Сосед

Сегодня утром я случайно увидел в дверной глазок, как к соседям приходил наш участковый – лейтенант с бледным, худым лицом. Я уже встречал его однажды, в позапрошлом году, когда мне поцарапали машину во дворе. Я позвонил в ГАИ и мне сказали, что в таких случаях сначала надо вызывать участкового. Я разыскал его номер, дозвонился. К концу дня он пришел, всё записал, сфотографировал и пропал. Больше я его не видел. До сегодняшнего дня.
А сегодня я увидел его вновь, потому что случайно услышал из-за двери обрывок разговора. Он позвонил соседям, ему открыли, он представился скороговоркой – добрыйденьучастковыйинспекторлейтенанттакой-то – фамилию его я и в прошлый раз не запомнил, и сейчас не разобрал.
- По поводу недавнего происшествия с вашим соседом, мне необходимо задать Вам несколько вопросов…
Что ему ответили из квартиры я не слышал.
После этого он исчез из поля моего зрения – видимо его впустили – хлопнула дверь.
Так я сделал вывод, что что-то случилось с кем-то из соседей. Недавно.
Наверное, опять кого-то обокрали. В нашем районе это уже не впервые. В прошлом месяце
в группе писали, что в каком-то доме хату «обнесли». Воров вроде поймали. А теперь, наверное, и до нас дошла очередь. Возможно, это произошло в нашем подъезде или даже на нашем этаже. Интересно, кого же обокрали?
В квартире, куда он вошел, живет одинокая женщина лет сорока. Не то, чтобы я с ней близко знаком, за два года, что живу здесь, встречал ее несколько раз в лифте и на лестничной площадке. Всегда одну. Никогда с кем-то еще. Судя по одежде, доход имеет средний. Может, продавцом работает или кладовщиком каким, или медсестрой. Детей, судя по всему, нет. Их ведь всегда так или иначе слышно или видно, если они есть. Может, конечно, взрослые, живут отдельно, не навещают. Все мы нужны кому-то лишь до поры до времени. А потом, если позвонят раз в месяц, так и то счастье. Хочется, конечно, верить, что твой повзрослевший ребенок думает о тебе хотя бы иногда, хочет тебя увидеть, позвонить. Ну хоть на одну сотую от того, как ты по нему скучаешь. Но всем ли звонят, всех ли навещают?
На площадке хлопнула дверь. Я снова прильнул к глазку и увидел спину нашего участкового. Теперь он звонил в дверь, что была прямо напротив моей. Ему открыли. Я не видел кто, передо мной была лишь спина с надписью «Полиция», но зато теперь я мог слышать каждое слово.
- Здравствуйте, я ваш участковый инспектор лейтенант Марцевич, - теперь я был уверен, что правильно расслышал его фамилию. – Я по поводу случившегося с Вашим соседом.
- Да, проходите, - тихо произнес женский голос, видимо, хозяйки квартиры.
С соседом? О ком же речь? И что же всё-таки произошло? Он ходит и всех опрашивает, значит, и ко мне придет. Наверное, после этой квартиры, моя же дверь следующая. Что я могу ему рассказать? Я ни с кем из соседей близко не общаюсь, так, вижу иногда, то в лифте, то на площадке. Вот, например, в квартире, куда он сейчас зашел, живет молодая семья с маленьким ребенком. Иногда слышу, как он орет по ночам. Иногда, чаще, слышу, как женщина орет на мужика, который живет с ней. На мужа, видимо. Иногда удается разобрать что именно орет. Обвиняет его, что его постоянно нет дома, что он всё время где-то пропадает, ей совсем не помогает, что она не может ему доверять. Что она тоже человек и ей необходимо внимание. Что то, что он работает, не освобождает его от обязанности уделять внимание семье. Того, что отвечает мужик, я ни разу не слышал - он или молчит, или говорит очень тихо. Знакомая история, у нас с Ириной тоже такое поначалу бывало. Но мы с этим справились, наша семья выдержала испытание.
