его дома. Дмитрий протянул старику авоську с продуктами.
-Так может зайдешь? - засуетился старик.
-Не могу, Виктор Терентьевич, в следующий приезд непременно.
-Жаль. Но ты не забывай, заходи. Расскажешь, как в Москве, что у вас со средствами массовой информации, много ли врут, в частности про нас, нищих?
-Тут одной правды хватает, чтобы на ложь походило, - пожал руку старику Дмитрий. Достал из бумажник сто долларов, протянул бывшему главному редактору. Тот даже испугался, увидев такую сумму.
-Приберегите на черный день, Виктор Тереньевич.
-Что ты, Дима! Я не возьму, - отстранил он его руку.
-Я от чистого сердца, как в память о вашей доброте, с вашей легкой руки вы дали мне путевку в профессию, - и насильно сунул бумажку в карман.
-До свидания, - поспешно попрощался Дмитрий.
-Спасибо! - крикнул ему вслед пожилой человек. 

После Измаила поиздержавшиеся молодожены заехали в Затоку под Одессой, сняли скромный номер на берегу моря, и остаток отпуска провели на Черном море. Дмитрий свозил Дину в Одессу, показать город, в котором ранее неоднократно бывал. Одесса Дине очень понравилась. На Потемкинской лестнице она очарованно застыла, Дмитрий вначале не понял ее восхищения.
-Представляешь, Эзенштейн на этой лестнице снимал свой знаменитый «Потемкин»! - пояснила Дина. - Нам его в училище показывали, как образец операторского и режиссерского искусства.
Дмитрий пожал плечами.
-Я всегда это знал.
-А я к стыду своему не знала, что когда-то Суворов бил турок в твоем родном Измаиле, - призналась она.
-Ничего удивительного. Девочки всегда скептически относятся к предмету - история. Кстати, кино  в советское время о Суворове снимали, и об Измаиле там упоминалось, - укорил он жену..
-Ну, извини. Я  не видела.
Дине понравился оперный театр, набережная, памятник Екатерине Второй, улочки со старинными домами без современных многоэтажек. Платаны вдоль улиц приводили ее в изумление. Чувствовалась некоторая запущенность, улицы плохо убирались, такое впечатление, что «белые» из города ушли, а «красные» еще не зашли. Дина этого не видела и не ощущала, Москва и подмосковные города выглядели не лучше, хотя мэр города Лужков делал все возможное, чтобы столицу преобразить. Никто не верил, что на месте бассейна «Москва» может вновь появиться великолепный храм Христа Спасителя, посвященный павшим воинам войны с Наполеоном. Москвичи тут же назвали новодел - храмом «Лужка спасителя».
-Очень своеобразный город, - отметила она. - Таких в России не встретишь.
-Родина певца Утесова, писателей Ильфа и Петрова, сатириков Жванецкого и Карцева, певицы Долиной, киношного продюсера Марка Рудинштейна, и многих других выдающихся людей, - подсказал Дмитрий.

  Как быстро летит время! Только недавно купались в Черном море, пролетело еще несколько месяцев.
  Через два года после данного обещания Дина сдержала слово в отношении ребенка, она забеременела, отказалась от очередной роли в кино, на восьмом месяце беременности ушла в декретный отпуск.
С этого дня вся их жизнь круто изменилась. Во-первых, теперь они почти полтора года каждый вечер до родов были дома, во-вторых, начались приятные хлопоты по приобретению пеленок, распашонок, коляски, игрушек. УЗИ показало, будет сын, выбирали ему имя. Советовались с родителями. Деды хотели во внуке увековечить свое имя. Чтобы не обижать отцов, решили назвать нейтрально - Виктором.
Трогательную заботу начал проявлять отец Дины, который никогда тепло к дочери не относился. Что-то проснулось в нем отцовское. Дмитрия он зауважал,  с женой уже  не вспоминали о неравном браке, все хотели выбраться в Измаил и познакомиться со сватами. Их сдерживала обстановка в республике, где во всех средствах массовой информации превозносили Бандеру, рассказывали о голодоморе, который целенаправленно организовала Россия.
-Удивляюсь на папу, - говорила Дина, - он никогда не был сентиментальным. А тут забегал, сам выбирал коляску, хотел, чтобы самую, самую, привез ее к нам.
-Стареем! Все мы с возрастом становимся мягче и добрее, - защищал тестя Дмитрий.
Встречали Дину из роддома тесть с тещей, Дмитрий с товарищами сослуживцами, которые захотели разделить радость коллеги. Ребенка принял Дмитрий, руки слегка дрожали, заглянул в сморщенное личико, неужели этот маленький человечек когда-то будет таким же большим, как он сам, осторожно передал сверток теще. Тут же распили шампанское, одарили санитарок, на двух машинах поехали в сторону дома. Он тут же позвонил своим родителям, поздравил их с рождением внука.
Начиналась новая жизнь для малыша и молодых родителей. 

*  *  *
Первый день военных учений закончился поздним вечером. Разошлись по палатками солдаты. Усталый пришел свою офицерскую палатку Николай. Наконец можно расслабиться. Завтра опять жара, пыль, рев машин, мат заместителя командира полка. Причем ругается по-русски, далее цивильная речь по-украински и опять русская матерщина. Таким образом он подчеркивал свое пренебрежение к русскому языку. Николай выпил из фляжки воду, снял сапоги, лег на раскладушку не снимая формы. Уставился в потолок палатки. Рев машин на учениях напоминал ему рев машин в ту зиму в Киеве, когда на майдане бесновались толпы людей.
Это сейчас, по прошествии времени, Николай знает, что тогда Янукович ни за что бы не победил, поскольку ставку на Ющенко сделал запад. Не зря жена у него американка украинского происхождения, которая состояла в организации украинского национализма, среди украинской диаспоры занимала видное место. Госсекретарь США Пауэлл заявил в прессе, США никогда не признает выбор Януковича. Вслед за ним вторит канцлер Шредер, утверждая, что выборы сфальсифицированы. Президент Грузии Саакашвили выступил по телевидению на украинском языке, его выступление транслировалось на мониторах в центре столицы, утверждал, он принимал деятельное участие в Оранжевой революции. Европейский союз утверждал, что нельзя принять результаты выборов на Украине, если победит Янукович. Даже бывший президент СССР Горбачев поддержал Ющенко.
А тогда, Верховный суд запретил ЦИК публиковать результаты выборов,  пока суд не рассмотрит жалобу оппозиции. Не меньшую роль играли сторонники Ющенко, которые кричали громче, в регионах они организовывали более значимые митинги, чем сторонники Януковича, которые вели себя более скромно. Украинские актеры раскололись на два лагеря, одни агитировали за Януковича, другие за Ющенко, спортсмены также по разному относились к кандидатам. Ющенко поддержали известные боксеры братья Кличко. Главный тренер по футболу Олег Блохин голосовал за Януковича. Варшава обеспокоилась тем, чтобы Украина не качнулась в сторону России, поэтому готовы своим присутствием поддержать Ющенко. Президент Кучма приглашает в качестве арбитров президента Польши Квасьневского, президента Литвы Адамкуса, и других должностных лиц Европейского союза.  В это время депутаты Донецкого облсовета вносят ложку дегтя в бочку меда, они предлагают прекратить теле и радиотрансляцию оппозиционных каналов в области и создать свою автономию. А потом еще предложили совместно с Луганским облсоветом провести референдум по изменению конституции и предоставить Донецку и Луганску статус федеративной республики составе Украины. Переговоры Януковича и Ющенко заходят в тупик, и Николай видел, как Ющенко пришел на площадь вместе с женой и малолетними детьми, и попросил ради будущего его детей не расходиться с Майдана и захватывать власть силой. Николая поразило лицо будущего президента, оно покрылось некой синеватой одутловатостью, хотя ранее Ющенко, как мужчина, вызывал симпатию у женского пола. Он спросил у Омельченко, с чем это связано? Тот ответил, его попытались отравить российские спецслужбы. Другой офицер комментировал по другому: «Раками с пивом отравился». Николай тогда долго размышлял, что он предпримет, если вдруг дело дойдет до вооруженного столкновения. Ему не близки оба кандидата, из-за которых бы он хотел бы положить свою или чужую жизнь. Хотя Янукович чуть ближе, поскольку обещал ввести двойное гражданство с Россией и придать русскому языку статус второго государственного. Но он так же знал, что предвыборные обещания не стоят бумаги, на которой написаны эти слова.  Он напрямую сказал  Омельченко, что в случае столкновения, он уведет своих с площади, пусть воюют между собой внутренние войска и милиция. Армия не должна вмешиваться во внутренние конфликты. Они крупно разругались, вплоть до того, что он готов отстранить Николая от дальнейшей охраны Майдана, и если бы он не был мужем его сестры, отцом двух очаровательных племянниц, он выгнал бы его из армии и города. Пускай бы ехал в свой задрищенск, в волчий угол на задворках Украины. Николай доказывает, они все равно бездействуют на Майдане, толпа бесчинствует, перекрывает вход депутатам в думу, занимает правительственные здания, а милиция только наблюдает за этим и не вмешивается, на что Омельченко отвечает,  подобное нормально, поскольку бесчинствуют наши подлецы, то бишь, молодежная организация «Пора!». А вот если на Майдан прорвутся сторонники Януковича, тогда нужно будет вмешаться. Николай повздыхал, сказал, он будет продолжать службу до тех пор, пока все происходит относительно мирно, без вооруженного столкновения. И здесь роль играет не трусость, а нежелание участвовать в гражданской войне. А что такое возможно, Украина уже тогда раскололась на два лагеря, многие не сомневались. Все чаще раздавались обвинения в сепаратизме восточных областей. Начали обвинять Кучму в том, что ему выгодна подобная ситуация, которая помогает ему продолжать президентские полномочия. 
Верховная Рада решает вопрос об отставке правительства Януковича и пресечения выступлений за него на востоке страны. Янукович ответил: он не играет в политические игры, не улица должна решать, кто из них прав, и уйти из правительства отказался. Следственное управление службы безопасности возбуждают уголовное дело по факту посягательства на целостность страны, автономии запросили республика Крым и все южные области страны. Николай тогда не знал всех тонкостей перипетий в коридорах власти, им только сообщили, что намечаются повторные президентские выборы, от которых Ющенко отказался. Поэтому тогда просили подольше пребывать на Майдане всем, кто там находился.  Президент Кучма совершает блиц-вояж в Москву, где встречается с президентом Путиным, после возвращения заявляет, он против переголосования, он за проведение политической реформы. Украина станет парламентской республикой, пост президента становится церемониальной фигурой. Он всеми силами старается протолкнуть в президентское кресло своего премьер-министра. В таком случае, он будет более ли менее спокоен за себя, за свое будущее, за будущее своих детей, муж его дочери владелец крупного бизнеса, который могут отобрать, если к власти придет Ющенко. Над головой Кучмы сгустились тучи после того, как обнародовали запись президента, где он просит убрать зарвавшегося журналиста Гонгадзе, которого вскоре нашли с отрезанной головой.
Омельченко по секрету поделился с шуриным,  госдеп США выделил три миллиона долларов на проведение повторного тура выборов. Что-то перепадет и им, как защитникам законности на Майдане. Это очень бы воодушевило военнослужащих, которые устали от неопределенности, мерзнут и недоедают. Как бы там не было, а Украина стала парламентской республикой, назначен третий тур выборов, довольный Ющенко выходит на Майдан и объявляет о закрытии Оранжевой революции. Он уже знает о предательстве в рядах избирательного штаба своего противника и почти уверен в своей победе. Николаю вместе с батальоном разрешают вернуться во Львов, Омельченко остается в Киеве, в случае победы Ющенко ему обещано новое назначение в охрану президента.
Приехав домой, уставший, похудевший, полный противоречивых впечатлений, он привез подарки своим дочерям и жене, которая последние  годы довольно холодно к нему относилась. Они спали в одной постели, только под разными одеялами, жена старательно закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене. Супруги не ругались, сами не заметили, как наступило отчуждение. Они давно не интересовались делами друг друга, не вели задушевных разговоров. Внешне старались соблюдать корректно-вежливые отношения, чтобы дочери и родители жены ни о чем не догадывались. У них не осталось семейных друзей, они не ходили в гости за исключением родителей. В гостях у родителей они держались ровно, вежливо, ничем не выдавая свою отчужденность. Только раз мать приехала внезапно поздно вечером к ним домой, привезла девочкам купленные им тужурки, жены дома не было.
-А где Гала? - спросила она.
Николай чуть замялся, не знал, что ответить. Сказать на работе, не поверит. В такое время все учреждения закрыты. Последнее время жена работала в районном отделе народного образования. Ответить,  он не знает, где ее носит, означает - выдать свои взаимоотношения.
-Она задержалась с группой учеников украинского языка, - ответил он.
Мать внимательно посмотрела на Николая, хмыкнула:
-Что это за муж, который не знает, где находится его жена.
-А вы  позвоните ей, и узнайте, - огрызнулся зять. - На мой звонок она мобильник не берет.
С тех пор теща заподозрила, в семье что-то неладно, пыталась расспросить девочек, те ничего не подтвердили. Внешне в семье все было нормально, скандалы не случались. Девочки видели, что родители подчеркнуто вежливо относятся друг к другу, не многословны, никогда не едят за одним столом вечерами, не ведут задушевных разговоров. Они с детства полагали, так в семье принято. И только когда они стали взрослее, они начали понимать, неспроста их мать  где-то задерживается, а с ними занимается в большей степени отец. Хотя видели, в других семьях детьми в большей степени занимается  мать. У Николая не было задушевных друзей, за исключением капитана Бойко, только в гости его семью не пригласишь. Он подружился с соседом по лестничной площадке сотрудником милиции.  Всех их жена на дух не переносила, общаться категорически отказывалась. И жена не посвящала его в круг свои подруг. Во всяком случае, домой они никого не приглашали. Николай махнул на нее рукой, подозревая, у нее появился любовник, слишком часто она стала задерживаться на работе и ездить в командировки. Он знал,  если бы он сейчас исчез из ее жизни, она бы с облегчением вздохнула. И в то же время ее устраивал статус замужней женщины, она знала, что лучшей няньки, чем ее муж, для дочерей не сыскать. Он бы и сам давно ушел, его, действительно, держали девчонки, которых он очень любил. Они впитали в себя все лучшие внешние черты родителей, росли красавицами, только характер у них был разным. Старшая Ева в большей степени унаследовала мягкий характер отца, младшая Яна походила на мать. Дочери очень удивлялись, если папа читал их учебники, особенно по истории, и возмущался той нелепостью, которая в них излагалась. Он  рассказывал девочкам в чем состоит эта нелепость, в дальнейшем оказалось они начали об этом спорить с учителями в школе, доказывая, что они больше верят папе, нежели изложенному в учебнике. Закончилось тем, что  в школу вызвали мать, которой рассказали о странных утверждениях девочек, несовместимых со школьной программой, утверждая, на них кто-то дурно влияет. Галя быстро сообразила откуда дует ветер, кто может на них дурно влиять, пришла разгневанная домой и устроила мужу скандал. Он перестал что-либо комментировать  по поводу изложенного в учебниках, чтобы не создавать дочкам проблем в школе, но очень в душе возмущался утверждению, что русские искусственно устроили украинцам голодомор, таким образом виновны в геноциде украинского народа, а во внеклассном чтении девочкам  подсунули брошюру, в которой утверждалось,  Черное море вручную выкопали древние укры, родоначальники современных украинцев.
Двадцать седьмого декабря стало известно, новым президентом Украины стал Виктор Ющенко. Первым его поздравил президент Грузии Саакашвили. Вторым - президент Польши Квасьневский. Янукович выборы не признал, заявил, ему одержать победу помешало целенаправленное вмешательство США, и запрет четырем миллионам инвалидам голосовать на дому. Пообещал уйти в жесткую оппозицию.
Потом долго смеялись в полку, когда объявили следующий год - годом Оранжевой свиньи, власти решили не отмечать. Какая-то нехорошая ассоциация проглядывалась во всем этом. И оранжевые апельсины никто не покупал, видимо за те полгода противостояния двух кандидатов наелись их на два года вперед.
*  *  *
Спокойная жизнь москвичам только снилась. Не успели оплакать погибших от рук террористов в метро и от взрыва жилых домов,  москвичей всколыхнула новая беда.
Не успел Дмитрий вернуться из редакции домой,  как  позвонил главный редактор, сказал, только что стало известно, чеченские боевики захватили Театральный центр на улице Дубровка, где проходил мюзикл «Норд -Ост». У Дмитрия в душе похолодело. Он знал,  Дине предлагали в нем участвовать, она отказалась, ее не отпустил главный худрук, поскольку она была задействована в спектакле. Только он так же знал упрямый характер жены, она могла и уговорить худрука отпустить ее. Он не стал набирать ее номер телефона, все равно в это время она либо на сцене в театре, либо в Центре, и телефон не возьмет. Ребенок находился у бабушки, они часто забирали его, поскольку родители освобождались с работы поздно. Он не стал им тоже звонить, беспокоить. Они  могли подумать, что дочь задействована в мюзикле. Дмитрий помчался на Дубровку. Там уже все было оцеплено милицией. Он показал свое удостоверение прессы, его все равно не пустили дальше оцепления. Никто ничего толком не мог объяснить, что произошло. Вернее, силовики не уполномочены давать какие-либо комментарии, на это есть старшие офицеры. Но и старшим офицерам было не до журналистов. Первые минуты все были шокированы наглой вылазкой боевиков. Никто не знал, сколько внутри боевиков и каковы их требования. Знали только, что в это время должен был состоятся на сцене мюзикл и полон зал зрителей. Пять или шесть охранников здания, вооруженных газовыми пистолетами были убиты боевиками, которые приехали на трех микроавтобусах. Стало известно, несколько актеров и сотрудников Центра спрятались в подсобных помещениях и через окна выбрались наружу. Их тут же окружили силовики и журналисты. Они рассказали: сначала думали, это чья-то злая шутка, но когда они стали стрелять поверх голов, согнали актеров в зал, стали минировать зал, поняли, это серьезный теракт. Боевики одеты в камуфляж, с ними женщины в черных одеждах. Сколько их, не знали, сказали - их много. Рассказали эти подробности только те, кто успел в щель увидеть, что происходило в зале и поняли, нужно спасаться. Так же стало известно, что некоторые зрители звонили домой по просьбе боевиков, чтобы они  сообщили родственникам, боевики  будут убивать по десять заложников за каждого убитого их товарища боевика. Прибыли в автобусах усиленные наряды ОМОНа и СОБРа, милицейское начальство. Приехали журналисты почти всех российских каналов. Боевики отпустили иностранных граждан. Подполковник Константин Васильев в форме прошел в здание, предложил себя в заложники в обмен на детей. Его не стали слушать, попросту расстреляли. Через час отпустили несколько детей, женщин и мусульман. За полночь боевики вышли на связь, выдвинули требование - вывод российских войск из Чеченской республики.
Дмитрий все время был на связи с главным редактором, передавал репортаж с места происшествия. В час ему позвонила Дина, она вернулась с работы, не застала мужа, который обычно к ее возвращению после вечернего спектакля уже находился дома.
-Дина, ты дома?! - обрадовался Дмитрий.
-А где же я могла быть? - недоуменно спросила она.
-Ты включи телевизор, посмотри первый канал. Какое счастье, что ты не смогла участвовать в  мюзикле! - эмоционально проговорил Дмитрий. - Прости,  я перезвоню.
Ему стало известно,  в зал на переговоры зашла молодая девушка, некая Ольга Романова с той же целью, что и подполковник Васильев, предложить себя в качестве заложницы в обмен на детей. Ее выводят в коридор и убивают тремя выстрелами из автомата.
К утру Дмитрий изрядно продрог и устал. Он позвонил руководству, попросил, чтобы его подменили, он передохнет, перекусит и приедет вновь к Центру. Дина встретила его с тревогой в лице.
-Что там? Как они проникли в Москву? - спросила она.
-Пока журналистам этого не объяснили. Сказали только, что руководит группой Мовсар Бараев, о котором ранее сообщалось, что он убит. Привел банду в сорок человек, среди них женщины, по всему видимо смертницы.
-Убитый воскрес в Москве. Куда смотрят наши силовики? Мы уже в столице не можем чувствовать себя в безопасности, - возмущалась Дина, как и все в то время жители столицы.
Дмитрий только вздохнул на ее упреки.
-Поставь чай,  есть не хочу,  немного посплю, - попросил Дмитрий.
-Снова туда поедешь?
-Конечно.
-Ты там не геройствуй, - попросила жена.
-Там есть кому геройствовать, - устало ответил Дмитрий.
Он не стал говорить ей о двух убитых героях, которые хотели пожертвовать собой ради спасения детей. Попил чай с печеньем и улегся спать. Проспал он дольше запланированного, вскочил, Дина уже ушла на репетицию. Позвонил редактору, чтобы прислали машину.
Приехал на Дубровку как раз к тому времени, когда к журналистам вышел заместитель министра МВД генерал-лейтенант В.Васильев, однофамилец погибшего полковника Васильева. Он пояснил,  боевики потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыли политики Явлинский Хакамада, Немцов. Также потребовали присутствия представителей Красного креста и членов организации «Врачей без границ». С представителями Красного креста в зал зашли Иосиф Кобзон и британский журналист  Марк Франкатти. Кобзон и журналист вывели из здания женщину с детьми, представители Красного креста пожилого мужчину англичанина. Всех волновал вопрос, что будет дальше? Как будут освобождать заложников? Васильев пояснил, этот вопрос рассматривается в первую очередь, нужно учесть, что здание заминировано, в зале сидят смертницы, которые готовы в случае штурма произвести самоподрыв. Тогда все заложники погибнут. На вопрос, как боевики смогли не замеченными проникнуть в Москву, генерал ответил, этим занимаются следственные органы, журналистам о ходе следствия будет сообщено дополнительно.
К вечеру в здании побывали политик Явлинский, доктор Рошаль с коллегой из Иордании, они вынесли тела убитых Васильева и Романовой. Вывели еще несколько детей и стариков. Всего к вечеру вызволили около сорока заложников. Вечером послышалась стрельба, затем взрыв гранаты, все журналисты решили начался штурм, пододвинулись к самой черте оцепления, несмотря на окрики милиции из оцепления. Оказалось, две девушки заложницы попросились в туалет, выпрыгнули в окно, боевики по ним начали стрелять из автоматов, из гранатомета, их ответным огнем прикрывал спецназовец, который ради их спасения получил ранение. Журналисты тут же их обступили, девушки в стрессовом состоянии не могли ничего ответить, сотрудники милиции срочно увели их в автобус. Ночью Дмитрия сменили коллеги, он поехал домой отдохнуть.
Штурм начался ранним утром, Дмитрий в это время находился дома, спал тяжелым сном от всего пережитого, что пришлось увидеть там и услышать. Он проснулся очень рано, включил телевизор, и там уже показали картинку захвата силовиками помещения с заложниками. Все террористы и террористки были убиты. Глава боевиков Бараев лежал на цементном полу, рядом с ним стояла начатая бутылка коньяка. О жертвах ничего не сообщалось. Он спешно оделся, поцеловал спящую жену, и поехал в редакцию. Там уже он увидел по телевидению выступление генерала В.Васильева, который сообщил журналистам, что тянуть со штурмом было нельзя, спецназ ворвался в помещение, убито тридцать девять боевиков, освобождено семьсот пятьдесят заложников, из них шестьдесят семь погибло. Возможно, в ту минуту генерал еще и сам не знал, сколько человек погибло, потому-что многие заложники умерли в больнице от усыпляющего газа, который был применен перед штурмом. Позже уточнили, уничтожено восемнадцать женщин смертниц и тридцать два боевика, троих боевиков задержали вне здания, это те, кто привозил боевиков к зданию Центра. Так же по уточненным данным установлено - погибло сто тридцать заложников, из них десять детей.
А далее следствие сообщало, задержаны братья Межиевы, которые  перед захватом Центра, у Макдональса взорвали начиненный взрывчаткой автомобиль, чтобы отвлечь внимание столичной милиции на себя. Погиб юноша. Два других начиненных взрывчаткой автомобиля по непонятным для боевиков причинам не взорвались. Так же задержали всех, у кого проживали боевики по приезду в столицу. Всю ответственность за нападение на Театральный Центр взял на себя Шамиль Басаев.
В редакции на совещании приняли решение провести журналистское расследование. Совместно с коллегами и правоохранительными органами, установили, еще летом глава Чечни Аслан Масхадов провел совещание со своим окружением и приняли решение провести крупный теракт. Командиром террористической диверсионной группы выбрали руководителя Исламского полка особого назначения Мовсара Бораева. Акцию решили провести в Москве седьмого ноября в День согласия и примирения при большом скоплении народа, чтобы показать всему миру, что в России нет ни согласия, ни примирения. Оружие перевозили в Подмосковье, в деревню Черную, в багажнике «Жигулей», насыпав сверху яблок.  Позднее боевики арендовали гараж в Москве перевезли туда оружие и пластид. Позже, в грузовике с арбузами, привезли три мощных взрывных устройства. Все это хранилось в арендованном  гараже. Боевики так же арендовали три квартиры для проживания террористов, отдельно для себя арендовал квартиру Бараев. Фамилии всех боевиков, помощников боевикам, были установлены следствием. Боевики выбрали три объекта для теракта: Московский государственный театр эстрады, Театральный центр на улице Дубровка, Московский дворец молодежи. Одна из террористок обошла все три объекта, сняла на видео охрану, подходы к зданию, внутренние помещения. Остановились на Театральном Центре, где проходил мюзикл при большом скоплении зрителей. Дату изменили потому что поняли,  после взрыва у Макдональса милиция и спецслужбы активизируются и могут сорвать задуманное.
В редакции долго совещались, стоит ли подвергнуть критике действия наших спецслужб, которые прозевали всю эту операцию боевиков. Потом решили,  лучше не акцентировать на этом внимание своих читателей, поскольку те и так работают на пределе своих сил. Боевикам помогали из многих стран, где преобладают исламисты ваххабиты. Телеканал «Аль -Джазира» одобрил захват чеченскими боевиками  заложников в Москве. Американский телеканал СNN выразил мнение, это были не террористы, а всего лишь чеченские диссиденты. Спецназовцами и так досталось от родственников погибших, что те провели операцию не так, как им хотелось. Другие издания тоже прошлись с критикой в адрес наших спецслужб проморгавших крупную операцию боевиков.
И только спустя три дня, Дмитрий смог поехать за  сыном, пошел гулять с ним в парк и ребенок все спрашивал: почему папа так долго не приходил? Дина присоединилась к ним чуть позже, она приехала с утренней репетиции. Ребенок был счастлив.

Через несколько дней в Москву приехал журналист из Казахстана Амагельды Сарсембаев. Он позвонил Дмитрию, они договорились встретиться в кафе на Тверской. Дмитрий подъехал, увидел курившего у входа своего однокашника, раздобревшего, солидного, щеки подпирали и не без того узкие глаза. Обнялись, зашли в кафе, заказали коньяк и закуску.
-Рассказывай, что у вас тут произошло? - нетерпеливо спросил Амегельды, имея ввиду теракт на Дубровке. - Из средств массовой информации я в курсе, интересно услышать из первых рук.
Дмитрий вкратце рассказал о перипетиях тех трех трагических дней, и тут же задал свой вопрос:
-О том, что происходит в России внимательно наблюдают во всех бывших республиках. А вот россияне менее любопытны, многие вообще не знают о том, как у вас протекает жизнь. Ты, я слышал, перебрался в Астану. Почему?
-Быть поближе к правительству и парламенту. У нашего несменяемого патриарха появился вкус к байским привычкам. У нас новая столица. Да! Мы теперь не кочевой народ, а цивилизованное государство! - иронически проговорил Амагкльды. - На недавних выборах за нашего патриарха проголосовало более восьмидесяти процентов жителей.
-Меня всегда настораживают высокие цифры при выборах, - кивнул Дмитрий. - Давай, за встречу! - приподнял он рюмку. Выпили.
-Сейчас у нас политический кризис, - продолжил Амагельды. - ряд членов правительства и депутатов взбунтовались, создали общественно-политическое объединение «Демократический выбор Казахстана». К нам зачастили ваши первые лица, подписаны документы о вечной дружбе. Здесь все нормально. А вот внутри у нас только внешне все нормально, а на самом деле не очень. В нефтегазовую промышленность впустили всех, только не Россию. В металлургическую промышленность тоже влезли все, США, Италия, Канада  и так далее. А где лучший друг Россия? Колхозы и совхозы приватизировали, в результате отрасль чуть не умерла. В общем не все так радужно, как кажется со стороны, - рассказывал Амагельды.
Они проговорили весь вечер, изрядно опьянели. Дмитрий узнал, что у товарища и коллеги трое детей, он женат на дочери известного с стране предпринимателя. Он долго вспоминал, кто такая Диана, ведь она приходила к ним на вечеринки в общежитие, но прошло столько лет, трудно вспомнить Дину среди многих девушек, которые посещали их студенческие вечера, а фильмов с ее участием он не смотрел. Он пригласил Амагельды продолжить вечер у него дома, повторно познакомить его с Диной. Друг отказался, ему завтра нужно быть с утра в казахском посольстве, затем он улетает. Пообещали созваниваться чаще, на том и расстались.

*  *  *
Николай сдружился с соседом по лестничной площадке Сергеем Глушко, сотрудником милиции. У него росли два мальчишки, и они шутили, подрастают женихи его девчонкам. Обычно Сергей звонил в квартиру Николаю, и говорил:
-Мыкола, мэни тут взятку горилкой далы, заходь, дернем…
И Николай заходил к нему. Ему нравилось бывать у Сергея. В доме царило спокойствие, уют и какое-то тихое умиротворение. Его полная жена Надя излучала доброту, никогда не упрекала мужа за выпивку, всегда выставляла закусочку, подавала рюмочки.  Впрочем они никогда не напивались, выпивали две, три рюмки и больше беседовали. Выросший во Львове Сергей, украинец до мозга костей, он тем не менее со скепсисом относился к нынешней политике в государстве. Не осуждал, старался понять, в чем его, простого жителя, в этом выгода?
-Знаешь, чего я опасаюсь? - понизив голос спрашивал захмелевший сосед. - Что мои хлопцы будут маршировать по улице с факелами, а батя будет встречать их со щитком и дубинкой.
-За что боролись, на то и напоролись, - кивнул Николай. - Мы с тобой еще помним старые времена, нам есть что с чем сравнивать. А наши дети? Что им вбивают в голову? С какими убеждениями они вырастут?
-Вопрос! - соглашался сосед. - Чего-то мы не туда заворачиваем. Представляешь, задерживаем негодяя за сбыт наркотиков. А он член партии «Свобода». Тут же набегают орёлики и начинают обвинять нас в зажиме демократии, в политическом заказе, приходиться отпускать. Недавно задержали одного за грабеж, ночью ворвался в магазин, под дулом пистолета потребовал выручку. Что ты думаешь? Оказывается он не думал грабить, он таким образом собирал деньги на благотворительность от партии «Украинская народная самооборона»! Этот негодяй нам еще кукиши крутил, когда его выпускали. А простого гражданина, который не в том месте улицу переходил или без билета в трамвае ехал, продержат сутки в обезьянике. Где справедливость? - спрашивал Сергей у Дмитрия. Тот отвечал:
-Так это вам нужно у властей спрашивать, где справедливость. Вы же  сами власть! Или кодекс уже не документ для вас?
-Да какая там мы власть! - с досадой отвечал сосед. - Вот сейчас у нас у власти бывший премьер-министр, экономист, он должен разбираться в экономике, думать о благополучии народа. А он чем занимается? - навалился грудью на стол сосед.
-Чем? - пьяненько спрашивал Николай, вылавливая соленный огурец на тарелке.
-А он беспокоится, чтобы ветеранам украинской повстанческой армии присвоили статус ветеранов не хуже, чем в свое время чествовали ветеранов войны. Велел во всех школах популяризировать это национально- освободительного движения. Утверждает, что голодомор - это целенаправленный геноцид украинского народа.
-Ты полагаешь, это не так? - осторожно спросил Николай.
Сергей уставился на него, переваривая суть вопроса, кивнул:
-Так! Но разве этим должен заниматься глава нашего колхоза. От того, что это так, у меня в кармане не прибавилось. Да еще цены на газ опять подскочили, никак с русскими не может договориться. Этим бы обеспокоился, а он мелочью заниматься. Его ли дело заниматься частными вопросами:  разогнал государственную автоинспекцию, нечего, дескать, им сидеть в кустах?
-Жалобы надоели. Ведь поборы на дорогах достигли вселенского масштаба, - напомнил Николай.
-А теперь на дорогах хаос. Пусть платят достойно, тогда и поборы снизятся. Разве это дело, когда я приносил домой два миллиона купонов, которых едва хватало заправить машину и два раза сходить на рынок за продуктами. Это же были фантики, а не деньги. Да и сейчас гривна не лучше, - махнул он рукой. - Дешевеет с каждым днем.
-Знакомо, - кивнул Николай. - Меня чуть из дома не выгнали за неспособность обеспечить семью. А взятки брать мне неоткуда. Солдат обдирать - совести не хватает.
-Жена у тебя красивая, но жесткая, - высказался Сергей, он помнил, как однажды пришел с бутылкой к соседу, только сели на кухне, пришла с работы жена, сказала, нечего устраивать в ее квартире шинок, и выставила их за дверь. С тех пор Сергей к ним не заходил.
-Красивая, - согласился Николай и вздохнул. - С красоты воды не пить. Лучше бы она борщ умела варить, как твоя жена.
-А что? Не готовит? - удивился сосед.
-Готовит. По выходным. В основном я с девочками у плиты стою.
Сергей захихикал.
-Ты прости, не могу представить, майор украинской армии стоит у плиты в фартуке.
Николай давно подозревал, что его жена терпит именно как няньку детям, который накормит их, поможет с уроками, пойдет с ними на прогулку. Но не мог он сказать об этом соседу. Оправдался тем, что жена занята на работе, задерживается допоздна.
-А ты слышал наши в Раде хотят протащить закон об люстрациях? - спросил сосед.
-Слышал, - кивнул Николай.
-Я че спросил: ты ж у нас в России училище заканчивал, не попадешь под него? - спросил сосед.
-Там говориться о тех, кто работал на руководящих постах в КПСС или КГБ. Или кто судил участников повстанческой армии, - возразил Николай.
-Да с наших станется! Найдут за шо придраться! Скажут, шо тебя москали завербовали, ты есть тайный агент, и выпрут из армии, - хохотнул Сергей, плеснул в рюмки водки себе и Николаю.
-Погодь! Ты же первый со службы и вылетишь, - напомнил Николай. - Ты же службу начал при Советах?
-А вот фик тебе! Я в милицию пришел в девяносто пятом.
Не могли тогда знать мужчины, пройдет совсем немного лет, подобный закон примут, он будет назваться «Об очищении власти», от которого пострадает более миллиона человек. Прежде всего он ударит по правоохранительной системе, из милиции, судов и прокуратуры уйдут не по своей воле профессионалы, в связи с чем, в стране возникнет всплеск преступности. По Украине прокатится волна самосудов, когда толпа начнет вбрасывать в мусорные ящики и обливать зеленкой представителей администрации. Теперь толпа будет решать, кто достоин занимать государственную должность, а кто нет.
 Чтобы уйти от скользкой темы, Николай сказал:
-Зато мы в НАТО вступим, - подлил он масла в огонь. Ему стало интересно, что по этому поводу думает сосед, почти гражданский человек, служба в милиции не в счет. У него в полку это известие приняли на «Ура!». Сергей посмотрел на него, трубочкой сложил губы, причмокнул, глубокомысленно извлек:
-И что хорошего? Вступим! Где Америка, а где мы? Она за океаном спрячется, а от нас одна пыль останется. Нам это надо? Чего мы на русских собак спускаем? Жили же в мире, что изменилось?
-Мы изменились. Наши правители заставляют нас измениться.
-В случае чего ты, как военный, пойдешь воевать с русскими? Ты же сам русский? - спросил Сергей
-Я присягу принимал. Должен выполнять приказ. Хотя не очень верю, что дело дойдет до военного конфликта с русскими. Это здесь, на западе не любят русских. Восточные регионы так не считают. Я родился в Одесской области, никто не говорил по-украински. В голову не могло прийти, что русские могут оказаться врагами. Это говорит о том, что есть две Украины, - разоткровенничался Николай спьяну.
-И я не верю. Хотя не считаю русских друзьями. У нас тут до войны жили в основном поляки и евреи. Украинцев было совсем мало. Поляки нас всячески притесняли. Потому среди молодежи и возникла организация национального движения под руководством Бандеры. Не зря потом мы отыгрались на них в Волыни. По идее, мы поляков должны не любить больше, чем русских. Но русские перед войной повели себя как слоны в посудной лавке, мне дед рассказывал, как НКВД начали проводить политику репрессий, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват, - рассказывал Сергей. - Они хуже поляков были для местного населения.
Николай кивнул.
-Нечто подобное было и у нас, в Одесской области, - подтвердил Николай.
-Не знаю, как у вас, а у нас, в начале войны всех арестованных, которых не успели отправить в Сибирь, расстреляли. А это не мало, почти две с половиной тысячи человек. И среди них половина украинцев, потому, как поляки к тому времени успели удрать на историческую родину. Конечно, оставшиеся украинцы стали поддерживать Бандеру. Он боролся за независимую Украину. От русских, от поляков и от немцев тоже. За что и пострадал, - рассказывал Сергей что знал от своих предков и родителей.
-А потом украинцы в городе перебили всех евреев, - вставил слово Николай. Водка умеет развязывать язык. То, о чем он знал из истории, которую преподавали ему еще в советской школе, он старался не распространятся. Теперь за рюмкой водки они ударились в воспоминания, Сергей старался оправдать действия своих предков. Николай не стал говорить, что первыми во Львов вошли батальоны «Нахтигаль» под руководством Романа Шухевича. Потом Шухевич уволился из немецкой полиции и ушел в леса, где орудовала украинская повстанческая армия, которой впоследствии и стал руководить Шухевич.
-Та брехня все это, - отмахнулся Сергей. - Евреев немцы уничтожили. Зато после войны в городе стало проживать больше украинцев. А на окраинах области продолжали сражаться  с Красной армией повстанческая армия. Где-то лет через пять после войны  Шухевича убили недалеко от Львова. И установилась окончательно советская власть.
-И во Львове  по-прежнему не любят русских? - спросил Николай. - Ты же был  пацаном, должен помнить, как оно было? - Допытывался Николай.
-Не русских не любили, не любили советских. Администрацию не любили, которая за каждое неосторожное слово сурово карала. Стукачей приветствовала. Опять начались посадки и переселение в Сибирь. Потому и начали возникать подпольные организации и кружки, вроде: Украинский национальный комитет; филиал украинского национального фронта; украинский рабоче-крестьянский союз; и черт его знает еще кто! Чорновил подпольно издавал самиздатовский журнал «Украинский вестник». Это тот самый Чорновил, который после перестройки стал председателем Львовского областного совета. С провозглашением независимости, мы все здесь очень радовались. У нас, у первых, над ратушей взвился сине-желтый государственный флаг. А в день провозглашения у нас было всенародное ликование, как у вас на Красной площади после объявления победы над Германией, часто показывали в хронике, - рассказывал Сергей.
-Оправдалось ликование? - мотнул головой Николай.
Сергей оглянулся, словно боялся посторонних ушей, хотя сыновья уже спали, жена ушла в комнату, чтобы не мешать мужчинам.
-У нас  во Львове за время Советов возникло столько заводов, работала промышленность, открылись университеты и техникумы. А сейчас что? Все закрывается. Молодежи деваться некуда, вот они и идут в националистические батальоны. Только неизвестно с кем они теперь будут сражаться. С русскими? Которые живут у нас, а не в России? Не знаю… Будущее не обозначено. Куда движемся, не определено. Кем будут мои сыновья? Не знаю! - обеспокоено развел он руками.
Чрез некоторое время они вновь вернулись к тому же разговору, уже при Януковиче, он на такой же вопрос соседа сказал:
  -Должно же у кого-то из власть имущих возобладать здравый смысл! Вряд ли дело может двигаться к военному противостоянию, вон, Янукович в Верховной Раде заявил о неготовности Украины к вступлению в НАТО, потребовал уволить прозападного главу МИДа Тарасюка. Так что вступление в НАТО отодвигается на неопределенный срок.
-Та и ото ж славно! - махнул рукой сосед.
Они выпили очередной раз на посошок, встали, пошли к двери, выпуская Николая на лестничную площадку, Сергей сказал:
-Как бы не сложилось между нами и россиянами, мы с тобой, Мыкола, никода друг на дружку воевать не пойдем. Хоть ты и русский...
Николай хлопнул соседа по плечу, кивнул в знак согласия,  прошел в свою квартиру, зашел  в ванную помыть руки, в это время Галя принимала душ. Он посмотрел на не утратившую былой красоты жену, на ее сохранившуюся, несмотря на роды, фигуру,  и ничего в душе не дрогнуло, как это бывало ранее, когда он не мог без вожделения смотреть на нее. Он вздохнул, вытер руки и пошел к своим девчонкам, взглянуть как они сопят во сне.

*  *  *
Дмитрий получил отпуск в июне, созвонился с братом, у того тоже отпуск договорились встретиться в Измаиле. Радости родителей не было предела, Николай приехал с дочками, жена не поехала, у нее отпуск позже, да если бы и совпал отпуск, все равно бы не поехала. Первого посещения после свадьбы ей хватило впечатлений, она больше никогда не приезжала в Измаил. Дмитрий приехал со своим четырехлетним сыном Виктором.  Жене Дмитрия помешали съемки, о чем она очень сожалела. К приезду сыновей отец убрал разбросанные по двору запчасти, в гараж спрятал все, что не радовал глаз. Конечно, по такому поводу пришли в гости все родственники. Поцелуи и объятия, восхищение подросшими дочками Николая и маленьким внуком - сыном Дмитрия. У Олега подрастал сын Володя, девочки взяли сразу над ними шефство, они  повели их в огород, который уже успели осмотреть ранее, показывать как растут помидоры. Жена Олега из подростка на вид после родов превратилась в миловидную, миниатюрную женщину. Она с с восхищением смотрела на Дмитрия, который жил в далекой Москве, его жена известная актриса, сам он в силу своей профессии встречается с разными значимыми людьми. В прошлый приезд с женой он в шутку попросил мать:
-Мама, ты откорми Дину, а то ее в проект из-за худобы не взяли, - попросил по приезду Дмитрий.
-Я не худая, а стройная, - возразила жена.
-Что за проект такой, в котором ее не взяли, - поинтересовался отец.
-Екатерину Вторую надо было сыграть. На закате жизни царица женщина дородная была. Дине надо было ее сыграть, впрочем ты сама расскажи, - попросил он Дину.
-Да чего там рассказывать. У нас Екатерину Великую играла актриса ей под стать, а тут она внезапно заболела. Режиссер попросил меня заменит ее. Я же роль знала, в этом спектакле я играла Екатерину Дашкову. На меня напялили костюм с плеча моей коллеги. На три размера больше. Режиссер увидел меня, сначала онемел, потом схватился за сердце, после чего произнес: «Бог ты мой! Екатерина Вторая из Освенцима сбежала!». И спектакль отменили.
Все рассмеялись.
-Вот, вот, мама, корми ее лучше, - сквозь смех сказал Дмитрий.
-Тебе нужна толстая жена? - с укоризной посмотрела она на мужа.
-Я переживу. Зато другие заглядываться перестанут.
-А что, заглядываются? - спросил Олег.
-Не то слово! На прогулку выходим перебежками, как по минному полю, в темных очках, шляпе, как шпионы по чужой территории. Если узнают, сразу просят автографы, занимают разговорами, - пояснил Дмитрий. - Здесь благодать, никто ее не знает, спокойно можно прогуливаться по городу. А там один упал перед нами на колени, говорит: «Брось его! Это он на меня. Озолочу! Все роли будут только твоими!» - обещал он ей.
-А ты?
-Что я? А!  Сказал, забирай! Если она захочет.
Смотри, Димка, уведут, - постерег дядя Леня, повернулся к Дине, спросил: - Уйдешь в погоне за богачеством?
-Мужа поменять можно, - согласилась Дина. - Только где же я найду такую измаильскую родню?! - и обняла мать Дмитрия.
Сейчас ее не было, все равно к приезду братьев приходили все родственники. Застолье заполнили не только родные, но и соседи. Сосед Петрович как всегда утверждал, что мальчишки выросли на его глазах, шкодливыми не были, а сейчас они выросли и он их уважает. Все очень надеялись, что приедет Дина, игру которой они смотрели в сериале. Канал, по которому шел сериал, на Украине не показывали. Олег организовал им просмотр по интернету. В определенный час они все собирались у Ольги Петровны и по компьютеру смотрели сериал с участием Дины. Не удержалась Варвара Петровна от вопроса, который волновал их всех, и который они бурно обсуждали при просмотре сериала:
-Дима, как ты мог допустить, чтобы она целовалась с тем Рихардом (партнер Дины по фильму)?
-Милые тетушки, это же кино! Это ее работа изображать влюбленность, поцелуи, в этом есть правда жизни, - старался пояснить Дмитрий.
Тетушки не успокаивались:
-И ты не ревнуешь, не запрещаешь ей подобные роли? - спросила Ольга Петровна.
-Если бы запретил, вы бы не увидели ее роли.
-Сынок, а она не уйдет от тебя? - с тревогой спросила мать. - Ведь она так любила этого Рихарда. А мужчина он видный!
-Мама, что же вы путаете жизнь с кино, Божий дар с яичницей. Рихард - актер Сергеев, у него жена, двое детей, мы его хорошо знаем, знакомы с его женой, вместе отмечали окончание съемок, - пояснял Дмитрий.
Позже Николай вспоминая этот разговор,  с юмором Николаю и Олегу говорил:
-Хорошо, что они не видели ее  в другом фильме в постельной сцене, тогда вопросов было бы еще больше и тревожней. Они не знают, что во время подобной сцены у бутафорских стен над бутафорской кроватью нависают операторы, осветители, режиссер, помощник режиссера и еще куча народа, сцены пять раз прерываются советами и дублями. Это потом, на экране, видна только интимная обстановка и эта воркующая пара.
В тот застольный вечер они долго обсуждали участие Дины в фильме, для них актриса - это нечто живущая в каком-то другом, сказочном мире, а их сын и племянник каким-то счастливым образом приобщен к этому загадочному миру. Дмитрий набрал телефон Дины и дал женщинам пообщаться с ней, чтобы они могли убедиться, что это та Дина, которая приезжала к ним, и была совсем простой в общении. Они ворковали с ней, высказывали свое сожаление, что ее нет сейчас с ними, они ее ждут в любое время и всегда рады ей. Мужья еле перехватили разговор, чтобы переключить внимание Дмитрия на  вопросы его жизни теперь в другой стране, - России.
Владимир Иванович дернул свою жену Варвару Петровну за руку, чтобы она не успела задать очередной вопрос про Дину, громко сказал:
-Кода нам объявили, шо у вас, в Москве дом взорвали, твоя мать за сердце схватилась, мы ее тут всем миром успокаивали, что в Москве не два дома, а ты живешь совсем в другой стороне, - хотя никто не знал в какой стороне живет Дмитрий, и в какой был взорван дом. - Кто же на такую подлость сповадился? - переменил он тему от киноучастия Дины.
-Чеченские боевики отомстили за свой разгром. Это, конечно, для всех было шоком. Дом сложился, как карточный домик, - пояснил Дмитрий.
-Много людей погибло? - спросила мать.
-Много. Люди спали, не ожидали ничего подобного.
-Куда смотрела милиция?
-Просмотрели. Боевики под видом строительного материала занесли в подвал мешки с гексогеном, а позже привели в действие эту адскую смесь. До сих пор москвичи в своих домах проверяют  подвалы и чердаки.
-И что, этих чеченцев никак не могут победить? - спросил отец.
-Почему? Победили. Остались разрозненные партизанские банды в горах, совершают вылазки в города и села. Выкурят их оттуда.
-Ага, это как у нас после войны бандеровцы, - подал голос Петрович, - сидят в лесах, потом совершают налет и убивают всех, кто под руку попадется. Я в то время в армии на западе служил, знаю. Убивали учителей, врачей, колхозных активистов, и все это во имя свободной Украины.
Леонид Васильевич не преминул спросить:
-Димка, а шо у вас там за Путин такой объявился? У нас тут болтают, шо он засланный разведчик, то зять Ленинградского мэра, а некоторые утверждают, шо ему московская мафия помогла сковырнуть Ельцина? - он больше всех интересовался политикой. Ольга Петровна стукнула мужа по спине, чтобы не приставал с глупыми вопросами, он отмахнулся от нее: «Погоди...»
Они все больше задавали вопросы Дмитрию, Москва теперь для них другая планета. Николая о службе во Львове почти не расспрашивали, им и так ясно, во Львове так же, как и в Одессе, только еще похуже. Евреев выжили, русский язык запрещают, памятники Бандере устанавливают, Ленину  и воинам победителям в прошлой войне сносят. На вопрос дяди Дмитрий улыбнулся, посоветовал меньше верить слухам.
-Так у нас других газет нет, - высказался отец.
-Путин, действительно, бывший офицер КГБ, потом возглавлял Федеральную службу безопасности, Дума назначила его премьер министром, Ельцин решил по состоянию здоровья покинуть пост президента и передал свою должность премьер-министру, у нас так по конституции положено, - пояснил Дмитрий. Мужчины не очень верили ему, что может сказать Дмитрий, который живет в России, и которому всю правду никто не скажет. Хотя он все же журналист, а они народ пронырливый, должен знать хотя бы половину правды.
-Ну и как он? - спросил сосед Петрович.
-После Ельцина - небо и земля. Прошло всего три года, рано что-либо говорить конкретно, если с осторожностью, в него народ начинает верить. В нем есть много чего такого, что вселяет надежду на возрождение России, - пояснил Дмитрий.
Мать внимательно слушала, она не очень в душе одобряла, что сын остался в Москве, но коль уж остался, она хочет, чтобы там было все нормально, жизнь стабильной и спокойной. Хотя и в далекой Москве взрывают дома, совершают террористические акты в метро. И все же у них  не бродят по проспектам толпы бездельников с флагами, и не кричат «Слава Украине!», притесняют на рынке бабушек, торгующих овощами, требуя делиться доходами от продаж, врываются в городской совет, если решение не совсем их устраивает.
Олег остался без работы, судомеханический завод, на котором он последнее время официально три раза в неделю работал, закрыли, теперь он с отцом Дмитрия и Николая по вечерам  занимается частным ремонтом автомашин. А основным местом работы стала фирма кабельного телевидения у Афанасия Егоровича, ветерана афганской войны.
-Передавай ему привет, - попросил Олега Дмитрий, после того, как расспросил о нем.
-Кто это? - спросил Николай, который не был знаком с Заботой.
-Замечательный мужик, - пояснил Дмитрий. - Меня с ним Олег в прошлый приезд познакомил. В Афгане воевал, получил инвалидность. Не потерялся, создал фирму в Измаиле. Бандеровцев ненавидит. Говорил мне,  если власть не найдет на них управу, украинский народ разберется с ними сам.
-Только гражданской войны нам не хватало, - буркнул Николай.
Гости изрядно в тот вечер выпили, потом горланили песни русские и украинские, разошлись за полночь, долго прощаясь и договариваясь, что в ближайший выходной день собираются у одной тетушки, потом у другой. Детей, несмотря на поздний час, еле уложили спать.
Отпуск у братьев начался.

*  *  *
Через день братья с девочками пошли в город, пройтись, посмотреть, что нового в нем, показать девчонкам город. Николай привозил их уже сюда, но они плохо помнят тот приезд, Яна была совсем маленькая, Ева чуть старше, но тоже почти ничего не помнить. Маленький Витя держал за руку отца, боялся его отпустить, затем побежал за девочками.
Они шли по бульвару в сторону городского собора, девчонки взявшись за руки шли по дорожке впереди, Николай на вопрос, как складывается у него жизнь, делился с братом тем, чем не мог поделиться с родителями:
-Полжизни потрачено бездарно. Служу не там и не тому. Живу с нелюбимой женой и в русофобском городе. Иной раз такая тоска наваливается, застрелиться хочется. Вот только девчонки меня на плаву и поддерживают. Подниму на ноги, плюну на все, вернусь в отчий дом. Буду отцу помогать ремонтировать технику. Откроем официально ремонтные мастерские. Так обидно, я майор армии не могу помочь своим родителям, у меня вся зарплата уходит на содержание семьи и коммунальных услуг, - грустно выговаривался Николай. - Ты вон, помогаешь им деньгами, купил мобильные телефоны, неужели хорошо получаешь? - спросил он.
-Не жалуюсь. У меня зарплата, пишу статьи, выступаю с лекциями. Дина за сериал получила не плохие деньги, я такие за месяца три не получу.
-У вас общий бюджет? - спросил Николай.
-А у вас по-другому? - задал встречный вопрос Дмитрий.
-Галя считает, что мужчина должен содержать семью.
-Куда же она девает свою заработную плату?
-На одежду, косметику, девчонкам кое-что перепадает, иногда домой деликатесы приносит.
-Странно! Никогда не думал, что супруги могут жить настолько разными интересами. Влип ты, брат.
-Влип, - грустно согласился Николай. - Я когда начал служить, не успел как следует ни с кем познакомиться. А тут красивая девушка, которая как-то сразу заполонила собой все пространство. Подумал, из хорошей, интеллигентной семьи, ты видел насколько они интеллигентные, да еще брат сослуживец, вот я и решил, добра от добра не ищут. А теперь спим под разными одеялами.
-Почему?
-Отдалились как-то. У  нее свой круг общения. От моих знакомых она крутит носом. Да и к себе я почувствовал совсем другое отношение после того, как привез ее сюда, к нам. Она решила, что у нас неравный брак. Ее сюда теперь калачом не заманишь.
-И что же теперь, у вас нет супружеских отношений? - осторожно спросил Дмитрий, стараясь не обидеть брата интимным вопросом.
Николай долго молчал, потом выдавил из себя, стыдясь признания:
-Если редко и происходит, то лучше бы их и не было. А то как одолжение делает. Словно я с протянутой рукой на паперти стою. Последнее время я махнул рукой на это дело.
-Да заведи ты в таком случае любовницу! Назло ей, - посоветовал Дмитрий.
-Когда! У меня ненормированный рабочий день. Я рано встаю и поздно прихожу. Если в части задерживаюсь, потом лечу, как ненормальный домой, она ведь тоже задерживается допоздна, а  дома девчонки одни. Я их покормить должен, уроки проверить, спать уложить, книжку на ночь почитать…
Дмитрий от негодования остановился.
-А она где допоздна бывает?
-Да черт ее знает… Я и не спрашиваю… все равно правду не скажет.
-Ну и дела -а!
Долго шли молча. Чтобы сменить тему разговора, Николай сказал:
-Я тут прочитал в газете, теплоход «Айвазовский» на металлолом отправили. Помнишь, в школе у нас экскурсия была в Одессу, поместили в теплоход пол школы старшеклассников и наш пятый класс, и рекой и морем свозили в Одессу.
-Очень жаль теплоход, - согласился Дмитрий. - Мне тогда он тоже казался сказочным дворцом на воде.
  -Я так тогда восхищался убранством теплохода. Ты мелкий был, все за мной увязывался, а я от тебя удирал по палубам. Я ведь тогда впервые с девчонкой поцеловался, мне было не до тебя.
Дмитрий улыбнулся, припоминая то время. Как удирал от него брат не помнил, а вот сам теплоход в память врезался.
-Владельцу русские предлагали больше, чем он получил за металл. Этот хрен патриотом отказался. Теплоход хотя и устарел, но выглядел еще довольно презентабельно, на своем ходу.
-Жаль,  здесь распродается все, что может принести хотя бы некоторый доход сегодня, о завтрашнем дне никто не думает. Досадно, что власти не думают  о будущем, - отозвался Дмитрий.
-А девчонку, с которой ты целовался, потом встречал? - спросил Дмитрий.
Николай мечтательно улыбнулся.
-До военного училища встречал. Потом больше не видел. Давно замужем, наверное, дети… Странно, сколько не приезжаю, в нашем маленьком городе почти не встречаю однокашников. Мне бы, дурню, надо было бы жениться на местной девушке, сейчас бы приезжали вместе домой. У меня в полку служит капитан Бойко, жена у него из его города. Для них праздник, когда они едут вместе в отпуск домой, я им по -доброму завидую, - с грустью говорил Николай.
Они дошли до памятника Суворову, девчонки оседлали пушки у его подножья.
Постояли, посмотрели на с детства знакомый монумент.
-Поржавел, - кивнул на памятник Дмитрий.
-Поржавел, - кивнул Николай. - Странно, что еще не снесли.
-Суворов чем им мешает?
-Твердолобым нацикам лишь бы что-нибудь сносить. Строить и созидать они никогда не научаться, - с досадой проговорил Николай.
Девочки убежали к собору и начали играть в догонялки между колонами. Маленький Витя пытался догнать их, девочки удирали со смехом от него. Когда мужчины подошли ближе, они с опаской заглянули в открытую дверь собора.
-Дядя Дима, папа, можно мы посмотрим внутри? - спросила старшая Ева.
-Конечно!
Они зашли в пахнущее ладаном помещение.
-Ой, а где же лавочки, - спросила младшая Яна.
-Здесь другая церковь, - пояснил Николай.
-Они не православные? - тихо спросил Дмитрий.
-Галя водит их в греко-католическую церковь. Родители  ее греко -католики. Причем ярые, несмотря на то, что тесть в советское время  был таким же ярым коммунистом.
Девочки осмотрели иконостас, иконы, росписи на стенах, вышли притихшие, придавленные тишиной в церкви в отсутствие службы.
-А у тебя какие отношения с церковью? - спросил Дмитрий.
-Я не атеист. И не могу сказать, что верующий. У меня сложные отношения с церковью. Солдатам прививают вкус к религии, приглашают священников читать лекции, учить слову Божьему. Православную церковь разделили, люди не знают, какому Богу нужно кланяться. И я слушаю те лекции, чем больше слушаю, тем больше у меня возникает вопросов. Солдаты пусть верят. Когда ушла прежняя идеология, образовался вакуум. С вакуумом в голове жить нельзя. Пусть его заполняет вера в Бога, - пояснял свою точку зрения в отношении религии высказывал Николай.
-У меня, примерно, такое же отношение к религии, - кивнул Дмитрий.
Они пошли в обратную сторону к дому. Девочки опять расшумелись, бегали по дорожке аллеи, прятались за кустами и лавочками, Маленький Витя пытался их догнать, обиженно останавливался, оглядывался на отца с просьбой в глаха, чтобы тот помог догнать ему несносных девчонок. Николай смотрел на них влюбленными глазами. Дмитрий, глядя на них, улыбался.
-Ты когда второго заведешь? - спросил Николай. - Время идет?
-Работаем над этим. То съемки, то спектакли,  гастроли, все некогда, хотя я ей сказал, всех спектаклей не переиграешь, всех денег не заработаешь. А потом будешь жалеть. Она тут уже один аборт в тихую от меня сделала. Нарвалась на скандал. Видите ли, ей дали роль, от которой может только дура отказаться. А в дурах может остаться она сама. Сложный вопрос, я посмотрел на твое счастье, - кивнул он на девочек, - приеду, поставлю вопрос ребром. - Ты лучше скажи, как тут, на бывшей моей родине, меняется что-либо в хорошую сторону? Тебе изнутри все же видней, чем нам, там по опросам социологов? - переменил он тему.
-Да какой там! У нас каждый новый правитель чуднее прежнего. Кучму объявили чуть ли не заказчиком убийства журналиста. С трудом, через майдан протолкнули вроде бы молодого, грамотного экономиста, он такую пургу несет, сидим, как в лодке, один ее качает, а всех тошнит. Министра обороны толкового найти не могут, ставят гражданского, которому военное дело, как телеге пятое колесо. Кстати, а почему ты не служил? Ты как отвертелся? - вспомнил, что брат в армию так и не призывался.
-Да так вот, дуриком и проскочил. Наши приписные документы от института в военкомате лежали. По окончании они эти дела то ли отослали по месту жительства студентов, мое в министерство обороны Украины, то ли списали в архив. Короче, не числился я у них. Я и не торопил события, полагал, пусть сами разбираются. Тем более, что армия при Ельцине была - врагу не пожелаешь. Солдаты московского военного округа стояли у метро с протянутой рукой, просили деньги, якобы, позвонить маме. На деле, их сержанты посылали собирать деньги на водку, дедовщина процветала жуткая. Да еще война в Чечне, куда посылали необстрелянных мальчишек. Они там погибали, некоторые пристрастились к наркотикам, возвращались с поломанной психикой. Хуже, чем в Афганистане было в свое время. Там хотя бы советская дисциплина присутствовала. А когда мне через три года стукнуло двадцать семь, я в военкомате нарисовался. Меня даже не пожурили. Таких, как я было тысячи. Сейчас бы я служить пошел.
-Сейчас стало лучше? - недоверчиво спросил Николай.
-Лучше, - кивнул Дмитрий. - Мы все убедились,  пришел лидер, которому верят. Исчезли из кремлевских кабинетов банкиры и березовские. Прекратилась активная война в Чечне, остались подпольные группки в горах, их тоже выкурят вскорости. Армия, нищая и коррумпированная при Ельцине, стала потихоньку приходить в себя. На боевом самолете полетел в Чечню, самолично убедился в положении дел. На службу безопасности страны Ельцин вообще махнул рукой, у нас американские спецы сидели на секретных заводах в качестве наблюдателей и консультантов. Он сам выходец из этой системы, начал наводить и здесь порядок. Мы сначала настороженно относились к нему, не думали, что Ельцин может отдать бразды правления абы кому. Ему ведь нужен был лояльный к его семье правитель.  Семью не трогает. Зато чувствуется твердая рука управленца. Наелись прежней лихой демократии. Вот ваши политики так много говорят о демократии, а по улицам  факельные шествия, порой толпа управляет политиками, а не наоборот. Разве это демократия?
-Демократией, как одеялом в холодную погоду, прикрываться хорошо, - проговорил Николай. - Твердая толковая рука нам ой как нужна!
Дмитрий обратил внимание брата на памятник погибшим воином в Афганистане.
-Смотри, несмотря на иную идеологию, памятник воинам афгана не сносят.
-Более того, в Измаиле не сносят и воинам погибшим во время второй мировой войны. Даже цветы возлагают, - подсказал Николай. - Во Львове, один памятник снесли, другой облили краской, а цветы возлагать опасаются. У стариков георгиевские ленточки срывают. Представляешь, к ветерану, благодаря которым они живут, подходит сопляк, срывает ленточку, ордена, оскорбляет его, пинает, а милиция стоит в стороне и не замечает подобного, - скорбно рассказывал Николай.
Не знали братья, пройдет совсем немного времени, и все в Украине изменится, и в Измаиле будут опасаться возлагать памятники павшим воинам.
-Неонацизм как зараза или раковая опухоль расползается по всему телу, если ее не удалять хирургически, Измаилу не миновать этой участи, - уверенно проговорил Дмитрий.
Словно в подтверждение его слов к ним подошли идущие по аллее братья Кравченко - Анатолий и Александр. Старший Анатолий скупо поздоровался, младший Александр в присутствии старшего брата обниматься с Дмитрием, с которым провел детство, не стал.
-Говорят, ты в москали записался, продал родину? - сузив глазки, спросил Анатолий, обращаясь к Дмитрию.
-А ты, говорят, в Измаиле стал первым бандитом, бабушек на рынке трясешь? - парировал Дмитрий.
У Анатолия глаза еще больше сузились, он недобро взглянул на братьев, медленно произнес:
-Брешут. Бери выше. Я ныне генеральный  директор рынка. А если кого и трясу, так это таких, как ты, которые против Украины выступают.
-Украину гробят такие, как ты, - вмешался Николай. - Пошли, Дима. Бывай здоров!
-Ты лучше украинский выучи, - на прощание посоветовал ему Дмитрий. За все время разговора Александр не произнес ни слова.
И бывшие однокашники  разошлись в разные стороны.
-А ты говорил, что в Измаиле случайно нельзя встретить однокашников, - с усмешкой напомнил высказывание Дмитрий.
-Да уж… Кого бы хотелось видеть, тех не встретишь… Ты свои статьи об Украине подписывай псевдонимом, - посоветовал Николай брату. - А то как бы эти ублюдки родителям не напакостили.
-Ты не первый даешь мне подобный совет, - кивнул Дмитрий.
Они прошли некоторое время молча под впечатлением встречи с братьями Кравченко, затем Николай задумчиво проговорил:
-Не знаю, что нас всех ждет. Неужели к власти придут такие вот, как этот, - кивнул он за спину в сторону ушедших братьев Кравченко. Помнишь, мы в юности спорили о высказываниях философа Ильина об Украине, и не соглашались с ним. Потому, что мы жили в другое, более спокойное время. А Ильин жил в те времена, когда оголтелые украинские националисты издавали статьи, в которых доказывали, что правящая нация украинцев выше всех остальных наций вокруг. Ведь этнических украинцев тогда было не так много. Как можно было Ильину не выступать против Украины, если идеолог украинского нацизма Донцов доказывал, что его правящая нация не должна испытывать ни милосердия, ни человечности в отношении личности другой нации. Дальше - больше. Уже в двадцатых годах, создаются организации украинских националистов, Союз украинских фашистов и много еще чего. Именно под впечатлением их идеологии во время войны создавали батальоны «Нахтигаль»и другие помощники фашистов. Идеология нацизма не умерла с победой русских в войне. Так до наших дней нацизм и культивировался в сознание украинской молодежи. А мы жили, и не замечали этого, - размеренно, подстраиваясь под шаг говорил Николай.
Дмитрий покровительственно похлопал Николая по плечу.
-Вишь, брат, как прозрел ты, живя в самом логове национального самосознания, - улыбнулся он. - Мне все это известно, я еще в институте диплом защищал по этой теме. Правящим украинским элитам выгоден нацизм, нацисты подобны цепным псам, которых спускают с поводка там, где их нужно использовать. Потому власти и смотрят на их художества сквозь пальцы, - проговорил Дмитрий.
Николай, соглашаясь, кивнул:
-Иван Грозный точно так же использовал своих опричников.
-Он использовал их до поры до времени, а потом сам же и уничтожил. Поскольку личность была авторитарная. Он смог удержать их от дальнейшего разгула, а ваши нацики могут легко выйти из под контроля, потому, что правители у вас нынче слабые.  Тот же Ильин сказал, чтобы предотвратить распад государства, во главе должна стать национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды жесткого, но не жестокого правления. Правда, все это он говорил о России, полагаю, это касается всех государств. В ином случае наступит хаос передвижений, погромов, отмщений, безработицы, голода и безвластия, - доказывал правоту философа Дмитрий.
-Похоже процесс хаоса у нас уже начался, - грустно подтвердил Николай.
-Пусть берут пример с России. Там тоже начинался процесс хаоса, пока к власти не пришел национальный диктатор, которому большинство жителей доверило наводить порядок. Не жестоко, но жестко. И мы все от того выигрываем.

*   *  *
Правильно отзывался сосед Николая о правлении президента Ющенко, ему бы, как экономисту, экономикой заниматься, а он увлекся темой голодомора - массового голода на Украине в тридцатых годах. Это стало его национальной идеей-фикс. По всей Украине стали открываться памятники, выставки, музеи жертвам голодомора. Этим он хотел сплотить нацию. Утверждал, голодом Россия хотела усмирить украинский  свободолюбивый народ. Верховная Рада издала закон, в котором голодомор квалифицировала как геноцид украинского народа. Несмотря на все потуги Ющенко, нация не стремилась сплачиваться вокруг этой идеи, от Ющенко стали отворачиваться даже его недавние сторонники. От него отвернулась ближайшая соратница Юля Тимошенко, которая два раза при нем становилась премьер-министром, и о которой Ющенко потом отзывался, что Юля Тимошенко его самая большая ошибка. В русской печати, которую тогда еще можно было найти в киосках или прочесть в интернете, печатали высказывание президента России Медведева, за последнее время  произошел отход от  принципов дружбы и партнерства Украины и России, произошел разрыв в исторической и духовной сфере, в этом усматривается русофобская политика президента Ющенко. Даже в полку, в котором ранее все признавали победу Ющенко, теперь чесали затылки, а те солдаты и офицеры, которые стояли с ним на майдане, откровенно плевались, и говорили, зря они его там охраняли, пусть бы сторонники Януковича там побаловались. Не прошло и двух лет правления Ющенко, как недовольная его правлением Рада отправляет правительство в отставку, с чем он не согласен и начинается затяжной конфликт. Все это происходит на фоне скандала с Россией, Украину  обвинили в краже российского газа. Спешно принятое соглашение по газу приводит к скандалу в стране.
Олесь Омельченко остался в Киеве. Его в охрану президента не взяли, там принимали только офицеров специально обученных из службы безопасности, но его услуги не забыли, оставили служить в комендантском полку. Недалекий Олесь думал, охранять президента те же функции, какие у охранника, который охраняет супермаркет. Сиди себе на стульчике у дверей президента и решай, кого пускать к нему, кого нет. Только кому нужен рыхловатый офицер, который кроме строевой подготовки не имеет за душой никаких иных навыков, об оперативной работе он вообще ничего не знает. В комендантском полку нужна луженная глотка и умение тянуть ножку. И все же о нем иногда вспоминали,  пользуется доверием администрации президента, ему поручаются некоторые деликатные просьбы, о которых Олесь призрачно намекает по приезду домой, но о них не распространяется. Во всяком случае, его материальное положение значительно укрепилось. В свой полк он теперь заезжал как почетный гость, к его мнению прислушиваются, с его легкой руки Николай был назначен начальником штаба полка. Вдовушку в Киев он с собой не взял, якобы, у него там появилась зазноба, с которой он готов заключить официальный брак. Олесь еще больше раздобрел, появился значительный животик, лицо приобрело форму шара, лоснилось от сытости и довольства, лысина покрыла большую часть черепа. Ему присвоили звание подполковника, хвастал, скоро станет полковником. Он приехал в полк, чтобы вместе с командованием организовать торжественное мероприятие - отметить шестьдесят четвертую годовщину создания украинской повстанческой армии, поскольку президент издал указ «О всестороннем изучении и объективном освещении деятельности украинского освободительного движения и содействия процессу национального примирения». По секрету сказал, готовится указ о присвоении Героев Украины Шухевичу и Бандере. Полк выстроили, торжественно зачитали указ. Трижды прокричали: «Слава Украине!». Сотни глоток ответили: «Героям Слава!».
  Уже дома, выпивая в домашней обстановке, Олесь самодовольно говорил маме и отцу:
-Вот мы и дождались славного момента, когда не надо говорит шепотом о славных делах наших предков.
И только сейчас Николай узнал, что дед по материнской линии состоял членом украинской повстанческой армии, его поймали за злодеяния в селе подо Львовом, и расстреляли на месте. А деды по линии матери и отца у Олеся  состояли в подпольном движении уже в советское время. Потому так и чтят в семье Бандеру, портрету которого был так удивлен Дмитрий в первый день знакомства с ними. Теперь портрет висел на самом почетном месте. Николай слушал его пьяное бахвальство, и как всегда - молчал. И если ранее Олесь его молчание воспринимал, как нежелание спорить на тему, которая ему была не близка, то теперь он начинал злиться и упрекать Николая в скрытом сопротивлении. Николай понимал, его уже и так недолюбливают в этой семье, да еще карьера зависела от шурина, он слабо отбивался:
-Олесь, ты же знаешь, я политикой не занимаюсь. Мое дело военное. У тебя ко мне, как к начальнику штаба есть нарекания?
Тот тупо уставился на Николая, мотнул головой:
-Нет!
-Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы я, как те пацаны, бегал с факелом по улице? Так я уже не пацан. Да и задачи у нас иные. Ты лучше скажи, зачем мы поставляем Грузии оружие? Она собирается с кем-то воевать? - спросил Николай, чтобы отвлечь шурина от разговоров о политике.
-Ты что, не знаешь, что Грузия дружественная нам страна? Русские помогают абхазам и осетинам, мы грузинам, того и гляди там вспыхнет конфликт. А ты откуда знаешь об этом? - удивился Олесь.
-У нас сняли с боевого дежурства несколько зенитно-ракетных комплексов «БУК», в сопроводительных документах стоял адрес получателя — Грузия, - пояснил Николай.
-Ты об этом помалкивай, - предупредил Олесь.
-Одно дело продавать некондицию, другое дело отдавать действующие комплексы. У нас самих их не так много, - напомнил Николай.
-Ничего, нам американцы обещали подкинуть кое-что получше, - загадочно помахал рукой Олесь.
Он шел  потом домой и думал, как прогадал он в жизни, став военным. Ведь поступал он в военное училище еще в Советском Союзе, когда быть военным было почетно. Он с юности мечтал стать военным, знал, ему шла военная форма, он читал о славном пути многих военноначальников, хотел подражать им. В результате он вынужден терпеть, не служить, а дослуживать, тянуть до пенсии. Потому что эту службу нельзя назвать службой при высокой коррупции, когда иной раз зарплату выдают только тогда, когда какую-то часть ты оставишь военному кассиру. Нельзя получить продвижения по службе не дав взятку. Это даже не называют взяткой, настолько все привыкли к подобному положению вещей, подобное положение стало просто нормой. Ему тоже приходилось отдавать часть зарплаты, несмотря на то, что ему протеже составлял Олесь Омельченко.

*  *  *
В начале октября две тысячи восьмого Львов посетил президент Ющенко. Город украсили транспарантами, встречали его как зарубежную звезду. Отцы города постарались. И хотя на пресс-конференции президент говорил правильные вещи: сделать высшее образование общедоступным по всей Украине; о доступном жилье для малоимущих граждан; о проблемах многодетных семей, детей сирот, и прочее, ему уже мало верили. Не зря на парламентских выборах его партия пришла лишь третьей. Обиженный президент распустил Верховную Раду и назначил новые выборы на двадцать седьмое мая. Рада и правительство с этим не согласились, поняли, цель Ющенко вернуть себе полномочия, утраченные в ходе президентских выборов, когда республика стала парламентской. Склоки длились до декабря и премьер -министр Тимошенко первой предложила Ющенко подать в отставку. Ей вторили  с предложением импичмента Янукович и лидер коммунистов Симоненко. Пока в коридорах власти шла драчка, полк в котором служил Николай подняли по тревоге. Причина не была ясна, все ждали разъяснений из штаба дивизии. Штаб молчал,  запретили выходные, офицерам приказали находиться на казарменном положении. На следующий день пришло разъяснение и тут же объявили по телевидению: Россия напала на Грузию. Николай был в недоумении. Зачем большой России нужна маленькая Грузия? Сведения дозировались скупо: российские танки дошли почти до Тбилиси, и только вмешательство западной дипломатии остановило русских на пороге грузинской столицы.
-А ты спрашивал, зачем мы поставляем оружие грузинам, - довольно сказал Олесь во время кратковременного посещения Львова.
-Не понимаю, зачем нужно России нападать на Грузию? - пожал плечами Николай.
-В этом вся агрессивная суть российского руководства. Ты думаешь, Россия когда нибудь смирится с  потерей своих территорий? Белоруссию они уже объявили своей вотчиной, погоди, она скоро и нас захочет прибрать к рукам. Только не видать ей Украины, как своих ушей, - бахвалился Олесь.
Что на самом деле произошло в конфликте между Грузией и Россией точно не сообщалось, велели рассматривать официальную версию: Россия совершила агрессивный акт. Европа осудила российское руководство, вела санкции. Никто не сомневался в официальной точке зрения - Россия агрессор.
Через три дня в полку объявили отбой тревоге. Этот инцидент дал повод для заявления Ющенко, что Украина вступит в НАТО и будет наращивать свой военный потенциал. Утверждает, что следующей страной для агрессии со стороны России станет Украина.
В полку Николай на высказывание президента поделился с близкими ему по духу офицерами, которых становилось все меньше и меньше. Некоторые уволились или перевелись ближе к своим домам. Капитан Бойко высказался по этому поводу:
-Наращивать свой военный потенциал - это хорошо, правительство всегда должно об этом заботиться. Иначе, какая это армия?
-Что-то мы не видим никакого наращивания, - возразили ему. - Как несем службу со старым советским оружием, так и несем. А где отечественные новые образцы вооружений?
-Откуда им взяться, половину заводов стоят, - напомнил Николай.
-Американцы обещали подбросить нам стрелковое оружие, и снаряды для новых противотанковых пушек, - напомнили ему.
-Так они тебе и дадут новое, старье скинут: на тебе Боже, шо нам не гоже. Катера списанные ржавые нам продали, мы им за это еще спасибо говорим. А если доллары выдавать на вооружение, то они не дойдут даже до заводов, верхушка распихает их по карманам, а возвращать долги будем мы и наши дети. Лучше они вместо пушек нам масла подкинули, - высказался еще один офицер.
-Да тише ты, комполка услышит, -  шикнул на него офицер связи.
-Каждое государство должно строить свои вооруженные силы и разрабатывать свою военную технику, а не надеяться на чужого дядю, - отозвался Николай.
В январе снова недопоставки газа Россией, в квартире едва горит комфорка, а цены опять за газ возросли. Премьер Тимошенко объявила, в этом виноват Ющенко, который хотел сохранить коррупционного криминального посредника газа «Росукрэенрго», она потребовала от президента отчитаться перед парламентом по поводу злоупотреблений и коррупционных действий нацбанка в пользу «Надра-банка», и не без известного на Украине олигарха мажоритарного акционера «Надра-банка»  Дмитрия Фирташа, который являлся спонсором украинской оппозиции Яценюка, Тягнибока, Кличко. Пока паны наверху скубуться, население ропщет, но молчит. Молчит, потому что любое протестное выступление тут же стараются подавить не столько силами милиции, как силами националистически настроенной молодежи, которая выходит навстречу протестующим с палками в руках, обвиняя митингующих в покушении на демократию молодой республики.
Однажды он был свидетелем подобной выходки молодежного нападения на демонстрантов. На девятое мая он был выходным, взял дочек прогуляться по весеннему городу. В центр пошла жиденькая колона ветеранов войны, в основном стариков и пожилых женщин. На груди у многих ордена и медали, георгиевские ленточки. Они ничего не скандировали, не пели, шли молча к бывшему памятнику освободителям города от немецких захватчиков, его в прошлом году снесли, остался один пьедестал. На пути у демонстрантов стояли стеной молодчики с палками в руках. Сотрудники милиции стояли далеко в стороне и безучастно наблюдали за происходящим. Колона встала вплотную к молодым людям, не веря, что те могут поднять руку на пожилых людей. Но те решительно двинулись навстречу и стали напирать на них просто массой, требуя убрать медали, срывали георгиевские ленточки, топтали их ногами,  поскольку они являются запрещенной символикой тоталитарного режима. Вырвали из рук ветеранов венок, который они хотели возложить к постаменту уничтоженного памятника, выхватили у женщины копию знамени Победы и демонстративно сожгли его. Спор, крик, плач. Милиция вначале хотела вклиниться между ними, националистически настроенная молодежь, в основном из партии «Свобода» закидала милицию камнями и дымовыми шашками, они отступили и стали безучастно наблюдать за происходящим.
-Папа, что происходит? - спросили испуганные дочки.
-Происходит то, чего не должно быть, - жестко сказал он. Он хотел вмешаться, вклиниться в толпу, призвать к совести молодежь,  дочки испуганно вцепились с двух сторон в его руки, и он сжав зубы, повел их домой. По дороге девочки не могли успокоиться.
-А почему эти хулиганы напали на дедушек? - спрашивали они. - Кто эти люди с цветами и медалями?
-Это  победители в последней войне, ветераны, которые остались живыми. А про себя подумал: «Чтобы дожить и увидеть это безобразие, когда защищают потомков тех, кого они тогда не успели после войны добить».
-А почему милиция не разгонит этих хулиганов? - допытывались девочки.
-Для меня это тоже загадка, - хмуро ответил отец.
Вечером он встретил возвращающего с работы соседа Сергея Глушко в милицейской форме, спросил:
-Сергей, почему власти не разрешают ветеранам пройти по городу? Они же не нарушают общественного порядка? Почему на их пути тогда стоят не вы, а какие то недоумки?
Сергей вздохнул, ответил:
-Ты этот вопрос задай нашему министру  внутренних дел Юре Луценко.
По тому, как сосед назвал презрительно имя министра Юрой, а не Юрием, понял, насколько не уважаем в своей милицейской среде  их министр. Впрочем он тут же подумал о своих министрах обороны, которые тоже не пользовались среди военных уважением. Особенно предпоследний, тоже Юрий, однако Ехануров, который никогда не был военным, болтался в коридорах власти от заместителя киевской администрации, депутата Рады, заместителя премьер -министра, и прочее, до министра обороны в правительстве Тимошенко. Присвоили ему звание полковника. Что может хорошего сделать для армии подобный министр? Конечно,  в первую очередь он начал набивать карманы. Ревизия вскрыла ряд хищений и злоупотреблений властью, его обвинили в коррупции и отправили в отставку. Хотя по хорошему, надо было посадить. Да вот беда, нет коррупции на Украине, и сажать, соответственно, не за что. Своих не бросают, на момент выборов Януковича, он пребывал в должности руководителя киевской городской организации партии «Наша Украина». Сменил его профессиональный военный Валерий Иващенко, который окончил Военную инженерную академию имени Можайского, прошел все ступени службы, дослужился до заместителя министра обороны, после снятия Еханурова временно исполнял его обязанности до новых выборов президента. Случилась новая беда, его посадили за то, за что не посадили предшественника. Он как то не так реализовал на сторону имущество Феодосийского судомеханического завода.
*  *  *

Последующие годы до переизбрания президента Ющенко ничего нового в  жизни Николая не превознесли. Все так же ходил на службу, выезжал на учения, принимал новую технику, подаренную западной коалицией. Все меньше законности наблюдалось в общественной жизни города, все большую силу приобретали радикальные партии со своими силовыми отделениями. Все так же Верховная рада сражалась со своим президентом, сам же президент при плохой игре старался сохранять бодрость духа. На ежегодной пресс-конференции «Спроси президента» был опубликован чей-то смелый вопрос: «Уважаемый господин президент, скажите нам, простым людям, сколько нужно вам заплатить, чтобы вы вместе со всеми своими депутатами, министрами навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?» И подпись. На что Ющенко ответил, это провокационный вопрос, спросивший, наверняка, находится в России, а лично его и депутатов избирал народ. Вместе с тем он отметил: что благодаря демократии, журналист может безбоязненно задавать подобный вопрос, в другой стране его бы привлекли к ответственности. Не чувствовал президент или не хотел видеть, что от него отвернулись почти все, даже бывшие соратники. Юлия Тимошенко, которая больше всех драла глотку на майдане, дескать, только Ющенко достоин доверия народа, два раза объявляла ему неофициальный импичмент, выдвинула свою кандидатуру на пост президента.
Военных всколыхнуло сообщение о том, что посол Украины передал в штаб-квартиру НАТО письмо, подписанное президентом Ющенко, премьером Тимошенко, и спикером Яценюком о вступлении в организацию, что для всего украинского парламента стало неожиданностью, не только для военных. Узнали об этом письме от американского сенатора, который посетил Киев. Парламентарии возмущались, за их спиной три политика решают судьбу целого народа!
Опять офицеры полка задавались вопросом, станет ли лучше им служить, повысится ли от того денежное довольствие, а потом уж задумывались о военной составляющей. И второй вопрос, зачем стране это нужно, если они не собираются ни с кем воевать? Не лучше ли им принять статус нейтральной страны, как Швейцария, например?
-Успокойтесь, - говорил начальник штаба Орлов своим подчиненным товарищам по оружию, - парламент отозвал письмо, поскольку такое решение требует референдума жителей страны.
Правда, два месяца Рада бурлила, парализованная дебатами по этому вопросу, и только потом вынесла решение о проведении референдума в случае, если избиратели того пожелают.
Олесь наконец решил официально жениться. Он привез из Киева разведенную женщину, с которой познакомился, когда находился в Киеве. Свадьбу сыграли в ресторане. Николай смотрел на раздобревшую фигуру своего шурина, тот вальяжно расположился в кресле, пот блестел на его лице и лысине, он снисходительно выслушивал поздравления и принимал подарки. Его жена ему под стать фигурой, испугано рассматривала родственников мужа, явно не ожидала такого, по ее мнению, великосветского приема. На свадьбе присутствовали почти все первые лица города. Галя перед свадьбой познакомилась с ней, высказала свое мнение о будущей жене Олеся:
-Деревня деревней! Я думала она из Киева, а она из деревни, работала официанткой в офицерской столовой. Там ее и приметил Олесь.
После свадьбы Олесь повез жену в новую квартиру, которую купил год назад.
Говорят, прежняя пассия Олеся при встрече чуть не выдрала волосы его жене.

В преддверии предстоящих президентских выборов зарегистрироваться решили неимоверное количество кандидатов, свыше сорока человек.
Николай ворчал:
-И мне, что ли, пойти податься в президенты! Уж если такие личности, как ужгородский голова Ратушняк, да нацист Тягныбок хотят стать во главе государства, полагаю я честнее их и грамотнее.
И вздыхал: «Жаль, что я не политик!». Знал сколько для этого денег надо и откуда они берутся у кандидатов. Там нет ни одного честного политика за редким исключением. В итоге зарегистрировались восемнадцать человек. Среди них такие одиозные фигуры, как самовыдвиженец Арсений Яценюк, который будучи на посту спикера до такой степени зарекомендовал себя безвольным и  недалеким, что его всерьез никто не воспринимал. Дали ему кличку «Кролик», избиратели махали у его офиса морковкой. Пройдет всего три года и этот «Кролик» еще проявит себя, наступит его звездный час. Ринулись в гонку все лидеры крупных и мелких партий:  коммунист Симоненко, социалист Мороз, Тигипел - Трудовая Украина, и так далее. Ющенко сколько раз отговаривали не вступать в гонку, его рейтинг ниже плинтуса, он упрямо шел вперед, доказывая, что его президентское правление является самым успешным за всю историю суверенной Украины. По итогам выборов он едва набрал пять с половиной процентов, что не мешало ему впоследствии утверждать в своем успешном президентстве. Его обогнал даже Яценюк, которого никто сначала не принимал всерьез. Что в таком случае говорят кандидаты о низком проценте? Происки врагов и подтасовку бюллетеней! Как и следовало ожидать, во второй тур вышли Янукович и Тимошенко. Перед первым туром, Тимошенко попросила президента Грузии Саакашвили прислать грузинских наблюдателей. Тот пообещал прислать грамотных, опытных наблюдателей, и на Украину ломанулись более двух тысяч наблюдателей. Им отказали в регистрации, поскольку стало известно - среди «опытных и грамотных» нет ни одного человека с опытом наблюдателя на выборах, полторы тысячи были вообще грузинскими безработными, около ста человек грузинские силовики из спецподразделений, остальные из полиции и армии. Юля подала в киевский апелляционный административный  суд иск, чтобы данных наблюдателей зарегистрировали,  в итоге,  после опубликованных телефонных переговоров Тимошенко с Саакашвили, в регистрации грузинским наблюдателям было окончательно отказано.
Не только подполковнику Николаю Орлову было ясно, что могли бы сделать на наблюдательных участках почти половина из всех наблюдателей две  тысячи грузинских засланных казачков. Уже во время выборов сторонники и противники бывшего президента говорили, ничего хорошего от нового президента стране ожидать не приходиться. Олесь Омельченко остался в Киеве, хотя новая метла вымела его с прежних насиженных мест, он остался в киевском гарнизоне, где с ним не очень считались, он получил должность, несоответствующую его званию, припоминая прежнюю его заносчивость и чванство. Олесь затаил злобу, открыто грозил: «Мы свое еще возьмем...».
Николай с затаенным злорадством спрашивал его:
-Скажи, стоило тогда, на майдане так за него задницу рвать, если он набрал процентов чуть больше жирности молока?
-Да иди ты!.. - огрызался Олесь.
-Все соратники отвернулись от него, один ты верен остался, - корил он шурина.
-На нашей улице еще будет праздник! - уверенно обещал Олесь.
Единственное доброе дело удалось сделать Николаю в полку, он в отсутствие Олеся сумел протолкнуть кандидатуру капитана Бойко на должность командира батальона с присвоением майорского звания. Которому, в свое время, Олесь обещал, что он до пенсии в лейтенантах прослужит. На это известие Олесь при встрече с Николаем криво улыбнулся и спросил:
-Дружков проталкиваешь?
-Он не друг, а боевой товарищ. К тому же он грамотный офицер, его рота заняла второе место на последних учениях, - спокойно ответил Николай
-Офицер может он и хороший, а вот как человек - дерьмо. Да и ты не лучше. Одного поля ягодки, - махнул рукой Олесь и ушел в сторону от дальнейшего обсуждения.
Николай  шел домой в полном раздумье, в стране бардак, и в полку не все ладно, все больше офицеров подвержены националистической риторике, и дома непонятно какие отношения.
 На подходе к дому встретил возвращающегося с работы, соседа Сергея  Глушко,  уставшего и не менее грустного, чем Николай.  Николай спросил:
-Что-то не вижу в твоих глазах оптимизма. Опять молодежь бузила?
-Та не! Ты газеты читаешь?
-Профессор Преображенский советовал на ночь не читать украинских газет, - пошутил Николай.
-Зря! Нашего Юру  на недолго   кышнули.
-Какого Юру? - не понял Николай.
-Та министра нашего, Луценко! - пояснил сосед.
-Чё, тож проворовался?
-Не, за це у нас не снимают. Обеспечил рейдэрский захват полиграфкомбината, на котором печатают бланки для президентских выборов.
-Зачем ему это надо?
-Та ото ж! Юля  захотела подчинить комбинат себе, а Витя (Ющенко) воспротивился. Он послал свои внутренние войска, те выдворили оттуда милицию, Юру уволили, а через час Юля восстановила его в должности исполняющего обязанности, - пояснил Сергей.
-Ну я скажу, у вас дела похлеще наших! - восхитился Николай. - Это ты из -за этого такой грустный? - спросил он.
-Та не -е! Зарплату опять задерживают, а работать заставляют по две смены. Шо там с выборами, кто кого? - спросил Сергей.
-Идут ноздря  в ноздрю. Ты сам за кого пойдешь?
Сергей махнул рукой.
-Кого не выберешь, результат будет все тот же. Оба  заботятся не о нас с тобой. Не пойду я голосовать.
И пошел тяжелой походкой в подъезд, на входе обернулся, сказал:
-Кого бы не выбрали, заходи, обмоем. Все равно повод в наличии имеется.
Во втором туре Грузия не  послала ни одного своего наблюдателя на избирательные участки Украины.
Президентом страны был избран Виктор Федорович Янукович. С этим не могла согласиться Юлия Тимошенко. Она подала исковое заявление в Высший административный суд об обжаловании президентских выборов. В иске ей было отказано, на что она решительно заявила: «Это не суд! А Янукович не легитимный президент!».
Новоиспеченный четвертый президент Янукович на радостях произнес свою речь по-русски, за что тут же получил выговор от депутата Вязиевского,  дескать, «не гоже кандидату на высший пост страны выступать не на государственном языке».
Заканчивалась двадцатилетняя эпоха независимости суверенной Украины.

Часть третья.

Подполковник Николай Орлов глядя на своего заместителя, который очень переживал о проигрыше своего кумира президента Ющенко, сказал с издевкой:
-Наверное, вы единственные в полку с Омельченко, которые так сожалеют о сбитом летчике.
-Почему? Вы не правы, пан подполковник, у нас многие в городе голосовали именно за него. Вы думаете, Янукович долго усидит в президентах?
-Поживем - увидим, - не стал спорить Николай.
Он знал,  в особом отделе он и так уже на заметке, благодаря стараниям своего заместителя. Про себя подумал: «Может дело и правда сдвинется с мертвой точки в лучшую сторону. Сколько же нам еще терпеть деградацию государственных органов». Полк стал походить не на воинское подразделение, а на сборище банды батько Махно. Обмундирование не выдавали, офицеры должны были покупать за свой счет. Купить не всегда возможно, не было в продаже некоторых мелких аксессуаров на погоны и в петлицы, даже сапог и ботинок на всех не хватало. Поэтому в строю офицеры и сержанский состав выглядели не очень браво, командиры закрывали на это глаза. Давно существовал негласный приказ, срочников оставлять служить по месту жительства, чтобы родственники им помогали, и по возможности офицеров тоже направлять ближе к родным местам.
Кстати, по мнению Николая, Янукович начал не так уж и плохо. Сразу сократил штат президентского секретариата, образовал национальный антикоррупционный комитет, подписал новый налоговый кодекс, и многое чего другого хорошего. А вот статус второго русского языка не признал, украинский язык остается единственным государственным языком. Обещал упразднить воинскую повинность в форме прохождения срочной службы в вооруженных силах. Отправил в отставку правительство Юлии Тимошенко. Это не совсем выглядело как месть, поскольку за отставку голосовало большинство в Раде и даже семь ее верных партийцев из ее же блока не поддержали ее. Николай одобрил принятие нового закона, который ограничивал уличные протесты. Надоели выходки молодчиков, которые по каждому случаю устраивали шабаш у здания городской администрации. Правда, на тот закон они наплевали, и собирались по прежнему по первому зову своих вожаков.
В этом году Николай всей семьей решил погостить у брата в Москве. Последние годы братья стали особенно близки. Разница в возрасте с годами стала не заметной. Николай признавал интеллектуальное превосходство младшего брата, у него  кругозор шире, он вращается среди большого количества умных людей, общается с иностранцами, благо владеет двумя языками, благодаря Дине в курсе всех новинок в кино и театре. Он же, Николай, дальше казармы нигде не бывал, в театры с женой не ходил и по молодости, книг не читал, - некогда. Успевал просматривать новости по телевизору, иногда смотрел юмористические передачи с молодым  и талантливым сатириком Зеленским. Он с таким едким юмором со сцены прокатывал бадеровцев, зал ухахатывался.
Он ехал в Москву с приподнятым настроением. Ему интересно, какой стала Москва с тех пор, как он учился в училище. Уговаривал жену поехать с ним, она ни в какую:
-Я! К москалям! Которые нашу родину попирают! Ни за что!
-С чего ты взяла? Они разве оккупировали Украину? Или тебе мешают преподавать украинский язык? - в сердцах высказывался Николай.
Младшая Яна тоже вторила матери:
-Не поеду. Они там размовляют на собачьей мове, противно слушать.
-А еще у москалей рога на голове выросли, - с усмешкой укоряла сестру Ева. Она согласилась ехать с отцом безоговорочно. Общими усилиями уговорили поехать и Яну.
Дмитрий ждал брата с приподнятым настроением. Ему хотелось показать брату и племянницам обновленную Москву. Ведь во время учебы на первом курсе столица выглядела серо и убого. Разбитые тротуары, у каждого метро палатки с пивом и прочей чепухой, мусорки переполненные, ветер гонял обертки и обрывки газет. Безликие дома, которые строили в спальных районах один похож на другой, убогая коробочная архитектура, негде глазу остановиться. Он вспоминал, как они с Диной посетили Венгрию, насколько их поразила архитектура столицы, которая со средневековых времен только совершенствовалась и не позволяла разрушать старинные дома. В старом городе Веспрем они так же любовались старинными улочками, необычной архитектурой, и только в центре стояла из бетонных плит коробочка, так не вписывалась она в архитектурный стиль города. Оказалось, это дар городу от членов советского политбюро. В нем располагался райком партии. Теперь это уродливое здание не знают как использовать. В советское время в Москве снесли столько памятников старины, церквей, взорвали храм Христа Спасителя, построенного в память павшим воинам во время нашествия Наполеона, член политбюро Каганович предлагал снести храм Василия Блаженного, чудом не случилось. Зато на окраинах настроили столько безликих коробочек, среди которых можно было заблудиться. Не зря режиссер Рязанов снял по этому поводу фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Зато сейчас на Москву любо дорого посмотреть, в этом есть заслуга мэра города Лужкова. Появились красивые торговые комплексы, не хуже чем в Будапеште, которые так удивили и восхитили Дмитрия и Дину. Отреставрировали старые и старинные дома, оригинальная подсветка делала их в вечернее время еще более сказочными.
Орловы купили себе двухкомнатную квартиру недалеко от прежней квартиры Дины. Они хотели квартиру Дины продать или сдать друзьям, но когда приезжали Димины родители, и останавливались в прежней квартире, чтобы не стеснять сына, решили, пусть та квартира остается гостевым домиком. Ведь в Москву часто приезжали однокурсники Димы, друзья и родственники. Наконец, через несколько лет родители Дины и Дмитрия познакомились. Родители Дины так и не смогли ни разу  съездить в Измаил. Знакомство состоялось в ресторане, но обе семьи чувствовали себя сковано, не знали о чем говорить, отец Дины вежливо расспрашивал о жизни в провинции, об Украине в целом, женщины поговорили о детях, мужчины крепко выпили, и на том расстались. Две разных семьи, разного статуса, разной ментальности мышления, они никогда не смогут говорить на одной волне. Слишком разный образ жизни разъединял их. Однако, статус кво был соблюден, сваты познакомились, теперь можно с легким сердцем передавать друг другу приветы.
Он встретил брата на Киевском вокзале, знал уже,  Галя с ними не едет, деликатно не стал при девочках расспрашивать, почему не поехала мама. Он гордо усадил их в свой «Фольксваген», и покатил по городу. Николай крутил шеей, стараясь разглядеть улицы, он вряд ли когда их видел, и даже если видел, вряд ли мог узнать. Дмитрий посмеивался: брат прожил в столице почти пять лет, и города не видел. Николай узнал только свое военное училище и прилегающую набережную, которая вела к Москворецкому мосту, он в увольнение ходил по ней к Красной площади. Дмитрий привез их домой, где Дина накрыла стол. Сын Виктор чопорно поздоровался с двоюродными сестрами, которых видел крайне редко, перескакивая через значительный отрезок времени. Вчера они были девочками подростками, а сейчас уже почти девушки. Старшая Ева вытянулась, почти догнала ростом отца, красивая и спокойная. Яна еще угловатый подросток, несколько нервная и смешная в своем украинском говоре. Ева старалась говорить по-русски, ей это неплохо удавалось, она часто разговаривала с отцом на его родном языке, Яна упорно не хотела его учить. Девочки разглядывали интерьер, несколько отличавшийся от многих квартир во Львове. Яна спросила: почему у них нет на стене портрета Бандеры? Братья переглянулись, Николай строго пояснил, в России он не является национальным героем. Уже позже, одиннадцатилетний Виктор так охарактеризовал сестричек:
-Есть люди, которые видят бублик, а некоторые дырку в бублике. Вот Янка, она видит дырку в бублике. Ей ничего не нравится, она видит только все плохое, неубранную улицу, обсыпанную штукатурку на доме и прочее. Еве все нравится. Ей Москва очень понравилась.
Родители крайне удивились взрослой логике сына. И действительно, Ева говорила, он бы с удовольствием после школы поступила в московский институт, но она не знакома с русским правописанием и русской литературой. Яна заявила, она поедет учиться либо в Польшу, либо в Германию.
После обеда Дина пошла в театр, договорились, что они придут на вечерний спектакль с ее участием, а Дмитрий поведет их показать значимые места в городе. Конечно, в первую очередь на Красную площадь и в Кремль.
Идя по городу, они еще раз прошли к бывшему военному училищу имени Верховного Совета. Николай смотрел на свое училище, которое к тому времени закрыли на капитальный ремонт, ему стало очень грустно. Прошло всего двадцать два года, когда он безусым лейтенантом покинул его стены, вроде совсем немало, но так много событий прошло за эти годы, и самое крупное, - развал СССР.
-Представляешь какие там коридоры? - спросил он брата.
-Догадываюсь, - улыбнулся Дмитрий, здание по длине несколько сот метров.
-Хотя я и сидел в нем на казарменном положении, то были лучшие мои годы, - грустно проговорил Николай.
-Очень солидное здание, - согласилась с ним Ева.
-А Кыив краще, - заявила Яна.
-Киев тоже очень красивый город, - согласился с ней Дмитрий, понимая внутренний протест девочки против восхищения городом старшей сестры. Хотя он был искренен, Киев, действительно, очень красивый город. Они бродили по центру города, магазины работали, прохожие спокойно прогуливались или спешили по своим рабочим делам, ничего не напоминало нервную обстановку в его городе Львове, где группы молодых людей проводят факельные шествия, митингуют по поводу и без повода. Во время выборов президента эти же молодые люди преследовали тех, кто агитировал не за Ющенко, всех, придерживающихся левых взглядов публично называли ответственными за преступления коммунизма.
-У вас тут шествия бывают? - неожиданно спросил Николай.
Он сначала не понял сути вопроса, взглянул на брата.
-Какие шествия?
-Митинги недовольных властью?
-А! Бывают, конечно. Договариваются с мэрией о месте и дне митинга, и вперед!
-С милицией дерутся?
-На моей памяти был такой случай на Болотной площади, тогда акция вышла за пределы дозволенного. Ситуацию быстро взяли под контроль, кому-то дали пятнадцать суток, кого-то оштрафовали, на том все и закончилось, - пояснил Дмитрий. - Какая бы власть не была, все равно найдется кучка недовольных, которые будут мутить воду. Вспомни Александра Второго, отменил крепостное право, издал кучу либеральных законов. Все равно нашлись негодяи, которые бросили в него бомбу.
Девочки шагали впереди, им неинтересно о чем говорят взрослые, они разглядывали дома, витрины магазинов, щебетали о чем то своем, мужчины вели беседу, которая занимала их умы.
-Чем объяснить, что у нас власти не могут взять под контроль выступления молодчиков, а вы справляетесь? Это говорит о диктаторских замашках вашего президента? - спросил Николай.
-Это говорит о сильной стороне нашего закона. И я всегда считаю, пусть лучше будет у нас чуть меньше демократии, и чуть больше власти у президента, чтобы не переживать очередной войны на юге, не позволять либералам клеветать на родину в которой живут ради подачек из-за океана.
-Ты говоришь штампами, как пропагандист, - хмыкнул Николай.
-Я говорю как патриот родины, которую выбрал для себя, я не предавал Украину, мы жили в единой стране, ты остался на том осколке, который отвалил от СССР, - парировал Дмитрий. - Хочется, чтобы мы тут жили мирно и спокойно. Хватит с нас Чечни, научены горьким опытом. А на Украине все только начинается. Никогда восток не сойдется во мнении с западом, того и гляди вспыхнет конфликт на этой почве. А это уже и гражданской войной попахивает.
-Я раньше всегда готов был спорить с тобой, считал себя правым. Если бы я попал служить не во Львов, а куда-нибудь на юг или восток Украины, я бы до сих пор спорил с тобой, утверждая, что жизнь на Украине лучше, - выговорился Николай.
-А что, при Януковиче жизнь не наладилась? - спросил Дмитрий, хотя полагал он знает больше, чем брат, который сидит во Львове, в окружении людей совсем другого ментального мышления, чем остальная Украина, а Дмитрий собирает материалы по всей Украине для политических обзоров.
-Сначала он править начал вполне обнадеживающе. Бьется за увеличение властных полномочий. Не получилось у нас с парламентской республикой. Сидят в Раде  придурки, им дали власть, они о родине быстро забыли, сидят и грызутся между собой, как пауки в банке. Начал выстраивать вертикаль власти, которую Ющенко окончательно разрушил. Возбудили уголовное дело против бывшего президента Кучмы за заказное убийство журналиста, добрались и до Юлии. Против нее еще шесть лет назад возбуждалось уголовное дело за дачу взятки, нужно знать Юлю, она тогда выскользнула, а сейчас ею занялся независимый аудит из США, они накопали на нее столько говна,  даже ее покровители долго чесали репу. Из ее правительства пересажали многих бывших министров, и до министра МВД Луценко добрались, - рассказывал Николай.
-Все это замечательно, только ты к чему подводишь? Чувствую, ты как на прежних, советских совещаниях: у нас все здорово, но вместе с тем… - перебил его Дмитрий. Николай рассмеялся.
-Точно! И вместе с тем! Лучше народного депутата из Крыма Грача не скажешь, тот ему выдал в прямом эфире: обещал русскому языку статус государственного, и не выполнил. Обещал вхождение в Таможенный союз и единое экономическое пространство с Россией, - тоже мимо. Обещал повышение зарплат и пенсий, - не выполнил. Обещал развенчать дело Ющенко по героизации фашиствующих элементов, отменить указы по присвоению героев Бандере и Шухевичу, - тишина. Как было при Ющенко, так все и осталось при Януковиче, никто не мешает националистам преследовать ветеранов войны, не согласных с их политикой, маршировать по улицам, грабить и запугивать бизнесменов. Коррупция в стране достигла своего апогея, миллиардеры богатеют, народ нищает. Помнишь, я упрекал тебя за Ельцина, который свою дочь пристроил на государственную службу? Так вот, наш Янукович своих сыночков пристроил на самые хлебные места, которые самым бессовестным образом отнимают у других бизнес, - Николай шумно выдохнул после такой длиной тирады, обреченно произнес: - Сейчас, думаю, я бы тоже остался в России, если бы не родители. Не могу их оставить. Да и люблю я свой Измаил. Уйду на пенсию, уеду доживать свой век в Измаил.
-И я его люблю. И по родителям скучаю, старенькие они уже, им сейчас как никогда нужна поддержка. А мы с тобой вдалеке от них. А как же девочки, они же не поедут с тобой.
Николай вздохнул.
-Не поедут, - подтвердил он. - Они выросли. У них своя дорога. Выйдут замуж, вылетят из гнезда, родители будут им не нужны. Из-за них меня в полку почитают за приспособленца. Дескать, идеологию ихнюю не поддерживаю, но и не отрицаю. Упорно вне строя говорю на русском языке. Правильно считают. Приспособленец я. Понимал, если выступлю открыто, вытурят меня из армии. Не этого я опасался. Думал, как же девочки останутся без меня? Потерплю еще немного. Окрепнут они, начнут понимать что-либо в этой жизни, а так попадут под влияние жены и бабушки с дедушкой, будут так же шастать по городу с факелами, - с горечью говорил Николай.
Нагулявшись по городу, они увидели кафе и решили зайти попить кофе и отдохнуть.
-У вас тут тихо, - высказалась Яна.
-Что ты имеешь ввиду, - не понял Дмитрий.
-Пацаны не шумят, не ходят толпами и не орут. Девок не чепляют…
Мужчины только улыбнулись.
Вечером повели девочек на спектакль с участием Дины. Шла комедия, и по тому, как смеялась на некоторые реплики Яна, Дмитрий понял, она на слух хорошо воспринимает русский язык, все же в семье Николай разговаривал с дочерьми по-русски, и хотя Яна противилась отвечать на нем, она все же понимала его достаточно прилично. Потом она говорила, из всего, что она видела в Москве, ей больше всего понравился театр и участие в нем тети Дины. Мужчины купили букеты цветов, вручили их девочкам, чтобы они по окончанию спектакля преподнесли их Дине.  Они встретили ее после спектакля, счастливые все вместе пешком пошли через вечерний город в сторону дома.

Когда после недельного пребывания в гостях, на вокзале прощались с братом и его дочерьми, Дмитрию было очень грустно. Он тогда еще не знал, что очень и очень долго не увидит своих племянниц.

*  *  *
Летом тринадцатого года у Дмитрия и Дины совпал отпуск, они  решили втроем поехать в Измаил на своей автомашине. Матери Дмитрия исполнилось шестьдесят пять лет, они хотели порадовать мать своим приездом. Тринадцатилетний сын Виктор только приветствовал вояж. Такого дальнего путешествия на автомашине они еще не совершали. До границы ехали без приключений. Дина опасалась, на территории Украины начнутся проблемы из-за российских номеров на автомашине. Границу пересекли довольно спокойно, успели сходить в «Дюти-Фри», закупились беспошлинным заграничным спиртным. Первую остановку сделали в Чернигове. Посмотрели с удовольствием достопримечательности древнего города, рассказали сыну о роли черниговских князей в жизни древней Руси. Церкви времен черниговских князей ухожены и открыты для посещений. Дина с любопытством рассматривала древности города, о которых ранее учила в школе. Зашли в обменный пункт валюты, поменяли рубли на гривны и поехали дальше. До Киева оставалось не больше ста километров.  Доехали быстро. Не переезжая Днепра остановились в гостинице справа от трассы. Перекусили, Дмитрий предложил:
-Давайте поедем в центр города, покажу вам достопримечательности Киева. Я сам был в Киеве еще школьником.  Кстати, туда можно доехать в метро.
Виктор проголосовал первым за поездку, опасаясь, что мама может сослаться на усталость. Но Дине тоже интересно осмотреть хотя бы небольшую часть города, в котором никогда не бывала. Сели в метро, доехали до станции «Хрещатник», вышли, Дмитрий по памяти повел их в сторону площади Независимости, затем они прошли к памятнику Богдана Хмельницкого, успели сходить к Лавре, но не успели пройти через катакомбы, поскольку был уже вечер и Лавра закрывалась. Сфотографировались на фоне известных церквей, пошли в сторону метро, чтобы вернуться в гостиницу.
-Очень красивый, европейский город, - высказалась Дина.
А Дмитрий про себя отметил, нет на улицах никаких митингов, за всю дорогу до Киева никто не обращал внимания на автомашину  с российскими номерами. Никто к ним не приставал слыша русскую речь, все вокруг говорили по-русски. «Мы журналисты сами нагнетаем обстановку, а потом ее опасаемся», - подумал он. Да и Дина тоже отметила,  нервозность ее оказалась беспочвенной. На следующее утро выехали на трассу, ведущую в Одессу. Трасса на удивление великолепная. Правда, позже ему сказали, это единственная трасса, которую отремонтировали за последние годы, в основном дороги везде убитые. В этом Дмитрий убедился, когда не доезжая до Одессы свернул на дорогу, ведущую в Измаил. Вот тут началось истинное испытание подвески автомобиля. Колдобины и ямы были на всем ее протяжении.
-Как в войну бомбили, так с тех пор и не ремонтировалась, - высказал свое мнение Виктор.
-Это точно! - согласился с ним Дмитрий.
Дома их с нетерпением и беспокойством ждали. Одно дело, когда дети прибывают поездом, другое - когда едут своим ходом. Мало ли чего может случиться в дороге. Они облегченно вздохнули, когда Дина по мобильному телефону сообщила им, они въехали в город.
Встречали их за воротами, стояли у дома, ждали, Дмитрий еще на подъезде заметил, как постарел отец. Седина покрыла голову полностью, он сгорбился, одежда на нем  мешковато висела. Мать более моложава, хотя и ее годы не пощадили. За это время умер муж старшей сестры Владимир Иванович, умер так же сосед Петрович, о чем они знали из телефонного разговора. Дмитрий посылал из Москвы тете Варваре свои соболезнования. Первым из машины выскочил Виктор. Еле разминая затекшую спины от долгого сидения, вышли Дина и Дмитрий.
-Господи, Витенька, да когда же ты успел так вымахать, - удивлялась бабушка, обнимая и целуя внука. Тринадцатилетний внук был уже выше ее.  Объятия и поцелуи. Мать заторопилась:
-Загоняй автомашину во двор. Ваня, открой ворота, - велела она мужу.
-Я, папа, сам, - отстранил его Дмитрий, распахнул ворота, увидел пустой гараж, спросил: - Папа, а где твой «Москвич»?
-Отдал Олегу. Стар я уже на нем ездить. Молодой семье он нужнее, - пояснил отец. - А у тебя что  за агрегат? - кивнул он на автомашину.
-Немецкий «Фольксваген Пассат», - пояснил Дмитрий.
Отец обошел машину, заглянул внутрь, одобрительно высказался:
-Умеют фашисты делать машины.
-Почему фашисты? Немцы фашизм давно осудили, - возразил Дмитрий. - А вот у нас, на Украине, он возрождается.
-Это точно! Ходят здесь придурки по проспекту, кричат: «Слава Украине, героям слава!». Каким героям? Если только недобитков, последователей Бандеры, да второго, как его?..
-Шухевича? - подсказал Дмитрий.
-Его, - кивнул головой отец.
-И как к этому в городе относятся?
-Как? - пожал плечами отец. - Никак! По разному. Кто против, те молчат. Кто за - кричат. Если милиция их не останавливает, чего же простому труженику у них на пути становиться. Получишь дубинкой по горбу и от милиции, и от нацистов. Пойдем в дом.
-Виктор! - окликнул сына Дмитрий. - Вынимай вещи их машины.
Прошел в дом. Ничего не изменилось, как было в доме в его детские годы, так все и осталось. Те же вышивки гладью на стене. Фотографии в рамках. Старый румынский шкаф с круглыми зеркалами, который достался матери в качестве приданного. Швейная машинка «Зингер» начала века, так же стояла в углу.
Вымыл руки, спросил мать:
-Колька обещал приехать или нет?
-Обещал. Только без жены. Никак она не хочет видеть нас. Что мы ей плохого сделали? Принимали, как родную, - с огорчением проговорила мать.
-Она против вас ничего не имеет. Ей не нравится русскоговорящий город. Так уж она воспитана, - пояснил Дмитрий.
-Не повезло Коле с женой, удивляюсь, как они до сих пор не разошлись. Тебе ничего не рассказывал, когда приезжал к тебе?
-В подробностях нет. Обмолвился, что с выбором жены поспешил, купился на ее внешнюю красоту. Живут они мирно, но врозь. Николай сказал, поднимет девочек, а там будет решать, как ему быть в дальнейшем. У него выслуга лет есть, может уйти на пенсию.
-А жить где останется? Во Львове? - настороженно спросила мать и с тревогой посмотрела на сына, вдруг он подтвердит ее опасения.
-Не думаю. Что его там может держать? Квартира и та не его. Купил на свои деньги, оформил на жену и девочек. Сказал, вернется в отчий дом, то бишь, к вам, - пояснил Дмитрий.
-Дай то Бог! - облегченно отозвалась мать.
-Что еще нового у вас, мама?
-Да что может быть у нас нового? Живем… Пойдем, за столом поговорим.
Дина с Виктором успели за это время сходить в огород, Виктор сказал, он помнит, как он ходил туда с девчонкам, своими двоюродными сестрами, хотя ему в то время было всего лет пять.
-Сейчас Варя и Оля придут, звонили. Я им сказала, чтобы к шести вечера приходили, - сообщила мать.
-Вот и славно. Рад буду видеть их.
Дина достала из чемодана подарки матери, халат, теплые тапочки. Отцу подарили набор инструментов в чемоданчике.
Отец разглядывал никелированные инструменты, восхищенно цокал языком:
-Мне бы такие лет двадцать назад. А сейчас такие  можно поставить в сервант  и любоваться ими.
-Да брось, папа, ты еще в силе, - поощрил отца сын. - Пользуйся.
Они прошли в беседку, виноградные листья плотно укрывали ее от палящего солнца, виноград не наливался еще спелостью, висели большие зеленые грозди, обещая изрядный урожай.
-Папа, а вина хватило до лета? - спросил Дмитрий. Отец, как и прежде, каждую осень давил виноград на вино.
Осталось совсем немного. Мы сами его почти не пили, продавали. И в этом году сделаю для продажи. Пенсия у нас сам знаешь какая? - отозвался отец.
-Я привез крепкое спиртное, - показал он на бутылки.
Отец рассмотрел этикетки, повертел в руках бутылки, прочитал: «Баккарди», на другой «Кубинский Ром», далее «Виски».
-Да-а, такое у нас только в барах увидеть можно. Стоят, как вертолет. Нам такое уж ни к чему. Мы к винцу привычные. Но попробовать можно.
Мать услышала, проворчала:
-Пробовальщик! Смотри у меня! Не загнулся бы!
-Грех, такое не попробовать. Может последний раз в жизни. Счас, вот, Леня придет, мы и отведаем заграничного зелья.
С тетей Олей пришли муж Леонид Васильевич, и Олег с женой Алей. Дмитрий долго прихлопывал по спине возмужавшего Олега, обнимал родственников, отметил про себя, время не щадит их. Все понемногу постарели. Да и сам Дмитрий далеко не юноша. Мать все сокрушалась, что у них нет больше детей, а Виктор уже почти вырос. Отговорка одна: не та у жены профессия, чтобы обзаводиться детьми. Хотя все понимали, это всего лишь отговорка. Ольга Петровна обнимала Дину и все приговаривала:
-Ты же теперь у нас звезда! Мы всем соседям с гордостью говорим, если видим тебя в кино: це наша невестка.
-Это для вас звезда, а для меня наказание, - остудил их пыл Дмитрий. - Хорошо смотреть ее на экране. А что за этим? Бессонные ночи, частые отлучки, Витька больше у бабушки жил, это сейчас он взрослый, может и один посидеть, если мы задерживаемся.
-Да, горек хлеб актрисы, - подтвердила и Дина.
-Однако на калач не променяешь, - проворчал Дмитрий.
-Не променяю. Уж раз назвалась груздем, чего уж тут менять профессию, - отмахнулась она от мужа. Потянулась, проговорила: - Как же у вас тут хорошо! Покойно! Воздух чистый, тишина, умиротворение.
-А че ж воздуху быть поганым? - прогудел Олег. - Все предприятия угробили, коптить некому.
-У нас и раньше не очень коптили, - возразил его отец Леонид Васильевич. - Консервный находился далеко за городом, остальные тоже…
-Та лучше бы они коптили, работа бы у людей была, - проговорила тетя Оля. Олег тоже заинтересовался машиной Дмитрия, осмотрел ее со всех сторон. Расспросил сколько лошадей, какая скорость и прочее, что интересует любителей автомашин. Позже подошла тетя Варя. Всплакнула, обнимаясь с племянников. Вот и нет теперь ее мужа, приходиться приходить одной. Рая на работе, может придет, а может и задержаться.
Дина переговаривалась с женщинами, Олег наклонился к Дмитрию.
-Ты слышал, как мы тут праздновали тридцатилетие независимости? - обратился он к Дмитрию.
-Не слышал, а видел. Смотрел по компьютеру. Шли по проспекту  со сто метровым флагом, скандировали: «Бандера, Шухевич герои Украины!». Затем у памятника Шевченко мэр толкал трогательную речь, рассказывал, как Украина веками боролась за сою независимость теперь вы стали настоящей нацией — европейской, гордой, патриотической и одухотворенной, и каких высот достигла Украина за эти тридцать лет. Он еще патетически тыкал пальцем в полотнище, сказал, что под этим знаменем наш город выстраивает благополучное будущее для своих детей, внуков на благо родной Украины.
-Ага! Ты прочти, что ответил на его речь в своем блоге один умник, точно в духе Тараса Бульбы турецкому султану…
Олег протянул мобильник, в котором Дмитрий прочитал:  «… готовность к международной интеграции, к преобразованию, к улучшению уровня жизни своего народа, - высказал пожелание мер Абрамченко. Я таки имею  задать один вопрос этому шлемазлу, который гордо придумал себе шо он мэр: А вы таки точно живете в етой стране, и в частности, в Измаиле? А ну вытащите свой кривой палец из жёпы вашей губастой любовницы и покажите мине на те улучшения жизни ВАШЕГО народа! В каком месте те улучшения видны из-за плечей вашей охраны? Не из бара «Берег» вы смотрите на те улучшения? Так оттудва токо Румыния видна или ви нас туда интегрировать будете, чтобы наконец-то мы все почувствовали про те улучшения? Не зря тебе в свое время Порошенко шнобель бил - оказывается было за шо! По брехливости ты даже его переплюнул».
Дмитрий улыбнулся.
-Смело! - проговорил он. -А Порошенко - кто это?
-Та наш премьер… Так мэру еще на воротах написали: «Брехун!».
-У вас тут подполье иметься, судя по высказываниям?
-Подполье или не подполье, а людей, недовольных положением вещей и властью, - достаточно! - кивнул Олег.
Посудачили, женщины перемыли косточки мэру и всему его окружению, потом махнули рукой, затянули украинскую песню, певучую и мелодичную. Застолье, как всегда затянулось до полуночи. Отец с Леонидом Васильевичем изрядно напробовались заграничных крепких напитков, да и Дмитрий с Олегом тоже порядочно захмелели. Домой Олег шел подпираемый с двух сторон матерью и женой. Жена Олега подталкивала в спину, если мужа и тестя  слегка вело в сторону. Николай, уставший с дороги и захмелевший, упал и уснул сном богатыря после трехдневного боя с врагами.
Наутро отец встал с головной болью. Мать ругала его:
-Старый дурак, дорвался он до заграничного дерьма, страдай теперь!
 И наливала ему огуречного рассола.
Да и Дмитрий чувствовал себя не лучшим образом.
Через три дня приехал Николай. Один. Потухший, молчаливый, без прежнего энтузиазма.
-А девочек почему не взял? - спросила мать. О жене не спрашивала, знали, она не приедет.
-Ева готовиться к вступительным. Яна ехать отказалась, - пояснил Николай.
Потом уже, сидя с братом в беседке, Дмитрий расспрашивал его о жизни, отметил, что за все время дороги они не заметили какого-либо негативного отношения к себе, несмотря на российские номера и паспорта россиян в гостинице, в которой они останавливались. Николай грустно покачал головой.
-Все же запад и восток Украины, два разных лагеря. Вряд ли бы вы проехали по Львовской области с российскими номерами. У меня такое ощущение, это затишье перед бурей, - проговорил он.
-Почему ты так думаешь?
-Янукович чудит. Юлю в тюрьму посадил. Понятно,  по ней давно тюрьма плачет, наворовала на сто лет вперед. Но выглядит это, как мелкая месть дорвавшегося до власти чиновника. За это ему достается в Европе. То он за соглашение с Европейским союзом, то он против. Понимает, со вступлением в ЕС лишится Украина многого, это прямая угроза аграриям и машиностроению. Накроется то и другое медным тазом. И с Россией хочется и колется, но не поймут его наши олигархи, которые рвутся на просторы Европы. Он между молотом и наковальней.
-А народ чего хочет?
-Народу хочется в Европу. Там мясо жирнее и хлеб вкуснее. Кто-то брякнул, что там любой рабочий получает не менее тысячи евро в месяц. При нашей зарплате в сто, двести евро, это их впечатляет. Немногие понимают, нас не захотят видеть в Европе как соперников. Мы для них дешевая рабочая сила и источник обогащения. Высосут из Украины все соки и пошлют подальше, - ударил себя по коленке Николай.
-В этом ты прав. Что-то ни одна их Балканских стран не стала богаче от ассоциации с Европейским союзом, - напомнил Дмитрий.
-То-то и оно! - кивнул Николай.
-И чем это может закончиться?
-Кто знает? Все зависит от воли президента. Народ побузит, конечно. И тут надо держать бразды правления в руках крепко.
-Удержит? - с недоверием спросил Дмитрий.
-Должен. Иначе зачем же мы его выбирали? - не очень уверено ответил Николай. Дмитрий уколол:
-Да вы и Ющенко выбирали. А закончил он с пятью процентами доверия.
-Я его не выбирал. А те, кто за него горой стояли, им было выгодно, чтобы пришел такой, который продвигал нациков, поощрял олигархов, он типичный ставленник США. Его жена американская подданная, гражданство Украины приняла после того, как он стал президентом. При нем американских советников в стране стало в разы больше. Они теперь у нас сидят не только во всех значимых предприятиях оборонного значения, но и лезут в наши армейские дела, их в полки назначают  инструкторами. Такое впечатление, что правительство у нас расположено в посольстве США. В Одесском округе от их инструкторов отказались, из Крыма вежливо попросили, зато у нас их встречают хлебом и солью. Они смотрят на нас, как на аборигенов. Я тут одному чуть морду не набил, - рассказывал Николай.
-Знакомо с инструкторами и советниками. У нас при Ельцине тоже до хрена было этих советников. Чуть Россию с их советами не профукали. Путин их всех выдворил.
-И правильно сделал. Они же не работают на укрепление иностранного для них государства, а стараются его ослабить до такой степени, чтобы в будущем они не стали для них конкурентами. Ко всем бедам у нас партия «Свобода» набирает силу, президенту приходиться действовать с оглядкой на нее. Они в большей степени за Ющенко и агитировали. И очень недовольны Януковичем, вставляют палки в его реформы, гадят по-мелкому, они как курочки, которые по зернышку клюют, а потом весь двор обгаживают. Они там пакость сотворят, в другом месте выступят, а у всей страны голова болит. Иностранцы недовольно головой качают, но ничего не делают, чтобы осудить. Слышал о них? - спросил Николай.
-Слыхал. Радикальная партия. Олег Тягнибок там командует. Их даже западные политики считают неонацистской партией. Все же я продолжаю отслеживать политическую жизнь Украины, - пояснил свою осведомленность Дмитрий.
-Точно. Лучший друг моего шурина Омельченко, - кивнул Николай.  Провозглашает  главенствующую роль украинского языка, ратует за возрождение ядерной державы, выступают за признание заслуг ОУН -УПА, выражают ярый антисемитизм, и никто здесь за это их не критикует, сносят памятники Ленину, и прочее.
-Это же они разгоняют ветеранов войны, ударная сила партии, я как-то писал о их художествах, наши очень осторожно отзываются о них, считается вмешательством во внутренние дела братского государства, - пояснил Дмитрий.
-Ты поосторожнее пиши. Ты статьи о конфликте с Грузией подписал своим именем, здесь в определенных кругах восприняты с большим недовольством. Я полагал, тебя на границе могут задержать и не пустить сюда. Видимо, ты еще не фигурируешь в компьютере как персона нон-грата. Насчет братской республики  - сейчас спорно. Простые люди, конечно, считают русских родными по крови. Западная Украина никогда не считала Россию братской. И оппозиция старается как можно дальше абстрагироваться от России. Для этого и нужны такие радикальные партии  и тягнобоки. Эта партия рвется к власти. И хотя процент вхождения в парламент невелик, в некоторых городах они уже заседают в местных советах, - пояснял брату обстановку внутри страны Николай.
-Самое печальное - их не одергивают. Это слабость власти или сила партии? - спросил Дмитрий. По всевозможным отчетам и публикациям он, как политический обозреватель, знал истинное положение в Украине. Но ему интересно знать мнение брата, как человека, который живет непосредственно в самом воинствующем городе, на своей шкуре ощущает все прелести некого двоевластия в стране.
-Полагаю, слабость власти. Как ты думаешь, неужели нельзя более жестко отреагировать на их вылазки? Их лидер Тягнибок спилил ограду вокруг Верховной Рады, под предлогом - народ должен свободно общаться с депутатами. Что это за народ, которые хотят общаться напрямую с депутатами, ты понимаешь. А в мае они высадили дверь в сессионный зал, им все это сходит с рук. И что? Неужели нельзя решительно дать ему и его приспешникам по рукам?! В парламенте одна Ирина Фарион чего стоит? Она призывала с трибуны сравнять Москву с землей, превратить ее в пыль. За ее высказывания ни один бы порядочный человек не подал бы ей руку, а она у нас в парламенте заседает, - с внутренним возмущением говорил Николай.
-Видишь, братик, как тебя просветили ваши политические деятели, - толкнул в плечо брата Дмитрий. - А ты раньше спорил, что это и есть свобода слова, истинная демократия. А Путин у нас узурпатор, который зажимает свободу слова. Кстати, превратить Москву в пыль и даже кинуть на Россию атомную бомбу призывала и Юля Тимошенко. Уровень ненависти зашкаливает.
Подошла мать.
-Вы опять о политике? Седина в голове, а вы все не успокоитесь.
-Что поделаешь, мама, в спокойном государстве о политике не вспоминают. Разве вы с отцом в брежневские времена рассуждали о политике?
-Да Бог с вами! Какая политика? Жили не богато, зато спокойно. А сейчас  еще беднее, и душа болит. В основном за вас.
-Ничего, мама, изобилие пережили, и голодовку переживем, - пошутил Николай. - Вы после войны и не такое переживали.
Разговор услышал отец, вклинился в разговор:
-Были и хуже времена, но не было подлей, - веско высказался он.
Николай побыл всего три дня и укатил назад, у него в части неспокойно, анархией попахивает. Прощались, крепко обнявшись. Словно чувствовали, увидятся не скоро, и увидятся ли?
Так же с грустью прощался потом с родителями. Жалко их стареньких оставлять одних. Мать, всегда крепкая при расставаниях, на сей раз не выдержала, заплакала. И отец украдкой смахнул слезу. На душе было тяжело.
-Вы приезжайте каждый год, не забывайте нас, - напутствовала мать.
-Да что вы, мама! Как мы можем вас забывать, - говорила Дина, обнимая стариков.
-Вы поосторожнее в дороге, не гоните шибко, - советовал отец.
Отъехали, оглянулись, одинокие, сгорбленные родители смотрели вслед, мать крестила их на дорогу. На душе было тяжело, самому хотелось заплакать.

*  *  *
  Не знал тогда Николай, что все, что происходило тогда в стране, - это всего лишь цветочки. Ягодки начались в ноябре, всего лишь через четыре месяца с тех пор, как он встречался с братом в отчем доме в Измаиле.
Началось с того, что президент Янукович приостановил подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В центре Киева собралась толпа недовольных этим решением. По телевизору показывали картинки из Киева, где милиция довольно жестко разогнала протестующих, били женщин и студентов, все это демонстрировали по телевизору.  Организовывали нападения на протестующих сомнительных элементов. В ответ на площадь пришли тысячи человек с требованием отставки президента и правительства. На площади устанавливались палатки, митингующие готовились к многодневному протесту. Первого декабря силовиков вытеснили  с площади Независимости,  митингующие начинают строить баррикады. В это время на Банковской улице силовики пытаются вытеснить митингующих, избивают дубинками людей, при этом достается журналистам. На Европейской площади выступают активные защитники Януковича. Вместе с тем президента покидают соратники, олигархи, спешно выходят из партии Регионов мэры, главы администрации, депутаты. Подает в отставку заместитель генерального штаба армии генерал-лейтенант Думанский. Окружение Януковича покидает Украину.  Президент понимает, противостояние достигло апогея, нужно договариваться с организаторами майдана. Договориться не удалось.
Все это офицеры полка и солдаты смотрели в актовом зале по телевизору, хотя и в самом Львове молодежь заполнила площадь перед заданием администрации, многие офицеры оставались ночевать в части, ехать через весь город сквозь толпы митингующих, когда общественный транспорт не ходит, добираться домой весьма проблематично. Хорошо, что Николай жил в получасе пешком от части. Как военный человек, и учитывая предыдущий опыт, он хорошо понимал, что подобные акции спонтанно не происходят, ими руководят. Плохо, что партийная оппозиция полностью подпала под влияние западных служб, особенно американского посольства. Он понимал, Украина теряет собственный суверинет.
Во Львове и других крупных городах западной Украины поддержали митингующих в Киеве своими протестами у местных администраций. Ночью, в конце ноября, в Киеве палаточный город силами милиции снесли, что только подстегнуло протестующих, начали создавать формирование отрядов самообороны. Послышались антиправительственные  лозунги, а Януковича не ругал только ленивый. Лидеры трех оппозиционных партий образовали «Штаб национального сопротивления». Тут же обнародовались во всей красе националистические группировки «Тризуб имени Степана Бандеры», «Патриоты Украины» - социал-националистическая военизированная организация, Украинская народная самооборона, выступали с крайне радикальной риторикой. Несколько автобусов с воинствующей молодежью выехали из Львова в Киев.
  К тому времени в Киеве появились уже первые жертвы. А во Львове молодчики занялись откровенным грабежом и погромами. Сторонники оппозиции захватили несколько административных зданий, разгромили Лычаковский райотдел милиции, из Франковского отдела милиции мародеры вынесли оргтехнику, табельное оружие,  милицейскую форму, грузят на автомашины мебель. Похищено более тысячи автоматов и пистолетов, тринадцать тысяч боеприпасов. Банки и магазины спешно закрывались. Милиции на улицах не видно. Городом управляла разгоряченная безнаказанностью толпа.
Офицеры обсуждали между собой события в столице и городе. Кто-то одобрял позицию протестующих, поскольку терпеть дальше коррупцию, низкие заработные платы, безработицу и разгул преступности, терпеть уже не возможно. Некоторые удивлялись, кто за все это платит, если денег не хватает на самое элементарное. Тут же сами себе задавали риторический вопрос: «Если грабить магазины и громить полицейские участки, коррупции станет меньше?». В разгар разногласий приехал в часть полковник Олесь Омельченко.
Для него настал звездный час. Первого декабря произошло массовое столкновение протестующих с милицией. Захватили несколько административных зданий, попытались взять силой здание президентской администрации. Силы протестующих дрогнули. В минуту нервозного противостояния Олесь  предложил свои услуги «коменданту» Евромайдана Андрею Порубию, познакомил их Олег Тягнибок. Он предложил силами военных оттеснить милицию. Порубий доброжелательно отнесся к предложению Омельченко, только сказал, что рано использовать вооруженные силы, их могут обвинить в военном перевороте. А он хочет, чтобы со стороны все выглядело мирно. Дескать, люди восстали против коррупционеров, им надоела нищенская жизнь, им противна ориентация президента на Россию, которая может ввести свои войска на помощь Януковичу.  Да и не очень надежен комендантский полк, они Януковичу сочувствуют.
-Я могу организовать приезд в Киев мотострелковой воинской части из Львова, я в нем раньше служил, там у меня есть надежные ребята. Они, в случае чего, помогут, - пообещал Олесь. - Наша рота на первом майдане стояла в резерве здесь, в Киеве. Не давали прорваться к избирательной комиссии сторонникам Януковича, - напомнил о своих былых заслугах Олесь. Тягнибок подтвердил сказанное, ручался за Олеся, на него можно положиться.
-Добре! - одобрил Порубий. - А кто там командир полка?
-Командир недавно был уволен, не прошел люстрацию, он при советах возглавлял комсомольскую организацию города.
Тягнибок довольно улыбнулся.
-Закон так и не вступил в силу, а уже действует. Не зря поднимал я в Раде несколько раз этот вопрос. Кто там командует полком? - спросил он.
- Сейчас исполняет обязанности мой шурин, Орлов Николай Иванович.
-Надежный?
Олесь помялся.
-Он очень хороший служака,  предпочитает в политику не лезть. Считает, офицер должен исполнять приказы, а не заниматься политикой. Поступит официальный приказ, выполнит, как миленький, - пообещал Олесь.
-Нет, тут рисковать нельзя. Вздыбиться в последнюю минуту. А кто еще там может командовать полком? - высказал опасение Порубий.
Олесь задумался, потом предложил:
-Я могу возглавить полк, - предложил свои услуги Олесь. - Только нужен из  министерства обороны приказ о переводе.
Порубий с Тягнибоком переглянулись.
-Сможешь связаться с Яценюком? - спросил Порубия Тягнибок. - Пусть он свяжется с министром обороны.
-Лучше бы такого надежного человека иметь под рукой, - высказал сомнение Порубий. - Вдруг, правда, российские войска перейдут границу в помощь президенту. На военную агрессию мы должны ответить военным противостоянием.
Тягнибок пошмыгал носом, взглянул на коллегу по майдану, молчаливо давал понять, нужно искать выход.
-Получим приказ о назначении полковника Омельченко командиром полка, и откомандируем сюда. Вместо себя оставит исполняющим обязанности своего шурина, - тут же обратился к Олесю. - Возникнет надобность, через сколько времени полк может оказаться здесь? - спросил Порубий.
-В шесть утра выедут, к вечеру будут здесь, - пообещал Олесь.
Через месяц полковник Омельченко получил новое назначение, приехал с приказом министра обороны о назначении его командиром полка. Собрал офицеров, произнес краткую речь. Утверждал, наступают новые времена, когда Украина наконец встанет с колен, навсегда разорвет свои связи с Россией, начнет строить новую Украину. В связи с отбытием в командировку в Киев, зачитал приказ о назначении исполняющим обязанности командира полка полковника Орлова,
На совещании офицеров, полковник Орлов задал вопрос новоиспеченному командиру полка:
-Что нам делать, если толпа нападет на часть, попытается захватить наши склады с оружием?
-Держать оборону, - ответил командир полка.
-Чем? Саперными лопатками? Вы знаете сколько теперь оружия на руках у этих молодчиков? - возразил Дмитрий.
-Не драматизируйте. Эта толпа вполне управляемая. Никто не даст им указания набрасываться на воинскую часть, - отрезал Омельченко. - А охрана полка при себе имеет боевое оружие, - напомнил он.
Кто-то за спиной из офицеров пробурчал в воздух: «Кто же отдает приказы управляемой толпе громить отделы милиции?»
Один из командиров батальона спросил:
-И кто даст приказ караулу открывать огонь на поражение в случае нападения?
Повисла пауза. Наконец Олесь проговорил:
-Тот кому это положено! - веско заметил он. - Кому подчиняется часовой? Начальнику караула! Вот он и даст приказ стрелять. По верх голов! Из крупного калибра для устрашения. А если ситуация будет усугубляться, я решу и согласую с кем надо, как нам дальше действовать, - закончил совещание полковник Омельченко. Он отпустил офицеров, Николая попросил остаться.
-Я побуду здесь, решу все вопросы с местным руководством, и уеду обратно в Киев. Ты останешься исполняющим обязанности. В министерстве  согласовано. Жди от меня дальнейших указаний, - напутствовал он шурина. - Да смотри, не подведи меня, я за тебя там поручился, - постучал костяшками по столу Омельченко.
-Ты лучше скажи, чем все это закончиться? - спросил Николай.
-Скинем Януковича, выберем нового президента и правительство.
-Оно будет лучше нынешнего? - недоверчиво посмотрел Николай на шури на.
-Конечно! -  уверенно произнес тот. - Вступим в Евросоюз, в НАТО, станем сильной европейской державой, - довольно проговорил Олесь и победно откинулся в кресле.
-А ты при новом правительстве станешь министром обороны? - со скрытой иронией спросил Николай.
-Все может быть, все может быть… Ты не переживай, да, немножко все кроваво, не легитимно, не законно, но революции не делаются в белых перчатках. Если все сложится, я тебя не забуду. Мне будут нужны грамотные офицеры, - самодовольно выговаривал Олесь. - Мы создадим новую Украину! В которой будет свой единый язык, своя литература, искусство, театры, свои лауреаты, никаких москалей и их культуры нам не треба, - убежденно говорил Олесь.
-А нынешних украинских писателей, поэтов и прочих куда денете, которые не очень согласны с тем, что ты говоришь?  - спросил Николай. Олесь тупо уставился на него. - Я имею ввиду… хотя бы твоего тезку Олеся Бузину?
-А! Этого к стенке безо всякого разговора! Пуля по нему давно плачет! Ты знаешь как он обозвал нашего Тараса Шевченко? Вурдалаком!
Олесь от негодования сжал кулаки и заиграл желваками.
-Устал я, - проговорил Дмитрий. - Мне бы на пенсию. Выслуга с учебой в училище уже имеется. Молодые на пятки наступают. Пусть они воюют с собственным народом. Меня учили родину защищать, а не исполнять полицейские функции.
-Ты это брось! - повысил голос Олесь. Какая пенсия? Тебе еще и полтинника нет! - Потом принизил голос, перешел почти на шепот: - Пойми, дурья башка, пришло время сделать карьеру. Ты тут никогда не получишь генерала. А там открываются перспективы, которые нам и не снились. Лови момент! Тем более у тебя есть я! Я и так тебя тащу за собой, благодари за это Галку! Не спорю, офицер ты хороший, за это и ценю. А вот как сподвижник, помощник в моих политических делах, ты ни какой! Здесь есть офицеры понадежней тебя. Но я хочу, чтобы именно ты возглавил временно полк, чтобы тебя заметили, оценили! В этом залог твоей карьеры, - убеждал его Олесь.
Николай сидел и думал: «Галке до фонаря, буду ли я генералом или исчезну из ее жизни. У нее давно своя жизнь, которая идет параллельно с моей и не пересекается. И в какой роли он хочет использовать полк? Опять погнать на майдан?», - его отвлек голос Олеся.
-Иди и подумай. Я все же надеюсь на тебя.
Николай покачал головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, не сказал ничего, вышел из кабинета.
В канцелярии офицеры обсуждали создавшее положение. Притихли при появлении Николая. Он хмуро прошел к своему столу, сел, задумался. Молчали офицеры. Наконец, один не выдержал, спросил:
-Как же нам быть, Николай Иванович? У нас техника посерьезнее, чем во внутренних войсках. Неужели придется отдать неуправляемой толпе?
-Вы же слышали, толпа вполне управляема, - зло усмехнулся Николай.
-У нас в армии нет дисциплины, а вы верите, что этой ордой можно управлять? - спросил другой офицер.
-От меня вы что хотите? Вы же слышали, часовой должен поднять караул в ружье, - раздраженно отвечал Николай, он и сам в душе не верил, что придется применить крайние меры.
-Так у соседей подняли караул в ружье, и даже БТР выдвинули, и что? Генерала чуть не отмудохали…
-Панове офицеры! У нас есть устав? Вот по нему и будем действовать! - строго выговорил Николай.
-Неужто придется стрелять по хлопчикам? Побойтесь Бога, Николай Иванович, - проговорил пожилой офицер, бывший замполит еще в советской армии. Он пережил люстрацию благодаря заступничеству Николая.
-Что это вы, бывший замполит, только сейчас о Боге вспомнили?! - уставился на него Николай. - Тогда спрячьтесь за спиной своих солдат, и отдайте весь наш арсенал этим бесчинствующим мародерам.
-Ну что вы?! Вы неправильно меня поняли…
Через три дня полковник Омельченко выехал в Киев. Провожал его на армейском автомобиле Орлов. На прощание на вокзале напутствовал Николая:
-Смотри, не подведи меня, я там заручился перед людьми, - еще раз напомнил ему Олесь, и при этом многозначительно тыкал  пальцем в небо. - По первому же приказу поднимешь полк и двинешь в полном составе в Киев.
-Зачем? - наивно спросил Николай.
Олесь посмотрел на него долгим взглядом, зло ответил:
-Ты дурака не валяй. Не прикидывайся! Знаешь зачем! Затем же, что и тогда приезжали. Нужно дать прикурить всем, кто против истинных патриотов родины! - пафосно закончил он, сплюнул, и пошел  в вагон.

Под самый новый год он возвращался из части  домой, с ним шел до развилки майор Бойко. Тот задал вопрос, на который Николай не мог ему ответить:
-Николай Иванович, что за государство мы строим, если нами пытаются управлять толпа, особенно такие, как Сошко Билый, слышали о таком?
-Слышал, - кивнул Николай. - Мне брат про него рассказывал. Он воевал на стороне чеченцев в России. Садист, по нему пуля плачет, - сквозь зубы проговорил он.
-Вот, вот! Мне знакомый из Ровенска звонил, рассказывал, этот ранее дважды судимый мордоворот, создал в Ровенской области организации ОУН и руководит «Правым сектором», и теперь приходит с автоматом и ножом на заседание Ровенского облсовета и диктует свои условия. И те его слушают! Набил морду прокурору, и никто его за это не привлек. Более того, он обложил данью губернатора, начальников милиции и всех бизнесменов города. Даже начальник всей ровенской милиции передал в распоряжение «Правого сектора» базу распущенного «Беркута», приглашает Сашка на оперативные совещания, и так далее. И у нас во Львове есть такие Музычки, это его настоящая фамилия, - рассказывал Бойко. -Тут решили с женой в ресторан сходить, у нее день рождения.  Знаете, какое нам меню подали? - посмотрел на Николая, то угрюмо смотрел под ноги. - В меню: «Печень ополченца», «Сепор в масле», «Требуха москаля», компот - «Кровь российских младенцев». Плюнули и пошли домой ужинать.
Николай шел рядом, в так шагам кивал головой.
-Такое государство мы построили своими руками, - отозвался Николай.
-Как это? - опешил майор.
-Вот так! Сначала мы выбираем себе на местах неизвестно кого, которым выгодно иметь под руками радикально настроенную молодежь. А потом уже они диктуют остальным какого мы должны выбрать себе президента.
-Уходить надо из армии, Николай Иванович, - вздохнул майор. - Мне год остался до пенсии по выслуге лет. Дослужу, ни дня не останусь, - посетовал Бойко.
-И я не останусь, - согласился с ним Николай. - Только этот год надо как-то прожить.
Они молчаливо постояли на углу, где им предстояло расстаться, пожали друг другу руку и разошлись.
Это был самый грустный Новый год. Девочки сидели дома, даже к бабушке не поехали, в городе толпы возбужденной безвластием молодежи. Отец и мать рядом, смотрели по телевизору не поздравления президента, а на бесчинства митингующих на площади Независимости в Киеве. Галя одобрительно восклицала, когда видела, как нападают на милиционера. Николай хмурился, молчал.
Звонил из Киева Олесь. Он в курсе о нападении на гарнизон внутренних войск.
Николай предупредил его:
-Если полезут к нам, я их хлебом с солью встречать не буду. Согласно уставу при нападении на охраняемый объект… и так далее по тексту. Сначала дам по верх голов из всех калибров, а там посмотрим, - предупредил Николай.
-Ты не дури! Ты хочешь прославиться на всю Европу?! Зря я тебя не отпустил на пенсию, - высказался с досадой Олесь. - Наломаешь ты дров.
-Вот приезжай сюда, и принимай решения сам, - зло проговорил Николай и бросил трубку.
Вечером позвонил брату, поздравил с наступающим Новым годом, спросил:
-Дима, ты видишь, что у нас твориться?
-Да, смотрю по телевизору. Сплошное торжество демократии. Милиция не справляется? А где внутренние войска?
-Янукович не хочет большой крови. Да и запад наседает на него - решать вопрос мирным путем.
-А в городе у тебя какая обстановка?
-Грабежи, митинги, разгромили несколько райотделов милиции, похитили служебное оружие. У меня в части усиленный караул часовых.
-К чему все это может привести?
-Я такой вопрос задавал шурину. Он теперь у нас командир полка. Ответил: Януковичу по шапке, выберем своих, более достойных. Намекнул ему, хочу уйти на пенсию. Олесь уговаривал остаться, обещает служебные перспективы. Буду настаивать на уходе, в ответ устроит мне какую-нибудь подлость, вообще останусь без пенсии. Выжду. Посмотрю, чем все закончится. У вас там, как? Говорят Путин может двинуть войска в помощь Януковичу? - спросил Николай в надежде, что тот подтвердит слухи.
-Не та фигура ваш президент, чтобы за него на смерть посылать наших ребят, - не оправдал его надежду брат. - Хотел усидеть на двух стульях, может сесть между ними. Никакого вторжения не предвидится.  Президент сам может проявить решимость и очистить площадь от митингующих. Для этого надо всего лишь арестовать зачинщиков майдана и пригрозить арестом ярым оппозиционерам. И меньше верить заверениям западных политиков. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, - высказался Дмитрий.
Они  поговорили еще несколько минут и отключились.

*   *   *
Дмитрий по телевизору наблюдал за событиями в Киеве. Сначала казалось, это повторение майдана при выборах Ющенко в две тысячи четвертом году: побузят, повыступают и разойдутся. А если не разойдутся, то у Януковича хватит политической воли выдавить их с площади силами внутренних войск или милиции. Но шли дни, а политической воли не наблюдалось, толпа все увеличивалась, автобусы почти со всех регионов прибывали в Киев все с новыми и новыми митингующими.
Оглядываясь назад, в недавнюю историю, он подумал, как хорошо, что у нового президента России хватило воли усмирить воинствующих кавказцев, укрепить вертикаль власти, что бы впредь никогда не могло повториться подобное с украинскими событиями. Дмитрию импонировало, что президент Путин начал с экономических реформ, осуществил ряд правовых реформ, приняли налоговый, трудовой, гражданский административный кодексы, уменьшился внешний долг, выросли валютные резервы. Он повернулся лицом к проблемам страны, чего не было при Ельцине, который больше заботился о собственном имидже и благополучии семьи за счет государства, менял премьер-министров, генеральных прокуроров, председателей центробанка, чтобы они, не дай Бог, чего бы лишнего не сболтнули в прессу о неблаговидных делах его семейства. Наконец крупный бизнес утратил контроль над высшим чиновничеством. Президент поставил перед правительством амбициозную задачу - за десять лет удвоить ВВП. Налаживались внешнеполитические связи. Дмитрий, как политический обозреватель, в своих статьях отмечал: президент Путин сумел укрепить отношения с Европейским союзом и НАТО. Установил доброжелательные отношения с канцлером ФРГ Герхардом Шредером , премьер министром Великобритании Тони Блэром, президентом США Джоржем Бушем младшим. Казалось бы все было безоблачно во внешних и внутренних делах.
  Но с две тысячи седьмого года наметился некий холодок в отношениях с западом. Президент Путин выступил в Мюнхене с критикой однополярного мироустройства, критикой политики США и несогласием с продвижением НАТО на восток. И запад принял это за необоснованные политические амбиции России.
В две тысячи восьмом году, при президенте Медведеве, в разгар Олимпийских игр в Пекине, президенту Грузии Саакашвили стрельнуло в голову возвратить Южную Осетию в лоно Грузии. Для этого нужно было сначала расстрелять русских миротворцев, загнать танки на территорию Осетии и долбить прямой наводкой по жилым домам города. В первые минуты от такой наглости ошалели первые лица государства, есть же международный обычай - не вести войн во время проведения Олимпийских игр. Быстро пришли в себя и ответили. Да так, что чуть Тбилиси не пал. Вовремя остановились. Все равно в провокации обвинили Россию, и только через много лет согласились, что виновата Грузия, потом об этом опять забывали, и политики всех мастей упоминали, как агрессивная Россия напала на маленькую Грузию. В две тысячи двенадцатом году вновь избрали президентом Путина.
Дмитрий уже не сожалел, что стал россиянином, хотя раньше колебания были, тогда он отмечал,  никакой особой разницы жизни в России и в Украине нет. Единственно, в Украине зарплаты чуть меньше, коммунальные услуги чуть дороже. А все остальное: коррупция, преступность, никакая судебная система, - все это одинаково. Потом начали колобродить различные формирования националистического толка, волнения прошли в Крыму, на востоке не очень согласовались политические решения с центром. В России с сепаратизмом на юге было почти покончено, войска выведены, далее с мелкими партизанскими группами справлялись местные милиционеры. Во всяком случае вахабизм не распространился по России, когда как идеи нацизма на Украине распространяются почти по всей стране.

В середине января Дмитрий заявил главному редактору,  он поедет в Киев. Тот посмотрел на него, как на самоубийцу.
-Жить надоело? - спросил тот.
-Я должен видеть все своими глазами. Я жил на Украине, и только в общении с людьми я смогу понять их истинные стремления, - заявил он.
-Да какие там стремления? Половина из них на майдане проплаченные люди! Ты что, не знаешь, чьими руками делается революция?
Главный редактор смотрел на Дмитрия как ребенка, который запросил запрещенную игрушку.
-Догадываюсь, кто будет пожинать плоды, но я должен быть там, - упрямо проговорил Дмитрий.
-Там уже не одному журналисту сломали камеру, набили морду. Ты тоже этого желаешь?
-Я буду без камеры, без удостоверения журналиста, инкогнито, - гнул свою линию Дмитрий.
-Я не могу выдать тебе командировочные, их не утвердят сверху, - привел последний довод главный редактор.
-Я поеду на свои. Гонорар оправдает расходы. Оформите мне отпуск, - попросил Дмитрий. Главный редактор почесал подбородок, проговорил:
-Черт с тобой, хочешь написать «Репортаж с петлей на шее»? Валяй!
И оформил ему командировочные. Только предупредил:
-Это командировочное ты оставь здесь. Пусть тебе ребята сделают липовое от любой фирмы. В поезде пограничникам не говори, что ты журналист, иначе тебя повернут назад, - дал последний совет главный редактор.
-Я знаю, - поблагодарил Дмитрий.
Хуже было дома. Дина категорически сказала:
-Только через мой труп!
Он обнял ее, поцеловал сверху в голову, и проговорил:
-Зачем ты меня толкаешь на такие крайности.
Она засмеялась сквозь слезы.
-Дурак! Хочешь сделать меня вдовой? Тебе недостаточно того, что показывают по телевизору?
-Иногда там освещают события очень предвзято. Я хочу все пощупать своими руками. Я и твои спектакли могу посмотреть по компьютеру, но хожу иногда, чтобы из зала посмотреть в живую на твою игру. Знаешь, две большие разницы! - развел он руки и по-скоморошьи поклонился.
Дина поняла, ей не переубедить мужа.
Уже на вокзале Дмитрий поменял в обменном пункте рубли на гривны, сел в наполовину пустой вагон. В вагоне непривычно тихо, не бегают по коридору дети, пассажиры заперлись в своих купе, стараются не выходить, за редким исключением в туалет или к титану за чаем. С Дмитрием в купе ехал пожилой, интеллигентного вида мужчина, одет в приличный костюм, на манжетах запонки, аккуратно повязанный галстук. И молодой парень, лет тридцати. Быстро перезнакомились, выяснили кто куда едет. Парень ехал с вахты домой в Житомирскую область, там у него семья и родители, ездит на заработки в Россию. Пожилой мужчина живет в Киеве, ездил к сыну в гости в Нижний Новгород. Дмитрий пояснил, он живет в Москве, едет в Киев в командировку по газовым вопросам. Командировочное удостоверение от несуществующей газовой кампании ему сварганили на компьютере коллеги айтишники.
-Вы бизнесмен? -  спросил его пожилой пассажир.
-Нет, что вы? Я технарь. Еду утрясать кое-какие вопросы от нашей фирмы, - на голубом глазу пояснил Дмитрий.
-Нашли время ездить в командировку, - хмыкнул молодой парень.
-Что поделаешь? Согласованно было еще в октябре, а пришлось ехать сейчас, - отважно гнул свою линию Дмитрий.
И разговор плавно перешел на тему событий в Киеве.
-И как вы изнутри видите все происходящее? - спросил Дмитрий пожилого пассажира.
Тот помолчал, пожевал губами невидимую крошку, медленно проговорил:
-Когда с кровью бьются за светлое будущее, как правило, наступает мрачное настоящее. Так было в революцию семнадцатого года. Так будет  и у нас, - и взглянул при этом на молодого парня.
-Почему вы так думаете? - спросил Дмитрий.
-А вы посмотрите кто окружает нашего президента? Есть там хоть один достойный избранник? Или таковые имеются в оппозиции? Все бьются за свои интересы, никто не думает о стране, о народе. Там нет государственников. Вы посмотрите как все быстро предают Януковича, открещиваются от его партии. Мало кто поднимает голос в его защиту. Это о чем говорит? - спросил он и сам же ответил: - Они были с ним, пока он при власти и позволял им безнаказанно грабить свой народ.
-Да и поделом ему, - вставил слово молодой парень. - Что хорошего Янукович принес стране. Вот я! Вынужден ездить на заработки в Россию, мой сосед ездит нелегально в Польшу, чтобы прокормить семью. Разве это дело? При Кучме стало чуть легче, а потом пришел этот… прыщавый… недоотравленный… - махнул он рукой.
-Дома работы нет? - спросил у него Дмитрий.
-Нет. Ни дома, ни в Житомире, ни в Киеве. Я закончил институт, инженер дорожник. А работаю простым рабочим в России. Обещали сделать прорабом. Только разве это хорошо, что я пол месяца не вижу семью? Дочка скоро меня будет дядей называть, - с горечью говорил молодой попутчик. -Я бы и сам на майдан пошел, если бы знал, что придет к власти совестливый, не коррумпированный политик. Будет защищать интересы простых людей, а не всяких фирташей, ахметовых, коломойских, - эмоционально проговорил парень.
-Да, с экономикой у нас обстоит плохо, - согласился с ним пожилой пассажир. - А как вам видится из Москвы наши события? - обратился он к Дмитрию.
-Мы стараемся не вникать во внутренние дела суверенного государства, - чуть слукавил Дмитрий. - Если бы не возрождение националистических ультраправых сил, которые рвутся к власти, мы бы и не обратили внимание на события в Киеве.
-Да уж! - только и проговорил пожилой мужчина.
-У вас в Житомирской области тоже есть такие? - спросил Дмитрий у молодого пассажира.
-Такие какие?
-Которые считают Бандеру героем Украины.
-Есть. Те кому совсем делать нечего, их находят, сбивают в кучу, ведут за собой, в соседнем городке церковь отобрали в пользу кого, не знаю… Вроде, как Бог един, а тут борьба идет с мордобоем. Не, я в таком никогда участвовать не буду, - пояснил парень. - Мне  семью кормить надо, а не ходить по улицам с лозунгами.
-Скажите, а в России разве нет национализма? - вдруг спросил пожилой попутчик.
-Вы когда жили у сына, разве видели митинги с факелами? Упрекнули в магазине за украинский акцент? - парировал Дмитрий.
Пожилой пассажир загадочно улыбнулся.
-Не так все примитивно с национальным движением. Если власть его не поощряет, то это не значит, что его нет, - мягко высказался он, чтобы не обидеть национальных чувств российского попутчика.
-Здоровый национализм в той или иной форме есть в каждой стране. Иногда его называют патриотизмом. Знаю из истории, что западники и славянофилы спорили еще в позапрошлом веке. Западники воспринимали европейскую культуру за эталон бытия. Славянофилы полагали, что собственными началами русского народа являются «Православие. Самодержавие. Народность», - высказался Дмитрий. -
-Гм… - покрутил головой пожилой  попутчик. - Для технаря вы не плохо подкованы. Но это история, а сейчас в чем выражается русский национализм? - спросил он.
-Все зависит от идеологии национализма. Если он не задевает моих чувств, не навязывает силой свою идеологию, не покушается на власть, я могу не обращать внимание на него. Пусть этим озабочиваются власти. В связи с распадом когда-то общей с вами нашей страны, многие разочаровались в идеологии социализма, недовольные экономическим положением стали благоволить партиям с националистическим уклоном, поскольку те обещали быстро накормить страну, среди кисельных берегов потекут молочные реки. Им верили. Или хотели верить. За ними шли. И все же у нас нет устойчивого этнического или гражданского национализма. В отличие от украинского, который поощряется на государственном уровне, - высказал свою  точку зрения Дмитрий. Молодой парень крутил шеей, смотрел то на одного собеседника, то на другого, которые говорили о непонятных для него терминах.
Пожилой попутчик возразил:
-Согласитесь, что украинский национализм тоже возник не на пустом месте. Если бы не насильственное насаждение польской культуры, русификации и коммунистической идеологии вряд ли бы так быстро возникали национально-освободительные движения.
-Полноте вам! - улыбнулся Дмитрий. - Основы украинского национализма заложены еще в «Книге бытия украинского народа». Историк Костомаров доказывал, что есть две русских народности, южная и прочая, а Михаил Грушевский  далее развил теорию исключительности украинского национализма. Еще Австро-Венгры поощряли в своих интересах  украинских националистов, которые видели своими врагами поляков, русских, евреев и прочих.
Пожилой пассажир с удивлением посмотрел на Дмитрия, повторил вопрос:
-Вы, действительно, технарь?
-Я родился на Украине, жил в Измаиле Одесской области. Все что связано с малой родиной, мне интересно. Поэтому я внимательно отношусь к вопросам национальной истории, - пояснил Дмитрий.
В это время дверь открыла продавец пирожками, пивом и прочими мелкими сладостями, заученным голосом пропела:
-Пива, пирожки, пирожное - не желаете? - и прервала  разговор о политике и вопросах национализма.
-Желаем, - кивнул Дмитрий, и попутчики пассажиры занялись пирожками.
Ночью их подняли таможенники и пограничный контроль. На российской границе проверка прошла быстро. На украинской - к его попутчикам вопросов не возникло, у них украинские паспорта. Дмитрия сначала пограничник расспрашивал о цели поездки в Киев, он показал ему липовое командировочное удостоверение. Тот удивился, в такое время ехать в командировку — верх глупости, спорить не стал, хмыкнул недовольно, шлепнул в паспорт печать и пошел в следующее купе. Затем таможенник выпытывал, сколько валюты он везет с собой? При этом сально смотрел на него, дескать, знаем, есть не задекларированные рубли.
-Я все указал в декларации, - отрезал Дмитрий.
-Я понимаю, - недоверчиво выговаривал таможенник, - я спрашиваю, сколько вы в носках валюты везете?
-А вы обыщите, - предложил Дмитрий.
-Если надо, обыщем, - пообещал таможенник. - Вещей много везете?
-Нет. Только сумка.
-Откройте.
Дмитрий достал с верхней полки сумку, открыл. Таможенник брезгливо заглянул в нее, Дмитрий вынул бритву, таможенник движением руки остановил его, понял, взяткой здесь не пахнет, недовольно пожелал: «Счастливого пути!», пошел вслед за пограничником.
Утром, на перроне, распрощался с попутчиками, Дмитрий поехал в заранее выбранную гостиницу подальше от центра города. Поселился, спрятал паспорт, командировочное удостоверение, сдал ключи, и пошел в сторону метро.
Дмитрий еле протиснулся в переполненное метро, поехал в сторону площади Независимости. Пройти сквозь оцепление ему не удалось. Он обогнул по прилегающим улочкам площадь, вышел на толпу людей, оказалось левые проводят акцию в память адвоката Маркелова и внештатной журналистки анархистки Бабуровой, убитыми пять лет назад в Москве. Убийц разыскали и осудили. Опасались нападения националистов, в это время со стороны Трехсвятительской улицы стали раздаваться взрывы шумовых гранат, Дмитрий пошел к Европейской площади, он увидел горящий автобус, запах газа, который использовали силовики против митингующих. Дошел до Парламентской библиотеки, остановился у памятника Петровскому, дальше из-за толчеи народа продвинуться было невозможно. Гул, шум толпы, выкрики, не разобрать кто чего хочет, единственное препятствие для всех шеренги милиции «Беркут». Со стороны опять раздавались взрывы шумовых гранат, толпа устремилась в сторону стадиона «Динамо», увлекая за собой Дмитрия. Пылал еще один милицейский автобус, в сторону милиции летели бутылки с коктейлем «Молотова». «Правый сектор» работает, - высказался кто-то одобрительно из толпы. «Правый сектор» проявился именно в минуты противостояния на площади Независимости, созданная из ряда ультраправых групп во главе с «Тризубом имени Степана Бандеры». Именно они стали основой силового протеста.  Дмитрий видел, как команда метателей коктейля выходит из дома Профсоюзов, двигаются  к памятнику Лобановского. Кто-то так же из толпы высказал недоумение: почему этих метателей не хотят нейтрализовать? Ведь ничего не стоит, блокировать метателей, и отсечь их от того места, где готовят бутылки с горючим коктейлем. Дмитрий видел, что среди митингующих нет согласия, не все воспринимали лидеров майдана как своих руководителей. Стоило Кличко выйти к митингующим боевикам, он тут же получил струю из огнетушителя. Под свист выгнали с площади Порошенко, который пытался направить боевиков в нужное для него русло. Противостояние переходило в явное организованное уличное насилие. Дмитрий не лез в первые ряды, где порой начиналась драка с силовиками. Он понимал, ему нельзя быть задержанным, или раненным, где те и другие могут выяснить кто он и откуда, тогда исход может оказаться непредсказуемым. На майдане  доставалось журналистам, антифашистам, случайным людям, подозревая в них засланных казачков. Позже подошли и к Дмитрию.
-Ты откуда, мужик взялся? - спросил крепкий, перемазанный сажей от горящих покрышек, парень на чистом украинском языке.
-Я из Одессы, приехал в командировку, а тут такое! - прикинулся простачком Дмитрий. - Разве можно такое упустить, будет, что рассказать  своим в Одессе, - говорил он по-русски вкрапливая украинские слова. Все знали, в Одессе большинство жителей говорят по-русски, смотрят на это с не одобрением, но пониманием.
-А кто у тебя свои? - хмыкнул парень
-А те кому надоел Янукович, они скоро тоже приедут сюда, - гнул свою линию Дмитрий.
-Тогда ладно, - обмяк парень, - Ты тут осторожней, попадешь под горячую руку «своих» - предупредил он.
-А я если что, скажу, что я с вами, вас как тут найти? - наивно спросил Дмитрий. Мелькнула мысль: «Актерские уроки Дины не прошли даром».
-Спросишь Голохвасотва, тебе помогут, а вообще запишись в отряд самообороны, - посоветовал Голохвастов.
-Это к кому мне надо обратиться? - спросил Дмитрий.
-Найди коменданта Андрея Порубия, объясни ему кто ты и откуда, он определит тебя в одну из сотен отряда самообороны и поставит на довольствие, - велел Голохвастов и отошел. Ни в какой отряд самообороны он записываться не пошел. Если к нему кто подкатывал с вопросами, кто он и к какой группе принадлежит,  неизменно говорил, я из группы Голохвастова и от него отставали. По этому незначительному штриху, для Дмитрия стало очевидным, что митинг не такой уж и стихийный, в нем чувствовалась организованность, если разрозненные люди знали одного из лидеров майдана. Он понимал, вечно так продолжаться не может. Праздношатающегося по майдану мужчину могут принять за провокатора или силовика в гражданском, и тогда ему не несдобровать. Он видел, как избивали какого-то парня, подозревая в нем пришедшего со стороны защитников президента, затем его поволокли в сторону здания, занятого повстанцами. Говорили там есть подвал, в котором содержат именно таких, кого заподозрили в провокации. Подогретой толпе, вкусившей крови, достаточно ткнуть на кого-либо пальцем, и те набрасывались голодной статей не особенно вникая, насколько виновен подозреваемый.
Дмитрий отошел в валу у стадиона, откуда многие наблюдали за происходящим. «Ура! - кричали многие. - Наконец-то началась война!», - и подбадривали криками со стороны, сами не пытались ввязываться в драку.
С каждым днем противостояние становилось все ожесточенней. Уже никто не говорил о том, что можно, а чего нельзя. В ход шло все, что могло сломить защитников правительственных зданий.
Николай менял гостиницы, чтобы кто-нибудь из администрации не дал знать, что у них проживает москаль с российским заграничным паспортом.  Только один раз в день он звонил Дине, коротко сообщал, что он жив и здоров, просил позвонить в редакцию, сообщить редактору,  он с проводницей поезда передаст материал в газету за подписью Эдуарда Петрова, который тоже должна получить Дина и передать по назначению. Назвал день и номер поезда, хотя поезда во время майдана ходили нерегулярно, с опозданиями. Дмитрий вечером в гостинице набрасывал текст увиденного и услышанного, прятал листки в укромные места, когда днем уходил на майдан. Он писал, что после принятых Радой законов на ужесточение против митингующих, привело к тому, что резко повысилось их сопротивление. Писал, по майдану шастает много разношерстного народа с разными взглядами на происходящее, объединенными одной общей идеей, свергнуть действующего президента. Отступать майдановцам некуда. В случае проигрыша им светит тюрьма. И так уже от пуль силовиков погиб майдановец, еще один скончался в больнице.
Позвонил он и Николаю.
-Ты где? - сразу спросил тот, Дмитрий понял, что он мог звонить Дине, та сказала, брат уехал в Киев.
-Там, где горячо, где должны быть журналисты, - ответил Дмитрий.
-Ты там не геройствуй, - предупредил Николай. - Нынче здесь законы не действуют.
-Вижу, - отозвался Дмитрий.
-К нам приедешь? - спросил брат. - У нас тут тоже интересно.
-Вряд ли смогу. Все же история творится здесь. Ты заканчивай, а то нас запеленгуют. Пока! - попрощался Дмитрий. Ему важно было услышать голос брата и убедиться, что у него все в порядке.
К концу января наступило некое затишье. Рада отменяет скандальны ужесточающие против майдановцев законы и объявляет амнистию при условии, что митингующие освободят ряд административных зданий. Тогда еще Дмитрий не знал, что Януковичу позвонил вице-президент Байден и в ультимативной форме уговорил силу не применять. Тут же в Киев прилетели должностные лица во главе с помощником госсекретаря США Викторией Нуланд, которая уговорила Януковича отправить в отставку правительство Азарова, это дескать успокоит майдан.  Народ Украины и самого Януковича Азаров устраивал, при нем появилась некая надежда на улучшение экономики. Он не устраивал американцев.
В это время Дмитрий решил, противостояние достигло апогея, дальше будет тише, гарантией тому приезд высоких должностных лиц из США и Европы. Он решил  съездить домой.
Ехать в Измаил он не решился. Поезда ходили редко, в поездах началось массовое мародерство, молодчики садились на станции и проносились ураганом по вагонам забирая у людей чемоданы, деньги, люди запирались в купе, держали оборону, доставалось пассажирам плацкартных вагонов. Если бы выяснили, что у него  российский заграничный паспорт, неизвестно, доехал ли он вообще. В международном теперь составе «Одесса-Москва» все же курсируют сотрудники милиции, а вот в поезде «Одесса-Измаил» полная анархия.
В Москву он вернулся совершенно разбитым, целый день осыпался, не веря, что за окном тихо, спокойно, никто не стреляет.
-Еще, папа, туда  поедешь, - спрашивал сын.
-Не знаю. Не хотелось бы. Посмотрим, как будут разворачиваться события, - ответил со вздохом Дмитрий и потрепал сына по вихрам.
-Я тебя больше не пущу! - заявила Дина. - Не хочу остаться вдовой. Ты не военный корреспондент, ты всего лишь политический обозреватель. Вот сиди дома и обозревай!
Дмитрий в ответ только улыбался.

*  *  *
То, чего опасался Николай случилось с соседней воинской частью внутренних войск. Как позже писали в газетах и сообщалось в пресс релизе, группа неизвестных (хотя, какие они неизвестные?), около двух тысяч человек, построили возле ворот КПП баррикады и начали забрасывать коктейлями Молотова, горели шины, ночью загорелась казарма военнослужащих. До оружия нападавшие не добрались. Около тридцати военнослужащих получили ранения различной степени тяжести. Приехавшие пожарные тушить горящие здания не смогли, активисты не дали им это сделать. Только утром они приступили к тушению, когда тушить было уже нечего. Позже по местному телевидению показали начальника западного территориального отделения внутренних войск МВД Украины Аллерова в окружении молодчиков в балаклавах, который дрожащим голосом оправдывался перед журналистами, что бойцы не имели намерения ехать в Киев, а только желали патрулировать во Львове, для этого подогнали БТР к воротам. А митингующие не поняли их добрых намерений подожгли БТР, а вместе с ним и все остальное. К чести Аллерова он все же не уступил требованиям отдать оружие из оружейной комнаты, ее опечатали благодаря присутствию журналистов и начальников из сил самообороны. Солдаты сдались, вышли из части, оставив всю амуницию. Прошли через коридор толпы под крики: «Позор!». Некоторые солдаты остались в горящей казарме и офицеры не озаботились тем, чтобы выручить их.
«Представляю чувства тех солдат и офицеров, которых готовили к противостоянию с более крупным и вооруженным противником, а не могли устоять перед толпой  неуправляемых молодчиков, - думал с огорчением Николай. - Нет, если ко мне полезут, выйду и предупрежу: «Если хоть один волос упадет с головы солдата, дам приказ стрелять на поражение, а потом пусть меня судят».
Он позвонил в Киев Олесю Омельченко.
-Ты слышал, что у нас твориться? - спросил Николай.
-Слышал. В Киеве события похлеще Львовских, - отозвался Олесь.
-Меня мало волнует Киев. Что нам делать, если полезут к нам? У нас оружие посерьезней, чем у соседей, - раздраженно напомнил Николай.
-Тебя должны волновать события в Киеве, от нас тут зависит, как мы будем жить и служить дальше, - назидательно ответил Олесь. - Не беспокойся, к тебе они не сунутся. Это внутренним войскам намек, чтобы сюда не совались, - пояснил он.
-Смотри, Олесь, - с угрозой в голосе предупредил Николай, - я не пешка в вашей игре, если придут громить часть, дам такой отпор, бежать будут до польской границы, - зло выговорил Николай.
-Ну, ты не очень! Никто к тебе не полезет, - и сбросил связь.
Дома предупредил девчонок, чтобы на улицу не выходили, на улице творится беззаконие, мародерство и насилие. Он сам почти испытал на себе это насилие. На площади толпа молодых людей, подогреваемая бритым молодчиком с мегафоном в руках, скандировала: «Москаляку на гиляку! Москаляку на гиляку!». Затем начали прыгать и кричать: «Хто ны скаче, той москаль! Хто ны скаче, той москаль!». Николай смотрел на беснующуюся толпу, кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся, сзади проходили несколько молодых парней, самый долговязый из них спросил:
-А ты че не скачешь, дядя? Може ты москаль?
-Ноги болят, - буркнул Николай, повернулся и пошел в сторону.
Долговязый парень опять догнал его, ухватил за плечо, под смешки товарищей повторил:
-Так може ты все ж москаль?
Николай прихватил лацкан его куртки, подтянул к себе и сжав зубы, проговорил:
-Слушай ты, сопляк, я полковник украинской армии, попадешь ко мне служить, наскачешься на всю оставшуюся жизнь, - оттолкнул опешившего парня, круто повернулся и пошел прочь.
Жена пришла домой взвинченная, злая неизвестно на кого, фыркала, прикрикнула на дочек.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Ничего! Говорила Олесю, нужны перемены, но не таким же образом!
-А ты как думала происходят незаконные перевороты? - спросил Николай. Ему всегда не нравилось, когда жена яро ругала правление Януковича за нерешительность в тех вопросах, которые ей казались важными. Она подолгу обсуждала с подругами по телефону внутреннюю политику страны не хуже политического обозревателя местной газеты.
-Ты хотя бы при девочках не проповедуй своих глупых мыслей, - выговаривал жене Николай.
Она огрызалась
-Пусть знают. Это наша страна, им в ней жить.
Николай хмурился и отходил, спорить с женой, значит скандалить, спорить она могла только на повышенных тонах. При дочерях ему не хотелось.
  Николай поздно вечером зашел к соседу  Сергею Глушко. Дверь с опаской открыла жена, долго смотрела в глазок, увидела Николая, выглянула в коридор, шепотом проговорила:
-Быстро заходь!
И сразу же закрыла за ним дверь на все щеколды. Сергей встретил его хмурым взглядом, под глазом сиял приличный фонарь.
-Дослужился? - спросил Николай.
-Погоди и до вас доберутся. Вон соседей ваших уже разгромили.
Николай прошел к столу, сел напротив Сергея, разглядывая его фингал.
-Я такого счастья для себя не приемлю, - кивнул он на синяк. - Не позволю врываться в часть, пусть не надеются.
-Будешь стрелять? - недоверчиво спросил сосед.
-Буду, - твердо кивнул головой Николай.
-А отвечать кто потом станет? Тебя либо толпа линчует, либо новая власть под суд отдаст. Ты думаешь мы не могли бы перестрелять этих желторотых нациков? Никто не захотел взять на себя ответственность. Правда крови было бы много. К нашему управлению подвалила толпа в несколько тысяч. Начали крушить двери, окна, ворвались в здание. Я пытался остановить их, на меня напали человек пять. Потом в дежурку ввалилось человек сорок, я еле вырвался, скрылся сначала в кабинете оперативника, потом нас выкурили отовсюду.  Оружейку с автоматами закрыли  стальной дверью. Мы остались с табельными пистолетами, что с ними против тысячной толпы сделаешь? А мне это надо, за чьи-то интересы голову подставлять. Глава милиции города Зюбаненко и области  Рудяк  начали с ними вести переговоры. Договорились в отделе останется то ли в качестве заложника Зюбаненко, то ли как представитель  облсовета, остальных выгнали из здания, - рассказывал Сергей. - Толпа срывала с нас погоны, рвала на нас одежду. Вон посмотри на мой мундир, я его оставлю, как память для будущего музея. Провались оно все пропадом. Со службой покончено, - с горечью констатировал сосед.
-И кто же теперь будет охранять порядок в городе?
-А пусть его соблюдает председатель Львовского облсовета, пан Колодий Петя из партии «Свобода». Ты знаешь, что в городе твориться? - навалился на стол Сергей.
-Откуда? По радио не сообщают, я в город выхожу редко, живу почти в части. Правда, вышел тут ненароком, чуть прыгать не заставили. Вот пришел у тебя узнать, как наша власть дошла до такой жизни? -  с едкой усмешкой спросил Николай.
-Нет у нас уже власти, кроме власти толпы. Прокуратуру сожгли вместе со всеми делами, таможенный комитет, областную налоговую службу разгромили. Захватили здания службы безопасности, областной милиции. Тут мэр города Садовый выступил с коротким брифингом, признал, что из разгромленного Галицкого райотдела похищено оружие. Призывал не отпускать детей одних на улицу, не носить с собой крупных сумм денег и ювелирные украшения. Такого беспредела и  мародерства в свой жизни не видел.  Пацанам своим запретил выходить на улицу. Сидеть будем как в крепости, - со злостью рассказывал Сергей.
-Долго не насидишь. Продукты кончаться, - напомнил Николай.
-Ниче! Я свой табельный пистолет захватил с собой. Вот если ко мне полезут, тогда буду защищать свой дом, свою семью. И пусть меня потом судят, - с горечью выговаривал сосед. Его жена Надя застыла в проеме дверей, прижала к груди фартук, слушала мужа с ужасом в глазах.
-Так есть в городе власть или нет? Если есть мэр, глава Львовской администрации, почему они не остановят этого безобразия? - допытывался Николай.
-Ты дурак, или прикидываешься им?! - вскипел Сергей. - Если бы не эти молодчики, которых они же и выпестовали, разве они были бы мэрами и главами. Эта толпа вознесла их, как они могут их остановить? Причем в действиях толпы чувствуется организованность, кто-то управляет ими. Наверняка, эти же мэры и главы!
-Это напоминает мне приход к власти Гитлера из советской кинохроники.
Сергей покосился на него, предупредил:
-Ты полегче! А то тебя за такое сравнение запросто к стенке поставят. Это у нас называется революцией достоинства, рождением новой, молодой демократии.
-То-то вижу как тебя одемократили, еле жив остался, - хмыкнул Николай.
-Ты думаешь такое только у нас твориться? Подобное происходит в Тернопольской, Черниговской, Тернопольской, Ровенской и прочих областях, - как бы в оправдание проговорил Сергей.
-Знаю, - кивнул Николай. - У нас есть связь с гарнизонами областей, сообщают по внутренней связи. В Одессе блокировали воинскую часть. В Ивано-Франковске заблокировали входы и выходы из части. В основном нападают на воинские части внутренних войск МВД, боятся, что те могут оказать помощь президенту, - пояснил Николай.
-Они для этого и созданы, чтобы защищать власть. А так нахрен они, дармоеды, нужны? - зло проговорил сосед.
Жена его всхлипнула за спиной Николая и ушла на кухню.
-Всколыхнулось пол Украины, никто не решается отдать приказ, это будет уже гражданская война. Янукович боится пролития крови. Офис партии регионов в Киеве захватили митингующие, убили престарелого сторожа, который там охранял офис. Погибли люди на майдане. Кто будет отвечать за эту кровь? - задал риторический вопрос Николай, зная, на него у соседа ответа нет.
-Победителей не судят, - с досадой проговорил сосед. - На это у них надежда.
-Придут эти к власти, разве им  не понадобится милиция? Кто-то же должен охранять порядок, ловить преступников? Позовут, пойдешь? - спросил Николай.
-Не, не пойду, - покрутил головой Сергей. - Потом придет другая власть, и каждая будет бить мне морду за то, что я охраняю покой граждан города? Пропади они… Пойду таксовать или еще куда… Давай лучше выпьем за мое успешное завершение карьеры, - потрогал он свой синяк. - Надя у нас есть что выпить? - крикнул он на кухню жене.

*  *  *
Дмитрий дальнейшее развитие событий на Украине хмуро наблюдал по телевизору. Когда он уезжал, полагал, все пойдет на убыль. Оказалось, все только начинается.  Он хотел вернуться в Киев. Главный редактор решительно воспротивился, для этого есть другие корреспонденты. Да и Дина тоже начала горячо убеждать, не ехать в Киев.
-Ты посмотри, что там творится, - указывала она на экран телевизора.
-Тем более, кто в том хаосе усмотрит во мне засланного казачка, - возражал Дмитрий.
-Да там стреляют по головам не спрашивая документов, - чуть ли не плача уговаривала Дина.
И Дмитрий сдался. Не поехал.
Звонил домой родителям, спрашивал, как дела у них в городе. Отвечали, они в город почти не выходят. Митингуют и у них, милиции на улицах почти не видно. За кого митингуют, родители не знали. В газете отец прочитал, что Одесский областной совет назвал события на майдане попыткой государственного  переворота, призвал Януковича к решительным действиям для защиты национальной безопасности страны. В порту все цеха закрыты, отец сидит дома.
А в Киеве Янукович постепенно сдавал позиции. На внеочередном заседании Верховной рады отменили ряд последних законов о привлечении митингующих к административной и уголовной ответственности, согласился на досрочные президентские выборы президента. И все равно всеукраинское объединение «Майдан» и «Правый сектор» объявили поход на Раду. На площади произошло кровавое столкновение между милицией и майдановцами. Кто-то начал стрелять по митингующим, тут же обвинили в этом сотрудников милиции, забросали их бутылками с горючей смесью. Дмитрий видел, как Порубий выносил из гостиницы чехлы, в которых угадывалось силуэт оружия, складывал их в багажник машины. Этот сюжет несколько раз прокручивали по телевидению. Дмитрий видел на майдане Порубия. Он производил отталкивающее впечатление, замороженный взгляд мясника, чувство превосходства над толпой, среди разгула анархии он чувствовал себя в родной стихии.
В Киев прилетели главы МИД Польши, Германии, Франции для переговоров с Януковичем и оппозицией, уговаривали его не применять силу, иначе Евросоюз введет санкции против Украины. Подписали соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине оппозиционеры Яценюк от своей партии, Кличко от своей, и Тягнибок, который политиком и не являлся, возглавлял националистов, которые держали в страхе майдан. Представитель от России Лукин отказался ставить свою подпись под соглашением. Представители «Правого сектора» заявили, их не устраивает подписанное соглашение, они намерены штурмовать администрацию президента и Верховную Раду. Стрельба неустановленных снайперов продолжалась, погибло более ста человек, ранено более полутысячи. Пострадало около пятидесяти журналистов. Именно на этом этапе лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош выдвинулся на первый план.  До этого мало известное случайное объединение, вдруг стало играть роль третьей силы в переговорах между властью и оппозицией. Именно они стали детонатором новой волны насилия и заявили, что будут брать парламент и администрацию президента.
Двадцать первого февраля Янукович покинул Киев. С ним уехали спикер парламента Рыбак и глава администрации президента Клюев. Из Харькова Янукович передал,  он не отказывается от власти, все происходящее в стране назвал бандитизмом и государственным переворотом. Его объявили в розыск за преступление против человечности. Внутренние войска и подразделения МВД покинули майдан, уехали из Киева. Комендант майдана Порубий заявил: «Майдан полностью контролирует Киев». Спикером Рады избрали   Турчинова, известного националиста. Через день в нарушении конституции его объявили исполняющим обязанности президента.
МВД, Вооруженные силы и прочие силовики присягнули новому правительству, которое по сути еще и не было сформировано. Предавали Януковича все и быстро. Президентскую резиденцию в Межигорье попросту разграбили, вывозили мебель, картины, ковры, снимали даже люстры. Охранять ее было некому. В Киеве и других регионах началась вакханалия по разграблению имущества бывших чиновников. Разграбили и подожгли дома лидера коммунистической партии Симоненко, экс-прокурора Пискуна, ректора Налоговой академии Мельника, и многих других государственных чиновников. Избивали депутатов из Партии регионов. За Януковичем охотились, как за зверем, преследовали его на всем пути, он уехал сначала в Луганск, затем в Крым, оттуда улетел в Россию.
Президентство Януковича закончилось полным крахом. На западе переворот назвали торжеством демократии, на майдане - революцией достоинства, на востоке и в Крыму государственным переворотом.
Дмитрий все это наблюдал с зубовным скрежетом, политологи собирались на совещания, на телеканалах обсуждали положение на Украине, не могли поверить, что потерять власть можно из-за беспринципных уступок оппозиции, не принимать заранее мер к ультраправым партиям, смотреть сквозь пальцы на их выходки и бесчинства, надеяться, что заигрывание с ними поможет им их приручить для своей же пользы.
На майдане помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд раздавала печенье участникам майдана, и через плечо бросила своему собеседнику: «Полагаю, правительство должен возглавить Арсений Яценюк».  А еще Нуланд проболталась, на установление демократии на Украине США потратили пять миллиардов долларов.
Как и велела госпожа Нуланд, премьер-министром Украинского правительства стал Арсений Яценюк.
Да если бы на этом все закончилось!

*  *  *
-Финит а ля комедия! - проговорил Николай в кругу офицеров после просмотра событий в Киеве. - Теперь у нас новое правительство, исполняющий обязанности президент, будем присягать господину чи пану Турчинову.
Николай еще подумал тогда: темная лошадка этот господин Турчинов, кем только он не был за свою карьеру: и заместителем секретаря службы безопасности, и вице-премьером Украины, и всегда тенью и вторым лицом за спиной Юлии Тимошенко  в партии и в правительстве, которую с успехом тут же предал, как только замаячили новые должностные перспективы.
Один из молодых офицеров бросил офицерское удостоверение на стол.
-Я ухожу. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» - процитировал он классика. - Присягать такому правительству не хочу. Передайте в отдел кадров, - кивнул он на удостоверение.
-А ты уходи в партизаны, - посоветовал ему один из офицеров.
-Если надо, пойду! - бросил молодой офицер и вышел их канцелярии.
Тогда, до майдана, некоторые офицеры еще могли фрондировать, после переворота в столице с этим быстро покончили. Офицеры или затаились, опасались вслух высказывать мысли, или откровенно заняли позицию поддержки нового правительства. Молчал и Николай, лишь изредка отпускал едкие реплики. Тем более, молчали офицеры, которым  до пенсии осталось не так много лет, чтобы разбрасываться удостоверениями и уходить из профессии неизвестно куда. Основная масса офицеров и рядовых приветствовали уход Януковича, да и Николай был не в восторге от его правления. Однако понимали, приход к власти известных фигур, не отличающихся от прежних, а то еще и хуже, таких, как косноязычий Кличко, которому в боксе отшибли мозги; вороватый Яценюк, не блиставший интеллектом, сюсюкался с Юлечкой, которую освободили из тюрьмы, и который вскоре предал ее, ушел из ее партии; шоколадный олигарх Порошенко, который будучи в правительстве занимался больше своими предприятиями, чем государственными делами; и прочие известные  политики не внушали ни надежд, ни доверия. Эти, которые сейчас у власти, и которые больше всех кричат о будущем процветании  Украины, о решительной борьбе с коррупцией, сами были уже у власти и беззастенчиво хапали все, что плохо лежало. Кто из них будет заботиться о процветании страны? Тем более, что с их правлением на востоке, юге и особенно в Крыму не очень то и согласны.
В полку дисциплина среди солдат совсем упала, они в присутствии старшин и офицеров вели себя довольно развязно, порой выходили из повиновения.  Они полагали, коль в стране можно президента скинуть, а во Львове городское руководство разогнать, у милиции оружие отбирать, чего уж тут слушать офицеров. Запертые в казармы, при скудном питании они завидовали своим молодым ровесникам, которым в городе было море по колено, над ними не было никакой власти. Участились случаи дезертирства, особенно тех солдат, родственники которых проживали на юге или востоке страны.
-Господа офицеры! - обратился к офицерам Дмитрий. - Нам нужно закручивать гайки, иначе мы в своей части получим майдан. Разброд и шатание никому не нужны. Приказываю, построить полк на плацу,
Когда полк выстроили, скомандовали «Струнко!», доложили о построении, полковник Орлов скомандовал «Вильно!», произнес речь:
-Солдаты! Вы защитники отечества, а не банда Махно. Отныне, за каждый самовольный выход в город будем наказывать арестом, за повторную самоволку - отдам под суд военного трибунала. Четверо военнослужащих, задержанных в городе патрулем (он назвал фамилии и роты, где они проходили службу) уже отбывают пятнадцати суточный арест на гауптвахте.  Четыре военнослужащих третий день не является в часть, их считаю дезертирами, на них подан розыск. При задержании они будут судимы военным трибуналом. Так же, если кто-то будет замечен в нетрезвом состоянии, безоговорочно будет арестован.
По плацу раздался гул недовольства.
-Струнко! - скомандовал полковник. - Панове офицеры, с этого дня, предоставить мне план мероприятий занятий с личным составом. Предусмотреть: с утра два часа строевая подготовка, затем марш броски с полной выкладкой, теория по стрелковому оружию и стрельбы. Личное время перед сном два часа. Все! Вольно! Развести всех по ротам!
В канцелярии офицеры упрекнули:
-Не круто начинаем? Дезертировать еще больше начнут.
-Не ждите, пока солдаты сядут вам на голову. Они стараются брать пример с уличной вольницы. Вот приедет командир полка,  пусть он решает, как нам служить дальше. Может быть армию вообще распустят.
Командир полка Омельченко приехал хмурый, недовольный.
-Сволочи! - жаловался он Николаю. - Когда я им нужен был, обещали золотые горы. А как только майдан закончился,  сразу все забыли. Ничего, они еще вспомнят обо мне… - грозил он неизвестно кому. В проблемы полка он вообще вникать не хотел, слишком теперь это мелко для него, там, в Киеве, он мнил себя уже чуть ли не командующим округом в худшем случае, в лучшем - заместителем министра обороны.
Николай позвонил своему бывшему сослуживцу Гриценко, который перевелся служить в Крым.  Николай знал, за эти годы бывший сослуживец стал комендантом Крымского полуострова.
-Здравствуй, Григорий Богданович!
-Здравствуй, Николай Иванович, - отозвался тот, - рад слышать тебя. Хочешь похвастать событиями во Львове?
-Хвастать нечем. Полк не разгромили и ладно. Хотел спросить, как у вас обстоит дело, какому попу кланяться намерены?
-Так поп теперь у нас один, - хохотнул в трубку Гриценко. - Только мы кланяться ему не намерены.
-Как так? - удивился Николай.
-А так! Мы здесь решили быть самостоятельными, автономными от Киева. В нашем парламенте вашу революцию назвали незаконным захватом власти радикальными националистами при помощи бандформирований.
-Круто!
-Да. Городской совет Севастополя тоже проголосовал за расширение полномочий. Мы здесь считаем, что самоустранение президента Януковича не предусмотрено действующим законодательством, так что возложение президентских обязанностей на спикера Рады Турчинова является незаконным - рокотал в трубку Гриценко.
-Вы полагаете, Киев с этим согласится? - в некотором смятении от смелости бывшего однополчанина спросил Николай.
-Лично мне наплевать, что там думает Киев. Мы здесь проведем референдум, и я уверен граждане Крыма проголосуют за наделение Крымской автономии  широкими полномочиями, которые должны быть железными при любой власти в Киеве, - рассказывал Григорий Богданович.
Николай был совсем озадачен. О таком во Львове даже не помышляли. Здешняя власть скоренько приняла все условия новой власти. Широко осудили действия милиции на майдане, возвратившихся милиционеров, которых при Януковиче призвали в ряды «Беркута» для поддержания порядка, поставили на колени и заставили прилюдно каяться.
-Я все время хочу перевестись поближе к дому, в Одесскую область, никак не получалось. Забрали бы вы меня к себе, согласился бы на любую должность, командовал бы батальоном, ротой, только бы подальше отсюда, - пожаловался Николай.
-Погоди! Николай Иванович, ты хороший офицер, но ведь ты креатура Омельченко? А он еще тот тип! Как так? - удивился просьбе Гриценко.
Николай замолчал, не зная, как ответить. Потом глухо проговорил:
-Вся моя беда, что я женат на его сестре. Которую больше терпеть не могу. Или она меня, - не знаю. Не уходил, дочек поднимал. Сейчас они взрослые, захотят, со мной поедут. Не захотят, - они уже самостоятельные. Старшая в институт будет поступать. Того и гляди замуж выскочит. Она у меня в маму красавица, характером в меня. Омельченко, конечно, поддерживал меня, но его взгляды с моими не совместимы.
-Ты, Николай Иванович,  наверное, не знаешь главного. Вам стараются во Львове всех подробностей нашего бытия не доносить. Доложу, Верховный Совет Крыма принял решение войти в состав Российской Федерации. И наши депутаты приняли решение обратиться к руководству России о проведении процедуры вхождения Крыма в состав России. Ты согласишься стать российским гражданином, если вдруг подобное произойдет? - спросил Гриценко.
-А вы полагаете, что подобное может произойти? - озадаченно спросил Николай. - Это же гражданская война. Киев никогда не согласится на подобный демарш. А вы сами в случае подобного вхождения, кем станете россиянином или предателем родины?
-Родина предала меня, когда в результате бандитского переворота во главе государства назначила бывшего комсомольского работника и баптиста, который мыслит категориями силового решения любого конфликта. Я житель Крыма и обязан буду подчиниться его легитимному руководству. Если Крым войдет в состав России, у всех военных и жителей будет выбор, кому служить дальше. И я тоже подумаю. Или уйду на пенсию, годы позволяют. Я знаю одно, Турчинову я служить не буду. И не буду любому, кто придет после него, там нет достойных кандидатур. Так как, ты не передумал менять регион службы? - иронически спросил Гриценко.
-Нужно подумать, Григорий Богданович. У меня престарелые родители в Измаиле. Если я их брошу, кто им поможет. Да еще мстить им начнут. У меня и так брат в Москве работает. И родной дядя в Севастополе служит. Тут нужно крепко подумать. Это единственное, что меня держит, - пояснил Николай.
-Ну, думай. Только недолго. Надумаешь, звони. Министерство обороны может отказать, перевод сможем организовать решением Верховного совета республики. Опоздаешь со звонком, сам понимаешь, мы можем оказаться на разных берегах. Бывай! - и положил трубку.
Николай задумался. Новость его несколько шокировала. Стать россиянином он, конечно, не готов. И дело не только в родителях, хотя и они не маловажный фактор. Он совсем за эти годы перестал понимать происходящие процессы жизни в России. Сначала в ней правил Ельцин, фигура анекдотичная, прославился своими выходками на международной арене, безрезультатно воевал с маленькой Чечней, экономику угробил, коррупция и преступность похлеще, чем в Украине. В ту Россию он бы точно не захотел. Потом пришел Путин. О нем много чего излагали негативного и позитивного, однако в Чечне пожар погас, угли еще долго тлели, взрывы в метро и домов доказательство тому, но это уже не та война, что была десять лет назад. Экономика выправляется, когда как здесь она неуклонно сползает вниз, а после этих, киевских, событий неизвестно,  как все повернется. И он не верил, что Крым может войти в состав России. Во-первых, на это никогда не согласится запад, а уж тем более, Киев. Во-вторых, у Крыма с Россией нет общей сухопутной границы. В-третьих, согласится ли народ Крыма поменять свое подданство. А если часть согласится, а часть нет, тогда в Крымских горах будут прятаться партизаны.
Голова шла кругом. Спустя некоторое время решил позвонить дяде в Севастополь. Они редко общались, он последние годы всего лишь два раза приезжал в Измаил. В Севастополе у него свой дом, семья, внуки, он уже на пенсии, служил на российском корабле, ушел на пенсию в звании  капитана первого ранга. Деятельный по натуре, он не оставался домашним пенсионером, избрался в городской совет, второй срок был в нем депутатом. Набирал его номер несколько раз, еле дозвонился.
-Здравствуйте,  дядя Вася, это Николай Орлов, - назвал не по имени, отчеству, а как в детстве называл.
-Здравствуй, Коля. Ты откуда звонишь? - спросил он.
-Пока еще со своего места службы. Из Львова.
-А-а! Слышал. Это твою часть там нацики разбомбили?
-Нет. Я не во внутренних войсках служу. Соседям досталось. Я что у вас хотел спросить: говорят, Крым хочет войти в состав России, вы как к этому относитесь? - спросил Николай.
-Положительно. Я и так служил на российском  корабле.
-А в случае отделения Крыма от Украины, офицеры флота с кем останутся? - спросил Николай.
-Это выбор каждого. Никто никого неволить не будет. Здесь есть украинские корабли. Учитывая последние события в Киеве, вряд ли многие захотят служить Украине. Хотя, у многих офицеров семьи или родители живут в  в разных регионах, это их выбор, - пояснил Василий Петрович.
-А вы лично?
-Я житель Севастополя. Как народ решит, так и будет. Голосовать буду за вхождение Крыма в состав России, - твердо пояснил дядя.
-А столкновений не получится? Я слышал татары у вас бастуют.
-Все может быть. Пока у них не очень получается. Да и националистов мы из полуострова повыгнали. Они тут хотели в Симферополе памятник Ленину снести, жители им не дали этого сделать. Это они у  вас  себя вольготно ведут,  факельные шествия устраивают, наподобие фашистов в Германии, у нас они не разгуляются.
-Да, есть такое, - удрученно проговорил Николай.
-Сам то ты как к ним относишься? Или может разделяешь их  идеологию? - со скрытой иронией спросил родной дядя.
-Я военный и вне всяких партий, - ответил Николай, он не стал распространятся, подозревая прослушивание телефонных разговоров. И дядя почувствовал некую сдержанность в ответах, переменил тему, спросил:
-Ты давно дома был?
-Тем летом ездил.  Хочу нынче в июне поехать.
-Привет всем передавай. Скажи, если Крым отойдет к России, границы могут быть надолго перекрыты. Не скоро увидимся.
-Передам. До свидания.
И отключился. Подумал, если он перейдет служить в Крым, и границы, действительно, перекроют, как же он тогда увидит своих дочерей, родителей? Нет, так неприемлемо. Нужно добиваться перевода в Одессу. И он не стал звонить Гриценко Григорию Богдановичу. Сожалел об этом, мучился, вечером посмотрел на своих дочерей, с болью подумал, как он может покинуть их с невозможностью увидеть в дальнейшем. Если он уедет в Одессу или Измаил на пенсию, он всегда сможет приехать к ним. А если поедет в Крым, неизвестно, сможет ли он увидеть их, родителей.
И он стал выжидать, как будут развиваться события дальше.
Спросил Олеся Омельченко, слышал ли он о референдуме в Крыму? Тот отмахнулся.
-Пусть потешаться! Пошлем туда тех же ребят с майдана, они быстро там порядок наведут. Их Верховный совет разгоним, к чертовой матери, а основных зачинщиков в стенке или посадим надолго, - беспечно заявил Олесь.
Николай  нахмурился, помолчал, потом не выдержал, спросил:
-Знаешь, в чем разница между ними и нами? - спросил он.
Олесь со скепсисом во взоре посмотрел на него.
-Они действуют в правовом поле. Проводят референдум. Спрашивают у народа. Не дают радикальным партиям вольничать. А мы свои политические амбиции - решаем бандитскими налетами. Помещения бывших чиновников грабим, на воинские части нападаем, правительства свергаем. За убитых на майдане никто ответственности не понесет. Или найдут стрелочников из числа противников майдана, - выговаривал Дмитрий. - Мы какое государство строим? - задал он тот же вопрос, какой задавал ему майор Бойко.
Олесь изумленно уставился на Николая.
-Ты кого защищаешь? - выдохнул он на полугневе.
-Я не защищаю. Хочу понять. Ты плохо знаешь историю. После революции у коммунистов был лозунг: «Грабь награбленное!» Грабили помещичьи усадьбы, дворцы, выносили мебель, картины, ценности. И что, от этого бедные стали богатыми? Нет! Богатыми стали другие. А бедные как были бедными, так и остались. Спрашивается, ради чего делали революцию? Чтобы одних поменять на других? Ты, понятно, делал ее ради карьеры. А для тех, что стояли на майдане, что изменится в их жизни? Они будут счастливы от мысли, что ты получишь генерала? Или, что Яценюк стал главой правительства? Он как воровал, так и будет воровать! Или, что Крым Украина потеряет? Я хочу понять, для чего все это затевалось? - спокойно спрашивал Николай, при этом тяжело смотрел на Олеся, который был его шурином, который, как считает Олесь, он во многом помогал Николаю в продвижении по службе и должен быть благодарным по гроб жизни. Олесь вскипел, покраснел, забрызгал слюной:
-А ты хотел, чтобы Янукович и дальше со своими сыночками грабил Украину?! Продавал украинские интересы Москве?! Ты, оказывается, все время был за Януковича, которого если бы поймали судили бы всем народом?! - почти кричал Олесь. Вскочил, заходил возле стола.
Движением руки  Николай остановил его.
-Я вовсе не за Януковича. И никогда не был его поклонником. Но если мы демократическое, самодостаточное государство, что мешало нам провести выборы и выбрать более достойного? Тем более,  он согласился на досрочные выборы! Нет, надо было перебить кучу народа, сделать так, чтобы  над нами смеялась вся Европа, - высказывался Николай своему шурину.
Олесь тяжело плюхнулся в кресло.
-А вот здесь ты не прав! В Европе положительно отзываются о нашей революции достоинства. И Соединенные Штаты оказывают нам всяческую помощь. Только одна Россия недовольна. И ты вместе с ней, - желваки заходили на скулах недовольного разговором шурина. Без всякого перехода напомнил: - Ты, кажется хотел перевестись, или уходить на пенсию? Я возражать не буду, - хлопнул по столу рукой Олесь. - Только Галка вряд ли согласиться поехать с тобой, - предупредил он.
-Да уж! - кивнул, согласившись Николай. - Я это как-то переживу. Но я с переводом и уходом на пенсию до лета погожу. Хочу действующим офицером, а не пенсионером на лавочке в парке посмотреть, что станет с Украиной. У меня есть свои планы на будущее, - многозначительно проговорил Николай.
-Ты свои мысли от личного состава далеко прячь, - предупредил Олесь.
-А зачем? Все и так мыслят, как я. Таких, как ты по пальцам среди офицеров можно пересчитать, - блефовал конечно. Многие офицеры либо молчали, либо открыто поддерживали революцию достоинства. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой? - продолжил он и заиграл желваками. - Ты служишь сильным мира сего: сначала Кучме, потом Ющенко, затем начал искать хозяина против Януковича. Нашел в лице этого, как его… Порубия или Турчинова. А я служу Украине!  - Николай встал, пошел к двери.
-Да-а! Вон как ты заговорил! Недооценил я тебя! А еще хотел перетянуть тебя в Киев, если бы у меня сложилось, - кинул ему в спину шурин.
-Спасибо, не надо! «Служить бы рад.  Таким, как ты прислуживаться тошно!» - повторил он слова ушедшего офицера и известного классика. - Посмотрю, кто сменит нашего исполняющего обязанности пастора, тогда решу, служить ли мне дальше, - и покинул кабинет.
Повременить с уходом Николай решил по причине воинственных заявлений исполняющего обязанности президента  Турчинова, который издал приказ использовать вооруженные силы. Он не мог понять, как его, офицера, которого учили защищать родину от внешнего врага, пошлют воевать против своих же граждан, которые не хотят принять власть того же Турчинова и его клики.

  *  *  *
Дмитрий пришел к главному редактору и вдохновенно произнес:
-Мне стало известно, что наше правительство признает независимость Крыма и присоединит его к России. Скажу по секрету, наши вооруженные силы уже в Крыму.
Главный редактор посмотрел на Дмитрия, понял, тот не откроет ему секрета своего источника,  на  всякий случай спросил:
-Все к тому идет.  Откуда известно, что наши в Крыму?
-У меня свои источники, - уклонился от ответа Дмитрий. - Правильно я писал,  нельзя отдавать Крым под военные морские базы американцам. Мы двести лет обустраивали Крым и Севастополь, город боевой славы, чтобы пришел чужой дядя и распоряжался нашей инфраструктурой.
-Мы не можем публиковать непроверенные сведения, публиковать о решении нашего правительства преждевременно, нужно подождать официальных подтверждений, - остудил пыл Дмитрия главный редактор.
-Я согласен! Я пришел поделиться с вами этой новостью, чтобы мы были начеку, как только что-либо официально станет известно, тут же в печать, - потер руки Дмитрий.
Главный редактор покачал головой в знак согласия.
Дмитрий являлся политическим обозревателем и в его интересах, в первую очередь, фигурировала Европа. Украиной он занимался поскольку она тоже часть Европы, в основном, в силу своей личной заинтересованности, там проживали его родители, многочисленные родственники, семья брата и в конце концов - это его малая Родина. Именно там развивались события, которые отодвигали Украину все дальше от славянского мира. Пришедшая к власти элита готовая упасть в объятия Евросоюза и НАТО, совсем не устраивала российское руководство и большую часть жителей самой Украины.
О российских войсках ему по секрету рассказал родной дядя Василий Петрович. Он как и брат позвонил дяде Василию в Севастополь.
-Здравствуйте, Василий Петрович, - назвал его полным именем Дмитрий и представился.
-Здравствуй, Дима, давненько мы с тобой не виделись. Как тебе из Москвы видятся наши здесь события? - спросил он.
-Здорово смотрятся. Как раз хотел расспросить о настроениях жителей. Многие ли искренне хотят войти в состав России, или это наша пропаганда преподносит так события? - в лоб спросил он дядю, понимая, тот не станет рассказывать сказки.
-Так ведь ты сам часть той пропаганды, - хмыкнул в трубку Василий Петрович.
-Я стараюсь быть объективным, - парировал Дмитрий.
-Полагаю, большинство жителей проголосует «За». Только вот татары против, хотели проникнуть в Верховный совет республики, не дать депутатам проголосовать за присоединение Крыма к России. К зданию подтянулись защитники референдума, произошло столкновение, толчея, крики, однако обошлось без жертв. Некоторые депутаты в первый день сплоховали, или испугались, не приняли решения об отставке правительства. Были среди них и откровенные предатели во главе с премьер-министром Могилевым, который в обмен на собственную безопасность и сохранение активов, готов был сдать мятежникам все и вся, - рассказывал дядя.
-Слышал, майдановцы хотят приехать и навести у вас порядок?
-Пускай приезжают. Встретим. Мы в каждом городе организовали отряды самообороны. В партию «Российское единство» вступает все больше жителей полуострова. И очень надеемся на помощь России. Тут в Симферополь приезжал депутат Верховной Рады Порошенко, хотел пройти в здание Верховного Совета, ему не дали этого сделать, велели убираться в Галитчину, там ему место. Уехал не солоно хлебавши.
-Василий Петрович, вы должны понимать,  майдановские радикалы хлебнули крови, особенно «Правый сектор», и они приедут с оружием уничтожать тех, кто не с ними. Вряд ли ваши члены самообороны готовы ответить тем же. С вами гражданские протестные силы, которые  не обучены убивать людей. Как вы намерены без оружия обороняться? Тем более,  у вас за спиной татарский межлис, который поддержит майдановцев? - расспрашивал Дмитрий.
-С местными татарами мы избегаем прямых столкновений, стараемся убедить их избежать гражданской войны в Крыму. Нам здесь всем вместе жить, и лучше быть хорошими соседями. Кто-то накрутил им, что с приходом сюда России, их опять депортируют в казахстанские степи. Главной нашей задачей не допустить приезда националистов с материка. Конечно, у наших ребят нет оружия, только подручные средства. С военной силой нам не справиться. С украинскими военными в Крыму мы проводим разъяснительную работу, среди нас много отставников, которые поддерживают связь с частями. Кстати, на территории Крыма появились люди в камуфляже, которые взяли под охрану здания администрации, блокируют военные части и другие важные объекты, - уже полушепотом говорил Василий Петрович.
-Это украинские вооруженные силы? Прибыли с материка? - переспросил Дмитрий.
Василий Петрович усмехнулся в трубку, понизив голос до шепота, сказал:
-Это военные без знаков отличия, ведут себя очень вежливо, так украинские военные себя не ведут. Полагаю, помощь нам оказывает Россия.
-А власть в Севастополе как реагирует?
-Наш мэр Яцуба подал в отставку и вышел из Партии Регионов, публично заявил, что он не хочет быть рядом с людьми, которые опозорили и предали страну. Мы выбрали мэром Алексея Чалого. А глава правительства Аксенов подчинил себе все силовые структуры Крыма.
-Спасибо за информацию, Василий Петрович. Буду рад видеть вас в Измаиле. Если не перекроют границы.
-Приезжай в гости в Крым. Обнимаю.
Положили трубку, Дмитрий воодушевленный разговором понял, российские войска уже находятся в Крыму, они тихо, без шума и стрельбы занимают ключевые военные объекты и административные здания.
В Москве весна наступала медленно, снег напитался талой водой, почернел, днем ручьи стекались в отводные колодцы. А в Крыму весна уже пришла во всей своей красе. Дмитрий наблюдал по телевидению и в компьютере, за дальнейшими действиями крымских и российских властей. Семнадцатого марта Путин подписывает указ о признании независимости республики Крым, одобряет проект договора о воссоединения Крыма с Россией. И в последующем вся страна наблюдала, как в Георгиевском зале Кремля подписали договор о воссоединения Крыма с Россией. Под договором ставят свои подписи президент России Путин, председатель Госсовета Крыма Константинов, председатель совета министров Аксенов, глава Севастополя Чалый. На работе у Дмитрия собрались все сотрудники, обсуждали событие, кто-то искренне радовался, некоторые высказывали сомнение, будет ли под силу экономически вытянуть Крым из той финансовой ямы, в которую ввергла Крым Украина. Тем более, что сухопутного сообщения с полуостровом у России нет. Перебои в банковской системе у жителей могут вызвать отторжение новыми правилами проживания. В общем, проблем больше, чем выгоды. Все эти потуги оправдывались только одним: не дать американскому флоту сделать Крым своей базой на Черном море. В таком случае Россия потеряет стратегическое положение во всей акватории Черного моря, а томагавки с их кораблей смогут поражать Кубань и все прилегающие к Украине области.
На совещании в редакции остановились на том, что через некоторое время Дмитрий с журналистами полетит в Крым, и на месте попытаются определить насколько граждане воспринимают новые реалии жизни. Одно дело период, когда общий подъем поднимает людей, эйфория от победы кружит голову; другое дело, когда  по происшествии времени, люди столкнутся с трудностями перехода от одного образа жизни к другому. А пока в редакции решили организовать встречу с замечательным украинским писателем и журналистом Олесем Бузиной, которого пригласили участвовать на российском телевидении в обсуждении событий на Украине. Дмитрию интересно было познакомится с журналистом, который едко изобличал лживую историографию, созданную современной Украиной. Дмитрий с удовольствием читал его книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» о великом кобзаре, который стал чуть ли не главным украинским идолом. Чего греха таить, ведь Дмитрий знать не знал ничего о личной жизни «великого кобзаря», верил всему написанному о нем еще в то время, когда  учился в школе. Оказалось, вне поэзии кобзарь был далеко не безупречным человеком, слыл пьяницей, богоборцем, ловеласом, завистником, в общем, человеком довольно неприятным. И под забором его пьяным находили, и на носилках домой уносили, и успевал выпивать весь запас спиртного, предназначенного для вечеринки всей кампании. В книге Бузины приводится такой пример: «Запои самого Тараса Григорьевичабыли настолько хорошо известны, что во время дознания по делу Кирило-Мефодиевского общества один из основателей  его Василий Белозерский предложил такую версию  поэтического вдохновения собрата: Свои стихи Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов, и в естественном состоянии не сочувствовал тому, что написал под влиянием печального настроения». А уж сколько лжи было в советской литературе о том, какие страдания переносил, будучи ссыльным солдатом,  в Новопетровском укреплении. Обедал ссыльный исключительно с офицерами, а то и у самого коменданта. Хотя офицерам творчество Шевченко было мало известно. Они искренне хотели вывести его в офицеры, многие рядовые смогли честным отношением к службе выбиться в офицеры. Поляк Мацей Мостовский, попавший в плен после Варшавского восстания, не расстрелянный и не сосланный в Сибирь, по приговору прибыл в укрепление рядовым, дослужился до штабс-капитана. Шевченко пил и ленился, сам написал в дневнике: «Я не только глубоко, даже поверхностно не изучил ни одного ружейного приема». Хороша служба! А где же были сатрапы офицеры, которые муштровали солдат до седьмого пота! «Строевая наука, которую доблестно преодолевали избалованные дворянские отпрыски Лермонтов и Фет, не по зубам гению из села Кириловка». Сколько шума наделала эта книга, Бузину пытались привлечь за клевету, он выиграл все суды, поскольку документально доказал свою правоту. Бузина осудил государственный переворот в Киеве, кровь погибших на руках тех, кто пришел к власти в результате переворота. Он пришел в редакцию безо всякого сопровождения, тихо зашел в холл, его даже не хотела пропускать охрана, пока не удостоверились, что на него выписан пропуск, настолько он скромно вел себя. В редакции его встретили аплодисментами, он засмущался, проговорил: «Что вы, коллеги, я же не звезда из кабаре тринадцать стульев». Этот невысокого роста человек, с высоким лбом, лысой головой, четкой речью обаял журналистов, хотя многие из них были  не менее известны читателям и журналистскому сообществу. Он рассказал о том, что происходит в настоящее время на Украине, и в частности в Киеве. Он изложил свое видение устройства Украины в составе триединого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Он говорил, что пора вернуть Малороссии историческую память и автономию, наряду с Новороссией, Волынью, Галитчиной, Крымом и Подкарпатской Русью. О многом тогда говорилось на встрече. В частности,  он сказал, что украинский народ много сил тратит не на воссоздание украинской культуры, сколько на попытки уничтожить русскую культуру в умах молодежи. Когда прощались, каждый журналист подошел к Олесю пожать руку и представлялись. Услышав фамилию Орлова, Олесь оживился.
-Читал ваши статьи. Очень оригинальные и глубокие по своей сути. Вы, кажется, сами родились на Украине? - спросил он.
-Да. Родился в Одесской области, Измаиле. После института остался в России.
-Вот откуда в ваших статьях глубинное понимание украинской действительности, - улыбнулся Олесь.
-Пожалуй, - согласился с ним Дмитрий и предложил: - Я провожу вас. Вы куда сейчас?
Олесь посмотрел на часы, сказал, что через два часа он должен быть в Останкино.
-Я отвезу вас, - предложил Дмитрий.
-Буду весьма признателен. Только давайте договоримся, мы почти ровесники, будем на ты, а? Тем более, что мы не только коллеги, но и земляки, - и еще раз улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
-Конечно!
Пожали друг другу руки, пошли на выход. В машине Дмитрий спросил, не боится ли он покушения на свою жизнь, ведь его статьи задевают многих власть предержащих.
-Угрожают, - коротко проговорил Олесь. - И в почтовый ящик бросают анонимки с угрозой, и по телефону достают. Мать мою жалко, переживает она очень. В магазине какие-то недоумки обругали ее, велели передать, что убьют меня, если я не заткнусь. Теперь она боится выходить на улицу.
-Может лучше тебе с ней переехать в Россию? - предложил Дмитрий.
-Они мечтают об этом. Не дождутся.
-Читал я твоего Тараса Григорьевича. Здорово ты развенчал  первого поэта Украины, - искренне восхитился Дмитрий.
-Это я им в пику, чтобы других классиков тоже почитали. А то памятники русским классикам низвергают, а из этого идола сотворили. Все шествия и парады с факелами у его ног заканчивают. Чувствуют родство душ.
-Наши классики тоже не без греха. Граф Толстой крестьянок любил щупать, Тургенев всю жизнь за замужней женщиной волочился, свой семьи не создал. А самый гениальный русский композитор Чайковский и вовсе был педофилом, - проговорил Дмитрий не отрываясь взглядом от дороги.
-Наше все Пушкин в каждой женщине видел «чудное мгновение», Есенин был пьяницей и хулиганом, только знают об этом историки и литературоведы.  А народу останутся их дивные стихи и музыка, - в тон ему ответил Бузина. - Они зла никому не делали. Женщин любили? Так кто из нас их не любил? Они же романтики! Им нужно любить для вдохновения!
-Чайковский женщин не любил, - вставил реплику Дмитрий.
Олесь кивнул, вскользь ответил:
-Чайковский вовсе для меня загадка. Не могу понять, как столь несчастный в личной жизни человек мог писать такую божественную музыку, и продолжил прерванную мысль: - Наш Тарас в своей поэзии только лгал, написал «Узника»: Дывлюсь я на нэбо, та й думку гадаю, чому я ны сокил, чому ны литаю», а сам, как следует и не был узником. За пьянку попадал на гауптвахту. Бог ему судья! История все расставит на свои места.
На прощание, Олесь сказал:
-Пиши мне по электронной почте, - протянул он визитку Дмитрию. - Ты будешь мне сообщать о видении ситуации на Украине русским обществом, а я тебе о новостях на Украине  глазами очевидца.
Расстались почти друзьями с заверениями почаще общаться.
И они общались до апреля следующего года, пока не пришло сообщение, что Олеся Бузину застрелили белым днем во дворе его дома. Это было шоком не только для многих украинцев, но и русских граждан, которые успели полюбить его на экране телевидения. Пожалуй, после Влада Листьева, Бузина был вторым по той степени скорби, которая охватила многих его почитавших. Свыше пятисот человек пришли проститься с журналистом, который не боялся говорить правду. Только благодаря всплеску возмущения украинским обществом, требованию Комитета защиты журналистов США, организации ЮНЕСКО, следствие вынуждено было задержать исполнителей убийства, двух националистов, которых до суда посадили под домашний арест, а потом и вовсе освободили.
Дмитрий поехал домой, поскольку четырнадцатилетний сын один дома, а у жены в тот день вечерний спектакль. Родители часто в детстве сына не могли вовремя забрать из сада, позже из школы, поскольку у обоих основная работа переноситься на вторую половину дня. И большую часть своей жизни сын проживал у бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, и конечно, всячески баловали. Дедушка Геннадий Васильевич говорил внуку: «Разве пригодились мне по жизни алгебра, химия, физика? Нет! Это не помешало мне сделать головокружительную карьеру? Из физики я знаю, что нельзя совать два пальца в розетку, из химии помню, что формула воды аш два о, из алгебры ничего не помню. И география в том объеме, что дается в школе, тоже не нужна, дадим извозчику пятак, он довезет куда следует!», - внушал он внуку, расхолаживая его стремление к учебе,  что не устраивало Дмитрия. Он упрекал тестя, тот потакает лени, позволяет внуку делать уроки спустя рукава, выше четверки оценки не получал. Тесть приводил аргумент:
-Сталин руководил огромным государством имея за плечами неоконченную семинарию. И привел страну от сохи до атомной бомбы. Никитка тоже был не шибко грамотным, через пень колоду закончил четыре класса и политический ликбез. Брежнев хоть и с высшим образованием, а Маркса так и не осилил. Зато каких высот достигли!
Спорить  с ним бесполезно. Сына они вернули домой. Когда Дина задерживалась в театре, он спешил домой, чтобы проверить у сына уроки, занимался с ним дополнительными занятиями, заставлял читать книги. Сначала сын был недоволен, лентяйничал, Дмитрий сумел переломить ситуацию, привил таки любовь к чтению, заинтересовал предметами история, иностранным, литературой, и прочими гуманитарными предметами, которые сам хорошо знал, потихоньку вникал в математику, в которой тоже был не силен, часто сам консультировался о задании по математике у более молодых сотрудников на работе. Сын так и не смог определиться кем бы он хотел стать по жизни. Он часто бывал маленьким в театре за кулисами, когда мать выступала на сцене, или на съемочной площадке, и его спрашивали, хотел ли он стать актером? Он еще в то время твердо отвечал: «Нет!» - «Почему?» - «Не хочу, чтобы чужие дяди кричали на меня или указывали мне, как моей маме». Он имел ввиду режиссеров, которые руководили актерами. «А кем же ты хочешь стать?» - «Хочу, чтобы, как дедушка: руководить всеми и чтобы все меня слушались». - «Тогда надо хорошо учиться». - «Дедушка учился плохо, а денег имеет много», - приводил аргумент парень.
Родители Дины полагали, что дочь и зять умышленно ограничивают встречи внука с ними, руководствуясь элементарной ревностью. Поэтому, последнее время отношения между ними опять стали несколько натянутыми.

*  *  *
После известия об аннексии Крыма  Николай долго сидел в некоторой прострации. Не мог поверить, что армейская группировка на полуострове так бездарно сдала позиции. Без единого выстрела Крым отошел к России, как такое могло быть?! По телевидению и в печати трубили ежедневно об агрессивной политике России. Но если говорить о насильственном захвате полуострова, почему жители не выступают с возмущенными митингами против российского присутствия. Боятся? Тогда почему на востоке жители областей не боятся выступать против киевской власти. Более того, берут в руки оружие, чтобы противостоять этой власти.
В Харькове и Донецке горожане взяли штурмом здания областных администраций, в Луганске захватили здание службы безопасности. Исполняющий обязанности президента Турчинов послал туда воинские подразделения, которые отбили здания в Харькове, против Донецка и Луганска сил не хватило, поскольку в этих городах жители успели вооружиться и отбить нападение. В городах и поселках областей возникают митинги против насильственного захвата власти. Руководство Донецкой области сообщает о создании Донецкой народной республики. Турчинов отдает приказ использовать вооруженные силы страны, направляет туда танковую бригаду.
Николай собирает офицеров. Командир мотострелкового полка Омельченко очередной раз в Киеве. Когда запахло жаренным, о нем вспомнили. Стало ясно, что их полк бросят на восток для подавления мятежников, или сепаратистов, как их называли.
Николай обвел глазами офицеров пока, задал всего лишь один вопрос:
-Будем ли мы участвовать в гражданской войне?
Наступила гнетущая тишина. Никто не хотел высказаться первым, дабы не попасть впросак. Наконец командир второго батальона спросил:
-Разве у нас есть выбор? Мы обязаны выполнять приказ.
-Вы знает, что уставом запрещено выполнять преступные приказы, - напомнил Николай. - И для подавления мятежей есть внутренние войска, милиция, прочие подразделения МВД.
-Так их разогнали и деморализовали наши бравые майдановцы, - напомнил заместитель командира роты.
-А кто сказал, что это преступный приказ? - спросил командир роты, молодой мужчина, который заканчивал училище в Ивано-Франковске. - Тем более, что он исходит от верховного главнокомандующего. Сепаратистов надо бить, и бить жестоко. Им помогают российские войска, а с наемниками разговор должен быть однозначным, - решительно высказался ротный.
Кто-то ему возразил:
-Он сегодня главнокомандующий, а завтра придет другой, которого изберут президентом, и он спросит со всех: и с тех кто послал, и с тех кто выполнял приказ идти и у бивать своих украинцев.
Опять тот же молодой голос сказал:
-Там нет украинцев, там одни русские, которые помогают им вооружаться.
-А русские разве не люди? Они украинские граждане, -  выкрикнул на русском языке офицер с задних рядов.
Николай не прерывал, давал возможность высказаться всем. Это ведь не официальное совещание, в котором заседает президиум, выступающие выходят к трибуне. Николай сидел не в президиуме, а в партере, лицом к залу. Он задал вопрос молодому офицеру:
-Вы сможете убить гражданского человека, который не хочет жить по  законам, с их точки зрения, не легитимного правительства?
-Нет. Я арестую его и предам суду. А если он пойдет с оружием против меня, будет в меня стрелять, что мне останется делать? - вопросом на вопрос ответил офицер. - Стреляли же русские по своим гражданам, чеченцам, их совесть не мучила?
-Не знаю, может не мучила. Но в той войне кроме чеченцев воевала уйма всяких наемников, в том числе и наши украинцы. Там хорошо зарекомендовал себя наш Сашко Билый, который лично пытал российских военнослужащих. Ломал пальцы и выкалывал глаза молодым солдатикам. Сейчас он в Ровно безобразничает. И русским было за что сражаться, в ином случае у них на Кавказе  был бы сейчас мусульманский халифат и сброд всяческого народа с Ближнего Востока. Это вечный гнойный чирий под брюхом России.   И все же  хочу вас спросить, будем ли мы воевать против мятежного люда? - спросил Николай и обвел глазами офицеров.
Все молчали. Николай подождал, медленно произнес:
-Должен вам заметить, в Краматорске десантники двадцать пятой бригады перешли на сторону восставших. Передали мятежникам шесть единиц бронетехники и прочее стрелковое оружие.
-Вы предлагаете нам пойти по этому пути? Пути предательства? - спросил  заместитель командира первого батальона.
-Нет. Предательство одно из худших преступлений. Мне хотелось знать ваше мнение, ведь мы будем воевать не с внешним врагом. У многих жителей Львова в тех краях живут родственники. Как они отнесутся к тому, что мы пойдем их убивать. Мы сюда вернемся, нам жители будут плевать в лицо. Полагаю, если мы там окажемся,  мы должны будем не тупо убивать жителей тех областей, а склонить их к сдаче оружия. Они же должны понимать, что мы сильнее, у нас серьезное оружие, и мы не хотим крови. Вряд ли они захотят умирать ради мифической республики. Пусть путем голосования выбирают того президента, который будет устраивать всех украинцев, русских, и прочих граждан. Живут же в мире в Америке граждане всех национальностей. В Швейцарии четыре официальных языка, и ни у кого не возникает желания доказывать чей язык должен доминировать, - высказывал свою точку зрения Николай. Он до конца не верил, что вооруженные силы будут убивать своих же граждан. Хотя после майдана в Киеве, можно поверить во что угодно.
-А если они как Крым захотят присоединится к России? - задал вопрос еще один молодой офицер. - Мы должны будем молча наблюдать за этим и ничего не делать?
Заметил, в основном вопросы задают молодые офицеры. Пожилые угрюмо молчали.
-А что вы сделали, когда Крым решил отойти к России? - задал встречный вопрос Николай. - Кто-нибудь выступил против? Отстреливался до последнего патрона? А ведь там наших войск не мало было.
По залу пробежал короткий смешок.
-Все. Прошу готовится к командировке в район боевых действий. Полагаю, если нашего командира вызвали в министерство обороны, значит ему дадут вводную, - закончил Николай.
Все встали, шумно покидали зал, переговариваясь и обсуждая новость. Молодые вне зала осмелели, стали высказывать воинственные мысли, дескать нельзя допустить второго Крыма. К Николаю подошел командир батальона Краснов. Самый немногословный, педантичный служака, его просьбы удивила Николая.
-Николай Иванович, у меня выслуга лет имеется, мне воевать со своими совесть не позволяет, я подам рапорт на пенсию, - тихо проговорил он.
-Это ваше право. Приедет командир полка, подайте рапорт ему, - посоветовал Николай.
Он и сам мучился мыслью, надо ли ему тоже подать рапорт об отставке по выслуге лет. Особенно после последнего разговора с Омельченко. Он не хотел воевать против мирных граждан, которые взяли в руки оружие отстаивая свое право на жизнь не вместе с новой киевской властью. С другой стороны он хотел присутствовать на арене военных действий, чтобы не дать молодым горячим головам ожесточиться и не наломать дров, за которые остаток жизни им будет стыдно. Потом стало ясно, его бы не отпустили, так как к приезду Олеся рапорт подали шесть офицеров. Четверым отказали, мотивируя тем, что в этот трудный период для страны не время думать об отставке,  двоим по состоянию здоровья рапорта подписали.
Николай вечером придя домой, зашел в комнату к дочерям. Жены, как всегда вечером дома не было.
-Девочки, я хочу сказать вам нечто важное, - тяжело начал он. - Вы уже у меня взрослые и должны понять меня. Меня могут послать на восток с полком усмирять мятежников. Обратно я не вернусь, даже если останусь в живых. С вашей мамой у меня отношения не сложились. Мы давно чужие друг другу люди. Вы сами видите, ее никогда не бывает вечером, она совсем не заботится обо мне, как о своем муже. Я бы давно ушел, но мой долг перед вами не позволял этого сделать. Вою жизнь я посвятил вам. Теперь вы выросли. Сможете прожить без моей опеки. Хотя для вас я всегда буду отцом, помощником, не вас я оставляю, а вашу маму, - проговорил Николай.
Девочки замерли, смотрели на отца широко раскрытыми глазами, первой опомнилась Ева.
-Что ты, папа! Как ты можешь такое думать?! Мы же любим тебя!
У Яны по щекам побежали слезы. Они подошли к нему, обхватили его с двух сторон за шею. Николай сам готов  заплакать. Он долго готовился к этой речи, не один раз хотел произнести, собрать чемодан и уйти. Заранее договорился с комендантом офицерского общежития, чтобы тот выделил ему комнату. И каждый раз не решался. Не мог видеть слезы в глазах своих девочек. Сейчас, когда он с полком уедет на восток, там он может погибнуть, хотя в это не верил, а если не погибнет, он подаст в отставку и уедет к родителям. К жене возвращаться  не хотел. Он не то что ее давно не любил, а тихо ненавидел. Он же знал, что жена живет своей жизнью, у нее есть любовник, который одаривал ее дорогими побрякушками. Как-то теща проговорилась,  Галка сделала аборт, полагая, что от мужа. Когда дочь ей сказала правду и она поняла какую допустила оплошность, она старалась всячески убедить зятя, что тогда она говорила не о Гале, а о племяннице, которую Николай за все время в глаза ее не видел. Он даже догадывался, кто его соперник. Подозревал депутата их городского совета, владельца недвижимости в городе, по молодости хотел по-мужски поговорить с ним, потом решил, дело не в депутате, а в ней. Уж если она пошла по этому пути, найдется другой депутат, что потом и произошло. Ведь мужчины на ее красоту слетались, как мухи на мед. Она привыкла купаться в их обожании. А дома ее ждала серая бытовуха, скучный муж и беспокойные дочки, которые то болеют, то требуют другого внимания. Но годы брали свое. Подрастали молодые соперницы, не менее красивые. А тут и талия уже не та, и морщины у глаз появились.  Все меньше становилось обожателей. Все жестче становился ее характер, и где, как не дома она могла излить всю свою горечь и раздражение.
Николай встал, вынул из под кровати чемодан, который покрылся пылью от долгого неупотребления.
-Папа, не надо! - бросилась к нему Яна.
-Девочки, я уезжаю в командировку. Там посмотрим, - сдался он, не мог видеть отчаяния в глазах дочерей.
Неожиданно рано вернулась домой Галя. Недоуменно посмотрела на мужа и чемодан. Полагала, он собирается либо в отпуск, либо в командировку или на военные учения. Яна бросилась к матери.
-Мама, папа уходит от нас!
-В смысле? - спокойно спросила жена.
-Уходит. Насовсем! - подтвердила Яна.
Жена посмотрела на мужа, прошла села на диван, молча наблюдала, как он собирал свои личные вещи.
-Пришел с чемоданом, и ухожу с чемоданом, - проговорил Николай. -Девочки выросли, теперь ты будешь ответственна за них.
-Девочки, выйдите, - строго велела им мать, и они не могли ее ослушаться. Толкая друг друга они вышли из комнаты. Жена встала, подошла к Николаю.
-Может быть не надо, - проговорила она. - Останься, - попросила она.
-Зачем? Я  тебе зачем нужен? Ужины дочерям готовить? Как муж я тебя не интересую. Ты думаешь, если я молчал, то я ничего не знаю? Ради девчонок терпел!  - злым шепотом выговаривал  Николай.  - Да я бы тебя в бараний рог свернул, если бы был уверен, что это поможет! Или развелся бы еще десять лет назад. Терпел! Понимал, ты из девочек сделаешь таких же идиоток, как ты сама. Все! Закончили! На развод сам подам. Или ты подавай, свободной теперь будешь шляться, - жестко выговорил он, захлопнул чемодан, оглядел комнату в которой прожил более двадцати лет. Хорошо, что военная форма висит в части в кабинете. Пошел к двери.
Жена кошкой прыгнула, закрыла собой дверь.
-Погодь, Мыкола! Може з чистого листа начнэм, а?
-Мыкола, Мыкола! - передразнил ее Николай. - Коля я, Николай! Понятно?! Про какой ты чистый лист? На тебе пробу ставить некуда. Пусти! - оттолкнул он ее и пошел на выход. Дочери выглянули в коридор, Николай кивнул им.
-Я буду звонить, девочки. До свидания.
Он хлопнул дверью. Вышел на свежий воздух. Пахло весной и набухшими почками. Вечерний воздух был чист, свеж, прохожих мало, он оглянулся на дом, окна в его квартире горели призывным светом, он вздохнул и ускорил шаг.
В общежитие он открыл заранее приготовленным ключом комнату, положил чемодан на пустой, колченогий стол, сел на кровать, пожалел,  не захватил по пути бутылку водки.  Напиться бы в пору. За все время проживания ни этот древний и красивый город, ни его полк, в котором он прослужил свыше двадцати лет, так и не стали для него родными. Не говоря уж о жене. Почти двадцать два года жизни коту под хвост.  Он зло ударил себя по коленке. Оглядел обшарпанные стены комнаты. В общежитии проживали молодые офицеры и прапорщики, которые не успели еще обзавестись семьей, или у которых не было в городе жилья. В общем, перевалочный пункт. Молодым лейтенантом он тоже жил в нем некоторое время. Впервые его жена пришла к нему в общежитие и отдалась ему, после чего он сделал ей предложение. Вот потеха будет, когда утром молодежь увидит заместителя командира полка здесь. Встал, украдкой выглянул в коридор, шмыгнул за дверь. Решил все же купить водку. До ближайшего магазина одна остановка на трамвае, он прошел пешком. Купил водку, вспомнил, закуски ведь теперь у него тоже нет, и холодильника с едой нет. Купил хлеб и колбасу, сложил все в пакет, пошел назад. Воровато оглянулся, не хотел лишних глаз, когда пришел к общежитию, зашел в комнату, закрылся на ключ в комнате. Разыскал пыльный граненный стакан, вытер его концом рубахи, налили полный стакан. Выдохнул и выпил. Прощай семейная жизнь и привычный уклад бытия. На душе пусто и гадко. Перочинным ножичком порезал колбасу и хлеб. Жевал, тупо уставившись в трещину на стене. Через полчаса комната поплыла в глазах, закружились стены. Он выпил еще полстакана, завернул остатки хлеба и колбасы, лег на кровать не снимая обуви. Смотрел в потолок, пока он не расплылся в его глазах, и тяжелый сон навалился на него, заставил провалиться в темную бездну.
Родителям говорить о том, что ушел из семьи, он не стал. Не хотел расстраивать стариков. Полагал, отслужит, приедет домой, сам все расскажет и объяснит.

