Кладбище

Недалеко от нашей станицы было кладбище. На кладбище росла конопля – высокая, горькая. Время от времени там собирались наркоманы.
Сторожем был одинокий старик, крепкий и злобный. Он гонял наркоманов, чтобы те не тусовались на кладбище: боялся пожара.
Жил он один, людей не любил, чурался их. Да и, надо сказать, в то время – середина девяностых – особо желающих прогуляться по кладбищу и не находилось. Люди приходили всё больше группами и только в родительские дни да по церковным праздникам, разыскивали среди высоченной травы заросшие могилки, выпивали, закусывали и шли обратно, оглядываясь испуганно по сторонам.
Из-за наркоманов ходить на кладбище становилось всё страшнее. Могилки зарастали всё больше, кладбище начало принимать неухоженный вид. И сторож решил обратиться в милицию. Майкопская милиция выезжать на кладбище не стала, решила, что, мол, нет причины для беспокойства: ничего же не произошло – мёртвые мёртвыми лежат, а живые живыми ходят. Сказали: если что-то произойдёт, приезжайте, будем разбираться – обычная советская отговорка, перешедшая по наследству новому постсоветскому поколению. «Нету тела – нету дела» – правило уже на века.
И сторож вернулся из Майкопа ни с чем.
Однако кто-то сболтнул кому-то, что был сторож в милиции по одному интересному делу. Наркоманы пришли к сторожке, дубинками погрозили ему, велели утихомириться. Сторож крепко закрылся у себя и долго не выходил. А когда вышел, пошёл и всю коноплю покосил.
Наркоманы вечером сунулись на кладбище, а конопли нет. Ну и подожгли сторожку вместе с закрывшимся там на засов сторожем – гори всё синим пламенем!
Кладбище горело долго, сурово. Потушить его не могли, да и, если честно, особо и не желали. Больше стояли за объездной дорогой, окольцовывавшей станицу, смотрели, как языки пламени взвиваются чёрными хвостами над памятниками и кустами. К утру всё сгорело, огонь отступил и, лизнув последнее дерево, устало упал на землю.
Сгорело всё – естественно, вместе со сторожкой и сторожем.
Ближе к обеду приехала милиция, обнаружила сгоревшее тело, составила протокол. Констатировала факт неестественной смерти.
К следующему году конопля отросла опять – буйная, ароматная, с горчинкой. И снова повадились туда наркоманы. Новый сторож, памятуя о заживо сожжённом предшественнике, рисковать не стал и, как только пьяные наркоманские шабаши участились, сбежал в Крым – жить на постоянной основе.
Тем же летом на конопляном поле в случившемся от неудачной попытки закурить пожаре сгорели заживо тридцать шесть наркоманов и алкоголиков.
Сгорели все. Синим пламенем, с угарным газом горела конопля. До самой грузинской границы разносился тошнотворный запах жареного человеческого мяса...
Позже другая плеяда наркоманов и алкоголиков, заступивших на пост безвременно ушедших их собратьев, воздвигла «мемориал» памяти «дружба до гроба» – пустая бутылка из-под спирта «Ройял», воткнутая в обгоревшую деревянную палку.