Я как-то видел их во дворе с коляской. У обоих напряженные, понурые лица. Друг с другом не разговаривают, даже не смотрят. Они, словно, несут повинность. Их недовольство жизнью и друг другом бесконечно копится в них, как накипь в чайнике, которой скоро будет столько, что чайник совсем перестанет греть. А, может быть, уже перестал. Как и их любовь. Не греет больше. А ведь когда-то, возможно, совсем недавно, они улыбались, болтали о пустяках, строили планы, были счастливы. Думали, что были. Уверенные, что иначе и быть не может, что так будет всегда, ведь им же посчастливилось полюбить в этом жестоком, одиноком, разобщенном мире, где никому ни до кого нет дела. А теперь они сделали этот мир еще более разобщенным и одиноким. А, возможно, и более жестоким. Внесли, так сказать, свой вклад. И сейчас один мечтает оказаться в другом месте, а другая –заставить его жить ее интересами, ведь это же интересы не только ее, а семьи, а что может быть важнее семьи и как он этого не понимает! Они больше не радуются друг за друга искренне, как бывало прежде, а завидуют черной завистью. Она – ему, что у него есть жизнь за пределами дома, что он может общаться с людьми, ходить по улице, видеть город, разговаривать с коллегами, ежедневно получать какое-то разнообразие, не ограниченное четырьмя стенами и вечно орущим бессловесным чадом. Возможно, она даже подозревает, что у него есть кто-то на стороне. И это ее нестерпимо бесит до зубовного скрежета. А то, что нет доказательств его измены, бесит еще больше.
Он в свою очередь завидует ей, потому что ей не надо вставать по будильнику ежедневно в пять утра. Потому, что после ночных кормлений она в отличие от него может поспать днем вместе с ребенком. Потому что, просыпаясь, как и она по ночам, он потом вынужден целый день за нищенскую зарплату гнуть спину с головной болью, выполняя распоряжения холеного, выспавшегося и тупого начальника. Потому, что у них уже почти месяц не было не то, что нормального, а вообще никакого секса, а ведь он до сих пор любит и хочет ее, свою жену, как раньше, как в первый год после свадьбы. Потому, что не хотел и не мог изменять ей. И злился, и презирал себя за это.
На площадке снова щелкнул замок, я уже был на посту. Хозяйка квартиры провожала участкового.
- Просто я его совсем не знала, - они оба повернулись в сторону моей двери и стояли, глядя на нее. В какой-то момент мне показалось, что они меня видят, я даже на мгновение отпрянул от глазка, но тотчас продолжил наблюдение. – Мы когда услышали, что случилось, я даже не сразу поняла кто это. А Вы что думаете, его мог кто-то…
- В интересах следствия я не могу разглашать информацию. Спасибо.
Женщина закрыла дверь, полицейский остался стоять напротив моей двери. Я отступил назад, приготовившись услышать трель своего звонка. Но не услышал. Через некоторое время в дверь постучали. Но не в мою, а в ту, что с другой стороны от моей. В квартиру, которую снимает пожилая бездетная пара. Дверь никто не открыл и вскоре я услышал звук удаляющихся шагов участкового.
Почему он не постучал ко мне? Решил, что меня нет дома? С чего бы? Или у него свой план по обходу квартир, в котором моя на сегодня не предусмотрена? И что же в таком случае произошло? Пострадал кто-то на нашем этаже? Или на другом?
Очень странно всё это.
Отлипаю, наконец, от двери, возвращаюсь в комнату.
Господи, что за бардак дома! Какие-то грязные следы на полу, вещи разбросаны. Ирин, в чем дело?! И жена куда-то подевалась. Трудно в квартире убраться что ли? Совсем расслабилась.
А это что еще такое?! Останавливаюсь посреди комнаты и тупо пялюсь себе под ноги: на белом ворсистом ковре, купленном когда-то по случаю в ИКЕЕ – большое бурое пятно непонятного происхождения. Откуда это здесь взялось?! Во мне стремительно нарастает безотчетная тревога, озираюсь по сторонам: дверь платяного шкафа открыта, вещи комом вывалены наружу, словно кто-то что-то в нем лихорадочно искал. Бросаюсь к шкафу, сую руки и голову внутрь, вытаскиваю большой, черный обитый кожей видавший виды старый чемодан.
