Владимир Короленко

ЧЕЛОВЕК СОЗДАН ДЛЯ СЧАСТЬЯ,  КАК ПТИЦА ДЛЯ ПОЛЁТА.

Литературный очерк

Это своё убеждение, ставшее широко известным афоризмом, писатель В.Г.Короленко (1853-1921) вложил в уста героя рассказа «Парадокс», написанного им в 1894 г. Именно в том году после смерти маленькой дочки, по собственному признанию писателя, он переживал, как ни в какие другие периоды, самые тяжёлые минуты своей жизни. И чувствовал себя  «изломанным, разбитым и ничтожным». Стоит почитать этот рассказ, чтоб понять, откуда же человеку в такое время, когда душит смертная тоска, брать силы, чтобы жить? Да не просто жить, но с законным правом на счастье? И в это право каждого из нас Владимир Галактионович не только верил. Во имя возможности его реализации  боролся и работал всю жизнь, вкладывая в это все силы своей великой души.
Современники называли его «нравственным гением»,  «совестью России», «праведником русской литературы», восхищаясь высочайшей моральной закваской этой уникальной личности. Таких определений из его современников не заслужил никто. Высоко оценивался и писательский талант Короленко, его уникальная самобытность. На рубеже 19-20 веков интеллигентная элита считала, что из творивших в то время писателей выше всех стоят Толстой и Короленко. Даже Чехов пониже будет. Выше их могли поставить только кого-то из умерших классиков. Но живых, достойных встать рядом с этими титанами, больше не было.
Поразительно, что в наше время эта недюжинная личность почти забыта. Может быть, потому, что сама мораль, если и не забыта, то всё-таки потеряла свои приоритеты в общественной и даже личной жизни? А к праведности как к идеалу не стремятся в массе своей даже и те, кого по смыслу избранного ими служения вроде бы должно влечь?..
Короленко написал замечательные книги. Их сюжеты и образы волнуют, приковывают внимание, дают мощный импульс для мысли и чувства, рисуют поразительно правдивую историческую панораму современной ему действительности. И о них можно писать и думать, думать и писать – неисчерпаемо богатство этой возделанной им нивы! Но, ближе знакомясь с  личностью и биографией Владимира Короленко, начинаешь ловить себя на ощущении, что писательство для него, похоже, не было главной, движущей силой его жизни и его судьбы. И не то чтобы оно было хобби, но как бы подспорьем для главного дела. Что же он считал главным? Что всегда имело властную силу оторвать его от художественного творчества, от письменного стола, от кабинетного труда в тишине? И ему для этого не требовалось ни бороться с собой, ни «наступать на горло собственной песне»? Что же это было за повеление, что за призвание и даже, ближе сказать, призыв?
Это повеление и призыв души заключались в том, чтобы прийти на помощь незаконно притесняемым и угнетённым, защитить их права. И Короленко готов был не только сделать для этого всё необходимое, но и душу свою за других положить! На его примере видно, что и один в поле может быть воином. Ведь этот «великий заступник обиженных» своими активными гражданскими действиями, силой своего искреннего слова привлекал внимание тысяч людей в России к самым насущным и актуальным проблемам дня, будил совесть общества, обличал государственную власть в  России  в несоблюдении ею  же установленной законности. 
Короленко прожил богатую по насыщенности событиями жизнь. При этом всегда и везде, как замечают его биографы, «находил время и силы на помощь другим». Своим беспримерным подвигом правозащитной деятельности в пользу тех, кого защитить было некому, и организацией широкомасштабных мероприятий помощи нуждающимся он снискал бесспорный авторитет и уважение людей разных политических взглядов, как во времена Российской империи, так и в годы гражданской войны и установления Советской власти.
Даже отбывая в дореволюционной России наказание как политзаключённый, а он находился почти 9 лет в тюрьмах и ссылках, где бы ни определяли ему место поселения, везде он был инициатором и организатором энергичной работы, нацеленной на конкретную помощь людям в их несчастьях и несправедливых притеснениях, на просвещение народа.
Как человек, прекрасно владеющий словом, он ставил и это слово на службу своей натуре деятеля и делателя. Придать своевременную гласность всем проблемам, которые он взваливал на свои плечи, помочь здесь и сейчас могла, конечно, только журналистика. И поэтому она практически на протяжении всей жизни этого удивительного человека была в приоритете по сравнению с писательским трудом. Публицистика стала для Короленко не просто газетной и журнальной работой ради самореализации и заработка. Она была его прямым вторжением в неправду и несправедливость жизни, она безотлагательно отзывалась на его «желание … открыть форточку в затхлых помещениях, громко крикнуть, чтобы рассеять кошмарное молчание общества…, защищая права и достоинство человека всюду, где это можно сделать пером».
