Человек весеннего дождя

200 лет назад - 31 марта 1822 года, в российской глубинке в семье малоросса и чистокровной француженки родился ребёнок, практически не имеющий шансов занять достойное место в тогдашнем дворянском обществе. Но он бросил вызов судьбе и, не имея ни протекций, ни систематического образования, стал академиком. Произведения Д.В. Григоровича – классика русской литературы – изучают даже в школе.
Парижский акцент
Дмитрий Васильевич Григорович появился на свет 31 марта 1822 года в усадьбе Никольское-на-Черемшане – симбирском имении матери писателя Владимира Сологуба. За два года до этого графиня Софья Ивановна Сологуб, опасаясь за будущее детей, приобрела это имение в надежде сохранить таким образом часть средств своей семьи, на которые имел вполне конкретные виды её муж – гуляка и картёжник. А для управления поместьем наняла лихого на вид и острого на язык отставного гусарского майора Василия Ильича Григоровича, искавшего места и пользовавшегося репутацией хоть и романтика, но человека вполне надёжного. Так что будущий литературный классик свои первые шаги совершил и первые впечатления получил в не менее классическом усадебном окружении, в среде помещиков, крепостных крестьян, на лоне полей и лесов, в долинах рек и на холмах. Спустя годы всё это нашло отражение в его произведениях, всколыхнувших русское общество и обозначивших новое направление в отечественной художественной литературе, – реализм.
Но это будет ещё нескоро, а пока, рано лишившийся отца, предками которого были запорожские казаки, Дмитрий Григорович оказался под любящим французским оком маменьки и бабушки. О «галльских корнях» Григоровича можно сказать лишь несколько слов. Известно, что его мать «природная южная француженка» в русском варианте – Сидония Петровна (1799-1869), дочь гувернантки Мари-Сесиль, воспитательницы детей генерала Н.П. Ивашева, в России оказалась в возрасте четырёх лет. Родилась она от погибшего на гильотине роялиста де Вармона. Во второй раз Мари-Сесиль вышла замуж за республиканца Пьера Ле-Дантю, удочерившего Сидонию. Ещё одна дочь Камилла (1808-1839), родилась у них уже в Санкт-Петербурге, куда семья перебралась из окутанной наполеоновскими  войнами Европы. Она стала идеалом любви для ротмистра Кавалергардского полка Василия Ивашева, который за участие в движении декабристов был сослан в Сибирь. Девушка последовала за ним на каторгу и только в 1830 году они повенчались… А сама почтенная «madame Ledentu» в конечном итоге оказалась в семье своей старшей дочери и взялась за воспитание внука.
Дмитрий Григорович впоследствии писал: «Пяти лет бабушка посадила меня за книжку. Книжка эта была французская азбука… До восьми лет в моих руках не было ни одной русской книги; русскому языку выучился я от дворовых, крестьян и больше от старого отцовского камердинера Николая…». Затем был переезд в Москву, недолгая учёба гимназии, а частных в пансионах, в Строгановском художественном училище. По иронии судьбы оказалось так, что Григорович охотно начинал учиться, но вскоре охладевал к систематическому образованию. В двадцать лет он поступил в Главное инженерное училище в Петербурге, но и его не окончил. Зато обрёл дружбу с однокашником – Фёдором Достоевским. Они некоторое время даже жили в одной съёмной петербургской квартире, где Дмитрий Васильевич стал свидетелем первых литературных опытов своего друга, а затем и сам решил попробовать себя на этом поприще. Учёба в Академии художеств у него так же не задалась, но обогатила знакомством с Тарасом Шевченко. Григорович попытался поступить актёром в петербургский Большой театр, но и здесь потерпел неудачу – не смог выдержать экзаменационного испытания. Не повезло писателю и в личной жизни. Единственная его супруга, даже имя которой не упоминается в биографиях Григоровича, сбежала от него неизвестно куда и к кому…

Дорогие труды
Однако неудачником он себя не считал. Григорович неплохо рисовал, свободно владел французским, умел вести себя в обществе, обзавёлся множеством друзей - литераторов. И очень полюбил Слово.
А дальше начинается во многом неожиданное и стремительное восхождение на литературный Олимп. Конечно, и здесь были неудачи – раскритикованные пьесы и первые рассказы, столкновения с цензурой, впоследствии – вынужденное расставание с активно публиковавшим его журналом «Современник». Но наступил день, когда его «Петербургские шарманщики» были благосклонно приняты, затем с ещё большим восторгом оценены критиками и читателями повести «Деревня» и «Антон Горемыка». С этими произведениями Дмитрий Васильевич «попал в струю» – конец 1840-х годов стал началом антикрепостнических настроений в дворянском обществе. Суровый М.Е. Салтыков-Щедрин сравнивал эти произведения Григоровича с «благотворным весенним дождем», пролившимся на ниву русской словесности и пробудившим мысль о том, что существует «мужик-человек».
