Голос сердца

Новоаннинский район, 2002 г.
Музейная "копейка” затормозила с протяжным свистом и облегчённо, как старый конь перед роздыхом, остановилась под отживающим свой век кустом сирени. Настигший машину рваный клуб пыли перекатил через крышу и, будто удовлетворившись результатом гонки, улёгся отдышаться на жаркую землю.
Первой из легковушки выскочила девчушка лет десяти, худенькая и длинная, как былинка, и по заросшей сорняком дорожке пулей устремилась к дому. Следом за ней “затяжно" выбиралась из салона "широкая” пара, разминая затёкшие ноги и с облегчением поглаживая нудящие поясницы. Расфранчённых и взмокших гостей никто не встречал, даже древнего пса на месте не оказалось, только змеилась по земле оборванная цепь
За дверью веранды, где скрылась девчушка, раскатились каскадом грохот и пронзи¬тельный визг. У матери внутри будто всё обо¬рвалось, и она рванула с места, как бывало на тренировках.
В-о-т, опять шебутная что-нибудь на¬творила, - недовольно проворчал отец.
На перекошенном крылечке столкнулись все три женщины, включая хозяйку пятистенного дома. Вместо приветствия она всплеснула руками:
Это надо угодить ногой в кастрюлю со щами? Чем же я вас кормить-то буду?
С испуга девчонка прыгала на одной ноге, а с другой стряхивала прилипшую гущу Её мать, схватив какую-то драную тряпку, бегала с ней, ловко рулила по капустным следам, пока не остановила бестолковые маневры дочери легким подзатыльником. Потом сгладила досадную оплошность родного сорванца:
Мама, ты не беспокойся, щас яиц насобираем и пир на весь мир закатим!
Разумный зять дал женщинам вволю на Рассказ
Скоро пенсию принесут. Забирайте всё, только на себе не экономьте, и, главное, Оксанку побалуйте. Уж больно худенькая, кожа да кости. Да и вообще, ехали бы сюда Ваша половина дома всегда вас ждёт. Жили бы на земле, обзавелись хозяйством, а с деньгами и отсюда можно Оксану учить.
Нет, мама, - возразила дочь, взяв из общей кучи очередное яйцо, но на полпути ко рту вдруг замерла с удивлённым лицом. В её руке разбитое яйцо издавало писк! Нюрка поднесла его к уху, послушала Потом аккуратно
отшелушила помятое место и обнажила клювик пищащего существа, брезгливо положила на стол перед собой.
Оксанка, ты где собирала яйца? Небось, по всем углам пробежалась?
Та согласно кивнула опущенной головой.
Вот городские! Ничего-то вы не умеете! - корила мать всех горожан, а заодно и своё непутёвое потомство.
После ахов и вздохов Пелагея Ивановна молча включила электродуховку, нашла ста¬рые мужнины шапку и овчинную рукавицу, осторожно уложила яйцо. Мягкое и теплое гнездо разместила на откидной дверце духового шкафа, от которого исходило необжигающее тепло
Ну всё, мама, нам пора ехать, - засобиралась дочь
Всё время молчавшего Василия словно прорвало:
Как это, “пора ехать”? Мы что же, оставим мать без воды? А совесть у тебя есть? Нюрка поглядела на мужа с удивлением. С
А зять продолжал удивлять. Он открыл вентиль душа: из рассекателя брызнул сноп хрустальной воды, в тонких струйках которого весело играли радугами солнечные лучи.
Пелагея Ивановна обвила руками своего благодетеля, многократно твердила “спасибо”, потом припала к его руке, и смущённый Василий почувствовал, как жгучая слезинка покатилась по ней...
Гости уехали так же неожиданно, как и по¬явились. Зато с хозяйкой остался живой свидетель заезда самых близких людей: из яйца
вылупился цыплёнок. Первоначально он был таким жалким, едва копошащимся серым комочком, но, хорошенько обсохнув, преобразил¬ся в красавца серо-голубой масти. Пелагея Ивановна звала его Петей, Петрушей, иногда вырывалось и Петькой, но это в случаях, когда тот попадался под ноги. Цыплёнок привязался к хозяйке (наверное, считая её за мать), и не отходил ни на шаг, а когда садилась она за рукоделие, умащивался к ней на ступню и спокойно дремал под убаюкивающие звуки пряхи. Уходя почивать, Пелагея Ивановна укладывала приёмыша в свой нагретый тапочек, и в нём он чувствовал себя распрекрасно.
Время шло. Цыплёнок превратился в роскошного петуха, но с тапочком так и не расставался. Правда, теперь в нём Петька явно не умещался, но своему гнезду оставался верным.
