Молодой человек

                Посвящается моему другу из черновика…

 

  Молодой человек, на тяжелых ногах брел по городу, — будто изображает немощь, — пространство было залито светом яркого солнца, и занавесом невидимой пыли, была ранняя осень. Все вокруг шелестело и суетилось, — было ранее утро будничного дня, —  молодой человек незатейливо шагал мимо пресных и, чем-то озабоченных лиц. На нем некогда белая рубашка, в некоторых местах заправлена, в некоторых местах торчит будто покрыла кактус, а где-то прилипла к молодому телу, — первая и третья пуговицы были расстегнуты; полупальто, темно-серого цвета было сейчас не кстати, поэтому висело на правом плече; темные очки скользили оправой по острому носу и, скрывали зеленоватые мешки под нижними веками; серые ничем не примечательные зауженные штаны и, замшевые мокасины желтого цвета, — которые впитали в себя тротуарную пыль со всего города —  за три дня скитаний по нем. В левой руке, была початая, темно-зеленая бутылка вина, цвета густой крови; между указательным и средним пальцем дымила очередная сигарета; она сменится, как только станет кислым вкусом прижженного фильтра. На волосах есть пепел, —  блестит как влажный клочок газетки, — попадает туда, всякий раз, когда молодой человек пальцами, прорезает свою каштановую капну.



  Молодой человек явно чем-то разбит, шагает молча, только изредка проговаривает невнятным и тихим голосом: «Уходим... уходим... уходи...»


  Молодой человек поднимается на крышу, недостроенного и, впоследствии заброшенного корпуса центральной городской больницы. Проходя мимо одного из этажей, двое бездомных попросили сигарету, — без формальностей каждый получил по три штуки в руки. Странная картина, — он казался в моменте более несчастным, — встретилось человеческое отчаянье и смирение; конечно, смирение есть следствие отчаянья (при правильном преобразовании), но выражение лица, даже сквозь очки, сулило более радикальные методы…


  Поднявшись на кровлю, он скинул пальто с плеча, на черное зернисто-бархатное покрытие; расстегнул вторую и четвертую пуговицы на рубашке, расправил руки, словил ветер высоты и, закинул голову к небу. Странно, он был будто благодарен за что-то и, жадно вдыхал ноздрями воздух, широко при это улыбаясь. Опустив голову в привычное положение — сделал три больших глотка кисло-терпкого напитка, поджег сигарету; к его ноге, ветром прибилась черна кассетная лента. Оглядев площадь кровли, обнаружились одиннадцать раскуроченных видеокассет; а пленка, черной, парящей паутиной, подобно флюгеру указывала направление ветра. Пленки было очень много, — это напоминало рощу какого-то странно-причудливого кустарного растения, которое никогда не даст плоды (синтезированный черный плющ). Молодой человек застыл, вдумываясь, сколько мгновений его жизни, могло поместиться на этом плюще? “Если бы у Бога, была такая пленка, интересно, там был бы только один ракурс?”, — вслух произнес человек. “Ладно, хрен кто ответит. Пора заняться делом!”, — с прилипшей сигаретой к краю губ, продолжал молодой человек и, шарил по своим карманам, наклоняя корпус вместе с головой, в сторону проверяемого кармана. Добравшись до задних карманов и, завалив затылок назад, в выгнутой позе, посреди танца тысячи шелестяще-шумящих черных и тонких лиан, он достал зип-пакет. Вскрыв зип, была изъята шишка лимонного сканка, — она липла к потным пальцам и благоухала пьяняще-лимонным ароматом; он поднес плод к ноздрям, глубоко вдохнул, рассмотрел её на солнце, полупрозрачные волоски, которое походили на росу, торчали со всех сторон. Молодой человек многозначительно браво произнес: «Это поможет нам!». Из другого заднего кармана, таким же специфическим движением был изъят клочок бумаги, на нем была только белая гладь. Он сложил клочок вдвое, нашел место, где ветер высоты был бессилен и, принялся разделывать плод большим и указательным пальцами правой руки; левой рукой, теме же пальцами, он избавлял сигарету от табака. Пальцы были липкие, поэтому прилипали к пустой сигарете, которая уже наполнялась, когда проходила вдоль ложбины сложенного клочка; край, — был свернут в фитиль, клочок был сожжен (по древней традиции) и, пеплом рассеян по кровле. Человек молодой нежно облизал новоиспеченную сигарету, быстро поджег её и, затянулся семь раз не выдыхая, после небольшой паузы, он пустил пьянящее облако в небо. Проделав эти манипуляции несколько раз, мудреная сигарета иссякла, достав другую, обычную из пачки, он закурил. В его пальцах появилась небольшая дрожь, он закатывал глаза; складывалось такое впечатление, будто он только что, убил человека...


  По истечению минут двадцати, молодой человек стал весел, ходил по бордюру крыши, улыбался и, вспоминал былое, под песню: «Давай приколемся», — это особенная песня для него, эта песня была любимой для него и, его первой любви; они однажды поставили её на повтор, на портативной колонки и, целовались, пока у колонки не сел аккумулятор; потом смеялись оттого, что не могут проронить друг другу ни слова, так как языки онемели; спустя два дня, они были такого вида, будто они не целовались, а воровали шелковицу. «Комфортное молчание, — вот главный признак любви!», — сказал он вслух и, выключил песню, которая проиграла уже четыре раза подряд. «Она тоже предала меня тогда!», — продолжал молодой человек, — «Как и сейчас, видимо, — это ноша моя, бремя, судьба», — горько рассуждал он и, поджимал губы; «Видимо нет любви без предательства, как и жизни, без смерти», — на выдохе, говорил он и, залпом допил вино. «Мне не подходит этот мир, не подходит эта жизнь, жизнь человека, человеческая жизнь; меня уверяли, что мир полон любви, особенно человеческий мир; но, все это блажь, вздор и, утопический фарс! Лучше, я стану Андриасийской кляксой на крыше, вон того морга», — он указывал пальцем на небольшое одноэтажное здание во дворе больницы, — «чем буду жить, в мире, где любовь, — это средство для благоустройства своих животных потребностей!».


  Молодой человек целеустремленно спустился в седьмой этаж, встал у окна, надел полупальто задом на перед, сделал шаг на подоконник, выложенный из силикатного кирпича, взглянул на крышу морга и, сказал: «Прощай ветер и воздух, небо и солнце, облака и листва и, прощай щемящее чувство, без лишних вздохов ты не поразишь меня никогда…», — он закончил речь и сделал шаг вперед, — от ужаса полета, он натянул ворот пальто на глаза. Удар был силен, тело провалило кровлю и, проникло внутрь холодного и последнего помещения. Молодой человек приземлился на труп, — глаза выглянули из ворота пальто, — это был труп той, кто загнал его на крышу, заставил шагнуть из неё, и впоследствии спас его; это был труп его, уже охладевшей и мертвой любви…


Оскар М. Рэйви
2021-2022