Так и есть – замок на нем сломан. Боже, моя коллекция ножей!
Трясущимися руками открываю крышку: ну точно – на месте одного из предметов пустая выемка, повторяющая его форму. И это тот самый, запрещенный нож – подарок коллеги с бывшей работы! Это он преподнес мне, зная мою страсть к холодному оружию. «Только из дома не выноси…» Господи, где же он?! А вдруг его украли, совершили преступление, и теперь участковый выясняет чей нож. Но как он вышел на наш подъезд, этаж?!
На площадке слышится звук открывшейся двери лифта и голоса. В который раз бросаюсь к дверному глазку. Соседи – пожилая пара, которых не застал участковый.
Мужчина: Это что еще тут?
Женщина: Квитанция что ли?
Мужчина: Квитанции в ящик кладут. Прошу вас явиться для дачи показаний в участковый пункт полиции по адресу… Твою мать, так и знал, теперь затаскают. Надо ж было именно нам его обнаружить!
Женщина: Тихо ты…
Мужчина: Да что, тихо, ему уже все равно! Не нашел другого места, чтоб сдохнуть!..
Женщина: Ну, Петь!  Говорят же у них такая трагедия случилась с ребенком. А потом от него вроде еще жена ушла…
Мужчина: И что теперь, руки на себя наложить?! Мы, вот, мыкайся теперь...
Мне видно лишь половину туловища мужчины, его плечо и руку, которой он энергично жестикулирует. Наверняка, они знают, что случилось. Решаюсь выйти и спросить. Толкаю дверь, но она почему-то не открывается. Толкаю снова, кручу замок – безрезультатно. Слышу, как соседи заходят в квартиру, голоса на площадке смолкают, отсеченные захлопнувшейся дверью.
Что за черт! Не могу выйти. Должно быть, жена ушла гулять с ребенком и закрыла меня. Где запасные ключи?!
Бросаюсь в комнату на поиски ключей. Открываю стеклянную дверцу шкафа и только сейчас замечаю… Фотография в рамочке, где мы с Ириной смеемся, сидя на траве в парке. Я обнимаю ее сзади, налетевший порыв ветра подхватывает ее длинные, темные волосы и они скрывают половину моего лица. Одна из моих любимых фоток. Но не сама фотография привлекла мое внимание. Стекло рамки разбито и небрежно собрано из осколков. Некоторых не хватает. Когда ее разбили?! И почему остальные фото не стоят на полке, а сложены стопкой рядом лицом вниз?
Забыв про ключи, хватаю с полки фотографии, листаю. Вот мы на отдыхе в Египте…Вот на выставке современного искусства… Вот Ирина с коляской, такая счастливая… А вот… Что за черт?!
На фото, где мы втроем – я, жена Ирина и наш маленький сын Илья – мое лицо оторвано. Фото порвано не случайно, не по неосторожности, не детской рукой - полукругом намеренно вырвано именно мое лицо! И на этой тоже… И на этой… Переворачиваю последнюю фотографию: на ней наш годовалый сын Илюха  сидит в открытой коляске, на голове синяя панама в крупный белый горох, а в руке большой голубой, под цвет его глаз, воздушный шарик. С фотографией всё в порядке, кроме одного: в нижнем углу черным фломастером неаккуратно пририсована толстая траурная полоса…
Я оступаюсь, теряю равновесие, голова начинает дико кружится. Я роняю фотографии, хватаюсь за дверцу шкафа…
…- Это ты виноват! – лицо жены лишено красок, как в черно-белом кино. Некогда невероятно красивое лицо моей любимой женщины с тонкими, аристократическими чертами, огромными, цвета сентябрьского неба глазами, в которые я влюбился с одного мимолетного взгляда, сейчас искажено болью и ненавистью. Ненавистью ко мне.
- Если бы не твой инфантильный идиотизм, наш сын был бы жив!