*  *  *
Дмитрий решил воспользоваться приглашением родного дяди, и съездить в Крым. Не стал  оформлять ни командировку, ни отпуск, поехал на первое мая, несколько праздничных дней и пару еще за переработку потратить он мог, решил позволить себе совместить приятное с полезным. Для этого он взял с собой сына Виктора, показать ему Севастополь, поводить по городу. Дина, как всегда из-за плотного графика полететь не могла. Сам же решил просто поговорить с горожанами, послушать, о чем они говорят между собой.  Еще в полете, сын, сидевший у иллюминатора, увидел море, спросил:
-Мы над Черным морем пролетаем, или над Азовским?
-Справа Азовское, слева Черное, - пояснил отец.
В аэропорту на своей автомашине их встретил Василий Петрович. После объятий и расспросов, как долетели, повез их в сторону Севастополя. Сын разглядывал неизвестно откуда взявшиеся горы, все теребил отца расспросами: ведь Крым такой на карте маленький, откуда здесь имеются степи, горы, реки? И в Москве деревья еще голые, снег недавно сошел, а здесь уже вовсю все зеленеет, возле аэропорта в сквере вовсю цветут тюльпаны, светит солнце, так в Москве порой бывает в июне.
Дмитрий в свою очередь расспрашивал дядю о жизни в Крыму после присоединения его к России.
-Трудно живем, - признался Василий Петрович. - Нам бы экономику поднять, тогда некоторые скептики окончательно поймут, где им лучше. Украина двадцать лет палец о палец не ударила, чтобы благоустроить полуостров.
-С продуктами туго?
-Туго. Ведь прямого сообщения посуху с Россией нет, а самолетами много не навозишь. Украинцы в отместку перекрывают воду и электроэнергию, - рассказывал дядя. И с энтузиазмом восклицал: - Надеюсь, это временные трудности! Заживем еще...
-Василий Петрович, это для вас временные трудности, вы получаете российскую пенсию. Не всем же так везет. Молодежь чем занимается? Именно их в первую очередь надо обеспечить работой, зарплатой. В ином случае, пройдет немного времени и они начнут вспоминать, что при прежней власти у них все было хотя и бедно, зато стабильно, - заметил Дмитрий.
-Да и при прежней власти не все было благополучно, - возразил дядя.
-Память коротка, - напомнил  Дмитрий.
-Все же большинство жителей Крыма за присоединение. Татар подогревают с Киева, они, в основном,  не могут успокоится. Мы не должны ориентироваться на недовольное меньшинство. Наша задача  убедить их,  это временные трудности. Москва тоже не сразу строилась. Некоторые думали, что с приходом россиян, на них посыпятся льготы и благополучие. Так не бывает. Это благополучие нужно добывать своими руками.
Пока ехали, Василий Петрович рассказал, он, как депутат горсовета, поддерживает связь с регионами бывшей родины. В Харькове националистам удалось вернуть захваченные здания. В Луганске и Донецке жители пока отстаивают свое право на ту жизнь, которую бы хотели иметь в своих областях.
В Одессе противостояние достигло своего апогея. Тревожит, что город приехал известный радикал бывший комендант евромайдана Андрей Парубий, а там где он, жди крови и побоищ.  Ему нечего опасаться, его поддерживает киевская, а теперь уже и одесская власть. В город приезжал кандидат в президенты Олег Царев, бывший депутат  Государственной Рады. Гостиницу блокировали сторонники евромайдана, его еле эвакуировали из Одессы. Произошла кровавая стычка между сторонниками и противниками новой власти. На сайте «Антимайдана» появилось обращение к гражданам Одессы, объявить Одесскую область - Одесской народной республикой. Евромайдановцы забрасывают коктейлями Молотова здания, в которых проживают или работают их противники.
Василий Петрович, как уроженец Одесской области, более внимательно отслеживал все события, которые происходили на его бывшей малой родине.

  Василий Петрович привез их к себе домой, где жена накрыла стол, обещали прийти вечером сыновья. Дмитрий предупредил,  он с удовольствием проведет у них время до вечера, но не хотел бы стеснять дядю, и он остановится в гостинице, номер которой он заказал еще в Москве. Василий Петрович с женой начали возражать, дескать места хватит всем, Дмитрий мягко возразил,  если бы он приехал один, не было бы проблем. Но поскольку он с сыном, парнем довольно беспокойным, ему самому будет комфортней остановиться в отеле. Еле убедил.
Ближе к вечеру пришли сыновья с женами. Дмитрий редко видел двоюродных братьев, помнил их еще юношами, когда они приезжали с отцом в Измаил, он сам тогда учился в школе. Сейчас это высокие парни, старший Юрий пошел по стопам отца, капитан-лейтенант российского флота, младший Александр работает в администрации мэра города. Жен Дмитрий видел впервые, они тоже много наслышаны о двоюродном брате от мужей, который живет в Москве, и у которого жена известная актриса. Дмитрия давно слегка  раздражает, что его воспринимают, как мужа Дианы Орловой, он понимал, чисто женское их любопытство, но о ней они говорили мало. В основном братья интересовались жизнью в столице России, а Дмитрия жизнь в новом регионе России.
На следующий день они все вместе пошли в центр города, где прошел парад трудящихся. Настроение под стать солнечному дню. Российские флаги, транспаранты, улыбки людей, праздничное веселье, ничего не напоминало, что всего лишь месяцы назад, здесь все было гораздо мрачней.
Зато на следующий день пришло страшное известие. В Одессе националисты напали на палаточный город противников майдана, загнали людей в пустующий дом Профсоюзов, и сожгли там многих людей.
О том, что в Одессе беспрепятственно действуют националистические группировки «Удар», одесские гайдамаки под руководством Сергея Гуцелюка, и другие радикальные группировки, Дмитрий знал. Об этом ему рассказывали журналисты в Москве. Более подробно ему об этом рассказывал Афанасий Забота, когда они в последнюю приезд встречались в Измаиле. Он так же знал, что во время противостояния в Киеве, одесские власти запретили перевозчикам перевозить в столицу организованные группы, продажу билетов в Киев ограничили, и запретили митинги в самом городе. Люди закидали камнями автобус, в котором хотели поехать на майдан активисты партии «Батькивщина». Местные националисты в поддержку евромайдана в Киеве расставили палатки возле памятника Дюку Ришелье. Милиция жестко разогнала протестующих, палатки снесли, организатора Алексея Черного приговорили к пяти суткам ареста. Это было только начало. В той или иной форме митинги собирались все полгода до майских событий. В Киеве не могли допустить, чтобы в Одессе местная власть противодействовала евромайдану. Лидер «Правого сектора» отправил в Одессу около ста человек в поддержку местным националистам. Подтягивались активисты и с других областей. В Одессе появился свой майдан. Чтобы предотвратить захват административных зданий, в  цепочку встали не только сотрудники милиции, но и местные жители. Тогда, в январе, противостояние закончилось ничем, майдановцы не решились напасть на милицию и защитников здания, а у милиции не хватило сил арестовать основных зачинщиков беспорядков. Некий  Антон Давидченко кинул клич, организовать отряды самообороны, чтобы противодействовать националистам. Народ откликнулся. Не так организовано, как хотелось, но все же удалось собрать костяк боевой дружины. Воины одесского гарнизона обратились с письмом к президенту Януковичу, в котором говорилось, что данное противостояние грозит целостности государства, просили проявить волю для подавления экстремизма. Янукович остался глух. Ему было не до Одесских проблем, когда в Киеве пахло жареным. Шестого февраля активисты «Сопротивления» возложили цветы к памятнику погибшим милиционерам в память о сотрудниках, погибших на майдане в Киеве. Все чаще случались столкновения с защитниками и противниками евромайдана. Националисты воспряли духом после бегства Януковича и прихода к власти Турчинова.  Власти города делали все, чтобы ограничить бесчинства майдановцев, но те, чувствуя поддержку сверху, наглели все больше. С приездом в город Парубия они еще более активизировались. Теперь им было море по колено. Они смело нападали на передовые отряды милиции, которые не могли больше сдерживать напор толпы. И милиция, не получив должных инструкций, в итоге отошла в сторону.
Дмитрий не мог понять, почему же тогда в городе, в котором стоят воинские части, вернувшиеся с Киева остатки «Беркута» и внутренние войска, жители города, которым национализм был неприемлем, - не смогли предотвратить то, что произошло. Во всем этом, он видел, прежде всего, предательство президента, его трусость, все его правление цепь непоследовательных и несуразных решений, которые противоречили друг другу. Не зря евромайдановцы сожгли чучело Януковича на митинге у здания российского Генерального консульства
Местом встреч и митингов стало Куликово поле, на котором противники евромайдана установили палатки. Они выступали за второй государственный русский язык, смену власти в Киеве они считают государственным переворотом. В пику им, в газетах распространили обращение активиста евромайдана Марка Годиенко, который писал, что в Одессе появилась «тупая и отмороженная сила, она зовется Новороссия, Русский мир, Славянское единство. И за это радикалы готовы их калечить и убивать. На Куликовом поле собрались более трех тысяч человек, их ряды крепнут, нужно принимать меры».
Новая киевская власть уволила прежнее руководство Одессы власть. В их лице евромайдановцы получили дополнительную поддержку. Теперь уже евромайдановцы защищали здания одесской администрации от нападения отрядов самообороны. Противостояние достигло своего накала. Только сила теперь была на стороне власти, которая совместно с евромайдановцами  боролись с их  противниками. Арестовали лидера «Народной альтернативы»  Антона Давидченко, видимо сломали парня в застенках, он признал свою вину в расколе страны, ему дали пять лет условно, он тут же покинул Украину.
Позже стало известно, что произошло в тот роковой день в Одессе. Утром должен был состоятся футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом», в Одессу съехались ультраправые фанаты. Странно, что футбольные фанаты приехали в город болеть за свой клуб вооружившись битами, цепями, ножами, топорами, палками. У многих на лицах появились маски. И милиция всего этого не видела. Колонна защитников майдана на Греческой площади пересеклась с колонной противников майдана. Одни с криками «Майданутых на кол!», другие «Бей москалей!»,  кинулись друг на друга. Милиция пыталась развести колонны, с этим не справились. Кстати, как признался позже начальник милиции общественной безопасности полковник Дмитрий Фучеджи, одесская милиция получила указание из Киева в события не вмешиваться, а столкновение спровоцировали участники «Правого сектора», втесавшиеся в ряды Антимайдановцев под видом их сторонников. Когда показывали по телевидению кадры того дня, все видели, полковник Фучеджи стоит за спиной стрелявшего из пистолета майдановца и не пытается его остановить. Стрелять начали с двух сторон. Сторонники евромайдана имея численное преимущество начали теснить и милицию, и пророссийских сторонников. Пулю в грудь со смертельным исходом получил евромайдановец некий Бирюков, вину возложат на активиста Куликова поля Будько, по кличке Боцман, его видели с автоматом в руках, он, якобы стрелял по толпе, но попал только в одного. Тут же получил пулю в живот  сотник «Правого сектора» Иванов. Гибель своих соратников ожесточила сторонников евромайдана. У них появились бутылки с зажигательной смесью, которые тут же изготавливали девушки, мелькнул на экране Порубий, и тут же у евромайдановцев появилось огнестрельное оружие. Началась беспорядочная стрельба, жертвы появились с двух сторон, так же пострадали милиционеры. Евромайдановцы ринулись громить палатки на Куликовом поле. Удержать толпу на Куликовом поле не смогли, они отступили к дома Профсоюзов, чтобы иметь возможность в нем забаррикадироваться. На некоторое время это им удавалось, затем сторонники майдана прорвались в здание. С двух сторон летели бутылки с зажигательной смесью, затем в окна полетели горящие покрышки. Пожар охватил все здание. Кто-то пытался спасать выпрыгивающий из огня людей, а кто-то их тут же добивал. Прибывшим пожарным машинам не давали возможности тушить огонь сторонники майдана. Только поздно вечером пожарные приступили к тушению пожара, когда уже тушить было нечего. Они же выводили оставшихся в живых сторонников антимайдана, толпа тут же избивала их и отдавала в руки милиции. Погибших насчитали сорок два человека, как мужчин, так и женщин.
Сообщение о происшедшем варварстве в Одессе вызвало шок у всех жителей Крыма, России, а в последствии и всей Европы. Такого в двадцать первом веке ожидать можно было только от американцев, которые без согласия совета безопасности ООН бомбили Белград, в котором гибли мирные жители.
Николай в гостях у Василия Петровича со всеми домочадцами сидели у экрана телевизора подавленные, даже комментировать не было сил.
-Вот что ожидало бы Крым, если бы мы не провели референдума о присоединении к России, - наконец высказался глава семейства.
-Погодите, эти сволочи еще обвинят во всем сторонников пророссийской стороны, - высказался сын Василия Петровича Александр.
-Или Россию в организации беспорядков, - тут же добавил Дмитрий.
-Причем здесь Россия, - пожала плечами жена Василия Петровича.
-Теперь, что бы в мире не произошло, во всем будет виновата Россия. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», - процитировал муж басню Крылова.
С тяжелым сердцем проводил оставшиеся дни в Севастополе Дмитрий. Сын  теребил его идти гулять к морю, на бульвары, мальчику трагедия в далекой для него Одессе мало о чем говорила.  Дмитрий соглашался, шел с сыном на прогулку, а перед глазами стояли горящие окна и падающие из окон люди. Он  подходил к людям на бульваре, которые собирались небольшими группками, обсуждали происшествие в Одессе, прислушивался к их разговорам. Все осуждали националистов, никто не высказывался против. Заходил он в магазины, как бы ненароком беседовал с продавцами, с пожилыми людьми в скверах, которые отдыхали за чтением газет, выяснял, как им живется в новых реалиях. Претензии в основном сводились к перебоям электроэнергии, к плохой питьевой воде, к подорожавшему бензину. Старушки сетовали, нынешним летом приезд туристов из Украины уменьшится, а Россия не сможет обеспечить такой наплыв туристов, чтобы они заполнили не только отели, но и частные дома. Тем более, что власти грозят запретить сдавать койкоместа в многоквартирных домах. И конечно, скудный товарный перечень на полках магазинов. Крымчане никак не могут привыкнуть к российским рублям, чтобы быстро в уме сообразить, сколько стоит тот или иной продукт в пересчете на рубль, и сколько он стоил ранее в гривнах. Пересчет был не в пользу рубля. Дмитрий остановился у одного небольшого продуктового магазина. Помещение пустовало, над дверями еще не снята вывеска: «Продукты», молодой парень закрывал фанерой окна, выставлен банер: «Аренда» и телефон. Дмитрий поинтересовался:
-Что так? Высокая конкуренция?
-Да какая там конкуренция? - с досадой оглядел Дмитрия парень. - Товара нет. Ранее я получал поставки из Мариуполя, или из Джанкоя. Теперь трасса перекрыта. А в России телушка стоит полушку, да перевоз рупь.
-А как же другие магазины выживают? - спросил Дмитрий.
-По разному. Мелкие закроются. Крупные держатся на запасах. У них денег в обороте побольше, договариваются с Краснодарским краем, - пояснил парень.
-Обещают мост построить, - напомнил Дмитрий.
-Пока его построят, рак на горе свистнет. Да и не верят многие. Его или ледоходом снесет, или подвижными керченскими грунтами. Говорят, строили мост во время войны, да толку, снесло ледоходом.
-И куда же вы дальше? - кивнул на магазин Дмитрий.
Парень еще раз взглянул на Дмитрия, в свою очередь спросил:
-А тебе что за интерес, дядя?
-Да так! - пожал плечами Дмитрий. - Шел мимо. Извини.
Дмитрий кивнул, и пошел дальше, поскольку сын нетерпеливо торопил его и ушел от него довольно далеко.
В разговорах с пожилыми и молодыми жителями, Дмитрий склонился к мысли, что большинство одобряют вхождение Крыма в состав России, поскольку видят, что стало в Киеве после победы майдана, особенно после трагических событий в Одессе. Вместе с тем, они не верят в строительство моста, полагают, дешевле России отжать восточные области и обеспечить сухопутное сообщение с Крымом. Тем более, что восточные области хотят стать либо самостоятельными, либо присоединится к России. Другие возражали: зачем России обнищавшие области, которые нужно будет поднимать за счет российской экономики? Достаточно с нее Крыма! Понимали, как важно для России держать российский флот там, где он стоит уже двести лет. Были такие, которые еще не определились, будет ли им лучше жить в России. Конечно, встречались и такие, которые говорили сквозь зубы: «Нашо нам та Россия, нам и так хорошо жилось...», но таких было меньшинство. С ним не боялись говорить откровенно, прогуливавшийся мужчина с мальчиком вряд ли мог быть провокатором или стукачом. Так что в этом смысле, присутствие  сына в некотором смысле помогло ему.
С тяжелым ощущением улетал Дмитрий из Крыма.  Всем стало известно,  всего в Одессе погибло сорок восемь человек, в больницы обратилось двести двадцать шесть человек, восемьдесят восемь человек госпитализировано. Сначала пронеслась информация, что среди погибших пятнадцать человек были россиянами. Это оказалось ложью, только два человека были не жителями Одессы и области, они ранее проживали в Виннице и Николаеве. В день отлета в Одессе у дома Профсоюзов прошла панихида по погибшим гражданам, которая переросла в митинг, на котором скандировали пророссийские лозунги. Он позвонил домой, родителям, они не ответили, он позвонил Олегу, еле дозвонился, тот ответил, мобильную связь глушат. Сообщил, что Афанасий Забота уехал в Одессу, сказал оттуда поедет в Донецк. Рассказал, в городе растут цены на проезд в общественном транспорте, тарифы на свет, газ и прочие коммунальные услуги. А так же город обеспокоен слухами, о массовом приезде сторонников майдана, которые хотят дестабилизировать обстановку в Измаиле и прилегающих городках. Якобы уже на подступах города видели автобусы с бойцами «Правого сектора». Олег сказал, если бы их не поддерживала местная власть, жители дали бы им достойный отпор, а так неизвестно, чем все закончится. Во всяком случае, Олег вместе с жителями готов отстаивать спокойствие своего города.
Позже и родители, которым он уже дозвонился из Москвы, подтвердили о  страхе, царившем в городе, в связи с приездом боевиков майдана. Измаил жил на осадном положении.

*  *  *
До Николая события в Одессе дошли поздно. Компьютер остался у дочерей, радио в его комнате не работало. Газет он не читал, говорить по-украински научился, а вот читать украинскую мову не любил. Хватало ему приказов и инструкций на украинском языке, да учебников дочерей, когда он помогал им готовить уроки.  В полку офицеры рассказали о событиях происшедших в Одессе, с их слов невозможно понять, кто виноват в трагедии, что конкретно произошло и отчего погибло такое количество людей. С их слов выходило,  в Одессе высадился десант русских добровольцев, они хотели захватить административные здания, и которым дали достойный ответ. На вопрос, почему тогда погибли в основном Одесситы, никто толком пояснить не мог. И куда потом подевались эти русские десантники, тоже никто не мог пояснить. Предполагалось, что именно они в основном и погибли. Это же  по телевизору подтвердил депутат Ляшко: среди погибших в доме Профсоюзов в Одессе человек двадцать приехали из Приднестровья, пятнадцать русские, прибыли из Крыма.  Среди погибших нет ни одного  одессита.
Из Киева вернулся командир полка Омельченко, который собрал офицеров и разъяснил задачу на ближайшее будущее: полк остается в резерве до выборов президента Украины, если все пройдет спокойно и без всплеска эмоций, полк выдвинется в район боевых действий. На вопрос о событиях в Одессе, он ответил, истинные патриоты отчизны дали достойный отпор противникам майдана. Он с внутренней гордостью зачитал в мобильном телефоне статью некого блогера, который отметил,  события в Одессе: «Второе мая является светлой страницей нашей отечественной истории. Небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наемников и рядовых дегенератов в Одессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а так же проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанный украинских граждан».
После этого Юля Тимошенко заявила, что Россию нужно сравнять с землей, бросить на Россию атомную бомбу, «чтобы от чертовых кацапов не осталось мокрого места», а ее коллега депутат Фарион пламенно призывала на месте  Москвы оставить  чистое поле.
Офицеры молчали. Многие понимали всю абсурдность оценки происшедшего, и тем не менее, одобряли гибель десантников, расспрашивать, - себе дороже, запишут в пособники сепаратистов. Полковнику Орлову можно задавать неудобные вопросы, он шурин командира, но и полковник молчал. Он только ниже опустил голову и покраснел от внутреннего негодования. «Дикость какая! - подумал он. - Это уже гражданской войной попахивает, в мирном городе люди гибнут, на востоке бои идут, а мы говорим о светлой странице нашей истории».
Спросили Омельченко о положении на востоке. В надежде, там  вскоре  все закончится, им не надо будет покидать место дислокации. У офицеров тут семьи, сложившийся быт, а там окопная жизнь и далеко не учебная стрельба. Гробы уже стали поступать во все области Украины. А официальная хроника либо умалчивает, либо привирает. Омельченко с энтузиазмом поведал:
-Ребята из подразделения «Азов» выбили сепаратистов из Мариуполя, правда затем им пришлось отступить. Это временная удача сепаратистов. Спецоперацию по наведению порядка на востоке поручили секретарю службы национальной безопасности Андрею Порубию, он уже направил батальон национальной гвардии сформированную из добровольцев майдана.
-Я правильно понимаю, - не удержался от вопроса Николай, - это не внутренние войска, не вооруженные силы, а не обученные добровольцы, которыми руководит месть?
Омельченко тяжело посмотрел на шурина, он еще не знал, что Николай ушел из семьи, медленно ответил:
-Не месть, а справедливое возмездие тем, кто хочет расколоть Украину. Хватит нам Крыма! Добровольцы «Правого сектора» и «Украинская добровольческая армия» хорошо зарекомендовали себя при наведении порядка на майдане и некоторых городах на востоке. Министр МВД Аваков создал корпус спецподразделений, а министерство обороны создает батальона национальной обороны, которые окончательно зачистят территории от сепаратистов.
-А что там делают иностранные наемники? - спросил командир второго батальона майор Бойко. - Я слышал от знакомого офицера в Киеве, что в рядах этих добровольцев кроме русских, белоруссов, воюют итальянцы, шведы, испанцы? Разве своими силами мы не справимся с сепаратистами?
-Есть такие, - подтвердил Омельченко. - Это люди, которые давно проживают в Украине и им не безразлична судьба их второй родины. Я скажу вам более: там воюет батальон имени Джохара Дудаева, укомплектованный чеченцами, там же «Грузинский легион», тактическая группа «Беларусь» и другие. А вы думаете сепаратистам не помогают регулярные российские войска? Мне в министерстве обороны сказали, только в Донбассе нам противостоят тридцать одна тысяча человек, в том числе около трех тысяч российских кадровых военнослужащих.
-Получается, мы воюем не с сепаратистами, а с русскими войсками? - не унимался майор Бойко.
-Ты, майор, наивный, как одиннадцать китайцев, - высказался недовольно Омельченко. - Конечно мы воюем не только с сепорами, но и с русскими регулярными войсками. Неужели ты думаешь, что ватники смогли бы устоять против регулярной украинской армии?! Конечно, там рука Москвы.
-Тогда почему мы не объявим официально им войну? - не унимался  майор Бойко.
-Русские официально не подтверждают, что там есть их войска. Сепаратистам якобы  помогают добровольцы, как и нам, - пояснил Омельченко. - Только врут. Наши ребята из батальона «Азов» захватили двух солдат в плен. По всем признакам кадровые военные. Сначала не признавались, ребята подвесили их, допросили с пристрастием, сознались, как миленькие. Только утверждали, они во время своего отпуска добровольно приехали помогать сепаратистам. Пострелять захотелось ребятам, - зло усмехнулся Олесь.
-Под пытками и ты бы сознался, что пьешь молодую кровь младенцев, - кто-то тихо сказал  за спиной Николая.
-Странная у нас война с Россией, - не унимался майор Бойко. - Торговый оборот с ними растет, наши парни ездят туда на заработки, ихние артисты приезжают с гастролями в Киев. Тогда это не война, а региональный конфликт. Зачем тогда направлять туда вооруженные силы? - спросил он.
Омельченко поерзал на месте, огрызнулся:
-Руководству виднее кого туда надо направлять. А ты, майор, если трусишь, так и скажи. Других не расхолаживай. А то знаешь, что бывает с паникерами в военное время? - и уже обращаясь ко всем, самодовольно проговорил: - Не беспокойтесь о моральной стороне карательной операции для сепаратистов. Нас поддерживает весь мир. Нам помогают страны НАТО, присылают оружие, обмундирование, медицинские препараты, даже Литва и Латвия присылают гуманитарную помощь для военнослужащих. Мы должны четко понимать, против нашей революции достоинства воюют проплаченные наемники, сепаратисты, которых наши власти официально объявили террористами, и мы будем проводить антитеррористические операции. Сейчас сепаратисты заняли город Славянск, Горловку, Харцызск, в Мариуполе сепаратисты заняли некоторые здания. Я полагаю, им не долго осталось безобразничать. Сотрем их в порошок, как стерли на майдане всех прихвостней Януковича, - самодовольно проговорил Омельченко, вальяжно развалившись в кресле.
Николай все же не выдержал.
-Янукович на тот момент был легитимным президентом и главнокомандующим. Мы все были его прихвостнями, поскольку обязаны были исполнять его приказы, -  тихо проговорил он.
-Янукович продался русским за тридцать сребреников!  - повысил голос Омельченко. - Он и сейчас скрывается от справедливого суда в России.
Чтобы сменить тему, Дмитрий спросил:
-Сейчас полку к чему готовиться? Учения будем проводить?
-Учения проведем в боевой обстановке. А сейчас полк должен поддерживать внутренний порядок при выборах  президента.  В городе созданы новые органы милиции, которые будут осуществлять порядок на выборах. А мы будем на стреме в случае не предвиденных беспорядков. Внутренних войск  переформировать пока не успели. Приказываю всем офицерам и военнослужащим обеспечить сто процентную явку на избирательные пункты, все  обязаны проголосовать за кандидата, которому доверяет город Львов. Это - Петр Алексеевич Порошенко. Вопросы есть? - обвел тяжелым взглядом офицеров Омельченко. - Нет? Совещание окончено!
На выходе майор Бойко пробурчал в ухо Дмитрию:
-Раньше нам приказывали голосовать за Ющенко. Не повторится ли история? Теперь мы, вместо внутренних войск, станем отбиваться от разгневанных граждан.
-Хватит нам того, что нам придется отбиваться от восставших граждан Украины, - так же тихо ответил Дмитрий.
Позже тот же Бойко рассказал ему, что творят на востоке батальоны «Правого сектора» и «Азова», ему поведал знакомый офицер из Днепропетровска, с которым он  учился в одном училище. Среди воинов националистов процветает пьянство, достают где-то наркотики, занимаются грабежами, избиениями и пытками местных граждан. Они всех, кто проживает на той территории называют сепорами, над которыми они властны делать все, что захотят. Любую понравившуюся девушку или женщину обвиняют в том, что она наводчица  вражеского огня, волокут к себе в бункер, и что там происходит, селянам известно, но они молчат. Машинами вывозят награбленное имущество, у многих снимают с петель ворота, если они выполнены с элементами художественной ковки.  Девушек и женщин насилуют, частенько, чтобы скрыть свои преступления, потом просто убивают их. По домам мирных граждан лупят большим калибром, от некоторых сел остались одни развалины. Когда руководству в Киев доложили об их бесчинствах, оттуда ответили: пусть недовольные жители скинут пророссийское свое руководство, выйдут к нам с белыми флагами, тогда и обстрелы прекратятся.
Несмотря на антимайдановские взгляды полковника Орлова, а так же близкое родство с командиром полка, в полку офицеры его уважали. Он никогда не кичился своим родством, более того, всячески старался абстрагироваться от родства,  самого командира Омельченко не один раз своими вопросами ставил в неловкое положение. Уважали его и молодые офицеры, которые заканчивали училища уже в эти сложные времена, когда Украина давно не считала Россию братской республикой, прежде всего за спокойный нрав, в нем отсутствовала хамская нотка старшего по званию над младшим, он хорошо знал военное дело. Уважали офицеры постарше, у которых взгляды на современную действительность совпадали, но вслух они высказывать свою точку зрения боялись. В каждом коллективе, будь то военные или гражданские, всегда находился формальный лидер в отличие от назначенного начальника или командира. Тем более, что полковник Орлов всегда оставался исполняющим обязанности командира полка во времена длительных отлучек полковника Омельченко. Полковника Омельченко слушали, боялись, но не уважали. Его совещания всегда превращались в длинные нравоучения, как будто он один знал истину в последней инстанции, он грубил и не стеснялся при подчиненных выматерить за промашки более старших офицеров. Военное дело его мало интересовало, он был обыкновенным карьеристом, и не скрывал этого. Предел его мечтаний перейти в министерство обороны, зарекомендовать себя перед новым руководством, благо те нуждались в лояльных и преданных офицерах, дослужиться до генерала, затем по выслуге лет выйти в отставку и заняться политической карьерой. Он уже сейчас знал, он будет депутатом Верховной Рады.
Николай жил в офицерском общежитии, молодые офицеры сначала косились, не понимая в чем дело, потом привыкли. Только стали тише вести себя, меньше пьянствовали и старались на цыпочках проходить мимо его двери. Иногда вечерами питался в гарнизоном кафе. Заходил попозже, перед самым закрытием, когда там уже никого не было, не хотел, чтобы его видели за ужином подчиненные. Буфетчица Люся наблюдала за ним, со слов мужа, прапорщика этой же части, знала, командир ушел из семьи.
-И чего нам, бабам, не хватает? - томно произнесла она, когда в кафе никого не было.
Николай взглянул на нее, допивая кофе, сказал:
-Ремня не хватает! Хорошего солдатского ремня.
Люся навалилась грудью на стойку, со знанием дела проговорила:
-Нет, Николай Иванович, бабу хоть убей, если она на сторону смотрит, ремнем не вразумишь. По себе знаю. Мне бы такого мужа, как вы, я бы ему ноги мыла и воду ту пила.
Николай улыбнулся.
-Тебе то чем твой не хорош? - спросил он, зная ее мужа, высокого, внешне статного прапорщика, однако в службе рвения не проявлял. Одно время он его даже уволить хотел, тот вовремя перевелся в батальон снабжения.
-Да всем! Пьет. Столько ни одна лошадь воды не выпила, сколько он водки. Не пропустит ни одной юбки. А дома палец о палец не ударит, все хозяйство на мне. Только и звание, что муж.
«Вот и у меня тоже все хозяйство на мне было», - подумал Николай, взглянул на Люсю, крепкую женщину с высокой грудью, подошел к стойке, попросил:
-Налей-ка мне стопку водки, чтобы крепче спалось и бабы не снились.
Люся отошла от стойки, демонстрируя свои бедра, на которых того и гляди треснет юбка, достала из шкафчика бутылку, налила Николаю рюмку, взяла еще одну и налила себе. Приподняла рюмку, игриво проговорила:
-А может я приду к вам не во сне, а наяву? - и глазками поводила.
Николай посмотрел на нее, энергия так и сочилась из нее, заманивала. Николай приподнял рюмку, опрокинул в рот, крякнул, проговорил:
-Нет, Люся. Гарнизон маленький. Не хочу пересудов, - усмехнулся и проговорил: - Представляешь картину: ревнивый прапорщик бегает по части с ножом за командиром полка?!
-Эх, жаль! - и тоже лихо выпила.
Десять дней в полку стояла тишина, офицеры занимались с солдатами по плану строевой и боевой подготовкой. А в городе развернулась нешуточная борьба за пост президента. Кандидатов набралось двадцать восемь человек, один краше другого, два отказались от участия в дальнейшей гонке, троих не допустили к участию выборов. Николай разглядывал бюллетени кандидатов и удивлялся. Выборы похожие на фарс. Один из кандидатов пришел в избирательную комиссию в маске персонажа из фильма «Звездные войны» Дарт Вейдера, он внес залог в два с половиной миллиона гривен, однако ему отказали под предлогом,  нельзя срамить Украину в глазах международной общественности. Другая кандидатка, некая Терехова издевательски внесла вместо двух с половиной миллионов гривен всего две с половиной гривны. Среди кандидатов из одиозных фигур присутствовали лидер всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры и он же лидер «Правого сектора» Ярош; председатель всеукраинского объединения «Свобода» Тягнибок; лидер радикальной партии Ляшко; и конечно же лидеры партий, Тимошенко, Клименко, депутаты Порошенко, Симоненко, Рабинович и прочие, о которых Николай ранее слышал, но никогда не вникал в их программы. Некоторых вообще не знал. Каждый депутат в своих предвыборных речах обещал народу мир на востоке, а далее всеобщее процветание, кисельные берега и молочные реки. Николай читал в избирательных бюллетенях краткие автобиографические данные, никому он не мог отдать своего предпочтения. Были среди кандидатов достойные люди, но голосуя за них, знал, они не пройдут даже десяти процентный барьер. В лидерах останется Тимошенко, - известный трибун, лидер партии, и бывший премьер-министр; Симоненко - за его плечами большой штат бывших и настоящих коммунистов;  Бойко, однофамилец майора Бойко, - его знают как министра топлива и энергетики  и народного депутата;  министр в прошлом экономического развития торговли, министр иностранных дел и прочих государственных должностей Порошенко; или бывший министр обороны Гриценко. Омельченко велел голосовать за Порошенко. Очевидно эта кандидатура уже предопределена наверху.
И на самом деле вперед перед выборами вырвались Порошенко и Тимошенко. До майдана о Порошенко знали только в узких кругах государственных чиновников, большинство рядовых жителей о нем даже не слышали. Его прочили, в лучшем случае, в мэры Киева. Выдвинулся он на майдане. Там его отметили как более яркого трибуна на фоне нерешительных лидеров майдана Яценюка, который там получил кличку «Кролик», тугодума Тягнибока и косноязычного Кличко. Он сразу начал обещать, что в случае избрания ему надо будет договариваться с Россией, свой первый визит  совершит в Донбасс, он установит мир на востоке страны. Некоторые знали о нем, как о богатом человеке, владельце кондитерских фабрик, который имеет много денег и ему воровать государственные средства нет нужды. Агитаторы советовали голосовать за «Шоколадного президента» или за «Украину в шоколаде». Кстати, в случае избрания его президентом он обещал свой бизнес продать.
Тимошенко, наоборот, знали рядовые жители городов и сел, она часто появлялась на экранах телевизоров, а ее знаменитая коса на первом майдане мелькала на всех первых страницах газет. Хорошей памяти о себе она не оставила. Помнили, как она яро выступала за Ющенко, который вверг страну в националистический хаос. Считали,  правильно Янукович ее посадил за аферы в газовой сфере. И если бы не майдан, сидела бы она до конца срока.
Ляшко почитали за шута, за которого стоит голосовать только за тем, чтобы продолжать наблюдать по телевизору за его неординарными выходками.
Славянск и Краматорск  в голосовании не участвовал, в Донецкой и Луганской областях малая часть избирательных пунктов работали, в самих городах они не открылись. В Мариуполе избирательные участки охраняли милиция и свыше трех тысяч военнослужащих, однако явка была очень низкой. Желающим голосовать в Крыму предоставили автобусы,  поехали в основном представители национального движения крымских татар, которых привезли на границу, а далее колонной автобусов организованно поехали в Херсонскую область голосовать. Кто-то из крымчан ездил голосовать в Киев, никто им не препятствовал.
Во Львове выборы организовали достойно, царило приподнятое настроение, играла музыка, новые желто-блокидные флаги развевались на зданиях. В городе охрану общественного порядка осуществляла вновь созданная милиция,  военнослужащие усиленно патрулировали улицы, правонарушений не наблюдалось. Молодые люди блокировали входные двери в помещения избирательных участках и внушительно указывали пришедшим избирателям за кого нужно голосовать. Журналисты на выходе опрашивали людей, почти все говорили, они возлагают надежды на человека, который сможет стабилизировать ситуацию в Донбассе, а это сейчас важнее экономических или политических обещаний. Уже до подсчета голосов стало ясно, во Львове лидирует Порошенко, за ним в числе лидеров числились Тимошенко и Гриценко.
На избирательном участке он встретил совершеннолетнюю дочь Еву, которая пришла голосовать, а с нею за кампанию пришла Яна. Увидев отца девочки почти бегом выбежали из избирательного участка, бросились ему на шею. Он обнял их с двух сторон:
-Девочки мои!..
-Как мы рады тебя видеть, скучаем по тебе, - проговорила далеко не сентиментальная Яна.
-Знали бы вы, как я скучаю… - проговорил Николай и голос его дрогнул, чтобы скрыть волнение, спросил:
-Почему мама не пришла? - спросил Николай.
-Она еще до работы проголосовала. Ты вернешься к нам, папа? - спросила Ева. Николай вздохнул. Он очень скучал по дочерям, понимал, если он вернется ради них, жена воспримет это, как его слабость. Отношения между ними не улучшаться, а жить с ней как квартирант было выше его сил.
-Нет, девоньки, - твердо ответил он. - Вы уже взрослые, должна понимать, не могут жить вместе люди, когда между ними нет любви. Не я был инициатором развода, меня к этому вынудила мама, - грустно сказал он.
Смотрел на своих дочерей, таких юных, красивых, и уже почти взрослых.
-Как у тебя дела? Что в институте? - спросил, обращаясь к Еве.
-Да все нормально. Яна хочет в этом году тоже поступать в этот же институт. Да, Яна?
Та кивнула.
-Женихи одолевают? - взглянул на дочерей Николай.
-Одолевают. Янке сказала, рано ей думать о женихах, пусть сначала в институт поступит. Я ее репетирую. А я, папа, среди поклонников выбрала одного достойного. Он у нас в институте учится курсом выше. Летом выйду за него замуж, - призналась дочь. Они всегда с отцом делилась своими тайнами, в большей степени, чем с матерью.
-На свадьбу позовешь? - улыбнулся отец, не веривший в душе, что девочка его, которую он маленькой купал в корыте, выросла и может стать чьей -то женой.
-Конечно!
-Смотри, не забудь.
-Что ты, папа! - обняла за шею отца и поцеловала в щеку.
-Спасибо.  Ты за кого голосовала? - спросил Николай.
-За Порошенко. Все агитировали за него, в институте преподаватели утверждали, он единственный кандидат, кто сможет остановить войну с сепаратистами на востоке. Я не хочу, чтобы тебя с полком послали туда воевать, убивать людей. Тебя ведь не пошлют? - спросила Ева.
-Не знаю. Хочу надеяться,  что  новому президенту удастся с ними договориться и все закончится мирным путем, - неуверенно проговорил отец.
-А ты тоже за него голосовал? - спросила Яна.
-Я ни за кого не голосовал. Не верю я послемайданным кандидатам. Дай то Бог, чтобы этот оказался не брехливым. Очень многие округа вообще не голосовали, не знаю даже, признают ли легитимными эти выборы, - высказал свое сомнение Николай.
-Что же ты тогда делал возле избирательного участка? - спросила она, Ева дернула ее за жакет, она догадалась, что делал отец возле избирательного участка. Он подтвердил:
-Пришел на вас посмотреть. Думал одна Ева придет, а мне повезло, увидел вас обоих. Вы, девочки, если я уеду, будьте умницами. Слушайте маму. Она строгая, но вас все же любит.
-Да никого она не любит!.. - в сердцах вырвалось у Евы и осеклась.
Николай достал из кармана припасенную заранее  пачку денег, протяну Еве как старшей.
-Это вам девочки. На случай если мне придется уехать.
-Ой, что ты, папа! Не надо. Мы не нуждаемся. У меня стипендия. Мама не плохо получает. Тебе они нужнее, - отвела руку отца Ева.
-Меня переведут на полное государственное обеспечение, - горько усмехнулся Николай. Он уже знал, их полк готовят перебросить на восток. В это время прошла группа молодых людей, они вели себя мирно, только выкрикивали: «Москаляку на гиляку!», и весело хохотали. Последнее время русофобия в городе начала зашкаливать, митинги превращались в вакханалию с речевкой: «Хто ны скаче, той Москаль!» и прыгали всей толпой, а так же кричали «Москаляку на гиляку!» Дмитрий покосился на группу молодых людей, спросил дочек:
-Надеюсь, вы не участвуете в этих сборищах?
-Нет, папа.
-И правильно! Не забывайте, папа у вас русский, и вы наполовину русские. Они не виноваты в том, что власть у нас стала такая, которая пошла войной против русского мира. Вы идите, а я еще немного здесь посижу, - проговорил Николай. Он не хотел, чтобы дочери видели его слабость, у него слезы наворачивались на глаза.
Расцеловались и расстались. Николай с грустью смотрел им вслед, легкой походкой девушки уходили от него по аллее бульвара. На повороте оглянулись, увидела отца и помахали ему рукой. Николай с трудом присел на лавочку, почувствовал как в груди сжалось сердце. Отдышался, встал, стариковской, шаркающей походкой пошел в сторону опостылевшего общежития.
Вечером позвонил родителям. Те все беспокоились, не пошлют ли сына в горячую точку?
-Нет, мама, там справятся без нас. Мы стоим в резерве, - успокоил он мать, не хотел их беспокоить, хотя уже знал,  вскоре их полк перебросят в зону боевых действий.
После выборов некие блогеры стали называть Петра Порошенко «Петром Галицким» или «Петром Львовским», намекая на те подводные камни, которые позволили Порошенко набрать во Львове наибольшее количество голосов. Выборы выиграл с большим отрывом от Тимошенко Петр Порошенко. А когда Николая спросили, кто занял третье место, он только пожал плечами, и очень удивился, узнав, что третье место занял радикал депутат Ляшко, которого в стране почитали за скомороха. Видимо большинство народа не верили никому и выбирали его, чтобы вставить шпильку остальным кандидатам. Хотя Николай считал по-другому: не малую роль в его популярности сыграла радикализация общества и его активная позиция на майдане.

*  *  *
В Москве наблюдали за выборами президента в Украине. Всем хотелось, чтобы пришел человек, с которым можно вести переговоры и о чем-то конкретном договариваться. Хотя понимали, если такой человек среди кандидатов в президенты есть, он никогда не станет президентом. Запад уже сделал ставку на Порошенко. Это не означало, что во главе большой европейской державы станет человек, который доведет политику своей страны до абсурда. Все же он прошел ряд государственных должностей, был министром иностранных дел, значит дипломатия ему не чужда. Возглавлял министерство развития и торговли Украины и Национальный банк Украины, следовательно разбирался в экономике, знает, что нужно для развития страны. Война на востоке с собственным народом вовсе не ведет к процветанию экономики. Вечные займы экономику отчизны не спасут, займы нужно возвращать, а из чего, если заводы и предприятия стоят? Поэтому оставалась надежда, здравый смысл у президента возобладает, он найдет золотую середину, чтобы угодить всем силам в стране. Первый звоночек о том, что Порошенко не станет выполнять обещания, которые давал в ходе президентской гонки, выяснилось не тогда, когда он заявил, что разговаривать с сепаратистами он не будет. А тогда, когда обещал, что он перекроет офшоры. А сам зарегистрировал фирму в Панаме уже в статусе президента, как раз в то время, когда украинская армия терпела поражение под Иловайском  в четырнадцатом году.
Дмитрию стали известны документы о регистрации фирмы еще до скандала с «райскими бумагами», он написал обличающую статью, тогда опубликовывать ее не стали, не хотели портить отношения с новым президентом, все надеялись, что он хотя бы сумеет остановить конфликт на востоке. Обещал не притеснять русский язык, не сокращать области применения русского языка, вскоре при нем начали закрываться русские школы, вводить квоты русского языка на радио и ТВ, и в конце концов закон о языке, где украинский единственный государственный язык. А затем стал лоббировать экономические санкции против России, закрыл авиасообщение между странами, и все стали понимать, в лице президента Порошенко Россия столкнулась с той темной силой, которая воспитывалась в Украине последние тридцать лет.
Для украинских спецслужб не составило труда установить, кто из русских журналистов скрывается под псевдонимом Эдуард Петров. Хлесткие статьи злили многих политиков в Украине, особенно современную киевскую власть, которую всячески критиковали за коррупцию. Дмитрия объявили персоной  нон грата, запретили посещать Украину, что явилось неприятной неожиданностью. Тем более, когда позвонила мать и со слезами сказала, что у отца случился сердечный приступ, он находится в больнице. Произошло это после того, как отец вышел на улицу и обнаружил на воротах надпись, написанную белой  краской: «Здесь живут родители сепаратистов!». Отец расстроился, стал кричать в пустую улицу неизвестно кому: «Сволочи! Я горжусь своими сынами!». Вышла мать, увидела, как муж схватился за грудь и  стал медленно оседать. Она закричала, вышла соседка, вдвоем они кое-как приподняли отца и отвели в дом. Приехавшая скорая помощь определила инфаркт, и увезла его в больницу.
Дмитрий не смог дозвониться до Николая, позвонил Гале, она не захотела с ним разговаривать. Он  дозвонился Олегу. Тот был в курсе о болезни отца. Посоветовал:
-Ты не приезжай. Тебя в лучшем случае развернут на границе, в худшем -  арестуют.  Тут Толя Кравченко распинается, что повесит тебя на первом же фонаре, если ты приедешь в Измаил. Мы здесь сами присмотрим и за отцом, и за матерью. Рая сейчас у вас почти живет.
-Спасибо, Олег. Держи меня в курсе, - попросил он.
Каждый день звонил матери, периодически мобильная связь с Измаилом прерывалась. Дмитрий мучился, прорабатывал варианты приезда в отчий дом. Кравченко он не боялся, этот националист молодец среди овец. Преодолеть границу сложнее, даже если он поедет через Белоруссию или Молдавию. Наверняка в компьютере пропускных таможенных и пограничных служб есть его фотография. Дина предложила:
-Давай я поеду. Меня пропустят.
-Чем ты сможешь помочь, только время потеряешь, из театра турнут, - возражал Дмитрий.
Дина ходила из угла в угол,  приговаривала:
-Господи! Какую страну превращают в военный полигон и разгул для националистов! - сокрушалась она. - Нужно признать самостоятельность этих  республик и дело с концом. Почему Путин медлит? Или дать возможность повстанцам пойти в наступление до самого Киева.
-Ого, какая ты экстремистка, - улыбался Дмитрий. - Хватит нам Крыма, за который санкции до сих пор расхлебываем.
-А чем ты поможешь, если поедешь в Измаил? - спросила Дина.
-Сын рядом с матерью уже помощь.
-А если арестуют?
-Это как раз нежелательно. И матери не помогу, и застряну надолго. Я же поеду как частное лицо, вряд ли за меня станут бороться дипломаты. Вернее, там столько задержанных русских, что дипломаты не успевают разгребать. Они сами на осадном положении, им не разрешают выезжать за пределы посольства. Посольский двор то и дело забрасывают яйцами и краской.
Прошло еще несколько дней в напряженном ожидании. Олег в телефонном разговоре рассказал, отцу  легче, но из больницы пока не выписывают. Рассказал, что шествие на девятое мая в Измаиле превратилось в побоище между ветеранами и сторонниками майдана. Между Болградом и Измаилом проходят военные учения на постоянной основе, военная техника добивает дороги, которые никто не ремонтирует.
-Власть боится нападения со стороны Черного моря? - наивно спросил Дмитрий понимая, никто в данный момент нападать на Украину не собирается.
-Власть боится вспышек сепаратизма в нашем краю, - улыбнулся в трубку Олег. - Ты же помнишь, болгары требовали в свое время автономии, года два назад требовали признания болгарского языка как второго регионального. Им показали кукиш. Тут даже украинцы не проявляют патриотизма, которого так добиваются власти Киева и Одессы. Молдаванам, проживающим на территории Украины, вообще наплевать на проблемы украинцев, они уповают на Румынию. Вот такой сложный регион, головная боль властей. Потому и военную базу организуют. У нас пестрый состав населения, которым до фонаря политика, они копаются в земле, основная забота за счет урожаев выжить.  Небольшая кучка националистов мутит воду, их усиленно поддерживает власть, потому что им опереться в нашем районе больше не на кого. Власти помнят, что за Януковича в с вое время проголосовало более семидесяти процентов населения всего юга Украины, - рассказывал двоюродный брат.
-И тем не менее, открытого противостояния не наблюдается? - спросил Дмитрий.
-Откуда ему взяться. Даже те, кто лояльно относится к России боятся браться за оружие. Тут нас пугают, что террористы могут появиться с территории Приднестровья. Дескать русские могут использовать их, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей области.
Днями раньше Дмитрий созванивался со Степаном, своим однокурсником, который работал в центральной газете, отец так и не уговорил его заниматься бизнесом. Он расспрашивал Степана об обстановке в Молдавии, ее отношении ко сему происходящему на Украине, а так же о непризнанной Приднестровской народной республике, которая, как кость в горле торчала между Молдовой и Украиной.
Степан пояснил:
-Все боятся, что Россия может признать республику объектом федерации взамен обещания принять ее за участие в конфликте. Тогда Украина будет иметь еще одну горячую точку у себя на юго-западе.  Молдова заинтересована в конфликте до того, как непризнанная республика станет частью России. Тогда Молдова сможет проглотить этот потерянный край и вернуть его в свой состав. При этом, следует отметить, что население Молдовы относится к России более лояльно, чем население Украины. Половина молдаван признают аннексию Крыма и выступают за вступление в Таможенный союз с Россией. А гагаузы вообще все поголовно за Россию.
-И тем не менее, я вижу, Молдова тяготеет больше к Румынии, чем к России? - задал вопрос Дмитрий.
-Россия далеко, а Румыния рядом. Есть в Румынии партии, которые ратуют за возвращение Бессарабии в состав Румынии, есть партии в Молдове, которые желаю войти в состав Румынии. Но не так все просто. Молдова уже находилась до войны в составе королевской Румынии, ничего хорошего в этом жители не видели. Правда свидетелей того времени почти не осталось, но из поколения в поколение передаются все те прелести, что принесла румынская власть в наш край. И должен тебе заметить,  Украина боится, как бы пример России по аннексии Крыма не подтолкнул Румынию к мысли отхватить Бессарабию, таким образом  продолжить практику разгосударствления Украины, - пояснял Степан.
-Вернемся к Приднестровью. Ты полагаешь, что республику можно при желании втянуть в конфликт? - спросил Дмитрий.
-Почему бы нет! Там на складах полно оружия, которое не вывезли со времен развала Советского Союза. Около десяти тысяч военнослужащих, при мобилизации наберется еще свыше пятидесяти тысяч. Это народное ополчение в обход международного права вполне можно использовать в конфликте.
Они еще долго говорили и о положении в республике, и о перспективах развития отношений двух государств, и о семейном положении Степана, у которого уже трое детей.
Дмитрий пригласил его приехать в Москву при первой же возможности.
Позвонила мать, сообщила, отца выписали. Он слаб и ему нельзя поднимать тяжелые вещи. Ворота покрасили синей краской.

*  *  *
Полк по тревоге подняли рано утром. Омельченко и его заместители уже знали, им предстоит выдвинуться на передовую. Спешно грузили на платформы БТРы и военные грузовики, амуницию и полевые кухни. Новый президент объявил,  антитеррористическая операция должна завершиться не за месяцы, а за часы. Для этого на участок военных действий должны отправиться объединены силы. Он пообещал участникам антитеррористической
операции платить по тысяче гривен в день, полагая,  на такие обещания на восток хлынут тысячи добровольцев. Добровольцев, действительно, было достаточно, только по тысяче гривен в день платить им не торопились. Незадолго до этого, Омельченко узнал о том, что Николай ушел из семьи.
-Выперла тебя Галка или другую нашел? - с сарказмом спросил он.
-Пока еще никого не нашел. А уйти надо было лет пятнадцать назад. Да девочек не на кого было оставить. Твоя сестричка не очень заботилась о них, - выговорил Николай и отвернулся.
На очередном совещании офицеров Омельченко разъяснил причину столь спешного сбора полка, поведал, что Россия кроме регулярных частей ввела в восставшие республики казачью национальную гвардию войска Донского, чеченцы организовали батальон «Смерть», другие, якобы, добровольческие батальоны, которые сумели сдержать наше наступление. Нашей разведкой установлено, на территории Украины находится  пятнадцатая отдельная гвардейская мотострелковая бригада, а так же гвардейский парашютно-десантный полк, и восьмая отдельная гвардейская мотострелковая бригада.   Теперь украинской армии требуется пополнение, чтобы противостоять российскому вторжению.
-А почему бы нам не объявить России войну? - спросил один из офицеров. Такой же вопрос когда-то задавал майор Бойко. - Тогда бы вся европейская общественность смогла увидеть агрессивный характер русских?
Омельченко затянул паузу, не зная, как ответить на него, потом выговорил, словно выдавил из себя:
-Потому что у нас кишка еще пока тонка, чтобы тягаться с Россией. Военной мощью они нас превосходят. Но поверьте, пройдет немного времени, мы получим надлежащую помощь запада, когда они поймут, что  мы защищаем не только себя, но прикрываем их задницы, мы приобретем боевой опыт, и тогда покажем России, что из себя представляют истинные патриоты Украины, - заявил полковник Омельченко.
-Аминь! - прошептал кто-то за спиной офицеров.
Полк погрузили в эшелоны. Военную технику погрузили на платформы.
По пути на восток в штабном вагоне обсуждали последний военные сводки в районе Славянска и  Краматорска, куда полк направляется для смены потрепанного полка украинских вооруженных сил. Города обстреливают системами залпового огня «Град», танками и гаубичной артиллерией.  Так же подвергаются бомбардировками сверху. Взятие этих городов — вопрос времени. Жаль, что в районе горы Карачун сепаратисты сбили вертолет с четырнадцатью военнослужащими во главе с генералом Кульчицким. Все погибли. Им за это еще воздаться! Идут бои за Донецкий аэропорт. Задача полка с ходу взять населенный пункт Красный Лиман.
-Новый президент Порошенко обещал сесть за переговоры с сепаратистами, - напомнил Николай.
Омельченко посмотрел на него, как на умалишенного:
-Он такого сказать не мог. Кто в здравом уме станет разговаривать с террористами?!
-Там же есть и мирные граждане, которые попали между молотом и наковальней, - возразил Николай.
-Что ты предлагаешь? Если сепоры прячутся за их спинами, что же нам теперь ждать, пока мирные жители выйдут к нам с хлебом и солью? - уставился на него Омельченко.
-Правильно, бей своих и чужих, Господь на том свете сам определит правых и виноватых, - усмехнулся Николай.
-Там все виноваты. Нам не нужны жители отравленные российской пропагандой, пусть убираются в Россию, а нашу землю мы не отдадим никому. - заявил полковник Омельченко.
Полк высадился в районе Мариуполя, который при поддержке бронетехники взяли под свой контроль батальон «Азов», и маршем двинулся на передовую. Расположился полк в траншеях, оборудованных предшественниками перед городом Славянск. Сразу же попали под      шквальный огонь сепаратистов. Появились первые жертвы. Николай посмотрел на убитых и раненных, бронежилеты, которые изготовили по заказу военных на украинских заводах, не выдерживали попадания пули. Более того, осколки бронежилета дополнительно наносили ранения.
-Я же просил тебя, оставить для личного состава те, советские броники, - упрекнул Николай Олеся.
Тот смущенно потупился:
-Кто же знал, что так получится, - оправдывался он.
Надо отдать должное, Олесь сражался смело, присутствия духа не терял, грозил расстрелять самолично, если кто проявит трусость.
-За свою землю воюем, - утверждал он. - А всех, кто на ней живет, либо в рай, либо в Россию.
Двадцатого июня главнокомандующий и президент Порошенко  отдал приказ о прекращении огня на семь дней, предложил сепаратистам сдать оружие или уйти в Россию, за это оставшимся разрешат пользоваться русским языком и проводить местные выборы. В Луганске прошли переговоры, в которых присутствовали бывший президент Кучма, посол России Зурабов, глава партии «Украинский выбор» Медведчук, лидер движения «Юго-Восток» Царев. Договориться ни о чем не удалось, всего лишь добились результата - обменяться пленными. Некоторое затишье позволило более полно установить обстановку в районе расположения полка. Командир полка, как всегда оставил в момент затишья командование на полковника Орлова, сам рванул в штаб дивизии выбивать дополнительные боекомплекты и награды для будущих героев.
-Кто у нас слева по флангу? - спросил Николай начальника штаба.
-Справа батальоны  «Правый сектор» и «Азов», слева бригада наших сил, - доложил начальник штаба.
Николай покачал головой.
-«Правый сектор» и «Азов» хороши в мирное время, когда можно безнаказанно грабить мирных жителей. В случае серьезного наступления они побегут и левый фланг останется у нас незащищенным. Учтите это! Против нас кто? - показал на карту Николай.
-Против нас ополченцы Донецка и регулярные российские батальоны. Вооружены танками, гаубицами и портативными ракетными установками.
Николай в бинокль рассматривал передовые войска противника. Они окопались, отражали атаки смело, отступали при полном превосходстве украинских войск.
В начале июля был дан приказ занять Северск, чуть правее Славянск. Город начали обстреливать со всех орудий. Дмитрий в оптику рассматривал передовые позиции противника. И вдруг он увидел человека с надписью на груди «Пресса». Ему показалось,  это мог быть брат Дмитрий. Шлем на нем и расстояние не позволяли рассмотреть внимательно журналиста на передовой противника. Мобильная связь не работала, он не мог связаться с родителями или Москвой. Если бы связь существовала, все равно звонок в Москву расценивался бы как предательство.  Там же за спиной ополченцев, видно, как мирные жители старались перебежками между домами спешить в укрытие или по своим домашним делам. Коза паслась у дома, и пожилая женщина потянула ее за веревку в огород. Видимо мирных жителей предупредили, чтобы они спасались от предстоящего наступления. И все же Николаю не давал спокойствия журналист, который успел спуститься в траншею.  К тому же в оптику в траншее он видел разношерстно одетых мужчин, вовсе не похожих на регулярные российские войска.
-Не стрелять! - приказал Николай. - Прекратить огонь!
-Прекратить огонь! - пронеслось по траншее.
-В чем дело? - подбежал командир ближайшего батальона.
-Соберите командиров батальонов на пять минут, - приказал Николай.
Пока командиры подтягивались, он рассматривал передовые позиции сепаратистов. С той стороны тоже перестали стрелять, недоуменно вглядывались в позиции противника.
-Панове командиры, - обратился к офицерам Николай. - Если мы пойдем сейчас в наступление, артиллерия ударит по позициям сепаратистов, а за их спинами в ста метрах жилые дома. Свои позиции сепаратисты не удержат, наши националисты, обозленные потерями, ворвутся в город и сорвут злость на мирных жителях.
-Что вы предлагаете? - спросил  командир батальона майор Бойко.
-Я предлагаю провести с ними переговоры, предложить без боя сдаться или отойти. Тогда не будет повода дербанить город, - решительно высказался Николай.
-Утопия! - хмыкнул кто-то из-за спины офицеров. - Чего их жалеть? Они же помогают сепаратистам.
Николай оглянулся, узнал в говорившем  капитана Дугина, вечно воинствующего  и нахрапистого вне боевого столкновения. Он и здесь готов был проявить смелость и ринуться в бой. Для него жители востока страны вовсе не жители Украины, их нужно всех поголовно уничтожить. Так он высказывался в кругу близким ему единомышленникам.
-А если бы в нем жила ваша мать? - потемнел лицом Николай.
Тот только хмыкнул и спрятался за спину офицеров.
-Каким образом мы проведем с ними переговоры? - спросил командир третьего батальона.
-Я пойду парламентером, Постараюсь убедить их отступить без боя. Нам не нужны потери, им тоже не хочется умирать, - пояснил Николай.
-Это нужно согласовать с руководством бригады, - высказал пожелание его заместитель.
-Пока мы будем согласовывать, «Правый сектор» начнет их обходить с фланга, нам ничего не останется, как поддержать их. Решено! Принесите мне белое полотенце и какую-нибудь палку вместе флагштока, - приказал он. -Кто пойдет со мной? - спросил он. Ему нужен был свидетель, чтобы он в случае чего подтвердил о ходе переговоров.
-Я пойду! - вышел вперед майор Бойко.
-Отлично! Спасибо. Оружие оставьте здесь.
Ему принесли белое полотенце на импровизированном флагштоке.
-Если, через два часа не вернусь, начинайте наступление, - приказал он, и вылез на бруствер. За ним поднялся капитан Бойко. 
Они пошли во весь рост по полю в сторону траншеи противника. С той стороны наблюдали в бинокли за офицерами с белым полотнищем, не могли понять, что они хотят, пока кто-то не догадался, это парламентеры. У них по окопам тоже пронеслась команда огонь не открывать, с любопытством наблюдали за передвижением украинских офицеров.
На командный пункт прибежал взмыленный командир полка Омельченко.
-Почему прекратили огонь?! - закричал он. - Кто приказал?!
-Ваш заместитель, полковник Орлов, - пояснил командир охранного взвода.
-Почему? Где он? - взревел Омельченко.
-Да вон он, - показал пальцем в поле командир взвода.
Омельченко посмотрел в ту сторону, увидел две одинокие фигурки, выхватил у командира взвода бинокль, всмотрелся, увидел белый флаг, ошалело спросил:
-Они пошли сдаваться? Они нас педали? Почему вы их не пристрелили? - кричал он неизвестно на кого, на всех ближайших солдат и офицеров.
-Они не сдаваться, - попытался пояснить командир взвода, - это парламентеры решили убедить сепаратистов сдаться из-за бессмысленности сопротивления.
-Какой, нахрен, парламентаризм! Немедленно открыть огонь! - закричал он.
-Тогда они погибнут, - попытался  подсказать тот же командир взвода.
-Они предатели! Вы разве не видите, они пошли сдаваться! И выдадут все наши секреты наступления! Огонь, я приказываю! - кричал полковник Омельченко.
Кто-то робко начал стрелять в сторону сепаратистов, старательно минуя две фигурки, которые прошли уже более половины поля.
-Огонь, я приказываю! - опять закричал Омельченко. Выхватил у ближайшего солдата автомат, прицелился, дал полную очередь. Николай недоуменно оглянулся, пули просвистели почти рядом. Ударили из минометов, снаряды пролетели поверх голов сепаратистов, разорвались во дворах жителей. Николай и сопровождающий майор остановились, вперед теперь идти бессмысленно. Пули продолжали свистеть почти рядом, они посмотрели друг на друга, не успели что-либо предпринять, Бойко вскрикнул и упал словно подкошенный. Пуля прошила ему  спину и шею.  Николай склонился над ним, аптечку с собой он не взял. Встал замахал полотенцем в сторону своих окопов и траншей. Стрельба не прекратилась. Он опять склонился над майором, хотел зажать рану полотенцем, которое служило белым полотнищем. Полотенце тут же пропиталось кровью. Майор несколько раз тяжело всхрапнул, дернулся и затих. Николай встал, не понимая, как ему поступить дальше, вернуться или идти вперед к намеченной цели. Понял, вперед идти нет смысла, батареи его полка открыли огонь изо всех орудий. Вернуться назад, значит попасть под трибунал за несогласованность действий. Он взвалил на плечи тело майора Бойко и пошел назад. Кровь майора капала на плечо Николаю. Лучше быть под трибуналом, чем слыть предателем. Он нисколько не одобрял действия украинской армии, но он дал присягу, которой изменять нельзя. «Пусть лучше судят, там выскажу все, что  думаю об этой войне», - подумал он, но не успел сделать и десяти шагов, пуля ударила его в грудь, он надломился под тяжестью тела майора и болью, пронзившей его. Стреляли в его сторону из его же позиций. Он не знал, кто стрелял по нему, догадался только, что открыть огонь по позициям сепаратистов мог приказать только командир полка Омельченко. А Омельченко все ловил в прицел полковника Орлова и пускал одну очередь за другой, и в этом он вымащивал всю накопившуюся за годы совместной службы злость, он видел, Орлов упал, а все строчил и строчил, пока в магазине не закончились патроны.  Его теребил за плечо командир взвода, который повторял:
-Пан полковник, не надо… не надо…
Омельченко обессиленно опустился на дно траншеи, вытер пот со лба. Только теперь в голову ему ударила мысль: «А что я скажу племянницам?», и тут же отогнал эту мысль: «Предатель он и есть предатель!». И увидел, как солдаты и офицеры осуждающе смотрят на него и обходят стороной, уходят в даль по траншеям, покидая его одного один на один со своей совестью. Убивать противника, это дело войны, а стрелять по своим, это уже карается либо судом, либо молчаливым бойкотом своих сослуживцев. Ведь за все время службы, оставляя вместо себя Орлова, он знал, на него можно положиться, офицеры будут его слушать, поскольку уважали, хотя сам он не уважал и презирал его. И эта скрытая ревность не давала ему покоя, он чувствовал истинное отношение офицеров к нему даже тех, которые поддерживали майдан.
Северск взяли быстро, добровольцы «Азова» зачищали улицы, выгоняли из домов людей, били, сгоняли на центральную площадь, высматривали у кого на плече остался синяк от приклада автоматов. При наступлении погиб почти взвод солдат и офицеров.
Тела майора Бойко и полковника Орлова подобрали при наступлении.
-Командир! - обратился один из прапорщиков к Омельченко, - броники наши полное говно! Смотрите, - и показал несколько пробитых пулями бронежилетов. - И у полковника пробитый бронежилет.
Омельченко ошалелый от боя, тупо смотрел на бронежилет, до него плохо доходили слова прапорщика.
-Как поступим, пан полковник? - спрашивали его офицеры, показывая на тела Орлова и Бойко. - Объявим героями, которые хотели предотвратить гибель наших солдат, или предателями, которые шли сдаваться?
Омельченко видел в глазах офицеров осуждение. Его сковал страх: «Ведь выстрелят в спину, отомстят...».
Выдавил из себя:
-Просто погибли в бою. Нечего объяснятся с руководством… Тела отправим на родину.
Пряча глаза в пол, прошел в помещение отвоеванной школы, в которой организовали временный штаб.

Позже, когда медики обследовали тела погибших,  на вопрос руководства: «Почему майор Бойко получил ранение в спину? Он бежал с поля боя?». - Отвечали: «Нет. Он повернулся, увлекая за собой солдат, и в это время получил смертельное ранение». Командир полка Омельченко приказал отправить тела на родину по месту бывшего жительства. Тело майора Бойко жена пожелала похоронить на родине, в Белой Церкви, они оба оттуда. Им Львов так и не стал родным городом. Тело полковника Орлова тоже отправили в Одесскую область. К тому времени Омельченко уже знал о том, что шурин ушел из семьи, а родители его живы. До сестры дозвониться не смог или умышленно не стал. Не хотел, чтобы могила во Львове была вечным укором его совести.
Сестре он сказал,  Николай погиб в бою. Теперь она, как вдова погибшего мужа может требовать компенсацию от государства. Тело отправили родителям.  Дочери проплакали весь вечер, на портрет отца повесили траурную ленточку. Галина тоже всплакнула. После ухода мужа она, как никогда ранее, ощутила пустоту в душе и доме. По молодости, когда рой мужчин кружился вокруг нее, она полагала,  найдется единственный тот, который повезет ее по парижам и мальдивам, в ее жизни наступит сплошной праздник. Ее красота достойна осчастливить такого мужчину, он будет гордиться обладая ею. Мужа она в расчет не ставила. Шли годы, мужчины, которые восхищались ею и клялись в вечной любви, в парижи сопровождали своих жен, разводиться и не думали, а ее дальше Киева и Трусковца возить упорно не хотели. Да еще и расставались со скандалом. А теперь, когда годы молодости позади, думать о достойной партии уже не приходиться. Всплакнул еще одна женщина, узнав о гибели полковника Орлова. Буфетчица Люся, которая мечтала прийти к нему не во сне, а наяву. Но он так и не решился пригласить ее в свое холостяцкое жилье.

*  *  *
Дмитрия в район боевого противостояния не пустили. Мотивировали тем, что он не военный журналист, его дело быть политическим обозревателем, кем он и был последние десять лет. Но он следил за событиями противостояния сепаратистов с армией Украины из иностранных источников, из российских газет, звонил знакомым на Украину, которые были ближе к восточным областям. Он знал, на восставшие области обрушили всю армейскую мощь - танки, залповый огонь, авиацию, регулярные войска и добровольческие батальоны. Он видел, украинская армия заняла Славянск, Северс, Краматорск и многие другие населенные пункты, однако Донецк и Луганск взять с ходу они не смогли. Тяжелые бои идут за Донецкий аэропорт. После авианалета на Луганск погибло восемь мирных граждан. Тринадцатого июня вооруженные силы Украины выбили повстанцев из Мариуполя. И очень этим гордились, хотя сам захват выглядел бесчеловечной операцией со стороны националистических батальонов, которые подогнали БТР и в упор расстреляли отдел милиции, в котором засели повстанцы. Стало понятно, противостояние затянется на месяцы, или на  годы.
Вечером ему в квартиру позвонил Олег.
Дмитрий договорился с Диной, у которой в тот вечер не было спектакля, провести вечер дома, Виктор обещал рассказать им, кем все же он решил в дальнейшем стать. Дина готовила ужин, Дмитрий просматривал газеты, Виктор сидел за компьютером, ждали, когда мама позовет их за стол ужинать.
Дмитрий взял мобильный телефон, увидел, звонит Олег, ответил довольно радостным голосом, он рад слышать Олега, не так часто он ему звонит, удовольствие довольно дорогое.
-Дима, я к тебе с печальной новостью, - глухим голосом проговорил Олег.
-Что-то опять с отцом? - напрягся Дмитрий.
-Нет. Коля погиб.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Он задохнулся от возгласа, повисла пауза, Олег думал, прервалась связь, несколько раз проговорил: «Алло, алло!»
-Я слышу, - отозвался Дмитрий. - Откуда стало известно?
В первую очередь подумал о слабом сердце отца, да и матери каково принять это известие.
-Из военкомата прислали нарочного с сообщением. Дома у вас была Рая, она перехватила похоронку. Мы не знаем, как теперь сказать об этом родителям.
Дмитрию трудно было говорить, спазм слез душил его.
-А где тело? - спросил он.
-В том то и дело,  гробы с убитыми привезли в Одессу, а везти всего два гроба в Измаил у них, якобы, нет средств, предлагают забирать своим ходом. Я уже тут договариваюсь с ребятами, нам с еще одним родителем выделят грузовичок, завтра поедем в Одессу.
-Сволочи! - выругался Дмитрий. - На войну у них деньги есть, а доставить убитых домой, денег нет. Он где погиб?
-В похоронке написано геройски погиб при наступлении на город Северск, больше ничего неизвестно. Я подробности попробую уточнить в Одессе.
-Мне что делать?
В этот момент в комнату из кухни зашла Дина, она слышала голос мужа, с кем то говорит по телефону, его часто беспокоили даже ночью,  не придала значения, весело проговорила:
-Хватит трепаться, пошли ужинать.
Увидела, на муже лица нет, обеспокоено спросила:
-Кто звонит? Что случилось?
Дмитрий зажал трубку рукой, тихо сказал:
-Случилось. Коля погиб.
Дина вскрикнула, опустилась на диван. Олег ответил:
-Что ты можешь сделать, тебе приезжать нельзя.
-Как же такое сообщать родителям? - почти со стоном проговорил Дмитрий. Олег молчал.
-Ты вот что! Скажи своей маме и тете Варе с Раей, пусть они придут завтра утром к нам. Я сам сообщу ей эту горькую весть. Пусть хотя бы еще одну ночь они спокойно поспят. А утром я им позвоню.
На том и договорились.
Дмитрий упал на диван рядом с Диной. Сжал ее руку. Она заплакала и прижалась к нему. Так сидели они, прижавшись, от горя не было слов. Сын вышел со своей комнаты, недоуменно посмотрел на родителей. Дина опередила его вопрос, поспешно сказала:
-Витенька, дядя Коля, брат отца, погиб на войне с повстанцами.
Виктор сел рядом с отцом. Он знал и чувствовал, насколько братья были близки друг к другу. Он слышал, как часто они перезванивались и подолгу беседовали. В семье был культ старшего брата, полковника, умницы, с которым его отец связывал дальнейшую жизнь в качестве пенсионеров. Они говорили, что будут каждый год подолгу друг у друга гостить, дети к тому времени вырастут, вылетят из родных гнезд, и останутся они одни, как остались доживать свой век в Измаиле их родители.
Очень  получился ужин грустным, так обещал быть по семейному добрым и спокойным, не так часто приходилось собираться втроем в силу занятности родителей Виктора на работе.
Утром он с тяжелым сердцем позвонил домой. Трубку взяла мать.
-Здравствуй, мама, - сказал Дмитрий и закусил губу.
-А, Димочка, здравствуй родной, как ты вовремя,  ко мне Варя и Оля пришли, Рая здесь, все рады тебя слышать… - говорила радостно мать.
-Погоди, мама, - остановил ее Дмитрий. - У нас горе. Коля погиб, - выпалил он, боясь, что у него не хватит сил сообщить матери о горе, которое постигло их семью.
Он слышал, как мать на секунду замерла, затем вскрикнула и упустила трубку. Трубку подхватила Рая. Сквозь слезы она проговорила:
-Маме плохо. Отец в огороде, сейчас тоже придет. Ой, Дима, что же теперь будет?!
И тут связь отключилась. Дмитрий несколько раз набирал, тщетно! Он посмотрел на Дину.
-Надо ехать, - проговорил он глухо и закусил губу.
-Куда ехать?! Твое имя в «Миротворец» занесено! Тебя все равно не пустят туда, - заявила Дина.
Она была права. Дмитрия дальше границы не пустят, а то еще и арестуют. Он набрал телефон Степана. Тот услышал голос Дмитрия, обрадованно ответил:
-Привет, Дима, рад слышать тебя.
-Погоди, Степа. Скажи, я смогу беспрепятственно проникнуть в Измаил через границу из Молдовы? Мне очень надо.
-Что-то случилось?
-Случилось. У меня брат погиб на востоке. Отец совсем плохой, боюсь не выдержит его сердце такой потери, - пояснил Дмитрий.
Степан присвистнул.
-Соболезную, Дима. Наши препятствия чинить не будут. А вот украинцы могут тебя задержать. Ты же у них в компьютере.
-И какой есть выход? - спросил удрученно Дмитрий.
Степан помолчал, потом предложил:
-Возьми мой паспорт. Мы не очень с тобой разнимся, а по фото тем более, трудно будет узнать. В случае чего, скажу я потерял паспорт, а кто его нашел, - не знаю.
-Спасибо, друг! Не могу тебя подвести. Предположим, на границе меня не узнают. А дома меня всякая собака знает. Там в нациках ходят мои бывшие однокашники, они меня сдадут, а я с твоим паспортом. У них будет сто процентная возможность меня задержать, как иностранного шпиона.
-Да -а -а, есть в твоих словах доля истины.
В это время его за плечо затеребила Дина.
-Я поеду, - заявила она.
-Погоди! - сказал он в трубку Степану, зажал трубку рукой, сказал Дине: - Куда ты поедешь? И чем ты поможешь нашему горю?
-Меня на границе не задержат. Если что, скажу у меня брата убило, фамилия у нас одна, а кто там будет проверять, кем доводится мне Николай.
-Степа! - обратился он к другу. - Спасибо тебе. Нас еще и службы прослушать могут, поэтому твой вариант хороший, но не приемлемый. Если что,  я тебе позвоню.
-Ты держись, Дима. Я на связи, - ответил Степан.
Он посмотрел на Дину.
-Милая моя, я понимаю твой порыв, не могу я пустить тебя туда. Ведь ты медийное лицо, любой на границе может узнать тебя.
-И что из этого? Да, я актриса. Но я не нахожусь в запрещенных списках. Родители поймут мой приезд правильно, они же знают, что ты не въездной.
Дмитрий присел на диван. Раздумывал. В это время зазвонил телефон Олега. В трубке он услышал плачущий голос матери:
-Димочка, сыночек, как же так?!.. За что?! Он же говорил, что не едет воевать! Отцу опять стало плохо…
Послышалось какое-то зашумление, треск, трубку перехватил Олег.
-Дима, мы тут пока постараемся успокоится, отцу стало плохо, вызвали скорую. Я тебе потом позвоню.
И связь опять оборвалась. Дмитрий сидел некоторое время в прострации, не мог поверить, что у него уже нет брата. Дина сидела рядом, сжала мужу руку. Виктор застыл в дверях, он слышал весь разговор.
-Я поеду, - решительно сказала Дина. - Завтра напишу заявление на отпуск. Мы же все равно планировали. Пойдемте ужинать.
Они прошли на кухню. Дина поставила на стол начатую бутылку коньяка.
-Давай помянем, - предложила она.
Дмитрий кивнул. Выпили молча, ели в молчании, опять долго сидели, Дмитрий еще налил себе рюмку, выпил не закусывая.
-Ты главное в поезде, в случае чего, будь наступательной. Если пограничник начнет цепляться, придираться, решительно выскажи ему в лицо, ты едешь хоронить брата, который погиб, сражаясь с сепаратистами, защищал твою задницу, пока ты трясешь здесь пассажиров, - жестко посоветовал Дмитрий. Дина покачала головой, соглашаясь, муж все таки решил ее отпустить.
-Не беспокойся, я справлюсь, - положила она ладонь на его руку.
-Пустить тебя туда я не могу, и не пустить тоже не могу. Возьми рубли и доллары, и задекларируй их, чтобы не было повода обвинить в контрабанде, - инструктировал жену Дмитрий.
-Это не послужит поводом для вымогательства? - засомневалась Дина.
-В случае чего дай сто долларов. А то и вообще не давай, подними шум, в Киевском поезде они побоятся открыто вымогать.
-Киевская власть грозилась отменить поездные рейсы. Самолетное сообщение ведь прекращено, - напомнила она.
-Тогда придется лететь через Молдову. Завтра узнаем. Попробую еще позвонить в Измаил.
Дозвонился до Олега. Тот сообщил, матери тоже плохо, отец лежит в больнице. Дмитрий со злостью ударил кулаком по столу.
-Олег, Дина поедет вместо меня. Ты когда собираешься в Одессу?
-Хотели завтра выехать. Там формальности утрясать придется дня два.
-Ты дождись в Одессе Дину. Она хочет завтра выехать, послезавтра будет в Одессе. Это если ходят поезда. Если нет, она полетит через Молдову, там мой товарищ поможет сесть на рейсовый автобус до Измаила. Я сообщу тебе дополнительно.
-Хорошо.
Утром Дмитрий провожал Дину на вокзале, давал последние инструкции, как вести себя, если вдруг ее задержат, снабдил консульскими и посольскими адресами и телефонами. Успели на последний рейс в Киев, в Одессу поезда уже отменили, и эти рейсы со следующей недели украинская сторона решила отменить. Обратный путь решили она проделает через Молдову. Или в крайнем случае, доедет до Киева, а из Киева в Москву курсируют частные  рейсовые автобусы.

*  *  *
Против ожидания у Дины с пограничниками и таможенниками проблем не возникло. Только пограничник внимательно посмотрел в паспорт, потом на Дину, проговорил:
-Лицо знакомое, а где видел, не помню.
-Я проводницей ранее здесь работала, вот и примелькалась, - уверенно соврала Дина.
-Точно! - согласился с ней пограничник и поставил в паспорт штамп.
В купе Дина сидела отвернувшись в окно, чтобы ее не узнали ненароком пассажиры, начнутся расспросы, не нужное внимание, до которого ей сейчас было совсем ни к чему. Достаточно того, что несмотря на темные очки, панамку, напяленную почти до самых бровей, газовый шарфик у губ, ее узнала билетерша, когда она покупала в кассе билет до Одессы.
-Ой! - взглянула в паспорт, - Дина Геннадьевна, а вы че к нам, по делам, чи на гастроли? - растянулась она в улыбке.
-По делам, - буркнула Дина, поспешно выхватила паспорт и билет, помчалась к перрону, хотя до отхода поезда оставалось еще час. Она нервно прохаживалась взад вперед, вспомнила, она не обедала, купила бутылку кефира и булочку.
В поезде ее если бы и узнали, людям было не до нее, пассажиры ехали с озабоченными лицами, притихшие и какие-то потерянные происходящим с стране, в которой уходит из-под ног почва. Ночь прошла в коротком полусне, утром, она сходила в туалет, умылась, причесалась, прошмыгнула в свое купе. Смотрела в окно. на пробегающий мимо ландшафт, за окном мирно паслись коровы, поля ухожены, люди привычно сновали по поселкам, светило яркое солнце, словно и не было на земле выстрелов и гибели людей. И на горизонте Одесса, в которой происходили драматические события, которые никто в мире старается не замечать.
На подъезде она позвонила Олегу, он отозвался, она сообщила о часе прибытия, попросила встретить.
Он ждал ее на перроне, она узнала его еще из окна, вышла, обнялись с грустным выражением лица.
-Мы сейчас куда? - спросила Дина.
-На такси доедем до морга. Мы там все уладили. Погрузили два гроба в «ПАЗик», на нем поедем домой. Ты как, выдержишь дорогу? Удобств в нем немного, а дорога трясучая, - обеспокоено посмотрел на нее Олег.
-Ничего. Потерпим, - уверила Дина.
На такси доехали до морга. Шофер и второй родственник погибшего уже загрузили два гроба в машину, стояли курили, дожидаясь Олега с попутчицей.
-Леня, - представился молодой парень, сын погибшего на востоке отца. И пожилой шофер назвался Александром. Они с любопытством взглянули на Дину, видимо Олег вкратце рассказал о ней, но промолчали, не до сантиментов при таких обстоятельствах. Шофер предложил:
-Ребята, дорога дальняя, не мешало бы перекусить. Тут по дороге недалеко забегаловка, заедем?
-Давай, - согласился Олег.
-Я тоже еще не ела, - проговорила Дина.
-Вот и отлично!
Дина с некоторым смятением зашла в автобус, два гроба, обтянутые желто -синим, под цвет флага, дешевым ситцем стояли в проходе, поставленные друг на друга.
-Ты смотрел? - кивнула она гроб.
-Открывали для опознания, - кивнул Олег. - Лучше больше не вскрывать. Заморозка слабая, тела уже почернели.
Дина перекрестилась. Аппетит пропал. Но шофер остановился у придорожного кафе, выключил мотор, сказал: «Приехали!», и первым вышел из-за руля. Дина заказала себе кофе, булочку, на дорогу купила четыре бутылки кефира и несколько пачек печенья на всех. Мужчины поели плотно, они со вчерашнего дня неевши ездили по инстанциям: в военкомат, в морг, опять в военкомат за разрешением транспортировать тела, затем час искали их тела среди десятка гробов, заставленных вдоль стены до самого потолка. В путь тронулись солнце стояло высоко над головой. Дорога, действительно, трясучая, знакомая Дине по поездке с мужем на автомашине. «ПАЗик» медленно тащился по дороге, старательно объезжали колдобины и ямы, все равно он подпрыгивал, гробы громко стучали друг о друга, Дина с опаской поглядывала на них, Олег несколько раз поправлял их, благо сиденья не позволяли гробам съехать в сторону.
-Как мама? - тихо спросила Дина.
Олег пожал плечами, покачал головой:
-Плохо. Но все же покрепче, чем Иван Николаевич. За его здоровье опасаемся. Ему плохо стало после того,  как из военкомата пришли два деятеля спрашивать, как они будут хоронить: с почестями или без? Дядя Ваня  шуганул их с матерком, говорит, привезти за счет военкомата не могут, а показуху устраивать готовы. Устроили эту войну, а сами сидят в тылу морду наели… Вот во время этого монолога его и прихватило.
Дина с горечью слушала, до чего же несправедливо устроен мир. Как кучка оголтелых радикальных политиков могут держать в страхе целую страну.
-А Галя с дочками на похороны приедут? - спросил Олег о жене Николая.
-Не приедут, - вздохнула Дина. - Ушел он из семьи. Не хотел расстраивать мать, думал скажет позже.
-Ему бы лет десять назад надо было уходить, - бросил Олег не оборачиваясь. - Все видели, что из себя она представляет...
Дорога была длительная и утомительная. В одном месте трасса пересекала часть территории Молдовы. Вереница машин стояла у КПП получали пропуск, в котором ставили время, на выезде его нужно сдать, где пограничники сверяли время проезда. Молдавский пограничник, слегка очумевший от жары, лениво заглянул в салон автобуса, покачал головой, спросил, кивнув на гробы:
-Что? Уже началось? - и не дождавшись ответа, велел открыть шлагбаум
В Измаил приехали под самый вечер. Солнце уже спряталось за кроны деревьев, длинные тени пересекали дорогу. Сначала завезли гроб Леонида, слезы матери и родни вызвали слезы у Дины. Она перекрестилась, прошептала:
-Господи, дай силы перенести все это…
То же самое произошло и у дома Орловых. Мать припала к груди Дины, запричитала:
-Доченька, за что же нам такое горе?..
Плакали сестры и мужчины. Гроб из автобуса перенесли во двор. На ночь открывать не стали, накрыли ковром от ночной жары. Хоронить договорились завтра, тянуть с похоронами уже нельзя, гроб с телом и так уже в пути несколько суток. Это была самая тяжелая ночь в жизни Дины, матери и всей ее родни. Еще никого не хоронили в столь раннем возрасте. Умирали в почтенном возрасте или от болезни. А тут моложавый мужчина, которому нет еще и пятидесяти лет, которому еще жить и жить. Нет большего горя родителям, чем хоронить своих детей. Она сказала матери, что Галя и внучки на похороны не приедут, Николай ушел из семьи, развод оформить он не успел. Пришли к выводу, она и так бы не приехала, да и то благо, что родители сына похоронит на своей земле. В ином бы случае пришлось бы ехать во Львове, куда мать если бы и съездила на похороны, зато потом никогда бы не смогла поехать навестить могилу. «Бог ей судья! - только и проговорила горестно мать в адрес невестки. - Девочек жаль не увижу, внучки замечательные...»
Утром во двор набилось достаточно много народу. Не только родственники пришли, пришли все соседи с улицы, знакомые родителей и самого погибшего. Дина со всеми здоровалась, объясняла, почему не смог приехать Дмитрий. Она стояла все время с матерью, поддерживала ее под руку. Скорбь в глазах у всех пришедших родных и знакомых. Не могли поверить, что человек может погибнуть во цвете лет. И у всех в глазах немой вопрос: За что? Где? Почему? Читали в медицинском заключении: погиб от пулевого ранения в область груди с повреждением… и так далее. В грудь! Значит, в атаку шел, не прогнулся перед врагом. А кто враг? Неужели жители тех восточных областей? Так там же живут такие же украинцы и русские, какие проживают в Измаиле. И чего это вдруг они взъерепенились? Чего им не хватает? Ну, да, есть ненормальные, они и в Измаиле есть, на нервы играют, по проспекту Суворова  толпой шастают, восхваляют Украину, но жить можно. При румынах, говорят, еще хуже было, однако приспособились, жили и выжили.
Мать потребовала открыть гроб. Олег пытался отговорить ее. Она настаивала:
-Хочу последний раз взглянуть на свою кровинушку…
Гроб открыли, сладковатый трупный запах заполнил двор, труп потемнел, военную форму с застывшей  на ней кровью никто не пытался заменить. Мать упала на тело сына, забилась в рыдании, ее сестры под руки подняли, отвели в сторону, пока Олег с соседями забивал крышку гроба. Музыканты, присланные из военкомата, ударили в литавры, траурная музыка поплыла по сонной улице, раздирала душу. На руках вынесли гроб до угла улицы, там ждал их автобус. От почетного караула и церемонии со стрельбой родные отказались. Погрузились в автобус, Олег повез в машине родителей и Раю. Процессия медленно поехала в сторону кладбища. Остановились у больницы, чтобы отец мог из окна посмотреть на процессию. Лучше бы не останавливались. Отцу стало плохо в последний раз. Сердце его не выдержало последнего испытания видеть, как хоронят его сына. Только к вечеру, на поминках узнали о смерти отца. Мать только горько покачала головой. Плакать уже не было сил. Она внутренне как бы была готова к тому, что муж может не выдержать горя. Она дома сняла со стенки портрет мужа, сфотографированного еще лет сорок назад, где он был молодым и красивым, прижала его к груди и долго раскачивалась в своем горе. Слезы катились по ее щекам, она только приговаривала: «Ванька, Ванька, на кого же ты меня бросил?… Как же теперь я буду одна?..» Дина сидела рядом и гладила ее спину.
Утром Дина позвонила Дмитрию.
-Дима, папа умер, - сообщила она.
Дима долго молчал, кусал губы, потом глухо проговорил:
-Сволочи! Они за все ответят! За смерть всех военных и мирных людей, которые гибнут в мирное время.
Он заплакал, плакала в трубку Дина.
Столько слез и горя она не видела в своей жизни.
-Как нам быть, Дима? - спросила она. -Маму нельзя оставлять одну здесь.
-Нельзя, - согласился с ней Дмитрий. -Уговори приехать сюда с тобой.
-Она разве согласиться?! Тут ее дом, тут могилы ее сына и мужа.
-Ничего, надо уговорить. Временно, пока не утихнет боль, побудет с нами. Потом найдем способ отправить ее в Измаил.
-А дом? На кого оставить дом?
-Пусть Олег живет в нем. Он и так ютится в квартире со своим семейством.
На следующий день хоронили мужа и отца. Кладбищенские работники узнали вчерашнюю процессию, свежевырытая могила стояла рядом с только вчера засыпанной. Крутили в недоумении шеей, не могли понять, что за напасть нашла на семейство. Если они каждый день хоронят! Хотя в городе пошли перестрелки, бандиты с чиновниками делят городское имущество, таких свежих могил уже целая аллея, может и эти из той же серии. Вопросов не задавали, деловито опустили гроб, засыпали могилу, перекрестились и ушли. Два временных креста стояли рядом, на табличке имена и даты.
Дома, после поминок сестры сидели в веранде, мать в черном траурном платке отрешенно сидела между ними, всем хозяйством управлялась Рая. Дина подсела к ним.
-Мама, - обратилась она к матери, - Дима полагает, что вам лучше тут одной не оставаться, нужно поехать к нам. Поживете, потом решим, как будем жить дальше.
Мать встрепенулась.
-Я? В Москву? Не-ет! Как же я оставлю Ваню и Колю, нет! - решительно проговорила она.
-Поймите, мама, одной вам будет здесь еще тяжелее.
-Почему одной? У меня здесь сестры, племянники…
-Мама, сестры и племянники с вами сейчас, с вашим горем. Но у них свои дома, свое хозяйство, просыпаться вы будете одна и засыпать одна…
-И правда, Аня, лучше тебе поехать, - поддержала сестру Варвара Петровна. - Там у тебя сын, опора… Да и Дина будет с тобой.
И Ольга Петровна согласно закивала головой.
-Нет! У меня впереди девять дней нужно отметить, затем сорок дней, не не могу, - упрямничала мать.
-Девять дней я с вами побуду, сорок не смогу, - проговорила Дина. - Мне на работу надо.
Мать положила свою руку на колено Дины, проговорила скорбно:
-Спасибо, милая, спасибо. Как же я уеду, а дом на кого оставлю? Разграбят же все, вон сколько бездельников развелось, только и смотрят, где что плохо лежит. Ранее и калитку не запирали.
-За домом присмотрит Олег. Поживет здесь.
Мать склонила горестно голову, долго молчала, проговорила тихо.
-Хорошо, отметим девять дней, а там видно будет.

Утром Дину разбудил петух. Она встала потянулась, накинула халат, пошла смотреть на кур и петуха, как тогда, в первый день приезда. Мать сидела на ступеньках, которые вели в огород, смотрела на расстилающуюся даль. Раннее солнце ярко по-летнему светило, землю прогреть не успело, рваные клочья тумана уплывали из низины вверх и таяли в голубом небе. Дина присела рядом, обняла мать за плечи.
-Жизнь перед глазами пронеслась, как один день, - тихо сказала мать. - Тут Дима и Коля маленькими прыгали по этим ступенькам в огород. Ваня возился у своего верстака, все что-то чинил, переделывал. И теперь их нет на этой земле и никогда не будет. Только Дима один и остался у меня.
-Почему один Дима? Я есть у вас. Внук ваш всегда будет с вами.
Мать , соглашаясь, покачала головой, затуманенным взглядом смотрела вдаль.
Опять прокукарекал петух, мать встрепенулась.
-Забыла покормить кур.
Встала, набрала пшеницы, пошла на задний двор. Дина пошла за ней. Мать насыпала в кормушку зерно, налила воды, отошла и долго смотрела на кур, словно прощаясь с ними. И Дина поняла, мать внутренне согласилась с отъездом, только смириться с этой мыслью ей тяжело.
Все девять дней она не отходила от матери, та понемногу оттаивала, только не могла без слез смотреть на фотографии мужа и сына. Вечерами мать рассказывала, как они с отцом жили все эти годы. Простая жизнь простых тружеников, которые каждый год бились за урожай, готовили на зиму варенья и соленья, отец давил виноград, запасался вином. Дина удивлялась, почти в каждом доме бочка вина, а пьяниц не видать. Выросшая в достатке, она не знала всех тех трудностей, которые выпадают на долю всех этих людей, живущих хотя и в городе, но мало чем отличающейся от сельской жизни. Она никогда не задумывалась, что в магазине может закончиться хлеб. Даже в девяностые годы, когда полки магазинов опустели, у них дома недостатка в еде не ощущалось. Она не понимала, что пойти в школу или на рынок, нужно пешком протопать несколько кварталов. Дома к ее услугам всегда трамвай, автобус или метро. Мама пользовалась служебной автомашиной папы. Еду им готовила прислуга, Дину воспитывала няня. Здесь ни о каких прислугах и нянях не знали, и не понимали, зачем нужно их содержать, управлялись все своими силами. Натруженные руки матери сами говорили за себя. И Дина с уважением прониклась к этим простым людям, они стали для нее еще роднее, не так как прежде, когда она приезжала как гостья, ей подавали завтрак, обед и ужин, ухаживали и обхаживали ее, а сейчас она стала почти наравне с ними. Так же рано просыпалась, готовила завтрак и обед, помогала во всем матери, у которой все валилось из рук при одном упоминании, что она должна будет все это бросить. Ведь сюда вложена вся ее жизнь, каждый день они с мужем и детьми обустраивали свое гнездо, каждые десять лет ремонтировали крышу, подправляли сарай, поправляли беседку, убирали от листвы двор. Дина почувствовала себя причастной к этому крестьянскому труду. И она начала гордиться собой от того, что несмотря на барское воспитание в семье партийного работника, ей не чужда эта работа, она ходила на рынок, покупала мясо и продукты, ходила в магазин за хлебом и прочими нужными в хозяйстве вещами. Она каждый день звонила Дмитрию, и он ей звонил по несколько раз на день, рассказывала о каждом проведенном дне, беспокоилась, как там ее мужчины, что едят, и как Виктор себя ведет. Дима рассказывал ей, что на востоке Украины идут военные бои с применением танков, артиллерии и самолетов, а Донецк и Луганск украинская власть так и не смогла победить. Ведь в Измаиле об этом почти ничего не показывали и по телевизору не рассказывали. Да и не воспринимали здесь официальный украинский язык на котором говорили дикторы телевидения.
Последний раз перед отъездом собрались все родственники в доме. Сестры, Рая приходили порознь почти каждый день, справлялись о здоровье и чем нужно помочь, видели, Дина помогает матери, старается быть все время рядом, еще больше убеждались,  сестре нужно будет уехать в Москву, к сыну, хотя бы на первое время. Когда в стране смута закончится, можно будет приехать назад. Накрывали стол Дина и Рая. Сели все родственники за стол, помолчали, приподняли рюмки, помянули.
-Пусть им земля будет пухом. Хороший человек был дядя Ваня, - проговорила Рая. - И Коля замечательный человек. Короткую жизнь прожил…
Кто в этом виноват?.. Кого винить?..
-Ладно бы война, а то так, террористы у нас оказывается жили на востоке, - высказался Олег.
-Думаю к осени все закончиться, и ты Аня вернешься домой, - высказался  Леонид Васильевич, как о деле решенном, что мать уедет с Диной. И мать видела,  все родственники, словно сговорились, все хотят, что бы она на время уехала, внутренне уже согласилась с этим, только стон вырывался из ее груди:
-Господи! Как же я брошу свой отчий дом и родные могилки?..
-Ниче, Аня, ниче, мы присмотрим, не журись, - успокаивал ее Леонид Васильевич. - Не на век уезжаешь...
И мать после их ухода стала собираться в дорогу. Ходила по дому, не зная что взять с собой, а что оставить. Останавливалась посреди комнаты, смотрела на мебель, такую родную за все эти годы, которой было не менее ста лет, остались еще от родителей, только сервант современный, да и тому лет тридцать.
-Зимние вещи не берите, - советовала Дина. - Если не вернемся, там купим.
Мать положила на дно чемодана портрет мужа, фотографии сына, где он один в форме от курсанта до полковника, с дочками на Черном море, и ни одной фотографии, где он с женой.
Последний раз перед отъездом поехали на кладбище. Цветы увяли, венок упал, Дина поправила его. Мать присела на лавочку соседней могилы, заплакала:
-Прости, Ваня, и ты, Коля, уеду я не надолго. Знать надо так… Племянники присмотрят за вами.
Встала, поцеловала кресты, и пошла сгорбившись на выход. У выхода обернулась, перекрестилась, Дина взяла ее под руку и они медленно пошли к автобусной остановке.
Провожали их родственники. Все надеялись, они к осени увидятся, Дина оставила Олегу деньги на памятник, заранее оговорили, каким он должен быть.
До Киева доехали без проблем. Поезда в Москву отменили. Оставалось два пути: самолетом в Кишинев, оттуда в Москву. Или автобусом до Брянска. Мать сказала, она боится лететь самолетом, хотя никогда не летала. Поехали автобусом. Несколько раз их останавливали непонятные люди в камуфляже, но не военные.
-Москали е? - спрашивали они. Дина заранее спрятала заграничный паспорт, отвечала она едет только до границы. Подозрительно осматривали граждан, хищно присматривались к багажу. К какой -то женщине придрались:
-Шо, тетка, вэзэшь? А ну вытряхай баул…
Та визжала, срывалась на крик, еле отстали.
-Вот так ехать автобусом, - упрекнула Дина.
-Разве я могла такое предположить… А эти кто? - спрашивала она. - На милицию не похожи, да и на военных тоже…
-Бандиты это, мама. Не видите разве, как по-хамски они себя ведут? Прикрываются только риторикой о справедливости и революции достоинства, вот ради таких погиб наш Николай - тихо говорила Дина.
-Да чтоб они провалились, - перекрестилась мать.
-Провалятся, придет время, -заверила Дина. - Были у вас румыны, потом Советы, куда же подевались! И этим не долго жировать.
На украинской границе всех тщательно проверяли, перетрясли у всех вещи, искали оружие, запрещенные вещи, конфисковывали еду и ценности, которые, якобы, нельзя вывозить из страны. Плакали женщины и дети, проклятия адресовали в пол голоса, чтобы не услышали, иначе могли задержать. Свободно вздохнули, когда пересекли русский таможенный и пограничный пост.
-Все, мама, вот мы и дома, - с облегчением вздохнула Дина.
Та только горестно покачала головой. «Где теперь ее дом?!».
Дина позвонила Дмитрию, он встречал их в Брянске с сыном на своей автомашине. Он наспех поцеловал жену, Дина обняла сына, по которому очень скучала.
Мать долго плакала на груди у сына.
-Димочка, где же теперь моя родина? - спрашивала она сквозь слезы.

 

































       


Берега… берега…

Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река моей жизни…
Песня.

  Часть первая.

Приехавший в составе журналистского десанта в Давос на экономический форум Дмитрий Орлов сидел в отдельном ресторанчике на окраине городка,  не спеша ужинал, больше разглядывал шумную публику, которая приехала со всей Европы. Между столиками шнырял молодой парень официант, ловко приносил и уносил блюда, благодарил посетителей почти на всех европейских языках, Дмитрий услышал, как он кому-то поклонился за соседним столиком и сказал с украинским акцентом - «дякую» за чаевые, и еще что-то скороговоркой, в которой Дмитрий уловил характерное украинское глухое «г». Когда Дмитрий подозвал его расплатиться,  спросил:
-Ты откуда, парень?
-Я з Украины, - ответил он по-русски, с украинским акцентом.
-Я понимаю, что украинец, где проживал?
-Вы вряд ли слышали про тот городок. Измаил называется. Я в селе возле него проживал.
Дмитрий  улыбнулся. Достал заграничный паспорт, открыл первую страничку, показал парню графу, в котором написано: Место рождения - Измаил. Парень удивился. Дмитрий назидательно проговорил:
-Зря ты так пренебрежительно о городе. Об Измаиле знают очень многие, поскольку связан с именем полководца Суворова. Памятник еще стоит там или снесли? - спросил он.
-Я дома не был три года. Тогда еще стоял.
-Чего домой не едешь? - без любопытства спросил Дмитрий. Он встречал много украинцев, которые разбрелись по Европе в поисках лучшей жизни. Даже горничная в гостинице, в которой он остановился, родом из Винницы.
-В армию заберут и на Донбасс пошлют. А я не хочу воевать, - пояснил парень.
-Ну и правильно делаешь. Воевать нужно за родину, а не против своих.
Дмитрий дал десять франков чаевых. Встал, кивнул парню.
-Бывай. Если попадешь в Измаил раньше меня, передай городу привет. Я там не был уже семь лет. Не пускают.
И пошел к выходу.
Снег искрился от ярких фонарей, приятно хрустел под ногами, хотя морозец стоял не большой. Встреча с земляком невольно разбередила старую тоску по городу детства и юности, в который он не может поехать после государственного переворота, который его брат Николай называет революцией достоинства. Только какое там достоинство, если жизнь и до того была не очень налажена, а после революции и вовсе народ обеднел. Он каждый год ездил в Измаил, навещал родителей и родственников. В один из приездов с братом Николаем был на похоронах деда, отца матери, в самом конце девяностых годов, позже, после событий в Киеве, созваниваясь с братом, говорил:
-Хорошо, что дед не увидел всего этого безобразия, он бы этого не вынес.
-Он и в той жизни не видел ничего хорошего, - парировал Николай.
Дмитрий до событий в Киеве несколько раз предлагал родителям переехать к нему в Москву, они не соглашалась. Не хотели покидать могилы своих родителей, расставаться с родственниками: «А как, не дай Бог, помрем на чужбине, будем лежать отдельно от них? Нет уж, где родились, там и пригодились! Были и хуже времена, не было подлее». И не соглашались. Приезжали к сыну в гости, восхищались метро и большими магазинами, как и все люди всю жизнь прожившие в провинции. Но жить в этих новых для них условиях не хотели. Все же отец работал, его уважали в порту, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Правда, от порта осталось одно название, грузоперевозки почти прекратились, цеха закрывались, рабочих сократили. Отца оставили как знающего специалиста, но нависла угроза полного закрытия предприятий порта. А еще им жалко было бы покидать частный дом, в котором родилась мать, и который достался ей по наследству от родителей. У отца погреб, в котором он хранил бочку с домашним вином, и гараж, на полках расположились инструменты и запчасти для их собранного вручную «Москвича». Дом расположен на самом краю города, далее только небольшой огород, за ним бывшие виноградники и Дунай. Рядом, в двух кварталах, выстроили большую гостиницу для моряков, в которой они отдыхали между рейсами, ее так и назвали «Межрейсовая», на ее территории пацаны со всей округи играли в войну, потом глазели на танцплощадку, где танцевали взрослые парни и моряки, или посещали летний кинотеатр. От гостиницы сразу начинался проспект Суворова, по которому в выходные дни дефилировали почти все жители города. Так что, если и жили Орловы на окраине города, то до центра всего несколько минут хода.
И сейчас Дмитрию представилась не заснеженная улочка швейцарского городка, а узкая улочка без асфальта, названная в честь адмирала Нахимова, далее почти непроезжий участок улицы «28 Июня», затем уже гостиница и ухоженный проспект Суворова. Защемило в душе, так хотелось хотя бы еще раз пройтись по этим улочкам, в котором ранее кипела жизнь. Корабли не успевали пришвартовываться и отплывать, привозили товар со всей Европы, Дунай протекал через несколько стран, впадал в Черное море, а далее плыви хоть на край земли. Он завидовал морякам, которые видели экзотические страны, хотя никогда не хотел стать моряком. Потом, после развала Советского Союза, порт захирел, кораблей пришвартовывалось все меньше и меньше, закрылись заводы, город пустел. И только рынок жил своей прежней жизнью, люди приезжали из окрестных деревень и сел, привозили товар, шум и выкрики с восхвалением товара на всех местных языках и диалектах. Молдаване спорили с болгарами из-за места, хохлы гоняли цыган и чувствовали себя хозяевами положения, карманники шныряли в толпе. Рынок шумел, но был уже не тот, когда люди степенно продавали свой товар, никто не кричал, не ругался, торговались тихо и с достоинством.   Сейчас он напоминал неорганизованный базар, где продавцы до драки спорили за место в торговых рядах, приставали к покупателям, чуть ли не прихватывали за рукава, расхваливая залежалый товар, мясные ряды большей частью пустовали, а то, что продавалось имело далеко не товарный вид.
В тот  приезд он с родным братом Николаем и двоюродным Олегом пошли на пристань Дуная, долго стояли смотрели на быстрое течение, на противоположный  чужой берег, на румынскую деревеньку на том берегу. Вода блестела в лучах предвечернего света, ивы склонили свои ветки до самой воды.  Николай смотрел на тот берег задумчиво сказал:
-Как реки разделяют целые народы. Здесь Украина, а там, - показал он рукой на тот берег, -  когда-то дружеская Румыния. Раньше здесь был СССР, там социалистическая Румыния. Берега остались такими же, а народы живут по другим законам.
-Мы и сейчас живем с тобой по разным берегам, - ответил Дмитрий. - Ты живешь в незалежной, я в России.  Живем на разных берегах…
-Вся Украина  поделилась на разные берега, за Днепром, ближе к Карпатам, совсем другая Украина, - отозвался Дмитрий.
-Как сложиться наша жизнь, - проговорил Олег. - Станем ли мы когда-либо богаче, отделившись от России? - задумчиво спросил он не надеясь на ответ.
-Конечно! Теперь все наше сало и пшеница остается нам, - с юмором парировал  Николай. - Только изобилия, обещанного в начале девяностых я что -то не вижу.
Дмитрий вздохнул, ничего не ответил. Сколько споров они провели между собой и каждый оставался при своем мнении. Соглашались в одном: и и на Украине, и в России экономика пошла кувырком, высокая степень преступности и коррупции. Зато на Украине нет военных действия, утверждал Николай, а в России какой год идет безрезультатная война в Чечне. Гибнут молодые ребята. Дмитрий в споре доказывал, война рано или поздно закончится, а вот в на Украине поднял голову национализм, никто с ним не борется, более того, власти закрывают глаза на это, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А к чему это может привести понятно, может вспыхнет конфликт похлеще чеченского. Со временем споры утихли, оба брата осознали справедливость доводов друг друга, а в первые годы распада Советского Союза споры иногда доходили до повышенных тонов, и только мать усмиряла их, со слезой в голосе увещевала:
-Да плюньте вы на ту политику! Вы в отпуске, думайте о жизни, как она прекрасна и скоротечна. Давно вы были маленькими, бегали по этим улочкам, ходили в одну и ту же школу, только с разницей в пять лет. А теперь выросли и не можете найти общего языка.
-Да мы не ссоримся, мама. Просто у нас разные точки зрения на нашу действительность, - густым голосом гудел в ответ Николай.
-Ох, дети мои, до чего же не везет нашему городу. До войны тут заправляли всем румыны. После войны пришли Советы. Много дров наломали. Только жизнь устаканилась, как новая напасть. Теперь мы все украинцы. Заявление в поликлинику не принимают на русском языке. А я не хочу на старости лет учить украинский. Достаточно того, что моих родителей заставляли учить румынский. Они о всех своих секретах при детях говорили по -румынски. Хотя младший брат матери выучил румынский общаясь с румынскими и молдавскими детьми.
-Я - русский, мама. И по паспорту, и по образу мышления. И все мы здесь в городе учились и говорили по-русски. Я не знаю, как Николай стал украинцем. Видимо его так же, как и твоих родителей, румынская  власть принуждала стать румынами.
Николай молчал. Опять назревал спор. А при матери не хотелось.
И после похорон деда,  распрощались каждый при своем мнении, не поставив точку в своем споре, разъехались по своим городам, не зная, смогут ли они когда-либо доказать свою правоту друг другу. Слишком разными были их взгляды на жизнь в разных теперь странах.

*  *  *
Весной девяностого года Дмитрий заканчивал одиннадцать классов. Его брат Николай учился на предпоследнем курсе в Москве в Общевойсковом военном училище имени Верховного Совета. Он приезжал на каникулы, снисходительно относился к младшему брату, который в его глазах был малявкой, школьником, которого не возьмешь с собой на танцы или взрослые посиделки с друзьями.  Брат хотел стать офицером и мечта его вот-вот сбудется, ему остался год до окончания учебы и ему вручат лейтенантские погоны. В детстве они не были дружны, все же разница в пять лет сказывалась, брат уже ходил на танцы, встречался с девушками, а Николай числился в малышах, которому нет дела до взрослых увлечений брата. Брат фигурой и лицом похож на отца. Высокий, стройный, симпатичный, не красавец, обладал неким шармом, который так привлекает девушек. Он легко знакомился, в общении был прост, любил блеснуть эрудицией, они с братом  много читали, играл на гитаре и в любой компании слыл своим человеком. Не одно разбитое девичье сердце оставил он в Измаиле, когда уехал в далекую Москву поступать в военное училище. И никогда не приезжал  в отпуск в форме курсанта, хотел сразу появиться в офицерской форме. Знал, военная форма ему идет, курсантская форма его принижала.  Дмитрий пошел в мать. Не такой высокий, как брат, среднего роста, перенял все тонкие девичьи черты матери, от того считался красавцем, только уж больно был застенчивым. Он не обладал способностью брата обольщать девушек, хотя в старших классах на него уже обращали внимание девушки,  он не слыл букой, общался со всеми ровно и этим ограничивался. В классе Дмитрия училась рыжая девушка из еврейской семьи Мина Альтшульт.  Рано созревшая, с высокой грудью, полными руками и тяжелым задом,  издали напоминала зрелую тетку. Она не могла привлечь внимание парней, хотя училась хорошо, и многие не прочь были воспользоваться ее шпаргалками и подсказками. Дмитрий влюбился в ее двоюродную сестру, которая училась в параллельном классе. Та в противоположность Мине, девушкой было стройной и красивой, с черной копной волос, четко очерченными бровями, большими зелеными глазами и розовым румянцем на щеках. Родители назвали ее Эсфирью, вряд ли в честь жены царя Артаксеркса, но по красоте, полагал Дмитрий, она не уступала царской жене. Дома и в школе ее называли Элей, и Дмитрий долго не знал, как на самом деле ее зовут, пока не услышал ее полное имя при вручении аттестатов на выпускном вечере.  Как и жена царя она была тиха, скромна, ни с кем дружбы не водила, за исключением Мины, братьев Иосифа, Яши и Семена. Жили они обособленно, две семьи занимали длинный одноэтажный дом, который  стоял буквой «Г», двор огорожен высоким забором. Находился их дом всего в двух кварталах от дома Орловых, поэтому Дмитрий часто видел, как Эля в сопровождении кого-либо из братьев идет в школу, или возвращается с Миной домой. Эля училась в музыкальной школе, играла на пианино, Мина говорила, что сестра хочет выучиться на пианистку и будет поступать в консерваторию. Мать Мины родная сестра отца Эли занимали две разные половины дома, двор у них был общим. В школе задирать евреек не решались. Стоило кому-либо неосмотрительно  обозвать Мину жидовкой, она жаловалась младшему брату Яше, тот Иосифу. Обидчика ловили возле школы, Иосиф брал его за шиворот, прижимал к стене, за его спиной над обидчиком нависали братья, грозно спрашивал:
-Ты кого там жидами обзывал?
Били редко, довольствовались извинениями или обещанием «Больше не буду», грозили, если такое повториться быть ему битым, и отпускали. Иногда на Иосифа и братьев налетал Толя Кравченко, якобы с целью, заступиться за ученика, на самом деле сам ученик был ему до лампочки, уж очень Толе хотелось схлестнуться с Иосифом, который по силе не уступал ему. Многодетная семья Кравченко жила через дорогу напротив двора еврейской семьи. Со средним сыном Анатолием, Дмитрий учился в одном классе. Дружил он не с ним, а с его младшим братом Сашей. Братья совершенно разные по характеру. Толя плотный, приземистый, не по годам крепкий, с накачанными бицепсами, и очень агрессивный. Находил любой повод подраться, дрался бесшабашно, не боялся идти один на двух или трех противников. В школе его не любили за злобный нрав, побаивались. Младший Саша полная противоположность брату, белобрысый увалень, добродушный и совершенно беззлобный, с которым он с детства дружил.  С Сашей  и двоюродным братом Олегом лазили воровать виноград в колхозных виноградниках, который произрастал между последней улицей города и Дунаем. Позже виноградники затопило разлившейся рекой, виноградники погибли, на их месте образовалось заросшее камышом озеро, в котором они ловили мелкую рыбешку котам. Олег сын родной тети Оли, почти вырос во дворе Орловых, поскольку жили рядом. Олега в школе дразнили очкариком, он с детства носил очки, Дмитрию частенько приходилось его защищать. К тому времени, когда на него начали заглядываться девчонки, он сам усмотрел Элю, и  видел только ее. Девушка к девятому классу наливалась девичьей статью, гордо несла голову, не замечая колких реплик вслед, парни пялились на нее, но ее строго опекали братья. До одиннадцатого класса Дмитрий только смотрел на нее издалека и мечтал хотя бы раз пройтись со школы с ней рядом, такого случая не предоставилось. К одиннадцатому классу он осмелел и решил любой ценой поближе познакомиться с девушкой. Для этого решил подружиться с Миной, чтобы она помогла ему войти в доверие к Эле, которая ни с кем из школьных парней не дружила. Братья строго следили, чтобы сестра нигде не задерживалась, провожали ее в музыкальную школу, затем туда же поступил младший брат Яша, учился по классу скрипки, они вместе  ходили в школу и обратно. Дмитрий  как бы ненароком старался идти со школы с Миной, в надежде, что к ним примкнет Эля, но к одиннадцатому классу девушка задерживалась в школе, Мина шла одна в сопровождении Дмитрия. Они разговаривали на всевозможные темы, юноша исподволь расспрашивал об  Эсфирь. Со слов Мины знал, мать девушки работает в администрации рынка бухгалтером. Отец известный в городе врач стоматолог. В настоящее время он открыл свой кабинет, зарегистрировал его по последнему закону о кооперативах. С ними живет престарелый дедушка, он староста местной синагоги. Он спрашивал, почему их семьи не хотят эмигрировать, ведь уже многие еврейские семьи уехали. Девушка отвечала, что они любят свой город. Дядя Марк, отец Эли, работает стоматологом, получает хорошие деньги, у него есть возможность учить Элю и Яшу в музыкальной школе. Ее мать  вместе с матерью Эли работают бухгалтерами. Нападок на их семьи не наблюдалось, за исключением мелких школьных обид. Такие разговоры и короткое времяпровождение сблизило их, и Мина полагала, что она нравиться Дмитрию, быстро прониклась ответной симпатией к нему, ведь никто до него не общался с ней так по-дружески, и когда поняла, что ее друга интересует не она, а ее двоюродная сестра, стала еще большим препятствием на пути знакомства с Эсфирь.  И только на выпускном вечере, когда все ученики выпускных классов пошли встречать рассвет на берег Дуная, Элю отпустили под поручительство Мины, Дмитрий решился подойти к девушке, шел рядом, потом, когда все взялись за руки и перекрыли проезжую часть улицы, он ощутил в своей ладони ее теплую, узкую ладонь с тоненькими длинными пальцами, они шли и пели, благо машины в такой поздний час не ездили. Он так и шел, не  выпуская ее ладони, душа его пела, девушка не пыталась освободиться, поддалась общему настроению, нисколько не замечая в чьей руке ее ладошка. И только на Дунае, когда забрезжил рассвет их общей взрослой жизни, он решился сказать ей, что давно наблюдает за ее жизнью и она ему очень нравится. Девушка лишь улыбнулась в ответ. Знала, она многим в школе симпатична. Видела, как заглядываются на нее парни, а Мина говорила, что даже взрослые мужчины оглядываются ей вслед. Дмитрий набрал побольше воздуха и решительно выпалил свою просьбу, пока Мина чуть отвлеклась и стояла в стороне:
-Эля, давай завтра сходим в кино.
Девушка минуту подумала, сказала:
-Только днем. Вечером меня не отпустят.
И они договорились встретиться в три часа дня  в парке  возле «Межрейсового», чтобы пойти в кинотеатр «Победа» на дневной сеанс. Кто бы знал, как долго тянулось время до их встречи, Дмитрий весь извелся, поминутно поглядывая на часы. Пришел в парк за полчаса до назначенного времени, нервно ходил по дорожке, не веря, что девушку так просто отпустят братья или родители. А когда ее увидел, от радости чуть не выпрыгнуло сердце. Девушка нервно оглянулась, проверяя, нет ли позади братьев, пошла чуть вперед, пока он не нагнал ее и они пошли вровень. Ему не верилось, что он идет рядом с девушкой своей мечты, крутил шеей, не увидит ли кто из его знакомых, чтобы потом можно было рассказать, что он впервые ходил на свидание. Фильм оказался неинтересным, какие-то правильные милиционеры ловили деградированных правонарушителей, да Дмитрию  все равно, что там идет на экране, от волнения он не вникал в суть повествования, он больше смотрел на профиль девушки, хотел взять ее руку, но так и не решился. На обратном пути они говорили обо всем понемногу, что читает, чем занимается кроме музыки, куда будет поступать. Похвастал, что поедет поступать в Москву на журналиста, брат обещал помочь с жильем на первое время, а если поступит его поселят в общежитие. За разговором он не заметил, как дошли до последнего квартала перед ее домом, девушка остановилась и сказала:
-Дальше не провожай. Не хочу, чтобы наши видели.
-Хорошо, - согласился Дмитрий, хотя ему хотелось идти с ней рядом через весь город. - Мы еще когда-либо сходим в кино?
-Не знаю. Вряд ли. Ведь и ты, и я поедем поступать на учебу, сейчас будем усиленно готовиться. И я не могу распоряжаться своим временем. Сегодня я впервые соврала, что пошла к преподавательнице музыки на дом. Я не смогу больше врать, это большой грех обманывать родителей. Не устояла, чтобы еще на миг почувствовать себя взрослой и самостоятельной. Поэтому согласилась пойти с тобой в кино, - призналась девушка.
И тут Дмитрий понял, что терять ему нечего, он решительно взял ее ладонь в свою руку и решительно проговорил:
-Знаю, у нас нет будущего. Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Давно. И если что-то в твоей жизни пойдет не так, вспомни обо мне, я всегда приду к тебе на помощь.
Девушка удивленно посмотрела на него, сказала:
-Спасибо.
Освободила ладонь, улыбнулась своей грустной улыбкой, и пошла домой. Дмитрий смотрел вслед, пока она скрылась в калитке своего дома.
Видел еще раз он Элю со всем семейством на городском пляже. Он с Сашей и Олегом приехал на рейсовом автобусе на территорию бывшей крепости, где располагался на берегу Дуная пляж. Еще издали они увидели Иосифа с братьями. На широко расстеленном покрывале под широким зонтиком монументально восседала мать Мины с термосом в руках, рядом загорали Мина и Эля. Парни расположились рядом, степенно поздоровались с матерью, она знала парней, все ведь жили почти по соседству, матеря знакомы, хотя общались между собой редко. Еврейские семьи жили замкнуто, дома говорили на идише, общались с другими еврейскими семьями большей частью в синагоге. Дмитрий  любовался стройной фигурой Эли, забывал обо всем, и только окрик матери Мины на миг отрезвлял его:
-Девочки, не стойте на солнце, сгорите…
Всего один раз они все вместе прыгнули в воды Дуная, их подхватывало течение, они барахтались и дурачились, девочки стояли по грудь в воде и только смотрели на них, они не умели плавать.
Увы, он больше так и не встретил Элю, сколько не приезжал в Измаил. Она училась в Киеве, затем их семья эмигрировала. 
И только много, много лет спустя, когда уже взрослый Дмитрий приехал отдыхать в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря на самом юге Израиля, заселяясь в отель, он с удивлением узнал в одной из женщин администраторов свою бывшую соотечественницу и землячку.
-Эсфирь! - вырвалось у него из груди.
Перед ним стояла все такая же красивая, слегка располневшая женщина, нисколько не утратившая своей женской привлекательности. Она не удивилась возгласу, ведь на груди у нее приколот бейджик с ее именем на трех языках, полагала, посетитель хочет что-то спросить. Смотрела на мужчину, и не узнавала его, хотя Дмитрий полагал, что он хотя и возмужал, но не очень изменился.
-Эля! Это я, Дима Орлов, твой однокашник и земляк.
Женщина услышала имя, которым ее называли родители в юности, ресницы удивленно вспорхнули вверх, более внимательно посмотрела на мужчину, припоминая, улыбнулась.
-Да, да, здравствуй.
И жестом пригласила его пройти в холл, где стояли кресла и диваны. Они присели за журнальный столик. И первое, что спросил Дмитрий:
-Ты порвала с музыкой?
-Да. Тут не до музыки, хотя я даю уроки музыки своим дочерям. У меня их две.
-Вы уехали из Измаила где-то в году девяносто четвертом. А братья и родители тоже здесь?
-Нет. Дедушка умер еще там, в Измаиле, не мог вынести того безобразия, что стало твориться в городе. Родители и братья живут недалеко от Тель-Авива, а я вышла замуж, и мы живем здесь, работаю в этом отеле, - пояснила Эля. - Ты давно был в Измаиле? - спросила она.
-Давно. После событий в Киеве четырнадцатого года не был. Очень скучаю. Не могу посетить своих родителей. Я ведь в Москве живу.
-И мне он иногда снится. Рассказываю дочерям, каким был город, в котором я родилась, видят мою тоску,  спрашивают, неужели он лучше Эйлата. Я отвечаю, он лучше, хотя и не такой ухоженный.
Дмитрий с грустью смотрел на женщину, свою первую юношескую любовь, не удержался, напомнил:
-Ты помнишь наш поход в кино и мое признание в любви.
Она улыбнулась и ничего не ответила.
-Правда, ты была моей первой школьной любовью, - подтвердил он.
-Что было, поросло травой. Это было так давно, словно в прошлой жизни. У меня жизнь разделилась на два этапа: жизнь в Измаиле, и проживание в эмиграции. А ты где живешь сейчас, кем работаешь? Полагаю, не бедствуешь, коль приехал к нам, не в самый дешевый отель? - спросила она.
-Я журналист. Живу в Москве.
-Значит, все же твоя мечта сбылась. Женат, дети?
-Женат. Сын. Жена актриса. Она все время на гастролях, допоздна в театре, на съемках, не видимся иногда неделями. Вот и сейчас, хотели вместе приехать, а ее опять вызвали на съемки, пришлось ехать одному. Сын у бабушки остался.  А в общем, она жена хорошая, отношения у нас нормальные.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Дмитрий. Понял, что он отнимает рабочее время у женщины, встал.
-Извини, отвлекаю тебя. Рад был тебя встретить.
-И я рада. Ты как весточка из моей юности, - грустно улыбнулась она. -  Отдыхай.
И теперь, каждый раз, когда он встречал ее на рецепшене, они улыбались друг другу,  словно заговорщики, у которых за спиной осталась какая-то тайна.

*  *  *
Летом приехал в отпуск старший брат Николай.
Дмитрий корпел над учебниками, готовился к вступительным экзаменам. Он отослал документы в приемную комиссию, уже пришел вызов.
-Не передумал поступать в Москве? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Зря. Тоже нашел мне профессию! Ты же знаешь, журналистика - продажная девка властей. Ты никогда не напишешь то, что хочешь. Сначала тебе будет диктовать тему редактор. Если выйдешь из-за его повиновения, тебя сожрет власть. Уж лучше бы технарем стал. Как наш папа. Скажи ему, мама, разве я не прав? - обращался он к матери.
Мать только вздыхала.
-Да я уж ему сколько раз говорила. Инженер - это всегда гарантированный кусок хлеба. А тут опубликовал несколько статей в местной газете и возомнил себя  великим журналистом. Не серьезная профессия.  Да еще так далеко нужно ехать. Ты четвертый год в Москве, и он уедет на пять или шесть лет. Разъедитесь, покинете родное гнездо, оставите нас с отцом, - плаксивым голосом проговорила она.
-Мне же надо дальше учиться! - возмущался Дмитрий. - В Измаиле один только филиал Технологического института, который мне не уперся. Да техникум по сельскому хозяйству, который выпускает дебилов, мне не нужен. Не склонен я к точным наукам, не дружу с математикой, и к сельскому хозяйству душа не лежит. Не смогу я сдать экзамены в технический ВУЗ, только время потеряю.
-А туда сможешь? - с сарказмом спрашивал Николай. Да еще не куда нибудь, а в МГУ, на факультет журналистики! Ты знаешь, какой туда конкурс? - спрашивал он в полной уверенности, что Дмитрий не понимает в какую «драку» он вязался.
-Знаю. Не поступлю, вернусь домой, - буркнул Дмитрий. - А если поступлю, буду после каждой сессии приезжать на каникулы домой.
-Сынок, не поступишь, тебя заберут в армию, все равно нам оставаться  одним. Хватит с нас одного военного, - кивнула она на Николая. - Ты уж поступай, мы с отцом как-нибудь, - со вздохом соглашалась мать.
Дмитрий показал пальцем на брата.
-Через год Колька закончит свою бурсу, устроится поближе к Измаилу, будет часто навещать вас. А может здесь где-нибудь в части устроится. Или к себе вас заберет.
Мать отмахивалась.
-Не, мы из дома никуда. Тут мои сестры живут. Племянники навещают. За могилами родителей будем ухаживать.
Такая преданность памяти своих родителей вызывало у сыновей уважение, бабушку они помнили смутно, она умерла рано, когда братья были малышами, а деда они помнили и  тоже по-своему  любили. Чудаковат слегка был. Он работал на фрезерном станке в порту. Любил технику. Руки золотые, все мог подчинить. Любовь к технике привил своему сыну, отцу Дмитрия и Николая. А вот Дмитрий и Николай к технике были равнодушны.  И когда дед и отец  из груды металлолома собрали «Москвич», который никто не брался отремонтировать, они вдохнули в него новую жизнь, и у них, на зависть соседей, был свой автомобиль. Вот только тогда у сыновей возникло некое уважение к механике, поскольку ездить им нравилось, а ремонтировать нет. На нем за городом сыновья научились ездить. Братья уважали  отца, он мягкий, не сварливый, никогда не лез с нравоучительными беседами. Мать более строгая, и у нее в первую очередь сыновья отпрашивались на прогулу или в кино.
Чудаковатость деда выражалась в том, что он до последнего часа в жизни  вздрагивал от незапланированного стука в калитку. Хотя те времена, когда со стуком врывались в дома, давно миновали. Он никогда не шел открывать калитку, посылал дочь или зятя посмотреть кто пришел, а сам старался уйти в тень, поближе к огороду, чтобы в случае чего можно было уйти в дальние камыши. Он так поступал не один раз при румынах, а позже при советской власти, когда органы интересовались его ушедшими за кордон братьями. После прихода советской власти в сороковом году, арестовали его брата, который остался в Измаиле. Он разводил кур, а яйца продавал на рынке. На него заявили соседи, которым надоело слышать ранними утрами крик петухов. Фининспектор пришел, пересчитал кур, составил материал и отправил  куда следует. Посчитали частным предпринимателем, буржуем, судили, получил десять лет лагерей, ушел по этапу и не вернулся. Два брата деда при отступлении румын  ушли с ними в Румынию, посчитали, что уж лучше в чужой стране живыми, чем в своей  в застенках. Тем боле, что за двадцать лет оккупации они чисто говорили по-румынски, имели деловые отношения с румынской администрацией. Один из братьев преподавал румынский язык в местной гимназии. Деда почти каждый месяц вызывали в НКВД и допрашивали о связях с братьями. Ожидали, деда тоже арестуют, он и сам к тому был готов, говорил, что лучше бы уж арестовали, ожидание хуже самого ареста. Прекратили вызывать и допрашивать только после пятьдесят третьего года. А когда в шестидесятых годах он получил письмо из Бухареста от брата, дед так перепугался, что хотел отнести письмо в милицию не читая его. И только убеждения сына и невестки заставили не делать этого. До самой смерти отца мать не решалась держать кур, крик петуха заставлял отца вскакивать и ожидать прихода органов. И только недавно мать решилась завести пять курочек и горластого петуха.
Видя, что упрямство брата Николаю не победить, сказал:
-Так и быть. Поедем вместе. Я договорился со знакомыми, они приютят тебя на время экзаменов. А там посмотрим… Бери продуктов побольше, в Москве полки в магазинах пустые.
Желание стать журналистом возникло спонтанно. Как-то в десятом классе их повели на экскурсию, на консервный комбинат. Измаильчане гордились комбинатом, самым крупным в Европе. Он написал восторженную статью о той экскурсии, о людях, работающих там, отослал ее в местную газету. Неожиданно для него, статью опубликовали, пригласили в редакцию, где редактор похвалили юного корреспондента, предложил стать внештатным сотрудником, давал ему мелкие поручения, посещать те или иные комсомольские или городские мероприятия, и писать о своих впечатлениях. Пожилой, многое повидавший на своем веку редактор, снисходительно поучал юнкора азам написания газетных статей. Правда, редактор от его статей оставлял только заголовок и в конце статьи его фамилию, Дмитрий все равно чуть гордился своей причастностью к выпуску газеты. Когда он сказал, редактору, что хотел бы после школы поступать на факультет журналистики, тот пообещал дать ему рекомендации и приобщить к характеристике написанные им статьи.
Перед отъездом Дмитрий хотел увидеть Эсфирь, попрощаться с ней. Дежурил чуть поодаль, ждал, когда она выйдет в город. Видел только один раз, она вышла с матерью, пошли по проспекту Суворова в сторону  центра. Дмитрий на некотором расстоянии шел следом. Мать и девушка зашли в «Гастроном», пробыли там некоторое время, вышли с наполненными авоськами, и пошли в сторону дома. Опять Дмитрий издалека смотрел на тонкую фигурку девушки, сожалел, что рядом шла мать, если бы Эля шла одна, он подошел бы к ней, предложил бы свою помощь, нес ее авоську с продуктами.
Вечером все собрались во дворе Орловых. Мать накрыла стол в беседке, покрытой виноградными лозами. Пришли родители Олега, младшая сестра матери Ольга Петровна и ее муж Леонид Васильевич, старшая сестра Варвара Петровна с мужем Владимиром Ивановичем и дочерью Раей. Рая самая старшая сестра из всех двоюродных сестер и братьев, она давно замужем, у нее двое детей. Она единственная с высшим образованием, закончила технологический институт, теперь работает инженером в городском коммунальном хозяйстве. Со стороны могло показаться, у Орловых очередное торжество, хотя повода особого не было, они часто собирались все вместе то у одной сестры, то у другой. Старший их брат Василий Петрович служил во флоте в Крыму. Приезжал редко. Сейчас приезд сына средней сестры Анны Петровны из военного училища явился тем незначительным поводом, чтобы собраться у  сестры.  Рая помогала матери накрывать на стол, в шутку сказала Дмитрию:
-Найдешь в институте себе невесту, женишься на ней, останешься в Москве.
-Некогда будет по невестам шастать, учится буду, - ответил Дмитрий.
-Я тоже так думала, когда училась. На четвертом курсе замуж выскочила.
Мать вышла с подносом салатов, Дмитрий подхватил поднос, понес его в беседку, где тетя Оля расставляла тарелки.
-Ваня, наточи вина еще бутыль, - велела мать мужу. Тот покорно пошел в погреб, вытащил из бочки чоп, вставил туда тонкую трубочку, почмокал губами, тонкая струйка домашнего вина потекла покорно в подставленную бутыль.
Расселись за столом, первым делом расспросили Николая, как там в Москве, что говорят, к чему стремятся. Неровная, нервная политика Горбачева начала волновать даже рядовых жителей отдаленных окраин Советского Союза. Все трещали о перестройке, о переменах в лучшую сторону, а как работали у себя каждый на своем предприятии, так и работали без всяких там перемен. Только полки магазинов все пустели и пустели под звуки будущего обещанного перестройкой изобилия. На местах никаких перемен не наблюдалось. Только стендами да плакатами о перестройке украшали стены учреждений и городские скверы.
-Че там говорят, некий Ельцин объявился, вставляет шпильки Горбачеву? - спросил Николая Владимир Иванович. Для них далекая Москва так же далека, как Нью-Йорк или Куба.
Николай пожал плечами. В училище старались  политику не обсуждать, на словах приветствовали все начинания генерального секретаря, Ельцин в училище уважением не пользовался. Однако, в кулуарах политикой Горбачева были недовольны, падение стены в ГДР и вовсе не одобряли, развал Варшавского договора воспринимали с зубовным скрежетом. Исподволь наблюдали за решительными действиями Ельцина, за его полемикой с Горбачевым в Верховном Совете.
-А ты разве не смотрел  партийную конференцию в Москве?  - уставился на него Леонид Васильевич. - Ее по телевизору показывали. Ельцин там крепко выступил. Ругал перестройку, потребовал персональной ответственности от тех, кто завел страну в тупик. Партия не справляется с поставленными задачами и так далее.
Николай нехотя ответил, не любил он эти разглагольствования стариков о политике, у каждого свое мнение и оно самое верное:
-Коммунистическая партия уже не тот орган, на котором все держалось, многие выходят их партии, у нас в училище демонтировали Ленинскую комнату, - высказался Николай. Он хотя и учился в Москве, но города почти не видел. Жил на казарменном положении, в город выходили крайне редко, телевизор курсанты смотрели один час в вечернее время.
-А вы слышали, наши умники в Раде заявляют, что пора нам от России отделяться, - высказал свою информативность Леонид Васильевич. И обратился к Николаю: - Закончишь училище, а страна уже не твоя, останешься ты, Николай, служить в России, - и хохотнул при этом, сам не верил, что подобное может произойти.
-Не будет такого, - высказался решительно отец Дмитрия Иван Николаевич. - Кравчук не позволит этого. Все же не с улицы пришел в политику, член ЦК и председатель Верховной Рады, потер штаны в коридорах власти, знает к чему могут привести подобные настроения. Он быстро пресечет подобные мысли.
Он значительно посмотрел на мужчин, довольный своей аргументацией.
Владимир Иванович резво возразил:
-Да брось ты, Ваня, Кравчук еще тот хитрый лис. Посидел в Черновицком горкоме партии, и сразу перепрыгнул в Киев в центральный аппарат, миновал несколько ступеней. Его за хорошие глаза или выдающийся ум туда пригласили? Скользкий он, всегда на двух стульях сидеть хочет. И вашим, и нашим за рупь спляшем. Не верю я этим политикам. А ему тем более!
-А где вы видели порядочных политиков? - хмыкнул Николай по взрослому. Он без пяти минут офицер мог уже за столом среди взрослых высказать свое мнение.
Не знали тогда родственники, что через два дня  Верховный Совет  Украины примет Декларацию о государственном суверенитете Украинской ССР.
Мать решительно пресекла разговоры о политике:
-Хватит болтать о политике. Ваня, наливай в бокалы, - велела она.
-А пацанам уже можно? - спросил он, имея ввиду Дмитрия и Олега.
Мать на минутку замерла, потом решительно махнула рукой.
-Наливай. Взрослые уже. Только не больше одного бокала, - предупредила она наигранно строго.
И Дмитрий с Олегом наравне со взрослыми приподняли бокалы за лучшую жизнь каждого.
Перед отъездом Дмитрий зашел к главному редактору «Дунайского вестника», который  напечатал  первую заметку молодого корреспондента. Тот встретил его радушно.
-Не верю, я Дима, что ты сможешь поступить, все же это Москва! МГУ! Конкурс там больше, чем в театральный. Но все же желаю тебе поступить, и я буду всегда гордиться, что первым заметил в тебе талант журналиста.
-Спасибо, Виктор Терентьевич!
-Если поступишь, присылай свои заметки, статьи. Будет что-либо интересное, - напечатаем. Гонорар не обещаю.
-Договорились, Виктор Терентьевич. - и ударили по рукам.

*  *   *
Прошел год.
Дмитрий заканчивал первый курс факультета журналистики. Тогда, в прошлом году, его поразил своей монументальностью университет, поражал воображение огромный холл при входе, такие аудитории он видел только в кино. Да и сам город Москва не поддавался вначале ориентации, он плутал в метро, никак не мог усвоить переходы, блуждал в переулках возле Красной площади, и никак не мог выйти на нее без расспросов у прохожих. Первое время он решался всего лишь выйти на смотровую площадку на Воробьевых горах, и смотреть на город, который простирался далеко за горизонт. На время экзаменов обетурьентов поселили в пустующем общежитии студентов, которые находились на каникулах, не пришлось ему беспокоить каких -то знакомых брата. В тяжелое для страны время пришлось учиться Дмитрию. Пустые полки магазинов. Шпалеры старушек, продающих домашнее добро. Забастовки рабочих, митинги недовольных. Во всем чувствовалось упадническое настроение.
Поступил он в прошлом году на удивление легко, хотя конкурс, действительно, оказался большим. Никто не верил, что Дима сможет набрать нужное количество баллов. Он и сам не верил. Но он набрал проходной балл, хотя таких проходных баллов набрали многие будущие студенты. Тем не менее с замиранием в душе он увидел свою фамилию в списках принятых. Возможно помогли приложенные к заявлению публикации статей в газетах, однако у всех поступающих за плечами было участие в газетах, а то и в толстых журналах.  Возможно помогло то, что  институту спустили квоту на студентов из союзных республик. Таким образом, на курсе учились ребята и девушки из Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Грузии. Студенты москвичи смотрели слегка свысока на студентов из провинции. Затем совместные попойки в студенческом общежитии, как-то снивилировали их взаимоотношения. Ценить стали за талант, многие сочиняли стихи, писали прозу. Учеба Дмитрию нравилась. Точных наук не преподавали. Предметы История журналистики, Основы журналистской деятельности, Жанры и система СМИ ему давались легко, не говоря уж о общеобразовательных: русский, история, особенно налегал на иностранный язык, понимал, в журналистике он особенно пригодится.
      В комнате с Дмитрием проживали грузин Шато и молдаванин Степан,  ребята хорошие, умные, Дмитрий сдружился с ними, хотя спорили до хрипоты. А еще Дмитрий сдружился с москвичом Павлом Смирновым, они вместе сидели на всех лекциях, парнем веселым, сыном известного директора крупного Универмага. Мать у него работала на телевидении помощником режиссера, страстно желала видеть сына телевизионным журналистом. Павел был старше ребят, поскольку успел отслужить в армии, первый год после школы не сумел поступить в институт и загремел в армию, поступил после демобилизации. Он не делал отличия между собой и  не служившими в армии однокурсниками,  приходил в общежитие к Дмитрию с бутылкой вина и каждый раз с новой девушкой. О службе в армии вспоминать не любил, советовал в армию не ходить, ничему хорошему там не учат, офицеры пьют, дедовщина процветает. Когда его спрашивали, где он достает спиртное, в стране сухой закон, Павел только загадочно улыбался. Юноша обладал чисто мужским обаянием, чуть выше среднего роста, волосы темные, кудрявые, спадали завитушками на лоб, хитрые улыбчивые глаза кота плута, к нему тянулись и девчонки, и ребята. По сути парень раздолбай, учился спустя рукава, практически все москвичи таковыми были, поскольку у всех родители занимали те или иные руководящие посты. При его появлении в общежитии в комнату к Дмитрию набивались студенты соседних комнат, приходили девчонки с курса журналистики, шум и хохот заполнял коридоры, включали портативный магнитофон, и только комендант прекращал вакханалию, каждый раз грозил выселить Дмитрия и его друзей из общежития. Хотя Дмитрий в этих шумных посиделках принимал созерцательное положение. Он не танцевал, не пел под гитару, только слушал, что говорят его товарищи. Всего год назад подобное в общежитии представить было не возможно. Ранее в одиннадцать часов проверяющие преподаватели и комендант смотрели, все ли студенты на месте, нет ли посторонних в комнате, а тем патче, - не задержалась ли девушка у парня или парень в девичьей комнате. Сейчас, на это смотрели сквозь пальцы.
Однажды Паша в очередной раз пришел вечером в гости с новой девицей, студенткой первокурсницей факультета философии. Разбитная, веселая, красивая, она залихватски выпивала бокал вина и шла танцевать одна, если не находилось партнера, демонстрировала свою фигуру. Паша представляя товарищей в комнате, подвел ее к Диме, сказал:
-Знакомься. Это Диана. А это Дима Орлов, - представил он девушке  Дмитрия и добавил: -  Будущая звезда журналистики.
Она посмотрела на Дмитрия,  подала свою руку, посмотрела на него и сказала Павлу:
-Ты посмотри, какой симпотяшка!
Дмитрий покраснел, девушка заметила, звонко рассмеялась.
-Он еще и смущается, словно красна девица. А еще будущий журналист. Журналюга должен быть наглым, - назидательно сказала она.
И отошла к кампании парней и девушек.
Весь вечер Дмитрий наблюдал за ней, она вела себя очень раскрепощенно, запросто целовала Пашу в щеку за каждое умное выражение, шла танцевать высоко взмахивала подолом платья, и было в ее раскрепощенном танце нечто залихватское, а вовсе не вульгарное. Своим взглядом на него  смущала Дмитрия, от отводил взгляд в сторону, затем его снова, словно магнитом притягивало смотреть на ее фигуру. Он не мог представить, чтобы Эля, или другие девочки в Измаиле, могли себе подобное позволить. И невольно ловил себя на мысли, что не может оторвать от нее глаз. И она продолжала ловить его взгляд, загадочно улыбалась и подманивала рукой, чтобы он вошел в круг танцующих. Дмитрий танцевать стеснялся, тем более не мог поддаться общему бесшабашному поведению, при котором парни запросто прижимали к себе девчонок. Диана  сама подскочила к нему, схватила за руку и потянула в круг. Положила его руку себе на талию, повела в медленном танце.
-Да прижми ты меня крепче, - потребовала она лукаво, - а то я ноги тебе оттопчу, - засмеялась она, и в приглушенном свете брызнули искорки из ее глаз. Она плотно прижалась к нему, Дмитрий ощутил в руках ее стройный стан,  почувствовал у себя на груди ее высокую грудь, он вмиг вспотел, потерялся, она почувствовала его неловкость, остановилась, взяла за руку и повела к столу, где сидел Павел.
-Твой друг только с виду Орлов, а сам так, Воробушкин! - и засмеялась.
-Провинция! - подтвердил Паша.
Его на медленный танец пригласила однокурсница Люба Савушкина, с которой он частенько перебрасывался репликами во время перемен., считалось, у них хорошие приятельские отношения. Он пошел с ней танцевать, а сам ловил взглядом тонкий стан Дианы. Люба девушка более плотная, в танце тяжеловатая, и он восхищенно наблюдал, насколько легкая в танце Диана.
И когда они прощались, Диана неожиданно щелкнула его по носу, сказала:
-Приходи смотреть спектакль, я играю в студенческом театре. Напишешь статью в местную газету об игре студентов. Паша говорит у тебя легкое перо.
Дмитрий ничего не ответил, но весь вечер перед глазами грезилась лукавая улыбка Дианы, мелькали ее круглые, белые коленки, в ушах колокольчиками переливался ее звонкий смех.
Через несколько дней он стал забывать ее. Всматривался в лица  студенток на своем курсе, ни одна из них не походила своим поведением на Диану. Все зациклены на учебе, даже в минуты вечернего ничегонеделания занимались приготовлением еды, корпели над учебниками и будущими статьями, посиделки в их кругу редко выплескивались за пределы всего дозволенного. Иногда играли в карты, обсуждали фильмы, значимые статьи в газетах, спорили о будущем журналистики. Шато каждый день строчил письма домой, у него в Гори осталась любимая девушка, он опасался, пока он учится, родители могут найти ей более достойную партию.
-Ты скажи, памятник Сталину у вас там еще стоит? - спрашивал Степан.
-А как же! И музей в целости и сохранности.
-Странно, по всей стране их снесли, - удивлялся Степан
-Правду говорят, что при разгоне митинга в Тбилиси погибли люди? - спрашивал Дмитрий, поскольку Шато прославился у себя в Грузии тем, что писал обличительные статьи против действий солдат и ОМОНа при разгоне демонстрантов.
-Правда! - загорался Шато. - Обиднее всего, что митинг был мирным, никто не покушался на власть, а солдаты рубили их саперными лопатками.
-Ты видел это своими глазами или тебе сорока на хвосте принесла, - недоверчиво переспрашивал Дмитрий.
-Я раненных в больницу отвозил, - доказывал Шато.
Дмитрий верил и не верил, чтобы как-то оправдать  солдат, неуверенно проговорил:
-Советская власть должна защищаться, ваш Гамсахурдия давно мутит воду. Хочет выйти из состава Союза. Вы создаете свою грузинскую армию, хотя в Грузии стоят советские войска. Напали на Южную Осетию, Абхазию, люди в тех краях посмотрели к чему ведет национализм Гамсахурдии, решили, что им с Грузией не по пути.
-Э -э! - горячился Шато. - Мы не хотели выходить из состава СССР до апрельских событий. Теперь доверия к центральной власти у нас нет, - жестко ответил Шато. - Мы самодостаточное государство.
-Странная логика: к СССР доверия нет и надо выходить из его состава. А то, что у абхазов и осетин нет доверия к центральной власти Грузии, это вами не признается?! - пожимал плечами Дмитрий.
-Если доверия у вас к Москве нет, что же ты приехал поступать в сюда, митинговал бы у себя, дома, - упрекнул его Степан.
-Это лучший ВУЗ не только в Советском Союзе, его ценят за рубежом. Диплом тбилиского университета не уважают. Полагают, туда только за деньги поступают, - парировал Шато.
-Разве не так? - посмотрел на него с потаенной улыбкой Дмитрий.
-Так! - подтвердил Шато. - Еще одна причина, почему я и решил поступать в Москве.
-Зря вы взбунтовались, - лениво упрекнул товарища Дмитрий. - Привыкли при Сталине жить красиво, не вкладываясь в общую экономику страны. Чего у вас самодостаточного? Горы, море, чай и фрукты! Разве на этом построишь самодостаточную республику?
-И после Сталина жили на торговле фруктов, причем вне государства, частным порядком, - добавил Степан. - А теперь лафа закончилась, вы решили, в том виновата Россия, и вам нужно отделится, тогда вы заживете богато, - не унимался Степан.
-Можно подумать в Молдавии тишь да благодать. - огрызался Шато. - Вы со своим Приднестровьем разберитесь. И с Гагаузией тоже. Ваш национализм похлеще нашего будет.
Такие споры между ребятами возникали длинными зимними вечерами, когда они готовились ко сну, и все дневные заботы оставались позади.
Молдаванин Степан проживал в Кишиневе, отец у него до недавнего времени работал в милиции, с разрешением создавать кооперативы, он уволился и открыл в Кишиневе ресторан, звонил сыну и требовал бросить не нужный, по его мнению факультет, перевестись на юридический или экономический и помогать ему в бизнесе. Степан колебался, возможно, отец и прав. Дмитрий отговаривал его, напоминал, Ленин в свое время разрешил непманам открывать частные лавочки, чем это закончилось, все знают. Так и в СССР: кооперативы недолго просуществуют!
Он не верил, или не хотел верить, что Советский Союз может приказать долго жить. В Москве хотя и шумно, однако не стреляют. В Украине тоже больше горячей полемики, нежели конкретных действий. А в родном Измаиле вообще тишина. Город как жил своей сонной жизнью, так и живет до сих пор. Только в магазинах все подорожало и продуктов стало меньше. Не настолько, как в Москве, в которой пустые полки и талоны на продукты первой необходимости. Выручала студенческая столовая, которая поддерживала студентов пока еще недорогими ценами.
В один из вечеров к нему зашел Павел, сказал Дмитрию.
-Айда в местный театр, там сегодня Динка играет.
-Почему Динка? Она же Диана? - спросил Дмитрий.
-Ах, - отмахнулся Павел, - Диной ее кличут, Диана - она для друзей и сцены. Артисткой стать мечтает. Философия  для нее, как телеге пятое колесо, - пояснил товарищ. У не мамашка преподает марксистско-ленинскую философию, хочет, чтобы дочь пошла по ее стопам.
-Чего же она сразу не стала поступать на актерский?
-Родители настояли. Сказали, что актерство профессия не для серьезных людей. Родители у нее строгие. Папашка в ЦК работает. Мамашка профессор философских наук.
Дмитрий присвистнул.
-И как же у таких строгих родителей выросла такая оторва? - посмотрел он на Павла.
-Протест! Извечный спор родителей и подрастающего поколения. Вот ты, во всем согласен со своими родителями? - ткнул пальцем в грудь Павел Дмитрия. Дмитрий не задумываясь ответил:
-В принципе, да! Мои родители простые труженики, прожили в согласии, всегда являлись для нас с братом примером. У нас не было повода спорить с ними, или в чем-то не соглашаться. Если не считать бытовой мелочи, - пояснил Дмитрий. Павел согласился с ним, дескать, в провинции люди живут более патриархально, домострой для них не утратил своей актуальности.
Так за разговором они прошли в актовый зал, в котором проходили общие собрания, конференции, выпускные торжества, в некоторые дни на сцене ставил свои спектакли студенческий театр. Кстати, именно самодеятельные артисты  институтского театра впоследствии стали известными всей стране актерами. Зал заполнялся студентами со всех факультетов. Паша оставил Дмитрия, бесцеремонно заглянул за кулисы, позвал Диану, сообщил ей, что он с Дмитрием пришли смотреть спектакль, в шутку пригрозил, они строго будут оценивать ее игру, так что пусть постарается. В зал набилось много студентов, чего Дмитрий никак не ожидал.
-Что за пьеса? - спросил он, не успел просмотреть объявление на входе в зал.
-«Три сестры» Чехова, - пояснил Паша.
-Ничего себе! Серьезная постановка. Кого из сестер играет Диана?
-Ирину, младшую сестру.
-Ты полагаешь,  необузданный темперамент Дианы под стать  характеру  молодой девушки из девятнадцатого века? - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Да хрен ее знает, - пожал плечами Павел. - Актриса должна уметь перевоплощаться, - приподнял палец Павел. - Впрочем, посмотрим.
В это время зазвучала музыка, и занавесь распахнулась, обнаружив декорации сцены.
Наблюдая за игрой Дианы, Дмитрий с удивлением наблюдал совсем другую девушку, незнакомую, целомудренно сдержанную, в наглухо застегнутой блузе и длинном платье, типичная дворянская барышня прошлого века. Ничего не напоминало ту разбитную девицу, которая самозабвенно плясала в его студенческой комнате, высоко обнажая белые ноги.
Ее монолог: «Работаю уж давно, и мозг высох, похудела, постарела, подурнела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше. В какую-то пропасть...» - произнесен  Дианой с таким душевным надрывом, что Дмитрий невольно в душе восхитился. Он поерзал на стуле, украдкой взглянул на Павла, тот чуть поджав губы,  сосредоточенно смотрел на сцену.
После окончания пьесы и криков «Браво!», Дмитрий сказал Павлу, сыграно здорово, героиня Дианы так и не полюбила барона, а замуж за него все же выйти решилась. А в жизни у нее как?
-Годы ее героини такие, пора выходить, иначе в девах останется. Кстати, Динке тоже уже двадцать два, ей тоже пора замуж, - бросил через плечо Павел.
-А ты чего на ней не женишься?
-С ума сошел?! Разве она создана для семьи! С ней роман крутить одно удовольствие. Кстати, говорят, она жила с одним, чуть замуж не вышла. Обожглась, и теперь очень избирательна. Хотя, когда я спрашивал о нем, она только отмахивалась. Ты думаешь, почему я возле нее задержался? Потому, что держит меня в друзьях. А мне ужасно хочется с ней переспать, - цинично признался Павел.
-Как же так, без росписи? - искренне удивился Дмитрий.
Павел расхохотался, ударил Дмитрия по плечу.
-Ну-у, ты провинция! - удивленно, нараспев заявил он. - Да на нашем курсе ты не найдешь ни одной девственницы. Ты не знаешь, что с гласностью пришла к нам и  раскрепощенность? Вторая сексуальная революция! - и тут же без перехода спросил: - Ты лучше скажи, тебе понравилась пьеса?
-Пьеса? - Дмитрий на секунду задумался. - Не знаю. Как-то согласен я с теми критиками, которые говорили, что в пьесах Чехова не усматривается фабула, - пояснил он.
-Знаешь, что сказал Толстой по поводу чеховских пьес? «Если пьяный лекарь будет лежать на диване, а за окном идет дождь, то это по мнению Чехова будет пьеса. По мнению Станиславского - настроение». По мнению Толстого  - это скверная скука, и лежа на диване, никакого драматического действия не вылежишь. Ты лучше скажи, как Динка играла?
-Выше всяких похвал. Не ожидал что эта оторва может так перевоплотиться, - искренне сказал он.
-Ты считаешь, ее удел шлюх играть? - Павел покосился на друга.
-Я вовсе так не думал, - поспешил уверить его Дмитрий.
-Запомни: у тихонь в душе черти водятся, а вот такие, бойкие, всю свою энергию до того тратят, - с уверенностью новоявленного Дон-Жуана произнес Павел.
Они в фойе ждали Диану, она наконец появилась, все в том же своем коротеньком платьице, мотнула кудряшками, словно не она только что была девицей из девятнадцатого века, подхватила ребят под руки, весело сказала:
-Бенефис, мальчики, нужно отметить, пошли в кооперативную кафешку, я угощаю. Что возьмешь с вас,  нищих студентов. Как я вам показалась? - и при этом лукаво взглянула на Диму.
-Замечательно! Полагаю, ты и впрямь настоящая актриса! - вдохновенно произнес он, искренне удивленный ее перевоплощением и серьезным отношением к роли.
-Можно было и похуже сыграть, - проворчал Павел, несколько удрученный тем, что Диана обратилась с вопросом к другу. - Только хуже некуда.
Диана хлопнула его ладонью по спине и потащила за собой к выходу.

*  *  *
Сдав весеннюю сессию, Дмитрий решил подождать брата, вместе поехать на каникулы домой. Брат окончил учебу в военном училище, ему вручили лейтенантские погоны, он бурно отметил с сослуживцами окончание, получил направление в Министерство обороны Украины, где определят его дальнейшее прохождения службы. Родители на торжество по поводу вручения диплома и офицерских погон приехать не смогли. Дорого, да и нет знакомых, у кого можно было бы остановиться, а гостиницы в столице всегда дороги и переполнены. Поэтому, братья сели в поезд «Москва-Одесса» и поехали в сторону дома.
-Сначала домой, потом поеду в Киев сдаваться, - пояснил Николай.
В новенькой офицерской форме брат выглядел импозантно, он и сам это чувствовал, лишний раз смотрел на себя в зеркало. Выходил на каждой остановке покурить, смотрел, как на него реагируют девушки, которые, к сожалению, вовсе не обращали на него внимания. Военных последнее время много, престиж военного померк в глазах многих обывателей, они неприкаянно ездят по необъятной стране в поисках лучшего гарнизона. Военнослужащим задерживали зарплаты, окончивших военное училище в России отпускали на вольные хлеба в свои союзные республики, где они искали  место дальнейшей службы. Коррумпированные офицеры брали пример со своих бывших партийных бонз, соглашались брать на работу молодых офицеров только после солидного бакшиша, мотивируя тем, что теперь их российский диплом мало чего стоит. Многие уходили на гражданку, так и не изведав армейской службы. 
-Надо было поступать не в общевойсковое училище, а в технические войска, - сокрушался Николай. - Если не останешься в армии, можно было бы на гражданке устроиться по специальности. А так, кому ты нужен, которого учили только тактике да стратегии, стрелять да окапываться.
-Ниче, молодой еще, успеешь закончить что-нибудь техническое, - успокаивал его брат.
В ответ Николай упрекал брата:
-Можно подумать твоя профессия лучше. Зачем ты ее выбрал, не пойму? -  недоумевал Николай по поводу учебы брата на факультете журналистики. - Она тебя не научит ни дом построить, ни человека вылечить, ни родину защитить.
-Можно подумать, тебя в армии научили дома строить? Людей лечить? И еще чему? - парировал Дмитрий. - Разрушать дома и убивать людей тебя научили. А журналистика  - это четвертая власть, она формирует общественное мнение, доводит до сведения всех граждан о положении дел в стране и за рубежом, - многозначительно чертил указательным пальцем воздух.
Николай недоверчиво отмахивался:
-Президент, правительство и министр обороны формируют общественное мнение, а вы только их рупоры…
Так в спорах они провели всю дорогу.
Поезд приходил в Одессу в одиннадцать часов, в Измаил отправлялся в половине третьего. Сдали чемоданы в камеру хранения, пошли прогуляться по городу. Недалеко рынок, всем известный «Привоз», увидев офицера, сразу к нему подскочили два молдаванина, с вопросом: что офицер продает? Николай недоумевал, что он может им продать. Потом им объяснили, украинские военнослужащие толкают на рынке обмундирование, технику, иногда подпольно оружие. Перекупщики приняли его за одного  из них.
-Докатились! - возмущался Николай, - Офицеры — барышники!
-Погоди, посидишь без денег, и ты барышником станешь, - подтрунивал Дмитрий.
-Я! Советский офицер?! Никогда! - гордо отнекивался Николай.
Поезд в Измаил приходил поздно, но родители извещенные о приезде, не спали.
Когда охи и ахи закончились, и уселись за стол, мать все сокрушалась, как похудели дети.
Первые дни Дмитрий отдыхал, никуда не ходил, помогал матери на огороде,  с умилением наблюдал за курочками в загородке, между ними гордо вышагивал петух, находил зернышко, кудахкал, куры со всех ног бежали к нему, старались  угоститься подарком.
-Мама, а ты кур режешь? - спросил Дмитрий.
-Нет, сынок, жалко их. Ради яиц держим, - пояснила мать.
-И правильно. Они такие потешные… - и продолжал наблюдать за ними.
Николай покрасовавшись в форме среди друзей и родственников, которые приходили в гости, по очереди рассматривали его, какой красивый да статный теперь их племянник, который только недавно под стол пешком ходил, потом повесил форму в шкаф, одел футболку и спортивные штаны, с вечера уходил к старым знакомым, и приходил поздним вечером. Однажды Дмитрий видел его на танцевальной площадке с довольно симпатичной девчонкой, с которой он и растворился в летней ночи.
По телевидению сообщили, в России избрали первого президента, им стал Ельцин. У горожан это не стало сенсацией. Избрали и избрали, им от этого ни холодно, ни жарко. Перемены в далекой Москве здесь, в городе, не ощущались, за исключением в перебоях с продуктами в магазинах. В большей степени горожан интересовал приезд в Киев президента Соединенных Штатов Буша. В этом виделось некое признание заокенской державой значимости Украины вне большого старшего брата.
Поделиться своими впечатлениями он зашел к главному редактору «Дунайского вестника». Заодно похвастать, что он уже студент факультета журналистики, хотя тот об этом знал со слов коллег.
Виктор Терентьевич сидел все в том же потертом пиджачке, казалось за год ничего не изменилось в его кабинете, груда бумаг везде: на стульях, диване, подоконнике. Перед ним печатная электрическая машинка «Ятрань», которой он очень гордился, так как всего три года назад он пользовался портативной машинкой «Москва», которая стала часто ломаться. Приподняв поседевшую голову от стола, увидел Дмитрия, проговорил, словно они только вчера расстались:
-А-а, заходи.  Одолел таки вступительные экзамены, - констатировал он. - Молодец! На побывку?
-Да, на каникулах, - подтвердил он.
Виктор Терентьевич привстал, пожал протянутую руку.
-Над чем работаете, Виктор Терентьевич?
-Слышал, к нам в Киев Буш пожаловал? - вопросом на вопрос спросил главный редактор.
-Как не слышать, об этом каждые полчаса по радио талдычат, в новостях по телевидению показывают. Он не первый, кто их штатовских президентов приезжает в Киев, к нам и Никсон приезжал.
-Ты то откуда знаешь? Ты тогда под стол пешком ходил?
-Газеты читать нужно, - улыбнулся Дмитрий.
-Вот ты бы, без пяти минут журналист, написал бы статью о визите столь значимой персоны, - посоветовал главный редактор без всякой надежды, что юноша согласится.
-Да какой там без пяти минут! Я закончил только первый курс.
-Сложно учиться? - без интереса спросил редактор, а сам глазами искал какую-то бумагу на столе.
-Сложно, но интересно. Информации много, не успевает голова все переваривать. Я бы написал, но размышления мои вы не напечатаете, а писать просто, как о свершившемся факте, - неинтересно ни мне, ни читателю.
-Что так? - заинтересовался редактор, и даже очки отправил на лоб, чтобы лучше разглядеть юношу.
-Посудите сами! Принимали Буша на самом высоком уровне, словно Украина уже суверенное государство: с красными дорожками, почетным караулом, и гимнами трех государств. В том числе гимн Украины, хотя мы все еще в составе СССР. Речи велись на английском и украинском языках, а не как раньше, гостей из-за рубежа встречали на русском языке. Как это нужно понимать, что мы уже полностью абстрагировались от центральной власти? Зажили самостоятельной жизнью? - спрашивал Дмитрий.
Главный редактор закусил верхнюю губу, приподнял от удивления брови.
-Я как-то не обратил на эти нюансы внимания, - признался он. - Вот что значит молодой не замыленный глаз! Да, такие мысли печатать нельзя. Но ведь газета должна отреагировать на приезд столь высокого гостя?
-Давайте напишем просто: Проездом из Москвы нашу столицу посетил высокий гость президент США господин Буш с супругой. Люди встретили его плакатами: «Империя зла жива!». Намек на Россию! Взмыленный и загоревший господин Кравчук прервал свой отпуск и примчался припасть к ногам своего сюзерена.
-Но, но! Не заносись! - прервал его главный редактор.
-Хорошо, будем скромнее.  Председатель Верховной Рады Кравчук с ответственными лицами встречал высокого гостя в аэропорту Бориславь. Далее: после приветственных речей высокие гости проследовали в парламент, где президент Бух хорошо отозвался об экономической мощи республики и ее многомиллионном населении, которое кует эту самую мощь. Он так же сказал, что американцы не станут поддерживать те силы, которые стремятся поощрять самоубийственный национализм, которым так увлекаются некоторые круги в Украине, - с энтузиазмом вещал Дмитрий.
-У нас есть такая партия РУХ, им не понравится подобный спич президента, - прервал Дмитрия главный редактор.
-Из песни слов не выкинешь, мы же не должны искажать речь Буша, - возразил Дмитрий.
-Искажать не нужно, а умолчать можем. Или отделаться общими фразами. Ты не понимаешь, по какому лезвию ножа мы тут ходим. Придираются к каждому слову. Того и гляди закроют, - пояснил главный редактор.
-Так у нас же гласность, перестройка?! - напомнил Дмитрий.
-Это у вас в Москве гласность и перестройка. А у нас тут каждый партийный прыщ сидит, в носу ковыряется, не знает на чем бы себя еще проявить, как не на запретах, - с досадой проговорил главный редактор. - Основная задача наших деятелей последние семьдесят лет, это — не пущать и запрещать! Кто его заметит, если он будет все разрешать? А вот погубить хорошее дело, тут могут на него обратить внимание, усвоил?
-Хорошо! Отделаемся общими фразами. Во время визита президент  Буш с супругой посетили Бабий Яр в Киеве и отдали честь памяти погибшим евреям, русским, военнопленным, коммунистам и прочим гражданам, которых немцы расстреляли во время оккупации Киева. И которым усиленно помогали некоторые несознательные украинские граждане, так называемыми коллаборационисты.
-Нет, это не стоит! - замахал руками Виктор Терентьевич. -И акцент на погибших евреях тоже не надо делать, просто: погибшие советские граждане.
-Погодите, президент Буш прямо высказался о Холокосте, - возразил Дмитрий.
-Он же говорил по английски, а переводчик мог по-своему трактовать его речь, - парировал главный редактор.
-Эко вас тут зашугали, Виктор Терентьевич! Вы так скоро шарахаться будете от каждого куста. Так же нельзя! Переводчик не может перевирать слова своего президента. А о некоторых несознательных украинских гражданах высказался сам Кравчук, - напомнил Дмитрий.
-Это он в угоду американцам, сам он так вряд ли думает.
-Тяжко с вами, Виктор Терентьевич.
Главный редактор тяжело вздохнул, махнул рукой:
-Валяй дальше.
Дмитрий кивнул, продолжил:
-В своей речи президент Буш выразил признательность Украине за то, что  прекрасным памятником увековечили память о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста. Отметил вклад Горбачева в переоценку советской истории. Так же отметил, что он всячески поддерживает своего кремлевского партнера, который переживает не лучшие времена. Выступил с ответной речью и Кравчук на украинском языке. Его слушали советские сопровождающие лица вице-президент Янаев и посол в Вашингтоне Комплектов с вытянутыми лицами, ничего не понимая, о чем говорит Кравчук, - вдохновенно говорил Дмитрий, смеющимися глазами смотрел на смущенного главного редактора.
-Так! Я понимаю твою иронию, - опять прервал его редактор. -  Садись за мой стол, печатай все, что ты находишь нужным, - встал Виктор Терентьевич из-за стола. - А я потом буду править по своему усмотрению. Подпись будет твоя, - предупредил он.
-Да ради Бога! Меня завтра здесь не будет, а ответственность за все несет главный редактор, - засмеялся Дмитрий.
Он сел за стол, посмотрел на машинку, похвастал:
-Нас учат в институте пользоваться компьютерами.
-Милый, пока до меня дойдет компьютер, я  в бозе почту.
-Да ладно вам!
-Ну на пенсию выйду, это точно!
Дмитрий заложил лист и начал печатать. Через полчаса он протянул лист Виктору Терентьевичу.
-Правьте, - разрешил он. - Полагаю,  от моей статьи останется только рожки да ножки, заголовок и фамилия.
Они попрощались и Дмитрий пошел домой. Виктор Терентьевич смотрел вслед Дмитрию, констатировал факт: вырос юноша!

Шестнадцатого августа Николай поехал в Киев за направлением, в полной уверенности, что добьется права служить в Одесском военном округе поближе к дому. Восемнадцатого Дмитрия разбудил отец со словами:
-Черт знает что творится в Москве. По всем каналам передают балет «Лебединое озеро». Приходил Леонид, он слышал, в Москве произошел переворот, Горбачева скинули, - пояснил он.
-Как?! Кто мог его скинуть? Ельцин? - не поверил Дмитрий.
-Та не, там какая-то группа серьезных людей собралась. Силовые министры и его сподвижники. Я по радио слышал Ельцина вообще в Москве нет, он в Казахстане прохлаждается. Горбачев в Крыму отдыхает. Надо послушать, может еще что скажут, - рассказывал отец.
В Измаиле по такому поводу народ мало волновался. Где та Москва, в которой паны друг другу чубы рвут, кто бы не засел в Кремле править, для горожан ничего не изменится. Как жили размеренной жизнью, так и будут жить. Поменяют городское начальство? Так их и так каждые три года тасуют. Всего лишь любопытство одолевало, чем все закончится, дойдет до драчки или нет. Где-то к вечеру узнали, Горбачев чуть ли не смертельно болен, управлять страной не может, его ближайшие соратники  взяли на себя управление государством.
-Тогда Ельцину кирдык, - авторитетно заявил пришедший послушать сообщение сосед Петрович.
-Почему ты так думаешь? - спросил отец.
-Та он им всем как кость в горле. Я не могу понять, чего с ним Горбачев нянькается, послал бы туда, куда Макар телят не гонял, послом определил бы в африканское государство, так нет, власть с ним делит. Увидите, подсидит он его - уверенно заявил Петрович.
Отец возразил:
-Ельцина, конечно, народ поддерживает в Москве. Как, Митя, поддерживают в Москве Ельцина или он фигура дутая? - обратился к сыну с вопросом отец.
-Горбачев всем надоел. Много говорит, ничего не делает. Полки в магазинах пустые. При таком раскладе полюбишь кого угодно, кто пообещает накормить страну. А Ельцин обещать мастак, - вяло ответил Дмитрий, зная настроения улицы.
Потом вечером ловили скупые сообщения самих путчистов, вице-президент страны Янаев от лица всех заявил, что над страной нависла смертельная опасность, начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и  необходимы чрезвычайные  меры по выводу государства и общества из кризиса.
Опять пришедший Петрович, погрозил кому-то пальцем и с пафосом произнес:
-Ото ж правильно!  Живем в полном дерьме. Давно надо выводить страну из кризиса, - и тут же без перехода к отцу: - Ты бы, Ваня, велел налить стаканчик вина. Обмыть надо новую жизнь.
-Да погоди ты, до новой жизни, как до Киева раком, еще неизвестно чем оно там закончится, - отмахнулся отец.
-А чем бы не закончилось! Ты вон, как шлепал каждое утро в порт, так и будешь шлепать, а Марья в огороде копаться, - уверено проговорил сосед.
Часть измаильчан пошли к горсовету митинговать в поддержку путчистов. Кто -то сверху приказал организовать тот митинг. Еле собрали сотню человек, срочно сняли рабочих с порта и завода. Все же время отпусков, мало кому хотелось стоять на жаре и слушать очередного оратора.
-А как же наша власть в Киеве? - волновал всех вопрос. - Кого поддержат: Ельцина или этих… ГКЧПистов?
-Наша власть выжидает. Хитрый лис пан Кравчук примкнет к тем, кто победит, - высказался Петрович.
Эпопея  с путчем закончилась тем, чем и должна закончиться, когда к власти решили придти нерешительные люди.
На Украине жизнь бурлила. Воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада приняла «Постановление и Акт провозглашения независимости Украины».
Отец и Дмитрий переглянулись.
-А это что еще за новость? - обеспокоенно спросила мать.
Каждое новшество исходившее из Киева пугало горожан больше, чем московские передряги, лишало их привычного уклада жизни. Поди знай, что за этим кроется. Слишком много перемен пришлось на их жизнь. Так и случилось, как только Украина объявила о своей независимости, Государственный банк СССР  остановил перечисление денег на Украину, и многие предприятия и учреждения лишились возможности платить заработную плату и пенсии. В Москве из-за скачка цен опустели полки магазинов, а в украинских магазинах полки не опустели,  опустели кошельки.
-Никак мы решили отделиться от России, - неуверенно проговорил отец, - все еще не мог поверить в свершившееся.
-Давно уже некоторые носятся с идеей не кормить Россию. Мы богатая, промышленная республика, а живем хуже Болгарии, Румынии, або еще с кем, - проговорила мать и перекрестилась. - Лишь бы не было только войны… - и вздохнула. В семье два парня, в случае чего, война стороной их не обойдет.
Двадцать пятого августа из Киева приехал Николай. Злой, как черт.
-Что, сыночек? Почему так долго? - обеспокоенно спросила мать, увидев, на сыне нет лица.
Николай бросил сумку на лавочку, сказал с сожалением:
-Не вовремя я туда попал.  Все заняты сначала путчем, потом с независимостью носились, как с писаной торбой. Никому нет до меня дела. Учреждения не работают, все митингуют, военные выжидают. В Киев из Москвы примчался генерал Варенников с бригадой, уговаривать Кравчука ввести чрезвычайное положение и поддержать путчистов. Тот вертится, как уж на сковородке. Верховный Совет обложили со всех сторон митингующие, коммунисты боятся выйти, удирают через черный ход. Горбачев распустил партию, КПСС больше не существует. Министерство обороны напрямую подчиняется Москве, не знают, как им поступить. Я уж хотел плюнуть и вернуться домой, неожиданно принял меня начальник управления кадров, я уж примелькался в коридорах министерства, глаза им намозолил. Пошел мне навстречу, поскольку ему вся эта вакханалия с независимостью встала поперек горла. Сказал, вакансий в Одесском округе нет. Есть только в Прикарпатском. Хотел его послать со всей армией, в которой уже три месяца не платят зарплату. Он уверил, что это временно, как только вся эта шумиха утихнет, появится вакансия, он что-нибудь придумает. Ага, придумает он! Я ему кто? Племянник? Сват, брат? Он забыл обо мне как только я вышел за порог. Там ему не до меня, того и гляди самому по шапке дадут, - рассказывал он, вытирая пот со лба.
-Так может ему надо было дать, - высказала догадку мать.
Николай вывернул пустые карманы.
-Чего я ему дам?! Я на дорогу у вас занимал, - напомнил он.
-И ты согласился? - спросил Дмитрий.
-Что оставалось делать. Училище окончил, а военной службы так и не понюхал. Уволится всегда успею. Готовь нас, мама, к отъезду, - с грустью велел он.

*  *  *
С некоторым сомнением в душе вернулся Дмитрий в институт. То ли его примут для дальнейшей учебы, то ли предложат перевестись в Киевский университет, в котором факультета журналистики не было. Хотя, впрочем, на курсе училось половина студентов из других республик, станет ли руководство отчислять студентов. Объявление республиками независимости еще не значило, что они вышли из состава Советского Союза. Правда, Шато на занятия к началу учебного года не появился. Он приехал в середине сентября, зашел в комнату, чтобы забрать кое-какие личные вещи, сказал, что переводится в Тбилиский государственный университет, в котором тоже не было факультета журналистики, он переводился на юридический. Ругал последними словами президента Гамсархурдию, который поддержал ГКЧП, в угоду путчистам он распустил национальную гвардию во главе с Тенгизом Китовани, тот подчинится отказался, и Шато ехал не столько учиться, сколько помогать бойцам национальной гвардии. Степан тоже приехал с небольшим опозданием. Поезда начали ходить не регулярно. Молдавия, глядя на соседку Украину, объявила о независимости, однако Степан не поддерживал движение «Народного фронта», который при создании прикрывался демократической риторикой, на самом деле взял курс на румынизацию страны.
-Как они не понимают, - шумел он в комнате общежития, - Молдавия маленькая, аграрная страна, в которой нет крупной промышленности, ей нужно не разрывать связи с Россией, иначе очутится на задворках Румынии. Румыны никогда не относились и не будут относиться в будущем к молдаванам, как к своим гражданам. Знаю, проходили! Мне дед рассказывал, что они творили у нас до войны  и во время войны.
  Расспрашивали московских студентов, что происходило в Москве во времена путча. Как вели себя москвичи? Правда, что теперь Ельцина считают спасителем Горбачева? Дмитрий и Степан сходили к дому правительства. На асфальте еще остались следы от гусениц танков, не убран до конца мусор, свалены в кучу железные преграды. Когда вечером к ним заглянул Павел, они расспрашивали его о тех недавних событиях.
-Да был я там пару раз, - рассказал Павел. - Толпы разношерстного народу.  Шум, гам, мегафоны кричат, танки рычат, суматоха, в толчее троих парней задавили. Из них героев России сделали. Лично я ни за Горбачева, ни за путчистов. Ельцин наше будущее, на него нужно ориентироваться. Никого не боится. Залез на танк и показал путчистам кукишь. Горбачеву тоже достается, шпильки ему в зад вставляет, гекачепистов посадил, коммунистов запретил. Все! Что было, то прошло. Советского Союза нема! Теперь в России живем! - рубил рукой воздух Павел.
-Что же теперь в Москве, - двоевластие? - спросил Степан.
-Нет. Ельцин правит Россией, Горбачев всем Союзом.
-Не понимаю! Кому лично ты будешь в итоге подчиняться? - переспросил Дмитрий.
-Ельцину, - ответил тот не задумываясь.
-А Ельцин кому? Горбачеву? Это и есть двоевластие! - пояснил Дмитрий.
Павел почесал затылок.
-Черт! Верно! Так не должно быть, - задумчиво проговорил он.
-Два паука в банке не уживутся, - хлопнул учебником по столу Степан. - Поживем, увидим…

Через два дня после занятий к Дмитрию в комнату зашел Павел. Дмитрий только перекусил со Степаном, хотел сесть за учебники, Павел скептически повертел в руках учебник по «Теории социально-массовой коммуникации», - посоветовал:
-Брось ты изучать эту хрень. На практике не пригодится. Есть две новости. Они не касаются тебя. Должен проникнуться важностью момента! - приподнял указательный палец Павел. - Динка забрала документы из института, подала в Щукинское  училище и ее зачислили.
Дмитрий присвистнул. Ловил себя на мысли, что иногда вспоминал о ней в отпуске, хотел бы ее увидеть. Ему интересно наблюдать за ее необузданной энергией. Павел продолжил:
-Вторая новость: папашку Динки турнули из ЦК, мамашка тоже не у дел, ее марксистка-ленинская философия теперь никому не нужна. И они оба в трансе и пенсионеры. А я рассчитывал на их связи, потому и задержался возле Динки. Папашка перед крахом пробил ей отдельную квартиру, теперь она девица и вовсе самостоятельная. Айда к ней, у нее в Щуке в четыре занятия заканчиваются. Хочешь ее увидеть? - спросил он.
-Пошли, - решительно заявил Дмитрий.
Они подошли к Щукинскому училищу, стали ожидать у выхода Диану. Дмитрий с любопытством поглядывал на шмыгающих мимо  девчонок, все же будущие артистки. Кем то из них будет гордится страна. Павел перехватил взгляд Дмитрия, подтолкнул его плечом:
-Ты чего девок боишься, пора бы тебе биксой обзаводиться, хочешь я тебя познакомлю? - предложил он.
-Да у нас их полный институт, я со всеми знаком, - отмахнулся Дмитрий.
-Чудак! Те просто знакомые, однокурсницы, там взглянуть не на кого, а я подгоню тебе бомбу, будет тебя обожать, холить, лелеять, - цинично предлагал Павел.
-У меня денег на обеды не хватает, не на что в кино сходить, а девки ныне в карман заглядывают, они по одежке встречают, оценивающе осматривают, а ум им мой не к чему, -  отмахнулся Дмитрий.
-Ты на однокурсниц не западай. В общежитий живут студентки провинциалки, непритязательные. Возраст такой, что без любви им тоже скучно, - назидательно проговорил Павел. Он знал, о чем говорил, ни одна вздыхала ему во след. - Они окончат институт и разъедутся по городам и весям. А тебе нужна москвичка.
-Зачем?
-Чудак, ты что, хочешь вернуться в свою тьму-таракань?
-Вряд ли в моем городе можно будет найти работу по достоинству. Поеду в Киев или Одессу, - пояснил Дмитрий.
-Ага! А там тебя прям ждут не дождутся, когда приедет молодой специалист, чтобы дать под зад коленом престарелым журналистам, - с сарказмом произнес Павел.
За трепом чуть не прозевали Диану. Павел окликнул ее. Она подошла, с любопытством взглянула на Дмитрия, певуче проговорила:
-Привет, красавчик. А я тебя вспоминала.
-Это по какому же случаю? - удивился он.
-Ты тогда так тонко разложил по полочкам суть пьесы Чехова и мою роль в ней, что я тебя зауважала. Ты как театральный критик. Родители актеры? - спросила она.
Дмитрий хмыкнул:
-Мои родители театр в глаза не видели.
-Да! Странно! Будешь моим талисманом, ходить на спектакли с моим участием. Потом рассказывать о недостатках или достоинствах моей игры. Идет? - пригнув голову, она лукаво взглянула из-низу на Дмитрия.
Дмитрий помялся, взглянул на Павла, сказал нерешительно:
-Идет. Только я не такой уж знаток системы Станиславского. Я что чувствую, то и говорю.
-Ты сначала училище закончи, - поддел Диану Павел.
-Я что, зря променяла МГУ на училище? Погоди, обо мне еще заговорят. Кстати, а чего вы здесь отираетесь? Никак меня ждете? - спросила она.
Павел развел руки:
-Какая ты догадливая! Мы тут решили по парку Горького прошвырнуться, по пивку вдарить. Ты как, с нами?
Она минутку подумала, проговорила:
-Устала я. Но так и быть, в ознаменование учебного года пойдем прогуляемся. Только сначала зайдем ко мне, я переоденусь. Здесь недалеко.
Девушка переулками привела их к большому до революционной постройки дому, за домами виден шпиль министерства Иностранных дел, зашла в подъезд. Дмитрий полагал,  они подождут ее во дворе,  Павел решительно пошел за ней. Диана его не остановила. Дмитрий потоптался, и тоже пошел следом за ними.
Дмитрия поразили высоченные потолки старинного дома, большой холл перед входной в квартиру дверью. Квартира однокомнатная, но просторная, современная мебель с креслами и мягким во всю стену диваном, все обставлено богато и со вкусом.
-Постарался папашка, - покачал головой Павел. Увидел телефон, поднял трубку, убедился, что рабочий, спросил: - Номерок дашь?
-Нет.
-Почему? - удивился Павел.
-Будешь названивать в неурочное время. Или друзьям раздашь, знаю я тебя. Посидите, мальчики, я сейчас. Предупреждаю, еды у меня нет, есть бутылка вина. Из прежних запасов. Хотите?
-Спрашиваешь! - хмыкнул Павел.
Она достала из холодильника бутылку вина, поставила три фужера, и несколько конфет.  Сходила на кухню, принесла штопор.
-Открывай, - велела она. - Я сейчас.
Взяла платье и ушла в ванную. Парни слышали, как она плескалась в душе, переглянулись, оба представили за дверью обнаженную Диану. Павел откупорил бутылку, разлили вино, ждали девушку.
-Ты здесь первый раз, - шепотом спросил Дмитрий. Павел кивнул.
Почему-то Дмитрий полагал, у Павла более тесные отношения с Дианой, чуть ли не любовные. А он даже ни разу не бывал в ее квартире. И не дала ему номер телефона. Девушка вскоре вышла, заявила, что голову мыть не стала, чтобы не задерживать ребят. Подошла к Дмитрию, повернулась к нему спиной, сказала:
-Застегни молнию.
И он увидел ее белую спину с полоской бюстгальтера, оглянулся на Павла, осторожно, едва касаясь тела, застегнул молнию. Павла несколько покоробило от того, что Диана подошла к Дмитрию, а не к нему. Ведь он давно ее знает, числится то ли в друзьях, то ли в поклонниках. Не удержался, высказался:
-Настоящий мужчина должен уметь одеть женщину, и хотеть раздеть ее.
-Циник, - беззлобно бросила Диана.
  -Да, Динка, теперь ты за водителя трамвая замуж не пойдешь, - обвел он пальцем интерьер квартиры. - Будешь высматривать знаменитого вдовца артиста.
-Не называй меня Динкой, - огрызнулась Диана. - У нас в деревне так сучку звали. У меня будет сценическое имя - Диана. Мордюкова тоже не Нона, а Ноябрина, никто же ее не зовет по настоящему имени. И за артиста я никогда замуж не пойду. У них бабья душа. Какой из артиста муж! Мне мужик нужен, такой, чтобы… - она сжала кулачки, показывая, какой ей нужен муж. - Или умный, вот такой, как Дима, - кивнула она в сторону Дмитрия. - Взял бы меня в жены, а, Дима? - она лукаво посмотрела на него.
-Нет, - помотал он головой.
-Почему? - искренне удивилась девушка.
-Дело не в тебе, а во мне. Я лапоть, а ты вон из какой семьи, родители тебе не простят подобного мезальянса, - пояснил Дмитрий.
-Надоели вы мне с моими предками. И правильно сделаешь, ты мягкий, я управлять тобой буду.  А я девушка ветреная, меня в руках держать надо. Давайте выпьем, - предложила она.
Они выпили вино без тоста, захрустели обертками шоколадных  конфет. Между делом Павел спросил ее, была ли она у правительственного дома во время путча. Диана отрицательно замахала ладонью.
-Еще чего! Я сопли вытирала своим предкам. У отца инфаркт случился. Он ведь с Лукьяновым дружил, во всем поддерживал его. А когда того арестовали, тоже ждал каждый день ареста, - развернула следующую конфету, закусила ею вино, громко проговорили: - Пошли на свежий воздух, не по-осеннему жарко в квартире.
И они молодые, веселые, чуть подогретые вином пошли пешком по Бульварному кольцу в сторону парка имени Горького. Она шутливо подхватила их под руки, увлекала за собой быстрым шагом, стараясь шагать с ними в ногу.  И вдруг Дмитрий ощутил, как Диана тайком от Павла поймала через локоть его ладонь и сжала в своей ладошке. Дмитрий чуть покосился на нее, и тоже прижал ее ладонь в ответ.
*  *  *
Николай Орлов получил направление в город Львов. Приехал словно за границу, разговор не просто украинский, а такой, какого он не слышал от преподавателя украинского языка в школе. Архитектура города вовсе не украинская, больше похожа на польскую, хотя чему удивляться, Львов и был раньше польским. Дни по летнему теплые, хотя вечерами уже слышно дыхание осени.
Он получил должность командира взвода в городском гарнизоне, ему выделили в общежитии комнату. Командир роты напутствовал быстрее выучить украинский разговорный и команды на украинском языке. А так же советовал меньше появляться в городе в армейской форме, поскольку украинская армия своей формы еще не создала, а советский образец в городе не очень жалуют. Николай заметил, советскую форму не жалует всего лишь кучка оголтелых малолеток, которых воспитывают в духе ненависти ко всему советскому. Горожане в массе своей относятся к ней равнодушно, а то и с уважением.  Командир роты поручил своему заместителю старшему лейтенанту Олесю Омельченко взять шефство над молодым лейтенантом. Волей не волей, Николаю пришлось дружить с Омельченко, несмотря на некоторую заносчивость полнеющего и рано лысеющего офицера.  Во-первых, он местный, знает многих в городской иерархии. Его родители поддерживают знакомство с главой Львовской областной Рады Вячеславом Черноволом.  Во-вторых, он знал все злачные места в городе, где собираются ночные любители казино, дискотеки, и, конечно, девушки не очень тяжелого поведения. И в-третьих, у него очень красивая сестра. Николай приглядел ее, когда она случайно встретила их в городе. Правда, красота ее была какая-то холодная, брезгливое выражение лица, когда она отчитывала брата, несколько портили ее красивые черты лица. «Снежная королева», - как окрестил ее мысленно Николай. Она едва взглянула на Николая, когда брат пытался представить его ей. Зло выговорила брату о его ночных загулах, дескать, мать очень беспокоится. На что Олесь отвечал, что он уже взрослый мальчик, и нечего его контролировать.
-Женись, и пусть тогда  о тебе беспокоится жена, - выговорила строго она брату,  словно не она младшая сестра, повернулась и с гордым негодованием ушла, не взглянув на Николая, и не попрощавшись. Словно его и не было рядом с братом, что немного задело Николая. Многие девушки в его городе обращали на него внимание и не прочь были познакомиться с ним.
-Строга! - кивнул он ей вслед.
-Ах, дура дурой! - отмахнулся  Олесь. - Хотя учится в университете. Училкой будет.
Олесь, действительно, взрослый мальчик, казался старше своих лет. Он чуть выше Николая, шире в плечах, залысины обещают к тридцати пяти годам продвинуться ближе к макушке, дородное, упитанное лицо, жесткие складки губ делали выражение лица чуть надменным. Глазки буравчики сидят глубоко и не могут остановиться на одном предмете, бегают туда сюда, иногда подозрительно останавливаются на собеседнике, словно ожидая от него подвоха, речь быстрая, Николай не всегда понимает его захлебывающуюся украинскую речь.
Они прошли в кафе, Олесь заказал водки и кофе. Николай огляделся, молодые люди вокруг говорят по-украински, что несколько непривычно для Николая, в его городе все говорили по-русски. И в Одессе говорили все по-русски, только на «Привозе» можно было услышать украинскую речь совсем не похожую на нынешнюю. И в Измаиле на рынке крестьяне из окрестных сел говорили на смеси мягкого, певучего русского и украинского наречия, называемого суржиком. А когда мальчиком он ездил с родителями в Крым к маминому брату дяде Васе, там и вовсе никто не знал украинского языка, словно в школе не преподавали одного часа в неделю для учащихся. Хотя во Львове он иногда в магазинах, трамваях и просто на улице слышал русскую речь.
-Послушай, здесь многие могут говорить и говорят по-русски, и ты в том числе. Зачем нужно всем насаждать украинский? Мы же служим в армии Советского Союза, в ней много национальностей, русский должен быть общим для всех? -  задал вопрос  Николай под впечатлением разговора Олеся с сестрой, с которой он разговаривал на местном украинском наречии.
Олесь пренебрежительно хмыкнул, выдал экспрессивно тираду:
-Забудь про общую армию с Советским Союзом. Мы теперь независимая от Советов страна. У нас будет своя армия. У каждого государства должен быть свой флаг, герб и государственный язык. И у нас есть свой министр обороны генерал-майор Константин Морозов. Москва теперь нам не указ!
Николай знал, председатель Верховной Рады Кравчук задумал создать собственную украинскую армию.  Но ни один командующий округами не согласились с Кравчуком подчинится Украине, они полагали, что вооруженные силы  СССР должны остаться под единым командованием. И только лишь один генерал - командующий семнадцатой воздушной армией Морозов согласился провести военную реформу и создать армию не подчиняющуюся Москве. Ему примером служил бывший подчиненный генерал-майор Дудаев, который возглавил движение за отделение Чечни от России. Рисковали оба. По существу, это предательство.  Но так хочется быть первым в деревне, чем десятым в городе.
По телевизору транслировали заседание парламента, на котором утверждали Морозова министром обороны, он выступал на русском языке, и его спросили, сумеет ли он овладеть украинским языком, как того требуют интересы страны. Генерал ответил утвердительно. Так Морозов стал министром обороны без собственной армии. А те войсковые соединения, которые находились на территории Украины, могли бы по приказу из Москвы снести и новую украинскую власть, одновременно арестовать Морозова и предать его суду. А еще у генерала Морозова головная боль ракетные войска и стратегические бомбардировщики, которые никак нельзя оставлять на территории Украины, ему  еще Генри Киссинджер подсказал, нужно срочно вернуть их России, чем держать их под боком. Они, в случае чего, как раз и снесут эту власть и заодно и Мороза отправят рядовым лесорубом в тайгу валить лес. Вся беда состояла в том, что выводить войска на территорию России   было некуда, выведенные войска из Восточной Европы пребывали в полевых палатках. Морозов формально оставался командующим воздушной армией, а в правительстве Украине работать на общественных началах, пока приказом МО СССР и Указом президента Горбачева не был освобожден от занимаемой должности. Теперь отступать Морозову некуда, свою судьбу он должен будет связать с Украиной, иначе ему несдобровать.  Командующие округами Морозова всерьез не воспринимали, презирали за предательство, не зря генерал-полковник Чечеватов командующий Киевским военным округом отдал приказ арестовать Морозова, не осуществленный по непонятным причинам.
Отзывы среди офицеров о генерале Морозове были самыми уничижительными. Называли за глаза его Костиком, отзывались как о недалеком человеке, двуличном карьеристе, постоянно оскорблял подчиненных, в том числе и военнослужащих женщин. Намекали на его нетрадиционную ориентацию. Это вопрос к министерству обороны СССР, которое назначило такого человека командующим воздушной армией. Знал ли об этом Кравчук? Если и знал, выбирать ему было не из кого. Возможно подобные слухи распускали о нем недоброжелатели, недовольные его изменой присяге. Впоследствии он занимал ряд ответственных государственных постов вне армии, ему украинское руководство доверяло. Во всяком случае, он первым приступил к формированию украинской армии.
Олесь продолжал:
-Министр обороны сам учит украинский язык, все приказы должны звучать на государственном языке. В данном случае, коль мы государство Украина, то и язык должен быть украинским, - убежденно, с чувством превосходства высказался Олесь.
-Нет пока единого украинского языка. Здесь говорят на одном диалекте, в Киеве на другом, на востоке и юге вообще говорят все по-русски, - возразил Николай.
-У нас есть великий литературный украинский язык. Язык Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Наши ученные еще чуть-чуть подшаманят, и придут к однозначному знаменателю по всей территории, - уверенно проговорил Олесь.
-Почему русский не сделать бы вторым государственным? Половина населения говорят на русском, - упрямо гнул свою линию Николай, который всю жизнь говорил по-русски, все деловое производство велось на русском языке. В Измаиле не было ни одной украинской школы. Ему трудно представить, что его мать, тетки, знакомые начнут переучиваться писать на украинском языке.
-Э, нет! Каких два языка? Если, юг будет слать нам документы на русском, мы им на украинском, а нам что, переводчиков держать?! Так не пойдет. Делопроизводство должно вестись на одном языке. Разговорный русский пока пусть остается. До поры, до времени! - приподнял он палец, - Нынешние первоклашки через десять лет закончат школу и все будут говорить на родном украинском языке.
Олесь с чувством превосходства смотрел на Николая, который пока еще не понимает великой цели истинных патриотов страны, поскольку жил не там и учился вне Украины. Тем интереснее будет ему перевоспитать молодого офицера.
Николай старался не спорить с Олесем, он присматривался, прислушивался, старался приспособиться к новым реалиям жизни. У него внутреннее ощущение, что он живет теперь в другой стране, ментальность, язык, мышление совсем разнятся с тем, к которому он привык с детства. Даже архитектура города совсем иная, западная.  Многое, что удивляло Николая, но он молчал, анализировал, насколько все о чем говорит Олесь, - серьезно. Особенно после одной реплики Олеся:
-Всех русофилов мы будем из армии выметать.
-Мы - это кто? - спросил Николай.
-Мы - это патриоты своей страны.
Николай замечал, более радикально настроенные в полку офицеры не очень то прислушивались к командам и распоряжениям старших офицеров, если те предпочитали русский язык, не соглашались с тем, что лесные братья вовсе не борцы за свободную Украину. Солдатам вбивалось в голову, все, что предшествовало развитию страны заслуга трудолюбивых украинцев, а вовсе не благодаря поддержке всего Советского Союза. Без него страна заживет богато, все налоги будут оседать в их стране, а не отправляться в Москву. А главное, они будут строить новую демократическую страну, ориентируемую на западную цивилизацию. Теперь старались солдат призывать только из западных областей страны. Из восточных областей оставляли служить по месту жительства.
Пока Николай слушал разглагольствования Олеся, мимо окон кафе по улице прошла колона молодых людей с речевками: «Украина для украинцев!», «Слава Украине!», «Героям слава!».
-Это кто? - спросил Николай.
-Это молодые патриоты. Будущее нашей страны, - не без гордости проговорил Олесь. - Хлопцы из национальной обороны Украины. Почетный глава у них знаешь кто?
-Слышал, - кивнул Николай. - Роман Щухевич, сын того самого… А чего бы этих хлопцев в армию не призвать? Призывники разбегаются, скрываются от призыва, а эти маршируют, и никто их не трогает, - проговорил он.
Олесь опрокинул очередную рюмку водки без тоста и приглашения выпить с ним, пояснил:
-Ты не понимаешь, это золотой резерв будущей альтернативной армии. Я  думаешь,  где пропадаю вечерами, сестра думает,  я в ночных клубах баб щупаю, а мы, украинские офицеры тренируем этих ребят. И тебя привлечем чуть позже, когда ты окончательно проникнешься идеями украинской  нации. Все же ты офицер украинской армии, - подчеркнул Олесь, хотя никакой украинской армии еще не было.
Николай промолчал, не хотел спорить, понял, переубедить в чем-либо собеседника невозможно. Олесь хвастливо продолжал:
-Эти ребята успешно разгромили конгресс русского отечественного форума в Киеве. А в Одессе разогнали учредительное собрание, которое хотело провозгласить Новороссийскую республику. В Херсоне провели героический митинг под лозунгом «Киев против Москвы!». Понимаешь, какая это общественная сила?! - восхищенно говорил он. - Армию для этого использовать неразумно. Наша армия еще только создается, а та что есть, не созрела для больших дел. Там большинство таких колеблюющихся, как ты. Ты мне симпатичен, ты не глупый парень, хороший офицер, полагаю, ты вполне способен проникнуться величием нашего движения. Вступишь в нашу Социал-националистическую партию Украины, которую мы создали в нашем городе. Скажу тебе по секрету: наши ребята сражались в Приднестровье, сейчас готовим отряд в Чечню, помогать борцам за свободу воевать против русских войск.
Николай слушал, смотрел упорно в окно. Не мог понять, почему Киев должен выступать против Москвы? Он учился в Москве и не слышал, чтобы где-то в Москве выступали против Киева и украинцев. Более того, на Арбате расположен культурный украинский центр, что трудно себе представить в Киеве. Украинцев русские считают братским народом.  Хотел возразить, что армия вне политики, понял Олесю говорить это бесполезно. Из окна кафе видна Большая Максимиллиановская башня. Перед приездом во Львов он  в библиотеке брал путеводитель по городу, чтобы знать некоторые достопримечательности. Путеводитель старый, семидесятых годов, в нем отмечалось, во время войны башня располагалась на территории немецкого концлагеря. В ней находились камеры смертников и помещения для допросов с пристрастием.
-Что сейчас в той башне? - спросил Николай.
Тот оглянулся через плечо, посмотрел в окно.
-Склад, наверное, - пожал он плечами.
-Ты знаешь, что там ранее был концлагерь? - спросил Николай.
-Брехня все это. Документов никаких не сохранилось, нет доказательства, что там был концлагерь, - лениво отозвался Олесь, явно недовольный вопросом. - А раз нет документов, то и нечего ссылаться на воспоминания обиженных людей. Может там и была тюрьма, так они есть и сейчас, почти в каждом городе.
Николай уже успел усвоить,  многие жители во Львове не желают вспоминать о позорных страницах истории, более того, они на повышенных тонах стараются доказать,  все, о чем говорят плохого о прошлом Львова и о западной Украине, это пропаганда или происки врагов. Он так же знал из путеводителя, что где-то недалеко от башни находится памятный  крест, на котором на украинском и английском языках написано: «Вечная память 140 тысячам погибших евреев, солдат в концлагере «Штатлаг 328» в период с 1941 по 1944 годы». Он не стал говорить об этом Олесю, слишком в хорошем настроении тот пребывал, высматривал в кафе хорошеньких девчонок. А если настаивать сейчас на своей осведомленности, тогда можно поссориться.
-Как ты думаешь, может нам снять парочку телочек? - кивнул Олесь на девушек у стойки бара.
Николай посмотрел на девчонок, которые у стойки бара заказали себе алкогольный коктейль, отрицательно покачал головой.
-Устал. Завтра рано вставать.
Олесь не настаивал. Допили кофе и водку, расстались до следующего утра.
За служебными заботами время летело быстро. В Москве случилась большая политическая заварушка. Кто-то хотел скинуть Горбачева, в Киеве по этому поводу молчали, только потерявший власть главный коммунист украинской партии старался встряхнуть коммунистов областей, те упорно отмалчивались, все выжидали, чем закончиться в Москве. Во Львове делали вид, ничего не произошло, мы идем в фарватере Киева. По телевизору пару раз показали Ельцина на танке. Затем Горбачев вернулся, заговорщиков посадили, и все пошло свои чередом.
Наступила зима.  Легкие морозцы по утрам сменялись осенним дождиком, снега почти не было. В Москве уже вовсю намело сугробов, стояли морозы, а во Львове по-прежнему глубокая осень.
В Украине шла подготовка к президентским выборам. Кроме Кравчука, Николаю были известны два других кандидата, об остальных четырех он даже не слышал, поскольку последние пять лет жил в Москве, а до этого украинской политикой не интересовался. О кандидате Черноволе он знал, поскольку тот был главой Львовской областной рады и знакомый семье Омельченко. Хотя удивлялся, как мог вчерашний сиделец, за спиной которого десять лет лагерей за дессидентство, стать председателем рады, а теперь еще хочет стать и президентом страны. О другом же таком кандидате из национально-демократических кругов Лукьяненко - Николай слышал потому, что его ругал в своих выступлениях Черновол, а так же скептически о нем отзывался Олесь, хотя уважал за антисоветские взгляды. Голосовали не столько за кресло президента, сколько за референдум о независимости. Кравчук быстро понял, что просоветские высказывания могут сыграть против него, и быстро переориентировался на националистическую позицию. Когда Черновола спросили, чем его  программа отличается от программы Кравчука, тот ответил: «Ничем, кроме того, что моей программе тридцать лет,  а его - три месяца».  Выборы выиграл Кравчук, Черновол был вторым, получил втрое меньше голосов.
Не мог ронять Николай, как теперь будет развиваться республика имея своего президента, поскольку в Москве правил президент СССР, которому формально должен был бы подчинятся Кравчук. Он же, наоборот, транслировал свою независимость, формировал собственную армию, переподчинил украинскому руководству милицию, внутренние войска. Все разрешилось в одночасье, больше похожее на переворот.
К нему после службы зашел Олесь, весело потирая руки сказал:
-Вот учудил наш дед, так учудил! Молодец! Теперь то мы им покажем где раки зимуют!
-Погоди, ты о чем? - удивился Николай.
-Сидишь в своей берлоге, радио не слушаешь. У тебя даже телевизора нет. Вот деревня! Наш батько Кравчук, в Беловежской пуще с Ельциным и белорусом Шушкевичем подписали союз независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование! - радовался Олесь и стучал себя от возбуждения по коленкам.
-Тебе-то какая от того радость? - проворчал Николай. - Мы и так на референдуме первого декабря проголосовали за независимость. 
-Ты не понимаешь! Одно дело объявить за независимость, однако к Москве мы были привязаны единой валютой, армией, экономикой. А теперь все! Врозь! Мы будем создавать свою полноценную армию, свою денежную систему, свою конституцию. Те  офицеры, которые захотят служить в России, - скатертью дорожка! Ты сам как? - покосился на него Олесь.
Николай думал не долго. Он не раз уже прикидывал, как ему быть, если перед ним встанет такой выбор. Служить в армии с чуждым ему языком, в которой культивируются  зачатки нездорового национализма, ему не хотелось. С другой стороны, на Украине проживают его родители, многочисленные родственники, школьные друзья. Неизвестно, до какой степени произойдет разрыв между Украиной и Россией. Брат Николай намекает, что хотел бы остаться в Москве. Кто тогда присмотрит за престарелыми родителями? И он надеялся все же перевестись поближе к ним, туда, где не так культивируется украинский язык.
  -Я останусь, - кивнул Николай.
-И это правильно! Заживем, как все цивилизованные европейские государства. Завтра в полку проведем митинг, поддержим решение Кравчука, потом подумаем о принятии присяги на верность Украины.  Это событие надо обмыть! Пошли в кафешку.
Николай неохотно поднялся. Ему вовсе не хотелось идти и выпивать, знал, Олесь не отстанет. Патче того, обвинит в нежелании разделить общую радость по поводу приобретения полной независимости Украины.
По пути в кафе Олесь сказал:
-Сеструха моя интересовалась тобой.
-С чего вдруг? Она при той встрече даже не взглянула на меня, - удивился Николай..
-Видимо, все же взглянула. Мать все сватает ее за сыночков своих высокопоставленных знакомых. А там сыночки, - не приведи Господи.  Сказала, пойдет за военного, и вспомнила, что у меня есть товарищ.
-Девушка красивая, - уклонился от обсуждения Николай.
Олесь хлопнул его по спине.
-Смотри, а то шуриным станешь, - и засмеялся.

*  *  *
Учеба продолжалась так, как будто ничего в стране не менялось. Совершили попытку изменить курс Горбачева его бывшие соратники. Не получилось. Многолетний Председатель Совета министров Рыжков с инфарктом отправлен в отставку, теперь в Советском Союзе на западный образец - Кабинет министров. Новый глава Кабинета Павлов не оправдал надежд, примкнул в путчистам, пребывает вместе с остальными за решеткой. Давеча, летом опального Ельцина избрали делегатом на партийную конференцию, а тот устроил там такой разнос всей партийной верхушке, что Горбачев сидел красный, как рак, а выгнать с трибуны Ельцина не мог, все шло по телевидению в прямом эфире. Об этом шептались по углам, вслух и публично речь Ельцина не комментировали. Тем более, по черно-белому телевизору красноты Горбачева не видели, однако молва упорно доказывала, ему было очень стыдно. Все эти политические перипетии мало касались студентов, их оберегали от внешних преобразований, преподаватели сами пока не понимали к чему все это может привести. Кто-то поддерживал Горбачева, кто-то Ельцина, некоторые ни того, ни другого. Будущим журналистам они рассказывали о происходящем за стенами института, однако старались не делать никаких выводов. Хотя сами студенты хорошо все видели, читали в газетах, благо независимых газет выпускается много. С путчем осталось много неясностей, Дмитрий пытался задать вопросы профессорам: почему Горбачев не приказал арестовать заговорщиков? Почему личная охрана подчиняется не ему, а председателю КГБ? Почему заговорщики действовали так нерешительно, не арестовали Ельцина? Не подчинили полностью себе телевидение? Почему в Москве появились войска? Пучисты решили с помощью армии бороться с несогласными? Эти вопросы он задавал уже как будущий журналист, только никто не давал на них ответы. А в силу молодости и некомпетентности сам прийти к определенному выводу не мог. Решил, он сконцентрирует все внимание на учебе, а политической журналистикой  займется позже. Хотя как-то профессор по политологии признался студентам: «Я не верю, что Советский Союз может прекратить свое существование. Тем более, что народы проголосовали за его сохранение. Однако я глубоко уверен, что социалистическая экономика приказала долго жить», - грустно поведал он.
Павел с места спросил:
-Разве Советский Союз сможет существовать без социалистической экономики?
-И какой же выход? - с места выкрикнул студент Игорь Лапин.
Профессор помолчал, походил перед аудиторией, словно раздумывал, можно ли высказать свою мысль вслух. Наконец решился:
-Выхода два: или тоталитарный жесткий режим, или рыночная экономика под руководством государства.
-Возврат к капитализму?! - воскликнула студентка Люба Савушкина.
-Увы. Не самый худший вариант в разумных руках, - кивнул профессор.
-Как же так! Нас десять лет в школе убеждали, капитализм наихудшая форма правления, а теперь мы будем его возрождать в своей стране? - спросил все тот же девичий голос. Дмитрий оглянулся. Убедился, спрашивала Люба Савушкина, студентка, приехавшая из Свердловска. Толстая русая коса являлась предметом шуток со стороны однокурсников, почти никто из девушек  не носили косы, почти у всех короткая стрижка, она упорно не соглашалась следовать моде. Тем и симпатична она была Дмитрию. Профессор долго объяснял студентам все плюсы и минусы рыночной экономики. В конце грустно заметил: «Мы, русские, любим торопиться, поэтому у нас всегда первый блин получается комом. Как бы подобное не случилось с рыночной экономикой».
Дмитрию хотелось увидеть Диану. Он не знал, под каким предлогом встретить ее. Сожалел, что не записал номер ее домашнего телефона. После того, как она отказала Павлу, он постеснялся спрашивать ее о номере телефона. Он не был влюблен в нее, ему было интересно, какая она вне вечеринки, где она влекла его своей раскрепощенной энергией, ему было интересно с ней побеседовать в обыкновенной обстановке. Убедиться, что она привлекательна не только в танцах. Или разочароваться в ней. Дежурить возле училища ему казалось недостойным, тем более, что в училище часы учебы не похожи на четкие пары в его институте. Павел на последней паре спросил его, пойдет ли он в кино?
-Нет лишних денег, - отказался Дмитрий.
-Я угощаю. Мы пойдем не в кинотеатр, тут один чудик открыл видеосалон на пятнадцать или двадцать мест, крутит зарубежные фильмы по видеомагнитофону.
Дмитрий с любопытством посмотрел на него. Он знал,  в городе открыто много подобных заведений. Билеты стоят относительно недорого.
-Что за фильм? - спросил он.
-Калигула. Римская история. Возьми с собой Любаню, - кивнул он на девушку с толстой косой, он видел, что друг общается с ней чаще, чем с остальными.
-А ты Диану пригласишь? - спросил Дмитрий в полной уверенности, что он пригласит Диану, и он увидит девушку.
-Нет. У нее появился то ли свой мэн, то ли она с головой ушла в учебу, теперь она меня старается реже замечать, - ответил с долей скептицизма Павел.
Дмитрий оглянулся на Любу, сказал, неудобно как-то приглашать ни с того, ни с сего девушку, дружеское общение вовсе не повод, чтобы продолжить общение вне стен института.
-Провинция! Когда-то нужно начинать приглашать девушек не только в кино, - с долей скепсиса констатировал Павел, и только прозвенел звонок, окликнул: - Савушкина, ходь сюда!
Та и не думала откликаться на зов, проходила мимо, Павел ухватил ее за руку.
-Любаня, хочешь любви большой и чистой?
-Отстань! - выдернула она руку.
-Постой. Я шучу. Мы с Димкой хотим пригласить тебя в кино. Исторический фильм. Полезный для общего развития.
Девушка взглянула на Дмитрия.
-Правда? - спросила она у него. Павлу она не доверяла. Дмитрию симпатизировала. Они часто на переменках болтали ни о чем, иногда ходили вместе в столовую. Взаимная дружеская симпатия проскальзывала между ними.
Дмитрий кивнул. Девушка минутку подумала, спросила:
-Где и во сколько?
Этого Дмитрий не знал. Павел поспешил на выручку:
-Встречаемся в пять у центрального входа. Идет?
-Ты согласна? - спросил Дмитрий Любу.
-С тобой - да, - ответила девушка и пошла на выход.
В пять Павел ждал их у входа с юной толстушкой маленького роста, пухлые щеки и курносый нос, единственное что запомнил Дмитрий. Павел торопливо представил их, повел  в сторону салона, в котором они должны были смотреть фильм.
Зал, в который они пришли, напоминал небольшую комнату, на тумбочке стоял большой телевизор, рядом японский видеомагнитофон «Панасоник». Таких видеосалонов в Москве открывалось множество. Деньги деловито собирал белобрысый парень, Павел отодвинул два стула к стене, позади двух рядов стульев, уселся со своей девицей отдельно. Погас свет и телевизор засветился голубым светом. Фильм исторический, но с эротическими подробностями, которых в советских кинотеатрах не показывали. При первых откровенных сценах, послышались возгласы, короткий смешок, Люба схватила за руку Дмитрия и сильно сжала, потом закрыла глаза.
-Куда ты меня привел? - в ужасе зашептала она.
-Я сам не знал, - ответил Дмитрий, его самого несколько шокировали откровенные сцены. Подобного в советских фильмах не увидишь и в книгах не прочтешь. Дмитрий украдкой оглянулся. Павел самозабвенно целовался со своей девицей, его рука глубоко утонула  в ее пазухе. Девица этого не замечала, обняла Павла за шею, отвечала на поцелуи с не меньшим темпераментом. Он посмотрел на Любу, даже в полутемноте видно, как горели ее щеки. На наиболее откровенной сцене, когда гетеры ублажали служащих дворца, Люба не выдержала, вскочила:
-Пойдем отсюда!
И пошла к выходу. Дмитрий выскочил за ней в осенний вечер.
-Какой ужас! - негодовала она. - И как такое можно снимать?!
-Послушай, Люба, ведь это правда жизни. Развращенный век. Когда рабыня не считалась человеком, и хозяин мог делать с ней все, что хотел.  Так было, это исторический факт, - попытался он несколько смягчить негодование девушки.
-И что же! Историю нельзя показывать без этих сцен? - тоном капризной девочки высказалась Люба.
-Думаю, это только начало. Дальше будет хуже. Сейчас мы видели только эротику, вскоре появится и откровенная порнография. Или уже появилась. И ты, как будущая журналистка должна к этим вещам относится так, как патологоанатом относится ко внутренностям трупа. Вспомни, мы о проститутках раньше только слышали, и не верили, что они могут у нас появиться, а сейчас они шпалерами стоят на Тверской. И если у тебя появится задание написать репортаж о них, ты станешь отказываться? Тогда ты выбрала не ту профессию, - убеждал ее Дмитрий. Люба шла молча, сопела, ей нечем возразить. Ему как-то хотелось оправдать Павла, который заманил их на просмотр этого фильма.  Вспомнил, как Павел говорил, что у них на курсе не найдешь девственницу, с сомнением посмотрел на целомудренное негодование девушки, и не мог поверить, что стыдливая Люба может быть уже женщиной, в ее городе была у нее любовь с продолжением.
И надо же именно в эту минуту им встретить Диану. Дмитрий сначала не узнал ее, просто не обратил внимание на прохожую, пока Люба не поздоровалась с нею. Они встречались у него в комнате, когда Павел устраивал небольшие посиделки с вином и танцами. Диана кивнула и хотела пройти мимо, Дмитрий встал в ступор.
-Привет, Диана. Почему не заходишь? - окликнул он девушку.
Глупее вопроса в голову прийти не могло. Она остановилась, смерила взглядом Любу, спокойно ответила:
-Не приглашают.
-Я приглашаю, - выпалил Дмитрий.
-Спасибо.
-Я позвоню. Ах, да! Я не знаю номера.
Диана продиктовала номер, и они распрощались. Люба иронически улыбнулась.
-Надо же! Ты чуть шею не сломал, так резко отреагировал на нее.
-Интересный человечек. Будущая актриса, - пояснил Дмитрий.
-Если актриса, тем уж и интересна?
-Да нет, еще неизвестно, какой она будет актрисой,  хотя я видел ее в спектакле. Играла превосходно.
-Я тоже видела ее на вечеринке у вас. Вела себя довольно вульгарно. Нравятся вам, мужчинам, легкодоступные девицы.
-С чего ты взяла, что она легкодоступна? Раскрепощена - да.  Свободна! - заступился за Диану Дмитрий. -Неизвестно, что осталось  за спиной у наших целомудренных девушек, - проворчал Дмитрий. - Ты, небось, жениха дома оставила?
-Оставила. Только разве вы, парни, умеете ждать. Он даже писем мне не пишет, хотя летом на каникулах клялся в вечной любви. Сестра написала, видела его с девицами.
-А ты хотела бы, чтобы он пять лет сидел и выглядывал из-под козырька: едет ли моя любимая? - покосился на нее Дмитрий.
-Не пять лет. Я же на каникулы ездила, и уже чувствовала, за его словами о любви легкое отчуждение. Он как бы тяготился нашими встречами, и все торопился по каким-то делам, словно я на год приехала.
Так в разговоре они почти дошли до входа в общежитие. Они остановились, не договорив, Дмитрий за плечи повернул девушку спиной к ветру, чтобы она не замерзла в своем демисезонном пальто, она расценила это так, что юноша хочет обнять ее. И доверчиво прижалась к нему. Дмитрий не ожидал ее такого шага, полагал, он всего лишь вежливо укрыл девушку от ветра. А она смотрела на него снизу вверх, положив руки на грудь, словно ожидала продолжения с его стороны. И он неумело ткнулся в ее губы. Она не оттолкнула, только доверчивее прижалась к нему. Он обнял ее и смелее поцеловал. Слегка закружилась голова. По сути, он первый раз целовался с девушкой. И целовал он ее не от возникшей любви, почувствовав, что она его не оттолкнет, ему стало интересно, как это целоваться с девушкой. Оказалось, очень даже приятно. Там, у себя дома, он не сторонился девушек, общался и ходил сними в кино, провожал домой, но никогда не делал попыток сблизится в надежде, что когда-нибудь, он на свидании поцелует Эсфирь. И у нее не будет огорчения по поводу того, что он до нее уже с кем-то встречался и целовался. И берег себя только для нее. И проскочил тот юношеский период, когда парни с серьезными намерениями начинают бегать на свидание, целовать девчонок.
И сидя перед сном на кровати он вспоминал податливые губы Любы, удивлялся на свою слабость: «Надо же! Оказывается можно целоваться и без любви, и оттого будет так же приятно, очень будоражит кровь. А как же Любин жених, который ждет ее дома? Почему она может позволить целовать себя другому парню, а сама обижается на того парня за отчужденность?». И как теперь ему вести с ней? Ведь она симпатична ему, но сможет ли он ее полюбить так, как любил Элю? Полагал, коль они целовались, то он теперь такой же ее парень, как другие однокурсники, которые разбились на пары, и ни от кого не скрывали своих отношений. Его несколько коробила мысль, все же он не влюблен в нее, и у нее есть жених, хотя тот и далеко.
В начале декабря по институту пронеслась новость, ее прямо в аудитории на  перемене озвучил студент Горлов:
-Братцы!  Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение о разделе и создании Союза независимых государств. Советский Союз закончил свои славные, бесславные дни!
-И чего нам теперь, ура кричать? - отозвался за всех Павел.
-Как это они провернули за спиной Горбачева? Это же государственный переворот? - высказался Дмитрий. - Их нужно арестовать!
-Кишка у него тонка, - парировал Степан. - Российская милиция кому подчиняется? А советской уже почти и нет. И армии у Горбачева нет. Как теперь нам быть? Мы же теперь иностранцы в России?- озадачил он всех не из России студентов.
По спине многих студентов из бывших советских республик пробежал холодок.
Много лет спустя Дмитрий узнал о поведении Ельцина в то время. Всю троицу вызвал к себе Горбачев. Шушкевич и Кравчук не поехали. Ельцин появился в Кремле, Горбачев в присутствии Назарбаева спросил: «Что вы там натворили?!» - Ельцин довольно грубо ответил: «Вы что, допрос будете мне устраивать?» Тот: «Пока я еще президент Советского Союза». Ельцин обошел стол, подошел к креслу Горбачева и нагло сказал: «Скоро я буду сидеть в этом кресле!». Этот некрасивый, почти хамский жест, как нельзя лучше характеризовал политические амбиции Ельцина, для которого власть стала основой жизни.
Дмитрий, Степан и другие студенты из бывших союзных республик растерялись, как им, действительно, в дальнейшем быть? Пошли в деканат. Там тоже не могли ничего толком объяснить, сами в растерянности. Чуть позже им пояснили, есть два пути продолжения учебы: на платной основе или после согласия на российское гражданство. Ни то, ни другое для Дмитрия неприемлемо. Денег на учебу нет. Он, русский по рождению, однако проживает на Украине, там его родители. В киевском университете возросло требование к украинскому языку, декларировалось, что в дальнейшем все перейдут на украинский, которого Дмитрий не знал. Степан тоже в растерянности.
Решили закончить сессию, после каникул станет ясно, как быть. 25 декабря другая новость всех ввела в некоторый ступор: сложил свои полномочия президента Горбачев,  СССР окончательно прекратил свое существование. Студенты собрались в актовом зале, все смотрели по телевизору отречение Горбачева. Стояла мертвая тишина. Дмитрий чувствовал, как у него стало в голове пусто, только одна мысль стучала в голове: как же мы будем дальше жить. Возникло такое ощущение, что все граждане страны остались в подвешенном состоянии. Особенно этнические русские или те кто считал себя русским по культуре и мироощущению, которые в одночасье остались за пределами России.
-Вот тебе и перестройка! - удрученно  высказался Степан. - Горбачев думал, что строит дворец, оказалось, получилась собачья будка, - констатировал он.
-Это ты уж слишком… - возразил Дмитрий.
-Ты стал славянофилом? - спросил Степан.
-Я русский. По плоти и духу, - отмахнулся от него Дмитрий, спорить в такую минуту бесполезно, что ни скажи, все будет звучать фальшиво.
На каникулы несколько студентов, которые далеко живут, домой не поехали. Оставшиеся студенты скидывались продуктами, собирались в одной из комнат, ужинали, играли в подкидного дурака, иногда в шахматы. Студент Игорь Лапин после очередной игры в карты, предложил для разнообразия сыграть в подкидного на раздевание. Люба возмутилась:
-Нечего устраивать от скуки вертеп, нужно оставаться людьми.
Не поехала в далекий Свердловск Люба Савушкина, которая после того похода в кино и последующих поцелуев, стала оказывать Диме знаки внимания. Люба не была красавицей, правильные черты лица, светло русые, в рыжинку,  курчавые волосы, которые она заплетала в тугую косу, пухлые губы, открытый взгляд больших серых глаз. Типичная кустодиевская девица. Смущали Дмитрия широкие бедра, и вообще девушка она плотная, сбитая,  рука полная, белая, с веснушками до локтя. Она взяла покровительство над Дмитрием, хотя, казалось, он в большей степени должен опекать его. Ее присутствие наедине волновало Дмитрия, целуя ее он ощущал, как девушка жарко в ответ обнимала его и вовсе не реагировала, когда он плотно прижимался к ней, не старалась оттолкнуть.
На новый год раздобыли на всех бутылку шампанского, символически разлили по полстаканчика, провозгласили заздравную, гурьбой вывалили на набережную, дурачились, кидались снежками, и не поймешь со стороны, то ли дети балуются, то ли подвыпившая молодежь развлекается. Когда возвращались, Люба наклонилась к нему и сказала,  она нажарила картошки.
-Заходи, угощу, - пообещала она.
-У меня есть только заварки и сахар, - пообещал он.
-Вот и запьем чаем, - улыбнулась она.
И они сидели вдвоем в комнате, съели картошку, пили чай, потом сидели на кровати, прислонившись спиной к стене. Свет не включали, в окно проникал свет от праздничной иллюминации. Говорили о завтрашнем дне, о предмете, который обоим давался не так легко. Потом девушка ненароком привалилась к нему. Он ощутил ее тепло. Обнял девушку за шею, прижал к себе, она доверчиво положила голову  ему на плечо, продолжали говорили не о чем, оба чувствовали, что слова уже не имеют смысла, пытались гадать,  каким будет девяносто второй год. И оба чувствовали  некоторое внутреннее волнение от близости, впервые они были наедине, когда не надо опасаться, что появятся посторонние, Люба не одна жила в комнате, в ее комнате проживали две девушки, и в его комнате живет Степан. После того вечера в кино они  уединялись в аудитории, и они снова целовались, вздрагивали от каждого скрипа двери. И сейчас, в темноте, когда повисла пауза, Дмитрий погладил ее волосы, она распустила косу, волосы покрыли всю ее спину, глаза блестели в лучиках проникающего света. Она повернулась к нему, подставила губы, и он сначала робко, потом все смелее и смелее стал целовать ее, понимая, поцелуи там, вне интимной обстановки, и здесь, действуют более возбуждающе. И она отвечала на поцелуи, обнимала его, он нечаянно коснулся ее груди, думал девушка вздрогнет и оттолкнет его, она не заметила этого прикосновения. И тогда он уже целенаправленно коснулся груди, и девушка только сильнее задышала,  судорожно прижала к себе Дмитрия.
-Люба, а  у тебя там, с твоим другом, было? - спросил он на ушко.
Она замерла, помолчала, тихо ответила:
-Было. Мы же жениться хотели.
У Дмитрия в груди все замерло. Стыдливая, целомудренная Люба, которую он с большим трепетом едва позволил себе коснуться ее груди, совсем недавно, в прошедшие каникулы, лежала обнаженной перед другим мужчиной, и для нее прикосновение Дмитрия не внове, а он полагал, что у обоих это впервые. И не ревность возникла в его груди, это открытие так поразила его, что он невольно отпустил девушку, застыл. Люба почувствовала легкое отчуждение юноши, прижалась к нему, горячо зашептала:
-Ты не думай, Дима, я не набиваюсь к тебе в невесты. Ты нравишься мне, я влюблена в тебя, ничего от тебя не требую. Мне очень хорошо с тобой. Я хочу, чтобы мы были вместе до конца учебы. А там будет видно, как нам поступить.
-И мне с тобой хорошо, Люба, - деревянным голосом проговорил в темноту Дмитрий. Возбуждение от близости медленно угасало. - Понимаешь, в моем полунищенском состоянии строить серьезные отношения было бы неразумно. Не хочу тебя обманывать.
Девушка обняла его за шею, притянула к себе, горячо зашептала в самое ухо:
-Да я ничего от тебя не требую. Будь только со мной. В качестве друга, моего возлюбленного, любовника, кого хочешь! Ты очень люб мне, я буду преданной твоей избранницей. Ты не думай, я не падшая женшина! Я бы оставалась верной и своему другу, но он оставил меня, изменил, обманул. И я теперь свободна от всех обязательств. Будь моей опорой! Я не хочу, чтобы кто-то посторонний глазел на меня сальными глазами, а так все будут знать, что ты мой избранник, - громким шепотом горячо шептала девушка.
«Вот те раз! - подумал Дмитрий. -И это Люба, самая скромная из всех. Может быть и прав Павел, нет на курсе девушек. У всех за спиной прошлая и настоящая бурная жизнь».
-И ты, неуверенная в моей любви, согласна стать моей женщиной?- удрученно спросил он.
-Могу быть просто другом, - прошептала она.
-Люба, у меня не было женщины, - признался он. - Я любил одну девчонку в школе, но мы встретились только один раз. У нее строгие родители. И все! Ты уже испытала… - он запнулся, не зная, как высказаться, - а я нет...
Девушка словно не слышала его, начала осыпать его лицо поцелуями, горячо зашептала:
-Хочешь, я буду твоей?! Прямо сейчас?
Конечно, Дмитрий хотел этого, он не знал, что при этом должен делать. Срывать с нее одежду, или подождать, когда она сама разденется? Легче всего было уйти. Встать и уйти. Дезертировать! Только стыдно потом будет смотреть друг другу в глаза: ей за свое падение, ему за дезертирство. Он остановил ее, взял за плечи, и медленно положил головой на подушку. Волосы обильно распластались по всей подушке, девушка замерла и ждала от него дальнейших действий. Он на минуту замер, не знал, как ему поступить, она ждала от него дальнейших  действий широко открытыми глазами. И он начал целовать ее, шею, все ниже, ложбинку груди, девушка вновь задышала, грудь вздымалась, она в истоме закрыла глаза.
-Скажи, теперь, как порядочный человек, я буду обязан на тебе жениться? - спросил он, начитавшись романов Вальтера Скотта о джентльменском отношении мужчины к женщине.
-Нет. Мы оба к этому не готовы. Если ты полюбишь меня, то к концу учебы будет видно, - громким шепотом ответила девушка, и нетерпеливо притянула к себе.
Утром Дмитрий по-воровски выглянул в коридор, убедился, что там пусто, кивнул Любе и, втянув голову в плечи, быстрым, крадучимся шагом пошел в свою комнату. У себя он сел на стул и тупо уставился в окно, открывая в душе новые ощущения. Это была незабываемая ночь. Первая в его жизни. Никогда ранее он не видел и не ощущал обнаженного девичьего тела. И для него это стало таким открытием, которое поразило его в самое сердце. Только удручало некоторое сознание того, что девушка отдалась ему без слов любви с его стороны. Он и сам не знал, как к ней теперь относиться. Она нравилась ему, со своей русой косой в его глазах она олицетворяла русскую девушку у ствола белой березы из стихов Есенина. Он не успел осознать, что не испытывая большой всеобъемлющей любви, вдруг оказался в ее постели. И как теперь ему быть дальше? Продолжать отношения или принять за обоюдное желание всего на один только вечер. Но прошел день, и все эти мысли улетучились из головы, как только он вечером увидел Любу. Она вся светилась изнутри, и Дмитрию захотелось опять ощутить то пьянящее чувство близости, целовать и ощущать запах девичьего тела.
Теперь они избегали общие посиделки в комнате с оставшимися на каникулах студентами, а старались быть вдвоем, поскольку оба понимали насколько скоротечны каникулы, через неделю аудитории и коридоры вновь наполнятся студентами, и негде будет им уединиться. А еще, к Любе приехала обеспокоенная не приездом дочери мама, и девушка не очень была рада ей, хотя она привезла ей продукты и деньги. Люба украдкой забегала к нему в комнату, делилась продуктами, быстро целовала и убегала. Она не хотела знакомить его с мамой, поскольку та по-прежнему полагала, у дочери в городе остался жених, который ждет ее. Когда они уехали на экскурсию в город, Дмитрий спустился в холл, где стояли телефоны, набрал номер Дианы. Нужно поздравить девушку с Новым годом. К телефону долго не подходили, и он уже хотел положить трубку, когда трубку сняли, и тусклый голос просипел:
-Да...
-Диана, это я, Дима Орлов. Я хотел поздравить тебя с Новым годом…
Она перебила его.
-Ты почему не уехал домой? - спросила она.
-Туда с пересадками пока доедешь, пора обратно будет ехать, - пояснил он. Не стал объяснять, что на поездку у него нет денег.
-Приезжай ко мне. Мне так хреново, я одна сойду с ума, - с болью в голосе проговорила она.
-Хорошо, - несколько поспешно согласился он, хотя был несколько озадачен ее состоянием и скоротечным приглашением.
-Ты помнишь, где я живу? - спросила она.
-Да.
-Позвони три коротких раза, я иным не хочу открывать, - попросила она.
-Через полчаса буду.
Диана встретила его с бокалом в руках, везде царил полумрак. Она взяла его руку, потянула за собой.
-Погоди, я обувь сниму. Наслежу.
Он нагнулся, скинул ботинки, верхнюю одежду.
-Ты чего в легкой курточке? На дворе мороз, - заметила она.
-Закаляюсь. Не хотел осенью везти из дому пальто, думал съезжу на каникулы, - пояснил он.
Они зашли в комнату. На столе начатая бутылка вина, фрукты, кожура от мандарин валялись на столе и полу.
-Как все запущено, - проговорил Дмитрий, - у тебя депрессуха?
-Да. У нас ведь тоже каникулы. Новый год просидела одна, смотрела телевизор. Никого не хочу видеть. Новыми подругами я еще не обзавелась.  А те что были ранее, все при мужьях и родителях, - небрежно пояснила она.
-К родителям почему не поехала? - спросил Дмитрий.
-Отец так и не простил меня. У него не умещается в голове, как можно поменять МГУ на какое-то училище. Мама, вот, привезла деньги, продукты и вино. Выпей со мной.
Она налила ему в бокал, приподняла свой, смотрела на него сквозь стекло, томно проговорила:
-Что ты мне пожелаешь в новом году?
-Что можно желать девушке, у которой все есть, - кивнул он на стол. А если серьезно: Закончить с успехом училище, получать значимые роли. Выйти замуж за достойного человека. И впредь не скучать. Пить в одиночестве не самый лучший выход из депрессии. Вспомни печальный опыт актрис, которые после блестящих ролей, топили свое одиночество в вине.
-Какой ты зануда. Начал хорошо, кончил за упокой. За тебя!
И опрокинула остаток вина в себя. Дмитрий надпил, поставил бокал, взял мандарин, очистил, разломил на дольки, одну дольку себе, одну давал Диане. Она как цыпленок открывала рот и лукаво поглядывала на парня.
-Как вовремя ты пришел, - сказала она.
-Сам не ожидал. Я ведь позвонил, чтобы поздравить, не более. Не могу понять, почему ты одна, без парня? Ведь возле тебя всегда, как пчел возле меда?
-Ты еще скажи, как мух возле…
-Нет, - прервал он ее, - именно меда!
-Ах, спасибо! Все, кто возле меня ждут только одного! Тем более, в Новогоднюю ночь! А я хочу чувствовать рядом умного собеседника.
-Ты полагаешь, что я один из них?
-Не знаю. Просто я просидела Новогоднюю ночь одна, затем еще несколько ночей и решила, что могу свихнуться. Ты позвонил, когда я уже не могла оставаться одна.
Она встала,  села на диван. Дмитрий остался сидеть на стуле, повернулся к ней, расспрашивал, как проходит ее учеба. Ведь в училище учат предметам, о которых он не мог даже представить. Например, по сценическому искусству им приходиться лаять собакой, впадать в транс, вызывать слезы. Преподают им заслуженные и народные артисты республики, которых Дмитрий мог видеть только в кино. Она расспрашивала его о прежних знакомых. Дмитрий спросил, приходил ли к ней в гости Павел?
-Приходил. Два раза. И оба раза под хорошим хмельком. Мылился остаться на ночь. Один раз выставила сама. Второй раз пригрозила вызвать милицию. Обозвал дурой и исчез. Он ведь в кампании хорош.  А в отношениях он весьма-а непостоянен.  И однообразен, - сморщила она свой носик.
Так беседовали они, пока за окном не сгустилась темень.
-Я пойду, - встал он. Его, наверняка, ждет Люба, только вряд ли она сможет зайти к нему на некоторое время, у нее в гостях мать. - Сполосну от мандарин  руки. У тебя ванная там ? - показал он на дверь.
-Да. Полотенце любое.
Он зашел в ванную,  вытирая руки, громко сказал:
-Здорово! У тебя ванна. Я сто лет не купался в ванной. В общежитии душ, дома у меня  - душ. По воскресениям общественная баня, там тоже тазики и душ, - сказал он без всякой задней мысли.
Диана встала у двери, прислонилась к косяку.
-Хочешь, прими ванную, - просто сказала она.
-Правда?!
Она пожала плечами.
-Я бы с удовольствием, но неудобно как-то… - спохватился он, не мог себе представить, что он разденется в чужой комнате, будет пользоваться чужим полотенцем, мылом и шампунью.
-Неудобно на потолке спать, - хмыкнула девушка, отошла и вернулась с большим махровым полотенцем.
-Ой, спасибо! Не сочти за наглость, я быстро…
-Не торопись. Самый кайф полежать в теплой воде. Шампунь и мыло на полочке.
И закрыла за собой дверь. Дмитрий быстро разделся, набрал ванну теплой водой, лежал и нежился. Действительно не часто ему приходилось лежать в ванной. Так было у дяди Васи в Крыму, когда они ездили к нему в гости, тогда он был еще малолетним.  Ходили к тети Варе в Измаиле, они жили в квартире, у них была ванная, он с мамой целенаправленно ходили принимать ванную, поскольку городская баня была на ремонте. Он нежился, вспоминая те счастливые дни детства, потом опомнился, все же он не у тети Вари, нужно торопиться. Быстро намылился.
-У тебя все нормально? - спросила Диана из-за двери.
-Да, да, я сейчас выхожу…
Он вышел счастливый и расслабленный.
-Благодать какая, не знаю, как тебя отблагодарить.
-А ты останься у меня. А то мне будет вдвойне грустно одной. Да и нельзя тебе с мокрой головой на мороз, - предложила она.
Дмитрий на миг замер. А как же Люба? Это же явная измена. Но оттолкнуть Диану тоже было бы верхом невежества, она же полагает, что его никто не ждет, студенты все разъехались.
-Я постелю тебе на диване, - сказала Диана.
-Да? - глупо спросил он, полагая, что если его оставляют, то спать им в одной постели. - А почему не вместе?
Диана с укоризной посмотрела на него.
-И ты туда же… Я дала зарок, не спать с мужчинами до первой брачной ночи. А оставляю тебя, уверена в твоей порядочности.
Дмитрий явно озадачился, никак не ожидал такого поворота.
-Погоди, Паша говорил, что ты жила с парнем и собиралась выйти за него замуж. И сейчас у тебя кто-то есть, только… почему я, а не он здесь? - глупо спросил он.
-Слушай больше ты своего Пашу, - недовольно проговорила она. - Балабол и трепач. Парни у меня были, и есть, спать с ними я не собиралась. Это либо друзья, либо поклонники. Среди них нет тех, с которыми хотела бы проснуться и провести всю жизнь в одной постели, - скороговоркой выговорила она, расстилая постель на диване.
-Почему ты тогда не выходишь замуж? Ведь ты красивая, умная, упакованная, все у тебя есть. У тебя куча поклонников. И тебе уже достаточно для замужества лет. Ты какого принца ждешь? А если ты не встретишь достойного, так и будешь себя беречь? - недоумевал парень.
-Посмотрим. Я дала зарок в этом, новом году познакомится с достойным моей руки и сердца парнем, - заявила она. - А не получится, выйду за того, кто будет искренне меня любить.
Она взбила подушку, показала рукой на диван, на котором он может располагаться, сама отошла, в темноте разделась, улеглась на кровати у окна. С чувством некоторого смятения он разделся, старался не смотреть в сторону Дианы, нырнул под одеяло. Чтобы говорить с ней, Дмитрию приходилось задирать голову.
-Расскажи о себе, - попросила Диана. - Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Вижу, ты  умный, скромный юноша, ты симпатичен мне. А главное, не пытаешься волочиться за мной, - со скрытой улыбкой в голосе проговорила она.
-А ты бы очень хотела этого?
-Тогда ты был бы как все, и не был бы так приятен. Просто любопытно, почему все стремятся сразу понравиться мне, осыпают комплиментами, стараются ухаживать, при этом всегда стремятся форсировать события. Именно поэтому я и осталась одна на Новый год. Потому что заранее знала, чем бы все это закончилось… все проехали. Расскажи о себе, - потребовала она.
-А что рассказывать? Биография моя коротенькая, не успела обрасти событиями. Родился в городе Измаиле, ты о таком и не слышала. Это на самом краю теперешней Украины, далее за Дунаем расположена Румыния. Родители люди простые. Отец рабочий, мать домохозяйка, есть брат, служит во Львове. В Измаиле окончил школу, - медленно рассказывал Дмитрий.
-Даже не представляю, где это? Раньше это была не Украина?
-Раньше мы не ощущали себя жителями Украины. Мы жили в большом Советском Союзе, говорили и учились по-русски, читали русские книги, вся деловая переписка велась на русском языке. Ничего украинского, кроме песен, мы не слышали. За редким исключением в пригородных селах жители говорили на смеси русского и украинского, мы его суржиком называли.
-Девушка у тебя дома осталась? - спросила Дина.
-Нет. Я был влюблен в одну девушку из моей школы, но отношения у нас не сложились.
Он замер, ожидая вопроса о девушке в институте, лихорадочно думал, как ответить, врать не хотелось, он не был влюблен, но после последних событий в их отношениях отказаться от Любы, ему казалось предательством. Диана спросила о другом:
-По окончании ты вернешься домой,  на Украину?
-Не знаю. Не решил еще. Все будет зависеть от обстановки. Посмотрю, к чему приведет суверенитет республики. Впереди четыре года учебы, многое может измениться. В Москве, конечно, перспективы заманчивее. Пока я еще гражданин с паспортом СССР, как и все вокруг. Боюсь что-либо загадывать, нужно сначала институт закончить, - пояснял Дмитрий.
Потом он опять  расспрашивал об учебе в училище, спрашивал, когда он увидит ее в студенческом спектакле, и позже на большом экране. Она отвечала, что киностудии сокращают выпуск фильмов, безденежье подкосило киноиндустрию, в театры люди почти перестали ходить. Было время, когда  билеты продавали из-под полы, достать  невозможно, сейчас залы полупустые.
Утром Диана напоила парня кофе, благодарила  за проведенный вечер, не дал ей умереть от одиночества. Просила звонить и заходить, она верит в его порядочность. Он не приставал, не доставал намеками, вел себя ровно, по-товарищески, и это ей импонировало.
-Ты открываешься для меня с каждым разом новыми гранями, - искренне высказался на прощание Дмитрий. - Не думал, что такие, как ты,  эмансипированные девушки могут оказаться более целомудренными, нежели некоторые тихони, - пояснил он.
Она с любопытством взглянула на него, ожидая разъяснения.
-Обижаешься, что не прыгнула к тебе в постель? - прыснула она в ладошку.
-Нет. Наоборот, еще больше зауважал. Я бы женился на тебе, если бы не твоя квартира и влиятельные родители, - полу шутя, полу серьезно сказал он на выходе. - А так будут тыкать пальцами, альфонс или нахлебник выискался.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, и тут же подтолкнула в спину на выход.
Возле университета он встретил Пашу.
-Где ты шляешься? - недовольно спросил он. -Комната заперта, тебя нет?
Вместо ответа Дмитрий обеспокоенно спросил:
-Слушай, а ты Любу Савушкину не встретил?
-Нет. А что?
-Я не ночевал дома, если что, подтверди ей, что я у тебя ночевал.
Павел недоуменно и подозрительно посмотрел на товарища.
-А ты что, уже с ней… - он потер указательные пальцы, - замутил?
-Неважно, сделай, как я прошу.
-Постой! А ты где ночевал? - озадачился Павел и с любопытством посмотрел на друга.
-В ночном клубе, - соврал он.
Он откинулся, с удивлением посмотрел на товарища.
-Вот те раз! На какие шиши? - подозрительно спросил Павел. - Я пришел пригласить тебя к нам на обед. Думал ты бедствуешь, а ты по ночным клубам шляешься. Я рассказывал матери о тебе, поведал ей, что ты не поехал на каникулы, сидишь со стипендией, на которую нечего купить, она приглашает тебя на обед к нам, - строчил друг скороговоркой.
-Погоди, Паша, - остановил его Дмитрий. - Давай в следующий раз. Я не выспался. Нужно отлежаться. Передай маме спасибо.
Ему совестно было смотреть в глаза другу, словно его вина, что он ночевал там, где Пашу выставили за дверь.
На следующий день он вызвал на переговоры родителей, потом Николая. Хотел посоветоваться, как ему продолжать учебу в сложившихся обстоятельствах. Ему, как иностранному теперь студенту, перестанут платить стипендию. Мать и отец ничего путного сказать не могли. Ходят слухи о смене денег, тогда они не смогут помогать сыну.  Они спрашивали, если он согласиться на российское гражданство, можно ли потом будет вернуться на Украину? И посоветовали самому решить, как ему поступить. Они были бы рады, если бы сын находился рядом, сами прожили без высшего образования, и он проживет. Николай высказался более определенно: возвращаться на Украину стрёмно! Тут молодчики в западных городах с факелами расхаживают, историю перевирают, руку в нацистском приветствии вскидывают, и власти их не останавливают, того и гляди в Киеве подобное начнется, а потом и на юг перекинутся, непонятно, чем все это закончится. И Дмитрий понимал, не их он опасался. Боялся, что запретят писать о них правду, а врать и подстраиваться под требования  начальства, - он не хотел.   Насаждается украинский язык, на котором он вряд ли сможет писать свои репортажи. Если он примет российское гражданство, никто ему не помешает приезжать домой навещать родителей.
-А тебе почему бы тогда не вернуться служить в Россию? Мы же русские? - спросил он брата.
-Я принял присягу на верность украинскому народу. Два раза присягу не принимают. Да и к родителям поближе, в случае чего, - пояснил Николай. - Кто за ними присмотрит на старости лет?
-Коля, ты помнишь, мы с тобой в юности читали статью философа Ильина, написанную еще задолго до отечественной войны? Он писал об Украине, что она признается наиболее угрожаемой частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм возник на честолюбии вожаков и международной завоевательной интриги. Он говорил, что отделившись, Украина предает себя на завоевание и разграбление иностранцами. Иностранцы, которые хотят расчленения Украины, должны помнить, что этим они объявляют вековую борьбу России. Мы еще тогда с тобой поспорили, и не согласились с мнением философа.
-Помню. Мы тогда полагали, что он исходил из предвоенной обстановки в мире, все изменилось после войны, Украина России не угрожала. Мы просто в силу своей юности не ощущали перемен в обществе, - отозвался Николай.
-К сожалению, его пророчества сбываются. Поэтому я бы не хотел возвращаться домой. Или если вернусь, останусь работать в Киеве в либеральной прессе, - сказал брату Дмитрий.
-Печальна судьба либералов в стране, где не работают в полной мере законы, - проговорил Дмитрий.
Договорились держать друг друга в курсе, к концу учебы будет ясно, к какому берегу Дмитрию надо будет прибиться.
Позже выяснилось, при желании российское гражданство не так легко получить для человека, который нигде не прописан, за исключением временной прописки в общежитии на время учебы, которая закончится с окончанием института. Но вкладыш российского гражданина на время учебы ему выдали. И стипендию продолжали платить.