Немало известных писателей, современников Короленко, вдохновившись своими благими намерениями и примером этого светоча бескорыстного общественного служения, тоже брались за гуж реальной помощи реальным людям. Но быстро выгорали и уставали от реальных людей и возвращались к созданию их художественных образов в книгах. Что ж, у каждого свой источник, из которого он черпает силы для жизни. Короленко же до конца дней своих не выгорал и не уставал бороться за людей и помогать им в беде.
Говоря об этой деятельности Владимира Короленко, я понимаю практически, о каких проблемах пишу, так как сама, двадцать с лишним лет занимаясь общественной деятельностью и профессиональной журналистикой,  десятки раз выступала в печати и с трибун с обличением злоупотреблений лиц, облечённых разного рода властью, а также с защитой людей, в том числе и в залах суда, от незаконных притеснений на работе, и, в целом, от действий, противоречащих принципам социальной справедливости и демократии. И потому хорошо знаю, какого мужества, какой несокрушимой аргументированности  своей позиции и каких душевных сил требует это противостояние. И какими бьющими на поражение могут быть ответные закулисные действия и прямое моральное давление. А в 90-х годах прошлого века мне доводилось даже получать нешуточные анонимные угрозы не только в свой адрес, но и по отношению к своим детям за свои журналистские расследования. Так что, хотя я и осознаю разницу в масштабах нашей деятельности, но  хорошо понимаю, чему посвятил свои недюжинные силы и свой талант писатель Владимир Короленко.
Назову только несколько громких дел, связанных с правозащитной деятельностью Короленко. Они достойны того, чтоб знать о них более подробно, чем могу я упомянуть в своём очерке. Все материалы есть в открытом доступе. Ситуации и действующие лица весьма колоритны, а сюжеты порой просто захватывающие! Как многому может научить прошлый опыт! Ведь как бы ни менялись декорации социальной и политической жизни, суть взаимоотношений человека и государства, проблемы бесправия граждан и беззакония власти остаются, к сожалению, при любых переменах. Да, прошлое может многому научить. Были бы желающие у него учиться…
Цикл документально-публицистических очерков Короленко «Мултановское жертвоприношение» (1895-1898) основан, как и вся его правозащитная публицистика, на собственных расследованиях, проводимых ради защиты на суде бедных и безграмотных удмурдских  крестьян из с.Старый Мултан (ныне с. Короленко), ложно обвинённых в ритуальном убийстве. «Я весь потонул в деле мултанских вотяков… и теперь ничем не могу заниматься и ни о чём больше думать», - признавался Короленко. До художественного ли творчества в таких обстоятельствах человеку с горячим сердцем Данко?
В этом громком процессе участвовали многие известные юристы. К примеру, А.Ф.Кони. Но главная заслуга в оправдании мултановских вотягов (удмуртов) принадлежала согласно общественному мнению именно Короленко. Ему  же было предоставлено и последнее слово на заключительном судебном заседании. Подзащитные Владимира Галактионовича были оправданы. Окончательно правота Короленко подтвердилась в 1927 г, когда были установлены и истинные имена убийц. Возмущением  и обличением бесчинств в отношении народа пронизан его очерк «Сорочинская трагедия» (1907). Короленко мужественно встал на защиту взбунтовавшихся крестьян, против которых была направлена свирепая  карательная экспедиция. Он не защищал бунтарей, не призывал к революционным потрясениям, но гневно требовал от беснующихся карателей, возглавляемых неким Филоновым, хотя бы соблюдения элементарной законности, если они не способны на гуманизм. Для самого Короленко гнев мог быть вызван только желанием протеста против торжествующего зла и неправды. Но гнев как выражение жестокости и отсутствия любви и человечности, он не принимал.
 Образцом высококлассной публицистики можно смело назвать и его очерк «Бытовое явление» (1910), в котором Короленко выступает противником установившейся практики смертной казни. Что так взволновало его в  этой проблеме? Пламенный борец против бесправия и несправедливости привлекает внимание общественности к неоправданно широкому применению этой меры наказания в современной ему России. Если раньше, писал этот известный публицист, высшая мера применялась только в исключительных случаях, то теперь сплошь и рядом молодые, полные сил люди получают этот страшный приговор за свои убеждения, которые высказывают публично в политических акциях протеста. Случается даже такое, что при этом на смерть отправляют и совсем невиновных. У писателя вызывает возмущение тот факт, что смертная казнь из единичных случаев превратилась в систему с полным обесцениванием человеческой жизни. Заметим, это было в стране, где христианство с его проповедью любви к человеку было государственной религией!   
