Собаки

               
               
Это  у нас уже третья собака, если не считать Ласку, щенка лайки, которого подарил отцу на День рождения 1 мая 1941 года его друг еще с комсомольской молодости Абрам Шнеерсон. Отец как-то, смеясь, рассказал, что Шнеерсон тогда весьма недвусмысленно дал понять, что хотел бы вернуть уплаченные за собаку деньги. Притом человек он был не бедный, профессор, доктор философии, жили вдвоем с женой, тоже преподавателем, детей не было. Отец, конечно, деньги отдал. Такой вот Абрам, выражаясь политкорректно. Но этот эпизод не омрачил их дружбы.

Ласку я помню смутно, мне тогда не было и пяти лет. Кажется, мы забрали ее в эвакуацию в сентябре сорок первого, но дальнейшие ее следы затерялись. Поэтому я ее и не посчитал первой. А по настоящему первой собакой у нас стала восточно-европейская овчарка Пальма, которую подарил мне в 1952 году двоюродный брат. Пальма три года прожила в питомнике МВД, ее, как он говорил, во-время выбраковали, и брат взял ее для нас.

Тогда в нашем доме на Самотеке было всего четыре собаки: наша Пальма, маленькая противная Гейша (одно имя чего стоит), трофейный шпиц и довольно крупный белоснежный пушистый пес Малыш. С Малышом гулял старик-пенсионер. Мы часто с ним общались во время выгула собак. Своего Малыша он баловал, давал печенье, а тот иногда воротил морду. В такие моменты я готов был выручить Малыша, но природная застенчивость  мешала предложить свои услуги. Старик был словоохотлив, рассказал, что уступил молодую жену своему молодому другу, теперь живет один с Малышом, балует его, покупая всякие деликатесы. Рассказывал, как попал в плен к Махно, его хотели расстрелять, но он взмолился перед Батькой, сказал, что он бухгалтер и может им пригодиться.

После Пальмы наступил новый период в моей жизни — я женился, появились дети. Заводить собаку стало проблематично.

В 70-х годах я был прикомандирован в институт Биофизики, Пущино. Там Петька Брежестовский вынужден был отказаться от великолепного водолаза из-за аллергии младшего сына на  собачью шерсть . Я загорелся. Сказал жене. Она: «Ах, мы не прокормим!», «Ох, он столько места занимает!».  Я подумал, ему нужна вода, дачи у нас тогда не было. Опять же двое маленьких детей. Да и не известно, когда закончится работа в Пущино. В общем, пришлось отказаться.

А в 98-м мы через службу защиты животных взяли трехмесячную немецкую овчарку Росси  у молодого сотрудника Югославского посольства, который физически не смог заниматься собакой. Я не работал, стал пенсионером. Мы давно уже переехали на Большую Грузинскую. В доме было много собак. Много было и бездомных. Они в основном жили при гаражах, где их подкармливала охрана и автовладельцы. Когда мы проходили с Росси мимо, собаки нас облаивали и выскакивали с территории гаража. Если же они приближались слишком близко, я нагибался, делая вид, что беру камень, и они разбегались. Иногда в период собачьих свадеб они сбивались в стаи по 10-12 особей. Среди них бывали и домашние собаки, убежавшие от своих хозяев. Такие стаи мы обходили на всякий случай.

Со временем бездомные собаки стали исчезать — мэрия повела борьбу с нелегалами. Кто-то попал в приют, кто-то — в лучший мир. И когда у нас появилась третья собака — немецкая овчарка Шерри, бездомных собак в Москве почти не осталось. И стало значительно меньше домашних собак. Но я не об этом.

Однажды, когда у нас еще была Росси, я шел по делам по правой стороне Грузинского переулка к Белорусскому вокзалу. Вдруг впереди справа я услышал едва уловимый многоголосый лай. Звук быстро усиливался. Я прибавил шагу: что-то впереди случилось.

И когда лай стал совсем громким, из скверика в конце переулка выскочила на тротуар средних размеров собака, перемахнув через небольшую ограду. А сзади стая с десяток разнокалиберных псов преследовала чужака. Спасаясь, чужак кинулся через проезжую часть на другую сторону переулка. Но тут наперерез ему вылетел «Жигуль». Трагедия была неизбежна. Стая замерла на тротуаре.

Дальнейшее происходило, как в замедленной съемке: чужак мгновенно сориентировался, прыгнул всеми четырьмя  лапами на летящую  мимо машину, раздался громкий удар,  пес всеми четырьмя лапами оттолкнулся от машины, та проехала, а беглец тут же приземлился на асфальт. И, не теряя скорости, скрылся за домами на другой стороне переулка.

Морды преследователей вытянулись в изумлении. Они еще несколько секунд приходили в себя, затем в задумчивости развернулись и затрусили обратно. А водитель «Жигулей» даже не сбавил скорость.

Вернувшись домой, я рассказал о случившемся жене. Она кивнула, «да-да. Совсем забыла. Звонила Ира, она варила холодец, а косточки для Росси положила в заморозку. Как-нибудь привезет».

Вечером пришел Витя с бутылкой. Я ему повторил свой рассказ. «Ой, Гарик, ты мне напомнил, - едва дослушал меня Витя. -  Летом в Коктебеле у хозяина была сучка по имени Джек. Однажды я стою рядом, хозяин обращается к пятилетнему внуку:
- Сашка, а где Джек?
- А Джек ссыт, из жопы ссыт, - кричит Сашка, и Витя залился довольным смехом.

     Больше я никому не рассказывал про этот случай. Только Вам.