Бабка из сетей

Автобус сломался на полпути. Мела метель, густая, как пенка на кипяченом молоке, выл, буквально выл ветер, а мы упорно шли по полю, проваливаясь по пояс в снег. Сбивались с тропинки, протоптанной между барханами сугрубов, пытались разговаривать, в этом супе из снега, ветра, мороза и какой-то безысходности. Он всё ещё сопротивлялся:" Ну какая бабка! В наше-то время! Мне тебя - ведьмы хватает! Ты недавно смотрелась в зеркало, губы красила, а тебя там было три. И я увидел, не во сне, воочию, как сейчас, что когда мне исполнится 33 года, ты перегрызешь мне горло и выпьешь всю мою кровь!" Я хмыкнула:" Не бросишь пить, тебе и не такое привидится. А к бабке мы пойдем, я хочу точно узнать, что дальше..." Я была ему по плечо, и уже проваливалась в снег по колено. Мои щеки горели, пальцы в сапогах я почти не чувствовала, а он - высокий и сильный всё ныл и ныл. Но, как это часто бывает в фильмах, в жизни подобное случается гораздо реже, мы, наконец-таки,  увидели домик. Самый обычный, стоявший на краю деревни. Ни тебе конского черепа на коньке, ни тебе колодца, сложенного из человеческих костей. Даже стаи ворон,  кружащих вокруг, не наблюдалось. Обычная изба-пятистенка. Обычный штакетник. Обычное крыльцо. Я постучала в дверь. Тишина. Словно дом заброшен. Нет света в окнах, не веет теплом и уютом. Немой и неприютный дом. И вдруг возле моей правой ноги как из воздуха материзовалась серая, облезлая кошка. Она смотрела на меня снизу вверх так смело, словно она и есть местная колдунья. Я впилась взглядом в середину ее зрачка, она зацепилась за мой взгляд. И мы понеслись с нею по каким-то проводам, нитям, вверх и вниз. Одна картинка сменяла другую, слова, образы. Вдруг возникло лицо умирающей бабы Паши - свекрови моей бабушки. Как она лиховала, как орала перед смертью. Ее тело дугой выгибалось на кровати и, кажется, поднималось в воздух. Звенящая тишина, и я несу ей в жестяной кружке попить воды. Она хватает меня за руку и дальше - такие же американские горки. "Не примет, говорит седой, высокий старик!" "У неё нет выбора, дар ее, хочешь-не хочешь, принять придется!" Мне казалось, что мы с кошкой разговариваем. Что мы с ней стали единым целым, срослись. И в этот момент морок рассеялся и с противным скрипом отворилась дверь:"Зачем ты пришла?" На меня смотрела злобная, взлохмаченная бабка, ну, чисто Баба Яга из сказок. Я стала что-то лепетать, что мой муж сильно пьет, и это было чистой правдой, мой первый муж пил, она резко прервала меня и спросила:"Что видишь?" Я посмотрела чуть вбок, за плечо этой странной женщины, и увидела там нечто нереальное - фигуру без лица. Вместо лица была бездна. Туда хотелось нырнуть, в эту бездну, там было все: сила, мощь, энергия, бессмертие и смерть одновременно. Бабка меня прервала:"Близко стоит?" "Да, почти вплотную".
