Плотогоны

   Есть такие музеи в которых кроме картин больше и нет ничего. Картинные галереи называются. Так вот, Третьяковский музей именно такой. И есть там картина, которая называется «Плотогоны». На большом бревенчатом плоту стоят смелые суровые мужчины и с ними стоит одна, не менее смелая и суровая, женщина. Спросите откуда я это знаю? Ну, про картинные галереи я в книжке прочитала, а «Плотогонов» видела в большом мамином альбоме, в котором было ещё много всяких картин. Нашей маме нравилось всё красивое: картины, скульптуры. И вот всё что ей попадалось красивого в разных журналах, она вырезала и вклеивала в свой большущий альбом. Мы с сестрой любили его листать, рассматривать. Дольше всего мы задерживались над картиной «Дама с горностаем». Что такое горностай мы не знали, хотя подозревали, что так назван зверёк, который сидит у дамы на руках. Но сама дама... Какой красавицей она была! У нас каждый раз дух захватывало от такого совершенства. С тех пор всех сказочных принцесс я представляла себе только такими. А ещё у нас с сестрой была такая игра — прежде чем перелистнуть страничку альбома, ещё не зная что там изображено, мы выкрикивали: «Это я!» и кто первый успел крикнуть, тот и изображён на открывшейся картинке. Здорово когда это оказывалась какая-нибудь красавица и было очень смешно если это был бородатый старик или вообще - лев с человеческой головой. У меня была отличная зрительная память, я без труда запомнила порядок картинок в альбоме и частенько подшучивала над младшей сестрой, намеренно позже выкрикивая «это я», чтоб сестре доставались самые смешные картинки. Себе же я чаще всего выбирала картину «Плотогоны», очень уж мне нравилось «быть» той самой суровой и серьёзной женщиной на плоту. И однажды произошла такая история, где мне на самом деле пришлось стать «плотогоншей».
   
   Это случилось в самом начале октября, когда последние листья и трава совсем пожухли, съёжились и по утрам остро похрустывали от первого, ещё робкого морозца. Утром мама, как обычно, принялась готовить завтрак. На сковородке весело и вкусно шкворчала яичница, на столе уже был порезан хлеб толстыми ломтями. Оставалось согреть чайник, который неожиданно оказался пустым. Мама открыла кран, чтоб набрать воды, но из крана доносилось только бульканье и шипение, а вода не текла. Так мы все остались на завтрак без чая. А потом мы узнали, что случился прорыв трубы и весь наш дом в то утро остался без воды. Ближе к обеду у дома выстроился целый парад разной техники. Сначала бульдозер бороздил площадку перед домом, затем большой экскаватор стал огроменным ковшом черпать землю и высыпать её тут же, рядом в кучу. Ближе к вечеру перед домом появилась глубокая канава метров десять длиной, по обе стороны которой высились рыжие горы земли пополам с глиной. Конечно же мы все, ребятня, да и взрослые, наблюдали за процессом. Ещё бы! Не каждый же день большие бульдозеры роют канавы прямо под нашими окнами. Сначала канава была пустая и сухая, только вдоль её дна тянулись две толстенные трубы. Постепенно она начала заполняться водой, мутной и рыжеватой. В довершение ко всему ночью пошёл дождь, который прекратился только к обеду. Кому первому из мальчишек пришла эта идея не известно, но уже после обеда в канаву был торжественно спущен вполне себе добротный плот. Мой брат, ТолькаСколько и Санька все вчетвером разместились на плоту и отталкиваясь длинным шестом медленно и важно продвигались по канаве.
   Мальчишки стояли на плоту ну точь в точь как плотогоны на маминой картинке из альбома. Такие же суровые и серьёзные. Эх, как же мне захотелось туда, к ним, на плот. Ведь и на картине среди мужчин была одна женщина, такая же суровая и серьёзная. Я тут же вскочила на кучу глины, ноги прочно и твёрдо упёрла в землю, руки в бока и взгляд... Я выбрала как мне казалось, самый суровый и серьёзный взгляд на какой только была способна, и устремила его вдаль. Вот! Пусть мальчишки видят - я тоже могу! Но мальчишки не обращали на меня никакого внимания. Мне стало обидно — ну как же так? Я закричала:
– Мальчики, возьмите меня на плот!
– Малявкам на плоту не место. –  начали дразниться ТолькаСколько.
Я закусила губу чтоб не зареветь.
– Гоша, ну скажи им! Чего они! – со слезами в голосе крикнула я брату, в надежде, что уж он-то за меня замолвит словечко. Но братец продолжал увлечённо работать шестом, делая вид, что совсем меня не слышит.
– А ты прыгай к нам! – продолжали дурачиться ТолькаСколько. Они кривлялись и корчили противные рожицы, стараясь ещё сильнее меня обидеть.
– Ах, вот как! Они думают я забоюсь. А вот и не забоюсь ни чуточки! – пыхтела я себе под нос, взбираясь на вершину глиняной кучи.
Там я примерилась — канава не широкая, до плота, казалось, совсем не далеко.
– Я не малявка! – заорала я во всё горло и, изо всех сил оттолкнувшись от глиняной кучи, прыгнула... мимо плота.
   Глубина канавы была два моих роста. Нет, наверное даже больше. Я ушла под воду сразу, по самую маковку, но моя тёплая курточка, надувшись пузыриком, вытолкнула меня на поверхность. Плот был совсем рядом — я промахнулась самую чуточку. Мальчишки тут же вытянули меня на плот, ухватив за капюшон куртки. Через пару секунд я уже стояла на плоту, правда, очень мало напоминала ту, смелую и суровую плотогоншу с картины. Дело в том, что вода в канаве больше походила на грязную жижу, которой я теперь была облеплена с ног и до самого помпона на моей шапочке. Эта жижа медленно стекала с меня и плюхалась на плот жирными тяжёлыми каплями. В общем, вид у меня был самый затрапезный, но не смотря на это, я гордо стояла на плоту, широко расставив ноги и, насупив брови, сурово взирала в даль. Теперь я с полным основанием могла ткнув в мамином альбоме в картинку «Плотогоны», первой кричать: «Это я!»