Перед моими глазами картина: машина, стоящая поперек дороги, большая вмятина на задней двери и крыле. Суета, крики… Женщина в джинсах и красной футболке сидит у обочины прямо на асфальте и держит в руках тело ребенка. Я до трясучки боюсь, что она сейчас поднимет глаза и посмотрит на меня, но не могу отвернуться, словно окаменев. Ирина поднимает глаза и смотрит на меня. Этот ее взгляд… Моя жизнь больше никогда не будет прежней.
Мы снова в этой комнате. Моя жена кричит, бросает мне в лицо обвинения. Я хочу сказать, что не виноват, что это был несчастный случай, что другой водитель меня не пропустил. Но я не могу. Я чувствую вину, а значит она права, как бы то ни было. Она хватает с полки мою любимую фотографию в рамке и швыряет на пол, мне под ноги. Стекла разлетаются, застревают в ковре, улетают под шкаф. Наша жизнь разбита, как это стекло.
Она уходит, меня обдает тонким ароматом ее духов.
Хлопает дверь, я остаюсь один в навалившейся, давящей тишине. В ушах непрекращающийся звон от ее крика и разбитого стекла. Опускаюсь на колени, собираю осколки – осколки нашей когда-то счастливой жизни. Кровь из моих порезанных пальцев капает и впитывается в белый ковер из ИКЕИ, окрашивая коричневым отдельные его ворсинки. Собрав частицы стекла обратно в рамку, ставлю фото на полку. Лица под осколками искажены преломленным светом. Всё стало кривым, неправильным. Необходимо исправить то, что еще можно. Этого не так много, но всё же есть.
Медленно, как во сне, достаю вещи из шкафа, лезу внутрь вытаскиваю чемодан с моей коллекцией ножей. Отпираю кодовый замок, поднимаю крышку.
В самом центре мой любимый экземпляр, подаренный товарищем с прошлой работы. Костяная рукоять с выемкой для пальца и металлической гардой. Обоюдоострое, отшлифованное лезвие с зазубринами и заточенным наконечником – насквозь запрещенная вещь.
«Только из дома не выноси…»
Конечно, дружище, не буду, не волнуйся. Аккуратно достаю нож из секции, глажу рукоять, касаюсь пальцем лезвия. На мгновение в нем отражается мое лицо – лицо когда-то живого человека.
Живой был, праздника хотел…
Поднимаюсь на ноги, крепко держа нож за рукоять обеими руками. Никогда бы не подумал, что найду ему применение. Снова трогаю лезвие – волнующее чувство. Сейчас как-то по-особенному.
Переворачиваю оружие рукоятью от себя. Нет, надо встать на ковер, иначе рукоятка может соскользнуть по ламинату.
Слышу, как сердце сотрясает грудную клетку, но в голове как-то необычно легко и свободно. Словно, я, наконец, нашел недостающий фрагмент пазла и вот-вот поставлю его на место. Что же там всё-таки, с той стороны? Сейчас я узнаю.
Закрываю глаза, приподнимаюсь на носки, комната, качнувшись, с размаху ударяет меня мягким ковром по лицу…
Я снова сижу на затоптанном полу среди разбросанных вещей и порванных фотографий. Багровое пятно на ковре всё в том же месте. На моей рубашке в районе груди обнаруживаю рваную дыру. Пытаюсь расстегнуть пуговицы на рубашке и не могу, они не поддаются.
Теперь я знаю, что произошло, о чем говорили соседи и зачем приходил участковый.
Но почему я всё еще здесь? Почему я всё помню? И что будет дальше?
Значит та самая жизнь после жизни существует? И это что, она и есть? Никаких райских садов и адских котлов?
Каждый носит свой ад в себе, вспоминаются слова из книги Матесона. Да, значит, это и есть мой ад. О, боже…
Поднимаюсь. Тела больше не чувствую.
Что же мне теперь делать? Куда отправиться? Если бы только…
Вдруг чувствую - что-то происходит. Прямо сейчас в моей голове появляется некое знание. Даже не знание, а, скорее, некое ощущение. Сквозь тучи пробивается лучик солнца и касается моей руки. Смотрю, следую за ним. Да, я знаю, кто зовет меня, кто любит меня там, наверху. Теперь я знаю. И я иду…