Александр Невский

«Сегодня небо темнее пепельного цвета. Стоит мёртвая тишина, только где-то вдали раздаются еще взрывы гранат. Темно так, что невозможно увидеть ничего дальше собственного носа. Я чувствую только запах пороха, находившегося в воздухе. Именно этот самый запах, для меня - запах смерти. Я ощущаю страх и тревогу не от того, что из-за этого серого облака дыма ничего не вижу, но от того, что с каждой минутой осознаю, что остался один, совсем один, в этой серой и нескончаемой пустоте». Эти слова были записаны моим дедом в свой военный дневник наощупь. Короткая запись - то единственное, что нам могло рассказать о войне, о которой сам он никогда не хотел рассказывать. Ведь главным его желанием с момента военных действий и до сегодняшнего дня было, сохранить покой своих близких, не тревожить их, оставить всё это в небытии. Однако, почему же он бережет эту запись, почему со слезами на глазах прочитывает ее и держит всегда вместе с иконами в красном углу? Эта мысль не давала мне покоя. И тогда за ответом я отправился именно к нему. Ведь ни мама, ни бабушка и даже отец не знали того, что он поведал мне.
«Эта запись единственная в моем дневнике, - говорил мне дед, - которая сохранилась и была сделана после военных действий на фронте, когда я был в безысходности и мне казалось, что даже смерть имеет больший смысл, чем моё на тот момент существование в пустоте. Я не знал, что мне делать. Я был духовно мертв, а ведь на тот момент мне был всего 21 год. Кругом пустота и только ты. Ты не знаешь, что делать. Ты потерян, и ни одна мысль не приходит тебе в голову.
Но что же это? Где-то рядом с собой я всё же услышал чье-то дыхание, очень тихое, прерывистое, но живое. Я сразу принялся искать его. Я натыкался на множество тел, переворачивал их и прислушивался, в ожидании что это оно - то самое, которое меня буквально воскресило. И когда, наконец, я нашел его, то со слезами бросился обнимать. В ответ я слышал болезненные вздохи, в которых уже не чувствовалось страданий, но ощущалась некая облегчённость от них. Я говорил незнакомцу, что все будет хорошо, что мы обязательно выберемся из этого места.
Так мы пролежали довольно долго. И всё это время мой товарищ пытался сквозь вздохи что-то шептать, но это было так неразборчиво, что заставило меня вспомнить другой шёпот из детства. Над моей кроваткой мама с любовью, тихо и успокаивающе,  произносила короткую молитву: «Спаси и Сохрани!». Я стал шептать эти слова твердо и уверенно, взывая на тот момент в ту самую пустоту, откуда не ожидал получить ответа.
И, о чудо! Где-то вдали я услышал русскую речь. Это наши солдаты спешили на помощь. Я со слезами радости начал трясти своего товарища и говорить ему, что пришло наше спасение. Я взял его, как нас обучили перед отправкой на фронт, и начал ползти на звук голосов, продолжая шептать эту короткую и столь спасительную для нас материнскую молитву. Когда мы добрались до места, где нас могли услышать, я что есть мочи закричал эти живительные слова: «Спаси и Сохрани». В ответ незамедлительно донеслось: «Там наши!». Солдаты подбежали, вытащили нас из этого облака пороха и дыма. Я смотрел в их глаза и не мог сдержать слёз. На тот момент у меня не возникло и мысли узнать имен наших спасителей. Лишь на вторые сутки, в лазарете, мне рассказали о них.  Это были солдаты советской эскадрильи, носившей имя «Александр Невский».
Все бы ничего. Но когда мне удалось взглянуть на того, кто меня спас от безысходности своим живым дыханием, я обомлел. Лицо его было спокойным и удивительно светлым, голубые глаза словно проникали в самую душу, а раны, которые он получил, даже делали его более красивым, мужественным. Когда я узнал, как его зовут, то потерял дар речи. Мне сказали, что это тёзка русского князя, чье имя носит летная эскадрилья.  И к сожалению, я вряд ли его увижу еще, ведь ему осталось жить от силы пару дней. Но нет, эти люди ошибались. Александр теперь всегда рядом со мной, каждый раз, когда я читаю эту записку, я слышу его дыхание. А когда смотрю на икону, то вижу его лицо. Он жив, он не умрет, ведь он Невский. Да и возраст, в котором я с ним встретился, напоминает мне теперь всегда о годе его рождения – двадцать первый»
После этого рассказа деда мне стало ясно, почему он вместо парада в день Победы идёт в Храм, почему всегда молится Невскому и ставит ему свечи, и почему он никогда не говорит о войне, но всегда тихо вспоминает спасительные моменты своей молодости и почему он в своё время выучился на летчика, вступил в эскадрилью имени этого героя, этой великой личности, которая стала не просто его другом, но всей жизнью.