Дневник сумасшедшего. День 13

 Меня все больше раздражает фюрер, который вдохновленный Лидделом Гартом и Сталиным, все чаще сравнивает меня с собой. Часто цитируя, что он "вовсе не был неумелым стратегом", а "скорее напротив - он был даже слишком блестящим стратегом, и потому страдал от естественных недостатков, которые часто сопровождают гениальность". И далее: ни один стратег в истории до него не умел так играть умами своих противников. При этом, опять же ссылаясь на англичанина, он замечает, что и вы, Бонапарт были "настолько ослеплены своими успехами, что допустили те же роковые ошибки в том же самом месте".
 - В отличии от вас, Адольф, - возражаю я ему.- Я выиграл Бородинское сражение и взял Москву. А ваши хваленные полководцы, переоценив свои силы, откатились назад под сталинскими ударами.
 - Но мой стоп-приказ спас вермахт от поражения в 41. Мы не откатились назад, как это сделали вы, Бонапарт.
 С фюрером тут бесполезно спорить. Он сыпет цитатами историков и своих генералов, которые объективности ради отдавали ему должное, как политику и полководцу. Также, вероятно, он бравировал и перед своим генералитетом, повторяя часто им в лицо, что, хотя они и читали Клаузевица, но так из него ничего и не поняли.
 Поспорив со мной он переходит к личности Сталина, одного из гениальных людей, по его мнению XX века, но и здесь фюрер не упускает вставить себя. Оказывается он был "Руссо, Мирабо, Робеспьером и Наполеоном революции, он был ее Марксом, Лениным, ее Троцким и ее Сталиным...ему удалось то, что не удавалось большинству из них, - он держал революцию в своих руках на каждом из ее этапов, и даже в момент поражения".
 Думаю, что это слишком! Англичане любят славословить в адрес своих противников. Точно также они воспевают и Роммеля, чтобы сделать победу под Эль-Аламейном более значимой и величественной. Этакий второй британский Сталинград.
 Мне никогда не нравилась эта лживая нация, всюду сующая свой нос и раздувающая пламя войны, кичащаяся своей демократией. Да и Веллингтон во многом уступал моим маршалам. Плеяда блестящих полководцев сопровождала меня от победы к победе. И только в 14 году часть из них решила предать меня и переметнуться к Бурбонам, о которых  тогда шутили, что за прошедшие годы они так ничему и не научились. Стоило мне высадиться в бухте Жуан, как вся Франция вновь метнулась ко мне, полная восторга и ожидания. Старый король позорно бежал. Настают мои легендарные сто дней. Но. что может сделать одна Франция с ополчившейся против нее Европой. Мы вынуждены сражаться и принимаем вызов. Одни против всех!
 Как жаль, что это было 200 лет назад. Теперь во Франции победил дух буржуа и сытой размеренности. Дух тупости и бесплодного прожигания жизни...
 Хотя мне и не нравится разглагольствования Адольфа, но с ним единственным здесь можно еще поговорить по душам. Я знаю, он не предаст. Он сам боится и в то же время восхищается Сталиным. Но, пока инстинкт самосохранения у него все же сильнее. Да и наравне со Сталиным он также видит во мне великого человека.
 Мне приходится сдерживаться, чтобы передать его речи слово в слово. Он то беззастенчиво льстит, то примазывается к чужой славе, но он не нанесет тебе подлый удар в спину. Хотя Рем и Грегор Штрассер говорят об обратном. В любом случае надо быть осторожным.