Не понаслышке знающий подноготную простонародной жизни Л.Н. Толстой видел заслугу Григоровича в попытке создать образ крестьянина «с любовью... уважением и даже трепетом». «Крупные полотна автора «Антона Горемыки», – говорил Толстой, – «сделали своё». Творчество прозаика близко приняла к сердцу и та «сермяжная» Русь, служению которой посвятил он своё перо.
«Один из тех серых мужиков, для которых вы так много сделали добра, хочет поблагодарить вас за ваши дорогие труды», – приветствовал Григоровича оставшийся неизвестным почитатель  в день пятидесятилетнего юбилея творческой деятельности писателя.
Со временем Дмитрий Григорович получил достойное признание. Когда в 1858 году в долгое путешествие по России отправился Александр Дюма-отец, то именно он по единогласному решению тогдашнего писательского сообщества был делегирован в качестве гида для именитого французского гостя по Петербургу и его окрестностям. В том же году он получил приглашение из канцелярии  морского министерства совершить кругосветное путешествие и подготовить серию очерков для «Морского сборника». В итоге кругосветки не получилось, а плавание по Средиземному морю стало поводом для написания солидного тома очерков «Корабль «Ретвизан». Год в Европе и на европейских морях». В дореволюционной России эту книгу считали самым полезным «путеводителем» по городам европейского Средиземноморья.
Заслуженный титул

Пришло время, и Григорович стал одним из немногих русских писателей-классиков, который вполне официально титуловался «ваше превосходительство». По высочайшему соизволению государя в 1889 году ему был присвоен гражданский чин действительного статского советника, что соответствовало званию генерал-майора в армии и контр-адмирала во флоте. Подобного были удостоены лишь немногие из его современников-собратьев по перу. Например, граф Алексей Константинович Толстой, который был не только талантливым поэтом и прославился как автор драм и революционного для своей эпохи  исторического романа «Князь Серебряный», но и настоящим полковником и даже флигель-адъютантом императора Александра II.
А граф Владимир Александрович Сологуб, известный сочинитель водевилей, и вовсе дослужился до тайного советника. Но это были люди высшего света, обладающие связями, немалым состоянием, многочисленными имениями. Герой же нашего повествования чинов и наград добился упорным трудом и довольствовался скромной усадебкой в Зарайском уезде, куда приглашать своих друзей стеснялся. Зато сам подолгу жил у Ивана Тургенева в Спасском-Лутовинове, гостил месяцами у других, теперь совершенно позабытых литераторов, поэтов, журналистов и издателей. Всё это обогащало его прекрасной фактурой для прозаических произведений и нашло в дальнейшем отражение в колких «Литературных воспоминаниях».
И, в гроб сходя, благословил
Впрочем, чин, а затем и орден, получил он не столько за литературные эксперименты, сколько за деятельность в совершенно иной, но очень близкой ему по духу сфере – изобразительном искусстве, причём, говоря современным языком, в административной должности. Его попытка после возвращения из путешествия по Средиземному морю занять вакантное место секретаря Эрмитажа, что давало стабильный доход, в отличие от труда на писательской ниве, потерпела крах. Хотя он и составил сборник «Прогулка по Эрмитажу», оказавшийся первым в истории изданным отдельной книгой музейным путеводителем, место отдали родственнику влиятельного чиновника. В своей записной книжке Григорович тогда с горечью отметил: «Чиновник просил у министра место, которое было вакантным. – Разве вы не знаете: когда место вакантно, оно всегда уже кем-нибудь занято!»
Но он руки не опустил и в 1864 году заступил на пост секретаря Общества поощрения художников. За время его многолетней работы в Обществе круг деятельности этой организации намного расширился. В Рисовальной школе при Обществе Дмитрий Васильевич собрал лучших художников-педагогов, благодаря его заботам упорядочились выставки, среди учащихся стали проводиться конкурсы, победители которых получали возможность продолжать образование за счёт Общества.
Ещё в 1850-е годы Григорович привлёк к себе внимание как знаток живописи и скульптуры, сумевший собрать на свои незначительные средства довольно обширную и ценную художественную коллекцию. Спустя годы она стала основой созданного им при Обществе художественного музея. Музей этот, как отмечала тогда пресса, «может быть смело поставлен наряду с лучшими подобными же музеями Европы». Общество поощрения художников и широкие круги деятелей искусства высоко оценили заслуги Григоровича. В 1881 году было решено в созданном им музее установить скульптурный бюст писателя, чему ранее не было примеров.
Эстетическое чутьё Григоровича принесло немалую пользу. Именно он открыл дорогу в мир изобразительного искусства  начинающему живописцу Илье Репину. А на закате своей жизни в буквальном смысле успел распахнуть двери в мир литературы молодому Антону Чехову, высоко оценив его первые рассказы и поспособствовав их публикации.