В своих публикациях в самых известных журналах и газетах Короленко активно защищал простых, безграмотных, как правило, униженных и забитых людей, пострадавших от неправомочных действий представителей власти. Он всегда был убеждён, что в русском человеке, в том числе в крестьянине, сохраняется искра Божия, несмотря на его неразвитость, иногда даже дикость нравов и поступков, порождённых не тягчайшей ли его жизнью и отношением к нему со стороны правящих классов хуже, чем к бессловесному животному? И потому, сталкиваясь с самыми мрачными обстоятельствами народного быта, он считал, что не всё в жизни народной безнадёжно и потеряно. Надо только любить свой народ не на словах и реально обустраивать его жизнь, а не эксплуатировать с беспощадностью врага. Против жестоких действий властей по отношению к своему народу направлены  многие другие очерки Короленко. Такие, например, как «Черты военного правосудия»  (1910), «В успокоенной деревне» (1911). А главная книга писателя, автобиографический роман «История моего современника», признанный талантливой летописью своего времени, в данном контексте даёт и вполне убедительные аргументы  против реанимации у некоторых из наших современников прекраснодушных монархических иллюзий …
Короленко был убеждён в особом значении в жизни страны и народа «интеллигента-гражданина, ведущего борьбу с разного рода злоупотреблениями и неправдами». Ему принадлежат первые попытки ввести в общественный обиход присутствие публики на  земских дворянских и городских собраниях и освещение в прессе содержания этих мероприятий. Используя возможности профессии журналиста писатель «вынес на суд общественного мнения злоупотребления акционерного общества «Дружина». Сильный общественный резонанс в России благодаря печатному слову Короленко получило дело Александровского дворянского банка. В своей публикации аргументировано и чётко он разоблачил дворянские хищения государственных средств.
Беспрецедентен отклик Короленко на голодный  1892 г. Чтобы не волновать общественность, в проправительственной печати решили сделать вид, что проблемы вовсе и не существует. (Очень востребованный при всех политических режимах приём). На страницах официальных газет само слово «голод» вообще перестало упоминаться. Вместо него писали нестрашное словосочетание «недород хлебов». Это при том, что голодали 20 губерний!  И многие из привилегированных классов действительно «не верили в голод. Настолько мало интересовались жизнью крестьян, что живя посреди голодающих губерний, отрицали существующие факты»!
Да и в демократических кругах многие только рассуждали на эту тему.  А Короленко поехал по деревням нижегородской губернии с тысячью рублями, пожертвованными добрыми людьми, и открыл в них довольно много столовых для голодающих. Во всю эту практическую работу он вносил не только свойственную ему энергию, но и написал серию очерков, в которых изложил свои впечатления, мысли и взгляды на это народное бедствие, своё понимание общественной жизни и отношения к народу власти и имущих классов. Он открыто сказал и о борьбе местных чиновников с голодающими, и о мизерных ссудах, и об обмане  больных и обезумевших от голода людей, и о так называемой политике «вымаривания» народа. Короленко возмущался тем, что крестьян, которые кормят страну, рассматривают не как хозяев, попавших в беду и нуждающихся в кредите, а как попрошаек, просящих милостыню. На Короленко, как часто это с ним бывало, пошли политические доносы о том, что «под видом столовых посягают на спокойствие уезда». Надо было либо прекратить всё, либо удесятерить силы в этом мирном противостоянии, не беря во внимание собственные интересы, интересы  своей семьи, где на тот момент было три дочки. Конечно, Короленко не ушёл с избранного пути.
Чем глубже в уезд забирался Короленко, тем страшнее и безысходнее представало перед ним народное бедствие. От деревни к деревне он двигался, как по кругам ада. Столовые в сёлах, где проживали до тысячи человек, открывались только на 50 мест, для кормления самых беспомощных и нуждающихся, умирающих с голода. И этот список составляли на месте, сходом. Страшно читать о том, что при этом чувствовали голодающие люди и дети, которых не могли всех накормить, так как средства были ограничены. 
«Молебен. Развеска микроскопических долей хлеба. Перекличка. Садятся за стол немногие счастливые. Сотни голодных глаз сопровождают каждый отправленный в рот кусок, каждую ложку похлёбки. Как прогнать девочку, которая села за стол «не по праву».
-- Дни два не ела она… сиротка, -- слышится голос в толпе.
И Короленко вносит девочку в свой список.
Вот женщина привела двоих ребятишек, а в списках числится только один. Она сажает за стол меньшего, а старший стоит и плачет»…
Современники видели огромную заслугу Владимира Короленко «в правдивом, простом, искреннем и потому захватывающем душу описании того, что он видел и пережил в этот тяжёлый год». В очерках В.Короленко «непонимание жизни деревни рядом с нежеланием её понимать, и на придачу в союзе со своекорыстными интересами тех, кто поживился от народного горя, встают перед читателем в яркой, живой картине» (Газета «Мир Божий».1894. №1).