Бабку из Сетей, - забытой Богом деревни, где-то за Нетьинкой, в Брянской глухомани, мне посоветовали по великому блату, передав ее адрес, нацарапанный на замусоленном клочке бумаги, видавшем виды. Просили ничему не удивляться - силы бабка невиданной, а сила, как известно, живет в окружении всяких непонятных обыденному разуму вещей и событий. Накануне нашего с мужем визита к деревенской ведьме, я увидела ее во сне: она гуляла по сочному лугу, на котором росли дивной красоты колокольчики, ромашки, духовитый вереск, весело что-то напевала себе под нос, улыбалась прекрасной, молодой улыбкой и была счастлива. Звали ее в моем сне Стешей, и на бабку она совсем не походила. А потом, как это часто бывает в моих пророческих видениях,  всё закрутилось, смялся рисунок сна и Стеша превратилась в мощную, растрепанную фурию, стоящую подле меня с кривым, каким-то изогнутым ножом в руках. Она полоснула этим ножом себе по запястью и едва успела подставить под струю какой-то густой, черной крови жестяную кружку. Кровь хлынула туда водопадом. А потом эта кружка, знакомая кружка, я ее уже держала в руках, оказалась у меня. Я пила сладкую Стешину кровь и наполнялась светом дивной красоты и силы: он заполнял каждую молекулу моего тела - от затылка головы, до кончиков пальцев рук и ног. Сон сменился явью: растрепанная ведунья улыбалась:" Что, Хезер, сны тебе странные снятся? Хочешь узнать, что с тобой происходит?" "Почему Хезер? Меня зовут Жанной. И мы приехали, чтобы мужа закодировать. Он пьет сильно." "Хезер ты. Скоро сама это почувствуешь. Увидишь все сама и поймешь. А я помогу тебе, немножко, как смогу. Но, ты поможешь мне. Баш на баш. И запомни, на всю жизнь запомни - только так и разрешено: за силу люди могут платить либо деньгами, либо годами своей жизни. Ты им помогать будешь, даже не сомневайся. Спасать будешь: кому тела, кому души. А вот как за это платить - пусть сами решают. А теперь, забирай!". Бабка или Стеша, как звали ее раньше, кинула мне прямо в руки православный крестик, маленький такой, самый дешевый. И он ... куда-то подевался. Словно кусок сахара растаял в чае. "Ну, что, смерть отошла подальше?" - дребезжащим смехом рассмеялась колдунья. Я присмотрелась: нечто черное, в бездонном капюшоне, куда очень хотелось нырнуть и погрузиться, отошла от моей собеседницы где-то на метр. И я вдруг, в каком-то полуобморочном состоянии поняла, что это теперь мой крест - видеть ее всегда, как только она приблизится к кому-то. И с болью в сердце поняла еще одну важную вещь: не всегда с нею можно договориться.  Все внутренности бабки стали вертеться передо мной как в фантастическом фильме. Сердце. Да. Там и причина: как лоскутное одеяло, износилось, исштопано. Вялая тряпочка. Пишу эти строки и понимаю, что именно тогда я стала видеть болезни и смерть, но долго блокировала в себе этот дар или проклятие. Буквально вчера общалась с клиентом, жена которого ложится на операцию, по-женски. Она спорила с моим диагнозом, на УЗИ врачи ничего не находили, а я опухоль  видела в самой начальной стадии. А потом и они нашли. Девочка будет жить, это такое счастье!! "Муж твой не будет пить, целый год. А потом, как сам решит." Младше тебя хлопчик - твоя судьба, а этот - вольная птица, ему, что ты, что другая, без разницы". Я с силой схватила бабку за ее морщинистую ладонь и глядя ей прямо в глаза закричала: "Сволочь ты старая! Как, всего год? Почему? Ты обманула меня! И какие люди??? Что ты несешь? Почему я вижу ЭТО в капюшоне? Тут у тебя, что? Притон? Наркотики распыляют в воздухе??" Бабка оттолкнула меня, ухмыльнулась своей хищной улыбкой и ответила: "Ты не случайно ко мне заглянула. Тебе давно намекали. Передали тебе силу. Ох, какую мощную. Хотя, зачем передавали, непонятно - в твоем роду копилось ОНО со времен твоего прапрапрадеда. Ну, да, вижу, помнишь, того самого, который лечил и местных и понаехавших, из