Научиться дышать

Не знаю сколько подо мною глубины. И не имею понятия сколько воды сверху. Где-то высоко-высоко сереет тусклое, еле различимое пятно света. Возможно, поверхность там. Мне это больше не важно. Воздух, свет, жизнь – всё это меня больше не интересует. Был лишь краткий миг боли, когда мои легкие наполнились водой и разорвались. Казалось, они лопнули, как огромный тугой воздушный шар из тех, на которых плавают по небу, и вскрыли наружу мою грудную клетку. Но нет, кажется, этого не произошло. Боль навсегда оставила меня и теперь я – единое целое с этой водной пучиной, с этой непроглядной толщей мирового океана. Мне больше не жарко, не холодно, не больно. Мне тихо и спокойно. Как я и мечтал всегда, когда оставался без тебя. Всякий раз, когда ты покидала меня, я хотел лишь одного – чтобы боль ушла и я снова мог дышать. Просто дышать. Но это оказалось невозможно. Мне пришлось выбирать. Прости, но я выбрал мир, где нет боли. Наверное, ты сочтешь это малодушием и слабостью, но я больше не мог терпеть. Я правда старался. Я искал утешения, повторял себе, что так надо, что так правильно, разумно, уговаривал себя, что вот сейчас, еще немного и всё наладится, надо лишь еще чуть-чуть потерпеть…
Мои слезы…Они стали моей второй натурой. Поначалу мне было стыдно и ужасно неловко из-за них. А потом я смирился, потому что их некуда было больше деть, нельзя было спрятать. Они лились бесконтрольно и безостановочно, как скверные слова изо рта больного синдромом Туррета. И когда я смирился, решив, что они со мной навсегда, они вдруг кончились. Мои глаза высохли и потрескались, как некогда благодатная почва после нескольких засушливых лет подряд.
И я по-прежнему не мог дышать. Всё ждал, когда привыкну обходиться так, малым объемом кислорода, но становилось всё труднее. Голова кружилась, накатывали панические атаки, а тот барьер в районе диафрагмы, о котором я говорил тебе раньше, сделался словно из бетона, непреодолимым.
И всё же я терпел. Я придумывал себе каждый день какой-нибудь повод жить. Уже отчаявшись планировать на долгосрочную перспективу, стал придумывать причину, чтобы прожить этот конкретный день. Сегодня мне нужно встать и жить, чтобы сделать уборку; сегодня я должен встать и жить, чтобы сходить в магазин; сегодня я должен встать и жить, чтобы умыться…
Но со временем и это перестало срабатывать. Но я всё еще терпел.  До вчерашнего дня.
Вчера я проснулся утром и не смог оторвать голову от подушки. Я подумал, что меня парализовало. Знаешь, на какой-то момент это меня взбодрило. Мозг лихорадочно заработал, ища выход, сердце заметалось в агонии. Я попытался сосредоточиться, попробовал пошевелить пальцем ноги и у меня получилось. Не сразу, но получилось. Сантиметр за сантиметром за целый день мне удалось «оживить» свое тело и к вечеру, наконец, свалиться с постели на пол. Я снова мог поднять руку и даже доползти на четвереньках до ванной.
Заставило ли это меня вернуться к жизни? Конечно же, нет. Ведь в ней по-прежнему не было тебя. Не было навсегда. Но это заставило меня понять, что я должен окончательно уйти сейчас, пока у меня остались хоть какие-то капли сил. Нужно было только дождаться утра. Я не мог покинуть дом ночью, так как теперь панически боялся темноты.
Ночь я не спал из-за страха, что, если усну, снова не смогу встать и, значит, не смогу выполнить задуманное. Всю ночь жег свет и курил. Рано утром, как только на небе забрезжил рассвет, я выбрался из дома, спустился к воде, отвязал первую попавшуюся лодку и отошел на веслах подальше от берега, насколько хватило сил. Это был словно не я, а я, настоящий, наблюдал за происходящим откуда-то слева и чуть сверху. Я не захватил с собой ни камня, ни веревки, ничего, что могло бы служить дополнительным грузом – мой измученный кислородным и прочим голоданием мозг давно разучился думать так далеко наперед. Но я знал как нужно действовать. Перевалившись за борт, я опустошил свои легкие, сделав максимально глубокий выдох – в отличие от вдоха он дался мне необычайно легко. Затем, перевернувшись вниз головой принялся отчаянно грести руками в глубину изо всех еще оставшихся сил.
Было ли мне страшно? Я давно забыл, что значит страшно, весело, стыдно, неловко, волнительно… Мне уже давно одинаково. Одинаково горько. Наверное, это слово наиболее подходит для описания моего состояния с тех пор, как ты ушла. Мне невыносимо, неизбывно горько.
Было, пока я не оказался здесь.
Прости меня. Я думал, что я смогу. И ты говорила мне, что я смогу. Но я не смог. Не смог научиться дышать, научиться жить без тебя…