Всем, чем мог, интеллигент Короленко стремился помогать своему народу, невежественному и беззащитному. Вне зависимости от вероисповедания и национальности людей. Это было его нравственным и мировоззренческим кредо. «Делай, что должно, и будь, что будет». Этот девиз Марка Аврелия, бывшего, по свидетельству историков, философом на троне, последним из пяти хороших римских императоров, которого просто обожал римский народ, взял Короленко за главное правило своей жизни. И никогда от этого правила не отступал. И все свои дарования, в том числе и писательский талант, подчинил деланию того, что должно. Он часто и всегда -- по велению сердца и своего мировоззрения участвовал в расследованиях, где обвинялись бедные люди. Многих буквально спас от незаслуженных, но грозящих им наказаний. Для этого он из писателя и журналиста превращался в смелого расследователя всех событий и обстоятельств дела, в дотошного аналитика. Он сам собирал факты, записывал показания очевидцев, потерпевшей стороны, ездил, зачастую многократно, на места происшествий, тщательно вникал в полицейские отчёты, протоколы, в стенограммы судов. Сотни людей, спасённых от высшей меры наказания, от многолетней каторги и тюремного заключения, от несправедливых и ложных обвинений ощутили мощь и действенность  слова Короленко в печати и на судах.
Откуда же появилась такая личность? Из каких жизненных условий выросла эта недюжинная натура? Конечно, для того, чтобы многое понять в человеке, надо заглянуть в его детство. Какие впечатления и какая атмосфера формировали его, что оказало определяющее влияние на юную душу Володи Короленко? Предлагаю всмотреться в некоторые отобранные мною из его биографии факты. Мне они представляются с рассматриваемой точки зрения  значимыми.
Писатель, ставший неотъемлемой частью русской культуры, больше того -- человек, с которым ассоциируется её сущностная основа, был пятьдесят на пятьдесят украинской и польской крови и почти 40 лет своей жизни прожил на Украине. В основном, в Житомире, где он родился и жил до смерти отца, т.е. до 15 лет, и в Полтаве. Волынская губерния, центром которой был город его детства, исторически сформировалась как особенный регион Российской империи. Тысячу лет здесь вели борьбу «за свою рускость». Совсем недавно, меньше, чем за полвека до рождения Короленко,  эта исконно  украинская земля была частью Речи Посполитой.  И население здесь было очень смешанным. Почти в равных частях жили украинцы, русские, поляки. Было много евреев. Католицизм, как может быть, нигде больше на территории России, чувствовал себя в этой юго-западной части Украины уверенно рядом с государственной православной церковью. Костёлы, синагоги и храмы  соседствовали друг с другом, как и люди. Впрочем, как и национальное неравенство. Мать Короленко была чистокровной полячкой, отец – малороссом. Но в их семье спокойно уживались не только две национальности, три языка, но и две религии. С детства дети впитывали в себя на культурном и бытовом уровне разнообразие традиций, веры и обычаев. Но благоприятная семейная атмосфера не могла уберечь впечатлительного мальчика от реалий окружающей обстановки. Короленко в своём раннем детстве ещё застал крепостное право и воочию видел его бесчеловечную жестокость. Подросток  был свидетелем привычных зверских расправ с крестьянами и после его отмены. Видел, как запросто  чиновники, облечённые государственной властью, со скудоумной и бестолковой силой применяют её против  бедного и задавленного нищетой и поборами населения.  Конечно, именно в ранние годы закладывалась присущая Короленко отзывчивость на человеческую нужду и боль, его гуманность, проявившаяся также и в веротерпимости, и в неприятии любой дискриминации по национальному признаку. Он на протяжении всей своей жизни защищал людей всех национальностей и вер просто потому, что они люди. Будь то удмурты, русские, якуты, украинцы или евреи. В частности, после страшного еврейского погрома в 1903 г. в Кишинёве он не только, как и многие другие русские деятели культуры, выступил в печати с протестом, но и съездил по горячим следам в Кишинёв, проведя в городе несколько дней и беседуя с очевидцами этого ужасного события. На основе собранных материалов он написал очерк «Дом №13».  О том, как христиане, подогреваемые национальной и религиозной ненавистью, становятся хуже диких зверей. Громкий общественный резонанс, благодаря Короленко, получило и киевское дело еврея Бейлиса. Оно более двух лет не сходило с российской общественной повестки дня. Но, не смотря на все ухищрения и махинации, вмешательство в расследование известного писателя и публициста и последовавшая за этим серия его статей в столичных газетах помогли восстановить справедливость. М.Бейлис был оправдан. В ходе процесса, стараясь сломить Короленко, в очередной раз за одну из его статей, опубликованную под названием «Господа присяжные заседатели» и разоблачавшую фальсификацию состава присяжных, писатель был привлечён к суду. После  этого заседания ликующая толпа в знак поддержки борца за правду на руках отнесла повозку вместе с Короленко  и его женой к гостинице, где он проживал. Не смотря на положительный исход дела, судебное преследование Короленко прекратилось только после Февральской революции. А тогда озлобленность тех, кто инициировал этот бесчестный процесс и проиграл его, излилась всем своим ядом на Короленко-правдолюбца. Он, которого называли «совестью России», был привлечён к суду по обвинению, если перевести формулировки на современный юридический язык, «в клевете на общественный и государственный строй». Поразительна такая атакующая ложь! Безусловно, она неслучайно всегда пользуется полной и возмутительной безнаказанностью: знает, есть у неё всесильная поддержка. Вот и в связи с делом Бейлиса впоследствии было доказано, что этот постыдный процесс был инспирирован при поддержке высших властей.
