Трудовик

      Учитель технологии Альфред Михайлович сидел за своим столом и с пролетарской болью смотрел на то, как ученики восьмого класса пытаются делать полки для книг. Что-то получалось только у Мухамеджанова, который, правда, книг до своего переезда в Россию не видел, но руками работать умел. Отличник Чернышов вертел в руках ножовку, не понимая, как пользоваться этим агрегатом, двоечник Солдатов хмуро смотрел на разложенные перед ним доски, Обухов, выходец из верующей семьи, на всякий случай молился на тиски, а Жмыхов, ещё в первом классе решивший стать стилистом, копался в своём рюкзачке в поисках зеркальца. Только весельчак Шувалов долбил по доске молотком, пытаясь вбить в неё гвоздь. Пальцы у Шувалова были уже кроваво-красные.
     Учитель встал, вздохнул, прошёлся по классу и остановился возле Шувалова.
     - А ты кем собираешься работать, Шувалов? Кем стать хочешь? – на лице учителя появился почти ленинский прищур, без доброты, но с суровой хитрецой.
     - А я уже работаю. У меня подписчиков больше ста тысяч… - ответил Шувалов, не переставая попадать молотком по пальцам. 
     Учитель не знал, что и этот урок улетает в «Тик Ток» и пальцы Шувалова принесут ему деньги намного большие, чем учительская зарплата.
     - Во-первых, прекрати стучать. Во-вторых, ты не «Советский спорт», чтоб на тебя подписываться. В-третьих, вот перед тобой чертёж лежит. Где здесь гвоздь? Зачем он здесь? – учитель сунул чертёж под нос Шувалову.
     Шувалов отложил молоток, взял чертёж и долго на него смотрел.
     - А я, Альфред Михайлович, в этих чертежах ничего не понимаю. И вот же гвоздь, перед ноликом и буковками. – ткнул он пальцем в чертёж.
     - Это единица. Здесь должно быть отверстие диаметром десять миллиметров для самореза… - вздохнул учитель.
     - Трэш! Саморез какой-то… Отпустите лучше меня к медсестре, у меня вон… - и Шувалов показал побитые пальцы сначала учителю, а потом стоящему на верстаке телефону.
     - Иди, а то меня с работы выгонят… - и учитель пошёл дальше по классу.
     Шувалов схватил телефон.
     - А сейчас, френды, будет жесть… - и с этими словами он выбежал в коридор.
     - Какая жесть? У нас ДСП! – обернулся учитель, а класс хохотнул.
     - Что смешного? – насупился Альфред Михайлович.
     - «Жесть» это жёстко. – просветил учителя Солдатов: - Это молодёжный сленг.
     - Жесть это холоднокатаная отожжённая листовая сталь, - отчеканил Альфред Михайлович: - А жёстко это спать на…
     Но где жёстко спать, класс не услышал. Раздался грохот и Альфред Михайлович рванул на этот грохот, как голодный лев на толстую антилопу. Слава Богу, страшного ничего не случилось, просто Толя Рыженков решил отпилить часть ДСП-шной плиты и уронил всё, включая сам верстак.
     - Сломалась вот… - извиняюще сказал Рыженков, показывая остатки полотна ножовки: - Я всё расчертил, хотел…
     - А ты проверил крепление полотна?  Мы же учили - концы полотен лучковых пил должны быть прочно закреплены в шаховках, а сами полотна разведены. – сказал Альфред Михайлович. 
     - Ой, а у нас коттедж в Шаховке, а родители разведены… - раздался голос Жмыхова: - Мы на каникулах в Данию летим, может, там их поженят…
     - А в России почему пожениться нельзя? – спросил учитель, помогая Рыженкову поставить верстак: - На Руси такие прекрасные свадебные обряды. А ты бы на свадьбу стул своими руками сделал, мы бы помогли всем классом. Да, ребята?
     Класс издал одобрительный звук, а Жмыхов вздохнул.
     - На Руси невозможно заключить брак между двумя людьми одного пола. - сказал он: - Статья двенадцатая Семейного кодекса требует согласие мужчины и женщины. А у нас в семье женщин нет…
     Альфред Михайлович открыл рот, чтобы что-то сказать, но вовремя осёкся и посмотрел на стоящего рядом Рыженкова.
     - У Жмыхова однополая семья. – пояснил тот: - Папа один и папа два. А папа два - чернокожий афродатчанин.
     У учителя произошёл когнитивный диссонанс, но он не знал, что это такое, поэтому просто резко погрустнел. Помолчав, он поправил верстак, потом ещё раз поправил и решил сделать вид, что ничего не слышал.
     - А ты кем стать хочешь, когда вырастешь? – спросил он у Рыженкова.
     - Я в «нефтянку» пойду. – ответил тот.
     - Нефть добывать будешь?
     - Зачем добывать? Продавать.
     - Так чтобы продать, её надо сначала добыть!
     - Ну это я не знаю, как её там добывают, откуда, из чего… Я буду только продавать. А из чего её добывают?
     - Из земли. – когнитивный диссонанс у Альфреда Михайловича усиливался и он с тоской посмотрел на часы.
     - Отлично. На Мальдивах земля есть, там и добывать будем. – решил Рыженков. 
     Альфред Михайлович сглотнул слюну, зачем-то занюхал её рукавом и подошёл к Мухамеджанову, который работу закончил и уже подметал возле верстака.
     - Что это? – учитель осмотрел сотворённую Мухамеджановым конструкцию.
     - Полка. – уверенно ответил Мухамеджанов.
     - Чтобы ты не делал, Мухамеджанов, получается дастархан… Четыре тебе. А остальным по три балла. – Альфред Михайлович взглянул на Жмыхова и толерантно добавил: - Жмыхов, тебя пять.
     Но слова «толерантно» учитель тоже не знал, поэтому добавил это просто так, из жалости. Тут прозвенел звонок, ученики потянулись к дверям, а когнитивный диссонанс в голове Альфреда Михайловича трансформировался в непреодолимое желание выпить.
     Вечером, когда школа опустела, учитель технологии Альфред Михайлович напился в компании физрука и школьного охранника. Он долго и бессвязно рассказывал собутыльникам про СССР, потом спел две песни из репертуара Софии Ротару, пробормотал «Сталина надо» и уснул на лавочке в школьной раздевалке.
     А утром Альфред Михайлович написал заявление об увольнении и в этот же день уехал куда-то с Ярославского вокзала. Через четыре дня, проехав пять тысяч километров, он оказался в 1972 году и сошёл с поезда.
     Альфред Михайлович работает трудовиком в средней школе забайкальского посёлка городского типа Киреево. Его там ценят, он признан лучшим учителем школы и награждён грамотой, а его мальчишки делают прекрасные полки с табуретками и побеждают в поселковых конкурсах по столярному делу. Альфред Михайлович счастлив и недавно женился на завуче. Расписали их прямо у памятника Ленину и выделили две комнаты в бараке с печным отоплением и колонкой неподалёку.
     Одна только странность есть у Альфреда Михайловича - иногда, когда он видит по телевизору выступление стилиста и певца Огюста, он плачет, напивается и рассказывает, что раньше этот Огюст был Жмыховым из восьмого «Г», что у него два папы-педераста и один из них – негр из Дании.
     Но ему, конечно, никто не верит и жена-завуч идёт в аптеку за димедролом.
     Да и, если честно, телевизоры в Киреево концерты этих Огюстов не показывают.


                Илья  Криштул