*  *  *
В середине января Николай, действительно, принял присягу на верность служения украинскому народу. И с этих пор стал офицером новой украинской армии. Радости ему это не доставляло. За время учебы привык к мысли, что по окончании училища вольется в армию Советского Союза и будет служить там, куда его пошлют. Хоть на Дальний Восток, хоть на Север или в любую республику. Он и здесь готов служить, только ему плохо давался украинский язык, и не нравились националистические настроения. Парадную советскую форму исключили из употребления, поскольку новой формы не выдали, носили полевую армейскую, но без портупеи и знаков различия советского образца.
Еще до Нового года Олесь после службы предложил ему пойти на научную политическую конференцию, посвященную истории национального движения в современной Украине. Он всячески опекал Николая, старался сделать из него  последователя националистического движения. Вечер все равно нечем занять, Николай согласился. В небольшом зале собрались несколько военных, которых Николай не знал, два милиционера в чинах, человек пятнадцать гражданских, в основном молодежь. Выступал с лекцией мужчина средних лет в вышиванке навыпуск, подпоясанная узким ремешком, бородка, аккуратно подстриженные волосы под горшок, запорожские усы, круглые очки. Типичный пропагандист начала двадцатого века. Олесь с Николаем опоздали к началу, осторожно прошли на свободные стулья. Лектор рассказывал на украинском языке:
-...И семнадцатый год в России, и девяносто первый в Советском Союзе начались не вчера, а задолго до этих дат. Так и украинская борьба за самостийность началась не с объявлением независимости Украины, а задолго до гражданской войны, - говорил ровным голосом лектор, оглядывая из-под очков аудиторию. - Кратковременная победа с борцами за независимость после войны была короткой. И здесь мы должны вспомнить Никиту Хрущева, и в какой-то степени быть ему дважды благодарны.  Один раз за подарок в виде Крыма, а он всегда был украинским, второй раз за амнистию, в ходе которой были освобождены из лагерей тысячи наших братьев, которые сражались за свободу Украины. И несколько тысяч вернулись из-за рубежа.  По амнистии вышел на свободу даже высший руководитель организации украинского национализма Василий Кук, который был главнокомандующим Украинской повстанческой армией. Всем вышедшим на свободу бывшим борцам предписано было устраиваться по возможности на работу во все руководящие органы, в органы печати, в партийные и административные учреждения. Наш земляк руководитель Львовского краевого отдела ОУН  Василий Заставный написал завет для всех последователей: «Период борьбы с оружием в руках прошел. Настал период борьбы за молодежь, период врастания наших последователей в органы советской власти, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспорта, особенно образования, прививать молодежи все национальное, выдвигать своих людей на хозяйственные и партийные посты, внушать мысль, что украинец на голову выше остальных народностей, проживающих в Украине». Этот завет актуален и сегодня. Молодежь настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Еще в те годы молодежь делилась на три возрастные группы от пятнадцати до восемнадцати лет, младших использовали как разведчиков, наблюдателей, связных. Старшие готовились быть диверсантами. Должен вам сказать, что в отделе особого назначения принимал активное участие наш нынешний председатель Верховной Рады Леонид Макарович Кравчук. Поэтому мы должны всячески поддерживать его кандидатуру на пост президента Украины. Ведь благодаря поддержке наших единомышленников его быстро начали продвигать по служебной и партийной лестнице. Кравчук с честью выполнил свою миссию по развалу Советского Союза и установлению независимой Украины, - продолжал вещать монотонно лектор.
Он еще долго говорил о  необходимости работы с молодежью, создавать боевое крыло партии, Николай почти не слушал, ему захотелось на свежий воздух. К счастью и Олесь заторопился, у него запланировано еще одно мероприятие, они вышли  в зимний вечер, где Николай со вздохом проговорил:
-Мне это мероприятие напомнило ликбез марксистских кружков из старых фильмов.
-Да, но марксисты заседали нелегально, а мы свободно можем послушать то, о чем при советах вслух не говорили, - самодовольно проговорил Олесь.
-Странно, что Советы не пресекли на корню подпольную деятельность националистов, - высказал свое удивление Николай.
Олесь изобразил на лице довольную мину.
-Они не сидели в подполье, действовали вполне легально. Конечно, с трезубцем по улицам не бегали. Делали свое дело тихо, спокойно, капля камень точит. Результат налицо! Ладно, я побежал. Ты на Новый год приходи к нам. Галка будет рада тебя видеть. Я ей внушаю мысль, что ты настоящий патриот и достойный офицер, - протянул он руку.
Николай в ответ пожал руку и ничего не ответил. Ему неприятен самодовольный и хамоватый Олесь, однако, никуда от него никуда не денешься, он его куратор, коллега, сослуживец. Идти в его семью в гости не хотелось. Правда сестра у него симпатичная, даже красивая. А он так ни с кем за эти полгода и не познакомился. Служба заканчивается поздно, офицеры разобщены, избегают дружеских отношений, появилось наушничество, стучали на тех, кто не хочет воспринимать новые реалии жизни, не поддерживает тех офицеров, которые стараются доказать, что Россия всегда старалась угнетать украинский народ. Призывали признавать тех героев, которые боролись за независимую Украину. По улицами маршировали молодые люди из «Национальных охранных отрядов», одетые в черную форму, на рукавах эмблема «Вольфсангель» - эмблема войск немецких СС «Дайс Райх».  Их задача охранять акции националистов от полиции и коммунистов. Их вождь Андрей Порубий сидел в Киеве, организовывал подобные отряды во многих городах,  Львов для них   является оплотом, самым надежным филиалом, которым руководил в том числе и Олесь Омельченко. Некоторые офицеры открыто протестовали против подобных настроений в обществе, упорно говорили по-русски, противостояние достигало накала, все понимали, так долго продолжаться не может. Николай больше отмалчивался, покровительство Олеся ограждало его от более пристального внимания тех, кто старался бороться за чистоту армейских рядов. В клубы Николай не ходил, он хотя и говорил сносно по-украински, но в его акценте сразу узнавали русскоговорящего. Патриотичные девчонки крутили носом, менее патриотичные барышни в клубы не ходили.
На Новый год Николай решил пойти в кафе, где собиралась молодежь. Хотел посидеть тихо в уголке, потягивать вино, наблюдать за танцами молодежи.  Не успел уйти, ближе к вечеру зашел Олесь и уговорил пойти  к его родителям в гости. Он жил от них отдельно, и сам с удовольствием бы ушел в свою кампанию, но мать строго настрого приказала быть на Новый год у них, это семейный праздник, ему хватает остальных дней для взрослых безобразий. Уговаривали Олеся жениться, он только отмахивался: на его век и так баб хватает, зачем связывать себя узами. Николай попытался отказаться, Олесь уговорил его, сказал, что ему будет весьма скучно сидеть со стариками и ворчливой сестрой. А так они под предлогом могут вместе свалить сразу после  боя часов. 
-Только захвати гитару, - попросил он. - И не одевай форму.
-Не хватало еще на Новый год одевать форму. Я и в будни в ней за пределы полка не выхожу.
Квартира у родителей Олеся просторная.  Мать Елена Григорьевна женщина высокая, крупная, не толстая, не утратившая былой красоты, приняла из рук Николая торт, отметила, он вежлив, галантно поцеловал ей руку.  Пожал руку отцу Богдану Викторовичу, по военному представился. Со слов Олеся он знал,  мать заведующая поликлиникой, отец доцент, преподает в институте математику. Подошел к Галине, поздоровался, сказал родителям, он почти с ней знаком, ее  при случайной встрече предоставил ему брат Олесь. На сей раз Галя более внимательно посмотрела на него, улыбнулась и кивнула, подтвердив ту встречу.
Новый год встретили с шампанским, желали процветания стране и каждому за столом, мать попросила Николая спеть, коли он пришел с гитарой.
-Вы знаете украинскую песню «Нiчь яка мiсячна», - спросила Елена Григорьевна, в полной уверенности, современная молодежь не может знать народный украинский романс.
Николай ответил,  у них в городе за праздничным столом часто поют украинские песни, даже в Москве он их слышал, конечно, он знает ее, его мать очень любит этот романс, если только ему помогут подпеть третий куплет, в котором он не совсем помнит слова. Николай взял гитару, чуть настроил, проникновенно запел тихим голосом, сначала ему подпела мать, затем и отец начал слегка басить. По окончании мать захлопала в ладоши. Галина улыбалась, но молчала. Только смотрела на Николая, сравнивала его со своими однокурсниками, и про себя отметила, проигрывают они на его фоне. Николаю резало слух, как родители называли дочь: Гала, с глухим произношением первой буквы «Г», и на конце вместо мягкой буквы «я», произносят «а». Ведь даже в русскоязычном городе Измаиле, когда пели украинскую песню: «Галю, моя Галю, дай воды напыться…», имя произносили мягко. Николай в данном случае пел, как бы для нее одной, поскольку ловил ее взгляды, хотя песнь заказала мать. Девушка улыбалась и ничего не говорила. Ему казалось, он очаровал мать в большей степени, чем дочь. После его ухода мать заметила дочери:
-Вот такого бы тебе мужа, жаль только, что нищеброд.
-Вы тоже начинали не с этих хором, - огрызнулась дочь.
-Да! Время было такое. Теперь мы в состоянии обеспечить вам будущее. Братцу твоему говорили не ходи в военные, это не специальность, были  возможности получше. И ты присмотрись к сыну уважаемых Москаленковых, посты они занимают, - дай Бог каждому!
Дочь укоризненно посмотрела на мать.
-Мама, Москаленко девкам юбки задирает в институте, получает по морде и при этом смеется, как ненормальный. У него детство в одном месте играет! - эмоционально высказалась она.
-Хорошо, а чем тебе не подходит сынок Кузменко? Очень достойная семья. И он на тебя так зачарованно смотрит.
-Да такой же дебил, как и Москаленко. Мне мама не с их родителями жить, что вы меня все сватаете непонятно к кому. Я сама найду себе жениха. Вот возьму и выйду за этого нищеброда, как вы говорите. А что?! Состоявшийся мужчина. Умный. Продвинется по службе. Не всю же жизнь он будет в лейтенантах ходить, да в общежитии жить. На первых порах вы поможете. А там и мы на ноги встанем, - увещевала дочь родителей.
Мать сидела, слушала. Молчала. Потом устало проговорила.
-Не встанет он на ноги. Совестливый больно. Будет всем уступать дорогу. Вот наш Олесь, тот пробьет себе дорогу. За него я спокойна.
-Поживем увидим, - ответила дочь. И ей назло матери захотелось доказать, что ее инициативы и напора хватит, чтобы даже из совестливого и не пробивного мужчины, сделать успешного офицера и гражданина. Под успехом она понимала карьеру любой ценой и достаток в доме. В ее доме! Отдельно от родителей.
*  *  *
Сразу после Нового года в России объявили о либерализации цен, то есть, цены отпустили на волю. Декабрьская стипендия превратилась в пыль.  Батон хлеба стал стоить дороже стипендии. Родители помочь ничем не могли, почтовые переводы не работали, а вскоре и заговорили на Украине о смене денежной реформы, на смену рублю приходил карбованец. Приехавший после каникул Степан привез  вещмешок картошки, крупу, овощи и доллары, которые дал ему отец. Как только в России отменили статью за валютные операции, доллары стали чуть ли не единственной твердой валютой. Он  делился продуктами с Дмитрием, когда продуктов осталось мало, решили пойти разгружать вагоны. Положение Дмитрия усугублялось тем, что он не взял из дому зимние вещи. Полагал поедет на каникулы, и оденется по сезону. Первый поход на Курский товарный вокзал закончился неудачно, там таких, как они оказалось больше, чем надо. Не только студенты желали разгружать вагоны, но и потерявшие работу рабочие стояли в очереди. Между ними сновали жучки, которые за полцены предлагали свои услуги по трудоустройству. Чуть повезло на Павелецком товарном вокзале, там предложили разгружать ящики с дагестанским коньяком, денег не обещали, предложили в счет оплаты взять по две пятилитровых канистры с коньяком.
-Зачем нам коньяк?! - возмутился Дмитрий, Степан толкнул его в бок.
-Молчи. Продадим...
Так они и пришли в общежитие с четырьмя канистрами коньяка. Степан налил в стакан, попробовал, выплюнул.
-Гадость! Паленка! Сволочи! Хорошо, что спирт не метиловый.
Он знал толк в спиртном, Молдавия производила отменные коньяки. Весь коньяк им продать не удалось. У людей нет денег, им не до спиртного. Половина выпили студенты. Все отметили, это дешевая водка подкрашенная красителем, не отравились, и то хорошо! Продуктами немного помогала  сердобольная Люба, все больше влюбленная в Дмитрия. Да и он привык к ее вниманию, и уже сам не понимал, любит ли он ее или просто привык к ее постоянному присутствию. Теперь они вместе сидели на лекциях, уединялись в аудитории, готовили контрольные, переписывали лекции и целовались. В вечернее время она часто  и уже запросто приходила  в его комнату, и ее девчонки по комнате привыкли к его частому посещению. Да и сами девчонки обзавелись парнями, и теперь это была большая, почти  семейная кампания. Только Степан оставил дома девушку, которую любил, строчил ей письма через день, и старался не мешать Дмитрию, когда Люба задерживалась в их комнате надолго.
В стране объявили о приватизации недвижимости, фабрик и заводов. Выпустили ваучеры. Степан сразу придумал источник заработка. Он предложил скупать их по дешевке и перепродавать подороже.
-Нам ваучеры ни к чему. Мы не собираемся жить в России, - привел он аргумент.
-Это же спекуляция? - напомнил Дмитрий.
-Статью за спекуляцию отменили.
-А где взять исходный капитал? -задал сакраментальный вопрос Дмитрий.
-Вот здесь надо подумать, - заявил Степан. - Придется обратиться за помощью к папаше.
-Ты обратишься к папаше. Мне обратиться не к кому. Я опять сяду тебе на шею? 
-Я дам тебе в долг. А ты отдашь мне из оборота, - предложил Степан.
На том и порешили. Все равно другого выхода не было. Борьба за кусок хлеба превращалась в единственную цель, которая отодвигала на второй план учебу. Благо профессора не очень придирались, им самим не до учебного процесса, зарплату задерживали, а та, что есть, не хватает на элементарное прожитие. Кое -кто из преподавателей намекал, за дополнительную плату готов поставить зачет. Жить становилось все тяжелее. Поднимала голову преступность, молодые парни сбивались в группировки, занимались рэкетом и вымогательством. Их иногда ловили и отпускали. Нет в уголовном кодексе России статьи за рэкет, да и понятия такого ранее не было. Чувствуя беспомощность милиции, они еще больше наглели. На милицию надежд у населения мало. Им также задерживали заработную плату, они теперь промышляют взятками, не гнушаются выпрашивать у предпринимателей помощь на содержание милиции.
Студенты и студентки все чаще вечерами, во время посиделок касались вопросов политики, поскольку сама политика вторгалась в их жизнь. Сидели, спорили, искали ответы и не находили.
-Я не могу понять одно, все мы проголосовали за суверенитет республик,  в надежде, заживем лучше прежнего, а кто-нибудь думал, чем все это может закончится? - спросил Степан, обвел глазами собравшихся в комнате. Теперь уже не было тех застолий и танцев, которыми заполнялись комнаты студенческого общежития. Сидели тихо, беседа текла размеренно, иногда накалялась, начинались споры. Степан продолжал: - Миллионы русских остались за границей. Поверьте, национальные кадры начнут вытеснять их. Сгонять из занимаемых должностей, хотя сами в порой в них ничего не понимают. Будут насаждать национальные языки, многие русские не говорят на местных языках. Это я наблюдаю в своей Молдавии, там уже раздаются голоса о запрете русского языка, вся деловая переписка ведется на молдавском.
-На Украине такая же история, - подал реплику Дмитрий.
-Почему-то все ожидали, что экономика каждой республики воспрянет, поскольку перестанет отчислять средства в союзный бюджет. А забыли, что отдельные заводы и высоко технологические предприятия разбросаны по многим республикам. У России не осталось незамерзающих портов. Трубопроводы проходят тоже по многим республикам, - подтвердил казах Амагельды Сарсымбаев, его все называли на русский манер Аликом. Парень взрослый, он три года поступал в МГУ, и только на четвертый раз поступил. И решил любой ценой институт закончить. Он справедливо полагал, диплом МГУ будет котироваться в любой стране, если даже отношения между республиками не сложатся. Такого же мнения был и Степан, хотя отец его всячески уговаривал вернутся в Молдавию и строить совместный бизнес.
-Кстати, ни Казахстан, ни другие азиатские республики не думали отделяться, пока эти три чудика в Беловежской пуще не объявили о самостоятельности. Центр отвалил, что остается делать окраинам, - высказался Амагельды.
-Ребята, тут и у нас, в России, не все так просто с полномочиями республик, - вклинилась в разговор Люба. - Не все внутренние республики подписали договор о разграничении предметов полномочий между центром и властью на местах. Татарстан, Чечня и Ингушетия отказались подписать и хотели бы выйти из состава России. Как бы мы, русские, тоже не распались на  удельные княжества. Вот будет потеха: государство Уральское, республика Татарстан, великий Чеченский халифат...
-У вас страна большая. Даже если отойдет Чечня с Татарстаном вы все равно останетесь самым большим государством в мире. А вот у нас  Приднестровье объявило об отделении от Молдавии, гагузы тоже хотят пойти по тому же пути. Тогда наше государство на политической карте невозможно будет найти, - грустно заметил Степан. - Наш президент Мирча Снегур создает добровольческие отряды для борьбы с сепаратизмом. А это уже гражданская война, - добавил он.
-Это говорит о том, что ни под каким соусом нельзя позволять сепаратные настроения в республиках, - сказала девушка Света, студентка из Владимира. - А тебе Степа нельзя возвращаться, иначе пойдешь воевать с гагаузами.
-Вот тут и задумаешься, как иным поступить! За целостность республики нужно сражаться. С другой стороны: гагаузы не молдаване, и хотят жить своей жизнью, стоить свою автономию. Что же их насильно нужно сгонять в общее стадо? - высказал свое мнение Степан. - Хотя не понимаю, как будут выживать лоскутные государства без промышленности и экономических связей.
-Интересно, как там у нашего Шато сложилась жизнь? Ведь он парень горячий, наверняка влез в  заваруху по низложению Звиада Гамсархурдиа, - спросил студент Горлов, парень из еще более далекой Томской области.
-Он националист по сути своей, думаю, он сейчас в рядах тех, кто воюет против Осетии или Абхазии, - высказала предположение Люба. - У нас тоже возникают элементы сепаратизма. Вон, в Чечне Дудаев распустил государственные органы управления.
Студент Горлов подтвердил;
-Депутатов избили, а председателя грозненского городского совета Куценко выбросили в окно.
-Какой кошмар! - воскликнула Света. - Насмерть?
-К сожалению. Они уже давно объявили о выходе из состава СССР, захватили склады с оружием. Российские войска выведены из Чечни, - пояснил Горлов. - Там сейчас грабежи и убийства происходят, грабят поезда и грузовые составы, погибают железнодорожники.
-Куда же наша власть смотрит? - спросила Света.
-В том то и дело, что власть нынче слаба, - заметил Дмитрий.
-А еще с Америкой хотели воевать, - пожала плечами Света.
-В России атомная дубинка, потому и не лезут сюда. Они экономически будут вас давить, - подсказал Степан.
-Мы с Америкой теперь друзья, - напомнил студент из Минска Игорь Нестерчук. - Горбачев им все сдал, а Ельцин  эстафету принял.
Вот такие не юношеские разговоры вели студенты вместо того, чтобы плясать, да за девчонками ухлестывать.
-Я часто задумывался, в какой области журналистики я хотел бы работать? Теперь понимаю, буду заниматься политической журналистикой, - сказал уверено Дмитрий.
-Пожалуй, я тоже, - кивнул Амагельды.
-Пора стучаться в различные газеты и предлагать свои услуги в качестве внештатных корреспондентов. Теперь такие времена, учреждается много различных изданий, от бульварных до политических, журналистов не хватает. А мы хотя и студенты, но все же будущие журналисты. Многие с опытом работы, - заявила Люба.
Все посмотрели на нее с уважением.
-Это мысль! - веско высказался Степан.
-После таких серьезных дебатов, я бы выпил, - заявил Слава, студент из Удмуртии. - У вас коньяк весь выдули, или заначка имеется? - обратился он к Степану.
-Разве с такой оравой пьющих студентов что-нибудь может остаться, - отмахнулся от него Степан.
-Опять на голодный желудок спать придется, да еще и на трезвую голову, - притворно повздыхал Горлов.
Двадцать третьего февраля студент из соседней аудитории сказал Дмитрию, что у входа его ждет девушка, просила выйти к ней. Дмитрий пожал плечами, кто бы его мог вызвать, пошел к выходу, пока шел, догадался, позвать его могла только Диана. Действительно, она нервно прохаживалась на ступеньках, увидела Дмитрия быстро пошла навстречу.
-Чего ты так долго?! Меня такси уже полчаса ждет! - заявила она. - На, держи. И сунула ему в руки объемный пакет.
-Что это?
-Там посмотришь. С праздником тебя. Я побежала.
Чмокнула его в щеку, и легкой походкой сбежала по ступенькам в сторону площади перед зданием, на которой стояло такси.
-Погоди!.. - только и успел окликнуть ее Дмитрий, но она не оборачиваясь помахала рукой, села в такси и уехала.
В комнате он развернул пакет, в нем оказалась пуховик, теплая зимняя куртка. Ими заполонили все вещевые рынки. В душе у Дмитрия похолодело. Не хватало еще, чтобы девушка делали ему подарки, притом такие дорогие. Степан увидел, присвистнул:
-Это откуда у нас такое богатство?
-С неба упало, - буркнул Дмитрий, недоуменно вертел в руках куртку, несколько ошеломленный поступком Дианы.
-Бедная Россия поднимает экономику  Вьетнама, - кивнул на куртку Степан.
Дмитрий торопливо свернул куртку и вновь засунул ее в пакет. Сел на кровать, задумался, как ему поступить. Засунул куртку глубоко под кровать. На следующий вечер он поехал к Диане. Убедился, что окно ее светится, поднялся на ее этаж, позвонил в дверь условными с первого раза  тремя короткими звонками. Дверь тот час распахнулась, на пороге стояла Диана в домашнем халатике, с веником в руке.
-Я запоздало подумала, что ты принесешь мне ее обратно, - сказала она.
-Я не могу принять от тебя такой подарок, - решительно заявил Дмитрий.
-Заходи, - посторонилась она.
Дмитрий зашел, остановился у порога. Протянул ей пакет.
-Это не подарок, - заявила она. - Это благотворительная помощь.
-Все равно не могу, - упрямо мотнул головой Дмитрий.
-И что же ты прикажешь мне с ней делать? Брата у меня нет. Выбросить жалко. А тебе она в самый раз. Зима еще не закончилась.
Она прошла в комнату, оставив дверь открытой, оттуда проговорила:
-Заходи, чаю попьем. У меня тортик по случаю имеется. Поклонник угостил.
Дмитрий вздохнул, снял ботинки, прошел в комнату. Положил пакет на диван, сел рядом и положил руку на пакет.
-Тебе родители дали деньги на пропитание. Знали бы они на что ты их тратишь, - укоризненно  проговорил Дмитрий. Диана только носиком покрутила.
-Скоро восьмое марта, чем я смогу отблагодарить тебя?  - спросил Дмитрий с долей иронии в голосе, поскольку с его финансовым положением денег не хватает на пропитание.
-Шубу подаришь мне норковую. Садись к столу.
Она налила в чашку чай, отрезала торт, потом спохватилась.
-Погоди, ты же голодный. Я сейчас… - и умчалась на кухню.
-Ничего мне не надо! - только и успел крикнуть Дмитрий. Через некоторое время она появилась с бутербродами.
-Ешь. Торт потом, - и отодвинула блюдце с куском торта.
Дмитрий испытывал голод, гордость не позволяла наброситься на бутерброды, Диана заметила его замешательство, решительно пододвинула тарелку, сказала:
-Не уйдешь, пока не съешь.
-Дина, чем можно объяснить такое внимание ко мне? - спросил Дмитрий, осторожно взял бутерброд, откусил, не спеша стал жевать. Не хотел, чтобы девушка видела насколько он голоден.
-У меня меркантильный к тебе интерес, - заявила она. - Ты станешь известным журналистом. Я - известной актрисой. Ты будешь писать обо мне хвалебные статьи, - и лукаво посмотрела на парня.
-А куртка - это взятка? Я могу не состоятся как журналист, а ты никакой актрисой, что тогда? - возразил Дмитрий.
-Такого не может быть. Мы оба целеустремленные и тщеславные молодые люди. Ты же видел меня на сцене, хвалил. И Пашка говорил, что у тебя хорошие контрольные работы на заданную тему. Значит, все у нас сложится.
-Если ты станешь хорошей актрисой, тебя и без моих статей заметят. А я тем более не смогу писать о тебе хорошо, помня, что я куплен тобой этой курткой, - отхлебнул он чай, и приподняв брови, посмотрел в упор на Диану.
-Хорошо! Тогда я скажу тебе, что решила одарить тебя, потому-что ты нравишься мне, и весьма жаль, что ты зимой ходишь в осенней куртке, ты заболеешь, и мне будет жаль тебя вдвойне.
-Не заболею. У меня майка, рубаха, свитер. Я как капуста.
-Я серьезно, сравнивала тебя с многими своими возлюбленными, и они привлекают меня меньше, чем ты. Многие бы взяли  куртку и спасибо забыли сказать, - уже серьезно сказала Диана.
-У тебя так и не появился тот единственный, для которого ты бережешь себя? - спросил Дмитрий, чтобы как-то отвлечься от скользкой темы.
-Нет. Но я решила больше не воздерживаться. Тем более мой сокурсник очень усиленно пытается влюбить меня в себя. Не Бог весть что, но на безрыбье и рак рыба. Поняла, идеала мне не встретить. Тебе я безразлична. Пора удариться во все тяжкие. И уже бы ударилась, только вспоминаю тебя и мне становиться совестно. Ты не от мира сего. Провинциальное воспитание все же благороднее, не так среда развращает, - говорила Дина, и Дмитрий не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
-Тебя вот не  развратила, - напомнил Дмитрий ей ту ночь, когда он ночевал у нее на другом диване.
-Я исключение. Если бы мои родители не считали меня всю мою молодость беспечной, легкомысленной, я назло им вела себя менее достойно, а сама, назло им, блюла себя.
Дмитрий приподнял брови от удивления, надо же чем руководствуется девушка в своем стремлении что-то доказать родителям и себе!
-Они могут об этом не узнать. Если оступишься, они так и будут считать этот поступок продолжением твоего поведения. Не лучше ли тебе покаяться, и поговорить с ними серьезно. Судя по тому, как они о тебе заботятся, - он обвел рукой комнату, -  они тебя любят.
Девушка помолчала, внимательно посмотрела на Дмитрия.
-Ты заходи ко мне почаще, - попросила она.
-Дина, у меня есть девушка, - признался Дмитрий. - Она так самозабвенно обо мне заботиться, что было бы свинством отвергнуть ее. Она любит меня, - серьезно проговорил он.
-А ты ее? - живо спросила она.
-И я ее, - не так уверенно произнес он, и она заметила его заминку.
-Твоя порядочность не позволит изменить ей, поскольку она твоя женщина. Правильно я думаю? - спросила она. Дмитрий кивнул. - Я даже полагаю, не ты добивался ее, она воспользовалась твоей неопытностью, - с усмешкой проговорила Диана. Она подперла ладонью лицо, смотрела на Дмитрия снизу вверх,  в глазах чуть затаенная улыбка.
-Ты не права. Она не пользовалась моей неопытностью. Она предлагала  остаться  друзьями, а я не устоял. И я не могу появиться перед ней в новой куртке, она знает, что у меня нет денег. А врать как-то не хочется.
-А почему бы тебе не сказать, что я по дружбе подарила тебе вещь? Ведь между нами ничего не было.
-Девушки не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. Тем более, когда дарят дорогие подарки. Не хватает мне еще и альфонсом оказаться.
Диана вскочила. Заговорила со злой интонацией в голосе:
-Послушай! Я сделала тебе подарок, потому что очень уважаю тебя. Ты настоящий. Ты не льстил мне. Ты не домогался меня. Тебя не прельщала моя квартира. Тебе от меня ничего не надо. И мне от тебя тоже! Могу я подарить вещь тому, кому хочется?! И я тебя очень прошу, прими этот подарок хотя бы до весны, а потеплеет, принесешь мне и я отдам ее бомжу.
Дмитрий молчал. Принять подарок он не мог. И отказать - обидеть ее. Ведь помыслы ее чисты. Он помнит, как в Измаиле, проходя мимо ювелирного магазина, видел в окне на витрине ювелирные изделия, он мечтал, если бы у него были деньги, он купил бы Эсфирь самое дорогое украшение. И был бы счастлив, если бы она приняла его.
-Ты ставишь меня в очень неудобное положение. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Более того, я был влюблен в тебя с того первого раза, когда увидел тебя. Полагал,  ты девушка Павла, и не смел даже намеком сказать тебе о своем чувстве. А сейчас я не могу предать девушку, которая доверилась мне, - горячо проговорил Дмитрий.
-Эта та, с которой я тебя тогда встретила? - спросила Диана.
-Да. Ты пойми, между нами стоит не только моя девушка, мое неравное с тобой положение, вообще становится непреодолимой преградой.
-Дурачок, - тихо сказала она.
-А главное, моему хрупкому нарождающемуся чувству к тебе, и твоему уважению ко мне встанет непреодолимой силой эта злосчастная куртка. Я впредь не смогу подойти к тебе,   всегда буду думать, это благодаря твоему подарку я стараюсь услужить тебе, не знаю... Мои поступки будут всегда  выглядеть глупыми, - старался он оправдать свой отказ от подарка.
Диана решительно встала, взяла куртку.
-Хорошо. Я повешу эту куртку в шкаф. Когда я выйду замуж, ты сможешь принять ее в подарок от меня, как от друга, - сказала она.
-Как вариант, - согласился Дмитрий.
Они долго стояли на пороге, все никак не могли распрощаться, такое чувство, что они расстаются на полуслове, чего-то недосказав друг другу важного.

В общежитии в комнате сидели Степан и Люба, оба готовились к завтрашней контрольной по основам журналисткой деятельности. Увидев вошедшего Дмитрия, она глянула на его руки, он догадался, что Степан рассказал о куртке. Люба подтвердила:
-Говорят ты тут появлялся с обновой?
Отступать было некуда, он сказал правду:
-Диана сделала подарок к мужскому празднику, я вернул его ей.
-Почему вдруг она делает тебе подарки? - округлила она глаза.
-Сказала, что уважает.
Люба хмыкнула.
-Я многих ребят уважаю в нашей группе. И декана уважаю. Однако  подарков никому не делаю. Тебе готова сделать скромный подарок, -  она показала ему носки, - потому, что я не только уважаю тебя, но и люблю.
-Спасибо.
Он разделся, устало сел, смотрел на Любу.
-Пойдем, я тебя накормлю, - позвала она.
Дмитрий был сыт. Но признаться в этом не захотел.
-У меня что-то с животом… Ужинай без меня.
Ему почему-то в эту минуту хотелось, чтобы она ушла.

* * *
Служба для Николая протекала не так, как он ее представлял, когда учился в училище. Единоначалие нарушилось из-за идеологических убеждений.  Офицеры в большей части разговаривали между собой по-русски, под давлением сверху приказы издавали на украинском, команды подавали на украинском. В остальном высказывали свою отрицательную точку зрения на все происходящее к вящему неудовольствию выходцев из западных областей Украины. Негласно стали разделяться на приверженцев русского языка и украинского. Поскольку Львов исторически расположен в западной части страны, большинство жителей говорили по-украински. Но не это являлось основополагающим водоразделом между русскоязычными и сторонниками украинского языка. Не все могли согласиться с утверждением, что насаждаемая  солдатам и  молодежи в городе мысль о том, что Украина всегда боролась за самостоятельность и отделение от России, а воины украинской освободительной армии истинные борцы за свободу Украины, - единственно верна. Командир батальона уроженец Крыма, майор Гриценко Григорий Богданович, его перевели во Львов еще до распада СССР, высказался по этому поводу однозначно: «Не добили их после сорок пятого...». Теперь крымчанин рвался назад, его не отпускали. Не потому, что там не было вакансий, не хотели отпускать туда прокрымски настроенного офицера. Легче уволить. Крым бурлил, там большинство населения говорили по-русски, Крымская автономная республика Верховным советом переименована в Республику Крым. Образовались партии, которые противоречили конституции Украины. Командир батальона поддерживал своих крымчан, и крайне был недоволен националистическими выходками своих подчиненных. Его заместитель, выходец из Ивано-Франковска, чувствуя поддержку радикально настроенных офицеров и городских властей, явно игнорировал приказы своего командира, исполнял их с явной издевкой. Командир роты поддерживал своего земляка и настороженно относился к офицерам, прибывшим в свое время служить из восточных областей. В пику им крайне вызывающе вел себя Олесь Омельченко. Он с товарищами отрицал всякую возможность сближения с Россией, для него первоочередной задачей было сближение с западом, для чего он через командира полка добивался ввести в полку изучение западных образцов вооружений. Пестовал социал-националистическую партию, объявил, что будет баллотироваться в местные органы власти.
-Киев нам не  указ, - не один раз он говорил Николаю, - мы, западники, законодатели мод. Они должны ориентироваться на нас, брать пример с нас. У них в правительстве и Раде слишком много засело пророссийских политиков, а это недопустимо.
-Львов - прям таки столица мироздания, - бурчал недовольно Николай.
-А как же! - довольно констатировал Олесь. - Тебе тоже пора определиться с кем ты.
-Я бы хотел быть вне политики. Военные должны исполнять политическую волю руководства, защищать родину. Митинговать - удел уличной шпаны, - недовольно отзывался Николай.
Олесь недовольно засопел.
-Нельзя в такое время быть вне политики! И что в тебе нашла Галка, - негодующе проговорил Олесь. - На гитарке бренчишь, да мозги ей пудришь. Делом нужно заниматься! Историю творить!
Отношения Николая и Галины Омельченко приобрели характер «плотной дружбы, плавно перетекающей в любовные», - так Николай охарактеризовал свои отношения с сестрой Олеся. Они начали встречаться после того новогоднего вечера, к вящему неудовольствию родителей. Они даже просили Олеся походатайствовать перед руководством, чтобы Николая отослали служить куда-нибудь в дальний гарнизон. Галина услышала разговор матери с братом, заявила, она поедет за ним на край света. Они будут настаивать на бракосочетании своей дочери с сыном депутата городского Совета. Эти настроения в семье подстегнули Галину к более решительным действиям. Она сама неожиданно для Николая явилась вечером к нему в общежитие, хотя ранее они встречались исключительно в театрах, кино, целовались в парке, в подъезде дома, куда он провожал ее после свиданий, она спрашивала его:
-Ты любишь меня?
-Люблю.
Николай был искренен. Галина все же красивая девушка, в такую нельзя не влюбиться. Характер сложноват, так это по молодости, в семейной жизни все наладится.
-И я тебя люблю, - говорила она и торопливо на прощание целовала.
Сейчас она застыла на пороге, решительно заявила: она готова остаться жить у него и разделять все армейские его невзгоды. Крайне удивленный поступком девушки Николай озадачился:
-Галя, у меня за душой все, что ты видишь, - показал он на голые стены комнаты. - Нам даже зарплату за последний месяц не выдали. От рублей отказались, а свою валюту еще не ввели.
-Ты говорил, что любишь меня.  Если ты ошибался, тогда я уйду, - заявила Галя, и демонстративно взялась за дверную ручку.
-Нет, что ты, Галя, я потому и хочу тебя оградить от бытовых невзгод, потому что люблю тебя. Опасаюсь, твоя любовь пройдет, а бытовые проблемы останутся. Ты первая пожалеешь, что пошла на этот шаг, - попытался отговорить девушку Николай. - Ты красивая, достойна более лучшей партии. Родители  не простят тебе подобного мезальянса.
-Я готова, Коля, перенести с тобой любые трудности, - заявила девушка.
Он взял ее за руку, ответ от двери, обнял, прижал к себе. Николай понимал, девушка выросла в достатке, и она не понимает, как  трудно ей будет столкнуться с действительностью, когда порой не на что купить самого элементарного.
Галина казалось не слышала его увещеваний.
-Ты все же не любишь меня,  - капризно проговорила она, и глаза ее расширились.
-Люблю, Галя, люблю. Именно поэтому не хочу, чтобы ты потом жалела о своем шаге.
Девушка обняла Николая, потянулась к его губам. После поцелуя, тихо сказала:
-Я все решила. Останусь с тобой.
-Олесь убьет меня, - улыбнулся он.
-Ты его боишься?
-Нет. Это право брата отстаивать честь сестры. Давай пойдем к родителям, я, как положено, попрошу твоей руки, - предложил Николай.
-Они могут отказать. А после того, как я не приду домой ночевать, расскажу, что  провела ночь у тебя, им деваться будет некуда, - сказала она.
-Они поднимут на ноги всю львовскую милицию. Ты ранее дома не ночевала? Было такое? - недоверчиво спросил Николай.
-Было. Редко. Я позвоню, скажу, заночевала у подруги, чтобы не беспокоились. А утром расскажем о моем грехопадении, и объявим о своем решении пожениться, - предложила она.
-Как у тебя все просто. А на что мы будем жить? И где? Здесь? - похлопал он ладонью по крышке стола.
-Я все продумала! Мы снимем на первое время квартиру. Ты сейчас не думай ни о чем. Завтра будем думать, а сейчас я хочу быть с тобой, - потянулась она к нему,  счастливо засмеялась, повалила Николая на кровать, придавила собой, и начала целовать его, приподнималась над ним и спрашивала: «Любишь?» - «Люблю!» - подтверждал Николай.
Они опомнились от поцелуев, когда в комнате уже стемнело, вспомнили, нужно позвонить родителям, выскочили всего на минутку, девушка позвонила домой, затем вернулись и начали любовные игры. Он целовал ее, щекотал, медленно расстегивал кофточку на груди, целовал ложбинку, в любовной неге они катались по кровати, и все спрашивали: «Любишь?» - «Люблю!» - «А ты меня?» - «И я тебя!».
Утром счастливые, уставшие, все никак не могли выбраться из постели. Только Галя пыталась встать, Николай останавливал ее поцелуями, он тоже не мог оторваться от девушки, благо день выходной от службы. Наконец, он вскочил, надо же хотя бы заварить чайник, купить печенье. Он быстро оделся, Галя наблюдала за ним, томно потягивалась в постели, наблюдая за ним своими карими призывными глазами:
-Никогда не думала, что так сладко целовать и обнимать мужчину, - томно высказалась она.
-А я никогда не видел при свете тебя обнаженной, - засмеялся он и сорвал с нее одеяло. Она стыдливо дернулась, потом вспомнила, он теперь навеки ее мужчина и нарочито вытянулась, демонстрируя свои прелести.
-Ну как? - самодовольно спросила она, зная, ее фигура  безупречна.
-Богиня! - похвалил новоиспеченный любовник, без пяти минут муж, наклонился и поцеловал шейку, губы, грудь. Она обхватила его за шею.
-Не пущу, - счастливо заворковала она на ухо.
-Пусти. Я быстро, - пообещал он.
Он выскочил за пределы городка к ближайшему магазину. И встретил Олеся, который в выходной день по графику дежурил по роте. Тот сообщил:
-Все! Прозевал Галку. Не ночевала дома. Сказала у подруги. Только не верю я. Баба она видная, не устояла, сучка.
Николай не стал его разочаровывать, только пожал плечами, дескать, сожалею, и побежал дальше. Денег у него кот наплакал. И все же он на последние деньги купил к чаю печенья, сладостей, не задумываясь, как и на что он будет жить дальше. Когда пришел, Галка уже встала, умылась, прибрала постель.
-Олеся встретил, - сообщил он. - Сказал, что ты не ночевала дома, ушла от меня к другому. Не поверил, что ты у подруги ночуешь.
Галя рассмеялась.
-И правильно не поверил. Я у друга ночевала.
-Для Олеся будет сюрприз.
-Плевать на него, - беспечно отмахнулась девушка. - Давай чай пить.
После чаепития, Николай спросил, как здесь принято свататься?  Он заметил обряды здесь совершенно отличаются от придунайских, он уже проворачивал в голове, кого из сослуживцев попросить исполнить роль свата. Остановился на молодом лейтенанте Александре Бойко, только недавно пришедшем служить в полк, и его назначили служить командиром взвода. Хороший парень, родом из Белой Глины, где у него остались родители и девушка, которая обещала его дождаться до первого отпуска, и тогда они сыграют свадьбу. Они стали приятельствовать,  теперь Николай, как ранее его Олесь, водил молодого взводного по городу показывал «злачные места». Пожалуй, его можно попросить быть сватом и потом свидетелем в ЗАГСе. Девушка укоризненно посмотрела на него, сказала с иронией:
-Какие сваты?! Брось ты эти старомодные обычаи! Сейчас пойдем к родителям, объявим им, что мы уже муж и жена. Сегодня же воскресение? Они дома. А в ЗАГС заявление подадим завтра. Мама выдаст мне справку, что я на шестом месяце беременности, и нас распишут без предварительного срока, - рассудительно проговорила Галя.
-Прагматичная ты, - покрутил шеей Николай. - Как родители отнесутся ко всему этому? Как снег на голову!
-Плохо отнесутся, - успокоила его Галя. - Только куда им деваться. Я поставлю их перед фактом. И признаюсь, что это я тебя совратила, а не ты меня.
Николай притворно почесал затылок.
-Если уж ставить перед фактом, то может быть с брачным свидетельством? Втихую распишемся и вот, пожальте! Тогда в их глазах ты не станешь падшей дочерью. Тебя не в чем будет упрекнуть. Мало ли как дальше сложится. Все равно ты эту ночь переночевала у подруги, пусть так и думают, - предложил Николай. Девушка задумалась.
-Возможно, ты прав, - медленно произнесла она. Потом с подозрением спросила: - А ты не передумаешь? Добился своего и в кусты?
-Ну что ты такое говоришь?! - обнял ее, а сам подумал: Разве я добивался ее, сама ведь пришла. Эта мысль тут же улетучилась, когда Галя кошечкой потерлась своей щекой о его подбородок и преданно заглянула в глаза.
-Только я не смогу так долго ждать. Ведь тогда нам придется месяц скрываться, а я теперь хочу только с тобой засыпать и просыпаться, - проговорила она.
-Месяц можно потерпеть, - мягко проговорил он, взял ее руки, чтобы у нее не возникла мысль, что он любой ценой хочет избежать брака. - За это время я подыщу съемную квартиру.
-У тебя есть деньги, чтобы ее снять? - с усмешкой спросила она.
Николай замялся. Деньги, действительно задерживали, в канцелярии сказали, что в ближайшие дни зарплата не предвидеться. Правда, если треть зарплаты оставить кассиру, тогда деньги могут выдать за позапрошлый месяц.
-С деньгами худо, - признался он. - Но и родителями  жить как-то несолидно. Взрослый человек, муж, офицер, и сразу садиться на шею родителям. Несолидно как-то!
-Ты же не виноват, что  наша армия такая нищая.
-Да вся страна нищая! Говорили, вот отделимся от России, заживем! Отделились! Купоны в фантики превращаются. Пока нам выдадут их, они еще в два раза обесценятся, - с досадой произнес Николай.
  -Слушай, а откуда у Олеся доллары водятся? Он же не получает зарплату в долларах? - спросила Галя.
-Олесь со товарищи военное имущество на сторону толканет, - произнес Николай.
-Это же подсудное дело?!
-Подсудное, - подтвердил Николай. - В любом нормальном государстве.  При нашей общей неразберихе, учет ведется из рук вон плохо. У нас после ухода российских войск, знаешь, сколько неучтенного оборудования и техники осталось? Вот они его и дербанят, - пояснил он девушке.
-А ты почему не участвуешь в этом? Думаю, один Олесь такое бы не провернул. Значит в этом командиры замазаны.
-Правильно думаешь. Младшие офицеры к разделу пирога не допускаются. Олесь воспользовался своими связями, он вообще пригрозил командиру батальона расправой. Молодчики из его партии один раз окружили дом батальонного, пригрозили ему и его семье, если тот вздумает обижать их командира, ему несдобровать, с тех пор он стал тише воды, ниже травы, - выдавал он секрет участия брата в противоправной деятельности.
-Да, он с ними носится похлеще, чем с солдатами призывниками, - проговорила Галя. - Только учитывая нашу дальнейшую жизнь, ты все же помогай брату. Я попрошу его сама об этом, - заявила она.
Николая покоробило от ее настойчивой просьбы, но он промолчал. Не очень верил, что Олесь захочет видеть его в кругу своих подельников, а обижать отказом будущую жену не хотел.
В конце концов они все же решили,  месяц потерпят, поживут врозь, а завтра они подадут заявление в ЗАГС.

* *  *
Спекуляция ваучерами у Дмитрия не заладилась. Как-то не хватало ему совести уговаривать старушек продать ваучер по бросовой цене, чтобы продавать по завышенной. Ко всему прочему, возникла конкуренция, жучки всех возрастов шныряли по улицам с тихим призывом: «Меняю ваучеры, по выгодной цене, меняю ваучеры!», как грибы открывались  полуофициальные пункты обмена ваучерами. В итоге у него едва хватило рассчитаться с долгом Степану, и он опять остался при своих. У Степана дело продвигалось лучше. Все же коммерческая жилка у него более развита, не зря он в юности с отцом продавал вино. Хотя и он согласился, это был не тот вариант, на котором можно сделать хотя бы небольшой задел на будущее. Власти обещали, что цены на продукты питания, и все остальное, вырастут в пять раз, они выросли в сорок раз.
Наступала весна. Грязные потоки текли по улицам. Москва серая и тусклая, московские власти во главе с мэром Гавриилом Поповым занимались в большей степени политикой, митинговали, и не занимались благоустройством. Студенты потешались над высказыванием Попова тремя годами раньше, когда он выступал за перезахоронение Хрущева у Кремлевской стены. И это в то время, когда многие высказывались  перенести прах всех похороненных в стене куда-нибудь на кладбище. И Ленина советовали  вынести из Мавзолея, и перезахоронить его рядом с матерью в Ленинграде. Так же поговаривали, что Попов часто посещал американское посольство, ориентировался на американскую форму правления, поддерживал во всем Горбачева, знал о готовящемся перевороте, сказал об этом американскому послу, тот, якобы, передал Горбачеву, но он не поверил. Об этом узнали гораздо позже, когда арестованный Янаев показал, что они не трогали должностных лиц, и даже не сняли с должности Гавриила Попова, хотя знали, что все секреты он относит американцам. Именно при Попове в Москве началась интенсивная приватизация квартир, предприятий, учреждений, торговых и иных площадей недвижимости. За которые тут же вклинился в борьбу криминалитет. Власть мало обращала на это внимание, им все равно было, в чьи руки попадет государственное добро, и кто будет владеть той или иной недвижимостью. Надо было быстрее отчитаться, что они впереди «планеты» всей.
Дмитрий усиленно штудировал английский и французский языки. Знал, ему, как журналисту, придется общаться с иностранцами, и вообще, каждый уважающий журналист должен знать иностранный язык. Французский ему давался сложнее, произношение и грамматика никак не застревали в голове, он злился, швырял учебник на стол, Любаня с удивлением смотрела на него. Он оправдывался:
-Не понимаю, как французы научились так гундосить в нос, и что у них за произношение?!
Люба в ответ только смеялась, ей французский давался легко.  Хотя у английского грамматика тоже не подарок.
Павел все реже появлялся на занятиях.
-Ты чего сачкуешь? - спросил его Дмитрий.
-Папаше помогаю. Он с коллективом приватизировал универмаг, который теперь гордо называется торговым комплексом, и в котором работал директором. Я сейчас через подставных лиц скупаю ваучеры его продавцов, рабочих, шоферов. У торговым дома должен быть один руководитель, иначе в управлении сплошной бардак, лебедь рвется в облака, а щука тянет в воду, - пояснил он.
-А бывшие продавцы станут теперь его холопами? - спросил Горлов, студент появляющийся сразу, как только приходил Павел.
-Что ты несешь? Они останутся теми же продавцами, кем и были ранее.
-А при ваучерах они были бы совладельцами, - напомнил Дмитрий.
-Так экономика работать не будет. Не могут быть все владельцами. Кому -то работать надо. Кстати, это происходит во всей Москве, полагаю, по всей России. Жаль, что я не поступил на экономический факультет, или на юридический. Журналистика теперь никому не нужна. Вы живете в этих институтских стенах, и не знаете, что делается за ее пределами, - отбивался Павел.
-В этом ты прав. Все же я хочу закончить этот факультете. А тебе еще не поздно перевестись, - напомнил ему Горлов.
-Ладно, посмотрим, что нового тут у нас? Ты еще не расстался с Любаней? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Надо же, как она тебя приворожила, - восхитился товарищ.
Дмитрий ничего не сказал. Он не стал другу говорить, что встречался с Дианой. А встреча прошла при инициативе Дианы. Она без особой радости сообщила о том, что решила выйти замуж. И при этом смотрела на Дмитрия, как он отреагирует на эту новость. Он плохо отреагировал, нахмурился, притих, потупился, помолчал, грустно спросил:
-Кто этот счастливец?
Он давно понял, к Любе он не испытывает большой любви, он испытывает к ней чувство благодарности за ее заботу, ласку, участие, привык к ее присутствию рядом, все вокруг знают об их отношениях, многие студенты и студентки к концу второго курса разбились на пары. Это был зов молодого тела к горячей девичьей плоти, часто принимаемая за любовь. Он хорошо к ней относится, полагает, что по окончании жениться на ней, поскольку после всех этих отношений бросить ее, было бы верхом свинства с его стороны. Но всегда, когда он общался с Дианой, с особой ясностью сознавал, именно ее он бы смог любить так, как когда-то любил в юности еврейскую девочку Эсфирь. Но он запретил себе об этом думать. Любят же фанаты заочно актрису Гурченко или певицу Пугачеву, понимая, они никогда не окажутся рядом.
-Мой однокурсник, - пояснила Диана, при этом сморщила носик. - Очень талантливый мальчик. Говорит,  любит меня. У него папа народный артист республики.
-Помнишь, я точно так же сказал, что Люба любит меня, ты тут же спросила: а ты ее? Вот и я спрашиваю: а ты его?
Они прохаживались по аллее Воробьевых гор, она тут же остановилась, повернулась к Дмитрию и решительно сказала:
-И я его. Все же главное в том, что он любит меня, - сделала ударение на слове «он». - Мне уже засиживаться в старых девах возраст не позволяет. Ты же в жены меня не позвал, - усмехнулась она.
-А ты бы согласилась? - не поверил Дмитрий.
-Подумала бы.
-Да какой из меня муж?! - отмахнулся  Дмитрий. - Хотя и студент твой такой же, если бы не его папа - народный артист. Полагал, ты выйдешь за солидного дядю, который был бы тебе опорой, сильной натурой, которого бы ты боготворила. А ты почему-то выбрала пацана. Из-за его отца? - спросил он.
-Нет. Так уж решила! Надоело одной вечерами сидеть дома или шляться по тусовкам. А он ходит за мной, как теленок на привязи, без материальных запросов, я и подумала, пусть будет рядом тот, кто любит меня. Я может быть и не полюблю никого в полной мере, что же мне теперь одной оставаться? - остановилась, повернулась корпусом  к нему. - Не могу понять твоего ко мне отношения, чем я для тебя плоха? Почему ты не добивался меня? Я ведь видела, как ты смотрел на меня? Полагала, любишь.
Дмитрий помялся.
-Ты слишком для меня хороша, - со вздохом проговорил он.
Она поджала губы и пошла вперед. Он догнал ее, пошел рядом, не поворачиваясь она серьезно проговорила:
-Ни ты, ни я, не будем счастливы в этих браках.
-Почему же? Ведь ты замуж выходишь по любви, я женюсь тоже… - и осекся от ее косого взгляда.
На прощание она попросила:
-Поцелуй меня, Дима.
Он слегка поцеловал ее холодные губы.
-Да не так!
Она обхватила его шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы.
-Прощай, - сказала она.
И уже когда отошла на приличное расстояние, обернулась и сказала:
-А куртка твоя висит. Сейчас уже весна. А осенью приходи, - и помахала рукой.
В тот вечер Дмитрий не находил себе места. Ему было так тяжко на душе, словно он потерял близкого человека. Не мог представить Диану в постели с другим мужчиной. Люба заметила его состояние, спросила:
-Ты пару схлопотал по контрольной?
Он посмотрел на нее и спросил:
-Люба, ты все еще любишь меня?
Она удивленно посмотрела на него:
-Что за глупый вопрос? Конечно! Еще в большей степени, чем раньше. А почему ты спросил?
*  *  *
Свадьбу играли в ресторане. Подвыпившие многочисленные родственники, о существовании которых Николай до вчерашнего дня не подозревал, кричали «Горько -о -о!!!», он целовал губы новоиспеченной жены, хмурился, садился и сосредоточенно смотрел в тарелку. Ему надоело сидеть среди этой шумной, незнакомой ему кампании, терпеливо ждал  окончания торжества. Хмельной Олесь лез к нему с объятиями, громко кричал, что они теперь не только однополчане, единомышленники, но и родственники, а точнее шурины. Потом воспользовался, когда Николай  вышел из-за стола, обхватил его за плечи, пьяно зашептал на ухо:
-Раз теперь мы с тобой родственники, так и быть, возьму тебя в долю, - заявил он.
-В какую еще долю? - посмотрел косо через плечо на шурина.
-Там узнаешь. Должен же ты достойно содержать молодую жену. Кстати, как она там?.. - поводил глазами и глумливо захихикал.
-Нормально, - сбросил он руку с плеча.
Невеста в подвенечном платье была особенно хороша, Николай любовался ею, про себя подумал: «Если бы ее красота соответствовала характеру!». А характер у нее оказался жесткий, это Николай почувствовал за месяц до свадьбы, когда Галя начала командовать им, как фельдфебель солдатом, капризничать, требовать излишнего внимания, хотя служба не позволяла быть им вместе столько, сколько бы ей хотелось. Она не считалась ни с чем, ни с его безденежьем, ни с задержками на службе, ни с его личным временем, которое он иногда тратил на изучение украинского языка или материальной части новых американских образцов стрелкового оружия.  Она хотела, чтобы он смотрел только на нее. Полагала, что коль природа наделила ее красотой, то и ее избранник должен ею любоваться, и исполнять ее капризы.
Родители Николая не приехали. Так они договорились по телефону. В связи с денежной реформой, денег почти ни у кого не было. Даже родители Галины, которые несравненно состоятельней родителей Николая, и те вынуждены были взять в долг у Олеся доллары. Николай пообещал родителям, они через месяц приедут в Измаил и повторят торжество.
После свадьбы молодые поехали в съемную квартиру.
-Представляешь, мои предки полагают, это у нас первая брачная ночь, - сказала Галя, оставшись наедине с Николаем. - Только Олесь не верит, что мы до сегодняшнего дня воздерживаемся.
И при этом залилась мстительным смешком, торопливо снимая с себя подвенечное платье. Николай вздохнул, ничего не ответил. Он так устал от свадебного мероприятия, что его уже не волновала женская нагота.
Летом Галя заканчивала институт, становилась дипломированным учителем украинского языка и литературы. Она готовилась работать в школе и давать уроки украинского языка. Украинский стал очень востребованным, его изучали врачи, инженеры, военные, чиновники. Вся официальная переписка велась на украинском языке. Командир батальона майор Гриценко возмущался:
-Я украинец в двадцать пятом колене, учился в Симферополе в русской школе, заканчивал военное училище в Киеве на русском языке, все вокруг говорили на русском, а теперь мои дети вынуждены учиться на украинском языке. В химии, физике нет терминов на украинском, так некоторые лингвисты умники выдумывают новый язык.
И покосился на Николая, которому не доверял. Все же родственник одному из одиозных офицеров.
-Балом правит сатана, - неожиданно для майора высказался Николай.
Майор удивленно посмотрел на молодого офицера, потряс в воздухе листом приказа.
-Написан мелким шрифтом для экономии бумаги. Глаза сломаешь. С кем же мы воевать собрались, если даже на бумаге экономим. Не говоря уж о боеприпасах, технике и снабжении. Скоро за свой счет форму покупать будем, - и при этом стучал кулаком по столу.
Семейная жизнь требовала от Николая новых решений. В условиях безденежья, он принял предложение Олеся, участвовать в полуподпольной распродаже военной техники. Под предлогом, что Украине не нужна устаревшая советская техника, он совместно с командиром роты списал два БТР, как не подлежащие ремонту. Хотя бронетехника была исправна. Встречался с посредниками, которые готовы купить машины, оговаривали цену. Те сначала предлагали купить в рассрочку, Олесь предупредил не соглашаться, иначе не увидишь ни денег, ни машин. Торг длился три дня. Николаю противна вся эта возня, но назвался груздем, полезай в кузовок. Он так же понимал, чуть политика повернется не в том направлении, в каком ее себе представляет Олесь и его покровители, как они первыми загремят под трибунал за разбазаривание военной техники, а вернее - за ее хищение. И сядут как раз вот такие младшие офицеры - шестерки, командиры повыше останутся в стороне. От выручки БТРов ему досталось всего несколько сот долларов, однако и этих денег хватало на безбедную жизнь целый месяц. Ведь за один доллар давали 450 карбованцев. Когда он дома Гале показал доллары, глаза ее алчно загорелись, она тут же начала прикидывать, что из одежды и золотых украшений они купят в выходной день. Она видела в магазине такое восхитительное кольцо, которое теперь она непременно купит.
-Галя, нам нужно думать о своей квартире, - напомнил Николай беспечной жене. - Откладывать и тратить очень экономно, иначе мы всегда будем жить в съемных квартирах.
Она только беспечно отмахивалась.
-Возьмем кредит в банке. Тряхнем родителей. Твои разве нам не помогут? - спрашивала она не отрывая взгляда от долларов. Они заворожили ее, загипнотизировали, и эта алчность была неприятна Николаю. Ему бы стукнуть по столу кулаком, накричать, показать, кто в семье хозяин, а он не мог. Не мог нарушить в душе то благоговейное чувство к ее внешней красоте. Он видел, как офицеры смотрели ей вслед, если он появлялся с ней в районе расположения части. Да и просто прохожие обращали внимание на нее. Все было при ней: и фигура, и волнистые каштановые волосы, и белая кожа, и утонченные черты лица. Не было только надлежащего воспитания. В семье культивировался культ стяжательства и злость на прежнюю советскую власть, которая не позволяла им открыто обогащаться. Теперь они наверстывали упущенное в полной мере.
-Мои не помогут, - жестко сказал он. Мне уже пора помогать им. Они же не знают о том плачевном состоянии, в котором находится армия.  Я учился на полном государственном обеспечении. А теперь они еле могут Димке помочь.
Галя презрительно хмыкнула, ей в голову не могло прийти, что дети должны помогать родителям. 
  Ожидаемого благополучия в стране так и не возникло. Правительства менялись со скоростью пулеметной очереди, однако сократить дефицит государственного бюджета, обеспечения нормального уровня зарплат им не удавалось. Забастовали шахтеры. За ними рабочие крупных предприятий, на которых сокращались рабочие места, закрывались цеха, которые работали с довоенных лет. Ушлые ребята играя на инфляции карбованца за бесценок скупали не работавшие предприятия.  При государственных предприятиях  создавались коммерческие. Они использовали территорию, государственное сырье, оборудование, устанавливали коммерческие цены на продукцию, доходы шли не на развитие производства, а в собственный карман. Прекращали во Львове свою деятельность Львовский автобусный завод, авиаремонтный завод, телевизионный и другие заводы. Все старались как больше нахапать от умирающих заводов. Защищая свои средства новые предприниматели прятали деньги в западных банках. Власть решили карбованцы заменить на собственную денежную единицу - купоны многоразового использования. На фоне инфляции и забастовок Верховная Рада приняла решение о проведении досрочных выборов в парламент и выборов президента. Кравчук был уверен, переизберут его, и тогда он урвет больше полномочий. Его в этом убедили партийные  лидеры из западных областей страны. Выборы назначили на весну следующего года.
Олесь все больше занимался созданием и укреплением своей партии, мало обращал внимание на службу. Его прикрывали такие же офицеры западники. Это не мешало ему продвигаться по службе, получать очередные звания. Олесь гордился тем, что в Украине появился свой первый лауреат Шевченковской  премии независимой Украины Иван Багрянный, который писал о преступлениях советского тоталитаризма. А также его радовало появление Украинской автокефальной православной церкви. Не потому, что Олесь был очень верующим, он вообще ратовал за доминирующую во Львове греко -католическую церковь, но автокефальную церковь поддерживал Кравчук в пику православной церкви, которая подчиняется Московскому патриархату. Его молодые борцы за самостийность Украины одну такую церковь на окраине Львова разгромили, священника таскали за бороду, прихожан, которые пытались заступиться за батюшку, тоже избили.
К третьей годовщине независимости Украины Николаю присвоили очередное звание - старший лейтенант. Олесю Омельченко - капитана и назначили заместителем командира роты. Майору Гриценко очередного звания не присвоили. Официально за низкую дисциплину в подразделении. Фактически - за политическую неблагонадежность. Он написал рапорт на имя министра обороны с просьбой перевести его в Крым. В последнее время в министерстве обороны решили, что целесообразно  военнослужащих дислоцировать по месту жительства. Так будет меньше расходов, для офицеров меньше придется выделять квартир, солдатам будут помогать родственники. Не зная о настроениях майора Гриценко, министр обороны наложил положительную резолюцию. Он готовился к отъезду, по этому поводу Олесь ядовито заметил:
-Скатертью дорожка. Он надеется, что Крым долго будет оставаться независимой республикой. Доберемся мы до него.
Майор Гриценко в узком кругу офицеров поведал то, о чем не писали в газетах,  ему приватно рассказывали родственники и друзья:
-Приезжали нацики на поезде «Дружбы» в Севастополь, заявляли, что Крым и Севастополь будет украинским, независимо от волеизъявления жителей. Никто их не приветствовал, они потоптались в центре города и укатили восвояси. Русская община в Крыму имеет поддержку почти всех жителей Крыма, кандидат от блока «Россия» Юрий Мешков выиграл президентские выборы в Крыму, Верховный Совет объявил полуостров независимым от Украины. 
-Разве Украина смирится с подобным положением дел? - высказал сомнение лейтенант Бойко.
-Конечно нет! Они решили задавить Крым блокадой. Перекрыли поставки продовольствия, хотят вызвать у жителей недовольство своим руководством. Пожалуй, им это удастся. Поживем, увидим.
-А вы, Григорий Богданович, каким видите Крым? За кого будете? За белых али за красных? - спросил Николай.
-Я за Интернационал, - подыграл ему Гриценко. - Кого понимать за красными, вообще-то я за здоровые силы. За нормальных политиков. За сильную армию и нейтральный статус Украины. Воевать ни с кем мы не собираемся. Россия заберет у нас атомное оружие и мы станем безъядерной, нейтральной державой.
-Украинец с западной Украины, и украинец с восточной Украины, - это два разных психотипа людей. Восточные - ближе к русскому менталитету, западные - к польскому, - высказался  офицер Бойко.
-Точно! - подтвердил Николай. - В наших краях никто не говорил по украински, в селах разговаривали на суржике. И в наших головах никогда не возникала мысль, что Украина всегда боролась за свою самостоятельность. А здесь только и слышишь, украинская национальная армия никогда не прекращала своей борьбы с  оккупационной властью с Россией.
Олесь, если слышал подобные высказывания, зло сопел при этих разговорах. И брал всех на заметку, кто высказывал подобные мысли. К Николаю он старался не придираться, все же муж его сестры. В отношении  лейтенанта Бойко он зло проговорил: «Он у меня до пенсии будет в лейтенантах ходить!».
 Олесь к неудовольствию родителей сошелся с разведенной женщиной на лет пять старше его. Брак не регистрировали. Николай мельком видел ту женщину. Крупная, фигуристая дама с пышными темными волосами, с вихляющей походкой и сигаретой в зубах. О свадьбе речи не шло.
На президентских выборах к огорчению Кравчука победил Леонид Кучма, известный в стране политик. Сначала технарь, директор  производственного объединения «Южный машино-строительный завод». Потом народный депутат Украины, затем стал премьер-министром  с расширенными полномочиями. И вот добился высшей государственной должности. Николая удивляла метаморфоза Кучмы, который выиграл выборы благодаря голосам восточной Украины, сразу же стал заигрывать с западными, более националистически настроенными областями, называя это желанием  объединить Украину, тем самым дал карт бланш националистам чувствовать себя более вольготно. Партия, в которой состоял Олесь Омельченко, в местный областной совет взяли всего десять процентов голосов, но  и это считалось большим достижением.
-Вспомни, с чего начинал Ленин, - говорил он Николаю. - Всего лишь десяток единомышленников. И у Гитлера вначале было немного сторонников. И что из этого в итоге получилось! И у нас получится! - уверенно утверждал он.
-Что должно получиться? - спрашивал Николай. - Какой ты видишь в результате Украину?
-Вот чудак! Это же известно! Ты разве не читал наших деклараций? Украина станет свободной от русского мира, мы отрицаем все советское прошлое, как оккупационное, мы не признаем советских праздников, почитаем борцов за свободу Украины, Бендеру, Шухевича, Коновальца и других.
Спорить с Олесем было бесполезно.

*  *  *
К четвертому курсу Дмитрий приехал отдохнувший и отъевшийся на домашних харчах.
А теперь остались одни  воспоминания. Время пролетело очень быстро. Не успела Люба распрощаться со слезами на глазах с Дмитрием, как радость встречи захлестнула ее вновь. Уже никого не стесняясь, она налетела на Дмитрия, обняла его, потянула за собой в укромное местечко, чтобы обцеловать его со всей страстью соскучившейся души.
Мать, по приезду сына, глядя на него, сокрушалась:
-Господи, одни кости остались! Даже нос заострился… - и подкладывала ему в тарелку, и рассказывала последние новости: Олег женился, жена молоденькая, Алефтиной кличут, сирота, она у бабушки с дедушкой живет, с ней два малолетних брата и старшая сестра. Родители угорели от печки, двое старших детей были в лагере, младшие у бабушки с дедушкой. Олег теперь тянет не только свою семью, но и семью своей молоденькой жены. И еще новость: Рая развелась с мужем. Терпела, терпела и не вытерпела. Дети выросли, дальше сама с ними справится.
-Чего это они? - без любопытства спросил Дмитрий, он знал, сестры между собой дружны, но сор из избы не выносят. Хотя развод Раи не стал для родственников неожиданностью. Знали, муж у нее мужчина увлекающийся, а Измаил городок маленький, шила в мешке не утаишь.
-К другой ушел, - коротко пояснила мать.
Дмитрий в душе удивился, как можно уйти от Раи, женщины красивой, умной, да и к тому же двое сыновей. Вслух ничего  не сказал.
Брат Николай приехал с молодой женой за три дня до отъезда Дмитрия на учебу. Раньше он никак не мог вырваться. Дмитрий по достоинству оценил выбор брата, жена красивая. Только молчаливая, и не поймешь, всем ли она довольна или скрывает свое недовольство за непроницаемой маской. По секрету он сказал, его жена беременна, поэтому она не в духе.
Еще брат поведал,  ему присвоили очередное воинское звание - старший лейтенант, назначили заместителем командира роты.
Казалось, только недавно, всего четыре месяца назад, Николай прислал брату с человеком, который ехал через Москву, сто долларов. Николай позвонил и назвал номер поезда и вагона, чтобы тот встретил по приезду человека, с которым он передал ему деньги.
-Ты что, разбогател? - спросил его по телефону Дмитрий.
-Не спрашивай. Чем богат, тем и рад.
-Как жена? Когда домой поедете? - кричал в трубку Дмитрий.
-Летом. И ты приезжай.
-Приеду на каникулы.
Сто долларов в то время приличные деньги. Он поменял пятьдесят долларов, накупил всяких сладостей, еды, бутылку вина, пришел в комнату к Любе, у той глаза расширились.
-Ты ограбил магазин?
-Почти.
-Откуда, Дима, дровишки?
Он в тон ей ответил:
-Из леса вестимо, бабки брат рубит,  я еду привожу, - и они счастливо засмеялись. Учеба на полный желудок лучше умещается в голове.
В институте распространяли билеты на концерт Аллы Пугачевой. Для студентов значительные скидки, Дмитрий купил два билета. Пугачева царствовала на эстраде, и не было до недавнего времени певицы, которая могла бы сравниться с ней по популярности. Последнее время молодая поросль молодых певцов и певичек стали наступать ей на пятки, поскольку вырос новый пласт продюсеров, которые начали проталкивать на эстраду голосистых и безголосых, поющих под фанеру певиц и певцов. Теперь певицы и певцы не стоят на сцене статично, как Кобзон, они прыгают козлами, певицы выходят в откровенных прикидах, некоторые в купальниках, чего никогда ранее нельзя было увидеть на эстраде.  По стране заколесили несколько «Ласковых маев», из каждого утюга слышен гнусавый голос юного Шатунова: «Белые розы, белые розы...». Прыгали жеребцами квартет певцов под странным названием «На-на». Молоденькие фанатки рвали на себе кофточки, размазывали слезы и сопли в надежде дотянуться до кумиров. Из новоявленных эстрадных див продюсеры выжимали все соки, заставляя давать по три, четыре концерта в день. И только Пугачева отличалась от них скромным поведением на сцене  и отменным голосом. Он взял с собой на концерт Любу. Места на стадионе достались на самой верхотуре, площадка с высоты казалась размером со спичечный коробок. Пугачеву и музыкантов можно было увидеть только в бинокль. Мощные динамики разносили голос певицы, сабвуферы вколачивали в мозги зрителей  ритм, публика восторженно ревела, и только под конец певица сошла со сцены и проехала по гаревой дорожке, приветствуя зрителей. Люба осталась довольна.
Дмитрий скептически высказался:
-Ползают казявки по сцене. По телевизору виден хотя бы крупный план...
Сессию за второй курс сдали без особых проблем, хвостов почти ни у кого не было, за исключением Павла, который последнее время все реже ходил на  занятия, чувствовалось, он полностью потерял интерес к будущей профессии. Студенты разъезжались на каникулы, Люба тяжело расставалась с Дмитрием. Ей казалось, что разлука так же может привести к разрыву, как было у нее с предыдущим женихом. Она все время твердила, она будет очень скучать. Уезжала она первой, Дмитрий провожал ее, она долго не могла отпустить  на перроне его руку, смотрела с полными слез глазами, словно не увидит его год.
-Не переживай, через полтора месяца встретимся, - успокаивал ее Дмитрий.
-Целых полтора месяца, - в плаксивой гримаске сморщилось ее лицо.
Он поцеловал ее, поезд уже тронулся и проводница недовольно проговорила,  она может остаться на перроне.
И вот они снова вместе. Каникулы пролетели, как один день. Рассказывали, как провели каникулы.
-Жениха своего видела? - спросил с иронией Дмитрий.
-Видела, - кивнула она головой.
Дмитрий спросил вроде с шуткой, а тут приподнял брови.
-И? - спросил он.
-Сказала, я вышла замуж.
-Я уже хотел заревновать, - хмыкнул он. - И у тебя ничего к нему не екнуло? Все же первый твой мужчина?
-Представляешь, кроме брезгливого чувства, ничего не испытала. Ведь он, как узнал, что я замужем, тут же начал приставать, дескать, теперь тебе терять нечего, давай вспомним былое… Ах, не хочу даже вспоминать! Теперь у меня есть ты, - и она прильнула к нему.
Потянулись единообразные дни учебы. Студенты в полной мере стали обращать внимание на политическую жизнь страны. Наверное, во времена Брежнева, вряд ли студенты факультета журналистики до конца учебы отвлекались на подобные проблемы. Писали бы о трудовых успехах, о красотах природы, о  ветеранах войны, о космосе и многое другое, потому что политика должна быть вне интересов студентов. Сейчас же, жизнь настолько бурлит всевозможными событиями, что не обращать внимание на перемены в общественной жизни невозможно. Здесь и слабая денежная система, бедность и обнищание народа, инфляция, бандитизм, слабая правоохранительная и судебная система. Однако преподаватели обходили тему современной жизни,  давали задания писать студентам учебные репортажи якобы с места событий, будь то война в Кувейте или победа русских войск на Балканах, о победе наших войск во время Второй мировой войны. В один из таких занятий не выдержал Виктор Горлов и задал вопрос профессору:
-Почему мы оттачиваем перо на прошедших событиях? Может нам все же обратить свой взор на нашу современность?
-Что бы вы хотели осветить? - спросил преподаватель.
-Хотя бы нашу правоохранительную и судебную систему. Весьма продажные органы, которые не помогают строить новую Россию. Да и наш президент Ельцин конца восьмидесятых и Ельцин начала девяностых, два разных человека.
Аудитория одобрительно загудела. Преподаватель подождал, когда студенты утихнут, сказал:
-Я не мешаю писать вам на любую тему. Но издавать свои мысли вы сможете по окончании института.
-Вот вам бабушка и Юрьев день! - констатировал Дмитрий.
Вечером, перед отбоем, Степан спросил Дмитрия:
-Ты смотрел выступление Ельцина в американском конгрессе?
 Дмитрий кивнул.
-И как тебе?
-Отвратительно! Это речь вассала, который просит Бога благословить Америку. Хорошо хоть, что при этом добавил: И Россию!
-Он так упоенно говорил о том, что мир может вздохнуть спокойно, так как коммунистический идол рухнул навсегда. Дескать, коммунизм не имеет человеческого облика. Я могу с этим согласиться, потому что я не был коммунистом. Но он сам был далеко не винтиком в коммунистической системе, кем же он был среди членов Политбюро?  Засланным казачком? От кого? Я видел по телику, как он в своей Свердловской области пел аллилуйную дорогому Леониду Ильичу Брежневу, снес дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью. А тут он, как ярый могильщик коммунизма, и выражает благодарность президенту США за неоценимую моральную помощь правого дела российскому народу, - делился своими впечатлениями от речи президента Степан.
-Это называется лицемерием, - вставил реплику Дмитрий. - Чему ты удивляешься? У нас Кравчук был членом политбюро ЦК партии Украины, тоже быстро отрекся от своего прошлого. А наши азиатские республики? Все сразу из первых секретарей превратились в элементарных баев.
-Когда лицемерие проявляет глава государства, а не Василий Блаженный, и говорит, что свобода Америки защищается в России, при этом обязуется срочно сократить вооружение, это уже сдача всех позиций. Он не может не понимать, что Америка никогда не станет другом России, потому что демократия у них дутая. Они любят говорить о ней, а сами бомбили Вьетнам, гнобят Иран, диктуют свою волю многим государствам, - размышлял вслух Степан.
Дмитрий лежал на кровати, смотрел в потолок. Ему не очень хотелось спорить о политике Ельцина, он думал  о Любе, которая так же в своей комнате наверняка думает о нем. И тут же перед глазами всплывал облик Дианы, которая проявила о нем заботу,  ему интересно, чем она больше руководствовалась: жалостью и добротой к бедному студенту, или нечто большим, что можно было бы назвать  любовью? С кем теперь Диана, кто обнимает и целует ее?
Отвлек его вопрос Степана:
-Вместо того, чтобы наводить порядок в стране, он бодается  с Верховным Советом. Оппозиция защищает конституцию, а президент считает, что ее нужно менять, чтобы расширить свои полномочия.
Дмитрий знал, противостояние закончилось тем, что Президент Ельцин  временно отстранил от власти Верховный Совет, с чем депутаты не могли согласиться.  В парламенте отключили свет и воду. На улицу вышли сторонники как парламента, так и президента. В воздухе пахло тревогой и кровавыми столкновениями. Он отвернулся к стене, буркнул:
-Выключи свет.
Деканат строго предупредил студентов, чтобы они не участвовали в  городских митингах, особенно тех, кто приехал из бывших союзных республик под угрозой депортации. Только кто же слушал декана. Все смотрели по телевидению выступление президента Ельцина, о роспуске парламента, чуть позже выступил председатель Верховного Совета Хасбулатов,  и назвал действия Ельцина государственным переворотом. Верховный Совет вынес постановление о прекращении полномочий президента. Их поддержал Конституционный Суд. В воздухе уже запахло гражданским противостоянием, которое легко могло закончится гражданской войной. Преподаватель по истории журналистики высказался на эту тему так: Ельцина запад поддерживает, поскольку им импонируют те демократические преобразования, которые затеял президент. Во многих политических и военных учреждениях сидели американские советники. Да и политические партии либеральной ориентации поддерживали президента вкупе с новоявленной буржуазией, которая ратовала за развитие рыночных реформ. Поэтому президент настолько осмелел, что может позволить себе нарушать конституцию, не считаться с выводами конституционного суда, не прислушиваться к советникам.
Простой народ симпатизировал Верховному Совету, более того, армия и правоохранители поддерживали Верховный Совет. Даже в московском правительстве не было единства: сессия Моссовета оценила действия президента, как антиконституционные, его указ не имеет юридической силы. А правительство Москвы во главе с новым мэром Юрием Лужковым поддержали президента.
-Айда к Белому дому, - предложил Степан. - Все равно выходной день.
-Ты прав. Нельзя достоверно описывать события по телевизору, нужно видеть все своими глазами.
-Я с вами, - заявила Люба.
В тот момент ребята не видели ничего в том зазорного, если девушка пойдет с ними поддержать мирный, несмотря на запрет деканата, митинг. Они пришли к Белому дому, вокруг которого собралась огромная толпа москвичей, кто-то уже возводил баррикады. Какой-то парень притащил огромный лист старого железа, которым ранее укрывали крыши, весело провозгласил:
-А руки то помнят! Два года назад точно так же возводил здесь баррикады…
По мегафону объявили, отныне президентом России является вице-президент Руцкой. Бывшим военнослужащим, ныне пенсионерам, начали раздавать автоматы.  К вечеру  Белый дом  окружили милиционеры и сотрудники ОМОНа, которым поставили задачу: никого в здание не впускать, и никого оттуда не выпускать. Прилегающие улицы перекрыли поливальными машинами и КАМазами. Часть манифестантов сделали попытку прорваться в здание, их рассеяли сотрудники милиции. Туда же было устремился Степан, его за рукав ухватил Дмитрий, он  с  Любой его еле удержали.
-Ты с ума сошел! Если тебя задержат, тебя тут же отчислять… Пошли домой, завтра после занятий придем сюда, - предложил Дмитрий.
Мы должны все видеть своими глазами, чтобы потом достоверно описывать все, что здесь происходит, - отозвался Степан.
-Я сейчас, - сказала Люба, выдернула из толпы юношу, показала ему студенческий билет, как показывают иногда удостоверение сотрудники милиции в кино, спросила:
-Кого вы защищаете в данном случае?
Парень покрутил головой, оглянулся на товарищей, скороговоркой пояснил:
-Так знамо кого! Нужен нам такой президент, который окружил себя банкирами та чубайсами? Вы в глубинку съездите, увидите, как там живет народ… - и побежал дальше.
-Вот вам и глас народа, - констатировала Люба.
В течении четырех первых дней октября переменным успехом шли переговоры между представителями президента и Верховного Совета. Свет и воду в Белом доме то включали, то вновь выключали. В переговоры  включался Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алекий П, которые так же закончились ничем. На Октябрьской площади собрался оппозиционный митинг, на нем же собрались активисты коммунистического движения «Трудовая Россия» во главе с неистовым коммунистом  Анпиловым. Решили идти к Белому дому. В два часа их окружили сотрудники милиции, сдержать колонну  не смогли, митингующие прорвали оцепление, милиция отступила, побросали щиты и дубинки, скрылись в прилегающих переулках, колонна  двинулась в сторону Белого дома. Об этом с упоением им рассказывал студент Виктор Горлов, который присутствовал на том митинге. Дмитрий, Люба и Степан в  то время находились у Белого дома. По мегафону объявили, что митингующие захватили мэрию, встреченную воодушевленным гулом. Послышалась стрельба, стреляли сотрудники милиции поверх голов манифестантов, в это время подошла колонна с Октябрьской площади. Милиционеры отступили, сбежав, бросили грузовики и четыре бронетранспортера с ключами в замках зажигания. Генерал Макашов и лидер «Трудовой России» Ампилов захватили брошенные грузовики и помчались в сторону Останкино.  К Белому дому подъехали танки, стали разворачиваться стволами в сторону Белого дома.
-Вы идите домой, - велел Дмитрий Любе и Степану,  - я еще немного побуду, посмотрю, зачем сюда пригнали танки.
-Я без тебя не пойду, - заявила Люба.
-Люба, здесь ничего интересного не будет, это вялотекущие переговоры, танки пригнали для устрашения. Не дураки же они стрелять по собственному народу.  Степа проводи ее, - велел он товарищу как можно строже, чтобы Люба не ослушалась. И все же Дмитрию стоило большого труда  удалось уговорить их.
-Ты тоже не задерживайся, лучше мы завтра сюда придем. Вряд ли завтра будут занятия, - капризно высказалась Люба.
Они ушли. Дмитрий отошел подальше, нашел скамейку, присел, наблюдал издали. Несмотря на наступающую ночь, народ все прибывал и прибывал. Дмитрий задремал. Разбудили мужики, которые тащили кусок огромной ограды с ближайшей Москвы-реки. Он хотел уже уходить, выяснилось, транспорт общественный не ходит, метро закрыто. И он решил остаться до утра. Утром начался штурм Белого дома. Танки прямой наводкой палили по зданию, повалил черный дым. Началась автоматная стрельба. Кто по кому палил в общем грохоте не понятно. Ему показалось, в основном по зданию и защитникам Белого дома палили военные. Однако видел, как огонь по ним вели с крыш ближайших к Белому дому зданий. Дмитрий с ужасом наблюдал, как падают скошенные пулями люди. Заметил на крыше снайпера, который методически прицельно стрелял по безоружным людям. Ошеломленный увиденным, юноша  втянул голову в плечи, упал и пополз в сторону Дорогомиловской улицы. Там можно было скрыться от шальных и прицельных пуль. Заполз  за дом, прислонился к стене и обессиленно сел прямо на асфальт. Бежали люди мимо него в сторону Белого дома, которым еще не понятно, что там происходит, почему стреляют танки. И бежали с побелевшими лицами и выпученными глазами люди от Белого дома.
Совершенно опустошенный он после обеда добрался до общежития. Степана  дома не было. «Неужели, дурак, поперся к Белому дому?» - подумал он, пошел в комнату Любы. Ее тоже дома не оказалось. Более того, подруга по комнате Светлана сказала, она со вчерашнего дня не приходила.
-Как же так? Я их ближе к вечеру отправил домой, - озадаченно проговорил он. Подруга по комнате ничего не могла сказать. В коридоре встретил Горлова.
-Витя, ты Степана или Любу не встречал? - спросил он.
-Нет.
-Странно! Куда они могли запропаститься?
Целый день он не находил себе места. Идти искать их возле Белого дома бесполезно, в том хаосе вряд ли кого можно найти. По телевизору показывали горящий Белый дом, и сдавшихся членов Верховного Совета, они выходили по одному во главе с исполняющим обязанности президента Руцким и председателем Верховного Совета Хазбулатовым, садились в подогнанный автобус. Степан и Люба не пришли ни вечером, ни ночью, ни утром. «Неужели их задержали сотрудники милиции?» - думал он. Для Любы это закончится выговором, а вот Степана могут исключить из института и депортировать. И в каком отделении милиции их искать, он не знал. Отделений в Москве много, в какой их могли увезти, тоже не мог предположить. Уныло  побрел на занятия, в аудитории набилось не так много студентов, вряд ли это можно назвать учебным процессом, собрались, чтобы обсудить вчерашние события. Преподаватель тоже не торопился вести предмет, спросил, кто из студентов был у Белого дома. Никто не сознался. В этот момент в аудиторию стремительным шагом зашел со свитой декан факультета. По хмурому выражению лица, поняли, ничего хорошего от этого посещения не жди. Декан прошел на преподавательское место, оглядел аудиторию, негромко, но четко спросил:
-Кто из вас находился у Белого дома или Останкино?
Аудитория молчала.
-Мы строго предупреждали, чтобы студенты не ходили в места противостояния властей и Верховного Совета. Мы оберегали вас от необдуманных поступков, поскольку ваша задача учиться, а не участвовать в политических митингах. В результате вашего непослушания произошла трагедия. Во время известных событий у Останкино погибли студенты нашего факультета Савушкина Любовь и Елеску Степан.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Кто-то из свиты наклонился к декану и что -то тихо сказал на ухо. Декан выпрямился.
-Мне тут подсказали,  Елеску жив, тяжело ранен, находится в Склифософской больнице. Он прооперирован, находится в реанимации. Вы понимаете, какое это пятно на наш институт! Вас предупреждали, вы не послушали. Вот результат! Как мы теперь посмотрим ее родителям в глаза?! Они отправили девушку к нам на учебу, а она оказалась в гуще событий, далеких от учебного процесса. Мы проведем тщательную проверку, и накажем каждого, которые ослушались и полезли добровольно под пули… - погрозил декан.
Он еще что-то говорил, Дмитрий не слушал или не слышал его, в висках стучало, он близок был к обмороку. Все студенты застыли в молчании, не могли поверить в гибель студентки. И только чей-то девичий голос звонко спросил:
-А нельзя провести проверку среди тех, кто стрелял по мирным людям? Мы в каком государстве живем? Она что, на войне погибла?
Студентов как прорвало, все заговорили разом, шумно выражая свое возмущение, застучали по крышкам стола, декан вынужден был ретироваться. Ни о каких занятиях речь уже не шла. Многие, кто знал об отношениях Любы и Дмитрия, повернулись к нему, потом обступили. Он сидел не в силах ни встать, ни что-либо сказать. Боль и горе сковали черты его лица, он еле поднялся, не мог вынести сочувствующих взглядов, и как сомнамбула пошел на выход. В комнате он упал лицом на кровать, застонал: «Люба, Люба, как же так?! Как вы попали в Останкино? Вы же должны были идти в общежитие? Что же произошло после того, как они расстались? Почему он не пошел вместе с ними?». Так он пролежал до вечера. Вечером вышел в фойе, там образовался студенческий митинг, все осуждали расстрел мирных граждан. И эта гибель невинной девушки, которая не выражала протест, она всего лишь хотела быть свидетельницей событий, на совести президента Ельцина.
Вопреки не очень строгому запрету деканата, через два дня студенты встретили родителей Любы, поехали с ними в морг. Дмитрий смотрел на мать, думал: как же Люба похожа на нее. В прошлый ее приезд к дочери на зимние каникулы он видел мельком, но не смог оценить насколько они похожи. А сейчас смотрел на ее такие же светлые волосы, крупные черты лица, сбитое телосложение, он подумал, через двадцать пять лет, она стала бы копией этой женщины, которая даже не подозревала, что рядом с ней стоит жених ее дочери.  Студентов в морг не пустили, пропустили только родителей на опознание тела. Мать при виде дочери упала в обморок. Отец плакал, поддерживал жену, забегали санитары, перед входом в морг плакали девчонки, у парней перекатывались желваки. Гроб запаяли в цинковый ящик, родителям приказали при захоронении гроб не вскрывать, отправили в багажное отделение. Ребята показали родителям комнату, где проживала их дочь, они забрали ее личные вещи, на второй день студенты  провожали родителей Любы на вокзал. И опять было море слез.
Дмитрий все не мог смирится с тем, что больше никогда не увидит Любу. Только вчера она целовала его,  милая, ласковая, живая, теплая, и теперь ее нет на этом белом свете. Ночью он просыпался от чувства, что в комнату вошла Люба. Этот кошмар преследовал его еще долго. В нем как будто что-то умерло. Тело его ходило на занятия, он сидел застывший на месте, мозг  не воспринимал о чем говорит профессор.  Шел в столовую, ел, не чувствуя вкуса пищи. Он испытывал чувство вины за ее гибель, потому-что не смог ее удержать возле себя в тот вечер или не пошел вместе с ними в общежитие. Тогда бы она не погибла и Степан не пострадал.
Дмитрий поехал в больницу имени Склифософского. В справочной ему сказали в каком корпусе и палате лежит Степан. К нему его не пустили, хотя сказали, что из реанимации после операции он переведен в общую палату. Оказалось, в его палате лежат все раненые у Белого дома и Останкино, дана команда к ним никого не пускать, с ними будут проводить следственные мероприятия. Только через десять дней Дмитрий увидел исхудавшего, бледного Степана, с потухшим взглядом. Увидев Дмитрия, он заплакал. Дмитрий обнял его, прижал к себе, у самого слезы закапали.
-Пошли в коридор, - сказал Степан. - Здесь везде уши…
У Степана перевязано плечо, рука висела на перевязи, он был ранен на вылет в плечо. Они прошли в коридор, Степан еле шел, Дмитрий поддерживал его, они уселись на подоконник.
-Как вы там оказались? - задал первый вопрос  Дмитрий, который волновал его все эти дни.
Степан тяжело вздохнул, рассказал:
-Мы пошли домой. Обходили брошенные грузовики, в кузов набивался народ, все шумели: едем брать Останкино.  За ними увязалась толпа митингующих.  Люба предложила пойти с ними. Я сначала не хотел, она настояла. Говорила, еще Ленин советовал захватывать почту, телеграф и в новых условиях - телевидение.  Митингующие пошли по этому пути. Говорила: надо посмотреть, как это будет происходить. Пытался ее отговорить, но ты же знаешь ее упрямый характер. Я не мог ее бросить. Нас подхватил последний грузовик, который сначала никак не могли завести.
Степан замолчал, видимо переживал вновь те минуты необдуманного поступка. Дмитрий не торопил.
И далее он рассказывал:
-Останкино охраняли сотрудники Софринской бригады без оружия, и вооруженный спецназ МВД «Витязь». Генерал Макашов потребовал предоставить им эфир, его требование проигнорировали. Пока шли переговоры прибыли еще сотрудники милиции для защиты Останкино. Со стороны Останкино раздался выстрел, раненым оказался телохранитель Макашова. В ответ грохнули из гранатомета.  Спецназ открыл беглый огонь, среди манифестантов появились убитые и раненые. Стрельба, вой, крики раненных, все слилось в один сплошной гул. Меня пуля настигла первого, ударила в плечо,  сначала не почувствовал боли, даже крови не видно было, только рука тут же онемела, повисла. Люба бросилась ко мне, я стал валиться на нее. И в это время пуля ударила ее в спину. Она как бы прикрыла меня собой. Мы оба упали. Кажется, она умерла сразу. Я закричал. В неразберихе никому до нас не было дела. Кругом бежали люди, орали, или падали, сраженные пулями. Я одной рукой оттащил ее тело к дереву, положил ее голову себе на колени, так и сидел на земле, спиной оперся о дерево, все хотел нащупать пульс на ее шее,  и свою  рану зажимал, боялся потерять сознание. И все же я отключился. Очнулся на полу в отделении милиции. Кругом такие же раненые или убитые, как я. Любы не было. Рядом лежала мертвая, почти обезображенная  девушка, пуля попала ей в голову, рот открыт, зубы выбиты, я слышал, как кто-то смотрел изъятые у нас документы, ходил и сравнивал фотографии документах с теми, кто находился в отделении. Он посмотрел на мертвую девушку и студенческий билет, сказал, что это студентка третьего курса Московского технологического института, фамилии не помню. У меня тоже изъяли студенческий билет. Я застонал от боли, он тут же подошел ко мне, спросил фамилию. Я назвал, он сверил со студенческим билетом, кивнул санитарам: этого в больницу. Поискал глазами Любу, ее не увидел, там лежали груды тел, не поймешь, кто жив или мертв. Нас, подававших признаки жизни, начали увозить скорые помощи. Я пытался докричаться с вопросом, где тело Савушкиной, мне никто не отвечал. Меня грубо поволокли по коридору, и я вновь потерял сознание, очнулся уже после операции на третий день. Нас тут допрашивали несколько раз. Ты извини, но я сказал, что Савушкина моя подруга, мы случайно оказались возле Останкино. Гуляли в Ботаническом саду, услышали выстрелы, думали фейерверк, решили посмотреть и попали под обстрел. Не верят, конечно, другого им не дано от меня узнать. Допытывались, кто еще из нашего института участвовали в митинге, я настаивал, мы случайно там оказались. Вышлют теперь меня. Им свидетели не нужны. Легче бы нас ликвидировать, только поздно, надо было сразу, еще там в милиции. Я  так и не узнал, где Люба, сейчас что-нибудь выяснилось? - спросил Степан.
-Да. Она находилась в морге. Приезжали ее родители на опознание. Им строго настрого приказали увезти тело в цинковом гробу и на родине гроб не открывать, захоронить так, как есть. А так же никому не рассказывать от чего она погибла.  Студенты настаивали, чтобы тело выставили в институте для прощания. Запретили. Провожали родителей всем курсом. Большего горя я не видел, - рассказал Дмитрий, слезы навернулись на глаза. Степан положил руку на коленку Дмитрия.
-Ты сам как? - спросил он. Дмитрий понял, он спрашивает, как он теперь без Любы?
-Плохо. Снится она ночами. Совесть меня мучает, что не проследил до конца, как вы пошли домой. Я бы или с вами поехал, или настоял бы на своем. А так виноватым себя считаю в ее смерти. От этого на душе еще больнее, - проговорил Дмитрий.
-Мы все знаем основного виновного, - проговорил Степан и оглянулся, не слушает ли кто поблизости.
-Я теперь ненавижу его фибрами всей своей души. Сколько жив буду, ни одной хорошей строчки о нем не напишу, - твердо, со злостью выговорил Дмитрий.  - Я завтра приду, тебе что нужно купить?
-Да ничего не надо. Здесь кормят. Хоть и скудно, но лучше, чем мы питаемся в общежитии, - усмехнулся он.
-Ты домой что-нибудь сообщал? - спросил Дмитрий.
-Нет. Полагаю, они и так узнают, когда меня вышлют, - с грустной улыбкой произнес он. - А писать я еще долго не смогу, - показал он на забинтованное плечо и руку.
  -Ты выздоравливай, - пожелал на прощание Дмитрий. - Мы на факультете договорились,  будем отстаивать тебя, если вдруг вздумают тебя отчислить и депортировать. Устроим забастовку.
-Тогда вышлют всех не россиян, - напомнил Степан.
-Что поделаешь! Справедливость прежде всего.
Они распрощались.
В один из дней в комнату в сопровождении коменданта пришел человек в гражданском.
-Здесь проживал Елеску Степан? - спросил он. - Я должен осмотреть его вещи, - заявил он.
Дмитрий как сидел на кровати, так и остался сидеть, только спросил:
-У вас ордер на обыск имеется?
-А это вовсе и не обыск, всего лишь осмотр, - парировал незнакомец. - И это не личное жилище, а комната в общежитии. Представитель находится здесь. Это его тумбочка? - спросил он и не дожидаясь ответа, присел, выгреб все, что там было. Осмотрел учебники, пролистал тетради с записями лекций, заглянул под матрац.
Пожилой комендант столбом стоял у двери, не произнес ни слова.
-Ваш товарищ по комнате высказывал какие-либо мысли против порядков в стране? - спросил он в ходе осмотра.
-Мы все здесь высказываем те или иные мысли, - ершисто ответил Дмитрий.
-Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Высказывайте. Тихо, кулуарно. Но на площади выходить не советуем. Ваша задача учиться юноша, - назидательно проговорил он. Встал, обвел глазами комнату, кивнул коменданту, тоном приказа проговорил:
-Соберите все его личные вещи, сложите отдельно, -  и вышел. Комендант пропустил его вперед, оглянулся и прошептал:
-Господи, неужели старые времена возвращаются… - и тоже пошел вслед за ним. Позже ему сказали, что этот мужчина побывал и в Любиной комнате.
Прошел месяц.
  Неожиданно для всех Степан после выздоровления вернулся в институт. Похудевший, с потухшим взглядом. Даже в деканате не знали, как им быть. Ведь сверху поступало распоряжение об отчислении. В деканате отвечали, студенты устроят по этому поводу шум, многие имеют связи с зарубежными журналистами, лишний шум ни университету, ни стране не нужен. И власти отступили.
На  вопрос Дмитрия, что послужило властям отступить, пояснил:
-Пообещал им молчать, если дадут возможность доучиться. Я настаивал, что случайно оказался у Останкино, в митинге не участвовал. Если вышлют - соберу в Кишиневе зарубежных журналистов и расскажу, как все было. Ведь митингующие первыми не нападали, стрелять начали с той стороны. Это уже не те советские КГБэшники, эти - трусливые твари. Взяли подписку о неразглашении тайны и оставили в покое. Полагаю, не последнюю роль сыграла позиция студентов, которые обещали устроить бучу. Декану выговор объявили за ненадлежащий контроль за поведением студентов, словно мы дети малые.
-Ты теперь ходи и опасайся, чтобы кирпич на голову не упал, - посоветовал Дмитрий.
Степан упал на свою кровать, и долго смотрел в потолок. Потом проговорил в пространство:
-Любу до соплей жалко. Хорошая девка была. Как я ее не уберег?! Не верил, что по людям стрелять начнут… - и накрыл лицо полотенцем.
Гибель однокурсницы и подруги Дмитрия сблизила их, как сближает людей общее горе.
Павел приходил на занятия все реже и реже, ближе к лету  совсем пропал.

*  *  *
В конце ноября неожиданно в общежитие пришел Павел. Зашел в комнату к Дмитрию и Степану.
-Все! Отчислили меня. За неуспеваемость и не посещение, - заявил он, помахал документами. - Пришел попрощаться, - Протянул два пакета с продуктами. - Держите, питайтесь.
-Вот за это спасибо! Зачем тебе уходить? Возьми академический, потом восстановишься. - посоветовал  Степан.
-Не до учебы мне теперь. Ты как себя чувствуешь Аника-воин? - обратился он к Степану. - В мирное время получил пулю, умудриться надо!
-Да вон бандюки друг друга в мирное время мочат, и власти по этому поводу не очень переживают, - отмахнулся Степан.
-Это точно! Мы с папашкой от бандюков оборону держим. Приходят, сволочи, угрожают оружием, того и гляди рейдерским захватом овладеют нашей недвижимостью, - пояснил Павел.
-А милиция куда смотрит? - спросил Дмитрий.
-Милиция не вмешивается. Говорит, это спор хозяйствующих сторон, пусть наш спор решает арбитражный суд. Арбитражный суд тоже не торопится, ждет, кто из нас больше пообещает. Материал уже два месяца лежит в арбитражном суде. Та сторона тоже вооружились документами, претендующих на часть торгового комплекса. Документы у них липовые, при нормальном рассмотрении они явно проиграют. Только никто внимательно их рассматривать не спешат. Поэтому они торопят нас сдаться до решения суда. А суд умышленно затягивает дело, выжидает, - повторил он, поясняя реалии современного судопроизводства.
-То есть?! - не поверил  Дмитрий.
Павел состроил гримасу:
-Святая ты простота. Я тоже пока не столкнулся, полагал, что у нас есть милиция, есть суд. Ага! Держи карман шире!
-И какой же выход?
-Выхода два: либо они нас, либо мы их, - и приоткрыл полу плаща, за поясом заложен пистолет.
-Ты с ума сошел! Это же статья! - удивился Дмитрий.
-В том то и беда, для честных людей статья, а господа люберецкие, ореховские, солнцевские и прочие бегают по городу с оружием, стреляют, и никто их за ношение оружия не привлекает. А ты предлагаешь отнести им голову на заклание? Или отдать им здание? Не здание жалко, не хочу, чтобы к власти приходили вот такие твари, которые могут только отнимать, убивать и паразитировать! - эмоционально и зло выговаривал Павел.
-Оружие где достал? - спросил Степан.
-Да сейчас не проблема. Я, как дурак, поехал за ним в Чечню, только поезда туда не ходят, доехал до Дагестана. Чуть не остался там без денег и головы. И все же оружие достал. Потом чуть не спалился с ним в Москве. Сейчас этого добра и в Москве хватает, - пояснил Павел. - На любом рынке из под полы продадут.
-Дорого отдал?
-Триста долларов. Хуже, что и в Москве пистолет стоит столько же.  А я потратился на дорогу, откупался там от местной милиции, - рассказывал Павел.
Степан усмехнулся.
-У нас после бойни в Преднестровье этого добра тоже хватает. На юге с чем пришлось столкнуться? - спросил он.
-У них там полная неразбериха. Чеченцы между собой воюют. Против Дудаева выступает какой-то Автурханов. Я почему запомнил его фамилию, меня чуть не мобилизовал в его отряды. На его стороне выступают российские солдаты,  а я все же прошел армию. Короче, улизнул я оттуда. Дагестанцы помогли.
-Неужели все так у вас, в России, сложно? - почесал затылок Степан.
-Вот вы святая простота! Ты думаешь у тебя в Молдове все тишь да благодать?! Спрятались за крепостными стенами МГУ, не знаете, что в стране делается! Сейчас если украдешь сто рублей, - сядешь в тюрьму, если украсть миллион, будешь числится в уважаемых бизнесменах. Крупные предприятия расхватали по приватизации людишки близкие к правительственным кругам. А за более мелкие предприятия, то бишь городскую торговую или иную недвижимость, за бензоколонки, заводики и предприятия идут драчки не на жизнь, а насмерть. Каждый день кого-нибудь отстреливают. Стоит кому-то открыть фирму или просто торговую точку, тут же набегают пожарные, санэпидемстанция, местная милиция, бандиты, налоговая, и прочие, и прочие… И все с протянутой рукой, - рассказывал Павел, чего, действительно, не могли знать студенты, поскольку редко выходили за пределы университета, а по телевизору этого не показывают.
-А пожарный что может с вас требовать, кроме огнетушителей? - наивно спросил Дмитрий.
-Э-э! Эти как раз самые ядовитые, на втором месте после бандитов.  У них всегда есть к чему придраться. Ты знаешь, что в любом учреждении должен быть эвакуационный выход. На стенах висеть план эвакуации с фамилией ответственного за противопожарную деятельность. Он должен пройти инструктаж, как нужно действовать в случае пожара. И естественно, огнетушители, пожарные шланги, негорючие пластики, таблички с указанием «Выход», и много еще чего. Представь, возьмешь ты в аренду небольшое помещение. У тебя в штате пять человек. Кто тебе нарисует тот план эвакуации, поместит в рамочку и повесит на стену? А? - Павел махнул рукой. Чувствовалось, он на взводе от всего этого беспредела властей, бандиты для него менее опасные, с ними можно бороться точно так же вне правового поля. - Участковый приходит, дай ему список всех работающих. Заставляет оборудовать помещение сигнализацией именно в их РУВД. Потом непременно спросит, заключен ли у нас договор на утилизацию люминесцентных ламп. А если нет, он готов закрыть глаза, если мы поможем его родному отделению приобрести оргтехнику или в ремонте кабинетов. Вот так, салаги! Не жизнь, а сплошные приключения, - рассказывал Павел.
-Послушай, мы же все  без пяти минут журналисты. Давай мы все это опубликуем в газете? - загорелся Дмитрий.
Павел укоризненно посмотрел на Дмитрия.
-Ты думаешь никто не пишет? Вон, Холодов дописался, грохнули и никто не несет ответственности. Так ведь он штатный журналист, за него есть кому заступиться. А тебя грохнут, никто и не почешется. Вы уж лучше не ввязывайтесь никуда до конца учебы, доучитесь, а потом включайтесь в работу, - советовал мудрый Павел, который был старше и опытнее их.
-Ты прав в одном, мы сидим за стенами института не от лени,  нет денег даже на метро, чтобы выехать в город, - сказал Дмитрий.
-И не выезжайте. Продуктами помогу. Потом вы меня отблагодарите статьями или рекламой в тех газетах, где будете работать. Вы лучше скажите, как вы Любаню не уберегли? - спросил он.
Дмитрий тяжело вздохнул.
-Это наша боль. Не могли усидеть, когда такое творилось, гражданской войной запахло. Нужно было видеть собственными глазами, запомнить, даже через годы излагать то, что сами видели, а не верить всяким немецким или французским политологам, да нашим либеральным интерпретаторам. Вот и поперлись под пули. Степа до сих пор руку разрабатывает. Ты вон на юге целым выскочил, а Степа в мирной Москве пулю схлопотал. Люба погибла. Она мне ночами снится.
В этот момент зашел Виктор Горлов.
-Вот хорёк, задней точкой чует, где еда появилась, - проворчал Степан.
-Господь велел делиться, - невозмутимо  парировал Горлов.
-Что-то я не видел, чтобы ты с кем-либо делился, - проворчал Дмитрий.
-Так я же голодранец. Моя тетка думает, что я тут жирую в Москве, просит денег выслать. Дрова закончились. Послал ей пол стипендии, - пояснил неунывающий студент Голов Виктор.
Все на курсе знали, Витя Горлов из глухой таежной деревни. Родителей нет. Воспитывался у тетки. Удивлялись, как он поступил в МГУ. Оказалось, он окончил школу с золотой медалью. Почему тогда на журфак, мог бы поступить на другой факультет, более полезный для его сельской местности? Витя с юности был селькором, его статьи печатались в районных и даже областной газетах. Ребята его подначивали: небось, стучал на колхозников под псевдонимом «Всевидящий» или «Вперед смотрящий», кто сколько украл в колхозе. Отвечал: нет! Он распространял передовой опыт. Например, в его таежном краю один любитель выращивал клубнику. Путем скрещивания тот добился культуре не боятся поздних заморозков, клубника получалась крупная, пока не очень сладкая. Витя уверял, это дело времени.
Маленький, щупленький, с острым носиком и острыми глазками буравчиками, он, действительно, походил на хорька. Имел к тому же неуживчивый, ядовитый характер.
-Привет! - сказал он, увидев Павла, хлопнул его по ладони. - Какими судьбами? Тебя последнее время не видно.
-Слинял. Документы забрал.
-Что так? - прокурорским тоном спросил Горлов.
-Долго рассказывать, ребята тебе пояснят.
-Капиталистом решил стать? - догадался Витя.
-Нет. Пока лишь мелким буржуа.
-И либо грудь к деньгах, или голова в кустах? - солидно заключил Горлов. -С папашей универмаг к рукам прибрали? Не успел Андропов его к ногтю прижать, - покачал головой Виктор. - Соколова и еже с ним успел, а твоего нет.
Многие на курсе знали об отце Степана, он помогал студентам дефицитными товарами еще в то время, когда универмаг был государственным. Конечно, при посредничестве Павла. Горлов по хозяйски бухнулся на кровать Степана, сложил ручки на груди, уставился на Павла.
-Дожил бы Соколов до наших времен, был бы сейчас владельцем  Елисеевского гастронома, - добавил он. - Не повезло. Попал под раздачу.
-Мой отец не продуктами торговал. У него усушки и утруски не было. Вся его вина, для знакомых костюмчик  или дефицитный плащик придерживал. А на Соколова ты зря. Классный мужик был. Фронтовик. Меня маленького на руках носил. Вся московская элита из его рук кормилась. А когда его прижали, отвернулись, предали. И шлепнули по быстрому, чтобы не засветил их мерзкие рожи.
-Да ладно, это я так… - пошел напопятую Горлов.  - Кто знал, что грядут иные времена.
-Засиделся я с вами, пойду, - встал Павел. - Бывайте.
-Ты заходи, если что… - тоном волка из мультика проговорил Горлов.
-Береги себя, не выпендривайся, - кивнул на уровне его пояса Дмитрий.
-Постараюсь, - пообещал без энтузиазма Павел.
Уже на пороге обернулся, сказала:
-Динку увидишь, скажи винюсь я перед ней. Вел себя по-свински. Пусть не помнит зла. Одна стоящая баба рядом была и ту упустил.
-Ты слышал, Диана замуж вышла? - спросил Дмитрий.
-Слышал. На свадьбе весь артистический бомонд засветился. По телику в новостях показали. У нее тесть из народных.
Подал всем пожал руки и пошел строить новую для него жизнь.

*  *  *
Ближе к летним каникулам Диана пригласила Дмитрия посмотреть студенческий спектакль по итогам учебного года. Она передала ему записку с приглашением через своих бывших однокурсниц по философскому факультету. Те проживали в этом же общежитии двумя этажами выше. Он пришел в назначенное время в училище. Диана выскочила к нему  вся озабоченная предстоящим спектаклем,  схватила его за руку, отвела в зал, посадила в третьем ряду. Друзей и родственников приглашать на спектакль не возбранялось, актеры должны чувствовать дыхание зала. Он только успел спросить название спектакля.
-«Васса Железнова».
-Ты кого?
-Вассу, - хлопнула его по плечу и убежала.
Кого играл муж, он спросить не успел, ранее он его не видел.  Когда занавесь открылась, Дмитрий не узнал Диану. Загримированная и состарившаяся она вышла с гордо поднятой головой, жесткое выражение лица определяли плотно сжатые губы,  хищные складки у губ искусно подрисованные гримерами, седые пряди волос, и скупые, властные жесты, определяли железный характер Вассы Железновой.  Ее мужа и пьяницу по пьесе Сергея Железнова играл молодой, долговязый парень, хорошо подыгрывал главной героине, так же как и брат главной героини Прохор Борисович. Студенты старались, иногда именно это старание подводило их, поскольку каждый хотел выделиться, и они переигрывали. В целом спектакль прошел под бурные аплодисменты зрителей.
После спектакля, он ждал Диану в фойе. Она вышла с мужем, и Дмитрий узнал в парне персонаж Прохора, - по пьесе брата Вассы Железновой.
-Знакомься, Костя, - предоставила она мужу Дмитрия. -Это Дима, мой давний товарищ. Он очень взыскательный зритель.
Парень не протянул руку, смерил взглядом Дмитрия, недовольно проговорил:
-Какой он  товарищ - неизвестно, сколько у тебя их было?
Дина дернулась, как от пощечины.
-У тебя был повод уличить жену во лжи, - спросил Дмитрий, не ожидавший такой реакции от ее мужа. - Мы, действительно, всего лишь хорошие знакомые,  она ранее училась у нас, в МГУ.
Не обращая внимания на реплику Дмитрия, он повернулся к жене, сказал, что не намерен выслушивать мнение одного из зрителей, поскольку каждый в зале имеет своем суждение. Тут же высказал недовольство, дескать, надо было ему дать роль Сергея Железнова, тогда бы он смог блеснуть.
-Я пошел. Догоняй меня, - сказал он, повернулся и пошел на выход.
-М-да! - только и проговорил Дмитрий. - Беги, как-нибудь потом  поговорим.
Дина виновато оглянулась вслед мужу, скороговоркой сказала:
-Знаешь что? Послезавтра давай встретимся на смотровой площадке, в пять, а? Я в курсе трагедии в вашем институте, сочувствую, потом поговорим.
Дмитрий пожал плечами.
-Давай, - согласился он.
И она пошла вслед за мужем, который давно уже скрылся из виду.
Через день Дмитрий пришел на смотровую площадку к пяти. Дианы не было. Он смотрел с высоты Воробьевых гор на панораму Москвы. Молодые листочки уже во всю проклюнулись на деревьях, пахло весной и свежевымытым асфальтом. Дмитрий ловил себя на мысли,  он с не терпением ждет Диану, он хочет ее видеть, на миг ощутить в душе теплое чувство к ней. И даже слегка волновался, словно впервые пришел на свидание. Диана сошла с троллейбуса, опоздав на минут пятнадцать, что для женщин вполне приемлемо. Она издали улыбалась ему, он обратил внимание, у нее уже не та легкая, девичья походка, словно замужество сделало ее более степенной.
-Привет! - подошла она и поцеловала его в щеку.
Он взял ее под руку, они спустились вниз, пошли по аллее.
-Как же это произошло? - спросила она, не называя ни имени, ни самого происшествия, но он понял, что Диана имеет ввиду.
-Глупо и трагично. Попала под шальную пулю. Степу ранило.
-А ты где был?
-У Белого дома. Их я отослал домой, сам остался досмотреть трагический спектакль до конца. Как они оказались у Останкино, не понимаю. Степан говорил, их подхватила толпа, увлекла за собой. Им хотелось увидеть, чем это все закончиться. Увидели!
Дмитрий вздохнул. Прошло семь месяцев, боль притупилась, душевная рана все кровоточила.
-Ты ее любил? - тихо спросила Диана.
-Теперь кажется, что сильнее, чем до того. Ведь она первая моя женщина.
Она погладила его предплечье.
-Я тебе соболезную. Поверь, я была ошеломлена, когда узнала. Наши студенты не участвовали в митингах, хотя некоторые рвались пойти туда, преподаватели придумали хитрый ход, заставили репетировать после занятий до позднего вечера, - рассказывала Диана.
-Вы актеры, вам необходимо беречь себя для искусства. Нам, журналистам, нужно познавать жизнь.
Увидела лавочку, предложила:
-Давай, посидим…
Они сели, перед ними открывался вид на Москву-реку. Навигация уже открылась, по реке бегали речные трамвайчики, проплыла баржа. Они сидели и молчали, как-то неловко  переходить сразу на тему ее участия в спектакле. Дмитрий после затянувшейся паузы сам спросил:
-Кто режиссер спектакля?
-Наш преподаватель по сценическому мастерству с участием студентов режиссерского факультета.
-Почему они выбрали столь сложную пьесу для первокурсников?
-Чтобы мы сразу почувствовали всю степень актерского труда.
-Почувствовали?
-Да уж! Я потеряла три килограмма веса. И как тебе все это?
-Хочешь откровенно? Не обидишься? - спросил он.
-Нет, что ты?! Наоборот! Затем я тебя и пригласила. Нам всем и без твоей критики досталось. Меня интересует твое мнение о мой роли.
-Если бы не твоя игра, весь спектакль напоминал бы игру актеров художественной самодеятельности. Сергей Железнов пытался играть с долей гротеска, явно переигрывал. Прохор, я не помню фамилии ребят, играл внешне правильно, выдержанно, по тексту, но без внутреннего огонька. Как бы делал одолжение режиссерам. Твои дочери по пьесе вообще провалили свои роли. Хотя для первого курса совсем даже не плохо. Я ведь сужу о игре с точки зрения мастерства состоявшихся актеров, коими студенты еще не являются, - пояснял он.
-Костя был очень не доволен ролью, хотел играть моего мужа. Не мог смириться с решением режиссера. Я ему тоже говорила, муж у Вассы по пьесе высокий, а Костя среднего роста.
-Самолюбивый он у тебя, - заметил Дмитрий.
-Самолюбивый, - покачала она головой, соглашаясь. - И ревнивый к моему успеху.
-Еще Геродот говаривал: лучше быть предметом зависти,  чем сострадания.  Режиссер хвалил тебя? - спросил он.
-У нас не принято хвалить. Ругал меньше остальных.
-Правильно сделал. Ты сыграла на удивление грамотно. На протяжении двух актов выдержала волевой, властный и деятельный характер. Я и тот раз восхищался твоему умению перевоплощаться, и сейчас думал, как такая пигалица, смогла так убедительно сыграть сорока двухлетнюю старуху?
-Парик, грим и прочее.
-Я не внешний антураж имею ввиду. Внутреннее состояние. У  тебя даже голос огрубел.
-Значит у тебя нет замечаний к моей игре?
Он улыбнулся.
-Есть. Ты чувствовала, что переигрываешь своих партнеров, начала тянуть одеяло на себя. Это должно быть устранено во время репетиций. В таком случае, либо меняют партнеров, либо делают замечание тебе, чтобы ты подстраивалась под своих партнеров. Однако, эти все замечания не имею силы, поскольку надо вас видеть на последнем курсе.
-Я приглашу тебя на выпускной спектакль.
-Заметано. - кивнул Дмитрий.
-Тебе нужно быть театральным критиком, а не журналистом.
-Журналист точно так же, как и критик, вправе высказать свою точку зрения и на спектакль, и на игру актеров. Другое дело, что к критику прислушиваются, а к мнению журналиста нет. Ты скажи лучше, как складывается твоя личная жизнь? Детей планируете? - сменил он тему.
-Детей нет. Нужно окончить училище. Я и так отстала, со мной учатся восемнадцатилетние девочки. Надо было сразу поступать в Щуку, а не туда, куда папа меня воткнул. Семейная жизнь идет свои чередом. При ближнем рассмотрении муж оказался не таким, каким был при ухаживании. Да я и не обольщалась, пришло время стать женой, а он оказался самой привлекательной на тот момент фигурой.
-Судя по твоему тону, ты несколько разочарована? - мягко заметил он.
-Дима, не хочу обсуждать свои семейные дела, -  сморщила она свое личико. Потом не удержалась и проговорила: - Меня смущает его пристрастие к спиртному. Папа у него хоть и народный, а закладывает изрядно. Как бы гены не сказались. Пойдем, - она встала. - Я очень рада была тебя видеть. Не могу для себя объяснить, почему при всей той круговерти вокруг меня достойных парней, я выделила и запомнила тебя, а замуж вышла за любителя выпить и к тому же не самого умного. Порой вспоминаю и сожалею, что не могу видеть тебя чаще.
Он приобнял ее, прижал.
-И я рад тебя видеть.
Они пошли по аллее наверх, он проводил ее на остановку, посадил на троллейбус, она смотрела на него сквозь заднее стекло, и махала пальчиками, пока троллейбус не скрылся за поворотом.

*   *   *
По окончании четвертого курса Дмитрий решил полететь во Львов к брату, тот давно звал его в гости. Решил, он побудет у него, затем поедет к родителям. Сам полет надолго запомнился ему своей необычностью. Сначала его в группе всего из пятнадцати человек долго везли по летному полю, все лайнеры остались далеко позади, впереди стоял маленький двухмоторный самолет, на которого кто-то из пассажиров показал пальцем и громко сказал:
-Наверное со времен войны стоит, как памятник…
Вот к этому памятнику времен войны и подвез их автобус. Пассажиры высыпали из автобуса, скептически оглядывая самолет, кто-то спросил стюарда, гордо возвышающего над толпой:
-И этот самовар еще летает?
Тот гордо ответил:
-А как же!
-А че он такой покоцанный? - и показали на вмятины на корпусе.
Стюард покосился на спрашивавшего и с юмором ответил:
-На таран шли. Отрихтовать не успели.
В маленьком самолете расположилось всего несколько пассажиров, поскольку мест в нем было не более пятнадцати. От кабины летчиков пассажирский салон отделял небольшой проход, в который грузчики пытались втиснуть какой-то громоздкий груз. Он не влазил по габаритам, грузчики ругались матом, мало заботясь о том, что их слышат пассажиры. Один из них с досадой сказал:
-Он в пути может упасть.
-Да и хрен с ним… - отозвался другой.
-Центровка нарушится…
Тут уж и пассажиры заволновались, открыли дверцу, убедиться, что за груз должен лететь с ними, который в пути может нарушить центровку. Тем более,  груз очень напоминал гроб, который поместили в дополнительный контейнер. Подъехали летчики, пассажиры начали шуметь, возмущаться, те велели грузчикам вынести контейнер. Наконец все успокоились, расселись по местам.
-Сколько лететь будем? - спросил Дмитрий у стюарда.
-Три с половиной часа.
И больше ничего услышать было нельзя, поскольку моторы взревели, да так, что не стало слышно собственного голоса. Объяснятся можно было только жестом глухонемых. Весь полет рев моторов не умолкал, Дмитрий пожалел, что нет у него берушей, чтобы заткнуть уши, разве можно было предусмотреть такой сюрприз. Стюард сидел на первом сиденье рядом с симпатичной пассажиркой, которой он принес кофе и печенье. Пассажир на заднем сиденье, стараясь перекричать шум моторов, спросил:
-А нам печенье?
На что стюард лениво ответил:
-Ты че, мужик, никогда печенье не видел?..
Спорить бесполезно, все равно почти ничего  не слышно.
Самолет мерно гудел, нырял в облака, проваливался в воздушные ямы, тянул свою заунывную мелодию, Дмитрий мечтал быстрее долететь, дал себе слово, если еще когда-то придется лететь во Львов, никогда не летать туда самолетом, в крайнем случае - поездом.
Прилетели через четыре часа двадцать минут. Оглохший Дмитрий на выходе с укором высказал стюарду:
-А говорил, три с половиной лететь будем.
Тот с высока посмотрел на пассажира, лениво ответил:
-Против ветра летели…
Потом долго стояли в очереди, проходя таможню. Таможенники придирчиво осматривали каждого пассажира, не так много рейсов приземляется во Львове, им скучно, и они проявляли ненужную работоспособность. Та самая пассажирка, с которой весь полет ворковал стюард, не задекларировала в анкете мобильный телефон, таможенники задержали всю очередь, выясняя вину пассажирки контрабандистки, выписали ей штраф в пятьдесят долларов. Дмитрий в сердцах сплюнул, в России давно уже никто не считал мобильные телефоны объектом декларации при пересечении границы, быстренько поставил в анкете галочку возле графы: Мобильные телефоны. Таможенник рассматривая документы Дмитрия, спросил по-украински:
-Цель прибуття во Львив?
Хотел Дмитрий пошутить, посмотрел в насупленное лицо таможенника, буркнул:
-В гости.
Таможенник шлепнул печатью на страничку паспорта, протянул паспорт с видом,  будь его воля, не пустил бы он в город москаля.
Брат ждал его в зале. Обнялись.
-Едем в семью жены, они ждут. А потом поедем ко мне. Мы пока снимаем жилье, копим на квартиру. Там все собрались, ждут тебя.
-Все, - это кто? - спросил Дмитрий, не очень любивший незнакомые кампании.
-Родители и ее брат. Ты не обращай внимание  на их закидоны, они любят подчеркнуть свою неприязнь ко всему московскому, - попросил виновато брат.
-Чем им так московские насолили? - удивился Дмитрий.
-Да так… Потом поймешь… - уклонился от объяснения Николай.
Дмитрий с женой брата знаком, они приезжали в Измаил, устраивали среди родственников повторную свадьбу. Правда, свадьба была уже без Дмитрия, он уехал на учебу. Измаильские родственники не ездили на свадьбу во Львов, точно так же львовяне не приезжали в Измаил. К жене  Николая родители отнеслись радушно, только слегка настороженно.  Милая, юная девушка. Сидела прямо, молчала, красивое выражение лица надменное. Смущал ее украинский язык, который не похож на местный украинский, ее плохо понимали, от чего она еще больше замыкалась, чувствовала себя чужой. Все вокруг говорил по-русски, ей вообще непонятно, как так, в украинском городе разговаривают по-русски. Выросшая в благополучной семье, жила в просторном городской квартире, ее шокировал туалет за сараем, она боялась туда ходить без сопровождения мужа, ей казалось, что со стороны огородов может подглядеть за ней посторонний глаз. Город мужа ей не понравился. «Большая деревня!» - хмыкнула она. По сравнению со Львовом многократно проигрывал. Когда уезжала, высказала свое мнение о посещении Измаила: «Как в другой стране побывала. Бедной и неопрятной».
Теперь Дмитрию предстояло познакомиться с родителями жены брата.
-Ты говори по-украински, так как сможешь, - попросил его брат. - Вспомни, как разговаривали в селе молодежь, когда мы ездили в гости.
-Суржик я вспомнить смогу, здесь же совсем другой украинский, - напомнил Дмитрий.
-Ничего. Они же знают, что ты не в Киеве живешь.
Родители жены оказались внешне интеллигентными, доброжелательными людьми, встретили брата зятя радушно, старались говорить с ним по-русски, с ярко выраженным акцентом, так говорят по-русски поляки. Мать жены полная, симпатичная женщина, заведующая районной поликлиникой, представилась Еленой Григорьевной, отец - Богдан Викторович преподаватель в местном университете, худощавый, высокий, с запорожскими усами до самого низа подбородка. На нем украинская вышиванка подпоясанная красным пояском. Брат жены, офицер и коллега Николая - Олесь говорил по-украински, упорно не хотел говорить с гостем по-русски. И жена брата  говорила на местном украинском, то ли они не знали русского, то ли подчеркивали свою приверженность местным обычаям. Ко всему прочему, она преподает в школе украинский язык и литературу. Дмитрию резал слух ее обращение к мужу: «Мыкола, подай рушнык». Никогда в Измаиле не задумывался, что его брата Колю можно называть Мыколой. Он  видел округлившуюся талию Галины, удивился, брат в тот приезд в Измаил говорил о ее беременности, по срокам она уже должна давно родить. Он не стал при всех задавать брату вопрос об отцовстве. После дежурных вопросов, как долетел,  какие у него планы в отпуске, уселись за круглый стол, выпили по рюмке  водки, закусывали, и всех интересовал вопрос:
-Как в прошлом году московский  президент мог стрелять из танков по парламенту? И много ли людей погибло?
-Сколько погибло никто точно сказать не может. Официально около ста пятидесяти человек. Поговаривают более тысячи людей. Во всяком случае там погибла моя девушка. Ранило моего товарища, тоже нашего студента. Они учились со мной на одном курсе, - медленно подбирая слова проговорил Дмитрий.
Как? Ты тоже был в то время у здания Вашего Совета? - удивленно спросила Галя. - Ты кого-то там поддерживал? Ты же украинец?!
-Во-первых, я русский. Паспорт советский и еще не менял, до конца учебы есть время. Во-вторых, я был у Белого дома, как будущий журналист. Ни за одну сторону я не выступал. Девушка погибла не у Белого дома, она погибла у Останкино. У Белого дома тоже погибли люди, танки стреляли прямой наводкой по зданию. В ответ кто-то тоже стрелял, падали люди. Мне повезло.
Они скомкали эту тему, стали говорить о жизни, старательно обходили тему отношений двух теперь разных государств, пока Олесь не спросил:
-Ты после окончания куда поедешь работать? Или в Москве решил остаться?
Дмитрий еле понял суть его вопроса, которая на украинском языке прозвучала так: - Ты писля окинчиння куды поидышь працювать? Нэ вжэ в Москви останэшся?  И дальше все по украински в таком же ключе. Он как-то не решился честно ответить, что хочет остаться в Москве, поскольку  у него возникли планы, да и события на Украине тоже не очень располагали к переезду.
-Я еще не решил, - уклончиво ответил он. - Посмотрю, что мне предложат  в Киеве или Одессе.
-Ты же понимаешь, если останешься там, ты станешь предателем родины, - заявил Олесь.
-Почему сразу предателем, - спокойно ответил Дмитрий, хотя в душе вознегодовал. - А если бы я поехал работать в Германию, или Польшу, тогда бы я не был предателем? - он тяжело посмотрел на Олеся.
-Европа нам дружеская, а Россия всегда стремилась поработить нас.
-Кого нас, мы же были единой страной? - спросил вызывающе Дмитрий.
-Это только с виду. Сколько советы боролись с истинными патриотами Украины? А до конца победить не смогли, - самодовольно проговорил Олесь. -
Дмитрия покоробили слова Олеся, он понял, спорить здесь бесполезно. Чтобы как-то уйти от неприятного разговора, он демонстративно заинтересовался портретом, висевшем на стене. Написан маслом, в красивой рамочке, он показал на портрет и спросил, что за родственник изображен на портрете? Мать жены брата сделала удивленное лицо, воскликнула:
-Как?! Вы не узнаете национального героя Украины Степана Бандеру?
Дмитрий чуть не поперхнулся. Мать заметила заминку, назидательно проговорила уже на украинском:
-Мыкола, ты шо ж ны просветыв брата?
Остаток вечера получился каким-то скомканным, мать наклонялась к отцу и делала замечания на украинском, словно надеясь, что Дмитрий, как иностранец, ничего не понимает. Он с облегчением вздохнул, когда они распрощались с семьей жены брата, вышли на свежий воздух, проводили Галю домой, а сами прошлись по вечерним улочкам Львова. Дмитрий все никак не мог отделаться от внутреннего возмущения в адрес родителей Галины.
-Как же так? Они же оба не молодые, учились в советское время, должны знать, кто такие Бандера, Петлюра, Шухевич. Я понимаю, когда твоя жена училась в СССР, была юной и глупой, сейчас ее воспитывают вот такие родители. Но они?! Они, ведь учились при советской власти?!
Брат смущенно отбивался:
-Ты не живешь здесь, не знаешь местных завихрений. Во многих городах западной Украины поставлены памятники Бандере. Первое время пытался спорить. Мне быстро дали понять, моя карьера военного может закончиться выдворением из армии и Львова в лучшем случае, а то и посадкой - в худшем. С женой у нас по этому поводу чуть ли не до развода доходило, теперь смирился. Вернее затаился, не знаю, насколько меня хватит. Ведь я теперь женат и у нас будет ребенок.
-Поздравляю. Это я заметил. Только она же уже тогда была беременной, когда вы приезжали в Измаил, - напомнил Николай. - Где ребенок?
-Оказалось, она блефовала, чтобы к ней не приставали с расспросами по поводу ее недовольства. Я и сам это узнал уже после отъезда из Измаила.
-Ребенок сроднит тебя с ней или свяжет? - спросил Дмитрий.
Николай только развел руками.
Услышав русскую речь, к ним тут же подскочил милиционер.
-Ваши документы! - гаркнул он по-украински.
-А в чем дело? - дернулся Дмитрий, он все не мог привыкнуть к мысли, что его принимают здесь за чужака. Жестом руки Николай остановил его, ответил:
-Все нормально, это гость из Киева, - пояснил Николай по-украински.
Достал офицерское удостоверение, протянул его милиционеру. Тот прочитал звание и фамилию, козырнул, извинился и исчез.
-Что тут у вас твориться?! - возмутился Дмитрий. - Ладно Кравчук быстро перелицевался   из коммуниста в националиста. Но теперь у вас Кучма, вполне адекватный президент. Он что, не может приструнить вот эти бандеровские настроения?!
-Значит не может, - вздохнул Николай. - Или не хочет. А ты полагаешь при советах не было всплесков национализма? Я здесь посещал лекции, мне пояснили, что национализм после войны никуда не делся. Евреи всегда жили обособленно, им  доставалось больше всего, государственных постов они не занимали. Помнишь семью грека Кауниди в Измаиле, им сколько раз предлагали ехать в свою Грецию. Молдаван за людей не считали, присказка была: «Молдаване - гей за плуг!». Украинцев видно не было, они все говорили по-русски, никто в паспорт им не заглядывал, а как только поперло у них, так даже некоторые русские захотели стать украинцами. Мы относились к этому как к шалости отдельных недоумков.
-Ты передергиваешь, - проговорил недовольно Дмитрий. - На бытовом уровне стычки были, и Георгия Саркисяна хачиком называли, и евреев дразнили жидами, и молдаван не уважали за их цыганство, вечно хотели на халяву урвать побольше, а работать поменьше. Но на государственном уровне все это пресекалось. А теперь что? Бандера - герой Украины! В страшном сне не могло нам присниться такое в школе. И гетман Мазепа не предатель, а борец за свободную Украину.  Так скоро тут и Хмельницкий станет коллаборационистом.
-Пройдут эти завихрения, поверь мне. В России тоже сепаратные настроения - не приведи Боже. Того и гляди распадется на мелкие княжества. Ваш Ельцин разрешает брать главам регионов суверенитету столько, сколько они смогут схавать. Татарстан объявил о суверенитете, Коми, Свердловская область желает отделиться, не говоря уж о Чечне, которая с оружием в руках отстаивает свой суверенитет, - горячо уже возразил Николай и это опять стало похоже на извечный спор. Дмитрий примирительно сказал:
-Да. В интересное время живем. Только вот радости что-то совсем мало.
-А ты что, решил все же в Москве остаться? - осторожно спросил брат, возвращаясь к застольному разговору.
-Кто меня тут ждет с моим русским языком? Заставите писать по-украински, которого я не знаю?
-В Измаиле все говорят по-русски, - напомнил Николай.
-Говорят по-русски, а пишут по-украински. И буду там работать в местной многотиражке «Дунайский вестник», - иронически проговорил Дмитрий.
-А в Москве ты станешь главным редактором «Правды»! - парировал Николай. - Ты должен вернуться в Украину, тут твоя родина. Что хорошего тебя ждет в России? Разрушенная экономика, коррупция, неадекватный президент! Ты знаешь, что Ельцин посетил Польшу, Валенса поставили его в известность: Польша хочет вступить в НАТО. Ваш министр иностранных дел Козырев, стал убеждать Ельцина согласиться, иначе политику России сочтут продолжением коммунистического режима. Всю ночь Валенса с Ельциным пропьянствовали, и наутро Ельцин согласился на условия Польши, - рассказывал Николай. Ты понимаешь, что это значит?
-Тебе откуда известны подробности с пьянкой? - подозрительно спросил Дмитрий.
-Наши офицеры из Киева были в то время в Варшаве.
-Видели, как он пьянствовал, - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Не видели. Они общались с офицерами по охране дворца польской резиденции. Он что, не понимает, что такое НАТО у ворот России? Между ними останется только Украина и Белоруссия. Не зря же в угоду полякам вывели из их территории всех российских военнослужащих,   свыше шестисот танков и  девятисот бронемашин, полтыщи орудий и минометов. И нам кое-что перепало. Они через нашу территорию всю эту технику везли, половину техники бросили на территории Украины. Вот теперь мы продаем их всем, кому не лень. Так-что не думаю, что Россию ждут хорошие времена с таким президентом. Развалится Россия. Или станет второстепенной державой с расхристаной экономикой. Или Верхней Вольтой с атомной дубинкой, - утверждал Николай, доказывая преимущества Украины перед Россией, в которой брат не хочет остаться жить.
-Пока я не вижу, чтобы Украина возрождалась. Да, при Кучме экономика чуть выправилась, - согласился Дмитрий.  - И в России могут настать благие времена. Ельцины приходят и уходят. Не может такая большая страна с древней историей развалиться. Ее разваливали и татаро- монголы, и поляки, и  Наполеон с Гитлером, не смогли развалить.
-А Горбачев развалил! - уколол брата Николай.
-Империю развалил, а Россия останется, - отмахнулся Дмитрий. -  А Украину не один раз перекраивали, дербанили. Львовская область была и под австрийцами, и под поляками. Крым и восточные области были Российскими. Ленин подарил Украине Донбасс и Луганск, в благодарность украинцы сносят ему памятники. Все же моя родина Советский Союз. Я еще и паспорт не поменял. Не моя вина, что кучка политиков развалили страну. Вот съезжу домой, поговорю с родителями, и решу, где мне жить. Полагаю, что лучше жить в стране с разрушенной экономикой, чем в стране с извращенной идеологией. Экономику можно восстановить, с идеологией все сложнее.  Это все равно, что пытаться мусульманина переубедить стать православным, или наоборот!  Во всяком случае, если бы мне пришлось жить во Львове, тогда я бы точно сюда не вернулся. А ты доволен своей здесь жизнью?  - спросил Дмитрий брата.
Николай помялся, затянувшейся паузой дал понять,  не всем он доволен, нехотя ответил:
-Что хорошего меня бы  ждало в России? Вон у вас там заварушка в Чечне началась, погнали бы меня туда воевать, оно мне надо?
-Ты учился на то, чтобы воевать, - с сарказмом напомнил Дмитрий.
-Нас учили родину защищать, а не выполнять полицейские функции, - недовольно проговорил Николай. И чтобы отвлечься сказал: - Ты знаешь, как я теперь командую солдатами «Равняйся, смирно!»?  «Ривняйсь, струнко!».
Дмитрий не поддержал его тона, все так же хмурился и молча шел рядом. Николай проговорил:
-Ты все же подумай, как тебе поступить. Кому-то надо рядом с родителями быть. Я вот, застрял во Львове, обещали в свое время перевести в Одесский военный округ, только теперь для этого нужно немало купонов собрать. Коррупция в армии похлеще чем где-либо.
С тяжелым сердцем уезжал Николай из Львова. Ему жаль брата, что  тому пришлось принимать правила игры в их общей стране, на их общей родине. После посещения брата, его сомнения в какой стране ему оставаться, все больше склоняло к тому, что он хотел бы остаться в Москве. На прощание  отметил, внешне Львов не похож ни на один украинский город. Скорее он похож на европейский город с его ратушей, средневековыми узкими улочками, высокими крышами костелов.  Возможно эта архитектура накладывает на характер его жителей желание отделится от остальной части Украины или подчинить всю Украину своему образу жизни и мыслей.

Когда он приехал в Измаил, и встретился с двоюродным братом Олегом, рассказал ему о порядках во Львове, тот только покачал головой.
-Да у нас стало не лучше. Российская военная флотилия на Дунае перестала существовать. Самый крупный в регионе консервный и целлюлозный завод отдают в частные руки. Производство продукции тут же упало. Рабочих сокращают. Толкучка на рынке растянулась на километр. Приезжали к нам на грузовиках западенцы, учили нас, как нужно жить, хотели у горисполкома скинуть с пьедестала Ленина. Люди не дали. Им Ленин до одного места, но мы не хотим, чтобы в нашем городе командовали нацики извне. Мы сами тут решим, как нам жить. Хотя местные украинцы и приверженцы западной идеологии весьма обнаглели.  Благодаря их деятельности почти все еврейские семьи покинули город. И Одесса опустела. Эмигрировали на землю обетованную, - рассказывал Олег.
-Их начали притеснять? - не поверил Дмитрий.
-Да. Толя Кравченко вдруг вспомнил, что у него украинские корни, организовал здесь банду, или группу, которая теперь кричит на всех углах, что Украина для украинцев, а кто не согласен: чемодан, вокзал, Москва, или Израиль. Хотя сам по-украински ни бе, ни мэ, ни кукареку.
-А Эля? - вырвалось у Дмитрия.
-А что Эля? - переспросил Олег и посмотрел на Дмитрия. Улыбнулся: - И ты туда же!.. Уехала. Они всем семейством уехали. Только Иосифа посадили.
-За что?
-Один из дружков Толи Кравченко начал лапать сестру прямо при родителях, Иосиф снес ему челюсть напрочь.  Те подожгли ворота их дома и написали на доме: «Жидам не место в Измаиле». Иосиф поймал одного поджигателя, и тоже пришиб маленько. Вскоре его арестовали за хулиганство и побои. И тогда семейство поняли, жить спокойно, как ранее жили, им не дадут. Да и стоматологический кабинет у дяди Марка отобрали. Пришли молодцы с бицепсами и потребовали пятьдесят процентов от  выручки платить им за крышу. Дядя Марк возмутился: «Я буду один работать, а семеро с ложкой будет сидеть надо мной!». После этого стоматолог понадобился ему. Потом кабинет и вовсе отобрали. И руководство рынка, где работала его жена и сестра, мать Мины, в бухгалтерии, тоже обложили данью. После всего этого они и решили уехать. Сначала хотели Иосифа дождаться, тот сам их убедил уезжать, а он, дескать, после отсидки приедет.
И Дмитрию стал грустно на душе, хотя надеяться ему было не на что. Еще тогда Мина ему сказала: «Эсфирь с гоем дружить не будет. Ей родители и братья запретят встречаться с православным».

* * *
К осеней сессии студенты готовились особенно тщательно. Предметы «Этика и право» и «Журналистские расследования» не из разряда сложных, однако весьма объемных. Предпоследний курс выявил пристрастия студентов к тому или иному роду деятельности в области журналистики. Дмитрий сносно говорил на двух языках. Он так больше ни с кем из девушек и не задружил. Хотя многие оказывали ему знаки внимания, видели, парень надежный, целеустремленный. Ему казалось, что этим он предаст память о Любе. Полагал, закончит институт, познакомится с девушкой вне стен института, которая ничего не знает о его прошлой связи, тогда можно будет думать о женитьбе.
Степан твердо решил после окончания уехать в Молдавию.
-Буду поддерживать силы, которые за более плотные отношения с Россией. Не могу понять тех, кто хочет присоединится к Румынии! Неужели не понимают, лучше быть маленькой, гордой и самостоятельной при поддержке России, чем придатком в отсталой Румынии.
На что Дмитрий отвечал, что он хотел бы остаться в России, только гражданство ему не светит. Можно и без гражданства работать в Москве, все зависит, куда ему удастся поступить на работу. Степан возражал: России нужен крепкий, авторитарный руководитель, тогда можно будет работать в России. Пока же, экономика на боку, заводы раздебанили, из оставшихся выжимают последние соки, не вкладывая средств в воспроизводство, не стабильно на международной арене, Россия не столь привлекательна.
Дмитрий соглашаясь, говорил:
-На Украине такая же ситуация, которая усугубляется неонацистской риторикой. Удивительно, почему в России этого не замечают? И ранее не замечали. Моему брату один очень ортодоксальный офицер во Львове рассказывал, еще в советское время всех бывших националистов из тюрем повыпускали, они воду мутили, а власти делали вид, что ничего не происходит. Не понимаю, такое сильное КГБ, которое в чужом глазу соринку видели, сослали Сахарова за пацифистские высказывания, а проглядели явный, махровый национализм у себя под боком. И сейчас не замечают!
-России сейчас не до Украины. Им бы у себя пожар на юге загасить, - заметил Степан.
Последние новости на политической арене внутри страны горячо обсуждали студенты. Российские самолеты ударили по чеченским аэродромам и вывели из строя все самолеты. Совет Федерации осудил силовое решение конфликта, предложил прекратить вооруженное противостояние и начать переговоры по восстановлению конституционного порядка в Чечне. Только президент плевать хотел на предложение Совета Федерации и издал Указ о пресечении деятельности незаконных вооруженных формирований. Правительство России поручило МВД и Министерству обороны России обеспечить выполнение указа, а если Чечня не подчинится, разбомбить склады с вооружением и военной техникой.
Степан задавал риторический вопрос Дмитрию, когда готовились ко сну:
-Скажи, президент России адекватный человек? Ему же депутаты предлагают провести переговоры с Дудаевым, тот готов на переговоры, а он закусил удила, считает ниже своего достоинства разговаривать с ним. Чем это может закончится?
Дмитрий только вздыхал, не знал, чем это может закончиться. О том, что президент у России с чудинкой, видела вся Европа, когда во время переговоров в Германии, он в нетрезвом состоянии дирижировал оркестром. Или проспал встречу с главой страны в Рейкьявике. Им выгоден такой покладистый и непритязательный президент большой и непредсказуемой страны.
-Одна надежда, что через год его переизберут, - подал реплику Дмитрий.
-А кто достоин в его окружении стать у руля такого огромного государства? Березовский, Чубайс? Гайдар? - иронически спрашивал Степан.
-Не утрируй. Это не политики. Это барыги. Гайдар ушел в оппозицию, он не согласен с силовым решением с Чечней. Тем более, что лучший министр обороны Грачев, пообещал Ельцину взять Грозный одним полком.
-Какой там полком?!  Погоди, там армия захлебнется. Знаешь, сколько там пришлого сброда со всего востока понаехало? Помнишь, в парламенте говорили, население Чечни встретит русских с хлебом и солью? Ага! Встретили! Выстрелами из-за угла и обороной своих населенных пунктов.
-Раньше мы о девках рассуждали, - вздыхал Дмитрий и отворачивался к стене.
Новый год вообще был омрачен сообщениями о бездарном нападении на Грозный. Все студенты следили за действиями войск, которые не радовали своими успехами. Ввели танки на улицы города, которые стали удобной мишенью для чеченских боевиков. Никто не обучал молодых солдат боям уличного сражение, не обученных первогодок бросили в мясорубку, не снабдив даже элементарным запасом боевого снаряжения. Боевого опыта не было у офицеров. Не ожидая яростного сопротивления они просто растерялись, взаимодействие между частями нарушилось. Уже второго января федеральные силы попали в окружение, в результате восемьдесят пять воинов убито, свыше семидесяти пропало без вести, сто солдат и офицеров попали в плен. Двадцать танков уничтожено, командир бригады  погиб.
Для кого-то Новый год праздник. Для солдат  на юге страны сплошной ад.
Для их родных нескончаемое горе. Степан и Дмитрий после сессии домой не поехали. Они решили после Нового года проходить практику на телевидении по предмету «Журналистика в телевидении». В Новогоднюю ночь Степан ушел с новой знакомой девушкой, с которой стал недавно встречаться, в ее кампанию. Девушка, которая жила в Кишиневе, его не дождалась, вышла замуж. Дмитрий сидел в эту ночь один, вспоминал Любу, грустил. Представлял, как бы он сейчас провел с ней время. Он не мог с кем-либо  строить отношения. Не мог себе представить, как он будет прикасаться к девушке, целовать. Ему казалось, это будет предательством по отношению к ее памяти. К сожалению, образ Любани стал несколько расплываться в памяти. Помнил тугую косу, полные губы, серые глаза - все по отдельности, а цельный облик исчезал. Помнил ее горячие руки, теплое тело, нежные поцелуи. В Новый год сидел у окна, наблюдал за далеким салютом в честь рождения нового года.
Позвонил с переговорной  родителям, поздравил их с Новым годом. Те сообщили, у Николая родилась дочь. Назвали Евой.
-Если у меня будет сын, назову Адамом, - мрачно пошутил Дмитрий. Ему было очень одиноко в эти новогодние праздничные дни.
Пятого января он поехал в Останкино. На подходе к зданию искал следы былого противостояния, в результате которого гибли люди, в том числе и Люба. Однако никаких следов видно не было, все старательно зачистили, все же почти полтора года прошло. Ко всему, все припорошило вокруг снегом. Он заказал пропуск, прошел в студию, с которой институтом достигнута договоренность о прохождении студентами практики.
Плутая по длинным коридорам, он встретил Диану. Она очень удивилась. И Дмитрий удивился. Вместо приветствия спросил:
-Ты что здесь делаешь?
-Я то понятно! А ты что здесь делаешь? - в свою очередь спросила она.
-Я на практике. А ты, я так понимаю, уже в телефильме снимаешься?
-Почти. В рекламе. Менее почетно, зато денежно. Ты почему не звонишь?
-Чтобы не вносить раздрай в твою семью. У тебя ревнивый Ромео.
-Ах! Выставила я своего Ромео. Я теперь снова свободная девушка на выданье. Знаешь, мне тебя сам Бог послал, я о тебе последнее время все чаще вспоминаю, - сказал она.
-Странно. Денег я у тебя не занимал, чтобы часто вспоминать, -  пошутил Дмитрий.
-Не ерничай. Я серьезно. Ты вот что! Я не знаю, когда освобожусь, ты приходи ко мне попозже. Потолковать нужно. Договорились?
-Хорошо, - без энтузиазма пообещал Дмитрий.
-Не забудь!.. - помахала она рукой и скорым шагом пошла по коридору. Практика уже не шла на ум Дмитрию. Он старался вникнуть в суть предмета, ему показывали принцип работы стационарных видеокамер. Показывали работу телекомментаторов, ему удивительно было смотреть из-за спины операторов на телеведущих, которых ранее он видел только по телевидению. Она как раз передавала в эфир о событиях в Грозном. Диктор говорила, что бои под командованием генерала Рохлина ведутся с подразделениями сепаратистов в черте города, на подступах к президентскому дворцу. Оператор в пол голоса рассказывал специфику работы журналистов по предоставлению материалов для телевизионной передачи. Дмитрий еле дождался окончания занятий, помчался в сторону дома Дианы. Он почти стал забывать о ней. А тут увидел, и в душе вновь вспыхнуло былое чувство, не любви даже, а какого-то благоговейного чувства к ней. 
Окна ее квартиры темнели своими глазницами. Начал прохаживаться у подъезда в надежде на ее скорый приезд.
Он изрядно продрог, дожидаясь Диану у подъезда. Увидел ее, пошел навстречу, забрал у нее сумку, пошел рядом.
-Замерз? - спросила она.
-Есть маленько, -  сознался он.
-А подарок мой почему не одел?
Вспомнила она о куртке, которую она все же передала через Степана ему спустя год после замужества.
-В общежитии. Не расчитывал так долго прогуливаться на свежем воздухе.
-Сейчас чаем отогреемся, - пообещала Диана.
Она пропустила его вперед, разделись в прихожей.
-Ты проходи, я сейчас, - и пошла на кухню.
Дмитрий огляделся. Внешне в комнате ничего не изменилось, словно и не жил здесь мужчина. Он выглянул на кухню.
-Тебе помочь? - спросил он.
-Не надо. Я быстро.
-Вы временно расстались или навсегда? - спросил Дмитрий.
-Навсегда. Хотя официально еще не развелись.
-Причина?
-А! - махнула она рукой. - Все до кучи. Первый блин оказался комом. Берегла себя для бесконечной любви и высоких идеалов. Все разбилось о быт, беспричинную ревность и его пьянство, - на одной ноте произнесла она.
-Ты ранее его не могла разглядеть? Вы же учились вместе?
-Не смогла. Он так красиво ухаживал. Такие стихи мне читал, - закатила она глаза к потолку. - Ах, забудем! Неси чашки в комнату, - велела она.
-Давай здесь на кухне посидим, - предложил Дмитрий. - Я же не гость, а так, товарищ, зашел на минутку. У тебя здесь уютно, - обвел он глазами интерьер кухни.
-Я тоже люблю сидеть здесь вечерами, - согласилась Диана.
Она расставила посуду, чашки, нарезала хлеб, колбасу, налила чай, села напротив, подперла голову рукой, рассматривала Дмитрия.
-Что, изменился? - спросил он, уловив ее взгляд.
-Да. Повзрослел.
Дмитрий положил сахар, медленно помешивая ложечкой, спросил:
-Ты хотела со мной поговорить. О чем?
-Ты на следующий год заканчиваешь институт. Какие у тебя планы? Уедешь домой? - в свою очередь спросила Диана.
Дмитрий отложил ложечку, раздумывал, чем вызван такой интерес. Решил сказать как есть.
-Я не хочу работать на Украине. Я не знаю украинский и изучать его не хочу. Он для меня мертвый язык. Я его не чувствую. На русском могу подобрать синоним любому слову. На украинском  всегда буду косноязычным. Мне легче китайский выучить. Его тоже не буду чувствовать, зато буду знать, это для меня  иностранный язык. А там должен буду  делать вид, что он мне родной. А еще, чувствую, быстро вступлю в конфликт с властями из-за национальной политики. Меня вышвырнут из профессии, если не научусь лицемерить. Поэтому, хочу остаться работать в России, - старался говорить убедительно Дмитрий.
-А гражданство? - напомнила Диана.
-Подам документы на гражданство. У меня до сих пор советский паспорт со вкладышем. Полагаю, не откажут.
-Родители не обидятся?
-Я же не расстаюсь с ними, никто не запретит мне навещать их. Даже если поеду работать на Украину, вряд ли я найду работу в своем городе. Все равно я буду всего лишь их навещать. Жить в Измаиле мне не светит, - пояснил Дмитрий. - Это маленький город, в котором не издается серьезных газет. В тех, которые выпускаются, я мог бы работать и без институтского образования.
Дина внимательно слушала, помолчала, не зная, как начать щекотливый  для нее  разговор, кашлянула и решилась на разговор:
-Я что хотела тебе предложить… - она сделал паузу, внимательно посмотрела на Дмитрия. - Давай оформим фиктивный брак.  У тебя не будет проблем с гражданством, регистрацией, трудоустройством, - выпалила она решительно, словно в воду прыгнула. - Хочу помочь остаться тебе в Москве. Мне приятно будет, если ты будешь рядом.
Дмитрий приподнял бровь, потом нахмурился.
-Хм… неожиданно! А почему фиктивный? Я готов на настоящий. Только я не пойму, в чем твоя выгода? - спросил он.
-Видишь ли… я хотя и обожглась браком, но одна уже не хочу оставаться.  Не хочу приходить  в пустую квартиру. Ты давно симпатичен мне, без вредных привычек, умен, - поясняла Дина.
И чем больше она пыталась аргументировать свое решение, тем более хмурился Дмитрий.
-Тогда тебе нужно завести кошку. Тоже живая душа, - глухо проговорил он. Она положила ладонь на его руку.
-Я знаю, ты щепетильный. Подумай, мы две одинокие души, я же всегда чувствовала, что не безразлична тебе. Если бы не твоя девушка, может быть я бы и замуж не торопилась выходить. Короче! Чего я вру! Фиктивно или по -настоящему, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Поживем вместе, ты присмотришься ко мне, я к тебе. Тем более, что вкусив мужского отношения, мне уже трудно быть независимой. Не бросаться же мне на режиссеров ради роли или зова тела, - спонтанно говорила Дина, и лицо ее медленно покрывалось краской.
-Странно! Насколько ты нравственна была до замужества, настолько ты безнравственна сейчас? Или хочешь казаться такой? - спросил Дмитрий голосом ментора.
Дина собралась, уже спокойно выговорила:
-Я взбалмошная, но до определенной черты. Как тебе мое предложение?
-Вкусное! Только я не могу прийти на все готовенькое, и на целый год сесть тебе на шею. Уважать себя перестану. Я тебе еще тогда говорил, если бы не твоя квартира, я бы женился на тебе, - напомнил он.
-Во-первых, ты уже кое-что зарабатываешь своими статьями. Я тоже подрабатываю  съемками в рекламе. Тут и роль обещали подкинуть в телесериале, хотя в училище это не приветствуется. Преподаватели закрывают на это глаза, понимают, студентам сегодня не до жиру, быть бы живу. Деньги ничего не стоят. Во-вторых, пей чай, он уже остыл. Что ты думаешь о моем предложении? - настойчиво спросила она.
-Такое с лету не решишь. Допустим, я соглашусь. Перееду к тебе. Через пол года ты влюбишься в очередного партнера. Ты выставишь меня за дверь, как своего Костика. Из общежития меня  выпишут. И куда я подамся? Жить на вокзал? - аргументировал свой отказ Дмитрий.
-Что за глупости?! Почему я должна в кого-то влюбиться через пол года, год? Ты считаешь меня настолько легкомысленной? - округлила она глаза.
-Все актрисы влюбляются в своих партнеров.
-Далеко не все. Я знаю много актрис, которые дожили со своими мужьями до старости, вспомни Клару Лучко, Кириенко, Семину и других.
-Точно так же и я знаю многих актрис, которые меняет мужей каждые два, три года, - парировал Дмитрий.
-Дурацкий у нас получается разговор. Послушай, я не стала бы делать своего предложения, если бы ты был мне безразличен. Я давно для себя решила,  если повторно выйду замуж, то только за тебя. Ты должен делать мне предложение, а у нас все, как не у людей. Я уговариваю тебя жениться на мне. Али я тебе безразлична? - попыталась изобразить кокетство Дина.
-Как раз нет! Ты очень симпатична мне. Более того! Но я как-то не могу без ухаживания, без того, чтобы добиваться тебя делать тебе предложение, хочу чувствовать себя завоевателем.
-Вот и будешь добиваться меня своим хорошим отношением на моей площади.
Она засмеялась, громко и счастливо. Вскочила, обняла голову Дмитрия и поцеловала. Плюхнулась на колени, обхватила шею, еще раз поцеловала и приказала:
-Завоевывай! - приказала она.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату. По пути спросил:
-А брак у нас будет фиктивный или настоящий?
-Сейчас мы оба это поймем.
Он положил ее на кровать, прижал за плечи, она притихла, ожидая от него нежности и ласки. Он нагнулся к ее уху и громким шепотом прошептал:
-Быть иждивенцем так же позорно, как и сожителем. Когда разведешься, тогда и поговорим, - словно облил молодую женщину холодным душем.
Встал и пошел на выход. Одел куртку, присел на пуфик одевая ботинки. Диана вышла, прислонилась к косяку, смотрела на Дмитрия, по щеке скатилась слеза.
-И что дальше? - спросила она.
 Он посмотрел на нее снизу вверх.
-Дальше? Я женюсь на тебе, но только  после развода, - уверенно и строго проговорил он.
*  *  *
Первого марта по всем телеканалам передали трагическую новость:
-В подъезде своего дома убит телеведущий Владислав Листьев. Любимец публики. Обожаемый всеми домохозяйками страны. Девчонки однокурсницы плакали, словно потеряли близкого человека. Вскоре собрались и поехали к его дому на Новокузнецкую. Позже рассказывали, у дома собралась огромная толпа людей, море цветов. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и губы. У всех в глазах немой вопрос: «За что?! И кто посмел поднять на него руку?!». Президент выступил по телевидению, обещал взять расследование под личный контроль, заверил, убийц и заказчика непременно найдут и покарают.
Через неделю в комнату забежал Виктор Горлов и с выпученными глазами сообщил новость:
-Ребята, сейчас в криминальных новостях сообщили, вчера поздно вечером возле своего подъезда убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Полагаю, это отец Паши.
На фоне убийства Листьева, это убийство осталось бы не замеченным. Убивали каждую неделю, если не бандита, то бизнесмена, депутатам с губернаторами тоже доставалось, сводки пестрили криминальными разборками. Народ стал равнодушен к подобной криминальной хронике. Если бы не  фамилия убитого. В комнате Дмитрия и Степана телевизора не было. Они вскочили бежать в актовый зал. Горлов остановил их, криминальные новости будут теперь передавать через три часа.
-Может быть, просто однофамилец? - высказал догадку Степан. - Смирновых много. У Павла какое отчество?
-Никогда не задумывался. Нужно спросить у тех, кто ходил в его универмаг отовариваться, они должны знать  имя и отчество отца. Вопрос: кто ходил? - задал вопрос Дмитрий.
-Люба ходила, - вспомнил Виктор.
Парни укоризненно посмотрели на него, он понял свою оплошность.
-Ах, да, простите… Светка с ней ходила.
-Айда к ней, - тут же решительно предложил Дмитрий.
Все трое  отправились на третий этаж, где проживала однокурсница Светлана. Хорошо, что она оказалась дома. Парни буквально ворвались в ее комнату, изрядно напугав девчонок, с порога огорошили вопросом:
-Светка, ты  универмаг  отца Паши Смирнова посещала?
-Да, а что? - недоуменно смотрела она на ребят.
-Как его звали? - чуть не хором спросили парни.
-Не помню, давно это было.
-Вспоминай, а то сейчас  убьем! - пригрозил Виктор.
-Да что случилось?!
  -Погоди, - остановил его Дмитрий, - вспомни, его случаем не Максимом Ивановичем зовут?
-Да, кажется так.
-Кажется или так?! - опять грозно проговорил Виктор.
-Так. А что случилось? - повторила она вопрос.
Витя присел на ее кровать. Посмотрел на всех присутствующих в комнате.
-Чего будем делать? - спросил он.
 Это время, услышав шум в соседней комнате, зашли однокурсницы Галя и Вероника. Они протиснулись сквозь парней, которые заслонили собой дверь и тоже с немым вопросом уставились на Виктора, восседавшего на кровати в позе старшего инквизитора.
-Девочки, по телевидению передали, убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Это же отец Паши, - внес  ясность Дмитрий.
-Какой ужас! - в один голос воскликнули девчонки.
-Надо ехать к нему. Поддержим, - решительно проговорил Дмитрий.
-Чем мы его поддержим? И что мы ему скажем? - спросил Степан. - Держись! Не раскисай!
-Не знаю. Может чем-то надо помочь. Он же нам помогал в трудные минуты, - напомнил Дмитрий.
-Правильно! Поехали! - встал Виктор.
-И я с вами, - заявила Светлана.
Они подъехали к дому Павла, никто не знал в какой квартире он живет. Возле подъезда обрывки огораживающей место пришествия ленты, на сером асфальте еще не смытая лужа застывшей черной крови. Решили спросить жильцов, однако подъезд оказался заперт. Они присели на лавочку возле дома, все равно кто-нибудь выйдет или зайдет. Подъехала полицейская автомашина, из нее вышли в гражданском оперативники и милиционер  в форме.
-Опросите всех жильцов в доме, - распорядился один из гражданских чинов, - может кто чего видел или слышал. Вон, парни сидят, может они что -либо знают.
Они подошли к ребятам, гражданский представился капитаном уголовного розыска, спросил, не видели ли они чего подозрительного.
-Мы только подъехали, по телевидению услышали об убийстве отца нашего однокурсника, решили помочь чем сможем, - за всех пояснил Степан.
-Понятно. Чем теперь ему поможешь. Ладно, пойдем дальше, - кивнул он своим коллегам.
-Простите, а в какой квартире они проживали? - спросил Дмитрий.
Капитан посмотрел на них, сказал, что сын находится сейчас в управлении милиции, сейчас приедет. А мать сейчас лучше не беспокоить, у нее врач дежурит. И пошел в соседний подъезд. Ребята сели на лавочку. Молчали. Что тут можно сказать. Через час приехала автомашина, вышел Павел. Увидел ребят, подошел, поздоровался.
-Уже слышали?  - спросил он.
-Да. По телику передали… - ответил Дмитрий.
-Известно, кто? - спросил Степан.
-Почти известно. Только не найдут, - махнул рукой Павел.
-Почему?! - воскликнула Света.
Паша посмотрел на них, как на детей малых.
-Депутатов и губернаторов убивают, не находят. Вот, на днях, Листьева замочили. Думаете убийц найдут?А вы хотите, чтобы за какого-то торгаша кто-то впрягался, - со злостью сказал Павел.
-Послушай, он не какой-то торгаш. Это известный и уважаемый в советское время человек. Его министры знали. Из ЦК приходили отовариваться, - напомнил Дмитрий.
Паша укоризненно покачал головой.
-Так то в советское время! К Соколову тоже министры приходили, и что? Сейчас другие времена. Тут за этот лакомый кусок и ореховские, и коптевские, и люберецкие горло друг другу рвут, и на пути у них стоял отец.  Суд они ведь проиграли. Вот они его и убрали, - пояснил он.
-И как же ты теперь?
-Пока не знаю. Адвокаты должны подсказать. Надо или договариваться. Или все бросать к  чертовой матери, и идти работать в милицию. Тут как раз РУБОП создается по борьбе с организованной преступностью. Набирают ребят. Правда из бывших ментов. Но у меня есть связи, возьмут, если решу. Или создам банду, буду противостоять им, - зло говорил Павел.
Дмитрий смотрел на него и не узнавал друга. Балагур, дамский угодник, весельчак Павел словно постарел, жесткие складки лица, хмурый взгляд и поникшие плечи.
-Не дури. Тебя или замочат, или посадят, - высказался Виктор. - Тебе нужно телохранителя нанять. Ты ведь теперь наследник, точно так же будешь стоять на их пути. Мы готовы тебя охранять. Бесплатно. По очереди, - предложил он.
Что-то на подобии улыбки промелькнуло на лице Павла.
-Да какие из вас охранники? У вас и оружия нет. А эти до зубов вооруженные. У них автоматы, пистолеты с глушителями, тачки, рации, таких у ментов нет. Спасибо. Я пойду. Вас не приглашаю.  Там мать убитая горем, - встал Павел, подал всем руку.
-Паша, мы с похоронами поможем, если что… - предложил Дмитрий.
-Его весь торговый мир хоронить будет. Вы на похороны приходите. Полагаю, дня через три состоятся, если следствие не задержит.
Он помахал рукой и пошел в подъезд.
Часть обратного пути шли пешком. Рассуждали:
-Не понимаю, куда страна катится! - возмущался Виктор. - Разгул бандитизма, коррупции, сепаратизма! Банкиры толпятся в кабинете президента. Семью пристроил во власть. Премьеров и прокуроров тасует. А народ нищает и молчит!
-Ты думаешь так только в России? - взглянул на него Дмитрий. - Все самостоятельные республики теперь болеют той же болезнью. Кое-где похлеще события происходят. Сепаратные настроения преобладают почти во всех республиках. Вон, у нас на Украине выстрелов пока нет, но того и гляди полыхнет и разделимся на восток и запад, как раз посередине Днепра. У Степана Молдова с Приднестровьем схлестнулась. Армяне с Азерами Карабах поделить не могут. У России  Кавказ бурлит.
Какое-то время шли молча. Нарушила молчание Светлана:
-Как же при Брежневе все это удерживалось в едином кулаке? Ведь не сказать, что сильный руководитель был, немощный старик и маразматик, - высказала она свое недоумение. - А ведь на улицах не стреляли. Взятки мешками не брали. Воровать вагонами боялись.
-Зато для недовольных исправно работали психушки и лагеря. Иных под зад коленом и за рубеж, чтобы не мутили воду. Система работала, - высказался Степан.
-Мужики! Как мы будем в журналистике строить свое будущее? - задал риторический вопрос Дмитрий, который не единожды обсуждался в узком кругу будущих коллег. - Рассказывать, какие сильные нынче руководители Ельцин, у тебя Снегур, - кивнул он Степану, - у меня Кучма, которые, якобы,  ведут страны к процветанию. И на этом строить свое благополучие?
-Сейчас достаточно либеральной, свободной прессы, - напомнил Виктор.
-А ты замечаешь, как их давят? Обвиняют в финансовых нарушениях и под этим предлогом закрывают. У нас любят говорить о демократии и свободе слова, на самом деле власть не устраивает их свободомыслие, - заметил Дмитрий.
-Заниматься очернительством тоже не самый верный путь, - заметила Света. - Вспомните, как народ стоял стеной за Ельцина?
-Когда полки пустые, заводы закрываются, люди готовы были поверить любым популистским заверениям очередного лидера. Ельцин говорил, что он не сможет кушать черную икру до тех пор, пока матерям не на что купить лекарство ребенку. Много чего обещал. Какое тут очернительство, если просто  писать правду? - возмутился Дмитрий. - Как можно написать что-либо положительное о том, что сейчас творится на юге? Гибнут молодые не обученные ребята, которых просто посылают на заклание.
-Вот ты хотел остаться в России? Оставайся! И будешь писать всю подноготную о власти, о войне на Кавказе. Посмотрим, насколько хватит твоей правды! - замахал руками Виктор.
-Успокойся, - осадил его Степан. - У нас, в Молдавии, с либеральным журналистом даже разговаривать не станут. Исчезнет, словно его никогда не было. А здесь все же что-то в прессу просачивается.
-И зачем же ты тогда едешь туда? - уставился на него Виктор.
Степан скептически посмотрел на Виктора, потом на Свету.
-Помнишь анекдот: два опарыша в дерьме плавают, у папы опарыша   сынок спрашивает: «Почему выше нас небо, солнышко, птички летают, а мы здесь,  в дерьме плаваем? - Это наша родина, сынок!». (Фи-и!» - сморщила носик Света). Так вот и я о том же! Там моя родина, салага, - заключил Степан и снисходительно похлопал по плечу тщедушного Виктора.
-Раскидает нас судьба по разным берегам. Шато в своей Грузии строит новую жизнь. Амегельды поедет в Казахстан. Слава в Молдавию. Я или на Украину, или в России останусь с Виктором. И будем мы смотреть друг на друга каждый со своего берега, - ностальгически проговорил Дмитрий.
-Главное, чтобы мы не через прицел смотрели в друг на друга, - усмехнулся Степан.
-Иные поэты к слову приравнивали штык, словом можно ранить не хуже пули, - заявил Виктор.

Три месяца добивалась Дина развода. Муж упорно не соглашался давать развод, не приходил в суд, уговаривал ее воссоединить семью. Молодая женщина была непреклонна. Она понимала, ее счастье сейчас зависит от одного парня, - Дмитрия. Они встречались, Дмитрий упорно не соглашался приходить в ее квартиру, понимал, чем это может закончится. Они, как пионеры, гуляли по парку имени Горького или на Воробьиных горах. Разговаривали на разные темы, она больше о ролях, он о политике, целовались до стона и ломоты в костях, потом он провожал ее к дому и трусцой бежал к себе в общежитие. Она ему не один раз высказывала:
-Не могу понять, на какой планете тебя воспитывали?! Все парни стремятся завоевать женщину, любой ценой нырнуть к ним в постель, заказывают проституток, ты одинок и отвергаешь меня. Почему? Ведь ты любишь меня, и я тебя люблю. К чему такая воздержанность? - недоуменно спрашивала молодая женщина.
-Не хочу начинать с тобой жизнь со лжи. Ты официально замужем, и тебе не пристало заниматься прелюбодеянием, - полусерьезно, полушутя отвечал Дмитрий, знал, всю суть своего отношения к ней, Диана может не понять.
-Ты же не верующий, с чего бы тебе придерживаться заповедей? - удивлялась Диана.
-Почему бы не согласиться с заповедями, если они являются нравственным камертоном всего человеческого бытия, - парировал Дмитрий.
  Когда Диана наконец получила свидетельство о разводе, она пришла в общежитие, и не обращая внимание на присутствие Степана, выложила на стол свидетельство, прихлопнула его ладонью, и заявила:
-Вот! Все! Я свободная женщина. Прошу твоей руки и сердца.
Степан прыснул и тут же осекся.
-А ты, Степа, будешь нашим свидетелем, - сказала она решительно.
-В таких случаях становятся на одно колено и протягивают кольцо, - еле сдерживая смех, высказался Степан.
-Счас! Хватит с меня унижений, - отмахнулась Диана. - Собирай вещи! - приказала она Дмитрию.
-Хорошо, я согласен, - вымолвил слегка ошеломленный ее напором Дмитрий. - Только запомни:  ты актриса и Диана в общественных местах. В быту для меня ты будешь жена и Дина.
-Да я об этом мечтаю всю свою сознательную жизнь!
Дмитрий посмотрел на свидетельство, вздохнул и про себя отметил: «Прости, Любаня, но когда-то я должен буду жениться».


*  *  *
Дмитрий и Дина расписались тихо, без торжества, пригласили в качестве свидетеля Степана, свидетельница  Инна, подружка Дианы по училищу.  После росписи пошли в ресторан, скромно отметили  регистрацию брака. Даже родителей Диана не поставила в известность.  Они Диане не могли простить развода с сыном такого уважаемого человека, на их пышной свадьбе присутствовал весь цвет российского кинематографа. Именно на свадьбе отец смирился с выбором профессии дочерью, которую до толе  не считал серьезной. Утратив все свои бывшие привилегии, он снова воспрял, вращаясь в кругу именитых лицедеев. Даже то обстоятельство, что он стал бизнесменом, так не тешило его самолюбие, как то, что он стал снова заметен в обществе. На каждом торжестве с участием знаменитых артистов, неизменно мелькал на экране и отец Дины.
О своем решении женится Дмитрий написал родителям и Николаю,  обещал летом приехать с молодой женой в Измаил. Родители советовали не торопиться, молодым не на что будет жить. Они не знали ничего о прошлом будущей жены сына, ни о ее прошлом замужестве. Полагали, оба студенты, будут жить на съемной квартире или в общежитии. Дмитрий ничего не писал им по этому поводу, написал только, что они тихо распишутся. А свадьбу сыграют позже, на каникулах.
Степан в ресторане весь вечер говорил комплименты Инне, Дина смеясь, посоветовала поближе познакомиться, глядишь еще одну регистрацию организуем. Они весь вечер танцевали, пили шампанское, потом вышли в ночь и шумно пошли в сторону центра. Прошлись по Красной площади, в это время молодая пара, молодожены возлагали цветы в вечному огню в Александровском саду. Девушка в белом подвенечном платье, жених в деловом костюме. Дмитрий проследил за взглядом Дины, спросил:
-Ты жалеешь, что без свадебного платья?
-Да что ты! - обняла она его. - Ты не правильно меня понял. Все так у  них красиво начинается. Я смотрю на эту девочку и думаю: на всю ли она жизнь останется с ним? Или как я? Через год сбежит.
В саду молодожены и свидетели расстались, Степан отправился провожать Инну. Дмитрий поехал с Диной «домой». Его коробило от мысли, что он не по праву будет занимать не им созданное уютное гнездышко. Ехали в метро. И ему было очень неловко, что в день росписи, они едут не такси, хотя оба понимали, не по карману им сейчас торжество, пообещали, придет время, и они достойно отметят свое бракосочетание. Они представляли, что смогут  они отметить торжество где-нибудь в экзотической стране, хотя Дмитрий полагал, что и в Измаиле можно отметить неплохо свое бракосочетание. В тот первый вечер, когда Дмитрий с вещами появился в квартире молодой жены, он долго не мог раздеться, молчаливо сидел посреди комнаты, не в силах по домашнему расположиться. Дина понимала его состояние, присела возле него на корточки, заглядывая снизу в глаза, проникновенно сказала:
-Не переживай, Дима, не думай, что ты иждивенец. Станем на ноги, заработаем денег, и купим свое жилье. А это вернем папе, - пообещала она.
Он только покивал головой, тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе, поцеловал макушку, тяжело встал  и стал раздеваться.
Через неделю Дина решилась познакомить своих родителей с новым мужем. О приходе она предупредила их по телефону заранее. Отец решительно заявил,  он не намерен знакомиться с каждым новым ее мужем,  дочь подобна Светлане Алиллуевой, которая меняла мужей, не ставя в известность своего великого отца. За это отец народов не жаловал их, а внуков не желал видеть.  И он готов брать с него пример. Разводилась без их согласия, и замуж повторно выскочила, не поставив в известность родителей.  На что Дина твердо заявила, тогда она познакомит мужа с матерью, она обязана это сделать, а там как хотите, можете не общаться. При таком раскладе вещей, Дмитрию не очень хотелось ехать на смотрины, Дина настояла. Скрепя сердце, купили торт, шампанское, поехали в гости. Дом расположен на Кутузовском проспекте, спроектированный специально для сотрудников аппарата ЦК. В подъезде до настоящего времени сидит консьерж с выправкой чекиста. Приветливо кивнул Дине.
Открыла дверь мать. Моложавая, сухощавая, стройная женщина, с наглухо застегнутой кофточкой, в черной, чуть ли не до пят юбке. Волосы тщательно зачесаны назад, взгляд строгий и внимательный. Весь ее облик напоминал классную даму из фильмов о быте прошлого века, делал старше ее лет. «Так вот кого изобразила Дина играя Вассу Железнову!» - мелькнуло в голове Дмитрия. Она подставила щеку дочери для поцелуя, холодно кивнула Дмитрию, выслушав его приветствие. Прошли в комнату. Мельком оглядел огромную квартиру, уставленную импортной мебелью. Отец сидел по ту сторону круглого стола, лицом к входной двери, крупный мужчина, с покатыми плечами борца, массивная голова вросла в плечи, седые волосы с залысинами, мясистый нос и узенькие глаза щелочки сверлили  Дмитрия взглядом. Он не встал, так и остался сидеть сидел за столом в домашней рубашке, демонстративно не одел галстук, этим нарушил многолетнее правило, если в дом приходили посторонние. Хмуро, из под лобья, ощупывал взглядом Дмитрия, на дочь даже не взглянул.
-Здравствуйте, Геннадий Васильевич, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Орлов. Я муж вашей дочери, - громко представился Дмитрий.
Мужчина только кивнул, показал на стул по ту сторону круглого стола. Мать выросла за спиной, постояла, ожидая кивка мужа, пошла на кухню, принесла чашки, бокалы, вышла на кухню готовить чай.
-Чем намерены заниматься, молодой человек? - хмуро спросил отец.
-Журналистикой. Заканчиваю через год институт, - пояснил Дмитрий.
Отец поджал губы. Зашла с чайником в руке мать.
-Много крови попортили нам журналисты, - хмыкнул отец.
-Журналисты не рождают пороки, они их обнаруживают, - ответил спокойным голосом Дмитрий.
Мать сбоку, не поворачивая головы в сторону Дмитрия, всего лишь скосила глаза в его сторону, проговорила:
-Вообще-то Сократ сказал это о пьянстве, - поправила она.
Дмитрий соглашаясь, кивнул. Легкая улыбка едва коснулась губ отца, суровые черты разгладились, он более внимательно посмотрел на Дмитрия.
-Сам откуда будешь?
-Родился в Измаиле, там учился в школе. Поступил в МГУ на факультет журналистики. Отец рабочий, мать домохозяйка. Оба живы.
-Как же, слышал о городе. Его Суворов завоевывал. Крепость осталась или снесли?
-Снесли еще в прошлые века. Ров остался, и пару бывших мечетей. В одной из них панорама битвы.
-А в моей дочери что хорошего вы нашли? - строго спросил он.
Дмитрий поерзал на стуле, не зная, как ответить. Разумеется, ответное чувство на ее  любовь. Это банальное объяснение вряд ли удовлетворит отца.
-Общность взглядов на происходящие процессы бытия.
Отец поджал губы и хмыкнул.
Мать поставила чайник, дочь перехватила его из рук матери, стала разливать по чашкам, Дмитрий вскочил, отодвинул свободный стул, дал возможность присесть матери, она кивком поблагодарила.  Дина начала разрезать торт. Бутылка шампанского одиноко стояла посреди стола. Дина кивнула Дмитрию на бутылку. Ему неловко проявлять инициативу, он посмотрел на отца. Тот перехватил взгляд, взял бутылку и начал открывать. Мать молча смотрела перед собой, сидела прямо, ждала, пока дочь не поставила перед ней блюдце с кусочком торта.
-Люся, молодой человек будущий журналист, - пояснил отец жене. Она только вежливо кивнула. Он разлил шампанское по бокалам. Приподнял свой, строго посмотрел на дочь. - К молодому человеку претензий нет. Возможно он не знает, с каким счастьем он связал свою жизнь. Пожелаю ему не ошибиться, - больше обращаясь к Дмитрию, чем к дочери, проговорил он. Не стал тянуться через стол, а только приподнял свой бокал и выпил. Мать чуть пригубила, и тоже поставила свой бокал.
-Мама, улыбнись, - проговорила Дина, - не на похоронах сидим.
-Погоди, Дина, - положил ладонь на ее руку Дмитрий. - Геннадий Васильевич, Людмила  Викентьевна, я понимаю ваше скептическое отношение к очередному браку дочери. Дескать, залетный провинциал охмурил вашу дочь ради прописки и площади. Поверьте, мне не нужна ни прописка, ни площадь, все это я заработаю сам. Связывает нас искренняя любовь, и мы намерены прожить достойную жизнь, не меньшую, чем прожили ее вы.  Дина не настолько легкомысленна, как кажется вам с высоты вашего возраста и былого воспитания. Для меня нравственное поведение девушки не менее ценный критерий в выборе жены, и полагаю, я не ошибся в своем выборе. Поэтому, как бы тяжело не было вам принять выбор дочери, я хочу, чтобы вы видели во мне опору в старости лет, и достойного мужа своей дочери, - на одном дыхании произнес Дмитрий.
Отец сложил губы трубочкой. Громко причмокнул, проговорил:
-Что ж… это глас мужа, не ребенка… За это, пожалуй, можно еще выпить.
Он сам налил в бокал шампанского. Приподнял бокал:
-Чтобы ваши слова, молодой человек, сбылись в полной мере, - проговорил он. И залпом выпил.
Мать как-то обмякла, повернулась к Дмитрию, тихо сказала:
-Пейте чай, Дима, - и величественно кивнула головой.
После чаепития обстановка несколько разрядилась, отец пересел на диван, голос его потеплел, Дина стала помогать матери убирать посуду.
-И что же, свадебного торжества не будет? - спросил отец.
-Сейчас не будет. Сделаем позже, когда встанем на ноги. Вы уже потратились на одну. Я не могу позволить вам тратиться еще раз. Мои родители тоже не богаты. Так что, придется чуть подождать, - твердо сказал Дмитрий.
-А что, на Украине народ зажил лучше после отделения? - с легкой усмешкой спросил отец, он знал, как живут на Украине, интересно, что ответит этот юноша.
-Живут не лучше, точно так же как и в России, как и в других бывших союзных республиках. Так же растет безработица, умирает промышленность, коррупция возросла в разы, - спокойно ответил Дмитрий. - А бывшие чиновники алчно  расхватывают бывшее государственное имущество, - и при этом взглянул на отца. Тот сделал вид, что его это не касается, тут же спросил:
-А что думает молодежь по поводу всего происшествия с развалом великой страны?
В это время зашла Дина, услышала вопрос отца, попыталась остановить его:
-Папа, это извечный вопрос, кто виноват и что делать? Сейчас мы пришли познакомится, а диспут мы проведем в другое время.
Отец даже не взглянул на дочь, только выставил вперед руку, как бы отстраняясь от нее:
-Погоди, дочь. Мне интересно знать, что думает современная молодежь о развале Советского Союза. У тебя ведь об этом не спросишь, - и уставился с немым вопросом на Дмитрия. Он слегка помялся, не зная, как лучше ответить. Сказать, как есть, навсегда испортишь отношение. Словчить? Почувствует, перестанет окончательно воспринимать. Начал обтекаемо:
-Более мыслящая молодежь понимает, что экономика близилась к краху, что подтверждают введенные талоны на продукты. Политика тоже вышла из под контроля властей, иначе не произошло то, что произошло. Социализм нуждался в реформации, но не такими методами. Что же хорошего в том, что мы потеряли половину населения и огромные площади? Менее мыслящие молодые люди, говорят более прямо: виноват во всем Горбачев. Ельцина сначала поддерживали, сейчас поняли, что ошибались. Ведь раньше в магазинах было шаром покати, а холодильники у граждан наполненные. Сейчас наоборот: в магазинах густо, а в холодильниках пусто. Неизвестно, что хуже.
Они еще поговорили, причем разговор больше был похож на экзамен, пока Дина решительно не пресекла дискуссию, заявила, что они уходят. Отец крякнул, тяжело встал, подошел к Дмитрию, посоветовал:
-Ты Динку в руках держи. Девка она ветреная. Мы вот с матерью не смогли.
Дмитрий оглянулся на жену, улыбнулся.
-Постараюсь, - пообещал он.
Едва ли не второй раз за весь вечер подала голос мать:
-Вы заходите к нам, Дима.
-Спасибо.
И они раскланялись.
Когда они ушли, отец задумчиво потер переносицу, сказал жене:
-Черт его знает, может и повезло Динке, парень вроде с головой…
-Поживем, увидим, - кивнула жена. - Главное, он Сократа цитирует. Хотя и переврал.
Дина на улице, шагая в ногу с мужем, решили до метро пройтись пешком, сказала:
-Есть смутное предположение, что ты им понравился. Интересно, что скажет он матери о тебе. Ведь  Костика он охарактеризовал не лицеприятно: «Балбес балбесом!». Благодаря его папаше, который вхож во многие властные структуры, отец махнул рукой на мой первый брак.
-Отец Костика не перекроет тебе кислород в профессии? - спросил Дмитрий.
-Не думаю. Я его два раза вызывала, когда Костя в непотребном виде буянил, он приезжал, видел в каком он виде, сам надавал ему пощечин и окунал головой в ванную. Он знает, не я виновата в том, что семейная жизнь не задалась, - и безо всякого перехода сказала: - Смотри, что мама мне в карман положила, - показала она, оттопырив карман. Там виднелась пачка долларов.
-Ничего себе! Зачем ты взяла?
-Я уже на улице обнаружила. Да у них не убудет.
-Погоди, с каких таких щедрот? Они же пенсионеры?
-Пенсионеры, - подтвердила Дина. - Папа заведовал в ЦК хозяйственной частью, подозреваю, партийная касса осталась в надежных руках. Он с генералом из КГБ приватизировал дом на Арбате, и два здания бывших кинотеатров. Сейчас они торгашам сдают их в аренду, - поясняла Дина.
Дмитрий присвистнул.
-Так ты богатенькая наследница! - проговорил он с удивлением.
-Ах! - махнула она рукой. - Просвищу я это наследство за месяц. Меня или обманут, или заставят за бесценок продать, или грохнут, как отца Павла - заявила Дина уверенно. - Это сейчас он воспрянул, а когда его на пенсию выкинули, да чуть еще не посадили вместе с ГКЧПистами, он от отчаяния даже прислугу уволил, хотя она у нас лет двадцать прослужила, мне няней была.
-Ничего себе! Как это правоверные коммунисты, которые всегда были против эксплуатации, держали прислугу? - удивился Дмитрий.
-Она считалась помощницей, а не прислугой, почти на правах родственницы. Моя мать понятия не имела как варится еда. А тут ей пришлось все начинать с нуля. Хотя при нынешнем положении, они вновь наймут себе прислугу. Доходы с аренды капают, - рассказывала Дина о своих домашних делах, о которых она ранее никогда не распространялась.
-И что же, бандиты не пытаются их подвинуть? - памятуя эпопею вокруг торгового дома Паши Смирнова.
-Таких, как мой отец и еже с ним, они обходят стороной. Бандитам  обойдется дороже, если они вздумают сунуться. Не их они боятся. Знаешь кого они опасаются? - спросила Дина и хитро посмотрела на мужа.
-Президента? - высказал догадку Дмитрий.
-Нет. Дряхлеющий Ельцин царствует, но не правит. Ему не до мелких предпринимателей, газовый, нефтяной бизнес в поле его зрения. Остальное курирует Коржаков,  охранник президента, он за его спиной правит балом.  Под ним сейчас суды, прокуратура и прочее. Отец по секрету говорит, расстрел мирных людей в девяносто третьем он организовал, поэтому и следствия никакого нет. Я говорила отцу, меньше болтай, наверняка прослушка в доме стоит. Он только рукой машет: пусть знают, что я о них думаю, - рассказывала Дина о тайнах мадридского двора.
-Ничего себе у вас тут старсти-мордасти! - только и проговорил удивленный Дмитрий.
 В Измаиле для них самый большой начальник  участковый да директор школы. А тут имена мелькают!
-Это ты правильно сделал, что не похвалил Горбачева или Ельцина. Он ненавидит их лютой ненавистью. Они лишили его главного - власти! А вот Сталина при случае можешь похвалить, - и засмеялась.
-Я их и сам не жалую. И от Сталина не в восторге.  Власти твой папа лишился, зато при деньгах остался.
-Деньги пыль. Сегодня они есть, завтра нет. А власть - это власть! Я думаешь, почему из дома ушла? У нас начались споры, я выступала за Ельцина, была против сухого закона, говорила, что это глупость несусветная виноградники рубить, в общем, у нас оказались разные точки зрения на нашу жизнь. Да еще с этим факультетом философии! Мать хотела, чтобы я продолжила династию. А мне эти Канты, Гегели, Марксы и Ленины вот где сидели, - рубанула она себя ребром ладони по горлу. - Она меня еще в школе заставляла читать «Капитал» Маркса. Классная книга, лучше всякого снотворного, на второй странице отрубаешься, - тараторила Дина.
-Постой, как ты ушла из дома, тебе же они квартиру купили?
-Потому и купили, что я из дома сбежала, у подруги жила, сказала, ни за что домой не вернусь. Мне их домашнее интеллектуальное насилие невмоготу стало. Вот они и сжалились, отделили, - пояснила Дина с легкостью, словно семейный конфликт не являлся такой уж трагедией в жизни молодой девушки.
-Бунтарка ты! - восхитился Дмитрий.
Так за разговором они дошли до метро, он подхватил ее за талию, и они по эскалатору покатили вниз.

*  *  *
И предпоследнюю летнюю сессию Дмитрий сдал без хвостов. Довольно потирал руки.
-Освобождайся от своих занятий, Дина, поедем к моим родителям. Посмотришь, как мы живем. Тебе, должно быть, тоже не понравится.
-Почему ты так думаешь?
-Выросла в других условиях. Николая жена приезжала, носом крутила. Быт ее наш пугал. Туалет за сараем. Город показался убогим.
-Да? Посмотрим! А как же пословица «С милым и в шалаше рай?»
-С милым и в дворце рай, - улыбнулся Дмитрий.
Путешествие ей понравилось как раз своей убогостью. Поезд до Одессы комфортабельный, купе мягкое. Только таможня надоедливая, украинские таможенники и пограничники весьма подозрительно осматривают багаж и документы. У Дмитрия теперь российский паспорт. Пограничник долго рассматривал их паспорта, спросил о цели приезда.
-Домой еду. Видите место рождения, - указал недовольно Дмитрий. - А это моя жена.
Пограничник внимательно осмотрел их, поставил штамп и удалился. Таможенник пошел следом.
-Вот мы и за границей, - грустно пошутил Дмитрий. - Никак не могу привыкнуть к мысли, что мы в разных государствах живем. Язык один, образование, культура общие. Только на западе Украине несколько все другое.
-Мне говорили, что в Украине живет как бы два народа: на востоке одни, на западе другие, - проговорила Дина.
-Это я отчетливо понял, когда был в гостях у брата во Львове, - согласился Дмитрий.
Плацкартный вагон до Измаила напоминал послевоенную теплушку. Грязные окна едва пропускали свет. За окном унылый пейзаж. Остановки частые, полустанки зашарпанные, раздолбанные тротуары, по вагону шныряют менялы, предлагают обменять рубли, доллары на купоны.
-Довольно бедно живут, - тихо высказалась Дина, кивнула в окно. - Хуже, чем в Москве.
-Ты давно дальше Царицино из Москвы выезжала? Не равняй жизнь этих людей по Москве. Горлов Виктор рассказывает, как живет российская глубинка. Деревни в Сибири и на востоке умирают. Нищают провинциальные городки. Народ беднеет, срывается с мест в поисках лучшей доли.
Поезд, как всегда, приходил в город поздно вечером. Уныло горели несколько лампочек, освещали небольшие кружки асфальта, мотыльки кружили вокруг пучка света. Встречал их отец и мать на своем маленьком, четыреста первом, «Москвиче». Обнимания и поцелуи, первые знакомства. Дина с удивлением разглядывала автомашину, она такую видела впервые. Согнулась ниже, чем следовало, чтобы пройти в салон. С удовольствием разглядывала пробегающий за окном ландшафт города, все для нее внове. Приехали почти в деревенскую улочку, открылись деревянные ворота, в которые вкатилась автомашина. Дина вышла из машины, вдохнула воздух, пахло лилиями, окинула взглядом виноградную беседку, она воскликнула:
-А воздух какой! Пить такой хочется.
-Мойте руки и к столу, - велела мать, исподтишка разглядывая молодую женщину. Ей любопытно, сын писал, она артистка, уже снимается в рекламе, там глядишь, и в кино снимут. О том, кто были ее родители, он не сообщал. Интересно матери: фифочка или нормальная девчонка. Сестры матери жену Николая дружно обсудили, дескать, гордая, белоручка, и совсем не подходит их племяннику. Мать заступалась за невестку: молодая еще, научиться всему.
Дина без всякой фанаберии вымыла руки под рукомойником во дворе, вытерла руки поданным полотенцем. Поблагодарила и закружилась:
-Как здорово здесь! - воскликнула она.
-Погоди, утром все рассмотришь, - остановил ее Дмитрий.
Отец принес из погреба графин вина. Дину все восхищало:
-Как? Домашнее вино? Сами делали? Без всяких там консервантов? О, я хочу попробовать! Скажите, как у вас принято обращаться к родителям мужа? - спросила она. Родители переглянулись.
-А у вас разве по-другому? - спросила мать.
-То есть?
-Здесь родителей жены и мужа зовут мамой и папой, - пояснил Дмитрий. - Если тебе неудобно, называй по имени и отчеству.
-Ой, да что ты! Конечно папа и мама! Давайте выпьем за наше знакомство. Мы свадьбу не делали,  оба студенты, решили, организуем торжество позже, не хотим быть обузой родителям, - скороговоркой выпалила она.
Отец разлил вино по бокалам.
-За вас папа, и вас мама, - подняла она бокал, со всеми чокнулась, привстала, поцеловала в щеки мать и отца, попробовала вино, восхитилась: - Послушайте, никакое французское вино не может сравнится с этой прелестью!
Засиделись до поздней ночи, родители рассказали невестке о проказах маленького Димы, о его взрослении, о желании стать журналистом. Вино, которое казалось совсем мало алкогольным, быстро опьянило их, Дина громко смеялась и сама зажимала себе рот, очаровала родителей легкостью характера. Легли под утро. Только разоспались, Дина начала теребить Дмитрия, он спросонья всполошился:
-Что? Что случилось? - сонно спросил он.
-Будильник чудной, петухом кричит, - громким шепотом пояснила Дина.
-Здрасте! Это и есть петух, - откинулся на подушки Дмитрий.
-Как? Настоящий?
-Нет, заводной. Спи!
Дина вскочила.
-Я должна посмотреть, - заявила она.
-Куда ты в одной рубашке! - остановил ее Дмитрий. - Халат накинь. О, Господи! - привстал Дмитрий. - Ты что, не видела петухов?
-Где я могла их видеть? В зоопарке? У МИДа они не пасутся.
Дмитрий по-стариковски покряхтел, нехотя встал, повел ее на задний двор. Утренний туман уже рассеялся, только в паутинках бусинками повисли капельки росы. Петух важно расхаживал среди кур, красные перья переливались в первых лучах солнца. Он разгребал лапами землю и кудахтаньем звал своих курочек, предлагая угощение, те бежали всем скопом, зернышко доставалось лишь одной.
-Какая прелесть! - восхитилась Дина. - Красавец! Как ты у меня, - прижалась к нему Дина.
-Жаль, что у меня только одна курочка, - притворно вздохнул Дмитрий.
-Но, но, мне… - пригрозила она.
Мать всполошилась ранним подъемом детей, выглянула, случилось что?
-Нас петух разбудил, мама. Это городское дитя никогда не видела живых кур. Только в магазине охлажденных, - пояснил сын.
-Я уж думала живот с непривычки прихватило со вчерашнего вина. Идите, полежите еще. Я завтрак приготовлю.
-Я вам помогу, - предложила Дина и увязалась за матерью, Дима потоптался, пошел прилег, хотя уже не спалось.
После завтрака Дмитрий решил показать жене город. Проходя мимо гаража, где хранился их раритетный «Москвич», он увидел два разобранных мотоцикла.
-Папа, а что это за хлам? - спросил он отца.
Тот замялся:
-Да это так… дали отремонтировать…
Мать провожала их до калитки, тихо пояснила, чтобы отец не услышал:
-Отец опять начал брать заказы на ремонт техники. Денег в порту совсем не платят. А то, что платят, слезы…
По дороге Дмитрий пояснил Дине, в молодости отец с дедом брались ремонтировать мотоциклы и автомашины, поскольку в послевоенное время народ здесь жил бедно. Потом надобность в этом отпала, в порту платили отцу достойно. Они прошли мимо гостиницы «Межрейсовой», самого комфортабельного послевоенного здания, за гостиницей располагался сад, в котором ранее был летний кинотеатр, танцплощадка, работали кафе и ресторан, дорожки усыпанные крупным песком, и вокруг цветники. Сколько войн он провел здесь с мальчишками, лазая по заборам и кустам. По проспекту Суворова они дошли до памятника полководцу. Обошли его кругом, Дмитрий напомнил о заслуге Суворова в жизни этого края.
-Раньше эти парки в центре города были самые посещаемые, вдоль дорожек подстриженные самшитовые кусты, за ними цвели розы. Сейчас что-то не то… - Дмитрий обвел глазами пожелтевшую, давно не кошенную траву, чахлые кусты роз, хозяина в городе нет. Памятник Суворову покрылся ржавчиной. Они медленно  пошли к Покровскому собору.
-Меня в нем крестили, - пояснил Дмитрий. - Раньше он казался мне таким большим, просто огромным.
-Сейчас ты вырос, видел в Москве большие церкви, есть с чем сравнивать. Давай зайдем во внутрь, - предложила Дина.
Они зашли в прохладу, тишина и покой, потрескивают свечи, прихожан совсем немного. Они постояли осмотрели иконостас.
-Ты знаешь кому надо ставить свечи? - спросила Дина.
-Нет. А ты хочешь за упокой или за здравие?
-За здравие.
-Сейчас спросим у тетеньки.
Он прошел к продавщице свечей, купил две свечи, спросил, какому святому их нужно поставить, женщина показала на икону Пресвятой Девы Богородицы Марии с младенцем. Одну свечу протянул Дине.
-Давай поставим за здравие твоих и моих родителей, за всех наших родных и знакомых, - предложила Дина.
-Давай, - согласился Дмитрий.
Зажгли и поставили свечи. Дина неумело перекрестилась.
Вышли на солнечный лень, окунулись в набирающую силу жару.
-Мне все тут так нравится. Такой покой. В душе полное умиротворение. Словно я в прошлом веке побывала. Лучшего медового месяца придумать нельзя. Я так счастлива, - она порывисто поцеловала Дмитрия.
-Поистине, с милым и в шалаше рай, - улыбнулся Дмитрий.
-Нет, правда. Здесь нет того, столичного, гламура, не нужно думать о надутом имидже, о шмотках от Версаче, люди простые, думают о простых вещах. Ни у кого в голове нет думки об офшорах, биржах, сделках, кредитах.  Здесь дать жителям достойную работу и зарплату и они будут счастливы.
-В том то и дело, что нет работы, и нет зарплаты. Вон, смотри молодежь кучкуется, явно  от безделья, - показал он вдалеке на группу молодых ребят, у ног их стояли бутылки с пивом, они сидели на спинках лавочек, двое из них стояли и что-то усиленно доказывали остальным, жестикулируя руками. Те безучастно слушали. - В мое время такого не было, чтобы белым днем собирались и бесцельно сидели на лавочках. Тем более, на спинках. Собирались, если только вечером, да и то, шли в кино, или на танцы, - поведал Дмитрий, они прошли на остановку автобуса, он предложил:
-Поехали на морской вокзал, посмотришь на великую реку Дунай.
Они сели на автобус, который привез их к морвокзалу. Мутные воды Дуная проносились мимо. Несколько катеров стояли у причала.
-На той стороне другая страна - Румыния, - пояснил Дмитрий. - Когда-то отсюда до Одессы курсировал пассажирский теплоход «Белинский», белый красавец, в румынский Галац ходил другой комфортабельный теплоход. По реке шныряли катера и баржи под всеми флагами Европы. Сейчас в большей степени плавает мусор. Умер порт, - вздохнул Дмитрий.
Новое здание морвокзала, построенное еще в советское время, пустовало, лишь несколько служащих находилось в нем. Они купили мороженное у скучающей продавщицы, и пошли назад пешком.
-А почему ты называешь морвокзал морским, здесь же река? - спросила Дина.
-Тут до моря несколько километров, все европейские суда по Дунаю выходят в Черное море, а далее через проливы в Средиземное море. Поэтому его и называли морским, - пояснил Дмитрий. - Чуть дальше по Дунаю расположен небольшой городок Вилково. Его называю малой Венецией, там по улицам плавают на лодках.
-Здорово! Съездим посмотреть?
-Посмотрим, - неопределенно пожал плечами Дмитрий.
Они шли вдоль заросшего камышом бывшего виноградника в сторону первых домов, среди который находился дом Орловых. Если не смотреть на «Межрейсовый», создается впечатление, что на крутом берегу расположена большая деревня, среди частных беленьких домов, утопающей в зелени, виднеются купола церквей.
-Знаешь, сколько было церквей в Измаиле? - спросил Дину Дмитрий. И тут же пояснил: - Чуть меньше, чем частных домов. Несколько церквей  на моей памяти закрыли.
-Советская власть боролась с религией, - кивнула, соглашаясь Дина.
-Мама говорила, после прихода к власти Хрущева закрыли и разрушили многие церкви. Хотели закрыть и Покровский собор, который мы посетили. Горожане отстояли.
Уставшие и довольные они пришли домой. Отец и мать расставляла столы на веранде.
-Мама, вы что задумали?! - всполошился Дмитрий. Он знал, что такое расположение столов обычно расставлялось для значительного количества гостей.
-Как же, сынок, придут тетя Оля и тетя Варя с мужьями, Олег с женой, Рая, племянники, крестные. Надо скромно, но отметить ваш брак и приезд. Пусть бы и сватья приехали, мы бы познакомились, породнились. Думаю, что еще увидимся.
-Да непременно! - воскликнула Дина. - Я расскажу им, как здесь у вас все здорово!  Петухи поют! Воздух чистый! Люди замечательные!
Они включились помогать, Дмитрий сказал, надо было бы вместо экскурсии, на рынок сходтить, закупиться. Мать ответила, у них все есть. Дина отвела его в сторону, сказала, у них есть доллары, нужно будет завтра их обменять и купить продукты на всю неделю. Так и решили.
К шести часам, как только стала чуть спадать жара, начали сходиться родственники. Сестрам любопытно, что за московскую фифочку, актрисочку нашел их племянник в Москве. Небось, такая цаца, не приведи Господи! Похлеще, чем у его брата Николая. Дина встречала их, тут же представлялась, непосредственное ее поведение несколько озадачивало родственников: нет ли здесь наигранного лицемерия. Все же артистка! Пришел Олег с беременной женой Алей, маленькой, худенькой, на две головы ниже мужа, живот неестественно выпирает, Дмитрий видел ее в прошлый приезд, когда они еще только женихались.
-Мой первый друг с самого детства  и двоюродный брат, - представил его Дмитрий. - Скоро станет папой. Его жена - Аля.
-Мальчик или девочка? - спросила Дина у застеснявшейся юной будущей мамы.
-Родится, узнаем. На УЗИ нужно ехать в Одессу, - вместо нее пояснил Олег.
К вечеру заполнили все приставные стулья и лавочки. Гости успели познакомиться с московской «фифочкой», пришли к выводу: ниче девка, не выпендривается. После приветствий и поздравлений, подвыпивший Владимир Иванович крикнул: «Горько!», хотя всех предупреждали, это не свадьба, а всего лишь смотрины и встреча после долгой разлуки с сыном. Дмитрий выкрикнул:
-Дядя Володя, мы свадьбу организуем позже, в ресторане, со всеми атрибутами. Обещаю!
-Та не -е! Ну шо то за свадьба, когда вы уже женаты?! А там, гляди, и дети пойдут, то уже и не свадьба, а так… - пьяненько отмахнулся рукой Владимир Иванович.
-Не спорь, сын, - дернул его за брючину отец.
Дина встала, сама подняла мужа и крепко поцеловала.
-От это по нашему! - удовлетворенной крякнул дядя Володя.
Погомонили, повспоминали, опять тот же дядя Володя спросил:
-А скажи, дочка, чего ты нашего Димку выбрала? Артистки на артистах женятся? Димка у нас парень хороший, токо он же из простой семьи, - перепутал он кто на ком жениться. Дина чуть с досадой не проговорилась: «Да была я за артистом замужем!», вовремя опомнилась, они с Димой договорились по первах не говорить о ее былом замужестве.
-Знаете, не он меня добивался, а я его присмотрела, - призналась она. - Я полюбила его с первого взгляда. А когда увидела всех вас, таких добрых, простых, сердечных, я его и вас еще больше полюбила! - задорно проговорила Дина, и положила руку на плечо мужу.
-От эт ты молодца! - воскликнул дядя Володя.
-Скажи, Дина, а ты будешь, как Людмила Гурченко или Любовь Орлова? - спросила тетя Оля, которой не терпелось расспросить новую родственницу об ее дальнейшей актерской стезе. Для них всех, актеры сравнимы с небожителями. Глядишь, отсвет славы невестки падет и на их скромные головы.
-Почему Гурченко? Я буду Орловой, только Диной.
-А что, тебе приходилось встречаться с нашими знаменитыми артистами? - не унималась тетя Оля.
-Наш ректор Юрий Шлыков очень известный актер. Заходят к нам и Табаков, и Ефремов, и многие другие известные актеры.
-А ты Рыбникова видела? - с затаенным дыханием спросила тетя Варя. Для многих женщин ее возраста Рыбников идеал мужчины.
-Нет, не видела. Он уже в возрасте. Почти не снимается.
Еще поговорили, потом спели песню, Дина смотрела и удивлялась, поют стройно безо всякого актерского руководства.
-А чего родители не приехали? - не унимался дядя Володя с вопросами.
-Мы же приехали просто навестить родителей. Приедут, - пообещала Дина.
-А они у тебя кто? Тоже артисты?
-Нет. Они пенсионеры. Ранее мама преподавала. Папа по хозяйственной части, - не стала она распространяться о должностях родителей, иначе опять вспыхнут разговоры на политическую тему, вспомнят, кто виноват в развале страны.
Дмитрий вышел за калитку с Олегом перекурить. Дмитрий не курил, сидел рядом на лавочке.
-Жизнь наладилась или как? - спросил Дмитрий.
-Да какой там! Консервный закрылся, целлюлозный тоже. Безработица полная, народ уезжает в поисках работы. Я еще кое-как на судоремонтном держусь, зарплату задерживают. Хотел уехать на заработки в Польшу, або в Россию, да вот Алька на сносях, - сетовал Олег.
-Я обратил внимание, в центре торговый комплекс строится. Богатые появились? - спросил Дмитрий.
-У нас богатые сейчас бывшие чиновники, менты и бандиты. Украинский язык навязывают. Сейчас пока две русские школы еще остались, а когда мой ребенок вырастит, ничего русского не останется. Как представлю, что мой ребенок подрастет и скажет мне: «Тату, колы ты мэни грашку купышь?», кулаки сжимаются. Да еще эти придурки с лозунгами ходят: «Бандера - наш герой!». Жрать нечего, шли бы созидать, а они митингуют! Как у Булгакова, подъезды грязные, а они в управдаме поют. Украинцев здесь всего процентов десять. И это меньшинство навязывают свою волю большинству. Если бы сверху их не поддерживали, вряд ли бы они так разгулялись, - с горечью рассказывал Олег. - Ты знаешь, какие лекции тут читают молодежи и преподают в школах? О том, что нет русских корней у населения Украины, с русскими мы враждуем более трехсот лет, Хмельницкий в свое время предал Украину, а гетман Мазепа хотел ее вернуть украинцам. Украина должна стремиться войти в славную европейскую семью, там нас всех ожидает счастливое будущее, - рассказывал Олег, глубоко затягиваясь дымом от внутреннего негодования.
Дмитрий вздохнул.
-Помнишь, как все голосовали за сомостийность! Радовались, теперь заживем! Зажили?
-А в России лучше? - повернулся к нему Олег.
-Такая же хрень, - кивнул Дмитрий головой. - Безработица и коррупция. Не надо было нам отделятся, разве мы плохо ранее жили?
-Задним умом все сильны. Былого не вернешь, - вздохнул Олег.
-Странно, что украинцы стали отвергать былых героев последней войны, превозносят Бандеру, Шухевича. В России они как были пособниками фашистов, так ими и остались. Там идеологических завихрений не наблюдается. Отстающую экономику преодолеть легче, гораздо труднее преодолеть идеологические разногласия. Это как в гражданскую войну, белые и красные считали себя правыми, а в результате проиграли обе стороны. Белые сгинули за рубежом, красные хотя и победили, а Россию отбросили на сто лет назад.
-Что ты? Коммунисты всегда утверждали, что Сталину досталась нищая страна, он оставил ее с атомной бомбой. А теперь не можете маленькую Чечню победить. У нас тут добровольцев набирают из числа тех, кто служил, помогать чеченцам. Я от службы отлыниваю. Сейчас ребенок родится, получу отсрочку, - рассказывает Олег. - А ты решил в Москве остаться?
-Да, - подтвердил Дмитрий. - Войны вечно не длятся. Хотя война на юге идет ожесточенная, перед поездкой сюда передали, что некий полевой командир Шамиль Басаев захватил в городе Буденовске около полторы тысячи заложников, загнал их в больницу, и там удерживает. При штурме погибло больше заложников, чем боевиков, цель так и не была достигнута. Наш премьер вынужден был отпустить Басаева в Чечню в обмен на жизнь заложников.
-Ты уже говоришь - «наш»? Твоей родиной станет Россия? - спросил Олег.
-Да. Полагаю, придет такое время, когда три славянские республики снова станут жить в одном доме, ты ведь тоже русский по духу, воспитанию, - устало ответил Дмитрий, не однажды его спрашивали, почему он решил остаться в России.
-А тебя не забреют в армию после окончания? Пошлют воевать в Чечню.
-Не знаю, пока. Посмотрим. Я могу служить военным корреспондентом.
Их за калиткой нашла Дина.
-Что это вы, мальчики, уединились?
-Да, так, поговорить, там уже стало шумно, - улыбнулся Дмитрий.
Она потянула их во двор.

Отпуск пролетел быстро. Даже в Вилково не успели съездить. Ездили в крепость на пляж, смотрели панораму взятия крепости Суворовым. Дина полюбила этот маленький, южный, провинциальный, зеленый городок. Вечерами ходили по его улочкам, которые помнили многое со времен его возникновения. Частные дома тянулись на много километров вдоль Дуная, уходили вглубь города, цветники возле каждого двора и фруктовые деревья у каждого дома, которых в Москве не увидишь, а только на дачных участках далеко за городом. И все это умиляло Дину, которая выросла в центре города, фрукты покупали на рынке, фруктовые деревья видела до семи лет в кино, а тут они растут у дворов и никто на фрукты не покушается. И только когда ее родители получили государственную дачу, там садовники ухаживали за фруктовыми деревьями.
Провожали их почти все родственники. Дина целовала всех и говорила:
-Если Димка меня бросит, я все равно буду к вам приезжать в гости.
Мать отвечала:
-Если он тебя бросит, мы его из дома выгоним.

*  *  *
Не лежала душа у Николая к службе. Офицеры разделились на два лагеря. Одни упорно продолжали в офицерской среде говорить по-русски, с солдатами они скрепя сердцем переходили на украинский, как того требовал приказ, а между  собой переходили на родной язык. Офицеры западники их демонстративно игнорировали, разговаривали исключительно по-украински. Иногда делали вид, что не понимают вопроса, обращенного к ним на русском. Возглавлял группу западников капитан Олесь Омельченко. Комбат Гриценко Григорий Богданович когда добился перевода в Крым, в офицерской подошел к Олесю и при  всех громко высказался:
-Слушай ты, партайгеносе, подожди, придет время, украинцы будут плевать тебе в спину.
На что тот чуть не кинулся в драку, остановили его, весь красный от негодования, он кричал вслед комбату:
-Это тебя и таких как ты украинцы будут вешать на фонарях! Гнать таких из армии поганой метлой! Такие как ты будущие изменники родины, пятая колонна!..
Уходя тот с досадой бросил:
-Думал, при Кучме приструнят этих нациков, все же технократ, не то что щирый партиец украинец Кравчук…
Солдаты тоже вставляли свои пять копеек в спор между офицерами:
-Пан капитан, Бандера ворог Украины чи герой? - спрашивали они.
-Конечно герой!
-А пан майор сказал, что враг…
И офицеры в канцелярии устраивали между собой разборки.
Командир части не вмешивался, выжидал, чья возьмет. Достаточно с него того, что вся документация из дивизии приходит написанная мелким шрифтом на украинском языке, которая командиру части не родной, так еще и указания приходят, что при  обращении военнослужащих друг к другу теперь должны обращаться «Пан лейтенант или пан майор» и так далее.
Николай не мог примкнуть ни к той, ни к другой группе. Русскоговорящие офицеры не доверяли ему из-за родства с капитаном Омельченко,  а «западники» - так называли офицеров говорящих по-украински - сторонились его из-за резких высказываний против извращения послевоенной истории Украины. Когда в офицерской среде обсуждали идею водружения памятной доски на Львовском университете видному деятелю украинского национализма Коновальцу, он не проголосовал за эту идею. На вопрос, почему? Ответил, он не знает, кто такой Коновалец. Конечно, лукавил, еще в военном училище он читал мемуары известного во время войны чекиста - генерала Судоплатова, который подробно описывал, как он внедрился в движение украинского национализма и подложил в коробку из под конфет бомбу Коновальцу.
По дороге домой Олесь пытался разъяснить Николаю, почему необходимо увековечить имя Коновальца. Во-первых, тот родился во Львовском уезде королевской Галиции. Во-вторых, во Львове окончил академическую гимназию и юридический факультет Львовского университета. Во Львове он стал членом  молодежной фракции Украинской национально-демократической партии. Его многое, что связывает со Львовом.
-Насколько я припоминаю, Коновалец встречался с Гитлером, наладил контакты с Розенбергом, обещал оказать помощь Гитлеру, если тот направит свой интерес на восток, - не вытерпел и выдал свою осведомленность Николай, Олесь не обратил на это внимание, запальчиво возразил:
-И что?! Руководители националистического движения тогда были готовы заключить соглашение хоть с чертом, если те пообещают оказать помощь в освобождении Галиции от поляков, а Украины от москалей!
-Не понимаю, если ты хочешь создать партию, которая пойдет массово за вами, стоит ли выбирать себе пронафталиненных героев, у которых репутация, мягко сказать, не совсем положительная в умах многих украинцев, - как можно мягче изложил свою точку зрения Николай. Ему не хотелось настраивать против себя шурина от которого зависела его карьера и спокойная семейная жизнь.
-Ты ошибаешься. Именно Коновалец, Мельник, Сушко, Бандера должны быть примером для нашей молодежи. Особенно Бандера! Он должен стать знаменем и примером для нашего движения. Он закалял себя истязаниями, прижигал себе ладони, бил по спине ремнем, загонял себе под ногти иголки. Так он испытывал и закалял свою волю. Он с достоинством перенес смертный приговор польского суда, замененный на пожизненное заключение. Его освободили немцы, и они же его посадили в концлагерь, за то, что он поторопился провозгласить создание самостоятельного Украинского государства. - рассказывал Олесь.
Николай шел и слушал, хмурился, «А еще он кошек душил собственными руками!» - мысленно возразил он шурину, ему не близка такая закалка воли, больше похожая на религиозный фанатизм вкупе с садизмом, нежели на доказательство своей воли.
-Освободили, когда поняли, что проигрывают, решили,  Бандера возглавит своих сторонников против Красной армии, - буркнул Николай.
-Да. Он же им помог в начале войны, организовал батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые помогали уничтожать советы. Он не стал помогать немцам, боролся и с Красной армией,  и с немцами, - возразил Олесь.
-Эти батальоны уничтожали не только советы, в основном поляков и евреев, на фронте их не очень было видно. И притом, как вы хотите строить отношения с поляками, если украинские националисты вырезали в Волыни около ста тысяч женщин, детей, мужчин? Они же вашему движению этого не простят, - бросал реплики Николай..
Олесь даже остановился от возмущения:
-Да чего ты веришь всякой пропаганде?! Во-первых, Когда это произошло, Бандера находился в заключении. Если бы он был на свободе, он бы не допустил этого. Во-вторых, поляки не меньше творили подлостей украинцам. Да и не было массовой резни, все это пропаганда советов! Вон, они тысячи поляков расстреляли, и свернули все на немцев. Можно и забыть нам былые обиды, начать сотрудничество с белого листа. Тем более, что советы им тоже не в жилу, - горячился Олесь.
-Поляки союзники, когда им это выгодно. А так они до сих пор не могут простить нам Львова, - проговорил Николай, продолжать разговор не хотелось. Олесь крякнул, заявил:
-Вот сразу видно, не в наших краях ты вырос. Да еще в Москве учился. Там тебе в училище вдалбливали в голову о торжестве социализма, об интернационализме, о братских республиках. А братские республики тянули с центра миллионы, да по карманам распихивали, кроме Украины. Мы были самодостаточной республикой, сами себя кормили.
-Куда же подевалась эта самодостаточность? Чего сейчас не кормим? С протянутой рукой на запад смотрим. Те дают под хороший процент. А у нас их транши по карманам так же распихивают, - уколол Олеся Николай.
Олесь насупился, некоторое время шел молча, потом с досадой высказался:
-Здесь ты прав. Не хватает нам Сталина в правители, чтобы зажал в кулак всех этих олигархов, с десяток поставил к стенке, остальные бы притихли.
Николай усмехнулся.
-Тебя бы первого к стенке и поставили за расхищение военного имущества, - напомнил Николай.
-Ой, ой! Кто за эти копейки вспомнит! Кому нужна старая советская рухлядь!  Не от хорошей жизни приходиться распродавать. Платили бы достойно, никто бы не позарился, другие миллиардами ворочают, и ничего!
-Вот за копейки и посадят, - усмехнулся Николай. - Им нужны будут стрелочники. А те, кто миллионами ворочает либо откупятся, либо сбегут на Канары в построенные дачи.
Последнее время Олесь продал посредникам из Румынии и Болгарии несколько тысяч советских устаревших бронежилетов. Они хотя и устаревшие, однако сделаны добротно, пистолетная пуля его пробить не могла, автоматная могла только со стальным наконечником.
-Оставь штук пятьсот личному составу, - попросил его Николай.
-Зачем? Мы не собираемся воевать, - поджал он губы. - Да и зачем нам это советское старье?! Мы создадим свои броники, не хуже.
В разговоре  они дошли до развилки, распрощались, Олесь пошел к своей вдовушке, Николай к себе домой.
Жена дома его упрекала за то, что он с двухгодовалой дочкой разговаривает по-русски.
-Что плохого, если девочка будет знать два языка? - отмахивался он.
-Русский - это не язык. Это испорченный украинский язык, - доказывала жена.
-Может, ты ошибаешься? У нас еще Ломоносов говорил: «На немецком можно говорить с врагом, на французском с женщиной, на итальянском - с Богом, на английском с другом. На русском можно говорить со всеми». В украинском появилось множество искусственных слов, которых в словарях не найдешь, -  возражал Николай.
-Ты в своей казарме рассказывай сказки. А дома я прошу не портить девочке вкус, - начинала заводиться жена.
Галя все чаще стала предъявлять претензии мужу, который последнее время получает меньше чем она, не очень симпатизирует деятельности ее брата,  критикует сборища молодежи с выкриками нацистского содержания. Особенно участились скандалы, когда он сказал, что хотел бы перевестись в Одессу.
-Да чтобы я поехала в ту дыру?! - возмущалась Галина.
-Почему дыру? Красивый город. Там море. Дочери очень полезный воздух, - возражал Николай.
-Там русских и евреев больше, чем украинцев. Пройдет время, и ты захочешь перевестись дальше, в свою не просто дыру, а дырищу! Поближе к папе с мамой! - заявила Галя.
-Это было бы счастьем, только никто меня туда не переведет, - начинал злиться Николай.
Куда подевались романтические отношения, когда Николай спешил домой к жене и дочери, и где его радостно ждали. Сейчас Галина все больше хмурилась, участились упреки, а за ними и ссоры. И тут в их отношениях произошло то, чего оба не ожидали, поскольку не планировали. Галя пришла с работы вся взвинченная, Николай с порога заметил,  жена не в духе.
-Что случилось? - спросил он, полагая, случились неприятности на работе.
Она бросила сумочку на стол, сняла плащ, при этом зло сжала губы, демонстративно швырнула с ног туфли, хотя ранее всегда присаживалась на пуфик, снимала туфли, аккуратно ставила их на полочку для обуви.
-Доигрались! Я беременна! Это мне надо?! - из глаз она метала молнии.
-Фу ты!.. - выдохнул Николай. - Я  то думал! Так это же замечательно! Чего ты переживаешь? Радоваться надо, все равно дочери нужен братик или сестричка, - попытался он смягчит негодование жены. - Мы же обсуждали ранее этот вопрос, - напомнил он.
Жена казалось не слышала его.
-Ты что, идиот! - взвинтилась она. - У меня только дела пошли в гору. Я заведую в школе, у меня три группы репетиторства, и все это я должна бросить, снова засесть за пеленки?!  А жить на что будем? На твою нищенскую зарплату?! Ты же у нас благородный! Отказался от совместных сделок с Олесем! - шумела она.
-Погоди, не шуми, дочь услышит. Это не сделки, а махинации, за которые можно угодить под трибунал, - потемнел лицом Николай. - Тебе нужен муж арестант?
-Ты еще и трус! Ты скажи, что делать будем?! - почти кричала жена.
-Рожать! - бросил Николай.
-Иди ты!.. - она с презрением посмотрела на мужа, схватила плащ, снова одела туфли, заявила: - Я пошла к маме, пусть дает направление на аборт.
Она демонстративно хлопнула дверью и ушла. Николай походил по комнате из угла в угол, позвонил теще:
-Анна Григорьевна, Галя пошла к вам, хочет получить от вас направление на аборт. Я прошу, отговорите ее, - попросил он.
На той стороне повисла пауза, Николай подумал, связь прервалась, дунул в трубку, теща скрипучим голосом отозвалась:
-Я ее понимаю. Что она может ожидать от мужа, который не может достойно содержать семью, - заявила теща.
-Погодите, - опешил Николай, - я что, пью, домой не прихожу ночевать, плохой отец? Не отдаю ей всю зарплату?
-Да какая там зарплата, - хмыкнула в трубку теща.
-Какую государство мне положило, такую и получаю, или вы советуете мне выйти на большую дорогу и заняться грабежами? - жестко проговорил  Николай, злость закипала в нем, он еле сдерживал себя. Знал, теща  свою поликлинику негласно превратила в платную медицину. Тесть не гнушается принимать экзамены за деньги. Олесь продолжает торговать военным имуществом. Все офицеры части грешили этим, руководство закрывали на это глаза, поскольку получали свой процент от каждой сделки. Последнее время Олесь, которого назначили командиром батальона после ухода майора Гриценко, начал сдавать в аренду солдат при строительстве дач или ремонте домов. Николая он исключил от участия, как не способного к подобного рода сделкам.
-Хорошо, я поговорю с ней, - скупо проговорила теща и бросила трубку.
Не знал Николай какие аргументы привела дочери мать, но она не стала делать аборт, и в семье Николая стали ждать прибавления. Он надеялся, что на этот  раз родится сын. Жена негодовала, несколько раз давала понять, насколько ей второй ребенок не желанный.
С большой неохотой, он опять обратился к Олесю, дать ему возможность участвовать в продаже военного имущества. Надо копить деньги на квартиру, семья ждала прибавления.
*  *  *
Весна девяносто шестого года ознаменовалась  для Дмитрия и Дины окончанием института и училища. Дмитрий подготовил дипломный трактат на тему: «Возрождение национализма в Украине». Преподаватель только взглянул на заголовок, отметил:
-От вашей темы веет холодом.
-Тем более нельзя на эту тему закрывать глаза, - проговорил Дмитрий.
-Стоит ли раскачивать лодку? Между нашими народами и так не все ладно, - высказал свое опасение преподаватель.
-Лодку начали раскачивать задолго до развала Советского Союза, а наши власти занимали страусинную политику. Если мы и дальше будем делать вид, что ничего не происходит с расползанием неонационализма, столкнемся с проблемами, сродни нацистским в Германии, - заявил Дмитрий. - Помните, в фильме «Семнадцать мгновений весны» Мюллер говорит Штирлицу: «Если в будущем когда нибудь, кто-нибудь произнесет «Хайль!», там снова возродится нацизм». В западной Украине уже вскидывают руку в нацистском приветствии.
-Это вы уж слишком… - недовольно проворчал преподаватель, трактат принял, повертел в руках, сказал: - С интересом изучу.
Дмитрий перелопатил много литературы по этому поводу, сведений не так много, что есть - довольно скудные, отрывочные. Если бы он не ездил домой, не разговаривал с братом и знакомыми, вряд ли так выпукло встала перед ним эта проблема. Ее, как правило, замалчивали. Современная литература о неонацизме на Украине упоминала всего лишь, как о явлении отдельно взятых маргиналов. Что-то сродни сектантов или хиппи, которые со временем перебесятся. Ведь настоящих националистов после войны гоняли по лесам и  весям, пока полностью не истребили. Апологетов национального движения Коновальца убили до войны в Голландии, Шухевича застрелили после войны, Бандеру застрелили в пятидесятых годах в Германии, где он проживал последнее время.  В печати рассказывали о зверствах последних борцов за свободу Украины, которые убивали всех, кто сотрудничал с советской властью: учителей, врачей, милиционеров, военнослужащих. Только нигде не упоминали, что тысячи националистов перебрались за океан, а которых осудили в пятидесятых годах - выпустили из тюрем, и они отлично адаптировались среди мирного населения, методично вбивая в головы молодежи националистические идеи. Капля камень точит. За несколько десятилетий национализм стал чуть ли не государственной доктриной. Толчком для написания трактата о возрождении национализма послужили не рассказы брата, поскольку Дмитрий тоже полагал, что это часть молодежи таким образом хочет самоутвердиться, а власть не придает им значения, как чему-то не заслуживающему внимания. Он впервые понял, что неонацизм пришел на Украину не в одночасье, его все эти годы пестовали в полуподпольном положении, когда на глаза Дмитрию попал документ Председателя КГБ Андропова датированный шестидесятыми годами, в котором докладывал членам Политбюро о том, что на Украине вновь создаются ячейки пещерного национализма. А до него еще в 1956 году второй секретарь ЦК Украины Подгорный обратилось в Москву с докладной запиской, о том, что в Западной Украине активизировалось национальное подполье ОУН, поскольку из мест заключения массово стали освобождаться бывшие члены УПА и ОУН. Это то движение, которое по утверждению печати было полностью уничтожено. Об успехах борьбы с националистическим движении в  литературе упоминалось. А вот, что вышедший по амнистии из мест заключения главнокомандующий Украинской Повстанческой армией Василий Кук  устроился не куда нибудь, а в институт истории  Академии наук УССР, и призвал своих сторонников вести подрывную работу изнутри, - этого в печати не упоминалось. И только в современной украинской печати уже не стесняются упоминать о том, что пора воздать почести всем бывшим борцам за самостийную Украину. И как реагировали бывшие власти на то, что руководители Украинской повстанческой армии начали внедрять своих членов в партийные и хозяйственные органы.  А никак! Руководство СССР озаботилось этим обстоятельством? Нисколько! Мы искали врагов социализма во всех странах. Только не у себя под боком. И вот наступил звездный час законспирированных ячеек  Организации Украинских националистов. К власти пришли нужные им люди. На всевозможных акциях все чаще стали использоваться бандеровские знамена, нашивки Украинской повстанческой армии. Заместитель Верховного Совета республики Гринев заявил, что необходимо создавать национальную армию в противовес российской из числа сознательных борцов за самостийность страны. Бывший советский поэт Иван Драч создал партию «Народный РУХ Украины», в которую вошли члены Украинской повстанческой армии, выпестовали себе Конгресс украинских националистов и военизированный «Трезуб имени Степана Бандеры». Их задача блокировать выступления коммунистов, прочих левых сил.
В своем трактате Дмитрий привел откровения первого президента Украины Леонида Кравчука, который не скрывал, что он в  юности занимал почетную должность в ОУН в качестве разведчика в сотне отважных. В интервью журналистам Кравчук признался, что в Беловежскую Пущу он поехал  не по просьбе Ельцина. Данный приказ он получил из глубины Украины. И этому предшествовала очень серьезная работа. Став президентом Кравчук приступил к созданию национального государства с новой историей для Украины. Лидером Украинской народной самообороны стал Юрий Шухевич, сын одиозного Романа Шухевича, который был главнокомандующим украинской повстанческой партии, в молодости не гнушался террором, убил во Львове  школьного куратора Собинского. Сынок  целью своей партии объявил возвращение Украине Белгородщины, Дона и Кубани.
Далее Дмитрий отмечал, в Украину из-за рубежа поступает массово копировальная техника, на которой печатается националистическая литература, значительная финансовая поддержка привела к тому, что на Украине стали появляться молодежные националистические организации. Возникли лагеря для обучения молодежи приемам борьбы и знакомства с оружием, при этом усиленно культивировалась русофобия. Вбивается в сознание, что все зло для Украины исходит из России.
В трактате Дмитрий ссылался на исторические факты возникновения украинского национализма, упоминая все фамилии апологетов украинского нацизма.
Когда он читал отрывки трактата Дине, она удивлялась:
-Дима, мы же были на твоей родине, разве мы видели нечто подобное? - спрашивала она.
-Мы гости. С подобным сталкиваются живущие там. Полагаю, дальше будет хуже, если к власти не придет президент, который начнет активно пресекать национализм. Молодежь уже вкусила власть над слабым, когда нет за душой ни образования, ни работы, ни цели, а тут капают деньги только за то, что ты умеешь махать кулаками, слушать приказы, поступающие откуда-то сверху. Они не понимают, что благополучие государства растет совсем по другим законам, на национализме благосостояния граждан не добьешься, - чуть ли не лекцию читал Дине Дмитрий.
-Жуть какая-то, - передергивала она плечиками. - Лучше посмотри, как я буду исполнять свою роль.
У Дины должен был состоятся выпускной спектакль по Островскому «Поздняя любовь». Дмитрий не смог его посетить, у него самого состоялись выпускные экзамены. Он видел, как Дина вечерами готовилась к спектаклю, читала ему свою роль Людмилы, засидевшейся в девах и влюбленная в старшего сына хозяйки, в доме которой они с отцом проживают. Ради любви, она пошла на подлость, получив в свои руки от отца закладную вдовы Лебедкиной, передает ее возлюбленному. Тот отдает копию закладной Лебедкиной, проверяя ее любовь и обещание о вознаграждении. Полагая, что закладная подлинная, она сжигает ее и считает себя свободной от всех обязательств. Таким образом жених осознает, что Лебедкина его не любит, а только использует. После этого, сын хозяйки по достоинству оценивает жертвенную любовь к нему девушки Людмилы.
Вечерами они вместе проигрывали роль, Дмитрий ей подавал реплики за актера, игравшего в спектакле Николая, Дина проникновенно произносила свой монолог: «Я прожила свою молодость без любви, я веду себя скромно, никому не навязываюсь. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей  и мечты, и надежды,  разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь, а вы изволите шутить над ней», - говорила она своему персонажу.
Дмитрий по роли монотонно отвечал:
-«Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека. Но я способен погубить вас, загубить вашу жизнь».
У Дины опускались руки.
-Ты так отвечаешь, что у меня пропадает всякий пафос, - упрекнула его жена.
-Здрасте! Я же не актер, - возражал Дмитрий.
-Моэм сказал,  жизнь - это театр, а мы все в ней актеры. Ведь вы, мужчины, проявляете актерское дарование, когда врете жене, что задержались на работе, а на самом деле посетили любовницу!  Какую правду жизни при этом  вы  выдаете, какие честные глаза делаете, и как искренне возмущаетесь, когда вам  не верят!  А ты говоришь, что мы не актеры в этой жизни!
Дмитрий рассмеялся.
-У меня еще не было опыта проявлять таким образом свое актерское дарование, - напомнил он сквозь смех.
-У тебя все впереди. Знаешь, почему  я должна хорошо сыграть эту роль? - спросила Дина, лукаво поглядывая на мужа. Он вопросительно взглянул на нее.
-В какой-то степени пьеса про меня. Я, засидевшаяся в девах девица,  влюблена в тебя, не дождавшаяся предложение, выскочила замуж за влюбленного  в меня парня. Но я боролась за свою любовь, как боролась в пьесе Людмила, которая знала, что  Николай не очень влюблен в нее. Затем, ради моей любви к тебе, я развелась с мужем, и уговорила тебя жениться на мне. И ты из-за благородства согласился.
-Ты все переврала, - усмехнулся Дмитрий. - Я женился вовсе не из-за благородства. Я, действительно влюбился в тебя с того самого первого вечера, когда впервые увидел тебя. Ты пришла с Пашей к нам в гости, - напомнил он. - Всегда сознавал, что не по Сеньке шапка, поэтому не смел надоедать ухаживаниями, - пояснил Дмитрий.
-Как живучи в нашем сознании сословные предрассудки, - хмыкнула Дина.
-Тебе бы больше подошла роль вдовы Лебедкиной, - высказал предположение Дмитрий. - Такая же взбалмошная, легкомысленная, беспринципная, какой ты хотела казаться тогда, когда училась в МГУ. У тебя неплохо получалось.
Дина подошла к мужу, потерлась кошечкой о его грудь, обняла и нежно промурлыкала:
-Макиавелли сказал: «Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть». Я  не зря училась на факультете философии, - напомнила она. -  Ты убедился, что я на самом деле белая и пушистая, ранимая и нежная. И в этой пьесе я вовсе не хочу играть роль ангела во плоти. Во-первых, героиня совершила подлый поступок, отдала закладную постороннему человеку, предав таким образом отца, обрекла его на бесчестье. Во-вторых, она борется за свою любовь совсем не по ангельски, понимая, что ее возлюбленный готов ради денег  закрутить любовь с вдовой Лебедкиной. Я сыграю влюбленную, готовую на все ради своей любви, жесткую девушку, готовую переступить через честь отца, пренебрежение к любви младшего брата Николая. Она понимает, это ее последний шанс выйти замуж. И этот шанс она не упустит! Вот так! - топнула она ножкой.