И интернационализм, и редкая принципиальность, и удивлявшая современников бескомпромиссная, гражданская честность и абсолютная правдивость Короленко родом из детства. И даже, можно сказать, генетически обусловлена. Его отец, уездный судья в губернском городе Житомире, был известен всюду строжайшей  честностью и внимательным рассмотрением дел. В то время как в обычае были  канцелярщина и всеобщее взяточничество. Потому он и не продвигался по служебной лестнице, застряв в небольшом уездном городке.
Сам неподкупный, принципиальный, цельный, Галактион Короленко знал, что его подчинённые берут взятки. Да они и жили гораздо богаче своего начальника. Могли позволить себе  даже заказывать жёнам модные платья из Варшавы. Тогда как семья Короленко только-только сводила концы с концами. Но Галактион Афанасьевич не вмешивался в их делишки. Себя и свою семью он ограждал и берёг от бесчестия, строго следил, чтоб не закралась в их дом, в сердца детей лживость. А нравы окружающих, в которых он не считал себя властным, оставлял за скобками своей жизни чиновника, т.е. человека, находящегося  на службе у государства и его величества, в честном служении которым давал присягу. Своей собственной вины за беззакония, творимые повсеместно, он не чувствовал. Но сам свои обязанности судьи исполнял строго по букве и духу закона. И никто не мог его с этого пути свернуть. Никакие деньги, никакая протекция и никакое самое искреннее чувство благодарности. Хотя, бывало и такое, что он очень жалел преступника. Но об этой его жалости знали только Бог и жена.  Христос, в которого он свято верил, государь и закон, которым служил, «были для него выше всякой критики и выше суда человеческого».
Мать, Эвелина (Ева) Иосифовна была на 23 года моложе мужа. Впечатлительная, кроткая, религиозная, любящая и ласковая, она в постоянных заботах о своих пяти детях была, конечно, ближе и понятнее им. Но строгий и требовательный отец был более авторитетен и интересен. Несмотря на такую значительную разницу в возрасте, в характере супругов, в национальности и религии брак их удался. И для этого мужу не надо было брать взятки, чтоб заказывать своей молодой и красивой жене-польке платья из Варшавы. Оба они, в нравственном отношении составляли удивительно гармоничную пару: искренние, чистые, религиозные, честные, добропорядочные люди. Взаимное уважение, полное  доверие родителей друг другу, тихое семейное счастье – вот атмосфера, в которой воспитывался Володя и его братья и сёстры. А супруги  Короленко очень любили своих детей, хотя и не баловали. Да и не с чего им было их баловать. Отец много молился, часто бывал на  церковных богослужениях, старался дать детям правильное и живое представление об истинах  христианской жизни. Мать, тоже регулярно посещавшая костёл, с почтительным уважением относилась к вере мужа, как и он к её, добросовестно и тщательно воспитывала детей, учившихся в православной гимназии и бывших вместе с отцом маленькими прихожанами православной церкви. Когда Володе было 15 лет, умер отец.  Это была во всех отношениях трагедия. Семья  осталась без любимого отца и мужа и без средств к существованию. Как вспоминал В.Короленко, только благодаря «истинно женскому героизму  матери» на крошечное пособие они смогли жить и все  закончить гимназии. И хотя он чуть ли не с детства мечтал стать адвокатом, чтоб защищать права людей с помощью закона, особенно тех, кто не мог защитить себя сам, но, не имея средств к получению юридического образования, принуждён был выбрать более доступные учебные заведения. Но и их Владимиру Короленко не пришлось  закончить. Однако, благодаря своему характеру и несомненной юридической одарённости, блестящим адвокатом обездоленных он сумел стать даже без диплома правоведа.
В 1871 г., восемнадцати лет, после окончания гимназии с серебряной медалью он  поступает в Петербургский технологический  институт. Конечно, подрабатывал, но жил впроголодь. Через два года переводится в Петровскую земельную академию (ныне Тимирязевка), где была возможность получать стипендию. Здесь одарённый юноша с сильным и спокойным характером, чутким к чужому горю и любой несправедливости, попадает в бунтарскую студенческую среду. Знакомится с народниками, проникается их просветительскими идеями, посещает народнические кружки молодых идеалистов. (Не надо путать эти кружки с террористической организацией народовольцев. Хочу в этой связи особенно подчеркнуть,  что В.Г.Короленко, получившему от отца словом и делом христианское наставление всегда искать мирных и законных путей исправления любой ситуации, были абсолютно чужды насилие, агрессия и противозаконная деятельность). В пору зенита деятельности народников они с младшим братом Илларионом собирались «идти в народ». И чтобы естественно вписаться в крестьянскую жизнь, овладели сапожным и столярным ремеслом. Вскоре представилась возможность проверить эту идею практикой. Когда вспыхнули студенческие волнения против решения администрации установить в отношении студентов беззаконные полицейские порядки (свободный обыск их вещей, чтение писем и т.п.), Владимир, конечно, оказался в эпицентре молодёжного  сопротивления. Он первым подписал протест семидесяти студентов. И подал его директору. За это его не только исключили из академии, как других подписантов, но арестовали и приговорили к высылке из Москвы. С этой поры слава революционного смутьяна  сопровождала Короленко все дореволюционные годы. Хотя это вряд ли соответствует адекватной оценке его личности и общественной деятельности..