В 1868 Дмитрий Григорович был избран почётным членом Академии художеств, спустя двадцать лет стал ещё и членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук. При этом никого не смущало, что академик не окончил даже гимназии – настолько высок был его авторитет!
Долгое возвращение
Прошло почти два десятилетия, прежде чем имя Григоровича вновь появилось на страницах литературных журналов. Долгое молчание не сказалось на творчестве писателя. Новая его трагическая повесть «Гуттаперчевый мальчик», впервые опубликованная в трёх номерах «Нивы» в 1883 году, впоследствии стала классикой русской литературы для детей и отдельной книгой была в дореволюционный, а затем и в советский период многократно переиздана общим тиражом более чем в четыре миллиона экземпляров! Более того, история о гибели обездоленного циркового гимнаста была дважды экранизирована. Первый фильм, ещё немой, был снят в 1915 году.
В октябре 1893 года в Петербурге на торжественном вечере, посвящённом 50-летию литературно-общественной деятельности Д.В.Григоровича, Её Императорское высочество принцесса Ольденбургская (урождённая княгиня Романовская, герцогиня Лейхтенбергская, принцесса Богарне) по поручению государя наградила юбиляра орденом Святого Станислава I степени.
В 1895 - 1896 годах Григорович был организатором и заведующим художественно-промышленным отделом знаменитой Всероссийской выставки 1896 года в Нижнем Новгороде. Это был апофеоз его многолетней службы Отечеству. Он скончался в Санкт-Петербурге в январе 1900 года и был похоронен на Литераторских мостках Волковского кладбища.
Притяжение прошлого
Для своего времени Григорович был этакой литературно-общественной глыбой. Его знали и ценили и в обществе, и при дворе. Малоизвестен факт: в правление Александра III он, занимая пост секретаря Общества поощрения художеств, читал лекции по истории искусств цесаревне Марии Фёдоровне и цесаревичу Николаю Александровичу. Но маститый, авторитетный писатель, искусствовед и, говоря современным языком – продюсер, был и своего рода заложником эпохи. В послереволюционный период его имя оставалось в нашей стране «на плаву» в основном благодаря «антикрепостническим» произведениям, таким как «Деревня», «Рыбаки», «Антон Горемыка», «Бобыль», «Просёлочные дороги», «Два генерала». К началу нынешнего века плавание этого гигантского «айсберга» в море литературных пристрастий практически приостановилось. Современным школьникам его имя едва известно, да и литературные жанры XIX века больше теперь интересуют разве что студентов-филологов, а не широкую читательскую аудиторию.
Однако окончательно имя Дмитрия Григоровича вычеркнуть из контекста отечественной культуры невозможно. И если его литературное гнездо не уцелело, хотя и увековечено в повести «Смедовская долина», то это вовсе не значит, что мы лишены возможности почувствовать тот мир, в котором жил и творил писатель. Сохранились его петербургские адреса: на Владимирской, Большой Морской и Мещанской улицах. Всё также неспешно течёт вода в реке Смедве на окраине живописной деревеньки Дулебино, где ещё в середине прошлого века стоял усадебный дом классика чуть ли не со всей его мемориальной обстановкой. Часть вещей и даже стол, за которым создавались некоторые повести и рассказы, теперь демонстрируются в отдельной экспозиции Озёрского краеведческого музея (город Озёры Московской области). Так что и этот писатель и его произведения ещё могут позвать нас в дорогу, ведущую по городам и весям России – из современности в загадочное прошлое и обратно хотя бы ради того, чтобы приблизиться к постижению загадочной русской души. Пусть, в данном случае, и с изрядной долей французской крови.

К слову
Когда пришёл черёд подвести итоги своей жизни, Дмитрий Григорович нашёл в себе силы, а главное – смелость, написать «Литературные воспоминания». Это была очень честная, порой нелицеприятная картина российской «литературной кухни» 1840 - 1850 - х годов. И погружаясь в чтение этих «меморий», невольно ловишь себя на мысли, что по сути своей люди середины позапрошлого века мало чем отличаются от нас с вами: те же слабости, амбиции, тот же накал страстей. Даже самого себя автор не пожалел, показав порой в весьма комичных ситуациях. А в конце этого своего едва ли не последнего прозаического труда сделал признание, под которым не отказались бы подписаться многие его собратья по литературному цеху: «Я всегда с чувством глубочайшей благодарности обращаюсь к Промыслу, направившему меня с юности к литературным занятиям. Любовь к литературе была моим ангелом-хранителем; она приучила меня к труду, она часто служила мне лучше рассудка, предостерегая меня от опасных увлечений; ей одной, наконец, обязан я долей истинного счастья, испытанного мною в жизни...»
На фото: рабочий стол Д.В.Григоровича из его несохранившегося дома в усадьбе Дулебино. Экспозиция Озёрского краеведческого музея. 24 апреля 2019 г. Фото А.Нефедова
Полная версия очерка опубликована в журнале "Тёмные аллеи" №3/2022