Дневник сумасшедшего. День 14

 Уже несколько дней просыпаемся под звуки советских маршей, прерываемых матом медперсонала. Сталинская машина террора медленно набирает обороты. Привязывание к койкам и карцер стали обычным явлением и уже никого не шокируют, как и живущий внутри каждого страх и доносительство. Но странное дело: при гибели четырех главных оппозиционеров врагов не убавилось. Их становится все больше и больше. Это спекулянты, взвинчивающие цены, капиталистическое и фашистское окружение, во главе которого стоят Штаты и НАТО, продажные и проворовавшиеся чиновники (для них пока есть позорная доска почета), пятая колонна, желающая поражения российских войск, да и просто люди, имеющий объективный взгляд на вещи и ход событий.
 Адольф говорит, что следователь выбивается из сил, нужен еще один показательный процесс. Еще одно шельмование оппозиции.
 Следует признать, что среди общего безумия и нагнетаемого психоза даже мне становится все сложнее оставаться объективным наблюдателем, но я стараюсь быть человеком. В этом мне помогает чтение поэм и стихотворений русского поэта Максимилиана Волошина, который создал своеобразную летопись своего жуткого времени. В своем "Доме поэта" он с гордостью писал, что в нем находили приют "и красный вождь, и белый офицер". Да и сам Волошин запросто мог угодить в расстрельные списки.
 Этот коктебельский гений, как никто другой понял азиатскую сущность русских и их вечное метание от анархии и бунта к железной руке, которая одновременно и карающая и справедливая. Именно это выразили их новгородские предки, когда придя к Рюрику, просто сказали ему "земля у нас большая, порядка только в ней нет".
Великий Петр пытался приблизить эту нацию к цивилизации, но Азия победила Европу.
 Да и кто еще, кроме русских мог сжечь Москву со своими раненными, оставленными на милосердие французской армии! Правда впоследствии этот акт вандализма и первобытного варварства они представили как героический акт. А некоторые из них вообще списали свое злодейство на французов! При этом даже не подумав, зачем нам было жечь Москву и доставлять себе неудобства.
 Но перейду к главному. Сегодня опять выступал Сталин, попробую воспроизвести его речь по памяти:
- Товарищи! Окружающее нас капиталистическое окружение вновь хочет задушить Россию экономической блокадой и наложением санкций. Наш Президент, начав войну, сделал шаг, достойный Цезаря. Но правитель, делающий что-то радикальное должен идти до конца. Вспомним французскую и русскую революцию, в которых политику якобинцев и большевиков подкреплял террор. Без этого нельзя, товарищи! Иначе тыл сожрет фронт. Это случилось с Николаем и Временным правительством, тоже самое случилось и с белыми.
 Но теперь мы не выступаем за поражение собственной страны, как какая-нибудь продавшаяся Западу пятая колонна. Мы выжидаем. И наше ожидание оправдано. Но мы против политики соглашательства и второго Хасавюрта. Армия должна сделать свое дело. Потом эти солдаты, которых в очередной раз предаст буржуазия, придут к нам и вольются в наши ряды. И тогда вновь свершится Великая Октябрьская социалистическая революция! Ура, товарищи!
 Зал тонет в бурных аплодисментах. Странное дело даже медперсонал стал рукоплескать своему вождю.
- Но это еще не все, товарищи! - продолжает свою речь Сталин, явно довольный произведенным им эффектом.- Кризис охватывает и западные страны, хотя я и не верю пропагандистам Президента, раздувающим из мухи слона. Порой они доходят до шизофренического бреда. Типа Германия боится вторжения России на свою территорию. И это при том, что Германия является членом НАТО и ЕС. Я уж не говорю об ядерном оружии и о том, что третья мировая никому не нужна. Но факт остается фактом, товарищи! Трудящиеся Европы устали от лжи своих бездарных буржуазных правительств. Им тоже нужна встряска. И она сейчас происходит в Европе, но с нашей победой в России встряхнет весь мир. Мы снова укажем правильный исторический путь, сбившимся с него цивилизациям. И этот путь...
 Тут Сталин сделал минутную паузу.
- учение марксизма-ленинизма. Ура, товарищи!
 Такого неистовства зала я не видел даже во французском Конвенте.
Это была какая-то смесь восторга, коллективного помешательства и веры.