Отчисленного 26-летнего студента В.Короленко с репутацией «опасного агитатора и революционера» в 1879 г. высылают в Вологодскую губернию. С этого времени начинается тяжёлый почти девятилетний период скитаний по тюрьмам и ссылкам с короткими перерывами. Во второй раз 8,5 месяцев прожил он на поселении в Вятке. Здесь его народнические настроения прошли проверку опытом. И «цельность этого настроения – перейти на физический труд», чтобы «жить общей жизнью с народом»  дала от этого опыта серьёзную трещину. Студенческие и интеллигентские представления о народе оказались совершенно оторванными от жизни.  По представлениям народников, низшим классам, в частности крестьянству, как говорится по определению, должны быть близки  любые революционные идеи и проекты, т.к., исходя из  бедственного социального положения, терять им, как говорится, нечего, кроме своих цепей. Но на деле это оказалось не так. Жители деревни, а это на тот момент основная масса жителей России, сторонились как интеллигентов, так и их идей, которые были им чужды, непонятны. В Вятской ссылке Короленко отлично это уяснил. Он пересмотрел своё отношение к народническим несбыточным мечтам и надеждам. «Я понял,  что судьба занесла меня не в чудесную страну какого-то особенного духа и особой народной правды, а просто я попал в глубину прошлого на несколько столетий», -- напишет позже Короленко о вопиющем невежестве своего народа и вопиющем же его социальном положении. Именно тогда он сознательно отказался от пути профессионального революционера, выбрав путь просветителя и заступника народа через свою общественную и творческую деятельность публициста и писателя. С этого периода он стал целенаправленно набирать материал для своих будущих произведений.
По подозрениям в связях с революционными организациями его переводят из одной тюрьмы в другую, из одной ссылки в другую, более тяжёлую. На чём были основаны эти подозрения? На его «репутации революционера», на его мировоззрении правдолюбца и законника, но только не на доказательствах. Потому что доказательств его подрывной революционной деятельности в природе не существовало. Приведу такой пример. После прихода к власти Александра III ссыльные должны были подписать присягу на верность царю в обмен на помилование. Это была как будто бы просто формальность. Но не для Короленко. Он помнил, что значила присяга для его отца. То же она значила и для него. Молодой человек отказался. Какие ещё нужны были жандармерии доказательства его неблагонадёжности? После отказа Короленко был сослан ещё дальше – из Западной в Восточную Сибирь, а потом в Якутию. По воспоминаниям одного из его товарищей по ссылке и там Короленко оказался прекрасным работником: пахал, сеял, косил, жал. И топором владел. И сапожным ремеслом. И, конечно, как и всюду, был учителем.  И в Якутии, как в Вятке, как в Центральной России, как в Сибири он  видит недоступность для крестьянского сознания любых социальных  идей. Здесь, на самой холодной восточной окраине Российской империи, Владимир Короленко окончательно формируется как писатель. За годы своих ссылок он собрал и записал огромное количество разнообразного материала, который стал основой большинства его произведений.
Конечно, более глубокое погружение в детство, молодость и годы становления В.Г.Короленко сделает ещё более понятным, откуда берутся такие недюжинные натуры? Но наш формат разговора имеет в этом смысле понятные ограничения. Желающим же предлагаю погрузиться – не разочаруетесь!
А сейчас, я считаю, необходимо сказать об отношении писателя к Октябрьской революции 1917 года и первым годам Советской власти. Серьёзно простуженный Короленко умер в конце 1921 года. Но четырём первым страшным годам гражданской войны он был свидетелем. И, как всегда, небезучастным, не смотря на значительно ухудшившееся в последние годы жизни здоровье. 