А еще в этом году должны состоятся президентские выборы.  С января месяца все партии зашевелились, начали выдвигать своих кандидатов. Ельцин выжидал. И только в середине февраля объявил о своем желании баллотироваться на второй срок. Многие понимали, рейтинг у Ельцина минимальный, губернаторы выжидали, не торопились поддерживать президента, а президент Татарстана Шаймиев напрямую дал приказ штабам голосовать за коммунистов.
-Ты за кого голосовать будешь? - спросила Дина мужа.
Дмитрий воздел руки к потолку, с пафосом произнес:
-О, Боги! Дайте мне силы пережить эти выборы, - и уже серьезно сказал: -Кандидаты - один другого стоят! Ельцин отпадает сразу. Что хорошего мы видели за его шестилетнее правление? Отбросил страну в послевоенное время: фабрики и заводы разрушены, поля зарастают бурьяном, коррупция и бандитизм похлеще пятидесятых годов. Перед западом ломаем шапку, как захудалые просители подачек. Война в Чечне продлится дольше гражданской или отечественной. Одна радость - появились олигархи!
-А еще он забил последний гвоздик в крышку гроба коммунизма, - напомнила Дина.
-Его еще при Горбачеве начали забивать. Нет, Ельцину второго срока не видать. К тому же, у меня к нему личный счет. Погубил невинных людей у Белого дома и Останкино, и даже не покаялся. За Зюганова тоже не стану голосовать. Какой он коммунист? Он в лучшем случае социал-демократ, прикрывается коммунистической риторикой, играет на ностальгических чувствах стариков. Слишком много бед принесли коммунисты своему народу в прошлом, чтобы опять дать ему возможность возродиться. Кто там еще в монархи рвется? - взглянул он на Дину.
-Генерал Лебедь, Жириновский, яблочник Явлинский, - напомнила Дина.
-Генерал Лебедь с его луженной глоткой хорош в армии. В Кремле он будет смотреться как фельдфебель в казарме. К тому же на посту президента не глотка главное, а интеллект и государственный кругозор, коего у него не наблюдается. Его олигарх Березовский использует только для того, чтобы он оттянул на себя часть голосов. Даже этого генерал понять не в состоянии, тщеславие снедает его душу, как же, простого генерала в президенты прочат! Жириновскому не хватает выдержки, чтобы на политической арене не наломать дров. Его удел таскать за волосы депутаток. Явлинский либеральный демократ, для которого идеал демократии на западе, он будет стремиться снимать с них кальку, преклонение перед ними приведет к еще большему падению суверенитета и военного потенциала, чем это произошло при Горбачеве и Ельцине. Не приживется западная демократия на российской земле. Нет уж, пусть Гриша будет в вечной оппозиции и нажимает на все болячки нашего правительства, -  перечислял недостатки кандидатов Дмитрий, при этом посмеивался, ожидая от жены возражений.
-И кто тогда остается? - спросила она, картинно  приподняв бровки.
-Аптечный король Брынцалов, от Кемерово Аман Тулеев и бывший президент Горбачев. О Брынцалове и говорить нечего, пусть хлопает по крупу свою жену в качестве доказательства  крепкой семьи. Представляешь, если бы я нагнул тебя перед телекамерами, и в качестве кандидата в президенты, хвалил бы твой великолепный зад?
-Типун тебе на язык! Ты скажи, за кого мы голосовать пойдем?
-Милая, голосуй сердцем, - пошутил Дмитрий. - Я пойду и проголосую за Власова. Чемпион мира по  тяжелой атлетике, замечательный писатель. Благодаря ему я по-новому взглянул на белое движение, в частности, на личность адмирала Колчака. Знаю, он не наберет нужного количества голосов, но я поддержу его морально, - заявил он.
Он по поводу выборов не раз уже спорил со своим тестем, с которым в некоторой степени нашел общий язык. Родители Дины присматривались к нему, первое время не могли скрыть некоторого пренебрежения к его «низкому происхождению», затем постепенно начали воспринимать его как данность. Виделись они редко, но каждое посещение заканчивалось спором на грани скандала. Кстати, тесть зауважал зятя именно за умение отстаивать свою позицию. Достойного врага уважают, а тут все таки зять!» - говорил он жене. Тесть тоже спросил, за кого Дмитрий будет голосовать? Зять хотел уклонится от разговора на эту тему, отмахнулся:
-Не решил еще.
-А зря! Тут и думать нечего. Единственный во всей этой шобле стоящий кандидат - Зюганов. Его на экономическом форуме в Давосе уже принимают как будущего президента, - уверенно заявил тесть.
-Так он же если придет к власти, отберет у вас всю вашу недвижимость, у олигархов заводы и пароходы, - усмехнулся Дмитрий. - Они только на словах за частную собственность. Историческая идеология не позволит им это сделать. Зюганов не раз заявлял, что недра и крупные предприятия принадлежат всему народу, а не отдельным владельцам.
-И пусть! Отдам! Зато он со временем восстановит советскую власть.  Это даже Ельцин понимает, подобного не избежать, не зря он подписал Союзный договор с Белоруссией, там и Украина подтянется. И снова возродится былое государство  и восторжествует справедливость. Кстати, Зюганов не против рыночной экономики, только под руководством государственного регулирования, - уверенно заявил Геннадий Васильевич.
-В том-то и беда, что в угоду своим избирателям, он, как хамелеон, готов обещать все. И вы полагаете, что при восстановлении прежнего строя для вас снова в иерархии найдется место? - проговорил Дмитрий, понимая, что возражения повлекут за собой очередную порцию негодования.
-Я уже стар. Не о себе пекусь, за державу обидно. Такую страну просрали! - с досадой проговорил тесть.
-Простите, вы были у руля в то время, как же вы позволили ее… - развел руками Дмитрий. - Почему многомиллионная армия коммунистов не вышла с протестами, когда запрещали КПСС? Почему коммунистические лидеры не возглавили протестное движение, не ушли в подполье, а начали быстренько разворовывать имущество своей партии? Хапать недвижимость, аэропорты, недра, землю, угодья? Золото партии до сих пор найти не могут, - напомнил Дмитрий. Тесть покраснел, засопел, тяжело выговорил:
-Сопляк, что ты понимаешь? Лучше мы, бывшие чиновники, возьмем все это в свои руки, чем отдадим  иностранным концессиям или бандитам, которые  пустят богатства страны по ветру. Я, и такие как я, будем поднимать экономику страны, возрождать ее, - с уверенностью в своей правоте убежденно говорил тесть. Он даже кулаки сжал от возбуждения.
-Что-то я не вижу чтобы вы, и такие как вы, заботились об экономике страны. Пока я вижу, что новоявленные нувориши больше заботятся о собственном благополучии. Посмотрите на частные банки «Столичный», «Чара», «Инкомбанк», под какой процент они выдают кредиты? И им все мало, они просят дотаций. А под выборы они потребуют от государства еще больше вливаний. А это, между прочим, из моего кармана тоже. А не в мой карман. Я не вижу, чтобы они свои доходы вкладывали в воспроизводство, в экономику. Зато вижу, сколько офшорных зон открывается для капиталов тех же банкиров. Вы давно интересовались, чем занимаются на сдаваемых вами площадях арендаторы? Они что-нибудь на них создают? Или купи-продай поднимают экономику страны? - завелся Дмитрий.
Дина делала знаки, чтобы он замолчал, поскольку папа уже начинает гневаться.
-Слишком много ты понимаешь, - еле сдерживая себя, недовольно проворчал Геннадий Николаевич. - Вот такие, как ты, нигилисты, в свое время и развалили страну.
-Я в то время пацан был. В школу ходил. А вот такие, как вы, у власти, и развалили ее. Чиновники любили заниматься администрированием, конкретная экономика и люди на местах их мало интересовали.  Я помню, приезжал к нам в порт с проверкой из Киева министерский начальник со свитой. В чем-то наш порт план не выполнил. Свиту встретили с оркестром. Проводили в ресторан, накормили, провели по тем цехам, которые заранее убрали, показали переходящее знамя, рабочих строго предупредили, вопросов лишних не задавать, ненадежных отправили в отпуск. Походила комиссия, носом покрутила, брезгливо обошла кучи с углем, провели совещание, на котором призвали повысить производительность труда и под оркестр укатили. Мой отец тому свидетель. Полагаю, по всему СССР тоже самое было. В Узбекистане хлопок приписывали, и никто этого не замечал. В Молдавии вино бодяжили для внутреннего рынка, на импорт отправляли настоящее. В Грузии и Армении свои экономические законы устанавливали, на это закрывали глаза. На Кубани пересажали половину чиновников, на их махинации уже нельзя было глаза закрывать, - перечислял Дмитрий. Тесть перебил его:
-Были отдельные недостатки, соглашусь. Партия боролась с ними. В какой стране все тишь да благодать?! - спросил он с вызовом.
-Эти отдельные недостатки превышали бюджет страны, потому мы и жили бедно. Я скажу вам более, вы только не возмущайтесь, так думаю не я один, - социалистическая плановая экономика себя рано или поздно все равно себя изжила бы. А то, что во главе государства стояла общественная организация, вообще выходит за рамки государственного развития. В каждом районе - райком партии и исполком. Райком руководит, и ни за что не отвечает. Исполком выполняет требования райкома и получает шишки, если требование дурацкое.
Тут уж не выдержала и теща:
-Что же вы, Дима, полагаете, что марксистко-ленинское учение о социализме в корне неверно? Социализм не является высшей ступенью общественного  строя?
-Я не силен в философии, Людмила Викентьевна, не знаю, насколько верно их учение, я только вижу, к чему оно привело. И напомню, что за все годы советской власти наш народ жил довольно бедно. Понимаю, вы сейчас напомните мне о войне, которую пережил наш народ. Об окружении империалистов. О нашем высоком тогда военном потенциале. Только западные страны тоже пережили войну, их окружал социалистический лагерь, и мы видели, как жили граждане ГДР и ФРГ. И сейчас видим, как живет Южная и Северная Корея.
-Все, все! - остановила спор Дина, и развела руки, словно раздвигала боксеров в разные стороны. - Хватит спорить. Мы приходим вас навестить, убедиться в вашем здравии, а не спорить на тему прошедшей жизни.
-Да мы и не спорим, - шел напопятую отец. И все же бросал реплику Дмитрию: - Чего тогда так Ельцин боится коммунистов, если ты полагаешь, что их идеология мертворожденная? Посмотри, какую агитационную пропаганду против него развернули! Ельцин хотел разогнать парламент, в котором коммунистов большинство, и запретить КПРФ, нашлись разумные люди, отговорили его от этого шага. Иначе народ бы его на вилы поднял!  Ничего ему не поможет, быть Зюганову президентом.
-Дай Бог его теляти волка съесть, - соглашался Дмитрий, и пока тесть переваривал услышанное, чета Орловых успевала ретироваться.

*  *  *
В одно из таких посещений тестя, Дмитрий спросил его:
-Геннадий Васильевич, учитывая ваши связи, нельзя ли помочь одному хорошему человеку, нашему с Диной другу. Ему по наследству достался Универмаг, на него со всех сторон наезжают бандиты. Отца у него застрелили за несговорчивость. Боимся, его может постичь та же участь.
-Да, папа, нужно помочь, - подтвердила Дина.
Тесть взглянул на Дмитрия, крякнул, приподнял бровь, ответил:
-Такие вещи нынче бесплатно не делаются.
-Денег у него нет, - предупредил Дмитрий, хотя не знал, есть ли у Павла деньги. Пояснил на всякий случай: - Сосут со всех сторон: менты, бандиты, различные проверяющие.
-Тогда остается только два варианта: брать в долю или стать соучредителем предприятия, - пояснил тесть.
-А чем это отличается от притязаний тех же бандитов? - спросила Дина.
-В этом случае есть гарантия, что ему останется хотя бы половина бизнеса. В ином случае, сам говоришь, либо убьют, либо отнимут.
-Не получиться так, что зайчик позовет в свою избушку жить лису, а та его из избушки и выкинет? - спросила Дина.
-Все может быть, - пожал плечами тесть. - Это будет зависеть от партнера, насколько он окажется самостоятельным. А то получится так,  он повесит на партнера все свои издержки, и при этом будет продолжать жить красиво. Мне приходилось наблюдать такие выверты в бизнесе.
-Полагаю, если его до сих пор не схарчили, он все же с внутренним стержнем. Хорошо, я поговорю с ним. Если его устроят условия, дам знать, встретитесь и оговорите варианты, - предложил Дмитрий..
На том и договорились.
Дмитрий созвонился с Павлом, поехал к нему на работу. Зашел в приемную, где скучал охранник и сидела за факсом секретарь. Охранник внимательно посмотрел на посетителя, слегка напрягся, расслабился, когда секретарь доложила о посетителе и услышала: пусть войдет. Зашел в кабинет, довольно просторный, Паша сидел за массивным столом в кожаном кресле, буквой «Т» к нему примыкал  полированный стол для переговоров. Встал навстречу, расставил руки для объятий. Дмитрий заметил, Паша изменился, не похож на того беспечного парня с портативным магнитофоном, жесткие складки образовались вокруг рта.
-Обуржуазился! - обвел ладонью интерьер Дмитрий. - Скромнее надо жить.
Уселся, огляделся.
-Тебе чай, кофе? - спросил Павел.
-Кофе, если можно.
Павел нажал кнопку селектора, попросил секретаря сделать два кофе.
-Что привело тебя в мои чертоги? - спросил Павел.
-А что, просто так к тебе уже зайти невозможно?
-Да что-то ты не спешил, - усмехнулся Павел, понимая, что не просто так зашел товарищ по бывшему институту. Дмитрий откинулся на стуле. Павел сел за стол напротив.
-Ты скажи, тебя по -прежнему донимают различные нехорошие люди?
Павел удивился вопросу.
-Да. Почему тебя это интересует?
-Понимаешь, у моего тестя есть крепкие связи в… - Дмитрий ткнул пальцем в потолок. - Может помочь.
-Постой! Какой тесть? Ты что, женился? - удивился Павел.
-Да уже полгода как.
-А почему я не был на свадьбе?
-Свадьбы не было. Откуда у студентов деньги на свадьбу? Расписались и живем. Когда накопим, организуем свадьбу, обязательно позовем. Тем более, с моей женой ты хорошо знаком.
-Интересно!
В это время постучала секретарь, занесла поднос, на котором стояли две чашечки кофе и блюдце с печеньем. Она поставила чашечки перед боссом и посетителем, улыбнулась и вышла.
-Жена? - кивнул вслед ей Дмитрий.
-Нет.
-Женился? - допытывался Дмитрий.
-Куда мне в моем положении жениться? Чтобы оставить жену вдовой, а детей сиротами? Живу с одной без росписи… Так кто же твоя жена? - заинтересованно спросил он, поскольку знал о былых отношениях Дмитрия с Любой.
-Диана, она же Дина Орлова.
Павел присвистнул.
-Умереть и не воскреснуть! Она же замужем была, отбил?
-Развелась до нашего брака.
Павел подозрительно посмотрел на бывшего однокашника.
-И ты женился на квартире и московской прописке? С легкой усмешкой спросил он.
-Дать бы тебе в морду, - проворчал Дмитрий. - Если бы не ее квартира, я бы отбил у тебя ее в первые же дни знакомства. Не стал этого делать, не хотел слушать упреки в своей меркантильности. Не я сделал ей предложение, а она мне. Чувствовала, что я влюблен в нее.
-И это ее папаша, который может помочь? - недоверчиво спросил Павел.
-Да. Ты думаешь, если его турнули на пенсию, у него не осталось связей. Все эти бывшие друг за друга крепко держатся. У него есть свой бизнес, связанный тоже с недвижимостью. Прикрывают его бывшие кэгэбэшники, или у них совместный бизнес, - не знаю. Не суть. Спросил, может ли помочь? Предупредил, денег у тебя нет, - пояснял Дмитрий.
-Это правильно, - кивнул Павел. - Дашь денег, будут тянуть бесконечно. А то еще и бандюков пришлют, от которых они же, якобы, будут защищать. И что же он?
-Сказал, чтобы не было проблем с внешним миром,  нужно будет взять в долю, или сделать его или партнера соучредителем. Для меня звучит странно, решать тебе.
Павел задумался, отодвинул наполовину опустевшую чашечку, посмотрел в окно.
-Возможно придется согласиться, - вздохнул он. - Эти бывшие чиновники хотя и алчные, но все же с остатками какой-то совести и чести. Этих же новых русских в малиновых пиджаках только пусти на порог, сразу окажешься за порогом. Вокруг таких примеров сколько угодно. Организуй встречу, обговорим варианты. Лучше потерять половину, чем потерять все, - с горечью проговорил Павел.
-Тесть тоже самое сказал. Паша, зачем тебе вообще эта головная боль? Продал бы его, к чертовой матери, жил спокойно, - спросил Дмитрий.
-В том то и дело, что продать сейчас невозможно. Если только за бесценок. Кредиты висят, помещение в залоге. Да и опасно что-либо сейчас продавать. Бумаги подпишешь, а денег не получишь. Такие нынче времена. Да и чем я тогда буду заниматься, студент недоучка. Деньги кончатся быстро. Идти опять учиться, не тот возраст, чтобы сидеть на студенческой стипендии. И не хочется, чтобы у нас в стране бизнесом заправляли бандиты.
-Что же мы за страну такую строим? - посмотрел на Павла Дмитрий.
-Да уж! Бывали хуже времена, но не было подлее. Поневоле, вспомнишь советские годы, - печально покачал головой Павел.
-Голосовать за Ельцина пойдешь? - спросил Дмитрий. - Помню, ты очень на него надеялся! Говорил, он наше будущее!
-Надеялся. Пронадеялся! Никому нельзя верить в предвыборной гонке. Тогда ситуация другая была. Страна в разрухе, полки пустые. Обещал он многое. Пришел к власти и об обещаниях забыл. Средний бизнес его не интересует. Его интересуют акулы бизнеса: Березовские, Гусинские, Смоленские, и примкнувшие к ним Абрамовичи и Ходарковские, все с французскими корнями, кошельки его семьи. Разве это президент? Это дон Карлеоне! У которого дочка при нем в штате, зять при Аэрофлоте. У самого нос в табаке, позорит отчизну пьяными выходками. Стыдоба! - эмоционально выразился Павел.
Дмитрий посмеивался.
-И на кого теперь будешь надеяться? - спросил Дмитрий.
-Ты же понимаешь, в его окружении порядочных нет. Выбор невелик. Пойду голосовать за генерала Лебедя. Может быть, у него офицерская честь не позволит воровать так, как это делает нынешний президент. Если предположить, что Ельцин сам аскет, то его окружению негде пробы ставить. Один Березовский чего стоит? Не зря на него покушались, бомбу в  «Мерседес» подложили, водителю голову оторвало, а этого провидение спасло, чтобы он продолжал дербанить Русь -матушку. Сколько такое продолжаться может?
-Выборы покажут, - пожал плечами Дмитрий.
-Тут такой административный ресурс включен! - воскликнул Павел. - Даже ко мне приходили с протянутой рукой в фонд выборов. Вытолкал в шею. Когда их просил мне помочь, меня послали. Убийц отца так и не нашли. Не захотели найти. А я должен был бы еще этим негодяям давать деньги, чтобы они и дальше продолжали обворовывать страну. А ты за кого будешь голосовать? - спросил Павел.
-За тяжелоатлета и писателя Юрия Власова.
Павел кивнул.
-Достойная фигура. Но ты же понимаешь, не пойдут за ним.
-Понимаю. За других принципиально не хочу.
Они еще поговорили, наконец, Дмитрий встал.
-Пойду. Я передам тестю о твоем желании встретиться и поговорить.
-Договорились.
Встал, обнял Дмитрия, похлопал по спине.
-Динке привет. Скажи, я одобряю ее выбор.

*  *  *
В ходе предвыборной кампании по телевидению и в газетах  как о значимой победе в борьбе с сепаратистами сообщили об убийстве Джохара Дудаева. Словно в связи с этим событием закончится война с Чечней. Однако, несмотря на занятые населенные пункты российскими войсками, война принимала затяжной характер. У президента в этом году намечались президентские выборы. Учитывая его низкий рейтинг никто не верил, что ему удастся переизбраться на второй срок. Тем не менее, он делал все, чтобы доказать: с войной в Чечне покончено. В Назране достигнуто соглашение о перемирии и выводе российских войск, президент объявил о победе над дудаевским режимом. Статус чеченской республики так и не был определен. Соглашение о перемирии продлилось недолго. В газете «Коммерсант», с которой сотрудничал Дмитрий, и которому обещали по окончании института принять  в штат, сообщили, полевой командир Хайхароев в ответ на обстрел российскими войсками поселка Бамут, будет убивать российских пленных. Примеры подобного расстрела российских пленных офицеров и солдат имели место быть и ранее. Правозащитник Ковалев уговорил полевого командира Хайхароева не делать этого. В конце мая в Москву приехал приемник Дудаева Яндарбиев, который с Ельциным подписал договоренность о прекращении огня и урегулировании вооруженного конфликта. Ельцин слетал в Чечню, в Моздок, поздравил российские войска с победой. Однако фактически никакого перемирия не наступило. Шумиха вокруг перемирия и успехов российской армии нужна была только для того, чтобы создать положительный имидж Ельцину в преддверии президентских выборов.
Чтобы заручиться поддержкой избирателей, Ельцин уволил министра иностранных дел прозападника Козырева, первого заместителя председателя правительства Чубайса, чье имя в народе произносили с зубовным скрежетом. Выплатил задолженности по зарплатам.
За сдачей экзаменов Дмитрий и Дина не очень следили за выборной кампанией, и только по окончании выборов с удивлением увидели результаты выборов. Дмитрий долго не мог прийти в себя, когда увидел, что во второй тур вышли Зюганов и Ельцин.
-Как! Как такое могло?! - удивлялся он.
-Ты не смотрел телик, так такое творилось! - пояснила жена. - Зюганова фашистом обзывали, вышла газета «Не дай Бог!», которая писала, что в случае победы Зюганова в стране вспыхнет гражданская война. В почтовых ящиках появились листовки с призывом не голосовать за коммунистов. Ты бы видел, как неуклюже в угоду публике отплясывал Ельцин! Кстати, президент Татарстана уже приказал свои избирателям голосовать за Ельцина.
-Быстро он сориентировался! Не столько выберут Ельцина, сколько проголосуют против Зюганова. Никто не хочет коммунистического реванша. Еще пять лет падения в бездну, бедная Россия! - негодовал Дмитрий. - Кто третий в списках? - спросил он.
-Генерал Лебедь.
Дмитрий округлили глаза.
-И кому же он отдаст свои голоса?
-Как ты думаешь, если его уже назначили секретарем по безопасности?
-Да-а, дела! Вот страна продажных чиновников! - ударил ладонью по столу Дмитрий. - Надо Паше позвонить, поздравить его с новым секретарем безопасности. Он за него голосовал.
-И за кого теперь ты будешь голосовать? - с улыбкой спрашивала Дина, зная отношение мужа к обеим кандидатам.
-Ни за кого не буду. Не пойду голосовать.
-Тогда и я не пойду, - заявила Дина.
-Ты знаешь, что Павел ждет нас на свадьбу? Передавал тебе привет, и очень сожалел, что не его ты выбрала.
-Да ладно, тебе, привираешь? - не поверила Дина.
-Привираю. Поздравил с достойным выбором.
-Тебя или меня?
-Нас!

В этом году Дмитрий Орлов успешно сдал в институте государственные экзамены, и был принят в редакцию газеты «КоммерсантЪ».
Дина Орлова стала дипломированной актрисой, ее приняли в театр на должность актрисы.
Разъехались новоиспеченные журналисты по своим городам и весям с обещанием не забывать однокашников, делиться информацией. Степан уехал в Кишинев, Амагельды в Алма -Ату. Горлов в свой Томск, Слава в Минск, Света во Владимир и все остальные ребята разъехались, немногие остались в Москве. Дипломы обмывали в недорогом ресторане, радовались, вспоминали студенческие проделки, помянули Любу Савушкину, которой не суждено было стать журналистом, осталась вечно молодой.

    Часть вторая.

Прошло десять лет.
Секунда в жизни человечества. И целый пласт событий в жизни отдельно взятого человека.
Заместитель начальника штаба майор Николай Орлов ехал а головной штабной машине на учения, организованные командиром дивизии, размышлял о превратностях жизни. Теперь в полку никто из офицеров не разговаривал по-русски, все стали приверженцами официальной доктрины, исходившей из самых верхов: Россия виновна во всех бедах Украины, истинные борцы за независимость страны теперь известны всем, и если кто в этом сомневается, подвергаются гонению, офицеров из армии увольняют. Не все офицеры, даже украинцы, в душе не согласны с подобным изменением истории, однако молчат. Молчит и Николай. Был период, когда он хотел перевестись ближе к родителям. Жена была категорически против, сказала, он может ехать один и забыть о них. Он таки накопил на квартиру с помощью махинаций с продажей военной техники. Переехали в просторную трехкомнатную квартиру, благо цены не были высокими, если бы он решил купить сейчас, не хватило бы тех долларов, что вложил он в эту квартиру. И сразу же объявил Олесю, что он выходит из игры. И заметил, как меняется отношение к нему жены, если он остается с один на один с государственный зарплатой.  У них росли две дочери, которых он очень любил, их нужно поднимать, а если он уйдет из семьи, вряд ли его зарплаты хватит, чтобы помогать дочерям и содержать себя. Если бы у него была гражданская специальность, тогда бы он вообще ушел из армии. Говорил ему брат, если уж идти в военное училище, то нужно учиться в техническом училище, чтобы потом служить в радиоэлектронных, автомоторизованных или иных технических войсках. Чтобы после окончания службы можно было работать на гражданке по специальности. Он же тогда считал, что офицеру почетно служить везде, а быть на передовой в общевойсковых частях не менее почетно. Кто же знал, что так получится, он будет служить не в Советском Союзе, а в отдельно взятом государстве. И он остался в семье, о переводе пришлось забыть. Из друзей у него в полку Александр Бойко, с которым он мог наедине откровенно поговорить. Мстительный Олесь всячески придерживал офицеру продвигаться по службе, поскольку Бойко ни как не хотел признавать некоторых идеологических постулатов, которыми руководствовался Олесь. Бойко на втором году службы женился, привез жену из Белой Церкви, у них родился сын. Жене не нравился Львов, она скучала по своему городку, где у обоих остались родители и родственники.
Каждые новые выборы президента внушали надежду, что наконец придет человек, который не будет опираться на мнение радикальных партий. Он повернется лицом к армии, поймет, техническое оснащение принесет армии больше пользы, чем ее идеологическая составляющая. С приходом к власти Ющенко этим надеждам не суждено было сбыться.  Выборы эти всем запомнятся необыкновенной активностью, махинациями, скандалами, митингами, столкновениями между сторонниками и противниками кандидатов.. Страна чуть не раскололась на два непримиримых лагеря, все могло закончиться гражданской войной. Начальник полкового штаба Олесь Онищенко  собрал офицеров и строго настрого приказал, всем военнослужащим голосовать за Ющенко, и грозил всеми карами, если кто ослушается. А когда в Киеве не смогли решить, кто победил: нынешний премьер-министр Янукович или бывший глава нацбанка, бывший премьер-министр, ныне глава избирательного блока «Наша Украина» Ющенко, решили провести вопреки конституции третий тур голосования. Да кто теперь на конституцию обращает внимание. Некоторые горсоветы западных городов уже признали победу Ющенко. Организовали у себя в городах забастовки рабочих. Посадили в автобусы всех радикально настроенных граждан Львова и области, членов партии Народного Руха Украины, Украинской народной партии, и  организованно повезли их в автобусах в Киев на майдан Незалежности доказывать, что победа должна достаться Ющенко. Сам Ющенко в один из дней противостояния  прорвался в Верховную Раду, объявил себя президентом, положил руку на библию и  произнес присягу. Спикер Рады Литвин объявил, эта присяга не имеет юридического значения. Янукович по телевидению объявил, что не видит оснований для пересмотра официальных результатов выборов. Каждый из кандидатов считал себя победителем.
-Дурдом! - высказался по всему этому поводу Николай. Офицеры промолчали, но даже сторонники Ющенко понимают, так политика не делается.
В Харькове столкнулись манифестанты сторонники и противники Ющенко. Пролилась первая кровь. Крым осудил действия Ющенко, которые ведут к расколу страны. Россия и Белоруссия успели поздравить Януковича с избранием на пост президента. Наступал хаос, который, по мнению штаба Ющенко, должен стать управляемым.
  Николай помнил, как тогда, в ноябре, поступил приказ двум батальонам полка выдвинутся в Киев для охраны здания избирательной комиссии, которую пытались атаковать сторонники и противники кандидатов. Николай Орлов вместе с Олесем Омельченко в сопровождении транспортеров на штабной автомашине поехал в Киев.  Николая поразило количество людей, которых привезли из западных областей, снабдили их палатками, тут же горели костры, на которых готовили пищу или просто обогревались. На площади в основном молодежь, студенты, которых освободили от учебы, пообещав вознаграждение. Они пели песни, скакали вокруг костра, пили и бессмысленно орали от безделья. Между ними шныряла бабка Параська, бывшая доярка из Тернопольской области, ставшая символом майдана, она скоморошничала, скандировала лозунги в пользу Ющенко, телеоператоры выхватывали ее лицо, представляя ее ярким представителем простого народа на майдане. В итоге ее наградили государственным орденом святой княгини Ольги третьей степени. А Николаю и его сослуживцам выплатили чуть повышенные командировочные и постарались скорее забыть об их участии на Майдане.
Олесь разместил посты вокруг ЦИКа, сам комфортно разместился в гостинице напротив. Николай жил в соседнем номере напротив. Жил, громко сказано, он приходил туда изредка переспать и отдохнуть. В основном он находился на площади вместе со своими сослуживцами. Его задача не допустить вооруженного нападения, в остальном правопорядок на майдане и нападение на здание избирательной комиссии должны предотвращать внутренние войска и милиция. Хрещатник покрылся палатками,  Днем перед толпой выступали лидеры оппозиции Ющенко, Юля Тимошенко, и другие политики, которых Николай не знал. Он старался не вникать в политику, всегда утверждал, он военный, и не его дело рассуждать о политике. Таким образом он прикрывался от попыток втянуть его политические разборки, связанные с идеологией национализма, против которого в душе он был всегда против. Пламенный оратор Юля Тимошенко выступала чаще других, известна более других, она часто мелькала по телевидению, ее коса вокруг головы стала символом противостояния вместе с оранжевыми флагами, которые заполнили всю площадь. Тут же мелькали флаги Польши, Евросоюза, Грузии, чей опыт «революции роз» очень вдохновлял штаб Ющенко и рассматривался как пример для подражания.  Тимошенко вдохновенно призывала украинцев к организованному сопротивлению, призывала к массовым забастовкам на предприятиях, в ВУЗах, перекрывать дороги, аэропорты. Юлю все фамильярно называли по имени, понимая о ком именно идет речь, она гордилась тем, что ее называли «Принцессой майдана». Она уступила своим президентским амбициям в пользу Ющенко, чтобы стать первым в истории страны премьер-министром. Сейчас Юлю в народе называют «Газовой принцессой» за махинации с российским газом. Вообще ее имя мелькало в печати и до майдана, в связи с именем премьера Павла Лазаренко, с которым молва приписывала более, чем романтические отношения, а когда того в США посадили за отмывание миллионов долларов, она открестилась от него, попросту предав своего покровителя в бизнесе.
  Задача Николая в то время состояла из простых обязанностей: обеспечить питание и отдых военнослужащих. Омельченко договорился расположить военных в здании Украинского дома, бывший музей Ленина. Пока одна часть несла службу вокруг Центральной комиссии, другая половина отдыхала. Омельченко налаживал связи с лидерами оппозиции, крутился между ними, всячески старался мозолить им глаза, выпячивая свою роль в охране порядка на Майдане, хотя там было достаточно других силовых подразделений.
Вечером Омельченко собрал офицеров на совещание:
-Господа! - торжественно начал он. - Должен поставить вас в известность, что пока еще действующий президент Кучма договорился с Путиным о силовом вмешательстве в наши национальные проблемы, - заявил он. - в связи с этим… -
и он начал призывать к бдительности, собственно, их и призвали сюда на случай,  если часть силовиков, сторонников Януковича, решит силой доказывать его победу, или вмешаются русские войска, его подразделение должно оказать достойное сопротивление и не допустить подобного развития событий.
-Я не понял, - поднялся командир взвода бронетранспортеров, - я что, должен открыть огонь? По кому? По своим? Кто даст подобный приказ?
-Приказ даст законно выбранный президент Украины господин Ющенко, - с пафосом отрезал Омельченко.
-Мы же начнем войну со своими, это же гражданская война?! - недоумевал командир роты Бойко. - Президент потом открестится, а мы останемся виновными, - высказался капитан.
-Не беспокойтесь! Не открестится. Нас поддержит народ. Большинство городов за нами. Крупномасштабной войны не произойдет, - уверял Омельченко, - на местах уже проведена соответствующая работа.
-Для меня и в мелкомасштабной погибать не хочется, - буркнул офицер и сел.
В один из вечеров Центральная комиссия объявила Виктора Януковича победителем. Николай понял это по гулу на площади, молодежь обступили здание, стали напирать на цепь милиции и внутренних войск. Он в это время сидел в машине и сначала не понял, что произошло. Слышно общее скандирование «Ганьба!». Ему по рации из головной машины командира сообщили о решении Центральной комиссии. Тот же командир роты Бойко выговорил: «Вот тебе и законно выбранный президент Ющенко!» «Слава Богу! - подумал Николай. - Наконец все закончится, они поедут домой». По внутреннему убеждению Николая, Янукович для страны тоже не подарок, но их двух зол он предпочтительнее. Он звонил домой родителям, те говорили, измаильчане полностью готовы поддержать Януковича. Есть небольшая кучка оголтелых противников, которые ездят по городу и по громкоговорителю агитируют голосовать за Ющенко.  Янукович известен всей Украине, он предсказуем, все же при нем и Кучме  установилась некая стабильность. Хотя несмотря на общие показатели роста экономики, население этого не почувствовали, все прибыли шли в карманы группы олигархов. Пока еще действующий премьер-министр Янукович  широко огласил пенсионную реформу и прибавку к зарплатам, правда сделал это  всего лишь за  сорок дней до первого тура, понятно,  сделано это всего лишь ради выборов. Эта прибавка была минимальной, как и прибавка к зарплате военнослужащих, которой в полку Николая всегда были недовольны. Сторонники Януковича тут же оцепили здание ЦИК. Подогнали еще несколько бронетранспортеров, КАМазы с песком, двор заполнили автобусы с милицией. Студенты, сторонники Ющенко огромной толпой двинулись к штабу Януковича и захватили его. Ющенко объявляет о создании «Комитета национального спасения», призывает защитить демократию в стране, обвиняет ЦИК в предательстве, который поставил страну на грань гражданской войны. Лидеры Коммунистической партии Украины предложили отменить итоги второго тура выборов, а власть передать парламенту. Ющенко начинает как президент издавать Указы, которым подчиняются регионы западной Украины и в том числе его поддерживал киевский горсовет. Януковича своим президентом считают восточные регионы страны.
Оппозиция уполномочивает Омельченко ехать во Львов совместно с депутатом парламента Петром Олейником, который являлся руководителем областного штаба Ющенко,  с задачей: на внеочередной сессии областного совета они должны отстранить от власти губернатора Сендеги, навести там порядок. Под порядком они понимали  смену всех силовых структур области. Вместо себя он оставил старшим и ответственным за мероприятие по охране порядка своего заместителя майора Николая Орлова. Через неделю Омельченко вернулся и потирая руки рассказывал Николаю:
-Все! Навели порядок в городе и области. Сменили всех руководителей милиции и городских служб. Теперь губернатор у нас Олейник. Депутаты создали комитет по самоуправлению городом и присягнули на верность Ющенко. Генконсульство России во Львове наши сторонники заблокировали, чтобы они не мутили воду.
-Ты скажи, мы еще долго тут торчать будем? - недовольно спросил Николай. - Во дворе не май месяц. Холодно и голодно. Солдаты ропщут: паны дерутся, с холопов чубы летят.
-Сколько надо, столько и будут стоять, - отрезал Олесь.
Он пребывал в полной эйфории. Ведь он оказался в центре политических событий, стал заметной фигурой  в политическом противостоянии двух кандидатов. Кто его во Львове знал? Только командир полка, да некоторые радикальные депутаты, остальные при его имени крутили пальцем у виска. Теперь глава львовской области его лучший друг. Его знают политики в Киеве. Сам Ющенко пожимал ему руку и говорил,  на таких офицерах будет строится армия Украины.
И сейчас, когда Николай ехал на учения, вспоминал, как он днем расставил посты, а сам ушел подальше от митингующих, туда, где не было шума от орущих людей. Ушел в сторону Киевской Лавры. Присел на лавочку. Смотрел на золоченные купола, на верхушки оголенных деревьев. Мимо проходил монах или священник, взглянул на одиноко сидящего хмурого военного, спросил:
-Что, сын мой, плохо?
-Плохо, - кивнул Николай.
-Терпи. Всевышний терпел и нам велел. Смутные времена периодически накрывают наши страны, после этого с честью выходят обновленными. Скорее бы это случилось.
Николай покивал, соглашаясь. Священник перекрестил Николая и пошел дальше.
*  *  *
За прошедшие десять лет Дмитрий Орлов прошел в газете путь от журналиста до политического обозревателя. Работа ему была по душе, он никогда не сожалел, что выбрал эту профессию, хотя дома, на родине, всегда несколько скептически относились к его выбору. Что это за профессия, если он не умеет чинить автомашины, в случае чего - отцу не помощник. Он посмеивался на подобные недовольства. Когда его материальное благополучие стало позволять помогать родителям, они зауважали его профессию, поскольку военный Николай не мог похвастать денежным довольствием.  Дмитрий опубликовал несколько статей об Украине, о коррупции в ней, о возрождении националистических тенденций, о майдане при выборах президента Ющенко. Главный редактор посоветовал статьи подписывать псевдонимом, он знал о проживающих родителях и родственниках Дмитрия в Одесской области. Дмитрий ответил, не так сложно установить, кто скрывается под псевдонимом, в редакции работает более пятисот сотрудников, кто-нибудь проболтается. «А мы только двое будем знать, кто такой Василий Чапаев» - сказал редактор. И его статьи об Украине выходили за подписью Эдуарда  Петрова. Он также писал о событиях в Чечне. Он критиковал Хасавюртовское соглашение о перемирии, в результате которого российские войска вывели из Чечни. Президент Ельцин надеялся это решение даст ему больше очков при выборах президента, на самом деле, Дмитрий называл это прямым предательством тех погибших молодых ребят, которые зря  сложили свои головы. Чеченцы расценили это как карт бланш для строительства собственного государства отдельно от России. Начальник главного штаба боевиков Аслан Масхадов выбран президентом, ярый исламист   ваххабист Басаев - премьер-министром. Порядка навести в республике они не могли, преступность зашкаливала. В селах создавались собственные ополчения, который занимались рэкетом, бандитизмом, продажей наркотиков, похищением людей. Всем известны случай, когда похитили четверых британских сотрудников английской фирмы, потом нашли их с отрезанными головами. В аэропорту Грозного похитили российского генерала  милиции Геннадия Шпигуна. Чеченские противники Масхадова настаивали на создании на Северном Кавказе независимого исламского государства. В Чечню потянулись арабские добровольцы, российские авантюристы, скрывающиеся от правосудия, украинские наемники. Самый печально известный из украинских наемников стал садист Сашко Билый, настоящая фамилия Музычко. Именно он пытал российских пленных солдат и офицеров. Чудом уцелевшие пленные рассказывали о его издевательствах на допросах, от которых кровь стыла жилах. А что чувствовали те молодые парни, которые попали ему в лапы: плоскогубцами вырывал ногти и зубы, выкалывал глаза, медленно резал и наблюдал, как корчится жертва. Поневоле вспомнишь о пытках в гестапо во время войны, о которых слышали от ветеранов войны их отцы, читали в книгах. Никогда не думали, что такое может повториться в наше время.   Внутри самой Чечни назревал раскол, который мог перерасти между собой в гражданскую войну. В результате внутреннего соглашения боевики остановились на создании шариатских судов, которые вершили свое правосудие с позиций средневековых обычаев, публичные казни стали обыденным каждодневным делом за любую провинность. Чеченские боевики под командованием Басаева и араба Хаттаба нападали на граничащие с Чечней территории, гибли сотрудники милиции, военнослужащие, гражданские лица. Терпение российского руководства лопнуло, когда в августе девяносто девятого года боевики вторглись в Дагестан в надежде, что дагестанцы примкнут к ним. Они ошиблись. Дагестанцы оказали достойный им отпор, и при полномасштабной помощи федеральных войск выдавили боевиков из Дагестана. В отместку боевики взорвали несколько домов, в том числе и в Москве, что не помешало перебежчику в Лондон Литвиненко заявить, дома взрывали спецслужбы ФСБ, таким образом они продвигали к власти нового российского лидера.
Началась вторая чеченская война.
Вообще девяностые годы вспоминались с содроганием. Разгул преступности зашкаливал. Выстрелы на улицах и заказные убийства населением воспринимались как неизбежное зло, сопровождающее повседневную жизнь. Убивали кредиторов, чтобы не отдавать долг, заказывали партнеров по бизнесу, даже казалось бы такая организация, как Фонд инвалидов войны в Афганистане не смогли поделить между собой потоки денежных средств. Забыли о боевом братстве, об офицерской чести. Вначале свои же убили в подъезде руководителя Фонда Лиходея. Затем подложили бомбу на могилу Лиходея, и когда у его могилы собрались соратники, бомба унесла четырнадцать жизней и тридцать человек было ранено. И это в день, когда сотрудники милиции отмечали свой день, по телевидению шел концерт, который пришлось прервать. Ко всем преступным бедам, в девяносто восьмом страну накрыл финансовый кризис, от которого содрогнулась вся банковская система, все предприниматели и мелкий бизнес. Рано утром позвонил тесть Геннадий Васильевич. Трубку сняла Дина.
-У вас доллары есть? - спросил Дину отец.
-Есть. Ты же нам дал на мой день рождения две тысячи, - напомнила она.
-Береги их, не трать. Сегодня на торгах рубль упал в два раза. Думаю, это не предел. Или купите что-либо нужное, пока цены еще старые, - посоветовал отец. Из ванной вышел Дмитрий. На немой вопрос мужа, ответила:
-Отец звонил, рубль рухнул, - сообщила жена.
-Этого следовало ожидать. Уж коль Ельцин обещал голову на рельсы положить, если произойдет девальвация рубля, то жди беды. - пробурчал Дмитрий, вытирая голову полотенцем. - Капец бизнесу! - предрек он.
Чуть позже позвонил Павлу.
-Паша, ты кредит брал в рублях или долларах? - спросил Дмитрий.
-К счастью, в рублях.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Павел. - Только месяц назад отдал долг в долларах.
В результате разорилось большое количество мелких предприятий, банковская система погрузилась в коллапс, многие банки обанкротились, рублевые сбережения обесценились. Вслед за финансовым кризисом наступил политический, правительство подало в отставку, сменился глава Центробанка. Тесть еле удержался на плаву, да и то благодаря своим прежним связям. Здания удержать за собой удалось, а вот арендные платежи упали вдвое, затем втрое, многие арендаторы съезжали, не в силах платить аренду. Только Дмитрий выиграл от падения рубля, на те доллары, которые отец подарил дочери на день рождения, они купили подержанный «Фольксваген», на который ранее у них не хватало рублей.
Лучше о девяностых не вспоминать, они напоминали о себе партизанской войной на юге и террористическими актами в столице.
Дина Орлова работала в московском театре, со временем выдвинулась в ведущие актрисы, талант заметили режиссеры кино. Первый фильм с второстепенной ролью прошел мало замеченным. Второй многосерийный телевизионный фильма сделал ее в артистическом мире более заметной и перспективной актрисой.  Теперь даже ее отец не ворчал по поводу выбора дочери. По-прежнему относился с недоверием, говорил о зависимости актеров от режиссеров, их выбирают, как девиц на невольничьем рынке востока или скакунов на конном рынке.  Доля истины в этом утверждении есть, актерская судьба капризна. Можно сыграть в ста фильмах и остаться неизвестной, а можно сыграть в  одном, и тебя будут долго помнить. С мужем они виделись в редкие вечера, когда у Дины не было спектакля или съемок, и Дмитрий находился в Москве, а не в командировке.
Даже в отпуск ему пришлось ехать одному, они собирались лететь в Израиль, в курортный город Эйлат. В самый  последний момент Дину отозвали на пересьемку каких то неудавшихся сцен. Чтобы путевка полностью не пропала, он полетел один, где и встретил свою школьную землячку из Измаила Эсфирь Альшульт.
-Ты мне никогда не надоешь, - шутил Дмитрий, - встречаемся каждый раз, как молодожены. Даже ребеночка завести некогда.
-Обещаю, вот этот проект закончим, и я вся ваша! - распахивала она объятья, подыгрывая мужу.
-Это я уже слышал, за этим проектом будет следующий, а годы идут,  наши родители скучают без внуков, твои думают, зять попался - либо евнух, либо дюже хворый. А мои - бесплодная должно быть! И перетирают наши косточки!
Дина обхватила шею мужа, уселась ему на колени.
-Придется доказать, как они ошибались.
-Ловлю на слове.
Они сдержали свое данное ранее слово перед друзьями и родителями о том, что они торжественно отметят свое бракосочетание как только появятся средства. На следующий год после регистрации брака, в Москве пригласили друзей и родителей жены в ресторан, напомнили, они уже не молодожены, запоздали с мероприятием, год назад у них не было средств на свадебное торжество. Паша пришел с шикарным подарком, целуя Дину, игриво поводил бровями напомнил: «Ах, Динка, не на ту лошадку ты поставила!..». и получил в плечо от Дмитрия. «Раньше надо было думать!»  Отец на слова Дмирия о прошлом безденежье, скромно потупился, у него средства были, но тогда он не верил в серьезность этого союза, дочь денег не попросила, понимала,  широко отмечать вторую свадьбу не совсем разумно. Затем летом они поехали в Измаил,  и уже там пригласили всех своих родственников в ресторан. Пригласил он и брата матери Василия Петровича с женой, никто не ожидал, что он приедет из Крыма, поскольку служил на военном корабле и приехать может только во время отпуска. Свои отпуска он редко проводил в Измаиле, навестит сестер и уезжает отдыхать в Сочи. Его спрашивали: «Зачем вы ездите в Сочи, вы же и так на курорте живете?». Он отвечал: «В крымском курортном городе я работаю, а в Сочи отдыхаю». Высокий, рано поседевший, самый младший брат после трех сестер, он был гордостью семьи, когда приезжал в офицерской морской форме. После объявления самостийности, он в форме больше не приезжал. Он служил на российском корабле и форма у него российского образца, чего в Измаиле обыватели понять не могли.    Жена ему под стать, высокая, плотная, успевшая вкусить богемной жизни при муже офицере, в ресторане она чувствовала себя в родной стихии. Останавливались они, как правило, у старшей сестры Варвары Петровны. Расспрашивая Дмитрия о жизни в Москве, сделал ударение на вопросе:
-Значит, ты решил остаться в России?
-Решил, - кивнул Дмитрий.
-Может быть и правильно, - неожиданно высказался дядя. - Когда Ельцин и Кравчук поделили флот, волею случая я остался на российском корабле. Думал, если Украина в конце концов откажет России в продлении аренды крымской гавани, перейду служить Украине. Все же там мой дом, там растут мои дети. Сейчас смотрю, во что превращается украинский флот, в ржавеющие консервные банки, полагаю, буду дослуживать на российском корабле. Дети выросли, можно будет перебазироваться и в Новороссийск.
-Вы полагаете украинцы могут отказать в аренде шхер в Севастополе? - спросил Дмитрий. - Для чего? Вы же сами говорите, что их флот — консервные банки, он давно не обновляется.
Василий Петрович посмотрел на племянника, как на ученика, плохо выучившего урок.
-Если мы оттуда уйдем, в Крыму станет базироваться американский флот.
Николай знал об этом, давно уже не секрет желание украинской элиты лечь под американский протекторат. Он просто хотел услышать это из уст человека, который живет в Севастополе и служит на российском корабле.
-Вы должны за это благодарить Кравчука или Кучму? - спросил Дмитрий.
-Началось при Кравчуке, продолжилось при Кучме. Полагаю, Кравчук внес не малую лепту в том, чтобы внести раскол между нашими странами. Возрождение национализма началось именно при Кравчуке. Кучма, казалось, при выборах опирался на восточных избирателей, а когда избрался, стал заигрывать с западными националистами.
-Что очень удивительно для бывших  коммунистов. Особенно для Кравчука, который был членом ЦК Украины.
-Ничего удивительного, сколько коммунистов быстренько перелицевались, в Бога поверили. Знаете какая тема у Кравчука была при защите докторской диссертации? - Дмитрий пожал плечами. - «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».
Дмитрий усмехнулся.
-Очень актуальная тема.
Они еще много говорили с дядей в то короткое время, когда они встретились в Измаиле.
Родители хотели чтобы Дмитрий и Дина, не тратились на ресторан, можно отметить, как всегда, у них в летней беседке, Дмитрий возразил,  для матери тоже должен быть праздник, а не стоять два дня у плиты. Дина в ресторане была вся в белом, но не свадебном платье, Дмитрий без костюма, стояла июньская жара. Подвыпившие гости забыли, что это не свадебное мероприятие, все равно кричали «Горько!», и требовали исполнения всех свадебных обычаев. Дина в то время еще не снималась в кино, и все спрашивали, когда они увидят ее на экране, и она всем докажет, что она тоже как Люда Гурченко.
-Как вы можете увидеть, если у вас не показывают российских каналов? - смеялась Дина.
-Глупости, кому надо, те смотрят, - отвечал Олег.
Он был ответственным среди всех родственников за установку программ в компьютерах, у кого они были. Дети Раи  имели компьютер, Олег недавно приобрел. Ведь он работал в компании кабельного телевидения, которую организовал участник афганской войны Афанасий Забота. Позже Олег познакомил Дмитрия с этим человеком. Он оказался интересным собеседником, пришел в кафе прихрамывая, опираясь на трость. Сидели, пили пиво, тихо переговаривались. Узнал, что Дмитрий живет в Москве, расспрашивал о жизни в России.
-Может и мы когда-нибудь заживем спокойной жизнью, - вздохнул он.
-Беспокойной жизни на долю Афанасия Егоровича хватает, - вставил слово Олег. - Тут ему угрожать начали за его позицию.
-Что за позиция? - спросил Дмитрий.
Афанасий отмахнулся.
-Да придурки наши, которые хотят поддерживать нациков. Вы же в России слышали, у нас Бандера становится национальным героем? -спросил он.
-Слышали, - кивнул Дмитрий.
-Мы им тут, в Измаиле и Одессе не дадим разгуляться, - пообещал Афанасий.
-Мы, - это кто? - задал вопрос Дмитрий.
-Мы, - это такие молодые люди, как Олег, мы, - это ветераны Афгана, - пояснил он.
-Иногда наглое меньшинство оказывается более сплоченными, чем протестующее большинство, - заметил Дмитрий.
-Только потому, что бездействует власть. Или им потворствует. Властям выгодно опираться на их силу в решении своих корыстных амбиций. Тут к нам приезжали с запада памятник Ленину разрушать, слышал? - Дмитрий кивнул. - Его жители отстояли. А милиция стояла в сторонке, наблюдала. Милиция ведь государственный орган, должны пресекать противоправные действия. А они стоят, и смотрят! Да еще не дают нам надавать по мордам этим приезжим авантюристам! - возмущенно говорил Афанасий, невольно повышая голос.
Олег коротко оглянулся по сторонам, попросил:
-Потише…
-Да пусть слушают! Я ли не такой же житель города?! Не могу сказать, что думаю? - пристукнул он пустой кружкой из -под пива.
-Много афганцев в городе? - спросил Дмитрий.
-Нет. В Одессе больше, а в области еще больше. Мы все равно соорганизуемся, - уверенно произнес он.
-Вы вижу хромаете, до активных ли вам баталий? - кивнул Дмитрий на трость.
-Ничего! Руки целы, автомат еще помнят, - заверил Афанасий.
-Это его в Афганистане ранили, - пояснил Олег. - Он у нас орденоносец. Орден Красной звезды получил за тот первый и последний бой.
-Да ладно, что было, то прошло! Обидно, конечно, что повоевать много не пришлось. Нарвались на засаду и получили. Я после того боя только в госпитале очнулся. Читал, в Отечественную войну некоторые воины до фронта не доезжали, гибли под бомбежкой еще в эшелонах по пути на фронт. А я за несколько месяцев успел набраться военного опыта. Правда, вместе с орденом получил инвалидность, - пояснил Афанасий.
-Вы полагаете, на Украине может дойти до кровавой схватки? - спросил Дмитрий.
-Хотелось бы думать, что не дойдет. Если власти приструнят нациков, все будет нормально. А если нет, тогда народу придется доказывать, что они выбрали не тот путь развития страны, - пояснил Афанасий.
Расстались они в ту встречу почти друзьями.
  Дмитрий подарил родителям мобильные телефоны, которые стали массово появляться в России и на Украине. Стоили дорого и минута разговора не дешевая, тем более звонок через роуминг. Дмитрий научил пользоваться ими, сказал, будет звонить только в экстренных случаях. Отец вертел в руках мобильник, удивлялся:
-Надо же до чего техника дошла! Не надо идти на переговорный пункт, час ждать, пока соединят, порой слышно плохо…
На прощание Дмитрий и Дина еще раз прошлись по центру города. Дмитрий в киоске купил все измаильские газеты. Он всегда так делал, ему интересно, о чем могут писать местные журналисты. На ходу пробежался по заголовкам газет, более подробно он просмотрит их в поезде на обратном пути. Вот главный редактор газеты «Собеседник Измаила» Руслан Оленкевич жалуется, что читатель может держать в руках последний номер в семидесятилетней истории издания из-за отсутствия финансирования. Жалко! Эту газету Дмитрий помнит со школьных времен. Ее отец любил читать. Ему знакомые журналисты говорили, газеты «Курьер недели», «Сити» и другие выживают за счет рекламы и побочных доходов. Например, «Курьер недели» кроме рекламы имеет доход от магазина канцелярских товаров. Умерли такие измаильские газеты, как «Наша магала», «Покупай» и еще ряд мало значимых газет ушли в небытие. Дмитрий по старой памяти в первый приезд заходил к редактору газеты, в которой он напечатал свою первую заметку, тот гордился, что его ученик поступил в МГУ, стал известным журналистом. Сейчас он на пенсии. Дмитрий неожиданно встретил его возле магазина «Гастроном», старенький, согбенный, он медленно шел по тротуару с авоськой продуктов. Дмитрий взял из его рук авоську, старик дернулся, думал на него напали отобрать продукты, Дмитрий отозвался:
-Я помогу вам, Виктор Терентьевич.
Тот подслеповато оглядел Дмитрия, глаза расширились от удивления:
-Митенька, миленький, какими судьбами?
-Как всегда, в гости к родителям. Как вы живете, Виктор Терентьевич?
-Ой, не спрашивай, - отмахнулся он ладонью. - Тяжело живем, Дима. Пенсия маленькая. Газ дорогой. Ты там, в Москве, подскажи кому надо,  ваш российский газ пенсионерам не по карману.
Дмитрий улыбался, слушая бывшего главного редактора.
-Если бы это зависело только от российской стороны. Ваши олигархи тут мутят воду с газом.
-А-а! Не зря Юлю нашу в тюрьму запрятали. Ладно, что я все жалуюсь, как ты поживаешь? Надолго приехал?
-Нет, отпуск не так велик, жену нужно еще на море выгулять. Я смотрю, серьезных газет все меньше становится, а те, что остались, наполовину рекламой занято. И статей серьезных не печатают.
Бывший главный редактор громко хмыкнул, закачал головой.
-Так кто же теперь будет заниматься критикой?! Ты разве не знаешь, что наш президент подписал новый закон «О судебном сборе»? Если раньше при защите деловой репутации истец должен был уплатить десять процентов от заявленной суммы, то теперь это фиксированная цена - три тысячи гривен. Теперь бизнесмен или криминальный авторитет заплатит всего три тысячи, и предъявит иск газете в несколько миллионов, и разорит газету в пух и прах. Теперь у нас журналисты максимально лояльны к властям и бандитам, - рассказывал Виктор Терентьевич.
Так за разговорам они дошли до его дома. Дмитрий протянул старику авоську с продуктами.
-Так может зайдешь? - засуетился старик.
-Не могу, Виктор Терентьевич, в следующий приезд непременно.
-Жаль. Но ты не забывай, заходи. Расскажешь, как в Москве, что у вас со средствами массовой информации, много ли врут, в частности про нас, нищих?
-Тут одной правды хватает, чтобы на ложь походило, - пожал руку старику Дмитрий. Достал из бумажник сто долларов, протянул бывшему главному редактору. Тот даже испугался, увидев такую сумму.
-Приберегите на черный день, Виктор Тереньевич.
-Что ты, Дима! Я не возьму, - отстранил он его руку.
-Я от чистого сердца, как в память о вашей доброте, с вашей легкой руки вы дали мне путевку в профессию, - и насильно сунул бумажку в карман.
-До свидания, - поспешно попрощался Дмитрий.
-Спасибо! - крикнул ему вслед пожилой человек. 

После Измаила поиздержавшиеся молодожены заехали в Затоку под Одессой, сняли скромный номер на берегу моря, и остаток отпуска провели на Черном море. Дмитрий свозил Дину в Одессу, показать город, в котором ранее неоднократно бывал. Одесса Дине очень понравилась. На Потемкинской лестнице она очарованно застыла, Дмитрий вначале не понял ее восхищения.
-Представляешь, Эзенштейн на этой лестнице снимал свой знаменитый «Потемкин»! - пояснила Дина. - Нам его в училище показывали, как образец операторского и режиссерского искусства.
Дмитрий пожал плечами.
-Я всегда это знал.
-А я к стыду своему не знала, что когда-то Суворов бил турок в твоем родном Измаиле, - призналась она.
-Ничего удивительного. Девочки всегда скептически относятся к предмету - история. Кстати, кино  в советское время о Суворове снимали, и об Измаиле там упоминалось, - укорил он жену..
-Ну, извини. Я  не видела.
Дине понравился оперный театр, набережная, памятник Екатерине Второй, улочки со старинными домами без современных многоэтажек. Платаны вдоль улиц приводили ее в изумление. Чувствовалась некоторая запущенность, улицы плохо убирались, такое впечатление, что «белые» из города ушли, а «красные» еще не зашли. Дина этого не видела и не ощущала, Москва и подмосковные города выглядели не лучше, хотя мэр города Лужков делал все возможное, чтобы столицу преобразить. Никто не верил, что на месте бассейна «Москва» может вновь появиться великолепный храм Христа Спасителя, посвященный павшим воинам войны с Наполеоном. Москвичи тут же назвали новодел - храмом «Лужка спасителя».
-Очень своеобразный город, - отметила она. - Таких в России не встретишь.
-Родина певца Утесова, писателей Ильфа и Петрова, сатириков Жванецкого и Карцева, певицы Долиной, киношного продюсера Марка Рудинштейна, и многих других выдающихся людей, - подсказал Дмитрий.

  Как быстро летит время! Только недавно купались в Черном море, пролетело еще несколько месяцев.
  Через два года после данного обещания Дина сдержала слово в отношении ребенка, она забеременела, отказалась от очередной роли в кино, на восьмом месяце беременности ушла в декретный отпуск.
С этого дня вся их жизнь круто изменилась. Во-первых, теперь они почти полтора года каждый вечер до родов были дома, во-вторых, начались приятные хлопоты по приобретению пеленок, распашонок, коляски, игрушек. УЗИ показало, будет сын, выбирали ему имя. Советовались с родителями. Деды хотели во внуке увековечить свое имя. Чтобы не обижать отцов, решили назвать нейтрально - Виктором.
Трогательную заботу начал проявлять отец Дины, который никогда тепло к дочери не относился. Что-то проснулось в нем отцовское. Дмитрия он зауважал,  с женой уже  не вспоминали о неравном браке, все хотели выбраться в Измаил и познакомиться со сватами. Их сдерживала обстановка в республике, где во всех средствах массовой информации превозносили Бандеру, рассказывали о голодоморе, который целенаправленно организовала Россия.
-Удивляюсь на папу, - говорила Дина, - он никогда не был сентиментальным. А тут забегал, сам выбирал коляску, хотел, чтобы самую, самую, привез ее к нам.
-Стареем! Все мы с возрастом становимся мягче и добрее, - защищал тестя Дмитрий.
Встречали Дину из роддома тесть с тещей, Дмитрий с товарищами сослуживцами, которые захотели разделить радость коллеги. Ребенка принял Дмитрий, руки слегка дрожали, заглянул в сморщенное личико, неужели этот маленький человечек когда-то будет таким же большим, как он сам, осторожно передал сверток теще. Тут же распили шампанское, одарили санитарок, на двух машинах поехали в сторону дома. Он тут же позвонил своим родителям, поздравил их с рождением внука.
Начиналась новая жизнь для малыша и молодых родителей. 

*  *  *
Первый день военных учений закончился поздним вечером. Разошлись по палатками солдаты. Усталый пришел свою офицерскую палатку Николай. Наконец можно расслабиться. Завтра опять жара, пыль, рев машин, мат заместителя командира полка. Причем ругается по-русски, далее цивильная речь по-украински и опять русская матерщина. Таким образом он подчеркивал свое пренебрежение к русскому языку. Николай выпил из фляжки воду, снял сапоги, лег на раскладушку не снимая формы. Уставился в потолок палатки. Рев машин на учениях напоминал ему рев машин в ту зиму в Киеве, когда на майдане бесновались толпы людей.
Это сейчас, по прошествии времени, Николай знает, что тогда Янукович ни за что бы не победил, поскольку ставку на Ющенко сделал запад. Не зря жена у него американка украинского происхождения, которая состояла в организации украинского национализма, среди украинской диаспоры занимала видное место. Госсекретарь США Пауэлл заявил в прессе, США никогда не признает выбор Януковича. Вслед за ним вторит канцлер Шредер, утверждая, что выборы сфальсифицированы. Президент Грузии Саакашвили выступил по телевидению на украинском языке, его выступление транслировалось на мониторах в центре столицы, утверждал, он принимал деятельное участие в Оранжевой революции. Европейский союз утверждал, что нельзя принять результаты выборов на Украине, если победит Янукович. Даже бывший президент СССР Горбачев поддержал Ющенко.
А тогда, Верховный суд запретил ЦИК публиковать результаты выборов,  пока суд не рассмотрит жалобу оппозиции. Не меньшую роль играли сторонники Ющенко, которые кричали громче, в регионах они организовывали более значимые митинги, чем сторонники Януковича, которые вели себя более скромно. Украинские актеры раскололись на два лагеря, одни агитировали за Януковича, другие за Ющенко, спортсмены также по разному относились к кандидатам. Ющенко поддержали известные боксеры братья Кличко. Главный тренер по футболу Олег Блохин голосовал за Януковича. Варшава обеспокоилась тем, чтобы Украина не качнулась в сторону России, поэтому готовы своим присутствием поддержать Ющенко. Президент Кучма приглашает в качестве арбитров президента Польши Квасьневского, президента Литвы Адамкуса, и других должностных лиц Европейского союза.  В это время депутаты Донецкого облсовета вносят ложку дегтя в бочку меда, они предлагают прекратить теле и радиотрансляцию оппозиционных каналов в области и создать свою автономию. А потом еще предложили совместно с Луганским облсоветом провести референдум по изменению конституции и предоставить Донецку и Луганску статус федеративной республики составе Украины. Переговоры Януковича и Ющенко заходят в тупик, и Николай видел, как Ющенко пришел на площадь вместе с женой и малолетними детьми, и попросил ради будущего его детей не расходиться с Майдана и захватывать власть силой. Николая поразило лицо будущего президента, оно покрылось некой синеватой одутловатостью, хотя ранее Ющенко, как мужчина, вызывал симпатию у женского пола. Он спросил у Омельченко, с чем это связано? Тот ответил, его попытались отравить российские спецслужбы. Другой офицер комментировал по другому: «Раками с пивом отравился». Николай тогда долго размышлял, что он предпримет, если вдруг дело дойдет до вооруженного столкновения. Ему не близки оба кандидата, из-за которых бы он хотел бы положить свою или чужую жизнь. Хотя Янукович чуть ближе, поскольку обещал ввести двойное гражданство с Россией и придать русскому языку статус второго государственного. Но он так же знал, что предвыборные обещания не стоят бумаги, на которой написаны эти слова.  Он напрямую сказал  Омельченко, что в случае столкновения, он уведет своих с площади, пусть воюют между собой внутренние войска и милиция. Армия не должна вмешиваться во внутренние конфликты. Они крупно разругались, вплоть до того, что он готов отстранить Николая от дальнейшей охраны Майдана, и если бы он не был мужем его сестры, отцом двух очаровательных племянниц, он выгнал бы его из армии и города. Пускай бы ехал в свой задрищенск, в волчий угол на задворках Украины. Николай доказывает, они все равно бездействуют на Майдане, толпа бесчинствует, перекрывает вход депутатам в думу, занимает правительственные здания, а милиция только наблюдает за этим и не вмешивается, на что Омельченко отвечает,  подобное нормально, поскольку бесчинствуют наши подлецы, то бишь, молодежная организация «Пора!». А вот если на Майдан прорвутся сторонники Януковича, тогда нужно будет вмешаться. Николай повздыхал, сказал, он будет продолжать службу до тех пор, пока все происходит относительно мирно, без вооруженного столкновения. И здесь роль играет не трусость, а нежелание участвовать в гражданской войне. А что такое возможно, Украина уже тогда раскололась на два лагеря, многие не сомневались. Все чаще раздавались обвинения в сепаратизме восточных областей. Начали обвинять Кучму в том, что ему выгодна подобная ситуация, которая помогает ему продолжать президентские полномочия. 
Верховная Рада решает вопрос об отставке правительства Януковича и пресечения выступлений за него на востоке страны. Янукович ответил: он не играет в политические игры, не улица должна решать, кто из них прав, и уйти из правительства отказался. Следственное управление службы безопасности возбуждают уголовное дело по факту посягательства на целостность страны, автономии запросили республика Крым и все южные области страны. Николай тогда не знал всех тонкостей перипетий в коридорах власти, им только сообщили, что намечаются повторные президентские выборы, от которых Ющенко отказался. Поэтому тогда просили подольше пребывать на Майдане всем, кто там находился.  Президент Кучма совершает блиц-вояж в Москву, где встречается с президентом Путиным, после возвращения заявляет, он против переголосования, он за проведение политической реформы. Украина станет парламентской республикой, пост президента становится церемониальной фигурой. Он всеми силами старается протолкнуть в президентское кресло своего премьер-министра. В таком случае, он будет более ли менее спокоен за себя, за свое будущее, за будущее своих детей, муж его дочери владелец крупного бизнеса, который могут отобрать, если к власти придет Ющенко. Над головой Кучмы сгустились тучи после того, как обнародовали запись президента, где он просит убрать зарвавшегося журналиста Гонгадзе, которого вскоре нашли с отрезанной головой.
Омельченко по секрету поделился с шуриным,  госдеп США выделил три миллиона долларов на проведение повторного тура выборов. Что-то перепадет и им, как защитникам законности на Майдане. Это очень бы воодушевило военнослужащих, которые устали от неопределенности, мерзнут и недоедают. Как бы там не было, а Украина стала парламентской республикой, назначен третий тур выборов, довольный Ющенко выходит на Майдан и объявляет о закрытии Оранжевой революции. Он уже знает о предательстве в рядах избирательного штаба своего противника и почти уверен в своей победе. Николаю вместе с батальоном разрешают вернуться во Львов, Омельченко остается в Киеве, в случае победы Ющенко ему обещано новое назначение в охрану президента.
Приехав домой, уставший, похудевший, полный противоречивых впечатлений, он привез подарки своим дочерям и жене, которая последние  годы довольно холодно к нему относилась. Они спали в одной постели, только под разными одеялами, жена старательно закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене. Супруги не ругались, сами не заметили, как наступило отчуждение. Они давно не интересовались делами друг друга, не вели задушевных разговоров. Внешне старались соблюдать корректно-вежливые отношения, чтобы дочери и родители жены ни о чем не догадывались. У них не осталось семейных друзей, они не ходили в гости за исключением родителей. В гостях у родителей они держались ровно, вежливо, ничем не выдавая свою отчужденность. Только раз мать приехала внезапно поздно вечером к ним домой, привезла девочкам купленные им тужурки, жены дома не было.
-А где Гала? - спросила она.
Николай чуть замялся, не знал, что ответить. Сказать на работе, не поверит. В такое время все учреждения закрыты. Последнее время жена работала в районном отделе народного образования. Ответить,  он не знает, где ее носит, означает - выдать свои взаимоотношения.
-Она задержалась с группой учеников украинского языка, - ответил он.
Мать внимательно посмотрела на Николая, хмыкнула:
-Что это за муж, который не знает, где находится его жена.
-А вы  позвоните ей, и узнайте, - огрызнулся зять. - На мой звонок она мобильник не берет.
С тех пор теща заподозрила, в семье что-то неладно, пыталась расспросить девочек, те ничего не подтвердили. Внешне в семье все было нормально, скандалы не случались. Девочки видели, что родители подчеркнуто вежливо относятся друг к другу, не многословны, никогда не едят за одним столом вечерами, не ведут задушевных разговоров. Они с детства полагали, так в семье принято. И только когда они стали взрослее, они начали понимать, неспроста их мать  где-то задерживается, а с ними занимается в большей степени отец. Хотя видели, в других семьях детьми в большей степени занимается  мать. У Николая не было задушевных друзей, за исключением капитана Бойко, только в гости его семью не пригласишь. Он подружился с соседом по лестничной площадке сотрудником милиции.  Всех их жена на дух не переносила, общаться категорически отказывалась. И жена не посвящала его в круг свои подруг. Во всяком случае, домой они никого не приглашали. Николай махнул на нее рукой, подозревая, у нее появился любовник, слишком часто она стала задерживаться на работе и ездить в командировки. Он знал,  если бы он сейчас исчез из ее жизни, она бы с облегчением вздохнула. И в то же время ее устраивал статус замужней женщины, она знала, что лучшей няньки, чем ее муж, для дочерей не сыскать. Он бы и сам давно ушел, его, действительно, держали девчонки, которых он очень любил. Они впитали в себя все лучшие внешние черты родителей, росли красавицами, только характер у них был разным. Старшая Ева в большей степени унаследовала мягкий характер отца, младшая Яна походила на мать. Дочери очень удивлялись, если папа читал их учебники, особенно по истории, и возмущался той нелепостью, которая в них излагалась. Он  рассказывал девочкам в чем состоит эта нелепость, в дальнейшем оказалось они начали об этом спорить с учителями в школе, доказывая, что они больше верят папе, нежели изложенному в учебнике. Закончилось тем, что  в школу вызвали мать, которой рассказали о странных утверждениях девочек, несовместимых со школьной программой, утверждая, на них кто-то дурно влияет. Галя быстро сообразила откуда дует ветер, кто может на них дурно влиять, пришла разгневанная домой и устроила мужу скандал. Он перестал что-либо комментировать  по поводу изложенного в учебниках, чтобы не создавать дочкам проблем в школе, но очень в душе возмущался утверждению, что русские искусственно устроили украинцам голодомор, таким образом виновны в геноциде украинского народа, а во внеклассном чтении девочкам  подсунули брошюру, в которой утверждалось,  Черное море вручную выкопали древние укры, родоначальники современных украинцев.
Двадцать седьмого декабря стало известно, новым президентом Украины стал Виктор Ющенко. Первым его поздравил президент Грузии Саакашвили. Вторым - президент Польши Квасьневский. Янукович выборы не признал, заявил, ему одержать победу помешало целенаправленное вмешательство США, и запрет четырем миллионам инвалидам голосовать на дому. Пообещал уйти в жесткую оппозицию.
Потом долго смеялись в полку, когда объявили следующий год - годом Оранжевой свиньи, власти решили не отмечать. Какая-то нехорошая ассоциация проглядывалась во всем этом. И оранжевые апельсины никто не покупал, видимо за те полгода противостояния двух кандидатов наелись их на два года вперед.
*  *  *
Спокойная жизнь москвичам только снилась. Не успели оплакать погибших от рук террористов в метро и от взрыва жилых домов,  москвичей всколыхнула новая беда.
Не успел Дмитрий вернуться из редакции домой,  как  позвонил главный редактор, сказал, только что стало известно, чеченские боевики захватили Театральный центр на улице Дубровка, где проходил мюзикл «Норд -Ост». У Дмитрия в душе похолодело. Он знал,  Дине предлагали в нем участвовать, она отказалась, ее не отпустил главный худрук, поскольку она была задействована в спектакле. Только он так же знал упрямый характер жены, она могла и уговорить худрука отпустить ее. Он не стал набирать ее номер телефона, все равно в это время она либо на сцене в театре, либо в Центре, и телефон не возьмет. Ребенок находился у бабушки, они часто забирали его, поскольку родители освобождались с работы поздно. Он не стал им тоже звонить, беспокоить. Они  могли подумать, что дочь задействована в мюзикле. Дмитрий помчался на Дубровку. Там уже все было оцеплено милицией. Он показал свое удостоверение прессы, его все равно не пустили дальше оцепления. Никто ничего толком не мог объяснить, что произошло. Вернее, силовики не уполномочены давать какие-либо комментарии, на это есть старшие офицеры. Но и старшим офицерам было не до журналистов. Первые минуты все были шокированы наглой вылазкой боевиков. Никто не знал, сколько внутри боевиков и каковы их требования. Знали только, что в это время должен был состоятся на сцене мюзикл и полон зал зрителей. Пять или шесть охранников здания, вооруженных газовыми пистолетами были убиты боевиками, которые приехали на трех микроавтобусах. Стало известно, несколько актеров и сотрудников Центра спрятались в подсобных помещениях и через окна выбрались наружу. Их тут же окружили силовики и журналисты. Они рассказали: сначала думали, это чья-то злая шутка, но когда они стали стрелять поверх голов, согнали актеров в зал, стали минировать зал, поняли, это серьезный теракт. Боевики одеты в камуфляж, с ними женщины в черных одеждах. Сколько их, не знали, сказали - их много. Рассказали эти подробности только те, кто успел в щель увидеть, что происходило в зале и поняли, нужно спасаться. Так же стало известно, что некоторые зрители звонили домой по просьбе боевиков, чтобы они  сообщили родственникам, боевики  будут убивать по десять заложников за каждого убитого их товарища боевика. Прибыли в автобусах усиленные наряды ОМОНа и СОБРа, милицейское начальство. Приехали журналисты почти всех российских каналов. Боевики отпустили иностранных граждан. Подполковник Константин Васильев в форме прошел в здание, предложил себя в заложники в обмен на детей. Его не стали слушать, попросту расстреляли. Через час отпустили несколько детей, женщин и мусульман. За полночь боевики вышли на связь, выдвинули требование - вывод российских войск из Чеченской республики.
Дмитрий все время был на связи с главным редактором, передавал репортаж с места происшествия. В час ему позвонила Дина, она вернулась с работы, не застала мужа, который обычно к ее возвращению после вечернего спектакля уже находился дома.
-Дина, ты дома?! - обрадовался Дмитрий.
-А где же я могла быть? - недоуменно спросила она.
-Ты включи телевизор, посмотри первый канал. Какое счастье, что ты не смогла участвовать в  мюзикле! - эмоционально проговорил Дмитрий. - Прости,  я перезвоню.
Ему стало известно,  в зал на переговоры зашла молодая девушка, некая Ольга Романова с той же целью, что и подполковник Васильев, предложить себя в качестве заложницы в обмен на детей. Ее выводят в коридор и убивают тремя выстрелами из автомата.
К утру Дмитрий изрядно продрог и устал. Он позвонил руководству, попросил, чтобы его подменили, он передохнет, перекусит и приедет вновь к Центру. Дина встретила его с тревогой в лице.
-Что там? Как они проникли в Москву? - спросила она.
-Пока журналистам этого не объяснили. Сказали только, что руководит группой Мовсар Бараев, о котором ранее сообщалось, что он убит. Привел банду в сорок человек, среди них женщины, по всему видимо смертницы.
-Убитый воскрес в Москве. Куда смотрят наши силовики? Мы уже в столице не можем чувствовать себя в безопасности, - возмущалась Дина, как и все в то время жители столицы.
Дмитрий только вздохнул на ее упреки.
-Поставь чай,  есть не хочу,  немного посплю, - попросил Дмитрий.
-Снова туда поедешь?
-Конечно.
-Ты там не геройствуй, - попросила жена.
-Там есть кому геройствовать, - устало ответил Дмитрий.
Он не стал говорить ей о двух убитых героях, которые хотели пожертвовать собой ради спасения детей. Попил чай с печеньем и улегся спать. Проспал он дольше запланированного, вскочил, Дина уже ушла на репетицию. Позвонил редактору, чтобы прислали машину.
Приехал на Дубровку как раз к тому времени, когда к журналистам вышел заместитель министра МВД генерал-лейтенант В.Васильев, однофамилец погибшего полковника Васильева. Он пояснил,  боевики потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыли политики Явлинский Хакамада, Немцов. Также потребовали присутствия представителей Красного креста и членов организации «Врачей без границ». С представителями Красного креста в зал зашли Иосиф Кобзон и британский журналист  Марк Франкатти. Кобзон и журналист вывели из здания женщину с детьми, представители Красного креста пожилого мужчину англичанина. Всех волновал вопрос, что будет дальше? Как будут освобождать заложников? Васильев пояснил, этот вопрос рассматривается в первую очередь, нужно учесть, что здание заминировано, в зале сидят смертницы, которые готовы в случае штурма произвести самоподрыв. Тогда все заложники погибнут. На вопрос, как боевики смогли не замеченными проникнуть в Москву, генерал ответил, этим занимаются следственные органы, журналистам о ходе следствия будет сообщено дополнительно.
К вечеру в здании побывали политик Явлинский, доктор Рошаль с коллегой из Иордании, они вынесли тела убитых Васильева и Романовой. Вывели еще несколько детей и стариков. Всего к вечеру вызволили около сорока заложников. Вечером послышалась стрельба, затем взрыв гранаты, все журналисты решили начался штурм, пододвинулись к самой черте оцепления, несмотря на окрики милиции из оцепления. Оказалось, две девушки заложницы попросились в туалет, выпрыгнули в окно, боевики по ним начали стрелять из автоматов, из гранатомета, их ответным огнем прикрывал спецназовец, который ради их спасения получил ранение. Журналисты тут же их обступили, девушки в стрессовом состоянии не могли ничего ответить, сотрудники милиции срочно увели их в автобус. Ночью Дмитрия сменили коллеги, он поехал домой отдохнуть.
Штурм начался ранним утром, Дмитрий в это время находился дома, спал тяжелым сном от всего пережитого, что пришлось увидеть там и услышать. Он проснулся очень рано, включил телевизор, и там уже показали картинку захвата силовиками помещения с заложниками. Все террористы и террористки были убиты. Глава боевиков Бараев лежал на цементном полу, рядом с ним стояла начатая бутылка коньяка. О жертвах ничего не сообщалось. Он спешно оделся, поцеловал спящую жену, и поехал в редакцию. Там уже он увидел по телевидению выступление генерала В.Васильева, который сообщил журналистам, что тянуть со штурмом было нельзя, спецназ ворвался в помещение, убито тридцать девять боевиков, освобождено семьсот пятьдесят заложников, из них шестьдесят семь погибло. Возможно, в ту минуту генерал еще и сам не знал, сколько человек погибло, потому-что многие заложники умерли в больнице от усыпляющего газа, который был применен перед штурмом. Позже уточнили, уничтожено восемнадцать женщин смертниц и тридцать два боевика, троих боевиков задержали вне здания, это те, кто привозил боевиков к зданию Центра. Так же по уточненным данным установлено - погибло сто тридцать заложников, из них десять детей.
А далее следствие сообщало, задержаны братья Межиевы, которые  перед захватом Центра, у Макдональса взорвали начиненный взрывчаткой автомобиль, чтобы отвлечь внимание столичной милиции на себя. Погиб юноша. Два других начиненных взрывчаткой автомобиля по непонятным для боевиков причинам не взорвались. Так же задержали всех, у кого проживали боевики по приезду в столицу. Всю ответственность за нападение на Театральный Центр взял на себя Шамиль Басаев.
В редакции на совещании приняли решение провести журналистское расследование. Совместно с коллегами и правоохранительными органами, установили, еще летом глава Чечни Аслан Масхадов провел совещание со своим окружением и приняли решение провести крупный теракт. Командиром террористической диверсионной группы выбрали руководителя Исламского полка особого назначения Мовсара Бораева. Акцию решили провести в Москве седьмого ноября в День согласия и примирения при большом скоплении народа, чтобы показать всему миру, что в России нет ни согласия, ни примирения. Оружие перевозили в Подмосковье, в деревню Черную, в багажнике «Жигулей», насыпав сверху яблок.  Позднее боевики арендовали гараж в Москве перевезли туда оружие и пластид. Позже, в грузовике с арбузами, привезли три мощных взрывных устройства. Все это хранилось в арендованном  гараже. Боевики так же арендовали три квартиры для проживания террористов, отдельно для себя арендовал квартиру Бараев. Фамилии всех боевиков, помощников боевикам, были установлены следствием. Боевики выбрали три объекта для теракта: Московский государственный театр эстрады, Театральный центр на улице Дубровка, Московский дворец молодежи. Одна из террористок обошла все три объекта, сняла на видео охрану, подходы к зданию, внутренние помещения. Остановились на Театральном Центре, где проходил мюзикл при большом скоплении зрителей. Дату изменили потому что поняли,  после взрыва у Макдональса милиция и спецслужбы активизируются и могут сорвать задуманное.
В редакции долго совещались, стоит ли подвергнуть критике действия наших спецслужб, которые прозевали всю эту операцию боевиков. Потом решили,  лучше не акцентировать на этом внимание своих читателей, поскольку те и так работают на пределе своих сил. Боевикам помогали из многих стран, где преобладают исламисты ваххабиты. Телеканал «Аль -Джазира» одобрил захват чеченскими боевиками  заложников в Москве. Американский телеканал СNN выразил мнение, это были не террористы, а всего лишь чеченские диссиденты. Спецназовцами и так досталось от родственников погибших, что те провели операцию не так, как им хотелось. Другие издания тоже прошлись с критикой в адрес наших спецслужб проморгавших крупную операцию боевиков.
И только спустя три дня, Дмитрий смог поехать за  сыном, пошел гулять с ним в парк и ребенок все спрашивал: почему папа так долго не приходил? Дина присоединилась к ним чуть позже, она приехала с утренней репетиции. Ребенок был счастлив.

Через несколько дней в Москву приехал журналист из Казахстана Амагельды Сарсембаев. Он позвонил Дмитрию, они договорились встретиться в кафе на Тверской. Дмитрий подъехал, увидел курившего у входа своего однокашника, раздобревшего, солидного, щеки подпирали и не без того узкие глаза. Обнялись, зашли в кафе, заказали коньяк и закуску.
-Рассказывай, что у вас тут произошло? - нетерпеливо спросил Амегельды, имея ввиду теракт на Дубровке. - Из средств массовой информации я в курсе, интересно услышать из первых рук.
Дмитрий вкратце рассказал о перипетиях тех трех трагических дней, и тут же задал свой вопрос:
-О том, что происходит в России внимательно наблюдают во всех бывших республиках. А вот россияне менее любопытны, многие вообще не знают о том, как у вас протекает жизнь. Ты, я слышал, перебрался в Астану. Почему?
-Быть поближе к правительству и парламенту. У нашего несменяемого патриарха появился вкус к байским привычкам. У нас новая столица. Да! Мы теперь не кочевой народ, а цивилизованное государство! - иронически проговорил Амагкльды. - На недавних выборах за нашего патриарха проголосовало более восьмидесяти процентов жителей.
-Меня всегда настораживают высокие цифры при выборах, - кивнул Дмитрий. - Давай, за встречу! - приподнял он рюмку. Выпили.
-Сейчас у нас политический кризис, - продолжил Амагельды. - ряд членов правительства и депутатов взбунтовались, создали общественно-политическое объединение «Демократический выбор Казахстана». К нам зачастили ваши первые лица, подписаны документы о вечной дружбе. Здесь все нормально. А вот внутри у нас только внешне все нормально, а на самом деле не очень. В нефтегазовую промышленность впустили всех, только не Россию. В металлургическую промышленность тоже влезли все, США, Италия, Канада  и так далее. А где лучший друг Россия? Колхозы и совхозы приватизировали, в результате отрасль чуть не умерла. В общем не все так радужно, как кажется со стороны, - рассказывал Амагельды.
Они проговорили весь вечер, изрядно опьянели. Дмитрий узнал, что у товарища и коллеги трое детей, он женат на дочери известного с стране предпринимателя. Он долго вспоминал, кто такая Диана, ведь она приходила к ним на вечеринки в общежитие, но прошло столько лет, трудно вспомнить Дину среди многих девушек, которые посещали их студенческие вечера, а фильмов с ее участием он не смотрел. Он пригласил Амагельды продолжить вечер у него дома, повторно познакомить его с Диной. Друг отказался, ему завтра нужно быть с утра в казахском посольстве, затем он улетает. Пообещали созваниваться чаще, на том и расстались.

*  *  *
Николай сдружился с соседом по лестничной площадке Сергеем Глушко, сотрудником милиции. У него росли два мальчишки, и они шутили, подрастают женихи его девчонкам. Обычно Сергей звонил в квартиру Николаю, и говорил:
-Мыкола, мэни тут взятку горилкой далы, заходь, дернем…
И Николай заходил к нему. Ему нравилось бывать у Сергея. В доме царило спокойствие, уют и какое-то тихое умиротворение. Его полная жена Надя излучала доброту, никогда не упрекала мужа за выпивку, всегда выставляла закусочку, подавала рюмочки.  Впрочем они никогда не напивались, выпивали две, три рюмки и больше беседовали. Выросший во Львове Сергей, украинец до мозга костей, он тем не менее со скепсисом относился к нынешней политике в государстве. Не осуждал, старался понять, в чем его, простого жителя, в этом выгода?
-Знаешь, чего я опасаюсь? - понизив голос спрашивал захмелевший сосед. - Что мои хлопцы будут маршировать по улице с факелами, а батя будет встречать их со щитком и дубинкой.
-За что боролись, на то и напоролись, - кивнул Николай. - Мы с тобой еще помним старые времена, нам есть что с чем сравнивать. А наши дети? Что им вбивают в голову? С какими убеждениями они вырастут?
-Вопрос! - соглашался сосед. - Чего-то мы не туда заворачиваем. Представляешь, задерживаем негодяя за сбыт наркотиков. А он член партии «Свобода». Тут же набегают орёлики и начинают обвинять нас в зажиме демократии, в политическом заказе, приходиться отпускать. Недавно задержали одного за грабеж, ночью ворвался в магазин, под дулом пистолета потребовал выручку. Что ты думаешь? Оказывается он не думал грабить, он таким образом собирал деньги на благотворительность от партии «Украинская народная самооборона»! Этот негодяй нам еще кукиши крутил, когда его выпускали. А простого гражданина, который не в том месте улицу переходил или без билета в трамвае ехал, продержат сутки в обезьянике. Где справедливость? - спрашивал Сергей у Дмитрия. Тот отвечал:
-Так это вам нужно у властей спрашивать, где справедливость. Вы же  сами власть! Или кодекс уже не документ для вас?
-Да какая там мы власть! - с досадой отвечал сосед. - Вот сейчас у нас у власти бывший премьер-министр, экономист, он должен разбираться в экономике, думать о благополучии народа. А он чем занимается? - навалился грудью на стол сосед.
-Чем? - пьяненько спрашивал Николай, вылавливая соленный огурец на тарелке.
-А он беспокоится, чтобы ветеранам украинской повстанческой армии присвоили статус ветеранов не хуже, чем в свое время чествовали ветеранов войны. Велел во всех школах популяризировать это национально- освободительного движения. Утверждает, что голодомор - это целенаправленный геноцид украинского народа.
-Ты полагаешь, это не так? - осторожно спросил Николай.
Сергей уставился на него, переваривая суть вопроса, кивнул:
-Так! Но разве этим должен заниматься глава нашего колхоза. От того, что это так, у меня в кармане не прибавилось. Да еще цены на газ опять подскочили, никак с русскими не может договориться. Этим бы обеспокоился, а он мелочью заниматься. Его ли дело заниматься частными вопросами:  разогнал государственную автоинспекцию, нечего, дескать, им сидеть в кустах?
-Жалобы надоели. Ведь поборы на дорогах достигли вселенского масштаба, - напомнил Николай.
-А теперь на дорогах хаос. Пусть платят достойно, тогда и поборы снизятся. Разве это дело, когда я приносил домой два миллиона купонов, которых едва хватало заправить машину и два раза сходить на рынок за продуктами. Это же были фантики, а не деньги. Да и сейчас гривна не лучше, - махнул он рукой. - Дешевеет с каждым днем.
-Знакомо, - кивнул Николай. - Меня чуть из дома не выгнали за неспособность обеспечить семью. А взятки брать мне неоткуда. Солдат обдирать - совести не хватает.
-Жена у тебя красивая, но жесткая, - высказался Сергей, он помнил, как однажды пришел с бутылкой к соседу, только сели на кухне, пришла с работы жена, сказала, нечего устраивать в ее квартире шинок, и выставила их за дверь. С тех пор Сергей к ним не заходил.
-Красивая, - согласился Николай и вздохнул. - С красоты воды не пить. Лучше бы она борщ умела варить, как твоя жена.
-А что? Не готовит? - удивился сосед.
-Готовит. По выходным. В основном я с девочками у плиты стою.
Сергей захихикал.
-Ты прости, не могу представить, майор украинской армии стоит у плиты в фартуке.
Николай давно подозревал, что его жена терпит именно как няньку детям, который накормит их, поможет с уроками, пойдет с ними на прогулку. Но не мог он сказать об этом соседу. Оправдался тем, что жена занята на работе, задерживается допоздна.
-А ты слышал наши в Раде хотят протащить закон об люстрациях? - спросил сосед.
-Слышал, - кивнул Николай.
-Я че спросил: ты ж у нас в России училище заканчивал, не попадешь под него? - спросил сосед.
-Там говориться о тех, кто работал на руководящих постах в КПСС или КГБ. Или кто судил участников повстанческой армии, - возразил Николай.
-Да с наших станется! Найдут за шо придраться! Скажут, шо тебя москали завербовали, ты есть тайный агент, и выпрут из армии, - хохотнул Сергей, плеснул в рюмки водки себе и Николаю.
-Погодь! Ты же первый со службы и вылетишь, - напомнил Николай. - Ты же службу начал при Советах?
-А вот фик тебе! Я в милицию пришел в девяносто пятом.
Не могли тогда знать мужчины, пройдет совсем немного лет, подобный закон примут, он будет назваться «Об очищении власти», от которого пострадает более миллиона человек. Прежде всего он ударит по правоохранительной системе, из милиции, судов и прокуратуры уйдут не по своей воле профессионалы, в связи с чем, в стране возникнет всплеск преступности. По Украине прокатится волна самосудов, когда толпа начнет вбрасывать в мусорные ящики и обливать зеленкой представителей администрации. Теперь толпа будет решать, кто достоин занимать государственную должность, а кто нет.
 Чтобы уйти от скользкой темы, Николай сказал:
-Зато мы в НАТО вступим, - подлил он масла в огонь. Ему стало интересно, что по этому поводу думает сосед, почти гражданский человек, служба в милиции не в счет. У него в полку это известие приняли на «Ура!». Сергей посмотрел на него, трубочкой сложил губы, причмокнул, глубокомысленно извлек:
-И что хорошего? Вступим! Где Америка, а где мы? Она за океаном спрячется, а от нас одна пыль останется. Нам это надо? Чего мы на русских собак спускаем? Жили же в мире, что изменилось?
-Мы изменились. Наши правители заставляют нас измениться.
-В случае чего ты, как военный, пойдешь воевать с русскими? Ты же сам русский? - спросил Сергей
-Я присягу принимал. Должен выполнять приказ. Хотя не очень верю, что дело дойдет до военного конфликта с русскими. Это здесь, на западе не любят русских. Восточные регионы так не считают. Я родился в Одесской области, никто не говорил по-украински. В голову не могло прийти, что русские могут оказаться врагами. Это говорит о том, что есть две Украины, - разоткровенничался Николай спьяну.
-И я не верю. Хотя не считаю русских друзьями. У нас тут до войны жили в основном поляки и евреи. Украинцев было совсем мало. Поляки нас всячески притесняли. Потому среди молодежи и возникла организация национального движения под руководством Бандеры. Не зря потом мы отыгрались на них в Волыни. По идее, мы поляков должны не любить больше, чем русских. Но русские перед войной повели себя как слоны в посудной лавке, мне дед рассказывал, как НКВД начали проводить политику репрессий, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват, - рассказывал Сергей. - Они хуже поляков были для местного населения.
Николай кивнул.
-Нечто подобное было и у нас, в Одесской области, - подтвердил Николай.
-Не знаю, как у вас, а у нас, в начале войны всех арестованных, которых не успели отправить в Сибирь, расстреляли. А это не мало, почти две с половиной тысячи человек. И среди них половина украинцев, потому, как поляки к тому времени успели удрать на историческую родину. Конечно, оставшиеся украинцы стали поддерживать Бандеру. Он боролся за независимую Украину. От русских, от поляков и от немцев тоже. За что и пострадал, - рассказывал Сергей что знал от своих предков и родителей.
-А потом украинцы в городе перебили всех евреев, - вставил слово Николай. Водка умеет развязывать язык. То, о чем он знал из истории, которую преподавали ему еще в советской школе, он старался не распространятся. Теперь за рюмкой водки они ударились в воспоминания, Сергей старался оправдать действия своих предков. Николай не стал говорить, что первыми во Львов вошли батальоны «Нахтигаль» под руководством Романа Шухевича. Потом Шухевич уволился из немецкой полиции и ушел в леса, где орудовала украинская повстанческая армия, которой впоследствии и стал руководить Шухевич.
-Та брехня все это, - отмахнулся Сергей. - Евреев немцы уничтожили. Зато после войны в городе стало проживать больше украинцев. А на окраинах области продолжали сражаться  с Красной армией повстанческая армия. Где-то лет через пять после войны  Шухевича убили недалеко от Львова. И установилась окончательно советская власть.
-И во Львове  по-прежнему не любят русских? - спросил Николай. - Ты же был  пацаном, должен помнить, как оно было? - Допытывался Николай.
-Не русских не любили, не любили советских. Администрацию не любили, которая за каждое неосторожное слово сурово карала. Стукачей приветствовала. Опять начались посадки и переселение в Сибирь. Потому и начали возникать подпольные организации и кружки, вроде: Украинский национальный комитет; филиал украинского национального фронта; украинский рабоче-крестьянский союз; и черт его знает еще кто! Чорновил подпольно издавал самиздатовский журнал «Украинский вестник». Это тот самый Чорновил, который после перестройки стал председателем Львовского областного совета. С провозглашением независимости, мы все здесь очень радовались. У нас, у первых, над ратушей взвился сине-желтый государственный флаг. А в день провозглашения у нас было всенародное ликование, как у вас на Красной площади после объявления победы над Германией, часто показывали в хронике, - рассказывал Сергей.
-Оправдалось ликование? - мотнул головой Николай.
Сергей оглянулся, словно боялся посторонних ушей, хотя сыновья уже спали, жена ушла в комнату, чтобы не мешать мужчинам.
-У нас  во Львове за время Советов возникло столько заводов, работала промышленность, открылись университеты и техникумы. А сейчас что? Все закрывается. Молодежи деваться некуда, вот они и идут в националистические батальоны. Только неизвестно с кем они теперь будут сражаться. С русскими? Которые живут у нас, а не в России? Не знаю… Будущее не обозначено. Куда движемся, не определено. Кем будут мои сыновья? Не знаю! - обеспокоено развел он руками.
Чрез некоторое время они вновь вернулись к тому же разговору, уже при Януковиче, он на такой же вопрос соседа сказал:
  -Должно же у кого-то из власть имущих возобладать здравый смысл! Вряд ли дело может двигаться к военному противостоянию, вон, Янукович в Верховной Раде заявил о неготовности Украины к вступлению в НАТО, потребовал уволить прозападного главу МИДа Тарасюка. Так что вступление в НАТО отодвигается на неопределенный срок.
-Та и ото ж славно! - махнул рукой сосед.
Они выпили очередной раз на посошок, встали, пошли к двери, выпуская Николая на лестничную площадку, Сергей сказал:
-Как бы не сложилось между нами и россиянами, мы с тобой, Мыкола, никода друг на дружку воевать не пойдем. Хоть ты и русский...
Николай хлопнул соседа по плечу, кивнул в знак согласия,  прошел в свою квартиру, зашел  в ванную помыть руки, в это время Галя принимала душ. Он посмотрел на не утратившую былой красоты жену, на ее сохранившуюся, несмотря на роды, фигуру,  и ничего в душе не дрогнуло, как это бывало ранее, когда он не мог без вожделения смотреть на нее. Он вздохнул, вытер руки и пошел к своим девчонкам, взглянуть как они сопят во сне.

*  *  *
Дмитрий получил отпуск в июне, созвонился с братом, у того тоже отпуск договорились встретиться в Измаиле. Радости родителей не было предела, Николай приехал с дочками, жена не поехала, у нее отпуск позже, да если бы и совпал отпуск, все равно бы не поехала. Первого посещения после свадьбы ей хватило впечатлений, она больше никогда не приезжала в Измаил. Дмитрий приехал со своим четырехлетним сыном Виктором.  Жене Дмитрия помешали съемки, о чем она очень сожалела. К приезду сыновей отец убрал разбросанные по двору запчасти, в гараж спрятал все, что не радовал глаз. Конечно, по такому поводу пришли в гости все родственники. Поцелуи и объятия, восхищение подросшими дочками Николая и маленьким внуком - сыном Дмитрия. У Олега подрастал сын Володя, девочки взяли сразу над ними шефство, они  повели их в огород, который уже успели осмотреть ранее, показывать как растут помидоры. Жена Олега из подростка на вид после родов превратилась в миловидную, миниатюрную женщину. Она с с восхищением смотрела на Дмитрия, который жил в далекой Москве, его жена известная актриса, сам он в силу своей профессии встречается с разными значимыми людьми. В прошлый приезд с женой он в шутку попросил мать:
-Мама, ты откорми Дину, а то ее в проект из-за худобы не взяли, - попросил по приезду Дмитрий.
-Я не худая, а стройная, - возразила жена.
-Что за проект такой, в котором ее не взяли, - поинтересовался отец.
-Екатерину Вторую надо было сыграть. На закате жизни царица женщина дородная была. Дине надо было ее сыграть, впрочем ты сама расскажи, - попросил он Дину.
-Да чего там рассказывать. У нас Екатерину Великую играла актриса ей под стать, а тут она внезапно заболела. Режиссер попросил меня заменит ее. Я же роль знала, в этом спектакле я играла Екатерину Дашкову. На меня напялили костюм с плеча моей коллеги. На три размера больше. Режиссер увидел меня, сначала онемел, потом схватился за сердце, после чего произнес: «Бог ты мой! Екатерина Вторая из Освенцима сбежала!». И спектакль отменили.
Все рассмеялись.
-Вот, вот, мама, корми ее лучше, - сквозь смех сказал Дмитрий.
-Тебе нужна толстая жена? - с укоризной посмотрела она на мужа.
-Я переживу. Зато другие заглядываться перестанут.
-А что, заглядываются? - спросил Олег.
-Не то слово! На прогулку выходим перебежками, как по минному полю, в темных очках, шляпе, как шпионы по чужой территории. Если узнают, сразу просят автографы, занимают разговорами, - пояснил Дмитрий. - Здесь благодать, никто ее не знает, спокойно можно прогуливаться по городу. А там один упал перед нами на колени, говорит: «Брось его! Это он на меня. Озолочу! Все роли будут только твоими!» - обещал он ей.
-А ты?
-Что я? А!  Сказал, забирай! Если она захочет.
Смотри, Димка, уведут, - постерег дядя Леня, повернулся к Дине, спросил: - Уйдешь в погоне за богачеством?
-Мужа поменять можно, - согласилась Дина. - Только где же я найду такую измаильскую родню?! - и обняла мать Дмитрия.
Сейчас ее не было, все равно к приезду братьев приходили все родственники. Застолье заполнили не только родные, но и соседи. Сосед Петрович как всегда утверждал, что мальчишки выросли на его глазах, шкодливыми не были, а сейчас они выросли и он их уважает. Все очень надеялись, что приедет Дина, игру которой они смотрели в сериале. Канал, по которому шел сериал, на Украине не показывали. Олег организовал им просмотр по интернету. В определенный час они все собирались у Ольги Петровны и по компьютеру смотрели сериал с участием Дины. Не удержалась Варвара Петровна от вопроса, который волновал их всех, и который они бурно обсуждали при просмотре сериала:
-Дима, как ты мог допустить, чтобы она целовалась с тем Рихардом (партнер Дины по фильму)?
-Милые тетушки, это же кино! Это ее работа изображать влюбленность, поцелуи, в этом есть правда жизни, - старался пояснить Дмитрий.
Тетушки не успокаивались:
-И ты не ревнуешь, не запрещаешь ей подобные роли? - спросила Ольга Петровна.
-Если бы запретил, вы бы не увидели ее роли.
-Сынок, а она не уйдет от тебя? - с тревогой спросила мать. - Ведь она так любила этого Рихарда. А мужчина он видный!
-Мама, что же вы путаете жизнь с кино, Божий дар с яичницей. Рихард - актер Сергеев, у него жена, двое детей, мы его хорошо знаем, знакомы с его женой, вместе отмечали окончание съемок, - пояснял Дмитрий.
Позже Николай вспоминая этот разговор,  с юмором Николаю и Олегу говорил:
-Хорошо, что они не видели ее  в другом фильме в постельной сцене, тогда вопросов было бы еще больше и тревожней. Они не знают, что во время подобной сцены у бутафорских стен над бутафорской кроватью нависают операторы, осветители, режиссер, помощник режиссера и еще куча народа, сцены пять раз прерываются советами и дублями. Это потом, на экране, видна только интимная обстановка и эта воркующая пара.
В тот застольный вечер они долго обсуждали участие Дины в фильме, для них актриса - это нечто живущая в каком-то другом, сказочном мире, а их сын и племянник каким-то счастливым образом приобщен к этому загадочному миру. Дмитрий набрал телефон Дины и дал женщинам пообщаться с ней, чтобы они могли убедиться, что это та Дина, которая приезжала к ним, и была совсем простой в общении. Они ворковали с ней, высказывали свое сожаление, что ее нет сейчас с ними, они ее ждут в любое время и всегда рады ей. Мужья еле перехватили разговор, чтобы переключить внимание Дмитрия на  вопросы его жизни теперь в другой стране, - России.
Владимир Иванович дернул свою жену Варвару Петровну за руку, чтобы она не успела задать очередной вопрос про Дину, громко сказал:
-Кода нам объявили, шо у вас, в Москве дом взорвали, твоя мать за сердце схватилась, мы ее тут всем миром успокаивали, что в Москве не два дома, а ты живешь совсем в другой стороне, - хотя никто не знал в какой стороне живет Дмитрий, и в какой был взорван дом. - Кто же на такую подлость сповадился? - переменил он тему от киноучастия Дины.
-Чеченские боевики отомстили за свой разгром. Это, конечно, для всех было шоком. Дом сложился, как карточный домик, - пояснил Дмитрий.
-Много людей погибло? - спросила мать.
-Много. Люди спали, не ожидали ничего подобного.
-Куда смотрела милиция?
-Просмотрели. Боевики под видом строительного материала занесли в подвал мешки с гексогеном, а позже привели в действие эту адскую смесь. До сих пор москвичи в своих домах проверяют  подвалы и чердаки.
-И что, этих чеченцев никак не могут победить? - спросил отец.
-Почему? Победили. Остались разрозненные партизанские банды в горах, совершают вылазки в города и села. Выкурят их оттуда.
-Ага, это как у нас после войны бандеровцы, - подал голос Петрович, - сидят в лесах, потом совершают налет и убивают всех, кто под руку попадется. Я в то время в армии на западе служил, знаю. Убивали учителей, врачей, колхозных активистов, и все это во имя свободной Украины.
Леонид Васильевич не преминул спросить:
-Димка, а шо у вас там за Путин такой объявился? У нас тут болтают, шо он засланный разведчик, то зять Ленинградского мэра, а некоторые утверждают, шо ему московская мафия помогла сковырнуть Ельцина? - он больше всех интересовался политикой. Ольга Петровна стукнула мужа по спине, чтобы не приставал с глупыми вопросами, он отмахнулся от нее: «Погоди...»
Они все больше задавали вопросы Дмитрию, Москва теперь для них другая планета. Николая о службе во Львове почти не расспрашивали, им и так ясно, во Львове так же, как и в Одессе, только еще похуже. Евреев выжили, русский язык запрещают, памятники Бандере устанавливают, Ленину  и воинам победителям в прошлой войне сносят. На вопрос дяди Дмитрий улыбнулся, посоветовал меньше верить слухам.
-Так у нас других газет нет, - высказался отец.
-Путин, действительно, бывший офицер КГБ, потом возглавлял Федеральную службу безопасности, Дума назначила его премьер министром, Ельцин решил по состоянию здоровья покинуть пост президента и передал свою должность премьер-министру, у нас так по конституции положено, - пояснил Дмитрий. Мужчины не очень верили ему, что может сказать Дмитрий, который живет в России, и которому всю правду никто не скажет. Хотя он все же журналист, а они народ пронырливый, должен знать хотя бы половину правды.
-Ну и как он? - спросил сосед Петрович.
-После Ельцина - небо и земля. Прошло всего три года, рано что-либо говорить конкретно, если с осторожностью, в него народ начинает верить. В нем есть много чего такого, что вселяет надежду на возрождение России, - пояснил Дмитрий.
Мать внимательно слушала, она не очень в душе одобряла, что сын остался в Москве, но коль уж остался, она хочет, чтобы там было все нормально, жизнь стабильной и спокойной. Хотя и в далекой Москве взрывают дома, совершают террористические акты в метро. И все же у них  не бродят по проспектам толпы бездельников с флагами, и не кричат «Слава Украине!», притесняют на рынке бабушек, торгующих овощами, требуя делиться доходами от продаж, врываются в городской совет, если решение не совсем их устраивает.
Олег остался без работы, судомеханический завод, на котором он последнее время официально три раза в неделю работал, закрыли, теперь он с отцом Дмитрия и Николая по вечерам  занимается частным ремонтом автомашин. А основным местом работы стала фирма кабельного телевидения у Афанасия Егоровича, ветерана афганской войны.
-Передавай ему привет, - попросил Олега Дмитрий, после того, как расспросил о нем.
-Кто это? - спросил Николай, который не был знаком с Заботой.
-Замечательный мужик, - пояснил Дмитрий. - Меня с ним Олег в прошлый приезд познакомил. В Афгане воевал, получил инвалидность. Не потерялся, создал фирму в Измаиле. Бандеровцев ненавидит. Говорил мне,  если власть не найдет на них управу, украинский народ разберется с ними сам.
-Только гражданской войны нам не хватало, - буркнул Николай.
Гости изрядно в тот вечер выпили, потом горланили песни русские и украинские, разошлись за полночь, долго прощаясь и договариваясь, что в ближайший выходной день собираются у одной тетушки, потом у другой. Детей, несмотря на поздний час, еле уложили спать.
Отпуск у братьев начался.

*  *  *
Через день братья с девочками пошли в город, пройтись, посмотреть, что нового в нем, показать девчонкам город. Николай привозил их уже сюда, но они плохо помнят тот приезд, Яна была совсем маленькая, Ева чуть старше, но тоже почти ничего не помнить. Маленький Витя держал за руку отца, боялся его отпустить, затем побежал за девочками.
Они шли по бульвару в сторону городского собора, девчонки взявшись за руки шли по дорожке впереди, Николай на вопрос, как складывается у него жизнь, делился с братом тем, чем не мог поделиться с родителями:
-Полжизни потрачено бездарно. Служу не там и не тому. Живу с нелюбимой женой и в русофобском городе. Иной раз такая тоска наваливается, застрелиться хочется. Вот только девчонки меня на плаву и поддерживают. Подниму на ноги, плюну на все, вернусь в отчий дом. Буду отцу помогать ремонтировать технику. Откроем официально ремонтные мастерские. Так обидно, я майор армии не могу помочь своим родителям, у меня вся зарплата уходит на содержание семьи и коммунальных услуг, - грустно выговаривался Николай. - Ты вон, помогаешь им деньгами, купил мобильные телефоны, неужели хорошо получаешь? - спросил он.
-Не жалуюсь. У меня зарплата, пишу статьи, выступаю с лекциями. Дина за сериал получила не плохие деньги, я такие за месяца три не получу.
-У вас общий бюджет? - спросил Николай.
-А у вас по-другому? - задал встречный вопрос Дмитрий.
-Галя считает, что мужчина должен содержать семью.
-Куда же она девает свою заработную плату?
-На одежду, косметику, девчонкам кое-что перепадает, иногда домой деликатесы приносит.
-Странно! Никогда не думал, что супруги могут жить настолько разными интересами. Влип ты, брат.
-Влип, - грустно согласился Николай. - Я когда начал служить, не успел как следует ни с кем познакомиться. А тут красивая девушка, которая как-то сразу заполонила собой все пространство. Подумал, из хорошей, интеллигентной семьи, ты видел насколько они интеллигентные, да еще брат сослуживец, вот я и решил, добра от добра не ищут. А теперь спим под разными одеялами.
-Почему?
-Отдалились как-то. У  нее свой круг общения. От моих знакомых она крутит носом. Да и к себе я почувствовал совсем другое отношение после того, как привез ее сюда, к нам. Она решила, что у нас неравный брак. Ее сюда теперь калачом не заманишь.
-И что же теперь, у вас нет супружеских отношений? - осторожно спросил Дмитрий, стараясь не обидеть брата интимным вопросом.
Николай долго молчал, потом выдавил из себя, стыдясь признания:
-Если редко и происходит, то лучше бы их и не было. А то как одолжение делает. Словно я с протянутой рукой на паперти стою. Последнее время я махнул рукой на это дело.
-Да заведи ты в таком случае любовницу! Назло ей, - посоветовал Дмитрий.
-Когда! У меня ненормированный рабочий день. Я рано встаю и поздно прихожу. Если в части задерживаюсь, потом лечу, как ненормальный домой, она ведь тоже задерживается допоздна, а  дома девчонки одни. Я их покормить должен, уроки проверить, спать уложить, книжку на ночь почитать…
Дмитрий от негодования остановился.
-А она где допоздна бывает?
-Да черт ее знает… Я и не спрашиваю… все равно правду не скажет.
-Ну и дела -а!
Долго шли молча. Чтобы сменить тему разговора, Николай сказал:
-Я тут прочитал в газете, теплоход «Айвазовский» на металлолом отправили. Помнишь, в школе у нас экскурсия была в Одессу, поместили в теплоход пол школы старшеклассников и наш пятый класс, и рекой и морем свозили в Одессу.
-Очень жаль теплоход, - согласился Дмитрий. - Мне тогда он тоже казался сказочным дворцом на воде.
  -Я так тогда восхищался убранством теплохода. Ты мелкий был, все за мной увязывался, а я от тебя удирал по палубам. Я ведь тогда впервые с девчонкой поцеловался, мне было не до тебя.
Дмитрий улыбнулся, припоминая то время. Как удирал от него брат не помнил, а вот сам теплоход в память врезался.
-Владельцу русские предлагали больше, чем он получил за металл. Этот хрен патриотом отказался. Теплоход хотя и устарел, но выглядел еще довольно презентабельно, на своем ходу.
-Жаль,  здесь распродается все, что может принести хотя бы некоторый доход сегодня, о завтрашнем дне никто не думает. Досадно, что власти не думают  о будущем, - отозвался Дмитрий.
-А девчонку, с которой ты целовался, потом встречал? - спросил Дмитрий.
Николай мечтательно улыбнулся.
-До военного училища встречал. Потом больше не видел. Давно замужем, наверное, дети… Странно, сколько не приезжаю, в нашем маленьком городе почти не встречаю однокашников. Мне бы, дурню, надо было бы жениться на местной девушке, сейчас бы приезжали вместе домой. У меня в полку служит капитан Бойко, жена у него из его города. Для них праздник, когда они едут вместе в отпуск домой, я им по -доброму завидую, - с грустью говорил Николай.
Они дошли до памятника Суворову, девчонки оседлали пушки у его подножья.
Постояли, посмотрели на с детства знакомый монумент.
-Поржавел, - кивнул на памятник Дмитрий.
-Поржавел, - кивнул Николай. - Странно, что еще не снесли.
-Суворов чем им мешает?
-Твердолобым нацикам лишь бы что-нибудь сносить. Строить и созидать они никогда не научаться, - с досадой проговорил Николай.
Девочки убежали к собору и начали играть в догонялки между колонами. Маленький Витя пытался догнать их, девочки удирали со смехом от него. Когда мужчины подошли ближе, они с опаской заглянули в открытую дверь собора.
-Дядя Дима, папа, можно мы посмотрим внутри? - спросила старшая Ева.
-Конечно!
Они зашли в пахнущее ладаном помещение.
-Ой, а где же лавочки, - спросила младшая Яна.
-Здесь другая церковь, - пояснил Николай.
-Они не православные? - тихо спросил Дмитрий.
-Галя водит их в греко-католическую церковь. Родители  ее греко -католики. Причем ярые, несмотря на то, что тесть в советское время  был таким же ярым коммунистом.
Девочки осмотрели иконостас, иконы, росписи на стенах, вышли притихшие, придавленные тишиной в церкви в отсутствие службы.
-А у тебя какие отношения с церковью? - спросил Дмитрий.
-Я не атеист. И не могу сказать, что верующий. У меня сложные отношения с церковью. Солдатам прививают вкус к религии, приглашают священников читать лекции, учить слову Божьему. Православную церковь разделили, люди не знают, какому Богу нужно кланяться. И я слушаю те лекции, чем больше слушаю, тем больше у меня возникает вопросов. Солдаты пусть верят. Когда ушла прежняя идеология, образовался вакуум. С вакуумом в голове жить нельзя. Пусть его заполняет вера в Бога, - пояснял свою точку зрения в отношении религии высказывал Николай.
-У меня, примерно, такое же отношение к религии, - кивнул Дмитрий.
Они пошли в обратную сторону к дому. Девочки опять расшумелись, бегали по дорожке аллеи, прятались за кустами и лавочками, Маленький Витя пытался их догнать, обиженно останавливался, оглядывался на отца с просьбой в глаха, чтобы тот помог догнать ему несносных девчонок. Николай смотрел на них влюбленными глазами. Дмитрий, глядя на них, улыбался.
-Ты когда второго заведешь? - спросил Николай. - Время идет?
-Работаем над этим. То съемки, то спектакли,  гастроли, все некогда, хотя я ей сказал, всех спектаклей не переиграешь, всех денег не заработаешь. А потом будешь жалеть. Она тут уже один аборт в тихую от меня сделала. Нарвалась на скандал. Видите ли, ей дали роль, от которой может только дура отказаться. А в дурах может остаться она сама. Сложный вопрос, я посмотрел на твое счастье, - кивнул он на девочек, - приеду, поставлю вопрос ребром. - Ты лучше скажи, как тут, на бывшей моей родине, меняется что-либо в хорошую сторону? Тебе изнутри все же видней, чем нам, там по опросам социологов? - переменил он тему.
-Да какой там! У нас каждый новый правитель чуднее прежнего. Кучму объявили чуть ли не заказчиком убийства журналиста. С трудом, через майдан протолкнули вроде бы молодого, грамотного экономиста, он такую пургу несет, сидим, как в лодке, один ее качает, а всех тошнит. Министра обороны толкового найти не могут, ставят гражданского, которому военное дело, как телеге пятое колесо. Кстати, а почему ты не служил? Ты как отвертелся? - вспомнил, что брат в армию так и не призывался.
-Да так вот, дуриком и проскочил. Наши приписные документы от института в военкомате лежали. По окончании они эти дела то ли отослали по месту жительства студентов, мое в министерство обороны Украины, то ли списали в архив. Короче, не числился я у них. Я и не торопил события, полагал, пусть сами разбираются. Тем более, что армия при Ельцине была - врагу не пожелаешь. Солдаты московского военного округа стояли у метро с протянутой рукой, просили деньги, якобы, позвонить маме. На деле, их сержанты посылали собирать деньги на водку, дедовщина процветала жуткая. Да еще война в Чечне, куда посылали необстрелянных мальчишек. Они там погибали, некоторые пристрастились к наркотикам, возвращались с поломанной психикой. Хуже, чем в Афганистане было в свое время. Там хотя бы советская дисциплина присутствовала. А когда мне через три года стукнуло двадцать семь, я в военкомате нарисовался. Меня даже не пожурили. Таких, как я было тысячи. Сейчас бы я служить пошел.
-Сейчас стало лучше? - недоверчиво спросил Николай.
-Лучше, - кивнул Дмитрий. - Мы все убедились,  пришел лидер, которому верят. Исчезли из кремлевских кабинетов банкиры и березовские. Прекратилась активная война в Чечне, остались подпольные группки в горах, их тоже выкурят вскорости. Армия, нищая и коррумпированная при Ельцине, стала потихоньку приходить в себя. На боевом самолете полетел в Чечню, самолично убедился в положении дел. На службу безопасности страны Ельцин вообще махнул рукой, у нас американские спецы сидели на секретных заводах в качестве наблюдателей и консультантов. Он сам выходец из этой системы, начал наводить и здесь порядок. Мы сначала настороженно относились к нему, не думали, что Ельцин может отдать бразды правления абы кому. Ему ведь нужен был лояльный к его семье правитель.  Семью не трогает. Зато чувствуется твердая рука управленца. Наелись прежней лихой демократии. Вот ваши политики так много говорят о демократии, а по улицам  факельные шествия, порой толпа управляет политиками, а не наоборот. Разве это демократия?
-Демократией, как одеялом в холодную погоду, прикрываться хорошо, - проговорил Николай. - Твердая толковая рука нам ой как нужна!
Дмитрий обратил внимание брата на памятник погибшим воином в Афганистане.
-Смотри, несмотря на иную идеологию, памятник воинам афгана не сносят.
-Более того, в Измаиле не сносят и воинам погибшим во время второй мировой войны. Даже цветы возлагают, - подсказал Николай. - Во Львове, один памятник снесли, другой облили краской, а цветы возлагать опасаются. У стариков георгиевские ленточки срывают. Представляешь, к ветерану, благодаря которым они живут, подходит сопляк, срывает ленточку, ордена, оскорбляет его, пинает, а милиция стоит в стороне и не замечает подобного, - скорбно рассказывал Николай.
Не знали братья, пройдет совсем немного времени, и все в Украине изменится, и в Измаиле будут опасаться возлагать памятники павшим воинам.
-Неонацизм как зараза или раковая опухоль расползается по всему телу, если ее не удалять хирургически, Измаилу не миновать этой участи, - уверенно проговорил Дмитрий.
Словно в подтверждение его слов к ним подошли идущие по аллее братья Кравченко - Анатолий и Александр. Старший Анатолий скупо поздоровался, младший Александр в присутствии старшего брата обниматься с Дмитрием, с которым провел детство, не стал.
-Говорят, ты в москали записался, продал родину? - сузив глазки, спросил Анатолий, обращаясь к Дмитрию.
-А ты, говорят, в Измаиле стал первым бандитом, бабушек на рынке трясешь? - парировал Дмитрий.
У Анатолия глаза еще больше сузились, он недобро взглянул на братьев, медленно произнес:
-Брешут. Бери выше. Я ныне генеральный  директор рынка. А если кого и трясу, так это таких, как ты, которые против Украины выступают.
-Украину гробят такие, как ты, - вмешался Николай. - Пошли, Дима. Бывай здоров!
-Ты лучше украинский выучи, - на прощание посоветовал ему Дмитрий. За все время разговора Александр не произнес ни слова.
И бывшие однокашники  разошлись в разные стороны.
-А ты говорил, что в Измаиле случайно нельзя встретить однокашников, - с усмешкой напомнил высказывание Дмитрий.
-Да уж… Кого бы хотелось видеть, тех не встретишь… Ты свои статьи об Украине подписывай псевдонимом, - посоветовал Николай брату. - А то как бы эти ублюдки родителям не напакостили.
-Ты не первый даешь мне подобный совет, - кивнул Дмитрий.
Они прошли некоторое время молча под впечатлением встречи с братьями Кравченко, затем Николай задумчиво проговорил:
-Не знаю, что нас всех ждет. Неужели к власти придут такие вот, как этот, - кивнул он за спину в сторону ушедших братьев Кравченко. Помнишь, мы в юности спорили о высказываниях философа Ильина об Украине, и не соглашались с ним. Потому, что мы жили в другое, более спокойное время. А Ильин жил в те времена, когда оголтелые украинские националисты издавали статьи, в которых доказывали, что правящая нация украинцев выше всех остальных наций вокруг. Ведь этнических украинцев тогда было не так много. Как можно было Ильину не выступать против Украины, если идеолог украинского нацизма Донцов доказывал, что его правящая нация не должна испытывать ни милосердия, ни человечности в отношении личности другой нации. Дальше - больше. Уже в двадцатых годах, создаются организации украинских националистов, Союз украинских фашистов и много еще чего. Именно под впечатлением их идеологии во время войны создавали батальоны «Нахтигаль»и другие помощники фашистов. Идеология нацизма не умерла с победой русских в войне. Так до наших дней нацизм и культивировался в сознание украинской молодежи. А мы жили, и не замечали этого, - размеренно, подстраиваясь под шаг говорил Николай.
Дмитрий покровительственно похлопал Николая по плечу.
-Вишь, брат, как прозрел ты, живя в самом логове национального самосознания, - улыбнулся он. - Мне все это известно, я еще в институте диплом защищал по этой теме. Правящим украинским элитам выгоден нацизм, нацисты подобны цепным псам, которых спускают с поводка там, где их нужно использовать. Потому власти и смотрят на их художества сквозь пальцы, - проговорил Дмитрий.
Николай, соглашаясь, кивнул:
-Иван Грозный точно так же использовал своих опричников.
-Он использовал их до поры до времени, а потом сам же и уничтожил. Поскольку личность была авторитарная. Он смог удержать их от дальнейшего разгула, а ваши нацики могут легко выйти из под контроля, потому, что правители у вас нынче слабые.  Тот же Ильин сказал, чтобы предотвратить распад государства, во главе должна стать национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды жесткого, но не жестокого правления. Правда, все это он говорил о России, полагаю, это касается всех государств. В ином случае наступит хаос передвижений, погромов, отмщений, безработицы, голода и безвластия, - доказывал правоту философа Дмитрий.
-Похоже процесс хаоса у нас уже начался, - грустно подтвердил Николай.
-Пусть берут пример с России. Там тоже начинался процесс хаоса, пока к власти не пришел национальный диктатор, которому большинство жителей доверило наводить порядок. Не жестоко, но жестко. И мы все от того выигрываем.

*   *  *
Правильно отзывался сосед Николая о правлении президента Ющенко, ему бы, как экономисту, экономикой заниматься, а он увлекся темой голодомора - массового голода на Украине в тридцатых годах. Это стало его национальной идеей-фикс. По всей Украине стали открываться памятники, выставки, музеи жертвам голодомора. Этим он хотел сплотить нацию. Утверждал, голодом Россия хотела усмирить украинский  свободолюбивый народ. Верховная Рада издала закон, в котором голодомор квалифицировала как геноцид украинского народа. Несмотря на все потуги Ющенко, нация не стремилась сплачиваться вокруг этой идеи, от Ющенко стали отворачиваться даже его недавние сторонники. От него отвернулась ближайшая соратница Юля Тимошенко, которая два раза при нем становилась премьер-министром, и о которой Ющенко потом отзывался, что Юля Тимошенко его самая большая ошибка. В русской печати, которую тогда еще можно было найти в киосках или прочесть в интернете, печатали высказывание президента России Медведева, за последнее время  произошел отход от  принципов дружбы и партнерства Украины и России, произошел разрыв в исторической и духовной сфере, в этом усматривается русофобская политика президента Ющенко. Даже в полку, в котором ранее все признавали победу Ющенко, теперь чесали затылки, а те солдаты и офицеры, которые стояли с ним на майдане, откровенно плевались, и говорили, зря они его там охраняли, пусть бы сторонники Януковича там побаловались. Не прошло и двух лет правления Ющенко, как недовольная его правлением Рада отправляет правительство в отставку, с чем он не согласен и начинается затяжной конфликт. Все это происходит на фоне скандала с Россией, Украину  обвинили в краже российского газа. Спешно принятое соглашение по газу приводит к скандалу в стране.
Олесь Омельченко остался в Киеве. Его в охрану президента не взяли, там принимали только офицеров специально обученных из службы безопасности, но его услуги не забыли, оставили служить в комендантском полку. Недалекий Олесь думал, охранять президента те же функции, какие у охранника, который охраняет супермаркет. Сиди себе на стульчике у дверей президента и решай, кого пускать к нему, кого нет. Только кому нужен рыхловатый офицер, который кроме строевой подготовки не имеет за душой никаких иных навыков, об оперативной работе он вообще ничего не знает. В комендантском полку нужна луженная глотка и умение тянуть ножку. И все же о нем иногда вспоминали,  пользуется доверием администрации президента, ему поручаются некоторые деликатные просьбы, о которых Олесь призрачно намекает по приезду домой, но о них не распространяется. Во всяком случае, его материальное положение значительно укрепилось. В свой полк он теперь заезжал как почетный гость, к его мнению прислушиваются, с его легкой руки Николай был назначен начальником штаба полка. Вдовушку в Киев он с собой не взял, якобы, у него там появилась зазноба, с которой он готов заключить официальный брак. Олесь еще больше раздобрел, появился значительный животик, лицо приобрело форму шара, лоснилось от сытости и довольства, лысина покрыла большую часть черепа. Ему присвоили звание подполковника, хвастал, скоро станет полковником. Он приехал в полк, чтобы вместе с командованием организовать торжественное мероприятие - отметить шестьдесят четвертую годовщину создания украинской повстанческой армии, поскольку президент издал указ «О всестороннем изучении и объективном освещении деятельности украинского освободительного движения и содействия процессу национального примирения». По секрету сказал, готовится указ о присвоении Героев Украины Шухевичу и Бандере. Полк выстроили, торжественно зачитали указ. Трижды прокричали: «Слава Украине!». Сотни глоток ответили: «Героям Слава!».
  Уже дома, выпивая в домашней обстановке, Олесь самодовольно говорил маме и отцу:
-Вот мы и дождались славного момента, когда не надо говорит шепотом о славных делах наших предков.
И только сейчас Николай узнал, что дед по материнской линии состоял членом украинской повстанческой армии, его поймали за злодеяния в селе подо Львовом, и расстреляли на месте. А деды по линии матери и отца у Олеся  состояли в подпольном движении уже в советское время. Потому так и чтят в семье Бандеру, портрету которого был так удивлен Дмитрий в первый день знакомства с ними. Теперь портрет висел на самом почетном месте. Николай слушал его пьяное бахвальство, и как всегда - молчал. И если ранее Олесь его молчание воспринимал, как нежелание спорить на тему, которая ему была не близка, то теперь он начинал злиться и упрекать Николая в скрытом сопротивлении. Николай понимал, его уже и так недолюбливают в этой семье, да еще карьера зависела от шурина, он слабо отбивался:
-Олесь, ты же знаешь, я политикой не занимаюсь. Мое дело военное. У тебя ко мне, как к начальнику штаба есть нарекания?
Тот тупо уставился на Николая, мотнул головой:
-Нет!
-Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы я, как те пацаны, бегал с факелом по улице? Так я уже не пацан. Да и задачи у нас иные. Ты лучше скажи, зачем мы поставляем Грузии оружие? Она собирается с кем-то воевать? - спросил Николай, чтобы отвлечь шурина от разговоров о политике.
-Ты что, не знаешь, что Грузия дружественная нам страна? Русские помогают абхазам и осетинам, мы грузинам, того и гляди там вспыхнет конфликт. А ты откуда знаешь об этом? - удивился Олесь.
-У нас сняли с боевого дежурства несколько зенитно-ракетных комплексов «БУК», в сопроводительных документах стоял адрес получателя — Грузия, - пояснил Николай.
-Ты об этом помалкивай, - предупредил Олесь.
-Одно дело продавать некондицию, другое дело отдавать действующие комплексы. У нас самих их не так много, - напомнил Николай.
-Ничего, нам американцы обещали подкинуть кое-что получше, - загадочно помахал рукой Олесь.
Он шел  потом домой и думал, как прогадал он в жизни, став военным. Ведь поступал он в военное училище еще в Советском Союзе, когда быть военным было почетно. Он с юности мечтал стать военным, знал, ему шла военная форма, он читал о славном пути многих военноначальников, хотел подражать им. В результате он вынужден терпеть, не служить, а дослуживать, тянуть до пенсии. Потому что эту службу нельзя назвать службой при высокой коррупции, когда иной раз зарплату выдают только тогда, когда какую-то часть ты оставишь военному кассиру. Нельзя получить продвижения по службе не дав взятку. Это даже не называют взяткой, настолько все привыкли к подобному положению вещей, подобное положение стало просто нормой. Ему тоже приходилось отдавать часть зарплаты, несмотря на то, что ему протеже составлял Олесь Омельченко.

*  *  *
В начале октября две тысячи восьмого Львов посетил президент Ющенко. Город украсили транспарантами, встречали его как зарубежную звезду. Отцы города постарались. И хотя на пресс-конференции президент говорил правильные вещи: сделать высшее образование общедоступным по всей Украине; о доступном жилье для малоимущих граждан; о проблемах многодетных семей, детей сирот, и прочее, ему уже мало верили. Не зря на парламентских выборах его партия пришла лишь третьей. Обиженный президент распустил Верховную Раду и назначил новые выборы на двадцать седьмое мая. Рада и правительство с этим не согласились, поняли, цель Ющенко вернуть себе полномочия, утраченные в ходе президентских выборов, когда республика стала парламентской. Склоки длились до декабря и премьер -министр Тимошенко первой предложила Ющенко подать в отставку. Ей вторили  с предложением импичмента Янукович и лидер коммунистов Симоненко. Пока в коридорах власти шла драчка, полк в котором служил Николай подняли по тревоге. Причина не была ясна, все ждали разъяснений из штаба дивизии. Штаб молчал,  запретили выходные, офицерам приказали находиться на казарменном положении. На следующий день пришло разъяснение и тут же объявили по телевидению: Россия напала на Грузию. Николай был в недоумении. Зачем большой России нужна маленькая Грузия? Сведения дозировались скупо: российские танки дошли почти до Тбилиси, и только вмешательство западной дипломатии остановило русских на пороге грузинской столицы.
-А ты спрашивал, зачем мы поставляем оружие грузинам, - довольно сказал Олесь во время кратковременного посещения Львова.
-Не понимаю, зачем нужно России нападать на Грузию? - пожал плечами Николай.
-В этом вся агрессивная суть российского руководства. Ты думаешь, Россия когда нибудь смирится с  потерей своих территорий? Белоруссию они уже объявили своей вотчиной, погоди, она скоро и нас захочет прибрать к рукам. Только не видать ей Украины, как своих ушей, - бахвалился Олесь.
Что на самом деле произошло в конфликте между Грузией и Россией точно не сообщалось, велели рассматривать официальную версию: Россия совершила агрессивный акт. Европа осудила российское руководство, вела санкции. Никто не сомневался в официальной точке зрения - Россия агрессор.
Через три дня в полку объявили отбой тревоге. Этот инцидент дал повод для заявления Ющенко, что Украина вступит в НАТО и будет наращивать свой военный потенциал. Утверждает, что следующей страной для агрессии со стороны России станет Украина.
В полку Николай на высказывание президента поделился с близкими ему по духу офицерами, которых становилось все меньше и меньше. Некоторые уволились или перевелись ближе к своим домам. Капитан Бойко высказался по этому поводу:
-Наращивать свой военный потенциал - это хорошо, правительство всегда должно об этом заботиться. Иначе, какая это армия?
-Что-то мы не видим никакого наращивания, - возразили ему. - Как несем службу со старым советским оружием, так и несем. А где отечественные новые образцы вооружений?
-Откуда им взяться, половину заводов стоят, - напомнил Николай.
-Американцы обещали подбросить нам стрелковое оружие, и снаряды для новых противотанковых пушек, - напомнили ему.
-Так они тебе и дадут новое, старье скинут: на тебе Боже, шо нам не гоже. Катера списанные ржавые нам продали, мы им за это еще спасибо говорим. А если доллары выдавать на вооружение, то они не дойдут даже до заводов, верхушка распихает их по карманам, а возвращать долги будем мы и наши дети. Лучше они вместо пушек нам масла подкинули, - высказался еще один офицер.
-Да тише ты, комполка услышит, -  шикнул на него офицер связи.
-Каждое государство должно строить свои вооруженные силы и разрабатывать свою военную технику, а не надеяться на чужого дядю, - отозвался Николай.
В январе снова недопоставки газа Россией, в квартире едва горит комфорка, а цены опять за газ возросли. Премьер Тимошенко объявила, в этом виноват Ющенко, который хотел сохранить коррупционного криминального посредника газа «Росукрэенрго», она потребовала от президента отчитаться перед парламентом по поводу злоупотреблений и коррупционных действий нацбанка в пользу «Надра-банка», и не без известного на Украине олигарха мажоритарного акционера «Надра-банка»  Дмитрия Фирташа, который являлся спонсором украинской оппозиции Яценюка, Тягнибока, Кличко. Пока паны наверху скубуться, население ропщет, но молчит. Молчит, потому что любое протестное выступление тут же стараются подавить не столько силами милиции, как силами националистически настроенной молодежи, которая выходит навстречу протестующим с палками в руках, обвиняя митингующих в покушении на демократию молодой республики.
Однажды он был свидетелем подобной выходки молодежного нападения на демонстрантов. На девятое мая он был выходным, взял дочек прогуляться по весеннему городу. В центр пошла жиденькая колона ветеранов войны, в основном стариков и пожилых женщин. На груди у многих ордена и медали, георгиевские ленточки. Они ничего не скандировали, не пели, шли молча к бывшему памятнику освободителям города от немецких захватчиков, его в прошлом году снесли, остался один пьедестал. На пути у демонстрантов стояли стеной молодчики с палками в руках. Сотрудники милиции стояли далеко в стороне и безучастно наблюдали за происходящим. Колона встала вплотную к молодым людям, не веря, что те могут поднять руку на пожилых людей. Но те решительно двинулись навстречу и стали напирать на них просто массой, требуя убрать медали, срывали георгиевские ленточки, топтали их ногами,  поскольку они являются запрещенной символикой тоталитарного режима. Вырвали из рук ветеранов венок, который они хотели возложить к постаменту уничтоженного памятника, выхватили у женщины копию знамени Победы и демонстративно сожгли его. Спор, крик, плач. Милиция вначале хотела вклиниться между ними, националистически настроенная молодежь, в основном из партии «Свобода» закидала милицию камнями и дымовыми шашками, они отступили и стали безучастно наблюдать за происходящим.
-Папа, что происходит? - спросили испуганные дочки.
-Происходит то, чего не должно быть, - жестко сказал он. Он хотел вмешаться, вклиниться в толпу, призвать к совести молодежь,  дочки испуганно вцепились с двух сторон в его руки, и он сжав зубы, повел их домой. По дороге девочки не могли успокоиться.
-А почему эти хулиганы напали на дедушек? - спрашивали они. - Кто эти люди с цветами и медалями?
-Это  победители в последней войне, ветераны, которые остались живыми. А про себя подумал: «Чтобы дожить и увидеть это безобразие, когда защищают потомков тех, кого они тогда не успели после войны добить».
-А почему милиция не разгонит этих хулиганов? - допытывались девочки.
-Для меня это тоже загадка, - хмуро ответил отец.
Вечером он встретил возвращающего с работы соседа Сергея Глушко в милицейской форме, спросил:
-Сергей, почему власти не разрешают ветеранам пройти по городу? Они же не нарушают общественного порядка? Почему на их пути тогда стоят не вы, а какие то недоумки?
Сергей вздохнул, ответил:
-Ты этот вопрос задай нашему министру  внутренних дел Юре Луценко.
По тому, как сосед назвал презрительно имя министра Юрой, а не Юрием, понял, насколько не уважаем в своей милицейской среде  их министр. Впрочем он тут же подумал о своих министрах обороны, которые тоже не пользовались среди военных уважением. Особенно предпоследний, тоже Юрий, однако Ехануров, который никогда не был военным, болтался в коридорах власти от заместителя киевской администрации, депутата Рады, заместителя премьер -министра, и прочее, до министра обороны в правительстве Тимошенко. Присвоили ему звание полковника. Что может хорошего сделать для армии подобный министр? Конечно,  в первую очередь он начал набивать карманы. Ревизия вскрыла ряд хищений и злоупотреблений властью, его обвинили в коррупции и отправили в отставку. Хотя по хорошему, надо было посадить. Да вот беда, нет коррупции на Украине, и сажать, соответственно, не за что. Своих не бросают, на момент выборов Януковича, он пребывал в должности руководителя киевской городской организации партии «Наша Украина». Сменил его профессиональный военный Валерий Иващенко, который окончил Военную инженерную академию имени Можайского, прошел все ступени службы, дослужился до заместителя министра обороны, после снятия Еханурова временно исполнял его обязанности до новых выборов президента. Случилась новая беда, его посадили за то, за что не посадили предшественника. Он как то не так реализовал на сторону имущество Феодосийского судомеханического завода.
*  *  *

Последующие годы до переизбрания президента Ющенко ничего нового в  жизни Николая не превознесли. Все так же ходил на службу, выезжал на учения, принимал новую технику, подаренную западной коалицией. Все меньше законности наблюдалось в общественной жизни города, все большую силу приобретали радикальные партии со своими силовыми отделениями. Все так же Верховная рада сражалась со своим президентом, сам же президент при плохой игре старался сохранять бодрость духа. На ежегодной пресс-конференции «Спроси президента» был опубликован чей-то смелый вопрос: «Уважаемый господин президент, скажите нам, простым людям, сколько нужно вам заплатить, чтобы вы вместе со всеми своими депутатами, министрами навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?» И подпись. На что Ющенко ответил, это провокационный вопрос, спросивший, наверняка, находится в России, а лично его и депутатов избирал народ. Вместе с тем он отметил: что благодаря демократии, журналист может безбоязненно задавать подобный вопрос, в другой стране его бы привлекли к ответственности. Не чувствовал президент или не хотел видеть, что от него отвернулись почти все, даже бывшие соратники. Юлия Тимошенко, которая больше всех драла глотку на майдане, дескать, только Ющенко достоин доверия народа, два раза объявляла ему неофициальный импичмент, выдвинула свою кандидатуру на пост президента.
Военных всколыхнуло сообщение о том, что посол Украины передал в штаб-квартиру НАТО письмо, подписанное президентом Ющенко, премьером Тимошенко, и спикером Яценюком о вступлении в организацию, что для всего украинского парламента стало неожиданностью, не только для военных. Узнали об этом письме от американского сенатора, который посетил Киев. Парламентарии возмущались, за их спиной три политика решают судьбу целого народа!
Опять офицеры полка задавались вопросом, станет ли лучше им служить, повысится ли от того денежное довольствие, а потом уж задумывались о военной составляющей. И второй вопрос, зачем стране это нужно, если они не собираются ни с кем воевать? Не лучше ли им принять статус нейтральной страны, как Швейцария, например?
-Успокойтесь, - говорил начальник штаба Орлов своим подчиненным товарищам по оружию, - парламент отозвал письмо, поскольку такое решение требует референдума жителей страны.
Правда, два месяца Рада бурлила, парализованная дебатами по этому вопросу, и только потом вынесла решение о проведении референдума в случае, если избиратели того пожелают.
Олесь наконец решил официально жениться. Он привез из Киева разведенную женщину, с которой познакомился, когда находился в Киеве. Свадьбу сыграли в ресторане. Николай смотрел на раздобревшую фигуру своего шурина, тот вальяжно расположился в кресле, пот блестел на его лице и лысине, он снисходительно выслушивал поздравления и принимал подарки. Его жена ему под стать фигурой, испугано рассматривала родственников мужа, явно не ожидала такого, по ее мнению, великосветского приема. На свадьбе присутствовали почти все первые лица города. Галя перед свадьбой познакомилась с ней, высказала свое мнение о будущей жене Олеся:
-Деревня деревней! Я думала она из Киева, а она из деревни, работала официанткой в офицерской столовой. Там ее и приметил Олесь.
После свадьбы Олесь повез жену в новую квартиру, которую купил год назад.
Говорят, прежняя пассия Олеся при встрече чуть не выдрала волосы его жене.

В преддверии предстоящих президентских выборов зарегистрироваться решили неимоверное количество кандидатов, свыше сорока человек.
Николай ворчал:
-И мне, что ли, пойти податься в президенты! Уж если такие личности, как ужгородский голова Ратушняк, да нацист Тягныбок хотят стать во главе государства, полагаю я честнее их и грамотнее.
И вздыхал: «Жаль, что я не политик!». Знал сколько для этого денег надо и откуда они берутся у кандидатов. Там нет ни одного честного политика за редким исключением. В итоге зарегистрировались восемнадцать человек. Среди них такие одиозные фигуры, как самовыдвиженец Арсений Яценюк, который будучи на посту спикера до такой степени зарекомендовал себя безвольным и  недалеким, что его всерьез никто не воспринимал. Дали ему кличку «Кролик», избиратели махали у его офиса морковкой. Пройдет всего три года и этот «Кролик» еще проявит себя, наступит его звездный час. Ринулись в гонку все лидеры крупных и мелких партий:  коммунист Симоненко, социалист Мороз, Тигипел - Трудовая Украина, и так далее. Ющенко сколько раз отговаривали не вступать в гонку, его рейтинг ниже плинтуса, он упрямо шел вперед, доказывая, что его президентское правление является самым успешным за всю историю суверенной Украины. По итогам выборов он едва набрал пять с половиной процентов, что не мешало ему впоследствии утверждать в своем успешном президентстве. Его обогнал даже Яценюк, которого никто сначала не принимал всерьез. Что в таком случае говорят кандидаты о низком проценте? Происки врагов и подтасовку бюллетеней! Как и следовало ожидать, во второй тур вышли Янукович и Тимошенко. Перед первым туром, Тимошенко попросила президента Грузии Саакашвили прислать грузинских наблюдателей. Тот пообещал прислать грамотных, опытных наблюдателей, и на Украину ломанулись более двух тысяч наблюдателей. Им отказали в регистрации, поскольку стало известно - среди «опытных и грамотных» нет ни одного человека с опытом наблюдателя на выборах, полторы тысячи были вообще грузинскими безработными, около ста человек грузинские силовики из спецподразделений, остальные из полиции и армии. Юля подала в киевский апелляционный административный  суд иск, чтобы данных наблюдателей зарегистрировали,  в итоге,  после опубликованных телефонных переговоров Тимошенко с Саакашвили, в регистрации грузинским наблюдателям было окончательно отказано.
Не только подполковнику Николаю Орлову было ясно, что могли бы сделать на наблюдательных участках почти половина из всех наблюдателей две  тысячи грузинских засланных казачков. Уже во время выборов сторонники и противники бывшего президента говорили, ничего хорошего от нового президента стране ожидать не приходиться. Олесь Омельченко остался в Киеве, хотя новая метла вымела его с прежних насиженных мест, он остался в киевском гарнизоне, где с ним не очень считались, он получил должность, несоответствующую его званию, припоминая прежнюю его заносчивость и чванство. Олесь затаил злобу, открыто грозил: «Мы свое еще возьмем...».
Николай с затаенным злорадством спрашивал его:
-Скажи, стоило тогда, на майдане так за него задницу рвать, если он набрал процентов чуть больше жирности молока?
-Да иди ты!.. - огрызался Олесь.
-Все соратники отвернулись от него, один ты верен остался, - корил он шурина.
-На нашей улице еще будет праздник! - уверенно обещал Олесь.
Единственное доброе дело удалось сделать Николаю в полку, он в отсутствие Олеся сумел протолкнуть кандидатуру капитана Бойко на должность командира батальона с присвоением майорского звания. Которому, в свое время, Олесь обещал, что он до пенсии в лейтенантах прослужит. На это известие Олесь при встрече с Николаем криво улыбнулся и спросил:
-Дружков проталкиваешь?
-Он не друг, а боевой товарищ. К тому же он грамотный офицер, его рота заняла второе место на последних учениях, - спокойно ответил Николай
-Офицер может он и хороший, а вот как человек - дерьмо. Да и ты не лучше. Одного поля ягодки, - махнул рукой Олесь и ушел в сторону от дальнейшего обсуждения.
Николай  шел домой в полном раздумье, в стране бардак, и в полку не все ладно, все больше офицеров подвержены националистической риторике, и дома непонятно какие отношения.
 На подходе к дому встретил возвращающегося с работы, соседа Сергея  Глушко,  уставшего и не менее грустного, чем Николай.  Николай спросил:
-Что-то не вижу в твоих глазах оптимизма. Опять молодежь бузила?
-Та не! Ты газеты читаешь?
-Профессор Преображенский советовал на ночь не читать украинских газет, - пошутил Николай.
-Зря! Нашего Юру  на недолго   кышнули.
-Какого Юру? - не понял Николай.
-Та министра нашего, Луценко! - пояснил сосед.
-Чё, тож проворовался?
-Не, за це у нас не снимают. Обеспечил рейдэрский захват полиграфкомбината, на котором печатают бланки для президентских выборов.
-Зачем ему это надо?
-Та ото ж! Юля  захотела подчинить комбинат себе, а Витя (Ющенко) воспротивился. Он послал свои внутренние войска, те выдворили оттуда милицию, Юру уволили, а через час Юля восстановила его в должности исполняющего обязанности, - пояснил Сергей.
-Ну я скажу, у вас дела похлеще наших! - восхитился Николай. - Это ты из -за этого такой грустный? - спросил он.
-Та не -е! Зарплату опять задерживают, а работать заставляют по две смены. Шо там с выборами, кто кого? - спросил Сергей.
-Идут ноздря  в ноздрю. Ты сам за кого пойдешь?
Сергей махнул рукой.
-Кого не выберешь, результат будет все тот же. Оба  заботятся не о нас с тобой. Не пойду я голосовать.
И пошел тяжелой походкой в подъезд, на входе обернулся, сказал:
-Кого бы не выбрали, заходи, обмоем. Все равно повод в наличии имеется.
Во втором туре Грузия не  послала ни одного своего наблюдателя на избирательные участки Украины.
Президентом страны был избран Виктор Федорович Янукович. С этим не могла согласиться Юлия Тимошенко. Она подала исковое заявление в Высший административный суд об обжаловании президентских выборов. В иске ей было отказано, на что она решительно заявила: «Это не суд! А Янукович не легитимный президент!».
Новоиспеченный четвертый президент Янукович на радостях произнес свою речь по-русски, за что тут же получил выговор от депутата Вязиевского,  дескать, «не гоже кандидату на высший пост страны выступать не на государственном языке».
Заканчивалась двадцатилетняя эпоха независимости суверенной Украины.

Часть третья.

Подполковник Николай Орлов глядя на своего заместителя, который очень переживал о проигрыше своего кумира президента Ющенко, сказал с издевкой:
-Наверное, вы единственные в полку с Омельченко, которые так сожалеют о сбитом летчике.
-Почему? Вы не правы, пан подполковник, у нас многие в городе голосовали именно за него. Вы думаете, Янукович долго усидит в президентах?
-Поживем - увидим, - не стал спорить Николай.
Он знал,  в особом отделе он и так уже на заметке, благодаря стараниям своего заместителя. Про себя подумал: «Может дело и правда сдвинется с мертвой точки в лучшую сторону. Сколько же нам еще терпеть деградацию государственных органов». Полк стал походить не на воинское подразделение, а на сборище банды батько Махно. Обмундирование не выдавали, офицеры должны были покупать за свой счет. Купить не всегда возможно, не было в продаже некоторых мелких аксессуаров на погоны и в петлицы, даже сапог и ботинок на всех не хватало. Поэтому в строю офицеры и сержанский состав выглядели не очень браво, командиры закрывали на это глаза. Давно существовал негласный приказ, срочников оставлять служить по месту жительства, чтобы родственники им помогали, и по возможности офицеров тоже направлять ближе к родным местам.
Кстати, по мнению Николая, Янукович начал не так уж и плохо. Сразу сократил штат президентского секретариата, образовал национальный антикоррупционный комитет, подписал новый налоговый кодекс, и многое чего другого хорошего. А вот статус второго русского языка не признал, украинский язык остается единственным государственным языком. Обещал упразднить воинскую повинность в форме прохождения срочной службы в вооруженных силах. Отправил в отставку правительство Юлии Тимошенко. Это не совсем выглядело как месть, поскольку за отставку голосовало большинство в Раде и даже семь ее верных партийцев из ее же блока не поддержали ее. Николай одобрил принятие нового закона, который ограничивал уличные протесты. Надоели выходки молодчиков, которые по каждому случаю устраивали шабаш у здания городской администрации. Правда, на тот закон они наплевали, и собирались по прежнему по первому зову своих вожаков.
В этом году Николай всей семьей решил погостить у брата в Москве. Последние годы братья стали особенно близки. Разница в возрасте с годами стала не заметной. Николай признавал интеллектуальное превосходство младшего брата, у него  кругозор шире, он вращается среди большого количества умных людей, общается с иностранцами, благо владеет двумя языками, благодаря Дине в курсе всех новинок в кино и театре. Он же, Николай, дальше казармы нигде не бывал, в театры с женой не ходил и по молодости, книг не читал, - некогда. Успевал просматривать новости по телевизору, иногда смотрел юмористические передачи с молодым  и талантливым сатириком Зеленским. Он с таким едким юмором со сцены прокатывал бадеровцев, зал ухахатывался.
Он ехал в Москву с приподнятым настроением. Ему интересно, какой стала Москва с тех пор, как он учился в училище. Уговаривал жену поехать с ним, она ни в какую:
-Я! К москалям! Которые нашу родину попирают! Ни за что!
-С чего ты взяла? Они разве оккупировали Украину? Или тебе мешают преподавать украинский язык? - в сердцах высказывался Николай.
Младшая Яна тоже вторила матери:
-Не поеду. Они там размовляют на собачьей мове, противно слушать.
-А еще у москалей рога на голове выросли, - с усмешкой укоряла сестру Ева. Она согласилась ехать с отцом безоговорочно. Общими усилиями уговорили поехать и Яну.
Дмитрий ждал брата с приподнятым настроением. Ему хотелось показать брату и племянницам обновленную Москву. Ведь во время учебы на первом курсе столица выглядела серо и убого. Разбитые тротуары, у каждого метро палатки с пивом и прочей чепухой, мусорки переполненные, ветер гонял обертки и обрывки газет. Безликие дома, которые строили в спальных районах один похож на другой, убогая коробочная архитектура, негде глазу остановиться. Он вспоминал, как они с Диной посетили Венгрию, насколько их поразила архитектура столицы, которая со средневековых времен только совершенствовалась и не позволяла разрушать старинные дома. В старом городе Веспрем они так же любовались старинными улочками, необычной архитектурой, и только в центре стояла из бетонных плит коробочка, так не вписывалась она в архитектурный стиль города. Оказалось, это дар городу от членов советского политбюро. В нем располагался райком партии. Теперь это уродливое здание не знают как использовать. В советское время в Москве снесли столько памятников старины, церквей, взорвали храм Христа Спасителя, построенного в память павшим воинам во время нашествия Наполеона, член политбюро Каганович предлагал снести храм Василия Блаженного, чудом не случилось. Зато на окраинах настроили столько безликих коробочек, среди которых можно было заблудиться. Не зря режиссер Рязанов снял по этому поводу фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Зато сейчас на Москву любо дорого посмотреть, в этом есть заслуга мэра города Лужкова. Появились красивые торговые комплексы, не хуже чем в Будапеште, которые так удивили и восхитили Дмитрия и Дину. Отреставрировали старые и старинные дома, оригинальная подсветка делала их в вечернее время еще более сказочными.
Орловы купили себе двухкомнатную квартиру недалеко от прежней квартиры Дины. Они хотели квартиру Дины продать или сдать друзьям, но когда приезжали Димины родители, и останавливались в прежней квартире, чтобы не стеснять сына, решили, пусть та квартира остается гостевым домиком. Ведь в Москву часто приезжали однокурсники Димы, друзья и родственники. Наконец, через несколько лет родители Дины и Дмитрия познакомились. Родители Дины так и не смогли ни разу  съездить в Измаил. Знакомство состоялось в ресторане, но обе семьи чувствовали себя сковано, не знали о чем говорить, отец Дины вежливо расспрашивал о жизни в провинции, об Украине в целом, женщины поговорили о детях, мужчины крепко выпили, и на том расстались. Две разных семьи, разного статуса, разной ментальности мышления, они никогда не смогут говорить на одной волне. Слишком разный образ жизни разъединял их. Однако, статус кво был соблюден, сваты познакомились, теперь можно с легким сердцем передавать друг другу приветы.
Он встретил брата на Киевском вокзале, знал уже,  Галя с ними не едет, деликатно не стал при девочках расспрашивать, почему не поехала мама. Он гордо усадил их в свой «Фольксваген», и покатил по городу. Николай крутил шеей, стараясь разглядеть улицы, он вряд ли когда их видел, и даже если видел, вряд ли мог узнать. Дмитрий посмеивался: брат прожил в столице почти пять лет, и города не видел. Николай узнал только свое военное училище и прилегающую набережную, которая вела к Москворецкому мосту, он в увольнение ходил по ней к Красной площади. Дмитрий привез их домой, где Дина накрыла стол. Сын Виктор чопорно поздоровался с двоюродными сестрами, которых видел крайне редко, перескакивая через значительный отрезок времени. Вчера они были девочками подростками, а сейчас уже почти девушки. Старшая Ева вытянулась, почти догнала ростом отца, красивая и спокойная. Яна еще угловатый подросток, несколько нервная и смешная в своем украинском говоре. Ева старалась говорить по-русски, ей это неплохо удавалось, она часто разговаривала с отцом на его родном языке, Яна упорно не хотела его учить. Девочки разглядывали интерьер, несколько отличавшийся от многих квартир во Львове. Яна спросила: почему у них нет на стене портрета Бандеры? Братья переглянулись, Николай строго пояснил, в России он не является национальным героем. Уже позже, одиннадцатилетний Виктор так охарактеризовал сестричек:
-Есть люди, которые видят бублик, а некоторые дырку в бублике. Вот Янка, она видит дырку в бублике. Ей ничего не нравится, она видит только все плохое, неубранную улицу, обсыпанную штукатурку на доме и прочее. Еве все нравится. Ей Москва очень понравилась.
Родители крайне удивились взрослой логике сына. И действительно, Ева говорила, он бы с удовольствием после школы поступила в московский институт, но она не знакома с русским правописанием и русской литературой. Яна заявила, она поедет учиться либо в Польшу, либо в Германию.
После обеда Дина пошла в театр, договорились, что они придут на вечерний спектакль с ее участием, а Дмитрий поведет их показать значимые места в городе. Конечно, в первую очередь на Красную площадь и в Кремль.
Идя по городу, они еще раз прошли к бывшему военному училищу имени Верховного Совета. Николай смотрел на свое училище, которое к тому времени закрыли на капитальный ремонт, ему стало очень грустно. Прошло всего двадцать два года, когда он безусым лейтенантом покинул его стены, вроде совсем немало, но так много событий прошло за эти годы, и самое крупное, - развал СССР.
-Представляешь какие там коридоры? - спросил он брата.
-Догадываюсь, - улыбнулся Дмитрий, здание по длине несколько сот метров.
-Хотя я и сидел в нем на казарменном положении, то были лучшие мои годы, - грустно проговорил Николай.
-Очень солидное здание, - согласилась с ним Ева.
-А Кыив краще, - заявила Яна.
-Киев тоже очень красивый город, - согласился с ней Дмитрий, понимая внутренний протест девочки против восхищения городом старшей сестры. Хотя он был искренен, Киев, действительно, очень красивый город. Они бродили по центру города, магазины работали, прохожие спокойно прогуливались или спешили по своим рабочим делам, ничего не напоминало нервную обстановку в его городе Львове, где группы молодых людей проводят факельные шествия, митингуют по поводу и без повода. Во время выборов президента эти же молодые люди преследовали тех, кто агитировал не за Ющенко, всех, придерживающихся левых взглядов публично называли ответственными за преступления коммунизма.
-У вас тут шествия бывают? - неожиданно спросил Николай.
Он сначала не понял сути вопроса, взглянул на брата.
-Какие шествия?
-Митинги недовольных властью?
-А! Бывают, конечно. Договариваются с мэрией о месте и дне митинга, и вперед!
-С милицией дерутся?
-На моей памяти был такой случай на Болотной площади, тогда акция вышла за пределы дозволенного. Ситуацию быстро взяли под контроль, кому-то дали пятнадцать суток, кого-то оштрафовали, на том все и закончилось, - пояснил Дмитрий. - Какая бы власть не была, все равно найдется кучка недовольных, которые будут мутить воду. Вспомни Александра Второго, отменил крепостное право, издал кучу либеральных законов. Все равно нашлись негодяи, которые бросили в него бомбу.
Девочки шагали впереди, им неинтересно о чем говорят взрослые, они разглядывали дома, витрины магазинов, щебетали о чем то своем, мужчины вели беседу, которая занимала их умы.
-Чем объяснить, что у нас власти не могут взять под контроль выступления молодчиков, а вы справляетесь? Это говорит о диктаторских замашках вашего президента? - спросил Николай.
-Это говорит о сильной стороне нашего закона. И я всегда считаю, пусть лучше будет у нас чуть меньше демократии, и чуть больше власти у президента, чтобы не переживать очередной войны на юге, не позволять либералам клеветать на родину в которой живут ради подачек из-за океана.
-Ты говоришь штампами, как пропагандист, - хмыкнул Николай.
-Я говорю как патриот родины, которую выбрал для себя, я не предавал Украину, мы жили в единой стране, ты остался на том осколке, который отвалил от СССР, - парировал Дмитрий. - Хочется, чтобы мы тут жили мирно и спокойно. Хватит с нас Чечни, научены горьким опытом. А на Украине все только начинается. Никогда восток не сойдется во мнении с западом, того и гляди вспыхнет конфликт на этой почве. А это уже и гражданской войной попахивает.
-Я раньше всегда готов был спорить с тобой, считал себя правым. Если бы я попал служить не во Львов, а куда-нибудь на юг или восток Украины, я бы до сих пор спорил с тобой, утверждая, что жизнь на Украине лучше, - выговорился Николай.
-А что, при Януковиче жизнь не наладилась? - спросил Дмитрий, хотя полагал он знает больше, чем брат, который сидит во Львове, в окружении людей совсем другого ментального мышления, чем остальная Украина, а Дмитрий собирает материалы по всей Украине для политических обзоров.
-Сначала он править начал вполне обнадеживающе. Бьется за увеличение властных полномочий. Не получилось у нас с парламентской республикой. Сидят в Раде  придурки, им дали власть, они о родине быстро забыли, сидят и грызутся между собой, как пауки в банке. Начал выстраивать вертикаль власти, которую Ющенко окончательно разрушил. Возбудили уголовное дело против бывшего президента Кучмы за заказное убийство журналиста, добрались и до Юлии. Против нее еще шесть лет назад возбуждалось уголовное дело за дачу взятки, нужно знать Юлю, она тогда выскользнула, а сейчас ею занялся независимый аудит из США, они накопали на нее столько говна,  даже ее покровители долго чесали репу. Из ее правительства пересажали многих бывших министров, и до министра МВД Луценко добрались, - рассказывал Николай.
-Все это замечательно, только ты к чему подводишь? Чувствую, ты как на прежних, советских совещаниях: у нас все здорово, но вместе с тем… - перебил его Дмитрий. Николай рассмеялся.
-Точно! И вместе с тем! Лучше народного депутата из Крыма Грача не скажешь, тот ему выдал в прямом эфире: обещал русскому языку статус государственного, и не выполнил. Обещал вхождение в Таможенный союз и единое экономическое пространство с Россией, - тоже мимо. Обещал повышение зарплат и пенсий, - не выполнил. Обещал развенчать дело Ющенко по героизации фашиствующих элементов, отменить указы по присвоению героев Бандере и Шухевичу, - тишина. Как было при Ющенко, так все и осталось при Януковиче, никто не мешает националистам преследовать ветеранов войны, не согласных с их политикой, маршировать по улицам, грабить и запугивать бизнесменов. Коррупция в стране достигла своего апогея, миллиардеры богатеют, народ нищает. Помнишь, я упрекал тебя за Ельцина, который свою дочь пристроил на государственную службу? Так вот, наш Янукович своих сыночков пристроил на самые хлебные места, которые самым бессовестным образом отнимают у других бизнес, - Николай шумно выдохнул после такой длиной тирады, обреченно произнес: - Сейчас, думаю, я бы тоже остался в России, если бы не родители. Не могу их оставить. Да и люблю я свой Измаил. Уйду на пенсию, уеду доживать свой век в Измаил.
-И я его люблю. И по родителям скучаю, старенькие они уже, им сейчас как никогда нужна поддержка. А мы с тобой вдалеке от них. А как же девочки, они же не поедут с тобой.
Николай вздохнул.
-Не поедут, - подтвердил он. - Они выросли. У них своя дорога. Выйдут замуж, вылетят из гнезда, родители будут им не нужны. Из-за них меня в полку почитают за приспособленца. Дескать, идеологию ихнюю не поддерживаю, но и не отрицаю. Упорно вне строя говорю на русском языке. Правильно считают. Приспособленец я. Понимал, если выступлю открыто, вытурят меня из армии. Не этого я опасался. Думал, как же девочки останутся без меня? Потерплю еще немного. Окрепнут они, начнут понимать что-либо в этой жизни, а так попадут под влияние жены и бабушки с дедушкой, будут так же шастать по городу с факелами, - с горечью говорил Николай.
Нагулявшись по городу, они увидели кафе и решили зайти попить кофе и отдохнуть.
-У вас тут тихо, - высказалась Яна.
-Что ты имеешь ввиду, - не понял Дмитрий.
-Пацаны не шумят, не ходят толпами и не орут. Девок не чепляют…
Мужчины только улыбнулись.
Вечером повели девочек на спектакль с участием Дины. Шла комедия, и по тому, как смеялась на некоторые реплики Яна, Дмитрий понял, она на слух хорошо воспринимает русский язык, все же в семье Николай разговаривал с дочерьми по-русски, и хотя Яна противилась отвечать на нем, она все же понимала его достаточно прилично. Потом она говорила, из всего, что она видела в Москве, ей больше всего понравился театр и участие в нем тети Дины. Мужчины купили букеты цветов, вручили их девочкам, чтобы они по окончанию спектакля преподнесли их Дине.  Они встретили ее после спектакля, счастливые все вместе пешком пошли через вечерний город в сторону дома.

Когда после недельного пребывания в гостях, на вокзале прощались с братом и его дочерьми, Дмитрию было очень грустно. Он тогда еще не знал, что очень и очень долго не увидит своих племянниц.

*  *  *
Летом тринадцатого года у Дмитрия и Дины совпал отпуск, они  решили втроем поехать в Измаил на своей автомашине. Матери Дмитрия исполнилось шестьдесят пять лет, они хотели порадовать мать своим приездом. Тринадцатилетний сын Виктор только приветствовал вояж. Такого дальнего путешествия на автомашине они еще не совершали. До границы ехали без приключений. Дина опасалась, на территории Украины начнутся проблемы из-за российских номеров на автомашине. Границу пересекли довольно спокойно, успели сходить в «Дюти-Фри», закупились беспошлинным заграничным спиртным. Первую остановку сделали в Чернигове. Посмотрели с удовольствием достопримечательности древнего города, рассказали сыну о роли черниговских князей в жизни древней Руси. Церкви времен черниговских князей ухожены и открыты для посещений. Дина с любопытством рассматривала древности города, о которых ранее учила в школе. Зашли в обменный пункт валюты, поменяли рубли на гривны и поехали дальше. До Киева оставалось не больше ста километров.  Доехали быстро. Не переезжая Днепра остановились в гостинице справа от трассы. Перекусили, Дмитрий предложил:
-Давайте поедем в центр города, покажу вам достопримечательности Киева. Я сам был в Киеве еще школьником.  Кстати, туда можно доехать в метро.
Виктор проголосовал первым за поездку, опасаясь, что мама может сослаться на усталость. Но Дине тоже интересно осмотреть хотя бы небольшую часть города, в котором никогда не бывала. Сели в метро, доехали до станции «Хрещатник», вышли, Дмитрий по памяти повел их в сторону площади Независимости, затем они прошли к памятнику Богдана Хмельницкого, успели сходить к Лавре, но не успели пройти через катакомбы, поскольку был уже вечер и Лавра закрывалась. Сфотографировались на фоне известных церквей, пошли в сторону метро, чтобы вернуться в гостиницу.
-Очень красивый, европейский город, - высказалась Дина.
А Дмитрий про себя отметил, нет на улицах никаких митингов, за всю дорогу до Киева никто не обращал внимания на автомашину  с российскими номерами. Никто к ним не приставал слыша русскую речь, все вокруг говорили по-русски. «Мы журналисты сами нагнетаем обстановку, а потом ее опасаемся», - подумал он. Да и Дина тоже отметила,  нервозность ее оказалась беспочвенной. На следующее утро выехали на трассу, ведущую в Одессу. Трасса на удивление великолепная. Правда, позже ему сказали, это единственная трасса, которую отремонтировали за последние годы, в основном дороги везде убитые. В этом Дмитрий убедился, когда не доезжая до Одессы свернул на дорогу, ведущую в Измаил. Вот тут началось истинное испытание подвески автомобиля. Колдобины и ямы были на всем ее протяжении.
-Как в войну бомбили, так с тех пор и не ремонтировалась, - высказал свое мнение Виктор.
-Это точно! - согласился с ним Дмитрий.
Дома их с нетерпением и беспокойством ждали. Одно дело, когда дети прибывают поездом, другое - когда едут своим ходом. Мало ли чего может случиться в дороге. Они облегченно вздохнули, когда Дина по мобильному телефону сообщила им, они въехали в город.
Встречали их за воротами, стояли у дома, ждали, Дмитрий еще на подъезде заметил, как постарел отец. Седина покрыла голову полностью, он сгорбился, одежда на нем  мешковато висела. Мать более моложава, хотя и ее годы не пощадили. За это время умер муж старшей сестры Владимир Иванович, умер так же сосед Петрович, о чем они знали из телефонного разговора. Дмитрий посылал из Москвы тете Варваре свои соболезнования. Первым из машины выскочил Виктор. Еле разминая затекшую спины от долгого сидения, вышли Дина и Дмитрий.
-Господи, Витенька, да когда же ты успел так вымахать, - удивлялась бабушка, обнимая и целуя внука. Тринадцатилетний внук был уже выше ее.  Объятия и поцелуи. Мать заторопилась:
-Загоняй автомашину во двор. Ваня, открой ворота, - велела она мужу.
-Я, папа, сам, - отстранил его Дмитрий, распахнул ворота, увидел пустой гараж, спросил: - Папа, а где твой «Москвич»?
-Отдал Олегу. Стар я уже на нем ездить. Молодой семье он нужнее, - пояснил отец. - А у тебя что  за агрегат? - кивнул он на автомашину.
-Немецкий «Фольксваген Пассат», - пояснил Дмитрий.
Отец обошел машину, заглянул внутрь, одобрительно высказался:
-Умеют фашисты делать машины.
-Почему фашисты? Немцы фашизм давно осудили, - возразил Дмитрий. - А вот у нас, на Украине, он возрождается.
-Это точно! Ходят здесь придурки по проспекту, кричат: «Слава Украине, героям слава!». Каким героям? Если только недобитков, последователей Бандеры, да второго, как его?..
-Шухевича? - подсказал Дмитрий.
-Его, - кивнул головой отец.
-И как к этому в городе относятся?
-Как? - пожал плечами отец. - Никак! По разному. Кто против, те молчат. Кто за - кричат. Если милиция их не останавливает, чего же простому труженику у них на пути становиться. Получишь дубинкой по горбу и от милиции, и от нацистов. Пойдем в дом.
-Виктор! - окликнул сына Дмитрий. - Вынимай вещи их машины.
Прошел в дом. Ничего не изменилось, как было в доме в его детские годы, так все и осталось. Те же вышивки гладью на стене. Фотографии в рамках. Старый румынский шкаф с круглыми зеркалами, который достался матери в качестве приданного. Швейная машинка «Зингер» начала века, так же стояла в углу.
Вымыл руки, спросил мать:
-Колька обещал приехать или нет?
-Обещал. Только без жены. Никак она не хочет видеть нас. Что мы ей плохого сделали? Принимали, как родную, - с огорчением проговорила мать.
-Она против вас ничего не имеет. Ей не нравится русскоговорящий город. Так уж она воспитана, - пояснил Дмитрий.
-Не повезло Коле с женой, удивляюсь, как они до сих пор не разошлись. Тебе ничего не рассказывал, когда приезжал к тебе?
-В подробностях нет. Обмолвился, что с выбором жены поспешил, купился на ее внешнюю красоту. Живут они мирно, но врозь. Николай сказал, поднимет девочек, а там будет решать, как ему быть в дальнейшем. У него выслуга лет есть, может уйти на пенсию.
-А жить где останется? Во Львове? - настороженно спросила мать и с тревогой посмотрела на сына, вдруг он подтвердит ее опасения.
-Не думаю. Что его там может держать? Квартира и та не его. Купил на свои деньги, оформил на жену и девочек. Сказал, вернется в отчий дом, то бишь, к вам, - пояснил Дмитрий.
-Дай то Бог! - облегченно отозвалась мать.
-Что еще нового у вас, мама?
-Да что может быть у нас нового? Живем… Пойдем, за столом поговорим.
Дина с Виктором успели за это время сходить в огород, Виктор сказал, он помнит, как он ходил туда с девчонкам, своими двоюродными сестрами, хотя ему в то время было всего лет пять.
-Сейчас Варя и Оля придут, звонили. Я им сказала, чтобы к шести вечера приходили, - сообщила мать.
-Вот и славно. Рад буду видеть их.
Дина достала из чемодана подарки матери, халат, теплые тапочки. Отцу подарили набор инструментов в чемоданчике.
Отец разглядывал никелированные инструменты, восхищенно цокал языком:
-Мне бы такие лет двадцать назад. А сейчас такие  можно поставить в сервант  и любоваться ими.
-Да брось, папа, ты еще в силе, - поощрил отца сын. - Пользуйся.
Они прошли в беседку, виноградные листья плотно укрывали ее от палящего солнца, виноград не наливался еще спелостью, висели большие зеленые грозди, обещая изрядный урожай.
-Папа, а вина хватило до лета? - спросил Дмитрий. Отец, как и прежде, каждую осень давил виноград на вино.
Осталось совсем немного. Мы сами его почти не пили, продавали. И в этом году сделаю для продажи. Пенсия у нас сам знаешь какая? - отозвался отец.
-Я привез крепкое спиртное, - показал он на бутылки.
Отец рассмотрел этикетки, повертел в руках бутылки, прочитал: «Баккарди», на другой «Кубинский Ром», далее «Виски».
-Да-а, такое у нас только в барах увидеть можно. Стоят, как вертолет. Нам такое уж ни к чему. Мы к винцу привычные. Но попробовать можно.
Мать услышала, проворчала:
-Пробовальщик! Смотри у меня! Не загнулся бы!
-Грех, такое не попробовать. Может последний раз в жизни. Счас, вот, Леня придет, мы и отведаем заграничного зелья.
С тетей Олей пришли муж Леонид Васильевич, и Олег с женой Алей. Дмитрий долго прихлопывал по спине возмужавшего Олега, обнимал родственников, отметил про себя, время не щадит их. Все понемногу постарели. Да и сам Дмитрий далеко не юноша. Мать все сокрушалась, что у них нет больше детей, а Виктор уже почти вырос. Отговорка одна: не та у жены профессия, чтобы обзаводиться детьми. Хотя все понимали, это всего лишь отговорка. Ольга Петровна обнимала Дину и все приговаривала:
-Ты же теперь у нас звезда! Мы всем соседям с гордостью говорим, если видим тебя в кино: це наша невестка.
-Это для вас звезда, а для меня наказание, - остудил их пыл Дмитрий. - Хорошо смотреть ее на экране. А что за этим? Бессонные ночи, частые отлучки, Витька больше у бабушки жил, это сейчас он взрослый, может и один посидеть, если мы задерживаемся.
-Да, горек хлеб актрисы, - подтвердила и Дина.
-Однако на калач не променяешь, - проворчал Дмитрий.
-Не променяю. Уж раз назвалась груздем, чего уж тут менять профессию, - отмахнулась она от мужа. Потянулась, проговорила: - Как же у вас тут хорошо! Покойно! Воздух чистый, тишина, умиротворение.
-А че ж воздуху быть поганым? - прогудел Олег. - Все предприятия угробили, коптить некому.
-У нас и раньше не очень коптили, - возразил его отец Леонид Васильевич. - Консервный находился далеко за городом, остальные тоже…
-Та лучше бы они коптили, работа бы у людей была, - проговорила тетя Оля. Олег тоже заинтересовался машиной Дмитрия, осмотрел ее со всех сторон. Расспросил сколько лошадей, какая скорость и прочее, что интересует любителей автомашин. Позже подошла тетя Варя. Всплакнула, обнимаясь с племянников. Вот и нет теперь ее мужа, приходиться приходить одной. Рая на работе, может придет, а может и задержаться.
Дина переговаривалась с женщинами, Олег наклонился к Дмитрию.
-Ты слышал, как мы тут праздновали тридцатилетие независимости? - обратился он к Дмитрию.
-Не слышал, а видел. Смотрел по компьютеру. Шли по проспекту  со сто метровым флагом, скандировали: «Бандера, Шухевич герои Украины!». Затем у памятника Шевченко мэр толкал трогательную речь, рассказывал, как Украина веками боролась за сою независимость теперь вы стали настоящей нацией — европейской, гордой, патриотической и одухотворенной, и каких высот достигла Украина за эти тридцать лет. Он еще патетически тыкал пальцем в полотнище, сказал, что под этим знаменем наш город выстраивает благополучное будущее для своих детей, внуков на благо родной Украины.
-Ага! Ты прочти, что ответил на его речь в своем блоге один умник, точно в духе Тараса Бульбы турецкому султану…
Олег протянул мобильник, в котором Дмитрий прочитал:  «… готовность к международной интеграции, к преобразованию, к улучшению уровня жизни своего народа, - высказал пожелание мер Абрамченко. Я таки имею  задать один вопрос этому шлемазлу, который гордо придумал себе шо он мэр: А вы таки точно живете в етой стране, и в частности, в Измаиле? А ну вытащите свой кривой палец из жёпы вашей губастой любовницы и покажите мине на те улучшения жизни ВАШЕГО народа! В каком месте те улучшения видны из-за плечей вашей охраны? Не из бара «Берег» вы смотрите на те улучшения? Так оттудва токо Румыния видна или ви нас туда интегрировать будете, чтобы наконец-то мы все почувствовали про те улучшения? Не зря тебе в свое время Порошенко шнобель бил - оказывается было за шо! По брехливости ты даже его переплюнул».
Дмитрий улыбнулся.
-Смело! - проговорил он. -А Порошенко - кто это?
-Та наш премьер… Так мэру еще на воротах написали: «Брехун!».
-У вас тут подполье иметься, судя по высказываниям?
-Подполье или не подполье, а людей, недовольных положением вещей и властью, - достаточно! - кивнул Олег.
Посудачили, женщины перемыли косточки мэру и всему его окружению, потом махнули рукой, затянули украинскую песню, певучую и мелодичную. Застолье, как всегда затянулось до полуночи. Отец с Леонидом Васильевичем изрядно напробовались заграничных крепких напитков, да и Дмитрий с Олегом тоже порядочно захмелели. Домой Олег шел подпираемый с двух сторон матерью и женой. Жена Олега подталкивала в спину, если мужа и тестя  слегка вело в сторону. Николай, уставший с дороги и захмелевший, упал и уснул сном богатыря после трехдневного боя с врагами.
Наутро отец встал с головной болью. Мать ругала его:
-Старый дурак, дорвался он до заграничного дерьма, страдай теперь!
 И наливала ему огуречного рассола.
Да и Дмитрий чувствовал себя не лучшим образом.
Через три дня приехал Николай. Один. Потухший, молчаливый, без прежнего энтузиазма.
-А девочек почему не взял? - спросила мать. О жене не спрашивала, знали, она не приедет.
-Ева готовиться к вступительным. Яна ехать отказалась, - пояснил Николай.
Потом уже, сидя с братом в беседке, Дмитрий расспрашивал его о жизни, отметил, что за все время дороги они не заметили какого-либо негативного отношения к себе, несмотря на российские номера и паспорта россиян в гостинице, в которой они останавливались. Николай грустно покачал головой.
-Все же запад и восток Украины, два разных лагеря. Вряд ли бы вы проехали по Львовской области с российскими номерами. У меня такое ощущение, это затишье перед бурей, - проговорил он.
-Почему ты так думаешь?
-Янукович чудит. Юлю в тюрьму посадил. Понятно,  по ней давно тюрьма плачет, наворовала на сто лет вперед. Но выглядит это, как мелкая месть дорвавшегося до власти чиновника. За это ему достается в Европе. То он за соглашение с Европейским союзом, то он против. Понимает, со вступлением в ЕС лишится Украина многого, это прямая угроза аграриям и машиностроению. Накроется то и другое медным тазом. И с Россией хочется и колется, но не поймут его наши олигархи, которые рвутся на просторы Европы. Он между молотом и наковальней.
-А народ чего хочет?
-Народу хочется в Европу. Там мясо жирнее и хлеб вкуснее. Кто-то брякнул, что там любой рабочий получает не менее тысячи евро в месяц. При нашей зарплате в сто, двести евро, это их впечатляет. Немногие понимают, нас не захотят видеть в Европе как соперников. Мы для них дешевая рабочая сила и источник обогащения. Высосут из Украины все соки и пошлют подальше, - ударил себя по коленке Николай.
-В этом ты прав. Что-то ни одна их Балканских стран не стала богаче от ассоциации с Европейским союзом, - напомнил Дмитрий.
-То-то и оно! - кивнул Николай.
-И чем это может закончиться?
-Кто знает? Все зависит от воли президента. Народ побузит, конечно. И тут надо держать бразды правления в руках крепко.
-Удержит? - с недоверием спросил Дмитрий.
-Должен. Иначе зачем же мы его выбирали? - не очень уверено ответил Николай. Дмитрий уколол:
-Да вы и Ющенко выбирали. А закончил он с пятью процентами доверия.
-Я его не выбирал. А те, кто за него горой стояли, им было выгодно, чтобы пришел такой, который продвигал нациков, поощрял олигархов, он типичный ставленник США. Его жена американская подданная, гражданство Украины приняла после того, как он стал президентом. При нем американских советников в стране стало в разы больше. Они теперь у нас сидят не только во всех значимых предприятиях оборонного значения, но и лезут в наши армейские дела, их в полки назначают  инструкторами. Такое впечатление, что правительство у нас расположено в посольстве США. В Одесском округе от их инструкторов отказались, из Крыма вежливо попросили, зато у нас их встречают хлебом и солью. Они смотрят на нас, как на аборигенов. Я тут одному чуть морду не набил, - рассказывал Николай.
-Знакомо с инструкторами и советниками. У нас при Ельцине тоже до хрена было этих советников. Чуть Россию с их советами не профукали. Путин их всех выдворил.
-И правильно сделал. Они же не работают на укрепление иностранного для них государства, а стараются его ослабить до такой степени, чтобы в будущем они не стали для них конкурентами. Ко всем бедам у нас партия «Свобода» набирает силу, президенту приходиться действовать с оглядкой на нее. Они в большей степени за Ющенко и агитировали. И очень недовольны Януковичем, вставляют палки в его реформы, гадят по-мелкому, они как курочки, которые по зернышку клюют, а потом весь двор обгаживают. Они там пакость сотворят, в другом месте выступят, а у всей страны голова болит. Иностранцы недовольно головой качают, но ничего не делают, чтобы осудить. Слышал о них? - спросил Николай.
-Слыхал. Радикальная партия. Олег Тягнибок там командует. Их даже западные политики считают неонацистской партией. Все же я продолжаю отслеживать политическую жизнь Украины, - пояснил свою осведомленность Дмитрий.
-Точно. Лучший друг моего шурина Омельченко, - кивнул Николай.  Провозглашает  главенствующую роль украинского языка, ратует за возрождение ядерной державы, выступают за признание заслуг ОУН -УПА, выражают ярый антисемитизм, и никто здесь за это их не критикует, сносят памятники Ленину, и прочее.
-Это же они разгоняют ветеранов войны, ударная сила партии, я как-то писал о их художествах, наши очень осторожно отзываются о них, считается вмешательством во внутренние дела братского государства, - пояснил Дмитрий.
-Ты поосторожнее пиши. Ты статьи о конфликте с Грузией подписал своим именем, здесь в определенных кругах восприняты с большим недовольством. Я полагал, тебя на границе могут задержать и не пустить сюда. Видимо, ты еще не фигурируешь в компьютере как персона нон-грата. Насчет братской республики  - сейчас спорно. Простые люди, конечно, считают русских родными по крови. Западная Украина никогда не считала Россию братской. И оппозиция старается как можно дальше абстрагироваться от России. Для этого и нужны такие радикальные партии  и тягнобоки. Эта партия рвется к власти. И хотя процент вхождения в парламент невелик, в некоторых городах они уже заседают в местных советах, - пояснял брату обстановку внутри страны Николай.
-Самое печальное - их не одергивают. Это слабость власти или сила партии? - спросил Дмитрий. По всевозможным отчетам и публикациям он, как политический обозреватель, знал истинное положение в Украине. Но ему интересно знать мнение брата, как человека, который живет непосредственно в самом воинствующем городе, на своей шкуре ощущает все прелести некого двоевластия в стране.
-Полагаю, слабость власти. Как ты думаешь, неужели нельзя более жестко отреагировать на их вылазки? Их лидер Тягнибок спилил ограду вокруг Верховной Рады, под предлогом - народ должен свободно общаться с депутатами. Что это за народ, которые хотят общаться напрямую с депутатами, ты понимаешь. А в мае они высадили дверь в сессионный зал, им все это сходит с рук. И что? Неужели нельзя решительно дать ему и его приспешникам по рукам?! В парламенте одна Ирина Фарион чего стоит? Она призывала с трибуны сравнять Москву с землей, превратить ее в пыль. За ее высказывания ни один бы порядочный человек не подал бы ей руку, а она у нас в парламенте заседает, - с внутренним возмущением говорил Николай.
-Видишь, братик, как тебя просветили ваши политические деятели, - толкнул в плечо брата Дмитрий. - А ты раньше спорил, что это и есть свобода слова, истинная демократия. А Путин у нас узурпатор, который зажимает свободу слова. Кстати, превратить Москву в пыль и даже кинуть на Россию атомную бомбу призывала и Юля Тимошенко. Уровень ненависти зашкаливает.
Подошла мать.
-Вы опять о политике? Седина в голове, а вы все не успокоитесь.
-Что поделаешь, мама, в спокойном государстве о политике не вспоминают. Разве вы с отцом в брежневские времена рассуждали о политике?
-Да Бог с вами! Какая политика? Жили не богато, зато спокойно. А сейчас  еще беднее, и душа болит. В основном за вас.
-Ничего, мама, изобилие пережили, и голодовку переживем, - пошутил Николай. - Вы после войны и не такое переживали.
Разговор услышал отец, вклинился в разговор:
-Были и хуже времена, но не было подлей, - веско высказался он.
Николай побыл всего три дня и укатил назад, у него в части неспокойно, анархией попахивает. Прощались, крепко обнявшись. Словно чувствовали, увидятся не скоро, и увидятся ли?
Так же с грустью прощался потом с родителями. Жалко их стареньких оставлять одних. Мать, всегда крепкая при расставаниях, на сей раз не выдержала, заплакала. И отец украдкой смахнул слезу. На душе было тяжело.
-Вы приезжайте каждый год, не забывайте нас, - напутствовала мать.
-Да что вы, мама! Как мы можем вас забывать, - говорила Дина, обнимая стариков.
-Вы поосторожнее в дороге, не гоните шибко, - советовал отец.
Отъехали, оглянулись, одинокие, сгорбленные родители смотрели вслед, мать крестила их на дорогу. На душе было тяжело, самому хотелось заплакать.

*  *  *
  Не знал тогда Николай, что все, что происходило тогда в стране, - это всего лишь цветочки. Ягодки начались в ноябре, всего лишь через четыре месяца с тех пор, как он встречался с братом в отчем доме в Измаиле.
Началось с того, что президент Янукович приостановил подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В центре Киева собралась толпа недовольных этим решением. По телевизору показывали картинки из Киева, где милиция довольно жестко разогнала протестующих, били женщин и студентов, все это демонстрировали по телевизору.  Организовывали нападения на протестующих сомнительных элементов. В ответ на площадь пришли тысячи человек с требованием отставки президента и правительства. На площади устанавливались палатки, митингующие готовились к многодневному протесту. Первого декабря силовиков вытеснили  с площади Независимости,  митингующие начинают строить баррикады. В это время на Банковской улице силовики пытаются вытеснить митингующих, избивают дубинками людей, при этом достается журналистам. На Европейской площади выступают активные защитники Януковича. Вместе с тем президента покидают соратники, олигархи, спешно выходят из партии Регионов мэры, главы администрации, депутаты. Подает в отставку заместитель генерального штаба армии генерал-лейтенант Думанский. Окружение Януковича покидает Украину.  Президент понимает, противостояние достигло апогея, нужно договариваться с организаторами майдана. Договориться не удалось.
Все это офицеры полка и солдаты смотрели в актовом зале по телевизору, хотя и в самом Львове молодежь заполнила площадь перед заданием администрации, многие офицеры оставались ночевать в части, ехать через весь город сквозь толпы митингующих, когда общественный транспорт не ходит, добираться домой весьма проблематично. Хорошо, что Николай жил в получасе пешком от части. Как военный человек, и учитывая предыдущий опыт, он хорошо понимал, что подобные акции спонтанно не происходят, ими руководят. Плохо, что партийная оппозиция полностью подпала под влияние западных служб, особенно американского посольства. Он понимал, Украина теряет собственный суверинет.
Во Львове и других крупных городах западной Украины поддержали митингующих в Киеве своими протестами у местных администраций. Ночью, в конце ноября, в Киеве палаточный город силами милиции снесли, что только подстегнуло протестующих, начали создавать формирование отрядов самообороны. Послышались антиправительственные  лозунги, а Януковича не ругал только ленивый. Лидеры трех оппозиционных партий образовали «Штаб национального сопротивления». Тут же обнародовались во всей красе националистические группировки «Тризуб имени Степана Бандеры», «Патриоты Украины» - социал-националистическая военизированная организация, Украинская народная самооборона, выступали с крайне радикальной риторикой. Несколько автобусов с воинствующей молодежью выехали из Львова в Киев.
  К тому времени в Киеве появились уже первые жертвы. А во Львове молодчики занялись откровенным грабежом и погромами. Сторонники оппозиции захватили несколько административных зданий, разгромили Лычаковский райотдел милиции, из Франковского отдела милиции мародеры вынесли оргтехнику, табельное оружие,  милицейскую форму, грузят на автомашины мебель. Похищено более тысячи автоматов и пистолетов, тринадцать тысяч боеприпасов. Банки и магазины спешно закрывались. Милиции на улицах не видно. Городом управляла разгоряченная безнаказанностью толпа.
Офицеры обсуждали между собой события в столице и городе. Кто-то одобрял позицию протестующих, поскольку терпеть дальше коррупцию, низкие заработные платы, безработицу и разгул преступности, терпеть уже не возможно. Некоторые удивлялись, кто за все это платит, если денег не хватает на самое элементарное. Тут же сами себе задавали риторический вопрос: «Если грабить магазины и громить полицейские участки, коррупции станет меньше?». В разгар разногласий приехал в часть полковник Олесь Омельченко.
Для него настал звездный час. Первого декабря произошло массовое столкновение протестующих с милицией. Захватили несколько административных зданий, попытались взять силой здание президентской администрации. Силы протестующих дрогнули. В минуту нервозного противостояния Олесь  предложил свои услуги «коменданту» Евромайдана Андрею Порубию, познакомил их Олег Тягнибок. Он предложил силами военных оттеснить милицию. Порубий доброжелательно отнесся к предложению Омельченко, только сказал, что рано использовать вооруженные силы, их могут обвинить в военном перевороте. А он хочет, чтобы со стороны все выглядело мирно. Дескать, люди восстали против коррупционеров, им надоела нищенская жизнь, им противна ориентация президента на Россию, которая может ввести свои войска на помощь Януковичу.  Да и не очень надежен комендантский полк, они Януковичу сочувствуют.
-Я могу организовать приезд в Киев мотострелковой воинской части из Львова, я в нем раньше служил, там у меня есть надежные ребята. Они, в случае чего, помогут, - пообещал Олесь. - Наша рота на первом майдане стояла в резерве здесь, в Киеве. Не давали прорваться к избирательной комиссии сторонникам Януковича, - напомнил о своих былых заслугах Олесь. Тягнибок подтвердил сказанное, ручался за Олеся, на него можно положиться.
-Добре! - одобрил Порубий. - А кто там командир полка?
-Командир недавно был уволен, не прошел люстрацию, он при советах возглавлял комсомольскую организацию города.
Тягнибок довольно улыбнулся.
-Закон так и не вступил в силу, а уже действует. Не зря поднимал я в Раде несколько раз этот вопрос. Кто там командует полком? - спросил он.
- Сейчас исполняет обязанности мой шурин, Орлов Николай Иванович.
-Надежный?
Олесь помялся.
-Он очень хороший служака,  предпочитает в политику не лезть. Считает, офицер должен исполнять приказы, а не заниматься политикой. Поступит официальный приказ, выполнит, как миленький, - пообещал Олесь.
-Нет, тут рисковать нельзя. Вздыбиться в последнюю минуту. А кто еще там может командовать полком? - высказал опасение Порубий.
Олесь задумался, потом предложил:
-Я могу возглавить полк, - предложил свои услуги Олесь. - Только нужен из  министерства обороны приказ о переводе.
Порубий с Тягнибоком переглянулись.
-Сможешь связаться с Яценюком? - спросил Порубия Тягнибок. - Пусть он свяжется с министром обороны.
-Лучше бы такого надежного человека иметь под рукой, - высказал сомнение Порубий. - Вдруг, правда, российские войска перейдут границу в помощь президенту. На военную агрессию мы должны ответить военным противостоянием.
Тягнибок пошмыгал носом, взглянул на коллегу по майдану, молчаливо давал понять, нужно искать выход.
-Получим приказ о назначении полковника Омельченко командиром полка, и откомандируем сюда. Вместо себя оставит исполняющим обязанности своего шурина, - тут же обратился к Олесю. - Возникнет надобность, через сколько времени полк может оказаться здесь? - спросил Порубий.
-В шесть утра выедут, к вечеру будут здесь, - пообещал Олесь.
Через месяц полковник Омельченко получил новое назначение, приехал с приказом министра обороны о назначении его командиром полка. Собрал офицеров, произнес краткую речь. Утверждал, наступают новые времена, когда Украина наконец встанет с колен, навсегда разорвет свои связи с Россией, начнет строить новую Украину. В связи с отбытием в командировку в Киев, зачитал приказ о назначении исполняющим обязанности командира полка полковника Орлова,
На совещании офицеров, полковник Орлов задал вопрос новоиспеченному командиру полка:
-Что нам делать, если толпа нападет на часть, попытается захватить наши склады с оружием?
-Держать оборону, - ответил командир полка.
-Чем? Саперными лопатками? Вы знаете сколько теперь оружия на руках у этих молодчиков? - возразил Дмитрий.
-Не драматизируйте. Эта толпа вполне управляемая. Никто не даст им указания набрасываться на воинскую часть, - отрезал Омельченко. - А охрана полка при себе имеет боевое оружие, - напомнил он.
Кто-то за спиной из офицеров пробурчал в воздух: «Кто же отдает приказы управляемой толпе громить отделы милиции?»
Один из командиров батальона спросил:
-И кто даст приказ караулу открывать огонь на поражение в случае нападения?
Повисла пауза. Наконец Олесь проговорил:
-Тот кому это положено! - веско заметил он. - Кому подчиняется часовой? Начальнику караула! Вот он и даст приказ стрелять. По верх голов! Из крупного калибра для устрашения. А если ситуация будет усугубляться, я решу и согласую с кем надо, как нам дальше действовать, - закончил совещание полковник Омельченко. Он отпустил офицеров, Николая попросил остаться.
-Я побуду здесь, решу все вопросы с местным руководством, и уеду обратно в Киев. Ты останешься исполняющим обязанности. В министерстве  согласовано. Жди от меня дальнейших указаний, - напутствовал он шурина. - Да смотри, не подведи меня, я за тебя там поручился, - постучал костяшками по столу Омельченко.
-Ты лучше скажи, чем все это закончиться? - спросил Николай.
-Скинем Януковича, выберем нового президента и правительство.
-Оно будет лучше нынешнего? - недоверчиво посмотрел Николай на шури на.
-Конечно! -  уверенно произнес тот. - Вступим в Евросоюз, в НАТО, станем сильной европейской державой, - довольно проговорил Олесь и победно откинулся в кресле.
-А ты при новом правительстве станешь министром обороны? - со скрытой иронией спросил Николай.
-Все может быть, все может быть… Ты не переживай, да, немножко все кроваво, не легитимно, не законно, но революции не делаются в белых перчатках. Если все сложится, я тебя не забуду. Мне будут нужны грамотные офицеры, - самодовольно выговаривал Олесь. - Мы создадим новую Украину! В которой будет свой единый язык, своя литература, искусство, театры, свои лауреаты, никаких москалей и их культуры нам не треба, - убежденно говорил Олесь.
-А нынешних украинских писателей, поэтов и прочих куда денете, которые не очень согласны с тем, что ты говоришь?  - спросил Николай. Олесь тупо уставился на него. - Я имею ввиду… хотя бы твоего тезку Олеся Бузину?
-А! Этого к стенке безо всякого разговора! Пуля по нему давно плачет! Ты знаешь как он обозвал нашего Тараса Шевченко? Вурдалаком!
Олесь от негодования сжал кулаки и заиграл желваками.
-Устал я, - проговорил Дмитрий. - Мне бы на пенсию. Выслуга с учебой в училище уже имеется. Молодые на пятки наступают. Пусть они воюют с собственным народом. Меня учили родину защищать, а не исполнять полицейские функции.
-Ты это брось! - повысил голос Олесь. Какая пенсия? Тебе еще и полтинника нет! - Потом принизил голос, перешел почти на шепот: - Пойми, дурья башка, пришло время сделать карьеру. Ты тут никогда не получишь генерала. А там открываются перспективы, которые нам и не снились. Лови момент! Тем более у тебя есть я! Я и так тебя тащу за собой, благодари за это Галку! Не спорю, офицер ты хороший, за это и ценю. А вот как сподвижник, помощник в моих политических делах, ты ни какой! Здесь есть офицеры понадежней тебя. Но я хочу, чтобы именно ты возглавил временно полк, чтобы тебя заметили, оценили! В этом залог твоей карьеры, - убеждал его Олесь.
Николай сидел и думал: «Галке до фонаря, буду ли я генералом или исчезну из ее жизни. У нее давно своя жизнь, которая идет параллельно с моей и не пересекается. И в какой роли он хочет использовать полк? Опять погнать на майдан?», - его отвлек голос Олеся.
-Иди и подумай. Я все же надеюсь на тебя.
Николай покачал головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, не сказал ничего, вышел из кабинета.
В канцелярии офицеры обсуждали создавшее положение. Притихли при появлении Николая. Он хмуро прошел к своему столу, сел, задумался. Молчали офицеры. Наконец, один не выдержал, спросил:
-Как же нам быть, Николай Иванович? У нас техника посерьезнее, чем во внутренних войсках. Неужели придется отдать неуправляемой толпе?
-Вы же слышали, толпа вполне управляема, - зло усмехнулся Николай.
-У нас в армии нет дисциплины, а вы верите, что этой ордой можно управлять? - спросил другой офицер.
-От меня вы что хотите? Вы же слышали, часовой должен поднять караул в ружье, - раздраженно отвечал Николай, он и сам в душе не верил, что придется применить крайние меры.
-Так у соседей подняли караул в ружье, и даже БТР выдвинули, и что? Генерала чуть не отмудохали…
-Панове офицеры! У нас есть устав? Вот по нему и будем действовать! - строго выговорил Николай.
-Неужто придется стрелять по хлопчикам? Побойтесь Бога, Николай Иванович, - проговорил пожилой офицер, бывший замполит еще в советской армии. Он пережил люстрацию благодаря заступничеству Николая.
-Что это вы, бывший замполит, только сейчас о Боге вспомнили?! - уставился на него Николай. - Тогда спрячьтесь за спиной своих солдат, и отдайте весь наш арсенал этим бесчинствующим мародерам.
-Ну что вы?! Вы неправильно меня поняли…
Через три дня полковник Омельченко выехал в Киев. Провожал его на армейском автомобиле Орлов. На прощание на вокзале напутствовал Николая:
-Смотри, не подведи меня, я там заручился перед людьми, - еще раз напомнил ему Олесь, и при этом многозначительно тыкал  пальцем в небо. - По первому же приказу поднимешь полк и двинешь в полном составе в Киев.
-Зачем? - наивно спросил Николай.
Олесь посмотрел на него долгим взглядом, зло ответил:
-Ты дурака не валяй. Не прикидывайся! Знаешь зачем! Затем же, что и тогда приезжали. Нужно дать прикурить всем, кто против истинных патриотов родины! - пафосно закончил он, сплюнул, и пошел  в вагон.

Под самый новый год он возвращался из части  домой, с ним шел до развилки майор Бойко. Тот задал вопрос, на который Николай не мог ему ответить:
-Николай Иванович, что за государство мы строим, если нами пытаются управлять толпа, особенно такие, как Сошко Билый, слышали о таком?
-Слышал, - кивнул Николай. - Мне брат про него рассказывал. Он воевал на стороне чеченцев в России. Садист, по нему пуля плачет, - сквозь зубы проговорил он.
-Вот, вот! Мне знакомый из Ровенска звонил, рассказывал, этот ранее дважды судимый мордоворот, создал в Ровенской области организации ОУН и руководит «Правым сектором», и теперь приходит с автоматом и ножом на заседание Ровенского облсовета и диктует свои условия. И те его слушают! Набил морду прокурору, и никто его за это не привлек. Более того, он обложил данью губернатора, начальников милиции и всех бизнесменов города. Даже начальник всей ровенской милиции передал в распоряжение «Правого сектора» базу распущенного «Беркута», приглашает Сашка на оперативные совещания, и так далее. И у нас во Львове есть такие Музычки, это его настоящая фамилия, - рассказывал Бойко. -Тут решили с женой в ресторан сходить, у нее день рождения.  Знаете, какое нам меню подали? - посмотрел на Николая, то угрюмо смотрел под ноги. - В меню: «Печень ополченца», «Сепор в масле», «Требуха москаля», компот - «Кровь российских младенцев». Плюнули и пошли домой ужинать.
Николай шел рядом, в так шагам кивал головой.
-Такое государство мы построили своими руками, - отозвался Николай.
-Как это? - опешил майор.
-Вот так! Сначала мы выбираем себе на местах неизвестно кого, которым выгодно иметь под руками радикально настроенную молодежь. А потом уже они диктуют остальным какого мы должны выбрать себе президента.
-Уходить надо из армии, Николай Иванович, - вздохнул майор. - Мне год остался до пенсии по выслуге лет. Дослужу, ни дня не останусь, - посетовал Бойко.
-И я не останусь, - согласился с ним Николай. - Только этот год надо как-то прожить.
Они молчаливо постояли на углу, где им предстояло расстаться, пожали друг другу руку и разошлись.
Это был самый грустный Новый год. Девочки сидели дома, даже к бабушке не поехали, в городе толпы возбужденной безвластием молодежи. Отец и мать рядом, смотрели по телевизору не поздравления президента, а на бесчинства митингующих на площади Независимости в Киеве. Галя одобрительно восклицала, когда видела, как нападают на милиционера. Николай хмурился, молчал.
Звонил из Киева Олесь. Он в курсе о нападении на гарнизон внутренних войск.
Николай предупредил его:
-Если полезут к нам, я их хлебом с солью встречать не буду. Согласно уставу при нападении на охраняемый объект… и так далее по тексту. Сначала дам по верх голов из всех калибров, а там посмотрим, - предупредил Николай.
-Ты не дури! Ты хочешь прославиться на всю Европу?! Зря я тебя не отпустил на пенсию, - высказался с досадой Олесь. - Наломаешь ты дров.
-Вот приезжай сюда, и принимай решения сам, - зло проговорил Николай и бросил трубку.
Вечером позвонил брату, поздравил с наступающим Новым годом, спросил:
-Дима, ты видишь, что у нас твориться?
-Да, смотрю по телевизору. Сплошное торжество демократии. Милиция не справляется? А где внутренние войска?
-Янукович не хочет большой крови. Да и запад наседает на него - решать вопрос мирным путем.
-А в городе у тебя какая обстановка?
-Грабежи, митинги, разгромили несколько райотделов милиции, похитили служебное оружие. У меня в части усиленный караул часовых.
-К чему все это может привести?
-Я такой вопрос задавал шурину. Он теперь у нас командир полка. Ответил: Януковичу по шапке, выберем своих, более достойных. Намекнул ему, хочу уйти на пенсию. Олесь уговаривал остаться, обещает служебные перспективы. Буду настаивать на уходе, в ответ устроит мне какую-нибудь подлость, вообще останусь без пенсии. Выжду. Посмотрю, чем все закончится. У вас там, как? Говорят Путин может двинуть войска в помощь Януковичу? - спросил Николай в надежде, что тот подтвердит слухи.
-Не та фигура ваш президент, чтобы за него на смерть посылать наших ребят, - не оправдал его надежду брат. - Хотел усидеть на двух стульях, может сесть между ними. Никакого вторжения не предвидится.  Президент сам может проявить решимость и очистить площадь от митингующих. Для этого надо всего лишь арестовать зачинщиков майдана и пригрозить арестом ярым оппозиционерам. И меньше верить заверениям западных политиков. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, - высказался Дмитрий.
Они  поговорили еще несколько минут и отключились.

*   *   *
Дмитрий по телевизору наблюдал за событиями в Киеве. Сначала казалось, это повторение майдана при выборах Ющенко в две тысячи четвертом году: побузят, повыступают и разойдутся. А если не разойдутся, то у Януковича хватит политической воли выдавить их с площади силами внутренних войск или милиции. Но шли дни, а политической воли не наблюдалось, толпа все увеличивалась, автобусы почти со всех регионов прибывали в Киев все с новыми и новыми митингующими.
Оглядываясь назад, в недавнюю историю, он подумал, как хорошо, что у нового президента России хватило воли усмирить воинствующих кавказцев, укрепить вертикаль власти, что бы впредь никогда не могло повториться подобное с украинскими событиями. Дмитрию импонировало, что президент Путин начал с экономических реформ, осуществил ряд правовых реформ, приняли налоговый, трудовой, гражданский административный кодексы, уменьшился внешний долг, выросли валютные резервы. Он повернулся лицом к проблемам страны, чего не было при Ельцине, который больше заботился о собственном имидже и благополучии семьи за счет государства, менял премьер-министров, генеральных прокуроров, председателей центробанка, чтобы они, не дай Бог, чего бы лишнего не сболтнули в прессу о неблаговидных делах его семейства. Наконец крупный бизнес утратил контроль над высшим чиновничеством. Президент поставил перед правительством амбициозную задачу - за десять лет удвоить ВВП. Налаживались внешнеполитические связи. Дмитрий, как политический обозреватель, в своих статьях отмечал: президент Путин сумел укрепить отношения с Европейским союзом и НАТО. Установил доброжелательные отношения с канцлером ФРГ Герхардом Шредером , премьер министром Великобритании Тони Блэром, президентом США Джоржем Бушем младшим. Казалось бы все было безоблачно во внешних и внутренних делах.
  Но с две тысячи седьмого года наметился некий холодок в отношениях с западом. Президент Путин выступил в Мюнхене с критикой однополярного мироустройства, критикой политики США и несогласием с продвижением НАТО на восток. И запад принял это за необоснованные политические амбиции России.
В две тысячи восьмом году, при президенте Медведеве, в разгар Олимпийских игр в Пекине, президенту Грузии Саакашвили стрельнуло в голову возвратить Южную Осетию в лоно Грузии. Для этого нужно было сначала расстрелять русских миротворцев, загнать танки на территорию Осетии и долбить прямой наводкой по жилым домам города. В первые минуты от такой наглости ошалели первые лица государства, есть же международный обычай - не вести войн во время проведения Олимпийских игр. Быстро пришли в себя и ответили. Да так, что чуть Тбилиси не пал. Вовремя остановились. Все равно в провокации обвинили Россию, и только через много лет согласились, что виновата Грузия, потом об этом опять забывали, и политики всех мастей упоминали, как агрессивная Россия напала на маленькую Грузию. В две тысячи двенадцатом году вновь избрали президентом Путина.
Дмитрий уже не сожалел, что стал россиянином, хотя раньше колебания были, тогда он отмечал,  никакой особой разницы жизни в России и в Украине нет. Единственно, в Украине зарплаты чуть меньше, коммунальные услуги чуть дороже. А все остальное: коррупция, преступность, никакая судебная система, - все это одинаково. Потом начали колобродить различные формирования националистического толка, волнения прошли в Крыму, на востоке не очень согласовались политические решения с центром. В России с сепаратизмом на юге было почти покончено, войска выведены, далее с мелкими партизанскими группами справлялись местные милиционеры. Во всяком случае вахабизм не распространился по России, когда как идеи нацизма на Украине распространяются почти по всей стране.

В середине января Дмитрий заявил главному редактору,  он поедет в Киев. Тот посмотрел на него, как на самоубийцу.
-Жить надоело? - спросил тот.
-Я должен видеть все своими глазами. Я жил на Украине, и только в общении с людьми я смогу понять их истинные стремления, - заявил он.
-Да какие там стремления? Половина из них на майдане проплаченные люди! Ты что, не знаешь, чьими руками делается революция?
Главный редактор смотрел на Дмитрия как ребенка, который запросил запрещенную игрушку.
-Догадываюсь, кто будет пожинать плоды, но я должен быть там, - упрямо проговорил Дмитрий.
-Там уже не одному журналисту сломали камеру, набили морду. Ты тоже этого желаешь?
-Я буду без камеры, без удостоверения журналиста, инкогнито, - гнул свою линию Дмитрий.
-Я не могу выдать тебе командировочные, их не утвердят сверху, - привел последний довод главный редактор.
-Я поеду на свои. Гонорар оправдает расходы. Оформите мне отпуск, - попросил Дмитрий. Главный редактор почесал подбородок, проговорил:
-Черт с тобой, хочешь написать «Репортаж с петлей на шее»? Валяй!
И оформил ему командировочные. Только предупредил:
-Это командировочное ты оставь здесь. Пусть тебе ребята сделают липовое от любой фирмы. В поезде пограничникам не говори, что ты журналист, иначе тебя повернут назад, - дал последний совет главный редактор.
-Я знаю, - поблагодарил Дмитрий.
Хуже было дома. Дина категорически сказала:
-Только через мой труп!
Он обнял ее, поцеловал сверху в голову, и проговорил:
-Зачем ты меня толкаешь на такие крайности.
Она засмеялась сквозь слезы.
-Дурак! Хочешь сделать меня вдовой? Тебе недостаточно того, что показывают по телевизору?
-Иногда там освещают события очень предвзято. Я хочу все пощупать своими руками. Я и твои спектакли могу посмотреть по компьютеру, но хожу иногда, чтобы из зала посмотреть в живую на твою игру. Знаешь, две большие разницы! - развел он руки и по-скоморошьи поклонился.
Дина поняла, ей не переубедить мужа.
Уже на вокзале Дмитрий поменял в обменном пункте рубли на гривны, сел в наполовину пустой вагон. В вагоне непривычно тихо, не бегают по коридору дети, пассажиры заперлись в своих купе, стараются не выходить, за редким исключением в туалет или к титану за чаем. С Дмитрием в купе ехал пожилой, интеллигентного вида мужчина, одет в приличный костюм, на манжетах запонки, аккуратно повязанный галстук. И молодой парень, лет тридцати. Быстро перезнакомились, выяснили кто куда едет. Парень ехал с вахты домой в Житомирскую область, там у него семья и родители, ездит на заработки в Россию. Пожилой мужчина живет в Киеве, ездил к сыну в гости в Нижний Новгород. Дмитрий пояснил, он живет в Москве, едет в Киев в командировку по газовым вопросам. Командировочное удостоверение от несуществующей газовой кампании ему сварганили на компьютере коллеги айтишники.
-Вы бизнесмен? -  спросил его пожилой пассажир.
-Нет, что вы? Я технарь. Еду утрясать кое-какие вопросы от нашей фирмы, - на голубом глазу пояснил Дмитрий.
-Нашли время ездить в командировку, - хмыкнул молодой парень.
-Что поделаешь? Согласованно было еще в октябре, а пришлось ехать сейчас, - отважно гнул свою линию Дмитрий.
И разговор плавно перешел на тему событий в Киеве.
-И как вы изнутри видите все происходящее? - спросил Дмитрий пожилого пассажира.
Тот помолчал, пожевал губами невидимую крошку, медленно проговорил:
-Когда с кровью бьются за светлое будущее, как правило, наступает мрачное настоящее. Так было в революцию семнадцатого года. Так будет  и у нас, - и взглянул при этом на молодого парня.
-Почему вы так думаете? - спросил Дмитрий.
-А вы посмотрите кто окружает нашего президента? Есть там хоть один достойный избранник? Или таковые имеются в оппозиции? Все бьются за свои интересы, никто не думает о стране, о народе. Там нет государственников. Вы посмотрите как все быстро предают Януковича, открещиваются от его партии. Мало кто поднимает голос в его защиту. Это о чем говорит? - спросил он и сам же ответил: - Они были с ним, пока он при власти и позволял им безнаказанно грабить свой народ.
-Да и поделом ему, - вставил слово молодой парень. - Что хорошего Янукович принес стране. Вот я! Вынужден ездить на заработки в Россию, мой сосед ездит нелегально в Польшу, чтобы прокормить семью. Разве это дело? При Кучме стало чуть легче, а потом пришел этот… прыщавый… недоотравленный… - махнул он рукой.
-Дома работы нет? - спросил у него Дмитрий.
-Нет. Ни дома, ни в Житомире, ни в Киеве. Я закончил институт, инженер дорожник. А работаю простым рабочим в России. Обещали сделать прорабом. Только разве это хорошо, что я пол месяца не вижу семью? Дочка скоро меня будет дядей называть, - с горечью говорил молодой попутчик. -Я бы и сам на майдан пошел, если бы знал, что придет к власти совестливый, не коррумпированный политик. Будет защищать интересы простых людей, а не всяких фирташей, ахметовых, коломойских, - эмоционально проговорил парень.
-Да, с экономикой у нас обстоит плохо, - согласился с ним пожилой пассажир. - А как вам видится из Москвы наши события? - обратился он к Дмитрию.
-Мы стараемся не вникать во внутренние дела суверенного государства, - чуть слукавил Дмитрий. - Если бы не возрождение националистических ультраправых сил, которые рвутся к власти, мы бы и не обратили внимание на события в Киеве.
-Да уж! - только и проговорил пожилой мужчина.
-У вас в Житомирской области тоже есть такие? - спросил Дмитрий у молодого пассажира.
-Такие какие?
-Которые считают Бандеру героем Украины.
-Есть. Те кому совсем делать нечего, их находят, сбивают в кучу, ведут за собой, в соседнем городке церковь отобрали в пользу кого, не знаю… Вроде, как Бог един, а тут борьба идет с мордобоем. Не, я в таком никогда участвовать не буду, - пояснил парень. - Мне  семью кормить надо, а не ходить по улицам с лозунгами.
-Скажите, а в России разве нет национализма? - вдруг спросил пожилой попутчик.
-Вы когда жили у сына, разве видели митинги с факелами? Упрекнули в магазине за украинский акцент? - парировал Дмитрий.
Пожилой пассажир загадочно улыбнулся.
-Не так все примитивно с национальным движением. Если власть его не поощряет, то это не значит, что его нет, - мягко высказался он, чтобы не обидеть национальных чувств российского попутчика.
-Здоровый национализм в той или иной форме есть в каждой стране. Иногда его называют патриотизмом. Знаю из истории, что западники и славянофилы спорили еще в позапрошлом веке. Западники воспринимали европейскую культуру за эталон бытия. Славянофилы полагали, что собственными началами русского народа являются «Православие. Самодержавие. Народность», - высказался Дмитрий. -
-Гм… - покрутил головой пожилой  попутчик. - Для технаря вы не плохо подкованы. Но это история, а сейчас в чем выражается русский национализм? - спросил он.
-Все зависит от идеологии национализма. Если он не задевает моих чувств, не навязывает силой свою идеологию, не покушается на власть, я могу не обращать внимание на него. Пусть этим озабочиваются власти. В связи с распадом когда-то общей с вами нашей страны, многие разочаровались в идеологии социализма, недовольные экономическим положением стали благоволить партиям с националистическим уклоном, поскольку те обещали быстро накормить страну, среди кисельных берегов потекут молочные реки. Им верили. Или хотели верить. За ними шли. И все же у нас нет устойчивого этнического или гражданского национализма. В отличие от украинского, который поощряется на государственном уровне, - высказал свою  точку зрения Дмитрий. Молодой парень крутил шеей, смотрел то на одного собеседника, то на другого, которые говорили о непонятных для него терминах.
Пожилой попутчик возразил:
-Согласитесь, что украинский национализм тоже возник не на пустом месте. Если бы не насильственное насаждение польской культуры, русификации и коммунистической идеологии вряд ли бы так быстро возникали национально-освободительные движения.
-Полноте вам! - улыбнулся Дмитрий. - Основы украинского национализма заложены еще в «Книге бытия украинского народа». Историк Костомаров доказывал, что есть две русских народности, южная и прочая, а Михаил Грушевский  далее развил теорию исключительности украинского национализма. Еще Австро-Венгры поощряли в своих интересах  украинских националистов, которые видели своими врагами поляков, русских, евреев и прочих.
Пожилой пассажир с удивлением посмотрел на Дмитрия, повторил вопрос:
-Вы, действительно, технарь?
-Я родился на Украине, жил в Измаиле Одесской области. Все что связано с малой родиной, мне интересно. Поэтому я внимательно отношусь к вопросам национальной истории, - пояснил Дмитрий.
В это время дверь открыла продавец пирожками, пивом и прочими мелкими сладостями, заученным голосом пропела:
-Пива, пирожки, пирожное - не желаете? - и прервала  разговор о политике и вопросах национализма.
-Желаем, - кивнул Дмитрий, и попутчики пассажиры занялись пирожками.
Ночью их подняли таможенники и пограничный контроль. На российской границе проверка прошла быстро. На украинской - к его попутчикам вопросов не возникло, у них украинские паспорта. Дмитрия сначала пограничник расспрашивал о цели поездки в Киев, он показал ему липовое командировочное удостоверение. Тот удивился, в такое время ехать в командировку — верх глупости, спорить не стал, хмыкнул недовольно, шлепнул в паспорт печать и пошел в следующее купе. Затем таможенник выпытывал, сколько валюты он везет с собой? При этом сально смотрел на него, дескать, знаем, есть не задекларированные рубли.
-Я все указал в декларации, - отрезал Дмитрий.
-Я понимаю, - недоверчиво выговаривал таможенник, - я спрашиваю, сколько вы в носках валюты везете?
-А вы обыщите, - предложил Дмитрий.
-Если надо, обыщем, - пообещал таможенник. - Вещей много везете?
-Нет. Только сумка.
-Откройте.
Дмитрий достал с верхней полки сумку, открыл. Таможенник брезгливо заглянул в нее, Дмитрий вынул бритву, таможенник движением руки остановил его, понял, взяткой здесь не пахнет, недовольно пожелал: «Счастливого пути!», пошел вслед за пограничником.
Утром, на перроне, распрощался с попутчиками, Дмитрий поехал в заранее выбранную гостиницу подальше от центра города. Поселился, спрятал паспорт, командировочное удостоверение, сдал ключи, и пошел в сторону метро.
Дмитрий еле протиснулся в переполненное метро, поехал в сторону площади Независимости. Пройти сквозь оцепление ему не удалось. Он обогнул по прилегающим улочкам площадь, вышел на толпу людей, оказалось левые проводят акцию в память адвоката Маркелова и внештатной журналистки анархистки Бабуровой, убитыми пять лет назад в Москве. Убийц разыскали и осудили. Опасались нападения националистов, в это время со стороны Трехсвятительской улицы стали раздаваться взрывы шумовых гранат, Дмитрий пошел к Европейской площади, он увидел горящий автобус, запах газа, который использовали силовики против митингующих. Дошел до Парламентской библиотеки, остановился у памятника Петровскому, дальше из-за толчеи народа продвинуться было невозможно. Гул, шум толпы, выкрики, не разобрать кто чего хочет, единственное препятствие для всех шеренги милиции «Беркут». Со стороны опять раздавались взрывы шумовых гранат, толпа устремилась в сторону стадиона «Динамо», увлекая за собой Дмитрия. Пылал еще один милицейский автобус, в сторону милиции летели бутылки с коктейлем «Молотова». «Правый сектор» работает, - высказался кто-то одобрительно из толпы. «Правый сектор» проявился именно в минуты противостояния на площади Независимости, созданная из ряда ультраправых групп во главе с «Тризубом имени Степана Бандеры». Именно они стали основой силового протеста.  Дмитрий видел, как команда метателей коктейля выходит из дома Профсоюзов, двигаются  к памятнику Лобановского. Кто-то так же из толпы высказал недоумение: почему этих метателей не хотят нейтрализовать? Ведь ничего не стоит, блокировать метателей, и отсечь их от того места, где готовят бутылки с горючим коктейлем. Дмитрий видел, что среди митингующих нет согласия, не все воспринимали лидеров майдана как своих руководителей. Стоило Кличко выйти к митингующим боевикам, он тут же получил струю из огнетушителя. Под свист выгнали с площади Порошенко, который пытался направить боевиков в нужное для него русло. Противостояние переходило в явное организованное уличное насилие. Дмитрий не лез в первые ряды, где порой начиналась драка с силовиками. Он понимал, ему нельзя быть задержанным, или раненным, где те и другие могут выяснить кто он и откуда, тогда исход может оказаться непредсказуемым. На майдане  доставалось журналистам, антифашистам, случайным людям, подозревая в них засланных казачков. Позже подошли и к Дмитрию.
-Ты откуда, мужик взялся? - спросил крепкий, перемазанный сажей от горящих покрышек, парень на чистом украинском языке.
-Я из Одессы, приехал в командировку, а тут такое! - прикинулся простачком Дмитрий. - Разве можно такое упустить, будет, что рассказать  своим в Одессе, - говорил он по-русски вкрапливая украинские слова. Все знали, в Одессе большинство жителей говорят по-русски, смотрят на это с не одобрением, но пониманием.
-А кто у тебя свои? - хмыкнул парень
-А те кому надоел Янукович, они скоро тоже приедут сюда, - гнул свою линию Дмитрий.
-Тогда ладно, - обмяк парень, - Ты тут осторожней, попадешь под горячую руку «своих» - предупредил он.
-А я если что, скажу, что я с вами, вас как тут найти? - наивно спросил Дмитрий. Мелькнула мысль: «Актерские уроки Дины не прошли даром».
-Спросишь Голохвасотва, тебе помогут, а вообще запишись в отряд самообороны, - посоветовал Голохвастов.
-Это к кому мне надо обратиться? - спросил Дмитрий.
-Найди коменданта Андрея Порубия, объясни ему кто ты и откуда, он определит тебя в одну из сотен отряда самообороны и поставит на довольствие, - велел Голохвастов и отошел. Ни в какой отряд самообороны он записываться не пошел. Если к нему кто подкатывал с вопросами, кто он и к какой группе принадлежит,  неизменно говорил, я из группы Голохвастова и от него отставали. По этому незначительному штриху, для Дмитрия стало очевидным, что митинг не такой уж и стихийный, в нем чувствовалась организованность, если разрозненные люди знали одного из лидеров майдана. Он понимал, вечно так продолжаться не может. Праздношатающегося по майдану мужчину могут принять за провокатора или силовика в гражданском, и тогда ему не несдобровать. Он видел, как избивали какого-то парня, подозревая в нем пришедшего со стороны защитников президента, затем его поволокли в сторону здания, занятого повстанцами. Говорили там есть подвал, в котором содержат именно таких, кого заподозрили в провокации. Подогретой толпе, вкусившей крови, достаточно ткнуть на кого-либо пальцем, и те набрасывались голодной статей не особенно вникая, насколько виновен подозреваемый.
Дмитрий отошел в валу у стадиона, откуда многие наблюдали за происходящим. «Ура! - кричали многие. - Наконец-то началась война!», - и подбадривали криками со стороны, сами не пытались ввязываться в драку.
С каждым днем противостояние становилось все ожесточенней. Уже никто не говорил о том, что можно, а чего нельзя. В ход шло все, что могло сломить защитников правительственных зданий.
Николай менял гостиницы, чтобы кто-нибудь из администрации не дал знать, что у них проживает москаль с российским заграничным паспортом.  Только один раз в день он звонил Дине, коротко сообщал, что он жив и здоров, просил позвонить в редакцию, сообщить редактору,  он с проводницей поезда передаст материал в газету за подписью Эдуарда Петрова, который тоже должна получить Дина и передать по назначению. Назвал день и номер поезда, хотя поезда во время майдана ходили нерегулярно, с опозданиями. Дмитрий вечером в гостинице набрасывал текст увиденного и услышанного, прятал листки в укромные места, когда днем уходил на майдан. Он писал, что после принятых Радой законов на ужесточение против митингующих, привело к тому, что резко повысилось их сопротивление. Писал, по майдану шастает много разношерстного народа с разными взглядами на происходящее, объединенными одной общей идеей, свергнуть действующего президента. Отступать майдановцам некуда. В случае проигрыша им светит тюрьма. И так уже от пуль силовиков погиб майдановец, еще один скончался в больнице.
Позвонил он и Николаю.
-Ты где? - сразу спросил тот, Дмитрий понял, что он мог звонить Дине, та сказала, брат уехал в Киев.
-Там, где горячо, где должны быть журналисты, - ответил Дмитрий.
-Ты там не геройствуй, - предупредил Николай. - Нынче здесь законы не действуют.
-Вижу, - отозвался Дмитрий.
-К нам приедешь? - спросил брат. - У нас тут тоже интересно.
-Вряд ли смогу. Все же история творится здесь. Ты заканчивай, а то нас запеленгуют. Пока! - попрощался Дмитрий. Ему важно было услышать голос брата и убедиться, что у него все в порядке.
К концу января наступило некое затишье. Рада отменяет скандальны ужесточающие против майдановцев законы и объявляет амнистию при условии, что митингующие освободят ряд административных зданий. Тогда еще Дмитрий не знал, что Януковичу позвонил вице-президент Байден и в ультимативной форме уговорил силу не применять. Тут же в Киев прилетели должностные лица во главе с помощником госсекретаря США Викторией Нуланд, которая уговорила Януковича отправить в отставку правительство Азарова, это дескать успокоит майдан.  Народ Украины и самого Януковича Азаров устраивал, при нем появилась некая надежда на улучшение экономики. Он не устраивал американцев.
В это время Дмитрий решил, противостояние достигло апогея, дальше будет тише, гарантией тому приезд высоких должностных лиц из США и Европы. Он решил  съездить домой.
Ехать в Измаил он не решился. Поезда ходили редко, в поездах началось массовое мародерство, молодчики садились на станции и проносились ураганом по вагонам забирая у людей чемоданы, деньги, люди запирались в купе, держали оборону, доставалось пассажирам плацкартных вагонов. Если бы выяснили, что у него  российский заграничный паспорт, неизвестно, доехал ли он вообще. В международном теперь составе «Одесса-Москва» все же курсируют сотрудники милиции, а вот в поезде «Одесса-Измаил» полная анархия.
В Москву он вернулся совершенно разбитым, целый день осыпался, не веря, что за окном тихо, спокойно, никто не стреляет.
-Еще, папа, туда  поедешь, - спрашивал сын.
-Не знаю. Не хотелось бы. Посмотрим, как будут разворачиваться события, - ответил со вздохом Дмитрий и потрепал сына по вихрам.
-Я тебя больше не пущу! - заявила Дина. - Не хочу остаться вдовой. Ты не военный корреспондент, ты всего лишь политический обозреватель. Вот сиди дома и обозревай!
Дмитрий в ответ только улыбался.

