Портрет бездомного художника

Я называю его бездомным, потому что долгое время думала, что он живет на улице. Этот африканец в яркой рубашке действительно казался бездомным. Здесь таких много. Приезжают на набережную на старых велосипедах, груженых баулами с барахлом, необходимым для жизни, и проводят дни, а то и ночи, сидя на скамейках, сосредоточенно глядя на воду. Этот правда на воду не смотрел, занят был все время чем-то. Но все равно, что я могла о нем подумать? Сидит под лестницей, где дождь не мочит, и солнце не печет, в себя погружен и пишет что-то. Да и не разглядывала я его особо, какой-то внутренний стыд за собственное благополучие мешал мне это делать.

А тут на днях смотрю, он не пишет, а рисует. Да что-то яркое такое, какое только под южным солнцем могло родиться. Я постеснялась подойти, но заинтересовал он меня дико.

Буквально на следующий день опять его встречаю... Я там с собакой гуляю каждый день. Она старенькая уже, ей трудно запрыгивать на бортик и вредно подниматься по ступенькам. Вот и подсаживаю ее на руках и иду тоже медленно, со скоростью пожилого мопса. Со стороны смотрится трогательно. Мы поравнялись с художником, я скольжу мимо него взглядом по картине, а он улыбается и головой мне кивает. Восприняв это как разрешение на любопытство, я подошла.

С облегчением отметила, что у него чистые руки и опрятная рубашка. Тяжелые волосы убраны на карибский лад под белую вязаную шапку. Обувь практически новая, и улицей он не пахнет. На ящике, на котором можно и сидеть, и рисовать, разложены газеты, на них — ватман с начатым наброском. В сторонке аккуратно лежат бумажник, какой-то толстенький футляр, краски и пенал с карандашами и маркерами. Из рюкзака торчит черная пластиковая туба для рисунков. Тот вчерашний рисунок, который привлек мое внимание, был, вероятно, закончен, зато сейчас можно увидеть начало нового.

Мужчина поздоровался первым. Меня приятно удивил его грамотный английский: «Привет, я — Джонсон. Я тебя давно знаю». И протянул руку для пожатия. На мой вопрос откуда, пояснил, что часто рисует здесь и знает всех постоянных посетителей набережной. А также моего мужа и детей, хотя чаще я гуляю одна. Заметил, что собачка моя на глазах стареет, но ничего не поделаешь — жизнь. Этакий наблюдатель и хранитель набережной, а я и не знала.

Он из Алжира, живет в Голландии уже двадцать лет. Я не спросила его, работает ли он, мне это, в принципе, не очень интересно. Рисует не только для себя, его картины продаются в Англии, Франции и Америке. А в Голландии почему-то нет. Он работает в интересной технике — пишет черными маркерами, которые нельзя стереть. Одна неверная линия — и рисунок испорчен. А промежутки между линиями он «заполняет радостью». Это его слова.

Мы больше говорили о картинах, чем о нас. Мне это нравилось. Я не люблю, когда малознакомые люди задают мне личные вопросы, и сама их не задаю. Поэтому многие открывают мне душу, хочу я того или нет.

Заметив, что собака проявляет нетерпение, он попрощался первым и вернулся к работе. Но сфотографировать себя разрешил — с той картиной, которую вчера нарисовал. А я пошла дальше, радуясь, что у этого художника есть дом и дело. Что на свете стало одним человеком меньше, за которого болит мое сердце. А еще, что у меня в этом городе есть еще один знакомый, которому можно просто крикнуть «Привет!», помахать рукой и пойти дальше.