Владимир Короленко никогда не был человеком партии.  Сам себя он называл «беспартийным социалистом». Его политическое кредо – борьба за  мирное и справедливое в рамках законности разрешение социальных проблем. Февральскую революцию, к которой, кстати сказать, большевики практически  имели совсем маленькое отношение, он воспринял как необходимый, законный этап, направленный на демократические преобразования России. К Октябрьской же революции писатель отнёсся крайне негативно, считая её преждевременной.  Согласно его глубоким убеждениям социализм, даже лишь в начальной своей стадии, можно осуществить только в свободной стране, где подавляющая часть граждан имеет опыт жизни в границах демократического государства с его правами человека. Отсталому в плане просвещения, понимания и применения политических свобод  народу России ещё только предстоит этот путь к социализму. Отношение к событиям октября 1917 г. Короленко открыто высказал в статье «Торжество победителей», написанной в декабре того же года. В ней он резко высказался против репрессивной политики пришедших к власти большевиков в отношении своих классовых врагов. Принципы пролетарской диктатуры были для него неприемлемы. Он считал, что власть должна  соблюдать интересы всего населения, которые необходимо ставить выше классовых интересов.
 Для В.И. Ленина позиция Короленко стала полной неожиданностью, ведь тот был социалистом и человеком, преследуемым царским режимом, боровшимся с ним и много от него пострадавшим. Но борьба с неправдами самодержавия не означала для Короленко безусловного соглашательства с неправдами тех, кто пришёл на смену царю. Кстати сказать, в 1921 г. Ленин предложил отправить для лечения за границу видных деятелей страны, в том числе и нуждавшегося в лечении В.Г.Короленко. Предложение власти он не принял, сказав, что «никогда ни у какого правительства ничего не брал и брать не собирается».
Годы Первой мировой войны, революций, гражданской войны и интервенции стали для писателя, жившего в то время в Полтаве, практически непрерывной чередой волнений, тревог и хлопот. Ему помогал его безусловный авторитет – с Короленко считались и красные, и белые, и зелёные. И петлюровцы, и разномастные батьки и атаманы. В этой вздыбленной  жизни для него важны были не политические взгляды и принципы, а сохранение жизни конкретных людей. Владимир Галактионович неустанно, день и ночь, обивал пороги карательных органов непримиримых сторон, озлобленных, воюющих друг с другом не на жизнь, а на смерть. Снова и снова убеждал и тех, и других соблюдать хотя бы элементарную законность, протестовал против  расстрелов без суда и следствия, против применения высшей меры в административном порядке. Короленко всеми силами боролся и против красного, и против белого террора. В эти страшные годы в стране появились тысячи оставшихся без родителей детей, голодных, скитающихся и никому не нужных. Грандиозна деятельность Короленко по оказанию помощи этим несчастным ребятишкам, которые массово гибли или неизбежно попадали в криминальную среду. Неустанно основывает он колонии типа детских домов и приюты для сирот и беспризорных, организует помощь голодающим семьям с детьми, всеми средствами спасая конкретных людей в это беспощадное время великого потрясения.
Политику раскулачивания, создание коммун в деревнях, продразвёрстку он признавал  бесчеловечными и беззаконными деяниями. Они свидетельствовали, как он был убеждён, о крахе экономических отношений не только в крестьянской среде, но и в целом в стране.
В «Письмах к Луначарскому» (1920), написанных Владимиром Галактионовичем по предложению самого наркома просвещения и ставших духовным завещанием писателя и правозащитника, Короленко однозначно и энергично критиковал  политику военного коммунизма, жестокость и зверства гражданской войны. Однако и к упованиям на возвращение к монархии относился скептически. Он продолжал настаивать на том, что в России не было предпосылок для социальной революции. Народ в массе своей не вырос до понимания социалистических преобразований. И по этой причине большевики прибегают к насилию над ним.  Власти хотят с наскока, а значит силком, навязать людям перемены, которые, по её мнению,  сделают их счастливыми. И ударами прикладов в спину вытолкать их на этот путь к светлому будущему. Но против воли нельзя никого сделать счастливым. Тем более, когда подавляющее большинство населения не понимает и не принимает новой власти и её идей. Чуткий к общественной правде Короленко призывал к постепенной и продолжительной, но человеколюбивой, всесторонней, созидательной деятельности для изменения и развития страны на пути демократизации и экономического прогресса. И только это, по его мнению, может привести к переменам в сознании людей. Сам избирая благо, человек и воспринимает его как своё. Но навязывать это благо вопреки его желанию и пониманию, просто бесчеловечно. «Люди не ангелы, сотканные из одного света, но и не скоты, которых следует загонять в стойло», - был убеждён Владимир Короленко.
Эти письма, а их шесть, – захватывающее чтение, где всё дышит не только правдой того времени, но и правдой на все времена, которую полезно знать и нашим современникам. Луначарский планировал отвечать на эти письма. А переписку с Короленко публиковать в печати. Однако ответа  Анатолий Васильевич не написал ни на одно письмо. «Письма к Луначарскому» были опубликованы уже после смерти писателя в 1922 году в Париже. А в нашей стране впервые только в 1988 году.