*  *  *
То, чего опасался Николай случилось с соседней воинской частью внутренних войск. Как позже писали в газетах и сообщалось в пресс релизе, группа неизвестных (хотя, какие они неизвестные?), около двух тысяч человек, построили возле ворот КПП баррикады и начали забрасывать коктейлями Молотова, горели шины, ночью загорелась казарма военнослужащих. До оружия нападавшие не добрались. Около тридцати военнослужащих получили ранения различной степени тяжести. Приехавшие пожарные тушить горящие здания не смогли, активисты не дали им это сделать. Только утром они приступили к тушению, когда тушить было уже нечего. Позже по местному телевидению показали начальника западного территориального отделения внутренних войск МВД Украины Аллерова в окружении молодчиков в балаклавах, который дрожащим голосом оправдывался перед журналистами, что бойцы не имели намерения ехать в Киев, а только желали патрулировать во Львове, для этого подогнали БТР к воротам. А митингующие не поняли их добрых намерений подожгли БТР, а вместе с ним и все остальное. К чести Аллерова он все же не уступил требованиям отдать оружие из оружейной комнаты, ее опечатали благодаря присутствию журналистов и начальников из сил самообороны. Солдаты сдались, вышли из части, оставив всю амуницию. Прошли через коридор толпы под крики: «Позор!». Некоторые солдаты остались в горящей казарме и офицеры не озаботились тем, чтобы выручить их.
«Представляю чувства тех солдат и офицеров, которых готовили к противостоянию с более крупным и вооруженным противником, а не могли устоять перед толпой  неуправляемых молодчиков, - думал с огорчением Николай. - Нет, если ко мне полезут, выйду и предупрежу: «Если хоть один волос упадет с головы солдата, дам приказ стрелять на поражение, а потом пусть меня судят».
Он позвонил в Киев Олесю Омельченко.
-Ты слышал, что у нас твориться? - спросил Николай.
-Слышал. В Киеве события похлеще Львовских, - отозвался Олесь.
-Меня мало волнует Киев. Что нам делать, если полезут к нам? У нас оружие посерьезней, чем у соседей, - раздраженно напомнил Николай.
-Тебя должны волновать события в Киеве, от нас тут зависит, как мы будем жить и служить дальше, - назидательно ответил Олесь. - Не беспокойся, к тебе они не сунутся. Это внутренним войскам намек, чтобы сюда не совались, - пояснил он.
-Смотри, Олесь, - с угрозой в голосе предупредил Николай, - я не пешка в вашей игре, если придут громить часть, дам такой отпор, бежать будут до польской границы, - зло выговорил Николай.
-Ну, ты не очень! Никто к тебе не полезет, - и сбросил связь.
Дома предупредил девчонок, чтобы на улицу не выходили, на улице творится беззаконие, мародерство и насилие. Он сам почти испытал на себе это насилие. На площади толпа молодых людей, подогреваемая бритым молодчиком с мегафоном в руках, скандировала: «Москаляку на гиляку! Москаляку на гиляку!». Затем начали прыгать и кричать: «Хто ны скаче, той москаль! Хто ны скаче, той москаль!». Николай смотрел на беснующуюся толпу, кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся, сзади проходили несколько молодых парней, самый долговязый из них спросил:
-А ты че не скачешь, дядя? Може ты москаль?
-Ноги болят, - буркнул Николай, повернулся и пошел в сторону.
Долговязый парень опять догнал его, ухватил за плечо, под смешки товарищей повторил:
-Так може ты все ж москаль?
Николай прихватил лацкан его куртки, подтянул к себе и сжав зубы, проговорил:
-Слушай ты, сопляк, я полковник украинской армии, попадешь ко мне служить, наскачешься на всю оставшуюся жизнь, - оттолкнул опешившего парня, круто повернулся и пошел прочь.
Жена пришла домой взвинченная, злая неизвестно на кого, фыркала, прикрикнула на дочек.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Ничего! Говорила Олесю, нужны перемены, но не таким же образом!
-А ты как думала происходят незаконные перевороты? - спросил Николай. Ему всегда не нравилось, когда жена яро ругала правление Януковича за нерешительность в тех вопросах, которые ей казались важными. Она подолгу обсуждала с подругами по телефону внутреннюю политику страны не хуже политического обозревателя местной газеты.
-Ты хотя бы при девочках не проповедуй своих глупых мыслей, - выговаривал жене Николай.
Она огрызалась
-Пусть знают. Это наша страна, им в ней жить.
Николай хмурился и отходил, спорить с женой, значит скандалить, спорить она могла только на повышенных тонах. При дочерях ему не хотелось.
  Николай поздно вечером зашел к соседу  Сергею Глушко. Дверь с опаской открыла жена, долго смотрела в глазок, увидела Николая, выглянула в коридор, шепотом проговорила:
-Быстро заходь!
И сразу же закрыла за ним дверь на все щеколды. Сергей встретил его хмурым взглядом, под глазом сиял приличный фонарь.
-Дослужился? - спросил Николай.
-Погоди и до вас доберутся. Вон соседей ваших уже разгромили.
Николай прошел к столу, сел напротив Сергея, разглядывая его фингал.
-Я такого счастья для себя не приемлю, - кивнул он на синяк. - Не позволю врываться в часть, пусть не надеются.
-Будешь стрелять? - недоверчиво спросил сосед.
-Буду, - твердо кивнул головой Николай.
-А отвечать кто потом станет? Тебя либо толпа линчует, либо новая власть под суд отдаст. Ты думаешь мы не могли бы перестрелять этих желторотых нациков? Никто не захотел взять на себя ответственность. Правда крови было бы много. К нашему управлению подвалила толпа в несколько тысяч. Начали крушить двери, окна, ворвались в здание. Я пытался остановить их, на меня напали человек пять. Потом в дежурку ввалилось человек сорок, я еле вырвался, скрылся сначала в кабинете оперативника, потом нас выкурили отовсюду.  Оружейку с автоматами закрыли  стальной дверью. Мы остались с табельными пистолетами, что с ними против тысячной толпы сделаешь? А мне это надо, за чьи-то интересы голову подставлять. Глава милиции города Зюбаненко и области  Рудяк  начали с ними вести переговоры. Договорились в отделе останется то ли в качестве заложника Зюбаненко, то ли как представитель  облсовета, остальных выгнали из здания, - рассказывал Сергей. - Толпа срывала с нас погоны, рвала на нас одежду. Вон посмотри на мой мундир, я его оставлю, как память для будущего музея. Провались оно все пропадом. Со службой покончено, - с горечью констатировал сосед.
-И кто же теперь будет охранять порядок в городе?
-А пусть его соблюдает председатель Львовского облсовета, пан Колодий Петя из партии «Свобода». Ты знаешь, что в городе твориться? - навалился на стол Сергей.
-Откуда? По радио не сообщают, я в город выхожу редко, живу почти в части. Правда, вышел тут ненароком, чуть прыгать не заставили. Вот пришел у тебя узнать, как наша власть дошла до такой жизни? -  с едкой усмешкой спросил Николай.
-Нет у нас уже власти, кроме власти толпы. Прокуратуру сожгли вместе со всеми делами, таможенный комитет, областную налоговую службу разгромили. Захватили здания службы безопасности, областной милиции. Тут мэр города Садовый выступил с коротким брифингом, признал, что из разгромленного Галицкого райотдела похищено оружие. Призывал не отпускать детей одних на улицу, не носить с собой крупных сумм денег и ювелирные украшения. Такого беспредела и  мародерства в свой жизни не видел.  Пацанам своим запретил выходить на улицу. Сидеть будем как в крепости, - со злостью рассказывал Сергей.
-Долго не насидишь. Продукты кончаться, - напомнил Николай.
-Ниче! Я свой табельный пистолет захватил с собой. Вот если ко мне полезут, тогда буду защищать свой дом, свою семью. И пусть меня потом судят, - с горечью выговаривал сосед. Его жена Надя застыла в проеме дверей, прижала к груди фартук, слушала мужа с ужасом в глазах.
-Так есть в городе власть или нет? Если есть мэр, глава Львовской администрации, почему они не остановят этого безобразия? - допытывался Николай.
-Ты дурак, или прикидываешься им?! - вскипел Сергей. - Если бы не эти молодчики, которых они же и выпестовали, разве они были бы мэрами и главами. Эта толпа вознесла их, как они могут их остановить? Причем в действиях толпы чувствуется организованность, кто-то управляет ими. Наверняка, эти же мэры и главы!
-Это напоминает мне приход к власти Гитлера из советской кинохроники.
Сергей покосился на него, предупредил:
-Ты полегче! А то тебя за такое сравнение запросто к стенке поставят. Это у нас называется революцией достоинства, рождением новой, молодой демократии.
-То-то вижу как тебя одемократили, еле жив остался, - хмыкнул Николай.
-Ты думаешь такое только у нас твориться? Подобное происходит в Тернопольской, Черниговской, Тернопольской, Ровенской и прочих областях, - как бы в оправдание проговорил Сергей.
-Знаю, - кивнул Николай. - У нас есть связь с гарнизонами областей, сообщают по внутренней связи. В Одессе блокировали воинскую часть. В Ивано-Франковске заблокировали входы и выходы из части. В основном нападают на воинские части внутренних войск МВД, боятся, что те могут оказать помощь президенту, - пояснил Николай.
-Они для этого и созданы, чтобы защищать власть. А так нахрен они, дармоеды, нужны? - зло проговорил сосед.
Жена его всхлипнула за спиной Николая и ушла на кухню.
-Всколыхнулось пол Украины, никто не решается отдать приказ, это будет уже гражданская война. Янукович боится пролития крови. Офис партии регионов в Киеве захватили митингующие, убили престарелого сторожа, который там охранял офис. Погибли люди на майдане. Кто будет отвечать за эту кровь? - задал риторический вопрос Николай, зная, на него у соседа ответа нет.
-Победителей не судят, - с досадой проговорил сосед. - На это у них надежда.
-Придут эти к власти, разве им  не понадобится милиция? Кто-то же должен охранять порядок, ловить преступников? Позовут, пойдешь? - спросил Николай.
-Не, не пойду, - покрутил головой Сергей. - Потом придет другая власть, и каждая будет бить мне морду за то, что я охраняю покой граждан города? Пропади они… Пойду таксовать или еще куда… Давай лучше выпьем за мое успешное завершение карьеры, - потрогал он свой синяк. - Надя у нас есть что выпить? - крикнул он на кухню жене.

*  *  *
Дмитрий дальнейшее развитие событий на Украине хмуро наблюдал по телевизору. Когда он уезжал, полагал, все пойдет на убыль. Оказалось, все только начинается.  Он хотел вернуться в Киев. Главный редактор решительно воспротивился, для этого есть другие корреспонденты. Да и Дина тоже начала горячо убеждать, не ехать в Киев.
-Ты посмотри, что там творится, - указывала она на экран телевизора.
-Тем более, кто в том хаосе усмотрит во мне засланного казачка, - возражал Дмитрий.
-Да там стреляют по головам не спрашивая документов, - чуть ли не плача уговаривала Дина.
И Дмитрий сдался. Не поехал.
Звонил домой родителям, спрашивал, как дела у них в городе. Отвечали, они в город почти не выходят. Митингуют и у них, милиции на улицах почти не видно. За кого митингуют, родители не знали. В газете отец прочитал, что Одесский областной совет назвал события на майдане попыткой государственного  переворота, призвал Януковича к решительным действиям для защиты национальной безопасности страны. В порту все цеха закрыты, отец сидит дома.
А в Киеве Янукович постепенно сдавал позиции. На внеочередном заседании Верховной рады отменили ряд последних законов о привлечении митингующих к административной и уголовной ответственности, согласился на досрочные президентские выборы президента. И все равно всеукраинское объединение «Майдан» и «Правый сектор» объявили поход на Раду. На площади произошло кровавое столкновение между милицией и майдановцами. Кто-то начал стрелять по митингующим, тут же обвинили в этом сотрудников милиции, забросали их бутылками с горючей смесью. Дмитрий видел, как Порубий выносил из гостиницы чехлы, в которых угадывалось силуэт оружия, складывал их в багажник машины. Этот сюжет несколько раз прокручивали по телевидению. Дмитрий видел на майдане Порубия. Он производил отталкивающее впечатление, замороженный взгляд мясника, чувство превосходства над толпой, среди разгула анархии он чувствовал себя в родной стихии.
В Киев прилетели главы МИД Польши, Германии, Франции для переговоров с Януковичем и оппозицией, уговаривали его не применять силу, иначе Евросоюз введет санкции против Украины. Подписали соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине оппозиционеры Яценюк от своей партии, Кличко от своей, и Тягнибок, который политиком и не являлся, возглавлял националистов, которые держали в страхе майдан. Представитель от России Лукин отказался ставить свою подпись под соглашением. Представители «Правого сектора» заявили, их не устраивает подписанное соглашение, они намерены штурмовать администрацию президента и Верховную Раду. Стрельба неустановленных снайперов продолжалась, погибло более ста человек, ранено более полутысячи. Пострадало около пятидесяти журналистов. Именно на этом этапе лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош выдвинулся на первый план.  До этого мало известное случайное объединение, вдруг стало играть роль третьей силы в переговорах между властью и оппозицией. Именно они стали детонатором новой волны насилия и заявили, что будут брать парламент и администрацию президента.
Двадцать первого февраля Янукович покинул Киев. С ним уехали спикер парламента Рыбак и глава администрации президента Клюев. Из Харькова Янукович передал,  он не отказывается от власти, все происходящее в стране назвал бандитизмом и государственным переворотом. Его объявили в розыск за преступление против человечности. Внутренние войска и подразделения МВД покинули майдан, уехали из Киева. Комендант майдана Порубий заявил: «Майдан полностью контролирует Киев». Спикером Рады избрали   Турчинова, известного националиста. Через день в нарушении конституции его объявили исполняющим обязанности президента.
МВД, Вооруженные силы и прочие силовики присягнули новому правительству, которое по сути еще и не было сформировано. Предавали Януковича все и быстро. Президентскую резиденцию в Межигорье попросту разграбили, вывозили мебель, картины, ковры, снимали даже люстры. Охранять ее было некому. В Киеве и других регионах началась вакханалия по разграблению имущества бывших чиновников. Разграбили и подожгли дома лидера коммунистической партии Симоненко, экс-прокурора Пискуна, ректора Налоговой академии Мельника, и многих других государственных чиновников. Избивали депутатов из Партии регионов. За Януковичем охотились, как за зверем, преследовали его на всем пути, он уехал сначала в Луганск, затем в Крым, оттуда улетел в Россию.
Президентство Януковича закончилось полным крахом. На западе переворот назвали торжеством демократии, на майдане - революцией достоинства, на востоке и в Крыму государственным переворотом.
Дмитрий все это наблюдал с зубовным скрежетом, политологи собирались на совещания, на телеканалах обсуждали положение на Украине, не могли поверить, что потерять власть можно из-за беспринципных уступок оппозиции, не принимать заранее мер к ультраправым партиям, смотреть сквозь пальцы на их выходки и бесчинства, надеяться, что заигрывание с ними поможет им их приручить для своей же пользы.
На майдане помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд раздавала печенье участникам майдана, и через плечо бросила своему собеседнику: «Полагаю, правительство должен возглавить Арсений Яценюк».  А еще Нуланд проболталась, на установление демократии на Украине США потратили пять миллиардов долларов.
Как и велела госпожа Нуланд, премьер-министром Украинского правительства стал Арсений Яценюк.
Да если бы на этом все закончилось!

*  *  *
-Финит а ля комедия! - проговорил Николай в кругу офицеров после просмотра событий в Киеве. - Теперь у нас новое правительство, исполняющий обязанности президент, будем присягать господину чи пану Турчинову.
Николай еще подумал тогда: темная лошадка этот господин Турчинов, кем только он не был за свою карьеру: и заместителем секретаря службы безопасности, и вице-премьером Украины, и всегда тенью и вторым лицом за спиной Юлии Тимошенко  в партии и в правительстве, которую с успехом тут же предал, как только замаячили новые должностные перспективы.
Один из молодых офицеров бросил офицерское удостоверение на стол.
-Я ухожу. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» - процитировал он классика. - Присягать такому правительству не хочу. Передайте в отдел кадров, - кивнул он на удостоверение.
-А ты уходи в партизаны, - посоветовал ему один из офицеров.
-Если надо, пойду! - бросил молодой офицер и вышел их канцелярии.
Тогда, до майдана, некоторые офицеры еще могли фрондировать, после переворота в столице с этим быстро покончили. Офицеры или затаились, опасались вслух высказывать мысли, или откровенно заняли позицию поддержки нового правительства. Молчал и Николай, лишь изредка отпускал едкие реплики. Тем более, молчали офицеры, которым  до пенсии осталось не так много лет, чтобы разбрасываться удостоверениями и уходить из профессии неизвестно куда. Основная масса офицеров и рядовых приветствовали уход Януковича, да и Николай был не в восторге от его правления. Однако понимали, приход к власти известных фигур, не отличающихся от прежних, а то еще и хуже, таких, как косноязычий Кличко, которому в боксе отшибли мозги; вороватый Яценюк, не блиставший интеллектом, сюсюкался с Юлечкой, которую освободили из тюрьмы, и который вскоре предал ее, ушел из ее партии; шоколадный олигарх Порошенко, который будучи в правительстве занимался больше своими предприятиями, чем государственными делами; и прочие известные  политики не внушали ни надежд, ни доверия. Эти, которые сейчас у власти, и которые больше всех кричат о будущем процветании  Украины, о решительной борьбе с коррупцией, сами были уже у власти и беззастенчиво хапали все, что плохо лежало. Кто из них будет заботиться о процветании страны? Тем более, что с их правлением на востоке, юге и особенно в Крыму не очень то и согласны.
В полку дисциплина среди солдат совсем упала, они в присутствии старшин и офицеров вели себя довольно развязно, порой выходили из повиновения.  Они полагали, коль в стране можно президента скинуть, а во Львове городское руководство разогнать, у милиции оружие отбирать, чего уж тут слушать офицеров. Запертые в казармы, при скудном питании они завидовали своим молодым ровесникам, которым в городе было море по колено, над ними не было никакой власти. Участились случаи дезертирства, особенно тех солдат, родственники которых проживали на юге или востоке страны.
-Господа офицеры! - обратился к офицерам Дмитрий. - Нам нужно закручивать гайки, иначе мы в своей части получим майдан. Разброд и шатание никому не нужны. Приказываю, построить полк на плацу,
Когда полк выстроили, скомандовали «Струнко!», доложили о построении, полковник Орлов скомандовал «Вильно!», произнес речь:
-Солдаты! Вы защитники отечества, а не банда Махно. Отныне, за каждый самовольный выход в город будем наказывать арестом, за повторную самоволку - отдам под суд военного трибунала. Четверо военнослужащих, задержанных в городе патрулем (он назвал фамилии и роты, где они проходили службу) уже отбывают пятнадцати суточный арест на гауптвахте.  Четыре военнослужащих третий день не является в часть, их считаю дезертирами, на них подан розыск. При задержании они будут судимы военным трибуналом. Так же, если кто-то будет замечен в нетрезвом состоянии, безоговорочно будет арестован.
По плацу раздался гул недовольства.
-Струнко! - скомандовал полковник. - Панове офицеры, с этого дня, предоставить мне план мероприятий занятий с личным составом. Предусмотреть: с утра два часа строевая подготовка, затем марш броски с полной выкладкой, теория по стрелковому оружию и стрельбы. Личное время перед сном два часа. Все! Вольно! Развести всех по ротам!
В канцелярии офицеры упрекнули:
-Не круто начинаем? Дезертировать еще больше начнут.
-Не ждите, пока солдаты сядут вам на голову. Они стараются брать пример с уличной вольницы. Вот приедет командир полка,  пусть он решает, как нам служить дальше. Может быть армию вообще распустят.
Командир полка Омельченко приехал хмурый, недовольный.
-Сволочи! - жаловался он Николаю. - Когда я им нужен был, обещали золотые горы. А как только майдан закончился,  сразу все забыли. Ничего, они еще вспомнят обо мне… - грозил он неизвестно кому. В проблемы полка он вообще вникать не хотел, слишком теперь это мелко для него, там, в Киеве, он мнил себя уже чуть ли не командующим округом в худшем случае, в лучшем - заместителем министра обороны.
Николай позвонил своему бывшему сослуживцу Гриценко, который перевелся служить в Крым.  Николай знал, за эти годы бывший сослуживец стал комендантом Крымского полуострова.
-Здравствуй, Григорий Богданович!
-Здравствуй, Николай Иванович, - отозвался тот, - рад слышать тебя. Хочешь похвастать событиями во Львове?
-Хвастать нечем. Полк не разгромили и ладно. Хотел спросить, как у вас обстоит дело, какому попу кланяться намерены?
-Так поп теперь у нас один, - хохотнул в трубку Гриценко. - Только мы кланяться ему не намерены.
-Как так? - удивился Николай.
-А так! Мы здесь решили быть самостоятельными, автономными от Киева. В нашем парламенте вашу революцию назвали незаконным захватом власти радикальными националистами при помощи бандформирований.
-Круто!
-Да. Городской совет Севастополя тоже проголосовал за расширение полномочий. Мы здесь считаем, что самоустранение президента Януковича не предусмотрено действующим законодательством, так что возложение президентских обязанностей на спикера Рады Турчинова является незаконным - рокотал в трубку Гриценко.
-Вы полагаете, Киев с этим согласится? - в некотором смятении от смелости бывшего однополчанина спросил Николай.
-Лично мне наплевать, что там думает Киев. Мы здесь проведем референдум, и я уверен граждане Крыма проголосуют за наделение Крымской автономии  широкими полномочиями, которые должны быть железными при любой власти в Киеве, - рассказывал Григорий Богданович.
Николай был совсем озадачен. О таком во Львове даже не помышляли. Здешняя власть скоренько приняла все условия новой власти. Широко осудили действия милиции на майдане, возвратившихся милиционеров, которых при Януковиче призвали в ряды «Беркута» для поддержания порядка, поставили на колени и заставили прилюдно каяться.
-Я все время хочу перевестись поближе к дому, в Одесскую область, никак не получалось. Забрали бы вы меня к себе, согласился бы на любую должность, командовал бы батальоном, ротой, только бы подальше отсюда, - пожаловался Николай.
-Погоди! Николай Иванович, ты хороший офицер, но ведь ты креатура Омельченко? А он еще тот тип! Как так? - удивился просьбе Гриценко.
Николай замолчал, не зная, как ответить. Потом глухо проговорил:
-Вся моя беда, что я женат на его сестре. Которую больше терпеть не могу. Или она меня, - не знаю. Не уходил, дочек поднимал. Сейчас они взрослые, захотят, со мной поедут. Не захотят, - они уже самостоятельные. Старшая в институт будет поступать. Того и гляди замуж выскочит. Она у меня в маму красавица, характером в меня. Омельченко, конечно, поддерживал меня, но его взгляды с моими не совместимы.
-Ты, Николай Иванович,  наверное, не знаешь главного. Вам стараются во Львове всех подробностей нашего бытия не доносить. Доложу, Верховный Совет Крыма принял решение войти в состав Российской Федерации. И наши депутаты приняли решение обратиться к руководству России о проведении процедуры вхождения Крыма в состав России. Ты согласишься стать российским гражданином, если вдруг подобное произойдет? - спросил Гриценко.
-А вы полагаете, что подобное может произойти? - озадаченно спросил Николай. - Это же гражданская война. Киев никогда не согласится на подобный демарш. А вы сами в случае подобного вхождения, кем станете россиянином или предателем родины?
-Родина предала меня, когда в результате бандитского переворота во главе государства назначила бывшего комсомольского работника и баптиста, который мыслит категориями силового решения любого конфликта. Я житель Крыма и обязан буду подчиниться его легитимному руководству. Если Крым войдет в состав России, у всех военных и жителей будет выбор, кому служить дальше. И я тоже подумаю. Или уйду на пенсию, годы позволяют. Я знаю одно, Турчинову я служить не буду. И не буду любому, кто придет после него, там нет достойных кандидатур. Так как, ты не передумал менять регион службы? - иронически спросил Гриценко.
-Нужно подумать, Григорий Богданович. У меня престарелые родители в Измаиле. Если я их брошу, кто им поможет. Да еще мстить им начнут. У меня и так брат в Москве работает. И родной дядя в Севастополе служит. Тут нужно крепко подумать. Это единственное, что меня держит, - пояснил Николай.
-Ну, думай. Только недолго. Надумаешь, звони. Министерство обороны может отказать, перевод сможем организовать решением Верховного совета республики. Опоздаешь со звонком, сам понимаешь, мы можем оказаться на разных берегах. Бывай! - и положил трубку.
Николай задумался. Новость его несколько шокировала. Стать россиянином он, конечно, не готов. И дело не только в родителях, хотя и они не маловажный фактор. Он совсем за эти годы перестал понимать происходящие процессы жизни в России. Сначала в ней правил Ельцин, фигура анекдотичная, прославился своими выходками на международной арене, безрезультатно воевал с маленькой Чечней, экономику угробил, коррупция и преступность похлеще, чем в Украине. В ту Россию он бы точно не захотел. Потом пришел Путин. О нем много чего излагали негативного и позитивного, однако в Чечне пожар погас, угли еще долго тлели, взрывы в метро и домов доказательство тому, но это уже не та война, что была десять лет назад. Экономика выправляется, когда как здесь она неуклонно сползает вниз, а после этих, киевских, событий неизвестно,  как все повернется. И он не верил, что Крым может войти в состав России. Во-первых, на это никогда не согласится запад, а уж тем более, Киев. Во-вторых, у Крыма с Россией нет общей сухопутной границы. В-третьих, согласится ли народ Крыма поменять свое подданство. А если часть согласится, а часть нет, тогда в Крымских горах будут прятаться партизаны.
Голова шла кругом. Спустя некоторое время решил позвонить дяде в Севастополь. Они редко общались, он последние годы всего лишь два раза приезжал в Измаил. В Севастополе у него свой дом, семья, внуки, он уже на пенсии, служил на российском корабле, ушел на пенсию в звании  капитана первого ранга. Деятельный по натуре, он не оставался домашним пенсионером, избрался в городской совет, второй срок был в нем депутатом. Набирал его номер несколько раз, еле дозвонился.
-Здравствуйте,  дядя Вася, это Николай Орлов, - назвал не по имени, отчеству, а как в детстве называл.
-Здравствуй, Коля. Ты откуда звонишь? - спросил он.
-Пока еще со своего места службы. Из Львова.
-А-а! Слышал. Это твою часть там нацики разбомбили?
-Нет. Я не во внутренних войсках служу. Соседям досталось. Я что у вас хотел спросить: говорят, Крым хочет войти в состав России, вы как к этому относитесь? - спросил Николай.
-Положительно. Я и так служил на российском  корабле.
-А в случае отделения Крыма от Украины, офицеры флота с кем останутся? - спросил Николай.
-Это выбор каждого. Никто никого неволить не будет. Здесь есть украинские корабли. Учитывая последние события в Киеве, вряд ли многие захотят служить Украине. Хотя, у многих офицеров семьи или родители живут в  в разных регионах, это их выбор, - пояснил Василий Петрович.
-А вы лично?
-Я житель Севастополя. Как народ решит, так и будет. Голосовать буду за вхождение Крыма в состав России, - твердо пояснил дядя.
-А столкновений не получится? Я слышал татары у вас бастуют.
-Все может быть. Пока у них не очень получается. Да и националистов мы из полуострова повыгнали. Они тут хотели в Симферополе памятник Ленину снести, жители им не дали этого сделать. Это они у  вас  себя вольготно ведут,  факельные шествия устраивают, наподобие фашистов в Германии, у нас они не разгуляются.
-Да, есть такое, - удрученно проговорил Николай.
-Сам то ты как к ним относишься? Или может разделяешь их  идеологию? - со скрытой иронией спросил родной дядя.
-Я военный и вне всяких партий, - ответил Николай, он не стал распространятся, подозревая прослушивание телефонных разговоров. И дядя почувствовал некую сдержанность в ответах, переменил тему, спросил:
-Ты давно дома был?
-Тем летом ездил.  Хочу нынче в июне поехать.
-Привет всем передавай. Скажи, если Крым отойдет к России, границы могут быть надолго перекрыты. Не скоро увидимся.
-Передам. До свидания.
И отключился. Подумал, если он перейдет служить в Крым, и границы, действительно, перекроют, как же он тогда увидит своих дочерей, родителей? Нет, так неприемлемо. Нужно добиваться перевода в Одессу. И он не стал звонить Гриценко Григорию Богдановичу. Сожалел об этом, мучился, вечером посмотрел на своих дочерей, с болью подумал, как он может покинуть их с невозможностью увидеть в дальнейшем. Если он уедет в Одессу или Измаил на пенсию, он всегда сможет приехать к ним. А если поедет в Крым, неизвестно, сможет ли он увидеть их, родителей.
И он стал выжидать, как будут развиваться события дальше.
Спросил Олеся Омельченко, слышал ли он о референдуме в Крыму? Тот отмахнулся.
-Пусть потешаться! Пошлем туда тех же ребят с майдана, они быстро там порядок наведут. Их Верховный совет разгоним, к чертовой матери, а основных зачинщиков в стенке или посадим надолго, - беспечно заявил Олесь.
Николай  нахмурился, помолчал, потом не выдержал, спросил:
-Знаешь, в чем разница между ними и нами? - спросил он.
Олесь со скепсисом во взоре посмотрел на него.
-Они действуют в правовом поле. Проводят референдум. Спрашивают у народа. Не дают радикальным партиям вольничать. А мы свои политические амбиции - решаем бандитскими налетами. Помещения бывших чиновников грабим, на воинские части нападаем, правительства свергаем. За убитых на майдане никто ответственности не понесет. Или найдут стрелочников из числа противников майдана, - выговаривал Дмитрий. - Мы какое государство строим? - задал он тот же вопрос, какой задавал ему майор Бойко.
Олесь изумленно уставился на Николая.
-Ты кого защищаешь? - выдохнул он на полугневе.
-Я не защищаю. Хочу понять. Ты плохо знаешь историю. После революции у коммунистов был лозунг: «Грабь награбленное!» Грабили помещичьи усадьбы, дворцы, выносили мебель, картины, ценности. И что, от этого бедные стали богатыми? Нет! Богатыми стали другие. А бедные как были бедными, так и остались. Спрашивается, ради чего делали революцию? Чтобы одних поменять на других? Ты, понятно, делал ее ради карьеры. А для тех, что стояли на майдане, что изменится в их жизни? Они будут счастливы от мысли, что ты получишь генерала? Или, что Яценюк стал главой правительства? Он как воровал, так и будет воровать! Или, что Крым Украина потеряет? Я хочу понять, для чего все это затевалось? - спокойно спрашивал Николай, при этом тяжело смотрел на Олеся, который был его шурином, который, как считает Олесь, он во многом помогал Николаю в продвижении по службе и должен быть благодарным по гроб жизни. Олесь вскипел, покраснел, забрызгал слюной:
-А ты хотел, чтобы Янукович и дальше со своими сыночками грабил Украину?! Продавал украинские интересы Москве?! Ты, оказывается, все время был за Януковича, которого если бы поймали судили бы всем народом?! - почти кричал Олесь. Вскочил, заходил возле стола.
Движением руки  Николай остановил его.
-Я вовсе не за Януковича. И никогда не был его поклонником. Но если мы демократическое, самодостаточное государство, что мешало нам провести выборы и выбрать более достойного? Тем более,  он согласился на досрочные выборы! Нет, надо было перебить кучу народа, сделать так, чтобы  над нами смеялась вся Европа, - высказывался Николай своему шурину.
Олесь тяжело плюхнулся в кресло.
-А вот здесь ты не прав! В Европе положительно отзываются о нашей революции достоинства. И Соединенные Штаты оказывают нам всяческую помощь. Только одна Россия недовольна. И ты вместе с ней, - желваки заходили на скулах недовольного разговором шурина. Без всякого перехода напомнил: - Ты, кажется хотел перевестись, или уходить на пенсию? Я возражать не буду, - хлопнул по столу рукой Олесь. - Только Галка вряд ли согласиться поехать с тобой, - предупредил он.
-Да уж! - кивнул, согласившись Николай. - Я это как-то переживу. Но я с переводом и уходом на пенсию до лета погожу. Хочу действующим офицером, а не пенсионером на лавочке в парке посмотреть, что станет с Украиной. У меня есть свои планы на будущее, - многозначительно проговорил Николай.
-Ты свои мысли от личного состава далеко прячь, - предупредил Олесь.
-А зачем? Все и так мыслят, как я. Таких, как ты по пальцам среди офицеров можно пересчитать, - блефовал конечно. Многие офицеры либо молчали, либо открыто поддерживали революцию достоинства. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой? - продолжил он и заиграл желваками. - Ты служишь сильным мира сего: сначала Кучме, потом Ющенко, затем начал искать хозяина против Януковича. Нашел в лице этого, как его… Порубия или Турчинова. А я служу Украине!  - Николай встал, пошел к двери.
-Да-а! Вон как ты заговорил! Недооценил я тебя! А еще хотел перетянуть тебя в Киев, если бы у меня сложилось, - кинул ему в спину шурин.
-Спасибо, не надо! «Служить бы рад.  Таким, как ты прислуживаться тошно!» - повторил он слова ушедшего офицера и известного классика. - Посмотрю, кто сменит нашего исполняющего обязанности пастора, тогда решу, служить ли мне дальше, - и покинул кабинет.
Повременить с уходом Николай решил по причине воинственных заявлений исполняющего обязанности президента  Турчинова, который издал приказ использовать вооруженные силы. Он не мог понять, как его, офицера, которого учили защищать родину от внешнего врага, пошлют воевать против своих же граждан, которые не хотят принять власть того же Турчинова и его клики.

  *  *  *
Дмитрий пришел к главному редактору и вдохновенно произнес:
-Мне стало известно, что наше правительство признает независимость Крыма и присоединит его к России. Скажу по секрету, наши вооруженные силы уже в Крыму.
Главный редактор посмотрел на Дмитрия, понял, тот не откроет ему секрета своего источника,  на  всякий случай спросил:
-Все к тому идет.  Откуда известно, что наши в Крыму?
-У меня свои источники, - уклонился от ответа Дмитрий. - Правильно я писал,  нельзя отдавать Крым под военные морские базы американцам. Мы двести лет обустраивали Крым и Севастополь, город боевой славы, чтобы пришел чужой дядя и распоряжался нашей инфраструктурой.
-Мы не можем публиковать непроверенные сведения, публиковать о решении нашего правительства преждевременно, нужно подождать официальных подтверждений, - остудил пыл Дмитрия главный редактор.
-Я согласен! Я пришел поделиться с вами этой новостью, чтобы мы были начеку, как только что-либо официально станет известно, тут же в печать, - потер руки Дмитрий.
Главный редактор покачал головой в знак согласия.
Дмитрий являлся политическим обозревателем и в его интересах, в первую очередь, фигурировала Европа. Украиной он занимался поскольку она тоже часть Европы, в основном, в силу своей личной заинтересованности, там проживали его родители, многочисленные родственники, семья брата и в конце концов - это его малая Родина. Именно там развивались события, которые отодвигали Украину все дальше от славянского мира. Пришедшая к власти элита готовая упасть в объятия Евросоюза и НАТО, совсем не устраивала российское руководство и большую часть жителей самой Украины.
О российских войсках ему по секрету рассказал родной дядя Василий Петрович. Он как и брат позвонил дяде Василию в Севастополь.
-Здравствуйте, Василий Петрович, - назвал его полным именем Дмитрий и представился.
-Здравствуй, Дима, давненько мы с тобой не виделись. Как тебе из Москвы видятся наши здесь события? - спросил он.
-Здорово смотрятся. Как раз хотел расспросить о настроениях жителей. Многие ли искренне хотят войти в состав России, или это наша пропаганда преподносит так события? - в лоб спросил он дядю, понимая, тот не станет рассказывать сказки.
-Так ведь ты сам часть той пропаганды, - хмыкнул в трубку Василий Петрович.
-Я стараюсь быть объективным, - парировал Дмитрий.
-Полагаю, большинство жителей проголосует «За». Только вот татары против, хотели проникнуть в Верховный совет республики, не дать депутатам проголосовать за присоединение Крыма к России. К зданию подтянулись защитники референдума, произошло столкновение, толчея, крики, однако обошлось без жертв. Некоторые депутаты в первый день сплоховали, или испугались, не приняли решения об отставке правительства. Были среди них и откровенные предатели во главе с премьер-министром Могилевым, который в обмен на собственную безопасность и сохранение активов, готов был сдать мятежникам все и вся, - рассказывал дядя.
-Слышал, майдановцы хотят приехать и навести у вас порядок?
-Пускай приезжают. Встретим. Мы в каждом городе организовали отряды самообороны. В партию «Российское единство» вступает все больше жителей полуострова. И очень надеемся на помощь России. Тут в Симферополь приезжал депутат Верховной Рады Порошенко, хотел пройти в здание Верховного Совета, ему не дали этого сделать, велели убираться в Галитчину, там ему место. Уехал не солоно хлебавши.
-Василий Петрович, вы должны понимать,  майдановские радикалы хлебнули крови, особенно «Правый сектор», и они приедут с оружием уничтожать тех, кто не с ними. Вряд ли ваши члены самообороны готовы ответить тем же. С вами гражданские протестные силы, которые  не обучены убивать людей. Как вы намерены без оружия обороняться? Тем более,  у вас за спиной татарский межлис, который поддержит майдановцев? - расспрашивал Дмитрий.
-С местными татарами мы избегаем прямых столкновений, стараемся убедить их избежать гражданской войны в Крыму. Нам здесь всем вместе жить, и лучше быть хорошими соседями. Кто-то накрутил им, что с приходом сюда России, их опять депортируют в казахстанские степи. Главной нашей задачей не допустить приезда националистов с материка. Конечно, у наших ребят нет оружия, только подручные средства. С военной силой нам не справиться. С украинскими военными в Крыму мы проводим разъяснительную работу, среди нас много отставников, которые поддерживают связь с частями. Кстати, на территории Крыма появились люди в камуфляже, которые взяли под охрану здания администрации, блокируют военные части и другие важные объекты, - уже полушепотом говорил Василий Петрович.
-Это украинские вооруженные силы? Прибыли с материка? - переспросил Дмитрий.
Василий Петрович усмехнулся в трубку, понизив голос до шепота, сказал:
-Это военные без знаков отличия, ведут себя очень вежливо, так украинские военные себя не ведут. Полагаю, помощь нам оказывает Россия.
-А власть в Севастополе как реагирует?
-Наш мэр Яцуба подал в отставку и вышел из Партии Регионов, публично заявил, что он не хочет быть рядом с людьми, которые опозорили и предали страну. Мы выбрали мэром Алексея Чалого. А глава правительства Аксенов подчинил себе все силовые структуры Крыма.
-Спасибо за информацию, Василий Петрович. Буду рад видеть вас в Измаиле. Если не перекроют границы.
-Приезжай в гости в Крым. Обнимаю.
Положили трубку, Дмитрий воодушевленный разговором понял, российские войска уже находятся в Крыму, они тихо, без шума и стрельбы занимают ключевые военные объекты и административные здания.
В Москве весна наступала медленно, снег напитался талой водой, почернел, днем ручьи стекались в отводные колодцы. А в Крыму весна уже пришла во всей своей красе. Дмитрий наблюдал по телевидению и в компьютере, за дальнейшими действиями крымских и российских властей. Семнадцатого марта Путин подписывает указ о признании независимости республики Крым, одобряет проект договора о воссоединения Крыма с Россией. И в последующем вся страна наблюдала, как в Георгиевском зале Кремля подписали договор о воссоединения Крыма с Россией. Под договором ставят свои подписи президент России Путин, председатель Госсовета Крыма Константинов, председатель совета министров Аксенов, глава Севастополя Чалый. На работе у Дмитрия собрались все сотрудники, обсуждали событие, кто-то искренне радовался, некоторые высказывали сомнение, будет ли под силу экономически вытянуть Крым из той финансовой ямы, в которую ввергла Крым Украина. Тем более, что сухопутного сообщения с полуостровом у России нет. Перебои в банковской системе у жителей могут вызвать отторжение новыми правилами проживания. В общем, проблем больше, чем выгоды. Все эти потуги оправдывались только одним: не дать американскому флоту сделать Крым своей базой на Черном море. В таком случае Россия потеряет стратегическое положение во всей акватории Черного моря, а томагавки с их кораблей смогут поражать Кубань и все прилегающие к Украине области.
На совещании в редакции остановились на том, что через некоторое время Дмитрий с журналистами полетит в Крым, и на месте попытаются определить насколько граждане воспринимают новые реалии жизни. Одно дело период, когда общий подъем поднимает людей, эйфория от победы кружит голову; другое дело, когда  по происшествии времени, люди столкнутся с трудностями перехода от одного образа жизни к другому. А пока в редакции решили организовать встречу с замечательным украинским писателем и журналистом Олесем Бузиной, которого пригласили участвовать на российском телевидении в обсуждении событий на Украине. Дмитрию интересно было познакомится с журналистом, который едко изобличал лживую историографию, созданную современной Украиной. Дмитрий с удовольствием читал его книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» о великом кобзаре, который стал чуть ли не главным украинским идолом. Чего греха таить, ведь Дмитрий знать не знал ничего о личной жизни «великого кобзаря», верил всему написанному о нем еще в то время, когда  учился в школе. Оказалось, вне поэзии кобзарь был далеко не безупречным человеком, слыл пьяницей, богоборцем, ловеласом, завистником, в общем, человеком довольно неприятным. И под забором его пьяным находили, и на носилках домой уносили, и успевал выпивать весь запас спиртного, предназначенного для вечеринки всей кампании. В книге Бузины приводится такой пример: «Запои самого Тараса Григорьевичабыли настолько хорошо известны, что во время дознания по делу Кирило-Мефодиевского общества один из основателей  его Василий Белозерский предложил такую версию  поэтического вдохновения собрата: Свои стихи Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов, и в естественном состоянии не сочувствовал тому, что написал под влиянием печального настроения». А уж сколько лжи было в советской литературе о том, какие страдания переносил, будучи ссыльным солдатом,  в Новопетровском укреплении. Обедал ссыльный исключительно с офицерами, а то и у самого коменданта. Хотя офицерам творчество Шевченко было мало известно. Они искренне хотели вывести его в офицеры, многие рядовые смогли честным отношением к службе выбиться в офицеры. Поляк Мацей Мостовский, попавший в плен после Варшавского восстания, не расстрелянный и не сосланный в Сибирь, по приговору прибыл в укрепление рядовым, дослужился до штабс-капитана. Шевченко пил и ленился, сам написал в дневнике: «Я не только глубоко, даже поверхностно не изучил ни одного ружейного приема». Хороша служба! А где же были сатрапы офицеры, которые муштровали солдат до седьмого пота! «Строевая наука, которую доблестно преодолевали избалованные дворянские отпрыски Лермонтов и Фет, не по зубам гению из села Кириловка». Сколько шума наделала эта книга, Бузину пытались привлечь за клевету, он выиграл все суды, поскольку документально доказал свою правоту. Бузина осудил государственный переворот в Киеве, кровь погибших на руках тех, кто пришел к власти в результате переворота. Он пришел в редакцию безо всякого сопровождения, тихо зашел в холл, его даже не хотела пропускать охрана, пока не удостоверились, что на него выписан пропуск, настолько он скромно вел себя. В редакции его встретили аплодисментами, он засмущался, проговорил: «Что вы, коллеги, я же не звезда из кабаре тринадцать стульев». Этот невысокого роста человек, с высоким лбом, лысой головой, четкой речью обаял журналистов, хотя многие из них были  не менее известны читателям и журналистскому сообществу. Он рассказал о том, что происходит в настоящее время на Украине, и в частности в Киеве. Он изложил свое видение устройства Украины в составе триединого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Он говорил, что пора вернуть Малороссии историческую память и автономию, наряду с Новороссией, Волынью, Галитчиной, Крымом и Подкарпатской Русью. О многом тогда говорилось на встрече. В частности,  он сказал, что украинский народ много сил тратит не на воссоздание украинской культуры, сколько на попытки уничтожить русскую культуру в умах молодежи. Когда прощались, каждый журналист подошел к Олесю пожать руку и представлялись. Услышав фамилию Орлова, Олесь оживился.
-Читал ваши статьи. Очень оригинальные и глубокие по своей сути. Вы, кажется, сами родились на Украине? - спросил он.
-Да. Родился в Одесской области, Измаиле. После института остался в России.
-Вот откуда в ваших статьях глубинное понимание украинской действительности, - улыбнулся Олесь.
-Пожалуй, - согласился с ним Дмитрий и предложил: - Я провожу вас. Вы куда сейчас?
Олесь посмотрел на часы, сказал, что через два часа он должен быть в Останкино.
-Я отвезу вас, - предложил Дмитрий.
-Буду весьма признателен. Только давайте договоримся, мы почти ровесники, будем на ты, а? Тем более, что мы не только коллеги, но и земляки, - и еще раз улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
-Конечно!
Пожали друг другу руки, пошли на выход. В машине Дмитрий спросил, не боится ли он покушения на свою жизнь, ведь его статьи задевают многих власть предержащих.
-Угрожают, - коротко проговорил Олесь. - И в почтовый ящик бросают анонимки с угрозой, и по телефону достают. Мать мою жалко, переживает она очень. В магазине какие-то недоумки обругали ее, велели передать, что убьют меня, если я не заткнусь. Теперь она боится выходить на улицу.
-Может лучше тебе с ней переехать в Россию? - предложил Дмитрий.
-Они мечтают об этом. Не дождутся.
-Читал я твоего Тараса Григорьевича. Здорово ты развенчал  первого поэта Украины, - искренне восхитился Дмитрий.
-Это я им в пику, чтобы других классиков тоже почитали. А то памятники русским классикам низвергают, а из этого идола сотворили. Все шествия и парады с факелами у его ног заканчивают. Чувствуют родство душ.
-Наши классики тоже не без греха. Граф Толстой крестьянок любил щупать, Тургенев всю жизнь за замужней женщиной волочился, свой семьи не создал. А самый гениальный русский композитор Чайковский и вовсе был педофилом, - проговорил Дмитрий не отрываясь взглядом от дороги.
-Наше все Пушкин в каждой женщине видел «чудное мгновение», Есенин был пьяницей и хулиганом, только знают об этом историки и литературоведы.  А народу останутся их дивные стихи и музыка, - в тон ему ответил Бузина. - Они зла никому не делали. Женщин любили? Так кто из нас их не любил? Они же романтики! Им нужно любить для вдохновения!
-Чайковский женщин не любил, - вставил реплику Дмитрий.
Олесь кивнул, вскользь ответил:
-Чайковский вовсе для меня загадка. Не могу понять, как столь несчастный в личной жизни человек мог писать такую божественную музыку, и продолжил прерванную мысль: - Наш Тарас в своей поэзии только лгал, написал «Узника»: Дывлюсь я на нэбо, та й думку гадаю, чому я ны сокил, чому ны литаю», а сам, как следует и не был узником. За пьянку попадал на гауптвахту. Бог ему судья! История все расставит на свои места.
На прощание, Олесь сказал:
-Пиши мне по электронной почте, - протянул он визитку Дмитрию. - Ты будешь мне сообщать о видении ситуации на Украине русским обществом, а я тебе о новостях на Украине  глазами очевидца.
Расстались почти друзьями с заверениями почаще общаться.
И они общались до апреля следующего года, пока не пришло сообщение, что Олеся Бузину застрелили белым днем во дворе его дома. Это было шоком не только для многих украинцев, но и русских граждан, которые успели полюбить его на экране телевидения. Пожалуй, после Влада Листьева, Бузина был вторым по той степени скорби, которая охватила многих его почитавших. Свыше пятисот человек пришли проститься с журналистом, который не боялся говорить правду. Только благодаря всплеску возмущения украинским обществом, требованию Комитета защиты журналистов США, организации ЮНЕСКО, следствие вынуждено было задержать исполнителей убийства, двух националистов, которых до суда посадили под домашний арест, а потом и вовсе освободили.
Дмитрий поехал домой, поскольку четырнадцатилетний сын один дома, а у жены в тот день вечерний спектакль. Родители часто в детстве сына не могли вовремя забрать из сада, позже из школы, поскольку у обоих основная работа переноситься на вторую половину дня. И большую часть своей жизни сын проживал у бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, и конечно, всячески баловали. Дедушка Геннадий Васильевич говорил внуку: «Разве пригодились мне по жизни алгебра, химия, физика? Нет! Это не помешало мне сделать головокружительную карьеру? Из физики я знаю, что нельзя совать два пальца в розетку, из химии помню, что формула воды аш два о, из алгебры ничего не помню. И география в том объеме, что дается в школе, тоже не нужна, дадим извозчику пятак, он довезет куда следует!», - внушал он внуку, расхолаживая его стремление к учебе,  что не устраивало Дмитрия. Он упрекал тестя, тот потакает лени, позволяет внуку делать уроки спустя рукава, выше четверки оценки не получал. Тесть приводил аргумент:
-Сталин руководил огромным государством имея за плечами неоконченную семинарию. И привел страну от сохи до атомной бомбы. Никитка тоже был не шибко грамотным, через пень колоду закончил четыре класса и политический ликбез. Брежнев хоть и с высшим образованием, а Маркса так и не осилил. Зато каких высот достигли!
Спорить  с ним бесполезно. Сына они вернули домой. Когда Дина задерживалась в театре, он спешил домой, чтобы проверить у сына уроки, занимался с ним дополнительными занятиями, заставлял читать книги. Сначала сын был недоволен, лентяйничал, Дмитрий сумел переломить ситуацию, привил таки любовь к чтению, заинтересовал предметами история, иностранным, литературой, и прочими гуманитарными предметами, которые сам хорошо знал, потихоньку вникал в математику, в которой тоже был не силен, часто сам консультировался о задании по математике у более молодых сотрудников на работе. Сын так и не смог определиться кем бы он хотел стать по жизни. Он часто бывал маленьким в театре за кулисами, когда мать выступала на сцене, или на съемочной площадке, и его спрашивали, хотел ли он стать актером? Он еще в то время твердо отвечал: «Нет!» - «Почему?» - «Не хочу, чтобы чужие дяди кричали на меня или указывали мне, как моей маме». Он имел ввиду режиссеров, которые руководили актерами. «А кем же ты хочешь стать?» - «Хочу, чтобы, как дедушка: руководить всеми и чтобы все меня слушались». - «Тогда надо хорошо учиться». - «Дедушка учился плохо, а денег имеет много», - приводил аргумент парень.
Родители Дины полагали, что дочь и зять умышленно ограничивают встречи внука с ними, руководствуясь элементарной ревностью. Поэтому, последнее время отношения между ними опять стали несколько натянутыми.

*  *  *
После известия об аннексии Крыма  Николай долго сидел в некоторой прострации. Не мог поверить, что армейская группировка на полуострове так бездарно сдала позиции. Без единого выстрела Крым отошел к России, как такое могло быть?! По телевидению и в печати трубили ежедневно об агрессивной политике России. Но если говорить о насильственном захвате полуострова, почему жители не выступают с возмущенными митингами против российского присутствия. Боятся? Тогда почему на востоке жители областей не боятся выступать против киевской власти. Более того, берут в руки оружие, чтобы противостоять этой власти.
В Харькове и Донецке горожане взяли штурмом здания областных администраций, в Луганске захватили здание службы безопасности. Исполняющий обязанности президента Турчинов послал туда воинские подразделения, которые отбили здания в Харькове, против Донецка и Луганска сил не хватило, поскольку в этих городах жители успели вооружиться и отбить нападение. В городах и поселках областей возникают митинги против насильственного захвата власти. Руководство Донецкой области сообщает о создании Донецкой народной республики. Турчинов отдает приказ использовать вооруженные силы страны, направляет туда танковую бригаду.
Николай собирает офицеров. Командир мотострелкового полка Омельченко очередной раз в Киеве. Когда запахло жаренным, о нем вспомнили. Стало ясно, что их полк бросят на восток для подавления мятежников, или сепаратистов, как их называли.
Николай обвел глазами офицеров пока, задал всего лишь один вопрос:
-Будем ли мы участвовать в гражданской войне?
Наступила гнетущая тишина. Никто не хотел высказаться первым, дабы не попасть впросак. Наконец командир второго батальона спросил:
-Разве у нас есть выбор? Мы обязаны выполнять приказ.
-Вы знает, что уставом запрещено выполнять преступные приказы, - напомнил Николай. - И для подавления мятежей есть внутренние войска, милиция, прочие подразделения МВД.
-Так их разогнали и деморализовали наши бравые майдановцы, - напомнил заместитель командира роты.
-А кто сказал, что это преступный приказ? - спросил командир роты, молодой мужчина, который заканчивал училище в Ивано-Франковске. - Тем более, что он исходит от верховного главнокомандующего. Сепаратистов надо бить, и бить жестоко. Им помогают российские войска, а с наемниками разговор должен быть однозначным, - решительно высказался ротный.
Кто-то ему возразил:
-Он сегодня главнокомандующий, а завтра придет другой, которого изберут президентом, и он спросит со всех: и с тех кто послал, и с тех кто выполнял приказ идти и у бивать своих украинцев.
Опять тот же молодой голос сказал:
-Там нет украинцев, там одни русские, которые помогают им вооружаться.
-А русские разве не люди? Они украинские граждане, -  выкрикнул на русском языке офицер с задних рядов.
Николай не прерывал, давал возможность высказаться всем. Это ведь не официальное совещание, в котором заседает президиум, выступающие выходят к трибуне. Николай сидел не в президиуме, а в партере, лицом к залу. Он задал вопрос молодому офицеру:
-Вы сможете убить гражданского человека, который не хочет жить по  законам, с их точки зрения, не легитимного правительства?
-Нет. Я арестую его и предам суду. А если он пойдет с оружием против меня, будет в меня стрелять, что мне останется делать? - вопросом на вопрос ответил офицер. - Стреляли же русские по своим гражданам, чеченцам, их совесть не мучила?
-Не знаю, может не мучила. Но в той войне кроме чеченцев воевала уйма всяких наемников, в том числе и наши украинцы. Там хорошо зарекомендовал себя наш Сашко Билый, который лично пытал российских военнослужащих. Ломал пальцы и выкалывал глаза молодым солдатикам. Сейчас он в Ровно безобразничает. И русским было за что сражаться, в ином случае у них на Кавказе  был бы сейчас мусульманский халифат и сброд всяческого народа с Ближнего Востока. Это вечный гнойный чирий под брюхом России.   И все же  хочу вас спросить, будем ли мы воевать против мятежного люда? - спросил Николай и обвел глазами офицеров.
Все молчали. Николай подождал, медленно произнес:
-Должен вам заметить, в Краматорске десантники двадцать пятой бригады перешли на сторону восставших. Передали мятежникам шесть единиц бронетехники и прочее стрелковое оружие.
-Вы предлагаете нам пойти по этому пути? Пути предательства? - спросил  заместитель командира первого батальона.
-Нет. Предательство одно из худших преступлений. Мне хотелось знать ваше мнение, ведь мы будем воевать не с внешним врагом. У многих жителей Львова в тех краях живут родственники. Как они отнесутся к тому, что мы пойдем их убивать. Мы сюда вернемся, нам жители будут плевать в лицо. Полагаю, если мы там окажемся,  мы должны будем не тупо убивать жителей тех областей, а склонить их к сдаче оружия. Они же должны понимать, что мы сильнее, у нас серьезное оружие, и мы не хотим крови. Вряд ли они захотят умирать ради мифической республики. Пусть путем голосования выбирают того президента, который будет устраивать всех украинцев, русских, и прочих граждан. Живут же в мире в Америке граждане всех национальностей. В Швейцарии четыре официальных языка, и ни у кого не возникает желания доказывать чей язык должен доминировать, - высказывал свою точку зрения Николай. Он до конца не верил, что вооруженные силы будут убивать своих же граждан. Хотя после майдана в Киеве, можно поверить во что угодно.
-А если они как Крым захотят присоединится к России? - задал вопрос еще один молодой офицер. - Мы должны будем молча наблюдать за этим и ничего не делать?
Заметил, в основном вопросы задают молодые офицеры. Пожилые угрюмо молчали.
-А что вы сделали, когда Крым решил отойти к России? - задал встречный вопрос Николай. - Кто-нибудь выступил против? Отстреливался до последнего патрона? А ведь там наших войск не мало было.
По залу пробежал короткий смешок.
-Все. Прошу готовится к командировке в район боевых действий. Полагаю, если нашего командира вызвали в министерство обороны, значит ему дадут вводную, - закончил Николай.
Все встали, шумно покидали зал, переговариваясь и обсуждая новость. Молодые вне зала осмелели, стали высказывать воинственные мысли, дескать нельзя допустить второго Крыма. К Николаю подошел командир батальона Краснов. Самый немногословный, педантичный служака, его просьбы удивила Николая.
-Николай Иванович, у меня выслуга лет имеется, мне воевать со своими совесть не позволяет, я подам рапорт на пенсию, - тихо проговорил он.
-Это ваше право. Приедет командир полка, подайте рапорт ему, - посоветовал Николай.
Он и сам мучился мыслью, надо ли ему тоже подать рапорт об отставке по выслуге лет. Особенно после последнего разговора с Омельченко. Он не хотел воевать против мирных граждан, которые взяли в руки оружие отстаивая свое право на жизнь не вместе с новой киевской властью. С другой стороны он хотел присутствовать на арене военных действий, чтобы не дать молодым горячим головам ожесточиться и не наломать дров, за которые остаток жизни им будет стыдно. Потом стало ясно, его бы не отпустили, так как к приезду Олеся рапорт подали шесть офицеров. Четверым отказали, мотивируя тем, что в этот трудный период для страны не время думать об отставке,  двоим по состоянию здоровья рапорта подписали.
Николай вечером придя домой, зашел в комнату к дочерям. Жены, как всегда вечером дома не было.
-Девочки, я хочу сказать вам нечто важное, - тяжело начал он. - Вы уже у меня взрослые и должны понять меня. Меня могут послать на восток с полком усмирять мятежников. Обратно я не вернусь, даже если останусь в живых. С вашей мамой у меня отношения не сложились. Мы давно чужие друг другу люди. Вы сами видите, ее никогда не бывает вечером, она совсем не заботится обо мне, как о своем муже. Я бы давно ушел, но мой долг перед вами не позволял этого сделать. Вою жизнь я посвятил вам. Теперь вы выросли. Сможете прожить без моей опеки. Хотя для вас я всегда буду отцом, помощником, не вас я оставляю, а вашу маму, - проговорил Николай.
Девочки замерли, смотрели на отца широко раскрытыми глазами, первой опомнилась Ева.
-Что ты, папа! Как ты можешь такое думать?! Мы же любим тебя!
У Яны по щекам побежали слезы. Они подошли к нему, обхватили его с двух сторон за шею. Николай сам готов  заплакать. Он долго готовился к этой речи, не один раз хотел произнести, собрать чемодан и уйти. Заранее договорился с комендантом офицерского общежития, чтобы тот выделил ему комнату. И каждый раз не решался. Не мог видеть слезы в глазах своих девочек. Сейчас, когда он с полком уедет на восток, там он может погибнуть, хотя в это не верил, а если не погибнет, он подаст в отставку и уедет к родителям. К жене возвращаться  не хотел. Он не то что ее давно не любил, а тихо ненавидел. Он же знал, что жена живет своей жизнью, у нее есть любовник, который одаривал ее дорогими побрякушками. Как-то теща проговорилась,  Галка сделала аборт, полагая, что от мужа. Когда дочь ей сказала правду и она поняла какую допустила оплошность, она старалась всячески убедить зятя, что тогда она говорила не о Гале, а о племяннице, которую Николай за все время в глаза ее не видел. Он даже догадывался, кто его соперник. Подозревал депутата их городского совета, владельца недвижимости в городе, по молодости хотел по-мужски поговорить с ним, потом решил, дело не в депутате, а в ней. Уж если она пошла по этому пути, найдется другой депутат, что потом и произошло. Ведь мужчины на ее красоту слетались, как мухи на мед. Она привыкла купаться в их обожании. А дома ее ждала серая бытовуха, скучный муж и беспокойные дочки, которые то болеют, то требуют другого внимания. Но годы брали свое. Подрастали молодые соперницы, не менее красивые. А тут и талия уже не та, и морщины у глаз появились.  Все меньше становилось обожателей. Все жестче становился ее характер, и где, как не дома она могла излить всю свою горечь и раздражение.
Николай встал, вынул из под кровати чемодан, который покрылся пылью от долгого неупотребления.
-Папа, не надо! - бросилась к нему Яна.
-Девочки, я уезжаю в командировку. Там посмотрим, - сдался он, не мог видеть отчаяния в глазах дочерей.
Неожиданно рано вернулась домой Галя. Недоуменно посмотрела на мужа и чемодан. Полагала, он собирается либо в отпуск, либо в командировку или на военные учения. Яна бросилась к матери.
-Мама, папа уходит от нас!
-В смысле? - спокойно спросила жена.
-Уходит. Насовсем! - подтвердила Яна.
Жена посмотрела на мужа, прошла села на диван, молча наблюдала, как он собирал свои личные вещи.
-Пришел с чемоданом, и ухожу с чемоданом, - проговорил Николай. -Девочки выросли, теперь ты будешь ответственна за них.
-Девочки, выйдите, - строго велела им мать, и они не могли ее ослушаться. Толкая друг друга они вышли из комнаты. Жена встала, подошла к Николаю.
-Может быть не надо, - проговорила она. - Останься, - попросила она.
-Зачем? Я  тебе зачем нужен? Ужины дочерям готовить? Как муж я тебя не интересую. Ты думаешь, если я молчал, то я ничего не знаю? Ради девчонок терпел!  - злым шепотом выговаривал  Николай.  - Да я бы тебя в бараний рог свернул, если бы был уверен, что это поможет! Или развелся бы еще десять лет назад. Терпел! Понимал, ты из девочек сделаешь таких же идиоток, как ты сама. Все! Закончили! На развод сам подам. Или ты подавай, свободной теперь будешь шляться, - жестко выговорил он, захлопнул чемодан, оглядел комнату в которой прожил более двадцати лет. Хорошо, что военная форма висит в части в кабинете. Пошел к двери.
Жена кошкой прыгнула, закрыла собой дверь.
-Погодь, Мыкола! Може з чистого листа начнэм, а?
-Мыкола, Мыкола! - передразнил ее Николай. - Коля я, Николай! Понятно?! Про какой ты чистый лист? На тебе пробу ставить некуда. Пусти! - оттолкнул он ее и пошел на выход. Дочери выглянули в коридор, Николай кивнул им.
-Я буду звонить, девочки. До свидания.
Он хлопнул дверью. Вышел на свежий воздух. Пахло весной и набухшими почками. Вечерний воздух был чист, свеж, прохожих мало, он оглянулся на дом, окна в его квартире горели призывным светом, он вздохнул и ускорил шаг.
В общежитие он открыл заранее приготовленным ключом комнату, положил чемодан на пустой, колченогий стол, сел на кровать, пожалел,  не захватил по пути бутылку водки.  Напиться бы в пору. За все время проживания ни этот древний и красивый город, ни его полк, в котором он прослужил свыше двадцати лет, так и не стали для него родными. Не говоря уж о жене. Почти двадцать два года жизни коту под хвост.  Он зло ударил себя по коленке. Оглядел обшарпанные стены комнаты. В общежитии проживали молодые офицеры и прапорщики, которые не успели еще обзавестись семьей, или у которых не было в городе жилья. В общем, перевалочный пункт. Молодым лейтенантом он тоже жил в нем некоторое время. Впервые его жена пришла к нему в общежитие и отдалась ему, после чего он сделал ей предложение. Вот потеха будет, когда утром молодежь увидит заместителя командира полка здесь. Встал, украдкой выглянул в коридор, шмыгнул за дверь. Решил все же купить водку. До ближайшего магазина одна остановка на трамвае, он прошел пешком. Купил водку, вспомнил, закуски ведь теперь у него тоже нет, и холодильника с едой нет. Купил хлеб и колбасу, сложил все в пакет, пошел назад. Воровато оглянулся, не хотел лишних глаз, когда пришел к общежитию, зашел в комнату, закрылся на ключ в комнате. Разыскал пыльный граненный стакан, вытер его концом рубахи, налили полный стакан. Выдохнул и выпил. Прощай семейная жизнь и привычный уклад бытия. На душе пусто и гадко. Перочинным ножичком порезал колбасу и хлеб. Жевал, тупо уставившись в трещину на стене. Через полчаса комната поплыла в глазах, закружились стены. Он выпил еще полстакана, завернул остатки хлеба и колбасы, лег на кровать не снимая обуви. Смотрел в потолок, пока он не расплылся в его глазах, и тяжелый сон навалился на него, заставил провалиться в темную бездну.
Родителям говорить о том, что ушел из семьи, он не стал. Не хотел расстраивать стариков. Полагал, отслужит, приедет домой, сам все расскажет и объяснит.

*  *  *
Дмитрий решил воспользоваться приглашением родного дяди, и съездить в Крым. Не стал  оформлять ни командировку, ни отпуск, поехал на первое мая, несколько праздничных дней и пару еще за переработку потратить он мог, решил позволить себе совместить приятное с полезным. Для этого он взял с собой сына Виктора, показать ему Севастополь, поводить по городу. Дина, как всегда из-за плотного графика полететь не могла. Сам же решил просто поговорить с горожанами, послушать, о чем они говорят между собой.  Еще в полете, сын, сидевший у иллюминатора, увидел море, спросил:
-Мы над Черным морем пролетаем, или над Азовским?
-Справа Азовское, слева Черное, - пояснил отец.
В аэропорту на своей автомашине их встретил Василий Петрович. После объятий и расспросов, как долетели, повез их в сторону Севастополя. Сын разглядывал неизвестно откуда взявшиеся горы, все теребил отца расспросами: ведь Крым такой на карте маленький, откуда здесь имеются степи, горы, реки? И в Москве деревья еще голые, снег недавно сошел, а здесь уже вовсю все зеленеет, возле аэропорта в сквере вовсю цветут тюльпаны, светит солнце, так в Москве порой бывает в июне.
Дмитрий в свою очередь расспрашивал дядю о жизни в Крыму после присоединения его к России.
-Трудно живем, - признался Василий Петрович. - Нам бы экономику поднять, тогда некоторые скептики окончательно поймут, где им лучше. Украина двадцать лет палец о палец не ударила, чтобы благоустроить полуостров.
-С продуктами туго?
-Туго. Ведь прямого сообщения посуху с Россией нет, а самолетами много не навозишь. Украинцы в отместку перекрывают воду и электроэнергию, - рассказывал дядя. И с энтузиазмом восклицал: - Надеюсь, это временные трудности! Заживем еще...
-Василий Петрович, это для вас временные трудности, вы получаете российскую пенсию. Не всем же так везет. Молодежь чем занимается? Именно их в первую очередь надо обеспечить работой, зарплатой. В ином случае, пройдет немного времени и они начнут вспоминать, что при прежней власти у них все было хотя и бедно, зато стабильно, - заметил Дмитрий.
-Да и при прежней власти не все было благополучно, - возразил дядя.
-Память коротка, - напомнил  Дмитрий.
-Все же большинство жителей Крыма за присоединение. Татар подогревают с Киева, они, в основном,  не могут успокоится. Мы не должны ориентироваться на недовольное меньшинство. Наша задача  убедить их,  это временные трудности. Москва тоже не сразу строилась. Некоторые думали, что с приходом россиян, на них посыпятся льготы и благополучие. Так не бывает. Это благополучие нужно добывать своими руками.
Пока ехали, Василий Петрович рассказал, он, как депутат горсовета, поддерживает связь с регионами бывшей родины. В Харькове националистам удалось вернуть захваченные здания. В Луганске и Донецке жители пока отстаивают свое право на ту жизнь, которую бы хотели иметь в своих областях.
В Одессе противостояние достигло своего апогея. Тревожит, что город приехал известный радикал бывший комендант евромайдана Андрей Парубий, а там где он, жди крови и побоищ.  Ему нечего опасаться, его поддерживает киевская, а теперь уже и одесская власть. В город приезжал кандидат в президенты Олег Царев, бывший депутат  Государственной Рады. Гостиницу блокировали сторонники евромайдана, его еле эвакуировали из Одессы. Произошла кровавая стычка между сторонниками и противниками новой власти. На сайте «Антимайдана» появилось обращение к гражданам Одессы, объявить Одесскую область - Одесской народной республикой. Евромайдановцы забрасывают коктейлями Молотова здания, в которых проживают или работают их противники.
Василий Петрович, как уроженец Одесской области, более внимательно отслеживал все события, которые происходили на его бывшей малой родине.

  Василий Петрович привез их к себе домой, где жена накрыла стол, обещали прийти вечером сыновья. Дмитрий предупредил,  он с удовольствием проведет у них время до вечера, но не хотел бы стеснять дядю, и он остановится в гостинице, номер которой он заказал еще в Москве. Василий Петрович с женой начали возражать, дескать места хватит всем, Дмитрий мягко возразил,  если бы он приехал один, не было бы проблем. Но поскольку он с сыном, парнем довольно беспокойным, ему самому будет комфортней остановиться в отеле. Еле убедил.
Ближе к вечеру пришли сыновья с женами. Дмитрий редко видел двоюродных братьев, помнил их еще юношами, когда они приезжали с отцом в Измаил, он сам тогда учился в школе. Сейчас это высокие парни, старший Юрий пошел по стопам отца, капитан-лейтенант российского флота, младший Александр работает в администрации мэра города. Жен Дмитрий видел впервые, они тоже много наслышаны о двоюродном брате от мужей, который живет в Москве, и у которого жена известная актриса. Дмитрия давно слегка  раздражает, что его воспринимают, как мужа Дианы Орловой, он понимал, чисто женское их любопытство, но о ней они говорили мало. В основном братья интересовались жизнью в столице России, а Дмитрия жизнь в новом регионе России.
На следующий день они все вместе пошли в центр города, где прошел парад трудящихся. Настроение под стать солнечному дню. Российские флаги, транспаранты, улыбки людей, праздничное веселье, ничего не напоминало, что всего лишь месяцы назад, здесь все было гораздо мрачней.
Зато на следующий день пришло страшное известие. В Одессе националисты напали на палаточный город противников майдана, загнали людей в пустующий дом Профсоюзов, и сожгли там многих людей.
О том, что в Одессе беспрепятственно действуют националистические группировки «Удар», одесские гайдамаки под руководством Сергея Гуцелюка, и другие радикальные группировки, Дмитрий знал. Об этом ему рассказывали журналисты в Москве. Более подробно ему об этом рассказывал Афанасий Забота, когда они в последнюю приезд встречались в Измаиле. Он так же знал, что во время противостояния в Киеве, одесские власти запретили перевозчикам перевозить в столицу организованные группы, продажу билетов в Киев ограничили, и запретили митинги в самом городе. Люди закидали камнями автобус, в котором хотели поехать на майдан активисты партии «Батькивщина». Местные националисты в поддержку евромайдана в Киеве расставили палатки возле памятника Дюку Ришелье. Милиция жестко разогнала протестующих, палатки снесли, организатора Алексея Черного приговорили к пяти суткам ареста. Это было только начало. В той или иной форме митинги собирались все полгода до майских событий. В Киеве не могли допустить, чтобы в Одессе местная власть противодействовала евромайдану. Лидер «Правого сектора» отправил в Одессу около ста человек в поддержку местным националистам. Подтягивались активисты и с других областей. В Одессе появился свой майдан. Чтобы предотвратить захват административных зданий, в  цепочку встали не только сотрудники милиции, но и местные жители. Тогда, в январе, противостояние закончилось ничем, майдановцы не решились напасть на милицию и защитников здания, а у милиции не хватило сил арестовать основных зачинщиков беспорядков. Некий  Антон Давидченко кинул клич, организовать отряды самообороны, чтобы противодействовать националистам. Народ откликнулся. Не так организовано, как хотелось, но все же удалось собрать костяк боевой дружины. Воины одесского гарнизона обратились с письмом к президенту Януковичу, в котором говорилось, что данное противостояние грозит целостности государства, просили проявить волю для подавления экстремизма. Янукович остался глух. Ему было не до Одесских проблем, когда в Киеве пахло жареным. Шестого февраля активисты «Сопротивления» возложили цветы к памятнику погибшим милиционерам в память о сотрудниках, погибших на майдане в Киеве. Все чаще случались столкновения с защитниками и противниками евромайдана. Националисты воспряли духом после бегства Януковича и прихода к власти Турчинова.  Власти города делали все, чтобы ограничить бесчинства майдановцев, но те, чувствуя поддержку сверху, наглели все больше. С приездом в город Парубия они еще более активизировались. Теперь им было море по колено. Они смело нападали на передовые отряды милиции, которые не могли больше сдерживать напор толпы. И милиция, не получив должных инструкций, в итоге отошла в сторону.
Дмитрий не мог понять, почему же тогда в городе, в котором стоят воинские части, вернувшиеся с Киева остатки «Беркута» и внутренние войска, жители города, которым национализм был неприемлем, - не смогли предотвратить то, что произошло. Во всем этом, он видел, прежде всего, предательство президента, его трусость, все его правление цепь непоследовательных и несуразных решений, которые противоречили друг другу. Не зря евромайдановцы сожгли чучело Януковича на митинге у здания российского Генерального консульства
Местом встреч и митингов стало Куликово поле, на котором противники евромайдана установили палатки. Они выступали за второй государственный русский язык, смену власти в Киеве они считают государственным переворотом. В пику им, в газетах распространили обращение активиста евромайдана Марка Годиенко, который писал, что в Одессе появилась «тупая и отмороженная сила, она зовется Новороссия, Русский мир, Славянское единство. И за это радикалы готовы их калечить и убивать. На Куликовом поле собрались более трех тысяч человек, их ряды крепнут, нужно принимать меры».
Новая киевская власть уволила прежнее руководство Одессы власть. В их лице евромайдановцы получили дополнительную поддержку. Теперь уже евромайдановцы защищали здания одесской администрации от нападения отрядов самообороны. Противостояние достигло своего накала. Только сила теперь была на стороне власти, которая совместно с евромайдановцами  боролись с их  противниками. Арестовали лидера «Народной альтернативы»  Антона Давидченко, видимо сломали парня в застенках, он признал свою вину в расколе страны, ему дали пять лет условно, он тут же покинул Украину.
Позже стало известно, что произошло в тот роковой день в Одессе. Утром должен был состоятся футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом», в Одессу съехались ультраправые фанаты. Странно, что футбольные фанаты приехали в город болеть за свой клуб вооружившись битами, цепями, ножами, топорами, палками. У многих на лицах появились маски. И милиция всего этого не видела. Колонна защитников майдана на Греческой площади пересеклась с колонной противников майдана. Одни с криками «Майданутых на кол!», другие «Бей москалей!»,  кинулись друг на друга. Милиция пыталась развести колонны, с этим не справились. Кстати, как признался позже начальник милиции общественной безопасности полковник Дмитрий Фучеджи, одесская милиция получила указание из Киева в события не вмешиваться, а столкновение спровоцировали участники «Правого сектора», втесавшиеся в ряды Антимайдановцев под видом их сторонников. Когда показывали по телевидению кадры того дня, все видели, полковник Фучеджи стоит за спиной стрелявшего из пистолета майдановца и не пытается его остановить. Стрелять начали с двух сторон. Сторонники евромайдана имея численное преимущество начали теснить и милицию, и пророссийских сторонников. Пулю в грудь со смертельным исходом получил евромайдановец некий Бирюков, вину возложат на активиста Куликова поля Будько, по кличке Боцман, его видели с автоматом в руках, он, якобы стрелял по толпе, но попал только в одного. Тут же получил пулю в живот  сотник «Правого сектора» Иванов. Гибель своих соратников ожесточила сторонников евромайдана. У них появились бутылки с зажигательной смесью, которые тут же изготавливали девушки, мелькнул на экране Порубий, и тут же у евромайдановцев появилось огнестрельное оружие. Началась беспорядочная стрельба, жертвы появились с двух сторон, так же пострадали милиционеры. Евромайдановцы ринулись громить палатки на Куликовом поле. Удержать толпу на Куликовом поле не смогли, они отступили к дома Профсоюзов, чтобы иметь возможность в нем забаррикадироваться. На некоторое время это им удавалось, затем сторонники майдана прорвались в здание. С двух сторон летели бутылки с зажигательной смесью, затем в окна полетели горящие покрышки. Пожар охватил все здание. Кто-то пытался спасать выпрыгивающий из огня людей, а кто-то их тут же добивал. Прибывшим пожарным машинам не давали возможности тушить огонь сторонники майдана. Только поздно вечером пожарные приступили к тушению пожара, когда уже тушить было нечего. Они же выводили оставшихся в живых сторонников антимайдана, толпа тут же избивала их и отдавала в руки милиции. Погибших насчитали сорок два человека, как мужчин, так и женщин.
Сообщение о происшедшем варварстве в Одессе вызвало шок у всех жителей Крыма, России, а в последствии и всей Европы. Такого в двадцать первом веке ожидать можно было только от американцев, которые без согласия совета безопасности ООН бомбили Белград, в котором гибли мирные жители.
Николай в гостях у Василия Петровича со всеми домочадцами сидели у экрана телевизора подавленные, даже комментировать не было сил.
-Вот что ожидало бы Крым, если бы мы не провели референдума о присоединении к России, - наконец высказался глава семейства.
-Погодите, эти сволочи еще обвинят во всем сторонников пророссийской стороны, - высказался сын Василия Петровича Александр.
-Или Россию в организации беспорядков, - тут же добавил Дмитрий.
-Причем здесь Россия, - пожала плечами жена Василия Петровича.
-Теперь, что бы в мире не произошло, во всем будет виновата Россия. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», - процитировал муж басню Крылова.
С тяжелым сердцем проводил оставшиеся дни в Севастополе Дмитрий. Сын  теребил его идти гулять к морю, на бульвары, мальчику трагедия в далекой для него Одессе мало о чем говорила.  Дмитрий соглашался, шел с сыном на прогулку, а перед глазами стояли горящие окна и падающие из окон люди. Он  подходил к людям на бульваре, которые собирались небольшими группками, обсуждали происшествие в Одессе, прислушивался к их разговорам. Все осуждали националистов, никто не высказывался против. Заходил он в магазины, как бы ненароком беседовал с продавцами, с пожилыми людьми в скверах, которые отдыхали за чтением газет, выяснял, как им живется в новых реалиях. Претензии в основном сводились к перебоям электроэнергии, к плохой питьевой воде, к подорожавшему бензину. Старушки сетовали, нынешним летом приезд туристов из Украины уменьшится, а Россия не сможет обеспечить такой наплыв туристов, чтобы они заполнили не только отели, но и частные дома. Тем более, что власти грозят запретить сдавать койкоместа в многоквартирных домах. И конечно, скудный товарный перечень на полках магазинов. Крымчане никак не могут привыкнуть к российским рублям, чтобы быстро в уме сообразить, сколько стоит тот или иной продукт в пересчете на рубль, и сколько он стоил ранее в гривнах. Пересчет был не в пользу рубля. Дмитрий остановился у одного небольшого продуктового магазина. Помещение пустовало, над дверями еще не снята вывеска: «Продукты», молодой парень закрывал фанерой окна, выставлен банер: «Аренда» и телефон. Дмитрий поинтересовался:
-Что так? Высокая конкуренция?
-Да какая там конкуренция? - с досадой оглядел Дмитрия парень. - Товара нет. Ранее я получал поставки из Мариуполя, или из Джанкоя. Теперь трасса перекрыта. А в России телушка стоит полушку, да перевоз рупь.
-А как же другие магазины выживают? - спросил Дмитрий.
-По разному. Мелкие закроются. Крупные держатся на запасах. У них денег в обороте побольше, договариваются с Краснодарским краем, - пояснил парень.
-Обещают мост построить, - напомнил Дмитрий.
-Пока его построят, рак на горе свистнет. Да и не верят многие. Его или ледоходом снесет, или подвижными керченскими грунтами. Говорят, строили мост во время войны, да толку, снесло ледоходом.
-И куда же вы дальше? - кивнул на магазин Дмитрий.
Парень еще раз взглянул на Дмитрия, в свою очередь спросил:
-А тебе что за интерес, дядя?
-Да так! - пожал плечами Дмитрий. - Шел мимо. Извини.
Дмитрий кивнул, и пошел дальше, поскольку сын нетерпеливо торопил его и ушел от него довольно далеко.
В разговорах с пожилыми и молодыми жителями, Дмитрий склонился к мысли, что большинство одобряют вхождение Крыма в состав России, поскольку видят, что стало в Киеве после победы майдана, особенно после трагических событий в Одессе. Вместе с тем, они не верят в строительство моста, полагают, дешевле России отжать восточные области и обеспечить сухопутное сообщение с Крымом. Тем более, что восточные области хотят стать либо самостоятельными, либо присоединится к России. Другие возражали: зачем России обнищавшие области, которые нужно будет поднимать за счет российской экономики? Достаточно с нее Крыма! Понимали, как важно для России держать российский флот там, где он стоит уже двести лет. Были такие, которые еще не определились, будет ли им лучше жить в России. Конечно, встречались и такие, которые говорили сквозь зубы: «Нашо нам та Россия, нам и так хорошо жилось...», но таких было меньшинство. С ним не боялись говорить откровенно, прогуливавшийся мужчина с мальчиком вряд ли мог быть провокатором или стукачом. Так что в этом смысле, присутствие  сына в некотором смысле помогло ему.
С тяжелым ощущением улетал Дмитрий из Крыма.  Всем стало известно,  всего в Одессе погибло сорок восемь человек, в больницы обратилось двести двадцать шесть человек, восемьдесят восемь человек госпитализировано. Сначала пронеслась информация, что среди погибших пятнадцать человек были россиянами. Это оказалось ложью, только два человека были не жителями Одессы и области, они ранее проживали в Виннице и Николаеве. В день отлета в Одессе у дома Профсоюзов прошла панихида по погибшим гражданам, которая переросла в митинг, на котором скандировали пророссийские лозунги. Он позвонил домой, родителям, они не ответили, он позвонил Олегу, еле дозвонился, тот ответил, мобильную связь глушат. Сообщил, что Афанасий Забота уехал в Одессу, сказал оттуда поедет в Донецк. Рассказал, в городе растут цены на проезд в общественном транспорте, тарифы на свет, газ и прочие коммунальные услуги. А так же город обеспокоен слухами, о массовом приезде сторонников майдана, которые хотят дестабилизировать обстановку в Измаиле и прилегающих городках. Якобы уже на подступах города видели автобусы с бойцами «Правого сектора». Олег сказал, если бы их не поддерживала местная власть, жители дали бы им достойный отпор, а так неизвестно, чем все закончится. Во всяком случае, Олег вместе с жителями готов отстаивать спокойствие своего города.
Позже и родители, которым он уже дозвонился из Москвы, подтвердили о  страхе, царившем в городе, в связи с приездом боевиков майдана. Измаил жил на осадном положении.

*  *  *
До Николая события в Одессе дошли поздно. Компьютер остался у дочерей, радио в его комнате не работало. Газет он не читал, говорить по-украински научился, а вот читать украинскую мову не любил. Хватало ему приказов и инструкций на украинском языке, да учебников дочерей, когда он помогал им готовить уроки.  В полку офицеры рассказали о событиях происшедших в Одессе, с их слов невозможно понять, кто виноват в трагедии, что конкретно произошло и отчего погибло такое количество людей. С их слов выходило,  в Одессе высадился десант русских добровольцев, они хотели захватить административные здания, и которым дали достойный ответ. На вопрос, почему тогда погибли в основном Одесситы, никто толком пояснить не мог. И куда потом подевались эти русские десантники, тоже никто не мог пояснить. Предполагалось, что именно они в основном и погибли. Это же  по телевизору подтвердил депутат Ляшко: среди погибших в доме Профсоюзов в Одессе человек двадцать приехали из Приднестровья, пятнадцать русские, прибыли из Крыма.  Среди погибших нет ни одного  одессита.
Из Киева вернулся командир полка Омельченко, который собрал офицеров и разъяснил задачу на ближайшее будущее: полк остается в резерве до выборов президента Украины, если все пройдет спокойно и без всплеска эмоций, полк выдвинется в район боевых действий. На вопрос о событиях в Одессе, он ответил, истинные патриоты отчизны дали достойный отпор противникам майдана. Он с внутренней гордостью зачитал в мобильном телефоне статью некого блогера, который отметил,  события в Одессе: «Второе мая является светлой страницей нашей отечественной истории. Небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наемников и рядовых дегенератов в Одессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а так же проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанный украинских граждан».
После этого Юля Тимошенко заявила, что Россию нужно сравнять с землей, бросить на Россию атомную бомбу, «чтобы от чертовых кацапов не осталось мокрого места», а ее коллега депутат Фарион пламенно призывала на месте  Москвы оставить  чистое поле.
Офицеры молчали. Многие понимали всю абсурдность оценки происшедшего, и тем не менее, одобряли гибель десантников, расспрашивать, - себе дороже, запишут в пособники сепаратистов. Полковнику Орлову можно задавать неудобные вопросы, он шурин командира, но и полковник молчал. Он только ниже опустил голову и покраснел от внутреннего негодования. «Дикость какая! - подумал он. - Это уже гражданской войной попахивает, в мирном городе люди гибнут, на востоке бои идут, а мы говорим о светлой странице нашей истории».
Спросили Омельченко о положении на востоке. В надежде, там  вскоре  все закончится, им не надо будет покидать место дислокации. У офицеров тут семьи, сложившийся быт, а там окопная жизнь и далеко не учебная стрельба. Гробы уже стали поступать во все области Украины. А официальная хроника либо умалчивает, либо привирает. Омельченко с энтузиазмом поведал:
-Ребята из подразделения «Азов» выбили сепаратистов из Мариуполя, правда затем им пришлось отступить. Это временная удача сепаратистов. Спецоперацию по наведению порядка на востоке поручили секретарю службы национальной безопасности Андрею Порубию, он уже направил батальон национальной гвардии сформированную из добровольцев майдана.
-Я правильно понимаю, - не удержался от вопроса Николай, - это не внутренние войска, не вооруженные силы, а не обученные добровольцы, которыми руководит месть?
Омельченко тяжело посмотрел на шурина, он еще не знал, что Николай ушел из семьи, медленно ответил:
-Не месть, а справедливое возмездие тем, кто хочет расколоть Украину. Хватит нам Крыма! Добровольцы «Правого сектора» и «Украинская добровольческая армия» хорошо зарекомендовали себя при наведении порядка на майдане и некоторых городах на востоке. Министр МВД Аваков создал корпус спецподразделений, а министерство обороны создает батальона национальной обороны, которые окончательно зачистят территории от сепаратистов.
-А что там делают иностранные наемники? - спросил командир второго батальона майор Бойко. - Я слышал от знакомого офицера в Киеве, что в рядах этих добровольцев кроме русских, белоруссов, воюют итальянцы, шведы, испанцы? Разве своими силами мы не справимся с сепаратистами?
-Есть такие, - подтвердил Омельченко. - Это люди, которые давно проживают в Украине и им не безразлична судьба их второй родины. Я скажу вам более: там воюет батальон имени Джохара Дудаева, укомплектованный чеченцами, там же «Грузинский легион», тактическая группа «Беларусь» и другие. А вы думаете сепаратистам не помогают регулярные российские войска? Мне в министерстве обороны сказали, только в Донбассе нам противостоят тридцать одна тысяча человек, в том числе около трех тысяч российских кадровых военнослужащих.
-Получается, мы воюем не с сепаратистами, а с русскими войсками? - не унимался майор Бойко.
-Ты, майор, наивный, как одиннадцать китайцев, - высказался недовольно Омельченко. - Конечно мы воюем не только с сепорами, но и с русскими регулярными войсками. Неужели ты думаешь, что ватники смогли бы устоять против регулярной украинской армии?! Конечно, там рука Москвы.
-Тогда почему мы не объявим официально им войну? - не унимался  майор Бойко.
-Русские официально не подтверждают, что там есть их войска. Сепаратистам якобы  помогают добровольцы, как и нам, - пояснил Омельченко. - Только врут. Наши ребята из батальона «Азов» захватили двух солдат в плен. По всем признакам кадровые военные. Сначала не признавались, ребята подвесили их, допросили с пристрастием, сознались, как миленькие. Только утверждали, они во время своего отпуска добровольно приехали помогать сепаратистам. Пострелять захотелось ребятам, - зло усмехнулся Олесь.
-Под пытками и ты бы сознался, что пьешь молодую кровь младенцев, - кто-то тихо сказал  за спиной Николая.
-Странная у нас война с Россией, - не унимался майор Бойко. - Торговый оборот с ними растет, наши парни ездят туда на заработки, ихние артисты приезжают с гастролями в Киев. Тогда это не война, а региональный конфликт. Зачем тогда направлять туда вооруженные силы? - спросил он.
Омельченко поерзал на месте, огрызнулся:
-Руководству виднее кого туда надо направлять. А ты, майор, если трусишь, так и скажи. Других не расхолаживай. А то знаешь, что бывает с паникерами в военное время? - и уже обращаясь ко всем, самодовольно проговорил: - Не беспокойтесь о моральной стороне карательной операции для сепаратистов. Нас поддерживает весь мир. Нам помогают страны НАТО, присылают оружие, обмундирование, медицинские препараты, даже Литва и Латвия присылают гуманитарную помощь для военнослужащих. Мы должны четко понимать, против нашей революции достоинства воюют проплаченные наемники, сепаратисты, которых наши власти официально объявили террористами, и мы будем проводить антитеррористические операции. Сейчас сепаратисты заняли город Славянск, Горловку, Харцызск, в Мариуполе сепаратисты заняли некоторые здания. Я полагаю, им не долго осталось безобразничать. Сотрем их в порошок, как стерли на майдане всех прихвостней Януковича, - самодовольно проговорил Омельченко, вальяжно развалившись в кресле.
Николай все же не выдержал.
-Янукович на тот момент был легитимным президентом и главнокомандующим. Мы все были его прихвостнями, поскольку обязаны были исполнять его приказы, -  тихо проговорил он.
-Янукович продался русским за тридцать сребреников!  - повысил голос Омельченко. - Он и сейчас скрывается от справедливого суда в России.
Чтобы сменить тему, Дмитрий спросил:
-Сейчас полку к чему готовиться? Учения будем проводить?
-Учения проведем в боевой обстановке. А сейчас полк должен поддерживать внутренний порядок при выборах  президента.  В городе созданы новые органы милиции, которые будут осуществлять порядок на выборах. А мы будем на стреме в случае не предвиденных беспорядков. Внутренних войск  переформировать пока не успели. Приказываю всем офицерам и военнослужащим обеспечить сто процентную явку на избирательные пункты, все  обязаны проголосовать за кандидата, которому доверяет город Львов. Это - Петр Алексеевич Порошенко. Вопросы есть? - обвел тяжелым взглядом офицеров Омельченко. - Нет? Совещание окончено!
На выходе майор Бойко пробурчал в ухо Дмитрию:
-Раньше нам приказывали голосовать за Ющенко. Не повторится ли история? Теперь мы, вместо внутренних войск, станем отбиваться от разгневанных граждан.
-Хватит нам того, что нам придется отбиваться от восставших граждан Украины, - так же тихо ответил Дмитрий.
Позже тот же Бойко рассказал ему, что творят на востоке батальоны «Правого сектора» и «Азова», ему поведал знакомый офицер из Днепропетровска, с которым он  учился в одном училище. Среди воинов националистов процветает пьянство, достают где-то наркотики, занимаются грабежами, избиениями и пытками местных граждан. Они всех, кто проживает на той территории называют сепорами, над которыми они властны делать все, что захотят. Любую понравившуюся девушку или женщину обвиняют в том, что она наводчица  вражеского огня, волокут к себе в бункер, и что там происходит, селянам известно, но они молчат. Машинами вывозят награбленное имущество, у многих снимают с петель ворота, если они выполнены с элементами художественной ковки.  Девушек и женщин насилуют, частенько, чтобы скрыть свои преступления, потом просто убивают их. По домам мирных граждан лупят большим калибром, от некоторых сел остались одни развалины. Когда руководству в Киев доложили об их бесчинствах, оттуда ответили: пусть недовольные жители скинут пророссийское свое руководство, выйдут к нам с белыми флагами, тогда и обстрелы прекратятся.
Несмотря на антимайдановские взгляды полковника Орлова, а так же близкое родство с командиром полка, в полку офицеры его уважали. Он никогда не кичился своим родством, более того, всячески старался абстрагироваться от родства,  самого командира Омельченко не один раз своими вопросами ставил в неловкое положение. Уважали его и молодые офицеры, которые заканчивали училища уже в эти сложные времена, когда Украина давно не считала Россию братской республикой, прежде всего за спокойный нрав, в нем отсутствовала хамская нотка старшего по званию над младшим, он хорошо знал военное дело. Уважали офицеры постарше, у которых взгляды на современную действительность совпадали, но вслух они высказывать свою точку зрения боялись. В каждом коллективе, будь то военные или гражданские, всегда находился формальный лидер в отличие от назначенного начальника или командира. Тем более, что полковник Орлов всегда оставался исполняющим обязанности командира полка во времена длительных отлучек полковника Омельченко. Полковника Омельченко слушали, боялись, но не уважали. Его совещания всегда превращались в длинные нравоучения, как будто он один знал истину в последней инстанции, он грубил и не стеснялся при подчиненных выматерить за промашки более старших офицеров. Военное дело его мало интересовало, он был обыкновенным карьеристом, и не скрывал этого. Предел его мечтаний перейти в министерство обороны, зарекомендовать себя перед новым руководством, благо те нуждались в лояльных и преданных офицерах, дослужиться до генерала, затем по выслуге лет выйти в отставку и заняться политической карьерой. Он уже сейчас знал, он будет депутатом Верховной Рады.
Николай жил в офицерском общежитии, молодые офицеры сначала косились, не понимая в чем дело, потом привыкли. Только стали тише вести себя, меньше пьянствовали и старались на цыпочках проходить мимо его двери. Иногда вечерами питался в гарнизоном кафе. Заходил попозже, перед самым закрытием, когда там уже никого не было, не хотел, чтобы его видели за ужином подчиненные. Буфетчица Люся наблюдала за ним, со слов мужа, прапорщика этой же части, знала, командир ушел из семьи.
-И чего нам, бабам, не хватает? - томно произнесла она, когда в кафе никого не было.
Николай взглянул на нее, допивая кофе, сказал:
-Ремня не хватает! Хорошего солдатского ремня.
Люся навалилась грудью на стойку, со знанием дела проговорила:
-Нет, Николай Иванович, бабу хоть убей, если она на сторону смотрит, ремнем не вразумишь. По себе знаю. Мне бы такого мужа, как вы, я бы ему ноги мыла и воду ту пила.
Николай улыбнулся.
-Тебе то чем твой не хорош? - спросил он, зная ее мужа, высокого, внешне статного прапорщика, однако в службе рвения не проявлял. Одно время он его даже уволить хотел, тот вовремя перевелся в батальон снабжения.
-Да всем! Пьет. Столько ни одна лошадь воды не выпила, сколько он водки. Не пропустит ни одной юбки. А дома палец о палец не ударит, все хозяйство на мне. Только и звание, что муж.
«Вот и у меня тоже все хозяйство на мне было», - подумал Николай, взглянул на Люсю, крепкую женщину с высокой грудью, подошел к стойке, попросил:
-Налей-ка мне стопку водки, чтобы крепче спалось и бабы не снились.
Люся отошла от стойки, демонстрируя свои бедра, на которых того и гляди треснет юбка, достала из шкафчика бутылку, налила Николаю рюмку, взяла еще одну и налила себе. Приподняла рюмку, игриво проговорила:
-А может я приду к вам не во сне, а наяву? - и глазками поводила.
Николай посмотрел на нее, энергия так и сочилась из нее, заманивала. Николай приподнял рюмку, опрокинул в рот, крякнул, проговорил:
-Нет, Люся. Гарнизон маленький. Не хочу пересудов, - усмехнулся и проговорил: - Представляешь картину: ревнивый прапорщик бегает по части с ножом за командиром полка?!
-Эх, жаль! - и тоже лихо выпила.
Десять дней в полку стояла тишина, офицеры занимались с солдатами по плану строевой и боевой подготовкой. А в городе развернулась нешуточная борьба за пост президента. Кандидатов набралось двадцать восемь человек, один краше другого, два отказались от участия в дальнейшей гонке, троих не допустили к участию выборов. Николай разглядывал бюллетени кандидатов и удивлялся. Выборы похожие на фарс. Один из кандидатов пришел в избирательную комиссию в маске персонажа из фильма «Звездные войны» Дарт Вейдера, он внес залог в два с половиной миллиона гривен, однако ему отказали под предлогом,  нельзя срамить Украину в глазах международной общественности. Другая кандидатка, некая Терехова издевательски внесла вместо двух с половиной миллионов гривен всего две с половиной гривны. Среди кандидатов из одиозных фигур присутствовали лидер всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры и он же лидер «Правого сектора» Ярош; председатель всеукраинского объединения «Свобода» Тягнибок; лидер радикальной партии Ляшко; и конечно же лидеры партий, Тимошенко, Клименко, депутаты Порошенко, Симоненко, Рабинович и прочие, о которых Николай ранее слышал, но никогда не вникал в их программы. Некоторых вообще не знал. Каждый депутат в своих предвыборных речах обещал народу мир на востоке, а далее всеобщее процветание, кисельные берега и молочные реки. Николай читал в избирательных бюллетенях краткие автобиографические данные, никому он не мог отдать своего предпочтения. Были среди кандидатов достойные люди, но голосуя за них, знал, они не пройдут даже десяти процентный барьер. В лидерах останется Тимошенко, - известный трибун, лидер партии, и бывший премьер-министр; Симоненко - за его плечами большой штат бывших и настоящих коммунистов;  Бойко, однофамилец майора Бойко, - его знают как министра топлива и энергетики  и народного депутата;  министр в прошлом экономического развития торговли, министр иностранных дел и прочих государственных должностей Порошенко; или бывший министр обороны Гриценко. Омельченко велел голосовать за Порошенко. Очевидно эта кандидатура уже предопределена наверху.
И на самом деле вперед перед выборами вырвались Порошенко и Тимошенко. До майдана о Порошенко знали только в узких кругах государственных чиновников, большинство рядовых жителей о нем даже не слышали. Его прочили, в лучшем случае, в мэры Киева. Выдвинулся он на майдане. Там его отметили как более яркого трибуна на фоне нерешительных лидеров майдана Яценюка, который там получил кличку «Кролик», тугодума Тягнибока и косноязычного Кличко. Он сразу начал обещать, что в случае избрания ему надо будет договариваться с Россией, свой первый визит  совершит в Донбасс, он установит мир на востоке страны. Некоторые знали о нем, как о богатом человеке, владельце кондитерских фабрик, который имеет много денег и ему воровать государственные средства нет нужды. Агитаторы советовали голосовать за «Шоколадного президента» или за «Украину в шоколаде». Кстати, в случае избрания его президентом он обещал свой бизнес продать.
Тимошенко, наоборот, знали рядовые жители городов и сел, она часто появлялась на экранах телевизоров, а ее знаменитая коса на первом майдане мелькала на всех первых страницах газет. Хорошей памяти о себе она не оставила. Помнили, как она яро выступала за Ющенко, который вверг страну в националистический хаос. Считали,  правильно Янукович ее посадил за аферы в газовой сфере. И если бы не майдан, сидела бы она до конца срока.
Ляшко почитали за шута, за которого стоит голосовать только за тем, чтобы продолжать наблюдать по телевизору за его неординарными выходками.
Славянск и Краматорск  в голосовании не участвовал, в Донецкой и Луганской областях малая часть избирательных пунктов работали, в самих городах они не открылись. В Мариуполе избирательные участки охраняли милиция и свыше трех тысяч военнослужащих, однако явка была очень низкой. Желающим голосовать в Крыму предоставили автобусы,  поехали в основном представители национального движения крымских татар, которых привезли на границу, а далее колонной автобусов организованно поехали в Херсонскую область голосовать. Кто-то из крымчан ездил голосовать в Киев, никто им не препятствовал.
Во Львове выборы организовали достойно, царило приподнятое настроение, играла музыка, новые желто-блокидные флаги развевались на зданиях. В городе охрану общественного порядка осуществляла вновь созданная милиция,  военнослужащие усиленно патрулировали улицы, правонарушений не наблюдалось. Молодые люди блокировали входные двери в помещения избирательных участках и внушительно указывали пришедшим избирателям за кого нужно голосовать. Журналисты на выходе опрашивали людей, почти все говорили, они возлагают надежды на человека, который сможет стабилизировать ситуацию в Донбассе, а это сейчас важнее экономических или политических обещаний. Уже до подсчета голосов стало ясно, во Львове лидирует Порошенко, за ним в числе лидеров числились Тимошенко и Гриценко.
На избирательном участке он встретил совершеннолетнюю дочь Еву, которая пришла голосовать, а с нею за кампанию пришла Яна. Увидев отца девочки почти бегом выбежали из избирательного участка, бросились ему на шею. Он обнял их с двух сторон:
-Девочки мои!..
-Как мы рады тебя видеть, скучаем по тебе, - проговорила далеко не сентиментальная Яна.
-Знали бы вы, как я скучаю… - проговорил Николай и голос его дрогнул, чтобы скрыть волнение, спросил:
-Почему мама не пришла? - спросил Николай.
-Она еще до работы проголосовала. Ты вернешься к нам, папа? - спросила Ева. Николай вздохнул. Он очень скучал по дочерям, понимал, если он вернется ради них, жена воспримет это, как его слабость. Отношения между ними не улучшаться, а жить с ней как квартирант было выше его сил.
-Нет, девоньки, - твердо ответил он. - Вы уже взрослые, должна понимать, не могут жить вместе люди, когда между ними нет любви. Не я был инициатором развода, меня к этому вынудила мама, - грустно сказал он.
Смотрел на своих дочерей, таких юных, красивых, и уже почти взрослых.
-Как у тебя дела? Что в институте? - спросил, обращаясь к Еве.
-Да все нормально. Яна хочет в этом году тоже поступать в этот же институт. Да, Яна?
Та кивнула.
-Женихи одолевают? - взглянул на дочерей Николай.
-Одолевают. Янке сказала, рано ей думать о женихах, пусть сначала в институт поступит. Я ее репетирую. А я, папа, среди поклонников выбрала одного достойного. Он у нас в институте учится курсом выше. Летом выйду за него замуж, - призналась дочь. Они всегда с отцом делилась своими тайнами, в большей степени, чем с матерью.
-На свадьбу позовешь? - улыбнулся отец, не веривший в душе, что девочка его, которую он маленькой купал в корыте, выросла и может стать чьей -то женой.
-Конечно!
-Смотри, не забудь.
-Что ты, папа! - обняла за шею отца и поцеловала в щеку.
-Спасибо.  Ты за кого голосовала? - спросил Николай.
-За Порошенко. Все агитировали за него, в институте преподаватели утверждали, он единственный кандидат, кто сможет остановить войну с сепаратистами на востоке. Я не хочу, чтобы тебя с полком послали туда воевать, убивать людей. Тебя ведь не пошлют? - спросила Ева.
-Не знаю. Хочу надеяться,  что  новому президенту удастся с ними договориться и все закончится мирным путем, - неуверенно проговорил отец.
-А ты тоже за него голосовал? - спросила Яна.
-Я ни за кого не голосовал. Не верю я послемайданным кандидатам. Дай то Бог, чтобы этот оказался не брехливым. Очень многие округа вообще не голосовали, не знаю даже, признают ли легитимными эти выборы, - высказал свое сомнение Николай.
-Что же ты тогда делал возле избирательного участка? - спросила она, Ева дернула ее за жакет, она догадалась, что делал отец возле избирательного участка. Он подтвердил:
-Пришел на вас посмотреть. Думал одна Ева придет, а мне повезло, увидел вас обоих. Вы, девочки, если я уеду, будьте умницами. Слушайте маму. Она строгая, но вас все же любит.
-Да никого она не любит!.. - в сердцах вырвалось у Евы и осеклась.
Николай достал из кармана припасенную заранее  пачку денег, протяну Еве как старшей.
-Это вам девочки. На случай если мне придется уехать.
-Ой, что ты, папа! Не надо. Мы не нуждаемся. У меня стипендия. Мама не плохо получает. Тебе они нужнее, - отвела руку отца Ева.
-Меня переведут на полное государственное обеспечение, - горько усмехнулся Николай. Он уже знал, их полк готовят перебросить на восток. В это время прошла группа молодых людей, они вели себя мирно, только выкрикивали: «Москаляку на гиляку!», и весело хохотали. Последнее время русофобия в городе начала зашкаливать, митинги превращались в вакханалию с речевкой: «Хто ны скаче, той Москаль!» и прыгали всей толпой, а так же кричали «Москаляку на гиляку!» Дмитрий покосился на группу молодых людей, спросил дочек:
-Надеюсь, вы не участвуете в этих сборищах?
-Нет, папа.
-И правильно! Не забывайте, папа у вас русский, и вы наполовину русские. Они не виноваты в том, что власть у нас стала такая, которая пошла войной против русского мира. Вы идите, а я еще немного здесь посижу, - проговорил Николай. Он не хотел, чтобы дочери видели его слабость, у него слезы наворачивались на глаза.
Расцеловались и расстались. Николай с грустью смотрел им вслед, легкой походкой девушки уходили от него по аллее бульвара. На повороте оглянулись, увидела отца и помахали ему рукой. Николай с трудом присел на лавочку, почувствовал как в груди сжалось сердце. Отдышался, встал, стариковской, шаркающей походкой пошел в сторону опостылевшего общежития.
Вечером позвонил родителям. Те все беспокоились, не пошлют ли сына в горячую точку?
-Нет, мама, там справятся без нас. Мы стоим в резерве, - успокоил он мать, не хотел их беспокоить, хотя уже знал,  вскоре их полк перебросят в зону боевых действий.
После выборов некие блогеры стали называть Петра Порошенко «Петром Галицким» или «Петром Львовским», намекая на те подводные камни, которые позволили Порошенко набрать во Львове наибольшее количество голосов. Выборы выиграл с большим отрывом от Тимошенко Петр Порошенко. А когда Николая спросили, кто занял третье место, он только пожал плечами, и очень удивился, узнав, что третье место занял радикал депутат Ляшко, которого в стране почитали за скомороха. Видимо большинство народа не верили никому и выбирали его, чтобы вставить шпильку остальным кандидатам. Хотя Николай считал по-другому: не малую роль в его популярности сыграла радикализация общества и его активная позиция на майдане.

*  *  *
В Москве наблюдали за выборами президента в Украине. Всем хотелось, чтобы пришел человек, с которым можно вести переговоры и о чем-то конкретном договариваться. Хотя понимали, если такой человек среди кандидатов в президенты есть, он никогда не станет президентом. Запад уже сделал ставку на Порошенко. Это не означало, что во главе большой европейской державы станет человек, который доведет политику своей страны до абсурда. Все же он прошел ряд государственных должностей, был министром иностранных дел, значит дипломатия ему не чужда. Возглавлял министерство развития и торговли Украины и Национальный банк Украины, следовательно разбирался в экономике, знает, что нужно для развития страны. Война на востоке с собственным народом вовсе не ведет к процветанию экономики. Вечные займы экономику отчизны не спасут, займы нужно возвращать, а из чего, если заводы и предприятия стоят? Поэтому оставалась надежда, здравый смысл у президента возобладает, он найдет золотую середину, чтобы угодить всем силам в стране. Первый звоночек о том, что Порошенко не станет выполнять обещания, которые давал в ходе президентской гонки, выяснилось не тогда, когда он заявил, что разговаривать с сепаратистами он не будет. А тогда, когда обещал, что он перекроет офшоры. А сам зарегистрировал фирму в Панаме уже в статусе президента, как раз в то время, когда украинская армия терпела поражение под Иловайском  в четырнадцатом году.
Дмитрию стали известны документы о регистрации фирмы еще до скандала с «райскими бумагами», он написал обличающую статью, тогда опубликовывать ее не стали, не хотели портить отношения с новым президентом, все надеялись, что он хотя бы сумеет остановить конфликт на востоке. Обещал не притеснять русский язык, не сокращать области применения русского языка, вскоре при нем начали закрываться русские школы, вводить квоты русского языка на радио и ТВ, и в конце концов закон о языке, где украинский единственный государственный язык. А затем стал лоббировать экономические санкции против России, закрыл авиасообщение между странами, и все стали понимать, в лице президента Порошенко Россия столкнулась с той темной силой, которая воспитывалась в Украине последние тридцать лет.
Для украинских спецслужб не составило труда установить, кто из русских журналистов скрывается под псевдонимом Эдуард Петров. Хлесткие статьи злили многих политиков в Украине, особенно современную киевскую власть, которую всячески критиковали за коррупцию. Дмитрия объявили персоной  нон грата, запретили посещать Украину, что явилось неприятной неожиданностью. Тем более, когда позвонила мать и со слезами сказала, что у отца случился сердечный приступ, он находится в больнице. Произошло это после того, как отец вышел на улицу и обнаружил на воротах надпись, написанную белой  краской: «Здесь живут родители сепаратистов!». Отец расстроился, стал кричать в пустую улицу неизвестно кому: «Сволочи! Я горжусь своими сынами!». Вышла мать, увидела, как муж схватился за грудь и  стал медленно оседать. Она закричала, вышла соседка, вдвоем они кое-как приподняли отца и отвели в дом. Приехавшая скорая помощь определила инфаркт, и увезла его в больницу.
Дмитрий не смог дозвониться до Николая, позвонил Гале, она не захотела с ним разговаривать. Он  дозвонился Олегу. Тот был в курсе о болезни отца. Посоветовал:
-Ты не приезжай. Тебя в лучшем случае развернут на границе, в худшем -  арестуют.  Тут Толя Кравченко распинается, что повесит тебя на первом же фонаре, если ты приедешь в Измаил. Мы здесь сами присмотрим и за отцом, и за матерью. Рая сейчас у вас почти живет.
-Спасибо, Олег. Держи меня в курсе, - попросил он.
Каждый день звонил матери, периодически мобильная связь с Измаилом прерывалась. Дмитрий мучился, прорабатывал варианты приезда в отчий дом. Кравченко он не боялся, этот националист молодец среди овец. Преодолеть границу сложнее, даже если он поедет через Белоруссию или Молдавию. Наверняка в компьютере пропускных таможенных и пограничных служб есть его фотография. Дина предложила:
-Давай я поеду. Меня пропустят.
-Чем ты сможешь помочь, только время потеряешь, из театра турнут, - возражал Дмитрий.
Дина ходила из угла в угол,  приговаривала:
-Господи! Какую страну превращают в военный полигон и разгул для националистов! - сокрушалась она. - Нужно признать самостоятельность этих  республик и дело с концом. Почему Путин медлит? Или дать возможность повстанцам пойти в наступление до самого Киева.
-Ого, какая ты экстремистка, - улыбался Дмитрий. - Хватит нам Крыма, за который санкции до сих пор расхлебываем.
-А чем ты поможешь, если поедешь в Измаил? - спросила Дина.
-Сын рядом с матерью уже помощь.
-А если арестуют?
-Это как раз нежелательно. И матери не помогу, и застряну надолго. Я же поеду как частное лицо, вряд ли за меня станут бороться дипломаты. Вернее, там столько задержанных русских, что дипломаты не успевают разгребать. Они сами на осадном положении, им не разрешают выезжать за пределы посольства. Посольский двор то и дело забрасывают яйцами и краской.
Прошло еще несколько дней в напряженном ожидании. Олег в телефонном разговоре рассказал, отцу  легче, но из больницы пока не выписывают. Рассказал, что шествие на девятое мая в Измаиле превратилось в побоище между ветеранами и сторонниками майдана. Между Болградом и Измаилом проходят военные учения на постоянной основе, военная техника добивает дороги, которые никто не ремонтирует.
-Власть боится нападения со стороны Черного моря? - наивно спросил Дмитрий понимая, никто в данный момент нападать на Украину не собирается.
-Власть боится вспышек сепаратизма в нашем краю, - улыбнулся в трубку Олег. - Ты же помнишь, болгары требовали в свое время автономии, года два назад требовали признания болгарского языка как второго регионального. Им показали кукиш. Тут даже украинцы не проявляют патриотизма, которого так добиваются власти Киева и Одессы. Молдаванам, проживающим на территории Украины, вообще наплевать на проблемы украинцев, они уповают на Румынию. Вот такой сложный регион, головная боль властей. Потому и военную базу организуют. У нас пестрый состав населения, которым до фонаря политика, они копаются в земле, основная забота за счет урожаев выжить.  Небольшая кучка националистов мутит воду, их усиленно поддерживает власть, потому что им опереться в нашем районе больше не на кого. Власти помнят, что за Януковича в с вое время проголосовало более семидесяти процентов населения всего юга Украины, - рассказывал двоюродный брат.
-И тем не менее, открытого противостояния не наблюдается? - спросил Дмитрий.
-Откуда ему взяться. Даже те, кто лояльно относится к России боятся браться за оружие. Тут нас пугают, что террористы могут появиться с территории Приднестровья. Дескать русские могут использовать их, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей области.
Днями раньше Дмитрий созванивался со Степаном, своим однокурсником, который работал в центральной газете, отец так и не уговорил его заниматься бизнесом. Он расспрашивал Степана об обстановке в Молдавии, ее отношении ко сему происходящему на Украине, а так же о непризнанной Приднестровской народной республике, которая, как кость в горле торчала между Молдовой и Украиной.
Степан пояснил:
-Все боятся, что Россия может признать республику объектом федерации взамен обещания принять ее за участие в конфликте. Тогда Украина будет иметь еще одну горячую точку у себя на юго-западе.  Молдова заинтересована в конфликте до того, как непризнанная республика станет частью России. Тогда Молдова сможет проглотить этот потерянный край и вернуть его в свой состав. При этом, следует отметить, что население Молдовы относится к России более лояльно, чем население Украины. Половина молдаван признают аннексию Крыма и выступают за вступление в Таможенный союз с Россией. А гагаузы вообще все поголовно за Россию.
-И тем не менее, я вижу, Молдова тяготеет больше к Румынии, чем к России? - задал вопрос Дмитрий.
-Россия далеко, а Румыния рядом. Есть в Румынии партии, которые ратуют за возвращение Бессарабии в состав Румынии, есть партии в Молдове, которые желаю войти в состав Румынии. Но не так все просто. Молдова уже находилась до войны в составе королевской Румынии, ничего хорошего в этом жители не видели. Правда свидетелей того времени почти не осталось, но из поколения в поколение передаются все те прелести, что принесла румынская власть в наш край. И должен тебе заметить,  Украина боится, как бы пример России по аннексии Крыма не подтолкнул Румынию к мысли отхватить Бессарабию, таким образом  продолжить практику разгосударствления Украины, - пояснял Степан.
-Вернемся к Приднестровью. Ты полагаешь, что республику можно при желании втянуть в конфликт? - спросил Дмитрий.
-Почему бы нет! Там на складах полно оружия, которое не вывезли со времен развала Советского Союза. Около десяти тысяч военнослужащих, при мобилизации наберется еще свыше пятидесяти тысяч. Это народное ополчение в обход международного права вполне можно использовать в конфликте.
Они еще долго говорили и о положении в республике, и о перспективах развития отношений двух государств, и о семейном положении Степана, у которого уже трое детей.
Дмитрий пригласил его приехать в Москву при первой же возможности.
Позвонила мать, сообщила, отца выписали. Он слаб и ему нельзя поднимать тяжелые вещи. Ворота покрасили синей краской.

*  *  *
Полк по тревоге подняли рано утром. Омельченко и его заместители уже знали, им предстоит выдвинуться на передовую. Спешно грузили на платформы БТРы и военные грузовики, амуницию и полевые кухни. Новый президент объявил,  антитеррористическая операция должна завершиться не за месяцы, а за часы. Для этого на участок военных действий должны отправиться объединены силы. Он пообещал участникам антитеррористической
операции платить по тысяче гривен в день, полагая,  на такие обещания на восток хлынут тысячи добровольцев. Добровольцев, действительно, было достаточно, только по тысяче гривен в день платить им не торопились. Незадолго до этого, Омельченко узнал о том, что Николай ушел из семьи.
-Выперла тебя Галка или другую нашел? - с сарказмом спросил он.
-Пока еще никого не нашел. А уйти надо было лет пятнадцать назад. Да девочек не на кого было оставить. Твоя сестричка не очень заботилась о них, - выговорил Николай и отвернулся.
На очередном совещании офицеров Омельченко разъяснил причину столь спешного сбора полка, поведал, что Россия кроме регулярных частей ввела в восставшие республики казачью национальную гвардию войска Донского, чеченцы организовали батальон «Смерть», другие, якобы, добровольческие батальоны, которые сумели сдержать наше наступление. Нашей разведкой установлено, на территории Украины находится  пятнадцатая отдельная гвардейская мотострелковая бригада, а так же гвардейский парашютно-десантный полк, и восьмая отдельная гвардейская мотострелковая бригада.   Теперь украинской армии требуется пополнение, чтобы противостоять российскому вторжению.
-А почему бы нам не объявить России войну? - спросил один из офицеров. Такой же вопрос когда-то задавал майор Бойко. - Тогда бы вся европейская общественность смогла увидеть агрессивный характер русских?
Омельченко затянул паузу, не зная, как ответить на него, потом выговорил, словно выдавил из себя:
-Потому что у нас кишка еще пока тонка, чтобы тягаться с Россией. Военной мощью они нас превосходят. Но поверьте, пройдет немного времени, мы получим надлежащую помощь запада, когда они поймут, что  мы защищаем не только себя, но прикрываем их задницы, мы приобретем боевой опыт, и тогда покажем России, что из себя представляют истинные патриоты Украины, - заявил полковник Омельченко.
-Аминь! - прошептал кто-то за спиной офицеров.
Полк погрузили в эшелоны. Военную технику погрузили на платформы.
По пути на восток в штабном вагоне обсуждали последний военные сводки в районе Славянска и  Краматорска, куда полк направляется для смены потрепанного полка украинских вооруженных сил. Города обстреливают системами залпового огня «Град», танками и гаубичной артиллерией.  Так же подвергаются бомбардировками сверху. Взятие этих городов — вопрос времени. Жаль, что в районе горы Карачун сепаратисты сбили вертолет с четырнадцатью военнослужащими во главе с генералом Кульчицким. Все погибли. Им за это еще воздаться! Идут бои за Донецкий аэропорт. Задача полка с ходу взять населенный пункт Красный Лиман.
-Новый президент Порошенко обещал сесть за переговоры с сепаратистами, - напомнил Николай.
Омельченко посмотрел на него, как на умалишенного:
-Он такого сказать не мог. Кто в здравом уме станет разговаривать с террористами?!
-Там же есть и мирные граждане, которые попали между молотом и наковальней, - возразил Николай.
-Что ты предлагаешь? Если сепоры прячутся за их спинами, что же нам теперь ждать, пока мирные жители выйдут к нам с хлебом и солью? - уставился на него Омельченко.
-Правильно, бей своих и чужих, Господь на том свете сам определит правых и виноватых, - усмехнулся Николай.
-Там все виноваты. Нам не нужны жители отравленные российской пропагандой, пусть убираются в Россию, а нашу землю мы не отдадим никому. - заявил полковник Омельченко.
Полк высадился в районе Мариуполя, который при поддержке бронетехники взяли под свой контроль батальон «Азов», и маршем двинулся на передовую. Расположился полк в траншеях, оборудованных предшественниками перед городом Славянск. Сразу же попали под      шквальный огонь сепаратистов. Появились первые жертвы. Николай посмотрел на убитых и раненных, бронежилеты, которые изготовили по заказу военных на украинских заводах, не выдерживали попадания пули. Более того, осколки бронежилета дополнительно наносили ранения.
-Я же просил тебя, оставить для личного состава те, советские броники, - упрекнул Николай Олеся.
Тот смущенно потупился:
-Кто же знал, что так получится, - оправдывался он.
Надо отдать должное, Олесь сражался смело, присутствия духа не терял, грозил расстрелять самолично, если кто проявит трусость.
-За свою землю воюем, - утверждал он. - А всех, кто на ней живет, либо в рай, либо в Россию.
Двадцатого июня главнокомандующий и президент Порошенко  отдал приказ о прекращении огня на семь дней, предложил сепаратистам сдать оружие или уйти в Россию, за это оставшимся разрешат пользоваться русским языком и проводить местные выборы. В Луганске прошли переговоры, в которых присутствовали бывший президент Кучма, посол России Зурабов, глава партии «Украинский выбор» Медведчук, лидер движения «Юго-Восток» Царев. Договориться ни о чем не удалось, всего лишь добились результата - обменяться пленными. Некоторое затишье позволило более полно установить обстановку в районе расположения полка. Командир полка, как всегда оставил в момент затишья командование на полковника Орлова, сам рванул в штаб дивизии выбивать дополнительные боекомплекты и награды для будущих героев.
-Кто у нас слева по флангу? - спросил Николай начальника штаба.
-Справа батальоны  «Правый сектор» и «Азов», слева бригада наших сил, - доложил начальник штаба.
Николай покачал головой.
-«Правый сектор» и «Азов» хороши в мирное время, когда можно безнаказанно грабить мирных жителей. В случае серьезного наступления они побегут и левый фланг останется у нас незащищенным. Учтите это! Против нас кто? - показал на карту Николай.
-Против нас ополченцы Донецка и регулярные российские батальоны. Вооружены танками, гаубицами и портативными ракетными установками.
Николай в бинокль рассматривал передовые войска противника. Они окопались, отражали атаки смело, отступали при полном превосходстве украинских войск.
В начале июля был дан приказ занять Северск, чуть правее Славянск. Город начали обстреливать со всех орудий. Дмитрий в оптику рассматривал передовые позиции противника. И вдруг он увидел человека с надписью на груди «Пресса». Ему показалось,  это мог быть брат Дмитрий. Шлем на нем и расстояние не позволяли рассмотреть внимательно журналиста на передовой противника. Мобильная связь не работала, он не мог связаться с родителями или Москвой. Если бы связь существовала, все равно звонок в Москву расценивался бы как предательство.  Там же за спиной ополченцев, видно, как мирные жители старались перебежками между домами спешить в укрытие или по своим домашним делам. Коза паслась у дома, и пожилая женщина потянула ее за веревку в огород. Видимо мирных жителей предупредили, чтобы они спасались от предстоящего наступления. И все же Николаю не давал спокойствия журналист, который успел спуститься в траншею.  К тому же в оптику в траншее он видел разношерстно одетых мужчин, вовсе не похожих на регулярные российские войска.
-Не стрелять! - приказал Николай. - Прекратить огонь!
-Прекратить огонь! - пронеслось по траншее.
-В чем дело? - подбежал командир ближайшего батальона.
-Соберите командиров батальонов на пять минут, - приказал Николай.
Пока командиры подтягивались, он рассматривал передовые позиции сепаратистов. С той стороны тоже перестали стрелять, недоуменно вглядывались в позиции противника.
-Панове командиры, - обратился к офицерам Николай. - Если мы пойдем сейчас в наступление, артиллерия ударит по позициям сепаратистов, а за их спинами в ста метрах жилые дома. Свои позиции сепаратисты не удержат, наши националисты, обозленные потерями, ворвутся в город и сорвут злость на мирных жителях.
-Что вы предлагаете? - спросил  командир батальона майор Бойко.
-Я предлагаю провести с ними переговоры, предложить без боя сдаться или отойти. Тогда не будет повода дербанить город, - решительно высказался Николай.
-Утопия! - хмыкнул кто-то из-за спины офицеров. - Чего их жалеть? Они же помогают сепаратистам.
Николай оглянулся, узнал в говорившем  капитана Дугина, вечно воинствующего  и нахрапистого вне боевого столкновения. Он и здесь готов был проявить смелость и ринуться в бой. Для него жители востока страны вовсе не жители Украины, их нужно всех поголовно уничтожить. Так он высказывался в кругу близким ему единомышленникам.
-А если бы в нем жила ваша мать? - потемнел лицом Николай.
Тот только хмыкнул и спрятался за спину офицеров.
-Каким образом мы проведем с ними переговоры? - спросил командир третьего батальона.
-Я пойду парламентером, Постараюсь убедить их отступить без боя. Нам не нужны потери, им тоже не хочется умирать, - пояснил Николай.
-Это нужно согласовать с руководством бригады, - высказал пожелание его заместитель.
-Пока мы будем согласовывать, «Правый сектор» начнет их обходить с фланга, нам ничего не останется, как поддержать их. Решено! Принесите мне белое полотенце и какую-нибудь палку вместе флагштока, - приказал он. -Кто пойдет со мной? - спросил он. Ему нужен был свидетель, чтобы он в случае чего подтвердил о ходе переговоров.
-Я пойду! - вышел вперед майор Бойко.
-Отлично! Спасибо. Оружие оставьте здесь.
Ему принесли белое полотенце на импровизированном флагштоке.
-Если, через два часа не вернусь, начинайте наступление, - приказал он, и вылез на бруствер. За ним поднялся капитан Бойко. 
Они пошли во весь рост по полю в сторону траншеи противника. С той стороны наблюдали в бинокли за офицерами с белым полотнищем, не могли понять, что они хотят, пока кто-то не догадался, это парламентеры. У них по окопам тоже пронеслась команда огонь не открывать, с любопытством наблюдали за передвижением украинских офицеров.
На командный пункт прибежал взмыленный командир полка Омельченко.
-Почему прекратили огонь?! - закричал он. - Кто приказал?!
-Ваш заместитель, полковник Орлов, - пояснил командир охранного взвода.
-Почему? Где он? - взревел Омельченко.
-Да вон он, - показал пальцем в поле командир взвода.
Омельченко посмотрел в ту сторону, увидел две одинокие фигурки, выхватил у командира взвода бинокль, всмотрелся, увидел белый флаг, ошалело спросил:
-Они пошли сдаваться? Они нас педали? Почему вы их не пристрелили? - кричал он неизвестно на кого, на всех ближайших солдат и офицеров.
-Они не сдаваться, - попытался пояснить командир взвода, - это парламентеры решили убедить сепаратистов сдаться из-за бессмысленности сопротивления.
-Какой, нахрен, парламентаризм! Немедленно открыть огонь! - закричал он.
-Тогда они погибнут, - попытался  подсказать тот же командир взвода.
-Они предатели! Вы разве не видите, они пошли сдаваться! И выдадут все наши секреты наступления! Огонь, я приказываю! - кричал полковник Омельченко.
Кто-то робко начал стрелять в сторону сепаратистов, старательно минуя две фигурки, которые прошли уже более половины поля.
-Огонь, я приказываю! - опять закричал Омельченко. Выхватил у ближайшего солдата автомат, прицелился, дал полную очередь. Николай недоуменно оглянулся, пули просвистели почти рядом. Ударили из минометов, снаряды пролетели поверх голов сепаратистов, разорвались во дворах жителей. Николай и сопровождающий майор остановились, вперед теперь идти бессмысленно. Пули продолжали свистеть почти рядом, они посмотрели друг на друга, не успели что-либо предпринять, Бойко вскрикнул и упал словно подкошенный. Пуля прошила ему  спину и шею.  Николай склонился над ним, аптечку с собой он не взял. Встал замахал полотенцем в сторону своих окопов и траншей. Стрельба не прекратилась. Он опять склонился над майором, хотел зажать рану полотенцем, которое служило белым полотнищем. Полотенце тут же пропиталось кровью. Майор несколько раз тяжело всхрапнул, дернулся и затих. Николай встал, не понимая, как ему поступить дальше, вернуться или идти вперед к намеченной цели. Понял, вперед идти нет смысла, батареи его полка открыли огонь изо всех орудий. Вернуться назад, значит попасть под трибунал за несогласованность действий. Он взвалил на плечи тело майора Бойко и пошел назад. Кровь майора капала на плечо Николаю. Лучше быть под трибуналом, чем слыть предателем. Он нисколько не одобрял действия украинской армии, но он дал присягу, которой изменять нельзя. «Пусть лучше судят, там выскажу все, что  думаю об этой войне», - подумал он, но не успел сделать и десяти шагов, пуля ударила его в грудь, он надломился под тяжестью тела майора и болью, пронзившей его. Стреляли в его сторону из его же позиций. Он не знал, кто стрелял по нему, догадался только, что открыть огонь по позициям сепаратистов мог приказать только командир полка Омельченко. А Омельченко все ловил в прицел полковника Орлова и пускал одну очередь за другой, и в этом он вымащивал всю накопившуюся за годы совместной службы злость, он видел, Орлов упал, а все строчил и строчил, пока в магазине не закончились патроны.  Его теребил за плечо командир взвода, который повторял:
-Пан полковник, не надо… не надо…
Омельченко обессиленно опустился на дно траншеи, вытер пот со лба. Только теперь в голову ему ударила мысль: «А что я скажу племянницам?», и тут же отогнал эту мысль: «Предатель он и есть предатель!». И увидел, как солдаты и офицеры осуждающе смотрят на него и обходят стороной, уходят в даль по траншеям, покидая его одного один на один со своей совестью. Убивать противника, это дело войны, а стрелять по своим, это уже карается либо судом, либо молчаливым бойкотом своих сослуживцев. Ведь за все время службы, оставляя вместо себя Орлова, он знал, на него можно положиться, офицеры будут его слушать, поскольку уважали, хотя сам он не уважал и презирал его. И эта скрытая ревность не давала ему покоя, он чувствовал истинное отношение офицеров к нему даже тех, которые поддерживали майдан.
Северск взяли быстро, добровольцы «Азова» зачищали улицы, выгоняли из домов людей, били, сгоняли на центральную площадь, высматривали у кого на плече остался синяк от приклада автоматов. При наступлении погиб почти взвод солдат и офицеров.
Тела майора Бойко и полковника Орлова подобрали при наступлении.
-Командир! - обратился один из прапорщиков к Омельченко, - броники наши полное говно! Смотрите, - и показал несколько пробитых пулями бронежилетов. - И у полковника пробитый бронежилет.
Омельченко ошалелый от боя, тупо смотрел на бронежилет, до него плохо доходили слова прапорщика.
-Как поступим, пан полковник? - спрашивали его офицеры, показывая на тела Орлова и Бойко. - Объявим героями, которые хотели предотвратить гибель наших солдат, или предателями, которые шли сдаваться?
Омельченко видел в глазах офицеров осуждение. Его сковал страх: «Ведь выстрелят в спину, отомстят...».
Выдавил из себя:
-Просто погибли в бою. Нечего объяснятся с руководством… Тела отправим на родину.
Пряча глаза в пол, прошел в помещение отвоеванной школы, в которой организовали временный штаб.

Позже, когда медики обследовали тела погибших,  на вопрос руководства: «Почему майор Бойко получил ранение в спину? Он бежал с поля боя?». - Отвечали: «Нет. Он повернулся, увлекая за собой солдат, и в это время получил смертельное ранение». Командир полка Омельченко приказал отправить тела на родину по месту бывшего жительства. Тело майора Бойко жена пожелала похоронить на родине, в Белой Церкви, они оба оттуда. Им Львов так и не стал родным городом. Тело полковника Орлова тоже отправили в Одесскую область. К тому времени Омельченко уже знал о том, что шурин ушел из семьи, а родители его живы. До сестры дозвониться не смог или умышленно не стал. Не хотел, чтобы могила во Львове была вечным укором его совести.
Сестре он сказал,  Николай погиб в бою. Теперь она, как вдова погибшего мужа может требовать компенсацию от государства. Тело отправили родителям.  Дочери проплакали весь вечер, на портрет отца повесили траурную ленточку. Галина тоже всплакнула. После ухода мужа она, как никогда ранее, ощутила пустоту в душе и доме. По молодости, когда рой мужчин кружился вокруг нее, она полагала,  найдется единственный тот, который повезет ее по парижам и мальдивам, в ее жизни наступит сплошной праздник. Ее красота достойна осчастливить такого мужчину, он будет гордиться обладая ею. Мужа она в расчет не ставила. Шли годы, мужчины, которые восхищались ею и клялись в вечной любви, в парижи сопровождали своих жен, разводиться и не думали, а ее дальше Киева и Трусковца возить упорно не хотели. Да еще и расставались со скандалом. А теперь, когда годы молодости позади, думать о достойной партии уже не приходиться. Всплакнул еще одна женщина, узнав о гибели полковника Орлова. Буфетчица Люся, которая мечтала прийти к нему не во сне, а наяву. Но он так и не решился пригласить ее в свое холостяцкое жилье.

*  *  *
Дмитрия в район боевого противостояния не пустили. Мотивировали тем, что он не военный журналист, его дело быть политическим обозревателем, кем он и был последние десять лет. Но он следил за событиями противостояния сепаратистов с армией Украины из иностранных источников, из российских газет, звонил знакомым на Украину, которые были ближе к восточным областям. Он знал, на восставшие области обрушили всю армейскую мощь - танки, залповый огонь, авиацию, регулярные войска и добровольческие батальоны. Он видел, украинская армия заняла Славянск, Северс, Краматорск и многие другие населенные пункты, однако Донецк и Луганск взять с ходу они не смогли. Тяжелые бои идут за Донецкий аэропорт. После авианалета на Луганск погибло восемь мирных граждан. Тринадцатого июня вооруженные силы Украины выбили повстанцев из Мариуполя. И очень этим гордились, хотя сам захват выглядел бесчеловечной операцией со стороны националистических батальонов, которые подогнали БТР и в упор расстреляли отдел милиции, в котором засели повстанцы. Стало понятно, противостояние затянется на месяцы, или на  годы.
Вечером ему в квартиру позвонил Олег.
Дмитрий договорился с Диной, у которой в тот вечер не было спектакля, провести вечер дома, Виктор обещал рассказать им, кем все же он решил в дальнейшем стать. Дина готовила ужин, Дмитрий просматривал газеты, Виктор сидел за компьютером, ждали, когда мама позовет их за стол ужинать.
Дмитрий взял мобильный телефон, увидел, звонит Олег, ответил довольно радостным голосом, он рад слышать Олега, не так часто он ему звонит, удовольствие довольно дорогое.
-Дима, я к тебе с печальной новостью, - глухим голосом проговорил Олег.
-Что-то опять с отцом? - напрягся Дмитрий.
-Нет. Коля погиб.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Он задохнулся от возгласа, повисла пауза, Олег думал, прервалась связь, несколько раз проговорил: «Алло, алло!»
-Я слышу, - отозвался Дмитрий. - Откуда стало известно?
В первую очередь подумал о слабом сердце отца, да и матери каково принять это известие.
-Из военкомата прислали нарочного с сообщением. Дома у вас была Рая, она перехватила похоронку. Мы не знаем, как теперь сказать об этом родителям.
Дмитрию трудно было говорить, спазм слез душил его.
-А где тело? - спросил он.
-В том то и дело,  гробы с убитыми привезли в Одессу, а везти всего два гроба в Измаил у них, якобы, нет средств, предлагают забирать своим ходом. Я уже тут договариваюсь с ребятами, нам с еще одним родителем выделят грузовичок, завтра поедем в Одессу.
-Сволочи! - выругался Дмитрий. - На войну у них деньги есть, а доставить убитых домой, денег нет. Он где погиб?
-В похоронке написано геройски погиб при наступлении на город Северск, больше ничего неизвестно. Я подробности попробую уточнить в Одессе.
-Мне что делать?
В этот момент в комнату из кухни зашла Дина, она слышала голос мужа, с кем то говорит по телефону, его часто беспокоили даже ночью,  не придала значения, весело проговорила:
-Хватит трепаться, пошли ужинать.
Увидела, на муже лица нет, обеспокоено спросила:
-Кто звонит? Что случилось?
Дмитрий зажал трубку рукой, тихо сказал:
-Случилось. Коля погиб.
Дина вскрикнула, опустилась на диван. Олег ответил:
-Что ты можешь сделать, тебе приезжать нельзя.
-Как же такое сообщать родителям? - почти со стоном проговорил Дмитрий. Олег молчал.
-Ты вот что! Скажи своей маме и тете Варе с Раей, пусть они придут завтра утром к нам. Я сам сообщу ей эту горькую весть. Пусть хотя бы еще одну ночь они спокойно поспят. А утром я им позвоню.
На том и договорились.
Дмитрий упал на диван рядом с Диной. Сжал ее руку. Она заплакала и прижалась к нему. Так сидели они, прижавшись, от горя не было слов. Сын вышел со своей комнаты, недоуменно посмотрел на родителей. Дина опередила его вопрос, поспешно сказала:
-Витенька, дядя Коля, брат отца, погиб на войне с повстанцами.
Виктор сел рядом с отцом. Он знал и чувствовал, насколько братья были близки друг к другу. Он слышал, как часто они перезванивались и подолгу беседовали. В семье был культ старшего брата, полковника, умницы, с которым его отец связывал дальнейшую жизнь в качестве пенсионеров. Они говорили, что будут каждый год подолгу друг у друга гостить, дети к тому времени вырастут, вылетят из родных гнезд, и останутся они одни, как остались доживать свой век в Измаиле их родители.
Очень  получился ужин грустным, так обещал быть по семейному добрым и спокойным, не так часто приходилось собираться втроем в силу занятности родителей Виктора на работе.
Утром он с тяжелым сердцем позвонил домой. Трубку взяла мать.
-Здравствуй, мама, - сказал Дмитрий и закусил губу.
-А, Димочка, здравствуй родной, как ты вовремя,  ко мне Варя и Оля пришли, Рая здесь, все рады тебя слышать… - говорила радостно мать.
-Погоди, мама, - остановил ее Дмитрий. - У нас горе. Коля погиб, - выпалил он, боясь, что у него не хватит сил сообщить матери о горе, которое постигло их семью.
Он слышал, как мать на секунду замерла, затем вскрикнула и упустила трубку. Трубку подхватила Рая. Сквозь слезы она проговорила:
-Маме плохо. Отец в огороде, сейчас тоже придет. Ой, Дима, что же теперь будет?!
И тут связь отключилась. Дмитрий несколько раз набирал, тщетно! Он посмотрел на Дину.
-Надо ехать, - проговорил он глухо и закусил губу.
-Куда ехать?! Твое имя в «Миротворец» занесено! Тебя все равно не пустят туда, - заявила Дина.
Она была права. Дмитрия дальше границы не пустят, а то еще и арестуют. Он набрал телефон Степана. Тот услышал голос Дмитрия, обрадованно ответил:
-Привет, Дима, рад слышать тебя.
-Погоди, Степа. Скажи, я смогу беспрепятственно проникнуть в Измаил через границу из Молдовы? Мне очень надо.
-Что-то случилось?
-Случилось. У меня брат погиб на востоке. Отец совсем плохой, боюсь не выдержит его сердце такой потери, - пояснил Дмитрий.
Степан присвистнул.
-Соболезную, Дима. Наши препятствия чинить не будут. А вот украинцы могут тебя задержать. Ты же у них в компьютере.
-И какой есть выход? - спросил удрученно Дмитрий.
Степан помолчал, потом предложил:
-Возьми мой паспорт. Мы не очень с тобой разнимся, а по фото тем более, трудно будет узнать. В случае чего, скажу я потерял паспорт, а кто его нашел, - не знаю.
-Спасибо, друг! Не могу тебя подвести. Предположим, на границе меня не узнают. А дома меня всякая собака знает. Там в нациках ходят мои бывшие однокашники, они меня сдадут, а я с твоим паспортом. У них будет сто процентная возможность меня задержать, как иностранного шпиона.
-Да -а -а, есть в твоих словах доля истины.
В это время его за плечо затеребила Дина.
-Я поеду, - заявила она.
-Погоди! - сказал он в трубку Степану, зажал трубку рукой, сказал Дине: - Куда ты поедешь? И чем ты поможешь нашему горю?
-Меня на границе не задержат. Если что, скажу у меня брата убило, фамилия у нас одна, а кто там будет проверять, кем доводится мне Николай.
-Степа! - обратился он к другу. - Спасибо тебе. Нас еще и службы прослушать могут, поэтому твой вариант хороший, но не приемлемый. Если что,  я тебе позвоню.
-Ты держись, Дима. Я на связи, - ответил Степан.
Он посмотрел на Дину.
-Милая моя, я понимаю твой порыв, не могу я пустить тебя туда. Ведь ты медийное лицо, любой на границе может узнать тебя.
-И что из этого? Да, я актриса. Но я не нахожусь в запрещенных списках. Родители поймут мой приезд правильно, они же знают, что ты не въездной.
Дмитрий присел на диван. Раздумывал. В это время зазвонил телефон Олега. В трубке он услышал плачущий голос матери:
-Димочка, сыночек, как же так?!.. За что?! Он же говорил, что не едет воевать! Отцу опять стало плохо…
Послышалось какое-то зашумление, треск, трубку перехватил Олег.
-Дима, мы тут пока постараемся успокоится, отцу стало плохо, вызвали скорую. Я тебе потом позвоню.
И связь опять оборвалась. Дмитрий сидел некоторое время в прострации, не мог поверить, что у него уже нет брата. Дина сидела рядом, сжала мужу руку. Виктор застыл в дверях, он слышал весь разговор.
-Я поеду, - решительно сказала Дина. - Завтра напишу заявление на отпуск. Мы же все равно планировали. Пойдемте ужинать.
Они прошли на кухню. Дина поставила на стол начатую бутылку коньяка.
-Давай помянем, - предложила она.
Дмитрий кивнул. Выпили молча, ели в молчании, опять долго сидели, Дмитрий еще налил себе рюмку, выпил не закусывая.
-Ты главное в поезде, в случае чего, будь наступательной. Если пограничник начнет цепляться, придираться, решительно выскажи ему в лицо, ты едешь хоронить брата, который погиб, сражаясь с сепаратистами, защищал твою задницу, пока ты трясешь здесь пассажиров, - жестко посоветовал Дмитрий. Дина покачала головой, соглашаясь, муж все таки решил ее отпустить.
-Не беспокойся, я справлюсь, - положила она ладонь на его руку.
-Пустить тебя туда я не могу, и не пустить тоже не могу. Возьми рубли и доллары, и задекларируй их, чтобы не было повода обвинить в контрабанде, - инструктировал жену Дмитрий.
-Это не послужит поводом для вымогательства? - засомневалась Дина.
-В случае чего дай сто долларов. А то и вообще не давай, подними шум, в Киевском поезде они побоятся открыто вымогать.
-Киевская власть грозилась отменить поездные рейсы. Самолетное сообщение ведь прекращено, - напомнила она.
-Тогда придется лететь через Молдову. Завтра узнаем. Попробую еще позвонить в Измаил.
Дозвонился до Олега. Тот сообщил, матери тоже плохо, отец лежит в больнице. Дмитрий со злостью ударил кулаком по столу.
-Олег, Дина поедет вместо меня. Ты когда собираешься в Одессу?
-Хотели завтра выехать. Там формальности утрясать придется дня два.
-Ты дождись в Одессе Дину. Она хочет завтра выехать, послезавтра будет в Одессе. Это если ходят поезда. Если нет, она полетит через Молдову, там мой товарищ поможет сесть на рейсовый автобус до Измаила. Я сообщу тебе дополнительно.
-Хорошо.
Утром Дмитрий провожал Дину на вокзале, давал последние инструкции, как вести себя, если вдруг ее задержат, снабдил консульскими и посольскими адресами и телефонами. Успели на последний рейс в Киев, в Одессу поезда уже отменили, и эти рейсы со следующей недели украинская сторона решила отменить. Обратный путь решили она проделает через Молдову. Или в крайнем случае, доедет до Киева, а из Киева в Москву курсируют частные  рейсовые автобусы.

*  *  *
Против ожидания у Дины с пограничниками и таможенниками проблем не возникло. Только пограничник внимательно посмотрел в паспорт, потом на Дину, проговорил:
-Лицо знакомое, а где видел, не помню.
-Я проводницей ранее здесь работала, вот и примелькалась, - уверенно соврала Дина.
-Точно! - согласился с ней пограничник и поставил в паспорт штамп.
В купе Дина сидела отвернувшись в окно, чтобы ее не узнали ненароком пассажиры, начнутся расспросы, не нужное внимание, до которого ей сейчас было совсем ни к чему. Достаточно того, что несмотря на темные очки, панамку, напяленную почти до самых бровей, газовый шарфик у губ, ее узнала билетерша, когда она покупала в кассе билет до Одессы.
-Ой! - взглянула в паспорт, - Дина Геннадьевна, а вы че к нам, по делам, чи на гастроли? - растянулась она в улыбке.
-По делам, - буркнула Дина, поспешно выхватила паспорт и билет, помчалась к перрону, хотя до отхода поезда оставалось еще час. Она нервно прохаживалась взад вперед, вспомнила, она не обедала, купила бутылку кефира и булочку.
В поезде ее если бы и узнали, людям было не до нее, пассажиры ехали с озабоченными лицами, притихшие и какие-то потерянные происходящим с стране, в которой уходит из-под ног почва. Ночь прошла в коротком полусне, утром, она сходила в туалет, умылась, причесалась, прошмыгнула в свое купе. Смотрела в окно. на пробегающий мимо ландшафт, за окном мирно паслись коровы, поля ухожены, люди привычно сновали по поселкам, светило яркое солнце, словно и не было на земле выстрелов и гибели людей. И на горизонте Одесса, в которой происходили драматические события, которые никто в мире старается не замечать.
На подъезде она позвонила Олегу, он отозвался, она сообщила о часе прибытия, попросила встретить.
Он ждал ее на перроне, она узнала его еще из окна, вышла, обнялись с грустным выражением лица.
-Мы сейчас куда? - спросила Дина.
-На такси доедем до морга. Мы там все уладили. Погрузили два гроба в «ПАЗик», на нем поедем домой. Ты как, выдержишь дорогу? Удобств в нем немного, а дорога трясучая, - обеспокоено посмотрел на нее Олег.
-Ничего. Потерпим, - уверила Дина.
На такси доехали до морга. Шофер и второй родственник погибшего уже загрузили два гроба в машину, стояли курили, дожидаясь Олега с попутчицей.
-Леня, - представился молодой парень, сын погибшего на востоке отца. И пожилой шофер назвался Александром. Они с любопытством взглянули на Дину, видимо Олег вкратце рассказал о ней, но промолчали, не до сантиментов при таких обстоятельствах. Шофер предложил:
-Ребята, дорога дальняя, не мешало бы перекусить. Тут по дороге недалеко забегаловка, заедем?
-Давай, - согласился Олег.
-Я тоже еще не ела, - проговорила Дина.
-Вот и отлично!
Дина с некоторым смятением зашла в автобус, два гроба, обтянутые желто -синим, под цвет флага, дешевым ситцем стояли в проходе, поставленные друг на друга.
-Ты смотрел? - кивнула она гроб.
-Открывали для опознания, - кивнул Олег. - Лучше больше не вскрывать. Заморозка слабая, тела уже почернели.
Дина перекрестилась. Аппетит пропал. Но шофер остановился у придорожного кафе, выключил мотор, сказал: «Приехали!», и первым вышел из-за руля. Дина заказала себе кофе, булочку, на дорогу купила четыре бутылки кефира и несколько пачек печенья на всех. Мужчины поели плотно, они со вчерашнего дня неевши ездили по инстанциям: в военкомат, в морг, опять в военкомат за разрешением транспортировать тела, затем час искали их тела среди десятка гробов, заставленных вдоль стены до самого потолка. В путь тронулись солнце стояло высоко над головой. Дорога, действительно, трясучая, знакомая Дине по поездке с мужем на автомашине. «ПАЗик» медленно тащился по дороге, старательно объезжали колдобины и ямы, все равно он подпрыгивал, гробы громко стучали друг о друга, Дина с опаской поглядывала на них, Олег несколько раз поправлял их, благо сиденья не позволяли гробам съехать в сторону.
-Как мама? - тихо спросила Дина.
Олег пожал плечами, покачал головой:
-Плохо. Но все же покрепче, чем Иван Николаевич. За его здоровье опасаемся. Ему плохо стало после того,  как из военкомата пришли два деятеля спрашивать, как они будут хоронить: с почестями или без? Дядя Ваня  шуганул их с матерком, говорит, привезти за счет военкомата не могут, а показуху устраивать готовы. Устроили эту войну, а сами сидят в тылу морду наели… Вот во время этого монолога его и прихватило.
Дина с горечью слушала, до чего же несправедливо устроен мир. Как кучка оголтелых радикальных политиков могут держать в страхе целую страну.
-А Галя с дочками на похороны приедут? - спросил Олег о жене Николая.
-Не приедут, - вздохнула Дина. - Ушел он из семьи. Не хотел расстраивать мать, думал скажет позже.
-Ему бы лет десять назад надо было уходить, - бросил Олег не оборачиваясь. - Все видели, что из себя она представляет...
Дорога была длительная и утомительная. В одном месте трасса пересекала часть территории Молдовы. Вереница машин стояла у КПП получали пропуск, в котором ставили время, на выезде его нужно сдать, где пограничники сверяли время проезда. Молдавский пограничник, слегка очумевший от жары, лениво заглянул в салон автобуса, покачал головой, спросил, кивнув на гробы:
-Что? Уже началось? - и не дождавшись ответа, велел открыть шлагбаум
В Измаил приехали под самый вечер. Солнце уже спряталось за кроны деревьев, длинные тени пересекали дорогу. Сначала завезли гроб Леонида, слезы матери и родни вызвали слезы у Дины. Она перекрестилась, прошептала:
-Господи, дай силы перенести все это…
То же самое произошло и у дома Орловых. Мать припала к груди Дины, запричитала:
-Доченька, за что же нам такое горе?..
Плакали сестры и мужчины. Гроб из автобуса перенесли во двор. На ночь открывать не стали, накрыли ковром от ночной жары. Хоронить договорились завтра, тянуть с похоронами уже нельзя, гроб с телом и так уже в пути несколько суток. Это была самая тяжелая ночь в жизни Дины, матери и всей ее родни. Еще никого не хоронили в столь раннем возрасте. Умирали в почтенном возрасте или от болезни. А тут моложавый мужчина, которому нет еще и пятидесяти лет, которому еще жить и жить. Нет большего горя родителям, чем хоронить своих детей. Она сказала матери, что Галя и внучки на похороны не приедут, Николай ушел из семьи, развод оформить он не успел. Пришли к выводу, она и так бы не приехала, да и то благо, что родители сына похоронит на своей земле. В ином бы случае пришлось бы ехать во Львове, куда мать если бы и съездила на похороны, зато потом никогда бы не смогла поехать навестить могилу. «Бог ей судья! - только и проговорила горестно мать в адрес невестки. - Девочек жаль не увижу, внучки замечательные...»
Утром во двор набилось достаточно много народу. Не только родственники пришли, пришли все соседи с улицы, знакомые родителей и самого погибшего. Дина со всеми здоровалась, объясняла, почему не смог приехать Дмитрий. Она стояла все время с матерью, поддерживала ее под руку. Скорбь в глазах у всех пришедших родных и знакомых. Не могли поверить, что человек может погибнуть во цвете лет. И у всех в глазах немой вопрос: За что? Где? Почему? Читали в медицинском заключении: погиб от пулевого ранения в область груди с повреждением… и так далее. В грудь! Значит, в атаку шел, не прогнулся перед врагом. А кто враг? Неужели жители тех восточных областей? Так там же живут такие же украинцы и русские, какие проживают в Измаиле. И чего это вдруг они взъерепенились? Чего им не хватает? Ну, да, есть ненормальные, они и в Измаиле есть, на нервы играют, по проспекту Суворова  толпой шастают, восхваляют Украину, но жить можно. При румынах, говорят, еще хуже было, однако приспособились, жили и выжили.
Мать потребовала открыть гроб. Олег пытался отговорить ее. Она настаивала:
-Хочу последний раз взглянуть на свою кровинушку…
Гроб открыли, сладковатый трупный запах заполнил двор, труп потемнел, военную форму с застывшей  на ней кровью никто не пытался заменить. Мать упала на тело сына, забилась в рыдании, ее сестры под руки подняли, отвели в сторону, пока Олег с соседями забивал крышку гроба. Музыканты, присланные из военкомата, ударили в литавры, траурная музыка поплыла по сонной улице, раздирала душу. На руках вынесли гроб до угла улицы, там ждал их автобус. От почетного караула и церемонии со стрельбой родные отказались. Погрузились в автобус, Олег повез в машине родителей и Раю. Процессия медленно поехала в сторону кладбища. Остановились у больницы, чтобы отец мог из окна посмотреть на процессию. Лучше бы не останавливались. Отцу стало плохо в последний раз. Сердце его не выдержало последнего испытания видеть, как хоронят его сына. Только к вечеру, на поминках узнали о смерти отца. Мать только горько покачала головой. Плакать уже не было сил. Она внутренне как бы была готова к тому, что муж может не выдержать горя. Она дома сняла со стенки портрет мужа, сфотографированного еще лет сорок назад, где он был молодым и красивым, прижала его к груди и долго раскачивалась в своем горе. Слезы катились по ее щекам, она только приговаривала: «Ванька, Ванька, на кого же ты меня бросил?… Как же теперь я буду одна?..» Дина сидела рядом и гладила ее спину.
Утром Дина позвонила Дмитрию.
-Дима, папа умер, - сообщила она.
Дима долго молчал, кусал губы, потом глухо проговорил:
-Сволочи! Они за все ответят! За смерть всех военных и мирных людей, которые гибнут в мирное время.
Он заплакал, плакала в трубку Дина.
Столько слез и горя она не видела в своей жизни.
-Как нам быть, Дима? - спросила она. -Маму нельзя оставлять одну здесь.
-Нельзя, - согласился с ней Дмитрий. -Уговори приехать сюда с тобой.
-Она разве согласиться?! Тут ее дом, тут могилы ее сына и мужа.
-Ничего, надо уговорить. Временно, пока не утихнет боль, побудет с нами. Потом найдем способ отправить ее в Измаил.
-А дом? На кого оставить дом?
-Пусть Олег живет в нем. Он и так ютится в квартире со своим семейством.
На следующий день хоронили мужа и отца. Кладбищенские работники узнали вчерашнюю процессию, свежевырытая могила стояла рядом с только вчера засыпанной. Крутили в недоумении шеей, не могли понять, что за напасть нашла на семейство. Если они каждый день хоронят! Хотя в городе пошли перестрелки, бандиты с чиновниками делят городское имущество, таких свежих могил уже целая аллея, может и эти из той же серии. Вопросов не задавали, деловито опустили гроб, засыпали могилу, перекрестились и ушли. Два временных креста стояли рядом, на табличке имена и даты.
Дома, после поминок сестры сидели в веранде, мать в черном траурном платке отрешенно сидела между ними, всем хозяйством управлялась Рая. Дина подсела к ним.
-Мама, - обратилась она к матери, - Дима полагает, что вам лучше тут одной не оставаться, нужно поехать к нам. Поживете, потом решим, как будем жить дальше.
Мать встрепенулась.
-Я? В Москву? Не-ет! Как же я оставлю Ваню и Колю, нет! - решительно проговорила она.
-Поймите, мама, одной вам будет здесь еще тяжелее.
-Почему одной? У меня здесь сестры, племянники…
-Мама, сестры и племянники с вами сейчас, с вашим горем. Но у них свои дома, свое хозяйство, просыпаться вы будете одна и засыпать одна…
-И правда, Аня, лучше тебе поехать, - поддержала сестру Варвара Петровна. - Там у тебя сын, опора… Да и Дина будет с тобой.
И Ольга Петровна согласно закивала головой.
-Нет! У меня впереди девять дней нужно отметить, затем сорок дней, не не могу, - упрямничала мать.
-Девять дней я с вами побуду, сорок не смогу, - проговорила Дина. - Мне на работу надо.
Мать положила свою руку на колено Дины, проговорила скорбно:
-Спасибо, милая, спасибо. Как же я уеду, а дом на кого оставлю? Разграбят же все, вон сколько бездельников развелось, только и смотрят, где что плохо лежит. Ранее и калитку не запирали.
-За домом присмотрит Олег. Поживет здесь.
Мать склонила горестно голову, долго молчала, проговорила тихо.
-Хорошо, отметим девять дней, а там видно будет.

Утром Дину разбудил петух. Она встала потянулась, накинула халат, пошла смотреть на кур и петуха, как тогда, в первый день приезда. Мать сидела на ступеньках, которые вели в огород, смотрела на расстилающуюся даль. Раннее солнце ярко по-летнему светило, землю прогреть не успело, рваные клочья тумана уплывали из низины вверх и таяли в голубом небе. Дина присела рядом, обняла мать за плечи.
-Жизнь перед глазами пронеслась, как один день, - тихо сказала мать. - Тут Дима и Коля маленькими прыгали по этим ступенькам в огород. Ваня возился у своего верстака, все что-то чинил, переделывал. И теперь их нет на этой земле и никогда не будет. Только Дима один и остался у меня.
-Почему один Дима? Я есть у вас. Внук ваш всегда будет с вами.
Мать , соглашаясь, покачала головой, затуманенным взглядом смотрела вдаль.
Опять прокукарекал петух, мать встрепенулась.
-Забыла покормить кур.
Встала, набрала пшеницы, пошла на задний двор. Дина пошла за ней. Мать насыпала в кормушку зерно, налила воды, отошла и долго смотрела на кур, словно прощаясь с ними. И Дина поняла, мать внутренне согласилась с отъездом, только смириться с этой мыслью ей тяжело.
Все девять дней она не отходила от матери, та понемногу оттаивала, только не могла без слез смотреть на фотографии мужа и сына. Вечерами мать рассказывала, как они с отцом жили все эти годы. Простая жизнь простых тружеников, которые каждый год бились за урожай, готовили на зиму варенья и соленья, отец давил виноград, запасался вином. Дина удивлялась, почти в каждом доме бочка вина, а пьяниц не видать. Выросшая в достатке, она не знала всех тех трудностей, которые выпадают на долю всех этих людей, живущих хотя и в городе, но мало чем отличающейся от сельской жизни. Она никогда не задумывалась, что в магазине может закончиться хлеб. Даже в девяностые годы, когда полки магазинов опустели, у них дома недостатка в еде не ощущалось. Она не понимала, что пойти в школу или на рынок, нужно пешком протопать несколько кварталов. Дома к ее услугам всегда трамвай, автобус или метро. Мама пользовалась служебной автомашиной папы. Еду им готовила прислуга, Дину воспитывала няня. Здесь ни о каких прислугах и нянях не знали, и не понимали, зачем нужно их содержать, управлялись все своими силами. Натруженные руки матери сами говорили за себя. И Дина с уважением прониклась к этим простым людям, они стали для нее еще роднее, не так как прежде, когда она приезжала как гостья, ей подавали завтрак, обед и ужин, ухаживали и обхаживали ее, а сейчас она стала почти наравне с ними. Так же рано просыпалась, готовила завтрак и обед, помогала во всем матери, у которой все валилось из рук при одном упоминании, что она должна будет все это бросить. Ведь сюда вложена вся ее жизнь, каждый день они с мужем и детьми обустраивали свое гнездо, каждые десять лет ремонтировали крышу, подправляли сарай, поправляли беседку, убирали от листвы двор. Дина почувствовала себя причастной к этому крестьянскому труду. И она начала гордиться собой от того, что несмотря на барское воспитание в семье партийного работника, ей не чужда эта работа, она ходила на рынок, покупала мясо и продукты, ходила в магазин за хлебом и прочими нужными в хозяйстве вещами. Она каждый день звонила Дмитрию, и он ей звонил по несколько раз на день, рассказывала о каждом проведенном дне, беспокоилась, как там ее мужчины, что едят, и как Виктор себя ведет. Дима рассказывал ей, что на востоке Украины идут военные бои с применением танков, артиллерии и самолетов, а Донецк и Луганск украинская власть так и не смогла победить. Ведь в Измаиле об этом почти ничего не показывали и по телевизору не рассказывали. Да и не воспринимали здесь официальный украинский язык на котором говорили дикторы телевидения.
Последний раз перед отъездом собрались все родственники в доме. Сестры, Рая приходили порознь почти каждый день, справлялись о здоровье и чем нужно помочь, видели, Дина помогает матери, старается быть все время рядом, еще больше убеждались,  сестре нужно будет уехать в Москву, к сыну, хотя бы на первое время. Когда в стране смута закончится, можно будет приехать назад. Накрывали стол Дина и Рая. Сели все родственники за стол, помолчали, приподняли рюмки, помянули.
-Пусть им земля будет пухом. Хороший человек был дядя Ваня, - проговорила Рая. - И Коля замечательный человек. Короткую жизнь прожил…
Кто в этом виноват?.. Кого винить?..
-Ладно бы война, а то так, террористы у нас оказывается жили на востоке, - высказался Олег.
-Думаю к осени все закончиться, и ты Аня вернешься домой, - высказался  Леонид Васильевич, как о деле решенном, что мать уедет с Диной. И мать видела,  все родственники, словно сговорились, все хотят, что бы она на время уехала, внутренне уже согласилась с этим, только стон вырывался из ее груди:
-Господи! Как же я брошу свой отчий дом и родные могилки?..
-Ниче, Аня, ниче, мы присмотрим, не журись, - успокаивал ее Леонид Васильевич. - Не на век уезжаешь...
И мать после их ухода стала собираться в дорогу. Ходила по дому, не зная что взять с собой, а что оставить. Останавливалась посреди комнаты, смотрела на мебель, такую родную за все эти годы, которой было не менее ста лет, остались еще от родителей, только сервант современный, да и тому лет тридцать.
-Зимние вещи не берите, - советовала Дина. - Если не вернемся, там купим.
Мать положила на дно чемодана портрет мужа, фотографии сына, где он один в форме от курсанта до полковника, с дочками на Черном море, и ни одной фотографии, где он с женой.
Последний раз перед отъездом поехали на кладбище. Цветы увяли, венок упал, Дина поправила его. Мать присела на лавочку соседней могилы, заплакала:
-Прости, Ваня, и ты, Коля, уеду я не надолго. Знать надо так… Племянники присмотрят за вами.
Встала, поцеловала кресты, и пошла сгорбившись на выход. У выхода обернулась, перекрестилась, Дина взяла ее под руку и они медленно пошли к автобусной остановке.
Провожали их родственники. Все надеялись, они к осени увидятся, Дина оставила Олегу деньги на памятник, заранее оговорили, каким он должен быть.
До Киева доехали без проблем. Поезда в Москву отменили. Оставалось два пути: самолетом в Кишинев, оттуда в Москву. Или автобусом до Брянска. Мать сказала, она боится лететь самолетом, хотя никогда не летала. Поехали автобусом. Несколько раз их останавливали непонятные люди в камуфляже, но не военные.
-Москали е? - спрашивали они. Дина заранее спрятала заграничный паспорт, отвечала она едет только до границы. Подозрительно осматривали граждан, хищно присматривались к багажу. К какой -то женщине придрались:
-Шо, тетка, вэзэшь? А ну вытряхай баул…
Та визжала, срывалась на крик, еле отстали.
-Вот так ехать автобусом, - упрекнула Дина.
-Разве я могла такое предположить… А эти кто? - спрашивала она. - На милицию не похожи, да и на военных тоже…
-Бандиты это, мама. Не видите разве, как по-хамски они себя ведут? Прикрываются только риторикой о справедливости и революции достоинства, вот ради таких погиб наш Николай - тихо говорила Дина.
-Да чтоб они провалились, - перекрестилась мать.
-Провалятся, придет время, -заверила Дина. - Были у вас румыны, потом Советы, куда же подевались! И этим не долго жировать.
На украинской границе всех тщательно проверяли, перетрясли у всех вещи, искали оружие, запрещенные вещи, конфисковывали еду и ценности, которые, якобы, нельзя вывозить из страны. Плакали женщины и дети, проклятия адресовали в пол голоса, чтобы не услышали, иначе могли задержать. Свободно вздохнули, когда пересекли русский таможенный и пограничный пост.
-Все, мама, вот мы и дома, - с облегчением вздохнула Дина.
Та только горестно покачала головой. «Где теперь ее дом?!».
Дина позвонила Дмитрию, он встречал их в Брянске с сыном на своей автомашине. Он наспех поцеловал жену, Дина обняла сына, по которому очень скучала.
Мать долго плакала на груди у сына.
-Димочка, где же теперь моя родина? - спрашивала она сквозь слезы.

 

























       


Берега… берега…

Берега, берега,
Берег этот и тот,
Между ними река моей жизни…
Песня.

  Часть первая.

Приехавший в составе журналистского десанта в Давос на экономический форум Дмитрий Орлов сидел в отдельном ресторанчике на окраине городка,  не спеша ужинал, больше разглядывал шумную публику, которая приехала со всей Европы. Между столиками шнырял молодой парень официант, ловко приносил и уносил блюда, благодарил посетителей почти на всех европейских языках, Дмитрий услышал, как он кому-то поклонился за соседним столиком и сказал с украинским акцентом - «дякую» за чаевые, и еще что-то скороговоркой, в которой Дмитрий уловил характерное украинское глухое «г». Когда Дмитрий подозвал его расплатиться,  спросил:
-Ты откуда, парень?
-Я з Украины, - ответил он по-русски, с украинским акцентом.
-Я понимаю, что украинец, где проживал?
-Вы вряд ли слышали про тот городок. Измаил называется. Я в селе возле него проживал.
Дмитрий  улыбнулся. Достал заграничный паспорт, открыл первую страничку, показал парню графу, в котором написано: Место рождения - Измаил. Парень удивился. Дмитрий назидательно проговорил:
-Зря ты так пренебрежительно о городе. Об Измаиле знают очень многие, поскольку связан с именем полководца Суворова. Памятник еще стоит там или снесли? - спросил он.
-Я дома не был три года. Тогда еще стоял.
-Чего домой не едешь? - без любопытства спросил Дмитрий. Он встречал много украинцев, которые разбрелись по Европе в поисках лучшей жизни. Даже горничная в гостинице, в которой он остановился, родом из Винницы.
-В армию заберут и на Донбасс пошлют. А я не хочу воевать, - пояснил парень.
-Ну и правильно делаешь. Воевать нужно за родину, а не против своих.
Дмитрий дал десять франков чаевых. Встал, кивнул парню.
-Бывай. Если попадешь в Измаил раньше меня, передай городу привет. Я там не был уже семь лет. Не пускают.
И пошел к выходу.
Снег искрился от ярких фонарей, приятно хрустел под ногами, хотя морозец стоял не большой. Встреча с земляком невольно разбередила старую тоску по городу детства и юности, в который он не может поехать после государственного переворота, который его брат Николай называет революцией достоинства. Только какое там достоинство, если жизнь и до того была не очень налажена, а после революции и вовсе народ обеднел. Он каждый год ездил в Измаил, навещал родителей и родственников. В один из приездов с братом Николаем был на похоронах деда, отца матери, в самом конце девяностых годов, позже, после событий в Киеве, созваниваясь с братом, говорил:
-Хорошо, что дед не увидел всего этого безобразия, он бы этого не вынес.
-Он и в той жизни не видел ничего хорошего, - парировал Николай.
Дмитрий до событий в Киеве несколько раз предлагал родителям переехать к нему в Москву, они не соглашалась. Не хотели покидать могилы своих родителей, расставаться с родственниками: «А как, не дай Бог, помрем на чужбине, будем лежать отдельно от них? Нет уж, где родились, там и пригодились! Были и хуже времена, не было подлее». И не соглашались. Приезжали к сыну в гости, восхищались метро и большими магазинами, как и все люди всю жизнь прожившие в провинции. Но жить в этих новых для них условиях не хотели. Все же отец работал, его уважали в порту, и до пенсии ему оставалось совсем немного. Правда, от порта осталось одно название, грузоперевозки почти прекратились, цеха закрывались, рабочих сократили. Отца оставили как знающего специалиста, но нависла угроза полного закрытия предприятий порта. А еще им жалко было бы покидать частный дом, в котором родилась мать, и который достался ей по наследству от родителей. У отца погреб, в котором он хранил бочку с домашним вином, и гараж, на полках расположились инструменты и запчасти для их собранного вручную «Москвича». Дом расположен на самом краю города, далее только небольшой огород, за ним бывшие виноградники и Дунай. Рядом, в двух кварталах, выстроили большую гостиницу для моряков, в которой они отдыхали между рейсами, ее так и назвали «Межрейсовая», на ее территории пацаны со всей округи играли в войну, потом глазели на танцплощадку, где танцевали взрослые парни и моряки, или посещали летний кинотеатр. От гостиницы сразу начинался проспект Суворова, по которому в выходные дни дефилировали почти все жители города. Так что, если и жили Орловы на окраине города, то до центра всего несколько минут хода.
И сейчас Дмитрию представилась не заснеженная улочка швейцарского городка, а узкая улочка без асфальта, названная в честь адмирала Нахимова, далее почти непроезжий участок улицы «28 Июня», затем уже гостиница и ухоженный проспект Суворова. Защемило в душе, так хотелось хотя бы еще раз пройтись по этим улочкам, в котором ранее кипела жизнь. Корабли не успевали пришвартовываться и отплывать, привозили товар со всей Европы, Дунай протекал через несколько стран, впадал в Черное море, а далее плыви хоть на край земли. Он завидовал морякам, которые видели экзотические страны, хотя никогда не хотел стать моряком. Потом, после развала Советского Союза, порт захирел, кораблей пришвартовывалось все меньше и меньше, закрылись заводы, город пустел. И только рынок жил своей прежней жизнью, люди приезжали из окрестных деревень и сел, привозили товар, шум и выкрики с восхвалением товара на всех местных языках и диалектах. Молдаване спорили с болгарами из-за места, хохлы гоняли цыган и чувствовали себя хозяевами положения, карманники шныряли в толпе. Рынок шумел, но был уже не тот, когда люди степенно продавали свой товар, никто не кричал, не ругался, торговались тихо и с достоинством.   Сейчас он напоминал неорганизованный базар, где продавцы до драки спорили за место в торговых рядах, приставали к покупателям, чуть ли не прихватывали за рукава, расхваливая залежалый товар, мясные ряды большей частью пустовали, а то, что продавалось имело далеко не товарный вид.
В тот  приезд он с родным братом Николаем и двоюродным Олегом пошли на пристань Дуная, долго стояли смотрели на быстрое течение, на противоположный  чужой берег, на румынскую деревеньку на том берегу. Вода блестела в лучах предвечернего света, ивы склонили свои ветки до самой воды.  Николай смотрел на тот берег задумчиво сказал:
-Как реки разделяют целые народы. Здесь Украина, а там, - показал он рукой на тот берег, -  когда-то дружеская Румыния. Раньше здесь был СССР, там социалистическая Румыния. Берега остались такими же, а народы живут по другим законам.
-Мы и сейчас живем с тобой по разным берегам, - ответил Дмитрий. - Ты живешь в незалежной, я в России.  Живем на разных берегах…
-Вся Украина  поделилась на разные берега, за Днепром, ближе к Карпатам, совсем другая Украина, - отозвался Дмитрий.
-Как сложиться наша жизнь, - проговорил Олег. - Станем ли мы когда-либо богаче, отделившись от России? - задумчиво спросил он не надеясь на ответ.
-Конечно! Теперь все наше сало и пшеница остается нам, - с юмором парировал  Николай. - Только изобилия, обещанного в начале девяностых я что -то не вижу.
Дмитрий вздохнул, ничего не ответил. Сколько споров они провели между собой и каждый оставался при своем мнении. Соглашались в одном: и и на Украине, и в России экономика пошла кувырком, высокая степень преступности и коррупции. Зато на Украине нет военных действия, утверждал Николай, а в России какой год идет безрезультатная война в Чечне. Гибнут молодые ребята. Дмитрий в споре доказывал, война рано или поздно закончится, а вот в на Украине поднял голову национализм, никто с ним не борется, более того, власти закрывают глаза на это, чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А к чему это может привести понятно, может вспыхнет конфликт похлеще чеченского. Со временем споры утихли, оба брата осознали справедливость доводов друг друга, а в первые годы распада Советского Союза споры иногда доходили до повышенных тонов, и только мать усмиряла их, со слезой в голосе увещевала:
-Да плюньте вы на ту политику! Вы в отпуске, думайте о жизни, как она прекрасна и скоротечна. Давно вы были маленькими, бегали по этим улочкам, ходили в одну и ту же школу, только с разницей в пять лет. А теперь выросли и не можете найти общего языка.
-Да мы не ссоримся, мама. Просто у нас разные точки зрения на нашу действительность, - густым голосом гудел в ответ Николай.
-Ох, дети мои, до чего же не везет нашему городу. До войны тут заправляли всем румыны. После войны пришли Советы. Много дров наломали. Только жизнь устаканилась, как новая напасть. Теперь мы все украинцы. Заявление в поликлинику не принимают на русском языке. А я не хочу на старости лет учить украинский. Достаточно того, что моих родителей заставляли учить румынский. Они о всех своих секретах при детях говорили по -румынски. Хотя младший брат матери выучил румынский общаясь с румынскими и молдавскими детьми.
-Я - русский, мама. И по паспорту, и по образу мышления. И все мы здесь в городе учились и говорили по-русски. Я не знаю, как Николай стал украинцем. Видимо его так же, как и твоих родителей, румынская  власть принуждала стать румынами.
Николай молчал. Опять назревал спор. А при матери не хотелось.
И после похорон деда,  распрощались каждый при своем мнении, не поставив точку в своем споре, разъехались по своим городам, не зная, смогут ли они когда-либо доказать свою правоту друг другу. Слишком разными были их взгляды на жизнь в разных теперь странах.

*  *  *
Весной девяностого года Дмитрий заканчивал одиннадцать классов. Его брат Николай учился на предпоследнем курсе в Москве в Общевойсковом военном училище имени Верховного Совета. Он приезжал на каникулы, снисходительно относился к младшему брату, который в его глазах был малявкой, школьником, которого не возьмешь с собой на танцы или взрослые посиделки с друзьями.  Брат хотел стать офицером и мечта его вот-вот сбудется, ему остался год до окончания учебы и ему вручат лейтенантские погоны. В детстве они не были дружны, все же разница в пять лет сказывалась, брат уже ходил на танцы, встречался с девушками, а Николай числился в малышах, которому нет дела до взрослых увлечений брата. Брат фигурой и лицом похож на отца. Высокий, стройный, симпатичный, не красавец, обладал неким шармом, который так привлекает девушек. Он легко знакомился, в общении был прост, любил блеснуть эрудицией, они с братом  много читали, играл на гитаре и в любой компании слыл своим человеком. Не одно разбитое девичье сердце оставил он в Измаиле, когда уехал в далекую Москву поступать в военное училище. И никогда не приезжал  в отпуск в форме курсанта, хотел сразу появиться в офицерской форме. Знал, военная форма ему идет, курсантская форма его принижала.  Дмитрий пошел в мать. Не такой высокий, как брат, среднего роста, перенял все тонкие девичьи черты матери, от того считался красавцем, только уж больно был застенчивым. Он не обладал способностью брата обольщать девушек, хотя в старших классах на него уже обращали внимание девушки,  он не слыл букой, общался со всеми ровно и этим ограничивался. В классе Дмитрия училась рыжая девушка из еврейской семьи Мина Альтшульт.  Рано созревшая, с высокой грудью, полными руками и тяжелым задом,  издали напоминала зрелую тетку. Она не могла привлечь внимание парней, хотя училась хорошо, и многие не прочь были воспользоваться ее шпаргалками и подсказками. Дмитрий влюбился в ее двоюродную сестру, которая училась в параллельном классе. Та в противоположность Мине, девушкой было стройной и красивой, с черной копной волос, четко очерченными бровями, большими зелеными глазами и розовым румянцем на щеках. Родители назвали ее Эсфирью, вряд ли в честь жены царя Артаксеркса, но по красоте, полагал Дмитрий, она не уступала царской жене. Дома и в школе ее называли Элей, и Дмитрий долго не знал, как на самом деле ее зовут, пока не услышал ее полное имя при вручении аттестатов на выпускном вечере.  Как и жена царя она была тиха, скромна, ни с кем дружбы не водила, за исключением Мины, братьев Иосифа, Яши и Семена. Жили они обособленно, две семьи занимали длинный одноэтажный дом, который  стоял буквой «Г», двор огорожен высоким забором. Находился их дом всего в двух кварталах от дома Орловых, поэтому Дмитрий часто видел, как Эля в сопровождении кого-либо из братьев идет в школу, или возвращается с Миной домой. Эля училась в музыкальной школе, играла на пианино, Мина говорила, что сестра хочет выучиться на пианистку и будет поступать в консерваторию. Мать Мины родная сестра отца Эли занимали две разные половины дома, двор у них был общим. В школе задирать евреек не решались. Стоило кому-либо неосмотрительно  обозвать Мину жидовкой, она жаловалась младшему брату Яше, тот Иосифу. Обидчика ловили возле школы, Иосиф брал его за шиворот, прижимал к стене, за его спиной над обидчиком нависали братья, грозно спрашивал:
-Ты кого там жидами обзывал?
Били редко, довольствовались извинениями или обещанием «Больше не буду», грозили, если такое повториться быть ему битым, и отпускали. Иногда на Иосифа и братьев налетал Толя Кравченко, якобы с целью, заступиться за ученика, на самом деле сам ученик был ему до лампочки, уж очень Толе хотелось схлестнуться с Иосифом, который по силе не уступал ему. Многодетная семья Кравченко жила через дорогу напротив двора еврейской семьи. Со средним сыном Анатолием, Дмитрий учился в одном классе. Дружил он не с ним, а с его младшим братом Сашей. Братья совершенно разные по характеру. Толя плотный, приземистый, не по годам крепкий, с накачанными бицепсами, и очень агрессивный. Находил любой повод подраться, дрался бесшабашно, не боялся идти один на двух или трех противников. В школе его не любили за злобный нрав, побаивались. Младший Саша полная противоположность брату, белобрысый увалень, добродушный и совершенно беззлобный, с которым он с детства дружил.  С Сашей  и двоюродным братом Олегом лазили воровать виноград в колхозных виноградниках, который произрастал между последней улицей города и Дунаем. Позже виноградники затопило разлившейся рекой, виноградники погибли, на их месте образовалось заросшее камышом озеро, в котором они ловили мелкую рыбешку котам. Олег сын родной тети Оли, почти вырос во дворе Орловых, поскольку жили рядом. Олега в школе дразнили очкариком, он с детства носил очки, Дмитрию частенько приходилось его защищать. К тому времени, когда на него начали заглядываться девчонки, он сам усмотрел Элю, и  видел только ее. Девушка к девятому классу наливалась девичьей статью, гордо несла голову, не замечая колких реплик вслед, парни пялились на нее, но ее строго опекали братья. До одиннадцатого класса Дмитрий только смотрел на нее издалека и мечтал хотя бы раз пройтись со школы с ней рядом, такого случая не предоставилось. К одиннадцатому классу он осмелел и решил любой ценой поближе познакомиться с девушкой. Для этого решил подружиться с Миной, чтобы она помогла ему войти в доверие к Эле, которая ни с кем из школьных парней не дружила. Братья строго следили, чтобы сестра нигде не задерживалась, провожали ее в музыкальную школу, затем туда же поступил младший брат Яша, учился по классу скрипки, они вместе  ходили в школу и обратно. Дмитрий  как бы ненароком старался идти со школы с Миной, в надежде, что к ним примкнет Эля, но к одиннадцатому классу девушка задерживалась в школе, Мина шла одна в сопровождении Дмитрия. Они разговаривали на всевозможные темы, юноша исподволь расспрашивал об  Эсфирь. Со слов Мины знал, мать девушки работает в администрации рынка бухгалтером. Отец известный в городе врач стоматолог. В настоящее время он открыл свой кабинет, зарегистрировал его по последнему закону о кооперативах. С ними живет престарелый дедушка, он староста местной синагоги. Он спрашивал, почему их семьи не хотят эмигрировать, ведь уже многие еврейские семьи уехали. Девушка отвечала, что они любят свой город. Дядя Марк, отец Эли, работает стоматологом, получает хорошие деньги, у него есть возможность учить Элю и Яшу в музыкальной школе. Ее мать  вместе с матерью Эли работают бухгалтерами. Нападок на их семьи не наблюдалось, за исключением мелких школьных обид. Такие разговоры и короткое времяпровождение сблизило их, и Мина полагала, что она нравиться Дмитрию, быстро прониклась ответной симпатией к нему, ведь никто до него не общался с ней так по-дружески, и когда поняла, что ее друга интересует не она, а ее двоюродная сестра, стала еще большим препятствием на пути знакомства с Эсфирь.  И только на выпускном вечере, когда все ученики выпускных классов пошли встречать рассвет на берег Дуная, Элю отпустили под поручительство Мины, Дмитрий решился подойти к девушке, шел рядом, потом, когда все взялись за руки и перекрыли проезжую часть улицы, он ощутил в своей ладони ее теплую, узкую ладонь с тоненькими длинными пальцами, они шли и пели, благо машины в такой поздний час не ездили. Он так и шел, не  выпуская ее ладони, душа его пела, девушка не пыталась освободиться, поддалась общему настроению, нисколько не замечая в чьей руке ее ладошка. И только на Дунае, когда забрезжил рассвет их общей взрослой жизни, он решился сказать ей, что давно наблюдает за ее жизнью и она ему очень нравится. Девушка лишь улыбнулась в ответ. Знала, она многим в школе симпатична. Видела, как заглядываются на нее парни, а Мина говорила, что даже взрослые мужчины оглядываются ей вслед. Дмитрий набрал побольше воздуха и решительно выпалил свою просьбу, пока Мина чуть отвлеклась и стояла в стороне:
-Эля, давай завтра сходим в кино.
Девушка минуту подумала, сказала:
-Только днем. Вечером меня не отпустят.
И они договорились встретиться в три часа дня  в парке  возле «Межрейсового», чтобы пойти в кинотеатр «Победа» на дневной сеанс. Кто бы знал, как долго тянулось время до их встречи, Дмитрий весь извелся, поминутно поглядывая на часы. Пришел в парк за полчаса до назначенного времени, нервно ходил по дорожке, не веря, что девушку так просто отпустят братья или родители. А когда ее увидел, от радости чуть не выпрыгнуло сердце. Девушка нервно оглянулась, проверяя, нет ли позади братьев, пошла чуть вперед, пока он не нагнал ее и они пошли вровень. Ему не верилось, что он идет рядом с девушкой своей мечты, крутил шеей, не увидит ли кто из его знакомых, чтобы потом можно было рассказать, что он впервые ходил на свидание. Фильм оказался неинтересным, какие-то правильные милиционеры ловили деградированных правонарушителей, да Дмитрию  все равно, что там идет на экране, от волнения он не вникал в суть повествования, он больше смотрел на профиль девушки, хотел взять ее руку, но так и не решился. На обратном пути они говорили обо всем понемногу, что читает, чем занимается кроме музыки, куда будет поступать. Похвастал, что поедет поступать в Москву на журналиста, брат обещал помочь с жильем на первое время, а если поступит его поселят в общежитие. За разговором он не заметил, как дошли до последнего квартала перед ее домом, девушка остановилась и сказала:
-Дальше не провожай. Не хочу, чтобы наши видели.
-Хорошо, - согласился Дмитрий, хотя ему хотелось идти с ней рядом через весь город. - Мы еще когда-либо сходим в кино?
-Не знаю. Вряд ли. Ведь и ты, и я поедем поступать на учебу, сейчас будем усиленно готовиться. И я не могу распоряжаться своим временем. Сегодня я впервые соврала, что пошла к преподавательнице музыки на дом. Я не смогу больше врать, это большой грех обманывать родителей. Не устояла, чтобы еще на миг почувствовать себя взрослой и самостоятельной. Поэтому согласилась пойти с тобой в кино, - призналась девушка.
И тут Дмитрий понял, что терять ему нечего, он решительно взял ее ладонь в свою руку и решительно проговорил:
-Знаю, у нас нет будущего. Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Давно. И если что-то в твоей жизни пойдет не так, вспомни обо мне, я всегда приду к тебе на помощь.
Девушка удивленно посмотрела на него, сказала:
-Спасибо.
Освободила ладонь, улыбнулась своей грустной улыбкой, и пошла домой. Дмитрий смотрел вслед, пока она скрылась в калитке своего дома.
Видел еще раз он Элю со всем семейством на городском пляже. Он с Сашей и Олегом приехал на рейсовом автобусе на территорию бывшей крепости, где располагался на берегу Дуная пляж. Еще издали они увидели Иосифа с братьями. На широко расстеленном покрывале под широким зонтиком монументально восседала мать Мины с термосом в руках, рядом загорали Мина и Эля. Парни расположились рядом, степенно поздоровались с матерью, она знала парней, все ведь жили почти по соседству, матеря знакомы, хотя общались между собой редко. Еврейские семьи жили замкнуто, дома говорили на идише, общались с другими еврейскими семьями большей частью в синагоге. Дмитрий  любовался стройной фигурой Эли, забывал обо всем, и только окрик матери Мины на миг отрезвлял его:
-Девочки, не стойте на солнце, сгорите…
Всего один раз они все вместе прыгнули в воды Дуная, их подхватывало течение, они барахтались и дурачились, девочки стояли по грудь в воде и только смотрели на них, они не умели плавать.
Увы, он больше так и не встретил Элю, сколько не приезжал в Измаил. Она училась в Киеве, затем их семья эмигрировала. 
И только много, много лет спустя, когда уже взрослый Дмитрий приехал отдыхать в Эйлат, расположенный на берегу Красного моря на самом юге Израиля, заселяясь в отель, он с удивлением узнал в одной из женщин администраторов свою бывшую соотечественницу и землячку.
-Эсфирь! - вырвалось у него из груди.
Перед ним стояла все такая же красивая, слегка располневшая женщина, нисколько не утратившая своей женской привлекательности. Она не удивилась возгласу, ведь на груди у нее приколот бейджик с ее именем на трех языках, полагала, посетитель хочет что-то спросить. Смотрела на мужчину, и не узнавала его, хотя Дмитрий полагал, что он хотя и возмужал, но не очень изменился.
-Эля! Это я, Дима Орлов, твой однокашник и земляк.
Женщина услышала имя, которым ее называли родители в юности, ресницы удивленно вспорхнули вверх, более внимательно посмотрела на мужчину, припоминая, улыбнулась.
-Да, да, здравствуй.
И жестом пригласила его пройти в холл, где стояли кресла и диваны. Они присели за журнальный столик. И первое, что спросил Дмитрий:
-Ты порвала с музыкой?
-Да. Тут не до музыки, хотя я даю уроки музыки своим дочерям. У меня их две.
-Вы уехали из Измаила где-то в году девяносто четвертом. А братья и родители тоже здесь?
-Нет. Дедушка умер еще там, в Измаиле, не мог вынести того безобразия, что стало твориться в городе. Родители и братья живут недалеко от Тель-Авива, а я вышла замуж, и мы живем здесь, работаю в этом отеле, - пояснила Эля. - Ты давно был в Измаиле? - спросила она.
-Давно. После событий в Киеве четырнадцатого года не был. Очень скучаю. Не могу посетить своих родителей. Я ведь в Москве живу.
-И мне он иногда снится. Рассказываю дочерям, каким был город, в котором я родилась, видят мою тоску,  спрашивают, неужели он лучше Эйлата. Я отвечаю, он лучше, хотя и не такой ухоженный.
Дмитрий с грустью смотрел на женщину, свою первую юношескую любовь, не удержался, напомнил:
-Ты помнишь наш поход в кино и мое признание в любви.
Она улыбнулась и ничего не ответила.
-Правда, ты была моей первой школьной любовью, - подтвердил он.
-Что было, поросло травой. Это было так давно, словно в прошлой жизни. У меня жизнь разделилась на два этапа: жизнь в Измаиле, и проживание в эмиграции. А ты где живешь сейчас, кем работаешь? Полагаю, не бедствуешь, коль приехал к нам, не в самый дешевый отель? - спросила она.
-Я журналист. Живу в Москве.
-Значит, все же твоя мечта сбылась. Женат, дети?
-Женат. Сын. Жена актриса. Она все время на гастролях, допоздна в театре, на съемках, не видимся иногда неделями. Вот и сейчас, хотели вместе приехать, а ее опять вызвали на съемки, пришлось ехать одному. Сын у бабушки остался.  А в общем, она жена хорошая, отношения у нас нормальные.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Дмитрий. Понял, что он отнимает рабочее время у женщины, встал.
-Извини, отвлекаю тебя. Рад был тебя встретить.
-И я рада. Ты как весточка из моей юности, - грустно улыбнулась она. -  Отдыхай.
И теперь, каждый раз, когда он встречал ее на рецепшене, они улыбались друг другу,  словно заговорщики, у которых за спиной осталась какая-то тайна.

*  *  *
Летом приехал в отпуск старший брат Николай.
Дмитрий корпел над учебниками, готовился к вступительным экзаменам. Он отослал документы в приемную комиссию, уже пришел вызов.
-Не передумал поступать в Москве? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Зря. Тоже нашел мне профессию! Ты же знаешь, журналистика - продажная девка властей. Ты никогда не напишешь то, что хочешь. Сначала тебе будет диктовать тему редактор. Если выйдешь из-за его повиновения, тебя сожрет власть. Уж лучше бы технарем стал. Как наш папа. Скажи ему, мама, разве я не прав? - обращался он к матери.
Мать только вздыхала.
-Да я уж ему сколько раз говорила. Инженер - это всегда гарантированный кусок хлеба. А тут опубликовал несколько статей в местной газете и возомнил себя  великим журналистом. Не серьезная профессия.  Да еще так далеко нужно ехать. Ты четвертый год в Москве, и он уедет на пять или шесть лет. Разъедитесь, покинете родное гнездо, оставите нас с отцом, - плаксивым голосом проговорила она.
-Мне же надо дальше учиться! - возмущался Дмитрий. - В Измаиле один только филиал Технологического института, который мне не уперся. Да техникум по сельскому хозяйству, который выпускает дебилов, мне не нужен. Не склонен я к точным наукам, не дружу с математикой, и к сельскому хозяйству душа не лежит. Не смогу я сдать экзамены в технический ВУЗ, только время потеряю.
-А туда сможешь? - с сарказмом спрашивал Николай. Да еще не куда нибудь, а в МГУ, на факультет журналистики! Ты знаешь, какой туда конкурс? - спрашивал он в полной уверенности, что Дмитрий не понимает в какую «драку» он вязался.
-Знаю. Не поступлю, вернусь домой, - буркнул Дмитрий. - А если поступлю, буду после каждой сессии приезжать на каникулы домой.
-Сынок, не поступишь, тебя заберут в армию, все равно нам оставаться  одним. Хватит с нас одного военного, - кивнула она на Николая. - Ты уж поступай, мы с отцом как-нибудь, - со вздохом соглашалась мать.
Дмитрий показал пальцем на брата.
-Через год Колька закончит свою бурсу, устроится поближе к Измаилу, будет часто навещать вас. А может здесь где-нибудь в части устроится. Или к себе вас заберет.
Мать отмахивалась.
-Не, мы из дома никуда. Тут мои сестры живут. Племянники навещают. За могилами родителей будем ухаживать.
Такая преданность памяти своих родителей вызывало у сыновей уважение, бабушку они помнили смутно, она умерла рано, когда братья были малышами, а деда они помнили и  тоже по-своему  любили. Чудаковат слегка был. Он работал на фрезерном станке в порту. Любил технику. Руки золотые, все мог подчинить. Любовь к технике привил своему сыну, отцу Дмитрия и Николая. А вот Дмитрий и Николай к технике были равнодушны.  И когда дед и отец  из груды металлолома собрали «Москвич», который никто не брался отремонтировать, они вдохнули в него новую жизнь, и у них, на зависть соседей, был свой автомобиль. Вот только тогда у сыновей возникло некое уважение к механике, поскольку ездить им нравилось, а ремонтировать нет. На нем за городом сыновья научились ездить. Братья уважали  отца, он мягкий, не сварливый, никогда не лез с нравоучительными беседами. Мать более строгая, и у нее в первую очередь сыновья отпрашивались на прогулу или в кино.
Чудаковатость деда выражалась в том, что он до последнего часа в жизни  вздрагивал от незапланированного стука в калитку. Хотя те времена, когда со стуком врывались в дома, давно миновали. Он никогда не шел открывать калитку, посылал дочь или зятя посмотреть кто пришел, а сам старался уйти в тень, поближе к огороду, чтобы в случае чего можно было уйти в дальние камыши. Он так поступал не один раз при румынах, а позже при советской власти, когда органы интересовались его ушедшими за кордон братьями. После прихода советской власти в сороковом году, арестовали его брата, который остался в Измаиле. Он разводил кур, а яйца продавал на рынке. На него заявили соседи, которым надоело слышать ранними утрами крик петухов. Фининспектор пришел, пересчитал кур, составил материал и отправил  куда следует. Посчитали частным предпринимателем, буржуем, судили, получил десять лет лагерей, ушел по этапу и не вернулся. Два брата деда при отступлении румын  ушли с ними в Румынию, посчитали, что уж лучше в чужой стране живыми, чем в своей  в застенках. Тем боле, что за двадцать лет оккупации они чисто говорили по-румынски, имели деловые отношения с румынской администрацией. Один из братьев преподавал румынский язык в местной гимназии. Деда почти каждый месяц вызывали в НКВД и допрашивали о связях с братьями. Ожидали, деда тоже арестуют, он и сам к тому был готов, говорил, что лучше бы уж арестовали, ожидание хуже самого ареста. Прекратили вызывать и допрашивать только после пятьдесят третьего года. А когда в шестидесятых годах он получил письмо из Бухареста от брата, дед так перепугался, что хотел отнести письмо в милицию не читая его. И только убеждения сына и невестки заставили не делать этого. До самой смерти отца мать не решалась держать кур, крик петуха заставлял отца вскакивать и ожидать прихода органов. И только недавно мать решилась завести пять курочек и горластого петуха.
Видя, что упрямство брата Николаю не победить, сказал:
-Так и быть. Поедем вместе. Я договорился со знакомыми, они приютят тебя на время экзаменов. А там посмотрим… Бери продуктов побольше, в Москве полки в магазинах пустые.
Желание стать журналистом возникло спонтанно. Как-то в десятом классе их повели на экскурсию, на консервный комбинат. Измаильчане гордились комбинатом, самым крупным в Европе. Он написал восторженную статью о той экскурсии, о людях, работающих там, отослал ее в местную газету. Неожиданно для него, статью опубликовали, пригласили в редакцию, где редактор похвалили юного корреспондента, предложил стать внештатным сотрудником, давал ему мелкие поручения, посещать те или иные комсомольские или городские мероприятия, и писать о своих впечатлениях. Пожилой, многое повидавший на своем веку редактор, снисходительно поучал юнкора азам написания газетных статей. Правда, редактор от его статей оставлял только заголовок и в конце статьи его фамилию, Дмитрий все равно чуть гордился своей причастностью к выпуску газеты. Когда он сказал, редактору, что хотел бы после школы поступать на факультет журналистики, тот пообещал дать ему рекомендации и приобщить к характеристике написанные им статьи.
Перед отъездом Дмитрий хотел увидеть Эсфирь, попрощаться с ней. Дежурил чуть поодаль, ждал, когда она выйдет в город. Видел только один раз, она вышла с матерью, пошли по проспекту Суворова в сторону  центра. Дмитрий на некотором расстоянии шел следом. Мать и девушка зашли в «Гастроном», пробыли там некоторое время, вышли с наполненными авоськами, и пошли в сторону дома. Опять Дмитрий издалека смотрел на тонкую фигурку девушки, сожалел, что рядом шла мать, если бы Эля шла одна, он подошел бы к ней, предложил бы свою помощь, нес ее авоську с продуктами.
Вечером все собрались во дворе Орловых. Мать накрыла стол в беседке, покрытой виноградными лозами. Пришли родители Олега, младшая сестра матери Ольга Петровна и ее муж Леонид Васильевич, старшая сестра Варвара Петровна с мужем Владимиром Ивановичем и дочерью Раей. Рая самая старшая сестра из всех двоюродных сестер и братьев, она давно замужем, у нее двое детей. Она единственная с высшим образованием, закончила технологический институт, теперь работает инженером в городском коммунальном хозяйстве. Со стороны могло показаться, у Орловых очередное торжество, хотя повода особого не было, они часто собирались все вместе то у одной сестры, то у другой. Старший их брат Василий Петрович служил во флоте в Крыму. Приезжал редко. Сейчас приезд сына средней сестры Анны Петровны из военного училища явился тем незначительным поводом, чтобы собраться у  сестры.  Рая помогала матери накрывать на стол, в шутку сказала Дмитрию:
-Найдешь в институте себе невесту, женишься на ней, останешься в Москве.
-Некогда будет по невестам шастать, учится буду, - ответил Дмитрий.
-Я тоже так думала, когда училась. На четвертом курсе замуж выскочила.
Мать вышла с подносом салатов, Дмитрий подхватил поднос, понес его в беседку, где тетя Оля расставляла тарелки.
-Ваня, наточи вина еще бутыль, - велела мать мужу. Тот покорно пошел в погреб, вытащил из бочки чоп, вставил туда тонкую трубочку, почмокал губами, тонкая струйка домашнего вина потекла покорно в подставленную бутыль.
Расселись за столом, первым делом расспросили Николая, как там в Москве, что говорят, к чему стремятся. Неровная, нервная политика Горбачева начала волновать даже рядовых жителей отдаленных окраин Советского Союза. Все трещали о перестройке, о переменах в лучшую сторону, а как работали у себя каждый на своем предприятии, так и работали без всяких там перемен. Только полки магазинов все пустели и пустели под звуки будущего обещанного перестройкой изобилия. На местах никаких перемен не наблюдалось. Только стендами да плакатами о перестройке украшали стены учреждений и городские скверы.
-Че там говорят, некий Ельцин объявился, вставляет шпильки Горбачеву? - спросил Николая Владимир Иванович. Для них далекая Москва так же далека, как Нью-Йорк или Куба.
Николай пожал плечами. В училище старались  политику не обсуждать, на словах приветствовали все начинания генерального секретаря, Ельцин в училище уважением не пользовался. Однако, в кулуарах политикой Горбачева были недовольны, падение стены в ГДР и вовсе не одобряли, развал Варшавского договора воспринимали с зубовным скрежетом. Исподволь наблюдали за решительными действиями Ельцина, за его полемикой с Горбачевым в Верховном Совете.
-А ты разве не смотрел  партийную конференцию в Москве?  - уставился на него Леонид Васильевич. - Ее по телевизору показывали. Ельцин там крепко выступил. Ругал перестройку, потребовал персональной ответственности от тех, кто завел страну в тупик. Партия не справляется с поставленными задачами и так далее.
Николай нехотя ответил, не любил он эти разглагольствования стариков о политике, у каждого свое мнение и оно самое верное:
-Коммунистическая партия уже не тот орган, на котором все держалось, многие выходят их партии, у нас в училище демонтировали Ленинскую комнату, - высказался Николай. Он хотя и учился в Москве, но города почти не видел. Жил на казарменном положении, в город выходили крайне редко, телевизор курсанты смотрели один час в вечернее время.
-А вы слышали, наши умники в Раде заявляют, что пора нам от России отделяться, - высказал свою информативность Леонид Васильевич. И обратился к Николаю: - Закончишь училище, а страна уже не твоя, останешься ты, Николай, служить в России, - и хохотнул при этом, сам не верил, что подобное может произойти.
-Не будет такого, - высказался решительно отец Дмитрия Иван Николаевич. - Кравчук не позволит этого. Все же не с улицы пришел в политику, член ЦК и председатель Верховной Рады, потер штаны в коридорах власти, знает к чему могут привести подобные настроения. Он быстро пресечет подобные мысли.
Он значительно посмотрел на мужчин, довольный своей аргументацией.
Владимир Иванович резво возразил:
-Да брось ты, Ваня, Кравчук еще тот хитрый лис. Посидел в Черновицком горкоме партии, и сразу перепрыгнул в Киев в центральный аппарат, миновал несколько ступеней. Его за хорошие глаза или выдающийся ум туда пригласили? Скользкий он, всегда на двух стульях сидеть хочет. И вашим, и нашим за рупь спляшем. Не верю я этим политикам. А ему тем более!
-А где вы видели порядочных политиков? - хмыкнул Николай по взрослому. Он без пяти минут офицер мог уже за столом среди взрослых высказать свое мнение.
Не знали тогда родственники, что через два дня  Верховный Совет  Украины примет Декларацию о государственном суверенитете Украинской ССР.
Мать решительно пресекла разговоры о политике:
-Хватит болтать о политике. Ваня, наливай в бокалы, - велела она.
-А пацанам уже можно? - спросил он, имея ввиду Дмитрия и Олега.
Мать на минутку замерла, потом решительно махнула рукой.
-Наливай. Взрослые уже. Только не больше одного бокала, - предупредила она наигранно строго.
И Дмитрий с Олегом наравне со взрослыми приподняли бокалы за лучшую жизнь каждого.
Перед отъездом Дмитрий зашел к главному редактору «Дунайского вестника», который  напечатал  первую заметку молодого корреспондента. Тот встретил его радушно.
-Не верю, я Дима, что ты сможешь поступить, все же это Москва! МГУ! Конкурс там больше, чем в театральный. Но все же желаю тебе поступить, и я буду всегда гордиться, что первым заметил в тебе талант журналиста.
-Спасибо, Виктор Терентьевич!
-Если поступишь, присылай свои заметки, статьи. Будет что-либо интересное, - напечатаем. Гонорар не обещаю.
-Договорились, Виктор Терентьевич. - и ударили по рукам.

*  *   *
Прошел год.
Дмитрий заканчивал первый курс факультета журналистики. Тогда, в прошлом году, его поразил своей монументальностью университет, поражал воображение огромный холл при входе, такие аудитории он видел только в кино. Да и сам город Москва не поддавался вначале ориентации, он плутал в метро, никак не мог усвоить переходы, блуждал в переулках возле Красной площади, и никак не мог выйти на нее без расспросов у прохожих. Первое время он решался всего лишь выйти на смотровую площадку на Воробьевых горах, и смотреть на город, который простирался далеко за горизонт. На время экзаменов обетурьентов поселили в пустующем общежитии студентов, которые находились на каникулах, не пришлось ему беспокоить каких -то знакомых брата. В тяжелое для страны время пришлось учиться Дмитрию. Пустые полки магазинов. Шпалеры старушек, продающих домашнее добро. Забастовки рабочих, митинги недовольных. Во всем чувствовалось упадническое настроение.
Поступил он в прошлом году на удивление легко, хотя конкурс, действительно, оказался большим. Никто не верил, что Дима сможет набрать нужное количество баллов. Он и сам не верил. Но он набрал проходной балл, хотя таких проходных баллов набрали многие будущие студенты. Тем не менее с замиранием в душе он увидел свою фамилию в списках принятых. Возможно помогли приложенные к заявлению публикации статей в газетах, однако у всех поступающих за плечами было участие в газетах, а то и в толстых журналах.  Возможно помогло то, что  институту спустили квоту на студентов из союзных республик. Таким образом, на курсе учились ребята и девушки из Украины, Белоруссии, Казахстана, Узбекистана, Грузии. Студенты москвичи смотрели слегка свысока на студентов из провинции. Затем совместные попойки в студенческом общежитии, как-то снивилировали их взаимоотношения. Ценить стали за талант, многие сочиняли стихи, писали прозу. Учеба Дмитрию нравилась. Точных наук не преподавали. Предметы История журналистики, Основы журналистской деятельности, Жанры и система СМИ ему давались легко, не говоря уж о общеобразовательных: русский, история, особенно налегал на иностранный язык, понимал, в журналистике он особенно пригодится.
      В комнате с Дмитрием проживали грузин Шато и молдаванин Степан,  ребята хорошие, умные, Дмитрий сдружился с ними, хотя спорили до хрипоты. А еще Дмитрий сдружился с москвичом Павлом Смирновым, они вместе сидели на всех лекциях, парнем веселым, сыном известного директора крупного Универмага. Мать у него работала на телевидении помощником режиссера, страстно желала видеть сына телевизионным журналистом. Павел был старше ребят, поскольку успел отслужить в армии, первый год после школы не сумел поступить в институт и загремел в армию, поступил после демобилизации. Он не делал отличия между собой и  не служившими в армии однокурсниками,  приходил в общежитие к Дмитрию с бутылкой вина и каждый раз с новой девушкой. О службе в армии вспоминать не любил, советовал в армию не ходить, ничему хорошему там не учат, офицеры пьют, дедовщина процветает. Когда его спрашивали, где он достает спиртное, в стране сухой закон, Павел только загадочно улыбался. Юноша обладал чисто мужским обаянием, чуть выше среднего роста, волосы темные, кудрявые, спадали завитушками на лоб, хитрые улыбчивые глаза кота плута, к нему тянулись и девчонки, и ребята. По сути парень раздолбай, учился спустя рукава, практически все москвичи таковыми были, поскольку у всех родители занимали те или иные руководящие посты. При его появлении в общежитии в комнату к Дмитрию набивались студенты соседних комнат, приходили девчонки с курса журналистики, шум и хохот заполнял коридоры, включали портативный магнитофон, и только комендант прекращал вакханалию, каждый раз грозил выселить Дмитрия и его друзей из общежития. Хотя Дмитрий в этих шумных посиделках принимал созерцательное положение. Он не танцевал, не пел под гитару, только слушал, что говорят его товарищи. Всего год назад подобное в общежитии представить было не возможно. Ранее в одиннадцать часов проверяющие преподаватели и комендант смотрели, все ли студенты на месте, нет ли посторонних в комнате, а тем патче, - не задержалась ли девушка у парня или парень в девичьей комнате. Сейчас, на это смотрели сквозь пальцы.
Однажды Паша в очередной раз пришел вечером в гости с новой девицей, студенткой первокурсницей факультета философии. Разбитная, веселая, красивая, она залихватски выпивала бокал вина и шла танцевать одна, если не находилось партнера, демонстрировала свою фигуру. Паша представляя товарищей в комнате, подвел ее к Диме, сказал:
-Знакомься. Это Диана. А это Дима Орлов, - представил он девушке  Дмитрия и добавил: -  Будущая звезда журналистики.
Она посмотрела на Дмитрия,  подала свою руку, посмотрела на него и сказала Павлу:
-Ты посмотри, какой симпотяшка!
Дмитрий покраснел, девушка заметила, звонко рассмеялась.
-Он еще и смущается, словно красна девица. А еще будущий журналист. Журналюга должен быть наглым, - назидательно сказала она.
И отошла к кампании парней и девушек.
Весь вечер Дмитрий наблюдал за ней, она вела себя очень раскрепощенно, запросто целовала Пашу в щеку за каждое умное выражение, шла танцевать высоко взмахивала подолом платья, и было в ее раскрепощенном танце нечто залихватское, а вовсе не вульгарное. Своим взглядом на него  смущала Дмитрия, от отводил взгляд в сторону, затем его снова, словно магнитом притягивало смотреть на ее фигуру. Он не мог представить, чтобы Эля, или другие девочки в Измаиле, могли себе подобное позволить. И невольно ловил себя на мысли, что не может оторвать от нее глаз. И она продолжала ловить его взгляд, загадочно улыбалась и подманивала рукой, чтобы он вошел в круг танцующих. Дмитрий танцевать стеснялся, тем более не мог поддаться общему бесшабашному поведению, при котором парни запросто прижимали к себе девчонок. Диана  сама подскочила к нему, схватила за руку и потянула в круг. Положила его руку себе на талию, повела в медленном танце.
-Да прижми ты меня крепче, - потребовала она лукаво, - а то я ноги тебе оттопчу, - засмеялась она, и в приглушенном свете брызнули искорки из ее глаз. Она плотно прижалась к нему, Дмитрий ощутил в руках ее стройный стан,  почувствовал у себя на груди ее высокую грудь, он вмиг вспотел, потерялся, она почувствовала его неловкость, остановилась, взяла за руку и повела к столу, где сидел Павел.
-Твой друг только с виду Орлов, а сам так, Воробушкин! - и засмеялась.
-Провинция! - подтвердил Паша.
Его на медленный танец пригласила однокурсница Люба Савушкина, с которой он частенько перебрасывался репликами во время перемен., считалось, у них хорошие приятельские отношения. Он пошел с ней танцевать, а сам ловил взглядом тонкий стан Дианы. Люба девушка более плотная, в танце тяжеловатая, и он восхищенно наблюдал, насколько легкая в танце Диана.
И когда они прощались, Диана неожиданно щелкнула его по носу, сказала:
-Приходи смотреть спектакль, я играю в студенческом театре. Напишешь статью в местную газету об игре студентов. Паша говорит у тебя легкое перо.
Дмитрий ничего не ответил, но весь вечер перед глазами грезилась лукавая улыбка Дианы, мелькали ее круглые, белые коленки, в ушах колокольчиками переливался ее звонкий смех.
Через несколько дней он стал забывать ее. Всматривался в лица  студенток на своем курсе, ни одна из них не походила своим поведением на Диану. Все зациклены на учебе, даже в минуты вечернего ничегонеделания занимались приготовлением еды, корпели над учебниками и будущими статьями, посиделки в их кругу редко выплескивались за пределы всего дозволенного. Иногда играли в карты, обсуждали фильмы, значимые статьи в газетах, спорили о будущем журналистики. Шато каждый день строчил письма домой, у него в Гори осталась любимая девушка, он опасался, пока он учится, родители могут найти ей более достойную партию.
-Ты скажи, памятник Сталину у вас там еще стоит? - спрашивал Степан.
-А как же! И музей в целости и сохранности.
-Странно, по всей стране их снесли, - удивлялся Степан
-Правду говорят, что при разгоне митинга в Тбилиси погибли люди? - спрашивал Дмитрий, поскольку Шато прославился у себя в Грузии тем, что писал обличительные статьи против действий солдат и ОМОНа при разгоне демонстрантов.
-Правда! - загорался Шато. - Обиднее всего, что митинг был мирным, никто не покушался на власть, а солдаты рубили их саперными лопатками.
-Ты видел это своими глазами или тебе сорока на хвосте принесла, - недоверчиво переспрашивал Дмитрий.
-Я раненных в больницу отвозил, - доказывал Шато.
Дмитрий верил и не верил, чтобы как-то оправдать  солдат, неуверенно проговорил:
-Советская власть должна защищаться, ваш Гамсахурдия давно мутит воду. Хочет выйти из состава Союза. Вы создаете свою грузинскую армию, хотя в Грузии стоят советские войска. Напали на Южную Осетию, Абхазию, люди в тех краях посмотрели к чему ведет национализм Гамсахурдии, решили, что им с Грузией не по пути.
-Э -э! - горячился Шато. - Мы не хотели выходить из состава СССР до апрельских событий. Теперь доверия к центральной власти у нас нет, - жестко ответил Шато. - Мы самодостаточное государство.
-Странная логика: к СССР доверия нет и надо выходить из его состава. А то, что у абхазов и осетин нет доверия к центральной власти Грузии, это вами не признается?! - пожимал плечами Дмитрий.
-Если доверия у вас к Москве нет, что же ты приехал поступать в сюда, митинговал бы у себя, дома, - упрекнул его Степан.
-Это лучший ВУЗ не только в Советском Союзе, его ценят за рубежом. Диплом тбилиского университета не уважают. Полагают, туда только за деньги поступают, - парировал Шато.
-Разве не так? - посмотрел на него с потаенной улыбкой Дмитрий.
-Так! - подтвердил Шато. - Еще одна причина, почему я и решил поступать в Москве.
-Зря вы взбунтовались, - лениво упрекнул товарища Дмитрий. - Привыкли при Сталине жить красиво, не вкладываясь в общую экономику страны. Чего у вас самодостаточного? Горы, море, чай и фрукты! Разве на этом построишь самодостаточную республику?
-И после Сталина жили на торговле фруктов, причем вне государства, частным порядком, - добавил Степан. - А теперь лафа закончилась, вы решили, в том виновата Россия, и вам нужно отделится, тогда вы заживете богато, - не унимался Степан.
-Можно подумать в Молдавии тишь да благодать. - огрызался Шато. - Вы со своим Приднестровьем разберитесь. И с Гагаузией тоже. Ваш национализм похлеще нашего будет.
Такие споры между ребятами возникали длинными зимними вечерами, когда они готовились ко сну, и все дневные заботы оставались позади.
Молдаванин Степан проживал в Кишиневе, отец у него до недавнего времени работал в милиции, с разрешением создавать кооперативы, он уволился и открыл в Кишиневе ресторан, звонил сыну и требовал бросить не нужный, по его мнению факультет, перевестись на юридический или экономический и помогать ему в бизнесе. Степан колебался, возможно, отец и прав. Дмитрий отговаривал его, напоминал, Ленин в свое время разрешил непманам открывать частные лавочки, чем это закончилось, все знают. Так и в СССР: кооперативы недолго просуществуют!
Он не верил, или не хотел верить, что Советский Союз может приказать долго жить. В Москве хотя и шумно, однако не стреляют. В Украине тоже больше горячей полемики, нежели конкретных действий. А в родном Измаиле вообще тишина. Город как жил своей сонной жизнью, так и живет до сих пор. Только в магазинах все подорожало и продуктов стало меньше. Не настолько, как в Москве, в которой пустые полки и талоны на продукты первой необходимости. Выручала студенческая столовая, которая поддерживала студентов пока еще недорогими ценами.
В один из вечеров к нему зашел Павел, сказал Дмитрию.
-Айда в местный театр, там сегодня Динка играет.
-Почему Динка? Она же Диана? - спросил Дмитрий.
-Ах, - отмахнулся Павел, - Диной ее кличут, Диана - она для друзей и сцены. Артисткой стать мечтает. Философия  для нее, как телеге пятое колесо, - пояснил товарищ. У не мамашка преподает марксистско-ленинскую философию, хочет, чтобы дочь пошла по ее стопам.
-Чего же она сразу не стала поступать на актерский?
-Родители настояли. Сказали, что актерство профессия не для серьезных людей. Родители у нее строгие. Папашка в ЦК работает. Мамашка профессор философских наук.
Дмитрий присвистнул.
-И как же у таких строгих родителей выросла такая оторва? - посмотрел он на Павла.
-Протест! Извечный спор родителей и подрастающего поколения. Вот ты, во всем согласен со своими родителями? - ткнул пальцем в грудь Павел Дмитрия. Дмитрий не задумываясь ответил:
-В принципе, да! Мои родители простые труженики, прожили в согласии, всегда являлись для нас с братом примером. У нас не было повода спорить с ними, или в чем-то не соглашаться. Если не считать бытовой мелочи, - пояснил Дмитрий. Павел согласился с ним, дескать, в провинции люди живут более патриархально, домострой для них не утратил своей актуальности.
Так за разговором они прошли в актовый зал, в котором проходили общие собрания, конференции, выпускные торжества, в некоторые дни на сцене ставил свои спектакли студенческий театр. Кстати, именно самодеятельные артисты  институтского театра впоследствии стали известными всей стране актерами. Зал заполнялся студентами со всех факультетов. Паша оставил Дмитрия, бесцеремонно заглянул за кулисы, позвал Диану, сообщил ей, что он с Дмитрием пришли смотреть спектакль, в шутку пригрозил, они строго будут оценивать ее игру, так что пусть постарается. В зал набилось много студентов, чего Дмитрий никак не ожидал.
-Что за пьеса? - спросил он, не успел просмотреть объявление на входе в зал.
-«Три сестры» Чехова, - пояснил Паша.
-Ничего себе! Серьезная постановка. Кого из сестер играет Диана?
-Ирину, младшую сестру.
-Ты полагаешь,  необузданный темперамент Дианы под стать  характеру  молодой девушки из девятнадцатого века? - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Да хрен ее знает, - пожал плечами Павел. - Актриса должна уметь перевоплощаться, - приподнял палец Павел. - Впрочем, посмотрим.
В это время зазвучала музыка, и занавесь распахнулась, обнаружив декорации сцены.
Наблюдая за игрой Дианы, Дмитрий с удивлением наблюдал совсем другую девушку, незнакомую, целомудренно сдержанную, в наглухо застегнутой блузе и длинном платье, типичная дворянская барышня прошлого века. Ничего не напоминало ту разбитную девицу, которая самозабвенно плясала в его студенческой комнате, высоко обнажая белые ноги.
Ее монолог: «Работаю уж давно, и мозг высох, похудела, постарела, подурнела, и ничего, ничего, никакого удовлетворения, а время идет, и все кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь все дальше и дальше. В какую-то пропасть...» - произнесен  Дианой с таким душевным надрывом, что Дмитрий невольно в душе восхитился. Он поерзал на стуле, украдкой взглянул на Павла, тот чуть поджав губы,  сосредоточенно смотрел на сцену.
После окончания пьесы и криков «Браво!», Дмитрий сказал Павлу, сыграно здорово, героиня Дианы так и не полюбила барона, а замуж за него все же выйти решилась. А в жизни у нее как?
-Годы ее героини такие, пора выходить, иначе в девах останется. Кстати, Динке тоже уже двадцать два, ей тоже пора замуж, - бросил через плечо Павел.
-А ты чего на ней не женишься?
-С ума сошел?! Разве она создана для семьи! С ней роман крутить одно удовольствие. Кстати, говорят, она жила с одним, чуть замуж не вышла. Обожглась, и теперь очень избирательна. Хотя, когда я спрашивал о нем, она только отмахивалась. Ты думаешь, почему я возле нее задержался? Потому, что держит меня в друзьях. А мне ужасно хочется с ней переспать, - цинично признался Павел.
-Как же так, без росписи? - искренне удивился Дмитрий.
Павел расхохотался, ударил Дмитрия по плечу.
-Ну-у, ты провинция! - удивленно, нараспев заявил он. - Да на нашем курсе ты не найдешь ни одной девственницы. Ты не знаешь, что с гласностью пришла к нам и  раскрепощенность? Вторая сексуальная революция! - и тут же без перехода спросил: - Ты лучше скажи, тебе понравилась пьеса?
-Пьеса? - Дмитрий на секунду задумался. - Не знаю. Как-то согласен я с теми критиками, которые говорили, что в пьесах Чехова не усматривается фабула, - пояснил он.
-Знаешь, что сказал Толстой по поводу чеховских пьес? «Если пьяный лекарь будет лежать на диване, а за окном идет дождь, то это по мнению Чехова будет пьеса. По мнению Станиславского - настроение». По мнению Толстого  - это скверная скука, и лежа на диване, никакого драматического действия не вылежишь. Ты лучше скажи, как Динка играла?
-Выше всяких похвал. Не ожидал что эта оторва может так перевоплотиться, - искренне сказал он.
-Ты считаешь, ее удел шлюх играть? - Павел покосился на друга.
-Я вовсе так не думал, - поспешил уверить его Дмитрий.
-Запомни: у тихонь в душе черти водятся, а вот такие, бойкие, всю свою энергию до того тратят, - с уверенностью новоявленного Дон-Жуана произнес Павел.
Они в фойе ждали Диану, она наконец появилась, все в том же своем коротеньком платьице, мотнула кудряшками, словно не она только что была девицей из девятнадцатого века, подхватила ребят под руки, весело сказала:
-Бенефис, мальчики, нужно отметить, пошли в кооперативную кафешку, я угощаю. Что возьмешь с вас,  нищих студентов. Как я вам показалась? - и при этом лукаво взглянула на Диму.
-Замечательно! Полагаю, ты и впрямь настоящая актриса! - вдохновенно произнес он, искренне удивленный ее перевоплощением и серьезным отношением к роли.
-Можно было и похуже сыграть, - проворчал Павел, несколько удрученный тем, что Диана обратилась с вопросом к другу. - Только хуже некуда.
Диана хлопнула его ладонью по спине и потащила за собой к выходу.

*  *  *
Сдав весеннюю сессию, Дмитрий решил подождать брата, вместе поехать на каникулы домой. Брат окончил учебу в военном училище, ему вручили лейтенантские погоны, он бурно отметил с сослуживцами окончание, получил направление в Министерство обороны Украины, где определят его дальнейшее прохождения службы. Родители на торжество по поводу вручения диплома и офицерских погон приехать не смогли. Дорого, да и нет знакомых, у кого можно было бы остановиться, а гостиницы в столице всегда дороги и переполнены. Поэтому, братья сели в поезд «Москва-Одесса» и поехали в сторону дома.
-Сначала домой, потом поеду в Киев сдаваться, - пояснил Николай.
В новенькой офицерской форме брат выглядел импозантно, он и сам это чувствовал, лишний раз смотрел на себя в зеркало. Выходил на каждой остановке покурить, смотрел, как на него реагируют девушки, которые, к сожалению, вовсе не обращали на него внимания. Военных последнее время много, престиж военного померк в глазах многих обывателей, они неприкаянно ездят по необъятной стране в поисках лучшего гарнизона. Военнослужащим задерживали зарплаты, окончивших военное училище в России отпускали на вольные хлеба в свои союзные республики, где они искали  место дальнейшей службы. Коррумпированные офицеры брали пример со своих бывших партийных бонз, соглашались брать на работу молодых офицеров только после солидного бакшиша, мотивируя тем, что теперь их российский диплом мало чего стоит. Многие уходили на гражданку, так и не изведав армейской службы. 
-Надо было поступать не в общевойсковое училище, а в технические войска, - сокрушался Николай. - Если не останешься в армии, можно было бы на гражданке устроиться по специальности. А так, кому ты нужен, которого учили только тактике да стратегии, стрелять да окапываться.
-Ниче, молодой еще, успеешь закончить что-нибудь техническое, - успокаивал его брат.
В ответ Николай упрекал брата:
-Можно подумать твоя профессия лучше. Зачем ты ее выбрал, не пойму? -  недоумевал Николай по поводу учебы брата на факультете журналистики. - Она тебя не научит ни дом построить, ни человека вылечить, ни родину защитить.
-Можно подумать, тебя в армии научили дома строить? Людей лечить? И еще чему? - парировал Дмитрий. - Разрушать дома и убивать людей тебя научили. А журналистика  - это четвертая власть, она формирует общественное мнение, доводит до сведения всех граждан о положении дел в стране и за рубежом, - многозначительно чертил указательным пальцем воздух.
Николай недоверчиво отмахивался:
-Президент, правительство и министр обороны формируют общественное мнение, а вы только их рупоры…
Так в спорах они провели всю дорогу.
Поезд приходил в Одессу в одиннадцать часов, в Измаил отправлялся в половине третьего. Сдали чемоданы в камеру хранения, пошли прогуляться по городу. Недалеко рынок, всем известный «Привоз», увидев офицера, сразу к нему подскочили два молдаванина, с вопросом: что офицер продает? Николай недоумевал, что он может им продать. Потом им объяснили, украинские военнослужащие толкают на рынке обмундирование, технику, иногда подпольно оружие. Перекупщики приняли его за одного  из них.
-Докатились! - возмущался Николай, - Офицеры — барышники!
-Погоди, посидишь без денег, и ты барышником станешь, - подтрунивал Дмитрий.
-Я! Советский офицер?! Никогда! - гордо отнекивался Николай.
Поезд в Измаил приходил поздно, но родители извещенные о приезде, не спали.
Когда охи и ахи закончились, и уселись за стол, мать все сокрушалась, как похудели дети.
Первые дни Дмитрий отдыхал, никуда не ходил, помогал матери на огороде,  с умилением наблюдал за курочками в загородке, между ними гордо вышагивал петух, находил зернышко, кудахкал, куры со всех ног бежали к нему, старались  угоститься подарком.
-Мама, а ты кур режешь? - спросил Дмитрий.
-Нет, сынок, жалко их. Ради яиц держим, - пояснила мать.
-И правильно. Они такие потешные… - и продолжал наблюдать за ними.
Николай покрасовавшись в форме среди друзей и родственников, которые приходили в гости, по очереди рассматривали его, какой красивый да статный теперь их племянник, который только недавно под стол пешком ходил, потом повесил форму в шкаф, одел футболку и спортивные штаны, с вечера уходил к старым знакомым, и приходил поздним вечером. Однажды Дмитрий видел его на танцевальной площадке с довольно симпатичной девчонкой, с которой он и растворился в летней ночи.
По телевидению сообщили, в России избрали первого президента, им стал Ельцин. У горожан это не стало сенсацией. Избрали и избрали, им от этого ни холодно, ни жарко. Перемены в далекой Москве здесь, в городе, не ощущались, за исключением в перебоях с продуктами в магазинах. В большей степени горожан интересовал приезд в Киев президента Соединенных Штатов Буша. В этом виделось некое признание заокенской державой значимости Украины вне большого старшего брата.
Поделиться своими впечатлениями он зашел к главному редактору «Дунайского вестника». Заодно похвастать, что он уже студент факультета журналистики, хотя тот об этом знал со слов коллег.
Виктор Терентьевич сидел все в том же потертом пиджачке, казалось за год ничего не изменилось в его кабинете, груда бумаг везде: на стульях, диване, подоконнике. Перед ним печатная электрическая машинка «Ятрань», которой он очень гордился, так как всего три года назад он пользовался портативной машинкой «Москва», которая стала часто ломаться. Приподняв поседевшую голову от стола, увидел Дмитрия, проговорил, словно они только вчера расстались:
-А-а, заходи.  Одолел таки вступительные экзамены, - констатировал он. - Молодец! На побывку?
-Да, на каникулах, - подтвердил он.
Виктор Терентьевич привстал, пожал протянутую руку.
-Над чем работаете, Виктор Терентьевич?
-Слышал, к нам в Киев Буш пожаловал? - вопросом на вопрос спросил главный редактор.
-Как не слышать, об этом каждые полчаса по радио талдычат, в новостях по телевидению показывают. Он не первый, кто их штатовских президентов приезжает в Киев, к нам и Никсон приезжал.
-Ты то откуда знаешь? Ты тогда под стол пешком ходил?
-Газеты читать нужно, - улыбнулся Дмитрий.
-Вот ты бы, без пяти минут журналист, написал бы статью о визите столь значимой персоны, - посоветовал главный редактор без всякой надежды, что юноша согласится.
-Да какой там без пяти минут! Я закончил только первый курс.
-Сложно учиться? - без интереса спросил редактор, а сам глазами искал какую-то бумагу на столе.
-Сложно, но интересно. Информации много, не успевает голова все переваривать. Я бы написал, но размышления мои вы не напечатаете, а писать просто, как о свершившемся факте, - неинтересно ни мне, ни читателю.
-Что так? - заинтересовался редактор, и даже очки отправил на лоб, чтобы лучше разглядеть юношу.
-Посудите сами! Принимали Буша на самом высоком уровне, словно Украина уже суверенное государство: с красными дорожками, почетным караулом, и гимнами трех государств. В том числе гимн Украины, хотя мы все еще в составе СССР. Речи велись на английском и украинском языках, а не как раньше, гостей из-за рубежа встречали на русском языке. Как это нужно понимать, что мы уже полностью абстрагировались от центральной власти? Зажили самостоятельной жизнью? - спрашивал Дмитрий.
Главный редактор закусил верхнюю губу, приподнял от удивления брови.
-Я как-то не обратил на эти нюансы внимания, - признался он. - Вот что значит молодой не замыленный глаз! Да, такие мысли печатать нельзя. Но ведь газета должна отреагировать на приезд столь высокого гостя?
-Давайте напишем просто: Проездом из Москвы нашу столицу посетил высокий гость президент США господин Буш с супругой. Люди встретили его плакатами: «Империя зла жива!». Намек на Россию! Взмыленный и загоревший господин Кравчук прервал свой отпуск и примчался припасть к ногам своего сюзерена.
-Но, но! Не заносись! - прервал его главный редактор.
-Хорошо, будем скромнее.  Председатель Верховной Рады Кравчук с ответственными лицами встречал высокого гостя в аэропорту Бориславь. Далее: после приветственных речей высокие гости проследовали в парламент, где президент Бух хорошо отозвался об экономической мощи республики и ее многомиллионном населении, которое кует эту самую мощь. Он так же сказал, что американцы не станут поддерживать те силы, которые стремятся поощрять самоубийственный национализм, которым так увлекаются некоторые круги в Украине, - с энтузиазмом вещал Дмитрий.
-У нас есть такая партия РУХ, им не понравится подобный спич президента, - прервал Дмитрия главный редактор.
-Из песни слов не выкинешь, мы же не должны искажать речь Буша, - возразил Дмитрий.
-Искажать не нужно, а умолчать можем. Или отделаться общими фразами. Ты не понимаешь, по какому лезвию ножа мы тут ходим. Придираются к каждому слову. Того и гляди закроют, - пояснил главный редактор.
-Так у нас же гласность, перестройка?! - напомнил Дмитрий.
-Это у вас в Москве гласность и перестройка. А у нас тут каждый партийный прыщ сидит, в носу ковыряется, не знает на чем бы себя еще проявить, как не на запретах, - с досадой проговорил главный редактор. - Основная задача наших деятелей последние семьдесят лет, это — не пущать и запрещать! Кто его заметит, если он будет все разрешать? А вот погубить хорошее дело, тут могут на него обратить внимание, усвоил?
-Хорошо! Отделаемся общими фразами. Во время визита президент  Буш с супругой посетили Бабий Яр в Киеве и отдали честь памяти погибшим евреям, русским, военнопленным, коммунистам и прочим гражданам, которых немцы расстреляли во время оккупации Киева. И которым усиленно помогали некоторые несознательные украинские граждане, так называемыми коллаборационисты.
-Нет, это не стоит! - замахал руками Виктор Терентьевич. -И акцент на погибших евреях тоже не надо делать, просто: погибшие советские граждане.
-Погодите, президент Буш прямо высказался о Холокосте, - возразил Дмитрий.
-Он же говорил по английски, а переводчик мог по-своему трактовать его речь, - парировал главный редактор.
-Эко вас тут зашугали, Виктор Терентьевич! Вы так скоро шарахаться будете от каждого куста. Так же нельзя! Переводчик не может перевирать слова своего президента. А о некоторых несознательных украинских гражданах высказался сам Кравчук, - напомнил Дмитрий.
-Это он в угоду американцам, сам он так вряд ли думает.
-Тяжко с вами, Виктор Терентьевич.
Главный редактор тяжело вздохнул, махнул рукой:
-Валяй дальше.
Дмитрий кивнул, продолжил:
-В своей речи президент Буш выразил признательность Украине за то, что  прекрасным памятником увековечили память о погибших евреях, признав их жертвами Холокоста. Отметил вклад Горбачева в переоценку советской истории. Так же отметил, что он всячески поддерживает своего кремлевского партнера, который переживает не лучшие времена. Выступил с ответной речью и Кравчук на украинском языке. Его слушали советские сопровождающие лица вице-президент Янаев и посол в Вашингтоне Комплектов с вытянутыми лицами, ничего не понимая, о чем говорит Кравчук, - вдохновенно говорил Дмитрий, смеющимися глазами смотрел на смущенного главного редактора.
-Так! Я понимаю твою иронию, - опять прервал его редактор. -  Садись за мой стол, печатай все, что ты находишь нужным, - встал Виктор Терентьевич из-за стола. - А я потом буду править по своему усмотрению. Подпись будет твоя, - предупредил он.
-Да ради Бога! Меня завтра здесь не будет, а ответственность за все несет главный редактор, - засмеялся Дмитрий.
Он сел за стол, посмотрел на машинку, похвастал:
-Нас учат в институте пользоваться компьютерами.
-Милый, пока до меня дойдет компьютер, я  в бозе почту.
-Да ладно вам!
-Ну на пенсию выйду, это точно!
Дмитрий заложил лист и начал печатать. Через полчаса он протянул лист Виктору Терентьевичу.
-Правьте, - разрешил он. - Полагаю,  от моей статьи останется только рожки да ножки, заголовок и фамилия.
Они попрощались и Дмитрий пошел домой. Виктор Терентьевич смотрел вслед Дмитрию, констатировал факт: вырос юноша!

