Сила молитвы

Это было во время хрущевской оттепели. Мне шел 12-й год. И уже год, как закончились наши скитания по казенным и временным квартирам без удобств — мы получили жилье в современном районе Черемушки. И в довершении этого события нам еще и телефон установили. Телефон! Присутствие этой штуковины наполняло мою душу ликованием, и я мчалась стремглав в коридор при каждом звонке, хотя мне звонили реже других.
— Алло! Я вас слушаю.
В тот день ответил приятный мужской баритон:
— Здравствуйте! Я бы хотел поговорить с Николаем Фатеевичем. Это возможно?
Мужчина как будто волновался, боясь услышать отрицательный ответ.
— Конечно! — ответила я. Мол, что же может быть проще? — Пап! Это тебя.
Я осталась в коридоре и, не задумываясь о приличиях, старалась понять, о чем идет разговор. Папа изменился в лице, выглядел смущенным, чувствовал себя явно неловко.
— Да, приветствую вас… Очень рад… Да, да, это я… Конечно, я вас помню… Но нет, нет. Я не могу… Простите, я не могу. Поймите меня правильно. У меня семья, дети. Нет, нет…
Мужчина был настойчив и продолжал уговаривать папу, но он остался непреклонным.
— Пап, а кто это был? Чего он хотел? — я и не собиралась скрывать, что подслушивала. Я чувствовала, что произошло что-то очень важное, и хотела это знать.
— Один знакомый. Он приглашал меня приехать в Ленинград. Но я сейчас не могу.
Тогда я так ничего и не узнала, и в тот день больше ничего не произошло. Но звонок врезался прочно в память, я и сейчас слышу этот голос, вижу папино лицо и помню волнение, охватившее меня. О том, что стояло за этим звонком и какой истории он стал завершением, я узнала через сорок лет, когда шел последний год жизни отца. Тогда он впервые рассказал мне кое-что о себе, а эту историю — подробно.

Началась она более двухсот лет назад. Когда немецкая принцесса София Августа Фредерика Ангальт-Цербстская, известная более как Екатерина II, взошла на трон Великой Империи, в Россию пошел такой наплыв немецких колонистов, что их не успевали обустраивать. Переехала и семья немецких конструкторов арторудий Грендаль. По традиции в семье все сыновья из поколения в поколение становились инженерами-артиллеристами, и мужская линия не пресекалась. Так и в начале ХХ века старший сын в семье увлекался конструированием пушек и проявил в этом немалые способности. Когда началась революция, он был уже специалистом, испытательный образец его орудия отливали на заводе. Отец семейства принял решение покинуть Россию из-за начавшей гражданской войны, но старший сын отказался, он не мог оставить свое детище, это было его первое орудие. Отец горячо любил сына и тяжело перенес расставание, но настаивать не стал. Семья переехала во Францию, в Париж.

Шел второй год гражданской войны. В одной из южных губерний России в крестьянской семье родился первенец Николай. Семья была верующая, в ней не принимали нововведений, в колхоз вступать отказывались, за что их раскулачили — забрали две пуховые подушки и корову, больше ничего не нашли. Но в семье не изменили своего уклада, в доме все делали своими руками и детей приучали к этому с самых малых лет. Наступивший голод переносили стойко, но четвертого ребенка, новорожденную дочку, все-таки потеряли… В начале 1933-го Николаю шел 14-й год, голод еще свирепствовал, и родители отправили его в Одессу, отдали в ученики сапожнику, чтобы он сам себя прокормил. Оставшись один, Николай беспризорничал, научился курить, подружился с какими-то уличными мальчишками, но очень скоро разочаровался в такой жизни. Работая у сапожника, он пошел учиться в вечернюю школу, получил аттестат и поступил в Одесское артучилище. А через год его призвали в армию по возрасту. В артучилище у Николая открылись неплохие способности к обучению, особенно к математике. Это учли во время призыва, и его направили служить в Ленинградскую область под начало конструктора арторудий Грендаля. Там шли испытания новой пушки. Ее проверяли на остойчивость и маневренность. Для этого солдаты впрягались в лямки, прикрепленные к орудию, и таскали пушку по бездорожью, чтобы определить, не будет ли она заваливаться на кочках, удобно ли с ней маневрировать. Грендаль присутствовал на этих испытаниях и сам впрягался в лямки, чтобы своей спиной почувствовать, есть ли какие недостатки у конструкции. Командир был по-отечески внимателен к своим солдатам, и они его любили. А Николай обожал. Пушка успешно прошла все испытания и в качестве награды участвовала в военном параде в 23-ю годовщину революции, в 1940 году. Николай был среди тех, кто сопровождал пушку на Красной площади. Везли они ее из Ленинграда в Москву в холодном неотапливаемом вагоне. Грендаль ехал со своими солдатами, он отказался от теплого вагона. Ноябрь был холодным, морозным, и командир заболел воспалением легких. Вылечить его не смогли, Николай был на его похоронах.
А через полгода началась война. Подразделение молодых артиллеристов отвели вглубь страны, во Владимирскую область на дообучение, а весной 43-го отправили на фронт. Николай воевал смело, получал награды, и судьба была к нему благосклонна, у него не было серьезных ранений, только однажды сильно контузило, из-за чего он два месяца провел в госпитале, а затем вернулся к своим на фронт. Войну окончил в Прибалтике. В ночь на 9 мая, когда объявили победу, в Риге стихийно образовалась танцплощадка, на которой Николай познакомился со своей будущей женой Александрой, санитаркой из эвакогоспиталя. В том же 45-м они поженились, но Николай не оставил службы. Он был уже кадровым офицером. Через некоторое время его направили на службу в Германию, а жена с маленьким сыном остались в Ленинграде, в коммунальной квартире.