Что же касается Пелагеи Ивановны, надо сказать, что иногда её мучили надоедливые сомнения. Если первоначально она выхаживала куриное дитя из жалости, то потом сознательно оставила его при себе из личных соображений. Длинны¬ми осенними вечерами, когда поливали серые дожди и неугомонные ветры завывали в печной тру¬бе, было жутковато оставаться одной в четырёх стенах. К тому же, Петька оказался хорошим слушателем. Он, как и прежде, усаживался на любимый тапочек и, как всегда, ловил каждое её слово. А Пелагея Ивановна ничего от него не скрывала. Вот уже несколько раз, приходя уставшая со двора, жаловалась:
Плохо мне без хозяина. В сараях холод, крыша течёт, двери не прикрываются.
 Как истинный крестьянин, заглянул в обмелевший колодец, походил по безмолвствующему хлеву Покривившаяся ограда, отвалившаяся помазка стен и жуткий мрак заброшенных сараев говорили об обреченности подворья без мужского догляда. Только разбредшиеся по всему двору разноцветные куры деловито копались и барахтались в навозных буфах.
Возле кладовки гость остановился, почувствовав на себе пристальный взгляд. Сквозь щели рассохшихся досок двери он увидел живую морду, похоже, белого медведя! Правда, особого ужаса зверь не нагонял, потому что, во-первых, был в заточении под амбарным замком, во-вторых, его размеры не устрашали и, в-третьих, почему-то дружелюбно помахивал длинным хвостом. Приглядевшись, Василий (так звали героя) сообразил, что это вовсе не экзотическое существо/ а домашний кобель Дружок, с ошейником и висящими на нём несколькими звенками оборванной цепи. А метаморфоза объяснялась тем, что “заключенный" порвал пуховую подушку, и мелкий гусиный пух облепил всю его липучую шерсть “Укротителю" пришлось водворить охрану на рабочее место. Удивительно, но псина не толь¬ко не воспротивилась насилию, но, как показалось досужему зятю, посмотрела на него с благодарностью.
Пока Василий решал вопрос, “мыть или не мыть руки, а если мыть, то где и чем?”, мимо промчалась вихрем его Оксанка с пустым решетом в руках. “Ну, буйный ветерок, что-то сейчас отчубучит”, - предвещал отец.
В летнем душе не было воды, потому что запорный вентиль и рассекатель нашли, похоже, другого хозяина. Ветхий колодец с тру¬дом выдал полведра воды, но обжигающе холодной, чистой и вкусной, словно подслащённой мёдом.
Папа, пошли пить яйца! Мама зовёт. - на бегу бросила дочь, затаренная с верхом добычей из курника.
В горнице его Нюрка вела деловую беседу:
Мама, не колготись ты с обедом. Домашние яйца лучше есть сырыми Там, в городе, этого себе не позволишь без риска. Хоть здесь побалуемся чистым продуктом. К тому же, мы заехали к тебе ненадолго, чуть ли не проездом. К морю пробираемся. Надо Оксанке перед школой сил поднабраться, да и мы с Василием порядком устали с этой проклятой городской суетой! Ну а к тебе с просьбой: дай взаймы немного деньжат на дорогу.
Что ты, дочка, взаймы просишь? Неужто вы для меня чужие? Возьмите всё, что накопила. Зачем мне деньги? У меня всё своё: яйца, картошка-моркошка, грибы. В магазин хожу за хлебом-солью, сахаром и мылом, да топку с лета запасаю. Словом, бери всё, не стесняйся. Надеюсь, не забыла, где деньги лежат?
Нюрка подставила табуретку к буфету, слегка оттолкнулась от пола левой, толчковой ногой, а правой - легко отжала молодое тело Наблюдавшая за ней Пелагея Ивановна слег¬ка позавидовала: “Ить надо, на одной ноге себя подымает. Деньги, что ли, так подстегнули?"
Мама, тут у тебя их много. Может, что- то оставить тебе на пропитание? Ничего.Поедем завтра.
А сегодня воды натаскаем на месяц. Так, что ли?
Нет, сегодня почистим колодец.
Василий решительно встал и вышел, в сердцах хлопнув невиновной дверью
Вскоре во дворе закипела работа. Зять пригласил соседа, такого же крупного и мускулистого, как сам. Спустившись по верёвке на дно колодца, он сначала вычерпывал воду ведром, а потом выбирал со дна затянувший колодец песок. Его напарник без устали вытягивал “на-гора" тяжелый мокрый плывун. Со дна и всех щелей выступала вода, но Василий черпал её вместе с песком, и она не успевала переливать его высокие охотничьи сапоги.
К вечеру то ли верзилы вконец приустали, то ли вода здорово обозлилась на незваных гостей, но последним пришлось уступить. У посиневшего от холода Василия зубы будто стучали чечётку.
Победившая человека вода обрадовалась желанной свободе и быстро поднималась по срубу. Из любопытства Василий опустил в колодец ведро, которое легко скрылось в густой и мутной жидкости, ещё мало похожей на питьевую.