деревни, Любимовка." Я возмутилась:" Да что вы такое говорите! Это все сказки и выдумки! Бабушка мне все детство про ведунов да лекарей из своего рода рассказывала всякие небылицы..." "Небылицы?" Ведьма рассмеялась почему-то звонким, молодым смехом, отвернулась от меня и углубилась в центр своего серого домика. Меня поразило, что она, со спины, совсем не выглядит старой: прямая спина, энергия молодой женщины в каждом движении. Пластика и грация абсолютно  нечеловеческого уровня. Моя мысль тут же была прочитана. Как??? Спиной? "Ты тоже будешь всех удивлять. Выглядеть будешь и чувствовать себя намного лучше ровесниц. Такое с ведьмами случается оттого, что Высшие их поддерживают, если Высшим приятно то, чем они занимаются".  Тут я уже молчала, а просто громко думала: "Я не верю во всю эту чушь. Я комсомолка. У меня пятерка по научному атеизму." Колдунья усадила меня на стул, и только тут я вспомнила о своем муже, из-за которого мы и приехали в метель в деревню Сети. Он стоял возле порога в позе истукана. Словно окаменев. Его глаза были широко раскрыты, совершенно не моргали, а лицо ничего не выражало. "Он сейчас гуляет по лугам, пьет вино, ест от пуза. Ему хорошо, не трогай его пока!" "Магия?" - подумала я. "Да, нет, это гипноз, ты тоже так будешь уметь, пусть отдыхает, его разум не сможет вместить того, что ему не предназначено". Я уже не сопротивлялась, мне стало, вдруг, очень и очень интересно все, что происходило субботним утром в доме незнакомой колдуньи, которую, как мне стало казаться, я знала всю свою жизнь. Запах ладана, мерцание  свечей в маленьких подсвечниках казались  мне самыми приятными на свете вещами, успокаивающими душу, врачующими сердце. Стеша подошла ко мне сзади и положила мне свою теплую ладонь на лоб. Я точно была в сознании, сто процентов, я хорошо видела ее облезлую, старую кошку, слышала скрип половиц за своей спиной. Но, в моей голове проносились города и страны, где я побываю с совсем иным человеком. Это не  муж, он совсем другой - теплый и мой. Я увидела странную картину: я, но только брюнетка, как-то выше, мощнее, в свободного покроя платье обхожу по кругу женщину. В моей руке свеча, от огня свечи в потолок отделяются и поднимаются вверх  мелкие мухи. Слой за слоем черный налет какой-то  дряни  с блевотным запахом, которая поедала живьем эту женщину, уходит, становится слабее, отпускает ее. Нечто страшное, с когтями и кривыми зубами отпускает свою жертву. Увидела свои слезы. Боль. Увидела ту минуту, когда очень захочется уйти. Картинки мелькали быстрее, чем в ускоренной съемке. Старуха остановилась и попросила меня сбросить с ее сердца оковы. Я недоумевала: опять метафоры. Однако, спустя секунду  я их увидела: ее изорванный в клочья "мотор"  был словно закован в серые нити. Они выжимали из сердца последние капли жизни. Я стала шептать непонятные мне до селе слова, молиться единственному, настоящему для меня, Богу - Иисусу Христу. Стала водить свечой вокруг колдуньи так, как это делала я сама в своем видении. И серые ремни вокруг ее сердца стали таять и исчезать. Она заплакала и обняла меня. И в этот момент смерть за ее плечом отошла еще дальше. В ту же секунду я провалилась в сон, из которого меня вырвал громкий голос колдуньи:" Пои его моей водичкой, и все будет хорошо!" "А почему я Хезер, вы мне так и не объяснили!" "Объяснят еще! И научат! Ты светлая, мне больше с тобой нельзя!" Мы с мужем вышли из избы ведьмы и он спросил у меня:" На хрена мы сюда приехали? Две секунды что-то побормотала бабка, сунула бутыль с водой и вытолкнула. Хорошо хоть денег не взяла". Я шла по заснеженной улице и думала о том, что моя плата за год его трезвой жизни была гораздо выше любых сумм, любых денег мира, любых золотых слитков. И уже начинала тосковать по жизни, когда моя сила спала, как спеленутый младенец в люльке, и редко себя проявляла. Теперь все будет по-другому.