Думаю, из всего сказанного ясно, что христианские понятия, внушаемые сыну отцом, внушаемые и словами, и всем образом жизни семьи и её главы, были незыблемой основой и личности, и мировоззрения Владимира Короленко.  Без преувеличения можно сказать, что он, по евангельскому слову, «положил жизнь свою за други своя», т.е. за других людей. Но его религиозность не была ортодоксальной.  С детства он ощутил, а потом и осознал отчётливую границу между церковью как официальным общественным институтом и искренней, живой верой живых людей. Много личных тяжёлых впечатлений вынес он из установленного гимназического церковного образца, сухого, жёсткого, формального. Чаша недоверия подростка переполнилась после нарушения тайны исповеди в отношении его одноклассника. Уже тогда практика и вопросы религиозной жизни ушли для него из разряда первостепенных.  Повзрослев, Короленко не мог не обратить внимания на политическую роль религии. Православная церковь в своей повседневной жизни более, чем какая-либо другая конфессия, преданно обслуживала политические интересы правящих классов. В 1893 году он напишет о своём времени: «Есть целые периоды, когда истинно религиозные люди разрушают храмы, а не строят их». Но именно про таких, как В.Короленко  говорят, что в противоположность  людям, исповедующим христианство и не исполняющим заветов Христа, есть люди, не исповедующие, но исполняющие. Душа Короленко всегда искала внутренней опоры в вере. Но не в той, что проповедуют духовные начётчики. Вера в Бога была для него светом и радостью жизни. Она давала смысл личному и общественному бытию.
Известный церковный литературный критик его времени Ю.Н.Говоруха-Отрок был уверен, что Короленко христианин паче Достоевского. И считал, что у Короленко более мягкий и более христианский по настроению тон, чем  у прямо декларирующего свою веру Фёдора Михайловича. Да, в отличие от Достоевского, всё безжалостное, беспощадное и мрачное в религии  душа Короленко не могла принять. Ему близка была  лишь «религия света и надежды». Никогда не предавал он веры отца, но «из состава своей веры» исключил церковный догмат о вечных муках грешников в аду. Тем более согласно официальному учению церкви под понятие «грешник»  подпадает практически любой человек. С пониманием Бога как Любви, с пониманием Божественной милости Короленко не мог примирить существование ада для людей, созданных Творцом по образу и подобию Божию.  Вообще «мечтания о примирении непримиримого» были свойственны натуре Короленко, стремящейся всё уравновесить, гармонизировать с возможной деликатностью, без  душевного травматизма. В.Я.Лакшин, известный советский литературовед,  д.ф.н. в конце 80-х годов 20 века после прочтения  впервые опубликованных дневников Короленко удивлялся: «При такой человеческой мягкости, и такая духовная независимость – диковина!»
Большевистскую непримиримость в искоренении веры в Бога и церкви Короленко считал неверной ни политически, ни нравственно. И пророчески предсказывал, что религиозные преследования будут иметь  в народной жизни противоположный поставленной цели эффект.  В целом же он был уверен, что мораль без идеализма невозможна в социальной практике людей, что «считать ни во что такой двигатель как совесть», значит, убрать из человеческого сознания преграды для жестокости, несправедливости, алчности, порочности, бесстыдства...
Скончался Короленко за несколько дней до наступления 1922 года в Полтаве. Это были тяжёлые и голодные годы, ожесточавшие и разъединявшие людей. Но не только жизнь, но даже его болезнь и смерть отменяли законы ожесточения и разъединения. Весть о болезни Владимира Галактионовича мгновенно разлетелась по городу. И полтавчане, сами испытывая нужду, несли любимому писателю и народному заступнику лекарства, продукты, необходимые предметы – кто что мог. Постоянно около его дома находились опечаленные и готовые к оказанию помощи горожане. А к гробу с телом писателя пришли проститься  тысячи людей. Практически весь город сопровождал эту скорбную похоронную процессию…
В честь Короленко названа одна из вновь открытых планет. Он и сам был среди людей, как планета среди звёзд. Очень скептический и недоверчивый по натуре Иван Бунин однажды сказал, что он может спокойно жить в России, зная, что тут есть такой прекрасный и непорочный человек как Владимир Короленко. «Радуешься, что он живёт и здравствует среди нас как какой-то титан, которого не могут коснуться все те отрицательные явления, которыми так богата наша нынешняя литература и жизнь». Сдержанный Антон Чехов как-то воскликнул, говоря о Короленко: «Я готов поклясться, что это хороший человек!». «Я был дружен со многими литераторами, но ни один из них не мог мне внушить того чувства уважения, которое внушил Владимир Галактионович с первой моей встречи с ним… Он был моим учителем недолго, но он был им, и это моя гордость по сей день!» (Максим Горький). Один из современников-литераторов  Аркадий Горнфельд вскоре после смерти Владимира Короленко написал, что «лучшим произведением писателя было само его существование». Пожалуй, точнее не скажешь. Действительно, хорошие книги, безусловно, лучше даже очень хороших людей. Умнее. Чище. Сильнее. Честнее. Короленко же написал не только замечательные книги, но «написал» и собственную жизнь как одну из самых прекрасных и поучительных книг человечества!..