Шестнадцатого августа Николай поехал в Киев за направлением, в полной уверенности, что добьется права служить в Одесском военном округе поближе к дому. Восемнадцатого Дмитрия разбудил отец со словами:
-Черт знает что творится в Москве. По всем каналам передают балет «Лебединое озеро». Приходил Леонид, он слышал, в Москве произошел переворот, Горбачева скинули, - пояснил он.
-Как?! Кто мог его скинуть? Ельцин? - не поверил Дмитрий.
-Та не, там какая-то группа серьезных людей собралась. Силовые министры и его сподвижники. Я по радио слышал Ельцина вообще в Москве нет, он в Казахстане прохлаждается. Горбачев в Крыму отдыхает. Надо послушать, может еще что скажут, - рассказывал отец.
В Измаиле по такому поводу народ мало волновался. Где та Москва, в которой паны друг другу чубы рвут, кто бы не засел в Кремле править, для горожан ничего не изменится. Как жили размеренной жизнью, так и будут жить. Поменяют городское начальство? Так их и так каждые три года тасуют. Всего лишь любопытство одолевало, чем все закончится, дойдет до драчки или нет. Где-то к вечеру узнали, Горбачев чуть ли не смертельно болен, управлять страной не может, его ближайшие соратники  взяли на себя управление государством.
-Тогда Ельцину кирдык, - авторитетно заявил пришедший послушать сообщение сосед Петрович.
-Почему ты так думаешь? - спросил отец.
-Та он им всем как кость в горле. Я не могу понять, чего с ним Горбачев нянькается, послал бы туда, куда Макар телят не гонял, послом определил бы в африканское государство, так нет, власть с ним делит. Увидите, подсидит он его - уверенно заявил Петрович.
Отец возразил:
-Ельцина, конечно, народ поддерживает в Москве. Как, Митя, поддерживают в Москве Ельцина или он фигура дутая? - обратился к сыну с вопросом отец.
-Горбачев всем надоел. Много говорит, ничего не делает. Полки в магазинах пустые. При таком раскладе полюбишь кого угодно, кто пообещает накормить страну. А Ельцин обещать мастак, - вяло ответил Дмитрий, зная настроения улицы.
Потом вечером ловили скупые сообщения самих путчистов, вице-президент страны Янаев от лица всех заявил, что над страной нависла смертельная опасность, начатая Горбачевым перестройка зашла в тупик, и  необходимы чрезвычайные  меры по выводу государства и общества из кризиса.
Опять пришедший Петрович, погрозил кому-то пальцем и с пафосом произнес:
-Ото ж правильно!  Живем в полном дерьме. Давно надо выводить страну из кризиса, - и тут же без перехода к отцу: - Ты бы, Ваня, велел налить стаканчик вина. Обмыть надо новую жизнь.
-Да погоди ты, до новой жизни, как до Киева раком, еще неизвестно чем оно там закончится, - отмахнулся отец.
-А чем бы не закончилось! Ты вон, как шлепал каждое утро в порт, так и будешь шлепать, а Марья в огороде копаться, - уверено проговорил сосед.
Часть измаильчан пошли к горсовету митинговать в поддержку путчистов. Кто -то сверху приказал организовать тот митинг. Еле собрали сотню человек, срочно сняли рабочих с порта и завода. Все же время отпусков, мало кому хотелось стоять на жаре и слушать очередного оратора.
-А как же наша власть в Киеве? - волновал всех вопрос. - Кого поддержат: Ельцина или этих… ГКЧПистов?
-Наша власть выжидает. Хитрый лис пан Кравчук примкнет к тем, кто победит, - высказался Петрович.
Эпопея  с путчем закончилась тем, чем и должна закончиться, когда к власти решили придти нерешительные люди.
На Украине жизнь бурлила. Воспользовавшись неразберихой в Москве, Верховная Рада приняла «Постановление и Акт провозглашения независимости Украины».
Отец и Дмитрий переглянулись.
-А это что еще за новость? - обеспокоенно спросила мать.
Каждое новшество исходившее из Киева пугало горожан больше, чем московские передряги, лишало их привычного уклада жизни. Поди знай, что за этим кроется. Слишком много перемен пришлось на их жизнь. Так и случилось, как только Украина объявила о своей независимости, Государственный банк СССР  остановил перечисление денег на Украину, и многие предприятия и учреждения лишились возможности платить заработную плату и пенсии. В Москве из-за скачка цен опустели полки магазинов, а в украинских магазинах полки не опустели,  опустели кошельки.
-Никак мы решили отделиться от России, - неуверенно проговорил отец, - все еще не мог поверить в свершившееся.
-Давно уже некоторые носятся с идеей не кормить Россию. Мы богатая, промышленная республика, а живем хуже Болгарии, Румынии, або еще с кем, - проговорила мать и перекрестилась. - Лишь бы не было только войны… - и вздохнула. В семье два парня, в случае чего, война стороной их не обойдет.
Двадцать пятого августа из Киева приехал Николай. Злой, как черт.
-Что, сыночек? Почему так долго? - обеспокоенно спросила мать, увидев, на сыне нет лица.
Николай бросил сумку на лавочку, сказал с сожалением:
-Не вовремя я туда попал.  Все заняты сначала путчем, потом с независимостью носились, как с писаной торбой. Никому нет до меня дела. Учреждения не работают, все митингуют, военные выжидают. В Киев из Москвы примчался генерал Варенников с бригадой, уговаривать Кравчука ввести чрезвычайное положение и поддержать путчистов. Тот вертится, как уж на сковородке. Верховный Совет обложили со всех сторон митингующие, коммунисты боятся выйти, удирают через черный ход. Горбачев распустил партию, КПСС больше не существует. Министерство обороны напрямую подчиняется Москве, не знают, как им поступить. Я уж хотел плюнуть и вернуться домой, неожиданно принял меня начальник управления кадров, я уж примелькался в коридорах министерства, глаза им намозолил. Пошел мне навстречу, поскольку ему вся эта вакханалия с независимостью встала поперек горла. Сказал, вакансий в Одесском округе нет. Есть только в Прикарпатском. Хотел его послать со всей армией, в которой уже три месяца не платят зарплату. Он уверил, что это временно, как только вся эта шумиха утихнет, появится вакансия, он что-нибудь придумает. Ага, придумает он! Я ему кто? Племянник? Сват, брат? Он забыл обо мне как только я вышел за порог. Там ему не до меня, того и гляди самому по шапке дадут, - рассказывал он, вытирая пот со лба.
-Так может ему надо было дать, - высказала догадку мать.
Николай вывернул пустые карманы.
-Чего я ему дам?! Я на дорогу у вас занимал, - напомнил он.
-И ты согласился? - спросил Дмитрий.
-Что оставалось делать. Училище окончил, а военной службы так и не понюхал. Уволится всегда успею. Готовь нас, мама, к отъезду, - с грустью велел он.

*  *  *
С некоторым сомнением в душе вернулся Дмитрий в институт. То ли его примут для дальнейшей учебы, то ли предложат перевестись в Киевский университет, в котором факультета журналистики не было. Хотя, впрочем, на курсе училось половина студентов из других республик, станет ли руководство отчислять студентов. Объявление республиками независимости еще не значило, что они вышли из состава Советского Союза. Правда, Шато на занятия к началу учебного года не появился. Он приехал в середине сентября, зашел в комнату, чтобы забрать кое-какие личные вещи, сказал, что переводится в Тбилиский государственный университет, в котором тоже не было факультета журналистики, он переводился на юридический. Ругал последними словами президента Гамсархурдию, который поддержал ГКЧП, в угоду путчистам он распустил национальную гвардию во главе с Тенгизом Китовани, тот подчинится отказался, и Шато ехал не столько учиться, сколько помогать бойцам национальной гвардии. Степан тоже приехал с небольшим опозданием. Поезда начали ходить не регулярно. Молдавия, глядя на соседку Украину, объявила о независимости, однако Степан не поддерживал движение «Народного фронта», который при создании прикрывался демократической риторикой, на самом деле взял курс на румынизацию страны.
-Как они не понимают, - шумел он в комнате общежития, - Молдавия маленькая, аграрная страна, в которой нет крупной промышленности, ей нужно не разрывать связи с Россией, иначе очутится на задворках Румынии. Румыны никогда не относились и не будут относиться в будущем к молдаванам, как к своим гражданам. Знаю, проходили! Мне дед рассказывал, что они творили у нас до войны  и во время войны.
  Расспрашивали московских студентов, что происходило в Москве во времена путча. Как вели себя москвичи? Правда, что теперь Ельцина считают спасителем Горбачева? Дмитрий и Степан сходили к дому правительства. На асфальте еще остались следы от гусениц танков, не убран до конца мусор, свалены в кучу железные преграды. Когда вечером к ним заглянул Павел, они расспрашивали его о тех недавних событиях.
-Да был я там пару раз, - рассказал Павел. - Толпы разношерстного народу.  Шум, гам, мегафоны кричат, танки рычат, суматоха, в толчее троих парней задавили. Из них героев России сделали. Лично я ни за Горбачева, ни за путчистов. Ельцин наше будущее, на него нужно ориентироваться. Никого не боится. Залез на танк и показал путчистам кукишь. Горбачеву тоже достается, шпильки ему в зад вставляет, гекачепистов посадил, коммунистов запретил. Все! Что было, то прошло. Советского Союза нема! Теперь в России живем! - рубил рукой воздух Павел.
-Что же теперь в Москве, - двоевластие? - спросил Степан.
-Нет. Ельцин правит Россией, Горбачев всем Союзом.
-Не понимаю! Кому лично ты будешь в итоге подчиняться? - переспросил Дмитрий.
-Ельцину, - ответил тот не задумываясь.
-А Ельцин кому? Горбачеву? Это и есть двоевластие! - пояснил Дмитрий.
Павел почесал затылок.
-Черт! Верно! Так не должно быть, - задумчиво проговорил он.
-Два паука в банке не уживутся, - хлопнул учебником по столу Степан. - Поживем, увидим…

Через два дня после занятий к Дмитрию в комнату зашел Павел. Дмитрий только перекусил со Степаном, хотел сесть за учебники, Павел скептически повертел в руках учебник по «Теории социально-массовой коммуникации», - посоветовал:
-Брось ты изучать эту хрень. На практике не пригодится. Есть две новости. Они не касаются тебя. Должен проникнуться важностью момента! - приподнял указательный палец Павел. - Динка забрала документы из института, подала в Щукинское  училище и ее зачислили.
Дмитрий присвистнул. Ловил себя на мысли, что иногда вспоминал о ней в отпуске, хотел бы ее увидеть. Ему интересно наблюдать за ее необузданной энергией. Павел продолжил:
-Вторая новость: папашку Динки турнули из ЦК, мамашка тоже не у дел, ее марксистка-ленинская философия теперь никому не нужна. И они оба в трансе и пенсионеры. А я рассчитывал на их связи, потому и задержался возле Динки. Папашка перед крахом пробил ей отдельную квартиру, теперь она девица и вовсе самостоятельная. Айда к ней, у нее в Щуке в четыре занятия заканчиваются. Хочешь ее увидеть? - спросил он.
-Пошли, - решительно заявил Дмитрий.
Они подошли к Щукинскому училищу, стали ожидать у выхода Диану. Дмитрий с любопытством поглядывал на шмыгающих мимо  девчонок, все же будущие артистки. Кем то из них будет гордится страна. Павел перехватил взгляд Дмитрия, подтолкнул его плечом:
-Ты чего девок боишься, пора бы тебе биксой обзаводиться, хочешь я тебя познакомлю? - предложил он.
-Да у нас их полный институт, я со всеми знаком, - отмахнулся Дмитрий.
-Чудак! Те просто знакомые, однокурсницы, там взглянуть не на кого, а я подгоню тебе бомбу, будет тебя обожать, холить, лелеять, - цинично предлагал Павел.
-У меня денег на обеды не хватает, не на что в кино сходить, а девки ныне в карман заглядывают, они по одежке встречают, оценивающе осматривают, а ум им мой не к чему, -  отмахнулся Дмитрий.
-Ты на однокурсниц не западай. В общежитий живут студентки провинциалки, непритязательные. Возраст такой, что без любви им тоже скучно, - назидательно проговорил Павел. Он знал, о чем говорил, ни одна вздыхала ему во след. - Они окончат институт и разъедутся по городам и весям. А тебе нужна москвичка.
-Зачем?
-Чудак, ты что, хочешь вернуться в свою тьму-таракань?
-Вряд ли в моем городе можно будет найти работу по достоинству. Поеду в Киев или Одессу, - пояснил Дмитрий.
-Ага! А там тебя прям ждут не дождутся, когда приедет молодой специалист, чтобы дать под зад коленом престарелым журналистам, - с сарказмом произнес Павел.
За трепом чуть не прозевали Диану. Павел окликнул ее. Она подошла, с любопытством взглянула на Дмитрия, певуче проговорила:
-Привет, красавчик. А я тебя вспоминала.
-Это по какому же случаю? - удивился он.
-Ты тогда так тонко разложил по полочкам суть пьесы Чехова и мою роль в ней, что я тебя зауважала. Ты как театральный критик. Родители актеры? - спросила она.
Дмитрий хмыкнул:
-Мои родители театр в глаза не видели.
-Да! Странно! Будешь моим талисманом, ходить на спектакли с моим участием. Потом рассказывать о недостатках или достоинствах моей игры. Идет? - пригнув голову, она лукаво взглянула из-низу на Дмитрия.
Дмитрий помялся, взглянул на Павла, сказал нерешительно:
-Идет. Только я не такой уж знаток системы Станиславского. Я что чувствую, то и говорю.
-Ты сначала училище закончи, - поддел Диану Павел.
-Я что, зря променяла МГУ на училище? Погоди, обо мне еще заговорят. Кстати, а чего вы здесь отираетесь? Никак меня ждете? - спросила она.
Павел развел руки:
-Какая ты догадливая! Мы тут решили по парку Горького прошвырнуться, по пивку вдарить. Ты как, с нами?
Она минутку подумала, проговорила:
-Устала я. Но так и быть, в ознаменование учебного года пойдем прогуляемся. Только сначала зайдем ко мне, я переоденусь. Здесь недалеко.
Девушка переулками привела их к большому до революционной постройки дому, за домами виден шпиль министерства Иностранных дел, зашла в подъезд. Дмитрий полагал,  они подождут ее во дворе,  Павел решительно пошел за ней. Диана его не остановила. Дмитрий потоптался, и тоже пошел следом за ними.
Дмитрия поразили высоченные потолки старинного дома, большой холл перед входной в квартиру дверью. Квартира однокомнатная, но просторная, современная мебель с креслами и мягким во всю стену диваном, все обставлено богато и со вкусом.
-Постарался папашка, - покачал головой Павел. Увидел телефон, поднял трубку, убедился, что рабочий, спросил: - Номерок дашь?
-Нет.
-Почему? - удивился Павел.
-Будешь названивать в неурочное время. Или друзьям раздашь, знаю я тебя. Посидите, мальчики, я сейчас. Предупреждаю, еды у меня нет, есть бутылка вина. Из прежних запасов. Хотите?
-Спрашиваешь! - хмыкнул Павел.
Она достала из холодильника бутылку вина, поставила три фужера, и несколько конфет.  Сходила на кухню, принесла штопор.
-Открывай, - велела она. - Я сейчас.
Взяла платье и ушла в ванную. Парни слышали, как она плескалась в душе, переглянулись, оба представили за дверью обнаженную Диану. Павел откупорил бутылку, разлили вино, ждали девушку.
-Ты здесь первый раз, - шепотом спросил Дмитрий. Павел кивнул.
Почему-то Дмитрий полагал, у Павла более тесные отношения с Дианой, чуть ли не любовные. А он даже ни разу не бывал в ее квартире. И не дала ему номер телефона. Девушка вскоре вышла, заявила, что голову мыть не стала, чтобы не задерживать ребят. Подошла к Дмитрию, повернулась к нему спиной, сказала:
-Застегни молнию.
И он увидел ее белую спину с полоской бюстгальтера, оглянулся на Павла, осторожно, едва касаясь тела, застегнул молнию. Павла несколько покоробило от того, что Диана подошла к Дмитрию, а не к нему. Ведь он давно ее знает, числится то ли в друзьях, то ли в поклонниках. Не удержался, высказался:
-Настоящий мужчина должен уметь одеть женщину, и хотеть раздеть ее.
-Циник, - беззлобно бросила Диана.
  -Да, Динка, теперь ты за водителя трамвая замуж не пойдешь, - обвел он пальцем интерьер квартиры. - Будешь высматривать знаменитого вдовца артиста.
-Не называй меня Динкой, - огрызнулась Диана. - У нас в деревне так сучку звали. У меня будет сценическое имя - Диана. Мордюкова тоже не Нона, а Ноябрина, никто же ее не зовет по настоящему имени. И за артиста я никогда замуж не пойду. У них бабья душа. Какой из артиста муж! Мне мужик нужен, такой, чтобы… - она сжала кулачки, показывая, какой ей нужен муж. - Или умный, вот такой, как Дима, - кивнула она в сторону Дмитрия. - Взял бы меня в жены, а, Дима? - она лукаво посмотрела на него.
-Нет, - помотал он головой.
-Почему? - искренне удивилась девушка.
-Дело не в тебе, а во мне. Я лапоть, а ты вон из какой семьи, родители тебе не простят подобного мезальянса, - пояснил Дмитрий.
-Надоели вы мне с моими предками. И правильно сделаешь, ты мягкий, я управлять тобой буду.  А я девушка ветреная, меня в руках держать надо. Давайте выпьем, - предложила она.
Они выпили вино без тоста, захрустели обертками шоколадных  конфет. Между делом Павел спросил ее, была ли она у правительственного дома во время путча. Диана отрицательно замахала ладонью.
-Еще чего! Я сопли вытирала своим предкам. У отца инфаркт случился. Он ведь с Лукьяновым дружил, во всем поддерживал его. А когда того арестовали, тоже ждал каждый день ареста, - развернула следующую конфету, закусила ею вино, громко проговорили: - Пошли на свежий воздух, не по-осеннему жарко в квартире.
И они молодые, веселые, чуть подогретые вином пошли пешком по Бульварному кольцу в сторону парка имени Горького. Она шутливо подхватила их под руки, увлекала за собой быстрым шагом, стараясь шагать с ними в ногу.  И вдруг Дмитрий ощутил, как Диана тайком от Павла поймала через локоть его ладонь и сжала в своей ладошке. Дмитрий чуть покосился на нее, и тоже прижал ее ладонь в ответ.
*  *  *
Николай Орлов получил направление в город Львов. Приехал словно за границу, разговор не просто украинский, а такой, какого он не слышал от преподавателя украинского языка в школе. Архитектура города вовсе не украинская, больше похожа на польскую, хотя чему удивляться, Львов и был раньше польским. Дни по летнему теплые, хотя вечерами уже слышно дыхание осени.
Он получил должность командира взвода в городском гарнизоне, ему выделили в общежитии комнату. Командир роты напутствовал быстрее выучить украинский разговорный и команды на украинском языке. А так же советовал меньше появляться в городе в армейской форме, поскольку украинская армия своей формы еще не создала, а советский образец в городе не очень жалуют. Николай заметил, советскую форму не жалует всего лишь кучка оголтелых малолеток, которых воспитывают в духе ненависти ко всему советскому. Горожане в массе своей относятся к ней равнодушно, а то и с уважением.  Командир роты поручил своему заместителю старшему лейтенанту Олесю Омельченко взять шефство над молодым лейтенантом. Волей не волей, Николаю пришлось дружить с Омельченко, несмотря на некоторую заносчивость полнеющего и рано лысеющего офицера.  Во-первых, он местный, знает многих в городской иерархии. Его родители поддерживают знакомство с главой Львовской областной Рады Вячеславом Черноволом.  Во-вторых, он знал все злачные места в городе, где собираются ночные любители казино, дискотеки, и, конечно, девушки не очень тяжелого поведения. И в-третьих, у него очень красивая сестра. Николай приглядел ее, когда она случайно встретила их в городе. Правда, красота ее была какая-то холодная, брезгливое выражение лица, когда она отчитывала брата, несколько портили ее красивые черты лица. «Снежная королева», - как окрестил ее мысленно Николай. Она едва взглянула на Николая, когда брат пытался представить его ей. Зло выговорила брату о его ночных загулах, дескать, мать очень беспокоится. На что Олесь отвечал, что он уже взрослый мальчик, и нечего его контролировать.
-Женись, и пусть тогда  о тебе беспокоится жена, - выговорила строго она брату,  словно не она младшая сестра, повернулась и с гордым негодованием ушла, не взглянув на Николая, и не попрощавшись. Словно его и не было рядом с братом, что немного задело Николая. Многие девушки в его городе обращали на него внимание и не прочь были познакомиться с ним.
-Строга! - кивнул он ей вслед.
-Ах, дура дурой! - отмахнулся  Олесь. - Хотя учится в университете. Училкой будет.
Олесь, действительно, взрослый мальчик, казался старше своих лет. Он чуть выше Николая, шире в плечах, залысины обещают к тридцати пяти годам продвинуться ближе к макушке, дородное, упитанное лицо, жесткие складки губ делали выражение лица чуть надменным. Глазки буравчики сидят глубоко и не могут остановиться на одном предмете, бегают туда сюда, иногда подозрительно останавливаются на собеседнике, словно ожидая от него подвоха, речь быстрая, Николай не всегда понимает его захлебывающуюся украинскую речь.
Они прошли в кафе, Олесь заказал водки и кофе. Николай огляделся, молодые люди вокруг говорят по-украински, что несколько непривычно для Николая, в его городе все говорили по-русски. И в Одессе говорили все по-русски, только на «Привозе» можно было услышать украинскую речь совсем не похожую на нынешнюю. И в Измаиле на рынке крестьяне из окрестных сел говорили на смеси мягкого, певучего русского и украинского наречия, называемого суржиком. А когда мальчиком он ездил с родителями в Крым к маминому брату дяде Васе, там и вовсе никто не знал украинского языка, словно в школе не преподавали одного часа в неделю для учащихся. Хотя во Львове он иногда в магазинах, трамваях и просто на улице слышал русскую речь.
-Послушай, здесь многие могут говорить и говорят по-русски, и ты в том числе. Зачем нужно всем насаждать украинский? Мы же служим в армии Советского Союза, в ней много национальностей, русский должен быть общим для всех? -  задал вопрос  Николай под впечатлением разговора Олеся с сестрой, с которой он разговаривал на местном украинском наречии.
Олесь пренебрежительно хмыкнул, выдал экспрессивно тираду:
-Забудь про общую армию с Советским Союзом. Мы теперь независимая от Советов страна. У нас будет своя армия. У каждого государства должен быть свой флаг, герб и государственный язык. И у нас есть свой министр обороны генерал-майор Константин Морозов. Москва теперь нам не указ!
Николай знал, председатель Верховной Рады Кравчук задумал создать собственную украинскую армию.  Но ни один командующий округами не согласились с Кравчуком подчинится Украине, они полагали, что вооруженные силы  СССР должны остаться под единым командованием. И только лишь один генерал - командующий семнадцатой воздушной армией Морозов согласился провести военную реформу и создать армию не подчиняющуюся Москве. Ему примером служил бывший подчиненный генерал-майор Дудаев, который возглавил движение за отделение Чечни от России. Рисковали оба. По существу, это предательство.  Но так хочется быть первым в деревне, чем десятым в городе.
По телевизору транслировали заседание парламента, на котором утверждали Морозова министром обороны, он выступал на русском языке, и его спросили, сумеет ли он овладеть украинским языком, как того требуют интересы страны. Генерал ответил утвердительно. Так Морозов стал министром обороны без собственной армии. А те войсковые соединения, которые находились на территории Украины, могли бы по приказу из Москвы снести и новую украинскую власть, одновременно арестовать Морозова и предать его суду. А еще у генерала Морозова головная боль ракетные войска и стратегические бомбардировщики, которые никак нельзя оставлять на территории Украины, ему  еще Генри Киссинджер подсказал, нужно срочно вернуть их России, чем держать их под боком. Они, в случае чего, как раз и снесут эту власть и заодно и Мороза отправят рядовым лесорубом в тайгу валить лес. Вся беда состояла в том, что выводить войска на территорию России   было некуда, выведенные войска из Восточной Европы пребывали в полевых палатках. Морозов формально оставался командующим воздушной армией, а в правительстве Украине работать на общественных началах, пока приказом МО СССР и Указом президента Горбачева не был освобожден от занимаемой должности. Теперь отступать Морозову некуда, свою судьбу он должен будет связать с Украиной, иначе ему несдобровать.  Командующие округами Морозова всерьез не воспринимали, презирали за предательство, не зря генерал-полковник Чечеватов командующий Киевским военным округом отдал приказ арестовать Морозова, не осуществленный по непонятным причинам.
Отзывы среди офицеров о генерале Морозове были самыми уничижительными. Называли за глаза его Костиком, отзывались как о недалеком человеке, двуличном карьеристе, постоянно оскорблял подчиненных, в том числе и военнослужащих женщин. Намекали на его нетрадиционную ориентацию. Это вопрос к министерству обороны СССР, которое назначило такого человека командующим воздушной армией. Знал ли об этом Кравчук? Если и знал, выбирать ему было не из кого. Возможно подобные слухи распускали о нем недоброжелатели, недовольные его изменой присяге. Впоследствии он занимал ряд ответственных государственных постов вне армии, ему украинское руководство доверяло. Во всяком случае, он первым приступил к формированию украинской армии.
Олесь продолжал:
-Министр обороны сам учит украинский язык, все приказы должны звучать на государственном языке. В данном случае, коль мы государство Украина, то и язык должен быть украинским, - убежденно, с чувством превосходства высказался Олесь.
-Нет пока единого украинского языка. Здесь говорят на одном диалекте, в Киеве на другом, на востоке и юге вообще говорят все по-русски, - возразил Николай.
-У нас есть великий литературный украинский язык. Язык Тараса Шевченко, Ивана Франко и Леси Украинки. Наши ученные еще чуть-чуть подшаманят, и придут к однозначному знаменателю по всей территории, - уверенно проговорил Олесь.
-Почему русский не сделать бы вторым государственным? Половина населения говорят на русском, - упрямо гнул свою линию Николай, который всю жизнь говорил по-русски, все деловое производство велось на русском языке. В Измаиле не было ни одной украинской школы. Ему трудно представить, что его мать, тетки, знакомые начнут переучиваться писать на украинском языке.
-Э, нет! Каких два языка? Если, юг будет слать нам документы на русском, мы им на украинском, а нам что, переводчиков держать?! Так не пойдет. Делопроизводство должно вестись на одном языке. Разговорный русский пока пусть остается. До поры, до времени! - приподнял он палец, - Нынешние первоклашки через десять лет закончат школу и все будут говорить на родном украинском языке.
Олесь с чувством превосходства смотрел на Николая, который пока еще не понимает великой цели истинных патриотов страны, поскольку жил не там и учился вне Украины. Тем интереснее будет ему перевоспитать молодого офицера.
Николай старался не спорить с Олесем, он присматривался, прислушивался, старался приспособиться к новым реалиям жизни. У него внутреннее ощущение, что он живет теперь в другой стране, ментальность, язык, мышление совсем разнятся с тем, к которому он привык с детства. Даже архитектура города совсем иная, западная.  Многое, что удивляло Николая, но он молчал, анализировал, насколько все о чем говорит Олесь, - серьезно. Особенно после одной реплики Олеся:
-Всех русофилов мы будем из армии выметать.
-Мы - это кто? - спросил Николай.
-Мы - это патриоты своей страны.
Николай замечал, более радикально настроенные в полку офицеры не очень то прислушивались к командам и распоряжениям старших офицеров, если те предпочитали русский язык, не соглашались с тем, что лесные братья вовсе не борцы за свободную Украину. Солдатам вбивалось в голову, все, что предшествовало развитию страны заслуга трудолюбивых украинцев, а вовсе не благодаря поддержке всего Советского Союза. Без него страна заживет богато, все налоги будут оседать в их стране, а не отправляться в Москву. А главное, они будут строить новую демократическую страну, ориентируемую на западную цивилизацию. Теперь старались солдат призывать только из западных областей страны. Из восточных областей оставляли служить по месту жительства.
Пока Николай слушал разглагольствования Олеся, мимо окон кафе по улице прошла колона молодых людей с речевками: «Украина для украинцев!», «Слава Украине!», «Героям слава!».
-Это кто? - спросил Николай.
-Это молодые патриоты. Будущее нашей страны, - не без гордости проговорил Олесь. - Хлопцы из национальной обороны Украины. Почетный глава у них знаешь кто?
-Слышал, - кивнул Николай. - Роман Щухевич, сын того самого… А чего бы этих хлопцев в армию не призвать? Призывники разбегаются, скрываются от призыва, а эти маршируют, и никто их не трогает, - проговорил он.
Олесь опрокинул очередную рюмку водки без тоста и приглашения выпить с ним, пояснил:
-Ты не понимаешь, это золотой резерв будущей альтернативной армии. Я  думаешь,  где пропадаю вечерами, сестра думает,  я в ночных клубах баб щупаю, а мы, украинские офицеры тренируем этих ребят. И тебя привлечем чуть позже, когда ты окончательно проникнешься идеями украинской  нации. Все же ты офицер украинской армии, - подчеркнул Олесь, хотя никакой украинской армии еще не было.
Николай промолчал, не хотел спорить, понял, переубедить в чем-либо собеседника невозможно. Олесь хвастливо продолжал:
-Эти ребята успешно разгромили конгресс русского отечественного форума в Киеве. А в Одессе разогнали учредительное собрание, которое хотело провозгласить Новороссийскую республику. В Херсоне провели героический митинг под лозунгом «Киев против Москвы!». Понимаешь, какая это общественная сила?! - восхищенно говорил он. - Армию для этого использовать неразумно. Наша армия еще только создается, а та что есть, не созрела для больших дел. Там большинство таких колеблюющихся, как ты. Ты мне симпатичен, ты не глупый парень, хороший офицер, полагаю, ты вполне способен проникнуться величием нашего движения. Вступишь в нашу Социал-националистическую партию Украины, которую мы создали в нашем городе. Скажу тебе по секрету: наши ребята сражались в Приднестровье, сейчас готовим отряд в Чечню, помогать борцам за свободу воевать против русских войск.
Николай слушал, смотрел упорно в окно. Не мог понять, почему Киев должен выступать против Москвы? Он учился в Москве и не слышал, чтобы где-то в Москве выступали против Киева и украинцев. Более того, на Арбате расположен культурный украинский центр, что трудно себе представить в Киеве. Украинцев русские считают братским народом.  Хотел возразить, что армия вне политики, понял Олесю говорить это бесполезно. Из окна кафе видна Большая Максимиллиановская башня. Перед приездом во Львов он  в библиотеке брал путеводитель по городу, чтобы знать некоторые достопримечательности. Путеводитель старый, семидесятых годов, в нем отмечалось, во время войны башня располагалась на территории немецкого концлагеря. В ней находились камеры смертников и помещения для допросов с пристрастием.
-Что сейчас в той башне? - спросил Николай.
Тот оглянулся через плечо, посмотрел в окно.
-Склад, наверное, - пожал он плечами.
-Ты знаешь, что там ранее был концлагерь? - спросил Николай.
-Брехня все это. Документов никаких не сохранилось, нет доказательства, что там был концлагерь, - лениво отозвался Олесь, явно недовольный вопросом. - А раз нет документов, то и нечего ссылаться на воспоминания обиженных людей. Может там и была тюрьма, так они есть и сейчас, почти в каждом городе.
Николай уже успел усвоить,  многие жители во Львове не желают вспоминать о позорных страницах истории, более того, они на повышенных тонах стараются доказать,  все, о чем говорят плохого о прошлом Львова и о западной Украине, это пропаганда или происки врагов. Он так же знал из путеводителя, что где-то недалеко от башни находится памятный  крест, на котором на украинском и английском языках написано: «Вечная память 140 тысячам погибших евреев, солдат в концлагере «Штатлаг 328» в период с 1941 по 1944 годы». Он не стал говорить об этом Олесю, слишком в хорошем настроении тот пребывал, высматривал в кафе хорошеньких девчонок. А если настаивать сейчас на своей осведомленности, тогда можно поссориться.
-Как ты думаешь, может нам снять парочку телочек? - кивнул Олесь на девушек у стойки бара.
Николай посмотрел на девчонок, которые у стойки бара заказали себе алкогольный коктейль, отрицательно покачал головой.
-Устал. Завтра рано вставать.
Олесь не настаивал. Допили кофе и водку, расстались до следующего утра.
За служебными заботами время летело быстро. В Москве случилась большая политическая заварушка. Кто-то хотел скинуть Горбачева, в Киеве по этому поводу молчали, только потерявший власть главный коммунист украинской партии старался встряхнуть коммунистов областей, те упорно отмалчивались, все выжидали, чем закончиться в Москве. Во Львове делали вид, ничего не произошло, мы идем в фарватере Киева. По телевизору пару раз показали Ельцина на танке. Затем Горбачев вернулся, заговорщиков посадили, и все пошло свои чередом.
Наступила зима.  Легкие морозцы по утрам сменялись осенним дождиком, снега почти не было. В Москве уже вовсю намело сугробов, стояли морозы, а во Львове по-прежнему глубокая осень.
В Украине шла подготовка к президентским выборам. Кроме Кравчука, Николаю были известны два других кандидата, об остальных четырех он даже не слышал, поскольку последние пять лет жил в Москве, а до этого украинской политикой не интересовался. О кандидате Черноволе он знал, поскольку тот был главой Львовской областной рады и знакомый семье Омельченко. Хотя удивлялся, как мог вчерашний сиделец, за спиной которого десять лет лагерей за дессидентство, стать председателем рады, а теперь еще хочет стать и президентом страны. О другом же таком кандидате из национально-демократических кругов Лукьяненко - Николай слышал потому, что его ругал в своих выступлениях Черновол, а так же скептически о нем отзывался Олесь, хотя уважал за антисоветские взгляды. Голосовали не столько за кресло президента, сколько за референдум о независимости. Кравчук быстро понял, что просоветские высказывания могут сыграть против него, и быстро переориентировался на националистическую позицию. Когда Черновола спросили, чем его  программа отличается от программы Кравчука, тот ответил: «Ничем, кроме того, что моей программе тридцать лет,  а его - три месяца».  Выборы выиграл Кравчук, Черновол был вторым, получил втрое меньше голосов.
Не мог ронять Николай, как теперь будет развиваться республика имея своего президента, поскольку в Москве правил президент СССР, которому формально должен был бы подчинятся Кравчук. Он же, наоборот, транслировал свою независимость, формировал собственную армию, переподчинил украинскому руководству милицию, внутренние войска. Все разрешилось в одночасье, больше похожее на переворот.
К нему после службы зашел Олесь, весело потирая руки сказал:
-Вот учудил наш дед, так учудил! Молодец! Теперь то мы им покажем где раки зимуют!
-Погоди, ты о чем? - удивился Николай.
-Сидишь в своей берлоге, радио не слушаешь. У тебя даже телевизора нет. Вот деревня! Наш батько Кравчук, в Беловежской пуще с Ельциным и белорусом Шушкевичем подписали союз независимых государств. Советский Союз прекратил свое существование! - радовался Олесь и стучал себя от возбуждения по коленкам.
-Тебе-то какая от того радость? - проворчал Николай. - Мы и так на референдуме первого декабря проголосовали за независимость. 
-Ты не понимаешь! Одно дело объявить за независимость, однако к Москве мы были привязаны единой валютой, армией, экономикой. А теперь все! Врозь! Мы будем создавать свою полноценную армию, свою денежную систему, свою конституцию. Те  офицеры, которые захотят служить в России, - скатертью дорожка! Ты сам как? - покосился на него Олесь.
Николай думал не долго. Он не раз уже прикидывал, как ему быть, если перед ним встанет такой выбор. Служить в армии с чуждым ему языком, в которой культивируются  зачатки нездорового национализма, ему не хотелось. С другой стороны, на Украине проживают его родители, многочисленные родственники, школьные друзья. Неизвестно, до какой степени произойдет разрыв между Украиной и Россией. Брат Николай намекает, что хотел бы остаться в Москве. Кто тогда присмотрит за престарелыми родителями? И он надеялся все же перевестись поближе к ним, туда, где не так культивируется украинский язык.
  -Я останусь, - кивнул Николай.
-И это правильно! Заживем, как все цивилизованные европейские государства. Завтра в полку проведем митинг, поддержим решение Кравчука, потом подумаем о принятии присяги на верность Украины.  Это событие надо обмыть! Пошли в кафешку.
Николай неохотно поднялся. Ему вовсе не хотелось идти и выпивать, знал, Олесь не отстанет. Патче того, обвинит в нежелании разделить общую радость по поводу приобретения полной независимости Украины.
По пути в кафе Олесь сказал:
-Сеструха моя интересовалась тобой.
-С чего вдруг? Она при той встрече даже не взглянула на меня, - удивился Николай..
-Видимо, все же взглянула. Мать все сватает ее за сыночков своих высокопоставленных знакомых. А там сыночки, - не приведи Господи.  Сказала, пойдет за военного, и вспомнила, что у меня есть товарищ.
-Девушка красивая, - уклонился от обсуждения Николай.
Олесь хлопнул его по спине.
-Смотри, а то шуриным станешь, - и засмеялся.

*  *  *
Учеба продолжалась так, как будто ничего в стране не менялось. Совершили попытку изменить курс Горбачева его бывшие соратники. Не получилось. Многолетний Председатель Совета министров Рыжков с инфарктом отправлен в отставку, теперь в Советском Союзе на западный образец - Кабинет министров. Новый глава Кабинета Павлов не оправдал надежд, примкнул в путчистам, пребывает вместе с остальными за решеткой. Давеча, летом опального Ельцина избрали делегатом на партийную конференцию, а тот устроил там такой разнос всей партийной верхушке, что Горбачев сидел красный, как рак, а выгнать с трибуны Ельцина не мог, все шло по телевидению в прямом эфире. Об этом шептались по углам, вслух и публично речь Ельцина не комментировали. Тем более, по черно-белому телевизору красноты Горбачева не видели, однако молва упорно доказывала, ему было очень стыдно. Все эти политические перипетии мало касались студентов, их оберегали от внешних преобразований, преподаватели сами пока не понимали к чему все это может привести. Кто-то поддерживал Горбачева, кто-то Ельцина, некоторые ни того, ни другого. Будущим журналистам они рассказывали о происходящем за стенами института, однако старались не делать никаких выводов. Хотя сами студенты хорошо все видели, читали в газетах, благо независимых газет выпускается много. С путчем осталось много неясностей, Дмитрий пытался задать вопросы профессорам: почему Горбачев не приказал арестовать заговорщиков? Почему личная охрана подчиняется не ему, а председателю КГБ? Почему заговорщики действовали так нерешительно, не арестовали Ельцина? Не подчинили полностью себе телевидение? Почему в Москве появились войска? Пучисты решили с помощью армии бороться с несогласными? Эти вопросы он задавал уже как будущий журналист, только никто не давал на них ответы. А в силу молодости и некомпетентности сам прийти к определенному выводу не мог. Решил, он сконцентрирует все внимание на учебе, а политической журналистикой  займется позже. Хотя как-то профессор по политологии признался студентам: «Я не верю, что Советский Союз может прекратить свое существование. Тем более, что народы проголосовали за его сохранение. Однако я глубоко уверен, что социалистическая экономика приказала долго жить», - грустно поведал он.
Павел с места спросил:
-Разве Советский Союз сможет существовать без социалистической экономики?
-И какой же выход? - с места выкрикнул студент Игорь Лапин.
Профессор помолчал, походил перед аудиторией, словно раздумывал, можно ли высказать свою мысль вслух. Наконец решился:
-Выхода два: или тоталитарный жесткий режим, или рыночная экономика под руководством государства.
-Возврат к капитализму?! - воскликнула студентка Люба Савушкина.
-Увы. Не самый худший вариант в разумных руках, - кивнул профессор.
-Как же так! Нас десять лет в школе убеждали, капитализм наихудшая форма правления, а теперь мы будем его возрождать в своей стране? - спросил все тот же девичий голос. Дмитрий оглянулся. Убедился, спрашивала Люба Савушкина, студентка, приехавшая из Свердловска. Толстая русая коса являлась предметом шуток со стороны однокурсников, почти никто из девушек  не носили косы, почти у всех короткая стрижка, она упорно не соглашалась следовать моде. Тем и симпатична она была Дмитрию. Профессор долго объяснял студентам все плюсы и минусы рыночной экономики. В конце грустно заметил: «Мы, русские, любим торопиться, поэтому у нас всегда первый блин получается комом. Как бы подобное не случилось с рыночной экономикой».
Дмитрию хотелось увидеть Диану. Он не знал, под каким предлогом встретить ее. Сожалел, что не записал номер ее домашнего телефона. После того, как она отказала Павлу, он постеснялся спрашивать ее о номере телефона. Он не был влюблен в нее, ему было интересно, какая она вне вечеринки, где она влекла его своей раскрепощенной энергией, ему было интересно с ней побеседовать в обыкновенной обстановке. Убедиться, что она привлекательна не только в танцах. Или разочароваться в ней. Дежурить возле училища ему казалось недостойным, тем более, что в училище часы учебы не похожи на четкие пары в его институте. Павел на последней паре спросил его, пойдет ли он в кино?
-Нет лишних денег, - отказался Дмитрий.
-Я угощаю. Мы пойдем не в кинотеатр, тут один чудик открыл видеосалон на пятнадцать или двадцать мест, крутит зарубежные фильмы по видеомагнитофону.
Дмитрий с любопытством посмотрел на него. Он знал,  в городе открыто много подобных заведений. Билеты стоят относительно недорого.
-Что за фильм? - спросил он.
-Калигула. Римская история. Возьми с собой Любаню, - кивнул он на девушку с толстой косой, он видел, что друг общается с ней чаще, чем с остальными.
-А ты Диану пригласишь? - спросил Дмитрий в полной уверенности, что он пригласит Диану, и он увидит девушку.
-Нет. У нее появился то ли свой мэн, то ли она с головой ушла в учебу, теперь она меня старается реже замечать, - ответил с долей скептицизма Павел.
Дмитрий оглянулся на Любу, сказал, неудобно как-то приглашать ни с того, ни с сего девушку, дружеское общение вовсе не повод, чтобы продолжить общение вне стен института.
-Провинция! Когда-то нужно начинать приглашать девушек не только в кино, - с долей скепсиса констатировал Павел, и только прозвенел звонок, окликнул: - Савушкина, ходь сюда!
Та и не думала откликаться на зов, проходила мимо, Павел ухватил ее за руку.
-Любаня, хочешь любви большой и чистой?
-Отстань! - выдернула она руку.
-Постой. Я шучу. Мы с Димкой хотим пригласить тебя в кино. Исторический фильм. Полезный для общего развития.
Девушка взглянула на Дмитрия.
-Правда? - спросила она у него. Павлу она не доверяла. Дмитрию симпатизировала. Они часто на переменках болтали ни о чем, иногда ходили вместе в столовую. Взаимная дружеская симпатия проскальзывала между ними.
Дмитрий кивнул. Девушка минутку подумала, спросила:
-Где и во сколько?
Этого Дмитрий не знал. Павел поспешил на выручку:
-Встречаемся в пять у центрального входа. Идет?
-Ты согласна? - спросил Дмитрий Любу.
-С тобой - да, - ответила девушка и пошла на выход.
В пять Павел ждал их у входа с юной толстушкой маленького роста, пухлые щеки и курносый нос, единственное что запомнил Дмитрий. Павел торопливо представил их, повел  в сторону салона, в котором они должны были смотреть фильм.
Зал, в который они пришли, напоминал небольшую комнату, на тумбочке стоял большой телевизор, рядом японский видеомагнитофон «Панасоник». Таких видеосалонов в Москве открывалось множество. Деньги деловито собирал белобрысый парень, Павел отодвинул два стула к стене, позади двух рядов стульев, уселся со своей девицей отдельно. Погас свет и телевизор засветился голубым светом. Фильм исторический, но с эротическими подробностями, которых в советских кинотеатрах не показывали. При первых откровенных сценах, послышались возгласы, короткий смешок, Люба схватила за руку Дмитрия и сильно сжала, потом закрыла глаза.
-Куда ты меня привел? - в ужасе зашептала она.
-Я сам не знал, - ответил Дмитрий, его самого несколько шокировали откровенные сцены. Подобного в советских фильмах не увидишь и в книгах не прочтешь. Дмитрий украдкой оглянулся. Павел самозабвенно целовался со своей девицей, его рука глубоко утонула  в ее пазухе. Девица этого не замечала, обняла Павла за шею, отвечала на поцелуи с не меньшим темпераментом. Он посмотрел на Любу, даже в полутемноте видно, как горели ее щеки. На наиболее откровенной сцене, когда гетеры ублажали служащих дворца, Люба не выдержала, вскочила:
-Пойдем отсюда!
И пошла к выходу. Дмитрий выскочил за ней в осенний вечер.
-Какой ужас! - негодовала она. - И как такое можно снимать?!
-Послушай, Люба, ведь это правда жизни. Развращенный век. Когда рабыня не считалась человеком, и хозяин мог делать с ней все, что хотел.  Так было, это исторический факт, - попытался он несколько смягчить негодование девушки.
-И что же! Историю нельзя показывать без этих сцен? - тоном капризной девочки высказалась Люба.
-Думаю, это только начало. Дальше будет хуже. Сейчас мы видели только эротику, вскоре появится и откровенная порнография. Или уже появилась. И ты, как будущая журналистка должна к этим вещам относится так, как патологоанатом относится ко внутренностям трупа. Вспомни, мы о проститутках раньше только слышали, и не верили, что они могут у нас появиться, а сейчас они шпалерами стоят на Тверской. И если у тебя появится задание написать репортаж о них, ты станешь отказываться? Тогда ты выбрала не ту профессию, - убеждал ее Дмитрий. Люба шла молча, сопела, ей нечем возразить. Ему как-то хотелось оправдать Павла, который заманил их на просмотр этого фильма.  Вспомнил, как Павел говорил, что у них на курсе не найдешь девственницу, с сомнением посмотрел на целомудренное негодование девушки, и не мог поверить, что стыдливая Люба может быть уже женщиной, в ее городе была у нее любовь с продолжением.
И надо же именно в эту минуту им встретить Диану. Дмитрий сначала не узнал ее, просто не обратил внимание на прохожую, пока Люба не поздоровалась с нею. Они встречались у него в комнате, когда Павел устраивал небольшие посиделки с вином и танцами. Диана кивнула и хотела пройти мимо, Дмитрий встал в ступор.
-Привет, Диана. Почему не заходишь? - окликнул он девушку.
Глупее вопроса в голову прийти не могло. Она остановилась, смерила взглядом Любу, спокойно ответила:
-Не приглашают.
-Я приглашаю, - выпалил Дмитрий.
-Спасибо.
-Я позвоню. Ах, да! Я не знаю номера.
Диана продиктовала номер, и они распрощались. Люба иронически улыбнулась.
-Надо же! Ты чуть шею не сломал, так резко отреагировал на нее.
-Интересный человечек. Будущая актриса, - пояснил Дмитрий.
-Если актриса, тем уж и интересна?
-Да нет, еще неизвестно, какой она будет актрисой,  хотя я видел ее в спектакле. Играла превосходно.
-Я тоже видела ее на вечеринке у вас. Вела себя довольно вульгарно. Нравятся вам, мужчинам, легкодоступные девицы.
-С чего ты взяла, что она легкодоступна? Раскрепощена - да.  Свободна! - заступился за Диану Дмитрий. -Неизвестно, что осталось  за спиной у наших целомудренных девушек, - проворчал Дмитрий. - Ты, небось, жениха дома оставила?
-Оставила. Только разве вы, парни, умеете ждать. Он даже писем мне не пишет, хотя летом на каникулах клялся в вечной любви. Сестра написала, видела его с девицами.
-А ты хотела бы, чтобы он пять лет сидел и выглядывал из-под козырька: едет ли моя любимая? - покосился на нее Дмитрий.
-Не пять лет. Я же на каникулы ездила, и уже чувствовала, за его словами о любви легкое отчуждение. Он как бы тяготился нашими встречами, и все торопился по каким-то делам, словно я на год приехала.
Так в разговоре они почти дошли до входа в общежитие. Они остановились, не договорив, Дмитрий за плечи повернул девушку спиной к ветру, чтобы она не замерзла в своем демисезонном пальто, она расценила это так, что юноша хочет обнять ее. И доверчиво прижалась к нему. Дмитрий не ожидал ее такого шага, полагал, он всего лишь вежливо укрыл девушку от ветра. А она смотрела на него снизу вверх, положив руки на грудь, словно ожидала продолжения с его стороны. И он неумело ткнулся в ее губы. Она не оттолкнула, только доверчивее прижалась к нему. Он обнял ее и смелее поцеловал. Слегка закружилась голова. По сути, он первый раз целовался с девушкой. И целовал он ее не от возникшей любви, почувствовав, что она его не оттолкнет, ему стало интересно, как это целоваться с девушкой. Оказалось, очень даже приятно. Там, у себя дома, он не сторонился девушек, общался и ходил сними в кино, провожал домой, но никогда не делал попыток сблизится в надежде, что когда-нибудь, он на свидании поцелует Эсфирь. И у нее не будет огорчения по поводу того, что он до нее уже с кем-то встречался и целовался. И берег себя только для нее. И проскочил тот юношеский период, когда парни с серьезными намерениями начинают бегать на свидание, целовать девчонок.
И сидя перед сном на кровати он вспоминал податливые губы Любы, удивлялся на свою слабость: «Надо же! Оказывается можно целоваться и без любви, и оттого будет так же приятно, очень будоражит кровь. А как же Любин жених, который ждет ее дома? Почему она может позволить целовать себя другому парню, а сама обижается на того парня за отчужденность?». И как теперь ему вести с ней? Ведь она симпатична ему, но сможет ли он ее полюбить так, как любил Элю? Полагал, коль они целовались, то он теперь такой же ее парень, как другие однокурсники, которые разбились на пары, и ни от кого не скрывали своих отношений. Его несколько коробила мысль, все же он не влюблен в нее, и у нее есть жених, хотя тот и далеко.
В начале декабря по институту пронеслась новость, ее прямо в аудитории на  перемене озвучил студент Горлов:
-Братцы!  Россия, Украина и Белоруссия подписали соглашение о разделе и создании Союза независимых государств. Советский Союз закончил свои славные, бесславные дни!
-И чего нам теперь, ура кричать? - отозвался за всех Павел.
-Как это они провернули за спиной Горбачева? Это же государственный переворот? - высказался Дмитрий. - Их нужно арестовать!
-Кишка у него тонка, - парировал Степан. - Российская милиция кому подчиняется? А советской уже почти и нет. И армии у Горбачева нет. Как теперь нам быть? Мы же теперь иностранцы в России?- озадачил он всех не из России студентов.
По спине многих студентов из бывших советских республик пробежал холодок.
Много лет спустя Дмитрий узнал о поведении Ельцина в то время. Всю троицу вызвал к себе Горбачев. Шушкевич и Кравчук не поехали. Ельцин появился в Кремле, Горбачев в присутствии Назарбаева спросил: «Что вы там натворили?!» - Ельцин довольно грубо ответил: «Вы что, допрос будете мне устраивать?» Тот: «Пока я еще президент Советского Союза». Ельцин обошел стол, подошел к креслу Горбачева и нагло сказал: «Скоро я буду сидеть в этом кресле!». Этот некрасивый, почти хамский жест, как нельзя лучше характеризовал политические амбиции Ельцина, для которого власть стала основой жизни.
Дмитрий, Степан и другие студенты из бывших союзных республик растерялись, как им, действительно, в дальнейшем быть? Пошли в деканат. Там тоже не могли ничего толком объяснить, сами в растерянности. Чуть позже им пояснили, есть два пути продолжения учебы: на платной основе или после согласия на российское гражданство. Ни то, ни другое для Дмитрия неприемлемо. Денег на учебу нет. Он, русский по рождению, однако проживает на Украине, там его родители. В киевском университете возросло требование к украинскому языку, декларировалось, что в дальнейшем все перейдут на украинский, которого Дмитрий не знал. Степан тоже в растерянности.
Решили закончить сессию, после каникул станет ясно, как быть. 25 декабря другая новость всех ввела в некоторый ступор: сложил свои полномочия президента Горбачев,  СССР окончательно прекратил свое существование. Студенты собрались в актовом зале, все смотрели по телевизору отречение Горбачева. Стояла мертвая тишина. Дмитрий чувствовал, как у него стало в голове пусто, только одна мысль стучала в голове: как же мы будем дальше жить. Возникло такое ощущение, что все граждане страны остались в подвешенном состоянии. Особенно этнические русские или те кто считал себя русским по культуре и мироощущению, которые в одночасье остались за пределами России.
-Вот тебе и перестройка! - удрученно  высказался Степан. - Горбачев думал, что строит дворец, оказалось, получилась собачья будка, - констатировал он.
-Это ты уж слишком… - возразил Дмитрий.
-Ты стал славянофилом? - спросил Степан.
-Я русский. По плоти и духу, - отмахнулся от него Дмитрий, спорить в такую минуту бесполезно, что ни скажи, все будет звучать фальшиво.
На каникулы несколько студентов, которые далеко живут, домой не поехали. Оставшиеся студенты скидывались продуктами, собирались в одной из комнат, ужинали, играли в подкидного дурака, иногда в шахматы. Студент Игорь Лапин после очередной игры в карты, предложил для разнообразия сыграть в подкидного на раздевание. Люба возмутилась:
-Нечего устраивать от скуки вертеп, нужно оставаться людьми.
Не поехала в далекий Свердловск Люба Савушкина, которая после того похода в кино и последующих поцелуев, стала оказывать Диме знаки внимания. Люба не была красавицей, правильные черты лица, светло русые, в рыжинку,  курчавые волосы, которые она заплетала в тугую косу, пухлые губы, открытый взгляд больших серых глаз. Типичная кустодиевская девица. Смущали Дмитрия широкие бедра, и вообще девушка она плотная, сбитая,  рука полная, белая, с веснушками до локтя. Она взяла покровительство над Дмитрием, хотя, казалось, он в большей степени должен опекать его. Ее присутствие наедине волновало Дмитрия, целуя ее он ощущал, как девушка жарко в ответ обнимала его и вовсе не реагировала, когда он плотно прижимался к ней, не старалась оттолкнуть.
На новый год раздобыли на всех бутылку шампанского, символически разлили по полстаканчика, провозгласили заздравную, гурьбой вывалили на набережную, дурачились, кидались снежками, и не поймешь со стороны, то ли дети балуются, то ли подвыпившая молодежь развлекается. Когда возвращались, Люба наклонилась к нему и сказала,  она нажарила картошки.
-Заходи, угощу, - пообещала она.
-У меня есть только заварки и сахар, - пообещал он.
-Вот и запьем чаем, - улыбнулась она.
И они сидели вдвоем в комнате, съели картошку, пили чай, потом сидели на кровати, прислонившись спиной к стене. Свет не включали, в окно проникал свет от праздничной иллюминации. Говорили о завтрашнем дне, о предмете, который обоим давался не так легко. Потом девушка ненароком привалилась к нему. Он ощутил ее тепло. Обнял девушку за шею, прижал к себе, она доверчиво положила голову  ему на плечо, продолжали говорили не о чем, оба чувствовали, что слова уже не имеют смысла, пытались гадать,  каким будет девяносто второй год. И оба чувствовали  некоторое внутреннее волнение от близости, впервые они были наедине, когда не надо опасаться, что появятся посторонние, Люба не одна жила в комнате, в ее комнате проживали две девушки, и в его комнате живет Степан. После того вечера в кино они  уединялись в аудитории, и они снова целовались, вздрагивали от каждого скрипа двери. И сейчас, в темноте, когда повисла пауза, Дмитрий погладил ее волосы, она распустила косу, волосы покрыли всю ее спину, глаза блестели в лучиках проникающего света. Она повернулась к нему, подставила губы, и он сначала робко, потом все смелее и смелее стал целовать ее, понимая, поцелуи там, вне интимной обстановки, и здесь, действуют более возбуждающе. И она отвечала на поцелуи, обнимала его, он нечаянно коснулся ее груди, думал девушка вздрогнет и оттолкнет его, она не заметила этого прикосновения. И тогда он уже целенаправленно коснулся груди, и девушка только сильнее задышала,  судорожно прижала к себе Дмитрия.
-Люба, а  у тебя там, с твоим другом, было? - спросил он на ушко.
Она замерла, помолчала, тихо ответила:
-Было. Мы же жениться хотели.
У Дмитрия в груди все замерло. Стыдливая, целомудренная Люба, которую он с большим трепетом едва позволил себе коснуться ее груди, совсем недавно, в прошедшие каникулы, лежала обнаженной перед другим мужчиной, и для нее прикосновение Дмитрия не внове, а он полагал, что у обоих это впервые. И не ревность возникла в его груди, это открытие так поразила его, что он невольно отпустил девушку, застыл. Люба почувствовала легкое отчуждение юноши, прижалась к нему, горячо зашептала:
-Ты не думай, Дима, я не набиваюсь к тебе в невесты. Ты нравишься мне, я влюблена в тебя, ничего от тебя не требую. Мне очень хорошо с тобой. Я хочу, чтобы мы были вместе до конца учебы. А там будет видно, как нам поступить.
-И мне с тобой хорошо, Люба, - деревянным голосом проговорил в темноту Дмитрий. Возбуждение от близости медленно угасало. - Понимаешь, в моем полунищенском состоянии строить серьезные отношения было бы неразумно. Не хочу тебя обманывать.
Девушка обняла его за шею, притянула к себе, горячо зашептала в самое ухо:
-Да я ничего от тебя не требую. Будь только со мной. В качестве друга, моего возлюбленного, любовника, кого хочешь! Ты очень люб мне, я буду преданной твоей избранницей. Ты не думай, я не падшая женшина! Я бы оставалась верной и своему другу, но он оставил меня, изменил, обманул. И я теперь свободна от всех обязательств. Будь моей опорой! Я не хочу, чтобы кто-то посторонний глазел на меня сальными глазами, а так все будут знать, что ты мой избранник, - громким шепотом горячо шептала девушка.
«Вот те раз! - подумал Дмитрий. -И это Люба, самая скромная из всех. Может быть и прав Павел, нет на курсе девушек. У всех за спиной прошлая и настоящая бурная жизнь».
-И ты, неуверенная в моей любви, согласна стать моей женщиной?- удрученно спросил он.
-Могу быть просто другом, - прошептала она.
-Люба, у меня не было женщины, - признался он. - Я любил одну девчонку в школе, но мы встретились только один раз. У нее строгие родители. И все! Ты уже испытала… - он запнулся, не зная, как высказаться, - а я нет...
Девушка словно не слышала его, начала осыпать его лицо поцелуями, горячо зашептала:
-Хочешь, я буду твоей?! Прямо сейчас?
Конечно, Дмитрий хотел этого, он не знал, что при этом должен делать. Срывать с нее одежду, или подождать, когда она сама разденется? Легче всего было уйти. Встать и уйти. Дезертировать! Только стыдно потом будет смотреть друг другу в глаза: ей за свое падение, ему за дезертирство. Он остановил ее, взял за плечи, и медленно положил головой на подушку. Волосы обильно распластались по всей подушке, девушка замерла и ждала от него дальнейших действий. Он на минуту замер, не знал, как ему поступить, она ждала от него дальнейших  действий широко открытыми глазами. И он начал целовать ее, шею, все ниже, ложбинку груди, девушка вновь задышала, грудь вздымалась, она в истоме закрыла глаза.
-Скажи, теперь, как порядочный человек, я буду обязан на тебе жениться? - спросил он, начитавшись романов Вальтера Скотта о джентльменском отношении мужчины к женщине.
-Нет. Мы оба к этому не готовы. Если ты полюбишь меня, то к концу учебы будет видно, - громким шепотом ответила девушка, и нетерпеливо притянула к себе.
Утром Дмитрий по-воровски выглянул в коридор, убедился, что там пусто, кивнул Любе и, втянув голову в плечи, быстрым, крадучимся шагом пошел в свою комнату. У себя он сел на стул и тупо уставился в окно, открывая в душе новые ощущения. Это была незабываемая ночь. Первая в его жизни. Никогда ранее он не видел и не ощущал обнаженного девичьего тела. И для него это стало таким открытием, которое поразило его в самое сердце. Только удручало некоторое сознание того, что девушка отдалась ему без слов любви с его стороны. Он и сам не знал, как к ней теперь относиться. Она нравилась ему, со своей русой косой в его глазах она олицетворяла русскую девушку у ствола белой березы из стихов Есенина. Он не успел осознать, что не испытывая большой всеобъемлющей любви, вдруг оказался в ее постели. И как теперь ему быть дальше? Продолжать отношения или принять за обоюдное желание всего на один только вечер. Но прошел день, и все эти мысли улетучились из головы, как только он вечером увидел Любу. Она вся светилась изнутри, и Дмитрию захотелось опять ощутить то пьянящее чувство близости, целовать и ощущать запах девичьего тела.
Теперь они избегали общие посиделки в комнате с оставшимися на каникулах студентами, а старались быть вдвоем, поскольку оба понимали насколько скоротечны каникулы, через неделю аудитории и коридоры вновь наполнятся студентами, и негде будет им уединиться. А еще, к Любе приехала обеспокоенная не приездом дочери мама, и девушка не очень была рада ей, хотя она привезла ей продукты и деньги. Люба украдкой забегала к нему в комнату, делилась продуктами, быстро целовала и убегала. Она не хотела знакомить его с мамой, поскольку та по-прежнему полагала, у дочери в городе остался жених, который ждет ее. Когда они уехали на экскурсию в город, Дмитрий спустился в холл, где стояли телефоны, набрал номер Дианы. Нужно поздравить девушку с Новым годом. К телефону долго не подходили, и он уже хотел положить трубку, когда трубку сняли, и тусклый голос просипел:
-Да...
-Диана, это я, Дима Орлов. Я хотел поздравить тебя с Новым годом…
Она перебила его.
-Ты почему не уехал домой? - спросила она.
-Туда с пересадками пока доедешь, пора обратно будет ехать, - пояснил он. Не стал объяснять, что на поездку у него нет денег.
-Приезжай ко мне. Мне так хреново, я одна сойду с ума, - с болью в голосе проговорила она.
-Хорошо, - несколько поспешно согласился он, хотя был несколько озадачен ее состоянием и скоротечным приглашением.
-Ты помнишь, где я живу? - спросила она.
-Да.
-Позвони три коротких раза, я иным не хочу открывать, - попросила она.
-Через полчаса буду.
Диана встретила его с бокалом в руках, везде царил полумрак. Она взяла его руку, потянула за собой.
-Погоди, я обувь сниму. Наслежу.
Он нагнулся, скинул ботинки, верхнюю одежду.
-Ты чего в легкой курточке? На дворе мороз, - заметила она.
-Закаляюсь. Не хотел осенью везти из дому пальто, думал съезжу на каникулы, - пояснил он.
Они зашли в комнату. На столе начатая бутылка вина, фрукты, кожура от мандарин валялись на столе и полу.
-Как все запущено, - проговорил Дмитрий, - у тебя депрессуха?
-Да. У нас ведь тоже каникулы. Новый год просидела одна, смотрела телевизор. Никого не хочу видеть. Новыми подругами я еще не обзавелась.  А те что были ранее, все при мужьях и родителях, - небрежно пояснила она.
-К родителям почему не поехала? - спросил Дмитрий.
-Отец так и не простил меня. У него не умещается в голове, как можно поменять МГУ на какое-то училище. Мама, вот, привезла деньги, продукты и вино. Выпей со мной.
Она налила ему в бокал, приподняла свой, смотрела на него сквозь стекло, томно проговорила:
-Что ты мне пожелаешь в новом году?
-Что можно желать девушке, у которой все есть, - кивнул он на стол. А если серьезно: Закончить с успехом училище, получать значимые роли. Выйти замуж за достойного человека. И впредь не скучать. Пить в одиночестве не самый лучший выход из депрессии. Вспомни печальный опыт актрис, которые после блестящих ролей, топили свое одиночество в вине.
-Какой ты зануда. Начал хорошо, кончил за упокой. За тебя!
И опрокинула остаток вина в себя. Дмитрий надпил, поставил бокал, взял мандарин, очистил, разломил на дольки, одну дольку себе, одну давал Диане. Она как цыпленок открывала рот и лукаво поглядывала на парня.
-Как вовремя ты пришел, - сказала она.
-Сам не ожидал. Я ведь позвонил, чтобы поздравить, не более. Не могу понять, почему ты одна, без парня? Ведь возле тебя всегда, как пчел возле меда?
-Ты еще скажи, как мух возле…
-Нет, - прервал он ее, - именно меда!
-Ах, спасибо! Все, кто возле меня ждут только одного! Тем более, в Новогоднюю ночь! А я хочу чувствовать рядом умного собеседника.
-Ты полагаешь, что я один из них?
-Не знаю. Просто я просидела Новогоднюю ночь одна, затем еще несколько ночей и решила, что могу свихнуться. Ты позвонил, когда я уже не могла оставаться одна.
Она встала,  села на диван. Дмитрий остался сидеть на стуле, повернулся к ней, расспрашивал, как проходит ее учеба. Ведь в училище учат предметам, о которых он не мог даже представить. Например, по сценическому искусству им приходиться лаять собакой, впадать в транс, вызывать слезы. Преподают им заслуженные и народные артисты республики, которых Дмитрий мог видеть только в кино. Она расспрашивала его о прежних знакомых. Дмитрий спросил, приходил ли к ней в гости Павел?
-Приходил. Два раза. И оба раза под хорошим хмельком. Мылился остаться на ночь. Один раз выставила сама. Второй раз пригрозила вызвать милицию. Обозвал дурой и исчез. Он ведь в кампании хорош.  А в отношениях он весьма-а непостоянен.  И однообразен, - сморщила она свой носик.
Так беседовали они, пока за окном не сгустилась темень.
-Я пойду, - встал он. Его, наверняка, ждет Люба, только вряд ли она сможет зайти к нему на некоторое время, у нее в гостях мать. - Сполосну от мандарин  руки. У тебя ванная там ? - показал он на дверь.
-Да. Полотенце любое.
Он зашел в ванную,  вытирая руки, громко сказал:
-Здорово! У тебя ванна. Я сто лет не купался в ванной. В общежитии душ, дома у меня  - душ. По воскресениям общественная баня, там тоже тазики и душ, - сказал он без всякой задней мысли.
Диана встала у двери, прислонилась к косяку.
-Хочешь, прими ванную, - просто сказала она.
-Правда?!
Она пожала плечами.
-Я бы с удовольствием, но неудобно как-то… - спохватился он, не мог себе представить, что он разденется в чужой комнате, будет пользоваться чужим полотенцем, мылом и шампунью.
-Неудобно на потолке спать, - хмыкнула девушка, отошла и вернулась с большим махровым полотенцем.
-Ой, спасибо! Не сочти за наглость, я быстро…
-Не торопись. Самый кайф полежать в теплой воде. Шампунь и мыло на полочке.
И закрыла за собой дверь. Дмитрий быстро разделся, набрал ванну теплой водой, лежал и нежился. Действительно не часто ему приходилось лежать в ванной. Так было у дяди Васи в Крыму, когда они ездили к нему в гости, тогда он был еще малолетним.  Ходили к тети Варе в Измаиле, они жили в квартире, у них была ванная, он с мамой целенаправленно ходили принимать ванную, поскольку городская баня была на ремонте. Он нежился, вспоминая те счастливые дни детства, потом опомнился, все же он не у тети Вари, нужно торопиться. Быстро намылился.
-У тебя все нормально? - спросила Диана из-за двери.
-Да, да, я сейчас выхожу…
Он вышел счастливый и расслабленный.
-Благодать какая, не знаю, как тебя отблагодарить.
-А ты останься у меня. А то мне будет вдвойне грустно одной. Да и нельзя тебе с мокрой головой на мороз, - предложила она.
Дмитрий на миг замер. А как же Люба? Это же явная измена. Но оттолкнуть Диану тоже было бы верхом невежества, она же полагает, что его никто не ждет, студенты все разъехались.
-Я постелю тебе на диване, - сказала Диана.
-Да? - глупо спросил он, полагая, что если его оставляют, то спать им в одной постели. - А почему не вместе?
Диана с укоризной посмотрела на него.
-И ты туда же… Я дала зарок, не спать с мужчинами до первой брачной ночи. А оставляю тебя, уверена в твоей порядочности.
Дмитрий явно озадачился, никак не ожидал такого поворота.
-Погоди, Паша говорил, что ты жила с парнем и собиралась выйти за него замуж. И сейчас у тебя кто-то есть, только… почему я, а не он здесь? - глупо спросил он.
-Слушай больше ты своего Пашу, - недовольно проговорила она. - Балабол и трепач. Парни у меня были, и есть, спать с ними я не собиралась. Это либо друзья, либо поклонники. Среди них нет тех, с которыми хотела бы проснуться и провести всю жизнь в одной постели, - скороговоркой выговорила она, расстилая постель на диване.
-Почему ты тогда не выходишь замуж? Ведь ты красивая, умная, упакованная, все у тебя есть. У тебя куча поклонников. И тебе уже достаточно для замужества лет. Ты какого принца ждешь? А если ты не встретишь достойного, так и будешь себя беречь? - недоумевал парень.
-Посмотрим. Я дала зарок в этом, новом году познакомится с достойным моей руки и сердца парнем, - заявила она. - А не получится, выйду за того, кто будет искренне меня любить.
Она взбила подушку, показала рукой на диван, на котором он может располагаться, сама отошла, в темноте разделась, улеглась на кровати у окна. С чувством некоторого смятения он разделся, старался не смотреть в сторону Дианы, нырнул под одеяло. Чтобы говорить с ней, Дмитрию приходилось задирать голову.
-Расскажи о себе, - попросила Диана. - Ведь я почти ничего не знаю о тебе. Вижу, ты  умный, скромный юноша, ты симпатичен мне. А главное, не пытаешься волочиться за мной, - со скрытой улыбкой в голосе проговорила она.
-А ты бы очень хотела этого?
-Тогда ты был бы как все, и не был бы так приятен. Просто любопытно, почему все стремятся сразу понравиться мне, осыпают комплиментами, стараются ухаживать, при этом всегда стремятся форсировать события. Именно поэтому я и осталась одна на Новый год. Потому что заранее знала, чем бы все это закончилось… все проехали. Расскажи о себе, - потребовала она.
-А что рассказывать? Биография моя коротенькая, не успела обрасти событиями. Родился в городе Измаиле, ты о таком и не слышала. Это на самом краю теперешней Украины, далее за Дунаем расположена Румыния. Родители люди простые. Отец рабочий, мать домохозяйка, есть брат, служит во Львове. В Измаиле окончил школу, - медленно рассказывал Дмитрий.
-Даже не представляю, где это? Раньше это была не Украина?
-Раньше мы не ощущали себя жителями Украины. Мы жили в большом Советском Союзе, говорили и учились по-русски, читали русские книги, вся деловая переписка велась на русском языке. Ничего украинского, кроме песен, мы не слышали. За редким исключением в пригородных селах жители говорили на смеси русского и украинского, мы его суржиком называли.
-Девушка у тебя дома осталась? - спросила Дина.
-Нет. Я был влюблен в одну девушку из моей школы, но отношения у нас не сложились.
Он замер, ожидая вопроса о девушке в институте, лихорадочно думал, как ответить, врать не хотелось, он не был влюблен, но после последних событий в их отношениях отказаться от Любы, ему казалось предательством. Диана спросила о другом:
-По окончании ты вернешься домой,  на Украину?
-Не знаю. Не решил еще. Все будет зависеть от обстановки. Посмотрю, к чему приведет суверенитет республики. Впереди четыре года учебы, многое может измениться. В Москве, конечно, перспективы заманчивее. Пока я еще гражданин с паспортом СССР, как и все вокруг. Боюсь что-либо загадывать, нужно сначала институт закончить, - пояснял Дмитрий.
Потом он опять  расспрашивал об учебе в училище, спрашивал, когда он увидит ее в студенческом спектакле, и позже на большом экране. Она отвечала, что киностудии сокращают выпуск фильмов, безденежье подкосило киноиндустрию, в театры люди почти перестали ходить. Было время, когда  билеты продавали из-под полы, достать  невозможно, сейчас залы полупустые.
Утром Диана напоила парня кофе, благодарила  за проведенный вечер, не дал ей умереть от одиночества. Просила звонить и заходить, она верит в его порядочность. Он не приставал, не доставал намеками, вел себя ровно, по-товарищески, и это ей импонировало.
-Ты открываешься для меня с каждым разом новыми гранями, - искренне высказался на прощание Дмитрий. - Не думал, что такие, как ты,  эмансипированные девушки могут оказаться более целомудренными, нежели некоторые тихони, - пояснил он.
Она с любопытством взглянула на него, ожидая разъяснения.
-Обижаешься, что не прыгнула к тебе в постель? - прыснула она в ладошку.
-Нет. Наоборот, еще больше зауважал. Я бы женился на тебе, если бы не твоя квартира и влиятельные родители, - полу шутя, полу серьезно сказал он на выходе. - А так будут тыкать пальцами, альфонс или нахлебник выискался.
Она улыбнулась и поцеловала его в щеку, и тут же подтолкнула в спину на выход.
Возле университета он встретил Пашу.
-Где ты шляешься? - недовольно спросил он. -Комната заперта, тебя нет?
Вместо ответа Дмитрий обеспокоенно спросил:
-Слушай, а ты Любу Савушкину не встретил?
-Нет. А что?
-Я не ночевал дома, если что, подтверди ей, что я у тебя ночевал.
Павел недоуменно и подозрительно посмотрел на товарища.
-А ты что, уже с ней… - он потер указательные пальцы, - замутил?
-Неважно, сделай, как я прошу.
-Постой! А ты где ночевал? - озадачился Павел и с любопытством посмотрел на друга.
-В ночном клубе, - соврал он.
Он откинулся, с удивлением посмотрел на товарища.
-Вот те раз! На какие шиши? - подозрительно спросил Павел. - Я пришел пригласить тебя к нам на обед. Думал ты бедствуешь, а ты по ночным клубам шляешься. Я рассказывал матери о тебе, поведал ей, что ты не поехал на каникулы, сидишь со стипендией, на которую нечего купить, она приглашает тебя на обед к нам, - строчил друг скороговоркой.
-Погоди, Паша, - остановил его Дмитрий. - Давай в следующий раз. Я не выспался. Нужно отлежаться. Передай маме спасибо.
Ему совестно было смотреть в глаза другу, словно его вина, что он ночевал там, где Пашу выставили за дверь.
На следующий день он вызвал на переговоры родителей, потом Николая. Хотел посоветоваться, как ему продолжать учебу в сложившихся обстоятельствах. Ему, как иностранному теперь студенту, перестанут платить стипендию. Мать и отец ничего путного сказать не могли. Ходят слухи о смене денег, тогда они не смогут помогать сыну.  Они спрашивали, если он согласиться на российское гражданство, можно ли потом будет вернуться на Украину? И посоветовали самому решить, как ему поступить. Они были бы рады, если бы сын находился рядом, сами прожили без высшего образования, и он проживет. Николай высказался более определенно: возвращаться на Украину стрёмно! Тут молодчики в западных городах с факелами расхаживают, историю перевирают, руку в нацистском приветствии вскидывают, и власти их не останавливают, того и гляди в Киеве подобное начнется, а потом и на юг перекинутся, непонятно, чем все это закончится. И Дмитрий понимал, не их он опасался. Боялся, что запретят писать о них правду, а врать и подстраиваться под требования  начальства, - он не хотел.   Насаждается украинский язык, на котором он вряд ли сможет писать свои репортажи. Если он примет российское гражданство, никто ему не помешает приезжать домой навещать родителей.
-А тебе почему бы тогда не вернуться служить в Россию? Мы же русские? - спросил он брата.
-Я принял присягу на верность украинскому народу. Два раза присягу не принимают. Да и к родителям поближе, в случае чего, - пояснил Николай. - Кто за ними присмотрит на старости лет?
-Коля, ты помнишь, мы с тобой в юности читали статью философа Ильина, написанную еще задолго до отечественной войны? Он писал об Украине, что она признается наиболее угрожаемой частью России в смысле отделения и завоевания. Украинский сепаратизм возник на честолюбии вожаков и международной завоевательной интриги. Он говорил, что отделившись, Украина предает себя на завоевание и разграбление иностранцами. Иностранцы, которые хотят расчленения Украины, должны помнить, что этим они объявляют вековую борьбу России. Мы еще тогда с тобой поспорили, и не согласились с мнением философа.
-Помню. Мы тогда полагали, что он исходил из предвоенной обстановки в мире, все изменилось после войны, Украина России не угрожала. Мы просто в силу своей юности не ощущали перемен в обществе, - отозвался Николай.
-К сожалению, его пророчества сбываются. Поэтому я бы не хотел возвращаться домой. Или если вернусь, останусь работать в Киеве в либеральной прессе, - сказал брату Дмитрий.
-Печальна судьба либералов в стране, где не работают в полной мере законы, - проговорил Дмитрий.
Договорились держать друг друга в курсе, к концу учебы будет ясно, к какому берегу Дмитрию надо будет прибиться.
Позже выяснилось, при желании российское гражданство не так легко получить для человека, который нигде не прописан, за исключением временной прописки в общежитии на время учебы, которая закончится с окончанием института. Но вкладыш российского гражданина на время учебы ему выдали. И стипендию продолжали платить.

*  *  *
В середине января Николай, действительно, принял присягу на верность служения украинскому народу. И с этих пор стал офицером новой украинской армии. Радости ему это не доставляло. За время учебы привык к мысли, что по окончании училища вольется в армию Советского Союза и будет служить там, куда его пошлют. Хоть на Дальний Восток, хоть на Север или в любую республику. Он и здесь готов служить, только ему плохо давался украинский язык, и не нравились националистические настроения. Парадную советскую форму исключили из употребления, поскольку новой формы не выдали, носили полевую армейскую, но без портупеи и знаков различия советского образца.
Еще до Нового года Олесь после службы предложил ему пойти на научную политическую конференцию, посвященную истории национального движения в современной Украине. Он всячески опекал Николая, старался сделать из него  последователя националистического движения. Вечер все равно нечем занять, Николай согласился. В небольшом зале собрались несколько военных, которых Николай не знал, два милиционера в чинах, человек пятнадцать гражданских, в основном молодежь. Выступал с лекцией мужчина средних лет в вышиванке навыпуск, подпоясанная узким ремешком, бородка, аккуратно подстриженные волосы под горшок, запорожские усы, круглые очки. Типичный пропагандист начала двадцатого века. Олесь с Николаем опоздали к началу, осторожно прошли на свободные стулья. Лектор рассказывал на украинском языке:
-...И семнадцатый год в России, и девяносто первый в Советском Союзе начались не вчера, а задолго до этих дат. Так и украинская борьба за самостийность началась не с объявлением независимости Украины, а задолго до гражданской войны, - говорил ровным голосом лектор, оглядывая из-под очков аудиторию. - Кратковременная победа с борцами за независимость после войны была короткой. И здесь мы должны вспомнить Никиту Хрущева, и в какой-то степени быть ему дважды благодарны.  Один раз за подарок в виде Крыма, а он всегда был украинским, второй раз за амнистию, в ходе которой были освобождены из лагерей тысячи наших братьев, которые сражались за свободу Украины. И несколько тысяч вернулись из-за рубежа.  По амнистии вышел на свободу даже высший руководитель организации украинского национализма Василий Кук, который был главнокомандующим Украинской повстанческой армией. Всем вышедшим на свободу бывшим борцам предписано было устраиваться по возможности на работу во все руководящие органы, в органы печати, в партийные и административные учреждения. Наш земляк руководитель Львовского краевого отдела ОУН  Василий Заставный написал завет для всех последователей: «Период борьбы с оружием в руках прошел. Настал период борьбы за молодежь, период врастания наших последователей в органы советской власти, как можно больше быть в руководстве промышленностью, транспорта, особенно образования, прививать молодежи все национальное, выдвигать своих людей на хозяйственные и партийные посты, внушать мысль, что украинец на голову выше остальных народностей, проживающих в Украине». Этот завет актуален и сегодня. Молодежь настоящая кузница кадров ОУН-УПА. Еще в те годы молодежь делилась на три возрастные группы от пятнадцати до восемнадцати лет, младших использовали как разведчиков, наблюдателей, связных. Старшие готовились быть диверсантами. Должен вам сказать, что в отделе особого назначения принимал активное участие наш нынешний председатель Верховной Рады Леонид Макарович Кравчук. Поэтому мы должны всячески поддерживать его кандидатуру на пост президента Украины. Ведь благодаря поддержке наших единомышленников его быстро начали продвигать по служебной и партийной лестнице. Кравчук с честью выполнил свою миссию по развалу Советского Союза и установлению независимой Украины, - продолжал вещать монотонно лектор.
Он еще долго говорил о  необходимости работы с молодежью, создавать боевое крыло партии, Николай почти не слушал, ему захотелось на свежий воздух. К счастью и Олесь заторопился, у него запланировано еще одно мероприятие, они вышли  в зимний вечер, где Николай со вздохом проговорил:
-Мне это мероприятие напомнило ликбез марксистских кружков из старых фильмов.
-Да, но марксисты заседали нелегально, а мы свободно можем послушать то, о чем при советах вслух не говорили, - самодовольно проговорил Олесь.
-Странно, что Советы не пресекли на корню подпольную деятельность националистов, - высказал свое удивление Николай.
Олесь изобразил на лице довольную мину.
-Они не сидели в подполье, действовали вполне легально. Конечно, с трезубцем по улицам не бегали. Делали свое дело тихо, спокойно, капля камень точит. Результат налицо! Ладно, я побежал. Ты на Новый год приходи к нам. Галка будет рада тебя видеть. Я ей внушаю мысль, что ты настоящий патриот и достойный офицер, - протянул он руку.
Николай в ответ пожал руку и ничего не ответил. Ему неприятен самодовольный и хамоватый Олесь, однако, никуда от него никуда не денешься, он его куратор, коллега, сослуживец. Идти в его семью в гости не хотелось. Правда сестра у него симпатичная, даже красивая. А он так ни с кем за эти полгода и не познакомился. Служба заканчивается поздно, офицеры разобщены, избегают дружеских отношений, появилось наушничество, стучали на тех, кто не хочет воспринимать новые реалии жизни, не поддерживает тех офицеров, которые стараются доказать, что Россия всегда старалась угнетать украинский народ. Призывали признавать тех героев, которые боролись за независимую Украину. По улицами маршировали молодые люди из «Национальных охранных отрядов», одетые в черную форму, на рукавах эмблема «Вольфсангель» - эмблема войск немецких СС «Дайс Райх».  Их задача охранять акции националистов от полиции и коммунистов. Их вождь Андрей Порубий сидел в Киеве, организовывал подобные отряды во многих городах,  Львов для них   является оплотом, самым надежным филиалом, которым руководил в том числе и Олесь Омельченко. Некоторые офицеры открыто протестовали против подобных настроений в обществе, упорно говорили по-русски, противостояние достигало накала, все понимали, так долго продолжаться не может. Николай больше отмалчивался, покровительство Олеся ограждало его от более пристального внимания тех, кто старался бороться за чистоту армейских рядов. В клубы Николай не ходил, он хотя и говорил сносно по-украински, но в его акценте сразу узнавали русскоговорящего. Патриотичные девчонки крутили носом, менее патриотичные барышни в клубы не ходили.
На Новый год Николай решил пойти в кафе, где собиралась молодежь. Хотел посидеть тихо в уголке, потягивать вино, наблюдать за танцами молодежи.  Не успел уйти, ближе к вечеру зашел Олесь и уговорил пойти  к его родителям в гости. Он жил от них отдельно, и сам с удовольствием бы ушел в свою кампанию, но мать строго настрого приказала быть на Новый год у них, это семейный праздник, ему хватает остальных дней для взрослых безобразий. Уговаривали Олеся жениться, он только отмахивался: на его век и так баб хватает, зачем связывать себя узами. Николай попытался отказаться, Олесь уговорил его, сказал, что ему будет весьма скучно сидеть со стариками и ворчливой сестрой. А так они под предлогом могут вместе свалить сразу после  боя часов. 
-Только захвати гитару, - попросил он. - И не одевай форму.
-Не хватало еще на Новый год одевать форму. Я и в будни в ней за пределы полка не выхожу.
Квартира у родителей Олеся просторная.  Мать Елена Григорьевна женщина высокая, крупная, не толстая, не утратившая былой красоты, приняла из рук Николая торт, отметила, он вежлив, галантно поцеловал ей руку.  Пожал руку отцу Богдану Викторовичу, по военному представился. Со слов Олеся он знал,  мать заведующая поликлиникой, отец доцент, преподает в институте математику. Подошел к Галине, поздоровался, сказал родителям, он почти с ней знаком, ее  при случайной встрече предоставил ему брат Олесь. На сей раз Галя более внимательно посмотрела на него, улыбнулась и кивнула, подтвердив ту встречу.
Новый год встретили с шампанским, желали процветания стране и каждому за столом, мать попросила Николая спеть, коли он пришел с гитарой.
-Вы знаете украинскую песню «Нiчь яка мiсячна», - спросила Елена Григорьевна, в полной уверенности, современная молодежь не может знать народный украинский романс.
Николай ответил,  у них в городе за праздничным столом часто поют украинские песни, даже в Москве он их слышал, конечно, он знает ее, его мать очень любит этот романс, если только ему помогут подпеть третий куплет, в котором он не совсем помнит слова. Николай взял гитару, чуть настроил, проникновенно запел тихим голосом, сначала ему подпела мать, затем и отец начал слегка басить. По окончании мать захлопала в ладоши. Галина улыбалась, но молчала. Только смотрела на Николая, сравнивала его со своими однокурсниками, и про себя отметила, проигрывают они на его фоне. Николаю резало слух, как родители называли дочь: Гала, с глухим произношением первой буквы «Г», и на конце вместо мягкой буквы «я», произносят «а». Ведь даже в русскоязычном городе Измаиле, когда пели украинскую песню: «Галю, моя Галю, дай воды напыться…», имя произносили мягко. Николай в данном случае пел, как бы для нее одной, поскольку ловил ее взгляды, хотя песнь заказала мать. Девушка улыбалась и ничего не говорила. Ему казалось, он очаровал мать в большей степени, чем дочь. После его ухода мать заметила дочери:
-Вот такого бы тебе мужа, жаль только, что нищеброд.
-Вы тоже начинали не с этих хором, - огрызнулась дочь.
-Да! Время было такое. Теперь мы в состоянии обеспечить вам будущее. Братцу твоему говорили не ходи в военные, это не специальность, были  возможности получше. И ты присмотрись к сыну уважаемых Москаленковых, посты они занимают, - дай Бог каждому!
Дочь укоризненно посмотрела на мать.
-Мама, Москаленко девкам юбки задирает в институте, получает по морде и при этом смеется, как ненормальный. У него детство в одном месте играет! - эмоционально высказалась она.
-Хорошо, а чем тебе не подходит сынок Кузменко? Очень достойная семья. И он на тебя так зачарованно смотрит.
-Да такой же дебил, как и Москаленко. Мне мама не с их родителями жить, что вы меня все сватаете непонятно к кому. Я сама найду себе жениха. Вот возьму и выйду за этого нищеброда, как вы говорите. А что?! Состоявшийся мужчина. Умный. Продвинется по службе. Не всю же жизнь он будет в лейтенантах ходить, да в общежитии жить. На первых порах вы поможете. А там и мы на ноги встанем, - увещевала дочь родителей.
Мать сидела, слушала. Молчала. Потом устало проговорила.
-Не встанет он на ноги. Совестливый больно. Будет всем уступать дорогу. Вот наш Олесь, тот пробьет себе дорогу. За него я спокойна.
-Поживем увидим, - ответила дочь. И ей назло матери захотелось доказать, что ее инициативы и напора хватит, чтобы даже из совестливого и не пробивного мужчины, сделать успешного офицера и гражданина. Под успехом она понимала карьеру любой ценой и достаток в доме. В ее доме! Отдельно от родителей.
*  *  *
Сразу после Нового года в России объявили о либерализации цен, то есть, цены отпустили на волю. Декабрьская стипендия превратилась в пыль.  Батон хлеба стал стоить дороже стипендии. Родители помочь ничем не могли, почтовые переводы не работали, а вскоре и заговорили на Украине о смене денежной реформы, на смену рублю приходил карбованец. Приехавший после каникул Степан привез  вещмешок картошки, крупу, овощи и доллары, которые дал ему отец. Как только в России отменили статью за валютные операции, доллары стали чуть ли не единственной твердой валютой. Он  делился продуктами с Дмитрием, когда продуктов осталось мало, решили пойти разгружать вагоны. Положение Дмитрия усугублялось тем, что он не взял из дому зимние вещи. Полагал поедет на каникулы, и оденется по сезону. Первый поход на Курский товарный вокзал закончился неудачно, там таких, как они оказалось больше, чем надо. Не только студенты желали разгружать вагоны, но и потерявшие работу рабочие стояли в очереди. Между ними сновали жучки, которые за полцены предлагали свои услуги по трудоустройству. Чуть повезло на Павелецком товарном вокзале, там предложили разгружать ящики с дагестанским коньяком, денег не обещали, предложили в счет оплаты взять по две пятилитровых канистры с коньяком.
-Зачем нам коньяк?! - возмутился Дмитрий, Степан толкнул его в бок.
-Молчи. Продадим...
Так они и пришли в общежитие с четырьмя канистрами коньяка. Степан налил в стакан, попробовал, выплюнул.
-Гадость! Паленка! Сволочи! Хорошо, что спирт не метиловый.
Он знал толк в спиртном, Молдавия производила отменные коньяки. Весь коньяк им продать не удалось. У людей нет денег, им не до спиртного. Половина выпили студенты. Все отметили, это дешевая водка подкрашенная красителем, не отравились, и то хорошо! Продуктами немного помогала  сердобольная Люба, все больше влюбленная в Дмитрия. Да и он привык к ее вниманию, и уже сам не понимал, любит ли он ее или просто привык к ее постоянному присутствию. Теперь они вместе сидели на лекциях, уединялись в аудитории, готовили контрольные, переписывали лекции и целовались. В вечернее время она часто  и уже запросто приходила  в его комнату, и ее девчонки по комнате привыкли к его частому посещению. Да и сами девчонки обзавелись парнями, и теперь это была большая, почти  семейная кампания. Только Степан оставил дома девушку, которую любил, строчил ей письма через день, и старался не мешать Дмитрию, когда Люба задерживалась в их комнате надолго.
В стране объявили о приватизации недвижимости, фабрик и заводов. Выпустили ваучеры. Степан сразу придумал источник заработка. Он предложил скупать их по дешевке и перепродавать подороже.
-Нам ваучеры ни к чему. Мы не собираемся жить в России, - привел он аргумент.
-Это же спекуляция? - напомнил Дмитрий.
-Статью за спекуляцию отменили.
-А где взять исходный капитал? -задал сакраментальный вопрос Дмитрий.
-Вот здесь надо подумать, - заявил Степан. - Придется обратиться за помощью к папаше.
-Ты обратишься к папаше. Мне обратиться не к кому. Я опять сяду тебе на шею? 
-Я дам тебе в долг. А ты отдашь мне из оборота, - предложил Степан.
На том и порешили. Все равно другого выхода не было. Борьба за кусок хлеба превращалась в единственную цель, которая отодвигала на второй план учебу. Благо профессора не очень придирались, им самим не до учебного процесса, зарплату задерживали, а та, что есть, не хватает на элементарное прожитие. Кое -кто из преподавателей намекал, за дополнительную плату готов поставить зачет. Жить становилось все тяжелее. Поднимала голову преступность, молодые парни сбивались в группировки, занимались рэкетом и вымогательством. Их иногда ловили и отпускали. Нет в уголовном кодексе России статьи за рэкет, да и понятия такого ранее не было. Чувствуя беспомощность милиции, они еще больше наглели. На милицию надежд у населения мало. Им также задерживали заработную плату, они теперь промышляют взятками, не гнушаются выпрашивать у предпринимателей помощь на содержание милиции.
Студенты и студентки все чаще вечерами, во время посиделок касались вопросов политики, поскольку сама политика вторгалась в их жизнь. Сидели, спорили, искали ответы и не находили.
-Я не могу понять одно, все мы проголосовали за суверенитет республик,  в надежде, заживем лучше прежнего, а кто-нибудь думал, чем все это может закончится? - спросил Степан, обвел глазами собравшихся в комнате. Теперь уже не было тех застолий и танцев, которыми заполнялись комнаты студенческого общежития. Сидели тихо, беседа текла размеренно, иногда накалялась, начинались споры. Степан продолжал: - Миллионы русских остались за границей. Поверьте, национальные кадры начнут вытеснять их. Сгонять из занимаемых должностей, хотя сами в порой в них ничего не понимают. Будут насаждать национальные языки, многие русские не говорят на местных языках. Это я наблюдаю в своей Молдавии, там уже раздаются голоса о запрете русского языка, вся деловая переписка ведется на молдавском.
-На Украине такая же история, - подал реплику Дмитрий.
-Почему-то все ожидали, что экономика каждой республики воспрянет, поскольку перестанет отчислять средства в союзный бюджет. А забыли, что отдельные заводы и высоко технологические предприятия разбросаны по многим республикам. У России не осталось незамерзающих портов. Трубопроводы проходят тоже по многим республикам, - подтвердил казах Амагельды Сарсымбаев, его все называли на русский манер Аликом. Парень взрослый, он три года поступал в МГУ, и только на четвертый раз поступил. И решил любой ценой институт закончить. Он справедливо полагал, диплом МГУ будет котироваться в любой стране, если даже отношения между республиками не сложатся. Такого же мнения был и Степан, хотя отец его всячески уговаривал вернутся в Молдавию и строить совместный бизнес.
-Кстати, ни Казахстан, ни другие азиатские республики не думали отделяться, пока эти три чудика в Беловежской пуще не объявили о самостоятельности. Центр отвалил, что остается делать окраинам, - высказался Амагельды.
-Ребята, тут и у нас, в России, не все так просто с полномочиями республик, - вклинилась в разговор Люба. - Не все внутренние республики подписали договор о разграничении предметов полномочий между центром и властью на местах. Татарстан, Чечня и Ингушетия отказались подписать и хотели бы выйти из состава России. Как бы мы, русские, тоже не распались на  удельные княжества. Вот будет потеха: государство Уральское, республика Татарстан, великий Чеченский халифат...
-У вас страна большая. Даже если отойдет Чечня с Татарстаном вы все равно останетесь самым большим государством в мире. А вот у нас  Приднестровье объявило об отделении от Молдавии, гагузы тоже хотят пойти по тому же пути. Тогда наше государство на политической карте невозможно будет найти, - грустно заметил Степан. - Наш президент Мирча Снегур создает добровольческие отряды для борьбы с сепаратизмом. А это уже гражданская война, - добавил он.
-Это говорит о том, что ни под каким соусом нельзя позволять сепаратные настроения в республиках, - сказала девушка Света, студентка из Владимира. - А тебе Степа нельзя возвращаться, иначе пойдешь воевать с гагаузами.
-Вот тут и задумаешься, как иным поступить! За целостность республики нужно сражаться. С другой стороны: гагаузы не молдаване, и хотят жить своей жизнью, стоить свою автономию. Что же их насильно нужно сгонять в общее стадо? - высказал свое мнение Степан. - Хотя не понимаю, как будут выживать лоскутные государства без промышленности и экономических связей.
-Интересно, как там у нашего Шато сложилась жизнь? Ведь он парень горячий, наверняка влез в  заваруху по низложению Звиада Гамсархурдиа, - спросил студент Горлов, парень из еще более далекой Томской области.
-Он националист по сути своей, думаю, он сейчас в рядах тех, кто воюет против Осетии или Абхазии, - высказала предположение Люба. - У нас тоже возникают элементы сепаратизма. Вон, в Чечне Дудаев распустил государственные органы управления.
Студент Горлов подтвердил;
-Депутатов избили, а председателя грозненского городского совета Куценко выбросили в окно.
-Какой кошмар! - воскликнула Света. - Насмерть?
-К сожалению. Они уже давно объявили о выходе из состава СССР, захватили склады с оружием. Российские войска выведены из Чечни, - пояснил Горлов. - Там сейчас грабежи и убийства происходят, грабят поезда и грузовые составы, погибают железнодорожники.
-Куда же наша власть смотрит? - спросила Света.
-В том то и дело, что власть нынче слаба, - заметил Дмитрий.
-А еще с Америкой хотели воевать, - пожала плечами Света.
-В России атомная дубинка, потому и не лезут сюда. Они экономически будут вас давить, - подсказал Степан.
-Мы с Америкой теперь друзья, - напомнил студент из Минска Игорь Нестерчук. - Горбачев им все сдал, а Ельцин  эстафету принял.
Вот такие не юношеские разговоры вели студенты вместо того, чтобы плясать, да за девчонками ухлестывать.
-Я часто задумывался, в какой области журналистики я хотел бы работать? Теперь понимаю, буду заниматься политической журналистикой, - сказал уверено Дмитрий.
-Пожалуй, я тоже, - кивнул Амагельды.
-Пора стучаться в различные газеты и предлагать свои услуги в качестве внештатных корреспондентов. Теперь такие времена, учреждается много различных изданий, от бульварных до политических, журналистов не хватает. А мы хотя и студенты, но все же будущие журналисты. Многие с опытом работы, - заявила Люба.
Все посмотрели на нее с уважением.
-Это мысль! - веско высказался Степан.
-После таких серьезных дебатов, я бы выпил, - заявил Слава, студент из Удмуртии. - У вас коньяк весь выдули, или заначка имеется? - обратился он к Степану.
-Разве с такой оравой пьющих студентов что-нибудь может остаться, - отмахнулся от него Степан.
-Опять на голодный желудок спать придется, да еще и на трезвую голову, - притворно повздыхал Горлов.
Двадцать третьего февраля студент из соседней аудитории сказал Дмитрию, что у входа его ждет девушка, просила выйти к ней. Дмитрий пожал плечами, кто бы его мог вызвать, пошел к выходу, пока шел, догадался, позвать его могла только Диана. Действительно, она нервно прохаживалась на ступеньках, увидела Дмитрия быстро пошла навстречу.
-Чего ты так долго?! Меня такси уже полчаса ждет! - заявила она. - На, держи. И сунула ему в руки объемный пакет.
-Что это?
-Там посмотришь. С праздником тебя. Я побежала.
Чмокнула его в щеку, и легкой походкой сбежала по ступенькам в сторону площади перед зданием, на которой стояло такси.
-Погоди!.. - только и успел окликнуть ее Дмитрий, но она не оборачиваясь помахала рукой, села в такси и уехала.
В комнате он развернул пакет, в нем оказалась пуховик, теплая зимняя куртка. Ими заполонили все вещевые рынки. В душе у Дмитрия похолодело. Не хватало еще, чтобы девушка делали ему подарки, притом такие дорогие. Степан увидел, присвистнул:
-Это откуда у нас такое богатство?
-С неба упало, - буркнул Дмитрий, недоуменно вертел в руках куртку, несколько ошеломленный поступком Дианы.
-Бедная Россия поднимает экономику  Вьетнама, - кивнул на куртку Степан.
Дмитрий торопливо свернул куртку и вновь засунул ее в пакет. Сел на кровать, задумался, как ему поступить. Засунул куртку глубоко под кровать. На следующий вечер он поехал к Диане. Убедился, что окно ее светится, поднялся на ее этаж, позвонил в дверь условными с первого раза  тремя короткими звонками. Дверь тот час распахнулась, на пороге стояла Диана в домашнем халатике, с веником в руке.
-Я запоздало подумала, что ты принесешь мне ее обратно, - сказала она.
-Я не могу принять от тебя такой подарок, - решительно заявил Дмитрий.
-Заходи, - посторонилась она.
Дмитрий зашел, остановился у порога. Протянул ей пакет.
-Это не подарок, - заявила она. - Это благотворительная помощь.
-Все равно не могу, - упрямо мотнул головой Дмитрий.
-И что же ты прикажешь мне с ней делать? Брата у меня нет. Выбросить жалко. А тебе она в самый раз. Зима еще не закончилась.
Она прошла в комнату, оставив дверь открытой, оттуда проговорила:
-Заходи, чаю попьем. У меня тортик по случаю имеется. Поклонник угостил.
Дмитрий вздохнул, снял ботинки, прошел в комнату. Положил пакет на диван, сел рядом и положил руку на пакет.
-Тебе родители дали деньги на пропитание. Знали бы они на что ты их тратишь, - укоризненно  проговорил Дмитрий. Диана только носиком покрутила.
-Скоро восьмое марта, чем я смогу отблагодарить тебя?  - спросил Дмитрий с долей иронии в голосе, поскольку с его финансовым положением денег не хватает на пропитание.
-Шубу подаришь мне норковую. Садись к столу.
Она налила в чашку чай, отрезала торт, потом спохватилась.
-Погоди, ты же голодный. Я сейчас… - и умчалась на кухню.
-Ничего мне не надо! - только и успел крикнуть Дмитрий. Через некоторое время она появилась с бутербродами.
-Ешь. Торт потом, - и отодвинула блюдце с куском торта.
Дмитрий испытывал голод, гордость не позволяла наброситься на бутерброды, Диана заметила его замешательство, решительно пододвинула тарелку, сказала:
-Не уйдешь, пока не съешь.
-Дина, чем можно объяснить такое внимание ко мне? - спросил Дмитрий, осторожно взял бутерброд, откусил, не спеша стал жевать. Не хотел, чтобы девушка видела насколько он голоден.
-У меня меркантильный к тебе интерес, - заявила она. - Ты станешь известным журналистом. Я - известной актрисой. Ты будешь писать обо мне хвалебные статьи, - и лукаво посмотрела на парня.
-А куртка - это взятка? Я могу не состоятся как журналист, а ты никакой актрисой, что тогда? - возразил Дмитрий.
-Такого не может быть. Мы оба целеустремленные и тщеславные молодые люди. Ты же видел меня на сцене, хвалил. И Пашка говорил, что у тебя хорошие контрольные работы на заданную тему. Значит, все у нас сложится.
-Если ты станешь хорошей актрисой, тебя и без моих статей заметят. А я тем более не смогу писать о тебе хорошо, помня, что я куплен тобой этой курткой, - отхлебнул он чай, и приподняв брови, посмотрел в упор на Диану.
-Хорошо! Тогда я скажу тебе, что решила одарить тебя, потому-что ты нравишься мне, и весьма жаль, что ты зимой ходишь в осенней куртке, ты заболеешь, и мне будет жаль тебя вдвойне.
-Не заболею. У меня майка, рубаха, свитер. Я как капуста.
-Я серьезно, сравнивала тебя с многими своими возлюбленными, и они привлекают меня меньше, чем ты. Многие бы взяли  куртку и спасибо забыли сказать, - уже серьезно сказала Диана.
-У тебя так и не появился тот единственный, для которого ты бережешь себя? - спросил Дмитрий, чтобы как-то отвлечься от скользкой темы.
-Нет. Но я решила больше не воздерживаться. Тем более мой сокурсник очень усиленно пытается влюбить меня в себя. Не Бог весть что, но на безрыбье и рак рыба. Поняла, идеала мне не встретить. Тебе я безразлична. Пора удариться во все тяжкие. И уже бы ударилась, только вспоминаю тебя и мне становиться совестно. Ты не от мира сего. Провинциальное воспитание все же благороднее, не так среда развращает, - говорила Дина, и Дмитрий не мог понять, шутит она или говорит серьезно.
-Тебя вот не  развратила, - напомнил Дмитрий ей ту ночь, когда он ночевал у нее на другом диване.
-Я исключение. Если бы мои родители не считали меня всю мою молодость беспечной, легкомысленной, я назло им вела себя менее достойно, а сама, назло им, блюла себя.
Дмитрий приподнял брови от удивления, надо же чем руководствуется девушка в своем стремлении что-то доказать родителям и себе!
-Они могут об этом не узнать. Если оступишься, они так и будут считать этот поступок продолжением твоего поведения. Не лучше ли тебе покаяться, и поговорить с ними серьезно. Судя по тому, как они о тебе заботятся, - он обвел рукой комнату, -  они тебя любят.
Девушка помолчала, внимательно посмотрела на Дмитрия.
-Ты заходи ко мне почаще, - попросила она.
-Дина, у меня есть девушка, - признался Дмитрий. - Она так самозабвенно обо мне заботиться, что было бы свинством отвергнуть ее. Она любит меня, - серьезно проговорил он.
-А ты ее? - живо спросила она.
-И я ее, - не так уверенно произнес он, и она заметила его заминку.
-Твоя порядочность не позволит изменить ей, поскольку она твоя женщина. Правильно я думаю? - спросила она. Дмитрий кивнул. - Я даже полагаю, не ты добивался ее, она воспользовалась твоей неопытностью, - с усмешкой проговорила Диана. Она подперла ладонью лицо, смотрела на Дмитрия снизу вверх,  в глазах чуть затаенная улыбка.
-Ты не права. Она не пользовалась моей неопытностью. Она предлагала  остаться  друзьями, а я не устоял. И я не могу появиться перед ней в новой куртке, она знает, что у меня нет денег. А врать как-то не хочется.
-А почему бы тебе не сказать, что я по дружбе подарила тебе вещь? Ведь между нами ничего не было.
-Девушки не верят в дружбу между мужчиной и женщиной. Тем более, когда дарят дорогие подарки. Не хватает мне еще и альфонсом оказаться.
Диана вскочила. Заговорила со злой интонацией в голосе:
-Послушай! Я сделала тебе подарок, потому что очень уважаю тебя. Ты настоящий. Ты не льстил мне. Ты не домогался меня. Тебя не прельщала моя квартира. Тебе от меня ничего не надо. И мне от тебя тоже! Могу я подарить вещь тому, кому хочется?! И я тебя очень прошу, прими этот подарок хотя бы до весны, а потеплеет, принесешь мне и я отдам ее бомжу.
Дмитрий молчал. Принять подарок он не мог. И отказать - обидеть ее. Ведь помыслы ее чисты. Он помнит, как в Измаиле, проходя мимо ювелирного магазина, видел в окне на витрине ювелирные изделия, он мечтал, если бы у него были деньги, он купил бы Эсфирь самое дорогое украшение. И был бы счастлив, если бы она приняла его.
-Ты ставишь меня в очень неудобное положение. Поверь, я очень хорошо к тебе отношусь. Более того, я был влюблен в тебя с того первого раза, когда увидел тебя. Полагал,  ты девушка Павла, и не смел даже намеком сказать тебе о своем чувстве. А сейчас я не могу предать девушку, которая доверилась мне, - горячо проговорил Дмитрий.
-Эта та, с которой я тебя тогда встретила? - спросила Диана.
-Да. Ты пойми, между нами стоит не только моя девушка, мое неравное с тобой положение, вообще становится непреодолимой преградой.
-Дурачок, - тихо сказала она.
-А главное, моему хрупкому нарождающемуся чувству к тебе, и твоему уважению ко мне встанет непреодолимой силой эта злосчастная куртка. Я впредь не смогу подойти к тебе,   всегда буду думать, это благодаря твоему подарку я стараюсь услужить тебе, не знаю... Мои поступки будут всегда  выглядеть глупыми, - старался он оправдать свой отказ от подарка.
Диана решительно встала, взяла куртку.
-Хорошо. Я повешу эту куртку в шкаф. Когда я выйду замуж, ты сможешь принять ее в подарок от меня, как от друга, - сказала она.
-Как вариант, - согласился Дмитрий.
Они долго стояли на пороге, все никак не могли распрощаться, такое чувство, что они расстаются на полуслове, чего-то недосказав друг другу важного.

В общежитии в комнате сидели Степан и Люба, оба готовились к завтрашней контрольной по основам журналисткой деятельности. Увидев вошедшего Дмитрия, она глянула на его руки, он догадался, что Степан рассказал о куртке. Люба подтвердила:
-Говорят ты тут появлялся с обновой?
Отступать было некуда, он сказал правду:
-Диана сделала подарок к мужскому празднику, я вернул его ей.
-Почему вдруг она делает тебе подарки? - округлила она глаза.
-Сказала, что уважает.
Люба хмыкнула.
-Я многих ребят уважаю в нашей группе. И декана уважаю. Однако  подарков никому не делаю. Тебе готова сделать скромный подарок, -  она показала ему носки, - потому, что я не только уважаю тебя, но и люблю.
-Спасибо.
Он разделся, устало сел, смотрел на Любу.
-Пойдем, я тебя накормлю, - позвала она.
Дмитрий был сыт. Но признаться в этом не захотел.
-У меня что-то с животом… Ужинай без меня.
Ему почему-то в эту минуту хотелось, чтобы она ушла.

* * *
Служба для Николая протекала не так, как он ее представлял, когда учился в училище. Единоначалие нарушилось из-за идеологических убеждений.  Офицеры в большей части разговаривали между собой по-русски, под давлением сверху приказы издавали на украинском, команды подавали на украинском. В остальном высказывали свою отрицательную точку зрения на все происходящее к вящему неудовольствию выходцев из западных областей Украины. Негласно стали разделяться на приверженцев русского языка и украинского. Поскольку Львов исторически расположен в западной части страны, большинство жителей говорили по-украински. Но не это являлось основополагающим водоразделом между русскоязычными и сторонниками украинского языка. Не все могли согласиться с утверждением, что насаждаемая  солдатам и  молодежи в городе мысль о том, что Украина всегда боролась за самостоятельность и отделение от России, а воины украинской освободительной армии истинные борцы за свободу Украины, - единственно верна. Командир батальона уроженец Крыма, майор Гриценко Григорий Богданович, его перевели во Львов еще до распада СССР, высказался по этому поводу однозначно: «Не добили их после сорок пятого...». Теперь крымчанин рвался назад, его не отпускали. Не потому, что там не было вакансий, не хотели отпускать туда прокрымски настроенного офицера. Легче уволить. Крым бурлил, там большинство населения говорили по-русски, Крымская автономная республика Верховным советом переименована в Республику Крым. Образовались партии, которые противоречили конституции Украины. Командир батальона поддерживал своих крымчан, и крайне был недоволен националистическими выходками своих подчиненных. Его заместитель, выходец из Ивано-Франковска, чувствуя поддержку радикально настроенных офицеров и городских властей, явно игнорировал приказы своего командира, исполнял их с явной издевкой. Командир роты поддерживал своего земляка и настороженно относился к офицерам, прибывшим в свое время служить из восточных областей. В пику им крайне вызывающе вел себя Олесь Омельченко. Он с товарищами отрицал всякую возможность сближения с Россией, для него первоочередной задачей было сближение с западом, для чего он через командира полка добивался ввести в полку изучение западных образцов вооружений. Пестовал социал-националистическую партию, объявил, что будет баллотироваться в местные органы власти.
-Киев нам не  указ, - не один раз он говорил Николаю, - мы, западники, законодатели мод. Они должны ориентироваться на нас, брать пример с нас. У них в правительстве и Раде слишком много засело пророссийских политиков, а это недопустимо.
-Львов - прям таки столица мироздания, - бурчал недовольно Николай.
-А как же! - довольно констатировал Олесь. - Тебе тоже пора определиться с кем ты.
-Я бы хотел быть вне политики. Военные должны исполнять политическую волю руководства, защищать родину. Митинговать - удел уличной шпаны, - недовольно отзывался Николай.
Олесь недовольно засопел.
-Нельзя в такое время быть вне политики! И что в тебе нашла Галка, - негодующе проговорил Олесь. - На гитарке бренчишь, да мозги ей пудришь. Делом нужно заниматься! Историю творить!
Отношения Николая и Галины Омельченко приобрели характер «плотной дружбы, плавно перетекающей в любовные», - так Николай охарактеризовал свои отношения с сестрой Олеся. Они начали встречаться после того новогоднего вечера, к вящему неудовольствию родителей. Они даже просили Олеся походатайствовать перед руководством, чтобы Николая отослали служить куда-нибудь в дальний гарнизон. Галина услышала разговор матери с братом, заявила, она поедет за ним на край света. Они будут настаивать на бракосочетании своей дочери с сыном депутата городского Совета. Эти настроения в семье подстегнули Галину к более решительным действиям. Она сама неожиданно для Николая явилась вечером к нему в общежитие, хотя ранее они встречались исключительно в театрах, кино, целовались в парке, в подъезде дома, куда он провожал ее после свиданий, она спрашивала его:
-Ты любишь меня?
-Люблю.
Николай был искренен. Галина все же красивая девушка, в такую нельзя не влюбиться. Характер сложноват, так это по молодости, в семейной жизни все наладится.
-И я тебя люблю, - говорила она и торопливо на прощание целовала.
Сейчас она застыла на пороге, решительно заявила: она готова остаться жить у него и разделять все армейские его невзгоды. Крайне удивленный поступком девушки Николай озадачился:
-Галя, у меня за душой все, что ты видишь, - показал он на голые стены комнаты. - Нам даже зарплату за последний месяц не выдали. От рублей отказались, а свою валюту еще не ввели.
-Ты говорил, что любишь меня.  Если ты ошибался, тогда я уйду, - заявила Галя, и демонстративно взялась за дверную ручку.
-Нет, что ты, Галя, я потому и хочу тебя оградить от бытовых невзгод, потому что люблю тебя. Опасаюсь, твоя любовь пройдет, а бытовые проблемы останутся. Ты первая пожалеешь, что пошла на этот шаг, - попытался отговорить девушку Николай. - Ты красивая, достойна более лучшей партии. Родители  не простят тебе подобного мезальянса.
-Я готова, Коля, перенести с тобой любые трудности, - заявила девушка.
Он взял ее за руку, ответ от двери, обнял, прижал к себе. Николай понимал, девушка выросла в достатке, и она не понимает, как  трудно ей будет столкнуться с действительностью, когда порой не на что купить самого элементарного.
Галина казалось не слышала его увещеваний.
-Ты все же не любишь меня,  - капризно проговорила она, и глаза ее расширились.
-Люблю, Галя, люблю. Именно поэтому не хочу, чтобы ты потом жалела о своем шаге.
Девушка обняла Николая, потянулась к его губам. После поцелуя, тихо сказала:
-Я все решила. Останусь с тобой.
-Олесь убьет меня, - улыбнулся он.
-Ты его боишься?
-Нет. Это право брата отстаивать честь сестры. Давай пойдем к родителям, я, как положено, попрошу твоей руки, - предложил Николай.
-Они могут отказать. А после того, как я не приду домой ночевать, расскажу, что  провела ночь у тебя, им деваться будет некуда, - сказала она.
-Они поднимут на ноги всю львовскую милицию. Ты ранее дома не ночевала? Было такое? - недоверчиво спросил Николай.
-Было. Редко. Я позвоню, скажу, заночевала у подруги, чтобы не беспокоились. А утром расскажем о моем грехопадении, и объявим о своем решении пожениться, - предложила она.
-Как у тебя все просто. А на что мы будем жить? И где? Здесь? - похлопал он ладонью по крышке стола.
-Я все продумала! Мы снимем на первое время квартиру. Ты сейчас не думай ни о чем. Завтра будем думать, а сейчас я хочу быть с тобой, - потянулась она к нему,  счастливо засмеялась, повалила Николая на кровать, придавила собой, и начала целовать его, приподнималась над ним и спрашивала: «Любишь?» - «Люблю!» - подтверждал Николай.
Они опомнились от поцелуев, когда в комнате уже стемнело, вспомнили, нужно позвонить родителям, выскочили всего на минутку, девушка позвонила домой, затем вернулись и начали любовные игры. Он целовал ее, щекотал, медленно расстегивал кофточку на груди, целовал ложбинку, в любовной неге они катались по кровати, и все спрашивали: «Любишь?» - «Люблю!» - «А ты меня?» - «И я тебя!».
Утром счастливые, уставшие, все никак не могли выбраться из постели. Только Галя пыталась встать, Николай останавливал ее поцелуями, он тоже не мог оторваться от девушки, благо день выходной от службы. Наконец, он вскочил, надо же хотя бы заварить чайник, купить печенье. Он быстро оделся, Галя наблюдала за ним, томно потягивалась в постели, наблюдая за ним своими карими призывными глазами:
-Никогда не думала, что так сладко целовать и обнимать мужчину, - томно высказалась она.
-А я никогда не видел при свете тебя обнаженной, - засмеялся он и сорвал с нее одеяло. Она стыдливо дернулась, потом вспомнила, он теперь навеки ее мужчина и нарочито вытянулась, демонстрируя свои прелести.
-Ну как? - самодовольно спросила она, зная, ее фигура  безупречна.
-Богиня! - похвалил новоиспеченный любовник, без пяти минут муж, наклонился и поцеловал шейку, губы, грудь. Она обхватила его за шею.
-Не пущу, - счастливо заворковала она на ухо.
-Пусти. Я быстро, - пообещал он.
Он выскочил за пределы городка к ближайшему магазину. И встретил Олеся, который в выходной день по графику дежурил по роте. Тот сообщил:
-Все! Прозевал Галку. Не ночевала дома. Сказала у подруги. Только не верю я. Баба она видная, не устояла, сучка.
Николай не стал его разочаровывать, только пожал плечами, дескать, сожалею, и побежал дальше. Денег у него кот наплакал. И все же он на последние деньги купил к чаю печенья, сладостей, не задумываясь, как и на что он будет жить дальше. Когда пришел, Галка уже встала, умылась, прибрала постель.
-Олеся встретил, - сообщил он. - Сказал, что ты не ночевала дома, ушла от меня к другому. Не поверил, что ты у подруги ночуешь.
Галя рассмеялась.
-И правильно не поверил. Я у друга ночевала.
-Для Олеся будет сюрприз.
-Плевать на него, - беспечно отмахнулась девушка. - Давай чай пить.
После чаепития, Николай спросил, как здесь принято свататься?  Он заметил обряды здесь совершенно отличаются от придунайских, он уже проворачивал в голове, кого из сослуживцев попросить исполнить роль свата. Остановился на молодом лейтенанте Александре Бойко, только недавно пришедшем служить в полк, и его назначили служить командиром взвода. Хороший парень, родом из Белой Глины, где у него остались родители и девушка, которая обещала его дождаться до первого отпуска, и тогда они сыграют свадьбу. Они стали приятельствовать,  теперь Николай, как ранее его Олесь, водил молодого взводного по городу показывал «злачные места». Пожалуй, его можно попросить быть сватом и потом свидетелем в ЗАГСе. Девушка укоризненно посмотрела на него, сказала с иронией:
-Какие сваты?! Брось ты эти старомодные обычаи! Сейчас пойдем к родителям, объявим им, что мы уже муж и жена. Сегодня же воскресение? Они дома. А в ЗАГС заявление подадим завтра. Мама выдаст мне справку, что я на шестом месяце беременности, и нас распишут без предварительного срока, - рассудительно проговорила Галя.
-Прагматичная ты, - покрутил шеей Николай. - Как родители отнесутся ко всему этому? Как снег на голову!
-Плохо отнесутся, - успокоила его Галя. - Только куда им деваться. Я поставлю их перед фактом. И признаюсь, что это я тебя совратила, а не ты меня.
Николай притворно почесал затылок.
-Если уж ставить перед фактом, то может быть с брачным свидетельством? Втихую распишемся и вот, пожальте! Тогда в их глазах ты не станешь падшей дочерью. Тебя не в чем будет упрекнуть. Мало ли как дальше сложится. Все равно ты эту ночь переночевала у подруги, пусть так и думают, - предложил Николай. Девушка задумалась.
-Возможно, ты прав, - медленно произнесла она. Потом с подозрением спросила: - А ты не передумаешь? Добился своего и в кусты?
-Ну что ты такое говоришь?! - обнял ее, а сам подумал: Разве я добивался ее, сама ведь пришла. Эта мысль тут же улетучилась, когда Галя кошечкой потерлась своей щекой о его подбородок и преданно заглянула в глаза.
-Только я не смогу так долго ждать. Ведь тогда нам придется месяц скрываться, а я теперь хочу только с тобой засыпать и просыпаться, - проговорила она.
-Месяц можно потерпеть, - мягко проговорил он, взял ее руки, чтобы у нее не возникла мысль, что он любой ценой хочет избежать брака. - За это время я подыщу съемную квартиру.
-У тебя есть деньги, чтобы ее снять? - с усмешкой спросила она.
Николай замялся. Деньги, действительно задерживали, в канцелярии сказали, что в ближайшие дни зарплата не предвидеться. Правда, если треть зарплаты оставить кассиру, тогда деньги могут выдать за позапрошлый месяц.
-С деньгами худо, - признался он. - Но и родителями  жить как-то несолидно. Взрослый человек, муж, офицер, и сразу садиться на шею родителям. Несолидно как-то!
-Ты же не виноват, что  наша армия такая нищая.
-Да вся страна нищая! Говорили, вот отделимся от России, заживем! Отделились! Купоны в фантики превращаются. Пока нам выдадут их, они еще в два раза обесценятся, - с досадой произнес Николай.
  -Слушай, а откуда у Олеся доллары водятся? Он же не получает зарплату в долларах? - спросила Галя.
-Олесь со товарищи военное имущество на сторону толканет, - произнес Николай.
-Это же подсудное дело?!
-Подсудное, - подтвердил Николай. - В любом нормальном государстве.  При нашей общей неразберихе, учет ведется из рук вон плохо. У нас после ухода российских войск, знаешь, сколько неучтенного оборудования и техники осталось? Вот они его и дербанят, - пояснил он девушке.
-А ты почему не участвуешь в этом? Думаю, один Олесь такое бы не провернул. Значит в этом командиры замазаны.
-Правильно думаешь. Младшие офицеры к разделу пирога не допускаются. Олесь воспользовался своими связями, он вообще пригрозил командиру батальона расправой. Молодчики из его партии один раз окружили дом батальонного, пригрозили ему и его семье, если тот вздумает обижать их командира, ему несдобровать, с тех пор он стал тише воды, ниже травы, - выдавал он секрет участия брата в противоправной деятельности.
-Да, он с ними носится похлеще, чем с солдатами призывниками, - проговорила Галя. - Только учитывая нашу дальнейшую жизнь, ты все же помогай брату. Я попрошу его сама об этом, - заявила она.
Николая покоробило от ее настойчивой просьбы, но он промолчал. Не очень верил, что Олесь захочет видеть его в кругу своих подельников, а обижать отказом будущую жену не хотел.
В конце концов они все же решили,  месяц потерпят, поживут врозь, а завтра они подадут заявление в ЗАГС.

* *  *
Спекуляция ваучерами у Дмитрия не заладилась. Как-то не хватало ему совести уговаривать старушек продать ваучер по бросовой цене, чтобы продавать по завышенной. Ко всему прочему, возникла конкуренция, жучки всех возрастов шныряли по улицам с тихим призывом: «Меняю ваучеры, по выгодной цене, меняю ваучеры!», как грибы открывались  полуофициальные пункты обмена ваучерами. В итоге у него едва хватило рассчитаться с долгом Степану, и он опять остался при своих. У Степана дело продвигалось лучше. Все же коммерческая жилка у него более развита, не зря он в юности с отцом продавал вино. Хотя и он согласился, это был не тот вариант, на котором можно сделать хотя бы небольшой задел на будущее. Власти обещали, что цены на продукты питания, и все остальное, вырастут в пять раз, они выросли в сорок раз.
Наступала весна. Грязные потоки текли по улицам. Москва серая и тусклая, московские власти во главе с мэром Гавриилом Поповым занимались в большей степени политикой, митинговали, и не занимались благоустройством. Студенты потешались над высказыванием Попова тремя годами раньше, когда он выступал за перезахоронение Хрущева у Кремлевской стены. И это в то время, когда многие высказывались  перенести прах всех похороненных в стене куда-нибудь на кладбище. И Ленина советовали  вынести из Мавзолея, и перезахоронить его рядом с матерью в Ленинграде. Так же поговаривали, что Попов часто посещал американское посольство, ориентировался на американскую форму правления, поддерживал во всем Горбачева, знал о готовящемся перевороте, сказал об этом американскому послу, тот, якобы, передал Горбачеву, но он не поверил. Об этом узнали гораздо позже, когда арестованный Янаев показал, что они не трогали должностных лиц, и даже не сняли с должности Гавриила Попова, хотя знали, что все секреты он относит американцам. Именно при Попове в Москве началась интенсивная приватизация квартир, предприятий, учреждений, торговых и иных площадей недвижимости. За которые тут же вклинился в борьбу криминалитет. Власть мало обращала на это внимание, им все равно было, в чьи руки попадет государственное добро, и кто будет владеть той или иной недвижимостью. Надо было быстрее отчитаться, что они впереди «планеты» всей.
Дмитрий усиленно штудировал английский и французский языки. Знал, ему, как журналисту, придется общаться с иностранцами, и вообще, каждый уважающий журналист должен знать иностранный язык. Французский ему давался сложнее, произношение и грамматика никак не застревали в голове, он злился, швырял учебник на стол, Любаня с удивлением смотрела на него. Он оправдывался:
-Не понимаю, как французы научились так гундосить в нос, и что у них за произношение?!
Люба в ответ только смеялась, ей французский давался легко.  Хотя у английского грамматика тоже не подарок.
Павел все реже появлялся на занятиях.
-Ты чего сачкуешь? - спросил его Дмитрий.
-Папаше помогаю. Он с коллективом приватизировал универмаг, который теперь гордо называется торговым комплексом, и в котором работал директором. Я сейчас через подставных лиц скупаю ваучеры его продавцов, рабочих, шоферов. У торговым дома должен быть один руководитель, иначе в управлении сплошной бардак, лебедь рвется в облака, а щука тянет в воду, - пояснил он.
-А бывшие продавцы станут теперь его холопами? - спросил Горлов, студент появляющийся сразу, как только приходил Павел.
-Что ты несешь? Они останутся теми же продавцами, кем и были ранее.
-А при ваучерах они были бы совладельцами, - напомнил Дмитрий.
-Так экономика работать не будет. Не могут быть все владельцами. Кому -то работать надо. Кстати, это происходит во всей Москве, полагаю, по всей России. Жаль, что я не поступил на экономический факультет, или на юридический. Журналистика теперь никому не нужна. Вы живете в этих институтских стенах, и не знаете, что делается за ее пределами, - отбивался Павел.
-В этом ты прав. Все же я хочу закончить этот факультете. А тебе еще не поздно перевестись, - напомнил ему Горлов.
-Ладно, посмотрим, что нового тут у нас? Ты еще не расстался с Любаней? - спросил он Дмитрия.
-Нет.
-Надо же, как она тебя приворожила, - восхитился товарищ.
Дмитрий ничего не сказал. Он не стал другу говорить, что встречался с Дианой. А встреча прошла при инициативе Дианы. Она без особой радости сообщила о том, что решила выйти замуж. И при этом смотрела на Дмитрия, как он отреагирует на эту новость. Он плохо отреагировал, нахмурился, притих, потупился, помолчал, грустно спросил:
-Кто этот счастливец?
Он давно понял, к Любе он не испытывает большой любви, он испытывает к ней чувство благодарности за ее заботу, ласку, участие, привык к ее присутствию рядом, все вокруг знают об их отношениях, многие студенты и студентки к концу второго курса разбились на пары. Это был зов молодого тела к горячей девичьей плоти, часто принимаемая за любовь. Он хорошо к ней относится, полагает, что по окончании жениться на ней, поскольку после всех этих отношений бросить ее, было бы верхом свинства с его стороны. Но всегда, когда он общался с Дианой, с особой ясностью сознавал, именно ее он бы смог любить так, как когда-то любил в юности еврейскую девочку Эсфирь. Но он запретил себе об этом думать. Любят же фанаты заочно актрису Гурченко или певицу Пугачеву, понимая, они никогда не окажутся рядом.
-Мой однокурсник, - пояснила Диана, при этом сморщила носик. - Очень талантливый мальчик. Говорит,  любит меня. У него папа народный артист республики.
-Помнишь, я точно так же сказал, что Люба любит меня, ты тут же спросила: а ты ее? Вот и я спрашиваю: а ты его?
Они прохаживались по аллее Воробьевых гор, она тут же остановилась, повернулась к Дмитрию и решительно сказала:
-И я его. Все же главное в том, что он любит меня, - сделала ударение на слове «он». - Мне уже засиживаться в старых девах возраст не позволяет. Ты же в жены меня не позвал, - усмехнулась она.
-А ты бы согласилась? - не поверил Дмитрий.
-Подумала бы.
-Да какой из меня муж?! - отмахнулся  Дмитрий. - Хотя и студент твой такой же, если бы не его папа - народный артист. Полагал, ты выйдешь за солидного дядю, который был бы тебе опорой, сильной натурой, которого бы ты боготворила. А ты почему-то выбрала пацана. Из-за его отца? - спросил он.
-Нет. Так уж решила! Надоело одной вечерами сидеть дома или шляться по тусовкам. А он ходит за мной, как теленок на привязи, без материальных запросов, я и подумала, пусть будет рядом тот, кто любит меня. Я может быть и не полюблю никого в полной мере, что же мне теперь одной оставаться? - остановилась, повернулась корпусом  к нему. - Не могу понять твоего ко мне отношения, чем я для тебя плоха? Почему ты не добивался меня? Я ведь видела, как ты смотрел на меня? Полагала, любишь.
Дмитрий помялся.
-Ты слишком для меня хороша, - со вздохом проговорил он.
Она поджала губы и пошла вперед. Он догнал ее, пошел рядом, не поворачиваясь она серьезно проговорила:
-Ни ты, ни я, не будем счастливы в этих браках.
-Почему же? Ведь ты замуж выходишь по любви, я женюсь тоже… - и осекся от ее косого взгляда.
На прощание она попросила:
-Поцелуй меня, Дима.
Он слегка поцеловал ее холодные губы.
-Да не так!
Она обхватила его шею, притянула к себе и крепко поцеловала в губы.
-Прощай, - сказала она.
И уже когда отошла на приличное расстояние, обернулась и сказала:
-А куртка твоя висит. Сейчас уже весна. А осенью приходи, - и помахала рукой.
В тот вечер Дмитрий не находил себе места. Ему было так тяжко на душе, словно он потерял близкого человека. Не мог представить Диану в постели с другим мужчиной. Люба заметила его состояние, спросила:
-Ты пару схлопотал по контрольной?
Он посмотрел на нее и спросил:
-Люба, ты все еще любишь меня?
Она удивленно посмотрела на него:
-Что за глупый вопрос? Конечно! Еще в большей степени, чем раньше. А почему ты спросил?
*  *  *
Свадьбу играли в ресторане. Подвыпившие многочисленные родственники, о существовании которых Николай до вчерашнего дня не подозревал, кричали «Горько -о -о!!!», он целовал губы новоиспеченной жены, хмурился, садился и сосредоточенно смотрел в тарелку. Ему надоело сидеть среди этой шумной, незнакомой ему кампании, терпеливо ждал  окончания торжества. Хмельной Олесь лез к нему с объятиями, громко кричал, что они теперь не только однополчане, единомышленники, но и родственники, а точнее шурины. Потом воспользовался, когда Николай  вышел из-за стола, обхватил его за плечи, пьяно зашептал на ухо:
-Раз теперь мы с тобой родственники, так и быть, возьму тебя в долю, - заявил он.
-В какую еще долю? - посмотрел косо через плечо на шурина.
-Там узнаешь. Должен же ты достойно содержать молодую жену. Кстати, как она там?.. - поводил глазами и глумливо захихикал.
-Нормально, - сбросил он руку с плеча.
Невеста в подвенечном платье была особенно хороша, Николай любовался ею, про себя подумал: «Если бы ее красота соответствовала характеру!». А характер у нее оказался жесткий, это Николай почувствовал за месяц до свадьбы, когда Галя начала командовать им, как фельдфебель солдатом, капризничать, требовать излишнего внимания, хотя служба не позволяла быть им вместе столько, сколько бы ей хотелось. Она не считалась ни с чем, ни с его безденежьем, ни с задержками на службе, ни с его личным временем, которое он иногда тратил на изучение украинского языка или материальной части новых американских образцов стрелкового оружия.  Она хотела, чтобы он смотрел только на нее. Полагала, что коль природа наделила ее красотой, то и ее избранник должен ею любоваться, и исполнять ее капризы.
Родители Николая не приехали. Так они договорились по телефону. В связи с денежной реформой, денег почти ни у кого не было. Даже родители Галины, которые несравненно состоятельней родителей Николая, и те вынуждены были взять в долг у Олеся доллары. Николай пообещал родителям, они через месяц приедут в Измаил и повторят торжество.
После свадьбы молодые поехали в съемную квартиру.
-Представляешь, мои предки полагают, это у нас первая брачная ночь, - сказала Галя, оставшись наедине с Николаем. - Только Олесь не верит, что мы до сегодняшнего дня воздерживаемся.
И при этом залилась мстительным смешком, торопливо снимая с себя подвенечное платье. Николай вздохнул, ничего не ответил. Он так устал от свадебного мероприятия, что его уже не волновала женская нагота.
Летом Галя заканчивала институт, становилась дипломированным учителем украинского языка и литературы. Она готовилась работать в школе и давать уроки украинского языка. Украинский стал очень востребованным, его изучали врачи, инженеры, военные, чиновники. Вся официальная переписка велась на украинском языке. Командир батальона майор Гриценко возмущался:
-Я украинец в двадцать пятом колене, учился в Симферополе в русской школе, заканчивал военное училище в Киеве на русском языке, все вокруг говорили на русском, а теперь мои дети вынуждены учиться на украинском языке. В химии, физике нет терминов на украинском, так некоторые лингвисты умники выдумывают новый язык.
И покосился на Николая, которому не доверял. Все же родственник одному из одиозных офицеров.
-Балом правит сатана, - неожиданно для майора высказался Николай.
Майор удивленно посмотрел на молодого офицера, потряс в воздухе листом приказа.
-Написан мелким шрифтом для экономии бумаги. Глаза сломаешь. С кем же мы воевать собрались, если даже на бумаге экономим. Не говоря уж о боеприпасах, технике и снабжении. Скоро за свой счет форму покупать будем, - и при этом стучал кулаком по столу.
Семейная жизнь требовала от Николая новых решений. В условиях безденежья, он принял предложение Олеся, участвовать в полуподпольной распродаже военной техники. Под предлогом, что Украине не нужна устаревшая советская техника, он совместно с командиром роты списал два БТР, как не подлежащие ремонту. Хотя бронетехника была исправна. Встречался с посредниками, которые готовы купить машины, оговаривали цену. Те сначала предлагали купить в рассрочку, Олесь предупредил не соглашаться, иначе не увидишь ни денег, ни машин. Торг длился три дня. Николаю противна вся эта возня, но назвался груздем, полезай в кузовок. Он так же понимал, чуть политика повернется не в том направлении, в каком ее себе представляет Олесь и его покровители, как они первыми загремят под трибунал за разбазаривание военной техники, а вернее - за ее хищение. И сядут как раз вот такие младшие офицеры - шестерки, командиры повыше останутся в стороне. От выручки БТРов ему досталось всего несколько сот долларов, однако и этих денег хватало на безбедную жизнь целый месяц. Ведь за один доллар давали 450 карбованцев. Когда он дома Гале показал доллары, глаза ее алчно загорелись, она тут же начала прикидывать, что из одежды и золотых украшений они купят в выходной день. Она видела в магазине такое восхитительное кольцо, которое теперь она непременно купит.
-Галя, нам нужно думать о своей квартире, - напомнил Николай беспечной жене. - Откладывать и тратить очень экономно, иначе мы всегда будем жить в съемных квартирах.
Она только беспечно отмахивалась.
-Возьмем кредит в банке. Тряхнем родителей. Твои разве нам не помогут? - спрашивала она не отрывая взгляда от долларов. Они заворожили ее, загипнотизировали, и эта алчность была неприятна Николаю. Ему бы стукнуть по столу кулаком, накричать, показать, кто в семье хозяин, а он не мог. Не мог нарушить в душе то благоговейное чувство к ее внешней красоте. Он видел, как офицеры смотрели ей вслед, если он появлялся с ней в районе расположения части. Да и просто прохожие обращали внимание на нее. Все было при ней: и фигура, и волнистые каштановые волосы, и белая кожа, и утонченные черты лица. Не было только надлежащего воспитания. В семье культивировался культ стяжательства и злость на прежнюю советскую власть, которая не позволяла им открыто обогащаться. Теперь они наверстывали упущенное в полной мере.
-Мои не помогут, - жестко сказал он. Мне уже пора помогать им. Они же не знают о том плачевном состоянии, в котором находится армия.  Я учился на полном государственном обеспечении. А теперь они еле могут Димке помочь.
Галя презрительно хмыкнула, ей в голову не могло прийти, что дети должны помогать родителям. 
  Ожидаемого благополучия в стране так и не возникло. Правительства менялись со скоростью пулеметной очереди, однако сократить дефицит государственного бюджета, обеспечения нормального уровня зарплат им не удавалось. Забастовали шахтеры. За ними рабочие крупных предприятий, на которых сокращались рабочие места, закрывались цеха, которые работали с довоенных лет. Ушлые ребята играя на инфляции карбованца за бесценок скупали не работавшие предприятия.  При государственных предприятиях  создавались коммерческие. Они использовали территорию, государственное сырье, оборудование, устанавливали коммерческие цены на продукцию, доходы шли не на развитие производства, а в собственный карман. Прекращали во Львове свою деятельность Львовский автобусный завод, авиаремонтный завод, телевизионный и другие заводы. Все старались как больше нахапать от умирающих заводов. Защищая свои средства новые предприниматели прятали деньги в западных банках. Власть решили карбованцы заменить на собственную денежную единицу - купоны многоразового использования. На фоне инфляции и забастовок Верховная Рада приняла решение о проведении досрочных выборов в парламент и выборов президента. Кравчук был уверен, переизберут его, и тогда он урвет больше полномочий. Его в этом убедили партийные  лидеры из западных областей страны. Выборы назначили на весну следующего года.
Олесь все больше занимался созданием и укреплением своей партии, мало обращал внимание на службу. Его прикрывали такие же офицеры западники. Это не мешало ему продвигаться по службе, получать очередные звания. Олесь гордился тем, что в Украине появился свой первый лауреат Шевченковской  премии независимой Украины Иван Багрянный, который писал о преступлениях советского тоталитаризма. А также его радовало появление Украинской автокефальной православной церкви. Не потому, что Олесь был очень верующим, он вообще ратовал за доминирующую во Львове греко -католическую церковь, но автокефальную церковь поддерживал Кравчук в пику православной церкви, которая подчиняется Московскому патриархату. Его молодые борцы за самостийность Украины одну такую церковь на окраине Львова разгромили, священника таскали за бороду, прихожан, которые пытались заступиться за батюшку, тоже избили.
К третьей годовщине независимости Украины Николаю присвоили очередное звание - старший лейтенант. Олесю Омельченко - капитана и назначили заместителем командира роты. Майору Гриценко очередного звания не присвоили. Официально за низкую дисциплину в подразделении. Фактически - за политическую неблагонадежность. Он написал рапорт на имя министра обороны с просьбой перевести его в Крым. В последнее время в министерстве обороны решили, что целесообразно  военнослужащих дислоцировать по месту жительства. Так будет меньше расходов, для офицеров меньше придется выделять квартир, солдатам будут помогать родственники. Не зная о настроениях майора Гриценко, министр обороны наложил положительную резолюцию. Он готовился к отъезду, по этому поводу Олесь ядовито заметил:
-Скатертью дорожка. Он надеется, что Крым долго будет оставаться независимой республикой. Доберемся мы до него.
Майор Гриценко в узком кругу офицеров поведал то, о чем не писали в газетах,  ему приватно рассказывали родственники и друзья:
-Приезжали нацики на поезде «Дружбы» в Севастополь, заявляли, что Крым и Севастополь будет украинским, независимо от волеизъявления жителей. Никто их не приветствовал, они потоптались в центре города и укатили восвояси. Русская община в Крыму имеет поддержку почти всех жителей Крыма, кандидат от блока «Россия» Юрий Мешков выиграл президентские выборы в Крыму, Верховный Совет объявил полуостров независимым от Украины. 
-Разве Украина смирится с подобным положением дел? - высказал сомнение лейтенант Бойко.
-Конечно нет! Они решили задавить Крым блокадой. Перекрыли поставки продовольствия, хотят вызвать у жителей недовольство своим руководством. Пожалуй, им это удастся. Поживем, увидим.
-А вы, Григорий Богданович, каким видите Крым? За кого будете? За белых али за красных? - спросил Николай.
-Я за Интернационал, - подыграл ему Гриценко. - Кого понимать за красными, вообще-то я за здоровые силы. За нормальных политиков. За сильную армию и нейтральный статус Украины. Воевать ни с кем мы не собираемся. Россия заберет у нас атомное оружие и мы станем безъядерной, нейтральной державой.
-Украинец с западной Украины, и украинец с восточной Украины, - это два разных психотипа людей. Восточные - ближе к русскому менталитету, западные - к польскому, - высказался  офицер Бойко.
-Точно! - подтвердил Николай. - В наших краях никто не говорил по украински, в селах разговаривали на суржике. И в наших головах никогда не возникала мысль, что Украина всегда боролась за свою самостоятельность. А здесь только и слышишь, украинская национальная армия никогда не прекращала своей борьбы с  оккупационной властью с Россией.
Олесь, если слышал подобные высказывания, зло сопел при этих разговорах. И брал всех на заметку, кто высказывал подобные мысли. К Николаю он старался не придираться, все же муж его сестры. В отношении  лейтенанта Бойко он зло проговорил: «Он у меня до пенсии будет в лейтенантах ходить!».
 Олесь к неудовольствию родителей сошелся с разведенной женщиной на лет пять старше его. Брак не регистрировали. Николай мельком видел ту женщину. Крупная, фигуристая дама с пышными темными волосами, с вихляющей походкой и сигаретой в зубах. О свадьбе речи не шло.
На президентских выборах к огорчению Кравчука победил Леонид Кучма, известный в стране политик. Сначала технарь, директор  производственного объединения «Южный машино-строительный завод». Потом народный депутат Украины, затем стал премьер-министром  с расширенными полномочиями. И вот добился высшей государственной должности. Николая удивляла метаморфоза Кучмы, который выиграл выборы благодаря голосам восточной Украины, сразу же стал заигрывать с западными, более националистически настроенными областями, называя это желанием  объединить Украину, тем самым дал карт бланш националистам чувствовать себя более вольготно. Партия, в которой состоял Олесь Омельченко, в местный областной совет взяли всего десять процентов голосов, но  и это считалось большим достижением.
-Вспомни, с чего начинал Ленин, - говорил он Николаю. - Всего лишь десяток единомышленников. И у Гитлера вначале было немного сторонников. И что из этого в итоге получилось! И у нас получится! - уверенно утверждал он.
-Что должно получиться? - спрашивал Николай. - Какой ты видишь в результате Украину?
-Вот чудак! Это же известно! Ты разве не читал наших деклараций? Украина станет свободной от русского мира, мы отрицаем все советское прошлое, как оккупационное, мы не признаем советских праздников, почитаем борцов за свободу Украины, Бендеру, Шухевича, Коновальца и других.
Спорить с Олесем было бесполезно.

*  *  *
К четвертому курсу Дмитрий приехал отдохнувший и отъевшийся на домашних харчах.
А теперь остались одни  воспоминания. Время пролетело очень быстро. Не успела Люба распрощаться со слезами на глазах с Дмитрием, как радость встречи захлестнула ее вновь. Уже никого не стесняясь, она налетела на Дмитрия, обняла его, потянула за собой в укромное местечко, чтобы обцеловать его со всей страстью соскучившейся души.
Мать, по приезду сына, глядя на него, сокрушалась:
-Господи, одни кости остались! Даже нос заострился… - и подкладывала ему в тарелку, и рассказывала последние новости: Олег женился, жена молоденькая, Алефтиной кличут, сирота, она у бабушки с дедушкой живет, с ней два малолетних брата и старшая сестра. Родители угорели от печки, двое старших детей были в лагере, младшие у бабушки с дедушкой. Олег теперь тянет не только свою семью, но и семью своей молоденькой жены. И еще новость: Рая развелась с мужем. Терпела, терпела и не вытерпела. Дети выросли, дальше сама с ними справится.
-Чего это они? - без любопытства спросил Дмитрий, он знал, сестры между собой дружны, но сор из избы не выносят. Хотя развод Раи не стал для родственников неожиданностью. Знали, муж у нее мужчина увлекающийся, а Измаил городок маленький, шила в мешке не утаишь.
-К другой ушел, - коротко пояснила мать.
Дмитрий в душе удивился, как можно уйти от Раи, женщины красивой, умной, да и к тому же двое сыновей. Вслух ничего  не сказал.
Брат Николай приехал с молодой женой за три дня до отъезда Дмитрия на учебу. Раньше он никак не мог вырваться. Дмитрий по достоинству оценил выбор брата, жена красивая. Только молчаливая, и не поймешь, всем ли она довольна или скрывает свое недовольство за непроницаемой маской. По секрету он сказал, его жена беременна, поэтому она не в духе.
Еще брат поведал,  ему присвоили очередное воинское звание - старший лейтенант, назначили заместителем командира роты.
Казалось, только недавно, всего четыре месяца назад, Николай прислал брату с человеком, который ехал через Москву, сто долларов. Николай позвонил и назвал номер поезда и вагона, чтобы тот встретил по приезду человека, с которым он передал ему деньги.
-Ты что, разбогател? - спросил его по телефону Дмитрий.
-Не спрашивай. Чем богат, тем и рад.
-Как жена? Когда домой поедете? - кричал в трубку Дмитрий.
-Летом. И ты приезжай.
-Приеду на каникулы.
Сто долларов в то время приличные деньги. Он поменял пятьдесят долларов, накупил всяких сладостей, еды, бутылку вина, пришел в комнату к Любе, у той глаза расширились.
-Ты ограбил магазин?
-Почти.
-Откуда, Дима, дровишки?
Он в тон ей ответил:
-Из леса вестимо, бабки брат рубит,  я еду привожу, - и они счастливо засмеялись. Учеба на полный желудок лучше умещается в голове.
В институте распространяли билеты на концерт Аллы Пугачевой. Для студентов значительные скидки, Дмитрий купил два билета. Пугачева царствовала на эстраде, и не было до недавнего времени певицы, которая могла бы сравниться с ней по популярности. Последнее время молодая поросль молодых певцов и певичек стали наступать ей на пятки, поскольку вырос новый пласт продюсеров, которые начали проталкивать на эстраду голосистых и безголосых, поющих под фанеру певиц и певцов. Теперь певицы и певцы не стоят на сцене статично, как Кобзон, они прыгают козлами, певицы выходят в откровенных прикидах, некоторые в купальниках, чего никогда ранее нельзя было увидеть на эстраде.  По стране заколесили несколько «Ласковых маев», из каждого утюга слышен гнусавый голос юного Шатунова: «Белые розы, белые розы...». Прыгали жеребцами квартет певцов под странным названием «На-на». Молоденькие фанатки рвали на себе кофточки, размазывали слезы и сопли в надежде дотянуться до кумиров. Из новоявленных эстрадных див продюсеры выжимали все соки, заставляя давать по три, четыре концерта в день. И только Пугачева отличалась от них скромным поведением на сцене  и отменным голосом. Он взял с собой на концерт Любу. Места на стадионе достались на самой верхотуре, площадка с высоты казалась размером со спичечный коробок. Пугачеву и музыкантов можно было увидеть только в бинокль. Мощные динамики разносили голос певицы, сабвуферы вколачивали в мозги зрителей  ритм, публика восторженно ревела, и только под конец певица сошла со сцены и проехала по гаревой дорожке, приветствуя зрителей. Люба осталась довольна.
Дмитрий скептически высказался:
-Ползают казявки по сцене. По телевизору виден хотя бы крупный план...
Сессию за второй курс сдали без особых проблем, хвостов почти ни у кого не было, за исключением Павла, который последнее время все реже ходил на  занятия, чувствовалось, он полностью потерял интерес к будущей профессии. Студенты разъезжались на каникулы, Люба тяжело расставалась с Дмитрием. Ей казалось, что разлука так же может привести к разрыву, как было у нее с предыдущим женихом. Она все время твердила, она будет очень скучать. Уезжала она первой, Дмитрий провожал ее, она долго не могла отпустить  на перроне его руку, смотрела с полными слез глазами, словно не увидит его год.
-Не переживай, через полтора месяца встретимся, - успокаивал ее Дмитрий.
-Целых полтора месяца, - в плаксивой гримаске сморщилось ее лицо.
Он поцеловал ее, поезд уже тронулся и проводница недовольно проговорила,  она может остаться на перроне.
И вот они снова вместе. Каникулы пролетели, как один день. Рассказывали, как провели каникулы.
-Жениха своего видела? - спросил с иронией Дмитрий.
-Видела, - кивнула она головой.
Дмитрий спросил вроде с шуткой, а тут приподнял брови.
-И? - спросил он.
-Сказала, я вышла замуж.
-Я уже хотел заревновать, - хмыкнул он. - И у тебя ничего к нему не екнуло? Все же первый твой мужчина?
-Представляешь, кроме брезгливого чувства, ничего не испытала. Ведь он, как узнал, что я замужем, тут же начал приставать, дескать, теперь тебе терять нечего, давай вспомним былое… Ах, не хочу даже вспоминать! Теперь у меня есть ты, - и она прильнула к нему.
Потянулись единообразные дни учебы. Студенты в полной мере стали обращать внимание на политическую жизнь страны. Наверное, во времена Брежнева, вряд ли студенты факультета журналистики до конца учебы отвлекались на подобные проблемы. Писали бы о трудовых успехах, о красотах природы, о  ветеранах войны, о космосе и многое другое, потому что политика должна быть вне интересов студентов. Сейчас же, жизнь настолько бурлит всевозможными событиями, что не обращать внимание на перемены в общественной жизни невозможно. Здесь и слабая денежная система, бедность и обнищание народа, инфляция, бандитизм, слабая правоохранительная и судебная система. Однако преподаватели обходили тему современной жизни,  давали задания писать студентам учебные репортажи якобы с места событий, будь то война в Кувейте или победа русских войск на Балканах, о победе наших войск во время Второй мировой войны. В один из таких занятий не выдержал Виктор Горлов и задал вопрос профессору:
-Почему мы оттачиваем перо на прошедших событиях? Может нам все же обратить свой взор на нашу современность?
-Что бы вы хотели осветить? - спросил преподаватель.
-Хотя бы нашу правоохранительную и судебную систему. Весьма продажные органы, которые не помогают строить новую Россию. Да и наш президент Ельцин конца восьмидесятых и Ельцин начала девяностых, два разных человека.
Аудитория одобрительно загудела. Преподаватель подождал, когда студенты утихнут, сказал:
-Я не мешаю писать вам на любую тему. Но издавать свои мысли вы сможете по окончании института.
-Вот вам бабушка и Юрьев день! - констатировал Дмитрий.
Вечером, перед отбоем, Степан спросил Дмитрия:
-Ты смотрел выступление Ельцина в американском конгрессе?
 Дмитрий кивнул.
-И как тебе?
-Отвратительно! Это речь вассала, который просит Бога благословить Америку. Хорошо хоть, что при этом добавил: И Россию!
-Он так упоенно говорил о том, что мир может вздохнуть спокойно, так как коммунистический идол рухнул навсегда. Дескать, коммунизм не имеет человеческого облика. Я могу с этим согласиться, потому что я не был коммунистом. Но он сам был далеко не винтиком в коммунистической системе, кем же он был среди членов Политбюро?  Засланным казачком? От кого? Я видел по телику, как он в своей Свердловской области пел аллилуйную дорогому Леониду Ильичу Брежневу, снес дом Ипатьева, в котором расстреляли царскую семью. А тут он, как ярый могильщик коммунизма, и выражает благодарность президенту США за неоценимую моральную помощь правого дела российскому народу, - делился своими впечатлениями от речи президента Степан.
-Это называется лицемерием, - вставил реплику Дмитрий. - Чему ты удивляешься? У нас Кравчук был членом политбюро ЦК партии Украины, тоже быстро отрекся от своего прошлого. А наши азиатские республики? Все сразу из первых секретарей превратились в элементарных баев.
-Когда лицемерие проявляет глава государства, а не Василий Блаженный, и говорит, что свобода Америки защищается в России, при этом обязуется срочно сократить вооружение, это уже сдача всех позиций. Он не может не понимать, что Америка никогда не станет другом России, потому что демократия у них дутая. Они любят говорить о ней, а сами бомбили Вьетнам, гнобят Иран, диктуют свою волю многим государствам, - размышлял вслух Степан.
Дмитрий лежал на кровати, смотрел в потолок. Ему не очень хотелось спорить о политике Ельцина, он думал  о Любе, которая так же в своей комнате наверняка думает о нем. И тут же перед глазами всплывал облик Дианы, которая проявила о нем заботу,  ему интересно, чем она больше руководствовалась: жалостью и добротой к бедному студенту, или нечто большим, что можно было бы назвать  любовью? С кем теперь Диана, кто обнимает и целует ее?
Отвлек его вопрос Степана:
-Вместо того, чтобы наводить порядок в стране, он бодается  с Верховным Советом. Оппозиция защищает конституцию, а президент считает, что ее нужно менять, чтобы расширить свои полномочия.
Дмитрий знал, противостояние закончилось тем, что Президент Ельцин  временно отстранил от власти Верховный Совет, с чем депутаты не могли согласиться.  В парламенте отключили свет и воду. На улицу вышли сторонники как парламента, так и президента. В воздухе пахло тревогой и кровавыми столкновениями. Он отвернулся к стене, буркнул:
-Выключи свет.
Деканат строго предупредил студентов, чтобы они не участвовали в  городских митингах, особенно тех, кто приехал из бывших союзных республик под угрозой депортации. Только кто же слушал декана. Все смотрели по телевидению выступление президента Ельцина, о роспуске парламента, чуть позже выступил председатель Верховного Совета Хасбулатов,  и назвал действия Ельцина государственным переворотом. Верховный Совет вынес постановление о прекращении полномочий президента. Их поддержал Конституционный Суд. В воздухе уже запахло гражданским противостоянием, которое легко могло закончится гражданской войной. Преподаватель по истории журналистики высказался на эту тему так: Ельцина запад поддерживает, поскольку им импонируют те демократические преобразования, которые затеял президент. Во многих политических и военных учреждениях сидели американские советники. Да и политические партии либеральной ориентации поддерживали президента вкупе с новоявленной буржуазией, которая ратовала за развитие рыночных реформ. Поэтому президент настолько осмелел, что может позволить себе нарушать конституцию, не считаться с выводами конституционного суда, не прислушиваться к советникам.
Простой народ симпатизировал Верховному Совету, более того, армия и правоохранители поддерживали Верховный Совет. Даже в московском правительстве не было единства: сессия Моссовета оценила действия президента, как антиконституционные, его указ не имеет юридической силы. А правительство Москвы во главе с новым мэром Юрием Лужковым поддержали президента.
-Айда к Белому дому, - предложил Степан. - Все равно выходной день.
-Ты прав. Нельзя достоверно описывать события по телевизору, нужно видеть все своими глазами.
-Я с вами, - заявила Люба.
В тот момент ребята не видели ничего в том зазорного, если девушка пойдет с ними поддержать мирный, несмотря на запрет деканата, митинг. Они пришли к Белому дому, вокруг которого собралась огромная толпа москвичей, кто-то уже возводил баррикады. Какой-то парень притащил огромный лист старого железа, которым ранее укрывали крыши, весело провозгласил:
-А руки то помнят! Два года назад точно так же возводил здесь баррикады…
По мегафону объявили, отныне президентом России является вице-президент Руцкой. Бывшим военнослужащим, ныне пенсионерам, начали раздавать автоматы.  К вечеру  Белый дом  окружили милиционеры и сотрудники ОМОНа, которым поставили задачу: никого в здание не впускать, и никого оттуда не выпускать. Прилегающие улицы перекрыли поливальными машинами и КАМазами. Часть манифестантов сделали попытку прорваться в здание, их рассеяли сотрудники милиции. Туда же было устремился Степан, его за рукав ухватил Дмитрий, он  с  Любой его еле удержали.
-Ты с ума сошел! Если тебя задержат, тебя тут же отчислять… Пошли домой, завтра после занятий придем сюда, - предложил Дмитрий.
Мы должны все видеть своими глазами, чтобы потом достоверно описывать все, что здесь происходит, - отозвался Степан.
-Я сейчас, - сказала Люба, выдернула из толпы юношу, показала ему студенческий билет, как показывают иногда удостоверение сотрудники милиции в кино, спросила:
-Кого вы защищаете в данном случае?
Парень покрутил головой, оглянулся на товарищей, скороговоркой пояснил:
-Так знамо кого! Нужен нам такой президент, который окружил себя банкирами та чубайсами? Вы в глубинку съездите, увидите, как там живет народ… - и побежал дальше.
-Вот вам и глас народа, - констатировала Люба.
В течении четырех первых дней октября переменным успехом шли переговоры между представителями президента и Верховного Совета. Свет и воду в Белом доме то включали, то вновь выключали. В переговоры  включался Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алекий П, которые так же закончились ничем. На Октябрьской площади собрался оппозиционный митинг, на нем же собрались активисты коммунистического движения «Трудовая Россия» во главе с неистовым коммунистом  Анпиловым. Решили идти к Белому дому. В два часа их окружили сотрудники милиции, сдержать колонну  не смогли, митингующие прорвали оцепление, милиция отступила, побросали щиты и дубинки, скрылись в прилегающих переулках, колонна  двинулась в сторону Белого дома. Об этом с упоением им рассказывал студент Виктор Горлов, который присутствовал на том митинге. Дмитрий, Люба и Степан в  то время находились у Белого дома. По мегафону объявили, что митингующие захватили мэрию, встреченную воодушевленным гулом. Послышалась стрельба, стреляли сотрудники милиции поверх голов манифестантов, в это время подошла колонна с Октябрьской площади. Милиционеры отступили, сбежав, бросили грузовики и четыре бронетранспортера с ключами в замках зажигания. Генерал Макашов и лидер «Трудовой России» Ампилов захватили брошенные грузовики и помчались в сторону Останкино.  К Белому дому подъехали танки, стали разворачиваться стволами в сторону Белого дома.
-Вы идите домой, - велел Дмитрий Любе и Степану,  - я еще немного побуду, посмотрю, зачем сюда пригнали танки.
-Я без тебя не пойду, - заявила Люба.
-Люба, здесь ничего интересного не будет, это вялотекущие переговоры, танки пригнали для устрашения. Не дураки же они стрелять по собственному народу.  Степа проводи ее, - велел он товарищу как можно строже, чтобы Люба не ослушалась. И все же Дмитрию стоило большого труда  удалось уговорить их.
-Ты тоже не задерживайся, лучше мы завтра сюда придем. Вряд ли завтра будут занятия, - капризно высказалась Люба.
Они ушли. Дмитрий отошел подальше, нашел скамейку, присел, наблюдал издали. Несмотря на наступающую ночь, народ все прибывал и прибывал. Дмитрий задремал. Разбудили мужики, которые тащили кусок огромной ограды с ближайшей Москвы-реки. Он хотел уже уходить, выяснилось, транспорт общественный не ходит, метро закрыто. И он решил остаться до утра. Утром начался штурм Белого дома. Танки прямой наводкой палили по зданию, повалил черный дым. Началась автоматная стрельба. Кто по кому палил в общем грохоте не понятно. Ему показалось, в основном по зданию и защитникам Белого дома палили военные. Однако видел, как огонь по ним вели с крыш ближайших к Белому дому зданий. Дмитрий с ужасом наблюдал, как падают скошенные пулями люди. Заметил на крыше снайпера, который методически прицельно стрелял по безоружным людям. Ошеломленный увиденным, юноша  втянул голову в плечи, упал и пополз в сторону Дорогомиловской улицы. Там можно было скрыться от шальных и прицельных пуль. Заполз  за дом, прислонился к стене и обессиленно сел прямо на асфальт. Бежали люди мимо него в сторону Белого дома, которым еще не понятно, что там происходит, почему стреляют танки. И бежали с побелевшими лицами и выпученными глазами люди от Белого дома.
Совершенно опустошенный он после обеда добрался до общежития. Степана  дома не было. «Неужели, дурак, поперся к Белому дому?» - подумал он, пошел в комнату Любы. Ее тоже дома не оказалось. Более того, подруга по комнате Светлана сказала, она со вчерашнего дня не приходила.
-Как же так? Я их ближе к вечеру отправил домой, - озадаченно проговорил он. Подруга по комнате ничего не могла сказать. В коридоре встретил Горлова.
-Витя, ты Степана или Любу не встречал? - спросил он.
-Нет.
-Странно! Куда они могли запропаститься?
Целый день он не находил себе места. Идти искать их возле Белого дома бесполезно, в том хаосе вряд ли кого можно найти. По телевизору показывали горящий Белый дом, и сдавшихся членов Верховного Совета, они выходили по одному во главе с исполняющим обязанности президента Руцким и председателем Верховного Совета Хазбулатовым, садились в подогнанный автобус. Степан и Люба не пришли ни вечером, ни ночью, ни утром. «Неужели их задержали сотрудники милиции?» - думал он. Для Любы это закончится выговором, а вот Степана могут исключить из института и депортировать. И в каком отделении милиции их искать, он не знал. Отделений в Москве много, в какой их могли увезти, тоже не мог предположить. Уныло  побрел на занятия, в аудитории набилось не так много студентов, вряд ли это можно назвать учебным процессом, собрались, чтобы обсудить вчерашние события. Преподаватель тоже не торопился вести предмет, спросил, кто из студентов был у Белого дома. Никто не сознался. В этот момент в аудиторию стремительным шагом зашел со свитой декан факультета. По хмурому выражению лица, поняли, ничего хорошего от этого посещения не жди. Декан прошел на преподавательское место, оглядел аудиторию, негромко, но четко спросил:
-Кто из вас находился у Белого дома или Останкино?
Аудитория молчала.
-Мы строго предупреждали, чтобы студенты не ходили в места противостояния властей и Верховного Совета. Мы оберегали вас от необдуманных поступков, поскольку ваша задача учиться, а не участвовать в политических митингах. В результате вашего непослушания произошла трагедия. Во время известных событий у Останкино погибли студенты нашего факультета Савушкина Любовь и Елеску Степан.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Кто-то из свиты наклонился к декану и что -то тихо сказал на ухо. Декан выпрямился.
-Мне тут подсказали,  Елеску жив, тяжело ранен, находится в Склифософской больнице. Он прооперирован, находится в реанимации. Вы понимаете, какое это пятно на наш институт! Вас предупреждали, вы не послушали. Вот результат! Как мы теперь посмотрим ее родителям в глаза?! Они отправили девушку к нам на учебу, а она оказалась в гуще событий, далеких от учебного процесса. Мы проведем тщательную проверку, и накажем каждого, которые ослушались и полезли добровольно под пули… - погрозил декан.
Он еще что-то говорил, Дмитрий не слушал или не слышал его, в висках стучало, он близок был к обмороку. Все студенты застыли в молчании, не могли поверить в гибель студентки. И только чей-то девичий голос звонко спросил:
-А нельзя провести проверку среди тех, кто стрелял по мирным людям? Мы в каком государстве живем? Она что, на войне погибла?
Студентов как прорвало, все заговорили разом, шумно выражая свое возмущение, застучали по крышкам стола, декан вынужден был ретироваться. Ни о каких занятиях речь уже не шла. Многие, кто знал об отношениях Любы и Дмитрия, повернулись к нему, потом обступили. Он сидел не в силах ни встать, ни что-либо сказать. Боль и горе сковали черты его лица, он еле поднялся, не мог вынести сочувствующих взглядов, и как сомнамбула пошел на выход. В комнате он упал лицом на кровать, застонал: «Люба, Люба, как же так?! Как вы попали в Останкино? Вы же должны были идти в общежитие? Что же произошло после того, как они расстались? Почему он не пошел вместе с ними?». Так он пролежал до вечера. Вечером вышел в фойе, там образовался студенческий митинг, все осуждали расстрел мирных граждан. И эта гибель невинной девушки, которая не выражала протест, она всего лишь хотела быть свидетельницей событий, на совести президента Ельцина.
Вопреки не очень строгому запрету деканата, через два дня студенты встретили родителей Любы, поехали с ними в морг. Дмитрий смотрел на мать, думал: как же Люба похожа на нее. В прошлый ее приезд к дочери на зимние каникулы он видел мельком, но не смог оценить насколько они похожи. А сейчас смотрел на ее такие же светлые волосы, крупные черты лица, сбитое телосложение, он подумал, через двадцать пять лет, она стала бы копией этой женщины, которая даже не подозревала, что рядом с ней стоит жених ее дочери.  Студентов в морг не пустили, пропустили только родителей на опознание тела. Мать при виде дочери упала в обморок. Отец плакал, поддерживал жену, забегали санитары, перед входом в морг плакали девчонки, у парней перекатывались желваки. Гроб запаяли в цинковый ящик, родителям приказали при захоронении гроб не вскрывать, отправили в багажное отделение. Ребята показали родителям комнату, где проживала их дочь, они забрали ее личные вещи, на второй день студенты  провожали родителей Любы на вокзал. И опять было море слез.
Дмитрий все не мог смирится с тем, что больше никогда не увидит Любу. Только вчера она целовала его,  милая, ласковая, живая, теплая, и теперь ее нет на этом белом свете. Ночью он просыпался от чувства, что в комнату вошла Люба. Этот кошмар преследовал его еще долго. В нем как будто что-то умерло. Тело его ходило на занятия, он сидел застывший на месте, мозг  не воспринимал о чем говорит профессор.  Шел в столовую, ел, не чувствуя вкуса пищи. Он испытывал чувство вины за ее гибель, потому-что не смог ее удержать возле себя в тот вечер или не пошел вместе с ними в общежитие. Тогда бы она не погибла и Степан не пострадал.
Дмитрий поехал в больницу имени Склифософского. В справочной ему сказали в каком корпусе и палате лежит Степан. К нему его не пустили, хотя сказали, что из реанимации после операции он переведен в общую палату. Оказалось, в его палате лежат все раненые у Белого дома и Останкино, дана команда к ним никого не пускать, с ними будут проводить следственные мероприятия. Только через десять дней Дмитрий увидел исхудавшего, бледного Степана, с потухшим взглядом. Увидев Дмитрия, он заплакал. Дмитрий обнял его, прижал к себе, у самого слезы закапали.
-Пошли в коридор, - сказал Степан. - Здесь везде уши…
У Степана перевязано плечо, рука висела на перевязи, он был ранен на вылет в плечо. Они прошли в коридор, Степан еле шел, Дмитрий поддерживал его, они уселись на подоконник.
-Как вы там оказались? - задал первый вопрос  Дмитрий, который волновал его все эти дни.
Степан тяжело вздохнул, рассказал:
-Мы пошли домой. Обходили брошенные грузовики, в кузов набивался народ, все шумели: едем брать Останкино.  За ними увязалась толпа митингующих.  Люба предложила пойти с ними. Я сначала не хотел, она настояла. Говорила, еще Ленин советовал захватывать почту, телеграф и в новых условиях - телевидение.  Митингующие пошли по этому пути. Говорила: надо посмотреть, как это будет происходить. Пытался ее отговорить, но ты же знаешь ее упрямый характер. Я не мог ее бросить. Нас подхватил последний грузовик, который сначала никак не могли завести.
Степан замолчал, видимо переживал вновь те минуты необдуманного поступка. Дмитрий не торопил.
И далее он рассказывал:
-Останкино охраняли сотрудники Софринской бригады без оружия, и вооруженный спецназ МВД «Витязь». Генерал Макашов потребовал предоставить им эфир, его требование проигнорировали. Пока шли переговоры прибыли еще сотрудники милиции для защиты Останкино. Со стороны Останкино раздался выстрел, раненым оказался телохранитель Макашова. В ответ грохнули из гранатомета.  Спецназ открыл беглый огонь, среди манифестантов появились убитые и раненые. Стрельба, вой, крики раненных, все слилось в один сплошной гул. Меня пуля настигла первого, ударила в плечо,  сначала не почувствовал боли, даже крови не видно было, только рука тут же онемела, повисла. Люба бросилась ко мне, я стал валиться на нее. И в это время пуля ударила ее в спину. Она как бы прикрыла меня собой. Мы оба упали. Кажется, она умерла сразу. Я закричал. В неразберихе никому до нас не было дела. Кругом бежали люди, орали, или падали, сраженные пулями. Я одной рукой оттащил ее тело к дереву, положил ее голову себе на колени, так и сидел на земле, спиной оперся о дерево, все хотел нащупать пульс на ее шее,  и свою  рану зажимал, боялся потерять сознание. И все же я отключился. Очнулся на полу в отделении милиции. Кругом такие же раненые или убитые, как я. Любы не было. Рядом лежала мертвая, почти обезображенная  девушка, пуля попала ей в голову, рот открыт, зубы выбиты, я слышал, как кто-то смотрел изъятые у нас документы, ходил и сравнивал фотографии документах с теми, кто находился в отделении. Он посмотрел на мертвую девушку и студенческий билет, сказал, что это студентка третьего курса Московского технологического института, фамилии не помню. У меня тоже изъяли студенческий билет. Я застонал от боли, он тут же подошел ко мне, спросил фамилию. Я назвал, он сверил со студенческим билетом, кивнул санитарам: этого в больницу. Поискал глазами Любу, ее не увидел, там лежали груды тел, не поймешь, кто жив или мертв. Нас, подававших признаки жизни, начали увозить скорые помощи. Я пытался докричаться с вопросом, где тело Савушкиной, мне никто не отвечал. Меня грубо поволокли по коридору, и я вновь потерял сознание, очнулся уже после операции на третий день. Нас тут допрашивали несколько раз. Ты извини, но я сказал, что Савушкина моя подруга, мы случайно оказались возле Останкино. Гуляли в Ботаническом саду, услышали выстрелы, думали фейерверк, решили посмотреть и попали под обстрел. Не верят, конечно, другого им не дано от меня узнать. Допытывались, кто еще из нашего института участвовали в митинге, я настаивал, мы случайно там оказались. Вышлют теперь меня. Им свидетели не нужны. Легче бы нас ликвидировать, только поздно, надо было сразу, еще там в милиции. Я  так и не узнал, где Люба, сейчас что-нибудь выяснилось? - спросил Степан.
-Да. Она находилась в морге. Приезжали ее родители на опознание. Им строго настрого приказали увезти тело в цинковом гробу и на родине гроб не открывать, захоронить так, как есть. А так же никому не рассказывать от чего она погибла.  Студенты настаивали, чтобы тело выставили в институте для прощания. Запретили. Провожали родителей всем курсом. Большего горя я не видел, - рассказал Дмитрий, слезы навернулись на глаза. Степан положил руку на коленку Дмитрия.
-Ты сам как? - спросил он. Дмитрий понял, он спрашивает, как он теперь без Любы?
-Плохо. Снится она ночами. Совесть меня мучает, что не проследил до конца, как вы пошли домой. Я бы или с вами поехал, или настоял бы на своем. А так виноватым себя считаю в ее смерти. От этого на душе еще больнее, - проговорил Дмитрий.
-Мы все знаем основного виновного, - проговорил Степан и оглянулся, не слушает ли кто поблизости.
-Я теперь ненавижу его фибрами всей своей души. Сколько жив буду, ни одной хорошей строчки о нем не напишу, - твердо, со злостью выговорил Дмитрий.  - Я завтра приду, тебе что нужно купить?
-Да ничего не надо. Здесь кормят. Хоть и скудно, но лучше, чем мы питаемся в общежитии, - усмехнулся он.
-Ты домой что-нибудь сообщал? - спросил Дмитрий.
-Нет. Полагаю, они и так узнают, когда меня вышлют, - с грустной улыбкой произнес он. - А писать я еще долго не смогу, - показал он на забинтованное плечо и руку.
  -Ты выздоравливай, - пожелал на прощание Дмитрий. - Мы на факультете договорились,  будем отстаивать тебя, если вдруг вздумают тебя отчислить и депортировать. Устроим забастовку.
-Тогда вышлют всех не россиян, - напомнил Степан.
-Что поделаешь! Справедливость прежде всего.
Они распрощались.
В один из дней в комнату в сопровождении коменданта пришел человек в гражданском.
-Здесь проживал Елеску Степан? - спросил он. - Я должен осмотреть его вещи, - заявил он.
Дмитрий как сидел на кровати, так и остался сидеть, только спросил:
-У вас ордер на обыск имеется?
-А это вовсе и не обыск, всего лишь осмотр, - парировал незнакомец. - И это не личное жилище, а комната в общежитии. Представитель находится здесь. Это его тумбочка? - спросил он и не дожидаясь ответа, присел, выгреб все, что там было. Осмотрел учебники, пролистал тетради с записями лекций, заглянул под матрац.
Пожилой комендант столбом стоял у двери, не произнес ни слова.
-Ваш товарищ по комнате высказывал какие-либо мысли против порядков в стране? - спросил он в ходе осмотра.
-Мы все здесь высказываем те или иные мысли, - ершисто ответил Дмитрий.
-Ну-ну, - хмыкнул мужчина. - Высказывайте. Тихо, кулуарно. Но на площади выходить не советуем. Ваша задача учиться юноша, - назидательно проговорил он. Встал, обвел глазами комнату, кивнул коменданту, тоном приказа проговорил:
-Соберите все его личные вещи, сложите отдельно, -  и вышел. Комендант пропустил его вперед, оглянулся и прошептал:
-Господи, неужели старые времена возвращаются… - и тоже пошел вслед за ним. Позже ему сказали, что этот мужчина побывал и в Любиной комнате.
Прошел месяц.
  Неожиданно для всех Степан после выздоровления вернулся в институт. Похудевший, с потухшим взглядом. Даже в деканате не знали, как им быть. Ведь сверху поступало распоряжение об отчислении. В деканате отвечали, студенты устроят по этому поводу шум, многие имеют связи с зарубежными журналистами, лишний шум ни университету, ни стране не нужен. И власти отступили.
На  вопрос Дмитрия, что послужило властям отступить, пояснил:
-Пообещал им молчать, если дадут возможность доучиться. Я настаивал, что случайно оказался у Останкино, в митинге не участвовал. Если вышлют - соберу в Кишиневе зарубежных журналистов и расскажу, как все было. Ведь митингующие первыми не нападали, стрелять начали с той стороны. Это уже не те советские КГБэшники, эти - трусливые твари. Взяли подписку о неразглашении тайны и оставили в покое. Полагаю, не последнюю роль сыграла позиция студентов, которые обещали устроить бучу. Декану выговор объявили за ненадлежащий контроль за поведением студентов, словно мы дети малые.
-Ты теперь ходи и опасайся, чтобы кирпич на голову не упал, - посоветовал Дмитрий.
Степан упал на свою кровать, и долго смотрел в потолок. Потом проговорил в пространство:
-Любу до соплей жалко. Хорошая девка была. Как я ее не уберег?! Не верил, что по людям стрелять начнут… - и накрыл лицо полотенцем.
Гибель однокурсницы и подруги Дмитрия сблизила их, как сближает людей общее горе.
Павел приходил на занятия все реже и реже, ближе к лету  совсем пропал.

*  *  *
В конце ноября неожиданно в общежитие пришел Павел. Зашел в комнату к Дмитрию и Степану.
-Все! Отчислили меня. За неуспеваемость и не посещение, - заявил он, помахал документами. - Пришел попрощаться, - Протянул два пакета с продуктами. - Держите, питайтесь.
-Вот за это спасибо! Зачем тебе уходить? Возьми академический, потом восстановишься. - посоветовал  Степан.
-Не до учебы мне теперь. Ты как себя чувствуешь Аника-воин? - обратился он к Степану. - В мирное время получил пулю, умудриться надо!
-Да вон бандюки друг друга в мирное время мочат, и власти по этому поводу не очень переживают, - отмахнулся Степан.
-Это точно! Мы с папашкой от бандюков оборону держим. Приходят, сволочи, угрожают оружием, того и гляди рейдерским захватом овладеют нашей недвижимостью, - пояснил Павел.
-А милиция куда смотрит? - спросил Дмитрий.
-Милиция не вмешивается. Говорит, это спор хозяйствующих сторон, пусть наш спор решает арбитражный суд. Арбитражный суд тоже не торопится, ждет, кто из нас больше пообещает. Материал уже два месяца лежит в арбитражном суде. Та сторона тоже вооружились документами, претендующих на часть торгового комплекса. Документы у них липовые, при нормальном рассмотрении они явно проиграют. Только никто внимательно их рассматривать не спешат. Поэтому они торопят нас сдаться до решения суда. А суд умышленно затягивает дело, выжидает, - повторил он, поясняя реалии современного судопроизводства.
-То есть?! - не поверил  Дмитрий.
Павел состроил гримасу:
-Святая ты простота. Я тоже пока не столкнулся, полагал, что у нас есть милиция, есть суд. Ага! Держи карман шире!
-И какой же выход?
-Выхода два: либо они нас, либо мы их, - и приоткрыл полу плаща, за поясом заложен пистолет.
-Ты с ума сошел! Это же статья! - удивился Дмитрий.
-В том то и беда, для честных людей статья, а господа люберецкие, ореховские, солнцевские и прочие бегают по городу с оружием, стреляют, и никто их за ношение оружия не привлекает. А ты предлагаешь отнести им голову на заклание? Или отдать им здание? Не здание жалко, не хочу, чтобы к власти приходили вот такие твари, которые могут только отнимать, убивать и паразитировать! - эмоционально и зло выговаривал Павел.
-Оружие где достал? - спросил Степан.
-Да сейчас не проблема. Я, как дурак, поехал за ним в Чечню, только поезда туда не ходят, доехал до Дагестана. Чуть не остался там без денег и головы. И все же оружие достал. Потом чуть не спалился с ним в Москве. Сейчас этого добра и в Москве хватает, - пояснил Павел. - На любом рынке из под полы продадут.
-Дорого отдал?
-Триста долларов. Хуже, что и в Москве пистолет стоит столько же.  А я потратился на дорогу, откупался там от местной милиции, - рассказывал Павел.
Степан усмехнулся.
-У нас после бойни в Преднестровье этого добра тоже хватает. На юге с чем пришлось столкнуться? - спросил он.
-У них там полная неразбериха. Чеченцы между собой воюют. Против Дудаева выступает какой-то Автурханов. Я почему запомнил его фамилию, меня чуть не мобилизовал в его отряды. На его стороне выступают российские солдаты,  а я все же прошел армию. Короче, улизнул я оттуда. Дагестанцы помогли.
-Неужели все так у вас, в России, сложно? - почесал затылок Степан.
-Вот вы святая простота! Ты думаешь у тебя в Молдове все тишь да благодать?! Спрятались за крепостными стенами МГУ, не знаете, что в стране делается! Сейчас если украдешь сто рублей, - сядешь в тюрьму, если украсть миллион, будешь числится в уважаемых бизнесменах. Крупные предприятия расхватали по приватизации людишки близкие к правительственным кругам. А за более мелкие предприятия, то бишь городскую торговую или иную недвижимость, за бензоколонки, заводики и предприятия идут драчки не на жизнь, а насмерть. Каждый день кого-нибудь отстреливают. Стоит кому-то открыть фирму или просто торговую точку, тут же набегают пожарные, санэпидемстанция, местная милиция, бандиты, налоговая, и прочие, и прочие… И все с протянутой рукой, - рассказывал Павел, чего, действительно, не могли знать студенты, поскольку редко выходили за пределы университета, а по телевизору этого не показывают.
-А пожарный что может с вас требовать, кроме огнетушителей? - наивно спросил Дмитрий.
-Э-э! Эти как раз самые ядовитые, на втором месте после бандитов.  У них всегда есть к чему придраться. Ты знаешь, что в любом учреждении должен быть эвакуационный выход. На стенах висеть план эвакуации с фамилией ответственного за противопожарную деятельность. Он должен пройти инструктаж, как нужно действовать в случае пожара. И естественно, огнетушители, пожарные шланги, негорючие пластики, таблички с указанием «Выход», и много еще чего. Представь, возьмешь ты в аренду небольшое помещение. У тебя в штате пять человек. Кто тебе нарисует тот план эвакуации, поместит в рамочку и повесит на стену? А? - Павел махнул рукой. Чувствовалось, он на взводе от всего этого беспредела властей, бандиты для него менее опасные, с ними можно бороться точно так же вне правового поля. - Участковый приходит, дай ему список всех работающих. Заставляет оборудовать помещение сигнализацией именно в их РУВД. Потом непременно спросит, заключен ли у нас договор на утилизацию люминесцентных ламп. А если нет, он готов закрыть глаза, если мы поможем его родному отделению приобрести оргтехнику или в ремонте кабинетов. Вот так, салаги! Не жизнь, а сплошные приключения, - рассказывал Павел.
-Послушай, мы же все  без пяти минут журналисты. Давай мы все это опубликуем в газете? - загорелся Дмитрий.
Павел укоризненно посмотрел на Дмитрия.
-Ты думаешь никто не пишет? Вон, Холодов дописался, грохнули и никто не несет ответственности. Так ведь он штатный журналист, за него есть кому заступиться. А тебя грохнут, никто и не почешется. Вы уж лучше не ввязывайтесь никуда до конца учебы, доучитесь, а потом включайтесь в работу, - советовал мудрый Павел, который был старше и опытнее их.
-Ты прав в одном, мы сидим за стенами института не от лени,  нет денег даже на метро, чтобы выехать в город, - сказал Дмитрий.
-И не выезжайте. Продуктами помогу. Потом вы меня отблагодарите статьями или рекламой в тех газетах, где будете работать. Вы лучше скажите, как вы Любаню не уберегли? - спросил он.
Дмитрий тяжело вздохнул.
-Это наша боль. Не могли усидеть, когда такое творилось, гражданской войной запахло. Нужно было видеть собственными глазами, запомнить, даже через годы излагать то, что сами видели, а не верить всяким немецким или французским политологам, да нашим либеральным интерпретаторам. Вот и поперлись под пули. Степа до сих пор руку разрабатывает. Ты вон на юге целым выскочил, а Степа в мирной Москве пулю схлопотал. Люба погибла. Она мне ночами снится.
В этот момент зашел Виктор Горлов.
-Вот хорёк, задней точкой чует, где еда появилась, - проворчал Степан.
-Господь велел делиться, - невозмутимо  парировал Горлов.
-Что-то я не видел, чтобы ты с кем-либо делился, - проворчал Дмитрий.
-Так я же голодранец. Моя тетка думает, что я тут жирую в Москве, просит денег выслать. Дрова закончились. Послал ей пол стипендии, - пояснил неунывающий студент Голов Виктор.
Все на курсе знали, Витя Горлов из глухой таежной деревни. Родителей нет. Воспитывался у тетки. Удивлялись, как он поступил в МГУ. Оказалось, он окончил школу с золотой медалью. Почему тогда на журфак, мог бы поступить на другой факультет, более полезный для его сельской местности? Витя с юности был селькором, его статьи печатались в районных и даже областной газетах. Ребята его подначивали: небось, стучал на колхозников под псевдонимом «Всевидящий» или «Вперед смотрящий», кто сколько украл в колхозе. Отвечал: нет! Он распространял передовой опыт. Например, в его таежном краю один любитель выращивал клубнику. Путем скрещивания тот добился культуре не боятся поздних заморозков, клубника получалась крупная, пока не очень сладкая. Витя уверял, это дело времени.
Маленький, щупленький, с острым носиком и острыми глазками буравчиками, он, действительно, походил на хорька. Имел к тому же неуживчивый, ядовитый характер.
-Привет! - сказал он, увидев Павла, хлопнул его по ладони. - Какими судьбами? Тебя последнее время не видно.
-Слинял. Документы забрал.
-Что так? - прокурорским тоном спросил Горлов.
-Долго рассказывать, ребята тебе пояснят.
-Капиталистом решил стать? - догадался Витя.
-Нет. Пока лишь мелким буржуа.
-И либо грудь к деньгах, или голова в кустах? - солидно заключил Горлов. -С папашей универмаг к рукам прибрали? Не успел Андропов его к ногтю прижать, - покачал головой Виктор. - Соколова и еже с ним успел, а твоего нет.
Многие на курсе знали об отце Степана, он помогал студентам дефицитными товарами еще в то время, когда универмаг был государственным. Конечно, при посредничестве Павла. Горлов по хозяйски бухнулся на кровать Степана, сложил ручки на груди, уставился на Павла.
-Дожил бы Соколов до наших времен, был бы сейчас владельцем  Елисеевского гастронома, - добавил он. - Не повезло. Попал под раздачу.
-Мой отец не продуктами торговал. У него усушки и утруски не было. Вся его вина, для знакомых костюмчик  или дефицитный плащик придерживал. А на Соколова ты зря. Классный мужик был. Фронтовик. Меня маленького на руках носил. Вся московская элита из его рук кормилась. А когда его прижали, отвернулись, предали. И шлепнули по быстрому, чтобы не засветил их мерзкие рожи.
-Да ладно, это я так… - пошел напопятую Горлов.  - Кто знал, что грядут иные времена.
-Засиделся я с вами, пойду, - встал Павел. - Бывайте.
-Ты заходи, если что… - тоном волка из мультика проговорил Горлов.
-Береги себя, не выпендривайся, - кивнул на уровне его пояса Дмитрий.
-Постараюсь, - пообещал без энтузиазма Павел.
Уже на пороге обернулся, сказала:
-Динку увидишь, скажи винюсь я перед ней. Вел себя по-свински. Пусть не помнит зла. Одна стоящая баба рядом была и ту упустил.
-Ты слышал, Диана замуж вышла? - спросил Дмитрий.
-Слышал. На свадьбе весь артистический бомонд засветился. По телику в новостях показали. У нее тесть из народных.
Подал всем пожал руки и пошел строить новую для него жизнь.

*  *  *
Ближе к летним каникулам Диана пригласила Дмитрия посмотреть студенческий спектакль по итогам учебного года. Она передала ему записку с приглашением через своих бывших однокурсниц по философскому факультету. Те проживали в этом же общежитии двумя этажами выше. Он пришел в назначенное время в училище. Диана выскочила к нему  вся озабоченная предстоящим спектаклем,  схватила его за руку, отвела в зал, посадила в третьем ряду. Друзей и родственников приглашать на спектакль не возбранялось, актеры должны чувствовать дыхание зала. Он только успел спросить название спектакля.
-«Васса Железнова».
-Ты кого?
-Вассу, - хлопнула его по плечу и убежала.
Кого играл муж, он спросить не успел, ранее он его не видел.  Когда занавесь открылась, Дмитрий не узнал Диану. Загримированная и состарившаяся она вышла с гордо поднятой головой, жесткое выражение лица определяли плотно сжатые губы,  хищные складки у губ искусно подрисованные гримерами, седые пряди волос, и скупые, властные жесты, определяли железный характер Вассы Железновой.  Ее мужа и пьяницу по пьесе Сергея Железнова играл молодой, долговязый парень, хорошо подыгрывал главной героине, так же как и брат главной героини Прохор Борисович. Студенты старались, иногда именно это старание подводило их, поскольку каждый хотел выделиться, и они переигрывали. В целом спектакль прошел под бурные аплодисменты зрителей.
После спектакля, он ждал Диану в фойе. Она вышла с мужем, и Дмитрий узнал в парне персонаж Прохора, - по пьесе брата Вассы Железновой.
-Знакомься, Костя, - предоставила она мужу Дмитрия. -Это Дима, мой давний товарищ. Он очень взыскательный зритель.
Парень не протянул руку, смерил взглядом Дмитрия, недовольно проговорил:
-Какой он  товарищ - неизвестно, сколько у тебя их было?
Дина дернулась, как от пощечины.
-У тебя был повод уличить жену во лжи, - спросил Дмитрий, не ожидавший такой реакции от ее мужа. - Мы, действительно, всего лишь хорошие знакомые,  она ранее училась у нас, в МГУ.
Не обращая внимания на реплику Дмитрия, он повернулся к жене, сказал, что не намерен выслушивать мнение одного из зрителей, поскольку каждый в зале имеет своем суждение. Тут же высказал недовольство, дескать, надо было ему дать роль Сергея Железнова, тогда бы он смог блеснуть.
-Я пошел. Догоняй меня, - сказал он, повернулся и пошел на выход.
-М-да! - только и проговорил Дмитрий. - Беги, как-нибудь потом  поговорим.
Дина виновато оглянулась вслед мужу, скороговоркой сказала:
-Знаешь что? Послезавтра давай встретимся на смотровой площадке, в пять, а? Я в курсе трагедии в вашем институте, сочувствую, потом поговорим.
Дмитрий пожал плечами.
-Давай, - согласился он.
И она пошла вслед за мужем, который давно уже скрылся из виду.
Через день Дмитрий пришел на смотровую площадку к пяти. Дианы не было. Он смотрел с высоты Воробьевых гор на панораму Москвы. Молодые листочки уже во всю проклюнулись на деревьях, пахло весной и свежевымытым асфальтом. Дмитрий ловил себя на мысли,  он с не терпением ждет Диану, он хочет ее видеть, на миг ощутить в душе теплое чувство к ней. И даже слегка волновался, словно впервые пришел на свидание. Диана сошла с троллейбуса, опоздав на минут пятнадцать, что для женщин вполне приемлемо. Она издали улыбалась ему, он обратил внимание, у нее уже не та легкая, девичья походка, словно замужество сделало ее более степенной.
-Привет! - подошла она и поцеловала его в щеку.
Он взял ее под руку, они спустились вниз, пошли по аллее.
-Как же это произошло? - спросила она, не называя ни имени, ни самого происшествия, но он понял, что Диана имеет ввиду.
-Глупо и трагично. Попала под шальную пулю. Степу ранило.
-А ты где был?
-У Белого дома. Их я отослал домой, сам остался досмотреть трагический спектакль до конца. Как они оказались у Останкино, не понимаю. Степан говорил, их подхватила толпа, увлекла за собой. Им хотелось увидеть, чем это все закончиться. Увидели!
Дмитрий вздохнул. Прошло семь месяцев, боль притупилась, душевная рана все кровоточила.
-Ты ее любил? - тихо спросила Диана.
-Теперь кажется, что сильнее, чем до того. Ведь она первая моя женщина.
Она погладила его предплечье.
-Я тебе соболезную. Поверь, я была ошеломлена, когда узнала. Наши студенты не участвовали в митингах, хотя некоторые рвались пойти туда, преподаватели придумали хитрый ход, заставили репетировать после занятий до позднего вечера, - рассказывала Диана.
-Вы актеры, вам необходимо беречь себя для искусства. Нам, журналистам, нужно познавать жизнь.
Увидела лавочку, предложила:
-Давай, посидим…
Они сели, перед ними открывался вид на Москву-реку. Навигация уже открылась, по реке бегали речные трамвайчики, проплыла баржа. Они сидели и молчали, как-то неловко  переходить сразу на тему ее участия в спектакле. Дмитрий после затянувшейся паузы сам спросил:
-Кто режиссер спектакля?
-Наш преподаватель по сценическому мастерству с участием студентов режиссерского факультета.
-Почему они выбрали столь сложную пьесу для первокурсников?
-Чтобы мы сразу почувствовали всю степень актерского труда.
-Почувствовали?
-Да уж! Я потеряла три килограмма веса. И как тебе все это?
-Хочешь откровенно? Не обидишься? - спросил он.
-Нет, что ты?! Наоборот! Затем я тебя и пригласила. Нам всем и без твоей критики досталось. Меня интересует твое мнение о мой роли.
-Если бы не твоя игра, весь спектакль напоминал бы игру актеров художественной самодеятельности. Сергей Железнов пытался играть с долей гротеска, явно переигрывал. Прохор, я не помню фамилии ребят, играл внешне правильно, выдержанно, по тексту, но без внутреннего огонька. Как бы делал одолжение режиссерам. Твои дочери по пьесе вообще провалили свои роли. Хотя для первого курса совсем даже не плохо. Я ведь сужу о игре с точки зрения мастерства состоявшихся актеров, коими студенты еще не являются, - пояснял он.
-Костя был очень не доволен ролью, хотел играть моего мужа. Не мог смириться с решением режиссера. Я ему тоже говорила, муж у Вассы по пьесе высокий, а Костя среднего роста.
-Самолюбивый он у тебя, - заметил Дмитрий.
-Самолюбивый, - покачала она головой, соглашаясь. - И ревнивый к моему успеху.
-Еще Геродот говаривал: лучше быть предметом зависти,  чем сострадания.  Режиссер хвалил тебя? - спросил он.
-У нас не принято хвалить. Ругал меньше остальных.
-Правильно сделал. Ты сыграла на удивление грамотно. На протяжении двух актов выдержала волевой, властный и деятельный характер. Я и тот раз восхищался твоему умению перевоплощаться, и сейчас думал, как такая пигалица, смогла так убедительно сыграть сорока двухлетнюю старуху?
-Парик, грим и прочее.
-Я не внешний антураж имею ввиду. Внутреннее состояние. У  тебя даже голос огрубел.
-Значит у тебя нет замечаний к моей игре?
Он улыбнулся.
-Есть. Ты чувствовала, что переигрываешь своих партнеров, начала тянуть одеяло на себя. Это должно быть устранено во время репетиций. В таком случае, либо меняют партнеров, либо делают замечание тебе, чтобы ты подстраивалась под своих партнеров. Однако, эти все замечания не имею силы, поскольку надо вас видеть на последнем курсе.
-Я приглашу тебя на выпускной спектакль.
-Заметано. - кивнул Дмитрий.
-Тебе нужно быть театральным критиком, а не журналистом.
-Журналист точно так же, как и критик, вправе высказать свою точку зрения и на спектакль, и на игру актеров. Другое дело, что к критику прислушиваются, а к мнению журналиста нет. Ты скажи лучше, как складывается твоя личная жизнь? Детей планируете? - сменил он тему.
-Детей нет. Нужно окончить училище. Я и так отстала, со мной учатся восемнадцатилетние девочки. Надо было сразу поступать в Щуку, а не туда, куда папа меня воткнул. Семейная жизнь идет свои чередом. При ближнем рассмотрении муж оказался не таким, каким был при ухаживании. Да я и не обольщалась, пришло время стать женой, а он оказался самой привлекательной на тот момент фигурой.
-Судя по твоему тону, ты несколько разочарована? - мягко заметил он.
-Дима, не хочу обсуждать свои семейные дела, -  сморщила она свое личико. Потом не удержалась и проговорила: - Меня смущает его пристрастие к спиртному. Папа у него хоть и народный, а закладывает изрядно. Как бы гены не сказались. Пойдем, - она встала. - Я очень рада была тебя видеть. Не могу для себя объяснить, почему при всей той круговерти вокруг меня достойных парней, я выделила и запомнила тебя, а замуж вышла за любителя выпить и к тому же не самого умного. Порой вспоминаю и сожалею, что не могу видеть тебя чаще.
Он приобнял ее, прижал.
-И я рад тебя видеть.
Они пошли по аллее наверх, он проводил ее на остановку, посадил на троллейбус, она смотрела на него сквозь заднее стекло, и махала пальчиками, пока троллейбус не скрылся за поворотом.

*   *   *
По окончании четвертого курса Дмитрий решил полететь во Львов к брату, тот давно звал его в гости. Решил, он побудет у него, затем поедет к родителям. Сам полет надолго запомнился ему своей необычностью. Сначала его в группе всего из пятнадцати человек долго везли по летному полю, все лайнеры остались далеко позади, впереди стоял маленький двухмоторный самолет, на которого кто-то из пассажиров показал пальцем и громко сказал:
-Наверное со времен войны стоит, как памятник…
Вот к этому памятнику времен войны и подвез их автобус. Пассажиры высыпали из автобуса, скептически оглядывая самолет, кто-то спросил стюарда, гордо возвышающего над толпой:
-И этот самовар еще летает?
Тот гордо ответил:
-А как же!
-А че он такой покоцанный? - и показали на вмятины на корпусе.
Стюард покосился на спрашивавшего и с юмором ответил:
-На таран шли. Отрихтовать не успели.
В маленьком самолете расположилось всего несколько пассажиров, поскольку мест в нем было не более пятнадцати. От кабины летчиков пассажирский салон отделял небольшой проход, в который грузчики пытались втиснуть какой-то громоздкий груз. Он не влазил по габаритам, грузчики ругались матом, мало заботясь о том, что их слышат пассажиры. Один из них с досадой сказал:
-Он в пути может упасть.
-Да и хрен с ним… - отозвался другой.
-Центровка нарушится…
Тут уж и пассажиры заволновались, открыли дверцу, убедиться, что за груз должен лететь с ними, который в пути может нарушить центровку. Тем более,  груз очень напоминал гроб, который поместили в дополнительный контейнер. Подъехали летчики, пассажиры начали шуметь, возмущаться, те велели грузчикам вынести контейнер. Наконец все успокоились, расселись по местам.
-Сколько лететь будем? - спросил Дмитрий у стюарда.
-Три с половиной часа.
И больше ничего услышать было нельзя, поскольку моторы взревели, да так, что не стало слышно собственного голоса. Объяснятся можно было только жестом глухонемых. Весь полет рев моторов не умолкал, Дмитрий пожалел, что нет у него берушей, чтобы заткнуть уши, разве можно было предусмотреть такой сюрприз. Стюард сидел на первом сиденье рядом с симпатичной пассажиркой, которой он принес кофе и печенье. Пассажир на заднем сиденье, стараясь перекричать шум моторов, спросил:
-А нам печенье?
На что стюард лениво ответил:
-Ты че, мужик, никогда печенье не видел?..
Спорить бесполезно, все равно почти ничего  не слышно.
Самолет мерно гудел, нырял в облака, проваливался в воздушные ямы, тянул свою заунывную мелодию, Дмитрий мечтал быстрее долететь, дал себе слово, если еще когда-то придется лететь во Львов, никогда не летать туда самолетом, в крайнем случае - поездом.
Прилетели через четыре часа двадцать минут. Оглохший Дмитрий на выходе с укором высказал стюарду:
-А говорил, три с половиной лететь будем.
Тот с высока посмотрел на пассажира, лениво ответил:
-Против ветра летели…
Потом долго стояли в очереди, проходя таможню. Таможенники придирчиво осматривали каждого пассажира, не так много рейсов приземляется во Львове, им скучно, и они проявляли ненужную работоспособность. Та самая пассажирка, с которой весь полет ворковал стюард, не задекларировала в анкете мобильный телефон, таможенники задержали всю очередь, выясняя вину пассажирки контрабандистки, выписали ей штраф в пятьдесят долларов. Дмитрий в сердцах сплюнул, в России давно уже никто не считал мобильные телефоны объектом декларации при пересечении границы, быстренько поставил в анкете галочку возле графы: Мобильные телефоны. Таможенник рассматривая документы Дмитрия, спросил по-украински:
-Цель прибуття во Львив?
Хотел Дмитрий пошутить, посмотрел в насупленное лицо таможенника, буркнул:
-В гости.
Таможенник шлепнул печатью на страничку паспорта, протянул паспорт с видом,  будь его воля, не пустил бы он в город москаля.
Брат ждал его в зале. Обнялись.
-Едем в семью жены, они ждут. А потом поедем ко мне. Мы пока снимаем жилье, копим на квартиру. Там все собрались, ждут тебя.
-Все, - это кто? - спросил Дмитрий, не очень любивший незнакомые кампании.
-Родители и ее брат. Ты не обращай внимание  на их закидоны, они любят подчеркнуть свою неприязнь ко всему московскому, - попросил виновато брат.
-Чем им так московские насолили? - удивился Дмитрий.
-Да так… Потом поймешь… - уклонился от объяснения Николай.
Дмитрий с женой брата знаком, они приезжали в Измаил, устраивали среди родственников повторную свадьбу. Правда, свадьба была уже без Дмитрия, он уехал на учебу. Измаильские родственники не ездили на свадьбу во Львов, точно так же львовяне не приезжали в Измаил. К жене  Николая родители отнеслись радушно, только слегка настороженно.  Милая, юная девушка. Сидела прямо, молчала, красивое выражение лица надменное. Смущал ее украинский язык, который не похож на местный украинский, ее плохо понимали, от чего она еще больше замыкалась, чувствовала себя чужой. Все вокруг говорил по-русски, ей вообще непонятно, как так, в украинском городе разговаривают по-русски. Выросшая в благополучной семье, жила в просторном городской квартире, ее шокировал туалет за сараем, она боялась туда ходить без сопровождения мужа, ей казалось, что со стороны огородов может подглядеть за ней посторонний глаз. Город мужа ей не понравился. «Большая деревня!» - хмыкнула она. По сравнению со Львовом многократно проигрывал. Когда уезжала, высказала свое мнение о посещении Измаила: «Как в другой стране побывала. Бедной и неопрятной».
Теперь Дмитрию предстояло познакомиться с родителями жены брата.
-Ты говори по-украински, так как сможешь, - попросил его брат. - Вспомни, как разговаривали в селе молодежь, когда мы ездили в гости.
-Суржик я вспомнить смогу, здесь же совсем другой украинский, - напомнил Дмитрий.
-Ничего. Они же знают, что ты не в Киеве живешь.
Родители жены оказались внешне интеллигентными, доброжелательными людьми, встретили брата зятя радушно, старались говорить с ним по-русски, с ярко выраженным акцентом, так говорят по-русски поляки. Мать жены полная, симпатичная женщина, заведующая районной поликлиникой, представилась Еленой Григорьевной, отец - Богдан Викторович преподаватель в местном университете, худощавый, высокий, с запорожскими усами до самого низа подбородка. На нем украинская вышиванка подпоясанная красным пояском. Брат жены, офицер и коллега Николая - Олесь говорил по-украински, упорно не хотел говорить с гостем по-русски. И жена брата  говорила на местном украинском, то ли они не знали русского, то ли подчеркивали свою приверженность местным обычаям. Ко всему прочему, она преподает в школе украинский язык и литературу. Дмитрию резал слух ее обращение к мужу: «Мыкола, подай рушнык». Никогда в Измаиле не задумывался, что его брата Колю можно называть Мыколой. Он  видел округлившуюся талию Галины, удивился, брат в тот приезд в Измаил говорил о ее беременности, по срокам она уже должна давно родить. Он не стал при всех задавать брату вопрос об отцовстве. После дежурных вопросов, как долетел,  какие у него планы в отпуске, уселись за круглый стол, выпили по рюмке  водки, закусывали, и всех интересовал вопрос:
-Как в прошлом году московский  президент мог стрелять из танков по парламенту? И много ли людей погибло?
-Сколько погибло никто точно сказать не может. Официально около ста пятидесяти человек. Поговаривают более тысячи людей. Во всяком случае там погибла моя девушка. Ранило моего товарища, тоже нашего студента. Они учились со мной на одном курсе, - медленно подбирая слова проговорил Дмитрий.
Как? Ты тоже был в то время у здания Вашего Совета? - удивленно спросила Галя. - Ты кого-то там поддерживал? Ты же украинец?!
-Во-первых, я русский. Паспорт советский и еще не менял, до конца учебы есть время. Во-вторых, я был у Белого дома, как будущий журналист. Ни за одну сторону я не выступал. Девушка погибла не у Белого дома, она погибла у Останкино. У Белого дома тоже погибли люди, танки стреляли прямой наводкой по зданию. В ответ кто-то тоже стрелял, падали люди. Мне повезло.
Они скомкали эту тему, стали говорить о жизни, старательно обходили тему отношений двух теперь разных государств, пока Олесь не спросил:
-Ты после окончания куда поедешь работать? Или в Москве решил остаться?
Дмитрий еле понял суть его вопроса, которая на украинском языке прозвучала так: - Ты писля окинчиння куды поидышь працювать? Нэ вжэ в Москви останэшся?  И дальше все по украински в таком же ключе. Он как-то не решился честно ответить, что хочет остаться в Москве, поскольку  у него возникли планы, да и события на Украине тоже не очень располагали к переезду.
-Я еще не решил, - уклончиво ответил он. - Посмотрю, что мне предложат  в Киеве или Одессе.
-Ты же понимаешь, если останешься там, ты станешь предателем родины, - заявил Олесь.
-Почему сразу предателем, - спокойно ответил Дмитрий, хотя в душе вознегодовал. - А если бы я поехал работать в Германию, или Польшу, тогда бы я не был предателем? - он тяжело посмотрел на Олеся.
-Европа нам дружеская, а Россия всегда стремилась поработить нас.
-Кого нас, мы же были единой страной? - спросил вызывающе Дмитрий.
-Это только с виду. Сколько советы боролись с истинными патриотами Украины? А до конца победить не смогли, - самодовольно проговорил Олесь. -
Дмитрия покоробили слова Олеся, он понял, спорить здесь бесполезно. Чтобы как-то уйти от неприятного разговора, он демонстративно заинтересовался портретом, висевшем на стене. Написан маслом, в красивой рамочке, он показал на портрет и спросил, что за родственник изображен на портрете? Мать жены брата сделала удивленное лицо, воскликнула:
-Как?! Вы не узнаете национального героя Украины Степана Бандеру?
Дмитрий чуть не поперхнулся. Мать заметила заминку, назидательно проговорила уже на украинском:
-Мыкола, ты шо ж ны просветыв брата?
Остаток вечера получился каким-то скомканным, мать наклонялась к отцу и делала замечания на украинском, словно надеясь, что Дмитрий, как иностранец, ничего не понимает. Он с облегчением вздохнул, когда они распрощались с семьей жены брата, вышли на свежий воздух, проводили Галю домой, а сами прошлись по вечерним улочкам Львова. Дмитрий все никак не мог отделаться от внутреннего возмущения в адрес родителей Галины.
-Как же так? Они же оба не молодые, учились в советское время, должны знать, кто такие Бандера, Петлюра, Шухевич. Я понимаю, когда твоя жена училась в СССР, была юной и глупой, сейчас ее воспитывают вот такие родители. Но они?! Они, ведь учились при советской власти?!
Брат смущенно отбивался:
-Ты не живешь здесь, не знаешь местных завихрений. Во многих городах западной Украины поставлены памятники Бандере. Первое время пытался спорить. Мне быстро дали понять, моя карьера военного может закончиться выдворением из армии и Львова в лучшем случае, а то и посадкой - в худшем. С женой у нас по этому поводу чуть ли не до развода доходило, теперь смирился. Вернее затаился, не знаю, насколько меня хватит. Ведь я теперь женат и у нас будет ребенок.
-Поздравляю. Это я заметил. Только она же уже тогда была беременной, когда вы приезжали в Измаил, - напомнил Николай. - Где ребенок?
-Оказалось, она блефовала, чтобы к ней не приставали с расспросами по поводу ее недовольства. Я и сам это узнал уже после отъезда из Измаила.
-Ребенок сроднит тебя с ней или свяжет? - спросил Дмитрий.
Николай только развел руками.
Услышав русскую речь, к ним тут же подскочил милиционер.
-Ваши документы! - гаркнул он по-украински.
-А в чем дело? - дернулся Дмитрий, он все не мог привыкнуть к мысли, что его принимают здесь за чужака. Жестом руки Николай остановил его, ответил:
-Все нормально, это гость из Киева, - пояснил Николай по-украински.
Достал офицерское удостоверение, протянул его милиционеру. Тот прочитал звание и фамилию, козырнул, извинился и исчез.
-Что тут у вас твориться?! - возмутился Дмитрий. - Ладно Кравчук быстро перелицевался   из коммуниста в националиста. Но теперь у вас Кучма, вполне адекватный президент. Он что, не может приструнить вот эти бандеровские настроения?!
-Значит не может, - вздохнул Николай. - Или не хочет. А ты полагаешь при советах не было всплесков национализма? Я здесь посещал лекции, мне пояснили, что национализм после войны никуда не делся. Евреи всегда жили обособленно, им  доставалось больше всего, государственных постов они не занимали. Помнишь семью грека Кауниди в Измаиле, им сколько раз предлагали ехать в свою Грецию. Молдаван за людей не считали, присказка была: «Молдаване - гей за плуг!». Украинцев видно не было, они все говорили по-русски, никто в паспорт им не заглядывал, а как только поперло у них, так даже некоторые русские захотели стать украинцами. Мы относились к этому как к шалости отдельных недоумков.
-Ты передергиваешь, - проговорил недовольно Дмитрий. - На бытовом уровне стычки были, и Георгия Саркисяна хачиком называли, и евреев дразнили жидами, и молдаван не уважали за их цыганство, вечно хотели на халяву урвать побольше, а работать поменьше. Но на государственном уровне все это пресекалось. А теперь что? Бандера - герой Украины! В страшном сне не могло нам присниться такое в школе. И гетман Мазепа не предатель, а борец за свободную Украину.  Так скоро тут и Хмельницкий станет коллаборационистом.
-Пройдут эти завихрения, поверь мне. В России тоже сепаратные настроения - не приведи Боже. Того и гляди распадется на мелкие княжества. Ваш Ельцин разрешает брать главам регионов суверенитету столько, сколько они смогут схавать. Татарстан объявил о суверенитете, Коми, Свердловская область желает отделиться, не говоря уж о Чечне, которая с оружием в руках отстаивает свой суверенитет, - горячо уже возразил Николай и это опять стало похоже на извечный спор. Дмитрий примирительно сказал:
-Да. В интересное время живем. Только вот радости что-то совсем мало.
-А ты что, решил все же в Москве остаться? - осторожно спросил брат, возвращаясь к застольному разговору.
-Кто меня тут ждет с моим русским языком? Заставите писать по-украински, которого я не знаю?
-В Измаиле все говорят по-русски, - напомнил Николай.
-Говорят по-русски, а пишут по-украински. И буду там работать в местной многотиражке «Дунайский вестник», - иронически проговорил Дмитрий.
-А в Москве ты станешь главным редактором «Правды»! - парировал Николай. - Ты должен вернуться в Украину, тут твоя родина. Что хорошего тебя ждет в России? Разрушенная экономика, коррупция, неадекватный президент! Ты знаешь, что Ельцин посетил Польшу, Валенса поставили его в известность: Польша хочет вступить в НАТО. Ваш министр иностранных дел Козырев, стал убеждать Ельцина согласиться, иначе политику России сочтут продолжением коммунистического режима. Всю ночь Валенса с Ельциным пропьянствовали, и наутро Ельцин согласился на условия Польши, - рассказывал Николай. Ты понимаешь, что это значит?
-Тебе откуда известны подробности с пьянкой? - подозрительно спросил Дмитрий.
-Наши офицеры из Киева были в то время в Варшаве.
-Видели, как он пьянствовал, - недоверчиво спросил Дмитрий.
-Не видели. Они общались с офицерами по охране дворца польской резиденции. Он что, не понимает, что такое НАТО у ворот России? Между ними останется только Украина и Белоруссия. Не зря же в угоду полякам вывели из их территории всех российских военнослужащих,   свыше шестисот танков и  девятисот бронемашин, полтыщи орудий и минометов. И нам кое-что перепало. Они через нашу территорию всю эту технику везли, половину техники бросили на территории Украины. Вот теперь мы продаем их всем, кому не лень. Так-что не думаю, что Россию ждут хорошие времена с таким президентом. Развалится Россия. Или станет второстепенной державой с расхристаной экономикой. Или Верхней Вольтой с атомной дубинкой, - утверждал Николай, доказывая преимущества Украины перед Россией, в которой брат не хочет остаться жить.
-Пока я не вижу, чтобы Украина возрождалась. Да, при Кучме экономика чуть выправилась, - согласился Дмитрий.  - И в России могут настать благие времена. Ельцины приходят и уходят. Не может такая большая страна с древней историей развалиться. Ее разваливали и татаро- монголы, и поляки, и  Наполеон с Гитлером, не смогли развалить.
-А Горбачев развалил! - уколол брата Николай.
-Империю развалил, а Россия останется, - отмахнулся Дмитрий. -  А Украину не один раз перекраивали, дербанили. Львовская область была и под австрийцами, и под поляками. Крым и восточные области были Российскими. Ленин подарил Украине Донбасс и Луганск, в благодарность украинцы сносят ему памятники. Все же моя родина Советский Союз. Я еще и паспорт не поменял. Не моя вина, что кучка политиков развалили страну. Вот съезжу домой, поговорю с родителями, и решу, где мне жить. Полагаю, что лучше жить в стране с разрушенной экономикой, чем в стране с извращенной идеологией. Экономику можно восстановить, с идеологией все сложнее.  Это все равно, что пытаться мусульманина переубедить стать православным, или наоборот!  Во всяком случае, если бы мне пришлось жить во Львове, тогда я бы точно сюда не вернулся. А ты доволен своей здесь жизнью?  - спросил Дмитрий брата.
Николай помялся, затянувшейся паузой дал понять,  не всем он доволен, нехотя ответил:
-Что хорошего меня бы  ждало в России? Вон у вас там заварушка в Чечне началась, погнали бы меня туда воевать, оно мне надо?
-Ты учился на то, чтобы воевать, - с сарказмом напомнил Дмитрий.
-Нас учили родину защищать, а не выполнять полицейские функции, - недовольно проговорил Николай. И чтобы отвлечься сказал: - Ты знаешь, как я теперь командую солдатами «Равняйся, смирно!»?  «Ривняйсь, струнко!».
Дмитрий не поддержал его тона, все так же хмурился и молча шел рядом. Николай проговорил:
-Ты все же подумай, как тебе поступить. Кому-то надо рядом с родителями быть. Я вот, застрял во Львове, обещали в свое время перевести в Одесский военный округ, только теперь для этого нужно немало купонов собрать. Коррупция в армии похлеще чем где-либо.
С тяжелым сердцем уезжал Николай из Львова. Ему жаль брата, что  тому пришлось принимать правила игры в их общей стране, на их общей родине. После посещения брата, его сомнения в какой стране ему оставаться, все больше склоняло к тому, что он хотел бы остаться в Москве. На прощание  отметил, внешне Львов не похож ни на один украинский город. Скорее он похож на европейский город с его ратушей, средневековыми узкими улочками, высокими крышами костелов.  Возможно эта архитектура накладывает на характер его жителей желание отделится от остальной части Украины или подчинить всю Украину своему образу жизни и мыслей.

Когда он приехал в Измаил, и встретился с двоюродным братом Олегом, рассказал ему о порядках во Львове, тот только покачал головой.
-Да у нас стало не лучше. Российская военная флотилия на Дунае перестала существовать. Самый крупный в регионе консервный и целлюлозный завод отдают в частные руки. Производство продукции тут же упало. Рабочих сокращают. Толкучка на рынке растянулась на километр. Приезжали к нам на грузовиках западенцы, учили нас, как нужно жить, хотели у горисполкома скинуть с пьедестала Ленина. Люди не дали. Им Ленин до одного места, но мы не хотим, чтобы в нашем городе командовали нацики извне. Мы сами тут решим, как нам жить. Хотя местные украинцы и приверженцы западной идеологии весьма обнаглели.  Благодаря их деятельности почти все еврейские семьи покинули город. И Одесса опустела. Эмигрировали на землю обетованную, - рассказывал Олег.
-Их начали притеснять? - не поверил Дмитрий.
-Да. Толя Кравченко вдруг вспомнил, что у него украинские корни, организовал здесь банду, или группу, которая теперь кричит на всех углах, что Украина для украинцев, а кто не согласен: чемодан, вокзал, Москва, или Израиль. Хотя сам по-украински ни бе, ни мэ, ни кукареку.
-А Эля? - вырвалось у Дмитрия.
-А что Эля? - переспросил Олег и посмотрел на Дмитрия. Улыбнулся: - И ты туда же!.. Уехала. Они всем семейством уехали. Только Иосифа посадили.
-За что?
-Один из дружков Толи Кравченко начал лапать сестру прямо при родителях, Иосиф снес ему челюсть напрочь.  Те подожгли ворота их дома и написали на доме: «Жидам не место в Измаиле». Иосиф поймал одного поджигателя, и тоже пришиб маленько. Вскоре его арестовали за хулиганство и побои. И тогда семейство поняли, жить спокойно, как ранее жили, им не дадут. Да и стоматологический кабинет у дяди Марка отобрали. Пришли молодцы с бицепсами и потребовали пятьдесят процентов от  выручки платить им за крышу. Дядя Марк возмутился: «Я буду один работать, а семеро с ложкой будет сидеть надо мной!». После этого стоматолог понадобился ему. Потом кабинет и вовсе отобрали. И руководство рынка, где работала его жена и сестра, мать Мины, в бухгалтерии, тоже обложили данью. После всего этого они и решили уехать. Сначала хотели Иосифа дождаться, тот сам их убедил уезжать, а он, дескать, после отсидки приедет.
И Дмитрию стал грустно на душе, хотя надеяться ему было не на что. Еще тогда Мина ему сказала: «Эсфирь с гоем дружить не будет. Ей родители и братья запретят встречаться с православным».

* * *
К осеней сессии студенты готовились особенно тщательно. Предметы «Этика и право» и «Журналистские расследования» не из разряда сложных, однако весьма объемных. Предпоследний курс выявил пристрастия студентов к тому или иному роду деятельности в области журналистики. Дмитрий сносно говорил на двух языках. Он так больше ни с кем из девушек и не задружил. Хотя многие оказывали ему знаки внимания, видели, парень надежный, целеустремленный. Ему казалось, что этим он предаст память о Любе. Полагал, закончит институт, познакомится с девушкой вне стен института, которая ничего не знает о его прошлой связи, тогда можно будет думать о женитьбе.
Степан твердо решил после окончания уехать в Молдавию.
-Буду поддерживать силы, которые за более плотные отношения с Россией. Не могу понять тех, кто хочет присоединится к Румынии! Неужели не понимают, лучше быть маленькой, гордой и самостоятельной при поддержке России, чем придатком в отсталой Румынии.
На что Дмитрий отвечал, что он хотел бы остаться в России, только гражданство ему не светит. Можно и без гражданства работать в Москве, все зависит, куда ему удастся поступить на работу. Степан возражал: России нужен крепкий, авторитарный руководитель, тогда можно будет работать в России. Пока же, экономика на боку, заводы раздебанили, из оставшихся выжимают последние соки, не вкладывая средств в воспроизводство, не стабильно на международной арене, Россия не столь привлекательна.
Дмитрий соглашаясь, говорил:
-На Украине такая же ситуация, которая усугубляется неонацистской риторикой. Удивительно, почему в России этого не замечают? И ранее не замечали. Моему брату один очень ортодоксальный офицер во Львове рассказывал, еще в советское время всех бывших националистов из тюрем повыпускали, они воду мутили, а власти делали вид, что ничего не происходит. Не понимаю, такое сильное КГБ, которое в чужом глазу соринку видели, сослали Сахарова за пацифистские высказывания, а проглядели явный, махровый национализм у себя под боком. И сейчас не замечают!
-России сейчас не до Украины. Им бы у себя пожар на юге загасить, - заметил Степан.
Последние новости на политической арене внутри страны горячо обсуждали студенты. Российские самолеты ударили по чеченским аэродромам и вывели из строя все самолеты. Совет Федерации осудил силовое решение конфликта, предложил прекратить вооруженное противостояние и начать переговоры по восстановлению конституционного порядка в Чечне. Только президент плевать хотел на предложение Совета Федерации и издал Указ о пресечении деятельности незаконных вооруженных формирований. Правительство России поручило МВД и Министерству обороны России обеспечить выполнение указа, а если Чечня не подчинится, разбомбить склады с вооружением и военной техникой.
Степан задавал риторический вопрос Дмитрию, когда готовились ко сну:
-Скажи, президент России адекватный человек? Ему же депутаты предлагают провести переговоры с Дудаевым, тот готов на переговоры, а он закусил удила, считает ниже своего достоинства разговаривать с ним. Чем это может закончится?
Дмитрий только вздыхал, не знал, чем это может закончиться. О том, что президент у России с чудинкой, видела вся Европа, когда во время переговоров в Германии, он в нетрезвом состоянии дирижировал оркестром. Или проспал встречу с главой страны в Рейкьявике. Им выгоден такой покладистый и непритязательный президент большой и непредсказуемой страны.
-Одна надежда, что через год его переизберут, - подал реплику Дмитрий.
-А кто достоин в его окружении стать у руля такого огромного государства? Березовский, Чубайс? Гайдар? - иронически спрашивал Степан.
-Не утрируй. Это не политики. Это барыги. Гайдар ушел в оппозицию, он не согласен с силовым решением с Чечней. Тем более, что лучший министр обороны Грачев, пообещал Ельцину взять Грозный одним полком.
-Какой там полком?!  Погоди, там армия захлебнется. Знаешь, сколько там пришлого сброда со всего востока понаехало? Помнишь, в парламенте говорили, население Чечни встретит русских с хлебом и солью? Ага! Встретили! Выстрелами из-за угла и обороной своих населенных пунктов.
-Раньше мы о девках рассуждали, - вздыхал Дмитрий и отворачивался к стене.
Новый год вообще был омрачен сообщениями о бездарном нападении на Грозный. Все студенты следили за действиями войск, которые не радовали своими успехами. Ввели танки на улицы города, которые стали удобной мишенью для чеченских боевиков. Никто не обучал молодых солдат боям уличного сражение, не обученных первогодок бросили в мясорубку, не снабдив даже элементарным запасом боевого снаряжения. Боевого опыта не было у офицеров. Не ожидая яростного сопротивления они просто растерялись, взаимодействие между частями нарушилось. Уже второго января федеральные силы попали в окружение, в результате восемьдесят пять воинов убито, свыше семидесяти пропало без вести, сто солдат и офицеров попали в плен. Двадцать танков уничтожено, командир бригады  погиб.
Для кого-то Новый год праздник. Для солдат  на юге страны сплошной ад.
Для их родных нескончаемое горе. Степан и Дмитрий после сессии домой не поехали. Они решили после Нового года проходить практику на телевидении по предмету «Журналистика в телевидении». В Новогоднюю ночь Степан ушел с новой знакомой девушкой, с которой стал недавно встречаться, в ее кампанию. Девушка, которая жила в Кишиневе, его не дождалась, вышла замуж. Дмитрий сидел в эту ночь один, вспоминал Любу, грустил. Представлял, как бы он сейчас провел с ней время. Он не мог с кем-либо  строить отношения. Не мог себе представить, как он будет прикасаться к девушке, целовать. Ему казалось, это будет предательством по отношению к ее памяти. К сожалению, образ Любани стал несколько расплываться в памяти. Помнил тугую косу, полные губы, серые глаза - все по отдельности, а цельный облик исчезал. Помнил ее горячие руки, теплое тело, нежные поцелуи. В Новый год сидел у окна, наблюдал за далеким салютом в честь рождения нового года.
Позвонил с переговорной  родителям, поздравил их с Новым годом. Те сообщили, у Николая родилась дочь. Назвали Евой.
-Если у меня будет сын, назову Адамом, - мрачно пошутил Дмитрий. Ему было очень одиноко в эти новогодние праздничные дни.
Пятого января он поехал в Останкино. На подходе к зданию искал следы былого противостояния, в результате которого гибли люди, в том числе и Люба. Однако никаких следов видно не было, все старательно зачистили, все же почти полтора года прошло. Ко всему, все припорошило вокруг снегом. Он заказал пропуск, прошел в студию, с которой институтом достигнута договоренность о прохождении студентами практики.
Плутая по длинным коридорам, он встретил Диану. Она очень удивилась. И Дмитрий удивился. Вместо приветствия спросил:
-Ты что здесь делаешь?
-Я то понятно! А ты что здесь делаешь? - в свою очередь спросила она.
-Я на практике. А ты, я так понимаю, уже в телефильме снимаешься?
-Почти. В рекламе. Менее почетно, зато денежно. Ты почему не звонишь?
-Чтобы не вносить раздрай в твою семью. У тебя ревнивый Ромео.
-Ах! Выставила я своего Ромео. Я теперь снова свободная девушка на выданье. Знаешь, мне тебя сам Бог послал, я о тебе последнее время все чаще вспоминаю, - сказал она.
-Странно. Денег я у тебя не занимал, чтобы часто вспоминать, -  пошутил Дмитрий.
-Не ерничай. Я серьезно. Ты вот что! Я не знаю, когда освобожусь, ты приходи ко мне попозже. Потолковать нужно. Договорились?
-Хорошо, - без энтузиазма пообещал Дмитрий.
-Не забудь!.. - помахала она рукой и скорым шагом пошла по коридору. Практика уже не шла на ум Дмитрию. Он старался вникнуть в суть предмета, ему показывали принцип работы стационарных видеокамер. Показывали работу телекомментаторов, ему удивительно было смотреть из-за спины операторов на телеведущих, которых ранее он видел только по телевидению. Она как раз передавала в эфир о событиях в Грозном. Диктор говорила, что бои под командованием генерала Рохлина ведутся с подразделениями сепаратистов в черте города, на подступах к президентскому дворцу. Оператор в пол голоса рассказывал специфику работы журналистов по предоставлению материалов для телевизионной передачи. Дмитрий еле дождался окончания занятий, помчался в сторону дома Дианы. Он почти стал забывать о ней. А тут увидел, и в душе вновь вспыхнуло былое чувство, не любви даже, а какого-то благоговейного чувства к ней. 
Окна ее квартиры темнели своими глазницами. Начал прохаживаться у подъезда в надежде на ее скорый приезд.
Он изрядно продрог, дожидаясь Диану у подъезда. Увидел ее, пошел навстречу, забрал у нее сумку, пошел рядом.
-Замерз? - спросила она.
-Есть маленько, -  сознался он.
-А подарок мой почему не одел?
Вспомнила она о куртке, которую она все же передала через Степана ему спустя год после замужества.
-В общежитии. Не расчитывал так долго прогуливаться на свежем воздухе.
-Сейчас чаем отогреемся, - пообещала Диана.
Она пропустила его вперед, разделись в прихожей.
-Ты проходи, я сейчас, - и пошла на кухню.
Дмитрий огляделся. Внешне в комнате ничего не изменилось, словно и не жил здесь мужчина. Он выглянул на кухню.
-Тебе помочь? - спросил он.
-Не надо. Я быстро.
-Вы временно расстались или навсегда? - спросил Дмитрий.
-Навсегда. Хотя официально еще не развелись.
-Причина?
-А! - махнула она рукой. - Все до кучи. Первый блин оказался комом. Берегла себя для бесконечной любви и высоких идеалов. Все разбилось о быт, беспричинную ревность и его пьянство, - на одной ноте произнесла она.
-Ты ранее его не могла разглядеть? Вы же учились вместе?
-Не смогла. Он так красиво ухаживал. Такие стихи мне читал, - закатила она глаза к потолку. - Ах, забудем! Неси чашки в комнату, - велела она.
-Давай здесь на кухне посидим, - предложил Дмитрий. - Я же не гость, а так, товарищ, зашел на минутку. У тебя здесь уютно, - обвел он глазами интерьер кухни.
-Я тоже люблю сидеть здесь вечерами, - согласилась Диана.
Она расставила посуду, чашки, нарезала хлеб, колбасу, налила чай, села напротив, подперла голову рукой, рассматривала Дмитрия.
-Что, изменился? - спросил он, уловив ее взгляд.
-Да. Повзрослел.
Дмитрий положил сахар, медленно помешивая ложечкой, спросил:
-Ты хотела со мной поговорить. О чем?
-Ты на следующий год заканчиваешь институт. Какие у тебя планы? Уедешь домой? - в свою очередь спросила Диана.
Дмитрий отложил ложечку, раздумывал, чем вызван такой интерес. Решил сказать как есть.
-Я не хочу работать на Украине. Я не знаю украинский и изучать его не хочу. Он для меня мертвый язык. Я его не чувствую. На русском могу подобрать синоним любому слову. На украинском  всегда буду косноязычным. Мне легче китайский выучить. Его тоже не буду чувствовать, зато буду знать, это для меня  иностранный язык. А там должен буду  делать вид, что он мне родной. А еще, чувствую, быстро вступлю в конфликт с властями из-за национальной политики. Меня вышвырнут из профессии, если не научусь лицемерить. Поэтому, хочу остаться работать в России, - старался говорить убедительно Дмитрий.
-А гражданство? - напомнила Диана.
-Подам документы на гражданство. У меня до сих пор советский паспорт со вкладышем. Полагаю, не откажут.
-Родители не обидятся?
-Я же не расстаюсь с ними, никто не запретит мне навещать их. Даже если поеду работать на Украину, вряд ли я найду работу в своем городе. Все равно я буду всего лишь их навещать. Жить в Измаиле мне не светит, - пояснил Дмитрий. - Это маленький город, в котором не издается серьезных газет. В тех, которые выпускаются, я мог бы работать и без институтского образования.
Дина внимательно слушала, помолчала, не зная, как начать щекотливый  для нее  разговор, кашлянула и решилась на разговор:
-Я что хотела тебе предложить… - она сделал паузу, внимательно посмотрела на Дмитрия. - Давай оформим фиктивный брак.  У тебя не будет проблем с гражданством, регистрацией, трудоустройством, - выпалила она решительно, словно в воду прыгнула. - Хочу помочь остаться тебе в Москве. Мне приятно будет, если ты будешь рядом.
Дмитрий приподнял бровь, потом нахмурился.
-Хм… неожиданно! А почему фиктивный? Я готов на настоящий. Только я не пойму, в чем твоя выгода? - спросил он.
-Видишь ли… я хотя и обожглась браком, но одна уже не хочу оставаться.  Не хочу приходить  в пустую квартиру. Ты давно симпатичен мне, без вредных привычек, умен, - поясняла Дина.
И чем больше она пыталась аргументировать свое решение, тем более хмурился Дмитрий.
-Тогда тебе нужно завести кошку. Тоже живая душа, - глухо проговорил он. Она положила ладонь на его руку.
-Я знаю, ты щепетильный. Подумай, мы две одинокие души, я же всегда чувствовала, что не безразлична тебе. Если бы не твоя девушка, может быть я бы и замуж не торопилась выходить. Короче! Чего я вру! Фиктивно или по -настоящему, я хочу, чтобы ты был рядом со мной. Поживем вместе, ты присмотришься ко мне, я к тебе. Тем более, что вкусив мужского отношения, мне уже трудно быть независимой. Не бросаться же мне на режиссеров ради роли или зова тела, - спонтанно говорила Дина, и лицо ее медленно покрывалось краской.
-Странно! Насколько ты нравственна была до замужества, настолько ты безнравственна сейчас? Или хочешь казаться такой? - спросил Дмитрий голосом ментора.
Дина собралась, уже спокойно выговорила:
-Я взбалмошная, но до определенной черты. Как тебе мое предложение?
-Вкусное! Только я не могу прийти на все готовенькое, и на целый год сесть тебе на шею. Уважать себя перестану. Я тебе еще тогда говорил, если бы не твоя квартира, я бы женился на тебе, - напомнил он.
-Во-первых, ты уже кое-что зарабатываешь своими статьями. Я тоже подрабатываю  съемками в рекламе. Тут и роль обещали подкинуть в телесериале, хотя в училище это не приветствуется. Преподаватели закрывают на это глаза, понимают, студентам сегодня не до жиру, быть бы живу. Деньги ничего не стоят. Во-вторых, пей чай, он уже остыл. Что ты думаешь о моем предложении? - настойчиво спросила она.
-Такое с лету не решишь. Допустим, я соглашусь. Перееду к тебе. Через пол года ты влюбишься в очередного партнера. Ты выставишь меня за дверь, как своего Костика. Из общежития меня  выпишут. И куда я подамся? Жить на вокзал? - аргументировал свой отказ Дмитрий.
-Что за глупости?! Почему я должна в кого-то влюбиться через пол года, год? Ты считаешь меня настолько легкомысленной? - округлила она глаза.
-Все актрисы влюбляются в своих партнеров.
-Далеко не все. Я знаю много актрис, которые дожили со своими мужьями до старости, вспомни Клару Лучко, Кириенко, Семину и других.
-Точно так же и я знаю многих актрис, которые меняет мужей каждые два, три года, - парировал Дмитрий.
-Дурацкий у нас получается разговор. Послушай, я не стала бы делать своего предложения, если бы ты был мне безразличен. Я давно для себя решила,  если повторно выйду замуж, то только за тебя. Ты должен делать мне предложение, а у нас все, как не у людей. Я уговариваю тебя жениться на мне. Али я тебе безразлична? - попыталась изобразить кокетство Дина.
-Как раз нет! Ты очень симпатична мне. Более того! Но я как-то не могу без ухаживания, без того, чтобы добиваться тебя делать тебе предложение, хочу чувствовать себя завоевателем.
-Вот и будешь добиваться меня своим хорошим отношением на моей площади.
Она засмеялась, громко и счастливо. Вскочила, обняла голову Дмитрия и поцеловала. Плюхнулась на колени, обхватила шею, еще раз поцеловала и приказала:
-Завоевывай! - приказала она.
Он подхватил ее на руки и понес в комнату. По пути спросил:
-А брак у нас будет фиктивный или настоящий?
-Сейчас мы оба это поймем.
Он положил ее на кровать, прижал за плечи, она притихла, ожидая от него нежности и ласки. Он нагнулся к ее уху и громким шепотом прошептал:
-Быть иждивенцем так же позорно, как и сожителем. Когда разведешься, тогда и поговорим, - словно облил молодую женщину холодным душем.
Встал и пошел на выход. Одел куртку, присел на пуфик одевая ботинки. Диана вышла, прислонилась к косяку, смотрела на Дмитрия, по щеке скатилась слеза.
-И что дальше? - спросила она.
 Он посмотрел на нее снизу вверх.
-Дальше? Я женюсь на тебе, но только  после развода, - уверенно и строго проговорил он.
*  *  *
Первого марта по всем телеканалам передали трагическую новость:
-В подъезде своего дома убит телеведущий Владислав Листьев. Любимец публики. Обожаемый всеми домохозяйками страны. Девчонки однокурсницы плакали, словно потеряли близкого человека. Вскоре собрались и поехали к его дому на Новокузнецкую. Позже рассказывали, у дома собралась огромная толпа людей, море цветов. Женщины плакали, мужчины сжимали кулаки и губы. У всех в глазах немой вопрос: «За что?! И кто посмел поднять на него руку?!». Президент выступил по телевидению, обещал взять расследование под личный контроль, заверил, убийц и заказчика непременно найдут и покарают.
Через неделю в комнату забежал Виктор Горлов и с выпученными глазами сообщил новость:
-Ребята, сейчас в криминальных новостях сообщили, вчера поздно вечером возле своего подъезда убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Полагаю, это отец Паши.
На фоне убийства Листьева, это убийство осталось бы не замеченным. Убивали каждую неделю, если не бандита, то бизнесмена, депутатам с губернаторами тоже доставалось, сводки пестрили криминальными разборками. Народ стал равнодушен к подобной криминальной хронике. Если бы не  фамилия убитого. В комнате Дмитрия и Степана телевизора не было. Они вскочили бежать в актовый зал. Горлов остановил их, криминальные новости будут теперь передавать через три часа.
-Может быть, просто однофамилец? - высказал догадку Степан. - Смирновых много. У Павла какое отчество?
-Никогда не задумывался. Нужно спросить у тех, кто ходил в его универмаг отовариваться, они должны знать  имя и отчество отца. Вопрос: кто ходил? - задал вопрос Дмитрий.
-Люба ходила, - вспомнил Виктор.
Парни укоризненно посмотрели на него, он понял свою оплошность.
-Ах, да, простите… Светка с ней ходила.
-Айда к ней, - тут же решительно предложил Дмитрий.
Все трое  отправились на третий этаж, где проживала однокурсница Светлана. Хорошо, что она оказалась дома. Парни буквально ворвались в ее комнату, изрядно напугав девчонок, с порога огорошили вопросом:
-Светка, ты  универмаг  отца Паши Смирнова посещала?
-Да, а что? - недоуменно смотрела она на ребят.
-Как его звали? - чуть не хором спросили парни.
-Не помню, давно это было.
-Вспоминай, а то сейчас  убьем! - пригрозил Виктор.
-Да что случилось?!
  -Погоди, - остановил его Дмитрий, - вспомни, его случаем не Максимом Ивановичем зовут?
-Да, кажется так.
-Кажется или так?! - опять грозно проговорил Виктор.
-Так. А что случилось? - повторила она вопрос.
Витя присел на ее кровать. Посмотрел на всех присутствующих в комнате.
-Чего будем делать? - спросил он.
 Это время, услышав шум в соседней комнате, зашли однокурсницы Галя и Вероника. Они протиснулись сквозь парней, которые заслонили собой дверь и тоже с немым вопросом уставились на Виктора, восседавшего на кровати в позе старшего инквизитора.
-Девочки, по телевидению передали, убит бизнесмен Смирнов Максим Иванович. Это же отец Паши, - внес  ясность Дмитрий.
-Какой ужас! - в один голос воскликнули девчонки.
-Надо ехать к нему. Поддержим, - решительно проговорил Дмитрий.
-Чем мы его поддержим? И что мы ему скажем? - спросил Степан. - Держись! Не раскисай!
-Не знаю. Может чем-то надо помочь. Он же нам помогал в трудные минуты, - напомнил Дмитрий.
-Правильно! Поехали! - встал Виктор.
-И я с вами, - заявила Светлана.
Они подъехали к дому Павла, никто не знал в какой квартире он живет. Возле подъезда обрывки огораживающей место пришествия ленты, на сером асфальте еще не смытая лужа застывшей черной крови. Решили спросить жильцов, однако подъезд оказался заперт. Они присели на лавочку возле дома, все равно кто-нибудь выйдет или зайдет. Подъехала полицейская автомашина, из нее вышли в гражданском оперативники и милиционер  в форме.
-Опросите всех жильцов в доме, - распорядился один из гражданских чинов, - может кто чего видел или слышал. Вон, парни сидят, может они что -либо знают.
Они подошли к ребятам, гражданский представился капитаном уголовного розыска, спросил, не видели ли они чего подозрительного.
-Мы только подъехали, по телевидению услышали об убийстве отца нашего однокурсника, решили помочь чем сможем, - за всех пояснил Степан.
-Понятно. Чем теперь ему поможешь. Ладно, пойдем дальше, - кивнул он своим коллегам.
-Простите, а в какой квартире они проживали? - спросил Дмитрий.
Капитан посмотрел на них, сказал, что сын находится сейчас в управлении милиции, сейчас приедет. А мать сейчас лучше не беспокоить, у нее врач дежурит. И пошел в соседний подъезд. Ребята сели на лавочку. Молчали. Что тут можно сказать. Через час приехала автомашина, вышел Павел. Увидел ребят, подошел, поздоровался.
-Уже слышали?  - спросил он.
-Да. По телику передали… - ответил Дмитрий.
-Известно, кто? - спросил Степан.
-Почти известно. Только не найдут, - махнул рукой Павел.
-Почему?! - воскликнула Света.
Паша посмотрел на них, как на детей малых.
-Депутатов и губернаторов убивают, не находят. Вот, на днях, Листьева замочили. Думаете убийц найдут?А вы хотите, чтобы за какого-то торгаша кто-то впрягался, - со злостью сказал Павел.
-Послушай, он не какой-то торгаш. Это известный и уважаемый в советское время человек. Его министры знали. Из ЦК приходили отовариваться, - напомнил Дмитрий.
Паша укоризненно покачал головой.
-Так то в советское время! К Соколову тоже министры приходили, и что? Сейчас другие времена. Тут за этот лакомый кусок и ореховские, и коптевские, и люберецкие горло друг другу рвут, и на пути у них стоял отец.  Суд они ведь проиграли. Вот они его и убрали, - пояснил он.
-И как же ты теперь?
-Пока не знаю. Адвокаты должны подсказать. Надо или договариваться. Или все бросать к  чертовой матери, и идти работать в милицию. Тут как раз РУБОП создается по борьбе с организованной преступностью. Набирают ребят. Правда из бывших ментов. Но у меня есть связи, возьмут, если решу. Или создам банду, буду противостоять им, - зло говорил Павел.
Дмитрий смотрел на него и не узнавал друга. Балагур, дамский угодник, весельчак Павел словно постарел, жесткие складки лица, хмурый взгляд и поникшие плечи.
-Не дури. Тебя или замочат, или посадят, - высказался Виктор. - Тебе нужно телохранителя нанять. Ты ведь теперь наследник, точно так же будешь стоять на их пути. Мы готовы тебя охранять. Бесплатно. По очереди, - предложил он.
Что-то на подобии улыбки промелькнуло на лице Павла.
-Да какие из вас охранники? У вас и оружия нет. А эти до зубов вооруженные. У них автоматы, пистолеты с глушителями, тачки, рации, таких у ментов нет. Спасибо. Я пойду. Вас не приглашаю.  Там мать убитая горем, - встал Павел, подал всем руку.
-Паша, мы с похоронами поможем, если что… - предложил Дмитрий.
-Его весь торговый мир хоронить будет. Вы на похороны приходите. Полагаю, дня через три состоятся, если следствие не задержит.
Он помахал рукой и пошел в подъезд.
Часть обратного пути шли пешком. Рассуждали:
-Не понимаю, куда страна катится! - возмущался Виктор. - Разгул бандитизма, коррупции, сепаратизма! Банкиры толпятся в кабинете президента. Семью пристроил во власть. Премьеров и прокуроров тасует. А народ нищает и молчит!
-Ты думаешь так только в России? - взглянул на него Дмитрий. - Все самостоятельные республики теперь болеют той же болезнью. Кое-где похлеще события происходят. Сепаратные настроения преобладают почти во всех республиках. Вон, у нас на Украине выстрелов пока нет, но того и гляди полыхнет и разделимся на восток и запад, как раз посередине Днепра. У Степана Молдова с Приднестровьем схлестнулась. Армяне с Азерами Карабах поделить не могут. У России  Кавказ бурлит.
Какое-то время шли молча. Нарушила молчание Светлана:
-Как же при Брежневе все это удерживалось в едином кулаке? Ведь не сказать, что сильный руководитель был, немощный старик и маразматик, - высказала она свое недоумение. - А ведь на улицах не стреляли. Взятки мешками не брали. Воровать вагонами боялись.
-Зато для недовольных исправно работали психушки и лагеря. Иных под зад коленом и за рубеж, чтобы не мутили воду. Система работала, - высказался Степан.
-Мужики! Как мы будем в журналистике строить свое будущее? - задал риторический вопрос Дмитрий, который не единожды обсуждался в узком кругу будущих коллег. - Рассказывать, какие сильные нынче руководители Ельцин, у тебя Снегур, - кивнул он Степану, - у меня Кучма, которые, якобы,  ведут страны к процветанию. И на этом строить свое благополучие?
-Сейчас достаточно либеральной, свободной прессы, - напомнил Виктор.
-А ты замечаешь, как их давят? Обвиняют в финансовых нарушениях и под этим предлогом закрывают. У нас любят говорить о демократии и свободе слова, на самом деле власть не устраивает их свободомыслие, - заметил Дмитрий.
-Заниматься очернительством тоже не самый верный путь, - заметила Света. - Вспомните, как народ стоял стеной за Ельцина?
-Когда полки пустые, заводы закрываются, люди готовы были поверить любым популистским заверениям очередного лидера. Ельцин говорил, что он не сможет кушать черную икру до тех пор, пока матерям не на что купить лекарство ребенку. Много чего обещал. Какое тут очернительство, если просто  писать правду? - возмутился Дмитрий. - Как можно написать что-либо положительное о том, что сейчас творится на юге? Гибнут молодые не обученные ребята, которых просто посылают на заклание.
-Вот ты хотел остаться в России? Оставайся! И будешь писать всю подноготную о власти, о войне на Кавказе. Посмотрим, насколько хватит твоей правды! - замахал руками Виктор.
-Успокойся, - осадил его Степан. - У нас, в Молдавии, с либеральным журналистом даже разговаривать не станут. Исчезнет, словно его никогда не было. А здесь все же что-то в прессу просачивается.
-И зачем же ты тогда едешь туда? - уставился на него Виктор.
Степан скептически посмотрел на Виктора, потом на Свету.
-Помнишь анекдот: два опарыша в дерьме плавают, у папы опарыша   сынок спрашивает: «Почему выше нас небо, солнышко, птички летают, а мы здесь,  в дерьме плаваем? - Это наша родина, сынок!». (Фи-и!» - сморщила носик Света). Так вот и я о том же! Там моя родина, салага, - заключил Степан и снисходительно похлопал по плечу тщедушного Виктора.
-Раскидает нас судьба по разным берегам. Шато в своей Грузии строит новую жизнь. Амегельды поедет в Казахстан. Слава в Молдавию. Я или на Украину, или в России останусь с Виктором. И будем мы смотреть друг на друга каждый со своего берега, - ностальгически проговорил Дмитрий.
-Главное, чтобы мы не через прицел смотрели в друг на друга, - усмехнулся Степан.
-Иные поэты к слову приравнивали штык, словом можно ранить не хуже пули, - заявил Виктор.