Пусть отстоится. Завтра определим столб воды, - пожимал работодатель на прощанье руку соседа, обоюдно разочарованные отсутствием магарыча. Тем временем разумная хозяйка не пожалела по такому случаю своих старых запасов: на лавочке у колодца появилась белоголовка с пшеничной водкой застойных времён в окружении салата из крупно порезанных помидоров и пахучих кусков серого хлеба.
Выпейте с устатка, сынки, - колготилась бабуля, довольная привалившим счастьем.
Наутро немногословный зять, убедившись в добром качестве и приличном количестве отстоявшейся воды, отправился в сельмаг. В недавнем прошлом голые полки ломились теперь от избытка товаров. Без проблем приобретя всё необходимое, возвратился довольный в тёщин дом.
Со знанием дела Василий протянул от розетки электрический удлинитель, опустил в колодец вибрационный насос - и тотчас из шланга ударила мощная струя чистой воды. Припав губами к фонтанирующей воде, облегчил душу от вчерашнего выпитого, крякнул напоследок, как после хорошего первака. Установка на бак вентиля и рассекателя отняла считанные минуты, и вскоре отпотевшая трёх- ведерная емкость наполнилась холодной колодезной водой.
Василий неспеша пригласил на “презентацию" всех заинтересованных лиц, нажал пусковую кнопку, и перед удивлёнными глазами домочадцев полилась из шланга живительная влага. Она нашла себе лёгкое русло и побежала задорно мимо ног Пелагеи Ивановны под купающихся в перегное кур. Завидев чистую воду, хохлатки дружно окунули клювы в живой поток и дегустировали, высоко задирая головы в небо.
В другой раз, когда в доме пыхтела жарко натопленная печь и трещали, прыгая на сковородке, тыквенные семечки, Пелагея Ивановна меняла мнение:
Тяжёлый был человек, неуживчивый. Всё скандалил, на чужих баб поглядывал, ко¬бель гулёный. Нет, пусть уж лучше лежит, Бог с ним. Пусть тяжело одной управляться, но на душе спокойней.
Однажды глубокой осенью, далеко за пол¬ночь, в двери сильно забарабанили. Пелагея Ивановна тяжело поднялась, накинула на плечи пуховый платок и потянула за собой отстающую больную ногу. Хотела было дверной крючок откинуть, да усомнилась, к окну подошла. Снаружи двое неизвестных, похоже, подвыпивших мужчин, заметив её, кричали:
Открывай, старая! Самогонка есть? Пусти, а то дверь вышибем!
Что вы, сынки! Откуда у меня самогон¬ка? Не видите, еле хожу!
Поверили. Но уснуть до утра не смогла. Усевшись за вязание, пожаловалась Петьке: Был бы живым муж, он показал бы этим алкашам кузькину мят>
Вообще он был отчаянным. Многие из мужиков побаивались его кулаков. А мне позволял бить себя. Я иногда колотила его по голо¬ве, а он, бедный, поддавался, терпел мои вы¬ходки. И всё из-за баб. Хотя позже ничего не подтверждалось. Один раз пришёл выпивши, разругались мы в пух и прах. Ушёл, сердешный, хлопнув дверью. Всю ночь я не спала, всё представляла, как он обнимает какую-ни¬будь жалмерку. А утром пошла накормить ско¬тину, глянула, а мой благоверный спит, согнувшись, на сеновале. Не стала будить, интерес¬но узнать, что на этот раз придумает. Он и вправду стал сочинять, что заночевал у соседки Маруси. Я ему и скажи: “Да видела я, где ты ночевал. Только не у Маруси, а под боком нашей козы Машш!
. Если бы мог говорить, он бы не сдержался заметить, что эти истории слышал неоднократно. Но не для этого его так сытно кормили...
- дожили они до первых весенних дней. Подсыхала земля. Чёрная и пуховая, она манила к себе землепашца. Но вышедших на залитый солнцем двор никак землепашцами не назовёшь: Пелагея Ивановна после зимы опиралась на палочку, а Петьку интересовал больше курятник. Тяжело присев на скамью у колодца, бабуля услышала вдруг скрип петель распахнутой калитки и восторженный голос мчавшейся по дорожке Оксанки:
Бабушка, бабушка! Мы приехали к тебе, навсегда! Мы приехали к тебе навсегда! .
Слава тебе, Господи! - перекрестилась Пелагея Ивановна, - ты услышал мою молит¬ву и вразумил детей.
Бабушка Поля, почему ты плачешь? - забеспокоилась внучка. - Разве ты не рада, что мы будем жить вместе?
Я, внучка, плачу от радости. Твои родители услышали голос своего сердца и вернулись на Родину. Значит, не зря говорят люди, что где родился, там и сгодился...