Германия была поделена на четыре сектора — советский, французский, английский, американский. Впрочем, границ между секторами не было, американцы, французы и англичане свободно перемещались по стране, но советские военнослужащие свою зону никогда не покидали из-за возможных провокаций. Не было у них особого доверия к союзникам.
Шел 1949 год. Однажды Николай с другом получили увольнение в честь какого-то советского праздника и решили съездить к своим однополчанам, служившим в другой части советского сектора. Они ехали поездом, с ними в купе были американцы. Разговорились, потом заснули, и наши офицеры проспали свою остановку. Когда они проснулись среди ночи, поезд на всех парах мчался к конечной станции — Парижу… Можно попытаться представить, что пережили наши артиллеристы в тот момент. Без денег, без документов, кроме одной увольнительной, они не могли вернуться из Парижа обратно в свою часть. Идти в Советское посольство? Это могло закончиться исправительно-трудовым лагерем в Сибири.
В Париж прибыли рано утром. Солнце только поднялось над горизонтом. День был ясный, теплый. Николай с другом вышли на перрон. Ни ясный день, ни оживление вокруг их не радовало. Неожиданно кто-то сзади коснулся плеча Николая. Он обернулся. Незнакомый мужчина спросил на чистом русском языке:
— Вы русские артиллеристы?
— Да.
— Прошу вас поехать со мной.
Это было уж совсем неожиданно. Николай стал вежливо объяснять незнакомцу, что вряд ли они могут ему помочь, им надо в Советское посольство, у них серьезная проблема. Незнакомец обещал им помочь решить все проблемы. То ли выхода другого не было, то ли русскоговорящий француз внушал доверие, но наши офицеры рассказали ему все, что с ними произошло.
— Я таксист, — сказал им француз. — Я отвезу вас в посольство и покажу Париж. Но сначала очень прошу вас поехать со мной к нам домой.
И они поехали. Когда же поднялись в квартиру и вышел хозяин, первым заговорил Николай:
— А я вас знаю. Вы — Грендаль. Ваш сын на вас очень похож.
На минуту стало тихо.
— Вы знали моего сына?
— Он был моим командиром.
Хозяин не решился расспрашивать дальше, боясь услышать худшее. Он пригласил всех в комнату.
— Все годы разлуки, — сказал хозяин, — я хотел знать, как живет мой сын в Советской России. Каждый день молил Бога, чтобы послал мне весть о нем, а направлять запросы в Союз не решался, чтобы не навредить ему. Когда закончилась война, я сказал своему младшему сыну: раз ты первый, кто нарушил семейную традицию и стал не артиллеристом, а таксистом, то теперь каждый день ты будешь ездить на вокзал встречать поезда, приходящие из советской зоны. Ты должен привезти мне русского артиллериста. Я должен узнать о своем сыне.
Младший сын не решился ослушаться отца. Четыре года подряд каждый день по расписанию он приезжал на вокзал, и не то, что русский артиллерист, но и ни один русский не прибывал из советской зоны.
Грендаль-старший смотрел на Николая, теперь он был готов выслушать рассказ о судьбе своего сына. Он слушал, и глаза его наполнялись слезами. Он обнял Николая. Судьба послала ему не только русского артиллериста, но человека, который хорошо знал его сына, любил его и отдал ему последние почести.
Все поднялись. Теперь нужно было помочь офицерам вернуться в часть.
Вопреки мрачным ожиданиям, в советском посольстве все легко разрешилось. Их приняли, спокойно выслушали, дали необходимые бумаги для приобретения билетов и возвращения в часть. Таксист ждал на улице, примыкающей к посольству. Они поехали на вокзал и купили билеты. Оказалось, что поезд отправлялся вечером. Грендаль-младший выполнил свое обещание и показал Париж. Он возил их по знаменитым улицам и рассказывал о парижской жизни и ее легендах. На душе были покой и радость.

В части никто не удивился, что они вернулись из увольнения раньше, никто ни о чем не расспрашивал. Жизнь вернулась в свою колею с ее проблемами, задачами и короткими часами отдыха. Но еще однажды, через пятнадцать лет, парижская история напомнила о себе. В хрущевскую оттепель Грендаль смог добиться разрешения приехать в Советский Союз на могилу сына. Через Министерство обороны он разыскал адрес и телефон Николая и позвонил ему, чтобы пригласить в Ленинград для встречи. Трубку взяла я.