Три месяца добивалась Дина развода. Муж упорно не соглашался давать развод, не приходил в суд, уговаривал ее воссоединить семью. Молодая женщина была непреклонна. Она понимала, ее счастье сейчас зависит от одного парня, - Дмитрия. Они встречались, Дмитрий упорно не соглашался приходить в ее квартиру, понимал, чем это может закончится. Они, как пионеры, гуляли по парку имени Горького или на Воробьиных горах. Разговаривали на разные темы, она больше о ролях, он о политике, целовались до стона и ломоты в костях, потом он провожал ее к дому и трусцой бежал к себе в общежитие. Она ему не один раз высказывала:
-Не могу понять, на какой планете тебя воспитывали?! Все парни стремятся завоевать женщину, любой ценой нырнуть к ним в постель, заказывают проституток, ты одинок и отвергаешь меня. Почему? Ведь ты любишь меня, и я тебя люблю. К чему такая воздержанность? - недоуменно спрашивала молодая женщина.
-Не хочу начинать с тобой жизнь со лжи. Ты официально замужем, и тебе не пристало заниматься прелюбодеянием, - полусерьезно, полушутя отвечал Дмитрий, знал, всю суть своего отношения к ней, Диана может не понять.
-Ты же не верующий, с чего бы тебе придерживаться заповедей? - удивлялась Диана.
-Почему бы не согласиться с заповедями, если они являются нравственным камертоном всего человеческого бытия, - парировал Дмитрий.
  Когда Диана наконец получила свидетельство о разводе, она пришла в общежитие, и не обращая внимание на присутствие Степана, выложила на стол свидетельство, прихлопнула его ладонью, и заявила:
-Вот! Все! Я свободная женщина. Прошу твоей руки и сердца.
Степан прыснул и тут же осекся.
-А ты, Степа, будешь нашим свидетелем, - сказала она решительно.
-В таких случаях становятся на одно колено и протягивают кольцо, - еле сдерживая смех, высказался Степан.
-Счас! Хватит с меня унижений, - отмахнулась Диана. - Собирай вещи! - приказала она Дмитрию.
-Хорошо, я согласен, - вымолвил слегка ошеломленный ее напором Дмитрий. - Только запомни:  ты актриса и Диана в общественных местах. В быту для меня ты будешь жена и Дина.
-Да я об этом мечтаю всю свою сознательную жизнь!
Дмитрий посмотрел на свидетельство, вздохнул и про себя отметил: «Прости, Любаня, но когда-то я должен буду жениться».


*  *  *
Дмитрий и Дина расписались тихо, без торжества, пригласили в качестве свидетеля Степана, свидетельница  Инна, подружка Дианы по училищу.  После росписи пошли в ресторан, скромно отметили  регистрацию брака. Даже родителей Диана не поставила в известность.  Они Диане не могли простить развода с сыном такого уважаемого человека, на их пышной свадьбе присутствовал весь цвет российского кинематографа. Именно на свадьбе отец смирился с выбором профессии дочерью, которую до толе  не считал серьезной. Утратив все свои бывшие привилегии, он снова воспрял, вращаясь в кругу именитых лицедеев. Даже то обстоятельство, что он стал бизнесменом, так не тешило его самолюбие, как то, что он стал снова заметен в обществе. На каждом торжестве с участием знаменитых артистов, неизменно мелькал на экране и отец Дины.
О своем решении женится Дмитрий написал родителям и Николаю,  обещал летом приехать с молодой женой в Измаил. Родители советовали не торопиться, молодым не на что будет жить. Они не знали ничего о прошлом будущей жены сына, ни о ее прошлом замужестве. Полагали, оба студенты, будут жить на съемной квартире или в общежитии. Дмитрий ничего не писал им по этому поводу, написал только, что они тихо распишутся. А свадьбу сыграют позже, на каникулах.
Степан в ресторане весь вечер говорил комплименты Инне, Дина смеясь, посоветовала поближе познакомиться, глядишь еще одну регистрацию организуем. Они весь вечер танцевали, пили шампанское, потом вышли в ночь и шумно пошли в сторону центра. Прошлись по Красной площади, в это время молодая пара, молодожены возлагали цветы в вечному огню в Александровском саду. Девушка в белом подвенечном платье, жених в деловом костюме. Дмитрий проследил за взглядом Дины, спросил:
-Ты жалеешь, что без свадебного платья?
-Да что ты! - обняла она его. - Ты не правильно меня понял. Все так у  них красиво начинается. Я смотрю на эту девочку и думаю: на всю ли она жизнь останется с ним? Или как я? Через год сбежит.
В саду молодожены и свидетели расстались, Степан отправился провожать Инну. Дмитрий поехал с Диной «домой». Его коробило от мысли, что он не по праву будет занимать не им созданное уютное гнездышко. Ехали в метро. И ему было очень неловко, что в день росписи, они едут не такси, хотя оба понимали, не по карману им сейчас торжество, пообещали, придет время, и они достойно отметят свое бракосочетание. Они представляли, что смогут  они отметить торжество где-нибудь в экзотической стране, хотя Дмитрий полагал, что и в Измаиле можно отметить неплохо свое бракосочетание. В тот первый вечер, когда Дмитрий с вещами появился в квартире молодой жены, он долго не мог раздеться, молчаливо сидел посреди комнаты, не в силах по домашнему расположиться. Дина понимала его состояние, присела возле него на корточки, заглядывая снизу в глаза, проникновенно сказала:
-Не переживай, Дима, не думай, что ты иждивенец. Станем на ноги, заработаем денег, и купим свое жилье. А это вернем папе, - пообещала она.
Он только покивал головой, тяжело вздохнул, прижал ее голову к себе, поцеловал макушку, тяжело встал  и стал раздеваться.
Через неделю Дина решилась познакомить своих родителей с новым мужем. О приходе она предупредила их по телефону заранее. Отец решительно заявил,  он не намерен знакомиться с каждым новым ее мужем,  дочь подобна Светлане Алиллуевой, которая меняла мужей, не ставя в известность своего великого отца. За это отец народов не жаловал их, а внуков не желал видеть.  И он готов брать с него пример. Разводилась без их согласия, и замуж повторно выскочила, не поставив в известность родителей.  На что Дина твердо заявила, тогда она познакомит мужа с матерью, она обязана это сделать, а там как хотите, можете не общаться. При таком раскладе вещей, Дмитрию не очень хотелось ехать на смотрины, Дина настояла. Скрепя сердце, купили торт, шампанское, поехали в гости. Дом расположен на Кутузовском проспекте, спроектированный специально для сотрудников аппарата ЦК. В подъезде до настоящего времени сидит консьерж с выправкой чекиста. Приветливо кивнул Дине.
Открыла дверь мать. Моложавая, сухощавая, стройная женщина, с наглухо застегнутой кофточкой, в черной, чуть ли не до пят юбке. Волосы тщательно зачесаны назад, взгляд строгий и внимательный. Весь ее облик напоминал классную даму из фильмов о быте прошлого века, делал старше ее лет. «Так вот кого изобразила Дина играя Вассу Железнову!» - мелькнуло в голове Дмитрия. Она подставила щеку дочери для поцелуя, холодно кивнула Дмитрию, выслушав его приветствие. Прошли в комнату. Мельком оглядел огромную квартиру, уставленную импортной мебелью. Отец сидел по ту сторону круглого стола, лицом к входной двери, крупный мужчина, с покатыми плечами борца, массивная голова вросла в плечи, седые волосы с залысинами, мясистый нос и узенькие глаза щелочки сверлили  Дмитрия взглядом. Он не встал, так и остался сидеть сидел за столом в домашней рубашке, демонстративно не одел галстук, этим нарушил многолетнее правило, если в дом приходили посторонние. Хмуро, из под лобья, ощупывал взглядом Дмитрия, на дочь даже не взглянул.
-Здравствуйте, Геннадий Васильевич, меня зовут Дмитрий. Дмитрий Орлов. Я муж вашей дочери, - громко представился Дмитрий.
Мужчина только кивнул, показал на стул по ту сторону круглого стола. Мать выросла за спиной, постояла, ожидая кивка мужа, пошла на кухню, принесла чашки, бокалы, вышла на кухню готовить чай.
-Чем намерены заниматься, молодой человек? - хмуро спросил отец.
-Журналистикой. Заканчиваю через год институт, - пояснил Дмитрий.
Отец поджал губы. Зашла с чайником в руке мать.
-Много крови попортили нам журналисты, - хмыкнул отец.
-Журналисты не рождают пороки, они их обнаруживают, - ответил спокойным голосом Дмитрий.
Мать сбоку, не поворачивая головы в сторону Дмитрия, всего лишь скосила глаза в его сторону, проговорила:
-Вообще-то Сократ сказал это о пьянстве, - поправила она.
Дмитрий соглашаясь, кивнул. Легкая улыбка едва коснулась губ отца, суровые черты разгладились, он более внимательно посмотрел на Дмитрия.
-Сам откуда будешь?
-Родился в Измаиле, там учился в школе. Поступил в МГУ на факультет журналистики. Отец рабочий, мать домохозяйка. Оба живы.
-Как же, слышал о городе. Его Суворов завоевывал. Крепость осталась или снесли?
-Снесли еще в прошлые века. Ров остался, и пару бывших мечетей. В одной из них панорама битвы.
-А в моей дочери что хорошего вы нашли? - строго спросил он.
Дмитрий поерзал на стуле, не зная, как ответить. Разумеется, ответное чувство на ее  любовь. Это банальное объяснение вряд ли удовлетворит отца.
-Общность взглядов на происходящие процессы бытия.
Отец поджал губы и хмыкнул.
Мать поставила чайник, дочь перехватила его из рук матери, стала разливать по чашкам, Дмитрий вскочил, отодвинул свободный стул, дал возможность присесть матери, она кивком поблагодарила.  Дина начала разрезать торт. Бутылка шампанского одиноко стояла посреди стола. Дина кивнула Дмитрию на бутылку. Ему неловко проявлять инициативу, он посмотрел на отца. Тот перехватил взгляд, взял бутылку и начал открывать. Мать молча смотрела перед собой, сидела прямо, ждала, пока дочь не поставила перед ней блюдце с кусочком торта.
-Люся, молодой человек будущий журналист, - пояснил отец жене. Она только вежливо кивнула. Он разлил шампанское по бокалам. Приподнял свой, строго посмотрел на дочь. - К молодому человеку претензий нет. Возможно он не знает, с каким счастьем он связал свою жизнь. Пожелаю ему не ошибиться, - больше обращаясь к Дмитрию, чем к дочери, проговорил он. Не стал тянуться через стол, а только приподнял свой бокал и выпил. Мать чуть пригубила, и тоже поставила свой бокал.
-Мама, улыбнись, - проговорила Дина, - не на похоронах сидим.
-Погоди, Дина, - положил ладонь на ее руку Дмитрий. - Геннадий Васильевич, Людмила  Викентьевна, я понимаю ваше скептическое отношение к очередному браку дочери. Дескать, залетный провинциал охмурил вашу дочь ради прописки и площади. Поверьте, мне не нужна ни прописка, ни площадь, все это я заработаю сам. Связывает нас искренняя любовь, и мы намерены прожить достойную жизнь, не меньшую, чем прожили ее вы.  Дина не настолько легкомысленна, как кажется вам с высоты вашего возраста и былого воспитания. Для меня нравственное поведение девушки не менее ценный критерий в выборе жены, и полагаю, я не ошибся в своем выборе. Поэтому, как бы тяжело не было вам принять выбор дочери, я хочу, чтобы вы видели во мне опору в старости лет, и достойного мужа своей дочери, - на одном дыхании произнес Дмитрий.
Отец сложил губы трубочкой. Громко причмокнул, проговорил:
-Что ж… это глас мужа, не ребенка… За это, пожалуй, можно еще выпить.
Он сам налил в бокал шампанского. Приподнял бокал:
-Чтобы ваши слова, молодой человек, сбылись в полной мере, - проговорил он. И залпом выпил.
Мать как-то обмякла, повернулась к Дмитрию, тихо сказала:
-Пейте чай, Дима, - и величественно кивнула головой.
После чаепития обстановка несколько разрядилась, отец пересел на диван, голос его потеплел, Дина стала помогать матери убирать посуду.
-И что же, свадебного торжества не будет? - спросил отец.
-Сейчас не будет. Сделаем позже, когда встанем на ноги. Вы уже потратились на одну. Я не могу позволить вам тратиться еще раз. Мои родители тоже не богаты. Так что, придется чуть подождать, - твердо сказал Дмитрий.
-А что, на Украине народ зажил лучше после отделения? - с легкой усмешкой спросил отец, он знал, как живут на Украине, интересно, что ответит этот юноша.
-Живут не лучше, точно так же как и в России, как и в других бывших союзных республиках. Так же растет безработица, умирает промышленность, коррупция возросла в разы, - спокойно ответил Дмитрий. - А бывшие чиновники алчно  расхватывают бывшее государственное имущество, - и при этом взглянул на отца. Тот сделал вид, что его это не касается, тут же спросил:
-А что думает молодежь по поводу всего происшествия с развалом великой страны?
В это время зашла Дина, услышала вопрос отца, попыталась остановить его:
-Папа, это извечный вопрос, кто виноват и что делать? Сейчас мы пришли познакомится, а диспут мы проведем в другое время.
Отец даже не взглянул на дочь, только выставил вперед руку, как бы отстраняясь от нее:
-Погоди, дочь. Мне интересно знать, что думает современная молодежь о развале Советского Союза. У тебя ведь об этом не спросишь, - и уставился с немым вопросом на Дмитрия. Он слегка помялся, не зная, как лучше ответить. Сказать, как есть, навсегда испортишь отношение. Словчить? Почувствует, перестанет окончательно воспринимать. Начал обтекаемо:
-Более мыслящая молодежь понимает, что экономика близилась к краху, что подтверждают введенные талоны на продукты. Политика тоже вышла из под контроля властей, иначе не произошло то, что произошло. Социализм нуждался в реформации, но не такими методами. Что же хорошего в том, что мы потеряли половину населения и огромные площади? Менее мыслящие молодые люди, говорят более прямо: виноват во всем Горбачев. Ельцина сначала поддерживали, сейчас поняли, что ошибались. Ведь раньше в магазинах было шаром покати, а холодильники у граждан наполненные. Сейчас наоборот: в магазинах густо, а в холодильниках пусто. Неизвестно, что хуже.
Они еще поговорили, причем разговор больше был похож на экзамен, пока Дина решительно не пресекла дискуссию, заявила, что они уходят. Отец крякнул, тяжело встал, подошел к Дмитрию, посоветовал:
-Ты Динку в руках держи. Девка она ветреная. Мы вот с матерью не смогли.
Дмитрий оглянулся на жену, улыбнулся.
-Постараюсь, - пообещал он.
Едва ли не второй раз за весь вечер подала голос мать:
-Вы заходите к нам, Дима.
-Спасибо.
И они раскланялись.
Когда они ушли, отец задумчиво потер переносицу, сказал жене:
-Черт его знает, может и повезло Динке, парень вроде с головой…
-Поживем, увидим, - кивнула жена. - Главное, он Сократа цитирует. Хотя и переврал.
Дина на улице, шагая в ногу с мужем, решили до метро пройтись пешком, сказала:
-Есть смутное предположение, что ты им понравился. Интересно, что скажет он матери о тебе. Ведь  Костика он охарактеризовал не лицеприятно: «Балбес балбесом!». Благодаря его папаше, который вхож во многие властные структуры, отец махнул рукой на мой первый брак.
-Отец Костика не перекроет тебе кислород в профессии? - спросил Дмитрий.
-Не думаю. Я его два раза вызывала, когда Костя в непотребном виде буянил, он приезжал, видел в каком он виде, сам надавал ему пощечин и окунал головой в ванную. Он знает, не я виновата в том, что семейная жизнь не задалась, - и безо всякого перехода сказала: - Смотри, что мама мне в карман положила, - показала она, оттопырив карман. Там виднелась пачка долларов.
-Ничего себе! Зачем ты взяла?
-Я уже на улице обнаружила. Да у них не убудет.
-Погоди, с каких таких щедрот? Они же пенсионеры?
-Пенсионеры, - подтвердила Дина. - Папа заведовал в ЦК хозяйственной частью, подозреваю, партийная касса осталась в надежных руках. Он с генералом из КГБ приватизировал дом на Арбате, и два здания бывших кинотеатров. Сейчас они торгашам сдают их в аренду, - поясняла Дина.
Дмитрий присвистнул.
-Так ты богатенькая наследница! - проговорил он с удивлением.
-Ах! - махнула она рукой. - Просвищу я это наследство за месяц. Меня или обманут, или заставят за бесценок продать, или грохнут, как отца Павла - заявила Дина уверенно. - Это сейчас он воспрянул, а когда его на пенсию выкинули, да чуть еще не посадили вместе с ГКЧПистами, он от отчаяния даже прислугу уволил, хотя она у нас лет двадцать прослужила, мне няней была.
-Ничего себе! Как это правоверные коммунисты, которые всегда были против эксплуатации, держали прислугу? - удивился Дмитрий.
-Она считалась помощницей, а не прислугой, почти на правах родственницы. Моя мать понятия не имела как варится еда. А тут ей пришлось все начинать с нуля. Хотя при нынешнем положении, они вновь наймут себе прислугу. Доходы с аренды капают, - рассказывала Дина о своих домашних делах, о которых она ранее никогда не распространялась.
-И что же, бандиты не пытаются их подвинуть? - памятуя эпопею вокруг торгового дома Паши Смирнова.
-Таких, как мой отец и еже с ним, они обходят стороной. Бандитам  обойдется дороже, если они вздумают сунуться. Не их они боятся. Знаешь кого они опасаются? - спросила Дина и хитро посмотрела на мужа.
-Президента? - высказал догадку Дмитрий.
-Нет. Дряхлеющий Ельцин царствует, но не правит. Ему не до мелких предпринимателей, газовый, нефтяной бизнес в поле его зрения. Остальное курирует Коржаков,  охранник президента, он за его спиной правит балом.  Под ним сейчас суды, прокуратура и прочее. Отец по секрету говорит, расстрел мирных людей в девяносто третьем он организовал, поэтому и следствия никакого нет. Я говорила отцу, меньше болтай, наверняка прослушка в доме стоит. Он только рукой машет: пусть знают, что я о них думаю, - рассказывала Дина о тайнах мадридского двора.
-Ничего себе у вас тут старсти-мордасти! - только и проговорил удивленный Дмитрий.
 В Измаиле для них самый большой начальник  участковый да директор школы. А тут имена мелькают!
-Это ты правильно сделал, что не похвалил Горбачева или Ельцина. Он ненавидит их лютой ненавистью. Они лишили его главного - власти! А вот Сталина при случае можешь похвалить, - и засмеялась.
-Я их и сам не жалую. И от Сталина не в восторге.  Власти твой папа лишился, зато при деньгах остался.
-Деньги пыль. Сегодня они есть, завтра нет. А власть - это власть! Я думаешь, почему из дома ушла? У нас начались споры, я выступала за Ельцина, была против сухого закона, говорила, что это глупость несусветная виноградники рубить, в общем, у нас оказались разные точки зрения на нашу жизнь. Да еще с этим факультетом философии! Мать хотела, чтобы я продолжила династию. А мне эти Канты, Гегели, Марксы и Ленины вот где сидели, - рубанула она себя ребром ладони по горлу. - Она меня еще в школе заставляла читать «Капитал» Маркса. Классная книга, лучше всякого снотворного, на второй странице отрубаешься, - тараторила Дина.
-Постой, как ты ушла из дома, тебе же они квартиру купили?
-Потому и купили, что я из дома сбежала, у подруги жила, сказала, ни за что домой не вернусь. Мне их домашнее интеллектуальное насилие невмоготу стало. Вот они и сжалились, отделили, - пояснила Дина с легкостью, словно семейный конфликт не являлся такой уж трагедией в жизни молодой девушки.
-Бунтарка ты! - восхитился Дмитрий.
Так за разговором они дошли до метро, он подхватил ее за талию, и они по эскалатору покатили вниз.

*  *  *
И предпоследнюю летнюю сессию Дмитрий сдал без хвостов. Довольно потирал руки.
-Освобождайся от своих занятий, Дина, поедем к моим родителям. Посмотришь, как мы живем. Тебе, должно быть, тоже не понравится.
-Почему ты так думаешь?
-Выросла в других условиях. Николая жена приезжала, носом крутила. Быт ее наш пугал. Туалет за сараем. Город показался убогим.
-Да? Посмотрим! А как же пословица «С милым и в шалаше рай?»
-С милым и в дворце рай, - улыбнулся Дмитрий.
Путешествие ей понравилось как раз своей убогостью. Поезд до Одессы комфортабельный, купе мягкое. Только таможня надоедливая, украинские таможенники и пограничники весьма подозрительно осматривают багаж и документы. У Дмитрия теперь российский паспорт. Пограничник долго рассматривал их паспорта, спросил о цели приезда.
-Домой еду. Видите место рождения, - указал недовольно Дмитрий. - А это моя жена.
Пограничник внимательно осмотрел их, поставил штамп и удалился. Таможенник пошел следом.
-Вот мы и за границей, - грустно пошутил Дмитрий. - Никак не могу привыкнуть к мысли, что мы в разных государствах живем. Язык один, образование, культура общие. Только на западе Украине несколько все другое.
-Мне говорили, что в Украине живет как бы два народа: на востоке одни, на западе другие, - проговорила Дина.
-Это я отчетливо понял, когда был в гостях у брата во Львове, - согласился Дмитрий.
Плацкартный вагон до Измаила напоминал послевоенную теплушку. Грязные окна едва пропускали свет. За окном унылый пейзаж. Остановки частые, полустанки зашарпанные, раздолбанные тротуары, по вагону шныряют менялы, предлагают обменять рубли, доллары на купоны.
-Довольно бедно живут, - тихо высказалась Дина, кивнула в окно. - Хуже, чем в Москве.
-Ты давно дальше Царицино из Москвы выезжала? Не равняй жизнь этих людей по Москве. Горлов Виктор рассказывает, как живет российская глубинка. Деревни в Сибири и на востоке умирают. Нищают провинциальные городки. Народ беднеет, срывается с мест в поисках лучшей доли.
Поезд, как всегда, приходил в город поздно вечером. Уныло горели несколько лампочек, освещали небольшие кружки асфальта, мотыльки кружили вокруг пучка света. Встречал их отец и мать на своем маленьком, четыреста первом, «Москвиче». Обнимания и поцелуи, первые знакомства. Дина с удивлением разглядывала автомашину, она такую видела впервые. Согнулась ниже, чем следовало, чтобы пройти в салон. С удовольствием разглядывала пробегающий за окном ландшафт города, все для нее внове. Приехали почти в деревенскую улочку, открылись деревянные ворота, в которые вкатилась автомашина. Дина вышла из машины, вдохнула воздух, пахло лилиями, окинула взглядом виноградную беседку, она воскликнула:
-А воздух какой! Пить такой хочется.
-Мойте руки и к столу, - велела мать, исподтишка разглядывая молодую женщину. Ей любопытно, сын писал, она артистка, уже снимается в рекламе, там глядишь, и в кино снимут. О том, кто были ее родители, он не сообщал. Интересно матери: фифочка или нормальная девчонка. Сестры матери жену Николая дружно обсудили, дескать, гордая, белоручка, и совсем не подходит их племяннику. Мать заступалась за невестку: молодая еще, научиться всему.
Дина без всякой фанаберии вымыла руки под рукомойником во дворе, вытерла руки поданным полотенцем. Поблагодарила и закружилась:
-Как здорово здесь! - воскликнула она.
-Погоди, утром все рассмотришь, - остановил ее Дмитрий.
Отец принес из погреба графин вина. Дину все восхищало:
-Как? Домашнее вино? Сами делали? Без всяких там консервантов? О, я хочу попробовать! Скажите, как у вас принято обращаться к родителям мужа? - спросила она. Родители переглянулись.
-А у вас разве по-другому? - спросила мать.
-То есть?
-Здесь родителей жены и мужа зовут мамой и папой, - пояснил Дмитрий. - Если тебе неудобно, называй по имени и отчеству.
-Ой, да что ты! Конечно папа и мама! Давайте выпьем за наше знакомство. Мы свадьбу не делали,  оба студенты, решили, организуем торжество позже, не хотим быть обузой родителям, - скороговоркой выпалила она.
Отец разлил вино по бокалам.
-За вас папа, и вас мама, - подняла она бокал, со всеми чокнулась, привстала, поцеловала в щеки мать и отца, попробовала вино, восхитилась: - Послушайте, никакое французское вино не может сравнится с этой прелестью!
Засиделись до поздней ночи, родители рассказали невестке о проказах маленького Димы, о его взрослении, о желании стать журналистом. Вино, которое казалось совсем мало алкогольным, быстро опьянило их, Дина громко смеялась и сама зажимала себе рот, очаровала родителей легкостью характера. Легли под утро. Только разоспались, Дина начала теребить Дмитрия, он спросонья всполошился:
-Что? Что случилось? - сонно спросил он.
-Будильник чудной, петухом кричит, - громким шепотом пояснила Дина.
-Здрасте! Это и есть петух, - откинулся на подушки Дмитрий.
-Как? Настоящий?
-Нет, заводной. Спи!
Дина вскочила.
-Я должна посмотреть, - заявила она.
-Куда ты в одной рубашке! - остановил ее Дмитрий. - Халат накинь. О, Господи! - привстал Дмитрий. - Ты что, не видела петухов?
-Где я могла их видеть? В зоопарке? У МИДа они не пасутся.
Дмитрий по-стариковски покряхтел, нехотя встал, повел ее на задний двор. Утренний туман уже рассеялся, только в паутинках бусинками повисли капельки росы. Петух важно расхаживал среди кур, красные перья переливались в первых лучах солнца. Он разгребал лапами землю и кудахтаньем звал своих курочек, предлагая угощение, те бежали всем скопом, зернышко доставалось лишь одной.
-Какая прелесть! - восхитилась Дина. - Красавец! Как ты у меня, - прижалась к нему Дина.
-Жаль, что у меня только одна курочка, - притворно вздохнул Дмитрий.
-Но, но, мне… - пригрозила она.
Мать всполошилась ранним подъемом детей, выглянула, случилось что?
-Нас петух разбудил, мама. Это городское дитя никогда не видела живых кур. Только в магазине охлажденных, - пояснил сын.
-Я уж думала живот с непривычки прихватило со вчерашнего вина. Идите, полежите еще. Я завтрак приготовлю.
-Я вам помогу, - предложила Дина и увязалась за матерью, Дима потоптался, пошел прилег, хотя уже не спалось.
После завтрака Дмитрий решил показать жене город. Проходя мимо гаража, где хранился их раритетный «Москвич», он увидел два разобранных мотоцикла.
-Папа, а что это за хлам? - спросил он отца.
Тот замялся:
-Да это так… дали отремонтировать…
Мать провожала их до калитки, тихо пояснила, чтобы отец не услышал:
-Отец опять начал брать заказы на ремонт техники. Денег в порту совсем не платят. А то, что платят, слезы…
По дороге Дмитрий пояснил Дине, в молодости отец с дедом брались ремонтировать мотоциклы и автомашины, поскольку в послевоенное время народ здесь жил бедно. Потом надобность в этом отпала, в порту платили отцу достойно. Они прошли мимо гостиницы «Межрейсовой», самого комфортабельного послевоенного здания, за гостиницей располагался сад, в котором ранее был летний кинотеатр, танцплощадка, работали кафе и ресторан, дорожки усыпанные крупным песком, и вокруг цветники. Сколько войн он провел здесь с мальчишками, лазая по заборам и кустам. По проспекту Суворова они дошли до памятника полководцу. Обошли его кругом, Дмитрий напомнил о заслуге Суворова в жизни этого края.
-Раньше эти парки в центре города были самые посещаемые, вдоль дорожек подстриженные самшитовые кусты, за ними цвели розы. Сейчас что-то не то… - Дмитрий обвел глазами пожелтевшую, давно не кошенную траву, чахлые кусты роз, хозяина в городе нет. Памятник Суворову покрылся ржавчиной. Они медленно  пошли к Покровскому собору.
-Меня в нем крестили, - пояснил Дмитрий. - Раньше он казался мне таким большим, просто огромным.
-Сейчас ты вырос, видел в Москве большие церкви, есть с чем сравнивать. Давай зайдем во внутрь, - предложила Дина.
Они зашли в прохладу, тишина и покой, потрескивают свечи, прихожан совсем немного. Они постояли осмотрели иконостас.
-Ты знаешь кому надо ставить свечи? - спросила Дина.
-Нет. А ты хочешь за упокой или за здравие?
-За здравие.
-Сейчас спросим у тетеньки.
Он прошел к продавщице свечей, купил две свечи, спросил, какому святому их нужно поставить, женщина показала на икону Пресвятой Девы Богородицы Марии с младенцем. Одну свечу протянул Дине.
-Давай поставим за здравие твоих и моих родителей, за всех наших родных и знакомых, - предложила Дина.
-Давай, - согласился Дмитрий.
Зажгли и поставили свечи. Дина неумело перекрестилась.
Вышли на солнечный лень, окунулись в набирающую силу жару.
-Мне все тут так нравится. Такой покой. В душе полное умиротворение. Словно я в прошлом веке побывала. Лучшего медового месяца придумать нельзя. Я так счастлива, - она порывисто поцеловала Дмитрия.
-Поистине, с милым и в шалаше рай, - улыбнулся Дмитрий.
-Нет, правда. Здесь нет того, столичного, гламура, не нужно думать о надутом имидже, о шмотках от Версаче, люди простые, думают о простых вещах. Ни у кого в голове нет думки об офшорах, биржах, сделках, кредитах.  Здесь дать жителям достойную работу и зарплату и они будут счастливы.
-В том то и дело, что нет работы, и нет зарплаты. Вон, смотри молодежь кучкуется, явно  от безделья, - показал он вдалеке на группу молодых ребят, у ног их стояли бутылки с пивом, они сидели на спинках лавочек, двое из них стояли и что-то усиленно доказывали остальным, жестикулируя руками. Те безучастно слушали. - В мое время такого не было, чтобы белым днем собирались и бесцельно сидели на лавочках. Тем более, на спинках. Собирались, если только вечером, да и то, шли в кино, или на танцы, - поведал Дмитрий, они прошли на остановку автобуса, он предложил:
-Поехали на морской вокзал, посмотришь на великую реку Дунай.
Они сели на автобус, который привез их к морвокзалу. Мутные воды Дуная проносились мимо. Несколько катеров стояли у причала.
-На той стороне другая страна - Румыния, - пояснил Дмитрий. - Когда-то отсюда до Одессы курсировал пассажирский теплоход «Белинский», белый красавец, в румынский Галац ходил другой комфортабельный теплоход. По реке шныряли катера и баржи под всеми флагами Европы. Сейчас в большей степени плавает мусор. Умер порт, - вздохнул Дмитрий.
Новое здание морвокзала, построенное еще в советское время, пустовало, лишь несколько служащих находилось в нем. Они купили мороженное у скучающей продавщицы, и пошли назад пешком.
-А почему ты называешь морвокзал морским, здесь же река? - спросила Дина.
-Тут до моря несколько километров, все европейские суда по Дунаю выходят в Черное море, а далее через проливы в Средиземное море. Поэтому его и называли морским, - пояснил Дмитрий. - Чуть дальше по Дунаю расположен небольшой городок Вилково. Его называю малой Венецией, там по улицам плавают на лодках.
-Здорово! Съездим посмотреть?
-Посмотрим, - неопределенно пожал плечами Дмитрий.
Они шли вдоль заросшего камышом бывшего виноградника в сторону первых домов, среди который находился дом Орловых. Если не смотреть на «Межрейсовый», создается впечатление, что на крутом берегу расположена большая деревня, среди частных беленьких домов, утопающей в зелени, виднеются купола церквей.
-Знаешь, сколько было церквей в Измаиле? - спросил Дину Дмитрий. И тут же пояснил: - Чуть меньше, чем частных домов. Несколько церквей  на моей памяти закрыли.
-Советская власть боролась с религией, - кивнула, соглашаясь Дина.
-Мама говорила, после прихода к власти Хрущева закрыли и разрушили многие церкви. Хотели закрыть и Покровский собор, который мы посетили. Горожане отстояли.
Уставшие и довольные они пришли домой. Отец и мать расставляла столы на веранде.
-Мама, вы что задумали?! - всполошился Дмитрий. Он знал, что такое расположение столов обычно расставлялось для значительного количества гостей.
-Как же, сынок, придут тетя Оля и тетя Варя с мужьями, Олег с женой, Рая, племянники, крестные. Надо скромно, но отметить ваш брак и приезд. Пусть бы и сватья приехали, мы бы познакомились, породнились. Думаю, что еще увидимся.
-Да непременно! - воскликнула Дина. - Я расскажу им, как здесь у вас все здорово!  Петухи поют! Воздух чистый! Люди замечательные!
Они включились помогать, Дмитрий сказал, надо было бы вместо экскурсии, на рынок сходтить, закупиться. Мать ответила, у них все есть. Дина отвела его в сторону, сказала, у них есть доллары, нужно будет завтра их обменять и купить продукты на всю неделю. Так и решили.
К шести часам, как только стала чуть спадать жара, начали сходиться родственники. Сестрам любопытно, что за московскую фифочку, актрисочку нашел их племянник в Москве. Небось, такая цаца, не приведи Господи! Похлеще, чем у его брата Николая. Дина встречала их, тут же представлялась, непосредственное ее поведение несколько озадачивало родственников: нет ли здесь наигранного лицемерия. Все же артистка! Пришел Олег с беременной женой Алей, маленькой, худенькой, на две головы ниже мужа, живот неестественно выпирает, Дмитрий видел ее в прошлый приезд, когда они еще только женихались.
-Мой первый друг с самого детства  и двоюродный брат, - представил его Дмитрий. - Скоро станет папой. Его жена - Аля.
-Мальчик или девочка? - спросила Дина у застеснявшейся юной будущей мамы.
-Родится, узнаем. На УЗИ нужно ехать в Одессу, - вместо нее пояснил Олег.
К вечеру заполнили все приставные стулья и лавочки. Гости успели познакомиться с московской «фифочкой», пришли к выводу: ниче девка, не выпендривается. После приветствий и поздравлений, подвыпивший Владимир Иванович крикнул: «Горько!», хотя всех предупреждали, это не свадьба, а всего лишь смотрины и встреча после долгой разлуки с сыном. Дмитрий выкрикнул:
-Дядя Володя, мы свадьбу организуем позже, в ресторане, со всеми атрибутами. Обещаю!
-Та не -е! Ну шо то за свадьба, когда вы уже женаты?! А там, гляди, и дети пойдут, то уже и не свадьба, а так… - пьяненько отмахнулся рукой Владимир Иванович.
-Не спорь, сын, - дернул его за брючину отец.
Дина встала, сама подняла мужа и крепко поцеловала.
-От это по нашему! - удовлетворенной крякнул дядя Володя.
Погомонили, повспоминали, опять тот же дядя Володя спросил:
-А скажи, дочка, чего ты нашего Димку выбрала? Артистки на артистах женятся? Димка у нас парень хороший, токо он же из простой семьи, - перепутал он кто на ком жениться. Дина чуть с досадой не проговорилась: «Да была я за артистом замужем!», вовремя опомнилась, они с Димой договорились по первах не говорить о ее былом замужестве.
-Знаете, не он меня добивался, а я его присмотрела, - призналась она. - Я полюбила его с первого взгляда. А когда увидела всех вас, таких добрых, простых, сердечных, я его и вас еще больше полюбила! - задорно проговорила Дина, и положила руку на плечо мужу.
-От эт ты молодца! - воскликнул дядя Володя.
-Скажи, Дина, а ты будешь, как Людмила Гурченко или Любовь Орлова? - спросила тетя Оля, которой не терпелось расспросить новую родственницу об ее дальнейшей актерской стезе. Для них всех, актеры сравнимы с небожителями. Глядишь, отсвет славы невестки падет и на их скромные головы.
-Почему Гурченко? Я буду Орловой, только Диной.
-А что, тебе приходилось встречаться с нашими знаменитыми артистами? - не унималась тетя Оля.
-Наш ректор Юрий Шлыков очень известный актер. Заходят к нам и Табаков, и Ефремов, и многие другие известные актеры.
-А ты Рыбникова видела? - с затаенным дыханием спросила тетя Варя. Для многих женщин ее возраста Рыбников идеал мужчины.
-Нет, не видела. Он уже в возрасте. Почти не снимается.
Еще поговорили, потом спели песню, Дина смотрела и удивлялась, поют стройно безо всякого актерского руководства.
-А чего родители не приехали? - не унимался дядя Володя с вопросами.
-Мы же приехали просто навестить родителей. Приедут, - пообещала Дина.
-А они у тебя кто? Тоже артисты?
-Нет. Они пенсионеры. Ранее мама преподавала. Папа по хозяйственной части, - не стала она распространяться о должностях родителей, иначе опять вспыхнут разговоры на политическую тему, вспомнят, кто виноват в развале страны.
Дмитрий вышел за калитку с Олегом перекурить. Дмитрий не курил, сидел рядом на лавочке.
-Жизнь наладилась или как? - спросил Дмитрий.
-Да какой там! Консервный закрылся, целлюлозный тоже. Безработица полная, народ уезжает в поисках работы. Я еще кое-как на судоремонтном держусь, зарплату задерживают. Хотел уехать на заработки в Польшу, або в Россию, да вот Алька на сносях, - сетовал Олег.
-Я обратил внимание, в центре торговый комплекс строится. Богатые появились? - спросил Дмитрий.
-У нас богатые сейчас бывшие чиновники, менты и бандиты. Украинский язык навязывают. Сейчас пока две русские школы еще остались, а когда мой ребенок вырастит, ничего русского не останется. Как представлю, что мой ребенок подрастет и скажет мне: «Тату, колы ты мэни грашку купышь?», кулаки сжимаются. Да еще эти придурки с лозунгами ходят: «Бандера - наш герой!». Жрать нечего, шли бы созидать, а они митингуют! Как у Булгакова, подъезды грязные, а они в управдаме поют. Украинцев здесь всего процентов десять. И это меньшинство навязывают свою волю большинству. Если бы сверху их не поддерживали, вряд ли бы они так разгулялись, - с горечью рассказывал Олег. - Ты знаешь, какие лекции тут читают молодежи и преподают в школах? О том, что нет русских корней у населения Украины, с русскими мы враждуем более трехсот лет, Хмельницкий в свое время предал Украину, а гетман Мазепа хотел ее вернуть украинцам. Украина должна стремиться войти в славную европейскую семью, там нас всех ожидает счастливое будущее, - рассказывал Олег, глубоко затягиваясь дымом от внутреннего негодования.
Дмитрий вздохнул.
-Помнишь, как все голосовали за сомостийность! Радовались, теперь заживем! Зажили?
-А в России лучше? - повернулся к нему Олег.
-Такая же хрень, - кивнул Дмитрий головой. - Безработица и коррупция. Не надо было нам отделятся, разве мы плохо ранее жили?
-Задним умом все сильны. Былого не вернешь, - вздохнул Олег.
-Странно, что украинцы стали отвергать былых героев последней войны, превозносят Бандеру, Шухевича. В России они как были пособниками фашистов, так ими и остались. Там идеологических завихрений не наблюдается. Отстающую экономику преодолеть легче, гораздо труднее преодолеть идеологические разногласия. Это как в гражданскую войну, белые и красные считали себя правыми, а в результате проиграли обе стороны. Белые сгинули за рубежом, красные хотя и победили, а Россию отбросили на сто лет назад.
-Что ты? Коммунисты всегда утверждали, что Сталину досталась нищая страна, он оставил ее с атомной бомбой. А теперь не можете маленькую Чечню победить. У нас тут добровольцев набирают из числа тех, кто служил, помогать чеченцам. Я от службы отлыниваю. Сейчас ребенок родится, получу отсрочку, - рассказывает Олег. - А ты решил в Москве остаться?
-Да, - подтвердил Дмитрий. - Войны вечно не длятся. Хотя война на юге идет ожесточенная, перед поездкой сюда передали, что некий полевой командир Шамиль Басаев захватил в городе Буденовске около полторы тысячи заложников, загнал их в больницу, и там удерживает. При штурме погибло больше заложников, чем боевиков, цель так и не была достигнута. Наш премьер вынужден был отпустить Басаева в Чечню в обмен на жизнь заложников.
-Ты уже говоришь - «наш»? Твоей родиной станет Россия? - спросил Олег.
-Да. Полагаю, придет такое время, когда три славянские республики снова станут жить в одном доме, ты ведь тоже русский по духу, воспитанию, - устало ответил Дмитрий, не однажды его спрашивали, почему он решил остаться в России.
-А тебя не забреют в армию после окончания? Пошлют воевать в Чечню.
-Не знаю, пока. Посмотрим. Я могу служить военным корреспондентом.
Их за калиткой нашла Дина.
-Что это вы, мальчики, уединились?
-Да, так, поговорить, там уже стало шумно, - улыбнулся Дмитрий.
Она потянула их во двор.

Отпуск пролетел быстро. Даже в Вилково не успели съездить. Ездили в крепость на пляж, смотрели панораму взятия крепости Суворовым. Дина полюбила этот маленький, южный, провинциальный, зеленый городок. Вечерами ходили по его улочкам, которые помнили многое со времен его возникновения. Частные дома тянулись на много километров вдоль Дуная, уходили вглубь города, цветники возле каждого двора и фруктовые деревья у каждого дома, которых в Москве не увидишь, а только на дачных участках далеко за городом. И все это умиляло Дину, которая выросла в центре города, фрукты покупали на рынке, фруктовые деревья видела до семи лет в кино, а тут они растут у дворов и никто на фрукты не покушается. И только когда ее родители получили государственную дачу, там садовники ухаживали за фруктовыми деревьями.
Провожали их почти все родственники. Дина целовала всех и говорила:
-Если Димка меня бросит, я все равно буду к вам приезжать в гости.
Мать отвечала:
-Если он тебя бросит, мы его из дома выгоним.

*  *  *
Не лежала душа у Николая к службе. Офицеры разделились на два лагеря. Одни упорно продолжали в офицерской среде говорить по-русски, с солдатами они скрепя сердцем переходили на украинский, как того требовал приказ, а между  собой переходили на родной язык. Офицеры западники их демонстративно игнорировали, разговаривали исключительно по-украински. Иногда делали вид, что не понимают вопроса, обращенного к ним на русском. Возглавлял группу западников капитан Олесь Омельченко. Комбат Гриценко Григорий Богданович когда добился перевода в Крым, в офицерской подошел к Олесю и при  всех громко высказался:
-Слушай ты, партайгеносе, подожди, придет время, украинцы будут плевать тебе в спину.
На что тот чуть не кинулся в драку, остановили его, весь красный от негодования, он кричал вслед комбату:
-Это тебя и таких как ты украинцы будут вешать на фонарях! Гнать таких из армии поганой метлой! Такие как ты будущие изменники родины, пятая колонна!..
Уходя тот с досадой бросил:
-Думал, при Кучме приструнят этих нациков, все же технократ, не то что щирый партиец украинец Кравчук…
Солдаты тоже вставляли свои пять копеек в спор между офицерами:
-Пан капитан, Бандера ворог Украины чи герой? - спрашивали они.
-Конечно герой!
-А пан майор сказал, что враг…
И офицеры в канцелярии устраивали между собой разборки.
Командир части не вмешивался, выжидал, чья возьмет. Достаточно с него того, что вся документация из дивизии приходит написанная мелким шрифтом на украинском языке, которая командиру части не родной, так еще и указания приходят, что при  обращении военнослужащих друг к другу теперь должны обращаться «Пан лейтенант или пан майор» и так далее.
Николай не мог примкнуть ни к той, ни к другой группе. Русскоговорящие офицеры не доверяли ему из-за родства с капитаном Омельченко,  а «западники» - так называли офицеров говорящих по-украински - сторонились его из-за резких высказываний против извращения послевоенной истории Украины. Когда в офицерской среде обсуждали идею водружения памятной доски на Львовском университете видному деятелю украинского национализма Коновальцу, он не проголосовал за эту идею. На вопрос, почему? Ответил, он не знает, кто такой Коновалец. Конечно, лукавил, еще в военном училище он читал мемуары известного во время войны чекиста - генерала Судоплатова, который подробно описывал, как он внедрился в движение украинского национализма и подложил в коробку из под конфет бомбу Коновальцу.
По дороге домой Олесь пытался разъяснить Николаю, почему необходимо увековечить имя Коновальца. Во-первых, тот родился во Львовском уезде королевской Галиции. Во-вторых, во Львове окончил академическую гимназию и юридический факультет Львовского университета. Во Львове он стал членом  молодежной фракции Украинской национально-демократической партии. Его многое, что связывает со Львовом.
-Насколько я припоминаю, Коновалец встречался с Гитлером, наладил контакты с Розенбергом, обещал оказать помощь Гитлеру, если тот направит свой интерес на восток, - не вытерпел и выдал свою осведомленность Николай, Олесь не обратил на это внимание, запальчиво возразил:
-И что?! Руководители националистического движения тогда были готовы заключить соглашение хоть с чертом, если те пообещают оказать помощь в освобождении Галиции от поляков, а Украины от москалей!
-Не понимаю, если ты хочешь создать партию, которая пойдет массово за вами, стоит ли выбирать себе пронафталиненных героев, у которых репутация, мягко сказать, не совсем положительная в умах многих украинцев, - как можно мягче изложил свою точку зрения Николай. Ему не хотелось настраивать против себя шурина от которого зависела его карьера и спокойная семейная жизнь.
-Ты ошибаешься. Именно Коновалец, Мельник, Сушко, Бандера должны быть примером для нашей молодежи. Особенно Бандера! Он должен стать знаменем и примером для нашего движения. Он закалял себя истязаниями, прижигал себе ладони, бил по спине ремнем, загонял себе под ногти иголки. Так он испытывал и закалял свою волю. Он с достоинством перенес смертный приговор польского суда, замененный на пожизненное заключение. Его освободили немцы, и они же его посадили в концлагерь, за то, что он поторопился провозгласить создание самостоятельного Украинского государства. - рассказывал Олесь.
Николай шел и слушал, хмурился, «А еще он кошек душил собственными руками!» - мысленно возразил он шурину, ему не близка такая закалка воли, больше похожая на религиозный фанатизм вкупе с садизмом, нежели на доказательство своей воли.
-Освободили, когда поняли, что проигрывают, решили,  Бандера возглавит своих сторонников против Красной армии, - буркнул Николай.
-Да. Он же им помог в начале войны, организовал батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», которые помогали уничтожать советы. Он не стал помогать немцам, боролся и с Красной армией,  и с немцами, - возразил Олесь.
-Эти батальоны уничтожали не только советы, в основном поляков и евреев, на фронте их не очень было видно. И притом, как вы хотите строить отношения с поляками, если украинские националисты вырезали в Волыни около ста тысяч женщин, детей, мужчин? Они же вашему движению этого не простят, - бросал реплики Николай..
Олесь даже остановился от возмущения:
-Да чего ты веришь всякой пропаганде?! Во-первых, Когда это произошло, Бандера находился в заключении. Если бы он был на свободе, он бы не допустил этого. Во-вторых, поляки не меньше творили подлостей украинцам. Да и не было массовой резни, все это пропаганда советов! Вон, они тысячи поляков расстреляли, и свернули все на немцев. Можно и забыть нам былые обиды, начать сотрудничество с белого листа. Тем более, что советы им тоже не в жилу, - горячился Олесь.
-Поляки союзники, когда им это выгодно. А так они до сих пор не могут простить нам Львова, - проговорил Николай, продолжать разговор не хотелось. Олесь крякнул, заявил:
-Вот сразу видно, не в наших краях ты вырос. Да еще в Москве учился. Там тебе в училище вдалбливали в голову о торжестве социализма, об интернационализме, о братских республиках. А братские республики тянули с центра миллионы, да по карманам распихивали, кроме Украины. Мы были самодостаточной республикой, сами себя кормили.
-Куда же подевалась эта самодостаточность? Чего сейчас не кормим? С протянутой рукой на запад смотрим. Те дают под хороший процент. А у нас их транши по карманам так же распихивают, - уколол Олеся Николай.
Олесь насупился, некоторое время шел молча, потом с досадой высказался:
-Здесь ты прав. Не хватает нам Сталина в правители, чтобы зажал в кулак всех этих олигархов, с десяток поставил к стенке, остальные бы притихли.
Николай усмехнулся.
-Тебя бы первого к стенке и поставили за расхищение военного имущества, - напомнил Николай.
-Ой, ой! Кто за эти копейки вспомнит! Кому нужна старая советская рухлядь!  Не от хорошей жизни приходиться распродавать. Платили бы достойно, никто бы не позарился, другие миллиардами ворочают, и ничего!
-Вот за копейки и посадят, - усмехнулся Николай. - Им нужны будут стрелочники. А те, кто миллионами ворочает либо откупятся, либо сбегут на Канары в построенные дачи.
Последнее время Олесь продал посредникам из Румынии и Болгарии несколько тысяч советских устаревших бронежилетов. Они хотя и устаревшие, однако сделаны добротно, пистолетная пуля его пробить не могла, автоматная могла только со стальным наконечником.
-Оставь штук пятьсот личному составу, - попросил его Николай.
-Зачем? Мы не собираемся воевать, - поджал он губы. - Да и зачем нам это советское старье?! Мы создадим свои броники, не хуже.
В разговоре  они дошли до развилки, распрощались, Олесь пошел к своей вдовушке, Николай к себе домой.
Жена дома его упрекала за то, что он с двухгодовалой дочкой разговаривает по-русски.
-Что плохого, если девочка будет знать два языка? - отмахивался он.
-Русский - это не язык. Это испорченный украинский язык, - доказывала жена.
-Может, ты ошибаешься? У нас еще Ломоносов говорил: «На немецком можно говорить с врагом, на французском с женщиной, на итальянском - с Богом, на английском с другом. На русском можно говорить со всеми». В украинском появилось множество искусственных слов, которых в словарях не найдешь, -  возражал Николай.
-Ты в своей казарме рассказывай сказки. А дома я прошу не портить девочке вкус, - начинала заводиться жена.
Галя все чаще стала предъявлять претензии мужу, который последнее время получает меньше чем она, не очень симпатизирует деятельности ее брата,  критикует сборища молодежи с выкриками нацистского содержания. Особенно участились скандалы, когда он сказал, что хотел бы перевестись в Одессу.
-Да чтобы я поехала в ту дыру?! - возмущалась Галина.
-Почему дыру? Красивый город. Там море. Дочери очень полезный воздух, - возражал Николай.
-Там русских и евреев больше, чем украинцев. Пройдет время, и ты захочешь перевестись дальше, в свою не просто дыру, а дырищу! Поближе к папе с мамой! - заявила Галя.
-Это было бы счастьем, только никто меня туда не переведет, - начинал злиться Николай.
Куда подевались романтические отношения, когда Николай спешил домой к жене и дочери, и где его радостно ждали. Сейчас Галина все больше хмурилась, участились упреки, а за ними и ссоры. И тут в их отношениях произошло то, чего оба не ожидали, поскольку не планировали. Галя пришла с работы вся взвинченная, Николай с порога заметил,  жена не в духе.
-Что случилось? - спросил он, полагая, случились неприятности на работе.
Она бросила сумочку на стол, сняла плащ, при этом зло сжала губы, демонстративно швырнула с ног туфли, хотя ранее всегда присаживалась на пуфик, снимала туфли, аккуратно ставила их на полочку для обуви.
-Доигрались! Я беременна! Это мне надо?! - из глаз она метала молнии.
-Фу ты!.. - выдохнул Николай. - Я  то думал! Так это же замечательно! Чего ты переживаешь? Радоваться надо, все равно дочери нужен братик или сестричка, - попытался он смягчит негодование жены. - Мы же обсуждали ранее этот вопрос, - напомнил он.
Жена казалось не слышала его.
-Ты что, идиот! - взвинтилась она. - У меня только дела пошли в гору. Я заведую в школе, у меня три группы репетиторства, и все это я должна бросить, снова засесть за пеленки?!  А жить на что будем? На твою нищенскую зарплату?! Ты же у нас благородный! Отказался от совместных сделок с Олесем! - шумела она.
-Погоди, не шуми, дочь услышит. Это не сделки, а махинации, за которые можно угодить под трибунал, - потемнел лицом Николай. - Тебе нужен муж арестант?
-Ты еще и трус! Ты скажи, что делать будем?! - почти кричала жена.
-Рожать! - бросил Николай.
-Иди ты!.. - она с презрением посмотрела на мужа, схватила плащ, снова одела туфли, заявила: - Я пошла к маме, пусть дает направление на аборт.
Она демонстративно хлопнула дверью и ушла. Николай походил по комнате из угла в угол, позвонил теще:
-Анна Григорьевна, Галя пошла к вам, хочет получить от вас направление на аборт. Я прошу, отговорите ее, - попросил он.
На той стороне повисла пауза, Николай подумал, связь прервалась, дунул в трубку, теща скрипучим голосом отозвалась:
-Я ее понимаю. Что она может ожидать от мужа, который не может достойно содержать семью, - заявила теща.
-Погодите, - опешил Николай, - я что, пью, домой не прихожу ночевать, плохой отец? Не отдаю ей всю зарплату?
-Да какая там зарплата, - хмыкнула в трубку теща.
-Какую государство мне положило, такую и получаю, или вы советуете мне выйти на большую дорогу и заняться грабежами? - жестко проговорил  Николай, злость закипала в нем, он еле сдерживал себя. Знал, теща  свою поликлинику негласно превратила в платную медицину. Тесть не гнушается принимать экзамены за деньги. Олесь продолжает торговать военным имуществом. Все офицеры части грешили этим, руководство закрывали на это глаза, поскольку получали свой процент от каждой сделки. Последнее время Олесь, которого назначили командиром батальона после ухода майора Гриценко, начал сдавать в аренду солдат при строительстве дач или ремонте домов. Николая он исключил от участия, как не способного к подобного рода сделкам.
-Хорошо, я поговорю с ней, - скупо проговорила теща и бросила трубку.
Не знал Николай какие аргументы привела дочери мать, но она не стала делать аборт, и в семье Николая стали ждать прибавления. Он надеялся, что на этот  раз родится сын. Жена негодовала, несколько раз давала понять, насколько ей второй ребенок не желанный.
С большой неохотой, он опять обратился к Олесю, дать ему возможность участвовать в продаже военного имущества. Надо копить деньги на квартиру, семья ждала прибавления.
*  *  *
Весна девяносто шестого года ознаменовалась  для Дмитрия и Дины окончанием института и училища. Дмитрий подготовил дипломный трактат на тему: «Возрождение национализма в Украине». Преподаватель только взглянул на заголовок, отметил:
-От вашей темы веет холодом.
-Тем более нельзя на эту тему закрывать глаза, - проговорил Дмитрий.
-Стоит ли раскачивать лодку? Между нашими народами и так не все ладно, - высказал свое опасение преподаватель.
-Лодку начали раскачивать задолго до развала Советского Союза, а наши власти занимали страусинную политику. Если мы и дальше будем делать вид, что ничего не происходит с расползанием неонационализма, столкнемся с проблемами, сродни нацистским в Германии, - заявил Дмитрий. - Помните, в фильме «Семнадцать мгновений весны» Мюллер говорит Штирлицу: «Если в будущем когда нибудь, кто-нибудь произнесет «Хайль!», там снова возродится нацизм». В западной Украине уже вскидывают руку в нацистском приветствии.
-Это вы уж слишком… - недовольно проворчал преподаватель, трактат принял, повертел в руках, сказал: - С интересом изучу.
Дмитрий перелопатил много литературы по этому поводу, сведений не так много, что есть - довольно скудные, отрывочные. Если бы он не ездил домой, не разговаривал с братом и знакомыми, вряд ли так выпукло встала перед ним эта проблема. Ее, как правило, замалчивали. Современная литература о неонацизме на Украине упоминала всего лишь, как о явлении отдельно взятых маргиналов. Что-то сродни сектантов или хиппи, которые со временем перебесятся. Ведь настоящих националистов после войны гоняли по лесам и  весям, пока полностью не истребили. Апологетов национального движения Коновальца убили до войны в Голландии, Шухевича застрелили после войны, Бандеру застрелили в пятидесятых годах в Германии, где он проживал последнее время.  В печати рассказывали о зверствах последних борцов за свободу Украины, которые убивали всех, кто сотрудничал с советской властью: учителей, врачей, милиционеров, военнослужащих. Только нигде не упоминали, что тысячи националистов перебрались за океан, а которых осудили в пятидесятых годах - выпустили из тюрем, и они отлично адаптировались среди мирного населения, методично вбивая в головы молодежи националистические идеи. Капля камень точит. За несколько десятилетий национализм стал чуть ли не государственной доктриной. Толчком для написания трактата о возрождении национализма послужили не рассказы брата, поскольку Дмитрий тоже полагал, что это часть молодежи таким образом хочет самоутвердиться, а власть не придает им значения, как чему-то не заслуживающему внимания. Он впервые понял, что неонацизм пришел на Украину не в одночасье, его все эти годы пестовали в полуподпольном положении, когда на глаза Дмитрию попал документ Председателя КГБ Андропова датированный шестидесятыми годами, в котором докладывал членам Политбюро о том, что на Украине вновь создаются ячейки пещерного национализма. А до него еще в 1956 году второй секретарь ЦК Украины Подгорный обратилось в Москву с докладной запиской, о том, что в Западной Украине активизировалось национальное подполье ОУН, поскольку из мест заключения массово стали освобождаться бывшие члены УПА и ОУН. Это то движение, которое по утверждению печати было полностью уничтожено. Об успехах борьбы с националистическим движении в  литературе упоминалось. А вот, что вышедший по амнистии из мест заключения главнокомандующий Украинской Повстанческой армией Василий Кук  устроился не куда нибудь, а в институт истории  Академии наук УССР, и призвал своих сторонников вести подрывную работу изнутри, - этого в печати не упоминалось. И только в современной украинской печати уже не стесняются упоминать о том, что пора воздать почести всем бывшим борцам за самостийную Украину. И как реагировали бывшие власти на то, что руководители Украинской повстанческой армии начали внедрять своих членов в партийные и хозяйственные органы.  А никак! Руководство СССР озаботилось этим обстоятельством? Нисколько! Мы искали врагов социализма во всех странах. Только не у себя под боком. И вот наступил звездный час законспирированных ячеек  Организации Украинских националистов. К власти пришли нужные им люди. На всевозможных акциях все чаще стали использоваться бандеровские знамена, нашивки Украинской повстанческой армии. Заместитель Верховного Совета республики Гринев заявил, что необходимо создавать национальную армию в противовес российской из числа сознательных борцов за самостийность страны. Бывший советский поэт Иван Драч создал партию «Народный РУХ Украины», в которую вошли члены Украинской повстанческой армии, выпестовали себе Конгресс украинских националистов и военизированный «Трезуб имени Степана Бандеры». Их задача блокировать выступления коммунистов, прочих левых сил.
В своем трактате Дмитрий привел откровения первого президента Украины Леонида Кравчука, который не скрывал, что он в  юности занимал почетную должность в ОУН в качестве разведчика в сотне отважных. В интервью журналистам Кравчук признался, что в Беловежскую Пущу он поехал  не по просьбе Ельцина. Данный приказ он получил из глубины Украины. И этому предшествовала очень серьезная работа. Став президентом Кравчук приступил к созданию национального государства с новой историей для Украины. Лидером Украинской народной самообороны стал Юрий Шухевич, сын одиозного Романа Шухевича, который был главнокомандующим украинской повстанческой партии, в молодости не гнушался террором, убил во Львове  школьного куратора Собинского. Сынок  целью своей партии объявил возвращение Украине Белгородщины, Дона и Кубани.
Далее Дмитрий отмечал, в Украину из-за рубежа поступает массово копировальная техника, на которой печатается националистическая литература, значительная финансовая поддержка привела к тому, что на Украине стали появляться молодежные националистические организации. Возникли лагеря для обучения молодежи приемам борьбы и знакомства с оружием, при этом усиленно культивировалась русофобия. Вбивается в сознание, что все зло для Украины исходит из России.
В трактате Дмитрий ссылался на исторические факты возникновения украинского национализма, упоминая все фамилии апологетов украинского нацизма.
Когда он читал отрывки трактата Дине, она удивлялась:
-Дима, мы же были на твоей родине, разве мы видели нечто подобное? - спрашивала она.
-Мы гости. С подобным сталкиваются живущие там. Полагаю, дальше будет хуже, если к власти не придет президент, который начнет активно пресекать национализм. Молодежь уже вкусила власть над слабым, когда нет за душой ни образования, ни работы, ни цели, а тут капают деньги только за то, что ты умеешь махать кулаками, слушать приказы, поступающие откуда-то сверху. Они не понимают, что благополучие государства растет совсем по другим законам, на национализме благосостояния граждан не добьешься, - чуть ли не лекцию читал Дине Дмитрий.
-Жуть какая-то, - передергивала она плечиками. - Лучше посмотри, как я буду исполнять свою роль.
У Дины должен был состоятся выпускной спектакль по Островскому «Поздняя любовь». Дмитрий не смог его посетить, у него самого состоялись выпускные экзамены. Он видел, как Дина вечерами готовилась к спектаклю, читала ему свою роль Людмилы, засидевшейся в девах и влюбленная в старшего сына хозяйки, в доме которой они с отцом проживают. Ради любви, она пошла на подлость, получив в свои руки от отца закладную вдовы Лебедкиной, передает ее возлюбленному. Тот отдает копию закладной Лебедкиной, проверяя ее любовь и обещание о вознаграждении. Полагая, что закладная подлинная, она сжигает ее и считает себя свободной от всех обязательств. Таким образом жених осознает, что Лебедкина его не любит, а только использует. После этого, сын хозяйки по достоинству оценивает жертвенную любовь к нему девушки Людмилы.
Вечерами они вместе проигрывали роль, Дмитрий ей подавал реплики за актера, игравшего в спектакле Николая, Дина проникновенно произносила свой монолог: «Я прожила свою молодость без любви, я веду себя скромно, никому не навязываюсь. А ведь я женщина, любовь для меня все, любовь мое право. Разве легко побороть себя, свою природу? Но представьте себе, что я поборола себя и была покойна и счастлива по-своему. Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей  и мечты, и надежды,  разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования… Ведь это поздняя, быть может последняя любовь, а вы изволите шутить над ней», - говорила она своему персонажу.
Дмитрий по роли монотонно отвечал:
-«Нет. Вы действительно заслуживаете и уважения, и любви всякого порядочного человека. Но я способен погубить вас, загубить вашу жизнь».
У Дины опускались руки.
-Ты так отвечаешь, что у меня пропадает всякий пафос, - упрекнула его жена.
-Здрасте! Я же не актер, - возражал Дмитрий.
-Моэм сказал,  жизнь - это театр, а мы все в ней актеры. Ведь вы, мужчины, проявляете актерское дарование, когда врете жене, что задержались на работе, а на самом деле посетили любовницу!  Какую правду жизни при этом  вы  выдаете, какие честные глаза делаете, и как искренне возмущаетесь, когда вам  не верят!  А ты говоришь, что мы не актеры в этой жизни!
Дмитрий рассмеялся.
-У меня еще не было опыта проявлять таким образом свое актерское дарование, - напомнил он сквозь смех.
-У тебя все впереди. Знаешь, почему  я должна хорошо сыграть эту роль? - спросила Дина, лукаво поглядывая на мужа. Он вопросительно взглянул на нее.
-В какой-то степени пьеса про меня. Я, засидевшаяся в девах девица,  влюблена в тебя, не дождавшаяся предложение, выскочила замуж за влюбленного  в меня парня. Но я боролась за свою любовь, как боролась в пьесе Людмила, которая знала, что  Николай не очень влюблен в нее. Затем, ради моей любви к тебе, я развелась с мужем, и уговорила тебя жениться на мне. И ты из-за благородства согласился.
-Ты все переврала, - усмехнулся Дмитрий. - Я женился вовсе не из-за благородства. Я, действительно влюбился в тебя с того самого первого вечера, когда впервые увидел тебя. Ты пришла с Пашей к нам в гости, - напомнил он. - Всегда сознавал, что не по Сеньке шапка, поэтому не смел надоедать ухаживаниями, - пояснил Дмитрий.
-Как живучи в нашем сознании сословные предрассудки, - хмыкнула Дина.
-Тебе бы больше подошла роль вдовы Лебедкиной, - высказал предположение Дмитрий. - Такая же взбалмошная, легкомысленная, беспринципная, какой ты хотела казаться тогда, когда училась в МГУ. У тебя неплохо получалось.
Дина подошла к мужу, потерлась кошечкой о его грудь, обняла и нежно промурлыкала:
-Макиавелли сказал: «Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть». Я  не зря училась на факультете философии, - напомнила она. -  Ты убедился, что я на самом деле белая и пушистая, ранимая и нежная. И в этой пьесе я вовсе не хочу играть роль ангела во плоти. Во-первых, героиня совершила подлый поступок, отдала закладную постороннему человеку, предав таким образом отца, обрекла его на бесчестье. Во-вторых, она борется за свою любовь совсем не по ангельски, понимая, что ее возлюбленный готов ради денег  закрутить любовь с вдовой Лебедкиной. Я сыграю влюбленную, готовую на все ради своей любви, жесткую девушку, готовую переступить через честь отца, пренебрежение к любви младшего брата Николая. Она понимает, это ее последний шанс выйти замуж. И этот шанс она не упустит! Вот так! - топнула она ножкой.

А еще в этом году должны состоятся президентские выборы.  С января месяца все партии зашевелились, начали выдвигать своих кандидатов. Ельцин выжидал. И только в середине февраля объявил о своем желании баллотироваться на второй срок. Многие понимали, рейтинг у Ельцина минимальный, губернаторы выжидали, не торопились поддерживать президента, а президент Татарстана Шаймиев напрямую дал приказ штабам голосовать за коммунистов.
-Ты за кого голосовать будешь? - спросила Дина мужа.
Дмитрий воздел руки к потолку, с пафосом произнес:
-О, Боги! Дайте мне силы пережить эти выборы, - и уже серьезно сказал: -Кандидаты - один другого стоят! Ельцин отпадает сразу. Что хорошего мы видели за его шестилетнее правление? Отбросил страну в послевоенное время: фабрики и заводы разрушены, поля зарастают бурьяном, коррупция и бандитизм похлеще пятидесятых годов. Перед западом ломаем шапку, как захудалые просители подачек. Война в Чечне продлится дольше гражданской или отечественной. Одна радость - появились олигархи!
-А еще он забил последний гвоздик в крышку гроба коммунизма, - напомнила Дина.
-Его еще при Горбачеве начали забивать. Нет, Ельцину второго срока не видать. К тому же, у меня к нему личный счет. Погубил невинных людей у Белого дома и Останкино, и даже не покаялся. За Зюганова тоже не стану голосовать. Какой он коммунист? Он в лучшем случае социал-демократ, прикрывается коммунистической риторикой, играет на ностальгических чувствах стариков. Слишком много бед принесли коммунисты своему народу в прошлом, чтобы опять дать ему возможность возродиться. Кто там еще в монархи рвется? - взглянул он на Дину.
-Генерал Лебедь, Жириновский, яблочник Явлинский, - напомнила Дина.
-Генерал Лебедь с его луженной глоткой хорош в армии. В Кремле он будет смотреться как фельдфебель в казарме. К тому же на посту президента не глотка главное, а интеллект и государственный кругозор, коего у него не наблюдается. Его олигарх Березовский использует только для того, чтобы он оттянул на себя часть голосов. Даже этого генерал понять не в состоянии, тщеславие снедает его душу, как же, простого генерала в президенты прочат! Жириновскому не хватает выдержки, чтобы на политической арене не наломать дров. Его удел таскать за волосы депутаток. Явлинский либеральный демократ, для которого идеал демократии на западе, он будет стремиться снимать с них кальку, преклонение перед ними приведет к еще большему падению суверенитета и военного потенциала, чем это произошло при Горбачеве и Ельцине. Не приживется западная демократия на российской земле. Нет уж, пусть Гриша будет в вечной оппозиции и нажимает на все болячки нашего правительства, -  перечислял недостатки кандидатов Дмитрий, при этом посмеивался, ожидая от жены возражений.
-И кто тогда остается? - спросила она, картинно  приподняв бровки.
-Аптечный король Брынцалов, от Кемерово Аман Тулеев и бывший президент Горбачев. О Брынцалове и говорить нечего, пусть хлопает по крупу свою жену в качестве доказательства  крепкой семьи. Представляешь, если бы я нагнул тебя перед телекамерами, и в качестве кандидата в президенты, хвалил бы твой великолепный зад?
-Типун тебе на язык! Ты скажи, за кого мы голосовать пойдем?
-Милая, голосуй сердцем, - пошутил Дмитрий. - Я пойду и проголосую за Власова. Чемпион мира по  тяжелой атлетике, замечательный писатель. Благодаря ему я по-новому взглянул на белое движение, в частности, на личность адмирала Колчака. Знаю, он не наберет нужного количества голосов, но я поддержу его морально, - заявил он.
Он по поводу выборов не раз уже спорил со своим тестем, с которым в некоторой степени нашел общий язык. Родители Дины присматривались к нему, первое время не могли скрыть некоторого пренебрежения к его «низкому происхождению», затем постепенно начали воспринимать его как данность. Виделись они редко, но каждое посещение заканчивалось спором на грани скандала. Кстати, тесть зауважал зятя именно за умение отстаивать свою позицию. Достойного врага уважают, а тут все таки зять!» - говорил он жене. Тесть тоже спросил, за кого Дмитрий будет голосовать? Зять хотел уклонится от разговора на эту тему, отмахнулся:
-Не решил еще.
-А зря! Тут и думать нечего. Единственный во всей этой шобле стоящий кандидат - Зюганов. Его на экономическом форуме в Давосе уже принимают как будущего президента, - уверенно заявил тесть.
-Так он же если придет к власти, отберет у вас всю вашу недвижимость, у олигархов заводы и пароходы, - усмехнулся Дмитрий. - Они только на словах за частную собственность. Историческая идеология не позволит им это сделать. Зюганов не раз заявлял, что недра и крупные предприятия принадлежат всему народу, а не отдельным владельцам.
-И пусть! Отдам! Зато он со временем восстановит советскую власть.  Это даже Ельцин понимает, подобного не избежать, не зря он подписал Союзный договор с Белоруссией, там и Украина подтянется. И снова возродится былое государство  и восторжествует справедливость. Кстати, Зюганов не против рыночной экономики, только под руководством государственного регулирования, - уверенно заявил Геннадий Васильевич.
-В том-то и беда, что в угоду своим избирателям, он, как хамелеон, готов обещать все. И вы полагаете, что при восстановлении прежнего строя для вас снова в иерархии найдется место? - проговорил Дмитрий, понимая, что возражения повлекут за собой очередную порцию негодования.
-Я уже стар. Не о себе пекусь, за державу обидно. Такую страну просрали! - с досадой проговорил тесть.
-Простите, вы были у руля в то время, как же вы позволили ее… - развел руками Дмитрий. - Почему многомиллионная армия коммунистов не вышла с протестами, когда запрещали КПСС? Почему коммунистические лидеры не возглавили протестное движение, не ушли в подполье, а начали быстренько разворовывать имущество своей партии? Хапать недвижимость, аэропорты, недра, землю, угодья? Золото партии до сих пор найти не могут, - напомнил Дмитрий. Тесть покраснел, засопел, тяжело выговорил:
-Сопляк, что ты понимаешь? Лучше мы, бывшие чиновники, возьмем все это в свои руки, чем отдадим  иностранным концессиям или бандитам, которые  пустят богатства страны по ветру. Я, и такие как я, будем поднимать экономику страны, возрождать ее, - с уверенностью в своей правоте убежденно говорил тесть. Он даже кулаки сжал от возбуждения.
-Что-то я не вижу чтобы вы, и такие как вы, заботились об экономике страны. Пока я вижу, что новоявленные нувориши больше заботятся о собственном благополучии. Посмотрите на частные банки «Столичный», «Чара», «Инкомбанк», под какой процент они выдают кредиты? И им все мало, они просят дотаций. А под выборы они потребуют от государства еще больше вливаний. А это, между прочим, из моего кармана тоже. А не в мой карман. Я не вижу, чтобы они свои доходы вкладывали в воспроизводство, в экономику. Зато вижу, сколько офшорных зон открывается для капиталов тех же банкиров. Вы давно интересовались, чем занимаются на сдаваемых вами площадях арендаторы? Они что-нибудь на них создают? Или купи-продай поднимают экономику страны? - завелся Дмитрий.
Дина делала знаки, чтобы он замолчал, поскольку папа уже начинает гневаться.
-Слишком много ты понимаешь, - еле сдерживая себя, недовольно проворчал Геннадий Николаевич. - Вот такие, как ты, нигилисты, в свое время и развалили страну.
-Я в то время пацан был. В школу ходил. А вот такие, как вы, у власти, и развалили ее. Чиновники любили заниматься администрированием, конкретная экономика и люди на местах их мало интересовали.  Я помню, приезжал к нам в порт с проверкой из Киева министерский начальник со свитой. В чем-то наш порт план не выполнил. Свиту встретили с оркестром. Проводили в ресторан, накормили, провели по тем цехам, которые заранее убрали, показали переходящее знамя, рабочих строго предупредили, вопросов лишних не задавать, ненадежных отправили в отпуск. Походила комиссия, носом покрутила, брезгливо обошла кучи с углем, провели совещание, на котором призвали повысить производительность труда и под оркестр укатили. Мой отец тому свидетель. Полагаю, по всему СССР тоже самое было. В Узбекистане хлопок приписывали, и никто этого не замечал. В Молдавии вино бодяжили для внутреннего рынка, на импорт отправляли настоящее. В Грузии и Армении свои экономические законы устанавливали, на это закрывали глаза. На Кубани пересажали половину чиновников, на их махинации уже нельзя было глаза закрывать, - перечислял Дмитрий. Тесть перебил его:
-Были отдельные недостатки, соглашусь. Партия боролась с ними. В какой стране все тишь да благодать?! - спросил он с вызовом.
-Эти отдельные недостатки превышали бюджет страны, потому мы и жили бедно. Я скажу вам более, вы только не возмущайтесь, так думаю не я один, - социалистическая плановая экономика себя рано или поздно все равно себя изжила бы. А то, что во главе государства стояла общественная организация, вообще выходит за рамки государственного развития. В каждом районе - райком партии и исполком. Райком руководит, и ни за что не отвечает. Исполком выполняет требования райкома и получает шишки, если требование дурацкое.
Тут уж не выдержала и теща:
-Что же вы, Дима, полагаете, что марксистко-ленинское учение о социализме в корне неверно? Социализм не является высшей ступенью общественного  строя?
-Я не силен в философии, Людмила Викентьевна, не знаю, насколько верно их учение, я только вижу, к чему оно привело. И напомню, что за все годы советской власти наш народ жил довольно бедно. Понимаю, вы сейчас напомните мне о войне, которую пережил наш народ. Об окружении империалистов. О нашем высоком тогда военном потенциале. Только западные страны тоже пережили войну, их окружал социалистический лагерь, и мы видели, как жили граждане ГДР и ФРГ. И сейчас видим, как живет Южная и Северная Корея.
-Все, все! - остановила спор Дина, и развела руки, словно раздвигала боксеров в разные стороны. - Хватит спорить. Мы приходим вас навестить, убедиться в вашем здравии, а не спорить на тему прошедшей жизни.
-Да мы и не спорим, - шел напопятую отец. И все же бросал реплику Дмитрию: - Чего тогда так Ельцин боится коммунистов, если ты полагаешь, что их идеология мертворожденная? Посмотри, какую агитационную пропаганду против него развернули! Ельцин хотел разогнать парламент, в котором коммунистов большинство, и запретить КПРФ, нашлись разумные люди, отговорили его от этого шага. Иначе народ бы его на вилы поднял!  Ничего ему не поможет, быть Зюганову президентом.
-Дай Бог его теляти волка съесть, - соглашался Дмитрий, и пока тесть переваривал услышанное, чета Орловых успевала ретироваться.

*  *  *
В одно из таких посещений тестя, Дмитрий спросил его:
-Геннадий Васильевич, учитывая ваши связи, нельзя ли помочь одному хорошему человеку, нашему с Диной другу. Ему по наследству достался Универмаг, на него со всех сторон наезжают бандиты. Отца у него застрелили за несговорчивость. Боимся, его может постичь та же участь.
-Да, папа, нужно помочь, - подтвердила Дина.
Тесть взглянул на Дмитрия, крякнул, приподнял бровь, ответил:
-Такие вещи нынче бесплатно не делаются.
-Денег у него нет, - предупредил Дмитрий, хотя не знал, есть ли у Павла деньги. Пояснил на всякий случай: - Сосут со всех сторон: менты, бандиты, различные проверяющие.
-Тогда остается только два варианта: брать в долю или стать соучредителем предприятия, - пояснил тесть.
-А чем это отличается от притязаний тех же бандитов? - спросила Дина.
-В этом случае есть гарантия, что ему останется хотя бы половина бизнеса. В ином случае, сам говоришь, либо убьют, либо отнимут.
-Не получиться так, что зайчик позовет в свою избушку жить лису, а та его из избушки и выкинет? - спросила Дина.
-Все может быть, - пожал плечами тесть. - Это будет зависеть от партнера, насколько он окажется самостоятельным. А то получится так,  он повесит на партнера все свои издержки, и при этом будет продолжать жить красиво. Мне приходилось наблюдать такие выверты в бизнесе.
-Полагаю, если его до сих пор не схарчили, он все же с внутренним стержнем. Хорошо, я поговорю с ним. Если его устроят условия, дам знать, встретитесь и оговорите варианты, - предложил Дмитрий..
На том и договорились.
Дмитрий созвонился с Павлом, поехал к нему на работу. Зашел в приемную, где скучал охранник и сидела за факсом секретарь. Охранник внимательно посмотрел на посетителя, слегка напрягся, расслабился, когда секретарь доложила о посетителе и услышала: пусть войдет. Зашел в кабинет, довольно просторный, Паша сидел за массивным столом в кожаном кресле, буквой «Т» к нему примыкал  полированный стол для переговоров. Встал навстречу, расставил руки для объятий. Дмитрий заметил, Паша изменился, не похож на того беспечного парня с портативным магнитофоном, жесткие складки образовались вокруг рта.
-Обуржуазился! - обвел ладонью интерьер Дмитрий. - Скромнее надо жить.
Уселся, огляделся.
-Тебе чай, кофе? - спросил Павел.
-Кофе, если можно.
Павел нажал кнопку селектора, попросил секретаря сделать два кофе.
-Что привело тебя в мои чертоги? - спросил Павел.
-А что, просто так к тебе уже зайти невозможно?
-Да что-то ты не спешил, - усмехнулся Павел, понимая, что не просто так зашел товарищ по бывшему институту. Дмитрий откинулся на стуле. Павел сел за стол напротив.
-Ты скажи, тебя по -прежнему донимают различные нехорошие люди?
Павел удивился вопросу.
-Да. Почему тебя это интересует?
-Понимаешь, у моего тестя есть крепкие связи в… - Дмитрий ткнул пальцем в потолок. - Может помочь.
-Постой! Какой тесть? Ты что, женился? - удивился Павел.
-Да уже полгода как.
-А почему я не был на свадьбе?
-Свадьбы не было. Откуда у студентов деньги на свадьбу? Расписались и живем. Когда накопим, организуем свадьбу, обязательно позовем. Тем более, с моей женой ты хорошо знаком.
-Интересно!
В это время постучала секретарь, занесла поднос, на котором стояли две чашечки кофе и блюдце с печеньем. Она поставила чашечки перед боссом и посетителем, улыбнулась и вышла.
-Жена? - кивнул вслед ей Дмитрий.
-Нет.
-Женился? - допытывался Дмитрий.
-Куда мне в моем положении жениться? Чтобы оставить жену вдовой, а детей сиротами? Живу с одной без росписи… Так кто же твоя жена? - заинтересованно спросил он, поскольку знал о былых отношениях Дмитрия с Любой.
-Диана, она же Дина Орлова.
Павел присвистнул.
-Умереть и не воскреснуть! Она же замужем была, отбил?
-Развелась до нашего брака.
Павел подозрительно посмотрел на бывшего однокашника.
-И ты женился на квартире и московской прописке? С легкой усмешкой спросил он.
-Дать бы тебе в морду, - проворчал Дмитрий. - Если бы не ее квартира, я бы отбил у тебя ее в первые же дни знакомства. Не стал этого делать, не хотел слушать упреки в своей меркантильности. Не я сделал ей предложение, а она мне. Чувствовала, что я влюблен в нее.
-И это ее папаша, который может помочь? - недоверчиво спросил Павел.
-Да. Ты думаешь, если его турнули на пенсию, у него не осталось связей. Все эти бывшие друг за друга крепко держатся. У него есть свой бизнес, связанный тоже с недвижимостью. Прикрывают его бывшие кэгэбэшники, или у них совместный бизнес, - не знаю. Не суть. Спросил, может ли помочь? Предупредил, денег у тебя нет, - пояснял Дмитрий.
-Это правильно, - кивнул Павел. - Дашь денег, будут тянуть бесконечно. А то еще и бандюков пришлют, от которых они же, якобы, будут защищать. И что же он?
-Сказал, чтобы не было проблем с внешним миром,  нужно будет взять в долю, или сделать его или партнера соучредителем. Для меня звучит странно, решать тебе.
Павел задумался, отодвинул наполовину опустевшую чашечку, посмотрел в окно.
-Возможно придется согласиться, - вздохнул он. - Эти бывшие чиновники хотя и алчные, но все же с остатками какой-то совести и чести. Этих же новых русских в малиновых пиджаках только пусти на порог, сразу окажешься за порогом. Вокруг таких примеров сколько угодно. Организуй встречу, обговорим варианты. Лучше потерять половину, чем потерять все, - с горечью проговорил Павел.
-Тесть тоже самое сказал. Паша, зачем тебе вообще эта головная боль? Продал бы его, к чертовой матери, жил спокойно, - спросил Дмитрий.
-В том то и дело, что продать сейчас невозможно. Если только за бесценок. Кредиты висят, помещение в залоге. Да и опасно что-либо сейчас продавать. Бумаги подпишешь, а денег не получишь. Такие нынче времена. Да и чем я тогда буду заниматься, студент недоучка. Деньги кончатся быстро. Идти опять учиться, не тот возраст, чтобы сидеть на студенческой стипендии. И не хочется, чтобы у нас в стране бизнесом заправляли бандиты.
-Что же мы за страну такую строим? - посмотрел на Павла Дмитрий.
-Да уж! Бывали хуже времена, но не было подлее. Поневоле, вспомнишь советские годы, - печально покачал головой Павел.
-Голосовать за Ельцина пойдешь? - спросил Дмитрий. - Помню, ты очень на него надеялся! Говорил, он наше будущее!
-Надеялся. Пронадеялся! Никому нельзя верить в предвыборной гонке. Тогда ситуация другая была. Страна в разрухе, полки пустые. Обещал он многое. Пришел к власти и об обещаниях забыл. Средний бизнес его не интересует. Его интересуют акулы бизнеса: Березовские, Гусинские, Смоленские, и примкнувшие к ним Абрамовичи и Ходарковские, все с французскими корнями, кошельки его семьи. Разве это президент? Это дон Карлеоне! У которого дочка при нем в штате, зять при Аэрофлоте. У самого нос в табаке, позорит отчизну пьяными выходками. Стыдоба! - эмоционально выразился Павел.
Дмитрий посмеивался.
-И на кого теперь будешь надеяться? - спросил Дмитрий.
-Ты же понимаешь, в его окружении порядочных нет. Выбор невелик. Пойду голосовать за генерала Лебедя. Может быть, у него офицерская честь не позволит воровать так, как это делает нынешний президент. Если предположить, что Ельцин сам аскет, то его окружению негде пробы ставить. Один Березовский чего стоит? Не зря на него покушались, бомбу в  «Мерседес» подложили, водителю голову оторвало, а этого провидение спасло, чтобы он продолжал дербанить Русь -матушку. Сколько такое продолжаться может?
-Выборы покажут, - пожал плечами Дмитрий.
-Тут такой административный ресурс включен! - воскликнул Павел. - Даже ко мне приходили с протянутой рукой в фонд выборов. Вытолкал в шею. Когда их просил мне помочь, меня послали. Убийц отца так и не нашли. Не захотели найти. А я должен был бы еще этим негодяям давать деньги, чтобы они и дальше продолжали обворовывать страну. А ты за кого будешь голосовать? - спросил Павел.
-За тяжелоатлета и писателя Юрия Власова.
Павел кивнул.
-Достойная фигура. Но ты же понимаешь, не пойдут за ним.
-Понимаю. За других принципиально не хочу.
Они еще поговорили, наконец, Дмитрий встал.
-Пойду. Я передам тестю о твоем желании встретиться и поговорить.
-Договорились.
Встал, обнял Дмитрия, похлопал по спине.
-Динке привет. Скажи, я одобряю ее выбор.

*  *  *
В ходе предвыборной кампании по телевидению и в газетах  как о значимой победе в борьбе с сепаратистами сообщили об убийстве Джохара Дудаева. Словно в связи с этим событием закончится война с Чечней. Однако, несмотря на занятые населенные пункты российскими войсками, война принимала затяжной характер. У президента в этом году намечались президентские выборы. Учитывая его низкий рейтинг никто не верил, что ему удастся переизбраться на второй срок. Тем не менее, он делал все, чтобы доказать: с войной в Чечне покончено. В Назране достигнуто соглашение о перемирии и выводе российских войск, президент объявил о победе над дудаевским режимом. Статус чеченской республики так и не был определен. Соглашение о перемирии продлилось недолго. В газете «Коммерсант», с которой сотрудничал Дмитрий, и которому обещали по окончании института принять  в штат, сообщили, полевой командир Хайхароев в ответ на обстрел российскими войсками поселка Бамут, будет убивать российских пленных. Примеры подобного расстрела российских пленных офицеров и солдат имели место быть и ранее. Правозащитник Ковалев уговорил полевого командира Хайхароева не делать этого. В конце мая в Москву приехал приемник Дудаева Яндарбиев, который с Ельциным подписал договоренность о прекращении огня и урегулировании вооруженного конфликта. Ельцин слетал в Чечню, в Моздок, поздравил российские войска с победой. Однако фактически никакого перемирия не наступило. Шумиха вокруг перемирия и успехов российской армии нужна была только для того, чтобы создать положительный имидж Ельцину в преддверии президентских выборов.
Чтобы заручиться поддержкой избирателей, Ельцин уволил министра иностранных дел прозападника Козырева, первого заместителя председателя правительства Чубайса, чье имя в народе произносили с зубовным скрежетом. Выплатил задолженности по зарплатам.
За сдачей экзаменов Дмитрий и Дина не очень следили за выборной кампанией, и только по окончании выборов с удивлением увидели результаты выборов. Дмитрий долго не мог прийти в себя, когда увидел, что во второй тур вышли Зюганов и Ельцин.
-Как! Как такое могло?! - удивлялся он.
-Ты не смотрел телик, так такое творилось! - пояснила жена. - Зюганова фашистом обзывали, вышла газета «Не дай Бог!», которая писала, что в случае победы Зюганова в стране вспыхнет гражданская война. В почтовых ящиках появились листовки с призывом не голосовать за коммунистов. Ты бы видел, как неуклюже в угоду публике отплясывал Ельцин! Кстати, президент Татарстана уже приказал свои избирателям голосовать за Ельцина.
-Быстро он сориентировался! Не столько выберут Ельцина, сколько проголосуют против Зюганова. Никто не хочет коммунистического реванша. Еще пять лет падения в бездну, бедная Россия! - негодовал Дмитрий. - Кто третий в списках? - спросил он.
-Генерал Лебедь.
Дмитрий округлили глаза.
-И кому же он отдаст свои голоса?
-Как ты думаешь, если его уже назначили секретарем по безопасности?
-Да-а, дела! Вот страна продажных чиновников! - ударил ладонью по столу Дмитрий. - Надо Паше позвонить, поздравить его с новым секретарем безопасности. Он за него голосовал.
-И за кого теперь ты будешь голосовать? - с улыбкой спрашивала Дина, зная отношение мужа к обеим кандидатам.
-Ни за кого не буду. Не пойду голосовать.
-Тогда и я не пойду, - заявила Дина.
-Ты знаешь, что Павел ждет нас на свадьбу? Передавал тебе привет, и очень сожалел, что не его ты выбрала.
-Да ладно, тебе, привираешь? - не поверила Дина.
-Привираю. Поздравил с достойным выбором.
-Тебя или меня?
-Нас!

В этом году Дмитрий Орлов успешно сдал в институте государственные экзамены, и был принят в редакцию газеты «КоммерсантЪ».
Дина Орлова стала дипломированной актрисой, ее приняли в театр на должность актрисы.
Разъехались новоиспеченные журналисты по своим городам и весям с обещанием не забывать однокашников, делиться информацией. Степан уехал в Кишинев, Амагельды в Алма -Ату. Горлов в свой Томск, Слава в Минск, Света во Владимир и все остальные ребята разъехались, немногие остались в Москве. Дипломы обмывали в недорогом ресторане, радовались, вспоминали студенческие проделки, помянули Любу Савушкину, которой не суждено было стать журналистом, осталась вечно молодой.

    Часть вторая.

Прошло десять лет.
Секунда в жизни человечества. И целый пласт событий в жизни отдельно взятого человека.
Заместитель начальника штаба майор Николай Орлов ехал а головной штабной машине на учения, организованные командиром дивизии, размышлял о превратностях жизни. Теперь в полку никто из офицеров не разговаривал по-русски, все стали приверженцами официальной доктрины, исходившей из самых верхов: Россия виновна во всех бедах Украины, истинные борцы за независимость страны теперь известны всем, и если кто в этом сомневается, подвергаются гонению, офицеров из армии увольняют. Не все офицеры, даже украинцы, в душе не согласны с подобным изменением истории, однако молчат. Молчит и Николай. Был период, когда он хотел перевестись ближе к родителям. Жена была категорически против, сказала, он может ехать один и забыть о них. Он таки накопил на квартиру с помощью махинаций с продажей военной техники. Переехали в просторную трехкомнатную квартиру, благо цены не были высокими, если бы он решил купить сейчас, не хватило бы тех долларов, что вложил он в эту квартиру. И сразу же объявил Олесю, что он выходит из игры. И заметил, как меняется отношение к нему жены, если он остается с один на один с государственный зарплатой.  У них росли две дочери, которых он очень любил, их нужно поднимать, а если он уйдет из семьи, вряд ли его зарплаты хватит, чтобы помогать дочерям и содержать себя. Если бы у него была гражданская специальность, тогда бы он вообще ушел из армии. Говорил ему брат, если уж идти в военное училище, то нужно учиться в техническом училище, чтобы потом служить в радиоэлектронных, автомоторизованных или иных технических войсках. Чтобы после окончания службы можно было работать на гражданке по специальности. Он же тогда считал, что офицеру почетно служить везде, а быть на передовой в общевойсковых частях не менее почетно. Кто же знал, что так получится, он будет служить не в Советском Союзе, а в отдельно взятом государстве. И он остался в семье, о переводе пришлось забыть. Из друзей у него в полку Александр Бойко, с которым он мог наедине откровенно поговорить. Мстительный Олесь всячески придерживал офицеру продвигаться по службе, поскольку Бойко ни как не хотел признавать некоторых идеологических постулатов, которыми руководствовался Олесь. Бойко на втором году службы женился, привез жену из Белой Церкви, у них родился сын. Жене не нравился Львов, она скучала по своему городку, где у обоих остались родители и родственники.
Каждые новые выборы президента внушали надежду, что наконец придет человек, который не будет опираться на мнение радикальных партий. Он повернется лицом к армии, поймет, техническое оснащение принесет армии больше пользы, чем ее идеологическая составляющая. С приходом к власти Ющенко этим надеждам не суждено было сбыться.  Выборы эти всем запомнятся необыкновенной активностью, махинациями, скандалами, митингами, столкновениями между сторонниками и противниками кандидатов.. Страна чуть не раскололась на два непримиримых лагеря, все могло закончиться гражданской войной. Начальник полкового штаба Олесь Онищенко  собрал офицеров и строго настрого приказал, всем военнослужащим голосовать за Ющенко, и грозил всеми карами, если кто ослушается. А когда в Киеве не смогли решить, кто победил: нынешний премьер-министр Янукович или бывший глава нацбанка, бывший премьер-министр, ныне глава избирательного блока «Наша Украина» Ющенко, решили провести вопреки конституции третий тур голосования. Да кто теперь на конституцию обращает внимание. Некоторые горсоветы западных городов уже признали победу Ющенко. Организовали у себя в городах забастовки рабочих. Посадили в автобусы всех радикально настроенных граждан Львова и области, членов партии Народного Руха Украины, Украинской народной партии, и  организованно повезли их в автобусах в Киев на майдан Незалежности доказывать, что победа должна достаться Ющенко. Сам Ющенко в один из дней противостояния  прорвался в Верховную Раду, объявил себя президентом, положил руку на библию и  произнес присягу. Спикер Рады Литвин объявил, эта присяга не имеет юридического значения. Янукович по телевидению объявил, что не видит оснований для пересмотра официальных результатов выборов. Каждый из кандидатов считал себя победителем.
-Дурдом! - высказался по всему этому поводу Николай. Офицеры промолчали, но даже сторонники Ющенко понимают, так политика не делается.
В Харькове столкнулись манифестанты сторонники и противники Ющенко. Пролилась первая кровь. Крым осудил действия Ющенко, которые ведут к расколу страны. Россия и Белоруссия успели поздравить Януковича с избранием на пост президента. Наступал хаос, который, по мнению штаба Ющенко, должен стать управляемым.
  Николай помнил, как тогда, в ноябре, поступил приказ двум батальонам полка выдвинутся в Киев для охраны здания избирательной комиссии, которую пытались атаковать сторонники и противники кандидатов. Николай Орлов вместе с Олесем Омельченко в сопровождении транспортеров на штабной автомашине поехал в Киев.  Николая поразило количество людей, которых привезли из западных областей, снабдили их палатками, тут же горели костры, на которых готовили пищу или просто обогревались. На площади в основном молодежь, студенты, которых освободили от учебы, пообещав вознаграждение. Они пели песни, скакали вокруг костра, пили и бессмысленно орали от безделья. Между ними шныряла бабка Параська, бывшая доярка из Тернопольской области, ставшая символом майдана, она скоморошничала, скандировала лозунги в пользу Ющенко, телеоператоры выхватывали ее лицо, представляя ее ярким представителем простого народа на майдане. В итоге ее наградили государственным орденом святой княгини Ольги третьей степени. А Николаю и его сослуживцам выплатили чуть повышенные командировочные и постарались скорее забыть об их участии на Майдане.
Олесь разместил посты вокруг ЦИКа, сам комфортно разместился в гостинице напротив. Николай жил в соседнем номере напротив. Жил, громко сказано, он приходил туда изредка переспать и отдохнуть. В основном он находился на площади вместе со своими сослуживцами. Его задача не допустить вооруженного нападения, в остальном правопорядок на майдане и нападение на здание избирательной комиссии должны предотвращать внутренние войска и милиция. Хрещатник покрылся палатками,  Днем перед толпой выступали лидеры оппозиции Ющенко, Юля Тимошенко, и другие политики, которых Николай не знал. Он старался не вникать в политику, всегда утверждал, он военный, и не его дело рассуждать о политике. Таким образом он прикрывался от попыток втянуть его политические разборки, связанные с идеологией национализма, против которого в душе он был всегда против. Пламенный оратор Юля Тимошенко выступала чаще других, известна более других, она часто мелькала по телевидению, ее коса вокруг головы стала символом противостояния вместе с оранжевыми флагами, которые заполнили всю площадь. Тут же мелькали флаги Польши, Евросоюза, Грузии, чей опыт «революции роз» очень вдохновлял штаб Ющенко и рассматривался как пример для подражания.  Тимошенко вдохновенно призывала украинцев к организованному сопротивлению, призывала к массовым забастовкам на предприятиях, в ВУЗах, перекрывать дороги, аэропорты. Юлю все фамильярно называли по имени, понимая о ком именно идет речь, она гордилась тем, что ее называли «Принцессой майдана». Она уступила своим президентским амбициям в пользу Ющенко, чтобы стать первым в истории страны премьер-министром. Сейчас Юлю в народе называют «Газовой принцессой» за махинации с российским газом. Вообще ее имя мелькало в печати и до майдана, в связи с именем премьера Павла Лазаренко, с которым молва приписывала более, чем романтические отношения, а когда того в США посадили за отмывание миллионов долларов, она открестилась от него, попросту предав своего покровителя в бизнесе.
  Задача Николая в то время состояла из простых обязанностей: обеспечить питание и отдых военнослужащих. Омельченко договорился расположить военных в здании Украинского дома, бывший музей Ленина. Пока одна часть несла службу вокруг Центральной комиссии, другая половина отдыхала. Омельченко налаживал связи с лидерами оппозиции, крутился между ними, всячески старался мозолить им глаза, выпячивая свою роль в охране порядка на Майдане, хотя там было достаточно других силовых подразделений.
Вечером Омельченко собрал офицеров на совещание:
-Господа! - торжественно начал он. - Должен поставить вас в известность, что пока еще действующий президент Кучма договорился с Путиным о силовом вмешательстве в наши национальные проблемы, - заявил он. - в связи с этим… -
и он начал призывать к бдительности, собственно, их и призвали сюда на случай,  если часть силовиков, сторонников Януковича, решит силой доказывать его победу, или вмешаются русские войска, его подразделение должно оказать достойное сопротивление и не допустить подобного развития событий.
-Я не понял, - поднялся командир взвода бронетранспортеров, - я что, должен открыть огонь? По кому? По своим? Кто даст подобный приказ?
-Приказ даст законно выбранный президент Украины господин Ющенко, - с пафосом отрезал Омельченко.
-Мы же начнем войну со своими, это же гражданская война?! - недоумевал командир роты Бойко. - Президент потом открестится, а мы останемся виновными, - высказался капитан.
-Не беспокойтесь! Не открестится. Нас поддержит народ. Большинство городов за нами. Крупномасштабной войны не произойдет, - уверял Омельченко, - на местах уже проведена соответствующая работа.
-Для меня и в мелкомасштабной погибать не хочется, - буркнул офицер и сел.
В один из вечеров Центральная комиссия объявила Виктора Януковича победителем. Николай понял это по гулу на площади, молодежь обступили здание, стали напирать на цепь милиции и внутренних войск. Он в это время сидел в машине и сначала не понял, что произошло. Слышно общее скандирование «Ганьба!». Ему по рации из головной машины командира сообщили о решении Центральной комиссии. Тот же командир роты Бойко выговорил: «Вот тебе и законно выбранный президент Ющенко!» «Слава Богу! - подумал Николай. - Наконец все закончится, они поедут домой». По внутреннему убеждению Николая, Янукович для страны тоже не подарок, но их двух зол он предпочтительнее. Он звонил домой родителям, те говорили, измаильчане полностью готовы поддержать Януковича. Есть небольшая кучка оголтелых противников, которые ездят по городу и по громкоговорителю агитируют голосовать за Ющенко.  Янукович известен всей Украине, он предсказуем, все же при нем и Кучме  установилась некая стабильность. Хотя несмотря на общие показатели роста экономики, население этого не почувствовали, все прибыли шли в карманы группы олигархов. Пока еще действующий премьер-министр Янукович  широко огласил пенсионную реформу и прибавку к зарплатам, правда сделал это  всего лишь за  сорок дней до первого тура, понятно,  сделано это всего лишь ради выборов. Эта прибавка была минимальной, как и прибавка к зарплате военнослужащих, которой в полку Николая всегда были недовольны. Сторонники Януковича тут же оцепили здание ЦИК. Подогнали еще несколько бронетранспортеров, КАМазы с песком, двор заполнили автобусы с милицией. Студенты, сторонники Ющенко огромной толпой двинулись к штабу Януковича и захватили его. Ющенко объявляет о создании «Комитета национального спасения», призывает защитить демократию в стране, обвиняет ЦИК в предательстве, который поставил страну на грань гражданской войны. Лидеры Коммунистической партии Украины предложили отменить итоги второго тура выборов, а власть передать парламенту. Ющенко начинает как президент издавать Указы, которым подчиняются регионы западной Украины и в том числе его поддерживал киевский горсовет. Януковича своим президентом считают восточные регионы страны.
Оппозиция уполномочивает Омельченко ехать во Львов совместно с депутатом парламента Петром Олейником, который являлся руководителем областного штаба Ющенко,  с задачей: на внеочередной сессии областного совета они должны отстранить от власти губернатора Сендеги, навести там порядок. Под порядком они понимали  смену всех силовых структур области. Вместо себя он оставил старшим и ответственным за мероприятие по охране порядка своего заместителя майора Николая Орлова. Через неделю Омельченко вернулся и потирая руки рассказывал Николаю:
-Все! Навели порядок в городе и области. Сменили всех руководителей милиции и городских служб. Теперь губернатор у нас Олейник. Депутаты создали комитет по самоуправлению городом и присягнули на верность Ющенко. Генконсульство России во Львове наши сторонники заблокировали, чтобы они не мутили воду.
-Ты скажи, мы еще долго тут торчать будем? - недовольно спросил Николай. - Во дворе не май месяц. Холодно и голодно. Солдаты ропщут: паны дерутся, с холопов чубы летят.
-Сколько надо, столько и будут стоять, - отрезал Олесь.
Он пребывал в полной эйфории. Ведь он оказался в центре политических событий, стал заметной фигурой  в политическом противостоянии двух кандидатов. Кто его во Львове знал? Только командир полка, да некоторые радикальные депутаты, остальные при его имени крутили пальцем у виска. Теперь глава львовской области его лучший друг. Его знают политики в Киеве. Сам Ющенко пожимал ему руку и говорил,  на таких офицерах будет строится армия Украины.
И сейчас, когда Николай ехал на учения, вспоминал, как он днем расставил посты, а сам ушел подальше от митингующих, туда, где не было шума от орущих людей. Ушел в сторону Киевской Лавры. Присел на лавочку. Смотрел на золоченные купола, на верхушки оголенных деревьев. Мимо проходил монах или священник, взглянул на одиноко сидящего хмурого военного, спросил:
-Что, сын мой, плохо?
-Плохо, - кивнул Николай.
-Терпи. Всевышний терпел и нам велел. Смутные времена периодически накрывают наши страны, после этого с честью выходят обновленными. Скорее бы это случилось.
Николай покивал, соглашаясь. Священник перекрестил Николая и пошел дальше.
*  *  *
За прошедшие десять лет Дмитрий Орлов прошел в газете путь от журналиста до политического обозревателя. Работа ему была по душе, он никогда не сожалел, что выбрал эту профессию, хотя дома, на родине, всегда несколько скептически относились к его выбору. Что это за профессия, если он не умеет чинить автомашины, в случае чего - отцу не помощник. Он посмеивался на подобные недовольства. Когда его материальное благополучие стало позволять помогать родителям, они зауважали его профессию, поскольку военный Николай не мог похвастать денежным довольствием.  Дмитрий опубликовал несколько статей об Украине, о коррупции в ней, о возрождении националистических тенденций, о майдане при выборах президента Ющенко. Главный редактор посоветовал статьи подписывать псевдонимом, он знал о проживающих родителях и родственниках Дмитрия в Одесской области. Дмитрий ответил, не так сложно установить, кто скрывается под псевдонимом, в редакции работает более пятисот сотрудников, кто-нибудь проболтается. «А мы только двое будем знать, кто такой Василий Чапаев» - сказал редактор. И его статьи об Украине выходили за подписью Эдуарда  Петрова. Он также писал о событиях в Чечне. Он критиковал Хасавюртовское соглашение о перемирии, в результате которого российские войска вывели из Чечни. Президент Ельцин надеялся это решение даст ему больше очков при выборах президента, на самом деле, Дмитрий называл это прямым предательством тех погибших молодых ребят, которые зря  сложили свои головы. Чеченцы расценили это как карт бланш для строительства собственного государства отдельно от России. Начальник главного штаба боевиков Аслан Масхадов выбран президентом, ярый исламист   ваххабист Басаев - премьер-министром. Порядка навести в республике они не могли, преступность зашкаливала. В селах создавались собственные ополчения, который занимались рэкетом, бандитизмом, продажей наркотиков, похищением людей. Всем известны случай, когда похитили четверых британских сотрудников английской фирмы, потом нашли их с отрезанными головами. В аэропорту Грозного похитили российского генерала  милиции Геннадия Шпигуна. Чеченские противники Масхадова настаивали на создании на Северном Кавказе независимого исламского государства. В Чечню потянулись арабские добровольцы, российские авантюристы, скрывающиеся от правосудия, украинские наемники. Самый печально известный из украинских наемников стал садист Сашко Билый, настоящая фамилия Музычко. Именно он пытал российских пленных солдат и офицеров. Чудом уцелевшие пленные рассказывали о его издевательствах на допросах, от которых кровь стыла жилах. А что чувствовали те молодые парни, которые попали ему в лапы: плоскогубцами вырывал ногти и зубы, выкалывал глаза, медленно резал и наблюдал, как корчится жертва. Поневоле вспомнишь о пытках в гестапо во время войны, о которых слышали от ветеранов войны их отцы, читали в книгах. Никогда не думали, что такое может повториться в наше время.   Внутри самой Чечни назревал раскол, который мог перерасти между собой в гражданскую войну. В результате внутреннего соглашения боевики остановились на создании шариатских судов, которые вершили свое правосудие с позиций средневековых обычаев, публичные казни стали обыденным каждодневным делом за любую провинность. Чеченские боевики под командованием Басаева и араба Хаттаба нападали на граничащие с Чечней территории, гибли сотрудники милиции, военнослужащие, гражданские лица. Терпение российского руководства лопнуло, когда в августе девяносто девятого года боевики вторглись в Дагестан в надежде, что дагестанцы примкнут к ним. Они ошиблись. Дагестанцы оказали достойный им отпор, и при полномасштабной помощи федеральных войск выдавили боевиков из Дагестана. В отместку боевики взорвали несколько домов, в том числе и в Москве, что не помешало перебежчику в Лондон Литвиненко заявить, дома взрывали спецслужбы ФСБ, таким образом они продвигали к власти нового российского лидера.
Началась вторая чеченская война.
Вообще девяностые годы вспоминались с содроганием. Разгул преступности зашкаливал. Выстрелы на улицах и заказные убийства населением воспринимались как неизбежное зло, сопровождающее повседневную жизнь. Убивали кредиторов, чтобы не отдавать долг, заказывали партнеров по бизнесу, даже казалось бы такая организация, как Фонд инвалидов войны в Афганистане не смогли поделить между собой потоки денежных средств. Забыли о боевом братстве, об офицерской чести. Вначале свои же убили в подъезде руководителя Фонда Лиходея. Затем подложили бомбу на могилу Лиходея, и когда у его могилы собрались соратники, бомба унесла четырнадцать жизней и тридцать человек было ранено. И это в день, когда сотрудники милиции отмечали свой день, по телевидению шел концерт, который пришлось прервать. Ко всем преступным бедам, в девяносто восьмом страну накрыл финансовый кризис, от которого содрогнулась вся банковская система, все предприниматели и мелкий бизнес. Рано утром позвонил тесть Геннадий Васильевич. Трубку сняла Дина.
-У вас доллары есть? - спросил Дину отец.
-Есть. Ты же нам дал на мой день рождения две тысячи, - напомнила она.
-Береги их, не трать. Сегодня на торгах рубль упал в два раза. Думаю, это не предел. Или купите что-либо нужное, пока цены еще старые, - посоветовал отец. Из ванной вышел Дмитрий. На немой вопрос мужа, ответила:
-Отец звонил, рубль рухнул, - сообщила жена.
-Этого следовало ожидать. Уж коль Ельцин обещал голову на рельсы положить, если произойдет девальвация рубля, то жди беды. - пробурчал Дмитрий, вытирая голову полотенцем. - Капец бизнесу! - предрек он.
Чуть позже позвонил Павлу.
-Паша, ты кредит брал в рублях или долларах? - спросил Дмитрий.
-К счастью, в рублях.
-Повезло тебе.
-Повезло, - согласился Павел. - Только месяц назад отдал долг в долларах.
В результате разорилось большое количество мелких предприятий, банковская система погрузилась в коллапс, многие банки обанкротились, рублевые сбережения обесценились. Вслед за финансовым кризисом наступил политический, правительство подало в отставку, сменился глава Центробанка. Тесть еле удержался на плаву, да и то благодаря своим прежним связям. Здания удержать за собой удалось, а вот арендные платежи упали вдвое, затем втрое, многие арендаторы съезжали, не в силах платить аренду. Только Дмитрий выиграл от падения рубля, на те доллары, которые отец подарил дочери на день рождения, они купили подержанный «Фольксваген», на который ранее у них не хватало рублей.
Лучше о девяностых не вспоминать, они напоминали о себе партизанской войной на юге и террористическими актами в столице.
Дина Орлова работала в московском театре, со временем выдвинулась в ведущие актрисы, талант заметили режиссеры кино. Первый фильм с второстепенной ролью прошел мало замеченным. Второй многосерийный телевизионный фильма сделал ее в артистическом мире более заметной и перспективной актрисой.  Теперь даже ее отец не ворчал по поводу выбора дочери. По-прежнему относился с недоверием, говорил о зависимости актеров от режиссеров, их выбирают, как девиц на невольничьем рынке востока или скакунов на конном рынке.  Доля истины в этом утверждении есть, актерская судьба капризна. Можно сыграть в ста фильмах и остаться неизвестной, а можно сыграть в  одном, и тебя будут долго помнить. С мужем они виделись в редкие вечера, когда у Дины не было спектакля или съемок, и Дмитрий находился в Москве, а не в командировке.
Даже в отпуск ему пришлось ехать одному, они собирались лететь в Израиль, в курортный город Эйлат. В самый  последний момент Дину отозвали на пересьемку каких то неудавшихся сцен. Чтобы путевка полностью не пропала, он полетел один, где и встретил свою школьную землячку из Измаила Эсфирь Альшульт.
-Ты мне никогда не надоешь, - шутил Дмитрий, - встречаемся каждый раз, как молодожены. Даже ребеночка завести некогда.
-Обещаю, вот этот проект закончим, и я вся ваша! - распахивала она объятья, подыгрывая мужу.
-Это я уже слышал, за этим проектом будет следующий, а годы идут,  наши родители скучают без внуков, твои думают, зять попался - либо евнух, либо дюже хворый. А мои - бесплодная должно быть! И перетирают наши косточки!
Дина обхватила шею мужа, уселась ему на колени.
-Придется доказать, как они ошибались.
-Ловлю на слове.
Они сдержали свое данное ранее слово перед друзьями и родителями о том, что они торжественно отметят свое бракосочетание как только появятся средства. На следующий год после регистрации брака, в Москве пригласили друзей и родителей жены в ресторан, напомнили, они уже не молодожены, запоздали с мероприятием, год назад у них не было средств на свадебное торжество. Паша пришел с шикарным подарком, целуя Дину, игриво поводил бровями напомнил: «Ах, Динка, не на ту лошадку ты поставила!..». и получил в плечо от Дмитрия. «Раньше надо было думать!»  Отец на слова Дмирия о прошлом безденежье, скромно потупился, у него средства были, но тогда он не верил в серьезность этого союза, дочь денег не попросила, понимала,  широко отмечать вторую свадьбу не совсем разумно. Затем летом они поехали в Измаил,  и уже там пригласили всех своих родственников в ресторан. Пригласил он и брата матери Василия Петровича с женой, никто не ожидал, что он приедет из Крыма, поскольку служил на военном корабле и приехать может только во время отпуска. Свои отпуска он редко проводил в Измаиле, навестит сестер и уезжает отдыхать в Сочи. Его спрашивали: «Зачем вы ездите в Сочи, вы же и так на курорте живете?». Он отвечал: «В крымском курортном городе я работаю, а в Сочи отдыхаю». Высокий, рано поседевший, самый младший брат после трех сестер, он был гордостью семьи, когда приезжал в офицерской морской форме. После объявления самостийности, он в форме больше не приезжал. Он служил на российском корабле и форма у него российского образца, чего в Измаиле обыватели понять не могли.    Жена ему под стать, высокая, плотная, успевшая вкусить богемной жизни при муже офицере, в ресторане она чувствовала себя в родной стихии. Останавливались они, как правило, у старшей сестры Варвары Петровны. Расспрашивая Дмитрия о жизни в Москве, сделал ударение на вопросе:
-Значит, ты решил остаться в России?
-Решил, - кивнул Дмитрий.
-Может быть и правильно, - неожиданно высказался дядя. - Когда Ельцин и Кравчук поделили флот, волею случая я остался на российском корабле. Думал, если Украина в конце концов откажет России в продлении аренды крымской гавани, перейду служить Украине. Все же там мой дом, там растут мои дети. Сейчас смотрю, во что превращается украинский флот, в ржавеющие консервные банки, полагаю, буду дослуживать на российском корабле. Дети выросли, можно будет перебазироваться и в Новороссийск.
-Вы полагаете украинцы могут отказать в аренде шхер в Севастополе? - спросил Дмитрий. - Для чего? Вы же сами говорите, что их флот — консервные банки, он давно не обновляется.
Василий Петрович посмотрел на племянника, как на ученика, плохо выучившего урок.
-Если мы оттуда уйдем, в Крыму станет базироваться американский флот.
Николай знал об этом, давно уже не секрет желание украинской элиты лечь под американский протекторат. Он просто хотел услышать это из уст человека, который живет в Севастополе и служит на российском корабле.
-Вы должны за это благодарить Кравчука или Кучму? - спросил Дмитрий.
-Началось при Кравчуке, продолжилось при Кучме. Полагаю, Кравчук внес не малую лепту в том, чтобы внести раскол между нашими странами. Возрождение национализма началось именно при Кравчуке. Кучма, казалось, при выборах опирался на восточных избирателей, а когда избрался, стал заигрывать с западными националистами.
-Что очень удивительно для бывших  коммунистов. Особенно для Кравчука, который был членом ЦК Украины.
-Ничего удивительного, сколько коммунистов быстренько перелицевались, в Бога поверили. Знаете какая тема у Кравчука была при защите докторской диссертации? - Дмитрий пожал плечами. - «Сущность прибыли при социализме и ее роль в колхозном производстве».
Дмитрий усмехнулся.
-Очень актуальная тема.
Они еще много говорили с дядей в то короткое время, когда они встретились в Измаиле.
Родители хотели чтобы Дмитрий и Дина, не тратились на ресторан, можно отметить, как всегда, у них в летней беседке, Дмитрий возразил,  для матери тоже должен быть праздник, а не стоять два дня у плиты. Дина в ресторане была вся в белом, но не свадебном платье, Дмитрий без костюма, стояла июньская жара. Подвыпившие гости забыли, что это не свадебное мероприятие, все равно кричали «Горько!», и требовали исполнения всех свадебных обычаев. Дина в то время еще не снималась в кино, и все спрашивали, когда они увидят ее на экране, и она всем докажет, что она тоже как Люда Гурченко.
-Как вы можете увидеть, если у вас не показывают российских каналов? - смеялась Дина.
-Глупости, кому надо, те смотрят, - отвечал Олег.
Он был ответственным среди всех родственников за установку программ в компьютерах, у кого они были. Дети Раи  имели компьютер, Олег недавно приобрел. Ведь он работал в компании кабельного телевидения, которую организовал участник афганской войны Афанасий Забота. Позже Олег познакомил Дмитрия с этим человеком. Он оказался интересным собеседником, пришел в кафе прихрамывая, опираясь на трость. Сидели, пили пиво, тихо переговаривались. Узнал, что Дмитрий живет в Москве, расспрашивал о жизни в России.
-Может и мы когда-нибудь заживем спокойной жизнью, - вздохнул он.
-Беспокойной жизни на долю Афанасия Егоровича хватает, - вставил слово Олег. - Тут ему угрожать начали за его позицию.
-Что за позиция? - спросил Дмитрий.
Афанасий отмахнулся.
-Да придурки наши, которые хотят поддерживать нациков. Вы же в России слышали, у нас Бандера становится национальным героем? -спросил он.
-Слышали, - кивнул Дмитрий.
-Мы им тут, в Измаиле и Одессе не дадим разгуляться, - пообещал Афанасий.
-Мы, - это кто? - задал вопрос Дмитрий.
-Мы, - это такие молодые люди, как Олег, мы, - это ветераны Афгана, - пояснил он.
-Иногда наглое меньшинство оказывается более сплоченными, чем протестующее большинство, - заметил Дмитрий.
-Только потому, что бездействует власть. Или им потворствует. Властям выгодно опираться на их силу в решении своих корыстных амбиций. Тут к нам приезжали с запада памятник Ленину разрушать, слышал? - Дмитрий кивнул. - Его жители отстояли. А милиция стояла в сторонке, наблюдала. Милиция ведь государственный орган, должны пресекать противоправные действия. А они стоят, и смотрят! Да еще не дают нам надавать по мордам этим приезжим авантюристам! - возмущенно говорил Афанасий, невольно повышая голос.
Олег коротко оглянулся по сторонам, попросил:
-Потише…
-Да пусть слушают! Я ли не такой же житель города?! Не могу сказать, что думаю? - пристукнул он пустой кружкой из -под пива.
-Много афганцев в городе? - спросил Дмитрий.
-Нет. В Одессе больше, а в области еще больше. Мы все равно соорганизуемся, - уверенно произнес он.
-Вы вижу хромаете, до активных ли вам баталий? - кивнул Дмитрий на трость.
-Ничего! Руки целы, автомат еще помнят, - заверил Афанасий.
-Это его в Афганистане ранили, - пояснил Олег. - Он у нас орденоносец. Орден Красной звезды получил за тот первый и последний бой.
-Да ладно, что было, то прошло! Обидно, конечно, что повоевать много не пришлось. Нарвались на засаду и получили. Я после того боя только в госпитале очнулся. Читал, в Отечественную войну некоторые воины до фронта не доезжали, гибли под бомбежкой еще в эшелонах по пути на фронт. А я за несколько месяцев успел набраться военного опыта. Правда, вместе с орденом получил инвалидность, - пояснил Афанасий.
-Вы полагаете, на Украине может дойти до кровавой схватки? - спросил Дмитрий.
-Хотелось бы думать, что не дойдет. Если власти приструнят нациков, все будет нормально. А если нет, тогда народу придется доказывать, что они выбрали не тот путь развития страны, - пояснил Афанасий.
Расстались они в ту встречу почти друзьями.
  Дмитрий подарил родителям мобильные телефоны, которые стали массово появляться в России и на Украине. Стоили дорого и минута разговора не дешевая, тем более звонок через роуминг. Дмитрий научил пользоваться ими, сказал, будет звонить только в экстренных случаях. Отец вертел в руках мобильник, удивлялся:
-Надо же до чего техника дошла! Не надо идти на переговорный пункт, час ждать, пока соединят, порой слышно плохо…
На прощание Дмитрий и Дина еще раз прошлись по центру города. Дмитрий в киоске купил все измаильские газеты. Он всегда так делал, ему интересно, о чем могут писать местные журналисты. На ходу пробежался по заголовкам газет, более подробно он просмотрит их в поезде на обратном пути. Вот главный редактор газеты «Собеседник Измаила» Руслан Оленкевич жалуется, что читатель может держать в руках последний номер в семидесятилетней истории издания из-за отсутствия финансирования. Жалко! Эту газету Дмитрий помнит со школьных времен. Ее отец любил читать. Ему знакомые журналисты говорили, газеты «Курьер недели», «Сити» и другие выживают за счет рекламы и побочных доходов. Например, «Курьер недели» кроме рекламы имеет доход от магазина канцелярских товаров. Умерли такие измаильские газеты, как «Наша магала», «Покупай» и еще ряд мало значимых газет ушли в небытие. Дмитрий по старой памяти в первый приезд заходил к редактору газеты, в которой он напечатал свою первую заметку, тот гордился, что его ученик поступил в МГУ, стал известным журналистом. Сейчас он на пенсии. Дмитрий неожиданно встретил его возле магазина «Гастроном», старенький, согбенный, он медленно шел по тротуару с авоськой продуктов. Дмитрий взял из его рук авоську, старик дернулся, думал на него напали отобрать продукты, Дмитрий отозвался:
-Я помогу вам, Виктор Терентьевич.
Тот подслеповато оглядел Дмитрия, глаза расширились от удивления:
-Митенька, миленький, какими судьбами?
-Как всегда, в гости к родителям. Как вы живете, Виктор Терентьевич?
-Ой, не спрашивай, - отмахнулся он ладонью. - Тяжело живем, Дима. Пенсия маленькая. Газ дорогой. Ты там, в Москве, подскажи кому надо,  ваш российский газ пенсионерам не по карману.
Дмитрий улыбался, слушая бывшего главного редактора.
-Если бы это зависело только от российской стороны. Ваши олигархи тут мутят воду с газом.
-А-а! Не зря Юлю нашу в тюрьму запрятали. Ладно, что я все жалуюсь, как ты поживаешь? Надолго приехал?
-Нет, отпуск не так велик, жену нужно еще на море выгулять. Я смотрю, серьезных газет все меньше становится, а те, что остались, наполовину рекламой занято. И статей серьезных не печатают.
Бывший главный редактор громко хмыкнул, закачал головой.
-Так кто же теперь будет заниматься критикой?! Ты разве не знаешь, что наш президент подписал новый закон «О судебном сборе»? Если раньше при защите деловой репутации истец должен был уплатить десять процентов от заявленной суммы, то теперь это фиксированная цена - три тысячи гривен. Теперь бизнесмен или криминальный авторитет заплатит всего три тысячи, и предъявит иск газете в несколько миллионов, и разорит газету в пух и прах. Теперь у нас журналисты максимально лояльны к властям и бандитам, - рассказывал Виктор Терентьевич.
Так за разговорам они дошли до его дома. Дмитрий протянул старику авоську с продуктами.
-Так может зайдешь? - засуетился старик.
-Не могу, Виктор Терентьевич, в следующий приезд непременно.
-Жаль. Но ты не забывай, заходи. Расскажешь, как в Москве, что у вас со средствами массовой информации, много ли врут, в частности про нас, нищих?
-Тут одной правды хватает, чтобы на ложь походило, - пожал руку старику Дмитрий. Достал из бумажник сто долларов, протянул бывшему главному редактору. Тот даже испугался, увидев такую сумму.
-Приберегите на черный день, Виктор Тереньевич.
-Что ты, Дима! Я не возьму, - отстранил он его руку.
-Я от чистого сердца, как в память о вашей доброте, с вашей легкой руки вы дали мне путевку в профессию, - и насильно сунул бумажку в карман.
-До свидания, - поспешно попрощался Дмитрий.
-Спасибо! - крикнул ему вслед пожилой человек. 

После Измаила поиздержавшиеся молодожены заехали в Затоку под Одессой, сняли скромный номер на берегу моря, и остаток отпуска провели на Черном море. Дмитрий свозил Дину в Одессу, показать город, в котором ранее неоднократно бывал. Одесса Дине очень понравилась. На Потемкинской лестнице она очарованно застыла, Дмитрий вначале не понял ее восхищения.
-Представляешь, Эзенштейн на этой лестнице снимал свой знаменитый «Потемкин»! - пояснила Дина. - Нам его в училище показывали, как образец операторского и режиссерского искусства.
Дмитрий пожал плечами.
-Я всегда это знал.
-А я к стыду своему не знала, что когда-то Суворов бил турок в твоем родном Измаиле, - призналась она.
-Ничего удивительного. Девочки всегда скептически относятся к предмету - история. Кстати, кино  в советское время о Суворове снимали, и об Измаиле там упоминалось, - укорил он жену..
-Ну, извини. Я  не видела.
Дине понравился оперный театр, набережная, памятник Екатерине Второй, улочки со старинными домами без современных многоэтажек. Платаны вдоль улиц приводили ее в изумление. Чувствовалась некоторая запущенность, улицы плохо убирались, такое впечатление, что «белые» из города ушли, а «красные» еще не зашли. Дина этого не видела и не ощущала, Москва и подмосковные города выглядели не лучше, хотя мэр города Лужков делал все возможное, чтобы столицу преобразить. Никто не верил, что на месте бассейна «Москва» может вновь появиться великолепный храм Христа Спасителя, посвященный павшим воинам войны с Наполеоном. Москвичи тут же назвали новодел - храмом «Лужка спасителя».
-Очень своеобразный город, - отметила она. - Таких в России не встретишь.
-Родина певца Утесова, писателей Ильфа и Петрова, сатириков Жванецкого и Карцева, певицы Долиной, киношного продюсера Марка Рудинштейна, и многих других выдающихся людей, - подсказал Дмитрий.

  Как быстро летит время! Только недавно купались в Черном море, пролетело еще несколько месяцев.
  Через два года после данного обещания Дина сдержала слово в отношении ребенка, она забеременела, отказалась от очередной роли в кино, на восьмом месяце беременности ушла в декретный отпуск.
С этого дня вся их жизнь круто изменилась. Во-первых, теперь они почти полтора года каждый вечер до родов были дома, во-вторых, начались приятные хлопоты по приобретению пеленок, распашонок, коляски, игрушек. УЗИ показало, будет сын, выбирали ему имя. Советовались с родителями. Деды хотели во внуке увековечить свое имя. Чтобы не обижать отцов, решили назвать нейтрально - Виктором.
Трогательную заботу начал проявлять отец Дины, который никогда тепло к дочери не относился. Что-то проснулось в нем отцовское. Дмитрия он зауважал,  с женой уже  не вспоминали о неравном браке, все хотели выбраться в Измаил и познакомиться со сватами. Их сдерживала обстановка в республике, где во всех средствах массовой информации превозносили Бандеру, рассказывали о голодоморе, который целенаправленно организовала Россия.
-Удивляюсь на папу, - говорила Дина, - он никогда не был сентиментальным. А тут забегал, сам выбирал коляску, хотел, чтобы самую, самую, привез ее к нам.
-Стареем! Все мы с возрастом становимся мягче и добрее, - защищал тестя Дмитрий.
Встречали Дину из роддома тесть с тещей, Дмитрий с товарищами сослуживцами, которые захотели разделить радость коллеги. Ребенка принял Дмитрий, руки слегка дрожали, заглянул в сморщенное личико, неужели этот маленький человечек когда-то будет таким же большим, как он сам, осторожно передал сверток теще. Тут же распили шампанское, одарили санитарок, на двух машинах поехали в сторону дома. Он тут же позвонил своим родителям, поздравил их с рождением внука.
Начиналась новая жизнь для малыша и молодых родителей. 

*  *  *
Первый день военных учений закончился поздним вечером. Разошлись по палатками солдаты. Усталый пришел свою офицерскую палатку Николай. Наконец можно расслабиться. Завтра опять жара, пыль, рев машин, мат заместителя командира полка. Причем ругается по-русски, далее цивильная речь по-украински и опять русская матерщина. Таким образом он подчеркивал свое пренебрежение к русскому языку. Николай выпил из фляжки воду, снял сапоги, лег на раскладушку не снимая формы. Уставился в потолок палатки. Рев машин на учениях напоминал ему рев машин в ту зиму в Киеве, когда на майдане бесновались толпы людей.
Это сейчас, по прошествии времени, Николай знает, что тогда Янукович ни за что бы не победил, поскольку ставку на Ющенко сделал запад. Не зря жена у него американка украинского происхождения, которая состояла в организации украинского национализма, среди украинской диаспоры занимала видное место. Госсекретарь США Пауэлл заявил в прессе, США никогда не признает выбор Януковича. Вслед за ним вторит канцлер Шредер, утверждая, что выборы сфальсифицированы. Президент Грузии Саакашвили выступил по телевидению на украинском языке, его выступление транслировалось на мониторах в центре столицы, утверждал, он принимал деятельное участие в Оранжевой революции. Европейский союз утверждал, что нельзя принять результаты выборов на Украине, если победит Янукович. Даже бывший президент СССР Горбачев поддержал Ющенко.
А тогда, Верховный суд запретил ЦИК публиковать результаты выборов,  пока суд не рассмотрит жалобу оппозиции. Не меньшую роль играли сторонники Ющенко, которые кричали громче, в регионах они организовывали более значимые митинги, чем сторонники Януковича, которые вели себя более скромно. Украинские актеры раскололись на два лагеря, одни агитировали за Януковича, другие за Ющенко, спортсмены также по разному относились к кандидатам. Ющенко поддержали известные боксеры братья Кличко. Главный тренер по футболу Олег Блохин голосовал за Януковича. Варшава обеспокоилась тем, чтобы Украина не качнулась в сторону России, поэтому готовы своим присутствием поддержать Ющенко. Президент Кучма приглашает в качестве арбитров президента Польши Квасьневского, президента Литвы Адамкуса, и других должностных лиц Европейского союза.  В это время депутаты Донецкого облсовета вносят ложку дегтя в бочку меда, они предлагают прекратить теле и радиотрансляцию оппозиционных каналов в области и создать свою автономию. А потом еще предложили совместно с Луганским облсоветом провести референдум по изменению конституции и предоставить Донецку и Луганску статус федеративной республики составе Украины. Переговоры Януковича и Ющенко заходят в тупик, и Николай видел, как Ющенко пришел на площадь вместе с женой и малолетними детьми, и попросил ради будущего его детей не расходиться с Майдана и захватывать власть силой. Николая поразило лицо будущего президента, оно покрылось некой синеватой одутловатостью, хотя ранее Ющенко, как мужчина, вызывал симпатию у женского пола. Он спросил у Омельченко, с чем это связано? Тот ответил, его попытались отравить российские спецслужбы. Другой офицер комментировал по другому: «Раками с пивом отравился». Николай тогда долго размышлял, что он предпримет, если вдруг дело дойдет до вооруженного столкновения. Ему не близки оба кандидата, из-за которых бы он хотел бы положить свою или чужую жизнь. Хотя Янукович чуть ближе, поскольку обещал ввести двойное гражданство с Россией и придать русскому языку статус второго государственного. Но он так же знал, что предвыборные обещания не стоят бумаги, на которой написаны эти слова.  Он напрямую сказал  Омельченко, что в случае столкновения, он уведет своих с площади, пусть воюют между собой внутренние войска и милиция. Армия не должна вмешиваться во внутренние конфликты. Они крупно разругались, вплоть до того, что он готов отстранить Николая от дальнейшей охраны Майдана, и если бы он не был мужем его сестры, отцом двух очаровательных племянниц, он выгнал бы его из армии и города. Пускай бы ехал в свой задрищенск, в волчий угол на задворках Украины. Николай доказывает, они все равно бездействуют на Майдане, толпа бесчинствует, перекрывает вход депутатам в думу, занимает правительственные здания, а милиция только наблюдает за этим и не вмешивается, на что Омельченко отвечает,  подобное нормально, поскольку бесчинствуют наши подлецы, то бишь, молодежная организация «Пора!». А вот если на Майдан прорвутся сторонники Януковича, тогда нужно будет вмешаться. Николай повздыхал, сказал, он будет продолжать службу до тех пор, пока все происходит относительно мирно, без вооруженного столкновения. И здесь роль играет не трусость, а нежелание участвовать в гражданской войне. А что такое возможно, Украина уже тогда раскололась на два лагеря, многие не сомневались. Все чаще раздавались обвинения в сепаратизме восточных областей. Начали обвинять Кучму в том, что ему выгодна подобная ситуация, которая помогает ему продолжать президентские полномочия. 
Верховная Рада решает вопрос об отставке правительства Януковича и пресечения выступлений за него на востоке страны. Янукович ответил: он не играет в политические игры, не улица должна решать, кто из них прав, и уйти из правительства отказался. Следственное управление службы безопасности возбуждают уголовное дело по факту посягательства на целостность страны, автономии запросили республика Крым и все южные области страны. Николай тогда не знал всех тонкостей перипетий в коридорах власти, им только сообщили, что намечаются повторные президентские выборы, от которых Ющенко отказался. Поэтому тогда просили подольше пребывать на Майдане всем, кто там находился.  Президент Кучма совершает блиц-вояж в Москву, где встречается с президентом Путиным, после возвращения заявляет, он против переголосования, он за проведение политической реформы. Украина станет парламентской республикой, пост президента становится церемониальной фигурой. Он всеми силами старается протолкнуть в президентское кресло своего премьер-министра. В таком случае, он будет более ли менее спокоен за себя, за свое будущее, за будущее своих детей, муж его дочери владелец крупного бизнеса, который могут отобрать, если к власти придет Ющенко. Над головой Кучмы сгустились тучи после того, как обнародовали запись президента, где он просит убрать зарвавшегося журналиста Гонгадзе, которого вскоре нашли с отрезанной головой.
Омельченко по секрету поделился с шуриным,  госдеп США выделил три миллиона долларов на проведение повторного тура выборов. Что-то перепадет и им, как защитникам законности на Майдане. Это очень бы воодушевило военнослужащих, которые устали от неопределенности, мерзнут и недоедают. Как бы там не было, а Украина стала парламентской республикой, назначен третий тур выборов, довольный Ющенко выходит на Майдан и объявляет о закрытии Оранжевой революции. Он уже знает о предательстве в рядах избирательного штаба своего противника и почти уверен в своей победе. Николаю вместе с батальоном разрешают вернуться во Львов, Омельченко остается в Киеве, в случае победы Ющенко ему обещано новое назначение в охрану президента.
Приехав домой, уставший, похудевший, полный противоречивых впечатлений, он привез подарки своим дочерям и жене, которая последние  годы довольно холодно к нему относилась. Они спали в одной постели, только под разными одеялами, жена старательно закутывалась в одеяло и отворачивалась к стене. Супруги не ругались, сами не заметили, как наступило отчуждение. Они давно не интересовались делами друг друга, не вели задушевных разговоров. Внешне старались соблюдать корректно-вежливые отношения, чтобы дочери и родители жены ни о чем не догадывались. У них не осталось семейных друзей, они не ходили в гости за исключением родителей. В гостях у родителей они держались ровно, вежливо, ничем не выдавая свою отчужденность. Только раз мать приехала внезапно поздно вечером к ним домой, привезла девочкам купленные им тужурки, жены дома не было.
-А где Гала? - спросила она.
Николай чуть замялся, не знал, что ответить. Сказать на работе, не поверит. В такое время все учреждения закрыты. Последнее время жена работала в районном отделе народного образования. Ответить,  он не знает, где ее носит, означает - выдать свои взаимоотношения.
-Она задержалась с группой учеников украинского языка, - ответил он.
Мать внимательно посмотрела на Николая, хмыкнула:
-Что это за муж, который не знает, где находится его жена.
-А вы  позвоните ей, и узнайте, - огрызнулся зять. - На мой звонок она мобильник не берет.
С тех пор теща заподозрила, в семье что-то неладно, пыталась расспросить девочек, те ничего не подтвердили. Внешне в семье все было нормально, скандалы не случались. Девочки видели, что родители подчеркнуто вежливо относятся друг к другу, не многословны, никогда не едят за одним столом вечерами, не ведут задушевных разговоров. Они с детства полагали, так в семье принято. И только когда они стали взрослее, они начали понимать, неспроста их мать  где-то задерживается, а с ними занимается в большей степени отец. Хотя видели, в других семьях детьми в большей степени занимается  мать. У Николая не было задушевных друзей, за исключением капитана Бойко, только в гости его семью не пригласишь. Он подружился с соседом по лестничной площадке сотрудником милиции.  Всех их жена на дух не переносила, общаться категорически отказывалась. И жена не посвящала его в круг свои подруг. Во всяком случае, домой они никого не приглашали. Николай махнул на нее рукой, подозревая, у нее появился любовник, слишком часто она стала задерживаться на работе и ездить в командировки. Он знал,  если бы он сейчас исчез из ее жизни, она бы с облегчением вздохнула. И в то же время ее устраивал статус замужней женщины, она знала, что лучшей няньки, чем ее муж, для дочерей не сыскать. Он бы и сам давно ушел, его, действительно, держали девчонки, которых он очень любил. Они впитали в себя все лучшие внешние черты родителей, росли красавицами, только характер у них был разным. Старшая Ева в большей степени унаследовала мягкий характер отца, младшая Яна походила на мать. Дочери очень удивлялись, если папа читал их учебники, особенно по истории, и возмущался той нелепостью, которая в них излагалась. Он  рассказывал девочкам в чем состоит эта нелепость, в дальнейшем оказалось они начали об этом спорить с учителями в школе, доказывая, что они больше верят папе, нежели изложенному в учебнике. Закончилось тем, что  в школу вызвали мать, которой рассказали о странных утверждениях девочек, несовместимых со школьной программой, утверждая, на них кто-то дурно влияет. Галя быстро сообразила откуда дует ветер, кто может на них дурно влиять, пришла разгневанная домой и устроила мужу скандал. Он перестал что-либо комментировать  по поводу изложенного в учебниках, чтобы не создавать дочкам проблем в школе, но очень в душе возмущался утверждению, что русские искусственно устроили украинцам голодомор, таким образом виновны в геноциде украинского народа, а во внеклассном чтении девочкам  подсунули брошюру, в которой утверждалось,  Черное море вручную выкопали древние укры, родоначальники современных украинцев.
Двадцать седьмого декабря стало известно, новым президентом Украины стал Виктор Ющенко. Первым его поздравил президент Грузии Саакашвили. Вторым - президент Польши Квасьневский. Янукович выборы не признал, заявил, ему одержать победу помешало целенаправленное вмешательство США, и запрет четырем миллионам инвалидам голосовать на дому. Пообещал уйти в жесткую оппозицию.
Потом долго смеялись в полку, когда объявили следующий год - годом Оранжевой свиньи, власти решили не отмечать. Какая-то нехорошая ассоциация проглядывалась во всем этом. И оранжевые апельсины никто не покупал, видимо за те полгода противостояния двух кандидатов наелись их на два года вперед.
*  *  *
Спокойная жизнь москвичам только снилась. Не успели оплакать погибших от рук террористов в метро и от взрыва жилых домов,  москвичей всколыхнула новая беда.
Не успел Дмитрий вернуться из редакции домой,  как  позвонил главный редактор, сказал, только что стало известно, чеченские боевики захватили Театральный центр на улице Дубровка, где проходил мюзикл «Норд -Ост». У Дмитрия в душе похолодело. Он знал,  Дине предлагали в нем участвовать, она отказалась, ее не отпустил главный худрук, поскольку она была задействована в спектакле. Только он так же знал упрямый характер жены, она могла и уговорить худрука отпустить ее. Он не стал набирать ее номер телефона, все равно в это время она либо на сцене в театре, либо в Центре, и телефон не возьмет. Ребенок находился у бабушки, они часто забирали его, поскольку родители освобождались с работы поздно. Он не стал им тоже звонить, беспокоить. Они  могли подумать, что дочь задействована в мюзикле. Дмитрий помчался на Дубровку. Там уже все было оцеплено милицией. Он показал свое удостоверение прессы, его все равно не пустили дальше оцепления. Никто ничего толком не мог объяснить, что произошло. Вернее, силовики не уполномочены давать какие-либо комментарии, на это есть старшие офицеры. Но и старшим офицерам было не до журналистов. Первые минуты все были шокированы наглой вылазкой боевиков. Никто не знал, сколько внутри боевиков и каковы их требования. Знали только, что в это время должен был состоятся на сцене мюзикл и полон зал зрителей. Пять или шесть охранников здания, вооруженных газовыми пистолетами были убиты боевиками, которые приехали на трех микроавтобусах. Стало известно, несколько актеров и сотрудников Центра спрятались в подсобных помещениях и через окна выбрались наружу. Их тут же окружили силовики и журналисты. Они рассказали: сначала думали, это чья-то злая шутка, но когда они стали стрелять поверх голов, согнали актеров в зал, стали минировать зал, поняли, это серьезный теракт. Боевики одеты в камуфляж, с ними женщины в черных одеждах. Сколько их, не знали, сказали - их много. Рассказали эти подробности только те, кто успел в щель увидеть, что происходило в зале и поняли, нужно спасаться. Так же стало известно, что некоторые зрители звонили домой по просьбе боевиков, чтобы они  сообщили родственникам, боевики  будут убивать по десять заложников за каждого убитого их товарища боевика. Прибыли в автобусах усиленные наряды ОМОНа и СОБРа, милицейское начальство. Приехали журналисты почти всех российских каналов. Боевики отпустили иностранных граждан. Подполковник Константин Васильев в форме прошел в здание, предложил себя в заложники в обмен на детей. Его не стали слушать, попросту расстреляли. Через час отпустили несколько детей, женщин и мусульман. За полночь боевики вышли на связь, выдвинули требование - вывод российских войск из Чеченской республики.
Дмитрий все время был на связи с главным редактором, передавал репортаж с места происшествия. В час ему позвонила Дина, она вернулась с работы, не застала мужа, который обычно к ее возвращению после вечернего спектакля уже находился дома.
-Дина, ты дома?! - обрадовался Дмитрий.
-А где же я могла быть? - недоуменно спросила она.
-Ты включи телевизор, посмотри первый канал. Какое счастье, что ты не смогла участвовать в  мюзикле! - эмоционально проговорил Дмитрий. - Прости,  я перезвоню.
Ему стало известно,  в зал на переговоры зашла молодая девушка, некая Ольга Романова с той же целью, что и подполковник Васильев, предложить себя в качестве заложницы в обмен на детей. Ее выводят в коридор и убивают тремя выстрелами из автомата.
К утру Дмитрий изрядно продрог и устал. Он позвонил руководству, попросил, чтобы его подменили, он передохнет, перекусит и приедет вновь к Центру. Дина встретила его с тревогой в лице.
-Что там? Как они проникли в Москву? - спросила она.
-Пока журналистам этого не объяснили. Сказали только, что руководит группой Мовсар Бараев, о котором ранее сообщалось, что он убит. Привел банду в сорок человек, среди них женщины, по всему видимо смертницы.
-Убитый воскрес в Москве. Куда смотрят наши силовики? Мы уже в столице не можем чувствовать себя в безопасности, - возмущалась Дина, как и все в то время жители столицы.
Дмитрий только вздохнул на ее упреки.
-Поставь чай,  есть не хочу,  немного посплю, - попросил Дмитрий.
-Снова туда поедешь?
-Конечно.
-Ты там не геройствуй, - попросила жена.
-Там есть кому геройствовать, - устало ответил Дмитрий.
Он не стал говорить ей о двух убитых героях, которые хотели пожертвовать собой ради спасения детей. Попил чай с печеньем и улегся спать. Проспал он дольше запланированного, вскочил, Дина уже ушла на репетицию. Позвонил редактору, чтобы прислали машину.
Приехал на Дубровку как раз к тому времени, когда к журналистам вышел заместитель министра МВД генерал-лейтенант В.Васильев, однофамилец погибшего полковника Васильева. Он пояснил,  боевики потребовали, чтобы к ним на переговоры прибыли политики Явлинский Хакамада, Немцов. Также потребовали присутствия представителей Красного креста и членов организации «Врачей без границ». С представителями Красного креста в зал зашли Иосиф Кобзон и британский журналист  Марк Франкатти. Кобзон и журналист вывели из здания женщину с детьми, представители Красного креста пожилого мужчину англичанина. Всех волновал вопрос, что будет дальше? Как будут освобождать заложников? Васильев пояснил, этот вопрос рассматривается в первую очередь, нужно учесть, что здание заминировано, в зале сидят смертницы, которые готовы в случае штурма произвести самоподрыв. Тогда все заложники погибнут. На вопрос, как боевики смогли не замеченными проникнуть в Москву, генерал ответил, этим занимаются следственные органы, журналистам о ходе следствия будет сообщено дополнительно.
К вечеру в здании побывали политик Явлинский, доктор Рошаль с коллегой из Иордании, они вынесли тела убитых Васильева и Романовой. Вывели еще несколько детей и стариков. Всего к вечеру вызволили около сорока заложников. Вечером послышалась стрельба, затем взрыв гранаты, все журналисты решили начался штурм, пододвинулись к самой черте оцепления, несмотря на окрики милиции из оцепления. Оказалось, две девушки заложницы попросились в туалет, выпрыгнули в окно, боевики по ним начали стрелять из автоматов, из гранатомета, их ответным огнем прикрывал спецназовец, который ради их спасения получил ранение. Журналисты тут же их обступили, девушки в стрессовом состоянии не могли ничего ответить, сотрудники милиции срочно увели их в автобус. Ночью Дмитрия сменили коллеги, он поехал домой отдохнуть.
Штурм начался ранним утром, Дмитрий в это время находился дома, спал тяжелым сном от всего пережитого, что пришлось увидеть там и услышать. Он проснулся очень рано, включил телевизор, и там уже показали картинку захвата силовиками помещения с заложниками. Все террористы и террористки были убиты. Глава боевиков Бараев лежал на цементном полу, рядом с ним стояла начатая бутылка коньяка. О жертвах ничего не сообщалось. Он спешно оделся, поцеловал спящую жену, и поехал в редакцию. Там уже он увидел по телевидению выступление генерала В.Васильева, который сообщил журналистам, что тянуть со штурмом было нельзя, спецназ ворвался в помещение, убито тридцать девять боевиков, освобождено семьсот пятьдесят заложников, из них шестьдесят семь погибло. Возможно, в ту минуту генерал еще и сам не знал, сколько человек погибло, потому-что многие заложники умерли в больнице от усыпляющего газа, который был применен перед штурмом. Позже уточнили, уничтожено восемнадцать женщин смертниц и тридцать два боевика, троих боевиков задержали вне здания, это те, кто привозил боевиков к зданию Центра. Так же по уточненным данным установлено - погибло сто тридцать заложников, из них десять детей.
А далее следствие сообщало, задержаны братья Межиевы, которые  перед захватом Центра, у Макдональса взорвали начиненный взрывчаткой автомобиль, чтобы отвлечь внимание столичной милиции на себя. Погиб юноша. Два других начиненных взрывчаткой автомобиля по непонятным для боевиков причинам не взорвались. Так же задержали всех, у кого проживали боевики по приезду в столицу. Всю ответственность за нападение на Театральный Центр взял на себя Шамиль Басаев.
В редакции на совещании приняли решение провести журналистское расследование. Совместно с коллегами и правоохранительными органами, установили, еще летом глава Чечни Аслан Масхадов провел совещание со своим окружением и приняли решение провести крупный теракт. Командиром террористической диверсионной группы выбрали руководителя Исламского полка особого назначения Мовсара Бораева. Акцию решили провести в Москве седьмого ноября в День согласия и примирения при большом скоплении народа, чтобы показать всему миру, что в России нет ни согласия, ни примирения. Оружие перевозили в Подмосковье, в деревню Черную, в багажнике «Жигулей», насыпав сверху яблок.  Позднее боевики арендовали гараж в Москве перевезли туда оружие и пластид. Позже, в грузовике с арбузами, привезли три мощных взрывных устройства. Все это хранилось в арендованном  гараже. Боевики так же арендовали три квартиры для проживания террористов, отдельно для себя арендовал квартиру Бараев. Фамилии всех боевиков, помощников боевикам, были установлены следствием. Боевики выбрали три объекта для теракта: Московский государственный театр эстрады, Театральный центр на улице Дубровка, Московский дворец молодежи. Одна из террористок обошла все три объекта, сняла на видео охрану, подходы к зданию, внутренние помещения. Остановились на Театральном Центре, где проходил мюзикл при большом скоплении зрителей. Дату изменили потому что поняли,  после взрыва у Макдональса милиция и спецслужбы активизируются и могут сорвать задуманное.
В редакции долго совещались, стоит ли подвергнуть критике действия наших спецслужб, которые прозевали всю эту операцию боевиков. Потом решили,  лучше не акцентировать на этом внимание своих читателей, поскольку те и так работают на пределе своих сил. Боевикам помогали из многих стран, где преобладают исламисты ваххабиты. Телеканал «Аль -Джазира» одобрил захват чеченскими боевиками  заложников в Москве. Американский телеканал СNN выразил мнение, это были не террористы, а всего лишь чеченские диссиденты. Спецназовцами и так досталось от родственников погибших, что те провели операцию не так, как им хотелось. Другие издания тоже прошлись с критикой в адрес наших спецслужб проморгавших крупную операцию боевиков.
И только спустя три дня, Дмитрий смог поехать за  сыном, пошел гулять с ним в парк и ребенок все спрашивал: почему папа так долго не приходил? Дина присоединилась к ним чуть позже, она приехала с утренней репетиции. Ребенок был счастлив.

Через несколько дней в Москву приехал журналист из Казахстана Амагельды Сарсембаев. Он позвонил Дмитрию, они договорились встретиться в кафе на Тверской. Дмитрий подъехал, увидел курившего у входа своего однокашника, раздобревшего, солидного, щеки подпирали и не без того узкие глаза. Обнялись, зашли в кафе, заказали коньяк и закуску.
-Рассказывай, что у вас тут произошло? - нетерпеливо спросил Амегельды, имея ввиду теракт на Дубровке. - Из средств массовой информации я в курсе, интересно услышать из первых рук.
Дмитрий вкратце рассказал о перипетиях тех трех трагических дней, и тут же задал свой вопрос:
-О том, что происходит в России внимательно наблюдают во всех бывших республиках. А вот россияне менее любопытны, многие вообще не знают о том, как у вас протекает жизнь. Ты, я слышал, перебрался в Астану. Почему?
-Быть поближе к правительству и парламенту. У нашего несменяемого патриарха появился вкус к байским привычкам. У нас новая столица. Да! Мы теперь не кочевой народ, а цивилизованное государство! - иронически проговорил Амагкльды. - На недавних выборах за нашего патриарха проголосовало более восьмидесяти процентов жителей.
-Меня всегда настораживают высокие цифры при выборах, - кивнул Дмитрий. - Давай, за встречу! - приподнял он рюмку. Выпили.
-Сейчас у нас политический кризис, - продолжил Амагельды. - ряд членов правительства и депутатов взбунтовались, создали общественно-политическое объединение «Демократический выбор Казахстана». К нам зачастили ваши первые лица, подписаны документы о вечной дружбе. Здесь все нормально. А вот внутри у нас только внешне все нормально, а на самом деле не очень. В нефтегазовую промышленность впустили всех, только не Россию. В металлургическую промышленность тоже влезли все, США, Италия, Канада  и так далее. А где лучший друг Россия? Колхозы и совхозы приватизировали, в результате отрасль чуть не умерла. В общем не все так радужно, как кажется со стороны, - рассказывал Амагельды.
Они проговорили весь вечер, изрядно опьянели. Дмитрий узнал, что у товарища и коллеги трое детей, он женат на дочери известного с стране предпринимателя. Он долго вспоминал, кто такая Диана, ведь она приходила к ним на вечеринки в общежитие, но прошло столько лет, трудно вспомнить Дину среди многих девушек, которые посещали их студенческие вечера, а фильмов с ее участием он не смотрел. Он пригласил Амагельды продолжить вечер у него дома, повторно познакомить его с Диной. Друг отказался, ему завтра нужно быть с утра в казахском посольстве, затем он улетает. Пообещали созваниваться чаще, на том и расстались.

*  *  *
Николай сдружился с соседом по лестничной площадке Сергеем Глушко, сотрудником милиции. У него росли два мальчишки, и они шутили, подрастают женихи его девчонкам. Обычно Сергей звонил в квартиру Николаю, и говорил:
-Мыкола, мэни тут взятку горилкой далы, заходь, дернем…
И Николай заходил к нему. Ему нравилось бывать у Сергея. В доме царило спокойствие, уют и какое-то тихое умиротворение. Его полная жена Надя излучала доброту, никогда не упрекала мужа за выпивку, всегда выставляла закусочку, подавала рюмочки.  Впрочем они никогда не напивались, выпивали две, три рюмки и больше беседовали. Выросший во Львове Сергей, украинец до мозга костей, он тем не менее со скепсисом относился к нынешней политике в государстве. Не осуждал, старался понять, в чем его, простого жителя, в этом выгода?
-Знаешь, чего я опасаюсь? - понизив голос спрашивал захмелевший сосед. - Что мои хлопцы будут маршировать по улице с факелами, а батя будет встречать их со щитком и дубинкой.
-За что боролись, на то и напоролись, - кивнул Николай. - Мы с тобой еще помним старые времена, нам есть что с чем сравнивать. А наши дети? Что им вбивают в голову? С какими убеждениями они вырастут?
-Вопрос! - соглашался сосед. - Чего-то мы не туда заворачиваем. Представляешь, задерживаем негодяя за сбыт наркотиков. А он член партии «Свобода». Тут же набегают орёлики и начинают обвинять нас в зажиме демократии, в политическом заказе, приходиться отпускать. Недавно задержали одного за грабеж, ночью ворвался в магазин, под дулом пистолета потребовал выручку. Что ты думаешь? Оказывается он не думал грабить, он таким образом собирал деньги на благотворительность от партии «Украинская народная самооборона»! Этот негодяй нам еще кукиши крутил, когда его выпускали. А простого гражданина, который не в том месте улицу переходил или без билета в трамвае ехал, продержат сутки в обезьянике. Где справедливость? - спрашивал Сергей у Дмитрия. Тот отвечал:
-Так это вам нужно у властей спрашивать, где справедливость. Вы же  сами власть! Или кодекс уже не документ для вас?
-Да какая там мы власть! - с досадой отвечал сосед. - Вот сейчас у нас у власти бывший премьер-министр, экономист, он должен разбираться в экономике, думать о благополучии народа. А он чем занимается? - навалился грудью на стол сосед.
-Чем? - пьяненько спрашивал Николай, вылавливая соленный огурец на тарелке.
-А он беспокоится, чтобы ветеранам украинской повстанческой армии присвоили статус ветеранов не хуже, чем в свое время чествовали ветеранов войны. Велел во всех школах популяризировать это национально- освободительного движения. Утверждает, что голодомор - это целенаправленный геноцид украинского народа.
-Ты полагаешь, это не так? - осторожно спросил Николай.
Сергей уставился на него, переваривая суть вопроса, кивнул:
-Так! Но разве этим должен заниматься глава нашего колхоза. От того, что это так, у меня в кармане не прибавилось. Да еще цены на газ опять подскочили, никак с русскими не может договориться. Этим бы обеспокоился, а он мелочью заниматься. Его ли дело заниматься частными вопросами:  разогнал государственную автоинспекцию, нечего, дескать, им сидеть в кустах?
-Жалобы надоели. Ведь поборы на дорогах достигли вселенского масштаба, - напомнил Николай.
-А теперь на дорогах хаос. Пусть платят достойно, тогда и поборы снизятся. Разве это дело, когда я приносил домой два миллиона купонов, которых едва хватало заправить машину и два раза сходить на рынок за продуктами. Это же были фантики, а не деньги. Да и сейчас гривна не лучше, - махнул он рукой. - Дешевеет с каждым днем.
-Знакомо, - кивнул Николай. - Меня чуть из дома не выгнали за неспособность обеспечить семью. А взятки брать мне неоткуда. Солдат обдирать - совести не хватает.
-Жена у тебя красивая, но жесткая, - высказался Сергей, он помнил, как однажды пришел с бутылкой к соседу, только сели на кухне, пришла с работы жена, сказала, нечего устраивать в ее квартире шинок, и выставила их за дверь. С тех пор Сергей к ним не заходил.
-Красивая, - согласился Николай и вздохнул. - С красоты воды не пить. Лучше бы она борщ умела варить, как твоя жена.
-А что? Не готовит? - удивился сосед.
-Готовит. По выходным. В основном я с девочками у плиты стою.
Сергей захихикал.
-Ты прости, не могу представить, майор украинской армии стоит у плиты в фартуке.
Николай давно подозревал, что его жена терпит именно как няньку детям, который накормит их, поможет с уроками, пойдет с ними на прогулку. Но не мог он сказать об этом соседу. Оправдался тем, что жена занята на работе, задерживается допоздна.
-А ты слышал наши в Раде хотят протащить закон об люстрациях? - спросил сосед.
-Слышал, - кивнул Николай.
-Я че спросил: ты ж у нас в России училище заканчивал, не попадешь под него? - спросил сосед.
-Там говориться о тех, кто работал на руководящих постах в КПСС или КГБ. Или кто судил участников повстанческой армии, - возразил Николай.
-Да с наших станется! Найдут за шо придраться! Скажут, шо тебя москали завербовали, ты есть тайный агент, и выпрут из армии, - хохотнул Сергей, плеснул в рюмки водки себе и Николаю.
-Погодь! Ты же первый со службы и вылетишь, - напомнил Николай. - Ты же службу начал при Советах?
-А вот фик тебе! Я в милицию пришел в девяносто пятом.
Не могли тогда знать мужчины, пройдет совсем немного лет, подобный закон примут, он будет назваться «Об очищении власти», от которого пострадает более миллиона человек. Прежде всего он ударит по правоохранительной системе, из милиции, судов и прокуратуры уйдут не по своей воле профессионалы, в связи с чем, в стране возникнет всплеск преступности. По Украине прокатится волна самосудов, когда толпа начнет вбрасывать в мусорные ящики и обливать зеленкой представителей администрации. Теперь толпа будет решать, кто достоин занимать государственную должность, а кто нет.
 Чтобы уйти от скользкой темы, Николай сказал:
-Зато мы в НАТО вступим, - подлил он масла в огонь. Ему стало интересно, что по этому поводу думает сосед, почти гражданский человек, служба в милиции не в счет. У него в полку это известие приняли на «Ура!». Сергей посмотрел на него, трубочкой сложил губы, причмокнул, глубокомысленно извлек:
-И что хорошего? Вступим! Где Америка, а где мы? Она за океаном спрячется, а от нас одна пыль останется. Нам это надо? Чего мы на русских собак спускаем? Жили же в мире, что изменилось?
-Мы изменились. Наши правители заставляют нас измениться.
-В случае чего ты, как военный, пойдешь воевать с русскими? Ты же сам русский? - спросил Сергей
-Я присягу принимал. Должен выполнять приказ. Хотя не очень верю, что дело дойдет до военного конфликта с русскими. Это здесь, на западе не любят русских. Восточные регионы так не считают. Я родился в Одесской области, никто не говорил по-украински. В голову не могло прийти, что русские могут оказаться врагами. Это говорит о том, что есть две Украины, - разоткровенничался Николай спьяну.
-И я не верю. Хотя не считаю русских друзьями. У нас тут до войны жили в основном поляки и евреи. Украинцев было совсем мало. Поляки нас всячески притесняли. Потому среди молодежи и возникла организация национального движения под руководством Бандеры. Не зря потом мы отыгрались на них в Волыни. По идее, мы поляков должны не любить больше, чем русских. Но русские перед войной повели себя как слоны в посудной лавке, мне дед рассказывал, как НКВД начали проводить политику репрессий, не особо разбираясь, кто прав, кто виноват, - рассказывал Сергей. - Они хуже поляков были для местного населения.
Николай кивнул.
-Нечто подобное было и у нас, в Одесской области, - подтвердил Николай.
-Не знаю, как у вас, а у нас, в начале войны всех арестованных, которых не успели отправить в Сибирь, расстреляли. А это не мало, почти две с половиной тысячи человек. И среди них половина украинцев, потому, как поляки к тому времени успели удрать на историческую родину. Конечно, оставшиеся украинцы стали поддерживать Бандеру. Он боролся за независимую Украину. От русских, от поляков и от немцев тоже. За что и пострадал, - рассказывал Сергей что знал от своих предков и родителей.
-А потом украинцы в городе перебили всех евреев, - вставил слово Николай. Водка умеет развязывать язык. То, о чем он знал из истории, которую преподавали ему еще в советской школе, он старался не распространятся. Теперь за рюмкой водки они ударились в воспоминания, Сергей старался оправдать действия своих предков. Николай не стал говорить, что первыми во Львов вошли батальоны «Нахтигаль» под руководством Романа Шухевича. Потом Шухевич уволился из немецкой полиции и ушел в леса, где орудовала украинская повстанческая армия, которой впоследствии и стал руководить Шухевич.
-Та брехня все это, - отмахнулся Сергей. - Евреев немцы уничтожили. Зато после войны в городе стало проживать больше украинцев. А на окраинах области продолжали сражаться  с Красной армией повстанческая армия. Где-то лет через пять после войны  Шухевича убили недалеко от Львова. И установилась окончательно советская власть.
-И во Львове  по-прежнему не любят русских? - спросил Николай. - Ты же был  пацаном, должен помнить, как оно было? - Допытывался Николай.
-Не русских не любили, не любили советских. Администрацию не любили, которая за каждое неосторожное слово сурово карала. Стукачей приветствовала. Опять начались посадки и переселение в Сибирь. Потому и начали возникать подпольные организации и кружки, вроде: Украинский национальный комитет; филиал украинского национального фронта; украинский рабоче-крестьянский союз; и черт его знает еще кто! Чорновил подпольно издавал самиздатовский журнал «Украинский вестник». Это тот самый Чорновил, который после перестройки стал председателем Львовского областного совета. С провозглашением независимости, мы все здесь очень радовались. У нас, у первых, над ратушей взвился сине-желтый государственный флаг. А в день провозглашения у нас было всенародное ликование, как у вас на Красной площади после объявления победы над Германией, часто показывали в хронике, - рассказывал Сергей.
-Оправдалось ликование? - мотнул головой Николай.
Сергей оглянулся, словно боялся посторонних ушей, хотя сыновья уже спали, жена ушла в комнату, чтобы не мешать мужчинам.
-У нас  во Львове за время Советов возникло столько заводов, работала промышленность, открылись университеты и техникумы. А сейчас что? Все закрывается. Молодежи деваться некуда, вот они и идут в националистические батальоны. Только неизвестно с кем они теперь будут сражаться. С русскими? Которые живут у нас, а не в России? Не знаю… Будущее не обозначено. Куда движемся, не определено. Кем будут мои сыновья? Не знаю! - обеспокоено развел он руками.
Чрез некоторое время они вновь вернулись к тому же разговору, уже при Януковиче, он на такой же вопрос соседа сказал:
  -Должно же у кого-то из власть имущих возобладать здравый смысл! Вряд ли дело может двигаться к военному противостоянию, вон, Янукович в Верховной Раде заявил о неготовности Украины к вступлению в НАТО, потребовал уволить прозападного главу МИДа Тарасюка. Так что вступление в НАТО отодвигается на неопределенный срок.
-Та и ото ж славно! - махнул рукой сосед.
Они выпили очередной раз на посошок, встали, пошли к двери, выпуская Николая на лестничную площадку, Сергей сказал:
-Как бы не сложилось между нами и россиянами, мы с тобой, Мыкола, никода друг на дружку воевать не пойдем. Хоть ты и русский...
Николай хлопнул соседа по плечу, кивнул в знак согласия,  прошел в свою квартиру, зашел  в ванную помыть руки, в это время Галя принимала душ. Он посмотрел на не утратившую былой красоты жену, на ее сохранившуюся, несмотря на роды, фигуру,  и ничего в душе не дрогнуло, как это бывало ранее, когда он не мог без вожделения смотреть на нее. Он вздохнул, вытер руки и пошел к своим девчонкам, взглянуть как они сопят во сне.

*  *  *
Дмитрий получил отпуск в июне, созвонился с братом, у того тоже отпуск договорились встретиться в Измаиле. Радости родителей не было предела, Николай приехал с дочками, жена не поехала, у нее отпуск позже, да если бы и совпал отпуск, все равно бы не поехала. Первого посещения после свадьбы ей хватило впечатлений, она больше никогда не приезжала в Измаил. Дмитрий приехал со своим четырехлетним сыном Виктором.  Жене Дмитрия помешали съемки, о чем она очень сожалела. К приезду сыновей отец убрал разбросанные по двору запчасти, в гараж спрятал все, что не радовал глаз. Конечно, по такому поводу пришли в гости все родственники. Поцелуи и объятия, восхищение подросшими дочками Николая и маленьким внуком - сыном Дмитрия. У Олега подрастал сын Володя, девочки взяли сразу над ними шефство, они  повели их в огород, который уже успели осмотреть ранее, показывать как растут помидоры. Жена Олега из подростка на вид после родов превратилась в миловидную, миниатюрную женщину. Она с с восхищением смотрела на Дмитрия, который жил в далекой Москве, его жена известная актриса, сам он в силу своей профессии встречается с разными значимыми людьми. В прошлый приезд с женой он в шутку попросил мать:
-Мама, ты откорми Дину, а то ее в проект из-за худобы не взяли, - попросил по приезду Дмитрий.
-Я не худая, а стройная, - возразила жена.
-Что за проект такой, в котором ее не взяли, - поинтересовался отец.
-Екатерину Вторую надо было сыграть. На закате жизни царица женщина дородная была. Дине надо было ее сыграть, впрочем ты сама расскажи, - попросил он Дину.
-Да чего там рассказывать. У нас Екатерину Великую играла актриса ей под стать, а тут она внезапно заболела. Режиссер попросил меня заменит ее. Я же роль знала, в этом спектакле я играла Екатерину Дашкову. На меня напялили костюм с плеча моей коллеги. На три размера больше. Режиссер увидел меня, сначала онемел, потом схватился за сердце, после чего произнес: «Бог ты мой! Екатерина Вторая из Освенцима сбежала!». И спектакль отменили.
Все рассмеялись.
-Вот, вот, мама, корми ее лучше, - сквозь смех сказал Дмитрий.
-Тебе нужна толстая жена? - с укоризной посмотрела она на мужа.
-Я переживу. Зато другие заглядываться перестанут.
-А что, заглядываются? - спросил Олег.
-Не то слово! На прогулку выходим перебежками, как по минному полю, в темных очках, шляпе, как шпионы по чужой территории. Если узнают, сразу просят автографы, занимают разговорами, - пояснил Дмитрий. - Здесь благодать, никто ее не знает, спокойно можно прогуливаться по городу. А там один упал перед нами на колени, говорит: «Брось его! Это он на меня. Озолочу! Все роли будут только твоими!» - обещал он ей.
-А ты?
-Что я? А!  Сказал, забирай! Если она захочет.
Смотри, Димка, уведут, - постерег дядя Леня, повернулся к Дине, спросил: - Уйдешь в погоне за богачеством?
-Мужа поменять можно, - согласилась Дина. - Только где же я найду такую измаильскую родню?! - и обняла мать Дмитрия.
Сейчас ее не было, все равно к приезду братьев приходили все родственники. Застолье заполнили не только родные, но и соседи. Сосед Петрович как всегда утверждал, что мальчишки выросли на его глазах, шкодливыми не были, а сейчас они выросли и он их уважает. Все очень надеялись, что приедет Дина, игру которой они смотрели в сериале. Канал, по которому шел сериал, на Украине не показывали. Олег организовал им просмотр по интернету. В определенный час они все собирались у Ольги Петровны и по компьютеру смотрели сериал с участием Дины. Не удержалась Варвара Петровна от вопроса, который волновал их всех, и который они бурно обсуждали при просмотре сериала:
-Дима, как ты мог допустить, чтобы она целовалась с тем Рихардом (партнер Дины по фильму)?
-Милые тетушки, это же кино! Это ее работа изображать влюбленность, поцелуи, в этом есть правда жизни, - старался пояснить Дмитрий.
Тетушки не успокаивались:
-И ты не ревнуешь, не запрещаешь ей подобные роли? - спросила Ольга Петровна.
-Если бы запретил, вы бы не увидели ее роли.
-Сынок, а она не уйдет от тебя? - с тревогой спросила мать. - Ведь она так любила этого Рихарда. А мужчина он видный!
-Мама, что же вы путаете жизнь с кино, Божий дар с яичницей. Рихард - актер Сергеев, у него жена, двое детей, мы его хорошо знаем, знакомы с его женой, вместе отмечали окончание съемок, - пояснял Дмитрий.
Позже Николай вспоминая этот разговор,  с юмором Николаю и Олегу говорил:
-Хорошо, что они не видели ее  в другом фильме в постельной сцене, тогда вопросов было бы еще больше и тревожней. Они не знают, что во время подобной сцены у бутафорских стен над бутафорской кроватью нависают операторы, осветители, режиссер, помощник режиссера и еще куча народа, сцены пять раз прерываются советами и дублями. Это потом, на экране, видна только интимная обстановка и эта воркующая пара.
В тот застольный вечер они долго обсуждали участие Дины в фильме, для них актриса - это нечто живущая в каком-то другом, сказочном мире, а их сын и племянник каким-то счастливым образом приобщен к этому загадочному миру. Дмитрий набрал телефон Дины и дал женщинам пообщаться с ней, чтобы они могли убедиться, что это та Дина, которая приезжала к ним, и была совсем простой в общении. Они ворковали с ней, высказывали свое сожаление, что ее нет сейчас с ними, они ее ждут в любое время и всегда рады ей. Мужья еле перехватили разговор, чтобы переключить внимание Дмитрия на  вопросы его жизни теперь в другой стране, - России.
Владимир Иванович дернул свою жену Варвару Петровну за руку, чтобы она не успела задать очередной вопрос про Дину, громко сказал:
-Кода нам объявили, шо у вас, в Москве дом взорвали, твоя мать за сердце схватилась, мы ее тут всем миром успокаивали, что в Москве не два дома, а ты живешь совсем в другой стороне, - хотя никто не знал в какой стороне живет Дмитрий, и в какой был взорван дом. - Кто же на такую подлость сповадился? - переменил он тему от киноучастия Дины.
-Чеченские боевики отомстили за свой разгром. Это, конечно, для всех было шоком. Дом сложился, как карточный домик, - пояснил Дмитрий.
-Много людей погибло? - спросила мать.
-Много. Люди спали, не ожидали ничего подобного.
-Куда смотрела милиция?
-Просмотрели. Боевики под видом строительного материала занесли в подвал мешки с гексогеном, а позже привели в действие эту адскую смесь. До сих пор москвичи в своих домах проверяют  подвалы и чердаки.
-И что, этих чеченцев никак не могут победить? - спросил отец.
-Почему? Победили. Остались разрозненные партизанские банды в горах, совершают вылазки в города и села. Выкурят их оттуда.
-Ага, это как у нас после войны бандеровцы, - подал голос Петрович, - сидят в лесах, потом совершают налет и убивают всех, кто под руку попадется. Я в то время в армии на западе служил, знаю. Убивали учителей, врачей, колхозных активистов, и все это во имя свободной Украины.
Леонид Васильевич не преминул спросить:
-Димка, а шо у вас там за Путин такой объявился? У нас тут болтают, шо он засланный разведчик, то зять Ленинградского мэра, а некоторые утверждают, шо ему московская мафия помогла сковырнуть Ельцина? - он больше всех интересовался политикой. Ольга Петровна стукнула мужа по спине, чтобы не приставал с глупыми вопросами, он отмахнулся от нее: «Погоди...»
Они все больше задавали вопросы Дмитрию, Москва теперь для них другая планета. Николая о службе во Львове почти не расспрашивали, им и так ясно, во Львове так же, как и в Одессе, только еще похуже. Евреев выжили, русский язык запрещают, памятники Бандере устанавливают, Ленину  и воинам победителям в прошлой войне сносят. На вопрос дяди Дмитрий улыбнулся, посоветовал меньше верить слухам.
-Так у нас других газет нет, - высказался отец.
-Путин, действительно, бывший офицер КГБ, потом возглавлял Федеральную службу безопасности, Дума назначила его премьер министром, Ельцин решил по состоянию здоровья покинуть пост президента и передал свою должность премьер-министру, у нас так по конституции положено, - пояснил Дмитрий. Мужчины не очень верили ему, что может сказать Дмитрий, который живет в России, и которому всю правду никто не скажет. Хотя он все же журналист, а они народ пронырливый, должен знать хотя бы половину правды.
-Ну и как он? - спросил сосед Петрович.
-После Ельцина - небо и земля. Прошло всего три года, рано что-либо говорить конкретно, если с осторожностью, в него народ начинает верить. В нем есть много чего такого, что вселяет надежду на возрождение России, - пояснил Дмитрий.
Мать внимательно слушала, она не очень в душе одобряла, что сын остался в Москве, но коль уж остался, она хочет, чтобы там было все нормально, жизнь стабильной и спокойной. Хотя и в далекой Москве взрывают дома, совершают террористические акты в метро. И все же у них  не бродят по проспектам толпы бездельников с флагами, и не кричат «Слава Украине!», притесняют на рынке бабушек, торгующих овощами, требуя делиться доходами от продаж, врываются в городской совет, если решение не совсем их устраивает.
Олег остался без работы, судомеханический завод, на котором он последнее время официально три раза в неделю работал, закрыли, теперь он с отцом Дмитрия и Николая по вечерам  занимается частным ремонтом автомашин. А основным местом работы стала фирма кабельного телевидения у Афанасия Егоровича, ветерана афганской войны.
-Передавай ему привет, - попросил Олега Дмитрий, после того, как расспросил о нем.
-Кто это? - спросил Николай, который не был знаком с Заботой.
-Замечательный мужик, - пояснил Дмитрий. - Меня с ним Олег в прошлый приезд познакомил. В Афгане воевал, получил инвалидность. Не потерялся, создал фирму в Измаиле. Бандеровцев ненавидит. Говорил мне,  если власть не найдет на них управу, украинский народ разберется с ними сам.
-Только гражданской войны нам не хватало, - буркнул Николай.
Гости изрядно в тот вечер выпили, потом горланили песни русские и украинские, разошлись за полночь, долго прощаясь и договариваясь, что в ближайший выходной день собираются у одной тетушки, потом у другой. Детей, несмотря на поздний час, еле уложили спать.
Отпуск у братьев начался.

*  *  *
Через день братья с девочками пошли в город, пройтись, посмотреть, что нового в нем, показать девчонкам город. Николай привозил их уже сюда, но они плохо помнят тот приезд, Яна была совсем маленькая, Ева чуть старше, но тоже почти ничего не помнить. Маленький Витя держал за руку отца, боялся его отпустить, затем побежал за девочками.
Они шли по бульвару в сторону городского собора, девчонки взявшись за руки шли по дорожке впереди, Николай на вопрос, как складывается у него жизнь, делился с братом тем, чем не мог поделиться с родителями:
-Полжизни потрачено бездарно. Служу не там и не тому. Живу с нелюбимой женой и в русофобском городе. Иной раз такая тоска наваливается, застрелиться хочется. Вот только девчонки меня на плаву и поддерживают. Подниму на ноги, плюну на все, вернусь в отчий дом. Буду отцу помогать ремонтировать технику. Откроем официально ремонтные мастерские. Так обидно, я майор армии не могу помочь своим родителям, у меня вся зарплата уходит на содержание семьи и коммунальных услуг, - грустно выговаривался Николай. - Ты вон, помогаешь им деньгами, купил мобильные телефоны, неужели хорошо получаешь? - спросил он.
-Не жалуюсь. У меня зарплата, пишу статьи, выступаю с лекциями. Дина за сериал получила не плохие деньги, я такие за месяца три не получу.
-У вас общий бюджет? - спросил Николай.
-А у вас по-другому? - задал встречный вопрос Дмитрий.
-Галя считает, что мужчина должен содержать семью.
-Куда же она девает свою заработную плату?
-На одежду, косметику, девчонкам кое-что перепадает, иногда домой деликатесы приносит.
-Странно! Никогда не думал, что супруги могут жить настолько разными интересами. Влип ты, брат.
-Влип, - грустно согласился Николай. - Я когда начал служить, не успел как следует ни с кем познакомиться. А тут красивая девушка, которая как-то сразу заполонила собой все пространство. Подумал, из хорошей, интеллигентной семьи, ты видел насколько они интеллигентные, да еще брат сослуживец, вот я и решил, добра от добра не ищут. А теперь спим под разными одеялами.
-Почему?
-Отдалились как-то. У  нее свой круг общения. От моих знакомых она крутит носом. Да и к себе я почувствовал совсем другое отношение после того, как привез ее сюда, к нам. Она решила, что у нас неравный брак. Ее сюда теперь калачом не заманишь.
-И что же теперь, у вас нет супружеских отношений? - осторожно спросил Дмитрий, стараясь не обидеть брата интимным вопросом.
Николай долго молчал, потом выдавил из себя, стыдясь признания:
-Если редко и происходит, то лучше бы их и не было. А то как одолжение делает. Словно я с протянутой рукой на паперти стою. Последнее время я махнул рукой на это дело.
-Да заведи ты в таком случае любовницу! Назло ей, - посоветовал Дмитрий.
-Когда! У меня ненормированный рабочий день. Я рано встаю и поздно прихожу. Если в части задерживаюсь, потом лечу, как ненормальный домой, она ведь тоже задерживается допоздна, а  дома девчонки одни. Я их покормить должен, уроки проверить, спать уложить, книжку на ночь почитать…
Дмитрий от негодования остановился.
-А она где допоздна бывает?
-Да черт ее знает… Я и не спрашиваю… все равно правду не скажет.
-Ну и дела -а!
Долго шли молча. Чтобы сменить тему разговора, Николай сказал:
-Я тут прочитал в газете, теплоход «Айвазовский» на металлолом отправили. Помнишь, в школе у нас экскурсия была в Одессу, поместили в теплоход пол школы старшеклассников и наш пятый класс, и рекой и морем свозили в Одессу.
-Очень жаль теплоход, - согласился Дмитрий. - Мне тогда он тоже казался сказочным дворцом на воде.
  -Я так тогда восхищался убранством теплохода. Ты мелкий был, все за мной увязывался, а я от тебя удирал по палубам. Я ведь тогда впервые с девчонкой поцеловался, мне было не до тебя.
Дмитрий улыбнулся, припоминая то время. Как удирал от него брат не помнил, а вот сам теплоход в память врезался.
-Владельцу русские предлагали больше, чем он получил за металл. Этот хрен патриотом отказался. Теплоход хотя и устарел, но выглядел еще довольно презентабельно, на своем ходу.
-Жаль,  здесь распродается все, что может принести хотя бы некоторый доход сегодня, о завтрашнем дне никто не думает. Досадно, что власти не думают  о будущем, - отозвался Дмитрий.
-А девчонку, с которой ты целовался, потом встречал? - спросил Дмитрий.
Николай мечтательно улыбнулся.
-До военного училища встречал. Потом больше не видел. Давно замужем, наверное, дети… Странно, сколько не приезжаю, в нашем маленьком городе почти не встречаю однокашников. Мне бы, дурню, надо было бы жениться на местной девушке, сейчас бы приезжали вместе домой. У меня в полку служит капитан Бойко, жена у него из его города. Для них праздник, когда они едут вместе в отпуск домой, я им по -доброму завидую, - с грустью говорил Николай.
Они дошли до памятника Суворову, девчонки оседлали пушки у его подножья.
Постояли, посмотрели на с детства знакомый монумент.
-Поржавел, - кивнул на памятник Дмитрий.
-Поржавел, - кивнул Николай. - Странно, что еще не снесли.
-Суворов чем им мешает?
-Твердолобым нацикам лишь бы что-нибудь сносить. Строить и созидать они никогда не научаться, - с досадой проговорил Николай.
Девочки убежали к собору и начали играть в догонялки между колонами. Маленький Витя пытался догнать их, девочки удирали со смехом от него. Когда мужчины подошли ближе, они с опаской заглянули в открытую дверь собора.
-Дядя Дима, папа, можно мы посмотрим внутри? - спросила старшая Ева.
-Конечно!
Они зашли в пахнущее ладаном помещение.
-Ой, а где же лавочки, - спросила младшая Яна.
-Здесь другая церковь, - пояснил Николай.
-Они не православные? - тихо спросил Дмитрий.
-Галя водит их в греко-католическую церковь. Родители  ее греко -католики. Причем ярые, несмотря на то, что тесть в советское время  был таким же ярым коммунистом.
Девочки осмотрели иконостас, иконы, росписи на стенах, вышли притихшие, придавленные тишиной в церкви в отсутствие службы.
-А у тебя какие отношения с церковью? - спросил Дмитрий.
-Я не атеист. И не могу сказать, что верующий. У меня сложные отношения с церковью. Солдатам прививают вкус к религии, приглашают священников читать лекции, учить слову Божьему. Православную церковь разделили, люди не знают, какому Богу нужно кланяться. И я слушаю те лекции, чем больше слушаю, тем больше у меня возникает вопросов. Солдаты пусть верят. Когда ушла прежняя идеология, образовался вакуум. С вакуумом в голове жить нельзя. Пусть его заполняет вера в Бога, - пояснял свою точку зрения в отношении религии высказывал Николай.
-У меня, примерно, такое же отношение к религии, - кивнул Дмитрий.
Они пошли в обратную сторону к дому. Девочки опять расшумелись, бегали по дорожке аллеи, прятались за кустами и лавочками, Маленький Витя пытался их догнать, обиженно останавливался, оглядывался на отца с просьбой в глаха, чтобы тот помог догнать ему несносных девчонок. Николай смотрел на них влюбленными глазами. Дмитрий, глядя на них, улыбался.
-Ты когда второго заведешь? - спросил Николай. - Время идет?
-Работаем над этим. То съемки, то спектакли,  гастроли, все некогда, хотя я ей сказал, всех спектаклей не переиграешь, всех денег не заработаешь. А потом будешь жалеть. Она тут уже один аборт в тихую от меня сделала. Нарвалась на скандал. Видите ли, ей дали роль, от которой может только дура отказаться. А в дурах может остаться она сама. Сложный вопрос, я посмотрел на твое счастье, - кивнул он на девочек, - приеду, поставлю вопрос ребром. - Ты лучше скажи, как тут, на бывшей моей родине, меняется что-либо в хорошую сторону? Тебе изнутри все же видней, чем нам, там по опросам социологов? - переменил он тему.
-Да какой там! У нас каждый новый правитель чуднее прежнего. Кучму объявили чуть ли не заказчиком убийства журналиста. С трудом, через майдан протолкнули вроде бы молодого, грамотного экономиста, он такую пургу несет, сидим, как в лодке, один ее качает, а всех тошнит. Министра обороны толкового найти не могут, ставят гражданского, которому военное дело, как телеге пятое колесо. Кстати, а почему ты не служил? Ты как отвертелся? - вспомнил, что брат в армию так и не призывался.
-Да так вот, дуриком и проскочил. Наши приписные документы от института в военкомате лежали. По окончании они эти дела то ли отослали по месту жительства студентов, мое в министерство обороны Украины, то ли списали в архив. Короче, не числился я у них. Я и не торопил события, полагал, пусть сами разбираются. Тем более, что армия при Ельцине была - врагу не пожелаешь. Солдаты московского военного округа стояли у метро с протянутой рукой, просили деньги, якобы, позвонить маме. На деле, их сержанты посылали собирать деньги на водку, дедовщина процветала жуткая. Да еще война в Чечне, куда посылали необстрелянных мальчишек. Они там погибали, некоторые пристрастились к наркотикам, возвращались с поломанной психикой. Хуже, чем в Афганистане было в свое время. Там хотя бы советская дисциплина присутствовала. А когда мне через три года стукнуло двадцать семь, я в военкомате нарисовался. Меня даже не пожурили. Таких, как я было тысячи. Сейчас бы я служить пошел.
-Сейчас стало лучше? - недоверчиво спросил Николай.
-Лучше, - кивнул Дмитрий. - Мы все убедились,  пришел лидер, которому верят. Исчезли из кремлевских кабинетов банкиры и березовские. Прекратилась активная война в Чечне, остались подпольные группки в горах, их тоже выкурят вскорости. Армия, нищая и коррумпированная при Ельцине, стала потихоньку приходить в себя. На боевом самолете полетел в Чечню, самолично убедился в положении дел. На службу безопасности страны Ельцин вообще махнул рукой, у нас американские спецы сидели на секретных заводах в качестве наблюдателей и консультантов. Он сам выходец из этой системы, начал наводить и здесь порядок. Мы сначала настороженно относились к нему, не думали, что Ельцин может отдать бразды правления абы кому. Ему ведь нужен был лояльный к его семье правитель.  Семью не трогает. Зато чувствуется твердая рука управленца. Наелись прежней лихой демократии. Вот ваши политики так много говорят о демократии, а по улицам  факельные шествия, порой толпа управляет политиками, а не наоборот. Разве это демократия?
-Демократией, как одеялом в холодную погоду, прикрываться хорошо, - проговорил Николай. - Твердая толковая рука нам ой как нужна!
Дмитрий обратил внимание брата на памятник погибшим воином в Афганистане.
-Смотри, несмотря на иную идеологию, памятник воинам афгана не сносят.
-Более того, в Измаиле не сносят и воинам погибшим во время второй мировой войны. Даже цветы возлагают, - подсказал Николай. - Во Львове, один памятник снесли, другой облили краской, а цветы возлагать опасаются. У стариков георгиевские ленточки срывают. Представляешь, к ветерану, благодаря которым они живут, подходит сопляк, срывает ленточку, ордена, оскорбляет его, пинает, а милиция стоит в стороне и не замечает подобного, - скорбно рассказывал Николай.
Не знали братья, пройдет совсем немного времени, и все в Украине изменится, и в Измаиле будут опасаться возлагать памятники павшим воинам.
-Неонацизм как зараза или раковая опухоль расползается по всему телу, если ее не удалять хирургически, Измаилу не миновать этой участи, - уверенно проговорил Дмитрий.
Словно в подтверждение его слов к ним подошли идущие по аллее братья Кравченко - Анатолий и Александр. Старший Анатолий скупо поздоровался, младший Александр в присутствии старшего брата обниматься с Дмитрием, с которым провел детство, не стал.
-Говорят, ты в москали записался, продал родину? - сузив глазки, спросил Анатолий, обращаясь к Дмитрию.
-А ты, говорят, в Измаиле стал первым бандитом, бабушек на рынке трясешь? - парировал Дмитрий.
У Анатолия глаза еще больше сузились, он недобро взглянул на братьев, медленно произнес:
-Брешут. Бери выше. Я ныне генеральный  директор рынка. А если кого и трясу, так это таких, как ты, которые против Украины выступают.
-Украину гробят такие, как ты, - вмешался Николай. - Пошли, Дима. Бывай здоров!
-Ты лучше украинский выучи, - на прощание посоветовал ему Дмитрий. За все время разговора Александр не произнес ни слова.
И бывшие однокашники  разошлись в разные стороны.
-А ты говорил, что в Измаиле случайно нельзя встретить однокашников, - с усмешкой напомнил высказывание Дмитрий.
-Да уж… Кого бы хотелось видеть, тех не встретишь… Ты свои статьи об Украине подписывай псевдонимом, - посоветовал Николай брату. - А то как бы эти ублюдки родителям не напакостили.
-Ты не первый даешь мне подобный совет, - кивнул Дмитрий.
Они прошли некоторое время молча под впечатлением встречи с братьями Кравченко, затем Николай задумчиво проговорил:
-Не знаю, что нас всех ждет. Неужели к власти придут такие вот, как этот, - кивнул он за спину в сторону ушедших братьев Кравченко. Помнишь, мы в юности спорили о высказываниях философа Ильина об Украине, и не соглашались с ним. Потому, что мы жили в другое, более спокойное время. А Ильин жил в те времена, когда оголтелые украинские националисты издавали статьи, в которых доказывали, что правящая нация украинцев выше всех остальных наций вокруг. Ведь этнических украинцев тогда было не так много. Как можно было Ильину не выступать против Украины, если идеолог украинского нацизма Донцов доказывал, что его правящая нация не должна испытывать ни милосердия, ни человечности в отношении личности другой нации. Дальше - больше. Уже в двадцатых годах, создаются организации украинских националистов, Союз украинских фашистов и много еще чего. Именно под впечатлением их идеологии во время войны создавали батальоны «Нахтигаль»и другие помощники фашистов. Идеология нацизма не умерла с победой русских в войне. Так до наших дней нацизм и культивировался в сознание украинской молодежи. А мы жили, и не замечали этого, - размеренно, подстраиваясь под шаг говорил Николай.
Дмитрий покровительственно похлопал Николая по плечу.
-Вишь, брат, как прозрел ты, живя в самом логове национального самосознания, - улыбнулся он. - Мне все это известно, я еще в институте диплом защищал по этой теме. Правящим украинским элитам выгоден нацизм, нацисты подобны цепным псам, которых спускают с поводка там, где их нужно использовать. Потому власти и смотрят на их художества сквозь пальцы, - проговорил Дмитрий.
Николай, соглашаясь, кивнул:
-Иван Грозный точно так же использовал своих опричников.
-Он использовал их до поры до времени, а потом сам же и уничтожил. Поскольку личность была авторитарная. Он смог удержать их от дальнейшего разгула, а ваши нацики могут легко выйти из под контроля, потому, что правители у вас нынче слабые.  Тот же Ильин сказал, чтобы предотвратить распад государства, во главе должна стать национальная диктатура, которая возьмет в свои руки бразды жесткого, но не жестокого правления. Правда, все это он говорил о России, полагаю, это касается всех государств. В ином случае наступит хаос передвижений, погромов, отмщений, безработицы, голода и безвластия, - доказывал правоту философа Дмитрий.
-Похоже процесс хаоса у нас уже начался, - грустно подтвердил Николай.
-Пусть берут пример с России. Там тоже начинался процесс хаоса, пока к власти не пришел национальный диктатор, которому большинство жителей доверило наводить порядок. Не жестоко, но жестко. И мы все от того выигрываем.

*   *  *
Правильно отзывался сосед Николая о правлении президента Ющенко, ему бы, как экономисту, экономикой заниматься, а он увлекся темой голодомора - массового голода на Украине в тридцатых годах. Это стало его национальной идеей-фикс. По всей Украине стали открываться памятники, выставки, музеи жертвам голодомора. Этим он хотел сплотить нацию. Утверждал, голодом Россия хотела усмирить украинский  свободолюбивый народ. Верховная Рада издала закон, в котором голодомор квалифицировала как геноцид украинского народа. Несмотря на все потуги Ющенко, нация не стремилась сплачиваться вокруг этой идеи, от Ющенко стали отворачиваться даже его недавние сторонники. От него отвернулась ближайшая соратница Юля Тимошенко, которая два раза при нем становилась премьер-министром, и о которой Ющенко потом отзывался, что Юля Тимошенко его самая большая ошибка. В русской печати, которую тогда еще можно было найти в киосках или прочесть в интернете, печатали высказывание президента России Медведева, за последнее время  произошел отход от  принципов дружбы и партнерства Украины и России, произошел разрыв в исторической и духовной сфере, в этом усматривается русофобская политика президента Ющенко. Даже в полку, в котором ранее все признавали победу Ющенко, теперь чесали затылки, а те солдаты и офицеры, которые стояли с ним на майдане, откровенно плевались, и говорили, зря они его там охраняли, пусть бы сторонники Януковича там побаловались. Не прошло и двух лет правления Ющенко, как недовольная его правлением Рада отправляет правительство в отставку, с чем он не согласен и начинается затяжной конфликт. Все это происходит на фоне скандала с Россией, Украину  обвинили в краже российского газа. Спешно принятое соглашение по газу приводит к скандалу в стране.
Олесь Омельченко остался в Киеве. Его в охрану президента не взяли, там принимали только офицеров специально обученных из службы безопасности, но его услуги не забыли, оставили служить в комендантском полку. Недалекий Олесь думал, охранять президента те же функции, какие у охранника, который охраняет супермаркет. Сиди себе на стульчике у дверей президента и решай, кого пускать к нему, кого нет. Только кому нужен рыхловатый офицер, который кроме строевой подготовки не имеет за душой никаких иных навыков, об оперативной работе он вообще ничего не знает. В комендантском полку нужна луженная глотка и умение тянуть ножку. И все же о нем иногда вспоминали,  пользуется доверием администрации президента, ему поручаются некоторые деликатные просьбы, о которых Олесь призрачно намекает по приезду домой, но о них не распространяется. Во всяком случае, его материальное положение значительно укрепилось. В свой полк он теперь заезжал как почетный гость, к его мнению прислушиваются, с его легкой руки Николай был назначен начальником штаба полка. Вдовушку в Киев он с собой не взял, якобы, у него там появилась зазноба, с которой он готов заключить официальный брак. Олесь еще больше раздобрел, появился значительный животик, лицо приобрело форму шара, лоснилось от сытости и довольства, лысина покрыла большую часть черепа. Ему присвоили звание подполковника, хвастал, скоро станет полковником. Он приехал в полк, чтобы вместе с командованием организовать торжественное мероприятие - отметить шестьдесят четвертую годовщину создания украинской повстанческой армии, поскольку президент издал указ «О всестороннем изучении и объективном освещении деятельности украинского освободительного движения и содействия процессу национального примирения». По секрету сказал, готовится указ о присвоении Героев Украины Шухевичу и Бандере. Полк выстроили, торжественно зачитали указ. Трижды прокричали: «Слава Украине!». Сотни глоток ответили: «Героям Слава!».
  Уже дома, выпивая в домашней обстановке, Олесь самодовольно говорил маме и отцу:
-Вот мы и дождались славного момента, когда не надо говорит шепотом о славных делах наших предков.
И только сейчас Николай узнал, что дед по материнской линии состоял членом украинской повстанческой армии, его поймали за злодеяния в селе подо Львовом, и расстреляли на месте. А деды по линии матери и отца у Олеся  состояли в подпольном движении уже в советское время. Потому так и чтят в семье Бандеру, портрету которого был так удивлен Дмитрий в первый день знакомства с ними. Теперь портрет висел на самом почетном месте. Николай слушал его пьяное бахвальство, и как всегда - молчал. И если ранее Олесь его молчание воспринимал, как нежелание спорить на тему, которая ему была не близка, то теперь он начинал злиться и упрекать Николая в скрытом сопротивлении. Николай понимал, его уже и так недолюбливают в этой семье, да еще карьера зависела от шурина, он слабо отбивался:
-Олесь, ты же знаешь, я политикой не занимаюсь. Мое дело военное. У тебя ко мне, как к начальнику штаба есть нарекания?
Тот тупо уставился на Николая, мотнул головой:
-Нет!
-Чего ты еще от меня хочешь? Чтобы я, как те пацаны, бегал с факелом по улице? Так я уже не пацан. Да и задачи у нас иные. Ты лучше скажи, зачем мы поставляем Грузии оружие? Она собирается с кем-то воевать? - спросил Николай, чтобы отвлечь шурина от разговоров о политике.
-Ты что, не знаешь, что Грузия дружественная нам страна? Русские помогают абхазам и осетинам, мы грузинам, того и гляди там вспыхнет конфликт. А ты откуда знаешь об этом? - удивился Олесь.
-У нас сняли с боевого дежурства несколько зенитно-ракетных комплексов «БУК», в сопроводительных документах стоял адрес получателя — Грузия, - пояснил Николай.
-Ты об этом помалкивай, - предупредил Олесь.
-Одно дело продавать некондицию, другое дело отдавать действующие комплексы. У нас самих их не так много, - напомнил Николай.
-Ничего, нам американцы обещали подкинуть кое-что получше, - загадочно помахал рукой Олесь.
Он шел  потом домой и думал, как прогадал он в жизни, став военным. Ведь поступал он в военное училище еще в Советском Союзе, когда быть военным было почетно. Он с юности мечтал стать военным, знал, ему шла военная форма, он читал о славном пути многих военноначальников, хотел подражать им. В результате он вынужден терпеть, не служить, а дослуживать, тянуть до пенсии. Потому что эту службу нельзя назвать службой при высокой коррупции, когда иной раз зарплату выдают только тогда, когда какую-то часть ты оставишь военному кассиру. Нельзя получить продвижения по службе не дав взятку. Это даже не называют взяткой, настолько все привыкли к подобному положению вещей, подобное положение стало просто нормой. Ему тоже приходилось отдавать часть зарплаты, несмотря на то, что ему протеже составлял Олесь Омельченко.

*  *  *
В начале октября две тысячи восьмого Львов посетил президент Ющенко. Город украсили транспарантами, встречали его как зарубежную звезду. Отцы города постарались. И хотя на пресс-конференции президент говорил правильные вещи: сделать высшее образование общедоступным по всей Украине; о доступном жилье для малоимущих граждан; о проблемах многодетных семей, детей сирот, и прочее, ему уже мало верили. Не зря на парламентских выборах его партия пришла лишь третьей. Обиженный президент распустил Верховную Раду и назначил новые выборы на двадцать седьмое мая. Рада и правительство с этим не согласились, поняли, цель Ющенко вернуть себе полномочия, утраченные в ходе президентских выборов, когда республика стала парламентской. Склоки длились до декабря и премьер -министр Тимошенко первой предложила Ющенко подать в отставку. Ей вторили  с предложением импичмента Янукович и лидер коммунистов Симоненко. Пока в коридорах власти шла драчка, полк в котором служил Николай подняли по тревоге. Причина не была ясна, все ждали разъяснений из штаба дивизии. Штаб молчал,  запретили выходные, офицерам приказали находиться на казарменном положении. На следующий день пришло разъяснение и тут же объявили по телевидению: Россия напала на Грузию. Николай был в недоумении. Зачем большой России нужна маленькая Грузия? Сведения дозировались скупо: российские танки дошли почти до Тбилиси, и только вмешательство западной дипломатии остановило русских на пороге грузинской столицы.
-А ты спрашивал, зачем мы поставляем оружие грузинам, - довольно сказал Олесь во время кратковременного посещения Львова.
-Не понимаю, зачем нужно России нападать на Грузию? - пожал плечами Николай.
-В этом вся агрессивная суть российского руководства. Ты думаешь, Россия когда нибудь смирится с  потерей своих территорий? Белоруссию они уже объявили своей вотчиной, погоди, она скоро и нас захочет прибрать к рукам. Только не видать ей Украины, как своих ушей, - бахвалился Олесь.
Что на самом деле произошло в конфликте между Грузией и Россией точно не сообщалось, велели рассматривать официальную версию: Россия совершила агрессивный акт. Европа осудила российское руководство, вела санкции. Никто не сомневался в официальной точке зрения - Россия агрессор.
Через три дня в полку объявили отбой тревоге. Этот инцидент дал повод для заявления Ющенко, что Украина вступит в НАТО и будет наращивать свой военный потенциал. Утверждает, что следующей страной для агрессии со стороны России станет Украина.
В полку Николай на высказывание президента поделился с близкими ему по духу офицерами, которых становилось все меньше и меньше. Некоторые уволились или перевелись ближе к своим домам. Капитан Бойко высказался по этому поводу:
-Наращивать свой военный потенциал - это хорошо, правительство всегда должно об этом заботиться. Иначе, какая это армия?
-Что-то мы не видим никакого наращивания, - возразили ему. - Как несем службу со старым советским оружием, так и несем. А где отечественные новые образцы вооружений?
-Откуда им взяться, половину заводов стоят, - напомнил Николай.
-Американцы обещали подбросить нам стрелковое оружие, и снаряды для новых противотанковых пушек, - напомнили ему.
-Так они тебе и дадут новое, старье скинут: на тебе Боже, шо нам не гоже. Катера списанные ржавые нам продали, мы им за это еще спасибо говорим. А если доллары выдавать на вооружение, то они не дойдут даже до заводов, верхушка распихает их по карманам, а возвращать долги будем мы и наши дети. Лучше они вместо пушек нам масла подкинули, - высказался еще один офицер.
-Да тише ты, комполка услышит, -  шикнул на него офицер связи.
-Каждое государство должно строить свои вооруженные силы и разрабатывать свою военную технику, а не надеяться на чужого дядю, - отозвался Николай.
В январе снова недопоставки газа Россией, в квартире едва горит комфорка, а цены опять за газ возросли. Премьер Тимошенко объявила, в этом виноват Ющенко, который хотел сохранить коррупционного криминального посредника газа «Росукрэенрго», она потребовала от президента отчитаться перед парламентом по поводу злоупотреблений и коррупционных действий нацбанка в пользу «Надра-банка», и не без известного на Украине олигарха мажоритарного акционера «Надра-банка»  Дмитрия Фирташа, который являлся спонсором украинской оппозиции Яценюка, Тягнибока, Кличко. Пока паны наверху скубуться, население ропщет, но молчит. Молчит, потому что любое протестное выступление тут же стараются подавить не столько силами милиции, как силами националистически настроенной молодежи, которая выходит навстречу протестующим с палками в руках, обвиняя митингующих в покушении на демократию молодой республики.
Однажды он был свидетелем подобной выходки молодежного нападения на демонстрантов. На девятое мая он был выходным, взял дочек прогуляться по весеннему городу. В центр пошла жиденькая колона ветеранов войны, в основном стариков и пожилых женщин. На груди у многих ордена и медали, георгиевские ленточки. Они ничего не скандировали, не пели, шли молча к бывшему памятнику освободителям города от немецких захватчиков, его в прошлом году снесли, остался один пьедестал. На пути у демонстрантов стояли стеной молодчики с палками в руках. Сотрудники милиции стояли далеко в стороне и безучастно наблюдали за происходящим. Колона встала вплотную к молодым людям, не веря, что те могут поднять руку на пожилых людей. Но те решительно двинулись навстречу и стали напирать на них просто массой, требуя убрать медали, срывали георгиевские ленточки, топтали их ногами,  поскольку они являются запрещенной символикой тоталитарного режима. Вырвали из рук ветеранов венок, который они хотели возложить к постаменту уничтоженного памятника, выхватили у женщины копию знамени Победы и демонстративно сожгли его. Спор, крик, плач. Милиция вначале хотела вклиниться между ними, националистически настроенная молодежь, в основном из партии «Свобода» закидала милицию камнями и дымовыми шашками, они отступили и стали безучастно наблюдать за происходящим.
-Папа, что происходит? - спросили испуганные дочки.
-Происходит то, чего не должно быть, - жестко сказал он. Он хотел вмешаться, вклиниться в толпу, призвать к совести молодежь,  дочки испуганно вцепились с двух сторон в его руки, и он сжав зубы, повел их домой. По дороге девочки не могли успокоиться.
-А почему эти хулиганы напали на дедушек? - спрашивали они. - Кто эти люди с цветами и медалями?
-Это  победители в последней войне, ветераны, которые остались живыми. А про себя подумал: «Чтобы дожить и увидеть это безобразие, когда защищают потомков тех, кого они тогда не успели после войны добить».
-А почему милиция не разгонит этих хулиганов? - допытывались девочки.
-Для меня это тоже загадка, - хмуро ответил отец.
Вечером он встретил возвращающего с работы соседа Сергея Глушко в милицейской форме, спросил:
-Сергей, почему власти не разрешают ветеранам пройти по городу? Они же не нарушают общественного порядка? Почему на их пути тогда стоят не вы, а какие то недоумки?
Сергей вздохнул, ответил:
-Ты этот вопрос задай нашему министру  внутренних дел Юре Луценко.
По тому, как сосед назвал презрительно имя министра Юрой, а не Юрием, понял, насколько не уважаем в своей милицейской среде  их министр. Впрочем он тут же подумал о своих министрах обороны, которые тоже не пользовались среди военных уважением. Особенно предпоследний, тоже Юрий, однако Ехануров, который никогда не был военным, болтался в коридорах власти от заместителя киевской администрации, депутата Рады, заместителя премьер -министра, и прочее, до министра обороны в правительстве Тимошенко. Присвоили ему звание полковника. Что может хорошего сделать для армии подобный министр? Конечно,  в первую очередь он начал набивать карманы. Ревизия вскрыла ряд хищений и злоупотреблений властью, его обвинили в коррупции и отправили в отставку. Хотя по хорошему, надо было посадить. Да вот беда, нет коррупции на Украине, и сажать, соответственно, не за что. Своих не бросают, на момент выборов Януковича, он пребывал в должности руководителя киевской городской организации партии «Наша Украина». Сменил его профессиональный военный Валерий Иващенко, который окончил Военную инженерную академию имени Можайского, прошел все ступени службы, дослужился до заместителя министра обороны, после снятия Еханурова временно исполнял его обязанности до новых выборов президента. Случилась новая беда, его посадили за то, за что не посадили предшественника. Он как то не так реализовал на сторону имущество Феодосийского судомеханического завода.
*  *  *

Последующие годы до переизбрания президента Ющенко ничего нового в  жизни Николая не превознесли. Все так же ходил на службу, выезжал на учения, принимал новую технику, подаренную западной коалицией. Все меньше законности наблюдалось в общественной жизни города, все большую силу приобретали радикальные партии со своими силовыми отделениями. Все так же Верховная рада сражалась со своим президентом, сам же президент при плохой игре старался сохранять бодрость духа. На ежегодной пресс-конференции «Спроси президента» был опубликован чей-то смелый вопрос: «Уважаемый господин президент, скажите нам, простым людям, сколько нужно вам заплатить, чтобы вы вместе со всеми своими депутатами, министрами навсегда выехали за границу и не мешали Украине нормально развиваться?» И подпись. На что Ющенко ответил, это провокационный вопрос, спросивший, наверняка, находится в России, а лично его и депутатов избирал народ. Вместе с тем он отметил: что благодаря демократии, журналист может безбоязненно задавать подобный вопрос, в другой стране его бы привлекли к ответственности. Не чувствовал президент или не хотел видеть, что от него отвернулись почти все, даже бывшие соратники. Юлия Тимошенко, которая больше всех драла глотку на майдане, дескать, только Ющенко достоин доверия народа, два раза объявляла ему неофициальный импичмент, выдвинула свою кандидатуру на пост президента.
Военных всколыхнуло сообщение о том, что посол Украины передал в штаб-квартиру НАТО письмо, подписанное президентом Ющенко, премьером Тимошенко, и спикером Яценюком о вступлении в организацию, что для всего украинского парламента стало неожиданностью, не только для военных. Узнали об этом письме от американского сенатора, который посетил Киев. Парламентарии возмущались, за их спиной три политика решают судьбу целого народа!
Опять офицеры полка задавались вопросом, станет ли лучше им служить, повысится ли от того денежное довольствие, а потом уж задумывались о военной составляющей. И второй вопрос, зачем стране это нужно, если они не собираются ни с кем воевать? Не лучше ли им принять статус нейтральной страны, как Швейцария, например?
-Успокойтесь, - говорил начальник штаба Орлов своим подчиненным товарищам по оружию, - парламент отозвал письмо, поскольку такое решение требует референдума жителей страны.
Правда, два месяца Рада бурлила, парализованная дебатами по этому вопросу, и только потом вынесла решение о проведении референдума в случае, если избиратели того пожелают.
Олесь наконец решил официально жениться. Он привез из Киева разведенную женщину, с которой познакомился, когда находился в Киеве. Свадьбу сыграли в ресторане. Николай смотрел на раздобревшую фигуру своего шурина, тот вальяжно расположился в кресле, пот блестел на его лице и лысине, он снисходительно выслушивал поздравления и принимал подарки. Его жена ему под стать фигурой, испугано рассматривала родственников мужа, явно не ожидала такого, по ее мнению, великосветского приема. На свадьбе присутствовали почти все первые лица города. Галя перед свадьбой познакомилась с ней, высказала свое мнение о будущей жене Олеся:
-Деревня деревней! Я думала она из Киева, а она из деревни, работала официанткой в офицерской столовой. Там ее и приметил Олесь.
После свадьбы Олесь повез жену в новую квартиру, которую купил год назад.
Говорят, прежняя пассия Олеся при встрече чуть не выдрала волосы его жене.

В преддверии предстоящих президентских выборов зарегистрироваться решили неимоверное количество кандидатов, свыше сорока человек.
Николай ворчал:
-И мне, что ли, пойти податься в президенты! Уж если такие личности, как ужгородский голова Ратушняк, да нацист Тягныбок хотят стать во главе государства, полагаю я честнее их и грамотнее.
И вздыхал: «Жаль, что я не политик!». Знал сколько для этого денег надо и откуда они берутся у кандидатов. Там нет ни одного честного политика за редким исключением. В итоге зарегистрировались восемнадцать человек. Среди них такие одиозные фигуры, как самовыдвиженец Арсений Яценюк, который будучи на посту спикера до такой степени зарекомендовал себя безвольным и  недалеким, что его всерьез никто не воспринимал. Дали ему кличку «Кролик», избиратели махали у его офиса морковкой. Пройдет всего три года и этот «Кролик» еще проявит себя, наступит его звездный час. Ринулись в гонку все лидеры крупных и мелких партий:  коммунист Симоненко, социалист Мороз, Тигипел - Трудовая Украина, и так далее. Ющенко сколько раз отговаривали не вступать в гонку, его рейтинг ниже плинтуса, он упрямо шел вперед, доказывая, что его президентское правление является самым успешным за всю историю суверенной Украины. По итогам выборов он едва набрал пять с половиной процентов, что не мешало ему впоследствии утверждать в своем успешном президентстве. Его обогнал даже Яценюк, которого никто сначала не принимал всерьез. Что в таком случае говорят кандидаты о низком проценте? Происки врагов и подтасовку бюллетеней! Как и следовало ожидать, во второй тур вышли Янукович и Тимошенко. Перед первым туром, Тимошенко попросила президента Грузии Саакашвили прислать грузинских наблюдателей. Тот пообещал прислать грамотных, опытных наблюдателей, и на Украину ломанулись более двух тысяч наблюдателей. Им отказали в регистрации, поскольку стало известно - среди «опытных и грамотных» нет ни одного человека с опытом наблюдателя на выборах, полторы тысячи были вообще грузинскими безработными, около ста человек грузинские силовики из спецподразделений, остальные из полиции и армии. Юля подала в киевский апелляционный административный  суд иск, чтобы данных наблюдателей зарегистрировали,  в итоге,  после опубликованных телефонных переговоров Тимошенко с Саакашвили, в регистрации грузинским наблюдателям было окончательно отказано.
Не только подполковнику Николаю Орлову было ясно, что могли бы сделать на наблюдательных участках почти половина из всех наблюдателей две  тысячи грузинских засланных казачков. Уже во время выборов сторонники и противники бывшего президента говорили, ничего хорошего от нового президента стране ожидать не приходиться. Олесь Омельченко остался в Киеве, хотя новая метла вымела его с прежних насиженных мест, он остался в киевском гарнизоне, где с ним не очень считались, он получил должность, несоответствующую его званию, припоминая прежнюю его заносчивость и чванство. Олесь затаил злобу, открыто грозил: «Мы свое еще возьмем...».
Николай с затаенным злорадством спрашивал его:
-Скажи, стоило тогда, на майдане так за него задницу рвать, если он набрал процентов чуть больше жирности молока?
-Да иди ты!.. - огрызался Олесь.
-Все соратники отвернулись от него, один ты верен остался, - корил он шурина.
-На нашей улице еще будет праздник! - уверенно обещал Олесь.
Единственное доброе дело удалось сделать Николаю в полку, он в отсутствие Олеся сумел протолкнуть кандидатуру капитана Бойко на должность командира батальона с присвоением майорского звания. Которому, в свое время, Олесь обещал, что он до пенсии в лейтенантах прослужит. На это известие Олесь при встрече с Николаем криво улыбнулся и спросил:
-Дружков проталкиваешь?
-Он не друг, а боевой товарищ. К тому же он грамотный офицер, его рота заняла второе место на последних учениях, - спокойно ответил Николай
-Офицер может он и хороший, а вот как человек - дерьмо. Да и ты не лучше. Одного поля ягодки, - махнул рукой Олесь и ушел в сторону от дальнейшего обсуждения.
Николай  шел домой в полном раздумье, в стране бардак, и в полку не все ладно, все больше офицеров подвержены националистической риторике, и дома непонятно какие отношения.
 На подходе к дому встретил возвращающегося с работы, соседа Сергея  Глушко,  уставшего и не менее грустного, чем Николай.  Николай спросил:
-Что-то не вижу в твоих глазах оптимизма. Опять молодежь бузила?
-Та не! Ты газеты читаешь?
-Профессор Преображенский советовал на ночь не читать украинских газет, - пошутил Николай.
-Зря! Нашего Юру  на недолго   кышнули.
-Какого Юру? - не понял Николай.
-Та министра нашего, Луценко! - пояснил сосед.
-Чё, тож проворовался?
-Не, за це у нас не снимают. Обеспечил рейдэрский захват полиграфкомбината, на котором печатают бланки для президентских выборов.
-Зачем ему это надо?
-Та ото ж! Юля  захотела подчинить комбинат себе, а Витя (Ющенко) воспротивился. Он послал свои внутренние войска, те выдворили оттуда милицию, Юру уволили, а через час Юля восстановила его в должности исполняющего обязанности, - пояснил Сергей.
-Ну я скажу, у вас дела похлеще наших! - восхитился Николай. - Это ты из -за этого такой грустный? - спросил он.
-Та не -е! Зарплату опять задерживают, а работать заставляют по две смены. Шо там с выборами, кто кого? - спросил Сергей.
-Идут ноздря  в ноздрю. Ты сам за кого пойдешь?
Сергей махнул рукой.
-Кого не выберешь, результат будет все тот же. Оба  заботятся не о нас с тобой. Не пойду я голосовать.
И пошел тяжелой походкой в подъезд, на входе обернулся, сказал:
-Кого бы не выбрали, заходи, обмоем. Все равно повод в наличии имеется.
Во втором туре Грузия не  послала ни одного своего наблюдателя на избирательные участки Украины.
Президентом страны был избран Виктор Федорович Янукович. С этим не могла согласиться Юлия Тимошенко. Она подала исковое заявление в Высший административный суд об обжаловании президентских выборов. В иске ей было отказано, на что она решительно заявила: «Это не суд! А Янукович не легитимный президент!».
Новоиспеченный четвертый президент Янукович на радостях произнес свою речь по-русски, за что тут же получил выговор от депутата Вязиевского,  дескать, «не гоже кандидату на высший пост страны выступать не на государственном языке».
Заканчивалась двадцатилетняя эпоха независимости суверенной Украины.

Часть третья.

Подполковник Николай Орлов глядя на своего заместителя, который очень переживал о проигрыше своего кумира президента Ющенко, сказал с издевкой:
-Наверное, вы единственные в полку с Омельченко, которые так сожалеют о сбитом летчике.
-Почему? Вы не правы, пан подполковник, у нас многие в городе голосовали именно за него. Вы думаете, Янукович долго усидит в президентах?
-Поживем - увидим, - не стал спорить Николай.
Он знал,  в особом отделе он и так уже на заметке, благодаря стараниям своего заместителя. Про себя подумал: «Может дело и правда сдвинется с мертвой точки в лучшую сторону. Сколько же нам еще терпеть деградацию государственных органов». Полк стал походить не на воинское подразделение, а на сборище банды батько Махно. Обмундирование не выдавали, офицеры должны были покупать за свой счет. Купить не всегда возможно, не было в продаже некоторых мелких аксессуаров на погоны и в петлицы, даже сапог и ботинок на всех не хватало. Поэтому в строю офицеры и сержанский состав выглядели не очень браво, командиры закрывали на это глаза. Давно существовал негласный приказ, срочников оставлять служить по месту жительства, чтобы родственники им помогали, и по возможности офицеров тоже направлять ближе к родным местам.
Кстати, по мнению Николая, Янукович начал не так уж и плохо. Сразу сократил штат президентского секретариата, образовал национальный антикоррупционный комитет, подписал новый налоговый кодекс, и многое чего другого хорошего. А вот статус второго русского языка не признал, украинский язык остается единственным государственным языком. Обещал упразднить воинскую повинность в форме прохождения срочной службы в вооруженных силах. Отправил в отставку правительство Юлии Тимошенко. Это не совсем выглядело как месть, поскольку за отставку голосовало большинство в Раде и даже семь ее верных партийцев из ее же блока не поддержали ее. Николай одобрил принятие нового закона, который ограничивал уличные протесты. Надоели выходки молодчиков, которые по каждому случаю устраивали шабаш у здания городской администрации. Правда, на тот закон они наплевали, и собирались по прежнему по первому зову своих вожаков.
В этом году Николай всей семьей решил погостить у брата в Москве. Последние годы братья стали особенно близки. Разница в возрасте с годами стала не заметной. Николай признавал интеллектуальное превосходство младшего брата, у него  кругозор шире, он вращается среди большого количества умных людей, общается с иностранцами, благо владеет двумя языками, благодаря Дине в курсе всех новинок в кино и театре. Он же, Николай, дальше казармы нигде не бывал, в театры с женой не ходил и по молодости, книг не читал, - некогда. Успевал просматривать новости по телевизору, иногда смотрел юмористические передачи с молодым  и талантливым сатириком Зеленским. Он с таким едким юмором со сцены прокатывал бадеровцев, зал ухахатывался.
Он ехал в Москву с приподнятым настроением. Ему интересно, какой стала Москва с тех пор, как он учился в училище. Уговаривал жену поехать с ним, она ни в какую:
-Я! К москалям! Которые нашу родину попирают! Ни за что!
-С чего ты взяла? Они разве оккупировали Украину? Или тебе мешают преподавать украинский язык? - в сердцах высказывался Николай.
Младшая Яна тоже вторила матери:
-Не поеду. Они там размовляют на собачьей мове, противно слушать.
-А еще у москалей рога на голове выросли, - с усмешкой укоряла сестру Ева. Она согласилась ехать с отцом безоговорочно. Общими усилиями уговорили поехать и Яну.
Дмитрий ждал брата с приподнятым настроением. Ему хотелось показать брату и племянницам обновленную Москву. Ведь во время учебы на первом курсе столица выглядела серо и убого. Разбитые тротуары, у каждого метро палатки с пивом и прочей чепухой, мусорки переполненные, ветер гонял обертки и обрывки газет. Безликие дома, которые строили в спальных районах один похож на другой, убогая коробочная архитектура, негде глазу остановиться. Он вспоминал, как они с Диной посетили Венгрию, насколько их поразила архитектура столицы, которая со средневековых времен только совершенствовалась и не позволяла разрушать старинные дома. В старом городе Веспрем они так же любовались старинными улочками, необычной архитектурой, и только в центре стояла из бетонных плит коробочка, так не вписывалась она в архитектурный стиль города. Оказалось, это дар городу от членов советского политбюро. В нем располагался райком партии. Теперь это уродливое здание не знают как использовать. В советское время в Москве снесли столько памятников старины, церквей, взорвали храм Христа Спасителя, построенного в память павшим воинам во время нашествия Наполеона, член политбюро Каганович предлагал снести храм Василия Блаженного, чудом не случилось. Зато на окраинах настроили столько безликих коробочек, среди которых можно было заблудиться. Не зря режиссер Рязанов снял по этому поводу фильм «Ирония судьбы или с легким паром». Зато сейчас на Москву любо дорого посмотреть, в этом есть заслуга мэра города Лужкова. Появились красивые торговые комплексы, не хуже чем в Будапеште, которые так удивили и восхитили Дмитрия и Дину. Отреставрировали старые и старинные дома, оригинальная подсветка делала их в вечернее время еще более сказочными.
Орловы купили себе двухкомнатную квартиру недалеко от прежней квартиры Дины. Они хотели квартиру Дины продать или сдать друзьям, но когда приезжали Димины родители, и останавливались в прежней квартире, чтобы не стеснять сына, решили, пусть та квартира остается гостевым домиком. Ведь в Москву часто приезжали однокурсники Димы, друзья и родственники. Наконец, через несколько лет родители Дины и Дмитрия познакомились. Родители Дины так и не смогли ни разу  съездить в Измаил. Знакомство состоялось в ресторане, но обе семьи чувствовали себя сковано, не знали о чем говорить, отец Дины вежливо расспрашивал о жизни в провинции, об Украине в целом, женщины поговорили о детях, мужчины крепко выпили, и на том расстались. Две разных семьи, разного статуса, разной ментальности мышления, они никогда не смогут говорить на одной волне. Слишком разный образ жизни разъединял их. Однако, статус кво был соблюден, сваты познакомились, теперь можно с легким сердцем передавать друг другу приветы.
Он встретил брата на Киевском вокзале, знал уже,  Галя с ними не едет, деликатно не стал при девочках расспрашивать, почему не поехала мама. Он гордо усадил их в свой «Фольксваген», и покатил по городу. Николай крутил шеей, стараясь разглядеть улицы, он вряд ли когда их видел, и даже если видел, вряд ли мог узнать. Дмитрий посмеивался: брат прожил в столице почти пять лет, и города не видел. Николай узнал только свое военное училище и прилегающую набережную, которая вела к Москворецкому мосту, он в увольнение ходил по ней к Красной площади. Дмитрий привез их домой, где Дина накрыла стол. Сын Виктор чопорно поздоровался с двоюродными сестрами, которых видел крайне редко, перескакивая через значительный отрезок времени. Вчера они были девочками подростками, а сейчас уже почти девушки. Старшая Ева вытянулась, почти догнала ростом отца, красивая и спокойная. Яна еще угловатый подросток, несколько нервная и смешная в своем украинском говоре. Ева старалась говорить по-русски, ей это неплохо удавалось, она часто разговаривала с отцом на его родном языке, Яна упорно не хотела его учить. Девочки разглядывали интерьер, несколько отличавшийся от многих квартир во Львове. Яна спросила: почему у них нет на стене портрета Бандеры? Братья переглянулись, Николай строго пояснил, в России он не является национальным героем. Уже позже, одиннадцатилетний Виктор так охарактеризовал сестричек:
-Есть люди, которые видят бублик, а некоторые дырку в бублике. Вот Янка, она видит дырку в бублике. Ей ничего не нравится, она видит только все плохое, неубранную улицу, обсыпанную штукатурку на доме и прочее. Еве все нравится. Ей Москва очень понравилась.
Родители крайне удивились взрослой логике сына. И действительно, Ева говорила, он бы с удовольствием после школы поступила в московский институт, но она не знакома с русским правописанием и русской литературой. Яна заявила, она поедет учиться либо в Польшу, либо в Германию.
После обеда Дина пошла в театр, договорились, что они придут на вечерний спектакль с ее участием, а Дмитрий поведет их показать значимые места в городе. Конечно, в первую очередь на Красную площадь и в Кремль.
Идя по городу, они еще раз прошли к бывшему военному училищу имени Верховного Совета. Николай смотрел на свое училище, которое к тому времени закрыли на капитальный ремонт, ему стало очень грустно. Прошло всего двадцать два года, когда он безусым лейтенантом покинул его стены, вроде совсем немало, но так много событий прошло за эти годы, и самое крупное, - развал СССР.
-Представляешь какие там коридоры? - спросил он брата.
-Догадываюсь, - улыбнулся Дмитрий, здание по длине несколько сот метров.
-Хотя я и сидел в нем на казарменном положении, то были лучшие мои годы, - грустно проговорил Николай.
-Очень солидное здание, - согласилась с ним Ева.
-А Кыив краще, - заявила Яна.
-Киев тоже очень красивый город, - согласился с ней Дмитрий, понимая внутренний протест девочки против восхищения городом старшей сестры. Хотя он был искренен, Киев, действительно, очень красивый город. Они бродили по центру города, магазины работали, прохожие спокойно прогуливались или спешили по своим рабочим делам, ничего не напоминало нервную обстановку в его городе Львове, где группы молодых людей проводят факельные шествия, митингуют по поводу и без повода. Во время выборов президента эти же молодые люди преследовали тех, кто агитировал не за Ющенко, всех, придерживающихся левых взглядов публично называли ответственными за преступления коммунизма.
-У вас тут шествия бывают? - неожиданно спросил Николай.
Он сначала не понял сути вопроса, взглянул на брата.
-Какие шествия?
-Митинги недовольных властью?
-А! Бывают, конечно. Договариваются с мэрией о месте и дне митинга, и вперед!
-С милицией дерутся?
-На моей памяти был такой случай на Болотной площади, тогда акция вышла за пределы дозволенного. Ситуацию быстро взяли под контроль, кому-то дали пятнадцать суток, кого-то оштрафовали, на том все и закончилось, - пояснил Дмитрий. - Какая бы власть не была, все равно найдется кучка недовольных, которые будут мутить воду. Вспомни Александра Второго, отменил крепостное право, издал кучу либеральных законов. Все равно нашлись негодяи, которые бросили в него бомбу.
Девочки шагали впереди, им неинтересно о чем говорят взрослые, они разглядывали дома, витрины магазинов, щебетали о чем то своем, мужчины вели беседу, которая занимала их умы.
-Чем объяснить, что у нас власти не могут взять под контроль выступления молодчиков, а вы справляетесь? Это говорит о диктаторских замашках вашего президента? - спросил Николай.
-Это говорит о сильной стороне нашего закона. И я всегда считаю, пусть лучше будет у нас чуть меньше демократии, и чуть больше власти у президента, чтобы не переживать очередной войны на юге, не позволять либералам клеветать на родину в которой живут ради подачек из-за океана.
-Ты говоришь штампами, как пропагандист, - хмыкнул Николай.
-Я говорю как патриот родины, которую выбрал для себя, я не предавал Украину, мы жили в единой стране, ты остался на том осколке, который отвалил от СССР, - парировал Дмитрий. - Хочется, чтобы мы тут жили мирно и спокойно. Хватит с нас Чечни, научены горьким опытом. А на Украине все только начинается. Никогда восток не сойдется во мнении с западом, того и гляди вспыхнет конфликт на этой почве. А это уже и гражданской войной попахивает.
-Я раньше всегда готов был спорить с тобой, считал себя правым. Если бы я попал служить не во Львов, а куда-нибудь на юг или восток Украины, я бы до сих пор спорил с тобой, утверждая, что жизнь на Украине лучше, - выговорился Николай.
-А что, при Януковиче жизнь не наладилась? - спросил Дмитрий, хотя полагал он знает больше, чем брат, который сидит во Львове, в окружении людей совсем другого ментального мышления, чем остальная Украина, а Дмитрий собирает материалы по всей Украине для политических обзоров.
-Сначала он править начал вполне обнадеживающе. Бьется за увеличение властных полномочий. Не получилось у нас с парламентской республикой. Сидят в Раде  придурки, им дали власть, они о родине быстро забыли, сидят и грызутся между собой, как пауки в банке. Начал выстраивать вертикаль власти, которую Ющенко окончательно разрушил. Возбудили уголовное дело против бывшего президента Кучмы за заказное убийство журналиста, добрались и до Юлии. Против нее еще шесть лет назад возбуждалось уголовное дело за дачу взятки, нужно знать Юлю, она тогда выскользнула, а сейчас ею занялся независимый аудит из США, они накопали на нее столько говна,  даже ее покровители долго чесали репу. Из ее правительства пересажали многих бывших министров, и до министра МВД Луценко добрались, - рассказывал Николай.
-Все это замечательно, только ты к чему подводишь? Чувствую, ты как на прежних, советских совещаниях: у нас все здорово, но вместе с тем… - перебил его Дмитрий. Николай рассмеялся.
-Точно! И вместе с тем! Лучше народного депутата из Крыма Грача не скажешь, тот ему выдал в прямом эфире: обещал русскому языку статус государственного, и не выполнил. Обещал вхождение в Таможенный союз и единое экономическое пространство с Россией, - тоже мимо. Обещал повышение зарплат и пенсий, - не выполнил. Обещал развенчать дело Ющенко по героизации фашиствующих элементов, отменить указы по присвоению героев Бандере и Шухевичу, - тишина. Как было при Ющенко, так все и осталось при Януковиче, никто не мешает националистам преследовать ветеранов войны, не согласных с их политикой, маршировать по улицам, грабить и запугивать бизнесменов. Коррупция в стране достигла своего апогея, миллиардеры богатеют, народ нищает. Помнишь, я упрекал тебя за Ельцина, который свою дочь пристроил на государственную службу? Так вот, наш Янукович своих сыночков пристроил на самые хлебные места, которые самым бессовестным образом отнимают у других бизнес, - Николай шумно выдохнул после такой длиной тирады, обреченно произнес: - Сейчас, думаю, я бы тоже остался в России, если бы не родители. Не могу их оставить. Да и люблю я свой Измаил. Уйду на пенсию, уеду доживать свой век в Измаил.
-И я его люблю. И по родителям скучаю, старенькие они уже, им сейчас как никогда нужна поддержка. А мы с тобой вдалеке от них. А как же девочки, они же не поедут с тобой.
Николай вздохнул.
-Не поедут, - подтвердил он. - Они выросли. У них своя дорога. Выйдут замуж, вылетят из гнезда, родители будут им не нужны. Из-за них меня в полку почитают за приспособленца. Дескать, идеологию ихнюю не поддерживаю, но и не отрицаю. Упорно вне строя говорю на русском языке. Правильно считают. Приспособленец я. Понимал, если выступлю открыто, вытурят меня из армии. Не этого я опасался. Думал, как же девочки останутся без меня? Потерплю еще немного. Окрепнут они, начнут понимать что-либо в этой жизни, а так попадут под влияние жены и бабушки с дедушкой, будут так же шастать по городу с факелами, - с горечью говорил Николай.
Нагулявшись по городу, они увидели кафе и решили зайти попить кофе и отдохнуть.
-У вас тут тихо, - высказалась Яна.
-Что ты имеешь ввиду, - не понял Дмитрий.
-Пацаны не шумят, не ходят толпами и не орут. Девок не чепляют…
Мужчины только улыбнулись.
Вечером повели девочек на спектакль с участием Дины. Шла комедия, и по тому, как смеялась на некоторые реплики Яна, Дмитрий понял, она на слух хорошо воспринимает русский язык, все же в семье Николай разговаривал с дочерьми по-русски, и хотя Яна противилась отвечать на нем, она все же понимала его достаточно прилично. Потом она говорила, из всего, что она видела в Москве, ей больше всего понравился театр и участие в нем тети Дины. Мужчины купили букеты цветов, вручили их девочкам, чтобы они по окончанию спектакля преподнесли их Дине.  Они встретили ее после спектакля, счастливые все вместе пешком пошли через вечерний город в сторону дома.

Когда после недельного пребывания в гостях, на вокзале прощались с братом и его дочерьми, Дмитрию было очень грустно. Он тогда еще не знал, что очень и очень долго не увидит своих племянниц.

*  *  *
Летом тринадцатого года у Дмитрия и Дины совпал отпуск, они  решили втроем поехать в Измаил на своей автомашине. Матери Дмитрия исполнилось шестьдесят пять лет, они хотели порадовать мать своим приездом. Тринадцатилетний сын Виктор только приветствовал вояж. Такого дальнего путешествия на автомашине они еще не совершали. До границы ехали без приключений. Дина опасалась, на территории Украины начнутся проблемы из-за российских номеров на автомашине. Границу пересекли довольно спокойно, успели сходить в «Дюти-Фри», закупились беспошлинным заграничным спиртным. Первую остановку сделали в Чернигове. Посмотрели с удовольствием достопримечательности древнего города, рассказали сыну о роли черниговских князей в жизни древней Руси. Церкви времен черниговских князей ухожены и открыты для посещений. Дина с любопытством рассматривала древности города, о которых ранее учила в школе. Зашли в обменный пункт валюты, поменяли рубли на гривны и поехали дальше. До Киева оставалось не больше ста километров.  Доехали быстро. Не переезжая Днепра остановились в гостинице справа от трассы. Перекусили, Дмитрий предложил:
-Давайте поедем в центр города, покажу вам достопримечательности Киева. Я сам был в Киеве еще школьником.  Кстати, туда можно доехать в метро.
Виктор проголосовал первым за поездку, опасаясь, что мама может сослаться на усталость. Но Дине тоже интересно осмотреть хотя бы небольшую часть города, в котором никогда не бывала. Сели в метро, доехали до станции «Хрещатник», вышли, Дмитрий по памяти повел их в сторону площади Независимости, затем они прошли к памятнику Богдана Хмельницкого, успели сходить к Лавре, но не успели пройти через катакомбы, поскольку был уже вечер и Лавра закрывалась. Сфотографировались на фоне известных церквей, пошли в сторону метро, чтобы вернуться в гостиницу.
-Очень красивый, европейский город, - высказалась Дина.
А Дмитрий про себя отметил, нет на улицах никаких митингов, за всю дорогу до Киева никто не обращал внимания на автомашину  с российскими номерами. Никто к ним не приставал слыша русскую речь, все вокруг говорили по-русски. «Мы журналисты сами нагнетаем обстановку, а потом ее опасаемся», - подумал он. Да и Дина тоже отметила,  нервозность ее оказалась беспочвенной. На следующее утро выехали на трассу, ведущую в Одессу. Трасса на удивление великолепная. Правда, позже ему сказали, это единственная трасса, которую отремонтировали за последние годы, в основном дороги везде убитые. В этом Дмитрий убедился, когда не доезжая до Одессы свернул на дорогу, ведущую в Измаил. Вот тут началось истинное испытание подвески автомобиля. Колдобины и ямы были на всем ее протяжении.
-Как в войну бомбили, так с тех пор и не ремонтировалась, - высказал свое мнение Виктор.
-Это точно! - согласился с ним Дмитрий.
Дома их с нетерпением и беспокойством ждали. Одно дело, когда дети прибывают поездом, другое - когда едут своим ходом. Мало ли чего может случиться в дороге. Они облегченно вздохнули, когда Дина по мобильному телефону сообщила им, они въехали в город.
Встречали их за воротами, стояли у дома, ждали, Дмитрий еще на подъезде заметил, как постарел отец. Седина покрыла голову полностью, он сгорбился, одежда на нем  мешковато висела. Мать более моложава, хотя и ее годы не пощадили. За это время умер муж старшей сестры Владимир Иванович, умер так же сосед Петрович, о чем они знали из телефонного разговора. Дмитрий посылал из Москвы тете Варваре свои соболезнования. Первым из машины выскочил Виктор. Еле разминая затекшую спины от долгого сидения, вышли Дина и Дмитрий.
-Господи, Витенька, да когда же ты успел так вымахать, - удивлялась бабушка, обнимая и целуя внука. Тринадцатилетний внук был уже выше ее.  Объятия и поцелуи. Мать заторопилась:
-Загоняй автомашину во двор. Ваня, открой ворота, - велела она мужу.
-Я, папа, сам, - отстранил его Дмитрий, распахнул ворота, увидел пустой гараж, спросил: - Папа, а где твой «Москвич»?
-Отдал Олегу. Стар я уже на нем ездить. Молодой семье он нужнее, - пояснил отец. - А у тебя что  за агрегат? - кивнул он на автомашину.
-Немецкий «Фольксваген Пассат», - пояснил Дмитрий.
Отец обошел машину, заглянул внутрь, одобрительно высказался:
-Умеют фашисты делать машины.
-Почему фашисты? Немцы фашизм давно осудили, - возразил Дмитрий. - А вот у нас, на Украине, он возрождается.
-Это точно! Ходят здесь придурки по проспекту, кричат: «Слава Украине, героям слава!». Каким героям? Если только недобитков, последователей Бандеры, да второго, как его?..
-Шухевича? - подсказал Дмитрий.
-Его, - кивнул головой отец.
-И как к этому в городе относятся?
-Как? - пожал плечами отец. - Никак! По разному. Кто против, те молчат. Кто за - кричат. Если милиция их не останавливает, чего же простому труженику у них на пути становиться. Получишь дубинкой по горбу и от милиции, и от нацистов. Пойдем в дом.
-Виктор! - окликнул сына Дмитрий. - Вынимай вещи их машины.
Прошел в дом. Ничего не изменилось, как было в доме в его детские годы, так все и осталось. Те же вышивки гладью на стене. Фотографии в рамках. Старый румынский шкаф с круглыми зеркалами, который достался матери в качестве приданного. Швейная машинка «Зингер» начала века, так же стояла в углу.
Вымыл руки, спросил мать:
-Колька обещал приехать или нет?
-Обещал. Только без жены. Никак она не хочет видеть нас. Что мы ей плохого сделали? Принимали, как родную, - с огорчением проговорила мать.
-Она против вас ничего не имеет. Ей не нравится русскоговорящий город. Так уж она воспитана, - пояснил Дмитрий.
-Не повезло Коле с женой, удивляюсь, как они до сих пор не разошлись. Тебе ничего не рассказывал, когда приезжал к тебе?
-В подробностях нет. Обмолвился, что с выбором жены поспешил, купился на ее внешнюю красоту. Живут они мирно, но врозь. Николай сказал, поднимет девочек, а там будет решать, как ему быть в дальнейшем. У него выслуга лет есть, может уйти на пенсию.
-А жить где останется? Во Львове? - настороженно спросила мать и с тревогой посмотрела на сына, вдруг он подтвердит ее опасения.
-Не думаю. Что его там может держать? Квартира и та не его. Купил на свои деньги, оформил на жену и девочек. Сказал, вернется в отчий дом, то бишь, к вам, - пояснил Дмитрий.
-Дай то Бог! - облегченно отозвалась мать.
-Что еще нового у вас, мама?
-Да что может быть у нас нового? Живем… Пойдем, за столом поговорим.
Дина с Виктором успели за это время сходить в огород, Виктор сказал, он помнит, как он ходил туда с девчонкам, своими двоюродными сестрами, хотя ему в то время было всего лет пять.
-Сейчас Варя и Оля придут, звонили. Я им сказала, чтобы к шести вечера приходили, - сообщила мать.
-Вот и славно. Рад буду видеть их.
Дина достала из чемодана подарки матери, халат, теплые тапочки. Отцу подарили набор инструментов в чемоданчике.
Отец разглядывал никелированные инструменты, восхищенно цокал языком:
-Мне бы такие лет двадцать назад. А сейчас такие  можно поставить в сервант  и любоваться ими.
-Да брось, папа, ты еще в силе, - поощрил отца сын. - Пользуйся.
Они прошли в беседку, виноградные листья плотно укрывали ее от палящего солнца, виноград не наливался еще спелостью, висели большие зеленые грозди, обещая изрядный урожай.
-Папа, а вина хватило до лета? - спросил Дмитрий. Отец, как и прежде, каждую осень давил виноград на вино.
Осталось совсем немного. Мы сами его почти не пили, продавали. И в этом году сделаю для продажи. Пенсия у нас сам знаешь какая? - отозвался отец.
-Я привез крепкое спиртное, - показал он на бутылки.
Отец рассмотрел этикетки, повертел в руках бутылки, прочитал: «Баккарди», на другой «Кубинский Ром», далее «Виски».
-Да-а, такое у нас только в барах увидеть можно. Стоят, как вертолет. Нам такое уж ни к чему. Мы к винцу привычные. Но попробовать можно.
Мать услышала, проворчала:
-Пробовальщик! Смотри у меня! Не загнулся бы!
-Грех, такое не попробовать. Может последний раз в жизни. Счас, вот, Леня придет, мы и отведаем заграничного зелья.
С тетей Олей пришли муж Леонид Васильевич, и Олег с женой Алей. Дмитрий долго прихлопывал по спине возмужавшего Олега, обнимал родственников, отметил про себя, время не щадит их. Все понемногу постарели. Да и сам Дмитрий далеко не юноша. Мать все сокрушалась, что у них нет больше детей, а Виктор уже почти вырос. Отговорка одна: не та у жены профессия, чтобы обзаводиться детьми. Хотя все понимали, это всего лишь отговорка. Ольга Петровна обнимала Дину и все приговаривала:
-Ты же теперь у нас звезда! Мы всем соседям с гордостью говорим, если видим тебя в кино: це наша невестка.
-Это для вас звезда, а для меня наказание, - остудил их пыл Дмитрий. - Хорошо смотреть ее на экране. А что за этим? Бессонные ночи, частые отлучки, Витька больше у бабушки жил, это сейчас он взрослый, может и один посидеть, если мы задерживаемся.
-Да, горек хлеб актрисы, - подтвердила и Дина.
-Однако на калач не променяешь, - проворчал Дмитрий.
-Не променяю. Уж раз назвалась груздем, чего уж тут менять профессию, - отмахнулась она от мужа. Потянулась, проговорила: - Как же у вас тут хорошо! Покойно! Воздух чистый, тишина, умиротворение.
-А че ж воздуху быть поганым? - прогудел Олег. - Все предприятия угробили, коптить некому.
-У нас и раньше не очень коптили, - возразил его отец Леонид Васильевич. - Консервный находился далеко за городом, остальные тоже…
-Та лучше бы они коптили, работа бы у людей была, - проговорила тетя Оля. Олег тоже заинтересовался машиной Дмитрия, осмотрел ее со всех сторон. Расспросил сколько лошадей, какая скорость и прочее, что интересует любителей автомашин. Позже подошла тетя Варя. Всплакнула, обнимаясь с племянников. Вот и нет теперь ее мужа, приходиться приходить одной. Рая на работе, может придет, а может и задержаться.
Дина переговаривалась с женщинами, Олег наклонился к Дмитрию.
-Ты слышал, как мы тут праздновали тридцатилетие независимости? - обратился он к Дмитрию.
-Не слышал, а видел. Смотрел по компьютеру. Шли по проспекту  со сто метровым флагом, скандировали: «Бандера, Шухевич герои Украины!». Затем у памятника Шевченко мэр толкал трогательную речь, рассказывал, как Украина веками боролась за сою независимость теперь вы стали настоящей нацией — европейской, гордой, патриотической и одухотворенной, и каких высот достигла Украина за эти тридцать лет. Он еще патетически тыкал пальцем в полотнище, сказал, что под этим знаменем наш город выстраивает благополучное будущее для своих детей, внуков на благо родной Украины.
-Ага! Ты прочти, что ответил на его речь в своем блоге один умник, точно в духе Тараса Бульбы турецкому султану…
Олег протянул мобильник, в котором Дмитрий прочитал:  «… готовность к международной интеграции, к преобразованию, к улучшению уровня жизни своего народа, - высказал пожелание мер Абрамченко. Я таки имею  задать один вопрос этому шлемазлу, который гордо придумал себе шо он мэр: А вы таки точно живете в етой стране, и в частности, в Измаиле? А ну вытащите свой кривой палец из жёпы вашей губастой любовницы и покажите мине на те улучшения жизни ВАШЕГО народа! В каком месте те улучшения видны из-за плечей вашей охраны? Не из бара «Берег» вы смотрите на те улучшения? Так оттудва токо Румыния видна или ви нас туда интегрировать будете, чтобы наконец-то мы все почувствовали про те улучшения? Не зря тебе в свое время Порошенко шнобель бил - оказывается было за шо! По брехливости ты даже его переплюнул».
Дмитрий улыбнулся.
-Смело! - проговорил он. -А Порошенко - кто это?
-Та наш премьер… Так мэру еще на воротах написали: «Брехун!».
-У вас тут подполье иметься, судя по высказываниям?
-Подполье или не подполье, а людей, недовольных положением вещей и властью, - достаточно! - кивнул Олег.
Посудачили, женщины перемыли косточки мэру и всему его окружению, потом махнули рукой, затянули украинскую песню, певучую и мелодичную. Застолье, как всегда затянулось до полуночи. Отец с Леонидом Васильевичем изрядно напробовались заграничных крепких напитков, да и Дмитрий с Олегом тоже порядочно захмелели. Домой Олег шел подпираемый с двух сторон матерью и женой. Жена Олега подталкивала в спину, если мужа и тестя  слегка вело в сторону. Николай, уставший с дороги и захмелевший, упал и уснул сном богатыря после трехдневного боя с врагами.
Наутро отец встал с головной болью. Мать ругала его:
-Старый дурак, дорвался он до заграничного дерьма, страдай теперь!
 И наливала ему огуречного рассола.
Да и Дмитрий чувствовал себя не лучшим образом.
Через три дня приехал Николай. Один. Потухший, молчаливый, без прежнего энтузиазма.
-А девочек почему не взял? - спросила мать. О жене не спрашивала, знали, она не приедет.
-Ева готовиться к вступительным. Яна ехать отказалась, - пояснил Николай.
Потом уже, сидя с братом в беседке, Дмитрий расспрашивал его о жизни, отметил, что за все время дороги они не заметили какого-либо негативного отношения к себе, несмотря на российские номера и паспорта россиян в гостинице, в которой они останавливались. Николай грустно покачал головой.
-Все же запад и восток Украины, два разных лагеря. Вряд ли бы вы проехали по Львовской области с российскими номерами. У меня такое ощущение, это затишье перед бурей, - проговорил он.
-Почему ты так думаешь?
-Янукович чудит. Юлю в тюрьму посадил. Понятно,  по ней давно тюрьма плачет, наворовала на сто лет вперед. Но выглядит это, как мелкая месть дорвавшегося до власти чиновника. За это ему достается в Европе. То он за соглашение с Европейским союзом, то он против. Понимает, со вступлением в ЕС лишится Украина многого, это прямая угроза аграриям и машиностроению. Накроется то и другое медным тазом. И с Россией хочется и колется, но не поймут его наши олигархи, которые рвутся на просторы Европы. Он между молотом и наковальней.
-А народ чего хочет?
-Народу хочется в Европу. Там мясо жирнее и хлеб вкуснее. Кто-то брякнул, что там любой рабочий получает не менее тысячи евро в месяц. При нашей зарплате в сто, двести евро, это их впечатляет. Немногие понимают, нас не захотят видеть в Европе как соперников. Мы для них дешевая рабочая сила и источник обогащения. Высосут из Украины все соки и пошлют подальше, - ударил себя по коленке Николай.
-В этом ты прав. Что-то ни одна их Балканских стран не стала богаче от ассоциации с Европейским союзом, - напомнил Дмитрий.
-То-то и оно! - кивнул Николай.
-И чем это может закончиться?
-Кто знает? Все зависит от воли президента. Народ побузит, конечно. И тут надо держать бразды правления в руках крепко.
-Удержит? - с недоверием спросил Дмитрий.
-Должен. Иначе зачем же мы его выбирали? - не очень уверено ответил Николай. Дмитрий уколол:
-Да вы и Ющенко выбирали. А закончил он с пятью процентами доверия.
-Я его не выбирал. А те, кто за него горой стояли, им было выгодно, чтобы пришел такой, который продвигал нациков, поощрял олигархов, он типичный ставленник США. Его жена американская подданная, гражданство Украины приняла после того, как он стал президентом. При нем американских советников в стране стало в разы больше. Они теперь у нас сидят не только во всех значимых предприятиях оборонного значения, но и лезут в наши армейские дела, их в полки назначают  инструкторами. Такое впечатление, что правительство у нас расположено в посольстве США. В Одесском округе от их инструкторов отказались, из Крыма вежливо попросили, зато у нас их встречают хлебом и солью. Они смотрят на нас, как на аборигенов. Я тут одному чуть морду не набил, - рассказывал Николай.
-Знакомо с инструкторами и советниками. У нас при Ельцине тоже до хрена было этих советников. Чуть Россию с их советами не профукали. Путин их всех выдворил.
-И правильно сделал. Они же не работают на укрепление иностранного для них государства, а стараются его ослабить до такой степени, чтобы в будущем они не стали для них конкурентами. Ко всем бедам у нас партия «Свобода» набирает силу, президенту приходиться действовать с оглядкой на нее. Они в большей степени за Ющенко и агитировали. И очень недовольны Януковичем, вставляют палки в его реформы, гадят по-мелкому, они как курочки, которые по зернышку клюют, а потом весь двор обгаживают. Они там пакость сотворят, в другом месте выступят, а у всей страны голова болит. Иностранцы недовольно головой качают, но ничего не делают, чтобы осудить. Слышал о них? - спросил Николай.
-Слыхал. Радикальная партия. Олег Тягнибок там командует. Их даже западные политики считают неонацистской партией. Все же я продолжаю отслеживать политическую жизнь Украины, - пояснил свою осведомленность Дмитрий.
-Точно. Лучший друг моего шурина Омельченко, - кивнул Николай.  Провозглашает  главенствующую роль украинского языка, ратует за возрождение ядерной державы, выступают за признание заслуг ОУН -УПА, выражают ярый антисемитизм, и никто здесь за это их не критикует, сносят памятники Ленину, и прочее.
-Это же они разгоняют ветеранов войны, ударная сила партии, я как-то писал о их художествах, наши очень осторожно отзываются о них, считается вмешательством во внутренние дела братского государства, - пояснил Дмитрий.
-Ты поосторожнее пиши. Ты статьи о конфликте с Грузией подписал своим именем, здесь в определенных кругах восприняты с большим недовольством. Я полагал, тебя на границе могут задержать и не пустить сюда. Видимо, ты еще не фигурируешь в компьютере как персона нон-грата. Насчет братской республики  - сейчас спорно. Простые люди, конечно, считают русских родными по крови. Западная Украина никогда не считала Россию братской. И оппозиция старается как можно дальше абстрагироваться от России. Для этого и нужны такие радикальные партии  и тягнобоки. Эта партия рвется к власти. И хотя процент вхождения в парламент невелик, в некоторых городах они уже заседают в местных советах, - пояснял брату обстановку внутри страны Николай.
-Самое печальное - их не одергивают. Это слабость власти или сила партии? - спросил Дмитрий. По всевозможным отчетам и публикациям он, как политический обозреватель, знал истинное положение в Украине. Но ему интересно знать мнение брата, как человека, который живет непосредственно в самом воинствующем городе, на своей шкуре ощущает все прелести некого двоевластия в стране.
-Полагаю, слабость власти. Как ты думаешь, неужели нельзя более жестко отреагировать на их вылазки? Их лидер Тягнибок спилил ограду вокруг Верховной Рады, под предлогом - народ должен свободно общаться с депутатами. Что это за народ, которые хотят общаться напрямую с депутатами, ты понимаешь. А в мае они высадили дверь в сессионный зал, им все это сходит с рук. И что? Неужели нельзя решительно дать ему и его приспешникам по рукам?! В парламенте одна Ирина Фарион чего стоит? Она призывала с трибуны сравнять Москву с землей, превратить ее в пыль. За ее высказывания ни один бы порядочный человек не подал бы ей руку, а она у нас в парламенте заседает, - с внутренним возмущением говорил Николай.
-Видишь, братик, как тебя просветили ваши политические деятели, - толкнул в плечо брата Дмитрий. - А ты раньше спорил, что это и есть свобода слова, истинная демократия. А Путин у нас узурпатор, который зажимает свободу слова. Кстати, превратить Москву в пыль и даже кинуть на Россию атомную бомбу призывала и Юля Тимошенко. Уровень ненависти зашкаливает.
Подошла мать.
-Вы опять о политике? Седина в голове, а вы все не успокоитесь.
-Что поделаешь, мама, в спокойном государстве о политике не вспоминают. Разве вы с отцом в брежневские времена рассуждали о политике?
-Да Бог с вами! Какая политика? Жили не богато, зато спокойно. А сейчас  еще беднее, и душа болит. В основном за вас.
-Ничего, мама, изобилие пережили, и голодовку переживем, - пошутил Николай. - Вы после войны и не такое переживали.
Разговор услышал отец, вклинился в разговор:
-Были и хуже времена, но не было подлей, - веско высказался он.
Николай побыл всего три дня и укатил назад, у него в части неспокойно, анархией попахивает. Прощались, крепко обнявшись. Словно чувствовали, увидятся не скоро, и увидятся ли?
Так же с грустью прощался потом с родителями. Жалко их стареньких оставлять одних. Мать, всегда крепкая при расставаниях, на сей раз не выдержала, заплакала. И отец украдкой смахнул слезу. На душе было тяжело.
-Вы приезжайте каждый год, не забывайте нас, - напутствовала мать.
-Да что вы, мама! Как мы можем вас забывать, - говорила Дина, обнимая стариков.
-Вы поосторожнее в дороге, не гоните шибко, - советовал отец.
Отъехали, оглянулись, одинокие, сгорбленные родители смотрели вслед, мать крестила их на дорогу. На душе было тяжело, самому хотелось заплакать.

*  *  *
  Не знал тогда Николай, что все, что происходило тогда в стране, - это всего лишь цветочки. Ягодки начались в ноябре, всего лишь через четыре месяца с тех пор, как он встречался с братом в отчем доме в Измаиле.
Началось с того, что президент Янукович приостановил подписание соглашения об ассоциации с Европейским союзом. В центре Киева собралась толпа недовольных этим решением. По телевизору показывали картинки из Киева, где милиция довольно жестко разогнала протестующих, били женщин и студентов, все это демонстрировали по телевизору.  Организовывали нападения на протестующих сомнительных элементов. В ответ на площадь пришли тысячи человек с требованием отставки президента и правительства. На площади устанавливались палатки, митингующие готовились к многодневному протесту. Первого декабря силовиков вытеснили  с площади Независимости,  митингующие начинают строить баррикады. В это время на Банковской улице силовики пытаются вытеснить митингующих, избивают дубинками людей, при этом достается журналистам. На Европейской площади выступают активные защитники Януковича. Вместе с тем президента покидают соратники, олигархи, спешно выходят из партии Регионов мэры, главы администрации, депутаты. Подает в отставку заместитель генерального штаба армии генерал-лейтенант Думанский. Окружение Януковича покидает Украину.  Президент понимает, противостояние достигло апогея, нужно договариваться с организаторами майдана. Договориться не удалось.
Все это офицеры полка и солдаты смотрели в актовом зале по телевизору, хотя и в самом Львове молодежь заполнила площадь перед заданием администрации, многие офицеры оставались ночевать в части, ехать через весь город сквозь толпы митингующих, когда общественный транспорт не ходит, добираться домой весьма проблематично. Хорошо, что Николай жил в получасе пешком от части. Как военный человек, и учитывая предыдущий опыт, он хорошо понимал, что подобные акции спонтанно не происходят, ими руководят. Плохо, что партийная оппозиция полностью подпала под влияние западных служб, особенно американского посольства. Он понимал, Украина теряет собственный суверинет.
Во Львове и других крупных городах западной Украины поддержали митингующих в Киеве своими протестами у местных администраций. Ночью, в конце ноября, в Киеве палаточный город силами милиции снесли, что только подстегнуло протестующих, начали создавать формирование отрядов самообороны. Послышались антиправительственные  лозунги, а Януковича не ругал только ленивый. Лидеры трех оппозиционных партий образовали «Штаб национального сопротивления». Тут же обнародовались во всей красе националистические группировки «Тризуб имени Степана Бандеры», «Патриоты Украины» - социал-националистическая военизированная организация, Украинская народная самооборона, выступали с крайне радикальной риторикой. Несколько автобусов с воинствующей молодежью выехали из Львова в Киев.
  К тому времени в Киеве появились уже первые жертвы. А во Львове молодчики занялись откровенным грабежом и погромами. Сторонники оппозиции захватили несколько административных зданий, разгромили Лычаковский райотдел милиции, из Франковского отдела милиции мародеры вынесли оргтехнику, табельное оружие,  милицейскую форму, грузят на автомашины мебель. Похищено более тысячи автоматов и пистолетов, тринадцать тысяч боеприпасов. Банки и магазины спешно закрывались. Милиции на улицах не видно. Городом управляла разгоряченная безнаказанностью толпа.
Офицеры обсуждали между собой события в столице и городе. Кто-то одобрял позицию протестующих, поскольку терпеть дальше коррупцию, низкие заработные платы, безработицу и разгул преступности, терпеть уже не возможно. Некоторые удивлялись, кто за все это платит, если денег не хватает на самое элементарное. Тут же сами себе задавали риторический вопрос: «Если грабить магазины и громить полицейские участки, коррупции станет меньше?». В разгар разногласий приехал в часть полковник Олесь Омельченко.
Для него настал звездный час. Первого декабря произошло массовое столкновение протестующих с милицией. Захватили несколько административных зданий, попытались взять силой здание президентской администрации. Силы протестующих дрогнули. В минуту нервозного противостояния Олесь  предложил свои услуги «коменданту» Евромайдана Андрею Порубию, познакомил их Олег Тягнибок. Он предложил силами военных оттеснить милицию. Порубий доброжелательно отнесся к предложению Омельченко, только сказал, что рано использовать вооруженные силы, их могут обвинить в военном перевороте. А он хочет, чтобы со стороны все выглядело мирно. Дескать, люди восстали против коррупционеров, им надоела нищенская жизнь, им противна ориентация президента на Россию, которая может ввести свои войска на помощь Януковичу.  Да и не очень надежен комендантский полк, они Януковичу сочувствуют.
-Я могу организовать приезд в Киев мотострелковой воинской части из Львова, я в нем раньше служил, там у меня есть надежные ребята. Они, в случае чего, помогут, - пообещал Олесь. - Наша рота на первом майдане стояла в резерве здесь, в Киеве. Не давали прорваться к избирательной комиссии сторонникам Януковича, - напомнил о своих былых заслугах Олесь. Тягнибок подтвердил сказанное, ручался за Олеся, на него можно положиться.
-Добре! - одобрил Порубий. - А кто там командир полка?
-Командир недавно был уволен, не прошел люстрацию, он при советах возглавлял комсомольскую организацию города.
Тягнибок довольно улыбнулся.
-Закон так и не вступил в силу, а уже действует. Не зря поднимал я в Раде несколько раз этот вопрос. Кто там командует полком? - спросил он.
- Сейчас исполняет обязанности мой шурин, Орлов Николай Иванович.
-Надежный?
Олесь помялся.
-Он очень хороший служака,  предпочитает в политику не лезть. Считает, офицер должен исполнять приказы, а не заниматься политикой. Поступит официальный приказ, выполнит, как миленький, - пообещал Олесь.
-Нет, тут рисковать нельзя. Вздыбиться в последнюю минуту. А кто еще там может командовать полком? - высказал опасение Порубий.
Олесь задумался, потом предложил:
-Я могу возглавить полк, - предложил свои услуги Олесь. - Только нужен из  министерства обороны приказ о переводе.
Порубий с Тягнибоком переглянулись.
-Сможешь связаться с Яценюком? - спросил Порубия Тягнибок. - Пусть он свяжется с министром обороны.
-Лучше бы такого надежного человека иметь под рукой, - высказал сомнение Порубий. - Вдруг, правда, российские войска перейдут границу в помощь президенту. На военную агрессию мы должны ответить военным противостоянием.
Тягнибок пошмыгал носом, взглянул на коллегу по майдану, молчаливо давал понять, нужно искать выход.
-Получим приказ о назначении полковника Омельченко командиром полка, и откомандируем сюда. Вместо себя оставит исполняющим обязанности своего шурина, - тут же обратился к Олесю. - Возникнет надобность, через сколько времени полк может оказаться здесь? - спросил Порубий.
-В шесть утра выедут, к вечеру будут здесь, - пообещал Олесь.
Через месяц полковник Омельченко получил новое назначение, приехал с приказом министра обороны о назначении его командиром полка. Собрал офицеров, произнес краткую речь. Утверждал, наступают новые времена, когда Украина наконец встанет с колен, навсегда разорвет свои связи с Россией, начнет строить новую Украину. В связи с отбытием в командировку в Киев, зачитал приказ о назначении исполняющим обязанности командира полка полковника Орлова,
На совещании офицеров, полковник Орлов задал вопрос новоиспеченному командиру полка:
-Что нам делать, если толпа нападет на часть, попытается захватить наши склады с оружием?
-Держать оборону, - ответил командир полка.
-Чем? Саперными лопатками? Вы знаете сколько теперь оружия на руках у этих молодчиков? - возразил Дмитрий.
-Не драматизируйте. Эта толпа вполне управляемая. Никто не даст им указания набрасываться на воинскую часть, - отрезал Омельченко. - А охрана полка при себе имеет боевое оружие, - напомнил он.
Кто-то за спиной из офицеров пробурчал в воздух: «Кто же отдает приказы управляемой толпе громить отделы милиции?»
Один из командиров батальона спросил:
-И кто даст приказ караулу открывать огонь на поражение в случае нападения?
Повисла пауза. Наконец Олесь проговорил:
-Тот кому это положено! - веско заметил он. - Кому подчиняется часовой? Начальнику караула! Вот он и даст приказ стрелять. По верх голов! Из крупного калибра для устрашения. А если ситуация будет усугубляться, я решу и согласую с кем надо, как нам дальше действовать, - закончил совещание полковник Омельченко. Он отпустил офицеров, Николая попросил остаться.
-Я побуду здесь, решу все вопросы с местным руководством, и уеду обратно в Киев. Ты останешься исполняющим обязанности. В министерстве  согласовано. Жди от меня дальнейших указаний, - напутствовал он шурина. - Да смотри, не подведи меня, я за тебя там поручился, - постучал костяшками по столу Омельченко.
-Ты лучше скажи, чем все это закончиться? - спросил Николай.
-Скинем Януковича, выберем нового президента и правительство.
-Оно будет лучше нынешнего? - недоверчиво посмотрел Николай на шури на.
-Конечно! -  уверенно произнес тот. - Вступим в Евросоюз, в НАТО, станем сильной европейской державой, - довольно проговорил Олесь и победно откинулся в кресле.
-А ты при новом правительстве станешь министром обороны? - со скрытой иронией спросил Николай.
-Все может быть, все может быть… Ты не переживай, да, немножко все кроваво, не легитимно, не законно, но революции не делаются в белых перчатках. Если все сложится, я тебя не забуду. Мне будут нужны грамотные офицеры, - самодовольно выговаривал Олесь. - Мы создадим новую Украину! В которой будет свой единый язык, своя литература, искусство, театры, свои лауреаты, никаких москалей и их культуры нам не треба, - убежденно говорил Олесь.
-А нынешних украинских писателей, поэтов и прочих куда денете, которые не очень согласны с тем, что ты говоришь?  - спросил Николай. Олесь тупо уставился на него. - Я имею ввиду… хотя бы твоего тезку Олеся Бузину?
-А! Этого к стенке безо всякого разговора! Пуля по нему давно плачет! Ты знаешь как он обозвал нашего Тараса Шевченко? Вурдалаком!
Олесь от негодования сжал кулаки и заиграл желваками.
-Устал я, - проговорил Дмитрий. - Мне бы на пенсию. Выслуга с учебой в училище уже имеется. Молодые на пятки наступают. Пусть они воюют с собственным народом. Меня учили родину защищать, а не исполнять полицейские функции.
-Ты это брось! - повысил голос Олесь. Какая пенсия? Тебе еще и полтинника нет! - Потом принизил голос, перешел почти на шепот: - Пойми, дурья башка, пришло время сделать карьеру. Ты тут никогда не получишь генерала. А там открываются перспективы, которые нам и не снились. Лови момент! Тем более у тебя есть я! Я и так тебя тащу за собой, благодари за это Галку! Не спорю, офицер ты хороший, за это и ценю. А вот как сподвижник, помощник в моих политических делах, ты ни какой! Здесь есть офицеры понадежней тебя. Но я хочу, чтобы именно ты возглавил временно полк, чтобы тебя заметили, оценили! В этом залог твоей карьеры, - убеждал его Олесь.
Николай сидел и думал: «Галке до фонаря, буду ли я генералом или исчезну из ее жизни. У нее давно своя жизнь, которая идет параллельно с моей и не пересекается. И в какой роли он хочет использовать полк? Опять погнать на майдан?», - его отвлек голос Олеся.
-Иди и подумай. Я все же надеюсь на тебя.
Николай покачал головой, то ли соглашаясь, то ли возражая, не сказал ничего, вышел из кабинета.
В канцелярии офицеры обсуждали создавшее положение. Притихли при появлении Николая. Он хмуро прошел к своему столу, сел, задумался. Молчали офицеры. Наконец, один не выдержал, спросил:
-Как же нам быть, Николай Иванович? У нас техника посерьезнее, чем во внутренних войсках. Неужели придется отдать неуправляемой толпе?
-Вы же слышали, толпа вполне управляема, - зло усмехнулся Николай.
-У нас в армии нет дисциплины, а вы верите, что этой ордой можно управлять? - спросил другой офицер.
-От меня вы что хотите? Вы же слышали, часовой должен поднять караул в ружье, - раздраженно отвечал Николай, он и сам в душе не верил, что придется применить крайние меры.
-Так у соседей подняли караул в ружье, и даже БТР выдвинули, и что? Генерала чуть не отмудохали…
-Панове офицеры! У нас есть устав? Вот по нему и будем действовать! - строго выговорил Николай.
-Неужто придется стрелять по хлопчикам? Побойтесь Бога, Николай Иванович, - проговорил пожилой офицер, бывший замполит еще в советской армии. Он пережил люстрацию благодаря заступничеству Николая.
-Что это вы, бывший замполит, только сейчас о Боге вспомнили?! - уставился на него Николай. - Тогда спрячьтесь за спиной своих солдат, и отдайте весь наш арсенал этим бесчинствующим мародерам.
-Ну что вы?! Вы неправильно меня поняли…
Через три дня полковник Омельченко выехал в Киев. Провожал его на армейском автомобиле Орлов. На прощание на вокзале напутствовал Николая:
-Смотри, не подведи меня, я там заручился перед людьми, - еще раз напомнил ему Олесь, и при этом многозначительно тыкал  пальцем в небо. - По первому же приказу поднимешь полк и двинешь в полном составе в Киев.
-Зачем? - наивно спросил Николай.
Олесь посмотрел на него долгим взглядом, зло ответил:
-Ты дурака не валяй. Не прикидывайся! Знаешь зачем! Затем же, что и тогда приезжали. Нужно дать прикурить всем, кто против истинных патриотов родины! - пафосно закончил он, сплюнул, и пошел  в вагон.

Под самый новый год он возвращался из части  домой, с ним шел до развилки майор Бойко. Тот задал вопрос, на который Николай не мог ему ответить:
-Николай Иванович, что за государство мы строим, если нами пытаются управлять толпа, особенно такие, как Сошко Билый, слышали о таком?
-Слышал, - кивнул Николай. - Мне брат про него рассказывал. Он воевал на стороне чеченцев в России. Садист, по нему пуля плачет, - сквозь зубы проговорил он.
-Вот, вот! Мне знакомый из Ровенска звонил, рассказывал, этот ранее дважды судимый мордоворот, создал в Ровенской области организации ОУН и руководит «Правым сектором», и теперь приходит с автоматом и ножом на заседание Ровенского облсовета и диктует свои условия. И те его слушают! Набил морду прокурору, и никто его за это не привлек. Более того, он обложил данью губернатора, начальников милиции и всех бизнесменов города. Даже начальник всей ровенской милиции передал в распоряжение «Правого сектора» базу распущенного «Беркута», приглашает Сашка на оперативные совещания, и так далее. И у нас во Львове есть такие Музычки, это его настоящая фамилия, - рассказывал Бойко. -Тут решили с женой в ресторан сходить, у нее день рождения.  Знаете, какое нам меню подали? - посмотрел на Николая, то угрюмо смотрел под ноги. - В меню: «Печень ополченца», «Сепор в масле», «Требуха москаля», компот - «Кровь российских младенцев». Плюнули и пошли домой ужинать.
Николай шел рядом, в так шагам кивал головой.
-Такое государство мы построили своими руками, - отозвался Николай.
-Как это? - опешил майор.
-Вот так! Сначала мы выбираем себе на местах неизвестно кого, которым выгодно иметь под руками радикально настроенную молодежь. А потом уже они диктуют остальным какого мы должны выбрать себе президента.
-Уходить надо из армии, Николай Иванович, - вздохнул майор. - Мне год остался до пенсии по выслуге лет. Дослужу, ни дня не останусь, - посетовал Бойко.
-И я не останусь, - согласился с ним Николай. - Только этот год надо как-то прожить.
Они молчаливо постояли на углу, где им предстояло расстаться, пожали друг другу руку и разошлись.
Это был самый грустный Новый год. Девочки сидели дома, даже к бабушке не поехали, в городе толпы возбужденной безвластием молодежи. Отец и мать рядом, смотрели по телевизору не поздравления президента, а на бесчинства митингующих на площади Независимости в Киеве. Галя одобрительно восклицала, когда видела, как нападают на милиционера. Николай хмурился, молчал.
Звонил из Киева Олесь. Он в курсе о нападении на гарнизон внутренних войск.
Николай предупредил его:
-Если полезут к нам, я их хлебом с солью встречать не буду. Согласно уставу при нападении на охраняемый объект… и так далее по тексту. Сначала дам по верх голов из всех калибров, а там посмотрим, - предупредил Николай.
-Ты не дури! Ты хочешь прославиться на всю Европу?! Зря я тебя не отпустил на пенсию, - высказался с досадой Олесь. - Наломаешь ты дров.
-Вот приезжай сюда, и принимай решения сам, - зло проговорил Николай и бросил трубку.
Вечером позвонил брату, поздравил с наступающим Новым годом, спросил:
-Дима, ты видишь, что у нас твориться?
-Да, смотрю по телевизору. Сплошное торжество демократии. Милиция не справляется? А где внутренние войска?
-Янукович не хочет большой крови. Да и запад наседает на него - решать вопрос мирным путем.
-А в городе у тебя какая обстановка?
-Грабежи, митинги, разгромили несколько райотделов милиции, похитили служебное оружие. У меня в части усиленный караул часовых.
-К чему все это может привести?
-Я такой вопрос задавал шурину. Он теперь у нас командир полка. Ответил: Януковичу по шапке, выберем своих, более достойных. Намекнул ему, хочу уйти на пенсию. Олесь уговаривал остаться, обещает служебные перспективы. Буду настаивать на уходе, в ответ устроит мне какую-нибудь подлость, вообще останусь без пенсии. Выжду. Посмотрю, чем все закончится. У вас там, как? Говорят Путин может двинуть войска в помощь Януковичу? - спросил Николай в надежде, что тот подтвердит слухи.
-Не та фигура ваш президент, чтобы за него на смерть посылать наших ребят, - не оправдал его надежду брат. - Хотел усидеть на двух стульях, может сесть между ними. Никакого вторжения не предвидится.  Президент сам может проявить решимость и очистить площадь от митингующих. Для этого надо всего лишь арестовать зачинщиков майдана и пригрозить арестом ярым оппозиционерам. И меньше верить заверениям западных политиков. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца, - высказался Дмитрий.
Они  поговорили еще несколько минут и отключились.

*   *   *
Дмитрий по телевизору наблюдал за событиями в Киеве. Сначала казалось, это повторение майдана при выборах Ющенко в две тысячи четвертом году: побузят, повыступают и разойдутся. А если не разойдутся, то у Януковича хватит политической воли выдавить их с площади силами внутренних войск или милиции. Но шли дни, а политической воли не наблюдалось, толпа все увеличивалась, автобусы почти со всех регионов прибывали в Киев все с новыми и новыми митингующими.
Оглядываясь назад, в недавнюю историю, он подумал, как хорошо, что у нового президента России хватило воли усмирить воинствующих кавказцев, укрепить вертикаль власти, что бы впредь никогда не могло повториться подобное с украинскими событиями. Дмитрию импонировало, что президент Путин начал с экономических реформ, осуществил ряд правовых реформ, приняли налоговый, трудовой, гражданский административный кодексы, уменьшился внешний долг, выросли валютные резервы. Он повернулся лицом к проблемам страны, чего не было при Ельцине, который больше заботился о собственном имидже и благополучии семьи за счет государства, менял премьер-министров, генеральных прокуроров, председателей центробанка, чтобы они, не дай Бог, чего бы лишнего не сболтнули в прессу о неблаговидных делах его семейства. Наконец крупный бизнес утратил контроль над высшим чиновничеством. Президент поставил перед правительством амбициозную задачу - за десять лет удвоить ВВП. Налаживались внешнеполитические связи. Дмитрий, как политический обозреватель, в своих статьях отмечал: президент Путин сумел укрепить отношения с Европейским союзом и НАТО. Установил доброжелательные отношения с канцлером ФРГ Герхардом Шредером , премьер министром Великобритании Тони Блэром, президентом США Джоржем Бушем младшим. Казалось бы все было безоблачно во внешних и внутренних делах.
  Но с две тысячи седьмого года наметился некий холодок в отношениях с западом. Президент Путин выступил в Мюнхене с критикой однополярного мироустройства, критикой политики США и несогласием с продвижением НАТО на восток. И запад принял это за необоснованные политические амбиции России.
В две тысячи восьмом году, при президенте Медведеве, в разгар Олимпийских игр в Пекине, президенту Грузии Саакашвили стрельнуло в голову возвратить Южную Осетию в лоно Грузии. Для этого нужно было сначала расстрелять русских миротворцев, загнать танки на территорию Осетии и долбить прямой наводкой по жилым домам города. В первые минуты от такой наглости ошалели первые лица государства, есть же международный обычай - не вести войн во время проведения Олимпийских игр. Быстро пришли в себя и ответили. Да так, что чуть Тбилиси не пал. Вовремя остановились. Все равно в провокации обвинили Россию, и только через много лет согласились, что виновата Грузия, потом об этом опять забывали, и политики всех мастей упоминали, как агрессивная Россия напала на маленькую Грузию. В две тысячи двенадцатом году вновь избрали президентом Путина.
Дмитрий уже не сожалел, что стал россиянином, хотя раньше колебания были, тогда он отмечал,  никакой особой разницы жизни в России и в Украине нет. Единственно, в Украине зарплаты чуть меньше, коммунальные услуги чуть дороже. А все остальное: коррупция, преступность, никакая судебная система, - все это одинаково. Потом начали колобродить различные формирования националистического толка, волнения прошли в Крыму, на востоке не очень согласовались политические решения с центром. В России с сепаратизмом на юге было почти покончено, войска выведены, далее с мелкими партизанскими группами справлялись местные милиционеры. Во всяком случае вахабизм не распространился по России, когда как идеи нацизма на Украине распространяются почти по всей стране.

В середине января Дмитрий заявил главному редактору,  он поедет в Киев. Тот посмотрел на него, как на самоубийцу.
-Жить надоело? - спросил тот.
-Я должен видеть все своими глазами. Я жил на Украине, и только в общении с людьми я смогу понять их истинные стремления, - заявил он.
-Да какие там стремления? Половина из них на майдане проплаченные люди! Ты что, не знаешь, чьими руками делается революция?
Главный редактор смотрел на Дмитрия как ребенка, который запросил запрещенную игрушку.
-Догадываюсь, кто будет пожинать плоды, но я должен быть там, - упрямо проговорил Дмитрий.
-Там уже не одному журналисту сломали камеру, набили морду. Ты тоже этого желаешь?
-Я буду без камеры, без удостоверения журналиста, инкогнито, - гнул свою линию Дмитрий.
-Я не могу выдать тебе командировочные, их не утвердят сверху, - привел последний довод главный редактор.
-Я поеду на свои. Гонорар оправдает расходы. Оформите мне отпуск, - попросил Дмитрий. Главный редактор почесал подбородок, проговорил:
-Черт с тобой, хочешь написать «Репортаж с петлей на шее»? Валяй!
И оформил ему командировочные. Только предупредил:
-Это командировочное ты оставь здесь. Пусть тебе ребята сделают липовое от любой фирмы. В поезде пограничникам не говори, что ты журналист, иначе тебя повернут назад, - дал последний совет главный редактор.
-Я знаю, - поблагодарил Дмитрий.
Хуже было дома. Дина категорически сказала:
-Только через мой труп!
Он обнял ее, поцеловал сверху в голову, и проговорил:
-Зачем ты меня толкаешь на такие крайности.
Она засмеялась сквозь слезы.
-Дурак! Хочешь сделать меня вдовой? Тебе недостаточно того, что показывают по телевизору?
-Иногда там освещают события очень предвзято. Я хочу все пощупать своими руками. Я и твои спектакли могу посмотреть по компьютеру, но хожу иногда, чтобы из зала посмотреть в живую на твою игру. Знаешь, две большие разницы! - развел он руки и по-скоморошьи поклонился.
Дина поняла, ей не переубедить мужа.
Уже на вокзале Дмитрий поменял в обменном пункте рубли на гривны, сел в наполовину пустой вагон. В вагоне непривычно тихо, не бегают по коридору дети, пассажиры заперлись в своих купе, стараются не выходить, за редким исключением в туалет или к титану за чаем. С Дмитрием в купе ехал пожилой, интеллигентного вида мужчина, одет в приличный костюм, на манжетах запонки, аккуратно повязанный галстук. И молодой парень, лет тридцати. Быстро перезнакомились, выяснили кто куда едет. Парень ехал с вахты домой в Житомирскую область, там у него семья и родители, ездит на заработки в Россию. Пожилой мужчина живет в Киеве, ездил к сыну в гости в Нижний Новгород. Дмитрий пояснил, он живет в Москве, едет в Киев в командировку по газовым вопросам. Командировочное удостоверение от несуществующей газовой кампании ему сварганили на компьютере коллеги айтишники.
-Вы бизнесмен? -  спросил его пожилой пассажир.
-Нет, что вы? Я технарь. Еду утрясать кое-какие вопросы от нашей фирмы, - на голубом глазу пояснил Дмитрий.
-Нашли время ездить в командировку, - хмыкнул молодой парень.
-Что поделаешь? Согласованно было еще в октябре, а пришлось ехать сейчас, - отважно гнул свою линию Дмитрий.
И разговор плавно перешел на тему событий в Киеве.
-И как вы изнутри видите все происходящее? - спросил Дмитрий пожилого пассажира.
Тот помолчал, пожевал губами невидимую крошку, медленно проговорил:
-Когда с кровью бьются за светлое будущее, как правило, наступает мрачное настоящее. Так было в революцию семнадцатого года. Так будет  и у нас, - и взглянул при этом на молодого парня.
-Почему вы так думаете? - спросил Дмитрий.
-А вы посмотрите кто окружает нашего президента? Есть там хоть один достойный избранник? Или таковые имеются в оппозиции? Все бьются за свои интересы, никто не думает о стране, о народе. Там нет государственников. Вы посмотрите как все быстро предают Януковича, открещиваются от его партии. Мало кто поднимает голос в его защиту. Это о чем говорит? - спросил он и сам же ответил: - Они были с ним, пока он при власти и позволял им безнаказанно грабить свой народ.
-Да и поделом ему, - вставил слово молодой парень. - Что хорошего Янукович принес стране. Вот я! Вынужден ездить на заработки в Россию, мой сосед ездит нелегально в Польшу, чтобы прокормить семью. Разве это дело? При Кучме стало чуть легче, а потом пришел этот… прыщавый… недоотравленный… - махнул он рукой.
-Дома работы нет? - спросил у него Дмитрий.
-Нет. Ни дома, ни в Житомире, ни в Киеве. Я закончил институт, инженер дорожник. А работаю простым рабочим в России. Обещали сделать прорабом. Только разве это хорошо, что я пол месяца не вижу семью? Дочка скоро меня будет дядей называть, - с горечью говорил молодой попутчик. -Я бы и сам на майдан пошел, если бы знал, что придет к власти совестливый, не коррумпированный политик. Будет защищать интересы простых людей, а не всяких фирташей, ахметовых, коломойских, - эмоционально проговорил парень.
-Да, с экономикой у нас обстоит плохо, - согласился с ним пожилой пассажир. - А как вам видится из Москвы наши события? - обратился он к Дмитрию.
-Мы стараемся не вникать во внутренние дела суверенного государства, - чуть слукавил Дмитрий. - Если бы не возрождение националистических ультраправых сил, которые рвутся к власти, мы бы и не обратили внимание на события в Киеве.
-Да уж! - только и проговорил пожилой мужчина.
-У вас в Житомирской области тоже есть такие? - спросил Дмитрий у молодого пассажира.
-Такие какие?
-Которые считают Бандеру героем Украины.
-Есть. Те кому совсем делать нечего, их находят, сбивают в кучу, ведут за собой, в соседнем городке церковь отобрали в пользу кого, не знаю… Вроде, как Бог един, а тут борьба идет с мордобоем. Не, я в таком никогда участвовать не буду, - пояснил парень. - Мне  семью кормить надо, а не ходить по улицам с лозунгами.
-Скажите, а в России разве нет национализма? - вдруг спросил пожилой попутчик.
-Вы когда жили у сына, разве видели митинги с факелами? Упрекнули в магазине за украинский акцент? - парировал Дмитрий.
Пожилой пассажир загадочно улыбнулся.
-Не так все примитивно с национальным движением. Если власть его не поощряет, то это не значит, что его нет, - мягко высказался он, чтобы не обидеть национальных чувств российского попутчика.
-Здоровый национализм в той или иной форме есть в каждой стране. Иногда его называют патриотизмом. Знаю из истории, что западники и славянофилы спорили еще в позапрошлом веке. Западники воспринимали европейскую культуру за эталон бытия. Славянофилы полагали, что собственными началами русского народа являются «Православие. Самодержавие. Народность», - высказался Дмитрий. -
-Гм… - покрутил головой пожилой  попутчик. - Для технаря вы не плохо подкованы. Но это история, а сейчас в чем выражается русский национализм? - спросил он.
-Все зависит от идеологии национализма. Если он не задевает моих чувств, не навязывает силой свою идеологию, не покушается на власть, я могу не обращать внимание на него. Пусть этим озабочиваются власти. В связи с распадом когда-то общей с вами нашей страны, многие разочаровались в идеологии социализма, недовольные экономическим положением стали благоволить партиям с националистическим уклоном, поскольку те обещали быстро накормить страну, среди кисельных берегов потекут молочные реки. Им верили. Или хотели верить. За ними шли. И все же у нас нет устойчивого этнического или гражданского национализма. В отличие от украинского, который поощряется на государственном уровне, - высказал свою  точку зрения Дмитрий. Молодой парень крутил шеей, смотрел то на одного собеседника, то на другого, которые говорили о непонятных для него терминах.
Пожилой попутчик возразил:
-Согласитесь, что украинский национализм тоже возник не на пустом месте. Если бы не насильственное насаждение польской культуры, русификации и коммунистической идеологии вряд ли бы так быстро возникали национально-освободительные движения.
-Полноте вам! - улыбнулся Дмитрий. - Основы украинского национализма заложены еще в «Книге бытия украинского народа». Историк Костомаров доказывал, что есть две русских народности, южная и прочая, а Михаил Грушевский  далее развил теорию исключительности украинского национализма. Еще Австро-Венгры поощряли в своих интересах  украинских националистов, которые видели своими врагами поляков, русских, евреев и прочих.
Пожилой пассажир с удивлением посмотрел на Дмитрия, повторил вопрос:
-Вы, действительно, технарь?
-Я родился на Украине, жил в Измаиле Одесской области. Все что связано с малой родиной, мне интересно. Поэтому я внимательно отношусь к вопросам национальной истории, - пояснил Дмитрий.
В это время дверь открыла продавец пирожками, пивом и прочими мелкими сладостями, заученным голосом пропела:
-Пива, пирожки, пирожное - не желаете? - и прервала  разговор о политике и вопросах национализма.
-Желаем, - кивнул Дмитрий, и попутчики пассажиры занялись пирожками.
Ночью их подняли таможенники и пограничный контроль. На российской границе проверка прошла быстро. На украинской - к его попутчикам вопросов не возникло, у них украинские паспорта. Дмитрия сначала пограничник расспрашивал о цели поездки в Киев, он показал ему липовое командировочное удостоверение. Тот удивился, в такое время ехать в командировку — верх глупости, спорить не стал, хмыкнул недовольно, шлепнул в паспорт печать и пошел в следующее купе. Затем таможенник выпытывал, сколько валюты он везет с собой? При этом сально смотрел на него, дескать, знаем, есть не задекларированные рубли.
-Я все указал в декларации, - отрезал Дмитрий.
-Я понимаю, - недоверчиво выговаривал таможенник, - я спрашиваю, сколько вы в носках валюты везете?
-А вы обыщите, - предложил Дмитрий.
-Если надо, обыщем, - пообещал таможенник. - Вещей много везете?
-Нет. Только сумка.
-Откройте.
Дмитрий достал с верхней полки сумку, открыл. Таможенник брезгливо заглянул в нее, Дмитрий вынул бритву, таможенник движением руки остановил его, понял, взяткой здесь не пахнет, недовольно пожелал: «Счастливого пути!», пошел вслед за пограничником.
Утром, на перроне, распрощался с попутчиками, Дмитрий поехал в заранее выбранную гостиницу подальше от центра города. Поселился, спрятал паспорт, командировочное удостоверение, сдал ключи, и пошел в сторону метро.
Дмитрий еле протиснулся в переполненное метро, поехал в сторону площади Независимости. Пройти сквозь оцепление ему не удалось. Он обогнул по прилегающим улочкам площадь, вышел на толпу людей, оказалось левые проводят акцию в память адвоката Маркелова и внештатной журналистки анархистки Бабуровой, убитыми пять лет назад в Москве. Убийц разыскали и осудили. Опасались нападения националистов, в это время со стороны Трехсвятительской улицы стали раздаваться взрывы шумовых гранат, Дмитрий пошел к Европейской площади, он увидел горящий автобус, запах газа, который использовали силовики против митингующих. Дошел до Парламентской библиотеки, остановился у памятника Петровскому, дальше из-за толчеи народа продвинуться было невозможно. Гул, шум толпы, выкрики, не разобрать кто чего хочет, единственное препятствие для всех шеренги милиции «Беркут». Со стороны опять раздавались взрывы шумовых гранат, толпа устремилась в сторону стадиона «Динамо», увлекая за собой Дмитрия. Пылал еще один милицейский автобус, в сторону милиции летели бутылки с коктейлем «Молотова». «Правый сектор» работает, - высказался кто-то одобрительно из толпы. «Правый сектор» проявился именно в минуты противостояния на площади Независимости, созданная из ряда ультраправых групп во главе с «Тризубом имени Степана Бандеры». Именно они стали основой силового протеста.  Дмитрий видел, как команда метателей коктейля выходит из дома Профсоюзов, двигаются  к памятнику Лобановского. Кто-то так же из толпы высказал недоумение: почему этих метателей не хотят нейтрализовать? Ведь ничего не стоит, блокировать метателей, и отсечь их от того места, где готовят бутылки с горючим коктейлем. Дмитрий видел, что среди митингующих нет согласия, не все воспринимали лидеров майдана как своих руководителей. Стоило Кличко выйти к митингующим боевикам, он тут же получил струю из огнетушителя. Под свист выгнали с площади Порошенко, который пытался направить боевиков в нужное для него русло. Противостояние переходило в явное организованное уличное насилие. Дмитрий не лез в первые ряды, где порой начиналась драка с силовиками. Он понимал, ему нельзя быть задержанным, или раненным, где те и другие могут выяснить кто он и откуда, тогда исход может оказаться непредсказуемым. На майдане  доставалось журналистам, антифашистам, случайным людям, подозревая в них засланных казачков. Позже подошли и к Дмитрию.
-Ты откуда, мужик взялся? - спросил крепкий, перемазанный сажей от горящих покрышек, парень на чистом украинском языке.
-Я из Одессы, приехал в командировку, а тут такое! - прикинулся простачком Дмитрий. - Разве можно такое упустить, будет, что рассказать  своим в Одессе, - говорил он по-русски вкрапливая украинские слова. Все знали, в Одессе большинство жителей говорят по-русски, смотрят на это с не одобрением, но пониманием.
-А кто у тебя свои? - хмыкнул парень
-А те кому надоел Янукович, они скоро тоже приедут сюда, - гнул свою линию Дмитрий.
-Тогда ладно, - обмяк парень, - Ты тут осторожней, попадешь под горячую руку «своих» - предупредил он.
-А я если что, скажу, что я с вами, вас как тут найти? - наивно спросил Дмитрий. Мелькнула мысль: «Актерские уроки Дины не прошли даром».
-Спросишь Голохвасотва, тебе помогут, а вообще запишись в отряд самообороны, - посоветовал Голохвастов.
-Это к кому мне надо обратиться? - спросил Дмитрий.
-Найди коменданта Андрея Порубия, объясни ему кто ты и откуда, он определит тебя в одну из сотен отряда самообороны и поставит на довольствие, - велел Голохвастов и отошел. Ни в какой отряд самообороны он записываться не пошел. Если к нему кто подкатывал с вопросами, кто он и к какой группе принадлежит,  неизменно говорил, я из группы Голохвастова и от него отставали. По этому незначительному штриху, для Дмитрия стало очевидным, что митинг не такой уж и стихийный, в нем чувствовалась организованность, если разрозненные люди знали одного из лидеров майдана. Он понимал, вечно так продолжаться не может. Праздношатающегося по майдану мужчину могут принять за провокатора или силовика в гражданском, и тогда ему не несдобровать. Он видел, как избивали какого-то парня, подозревая в нем пришедшего со стороны защитников президента, затем его поволокли в сторону здания, занятого повстанцами. Говорили там есть подвал, в котором содержат именно таких, кого заподозрили в провокации. Подогретой толпе, вкусившей крови, достаточно ткнуть на кого-либо пальцем, и те набрасывались голодной статей не особенно вникая, насколько виновен подозреваемый.
Дмитрий отошел в валу у стадиона, откуда многие наблюдали за происходящим. «Ура! - кричали многие. - Наконец-то началась война!», - и подбадривали криками со стороны, сами не пытались ввязываться в драку.
С каждым днем противостояние становилось все ожесточенней. Уже никто не говорил о том, что можно, а чего нельзя. В ход шло все, что могло сломить защитников правительственных зданий.
Николай менял гостиницы, чтобы кто-нибудь из администрации не дал знать, что у них проживает москаль с российским заграничным паспортом.  Только один раз в день он звонил Дине, коротко сообщал, что он жив и здоров, просил позвонить в редакцию, сообщить редактору,  он с проводницей поезда передаст материал в газету за подписью Эдуарда Петрова, который тоже должна получить Дина и передать по назначению. Назвал день и номер поезда, хотя поезда во время майдана ходили нерегулярно, с опозданиями. Дмитрий вечером в гостинице набрасывал текст увиденного и услышанного, прятал листки в укромные места, когда днем уходил на майдан. Он писал, что после принятых Радой законов на ужесточение против митингующих, привело к тому, что резко повысилось их сопротивление. Писал, по майдану шастает много разношерстного народа с разными взглядами на происходящее, объединенными одной общей идеей, свергнуть действующего президента. Отступать майдановцам некуда. В случае проигрыша им светит тюрьма. И так уже от пуль силовиков погиб майдановец, еще один скончался в больнице.
Позвонил он и Николаю.
-Ты где? - сразу спросил тот, Дмитрий понял, что он мог звонить Дине, та сказала, брат уехал в Киев.
-Там, где горячо, где должны быть журналисты, - ответил Дмитрий.
-Ты там не геройствуй, - предупредил Николай. - Нынче здесь законы не действуют.
-Вижу, - отозвался Дмитрий.
-К нам приедешь? - спросил брат. - У нас тут тоже интересно.
-Вряд ли смогу. Все же история творится здесь. Ты заканчивай, а то нас запеленгуют. Пока! - попрощался Дмитрий. Ему важно было услышать голос брата и убедиться, что у него все в порядке.
К концу января наступило некое затишье. Рада отменяет скандальны ужесточающие против майдановцев законы и объявляет амнистию при условии, что митингующие освободят ряд административных зданий. Тогда еще Дмитрий не знал, что Януковичу позвонил вице-президент Байден и в ультимативной форме уговорил силу не применять. Тут же в Киев прилетели должностные лица во главе с помощником госсекретаря США Викторией Нуланд, которая уговорила Януковича отправить в отставку правительство Азарова, это дескать успокоит майдан.  Народ Украины и самого Януковича Азаров устраивал, при нем появилась некая надежда на улучшение экономики. Он не устраивал американцев.
В это время Дмитрий решил, противостояние достигло апогея, дальше будет тише, гарантией тому приезд высоких должностных лиц из США и Европы. Он решил  съездить домой.
Ехать в Измаил он не решился. Поезда ходили редко, в поездах началось массовое мародерство, молодчики садились на станции и проносились ураганом по вагонам забирая у людей чемоданы, деньги, люди запирались в купе, держали оборону, доставалось пассажирам плацкартных вагонов. Если бы выяснили, что у него  российский заграничный паспорт, неизвестно, доехал ли он вообще. В международном теперь составе «Одесса-Москва» все же курсируют сотрудники милиции, а вот в поезде «Одесса-Измаил» полная анархия.
В Москву он вернулся совершенно разбитым, целый день осыпался, не веря, что за окном тихо, спокойно, никто не стреляет.
-Еще, папа, туда  поедешь, - спрашивал сын.
-Не знаю. Не хотелось бы. Посмотрим, как будут разворачиваться события, - ответил со вздохом Дмитрий и потрепал сына по вихрам.
-Я тебя больше не пущу! - заявила Дина. - Не хочу остаться вдовой. Ты не военный корреспондент, ты всего лишь политический обозреватель. Вот сиди дома и обозревай!
Дмитрий в ответ только улыбался.

*  *  *
То, чего опасался Николай случилось с соседней воинской частью внутренних войск. Как позже писали в газетах и сообщалось в пресс релизе, группа неизвестных (хотя, какие они неизвестные?), около двух тысяч человек, построили возле ворот КПП баррикады и начали забрасывать коктейлями Молотова, горели шины, ночью загорелась казарма военнослужащих. До оружия нападавшие не добрались. Около тридцати военнослужащих получили ранения различной степени тяжести. Приехавшие пожарные тушить горящие здания не смогли, активисты не дали им это сделать. Только утром они приступили к тушению, когда тушить было уже нечего. Позже по местному телевидению показали начальника западного территориального отделения внутренних войск МВД Украины Аллерова в окружении молодчиков в балаклавах, который дрожащим голосом оправдывался перед журналистами, что бойцы не имели намерения ехать в Киев, а только желали патрулировать во Львове, для этого подогнали БТР к воротам. А митингующие не поняли их добрых намерений подожгли БТР, а вместе с ним и все остальное. К чести Аллерова он все же не уступил требованиям отдать оружие из оружейной комнаты, ее опечатали благодаря присутствию журналистов и начальников из сил самообороны. Солдаты сдались, вышли из части, оставив всю амуницию. Прошли через коридор толпы под крики: «Позор!». Некоторые солдаты остались в горящей казарме и офицеры не озаботились тем, чтобы выручить их.
«Представляю чувства тех солдат и офицеров, которых готовили к противостоянию с более крупным и вооруженным противником, а не могли устоять перед толпой  неуправляемых молодчиков, - думал с огорчением Николай. - Нет, если ко мне полезут, выйду и предупрежу: «Если хоть один волос упадет с головы солдата, дам приказ стрелять на поражение, а потом пусть меня судят».
Он позвонил в Киев Олесю Омельченко.
-Ты слышал, что у нас твориться? - спросил Николай.
-Слышал. В Киеве события похлеще Львовских, - отозвался Олесь.
-Меня мало волнует Киев. Что нам делать, если полезут к нам? У нас оружие посерьезней, чем у соседей, - раздраженно напомнил Николай.
-Тебя должны волновать события в Киеве, от нас тут зависит, как мы будем жить и служить дальше, - назидательно ответил Олесь. - Не беспокойся, к тебе они не сунутся. Это внутренним войскам намек, чтобы сюда не совались, - пояснил он.
-Смотри, Олесь, - с угрозой в голосе предупредил Николай, - я не пешка в вашей игре, если придут громить часть, дам такой отпор, бежать будут до польской границы, - зло выговорил Николай.
-Ну, ты не очень! Никто к тебе не полезет, - и сбросил связь.
Дома предупредил девчонок, чтобы на улицу не выходили, на улице творится беззаконие, мародерство и насилие. Он сам почти испытал на себе это насилие. На площади толпа молодых людей, подогреваемая бритым молодчиком с мегафоном в руках, скандировала: «Москаляку на гиляку! Москаляку на гиляку!». Затем начали прыгать и кричать: «Хто ны скаче, той москаль! Хто ны скаче, той москаль!». Николай смотрел на беснующуюся толпу, кто-то хлопнул его по плечу. Обернулся, сзади проходили несколько молодых парней, самый долговязый из них спросил:
-А ты че не скачешь, дядя? Може ты москаль?
-Ноги болят, - буркнул Николай, повернулся и пошел в сторону.
Долговязый парень опять догнал его, ухватил за плечо, под смешки товарищей повторил:
-Так може ты все ж москаль?
Николай прихватил лацкан его куртки, подтянул к себе и сжав зубы, проговорил:
-Слушай ты, сопляк, я полковник украинской армии, попадешь ко мне служить, наскачешься на всю оставшуюся жизнь, - оттолкнул опешившего парня, круто повернулся и пошел прочь.
Жена пришла домой взвинченная, злая неизвестно на кого, фыркала, прикрикнула на дочек.
-Ты чего? - спросил Николай.
-Ничего! Говорила Олесю, нужны перемены, но не таким же образом!
-А ты как думала происходят незаконные перевороты? - спросил Николай. Ему всегда не нравилось, когда жена яро ругала правление Януковича за нерешительность в тех вопросах, которые ей казались важными. Она подолгу обсуждала с подругами по телефону внутреннюю политику страны не хуже политического обозревателя местной газеты.
-Ты хотя бы при девочках не проповедуй своих глупых мыслей, - выговаривал жене Николай.
Она огрызалась
-Пусть знают. Это наша страна, им в ней жить.
Николай хмурился и отходил, спорить с женой, значит скандалить, спорить она могла только на повышенных тонах. При дочерях ему не хотелось.
  Николай поздно вечером зашел к соседу  Сергею Глушко. Дверь с опаской открыла жена, долго смотрела в глазок, увидела Николая, выглянула в коридор, шепотом проговорила:
-Быстро заходь!
И сразу же закрыла за ним дверь на все щеколды. Сергей встретил его хмурым взглядом, под глазом сиял приличный фонарь.
-Дослужился? - спросил Николай.
-Погоди и до вас доберутся. Вон соседей ваших уже разгромили.
Николай прошел к столу, сел напротив Сергея, разглядывая его фингал.
-Я такого счастья для себя не приемлю, - кивнул он на синяк. - Не позволю врываться в часть, пусть не надеются.
-Будешь стрелять? - недоверчиво спросил сосед.
-Буду, - твердо кивнул головой Николай.
-А отвечать кто потом станет? Тебя либо толпа линчует, либо новая власть под суд отдаст. Ты думаешь мы не могли бы перестрелять этих желторотых нациков? Никто не захотел взять на себя ответственность. Правда крови было бы много. К нашему управлению подвалила толпа в несколько тысяч. Начали крушить двери, окна, ворвались в здание. Я пытался остановить их, на меня напали человек пять. Потом в дежурку ввалилось человек сорок, я еле вырвался, скрылся сначала в кабинете оперативника, потом нас выкурили отовсюду.  Оружейку с автоматами закрыли  стальной дверью. Мы остались с табельными пистолетами, что с ними против тысячной толпы сделаешь? А мне это надо, за чьи-то интересы голову подставлять. Глава милиции города Зюбаненко и области  Рудяк  начали с ними вести переговоры. Договорились в отделе останется то ли в качестве заложника Зюбаненко, то ли как представитель  облсовета, остальных выгнали из здания, - рассказывал Сергей. - Толпа срывала с нас погоны, рвала на нас одежду. Вон посмотри на мой мундир, я его оставлю, как память для будущего музея. Провались оно все пропадом. Со службой покончено, - с горечью констатировал сосед.
-И кто же теперь будет охранять порядок в городе?
-А пусть его соблюдает председатель Львовского облсовета, пан Колодий Петя из партии «Свобода». Ты знаешь, что в городе твориться? - навалился на стол Сергей.
-Откуда? По радио не сообщают, я в город выхожу редко, живу почти в части. Правда, вышел тут ненароком, чуть прыгать не заставили. Вот пришел у тебя узнать, как наша власть дошла до такой жизни? -  с едкой усмешкой спросил Николай.
-Нет у нас уже власти, кроме власти толпы. Прокуратуру сожгли вместе со всеми делами, таможенный комитет, областную налоговую службу разгромили. Захватили здания службы безопасности, областной милиции. Тут мэр города Садовый выступил с коротким брифингом, признал, что из разгромленного Галицкого райотдела похищено оружие. Призывал не отпускать детей одних на улицу, не носить с собой крупных сумм денег и ювелирные украшения. Такого беспредела и  мародерства в свой жизни не видел.  Пацанам своим запретил выходить на улицу. Сидеть будем как в крепости, - со злостью рассказывал Сергей.
-Долго не насидишь. Продукты кончаться, - напомнил Николай.
-Ниче! Я свой табельный пистолет захватил с собой. Вот если ко мне полезут, тогда буду защищать свой дом, свою семью. И пусть меня потом судят, - с горечью выговаривал сосед. Его жена Надя застыла в проеме дверей, прижала к груди фартук, слушала мужа с ужасом в глазах.
-Так есть в городе власть или нет? Если есть мэр, глава Львовской администрации, почему они не остановят этого безобразия? - допытывался Николай.
-Ты дурак, или прикидываешься им?! - вскипел Сергей. - Если бы не эти молодчики, которых они же и выпестовали, разве они были бы мэрами и главами. Эта толпа вознесла их, как они могут их остановить? Причем в действиях толпы чувствуется организованность, кто-то управляет ими. Наверняка, эти же мэры и главы!
-Это напоминает мне приход к власти Гитлера из советской кинохроники.
Сергей покосился на него, предупредил:
-Ты полегче! А то тебя за такое сравнение запросто к стенке поставят. Это у нас называется революцией достоинства, рождением новой, молодой демократии.
-То-то вижу как тебя одемократили, еле жив остался, - хмыкнул Николай.
-Ты думаешь такое только у нас твориться? Подобное происходит в Тернопольской, Черниговской, Тернопольской, Ровенской и прочих областях, - как бы в оправдание проговорил Сергей.
-Знаю, - кивнул Николай. - У нас есть связь с гарнизонами областей, сообщают по внутренней связи. В Одессе блокировали воинскую часть. В Ивано-Франковске заблокировали входы и выходы из части. В основном нападают на воинские части внутренних войск МВД, боятся, что те могут оказать помощь президенту, - пояснил Николай.
-Они для этого и созданы, чтобы защищать власть. А так нахрен они, дармоеды, нужны? - зло проговорил сосед.
Жена его всхлипнула за спиной Николая и ушла на кухню.
-Всколыхнулось пол Украины, никто не решается отдать приказ, это будет уже гражданская война. Янукович боится пролития крови. Офис партии регионов в Киеве захватили митингующие, убили престарелого сторожа, который там охранял офис. Погибли люди на майдане. Кто будет отвечать за эту кровь? - задал риторический вопрос Николай, зная, на него у соседа ответа нет.
-Победителей не судят, - с досадой проговорил сосед. - На это у них надежда.
-Придут эти к власти, разве им  не понадобится милиция? Кто-то же должен охранять порядок, ловить преступников? Позовут, пойдешь? - спросил Николай.
-Не, не пойду, - покрутил головой Сергей. - Потом придет другая власть, и каждая будет бить мне морду за то, что я охраняю покой граждан города? Пропади они… Пойду таксовать или еще куда… Давай лучше выпьем за мое успешное завершение карьеры, - потрогал он свой синяк. - Надя у нас есть что выпить? - крикнул он на кухню жене.

*  *  *
Дмитрий дальнейшее развитие событий на Украине хмуро наблюдал по телевизору. Когда он уезжал, полагал, все пойдет на убыль. Оказалось, все только начинается.  Он хотел вернуться в Киев. Главный редактор решительно воспротивился, для этого есть другие корреспонденты. Да и Дина тоже начала горячо убеждать, не ехать в Киев.
-Ты посмотри, что там творится, - указывала она на экран телевизора.
-Тем более, кто в том хаосе усмотрит во мне засланного казачка, - возражал Дмитрий.
-Да там стреляют по головам не спрашивая документов, - чуть ли не плача уговаривала Дина.
И Дмитрий сдался. Не поехал.
Звонил домой родителям, спрашивал, как дела у них в городе. Отвечали, они в город почти не выходят. Митингуют и у них, милиции на улицах почти не видно. За кого митингуют, родители не знали. В газете отец прочитал, что Одесский областной совет назвал события на майдане попыткой государственного  переворота, призвал Януковича к решительным действиям для защиты национальной безопасности страны. В порту все цеха закрыты, отец сидит дома.
А в Киеве Янукович постепенно сдавал позиции. На внеочередном заседании Верховной рады отменили ряд последних законов о привлечении митингующих к административной и уголовной ответственности, согласился на досрочные президентские выборы президента. И все равно всеукраинское объединение «Майдан» и «Правый сектор» объявили поход на Раду. На площади произошло кровавое столкновение между милицией и майдановцами. Кто-то начал стрелять по митингующим, тут же обвинили в этом сотрудников милиции, забросали их бутылками с горючей смесью. Дмитрий видел, как Порубий выносил из гостиницы чехлы, в которых угадывалось силуэт оружия, складывал их в багажник машины. Этот сюжет несколько раз прокручивали по телевидению. Дмитрий видел на майдане Порубия. Он производил отталкивающее впечатление, замороженный взгляд мясника, чувство превосходства над толпой, среди разгула анархии он чувствовал себя в родной стихии.
В Киев прилетели главы МИД Польши, Германии, Франции для переговоров с Януковичем и оппозицией, уговаривали его не применять силу, иначе Евросоюз введет санкции против Украины. Подписали соглашение об урегулировании политического кризиса на Украине оппозиционеры Яценюк от своей партии, Кличко от своей, и Тягнибок, который политиком и не являлся, возглавлял националистов, которые держали в страхе майдан. Представитель от России Лукин отказался ставить свою подпись под соглашением. Представители «Правого сектора» заявили, их не устраивает подписанное соглашение, они намерены штурмовать администрацию президента и Верховную Раду. Стрельба неустановленных снайперов продолжалась, погибло более ста человек, ранено более полутысячи. Пострадало около пятидесяти журналистов. Именно на этом этапе лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош выдвинулся на первый план.  До этого мало известное случайное объединение, вдруг стало играть роль третьей силы в переговорах между властью и оппозицией. Именно они стали детонатором новой волны насилия и заявили, что будут брать парламент и администрацию президента.
Двадцать первого февраля Янукович покинул Киев. С ним уехали спикер парламента Рыбак и глава администрации президента Клюев. Из Харькова Янукович передал,  он не отказывается от власти, все происходящее в стране назвал бандитизмом и государственным переворотом. Его объявили в розыск за преступление против человечности. Внутренние войска и подразделения МВД покинули майдан, уехали из Киева. Комендант майдана Порубий заявил: «Майдан полностью контролирует Киев». Спикером Рады избрали   Турчинова, известного националиста. Через день в нарушении конституции его объявили исполняющим обязанности президента.
МВД, Вооруженные силы и прочие силовики присягнули новому правительству, которое по сути еще и не было сформировано. Предавали Януковича все и быстро. Президентскую резиденцию в Межигорье попросту разграбили, вывозили мебель, картины, ковры, снимали даже люстры. Охранять ее было некому. В Киеве и других регионах началась вакханалия по разграблению имущества бывших чиновников. Разграбили и подожгли дома лидера коммунистической партии Симоненко, экс-прокурора Пискуна, ректора Налоговой академии Мельника, и многих других государственных чиновников. Избивали депутатов из Партии регионов. За Януковичем охотились, как за зверем, преследовали его на всем пути, он уехал сначала в Луганск, затем в Крым, оттуда улетел в Россию.
Президентство Януковича закончилось полным крахом. На западе переворот назвали торжеством демократии, на майдане - революцией достоинства, на востоке и в Крыму государственным переворотом.
Дмитрий все это наблюдал с зубовным скрежетом, политологи собирались на совещания, на телеканалах обсуждали положение на Украине, не могли поверить, что потерять власть можно из-за беспринципных уступок оппозиции, не принимать заранее мер к ультраправым партиям, смотреть сквозь пальцы на их выходки и бесчинства, надеяться, что заигрывание с ними поможет им их приручить для своей же пользы.
На майдане помощник государственного секретаря США Виктория Нуланд раздавала печенье участникам майдана, и через плечо бросила своему собеседнику: «Полагаю, правительство должен возглавить Арсений Яценюк».  А еще Нуланд проболталась, на установление демократии на Украине США потратили пять миллиардов долларов.
Как и велела госпожа Нуланд, премьер-министром Украинского правительства стал Арсений Яценюк.
Да если бы на этом все закончилось!

*  *  *
-Финит а ля комедия! - проговорил Николай в кругу офицеров после просмотра событий в Киеве. - Теперь у нас новое правительство, исполняющий обязанности президент, будем присягать господину чи пану Турчинову.
Николай еще подумал тогда: темная лошадка этот господин Турчинов, кем только он не был за свою карьеру: и заместителем секретаря службы безопасности, и вице-премьером Украины, и всегда тенью и вторым лицом за спиной Юлии Тимошенко  в партии и в правительстве, которую с успехом тут же предал, как только замаячили новые должностные перспективы.
Один из молодых офицеров бросил офицерское удостоверение на стол.
-Я ухожу. «Служить бы рад, прислуживаться тошно!» - процитировал он классика. - Присягать такому правительству не хочу. Передайте в отдел кадров, - кивнул он на удостоверение.
-А ты уходи в партизаны, - посоветовал ему один из офицеров.
-Если надо, пойду! - бросил молодой офицер и вышел их канцелярии.
Тогда, до майдана, некоторые офицеры еще могли фрондировать, после переворота в столице с этим быстро покончили. Офицеры или затаились, опасались вслух высказывать мысли, или откровенно заняли позицию поддержки нового правительства. Молчал и Николай, лишь изредка отпускал едкие реплики. Тем более, молчали офицеры, которым  до пенсии осталось не так много лет, чтобы разбрасываться удостоверениями и уходить из профессии неизвестно куда. Основная масса офицеров и рядовых приветствовали уход Януковича, да и Николай был не в восторге от его правления. Однако понимали, приход к власти известных фигур, не отличающихся от прежних, а то еще и хуже, таких, как косноязычий Кличко, которому в боксе отшибли мозги; вороватый Яценюк, не блиставший интеллектом, сюсюкался с Юлечкой, которую освободили из тюрьмы, и который вскоре предал ее, ушел из ее партии; шоколадный олигарх Порошенко, который будучи в правительстве занимался больше своими предприятиями, чем государственными делами; и прочие известные  политики не внушали ни надежд, ни доверия. Эти, которые сейчас у власти, и которые больше всех кричат о будущем процветании  Украины, о решительной борьбе с коррупцией, сами были уже у власти и беззастенчиво хапали все, что плохо лежало. Кто из них будет заботиться о процветании страны? Тем более, что с их правлением на востоке, юге и особенно в Крыму не очень то и согласны.
В полку дисциплина среди солдат совсем упала, они в присутствии старшин и офицеров вели себя довольно развязно, порой выходили из повиновения.  Они полагали, коль в стране можно президента скинуть, а во Львове городское руководство разогнать, у милиции оружие отбирать, чего уж тут слушать офицеров. Запертые в казармы, при скудном питании они завидовали своим молодым ровесникам, которым в городе было море по колено, над ними не было никакой власти. Участились случаи дезертирства, особенно тех солдат, родственники которых проживали на юге или востоке страны.
-Господа офицеры! - обратился к офицерам Дмитрий. - Нам нужно закручивать гайки, иначе мы в своей части получим майдан. Разброд и шатание никому не нужны. Приказываю, построить полк на плацу,
Когда полк выстроили, скомандовали «Струнко!», доложили о построении, полковник Орлов скомандовал «Вильно!», произнес речь:
-Солдаты! Вы защитники отечества, а не банда Махно. Отныне, за каждый самовольный выход в город будем наказывать арестом, за повторную самоволку - отдам под суд военного трибунала. Четверо военнослужащих, задержанных в городе патрулем (он назвал фамилии и роты, где они проходили службу) уже отбывают пятнадцати суточный арест на гауптвахте.  Четыре военнослужащих третий день не является в часть, их считаю дезертирами, на них подан розыск. При задержании они будут судимы военным трибуналом. Так же, если кто-то будет замечен в нетрезвом состоянии, безоговорочно будет арестован.
По плацу раздался гул недовольства.
-Струнко! - скомандовал полковник. - Панове офицеры, с этого дня, предоставить мне план мероприятий занятий с личным составом. Предусмотреть: с утра два часа строевая подготовка, затем марш броски с полной выкладкой, теория по стрелковому оружию и стрельбы. Личное время перед сном два часа. Все! Вольно! Развести всех по ротам!
В канцелярии офицеры упрекнули:
-Не круто начинаем? Дезертировать еще больше начнут.
-Не ждите, пока солдаты сядут вам на голову. Они стараются брать пример с уличной вольницы. Вот приедет командир полка,  пусть он решает, как нам служить дальше. Может быть армию вообще распустят.
Командир полка Омельченко приехал хмурый, недовольный.
-Сволочи! - жаловался он Николаю. - Когда я им нужен был, обещали золотые горы. А как только майдан закончился,  сразу все забыли. Ничего, они еще вспомнят обо мне… - грозил он неизвестно кому. В проблемы полка он вообще вникать не хотел, слишком теперь это мелко для него, там, в Киеве, он мнил себя уже чуть ли не командующим округом в худшем случае, в лучшем - заместителем министра обороны.
Николай позвонил своему бывшему сослуживцу Гриценко, который перевелся служить в Крым.  Николай знал, за эти годы бывший сослуживец стал комендантом Крымского полуострова.
-Здравствуй, Григорий Богданович!
-Здравствуй, Николай Иванович, - отозвался тот, - рад слышать тебя. Хочешь похвастать событиями во Львове?
-Хвастать нечем. Полк не разгромили и ладно. Хотел спросить, как у вас обстоит дело, какому попу кланяться намерены?
-Так поп теперь у нас один, - хохотнул в трубку Гриценко. - Только мы кланяться ему не намерены.
-Как так? - удивился Николай.
-А так! Мы здесь решили быть самостоятельными, автономными от Киева. В нашем парламенте вашу революцию назвали незаконным захватом власти радикальными националистами при помощи бандформирований.
-Круто!
-Да. Городской совет Севастополя тоже проголосовал за расширение полномочий. Мы здесь считаем, что самоустранение президента Януковича не предусмотрено действующим законодательством, так что возложение президентских обязанностей на спикера Рады Турчинова является незаконным - рокотал в трубку Гриценко.
-Вы полагаете, Киев с этим согласится? - в некотором смятении от смелости бывшего однополчанина спросил Николай.
-Лично мне наплевать, что там думает Киев. Мы здесь проведем референдум, и я уверен граждане Крыма проголосуют за наделение Крымской автономии  широкими полномочиями, которые должны быть железными при любой власти в Киеве, - рассказывал Григорий Богданович.
Николай был совсем озадачен. О таком во Львове даже не помышляли. Здешняя власть скоренько приняла все условия новой власти. Широко осудили действия милиции на майдане, возвратившихся милиционеров, которых при Януковиче призвали в ряды «Беркута» для поддержания порядка, поставили на колени и заставили прилюдно каяться.
-Я все время хочу перевестись поближе к дому, в Одесскую область, никак не получалось. Забрали бы вы меня к себе, согласился бы на любую должность, командовал бы батальоном, ротой, только бы подальше отсюда, - пожаловался Николай.
-Погоди! Николай Иванович, ты хороший офицер, но ведь ты креатура Омельченко? А он еще тот тип! Как так? - удивился просьбе Гриценко.
Николай замолчал, не зная, как ответить. Потом глухо проговорил:
-Вся моя беда, что я женат на его сестре. Которую больше терпеть не могу. Или она меня, - не знаю. Не уходил, дочек поднимал. Сейчас они взрослые, захотят, со мной поедут. Не захотят, - они уже самостоятельные. Старшая в институт будет поступать. Того и гляди замуж выскочит. Она у меня в маму красавица, характером в меня. Омельченко, конечно, поддерживал меня, но его взгляды с моими не совместимы.
-Ты, Николай Иванович,  наверное, не знаешь главного. Вам стараются во Львове всех подробностей нашего бытия не доносить. Доложу, Верховный Совет Крыма принял решение войти в состав Российской Федерации. И наши депутаты приняли решение обратиться к руководству России о проведении процедуры вхождения Крыма в состав России. Ты согласишься стать российским гражданином, если вдруг подобное произойдет? - спросил Гриценко.
-А вы полагаете, что подобное может произойти? - озадаченно спросил Николай. - Это же гражданская война. Киев никогда не согласится на подобный демарш. А вы сами в случае подобного вхождения, кем станете россиянином или предателем родины?
-Родина предала меня, когда в результате бандитского переворота во главе государства назначила бывшего комсомольского работника и баптиста, который мыслит категориями силового решения любого конфликта. Я житель Крыма и обязан буду подчиниться его легитимному руководству. Если Крым войдет в состав России, у всех военных и жителей будет выбор, кому служить дальше. И я тоже подумаю. Или уйду на пенсию, годы позволяют. Я знаю одно, Турчинову я служить не буду. И не буду любому, кто придет после него, там нет достойных кандидатур. Так как, ты не передумал менять регион службы? - иронически спросил Гриценко.
-Нужно подумать, Григорий Богданович. У меня престарелые родители в Измаиле. Если я их брошу, кто им поможет. Да еще мстить им начнут. У меня и так брат в Москве работает. И родной дядя в Севастополе служит. Тут нужно крепко подумать. Это единственное, что меня держит, - пояснил Николай.
-Ну, думай. Только недолго. Надумаешь, звони. Министерство обороны может отказать, перевод сможем организовать решением Верховного совета республики. Опоздаешь со звонком, сам понимаешь, мы можем оказаться на разных берегах. Бывай! - и положил трубку.
Николай задумался. Новость его несколько шокировала. Стать россиянином он, конечно, не готов. И дело не только в родителях, хотя и они не маловажный фактор. Он совсем за эти годы перестал понимать происходящие процессы жизни в России. Сначала в ней правил Ельцин, фигура анекдотичная, прославился своими выходками на международной арене, безрезультатно воевал с маленькой Чечней, экономику угробил, коррупция и преступность похлеще, чем в Украине. В ту Россию он бы точно не захотел. Потом пришел Путин. О нем много чего излагали негативного и позитивного, однако в Чечне пожар погас, угли еще долго тлели, взрывы в метро и домов доказательство тому, но это уже не та война, что была десять лет назад. Экономика выправляется, когда как здесь она неуклонно сползает вниз, а после этих, киевских, событий неизвестно,  как все повернется. И он не верил, что Крым может войти в состав России. Во-первых, на это никогда не согласится запад, а уж тем более, Киев. Во-вторых, у Крыма с Россией нет общей сухопутной границы. В-третьих, согласится ли народ Крыма поменять свое подданство. А если часть согласится, а часть нет, тогда в Крымских горах будут прятаться партизаны.
Голова шла кругом. Спустя некоторое время решил позвонить дяде в Севастополь. Они редко общались, он последние годы всего лишь два раза приезжал в Измаил. В Севастополе у него свой дом, семья, внуки, он уже на пенсии, служил на российском корабле, ушел на пенсию в звании  капитана первого ранга. Деятельный по натуре, он не оставался домашним пенсионером, избрался в городской совет, второй срок был в нем депутатом. Набирал его номер несколько раз, еле дозвонился.
-Здравствуйте,  дядя Вася, это Николай Орлов, - назвал не по имени, отчеству, а как в детстве называл.
-Здравствуй, Коля. Ты откуда звонишь? - спросил он.
-Пока еще со своего места службы. Из Львова.
-А-а! Слышал. Это твою часть там нацики разбомбили?
-Нет. Я не во внутренних войсках служу. Соседям досталось. Я что у вас хотел спросить: говорят, Крым хочет войти в состав России, вы как к этому относитесь? - спросил Николай.
-Положительно. Я и так служил на российском  корабле.
-А в случае отделения Крыма от Украины, офицеры флота с кем останутся? - спросил Николай.
-Это выбор каждого. Никто никого неволить не будет. Здесь есть украинские корабли. Учитывая последние события в Киеве, вряд ли многие захотят служить Украине. Хотя, у многих офицеров семьи или родители живут в  в разных регионах, это их выбор, - пояснил Василий Петрович.
-А вы лично?
-Я житель Севастополя. Как народ решит, так и будет. Голосовать буду за вхождение Крыма в состав России, - твердо пояснил дядя.
-А столкновений не получится? Я слышал татары у вас бастуют.
-Все может быть. Пока у них не очень получается. Да и националистов мы из полуострова повыгнали. Они тут хотели в Симферополе памятник Ленину снести, жители им не дали этого сделать. Это они у  вас  себя вольготно ведут,  факельные шествия устраивают, наподобие фашистов в Германии, у нас они не разгуляются.
-Да, есть такое, - удрученно проговорил Николай.
-Сам то ты как к ним относишься? Или может разделяешь их  идеологию? - со скрытой иронией спросил родной дядя.
-Я военный и вне всяких партий, - ответил Николай, он не стал распространятся, подозревая прослушивание телефонных разговоров. И дядя почувствовал некую сдержанность в ответах, переменил тему, спросил:
-Ты давно дома был?
-Тем летом ездил.  Хочу нынче в июне поехать.
-Привет всем передавай. Скажи, если Крым отойдет к России, границы могут быть надолго перекрыты. Не скоро увидимся.
-Передам. До свидания.
И отключился. Подумал, если он перейдет служить в Крым, и границы, действительно, перекроют, как же он тогда увидит своих дочерей, родителей? Нет, так неприемлемо. Нужно добиваться перевода в Одессу. И он не стал звонить Гриценко Григорию Богдановичу. Сожалел об этом, мучился, вечером посмотрел на своих дочерей, с болью подумал, как он может покинуть их с невозможностью увидеть в дальнейшем. Если он уедет в Одессу или Измаил на пенсию, он всегда сможет приехать к ним. А если поедет в Крым, неизвестно, сможет ли он увидеть их, родителей.
И он стал выжидать, как будут развиваться события дальше.
Спросил Олеся Омельченко, слышал ли он о референдуме в Крыму? Тот отмахнулся.
-Пусть потешаться! Пошлем туда тех же ребят с майдана, они быстро там порядок наведут. Их Верховный совет разгоним, к чертовой матери, а основных зачинщиков в стенке или посадим надолго, - беспечно заявил Олесь.
Николай  нахмурился, помолчал, потом не выдержал, спросил:
-Знаешь, в чем разница между ними и нами? - спросил он.
Олесь со скепсисом во взоре посмотрел на него.
-Они действуют в правовом поле. Проводят референдум. Спрашивают у народа. Не дают радикальным партиям вольничать. А мы свои политические амбиции - решаем бандитскими налетами. Помещения бывших чиновников грабим, на воинские части нападаем, правительства свергаем. За убитых на майдане никто ответственности не понесет. Или найдут стрелочников из числа противников майдана, - выговаривал Дмитрий. - Мы какое государство строим? - задал он тот же вопрос, какой задавал ему майор Бойко.
Олесь изумленно уставился на Николая.
-Ты кого защищаешь? - выдохнул он на полугневе.
-Я не защищаю. Хочу понять. Ты плохо знаешь историю. После революции у коммунистов был лозунг: «Грабь награбленное!» Грабили помещичьи усадьбы, дворцы, выносили мебель, картины, ценности. И что, от этого бедные стали богатыми? Нет! Богатыми стали другие. А бедные как были бедными, так и остались. Спрашивается, ради чего делали революцию? Чтобы одних поменять на других? Ты, понятно, делал ее ради карьеры. А для тех, что стояли на майдане, что изменится в их жизни? Они будут счастливы от мысли, что ты получишь генерала? Или, что Яценюк стал главой правительства? Он как воровал, так и будет воровать! Или, что Крым Украина потеряет? Я хочу понять, для чего все это затевалось? - спокойно спрашивал Николай, при этом тяжело смотрел на Олеся, который был его шурином, который, как считает Олесь, он во многом помогал Николаю в продвижении по службе и должен быть благодарным по гроб жизни. Олесь вскипел, покраснел, забрызгал слюной:
-А ты хотел, чтобы Янукович и дальше со своими сыночками грабил Украину?! Продавал украинские интересы Москве?! Ты, оказывается, все время был за Януковича, которого если бы поймали судили бы всем народом?! - почти кричал Олесь. Вскочил, заходил возле стола.
Движением руки  Николай остановил его.
-Я вовсе не за Януковича. И никогда не был его поклонником. Но если мы демократическое, самодостаточное государство, что мешало нам провести выборы и выбрать более достойного? Тем более,  он согласился на досрочные выборы! Нет, надо было перебить кучу народа, сделать так, чтобы  над нами смеялась вся Европа, - высказывался Николай своему шурину.
Олесь тяжело плюхнулся в кресло.
-А вот здесь ты не прав! В Европе положительно отзываются о нашей революции достоинства. И Соединенные Штаты оказывают нам всяческую помощь. Только одна Россия недовольна. И ты вместе с ней, - желваки заходили на скулах недовольного разговором шурина. Без всякого перехода напомнил: - Ты, кажется хотел перевестись, или уходить на пенсию? Я возражать не буду, - хлопнул по столу рукой Олесь. - Только Галка вряд ли согласиться поехать с тобой, - предупредил он.
-Да уж! - кивнул, согласившись Николай. - Я это как-то переживу. Но я с переводом и уходом на пенсию до лета погожу. Хочу действующим офицером, а не пенсионером на лавочке в парке посмотреть, что станет с Украиной. У меня есть свои планы на будущее, - многозначительно проговорил Николай.
-Ты свои мысли от личного состава далеко прячь, - предупредил Олесь.
-А зачем? Все и так мыслят, как я. Таких, как ты по пальцам среди офицеров можно пересчитать, - блефовал конечно. Многие офицеры либо молчали, либо открыто поддерживали революцию достоинства. - Знаешь, в чем разница между мной и тобой? - продолжил он и заиграл желваками. - Ты служишь сильным мира сего: сначала Кучме, потом Ющенко, затем начал искать хозяина против Януковича. Нашел в лице этого, как его… Порубия или Турчинова. А я служу Украине!  - Николай встал, пошел к двери.
-Да-а! Вон как ты заговорил! Недооценил я тебя! А еще хотел перетянуть тебя в Киев, если бы у меня сложилось, - кинул ему в спину шурин.
-Спасибо, не надо! «Служить бы рад.  Таким, как ты прислуживаться тошно!» - повторил он слова ушедшего офицера и известного классика. - Посмотрю, кто сменит нашего исполняющего обязанности пастора, тогда решу, служить ли мне дальше, - и покинул кабинет.
Повременить с уходом Николай решил по причине воинственных заявлений исполняющего обязанности президента  Турчинова, который издал приказ использовать вооруженные силы. Он не мог понять, как его, офицера, которого учили защищать родину от внешнего врага, пошлют воевать против своих же граждан, которые не хотят принять власть того же Турчинова и его клики.

  *  *  *
Дмитрий пришел к главному редактору и вдохновенно произнес:
-Мне стало известно, что наше правительство признает независимость Крыма и присоединит его к России. Скажу по секрету, наши вооруженные силы уже в Крыму.
Главный редактор посмотрел на Дмитрия, понял, тот не откроет ему секрета своего источника,  на  всякий случай спросил:
-Все к тому идет.  Откуда известно, что наши в Крыму?
-У меня свои источники, - уклонился от ответа Дмитрий. - Правильно я писал,  нельзя отдавать Крым под военные морские базы американцам. Мы двести лет обустраивали Крым и Севастополь, город боевой славы, чтобы пришел чужой дядя и распоряжался нашей инфраструктурой.
-Мы не можем публиковать непроверенные сведения, публиковать о решении нашего правительства преждевременно, нужно подождать официальных подтверждений, - остудил пыл Дмитрия главный редактор.
-Я согласен! Я пришел поделиться с вами этой новостью, чтобы мы были начеку, как только что-либо официально станет известно, тут же в печать, - потер руки Дмитрий.
Главный редактор покачал головой в знак согласия.
Дмитрий являлся политическим обозревателем и в его интересах, в первую очередь, фигурировала Европа. Украиной он занимался поскольку она тоже часть Европы, в основном, в силу своей личной заинтересованности, там проживали его родители, многочисленные родственники, семья брата и в конце концов - это его малая Родина. Именно там развивались события, которые отодвигали Украину все дальше от славянского мира. Пришедшая к власти элита готовая упасть в объятия Евросоюза и НАТО, совсем не устраивала российское руководство и большую часть жителей самой Украины.
О российских войсках ему по секрету рассказал родной дядя Василий Петрович. Он как и брат позвонил дяде Василию в Севастополь.
-Здравствуйте, Василий Петрович, - назвал его полным именем Дмитрий и представился.
-Здравствуй, Дима, давненько мы с тобой не виделись. Как тебе из Москвы видятся наши здесь события? - спросил он.
-Здорово смотрятся. Как раз хотел расспросить о настроениях жителей. Многие ли искренне хотят войти в состав России, или это наша пропаганда преподносит так события? - в лоб спросил он дядю, понимая, тот не станет рассказывать сказки.
-Так ведь ты сам часть той пропаганды, - хмыкнул в трубку Василий Петрович.
-Я стараюсь быть объективным, - парировал Дмитрий.
-Полагаю, большинство жителей проголосует «За». Только вот татары против, хотели проникнуть в Верховный совет республики, не дать депутатам проголосовать за присоединение Крыма к России. К зданию подтянулись защитники референдума, произошло столкновение, толчея, крики, однако обошлось без жертв. Некоторые депутаты в первый день сплоховали, или испугались, не приняли решения об отставке правительства. Были среди них и откровенные предатели во главе с премьер-министром Могилевым, который в обмен на собственную безопасность и сохранение активов, готов был сдать мятежникам все и вся, - рассказывал дядя.
-Слышал, майдановцы хотят приехать и навести у вас порядок?
-Пускай приезжают. Встретим. Мы в каждом городе организовали отряды самообороны. В партию «Российское единство» вступает все больше жителей полуострова. И очень надеемся на помощь России. Тут в Симферополь приезжал депутат Верховной Рады Порошенко, хотел пройти в здание Верховного Совета, ему не дали этого сделать, велели убираться в Галитчину, там ему место. Уехал не солоно хлебавши.
-Василий Петрович, вы должны понимать,  майдановские радикалы хлебнули крови, особенно «Правый сектор», и они приедут с оружием уничтожать тех, кто не с ними. Вряд ли ваши члены самообороны готовы ответить тем же. С вами гражданские протестные силы, которые  не обучены убивать людей. Как вы намерены без оружия обороняться? Тем более,  у вас за спиной татарский межлис, который поддержит майдановцев? - расспрашивал Дмитрий.
-С местными татарами мы избегаем прямых столкновений, стараемся убедить их избежать гражданской войны в Крыму. Нам здесь всем вместе жить, и лучше быть хорошими соседями. Кто-то накрутил им, что с приходом сюда России, их опять депортируют в казахстанские степи. Главной нашей задачей не допустить приезда националистов с материка. Конечно, у наших ребят нет оружия, только подручные средства. С военной силой нам не справиться. С украинскими военными в Крыму мы проводим разъяснительную работу, среди нас много отставников, которые поддерживают связь с частями. Кстати, на территории Крыма появились люди в камуфляже, которые взяли под охрану здания администрации, блокируют военные части и другие важные объекты, - уже полушепотом говорил Василий Петрович.
-Это украинские вооруженные силы? Прибыли с материка? - переспросил Дмитрий.
Василий Петрович усмехнулся в трубку, понизив голос до шепота, сказал:
-Это военные без знаков отличия, ведут себя очень вежливо, так украинские военные себя не ведут. Полагаю, помощь нам оказывает Россия.
-А власть в Севастополе как реагирует?
-Наш мэр Яцуба подал в отставку и вышел из Партии Регионов, публично заявил, что он не хочет быть рядом с людьми, которые опозорили и предали страну. Мы выбрали мэром Алексея Чалого. А глава правительства Аксенов подчинил себе все силовые структуры Крыма.
-Спасибо за информацию, Василий Петрович. Буду рад видеть вас в Измаиле. Если не перекроют границы.
-Приезжай в гости в Крым. Обнимаю.
Положили трубку, Дмитрий воодушевленный разговором понял, российские войска уже находятся в Крыму, они тихо, без шума и стрельбы занимают ключевые военные объекты и административные здания.
В Москве весна наступала медленно, снег напитался талой водой, почернел, днем ручьи стекались в отводные колодцы. А в Крыму весна уже пришла во всей своей красе. Дмитрий наблюдал по телевидению и в компьютере, за дальнейшими действиями крымских и российских властей. Семнадцатого марта Путин подписывает указ о признании независимости республики Крым, одобряет проект договора о воссоединения Крыма с Россией. И в последующем вся страна наблюдала, как в Георгиевском зале Кремля подписали договор о воссоединения Крыма с Россией. Под договором ставят свои подписи президент России Путин, председатель Госсовета Крыма Константинов, председатель совета министров Аксенов, глава Севастополя Чалый. На работе у Дмитрия собрались все сотрудники, обсуждали событие, кто-то искренне радовался, некоторые высказывали сомнение, будет ли под силу экономически вытянуть Крым из той финансовой ямы, в которую ввергла Крым Украина. Тем более, что сухопутного сообщения с полуостровом у России нет. Перебои в банковской системе у жителей могут вызвать отторжение новыми правилами проживания. В общем, проблем больше, чем выгоды. Все эти потуги оправдывались только одним: не дать американскому флоту сделать Крым своей базой на Черном море. В таком случае Россия потеряет стратегическое положение во всей акватории Черного моря, а томагавки с их кораблей смогут поражать Кубань и все прилегающие к Украине области.
На совещании в редакции остановились на том, что через некоторое время Дмитрий с журналистами полетит в Крым, и на месте попытаются определить насколько граждане воспринимают новые реалии жизни. Одно дело период, когда общий подъем поднимает людей, эйфория от победы кружит голову; другое дело, когда  по происшествии времени, люди столкнутся с трудностями перехода от одного образа жизни к другому. А пока в редакции решили организовать встречу с замечательным украинским писателем и журналистом Олесем Бузиной, которого пригласили участвовать на российском телевидении в обсуждении событий на Украине. Дмитрию интересно было познакомится с журналистом, который едко изобличал лживую историографию, созданную современной Украиной. Дмитрий с удовольствием читал его книгу «Вурдалак Тарас Шевченко» о великом кобзаре, который стал чуть ли не главным украинским идолом. Чего греха таить, ведь Дмитрий знать не знал ничего о личной жизни «великого кобзаря», верил всему написанному о нем еще в то время, когда  учился в школе. Оказалось, вне поэзии кобзарь был далеко не безупречным человеком, слыл пьяницей, богоборцем, ловеласом, завистником, в общем, человеком довольно неприятным. И под забором его пьяным находили, и на носилках домой уносили, и успевал выпивать весь запас спиртного, предназначенного для вечеринки всей кампании. В книге Бузины приводится такой пример: «Запои самого Тараса Григорьевичабыли настолько хорошо известны, что во время дознания по делу Кирило-Мефодиевского общества один из основателей  его Василий Белозерский предложил такую версию  поэтического вдохновения собрата: Свои стихи Шевченко писал в состоянии опьянения, не имея никаких дерзких замыслов, и в естественном состоянии не сочувствовал тому, что написал под влиянием печального настроения». А уж сколько лжи было в советской литературе о том, какие страдания переносил, будучи ссыльным солдатом,  в Новопетровском укреплении. Обедал ссыльный исключительно с офицерами, а то и у самого коменданта. Хотя офицерам творчество Шевченко было мало известно. Они искренне хотели вывести его в офицеры, многие рядовые смогли честным отношением к службе выбиться в офицеры. Поляк Мацей Мостовский, попавший в плен после Варшавского восстания, не расстрелянный и не сосланный в Сибирь, по приговору прибыл в укрепление рядовым, дослужился до штабс-капитана. Шевченко пил и ленился, сам написал в дневнике: «Я не только глубоко, даже поверхностно не изучил ни одного ружейного приема». Хороша служба! А где же были сатрапы офицеры, которые муштровали солдат до седьмого пота! «Строевая наука, которую доблестно преодолевали избалованные дворянские отпрыски Лермонтов и Фет, не по зубам гению из села Кириловка». Сколько шума наделала эта книга, Бузину пытались привлечь за клевету, он выиграл все суды, поскольку документально доказал свою правоту. Бузина осудил государственный переворот в Киеве, кровь погибших на руках тех, кто пришел к власти в результате переворота. Он пришел в редакцию безо всякого сопровождения, тихо зашел в холл, его даже не хотела пропускать охрана, пока не удостоверились, что на него выписан пропуск, настолько он скромно вел себя. В редакции его встретили аплодисментами, он засмущался, проговорил: «Что вы, коллеги, я же не звезда из кабаре тринадцать стульев». Этот невысокого роста человек, с высоким лбом, лысой головой, четкой речью обаял журналистов, хотя многие из них были  не менее известны читателям и журналистскому сообществу. Он рассказал о том, что происходит в настоящее время на Украине, и в частности в Киеве. Он изложил свое видение устройства Украины в составе триединого русского народа, состоящего из великороссов, малороссов и белорусов. Он говорил, что пора вернуть Малороссии историческую память и автономию, наряду с Новороссией, Волынью, Галитчиной, Крымом и Подкарпатской Русью. О многом тогда говорилось на встрече. В частности,  он сказал, что украинский народ много сил тратит не на воссоздание украинской культуры, сколько на попытки уничтожить русскую культуру в умах молодежи. Когда прощались, каждый журналист подошел к Олесю пожать руку и представлялись. Услышав фамилию Орлова, Олесь оживился.
-Читал ваши статьи. Очень оригинальные и глубокие по своей сути. Вы, кажется, сами родились на Украине? - спросил он.
-Да. Родился в Одесской области, Измаиле. После института остался в России.
-Вот откуда в ваших статьях глубинное понимание украинской действительности, - улыбнулся Олесь.
-Пожалуй, - согласился с ним Дмитрий и предложил: - Я провожу вас. Вы куда сейчас?
Олесь посмотрел на часы, сказал, что через два часа он должен быть в Останкино.
-Я отвезу вас, - предложил Дмитрий.
-Буду весьма признателен. Только давайте договоримся, мы почти ровесники, будем на ты, а? Тем более, что мы не только коллеги, но и земляки, - и еще раз улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
-Конечно!
Пожали друг другу руки, пошли на выход. В машине Дмитрий спросил, не боится ли он покушения на свою жизнь, ведь его статьи задевают многих власть предержащих.
-Угрожают, - коротко проговорил Олесь. - И в почтовый ящик бросают анонимки с угрозой, и по телефону достают. Мать мою жалко, переживает она очень. В магазине какие-то недоумки обругали ее, велели передать, что убьют меня, если я не заткнусь. Теперь она боится выходить на улицу.
-Может лучше тебе с ней переехать в Россию? - предложил Дмитрий.
-Они мечтают об этом. Не дождутся.
-Читал я твоего Тараса Григорьевича. Здорово ты развенчал  первого поэта Украины, - искренне восхитился Дмитрий.
-Это я им в пику, чтобы других классиков тоже почитали. А то памятники русским классикам низвергают, а из этого идола сотворили. Все шествия и парады с факелами у его ног заканчивают. Чувствуют родство душ.
-Наши классики тоже не без греха. Граф Толстой крестьянок любил щупать, Тургенев всю жизнь за замужней женщиной волочился, свой семьи не создал. А самый гениальный русский композитор Чайковский и вовсе был педофилом, - проговорил Дмитрий не отрываясь взглядом от дороги.
-Наше все Пушкин в каждой женщине видел «чудное мгновение», Есенин был пьяницей и хулиганом, только знают об этом историки и литературоведы.  А народу останутся их дивные стихи и музыка, - в тон ему ответил Бузина. - Они зла никому не делали. Женщин любили? Так кто из нас их не любил? Они же романтики! Им нужно любить для вдохновения!
-Чайковский женщин не любил, - вставил реплику Дмитрий.
Олесь кивнул, вскользь ответил:
-Чайковский вовсе для меня загадка. Не могу понять, как столь несчастный в личной жизни человек мог писать такую божественную музыку, и продолжил прерванную мысль: - Наш Тарас в своей поэзии только лгал, написал «Узника»: Дывлюсь я на нэбо, та й думку гадаю, чому я ны сокил, чому ны литаю», а сам, как следует и не был узником. За пьянку попадал на гауптвахту. Бог ему судья! История все расставит на свои места.
На прощание, Олесь сказал:
-Пиши мне по электронной почте, - протянул он визитку Дмитрию. - Ты будешь мне сообщать о видении ситуации на Украине русским обществом, а я тебе о новостях на Украине  глазами очевидца.
Расстались почти друзьями с заверениями почаще общаться.
И они общались до апреля следующего года, пока не пришло сообщение, что Олеся Бузину застрелили белым днем во дворе его дома. Это было шоком не только для многих украинцев, но и русских граждан, которые успели полюбить его на экране телевидения. Пожалуй, после Влада Листьева, Бузина был вторым по той степени скорби, которая охватила многих его почитавших. Свыше пятисот человек пришли проститься с журналистом, который не боялся говорить правду. Только благодаря всплеску возмущения украинским обществом, требованию Комитета защиты журналистов США, организации ЮНЕСКО, следствие вынуждено было задержать исполнителей убийства, двух националистов, которых до суда посадили под домашний арест, а потом и вовсе освободили.
Дмитрий поехал домой, поскольку четырнадцатилетний сын один дома, а у жены в тот день вечерний спектакль. Родители часто в детстве сына не могли вовремя забрать из сада, позже из школы, поскольку у обоих основная работа переноситься на вторую половину дня. И большую часть своей жизни сын проживал у бабушки и дедушки, которые в нем души не чаяли, и конечно, всячески баловали. Дедушка Геннадий Васильевич говорил внуку: «Разве пригодились мне по жизни алгебра, химия, физика? Нет! Это не помешало мне сделать головокружительную карьеру? Из физики я знаю, что нельзя совать два пальца в розетку, из химии помню, что формула воды аш два о, из алгебры ничего не помню. И география в том объеме, что дается в школе, тоже не нужна, дадим извозчику пятак, он довезет куда следует!», - внушал он внуку, расхолаживая его стремление к учебе,  что не устраивало Дмитрия. Он упрекал тестя, тот потакает лени, позволяет внуку делать уроки спустя рукава, выше четверки оценки не получал. Тесть приводил аргумент:
-Сталин руководил огромным государством имея за плечами неоконченную семинарию. И привел страну от сохи до атомной бомбы. Никитка тоже был не шибко грамотным, через пень колоду закончил четыре класса и политический ликбез. Брежнев хоть и с высшим образованием, а Маркса так и не осилил. Зато каких высот достигли!
Спорить  с ним бесполезно. Сына они вернули домой. Когда Дина задерживалась в театре, он спешил домой, чтобы проверить у сына уроки, занимался с ним дополнительными занятиями, заставлял читать книги. Сначала сын был недоволен, лентяйничал, Дмитрий сумел переломить ситуацию, привил таки любовь к чтению, заинтересовал предметами история, иностранным, литературой, и прочими гуманитарными предметами, которые сам хорошо знал, потихоньку вникал в математику, в которой тоже был не силен, часто сам консультировался о задании по математике у более молодых сотрудников на работе. Сын так и не смог определиться кем бы он хотел стать по жизни. Он часто бывал маленьким в театре за кулисами, когда мать выступала на сцене, или на съемочной площадке, и его спрашивали, хотел ли он стать актером? Он еще в то время твердо отвечал: «Нет!» - «Почему?» - «Не хочу, чтобы чужие дяди кричали на меня или указывали мне, как моей маме». Он имел ввиду режиссеров, которые руководили актерами. «А кем же ты хочешь стать?» - «Хочу, чтобы, как дедушка: руководить всеми и чтобы все меня слушались». - «Тогда надо хорошо учиться». - «Дедушка учился плохо, а денег имеет много», - приводил аргумент парень.
Родители Дины полагали, что дочь и зять умышленно ограничивают встречи внука с ними, руководствуясь элементарной ревностью. Поэтому, последнее время отношения между ними опять стали несколько натянутыми.

*  *  *
После известия об аннексии Крыма  Николай долго сидел в некоторой прострации. Не мог поверить, что армейская группировка на полуострове так бездарно сдала позиции. Без единого выстрела Крым отошел к России, как такое могло быть?! По телевидению и в печати трубили ежедневно об агрессивной политике России. Но если говорить о насильственном захвате полуострова, почему жители не выступают с возмущенными митингами против российского присутствия. Боятся? Тогда почему на востоке жители областей не боятся выступать против киевской власти. Более того, берут в руки оружие, чтобы противостоять этой власти.
В Харькове и Донецке горожане взяли штурмом здания областных администраций, в Луганске захватили здание службы безопасности. Исполняющий обязанности президента Турчинов послал туда воинские подразделения, которые отбили здания в Харькове, против Донецка и Луганска сил не хватило, поскольку в этих городах жители успели вооружиться и отбить нападение. В городах и поселках областей возникают митинги против насильственного захвата власти. Руководство Донецкой области сообщает о создании Донецкой народной республики. Турчинов отдает приказ использовать вооруженные силы страны, направляет туда танковую бригаду.
Николай собирает офицеров. Командир мотострелкового полка Омельченко очередной раз в Киеве. Когда запахло жаренным, о нем вспомнили. Стало ясно, что их полк бросят на восток для подавления мятежников, или сепаратистов, как их называли.
Николай обвел глазами офицеров пока, задал всего лишь один вопрос:
-Будем ли мы участвовать в гражданской войне?
Наступила гнетущая тишина. Никто не хотел высказаться первым, дабы не попасть впросак. Наконец командир второго батальона спросил:
-Разве у нас есть выбор? Мы обязаны выполнять приказ.
-Вы знает, что уставом запрещено выполнять преступные приказы, - напомнил Николай. - И для подавления мятежей есть внутренние войска, милиция, прочие подразделения МВД.
-Так их разогнали и деморализовали наши бравые майдановцы, - напомнил заместитель командира роты.
-А кто сказал, что это преступный приказ? - спросил командир роты, молодой мужчина, который заканчивал училище в Ивано-Франковске. - Тем более, что он исходит от верховного главнокомандующего. Сепаратистов надо бить, и бить жестоко. Им помогают российские войска, а с наемниками разговор должен быть однозначным, - решительно высказался ротный.
Кто-то ему возразил:
-Он сегодня главнокомандующий, а завтра придет другой, которого изберут президентом, и он спросит со всех: и с тех кто послал, и с тех кто выполнял приказ идти и у бивать своих украинцев.
Опять тот же молодой голос сказал:
-Там нет украинцев, там одни русские, которые помогают им вооружаться.
-А русские разве не люди? Они украинские граждане, -  выкрикнул на русском языке офицер с задних рядов.
Николай не прерывал, давал возможность высказаться всем. Это ведь не официальное совещание, в котором заседает президиум, выступающие выходят к трибуне. Николай сидел не в президиуме, а в партере, лицом к залу. Он задал вопрос молодому офицеру:
-Вы сможете убить гражданского человека, который не хочет жить по  законам, с их точки зрения, не легитимного правительства?
-Нет. Я арестую его и предам суду. А если он пойдет с оружием против меня, будет в меня стрелять, что мне останется делать? - вопросом на вопрос ответил офицер. - Стреляли же русские по своим гражданам, чеченцам, их совесть не мучила?
-Не знаю, может не мучила. Но в той войне кроме чеченцев воевала уйма всяких наемников, в том числе и наши украинцы. Там хорошо зарекомендовал себя наш Сашко Билый, который лично пытал российских военнослужащих. Ломал пальцы и выкалывал глаза молодым солдатикам. Сейчас он в Ровно безобразничает. И русским было за что сражаться, в ином случае у них на Кавказе  был бы сейчас мусульманский халифат и сброд всяческого народа с Ближнего Востока. Это вечный гнойный чирий под брюхом России.   И все же  хочу вас спросить, будем ли мы воевать против мятежного люда? - спросил Николай и обвел глазами офицеров.
Все молчали. Николай подождал, медленно произнес:
-Должен вам заметить, в Краматорске десантники двадцать пятой бригады перешли на сторону восставших. Передали мятежникам шесть единиц бронетехники и прочее стрелковое оружие.
-Вы предлагаете нам пойти по этому пути? Пути предательства? - спросил  заместитель командира первого батальона.
-Нет. Предательство одно из худших преступлений. Мне хотелось знать ваше мнение, ведь мы будем воевать не с внешним врагом. У многих жителей Львова в тех краях живут родственники. Как они отнесутся к тому, что мы пойдем их убивать. Мы сюда вернемся, нам жители будут плевать в лицо. Полагаю, если мы там окажемся,  мы должны будем не тупо убивать жителей тех областей, а склонить их к сдаче оружия. Они же должны понимать, что мы сильнее, у нас серьезное оружие, и мы не хотим крови. Вряд ли они захотят умирать ради мифической республики. Пусть путем голосования выбирают того президента, который будет устраивать всех украинцев, русских, и прочих граждан. Живут же в мире в Америке граждане всех национальностей. В Швейцарии четыре официальных языка, и ни у кого не возникает желания доказывать чей язык должен доминировать, - высказывал свою точку зрения Николай. Он до конца не верил, что вооруженные силы будут убивать своих же граждан. Хотя после майдана в Киеве, можно поверить во что угодно.
-А если они как Крым захотят присоединится к России? - задал вопрос еще один молодой офицер. - Мы должны будем молча наблюдать за этим и ничего не делать?
Заметил, в основном вопросы задают молодые офицеры. Пожилые угрюмо молчали.
-А что вы сделали, когда Крым решил отойти к России? - задал встречный вопрос Николай. - Кто-нибудь выступил против? Отстреливался до последнего патрона? А ведь там наших войск не мало было.
По залу пробежал короткий смешок.
-Все. Прошу готовится к командировке в район боевых действий. Полагаю, если нашего командира вызвали в министерство обороны, значит ему дадут вводную, - закончил Николай.
Все встали, шумно покидали зал, переговариваясь и обсуждая новость. Молодые вне зала осмелели, стали высказывать воинственные мысли, дескать нельзя допустить второго Крыма. К Николаю подошел командир батальона Краснов. Самый немногословный, педантичный служака, его просьбы удивила Николая.
-Николай Иванович, у меня выслуга лет имеется, мне воевать со своими совесть не позволяет, я подам рапорт на пенсию, - тихо проговорил он.
-Это ваше право. Приедет командир полка, подайте рапорт ему, - посоветовал Николай.
Он и сам мучился мыслью, надо ли ему тоже подать рапорт об отставке по выслуге лет. Особенно после последнего разговора с Омельченко. Он не хотел воевать против мирных граждан, которые взяли в руки оружие отстаивая свое право на жизнь не вместе с новой киевской властью. С другой стороны он хотел присутствовать на арене военных действий, чтобы не дать молодым горячим головам ожесточиться и не наломать дров, за которые остаток жизни им будет стыдно. Потом стало ясно, его бы не отпустили, так как к приезду Олеся рапорт подали шесть офицеров. Четверым отказали, мотивируя тем, что в этот трудный период для страны не время думать об отставке,  двоим по состоянию здоровья рапорта подписали.
Николай вечером придя домой, зашел в комнату к дочерям. Жены, как всегда вечером дома не было.
-Девочки, я хочу сказать вам нечто важное, - тяжело начал он. - Вы уже у меня взрослые и должны понять меня. Меня могут послать на восток с полком усмирять мятежников. Обратно я не вернусь, даже если останусь в живых. С вашей мамой у меня отношения не сложились. Мы давно чужие друг другу люди. Вы сами видите, ее никогда не бывает вечером, она совсем не заботится обо мне, как о своем муже. Я бы давно ушел, но мой долг перед вами не позволял этого сделать. Вою жизнь я посвятил вам. Теперь вы выросли. Сможете прожить без моей опеки. Хотя для вас я всегда буду отцом, помощником, не вас я оставляю, а вашу маму, - проговорил Николай.
Девочки замерли, смотрели на отца широко раскрытыми глазами, первой опомнилась Ева.
-Что ты, папа! Как ты можешь такое думать?! Мы же любим тебя!
У Яны по щекам побежали слезы. Они подошли к нему, обхватили его с двух сторон за шею. Николай сам готов  заплакать. Он долго готовился к этой речи, не один раз хотел произнести, собрать чемодан и уйти. Заранее договорился с комендантом офицерского общежития, чтобы тот выделил ему комнату. И каждый раз не решался. Не мог видеть слезы в глазах своих девочек. Сейчас, когда он с полком уедет на восток, там он может погибнуть, хотя в это не верил, а если не погибнет, он подаст в отставку и уедет к родителям. К жене возвращаться  не хотел. Он не то что ее давно не любил, а тихо ненавидел. Он же знал, что жена живет своей жизнью, у нее есть любовник, который одаривал ее дорогими побрякушками. Как-то теща проговорилась,  Галка сделала аборт, полагая, что от мужа. Когда дочь ей сказала правду и она поняла какую допустила оплошность, она старалась всячески убедить зятя, что тогда она говорила не о Гале, а о племяннице, которую Николай за все время в глаза ее не видел. Он даже догадывался, кто его соперник. Подозревал депутата их городского совета, владельца недвижимости в городе, по молодости хотел по-мужски поговорить с ним, потом решил, дело не в депутате, а в ней. Уж если она пошла по этому пути, найдется другой депутат, что потом и произошло. Ведь мужчины на ее красоту слетались, как мухи на мед. Она привыкла купаться в их обожании. А дома ее ждала серая бытовуха, скучный муж и беспокойные дочки, которые то болеют, то требуют другого внимания. Но годы брали свое. Подрастали молодые соперницы, не менее красивые. А тут и талия уже не та, и морщины у глаз появились.  Все меньше становилось обожателей. Все жестче становился ее характер, и где, как не дома она могла излить всю свою горечь и раздражение.
Николай встал, вынул из под кровати чемодан, который покрылся пылью от долгого неупотребления.
-Папа, не надо! - бросилась к нему Яна.
-Девочки, я уезжаю в командировку. Там посмотрим, - сдался он, не мог видеть отчаяния в глазах дочерей.
Неожиданно рано вернулась домой Галя. Недоуменно посмотрела на мужа и чемодан. Полагала, он собирается либо в отпуск, либо в командировку или на военные учения. Яна бросилась к матери.
-Мама, папа уходит от нас!
-В смысле? - спокойно спросила жена.
-Уходит. Насовсем! - подтвердила Яна.
Жена посмотрела на мужа, прошла села на диван, молча наблюдала, как он собирал свои личные вещи.
-Пришел с чемоданом, и ухожу с чемоданом, - проговорил Николай. -Девочки выросли, теперь ты будешь ответственна за них.
-Девочки, выйдите, - строго велела им мать, и они не могли ее ослушаться. Толкая друг друга они вышли из комнаты. Жена встала, подошла к Николаю.
-Может быть не надо, - проговорила она. - Останься, - попросила она.
-Зачем? Я  тебе зачем нужен? Ужины дочерям готовить? Как муж я тебя не интересую. Ты думаешь, если я молчал, то я ничего не знаю? Ради девчонок терпел!  - злым шепотом выговаривал  Николай.  - Да я бы тебя в бараний рог свернул, если бы был уверен, что это поможет! Или развелся бы еще десять лет назад. Терпел! Понимал, ты из девочек сделаешь таких же идиоток, как ты сама. Все! Закончили! На развод сам подам. Или ты подавай, свободной теперь будешь шляться, - жестко выговорил он, захлопнул чемодан, оглядел комнату в которой прожил более двадцати лет. Хорошо, что военная форма висит в части в кабинете. Пошел к двери.
Жена кошкой прыгнула, закрыла собой дверь.
-Погодь, Мыкола! Може з чистого листа начнэм, а?
-Мыкола, Мыкола! - передразнил ее Николай. - Коля я, Николай! Понятно?! Про какой ты чистый лист? На тебе пробу ставить некуда. Пусти! - оттолкнул он ее и пошел на выход. Дочери выглянули в коридор, Николай кивнул им.
-Я буду звонить, девочки. До свидания.
Он хлопнул дверью. Вышел на свежий воздух. Пахло весной и набухшими почками. Вечерний воздух был чист, свеж, прохожих мало, он оглянулся на дом, окна в его квартире горели призывным светом, он вздохнул и ускорил шаг.
В общежитие он открыл заранее приготовленным ключом комнату, положил чемодан на пустой, колченогий стол, сел на кровать, пожалел,  не захватил по пути бутылку водки.  Напиться бы в пору. За все время проживания ни этот древний и красивый город, ни его полк, в котором он прослужил свыше двадцати лет, так и не стали для него родными. Не говоря уж о жене. Почти двадцать два года жизни коту под хвост.  Он зло ударил себя по коленке. Оглядел обшарпанные стены комнаты. В общежитии проживали молодые офицеры и прапорщики, которые не успели еще обзавестись семьей, или у которых не было в городе жилья. В общем, перевалочный пункт. Молодым лейтенантом он тоже жил в нем некоторое время. Впервые его жена пришла к нему в общежитие и отдалась ему, после чего он сделал ей предложение. Вот потеха будет, когда утром молодежь увидит заместителя командира полка здесь. Встал, украдкой выглянул в коридор, шмыгнул за дверь. Решил все же купить водку. До ближайшего магазина одна остановка на трамвае, он прошел пешком. Купил водку, вспомнил, закуски ведь теперь у него тоже нет, и холодильника с едой нет. Купил хлеб и колбасу, сложил все в пакет, пошел назад. Воровато оглянулся, не хотел лишних глаз, когда пришел к общежитию, зашел в комнату, закрылся на ключ в комнате. Разыскал пыльный граненный стакан, вытер его концом рубахи, налили полный стакан. Выдохнул и выпил. Прощай семейная жизнь и привычный уклад бытия. На душе пусто и гадко. Перочинным ножичком порезал колбасу и хлеб. Жевал, тупо уставившись в трещину на стене. Через полчаса комната поплыла в глазах, закружились стены. Он выпил еще полстакана, завернул остатки хлеба и колбасы, лег на кровать не снимая обуви. Смотрел в потолок, пока он не расплылся в его глазах, и тяжелый сон навалился на него, заставил провалиться в темную бездну.
Родителям говорить о том, что ушел из семьи, он не стал. Не хотел расстраивать стариков. Полагал, отслужит, приедет домой, сам все расскажет и объяснит.

*  *  *
Дмитрий решил воспользоваться приглашением родного дяди, и съездить в Крым. Не стал  оформлять ни командировку, ни отпуск, поехал на первое мая, несколько праздничных дней и пару еще за переработку потратить он мог, решил позволить себе совместить приятное с полезным. Для этого он взял с собой сына Виктора, показать ему Севастополь, поводить по городу. Дина, как всегда из-за плотного графика полететь не могла. Сам же решил просто поговорить с горожанами, послушать, о чем они говорят между собой.  Еще в полете, сын, сидевший у иллюминатора, увидел море, спросил:
-Мы над Черным морем пролетаем, или над Азовским?
-Справа Азовское, слева Черное, - пояснил отец.
В аэропорту на своей автомашине их встретил Василий Петрович. После объятий и расспросов, как долетели, повез их в сторону Севастополя. Сын разглядывал неизвестно откуда взявшиеся горы, все теребил отца расспросами: ведь Крым такой на карте маленький, откуда здесь имеются степи, горы, реки? И в Москве деревья еще голые, снег недавно сошел, а здесь уже вовсю все зеленеет, возле аэропорта в сквере вовсю цветут тюльпаны, светит солнце, так в Москве порой бывает в июне.
Дмитрий в свою очередь расспрашивал дядю о жизни в Крыму после присоединения его к России.
-Трудно живем, - признался Василий Петрович. - Нам бы экономику поднять, тогда некоторые скептики окончательно поймут, где им лучше. Украина двадцать лет палец о палец не ударила, чтобы благоустроить полуостров.
-С продуктами туго?
-Туго. Ведь прямого сообщения посуху с Россией нет, а самолетами много не навозишь. Украинцы в отместку перекрывают воду и электроэнергию, - рассказывал дядя. И с энтузиазмом восклицал: - Надеюсь, это временные трудности! Заживем еще...
-Василий Петрович, это для вас временные трудности, вы получаете российскую пенсию. Не всем же так везет. Молодежь чем занимается? Именно их в первую очередь надо обеспечить работой, зарплатой. В ином случае, пройдет немного времени и они начнут вспоминать, что при прежней власти у них все было хотя и бедно, зато стабильно, - заметил Дмитрий.
-Да и при прежней власти не все было благополучно, - возразил дядя.
-Память коротка, - напомнил  Дмитрий.
-Все же большинство жителей Крыма за присоединение. Татар подогревают с Киева, они, в основном,  не могут успокоится. Мы не должны ориентироваться на недовольное меньшинство. Наша задача  убедить их,  это временные трудности. Москва тоже не сразу строилась. Некоторые думали, что с приходом россиян, на них посыпятся льготы и благополучие. Так не бывает. Это благополучие нужно добывать своими руками.
Пока ехали, Василий Петрович рассказал, он, как депутат горсовета, поддерживает связь с регионами бывшей родины. В Харькове националистам удалось вернуть захваченные здания. В Луганске и Донецке жители пока отстаивают свое право на ту жизнь, которую бы хотели иметь в своих областях.
В Одессе противостояние достигло своего апогея. Тревожит, что город приехал известный радикал бывший комендант евромайдана Андрей Парубий, а там где он, жди крови и побоищ.  Ему нечего опасаться, его поддерживает киевская, а теперь уже и одесская власть. В город приезжал кандидат в президенты Олег Царев, бывший депутат  Государственной Рады. Гостиницу блокировали сторонники евромайдана, его еле эвакуировали из Одессы. Произошла кровавая стычка между сторонниками и противниками новой власти. На сайте «Антимайдана» появилось обращение к гражданам Одессы, объявить Одесскую область - Одесской народной республикой. Евромайдановцы забрасывают коктейлями Молотова здания, в которых проживают или работают их противники.
Василий Петрович, как уроженец Одесской области, более внимательно отслеживал все события, которые происходили на его бывшей малой родине.

  Василий Петрович привез их к себе домой, где жена накрыла стол, обещали прийти вечером сыновья. Дмитрий предупредил,  он с удовольствием проведет у них время до вечера, но не хотел бы стеснять дядю, и он остановится в гостинице, номер которой он заказал еще в Москве. Василий Петрович с женой начали возражать, дескать места хватит всем, Дмитрий мягко возразил,  если бы он приехал один, не было бы проблем. Но поскольку он с сыном, парнем довольно беспокойным, ему самому будет комфортней остановиться в отеле. Еле убедил.
Ближе к вечеру пришли сыновья с женами. Дмитрий редко видел двоюродных братьев, помнил их еще юношами, когда они приезжали с отцом в Измаил, он сам тогда учился в школе. Сейчас это высокие парни, старший Юрий пошел по стопам отца, капитан-лейтенант российского флота, младший Александр работает в администрации мэра города. Жен Дмитрий видел впервые, они тоже много наслышаны о двоюродном брате от мужей, который живет в Москве, и у которого жена известная актриса. Дмитрия давно слегка  раздражает, что его воспринимают, как мужа Дианы Орловой, он понимал, чисто женское их любопытство, но о ней они говорили мало. В основном братья интересовались жизнью в столице России, а Дмитрия жизнь в новом регионе России.
На следующий день они все вместе пошли в центр города, где прошел парад трудящихся. Настроение под стать солнечному дню. Российские флаги, транспаранты, улыбки людей, праздничное веселье, ничего не напоминало, что всего лишь месяцы назад, здесь все было гораздо мрачней.
Зато на следующий день пришло страшное известие. В Одессе националисты напали на палаточный город противников майдана, загнали людей в пустующий дом Профсоюзов, и сожгли там многих людей.
О том, что в Одессе беспрепятственно действуют националистические группировки «Удар», одесские гайдамаки под руководством Сергея Гуцелюка, и другие радикальные группировки, Дмитрий знал. Об этом ему рассказывали журналисты в Москве. Более подробно ему об этом рассказывал Афанасий Забота, когда они в последнюю приезд встречались в Измаиле. Он так же знал, что во время противостояния в Киеве, одесские власти запретили перевозчикам перевозить в столицу организованные группы, продажу билетов в Киев ограничили, и запретили митинги в самом городе. Люди закидали камнями автобус, в котором хотели поехать на майдан активисты партии «Батькивщина». Местные националисты в поддержку евромайдана в Киеве расставили палатки возле памятника Дюку Ришелье. Милиция жестко разогнала протестующих, палатки снесли, организатора Алексея Черного приговорили к пяти суткам ареста. Это было только начало. В той или иной форме митинги собирались все полгода до майских событий. В Киеве не могли допустить, чтобы в Одессе местная власть противодействовала евромайдану. Лидер «Правого сектора» отправил в Одессу около ста человек в поддержку местным националистам. Подтягивались активисты и с других областей. В Одессе появился свой майдан. Чтобы предотвратить захват административных зданий, в  цепочку встали не только сотрудники милиции, но и местные жители. Тогда, в январе, противостояние закончилось ничем, майдановцы не решились напасть на милицию и защитников здания, а у милиции не хватило сил арестовать основных зачинщиков беспорядков. Некий  Антон Давидченко кинул клич, организовать отряды самообороны, чтобы противодействовать националистам. Народ откликнулся. Не так организовано, как хотелось, но все же удалось собрать костяк боевой дружины. Воины одесского гарнизона обратились с письмом к президенту Януковичу, в котором говорилось, что данное противостояние грозит целостности государства, просили проявить волю для подавления экстремизма. Янукович остался глух. Ему было не до Одесских проблем, когда в Киеве пахло жареным. Шестого февраля активисты «Сопротивления» возложили цветы к памятнику погибшим милиционерам в память о сотрудниках, погибших на майдане в Киеве. Все чаще случались столкновения с защитниками и противниками евромайдана. Националисты воспряли духом после бегства Януковича и прихода к власти Турчинова.  Власти города делали все, чтобы ограничить бесчинства майдановцев, но те, чувствуя поддержку сверху, наглели все больше. С приездом в город Парубия они еще более активизировались. Теперь им было море по колено. Они смело нападали на передовые отряды милиции, которые не могли больше сдерживать напор толпы. И милиция, не получив должных инструкций, в итоге отошла в сторону.
Дмитрий не мог понять, почему же тогда в городе, в котором стоят воинские части, вернувшиеся с Киева остатки «Беркута» и внутренние войска, жители города, которым национализм был неприемлем, - не смогли предотвратить то, что произошло. Во всем этом, он видел, прежде всего, предательство президента, его трусость, все его правление цепь непоследовательных и несуразных решений, которые противоречили друг другу. Не зря евромайдановцы сожгли чучело Януковича на митинге у здания российского Генерального консульства
Местом встреч и митингов стало Куликово поле, на котором противники евромайдана установили палатки. Они выступали за второй государственный русский язык, смену власти в Киеве они считают государственным переворотом. В пику им, в газетах распространили обращение активиста евромайдана Марка Годиенко, который писал, что в Одессе появилась «тупая и отмороженная сила, она зовется Новороссия, Русский мир, Славянское единство. И за это радикалы готовы их калечить и убивать. На Куликовом поле собрались более трех тысяч человек, их ряды крепнут, нужно принимать меры».
Новая киевская власть уволила прежнее руководство Одессы власть. В их лице евромайдановцы получили дополнительную поддержку. Теперь уже евромайдановцы защищали здания одесской администрации от нападения отрядов самообороны. Противостояние достигло своего накала. Только сила теперь была на стороне власти, которая совместно с евромайдановцами  боролись с их  противниками. Арестовали лидера «Народной альтернативы»  Антона Давидченко, видимо сломали парня в застенках, он признал свою вину в расколе страны, ему дали пять лет условно, он тут же покинул Украину.
Позже стало известно, что произошло в тот роковой день в Одессе. Утром должен был состоятся футбольный матч между одесским «Черноморцем» и харьковским «Металлистом», в Одессу съехались ультраправые фанаты. Странно, что футбольные фанаты приехали в город болеть за свой клуб вооружившись битами, цепями, ножами, топорами, палками. У многих на лицах появились маски. И милиция всего этого не видела. Колонна защитников майдана на Греческой площади пересеклась с колонной противников майдана. Одни с криками «Майданутых на кол!», другие «Бей москалей!»,  кинулись друг на друга. Милиция пыталась развести колонны, с этим не справились. Кстати, как признался позже начальник милиции общественной безопасности полковник Дмитрий Фучеджи, одесская милиция получила указание из Киева в события не вмешиваться, а столкновение спровоцировали участники «Правого сектора», втесавшиеся в ряды Антимайдановцев под видом их сторонников. Когда показывали по телевидению кадры того дня, все видели, полковник Фучеджи стоит за спиной стрелявшего из пистолета майдановца и не пытается его остановить. Стрелять начали с двух сторон. Сторонники евромайдана имея численное преимущество начали теснить и милицию, и пророссийских сторонников. Пулю в грудь со смертельным исходом получил евромайдановец некий Бирюков, вину возложат на активиста Куликова поля Будько, по кличке Боцман, его видели с автоматом в руках, он, якобы стрелял по толпе, но попал только в одного. Тут же получил пулю в живот  сотник «Правого сектора» Иванов. Гибель своих соратников ожесточила сторонников евромайдана. У них появились бутылки с зажигательной смесью, которые тут же изготавливали девушки, мелькнул на экране Порубий, и тут же у евромайдановцев появилось огнестрельное оружие. Началась беспорядочная стрельба, жертвы появились с двух сторон, так же пострадали милиционеры. Евромайдановцы ринулись громить палатки на Куликовом поле. Удержать толпу на Куликовом поле не смогли, они отступили к дома Профсоюзов, чтобы иметь возможность в нем забаррикадироваться. На некоторое время это им удавалось, затем сторонники майдана прорвались в здание. С двух сторон летели бутылки с зажигательной смесью, затем в окна полетели горящие покрышки. Пожар охватил все здание. Кто-то пытался спасать выпрыгивающий из огня людей, а кто-то их тут же добивал. Прибывшим пожарным машинам не давали возможности тушить огонь сторонники майдана. Только поздно вечером пожарные приступили к тушению пожара, когда уже тушить было нечего. Они же выводили оставшихся в живых сторонников антимайдана, толпа тут же избивала их и отдавала в руки милиции. Погибших насчитали сорок два человека, как мужчин, так и женщин.
Сообщение о происшедшем варварстве в Одессе вызвало шок у всех жителей Крыма, России, а в последствии и всей Европы. Такого в двадцать первом веке ожидать можно было только от американцев, которые без согласия совета безопасности ООН бомбили Белград, в котором гибли мирные жители.
Николай в гостях у Василия Петровича со всеми домочадцами сидели у экрана телевизора подавленные, даже комментировать не было сил.
-Вот что ожидало бы Крым, если бы мы не провели референдума о присоединении к России, - наконец высказался глава семейства.
-Погодите, эти сволочи еще обвинят во всем сторонников пророссийской стороны, - высказался сын Василия Петровича Александр.
-Или Россию в организации беспорядков, - тут же добавил Дмитрий.
-Причем здесь Россия, - пожала плечами жена Василия Петровича.
-Теперь, что бы в мире не произошло, во всем будет виновата Россия. «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать», - процитировал муж басню Крылова.
С тяжелым сердцем проводил оставшиеся дни в Севастополе Дмитрий. Сын  теребил его идти гулять к морю, на бульвары, мальчику трагедия в далекой для него Одессе мало о чем говорила.  Дмитрий соглашался, шел с сыном на прогулку, а перед глазами стояли горящие окна и падающие из окон люди. Он  подходил к людям на бульваре, которые собирались небольшими группками, обсуждали происшествие в Одессе, прислушивался к их разговорам. Все осуждали националистов, никто не высказывался против. Заходил он в магазины, как бы ненароком беседовал с продавцами, с пожилыми людьми в скверах, которые отдыхали за чтением газет, выяснял, как им живется в новых реалиях. Претензии в основном сводились к перебоям электроэнергии, к плохой питьевой воде, к подорожавшему бензину. Старушки сетовали, нынешним летом приезд туристов из Украины уменьшится, а Россия не сможет обеспечить такой наплыв туристов, чтобы они заполнили не только отели, но и частные дома. Тем более, что власти грозят запретить сдавать койкоместа в многоквартирных домах. И конечно, скудный товарный перечень на полках магазинов. Крымчане никак не могут привыкнуть к российским рублям, чтобы быстро в уме сообразить, сколько стоит тот или иной продукт в пересчете на рубль, и сколько он стоил ранее в гривнах. Пересчет был не в пользу рубля. Дмитрий остановился у одного небольшого продуктового магазина. Помещение пустовало, над дверями еще не снята вывеска: «Продукты», молодой парень закрывал фанерой окна, выставлен банер: «Аренда» и телефон. Дмитрий поинтересовался:
-Что так? Высокая конкуренция?
-Да какая там конкуренция? - с досадой оглядел Дмитрия парень. - Товара нет. Ранее я получал поставки из Мариуполя, или из Джанкоя. Теперь трасса перекрыта. А в России телушка стоит полушку, да перевоз рупь.
-А как же другие магазины выживают? - спросил Дмитрий.
-По разному. Мелкие закроются. Крупные держатся на запасах. У них денег в обороте побольше, договариваются с Краснодарским краем, - пояснил парень.
-Обещают мост построить, - напомнил Дмитрий.
-Пока его построят, рак на горе свистнет. Да и не верят многие. Его или ледоходом снесет, или подвижными керченскими грунтами. Говорят, строили мост во время войны, да толку, снесло ледоходом.
-И куда же вы дальше? - кивнул на магазин Дмитрий.
Парень еще раз взглянул на Дмитрия, в свою очередь спросил:
-А тебе что за интерес, дядя?
-Да так! - пожал плечами Дмитрий. - Шел мимо. Извини.
Дмитрий кивнул, и пошел дальше, поскольку сын нетерпеливо торопил его и ушел от него довольно далеко.
В разговорах с пожилыми и молодыми жителями, Дмитрий склонился к мысли, что большинство одобряют вхождение Крыма в состав России, поскольку видят, что стало в Киеве после победы майдана, особенно после трагических событий в Одессе. Вместе с тем, они не верят в строительство моста, полагают, дешевле России отжать восточные области и обеспечить сухопутное сообщение с Крымом. Тем более, что восточные области хотят стать либо самостоятельными, либо присоединится к России. Другие возражали: зачем России обнищавшие области, которые нужно будет поднимать за счет российской экономики? Достаточно с нее Крыма! Понимали, как важно для России держать российский флот там, где он стоит уже двести лет. Были такие, которые еще не определились, будет ли им лучше жить в России. Конечно, встречались и такие, которые говорили сквозь зубы: «Нашо нам та Россия, нам и так хорошо жилось...», но таких было меньшинство. С ним не боялись говорить откровенно, прогуливавшийся мужчина с мальчиком вряд ли мог быть провокатором или стукачом. Так что в этом смысле, присутствие  сына в некотором смысле помогло ему.
С тяжелым ощущением улетал Дмитрий из Крыма.  Всем стало известно,  всего в Одессе погибло сорок восемь человек, в больницы обратилось двести двадцать шесть человек, восемьдесят восемь человек госпитализировано. Сначала пронеслась информация, что среди погибших пятнадцать человек были россиянами. Это оказалось ложью, только два человека были не жителями Одессы и области, они ранее проживали в Виннице и Николаеве. В день отлета в Одессе у дома Профсоюзов прошла панихида по погибшим гражданам, которая переросла в митинг, на котором скандировали пророссийские лозунги. Он позвонил домой, родителям, они не ответили, он позвонил Олегу, еле дозвонился, тот ответил, мобильную связь глушат. Сообщил, что Афанасий Забота уехал в Одессу, сказал оттуда поедет в Донецк. Рассказал, в городе растут цены на проезд в общественном транспорте, тарифы на свет, газ и прочие коммунальные услуги. А так же город обеспокоен слухами, о массовом приезде сторонников майдана, которые хотят дестабилизировать обстановку в Измаиле и прилегающих городках. Якобы уже на подступах города видели автобусы с бойцами «Правого сектора». Олег сказал, если бы их не поддерживала местная власть, жители дали бы им достойный отпор, а так неизвестно, чем все закончится. Во всяком случае, Олег вместе с жителями готов отстаивать спокойствие своего города.
Позже и родители, которым он уже дозвонился из Москвы, подтвердили о  страхе, царившем в городе, в связи с приездом боевиков майдана. Измаил жил на осадном положении.

*  *  *
До Николая события в Одессе дошли поздно. Компьютер остался у дочерей, радио в его комнате не работало. Газет он не читал, говорить по-украински научился, а вот читать украинскую мову не любил. Хватало ему приказов и инструкций на украинском языке, да учебников дочерей, когда он помогал им готовить уроки.  В полку офицеры рассказали о событиях происшедших в Одессе, с их слов невозможно понять, кто виноват в трагедии, что конкретно произошло и отчего погибло такое количество людей. С их слов выходило,  в Одессе высадился десант русских добровольцев, они хотели захватить административные здания, и которым дали достойный ответ. На вопрос, почему тогда погибли в основном Одесситы, никто толком пояснить не мог. И куда потом подевались эти русские десантники, тоже никто не мог пояснить. Предполагалось, что именно они в основном и погибли. Это же  по телевизору подтвердил депутат Ляшко: среди погибших в доме Профсоюзов в Одессе человек двадцать приехали из Приднестровья, пятнадцать русские, прибыли из Крыма.  Среди погибших нет ни одного  одессита.
Из Киева вернулся командир полка Омельченко, который собрал офицеров и разъяснил задачу на ближайшее будущее: полк остается в резерве до выборов президента Украины, если все пройдет спокойно и без всплеска эмоций, полк выдвинется в район боевых действий. На вопрос о событиях в Одессе, он ответил, истинные патриоты отчизны дали достойный отпор противникам майдана. Он с внутренней гордостью зачитал в мобильном телефоне статью некого блогера, который отметил,  события в Одессе: «Второе мая является светлой страницей нашей отечественной истории. Небезразличная общественность ликвидировала шабаш путинских наемников и рядовых дегенератов в Одессе. Пьяницы, наркоманы, другие люмпены, а так же проплаченные российские активисты и засланные диверсанты позорно бежали от разгневанный украинских граждан».
После этого Юля Тимошенко заявила, что Россию нужно сравнять с землей, бросить на Россию атомную бомбу, «чтобы от чертовых кацапов не осталось мокрого места», а ее коллега депутат Фарион пламенно призывала на месте  Москвы оставить  чистое поле.
Офицеры молчали. Многие понимали всю абсурдность оценки происшедшего, и тем не менее, одобряли гибель десантников, расспрашивать, - себе дороже, запишут в пособники сепаратистов. Полковнику Орлову можно задавать неудобные вопросы, он шурин командира, но и полковник молчал. Он только ниже опустил голову и покраснел от внутреннего негодования. «Дикость какая! - подумал он. - Это уже гражданской войной попахивает, в мирном городе люди гибнут, на востоке бои идут, а мы говорим о светлой странице нашей истории».
Спросили Омельченко о положении на востоке. В надежде, там  вскоре  все закончится, им не надо будет покидать место дислокации. У офицеров тут семьи, сложившийся быт, а там окопная жизнь и далеко не учебная стрельба. Гробы уже стали поступать во все области Украины. А официальная хроника либо умалчивает, либо привирает. Омельченко с энтузиазмом поведал:
-Ребята из подразделения «Азов» выбили сепаратистов из Мариуполя, правда затем им пришлось отступить. Это временная удача сепаратистов. Спецоперацию по наведению порядка на востоке поручили секретарю службы национальной безопасности Андрею Порубию, он уже направил батальон национальной гвардии сформированную из добровольцев майдана.
-Я правильно понимаю, - не удержался от вопроса Николай, - это не внутренние войска, не вооруженные силы, а не обученные добровольцы, которыми руководит месть?
Омельченко тяжело посмотрел на шурина, он еще не знал, что Николай ушел из семьи, медленно ответил:
-Не месть, а справедливое возмездие тем, кто хочет расколоть Украину. Хватит нам Крыма! Добровольцы «Правого сектора» и «Украинская добровольческая армия» хорошо зарекомендовали себя при наведении порядка на майдане и некоторых городах на востоке. Министр МВД Аваков создал корпус спецподразделений, а министерство обороны создает батальона национальной обороны, которые окончательно зачистят территории от сепаратистов.
-А что там делают иностранные наемники? - спросил командир второго батальона майор Бойко. - Я слышал от знакомого офицера в Киеве, что в рядах этих добровольцев кроме русских, белоруссов, воюют итальянцы, шведы, испанцы? Разве своими силами мы не справимся с сепаратистами?
-Есть такие, - подтвердил Омельченко. - Это люди, которые давно проживают в Украине и им не безразлична судьба их второй родины. Я скажу вам более: там воюет батальон имени Джохара Дудаева, укомплектованный чеченцами, там же «Грузинский легион», тактическая группа «Беларусь» и другие. А вы думаете сепаратистам не помогают регулярные российские войска? Мне в министерстве обороны сказали, только в Донбассе нам противостоят тридцать одна тысяча человек, в том числе около трех тысяч российских кадровых военнослужащих.
-Получается, мы воюем не с сепаратистами, а с русскими войсками? - не унимался майор Бойко.
-Ты, майор, наивный, как одиннадцать китайцев, - высказался недовольно Омельченко. - Конечно мы воюем не только с сепорами, но и с русскими регулярными войсками. Неужели ты думаешь, что ватники смогли бы устоять против регулярной украинской армии?! Конечно, там рука Москвы.
-Тогда почему мы не объявим официально им войну? - не унимался  майор Бойко.
-Русские официально не подтверждают, что там есть их войска. Сепаратистам якобы  помогают добровольцы, как и нам, - пояснил Омельченко. - Только врут. Наши ребята из батальона «Азов» захватили двух солдат в плен. По всем признакам кадровые военные. Сначала не признавались, ребята подвесили их, допросили с пристрастием, сознались, как миленькие. Только утверждали, они во время своего отпуска добровольно приехали помогать сепаратистам. Пострелять захотелось ребятам, - зло усмехнулся Олесь.
-Под пытками и ты бы сознался, что пьешь молодую кровь младенцев, - кто-то тихо сказал  за спиной Николая.
-Странная у нас война с Россией, - не унимался майор Бойко. - Торговый оборот с ними растет, наши парни ездят туда на заработки, ихние артисты приезжают с гастролями в Киев. Тогда это не война, а региональный конфликт. Зачем тогда направлять туда вооруженные силы? - спросил он.
Омельченко поерзал на месте, огрызнулся:
-Руководству виднее кого туда надо направлять. А ты, майор, если трусишь, так и скажи. Других не расхолаживай. А то знаешь, что бывает с паникерами в военное время? - и уже обращаясь ко всем, самодовольно проговорил: - Не беспокойтесь о моральной стороне карательной операции для сепаратистов. Нас поддерживает весь мир. Нам помогают страны НАТО, присылают оружие, обмундирование, медицинские препараты, даже Литва и Латвия присылают гуманитарную помощь для военнослужащих. Мы должны четко понимать, против нашей революции достоинства воюют проплаченные наемники, сепаратисты, которых наши власти официально объявили террористами, и мы будем проводить антитеррористические операции. Сейчас сепаратисты заняли город Славянск, Горловку, Харцызск, в Мариуполе сепаратисты заняли некоторые здания. Я полагаю, им не долго осталось безобразничать. Сотрем их в порошок, как стерли на майдане всех прихвостней Януковича, - самодовольно проговорил Омельченко, вальяжно развалившись в кресле.
Николай все же не выдержал.
-Янукович на тот момент был легитимным президентом и главнокомандующим. Мы все были его прихвостнями, поскольку обязаны были исполнять его приказы, -  тихо проговорил он.
-Янукович продался русским за тридцать сребреников!  - повысил голос Омельченко. - Он и сейчас скрывается от справедливого суда в России.
Чтобы сменить тему, Дмитрий спросил:
-Сейчас полку к чему готовиться? Учения будем проводить?
-Учения проведем в боевой обстановке. А сейчас полк должен поддерживать внутренний порядок при выборах  президента.  В городе созданы новые органы милиции, которые будут осуществлять порядок на выборах. А мы будем на стреме в случае не предвиденных беспорядков. Внутренних войск  переформировать пока не успели. Приказываю всем офицерам и военнослужащим обеспечить сто процентную явку на избирательные пункты, все  обязаны проголосовать за кандидата, которому доверяет город Львов. Это - Петр Алексеевич Порошенко. Вопросы есть? - обвел тяжелым взглядом офицеров Омельченко. - Нет? Совещание окончено!
На выходе майор Бойко пробурчал в ухо Дмитрию:
-Раньше нам приказывали голосовать за Ющенко. Не повторится ли история? Теперь мы, вместо внутренних войск, станем отбиваться от разгневанных граждан.
-Хватит нам того, что нам придется отбиваться от восставших граждан Украины, - так же тихо ответил Дмитрий.
Позже тот же Бойко рассказал ему, что творят на востоке батальоны «Правого сектора» и «Азова», ему поведал знакомый офицер из Днепропетровска, с которым он  учился в одном училище. Среди воинов националистов процветает пьянство, достают где-то наркотики, занимаются грабежами, избиениями и пытками местных граждан. Они всех, кто проживает на той территории называют сепорами, над которыми они властны делать все, что захотят. Любую понравившуюся девушку или женщину обвиняют в том, что она наводчица  вражеского огня, волокут к себе в бункер, и что там происходит, селянам известно, но они молчат. Машинами вывозят награбленное имущество, у многих снимают с петель ворота, если они выполнены с элементами художественной ковки.  Девушек и женщин насилуют, частенько, чтобы скрыть свои преступления, потом просто убивают их. По домам мирных граждан лупят большим калибром, от некоторых сел остались одни развалины. Когда руководству в Киев доложили об их бесчинствах, оттуда ответили: пусть недовольные жители скинут пророссийское свое руководство, выйдут к нам с белыми флагами, тогда и обстрелы прекратятся.
Несмотря на антимайдановские взгляды полковника Орлова, а так же близкое родство с командиром полка, в полку офицеры его уважали. Он никогда не кичился своим родством, более того, всячески старался абстрагироваться от родства,  самого командира Омельченко не один раз своими вопросами ставил в неловкое положение. Уважали его и молодые офицеры, которые заканчивали училища уже в эти сложные времена, когда Украина давно не считала Россию братской республикой, прежде всего за спокойный нрав, в нем отсутствовала хамская нотка старшего по званию над младшим, он хорошо знал военное дело. Уважали офицеры постарше, у которых взгляды на современную действительность совпадали, но вслух они высказывать свою точку зрения боялись. В каждом коллективе, будь то военные или гражданские, всегда находился формальный лидер в отличие от назначенного начальника или командира. Тем более, что полковник Орлов всегда оставался исполняющим обязанности командира полка во времена длительных отлучек полковника Омельченко. Полковника Омельченко слушали, боялись, но не уважали. Его совещания всегда превращались в длинные нравоучения, как будто он один знал истину в последней инстанции, он грубил и не стеснялся при подчиненных выматерить за промашки более старших офицеров. Военное дело его мало интересовало, он был обыкновенным карьеристом, и не скрывал этого. Предел его мечтаний перейти в министерство обороны, зарекомендовать себя перед новым руководством, благо те нуждались в лояльных и преданных офицерах, дослужиться до генерала, затем по выслуге лет выйти в отставку и заняться политической карьерой. Он уже сейчас знал, он будет депутатом Верховной Рады.
Николай жил в офицерском общежитии, молодые офицеры сначала косились, не понимая в чем дело, потом привыкли. Только стали тише вести себя, меньше пьянствовали и старались на цыпочках проходить мимо его двери. Иногда вечерами питался в гарнизоном кафе. Заходил попозже, перед самым закрытием, когда там уже никого не было, не хотел, чтобы его видели за ужином подчиненные. Буфетчица Люся наблюдала за ним, со слов мужа, прапорщика этой же части, знала, командир ушел из семьи.
-И чего нам, бабам, не хватает? - томно произнесла она, когда в кафе никого не было.
Николай взглянул на нее, допивая кофе, сказал:
-Ремня не хватает! Хорошего солдатского ремня.
Люся навалилась грудью на стойку, со знанием дела проговорила:
-Нет, Николай Иванович, бабу хоть убей, если она на сторону смотрит, ремнем не вразумишь. По себе знаю. Мне бы такого мужа, как вы, я бы ему ноги мыла и воду ту пила.
Николай улыбнулся.
-Тебе то чем твой не хорош? - спросил он, зная ее мужа, высокого, внешне статного прапорщика, однако в службе рвения не проявлял. Одно время он его даже уволить хотел, тот вовремя перевелся в батальон снабжения.
-Да всем! Пьет. Столько ни одна лошадь воды не выпила, сколько он водки. Не пропустит ни одной юбки. А дома палец о палец не ударит, все хозяйство на мне. Только и звание, что муж.
«Вот и у меня тоже все хозяйство на мне было», - подумал Николай, взглянул на Люсю, крепкую женщину с высокой грудью, подошел к стойке, попросил:
-Налей-ка мне стопку водки, чтобы крепче спалось и бабы не снились.
Люся отошла от стойки, демонстрируя свои бедра, на которых того и гляди треснет юбка, достала из шкафчика бутылку, налила Николаю рюмку, взяла еще одну и налила себе. Приподняла рюмку, игриво проговорила:
-А может я приду к вам не во сне, а наяву? - и глазками поводила.
Николай посмотрел на нее, энергия так и сочилась из нее, заманивала. Николай приподнял рюмку, опрокинул в рот, крякнул, проговорил:
-Нет, Люся. Гарнизон маленький. Не хочу пересудов, - усмехнулся и проговорил: - Представляешь картину: ревнивый прапорщик бегает по части с ножом за командиром полка?!
-Эх, жаль! - и тоже лихо выпила.
Десять дней в полку стояла тишина, офицеры занимались с солдатами по плану строевой и боевой подготовкой. А в городе развернулась нешуточная борьба за пост президента. Кандидатов набралось двадцать восемь человек, один краше другого, два отказались от участия в дальнейшей гонке, троих не допустили к участию выборов. Николай разглядывал бюллетени кандидатов и удивлялся. Выборы похожие на фарс. Один из кандидатов пришел в избирательную комиссию в маске персонажа из фильма «Звездные войны» Дарт Вейдера, он внес залог в два с половиной миллиона гривен, однако ему отказали под предлогом,  нельзя срамить Украину в глазах международной общественности. Другая кандидатка, некая Терехова издевательски внесла вместо двух с половиной миллионов гривен всего две с половиной гривны. Среди кандидатов из одиозных фигур присутствовали лидер всеукраинской организации «Тризуб» имени Степана Бандеры и он же лидер «Правого сектора» Ярош; председатель всеукраинского объединения «Свобода» Тягнибок; лидер радикальной партии Ляшко; и конечно же лидеры партий, Тимошенко, Клименко, депутаты Порошенко, Симоненко, Рабинович и прочие, о которых Николай ранее слышал, но никогда не вникал в их программы. Некоторых вообще не знал. Каждый депутат в своих предвыборных речах обещал народу мир на востоке, а далее всеобщее процветание, кисельные берега и молочные реки. Николай читал в избирательных бюллетенях краткие автобиографические данные, никому он не мог отдать своего предпочтения. Были среди кандидатов достойные люди, но голосуя за них, знал, они не пройдут даже десяти процентный барьер. В лидерах останется Тимошенко, - известный трибун, лидер партии, и бывший премьер-министр; Симоненко - за его плечами большой штат бывших и настоящих коммунистов;  Бойко, однофамилец майора Бойко, - его знают как министра топлива и энергетики  и народного депутата;  министр в прошлом экономического развития торговли, министр иностранных дел и прочих государственных должностей Порошенко; или бывший министр обороны Гриценко. Омельченко велел голосовать за Порошенко. Очевидно эта кандидатура уже предопределена наверху.
И на самом деле вперед перед выборами вырвались Порошенко и Тимошенко. До майдана о Порошенко знали только в узких кругах государственных чиновников, большинство рядовых жителей о нем даже не слышали. Его прочили, в лучшем случае, в мэры Киева. Выдвинулся он на майдане. Там его отметили как более яркого трибуна на фоне нерешительных лидеров майдана Яценюка, который там получил кличку «Кролик», тугодума Тягнибока и косноязычного Кличко. Он сразу начал обещать, что в случае избрания ему надо будет договариваться с Россией, свой первый визит  совершит в Донбасс, он установит мир на востоке страны. Некоторые знали о нем, как о богатом человеке, владельце кондитерских фабрик, который имеет много денег и ему воровать государственные средства нет нужды. Агитаторы советовали голосовать за «Шоколадного президента» или за «Украину в шоколаде». Кстати, в случае избрания его президентом он обещал свой бизнес продать.
Тимошенко, наоборот, знали рядовые жители городов и сел, она часто появлялась на экранах телевизоров, а ее знаменитая коса на первом майдане мелькала на всех первых страницах газет. Хорошей памяти о себе она не оставила. Помнили, как она яро выступала за Ющенко, который вверг страну в националистический хаос. Считали,  правильно Янукович ее посадил за аферы в газовой сфере. И если бы не майдан, сидела бы она до конца срока.
Ляшко почитали за шута, за которого стоит голосовать только за тем, чтобы продолжать наблюдать по телевизору за его неординарными выходками.
Славянск и Краматорск  в голосовании не участвовал, в Донецкой и Луганской областях малая часть избирательных пунктов работали, в самих городах они не открылись. В Мариуполе избирательные участки охраняли милиция и свыше трех тысяч военнослужащих, однако явка была очень низкой. Желающим голосовать в Крыму предоставили автобусы,  поехали в основном представители национального движения крымских татар, которых привезли на границу, а далее колонной автобусов организованно поехали в Херсонскую область голосовать. Кто-то из крымчан ездил голосовать в Киев, никто им не препятствовал.
Во Львове выборы организовали достойно, царило приподнятое настроение, играла музыка, новые желто-блокидные флаги развевались на зданиях. В городе охрану общественного порядка осуществляла вновь созданная милиция,  военнослужащие усиленно патрулировали улицы, правонарушений не наблюдалось. Молодые люди блокировали входные двери в помещения избирательных участках и внушительно указывали пришедшим избирателям за кого нужно голосовать. Журналисты на выходе опрашивали людей, почти все говорили, они возлагают надежды на человека, который сможет стабилизировать ситуацию в Донбассе, а это сейчас важнее экономических или политических обещаний. Уже до подсчета голосов стало ясно, во Львове лидирует Порошенко, за ним в числе лидеров числились Тимошенко и Гриценко.
На избирательном участке он встретил совершеннолетнюю дочь Еву, которая пришла голосовать, а с нею за кампанию пришла Яна. Увидев отца девочки почти бегом выбежали из избирательного участка, бросились ему на шею. Он обнял их с двух сторон:
-Девочки мои!..
-Как мы рады тебя видеть, скучаем по тебе, - проговорила далеко не сентиментальная Яна.
-Знали бы вы, как я скучаю… - проговорил Николай и голос его дрогнул, чтобы скрыть волнение, спросил:
-Почему мама не пришла? - спросил Николай.
-Она еще до работы проголосовала. Ты вернешься к нам, папа? - спросила Ева. Николай вздохнул. Он очень скучал по дочерям, понимал, если он вернется ради них, жена воспримет это, как его слабость. Отношения между ними не улучшаться, а жить с ней как квартирант было выше его сил.
-Нет, девоньки, - твердо ответил он. - Вы уже взрослые, должна понимать, не могут жить вместе люди, когда между ними нет любви. Не я был инициатором развода, меня к этому вынудила мама, - грустно сказал он.
Смотрел на своих дочерей, таких юных, красивых, и уже почти взрослых.
-Как у тебя дела? Что в институте? - спросил, обращаясь к Еве.
-Да все нормально. Яна хочет в этом году тоже поступать в этот же институт. Да, Яна?
Та кивнула.
-Женихи одолевают? - взглянул на дочерей Николай.
-Одолевают. Янке сказала, рано ей думать о женихах, пусть сначала в институт поступит. Я ее репетирую. А я, папа, среди поклонников выбрала одного достойного. Он у нас в институте учится курсом выше. Летом выйду за него замуж, - призналась дочь. Они всегда с отцом делилась своими тайнами, в большей степени, чем с матерью.
-На свадьбу позовешь? - улыбнулся отец, не веривший в душе, что девочка его, которую он маленькой купал в корыте, выросла и может стать чьей -то женой.
-Конечно!
-Смотри, не забудь.
-Что ты, папа! - обняла за шею отца и поцеловала в щеку.
-Спасибо.  Ты за кого голосовала? - спросил Николай.
-За Порошенко. Все агитировали за него, в институте преподаватели утверждали, он единственный кандидат, кто сможет остановить войну с сепаратистами на востоке. Я не хочу, чтобы тебя с полком послали туда воевать, убивать людей. Тебя ведь не пошлют? - спросила Ева.
-Не знаю. Хочу надеяться,  что  новому президенту удастся с ними договориться и все закончится мирным путем, - неуверенно проговорил отец.
-А ты тоже за него голосовал? - спросила Яна.
-Я ни за кого не голосовал. Не верю я послемайданным кандидатам. Дай то Бог, чтобы этот оказался не брехливым. Очень многие округа вообще не голосовали, не знаю даже, признают ли легитимными эти выборы, - высказал свое сомнение Николай.
-Что же ты тогда делал возле избирательного участка? - спросила она, Ева дернула ее за жакет, она догадалась, что делал отец возле избирательного участка. Он подтвердил:
-Пришел на вас посмотреть. Думал одна Ева придет, а мне повезло, увидел вас обоих. Вы, девочки, если я уеду, будьте умницами. Слушайте маму. Она строгая, но вас все же любит.
-Да никого она не любит!.. - в сердцах вырвалось у Евы и осеклась.
Николай достал из кармана припасенную заранее  пачку денег, протяну Еве как старшей.
-Это вам девочки. На случай если мне придется уехать.
-Ой, что ты, папа! Не надо. Мы не нуждаемся. У меня стипендия. Мама не плохо получает. Тебе они нужнее, - отвела руку отца Ева.
-Меня переведут на полное государственное обеспечение, - горько усмехнулся Николай. Он уже знал, их полк готовят перебросить на восток. В это время прошла группа молодых людей, они вели себя мирно, только выкрикивали: «Москаляку на гиляку!», и весело хохотали. Последнее время русофобия в городе начала зашкаливать, митинги превращались в вакханалию с речевкой: «Хто ны скаче, той Москаль!» и прыгали всей толпой, а так же кричали «Москаляку на гиляку!» Дмитрий покосился на группу молодых людей, спросил дочек:
-Надеюсь, вы не участвуете в этих сборищах?
-Нет, папа.
-И правильно! Не забывайте, папа у вас русский, и вы наполовину русские. Они не виноваты в том, что власть у нас стала такая, которая пошла войной против русского мира. Вы идите, а я еще немного здесь посижу, - проговорил Николай. Он не хотел, чтобы дочери видели его слабость, у него слезы наворачивались на глаза.
Расцеловались и расстались. Николай с грустью смотрел им вслед, легкой походкой девушки уходили от него по аллее бульвара. На повороте оглянулись, увидела отца и помахали ему рукой. Николай с трудом присел на лавочку, почувствовал как в груди сжалось сердце. Отдышался, встал, стариковской, шаркающей походкой пошел в сторону опостылевшего общежития.
Вечером позвонил родителям. Те все беспокоились, не пошлют ли сына в горячую точку?
-Нет, мама, там справятся без нас. Мы стоим в резерве, - успокоил он мать, не хотел их беспокоить, хотя уже знал,  вскоре их полк перебросят в зону боевых действий.
После выборов некие блогеры стали называть Петра Порошенко «Петром Галицким» или «Петром Львовским», намекая на те подводные камни, которые позволили Порошенко набрать во Львове наибольшее количество голосов. Выборы выиграл с большим отрывом от Тимошенко Петр Порошенко. А когда Николая спросили, кто занял третье место, он только пожал плечами, и очень удивился, узнав, что третье место занял радикал депутат Ляшко, которого в стране почитали за скомороха. Видимо большинство народа не верили никому и выбирали его, чтобы вставить шпильку остальным кандидатам. Хотя Николай считал по-другому: не малую роль в его популярности сыграла радикализация общества и его активная позиция на майдане.

*  *  *
В Москве наблюдали за выборами президента в Украине. Всем хотелось, чтобы пришел человек, с которым можно вести переговоры и о чем-то конкретном договариваться. Хотя понимали, если такой человек среди кандидатов в президенты есть, он никогда не станет президентом. Запад уже сделал ставку на Порошенко. Это не означало, что во главе большой европейской державы станет человек, который доведет политику своей страны до абсурда. Все же он прошел ряд государственных должностей, был министром иностранных дел, значит дипломатия ему не чужда. Возглавлял министерство развития и торговли Украины и Национальный банк Украины, следовательно разбирался в экономике, знает, что нужно для развития страны. Война на востоке с собственным народом вовсе не ведет к процветанию экономики. Вечные займы экономику отчизны не спасут, займы нужно возвращать, а из чего, если заводы и предприятия стоят? Поэтому оставалась надежда, здравый смысл у президента возобладает, он найдет золотую середину, чтобы угодить всем силам в стране. Первый звоночек о том, что Порошенко не станет выполнять обещания, которые давал в ходе президентской гонки, выяснилось не тогда, когда он заявил, что разговаривать с сепаратистами он не будет. А тогда, когда обещал, что он перекроет офшоры. А сам зарегистрировал фирму в Панаме уже в статусе президента, как раз в то время, когда украинская армия терпела поражение под Иловайском  в четырнадцатом году.
Дмитрию стали известны документы о регистрации фирмы еще до скандала с «райскими бумагами», он написал обличающую статью, тогда опубликовывать ее не стали, не хотели портить отношения с новым президентом, все надеялись, что он хотя бы сумеет остановить конфликт на востоке. Обещал не притеснять русский язык, не сокращать области применения русского языка, вскоре при нем начали закрываться русские школы, вводить квоты русского языка на радио и ТВ, и в конце концов закон о языке, где украинский единственный государственный язык. А затем стал лоббировать экономические санкции против России, закрыл авиасообщение между странами, и все стали понимать, в лице президента Порошенко Россия столкнулась с той темной силой, которая воспитывалась в Украине последние тридцать лет.
Для украинских спецслужб не составило труда установить, кто из русских журналистов скрывается под псевдонимом Эдуард Петров. Хлесткие статьи злили многих политиков в Украине, особенно современную киевскую власть, которую всячески критиковали за коррупцию. Дмитрия объявили персоной  нон грата, запретили посещать Украину, что явилось неприятной неожиданностью. Тем более, когда позвонила мать и со слезами сказала, что у отца случился сердечный приступ, он находится в больнице. Произошло это после того, как отец вышел на улицу и обнаружил на воротах надпись, написанную белой  краской: «Здесь живут родители сепаратистов!». Отец расстроился, стал кричать в пустую улицу неизвестно кому: «Сволочи! Я горжусь своими сынами!». Вышла мать, увидела, как муж схватился за грудь и  стал медленно оседать. Она закричала, вышла соседка, вдвоем они кое-как приподняли отца и отвели в дом. Приехавшая скорая помощь определила инфаркт, и увезла его в больницу.
Дмитрий не смог дозвониться до Николая, позвонил Гале, она не захотела с ним разговаривать. Он  дозвонился Олегу. Тот был в курсе о болезни отца. Посоветовал:
-Ты не приезжай. Тебя в лучшем случае развернут на границе, в худшем -  арестуют.  Тут Толя Кравченко распинается, что повесит тебя на первом же фонаре, если ты приедешь в Измаил. Мы здесь сами присмотрим и за отцом, и за матерью. Рая сейчас у вас почти живет.
-Спасибо, Олег. Держи меня в курсе, - попросил он.
Каждый день звонил матери, периодически мобильная связь с Измаилом прерывалась. Дмитрий мучился, прорабатывал варианты приезда в отчий дом. Кравченко он не боялся, этот националист молодец среди овец. Преодолеть границу сложнее, даже если он поедет через Белоруссию или Молдавию. Наверняка в компьютере пропускных таможенных и пограничных служб есть его фотография. Дина предложила:
-Давай я поеду. Меня пропустят.
-Чем ты сможешь помочь, только время потеряешь, из театра турнут, - возражал Дмитрий.
Дина ходила из угла в угол,  приговаривала:
-Господи! Какую страну превращают в военный полигон и разгул для националистов! - сокрушалась она. - Нужно признать самостоятельность этих  республик и дело с концом. Почему Путин медлит? Или дать возможность повстанцам пойти в наступление до самого Киева.
-Ого, какая ты экстремистка, - улыбался Дмитрий. - Хватит нам Крыма, за который санкции до сих пор расхлебываем.
-А чем ты поможешь, если поедешь в Измаил? - спросила Дина.
-Сын рядом с матерью уже помощь.
-А если арестуют?
-Это как раз нежелательно. И матери не помогу, и застряну надолго. Я же поеду как частное лицо, вряд ли за меня станут бороться дипломаты. Вернее, там столько задержанных русских, что дипломаты не успевают разгребать. Они сами на осадном положении, им не разрешают выезжать за пределы посольства. Посольский двор то и дело забрасывают яйцами и краской.
Прошло еще несколько дней в напряженном ожидании. Олег в телефонном разговоре рассказал, отцу  легче, но из больницы пока не выписывают. Рассказал, что шествие на девятое мая в Измаиле превратилось в побоище между ветеранами и сторонниками майдана. Между Болградом и Измаилом проходят военные учения на постоянной основе, военная техника добивает дороги, которые никто не ремонтирует.
-Власть боится нападения со стороны Черного моря? - наивно спросил Дмитрий понимая, никто в данный момент нападать на Украину не собирается.
-Власть боится вспышек сепаратизма в нашем краю, - улыбнулся в трубку Олег. - Ты же помнишь, болгары требовали в свое время автономии, года два назад требовали признания болгарского языка как второго регионального. Им показали кукиш. Тут даже украинцы не проявляют патриотизма, которого так добиваются власти Киева и Одессы. Молдаванам, проживающим на территории Украины, вообще наплевать на проблемы украинцев, они уповают на Румынию. Вот такой сложный регион, головная боль властей. Потому и военную базу организуют. У нас пестрый состав населения, которым до фонаря политика, они копаются в земле, основная забота за счет урожаев выжить.  Небольшая кучка националистов мутит воду, их усиленно поддерживает власть, потому что им опереться в нашем районе больше не на кого. Власти помнят, что за Януковича в с вое время проголосовало более семидесяти процентов населения всего юга Украины, - рассказывал двоюродный брат.
-И тем не менее, открытого противостояния не наблюдается? - спросил Дмитрий.
-Откуда ему взяться. Даже те, кто лояльно относится к России боятся браться за оружие. Тут нас пугают, что террористы могут появиться с территории Приднестровья. Дескать русские могут использовать их, чтобы дестабилизировать обстановку в нашей области.
Днями раньше Дмитрий созванивался со Степаном, своим однокурсником, который работал в центральной газете, отец так и не уговорил его заниматься бизнесом. Он расспрашивал Степана об обстановке в Молдавии, ее отношении ко сему происходящему на Украине, а так же о непризнанной Приднестровской народной республике, которая, как кость в горле торчала между Молдовой и Украиной.
Степан пояснил:
-Все боятся, что Россия может признать республику объектом федерации взамен обещания принять ее за участие в конфликте. Тогда Украина будет иметь еще одну горячую точку у себя на юго-западе.  Молдова заинтересована в конфликте до того, как непризнанная республика станет частью России. Тогда Молдова сможет проглотить этот потерянный край и вернуть его в свой состав. При этом, следует отметить, что население Молдовы относится к России более лояльно, чем население Украины. Половина молдаван признают аннексию Крыма и выступают за вступление в Таможенный союз с Россией. А гагаузы вообще все поголовно за Россию.
-И тем не менее, я вижу, Молдова тяготеет больше к Румынии, чем к России? - задал вопрос Дмитрий.
-Россия далеко, а Румыния рядом. Есть в Румынии партии, которые ратуют за возвращение Бессарабии в состав Румынии, есть партии в Молдове, которые желаю войти в состав Румынии. Но не так все просто. Молдова уже находилась до войны в составе королевской Румынии, ничего хорошего в этом жители не видели. Правда свидетелей того времени почти не осталось, но из поколения в поколение передаются все те прелести, что принесла румынская власть в наш край. И должен тебе заметить,  Украина боится, как бы пример России по аннексии Крыма не подтолкнул Румынию к мысли отхватить Бессарабию, таким образом  продолжить практику разгосударствления Украины, - пояснял Степан.
-Вернемся к Приднестровью. Ты полагаешь, что республику можно при желании втянуть в конфликт? - спросил Дмитрий.
-Почему бы нет! Там на складах полно оружия, которое не вывезли со времен развала Советского Союза. Около десяти тысяч военнослужащих, при мобилизации наберется еще свыше пятидесяти тысяч. Это народное ополчение в обход международного права вполне можно использовать в конфликте.
Они еще долго говорили и о положении в республике, и о перспективах развития отношений двух государств, и о семейном положении Степана, у которого уже трое детей.
Дмитрий пригласил его приехать в Москву при первой же возможности.
Позвонила мать, сообщила, отца выписали. Он слаб и ему нельзя поднимать тяжелые вещи. Ворота покрасили синей краской.

*  *  *
Полк по тревоге подняли рано утром. Омельченко и его заместители уже знали, им предстоит выдвинуться на передовую. Спешно грузили на платформы БТРы и военные грузовики, амуницию и полевые кухни. Новый президент объявил,  антитеррористическая операция должна завершиться не за месяцы, а за часы. Для этого на участок военных действий должны отправиться объединены силы. Он пообещал участникам антитеррористической
операции платить по тысяче гривен в день, полагая,  на такие обещания на восток хлынут тысячи добровольцев. Добровольцев, действительно, было достаточно, только по тысяче гривен в день платить им не торопились. Незадолго до этого, Омельченко узнал о том, что Николай ушел из семьи.
-Выперла тебя Галка или другую нашел? - с сарказмом спросил он.
-Пока еще никого не нашел. А уйти надо было лет пятнадцать назад. Да девочек не на кого было оставить. Твоя сестричка не очень заботилась о них, - выговорил Николай и отвернулся.
На очередном совещании офицеров Омельченко разъяснил причину столь спешного сбора полка, поведал, что Россия кроме регулярных частей ввела в восставшие республики казачью национальную гвардию войска Донского, чеченцы организовали батальон «Смерть», другие, якобы, добровольческие батальоны, которые сумели сдержать наше наступление. Нашей разведкой установлено, на территории Украины находится  пятнадцатая отдельная гвардейская мотострелковая бригада, а так же гвардейский парашютно-десантный полк, и восьмая отдельная гвардейская мотострелковая бригада.   Теперь украинской армии требуется пополнение, чтобы противостоять российскому вторжению.
-А почему бы нам не объявить России войну? - спросил один из офицеров. Такой же вопрос когда-то задавал майор Бойко. - Тогда бы вся европейская общественность смогла увидеть агрессивный характер русских?
Омельченко затянул паузу, не зная, как ответить на него, потом выговорил, словно выдавил из себя:
-Потому что у нас кишка еще пока тонка, чтобы тягаться с Россией. Военной мощью они нас превосходят. Но поверьте, пройдет немного времени, мы получим надлежащую помощь запада, когда они поймут, что  мы защищаем не только себя, но прикрываем их задницы, мы приобретем боевой опыт, и тогда покажем России, что из себя представляют истинные патриоты Украины, - заявил полковник Омельченко.
-Аминь! - прошептал кто-то за спиной офицеров.
Полк погрузили в эшелоны. Военную технику погрузили на платформы.
По пути на восток в штабном вагоне обсуждали последний военные сводки в районе Славянска и  Краматорска, куда полк направляется для смены потрепанного полка украинских вооруженных сил. Города обстреливают системами залпового огня «Град», танками и гаубичной артиллерией.  Так же подвергаются бомбардировками сверху. Взятие этих городов — вопрос времени. Жаль, что в районе горы Карачун сепаратисты сбили вертолет с четырнадцатью военнослужащими во главе с генералом Кульчицким. Все погибли. Им за это еще воздаться! Идут бои за Донецкий аэропорт. Задача полка с ходу взять населенный пункт Красный Лиман.
-Новый президент Порошенко обещал сесть за переговоры с сепаратистами, - напомнил Николай.
Омельченко посмотрел на него, как на умалишенного:
-Он такого сказать не мог. Кто в здравом уме станет разговаривать с террористами?!
-Там же есть и мирные граждане, которые попали между молотом и наковальней, - возразил Николай.
-Что ты предлагаешь? Если сепоры прячутся за их спинами, что же нам теперь ждать, пока мирные жители выйдут к нам с хлебом и солью? - уставился на него Омельченко.
-Правильно, бей своих и чужих, Господь на том свете сам определит правых и виноватых, - усмехнулся Николай.
-Там все виноваты. Нам не нужны жители отравленные российской пропагандой, пусть убираются в Россию, а нашу землю мы не отдадим никому. - заявил полковник Омельченко.
Полк высадился в районе Мариуполя, который при поддержке бронетехники взяли под свой контроль батальон «Азов», и маршем двинулся на передовую. Расположился полк в траншеях, оборудованных предшественниками перед городом Славянск. Сразу же попали под      шквальный огонь сепаратистов. Появились первые жертвы. Николай посмотрел на убитых и раненных, бронежилеты, которые изготовили по заказу военных на украинских заводах, не выдерживали попадания пули. Более того, осколки бронежилета дополнительно наносили ранения.
-Я же просил тебя, оставить для личного состава те, советские броники, - упрекнул Николай Олеся.
Тот смущенно потупился:
-Кто же знал, что так получится, - оправдывался он.
Надо отдать должное, Олесь сражался смело, присутствия духа не терял, грозил расстрелять самолично, если кто проявит трусость.
-За свою землю воюем, - утверждал он. - А всех, кто на ней живет, либо в рай, либо в Россию.
Двадцатого июня главнокомандующий и президент Порошенко  отдал приказ о прекращении огня на семь дней, предложил сепаратистам сдать оружие или уйти в Россию, за это оставшимся разрешат пользоваться русским языком и проводить местные выборы. В Луганске прошли переговоры, в которых присутствовали бывший президент Кучма, посол России Зурабов, глава партии «Украинский выбор» Медведчук, лидер движения «Юго-Восток» Царев. Договориться ни о чем не удалось, всего лишь добились результата - обменяться пленными. Некоторое затишье позволило более полно установить обстановку в районе расположения полка. Командир полка, как всегда оставил в момент затишья командование на полковника Орлова, сам рванул в штаб дивизии выбивать дополнительные боекомплекты и награды для будущих героев.
-Кто у нас слева по флангу? - спросил Николай начальника штаба.
-Справа батальоны  «Правый сектор» и «Азов», слева бригада наших сил, - доложил начальник штаба.
Николай покачал головой.
-«Правый сектор» и «Азов» хороши в мирное время, когда можно безнаказанно грабить мирных жителей. В случае серьезного наступления они побегут и левый фланг останется у нас незащищенным. Учтите это! Против нас кто? - показал на карту Николай.
-Против нас ополченцы Донецка и регулярные российские батальоны. Вооружены танками, гаубицами и портативными ракетными установками.
Николай в бинокль рассматривал передовые войска противника. Они окопались, отражали атаки смело, отступали при полном превосходстве украинских войск.
В начале июля был дан приказ занять Северск, чуть правее Славянск. Город начали обстреливать со всех орудий. Дмитрий в оптику рассматривал передовые позиции противника. И вдруг он увидел человека с надписью на груди «Пресса». Ему показалось,  это мог быть брат Дмитрий. Шлем на нем и расстояние не позволяли рассмотреть внимательно журналиста на передовой противника. Мобильная связь не работала, он не мог связаться с родителями или Москвой. Если бы связь существовала, все равно звонок в Москву расценивался бы как предательство.  Там же за спиной ополченцев, видно, как мирные жители старались перебежками между домами спешить в укрытие или по своим домашним делам. Коза паслась у дома, и пожилая женщина потянула ее за веревку в огород. Видимо мирных жителей предупредили, чтобы они спасались от предстоящего наступления. И все же Николаю не давал спокойствия журналист, который успел спуститься в траншею.  К тому же в оптику в траншее он видел разношерстно одетых мужчин, вовсе не похожих на регулярные российские войска.
-Не стрелять! - приказал Николай. - Прекратить огонь!
-Прекратить огонь! - пронеслось по траншее.
-В чем дело? - подбежал командир ближайшего батальона.
-Соберите командиров батальонов на пять минут, - приказал Николай.
Пока командиры подтягивались, он рассматривал передовые позиции сепаратистов. С той стороны тоже перестали стрелять, недоуменно вглядывались в позиции противника.
-Панове командиры, - обратился к офицерам Николай. - Если мы пойдем сейчас в наступление, артиллерия ударит по позициям сепаратистов, а за их спинами в ста метрах жилые дома. Свои позиции сепаратисты не удержат, наши националисты, обозленные потерями, ворвутся в город и сорвут злость на мирных жителях.
-Что вы предлагаете? - спросил  командир батальона майор Бойко.
-Я предлагаю провести с ними переговоры, предложить без боя сдаться или отойти. Тогда не будет повода дербанить город, - решительно высказался Николай.
-Утопия! - хмыкнул кто-то из-за спины офицеров. - Чего их жалеть? Они же помогают сепаратистам.
Николай оглянулся, узнал в говорившем  капитана Дугина, вечно воинствующего  и нахрапистого вне боевого столкновения. Он и здесь готов был проявить смелость и ринуться в бой. Для него жители востока страны вовсе не жители Украины, их нужно всех поголовно уничтожить. Так он высказывался в кругу близким ему единомышленникам.
-А если бы в нем жила ваша мать? - потемнел лицом Николай.
Тот только хмыкнул и спрятался за спину офицеров.
-Каким образом мы проведем с ними переговоры? - спросил командир третьего батальона.
-Я пойду парламентером, Постараюсь убедить их отступить без боя. Нам не нужны потери, им тоже не хочется умирать, - пояснил Николай.
-Это нужно согласовать с руководством бригады, - высказал пожелание его заместитель.
-Пока мы будем согласовывать, «Правый сектор» начнет их обходить с фланга, нам ничего не останется, как поддержать их. Решено! Принесите мне белое полотенце и какую-нибудь палку вместе флагштока, - приказал он. -Кто пойдет со мной? - спросил он. Ему нужен был свидетель, чтобы он в случае чего подтвердил о ходе переговоров.
-Я пойду! - вышел вперед майор Бойко.
-Отлично! Спасибо. Оружие оставьте здесь.
Ему принесли белое полотенце на импровизированном флагштоке.
-Если, через два часа не вернусь, начинайте наступление, - приказал он, и вылез на бруствер. За ним поднялся капитан Бойко. 
Они пошли во весь рост по полю в сторону траншеи противника. С той стороны наблюдали в бинокли за офицерами с белым полотнищем, не могли понять, что они хотят, пока кто-то не догадался, это парламентеры. У них по окопам тоже пронеслась команда огонь не открывать, с любопытством наблюдали за передвижением украинских офицеров.
На командный пункт прибежал взмыленный командир полка Омельченко.
-Почему прекратили огонь?! - закричал он. - Кто приказал?!
-Ваш заместитель, полковник Орлов, - пояснил командир охранного взвода.
-Почему? Где он? - взревел Омельченко.
-Да вон он, - показал пальцем в поле командир взвода.
Омельченко посмотрел в ту сторону, увидел две одинокие фигурки, выхватил у командира взвода бинокль, всмотрелся, увидел белый флаг, ошалело спросил:
-Они пошли сдаваться? Они нас педали? Почему вы их не пристрелили? - кричал он неизвестно на кого, на всех ближайших солдат и офицеров.
-Они не сдаваться, - попытался пояснить командир взвода, - это парламентеры решили убедить сепаратистов сдаться из-за бессмысленности сопротивления.
-Какой, нахрен, парламентаризм! Немедленно открыть огонь! - закричал он.
-Тогда они погибнут, - попытался  подсказать тот же командир взвода.
-Они предатели! Вы разве не видите, они пошли сдаваться! И выдадут все наши секреты наступления! Огонь, я приказываю! - кричал полковник Омельченко.
Кто-то робко начал стрелять в сторону сепаратистов, старательно минуя две фигурки, которые прошли уже более половины поля.
-Огонь, я приказываю! - опять закричал Омельченко. Выхватил у ближайшего солдата автомат, прицелился, дал полную очередь. Николай недоуменно оглянулся, пули просвистели почти рядом. Ударили из минометов, снаряды пролетели поверх голов сепаратистов, разорвались во дворах жителей. Николай и сопровождающий майор остановились, вперед теперь идти бессмысленно. Пули продолжали свистеть почти рядом, они посмотрели друг на друга, не успели что-либо предпринять, Бойко вскрикнул и упал словно подкошенный. Пуля прошила ему  спину и шею.  Николай склонился над ним, аптечку с собой он не взял. Встал замахал полотенцем в сторону своих окопов и траншей. Стрельба не прекратилась. Он опять склонился над майором, хотел зажать рану полотенцем, которое служило белым полотнищем. Полотенце тут же пропиталось кровью. Майор несколько раз тяжело всхрапнул, дернулся и затих. Николай встал, не понимая, как ему поступить дальше, вернуться или идти вперед к намеченной цели. Понял, вперед идти нет смысла, батареи его полка открыли огонь изо всех орудий. Вернуться назад, значит попасть под трибунал за несогласованность действий. Он взвалил на плечи тело майора Бойко и пошел назад. Кровь майора капала на плечо Николаю. Лучше быть под трибуналом, чем слыть предателем. Он нисколько не одобрял действия украинской армии, но он дал присягу, которой изменять нельзя. «Пусть лучше судят, там выскажу все, что  думаю об этой войне», - подумал он, но не успел сделать и десяти шагов, пуля ударила его в грудь, он надломился под тяжестью тела майора и болью, пронзившей его. Стреляли в его сторону из его же позиций. Он не знал, кто стрелял по нему, догадался только, что открыть огонь по позициям сепаратистов мог приказать только командир полка Омельченко. А Омельченко все ловил в прицел полковника Орлова и пускал одну очередь за другой, и в этом он вымащивал всю накопившуюся за годы совместной службы злость, он видел, Орлов упал, а все строчил и строчил, пока в магазине не закончились патроны.  Его теребил за плечо командир взвода, который повторял:
-Пан полковник, не надо… не надо…
Омельченко обессиленно опустился на дно траншеи, вытер пот со лба. Только теперь в голову ему ударила мысль: «А что я скажу племянницам?», и тут же отогнал эту мысль: «Предатель он и есть предатель!». И увидел, как солдаты и офицеры осуждающе смотрят на него и обходят стороной, уходят в даль по траншеям, покидая его одного один на один со своей совестью. Убивать противника, это дело войны, а стрелять по своим, это уже карается либо судом, либо молчаливым бойкотом своих сослуживцев. Ведь за все время службы, оставляя вместо себя Орлова, он знал, на него можно положиться, офицеры будут его слушать, поскольку уважали, хотя сам он не уважал и презирал его. И эта скрытая ревность не давала ему покоя, он чувствовал истинное отношение офицеров к нему даже тех, которые поддерживали майдан.
Северск взяли быстро, добровольцы «Азова» зачищали улицы, выгоняли из домов людей, били, сгоняли на центральную площадь, высматривали у кого на плече остался синяк от приклада автоматов. При наступлении погиб почти взвод солдат и офицеров.
Тела майора Бойко и полковника Орлова подобрали при наступлении.
-Командир! - обратился один из прапорщиков к Омельченко, - броники наши полное говно! Смотрите, - и показал несколько пробитых пулями бронежилетов. - И у полковника пробитый бронежилет.
Омельченко ошалелый от боя, тупо смотрел на бронежилет, до него плохо доходили слова прапорщика.
-Как поступим, пан полковник? - спрашивали его офицеры, показывая на тела Орлова и Бойко. - Объявим героями, которые хотели предотвратить гибель наших солдат, или предателями, которые шли сдаваться?
Омельченко видел в глазах офицеров осуждение. Его сковал страх: «Ведь выстрелят в спину, отомстят...».
Выдавил из себя:
-Просто погибли в бою. Нечего объяснятся с руководством… Тела отправим на родину.
Пряча глаза в пол, прошел в помещение отвоеванной школы, в которой организовали временный штаб.

Позже, когда медики обследовали тела погибших,  на вопрос руководства: «Почему майор Бойко получил ранение в спину? Он бежал с поля боя?». - Отвечали: «Нет. Он повернулся, увлекая за собой солдат, и в это время получил смертельное ранение». Командир полка Омельченко приказал отправить тела на родину по месту бывшего жительства. Тело майора Бойко жена пожелала похоронить на родине, в Белой Церкви, они оба оттуда. Им Львов так и не стал родным городом. Тело полковника Орлова тоже отправили в Одесскую область. К тому времени Омельченко уже знал о том, что шурин ушел из семьи, а родители его живы. До сестры дозвониться не смог или умышленно не стал. Не хотел, чтобы могила во Львове была вечным укором его совести.
Сестре он сказал,  Николай погиб в бою. Теперь она, как вдова погибшего мужа может требовать компенсацию от государства. Тело отправили родителям.  Дочери проплакали весь вечер, на портрет отца повесили траурную ленточку. Галина тоже всплакнула. После ухода мужа она, как никогда ранее, ощутила пустоту в душе и доме. По молодости, когда рой мужчин кружился вокруг нее, она полагала,  найдется единственный тот, который повезет ее по парижам и мальдивам, в ее жизни наступит сплошной праздник. Ее красота достойна осчастливить такого мужчину, он будет гордиться обладая ею. Мужа она в расчет не ставила. Шли годы, мужчины, которые восхищались ею и клялись в вечной любви, в парижи сопровождали своих жен, разводиться и не думали, а ее дальше Киева и Трусковца возить упорно не хотели. Да еще и расставались со скандалом. А теперь, когда годы молодости позади, думать о достойной партии уже не приходиться. Всплакнул еще одна женщина, узнав о гибели полковника Орлова. Буфетчица Люся, которая мечтала прийти к нему не во сне, а наяву. Но он так и не решился пригласить ее в свое холостяцкое жилье.

*  *  *
Дмитрия в район боевого противостояния не пустили. Мотивировали тем, что он не военный журналист, его дело быть политическим обозревателем, кем он и был последние десять лет. Но он следил за событиями противостояния сепаратистов с армией Украины из иностранных источников, из российских газет, звонил знакомым на Украину, которые были ближе к восточным областям. Он знал, на восставшие области обрушили всю армейскую мощь - танки, залповый огонь, авиацию, регулярные войска и добровольческие батальоны. Он видел, украинская армия заняла Славянск, Северс, Краматорск и многие другие населенные пункты, однако Донецк и Луганск взять с ходу они не смогли. Тяжелые бои идут за Донецкий аэропорт. После авианалета на Луганск погибло восемь мирных граждан. Тринадцатого июня вооруженные силы Украины выбили повстанцев из Мариуполя. И очень этим гордились, хотя сам захват выглядел бесчеловечной операцией со стороны националистических батальонов, которые подогнали БТР и в упор расстреляли отдел милиции, в котором засели повстанцы. Стало понятно, противостояние затянется на месяцы, или на  годы.
Вечером ему в квартиру позвонил Олег.
Дмитрий договорился с Диной, у которой в тот вечер не было спектакля, провести вечер дома, Виктор обещал рассказать им, кем все же он решил в дальнейшем стать. Дина готовила ужин, Дмитрий просматривал газеты, Виктор сидел за компьютером, ждали, когда мама позовет их за стол ужинать.
Дмитрий взял мобильный телефон, увидел, звонит Олег, ответил довольно радостным голосом, он рад слышать Олега, не так часто он ему звонит, удовольствие довольно дорогое.
-Дима, я к тебе с печальной новостью, - глухим голосом проговорил Олег.
-Что-то опять с отцом? - напрягся Дмитрий.
-Нет. Коля погиб.
У Дмитрия все внутри оборвалось. Он задохнулся от возгласа, повисла пауза, Олег думал, прервалась связь, несколько раз проговорил: «Алло, алло!»
-Я слышу, - отозвался Дмитрий. - Откуда стало известно?
В первую очередь подумал о слабом сердце отца, да и матери каково принять это известие.
-Из военкомата прислали нарочного с сообщением. Дома у вас была Рая, она перехватила похоронку. Мы не знаем, как теперь сказать об этом родителям.
Дмитрию трудно было говорить, спазм слез душил его.
-А где тело? - спросил он.
-В том то и дело,  гробы с убитыми привезли в Одессу, а везти всего два гроба в Измаил у них, якобы, нет средств, предлагают забирать своим ходом. Я уже тут договариваюсь с ребятами, нам с еще одним родителем выделят грузовичок, завтра поедем в Одессу.
-Сволочи! - выругался Дмитрий. - На войну у них деньги есть, а доставить убитых домой, денег нет. Он где погиб?
-В похоронке написано геройски погиб при наступлении на город Северск, больше ничего неизвестно. Я подробности попробую уточнить в Одессе.
-Мне что делать?
В этот момент в комнату из кухни зашла Дина, она слышала голос мужа, с кем то говорит по телефону, его часто беспокоили даже ночью,  не придала значения, весело проговорила:
-Хватит трепаться, пошли ужинать.
Увидела, на муже лица нет, обеспокоено спросила:
-Кто звонит? Что случилось?
Дмитрий зажал трубку рукой, тихо сказал:
-Случилось. Коля погиб.
Дина вскрикнула, опустилась на диван. Олег ответил:
-Что ты можешь сделать, тебе приезжать нельзя.
-Как же такое сообщать родителям? - почти со стоном проговорил Дмитрий. Олег молчал.
-Ты вот что! Скажи своей маме и тете Варе с Раей, пусть они придут завтра утром к нам. Я сам сообщу ей эту горькую весть. Пусть хотя бы еще одну ночь они спокойно поспят. А утром я им позвоню.
На том и договорились.
Дмитрий упал на диван рядом с Диной. Сжал ее руку. Она заплакала и прижалась к нему. Так сидели они, прижавшись, от горя не было слов. Сын вышел со своей комнаты, недоуменно посмотрел на родителей. Дина опередила его вопрос, поспешно сказала:
-Витенька, дядя Коля, брат отца, погиб на войне с повстанцами.
Виктор сел рядом с отцом. Он знал и чувствовал, насколько братья были близки друг к другу. Он слышал, как часто они перезванивались и подолгу беседовали. В семье был культ старшего брата, полковника, умницы, с которым его отец связывал дальнейшую жизнь в качестве пенсионеров. Они говорили, что будут каждый год подолгу друг у друга гостить, дети к тому времени вырастут, вылетят из родных гнезд, и останутся они одни, как остались доживать свой век в Измаиле их родители.
Очень  получился ужин грустным, так обещал быть по семейному добрым и спокойным, не так часто приходилось собираться втроем в силу занятности родителей Виктора на работе.
Утром он с тяжелым сердцем позвонил домой. Трубку взяла мать.
-Здравствуй, мама, - сказал Дмитрий и закусил губу.
-А, Димочка, здравствуй родной, как ты вовремя,  ко мне Варя и Оля пришли, Рая здесь, все рады тебя слышать… - говорила радостно мать.
-Погоди, мама, - остановил ее Дмитрий. - У нас горе. Коля погиб, - выпалил он, боясь, что у него не хватит сил сообщить матери о горе, которое постигло их семью.
Он слышал, как мать на секунду замерла, затем вскрикнула и упустила трубку. Трубку подхватила Рая. Сквозь слезы она проговорила:
-Маме плохо. Отец в огороде, сейчас тоже придет. Ой, Дима, что же теперь будет?!
И тут связь отключилась. Дмитрий несколько раз набирал, тщетно! Он посмотрел на Дину.
-Надо ехать, - проговорил он глухо и закусил губу.
-Куда ехать?! Твое имя в «Миротворец» занесено! Тебя все равно не пустят туда, - заявила Дина.
Она была права. Дмитрия дальше границы не пустят, а то еще и арестуют. Он набрал телефон Степана. Тот услышал голос Дмитрия, обрадованно ответил:
-Привет, Дима, рад слышать тебя.
-Погоди, Степа. Скажи, я смогу беспрепятственно проникнуть в Измаил через границу из Молдовы? Мне очень надо.
-Что-то случилось?
-Случилось. У меня брат погиб на востоке. Отец совсем плохой, боюсь не выдержит его сердце такой потери, - пояснил Дмитрий.
Степан присвистнул.
-Соболезную, Дима. Наши препятствия чинить не будут. А вот украинцы могут тебя задержать. Ты же у них в компьютере.
-И какой есть выход? - спросил удрученно Дмитрий.
Степан помолчал, потом предложил:
-Возьми мой паспорт. Мы не очень с тобой разнимся, а по фото тем более, трудно будет узнать. В случае чего, скажу я потерял паспорт, а кто его нашел, - не знаю.
-Спасибо, друг! Не могу тебя подвести. Предположим, на границе меня не узнают. А дома меня всякая собака знает. Там в нациках ходят мои бывшие однокашники, они меня сдадут, а я с твоим паспортом. У них будет сто процентная возможность меня задержать, как иностранного шпиона.
-Да -а -а, есть в твоих словах доля истины.
В это время его за плечо затеребила Дина.
-Я поеду, - заявила она.
-Погоди! - сказал он в трубку Степану, зажал трубку рукой, сказал Дине: - Куда ты поедешь? И чем ты поможешь нашему горю?
-Меня на границе не задержат. Если что, скажу у меня брата убило, фамилия у нас одна, а кто там будет проверять, кем доводится мне Николай.
-Степа! - обратился он к другу. - Спасибо тебе. Нас еще и службы прослушать могут, поэтому твой вариант хороший, но не приемлемый. Если что,  я тебе позвоню.
-Ты держись, Дима. Я на связи, - ответил Степан.
Он посмотрел на Дину.
-Милая моя, я понимаю твой порыв, не могу я пустить тебя туда. Ведь ты медийное лицо, любой на границе может узнать тебя.
-И что из этого? Да, я актриса. Но я не нахожусь в запрещенных списках. Родители поймут мой приезд правильно, они же знают, что ты не въездной.
Дмитрий присел на диван. Раздумывал. В это время зазвонил телефон Олега. В трубке он услышал плачущий голос матери:
-Димочка, сыночек, как же так?!.. За что?! Он же говорил, что не едет воевать! Отцу опять стало плохо…
Послышалось какое-то зашумление, треск, трубку перехватил Олег.
-Дима, мы тут пока постараемся успокоится, отцу стало плохо, вызвали скорую. Я тебе потом позвоню.
И связь опять оборвалась. Дмитрий сидел некоторое время в прострации, не мог поверить, что у него уже нет брата. Дина сидела рядом, сжала мужу руку. Виктор застыл в дверях, он слышал весь разговор.
-Я поеду, - решительно сказала Дина. - Завтра напишу заявление на отпуск. Мы же все равно планировали. Пойдемте ужинать.
Они прошли на кухню. Дина поставила на стол начатую бутылку коньяка.
-Давай помянем, - предложила она.
Дмитрий кивнул. Выпили молча, ели в молчании, опять долго сидели, Дмитрий еще налил себе рюмку, выпил не закусывая.
-Ты главное в поезде, в случае чего, будь наступательной. Если пограничник начнет цепляться, придираться, решительно выскажи ему в лицо, ты едешь хоронить брата, который погиб, сражаясь с сепаратистами, защищал твою задницу, пока ты трясешь здесь пассажиров, - жестко посоветовал Дмитрий. Дина покачала головой, соглашаясь, муж все таки решил ее отпустить.
-Не беспокойся, я справлюсь, - положила она ладонь на его руку.
-Пустить тебя туда я не могу, и не пустить тоже не могу. Возьми рубли и доллары, и задекларируй их, чтобы не было повода обвинить в контрабанде, - инструктировал жену Дмитрий.
-Это не послужит поводом для вымогательства? - засомневалась Дина.
-В случае чего дай сто долларов. А то и вообще не давай, подними шум, в Киевском поезде они побоятся открыто вымогать.
-Киевская власть грозилась отменить поездные рейсы. Самолетное сообщение ведь прекращено, - напомнила она.
-Тогда придется лететь через Молдову. Завтра узнаем. Попробую еще позвонить в Измаил.
Дозвонился до Олега. Тот сообщил, матери тоже плохо, отец лежит в больнице. Дмитрий со злостью ударил кулаком по столу.
-Олег, Дина поедет вместо меня. Ты когда собираешься в Одессу?
-Хотели завтра выехать. Там формальности утрясать придется дня два.
-Ты дождись в Одессе Дину. Она хочет завтра выехать, послезавтра будет в Одессе. Это если ходят поезда. Если нет, она полетит через Молдову, там мой товарищ поможет сесть на рейсовый автобус до Измаила. Я сообщу тебе дополнительно.
-Хорошо.
Утром Дмитрий провожал Дину на вокзале, давал последние инструкции, как вести себя, если вдруг ее задержат, снабдил консульскими и посольскими адресами и телефонами. Успели на последний рейс в Киев, в Одессу поезда уже отменили, и эти рейсы со следующей недели украинская сторона решила отменить. Обратный путь решили она проделает через Молдову. Или в крайнем случае, доедет до Киева, а из Киева в Москву курсируют частные  рейсовые автобусы.

*  *  *
Против ожидания у Дины с пограничниками и таможенниками проблем не возникло. Только пограничник внимательно посмотрел в паспорт, потом на Дину, проговорил:
-Лицо знакомое, а где видел, не помню.
-Я проводницей ранее здесь работала, вот и примелькалась, - уверенно соврала Дина.
-Точно! - согласился с ней пограничник и поставил в паспорт штамп.
В купе Дина сидела отвернувшись в окно, чтобы ее не узнали ненароком пассажиры, начнутся расспросы, не нужное внимание, до которого ей сейчас было совсем ни к чему. Достаточно того, что несмотря на темные очки, панамку, напяленную почти до самых бровей, газовый шарфик у губ, ее узнала билетерша, когда она покупала в кассе билет до Одессы.
-Ой! - взглянула в паспорт, - Дина Геннадьевна, а вы че к нам, по делам, чи на гастроли? - растянулась она в улыбке.
-По делам, - буркнула Дина, поспешно выхватила паспорт и билет, помчалась к перрону, хотя до отхода поезда оставалось еще час. Она нервно прохаживалась взад вперед, вспомнила, она не обедала, купила бутылку кефира и булочку.
В поезде ее если бы и узнали, людям было не до нее, пассажиры ехали с озабоченными лицами, притихшие и какие-то потерянные происходящим с стране, в которой уходит из-под ног почва. Ночь прошла в коротком полусне, утром, она сходила в туалет, умылась, причесалась, прошмыгнула в свое купе. Смотрела в окно. на пробегающий мимо ландшафт, за окном мирно паслись коровы, поля ухожены, люди привычно сновали по поселкам, светило яркое солнце, словно и не было на земле выстрелов и гибели людей. И на горизонте Одесса, в которой происходили драматические события, которые никто в мире старается не замечать.
На подъезде она позвонила Олегу, он отозвался, она сообщила о часе прибытия, попросила встретить.
Он ждал ее на перроне, она узнала его еще из окна, вышла, обнялись с грустным выражением лица.
-Мы сейчас куда? - спросила Дина.
-На такси доедем до морга. Мы там все уладили. Погрузили два гроба в «ПАЗик», на нем поедем домой. Ты как, выдержишь дорогу? Удобств в нем немного, а дорога трясучая, - обеспокоено посмотрел на нее Олег.
-Ничего. Потерпим, - уверила Дина.
На такси доехали до морга. Шофер и второй родственник погибшего уже загрузили два гроба в машину, стояли курили, дожидаясь Олега с попутчицей.
-Леня, - представился молодой парень, сын погибшего на востоке отца. И пожилой шофер назвался Александром. Они с любопытством взглянули на Дину, видимо Олег вкратце рассказал о ней, но промолчали, не до сантиментов при таких обстоятельствах. Шофер предложил:
-Ребята, дорога дальняя, не мешало бы перекусить. Тут по дороге недалеко забегаловка, заедем?
-Давай, - согласился Олег.
-Я тоже еще не ела, - проговорила Дина.
-Вот и отлично!
Дина с некоторым смятением зашла в автобус, два гроба, обтянутые желто -синим, под цвет флага, дешевым ситцем стояли в проходе, поставленные друг на друга.
-Ты смотрел? - кивнула она гроб.
-Открывали для опознания, - кивнул Олег. - Лучше больше не вскрывать. Заморозка слабая, тела уже почернели.
Дина перекрестилась. Аппетит пропал. Но шофер остановился у придорожного кафе, выключил мотор, сказал: «Приехали!», и первым вышел из-за руля. Дина заказала себе кофе, булочку, на дорогу купила четыре бутылки кефира и несколько пачек печенья на всех. Мужчины поели плотно, они со вчерашнего дня неевши ездили по инстанциям: в военкомат, в морг, опять в военкомат за разрешением транспортировать тела, затем час искали их тела среди десятка гробов, заставленных вдоль стены до самого потолка. В путь тронулись солнце стояло высоко над головой. Дорога, действительно, трясучая, знакомая Дине по поездке с мужем на автомашине. «ПАЗик» медленно тащился по дороге, старательно объезжали колдобины и ямы, все равно он подпрыгивал, гробы громко стучали друг о друга, Дина с опаской поглядывала на них, Олег несколько раз поправлял их, благо сиденья не позволяли гробам съехать в сторону.
-Как мама? - тихо спросила Дина.
Олег пожал плечами, покачал головой:
-Плохо. Но все же покрепче, чем Иван Николаевич. За его здоровье опасаемся. Ему плохо стало после того,  как из военкомата пришли два деятеля спрашивать, как они будут хоронить: с почестями или без? Дядя Ваня  шуганул их с матерком, говорит, привезти за счет военкомата не могут, а показуху устраивать готовы. Устроили эту войну, а сами сидят в тылу морду наели… Вот во время этого монолога его и прихватило.
Дина с горечью слушала, до чего же несправедливо устроен мир. Как кучка оголтелых радикальных политиков могут держать в страхе целую страну.
-А Галя с дочками на похороны приедут? - спросил Олег о жене Николая.
-Не приедут, - вздохнула Дина. - Ушел он из семьи. Не хотел расстраивать мать, думал скажет позже.
-Ему бы лет десять назад надо было уходить, - бросил Олег не оборачиваясь. - Все видели, что из себя она представляет...
Дорога была длительная и утомительная. В одном месте трасса пересекала часть территории Молдовы. Вереница машин стояла у КПП получали пропуск, в котором ставили время, на выезде его нужно сдать, где пограничники сверяли время проезда. Молдавский пограничник, слегка очумевший от жары, лениво заглянул в салон автобуса, покачал головой, спросил, кивнув на гробы:
-Что? Уже началось? - и не дождавшись ответа, велел открыть шлагбаум
В Измаил приехали под самый вечер. Солнце уже спряталось за кроны деревьев, длинные тени пересекали дорогу. Сначала завезли гроб Леонида, слезы матери и родни вызвали слезы у Дины. Она перекрестилась, прошептала:
-Господи, дай силы перенести все это…
То же самое произошло и у дома Орловых. Мать припала к груди Дины, запричитала:
-Доченька, за что же нам такое горе?..
Плакали сестры и мужчины. Гроб из автобуса перенесли во двор. На ночь открывать не стали, накрыли ковром от ночной жары. Хоронить договорились завтра, тянуть с похоронами уже нельзя, гроб с телом и так уже в пути несколько суток. Это была самая тяжелая ночь в жизни Дины, матери и всей ее родни. Еще никого не хоронили в столь раннем возрасте. Умирали в почтенном возрасте или от болезни. А тут моложавый мужчина, которому нет еще и пятидесяти лет, которому еще жить и жить. Нет большего горя родителям, чем хоронить своих детей. Она сказала матери, что Галя и внучки на похороны не приедут, Николай ушел из семьи, развод оформить он не успел. Пришли к выводу, она и так бы не приехала, да и то благо, что родители сына похоронит на своей земле. В ином бы случае пришлось бы ехать во Львове, куда мать если бы и съездила на похороны, зато потом никогда бы не смогла поехать навестить могилу. «Бог ей судья! - только и проговорила горестно мать в адрес невестки. - Девочек жаль не увижу, внучки замечательные...»
Утром во двор набилось достаточно много народу. Не только родственники пришли, пришли все соседи с улицы, знакомые родителей и самого погибшего. Дина со всеми здоровалась, объясняла, почему не смог приехать Дмитрий. Она стояла все время с матерью, поддерживала ее под руку. Скорбь в глазах у всех пришедших родных и знакомых. Не могли поверить, что человек может погибнуть во цвете лет. И у всех в глазах немой вопрос: За что? Где? Почему? Читали в медицинском заключении: погиб от пулевого ранения в область груди с повреждением… и так далее. В грудь! Значит, в атаку шел, не прогнулся перед врагом. А кто враг? Неужели жители тех восточных областей? Так там же живут такие же украинцы и русские, какие проживают в Измаиле. И чего это вдруг они взъерепенились? Чего им не хватает? Ну, да, есть ненормальные, они и в Измаиле есть, на нервы играют, по проспекту Суворова  толпой шастают, восхваляют Украину, но жить можно. При румынах, говорят, еще хуже было, однако приспособились, жили и выжили.
Мать потребовала открыть гроб. Олег пытался отговорить ее. Она настаивала:
-Хочу последний раз взглянуть на свою кровинушку…
Гроб открыли, сладковатый трупный запах заполнил двор, труп потемнел, военную форму с застывшей  на ней кровью никто не пытался заменить. Мать упала на тело сына, забилась в рыдании, ее сестры под руки подняли, отвели в сторону, пока Олег с соседями забивал крышку гроба. Музыканты, присланные из военкомата, ударили в литавры, траурная музыка поплыла по сонной улице, раздирала душу. На руках вынесли гроб до угла улицы, там ждал их автобус. От почетного караула и церемонии со стрельбой родные отказались. Погрузились в автобус, Олег повез в машине родителей и Раю. Процессия медленно поехала в сторону кладбища. Остановились у больницы, чтобы отец мог из окна посмотреть на процессию. Лучше бы не останавливались. Отцу стало плохо в последний раз. Сердце его не выдержало последнего испытания видеть, как хоронят его сына. Только к вечеру, на поминках узнали о смерти отца. Мать только горько покачала головой. Плакать уже не было сил. Она внутренне как бы была готова к тому, что муж может не выдержать горя. Она дома сняла со стенки портрет мужа, сфотографированного еще лет сорок назад, где он был молодым и красивым, прижала его к груди и долго раскачивалась в своем горе. Слезы катились по ее щекам, она только приговаривала: «Ванька, Ванька, на кого же ты меня бросил?… Как же теперь я буду одна?..» Дина сидела рядом и гладила ее спину.
Утром Дина позвонила Дмитрию.
-Дима, папа умер, - сообщила она.
Дима долго молчал, кусал губы, потом глухо проговорил:
-Сволочи! Они за все ответят! За смерть всех военных и мирных людей, которые гибнут в мирное время.
Он заплакал, плакала в трубку Дина.
Столько слез и горя она не видела в своей жизни.
-Как нам быть, Дима? - спросила она. -Маму нельзя оставлять одну здесь.
-Нельзя, - согласился с ней Дмитрий. -Уговори приехать сюда с тобой.
-Она разве согласиться?! Тут ее дом, тут могилы ее сына и мужа.
-Ничего, надо уговорить. Временно, пока не утихнет боль, побудет с нами. Потом найдем способ отправить ее в Измаил.
-А дом? На кого оставить дом?
-Пусть Олег живет в нем. Он и так ютится в квартире со своим семейством.
На следующий день хоронили мужа и отца. Кладбищенские работники узнали вчерашнюю процессию, свежевырытая могила стояла рядом с только вчера засыпанной. Крутили в недоумении шеей, не могли понять, что за напасть нашла на семейство. Если они каждый день хоронят! Хотя в городе пошли перестрелки, бандиты с чиновниками делят городское имущество, таких свежих могил уже целая аллея, может и эти из той же серии. Вопросов не задавали, деловито опустили гроб, засыпали могилу, перекрестились и ушли. Два временных креста стояли рядом, на табличке имена и даты.
Дома, после поминок сестры сидели в веранде, мать в черном траурном платке отрешенно сидела между ними, всем хозяйством управлялась Рая. Дина подсела к ним.
-Мама, - обратилась она к матери, - Дима полагает, что вам лучше тут одной не оставаться, нужно поехать к нам. Поживете, потом решим, как будем жить дальше.
Мать встрепенулась.
-Я? В Москву? Не-ет! Как же я оставлю Ваню и Колю, нет! - решительно проговорила она.
-Поймите, мама, одной вам будет здесь еще тяжелее.
-Почему одной? У меня здесь сестры, племянники…
-Мама, сестры и племянники с вами сейчас, с вашим горем. Но у них свои дома, свое хозяйство, просыпаться вы будете одна и засыпать одна…
-И правда, Аня, лучше тебе поехать, - поддержала сестру Варвара Петровна. - Там у тебя сын, опора… Да и Дина будет с тобой.
И Ольга Петровна согласно закивала головой.
-Нет! У меня впереди девять дней нужно отметить, затем сорок дней, не не могу, - упрямничала мать.
-Девять дней я с вами побуду, сорок не смогу, - проговорила Дина. - Мне на работу надо.
Мать положила свою руку на колено Дины, проговорила скорбно:
-Спасибо, милая, спасибо. Как же я уеду, а дом на кого оставлю? Разграбят же все, вон сколько бездельников развелось, только и смотрят, где что плохо лежит. Ранее и калитку не запирали.
-За домом присмотрит Олег. Поживет здесь.
Мать склонила горестно голову, долго молчала, проговорила тихо.
-Хорошо, отметим девять дней, а там видно будет.

Утром Дину разбудил петух. Она встала потянулась, накинула халат, пошла смотреть на кур и петуха, как тогда, в первый день приезда. Мать сидела на ступеньках, которые вели в огород, смотрела на расстилающуюся даль. Раннее солнце ярко по-летнему светило, землю прогреть не успело, рваные клочья тумана уплывали из низины вверх и таяли в голубом небе. Дина присела рядом, обняла мать за плечи.
-Жизнь перед глазами пронеслась, как один день, - тихо сказала мать. - Тут Дима и Коля маленькими прыгали по этим ступенькам в огород. Ваня возился у своего верстака, все что-то чинил, переделывал. И теперь их нет на этой земле и никогда не будет. Только Дима один и остался у меня.
-Почему один Дима? Я есть у вас. Внук ваш всегда будет с вами.
Мать , соглашаясь, покачала головой, затуманенным взглядом смотрела вдаль.
Опять прокукарекал петух, мать встрепенулась.
-Забыла покормить кур.
Встала, набрала пшеницы, пошла на задний двор. Дина пошла за ней. Мать насыпала в кормушку зерно, налила воды, отошла и долго смотрела на кур, словно прощаясь с ними. И Дина поняла, мать внутренне согласилась с отъездом, только смириться с этой мыслью ей тяжело.
Все девять дней она не отходила от матери, та понемногу оттаивала, только не могла без слез смотреть на фотографии мужа и сына. Вечерами мать рассказывала, как они с отцом жили все эти годы. Простая жизнь простых тружеников, которые каждый год бились за урожай, готовили на зиму варенья и соленья, отец давил виноград, запасался вином. Дина удивлялась, почти в каждом доме бочка вина, а пьяниц не видать. Выросшая в достатке, она не знала всех тех трудностей, которые выпадают на долю всех этих людей, живущих хотя и в городе, но мало чем отличающейся от сельской жизни. Она никогда не задумывалась, что в магазине может закончиться хлеб. Даже в девяностые годы, когда полки магазинов опустели, у них дома недостатка в еде не ощущалось. Она не понимала, что пойти в школу или на рынок, нужно пешком протопать несколько кварталов. Дома к ее услугам всегда трамвай, автобус или метро. Мама пользовалась служебной автомашиной папы. Еду им готовила прислуга, Дину воспитывала няня. Здесь ни о каких прислугах и нянях не знали, и не понимали, зачем нужно их содержать, управлялись все своими силами. Натруженные руки матери сами говорили за себя. И Дина с уважением прониклась к этим простым людям, они стали для нее еще роднее, не так как прежде, когда она приезжала как гостья, ей подавали завтрак, обед и ужин, ухаживали и обхаживали ее, а сейчас она стала почти наравне с ними. Так же рано просыпалась, готовила завтрак и обед, помогала во всем матери, у которой все валилось из рук при одном упоминании, что она должна будет все это бросить. Ведь сюда вложена вся ее жизнь, каждый день они с мужем и детьми обустраивали свое гнездо, каждые десять лет ремонтировали крышу, подправляли сарай, поправляли беседку, убирали от листвы двор. Дина почувствовала себя причастной к этому крестьянскому труду. И она начала гордиться собой от того, что несмотря на барское воспитание в семье партийного работника, ей не чужда эта работа, она ходила на рынок, покупала мясо и продукты, ходила в магазин за хлебом и прочими нужными в хозяйстве вещами. Она каждый день звонила Дмитрию, и он ей звонил по несколько раз на день, рассказывала о каждом проведенном дне, беспокоилась, как там ее мужчины, что едят, и как Виктор себя ведет. Дима рассказывал ей, что на востоке Украины идут военные бои с применением танков, артиллерии и самолетов, а Донецк и Луганск украинская власть так и не смогла победить. Ведь в Измаиле об этом почти ничего не показывали и по телевизору не рассказывали. Да и не воспринимали здесь официальный украинский язык на котором говорили дикторы телевидения.
Последний раз перед отъездом собрались все родственники в доме. Сестры, Рая приходили порознь почти каждый день, справлялись о здоровье и чем нужно помочь, видели, Дина помогает матери, старается быть все время рядом, еще больше убеждались,  сестре нужно будет уехать в Москву, к сыну, хотя бы на первое время. Когда в стране смута закончится, можно будет приехать назад. Накрывали стол Дина и Рая. Сели все родственники за стол, помолчали, приподняли рюмки, помянули.
-Пусть им земля будет пухом. Хороший человек был дядя Ваня, - проговорила Рая. - И Коля замечательный человек. Короткую жизнь прожил…
Кто в этом виноват?.. Кого винить?..
-Ладно бы война, а то так, террористы у нас оказывается жили на востоке, - высказался Олег.
-Думаю к осени все закончиться, и ты Аня вернешься домой, - высказался  Леонид Васильевич, как о деле решенном, что мать уедет с Диной. И мать видела,  все родственники, словно сговорились, все хотят, что бы она на время уехала, внутренне уже согласилась с этим, только стон вырывался из ее груди:
-Господи! Как же я брошу свой отчий дом и родные могилки?..
-Ниче, Аня, ниче, мы присмотрим, не журись, - успокаивал ее Леонид Васильевич. - Не на век уезжаешь...
И мать после их ухода стала собираться в дорогу. Ходила по дому, не зная что взять с собой, а что оставить. Останавливалась посреди комнаты, смотрела на мебель, такую родную за все эти годы, которой было не менее ста лет, остались еще от родителей, только сервант современный, да и тому лет тридцать.
-Зимние вещи не берите, - советовала Дина. - Если не вернемся, там купим.
Мать положила на дно чемодана портрет мужа, фотографии сына, где он один в форме от курсанта до полковника, с дочками на Черном море, и ни одной фотографии, где он с женой.
Последний раз перед отъездом поехали на кладбище. Цветы увяли, венок упал, Дина поправила его. Мать присела на лавочку соседней могилы, заплакала:
-Прости, Ваня, и ты, Коля, уеду я не надолго. Знать надо так… Племянники присмотрят за вами.
Встала, поцеловала кресты, и пошла сгорбившись на выход. У выхода обернулась, перекрестилась, Дина взяла ее под руку и они медленно пошли к автобусной остановке.
Провожали их родственники. Все надеялись, они к осени увидятся, Дина оставила Олегу деньги на памятник, заранее оговорили, каким он должен быть.
До Киева доехали без проблем. Поезда в Москву отменили. Оставалось два пути: самолетом в Кишинев, оттуда в Москву. Или автобусом до Брянска. Мать сказала, она боится лететь самолетом, хотя никогда не летала. Поехали автобусом. Несколько раз их останавливали непонятные люди в камуфляже, но не военные.
-Москали е? - спрашивали они. Дина заранее спрятала заграничный паспорт, отвечала она едет только до границы. Подозрительно осматривали граждан, хищно присматривались к багажу. К какой -то женщине придрались:
-Шо, тетка, вэзэшь? А ну вытряхай баул…
Та визжала, срывалась на крик, еле отстали.
-Вот так ехать автобусом, - упрекнула Дина.
-Разве я могла такое предположить… А эти кто? - спрашивала она. - На милицию не похожи, да и на военных тоже…
-Бандиты это, мама. Не видите разве, как по-хамски они себя ведут? Прикрываются только риторикой о справедливости и революции достоинства, вот ради таких погиб наш Николай - тихо говорила Дина.
-Да чтоб они провалились, - перекрестилась мать.
-Провалятся, придет время, -заверила Дина. - Были у вас румыны, потом Советы, куда же подевались! И этим не долго жировать.
На украинской границе всех тщательно проверяли, перетрясли у всех вещи, искали оружие, запрещенные вещи, конфисковывали еду и ценности, которые, якобы, нельзя вывозить из страны. Плакали женщины и дети, проклятия адресовали в пол голоса, чтобы не услышали, иначе могли задержать. Свободно вздохнули, когда пересекли русский таможенный и пограничный пост.
-Все, мама, вот мы и дома, - с облегчением вздохнула Дина.
Та только горестно покачала головой. «Где теперь ее дом?!».
Дина позвонила Дмитрию, он встречал их в Брянске с сыном на своей автомашине. Он наспех поцеловал жену, Дина обняла сына, по которому очень скучала.
Мать долго плакала на груди у сына.
-Димочка, где же теперь моя родина? - спрашивала она сквозь слезы.