Д. Часть первая. Глава вторая. 5

     Большое, в человеческий рост зеркало, занимало весь дальний угол комнаты. Оно было особым поводом для гордости хозяина дома – итальянское, со старинной резьбой, изображавшей сцены охоты, массивное и практически нетранспортабельное. Когда-то давным-давно его купил ещё дедушка Джона. Оно простояло некоторое время в его старой квартире, где высокие потолки и просторные помещения скрадывали поистине исполинские размеры этого раритета. Затем дедушка умер, квартиру разделили между тремя его детьми и продали, а зеркало чуть было не отправили к старьевщику, но вмешалась одна дальняя родственница, большая ценительница антиквариата. Благодаря её усилиям зеркало избежало печальной судьбы быть проданным за бесценок каким-нибудь грубым обывателям и обрело скромное, но почётное место в жилище вышеозначенной родственницы. Впоследствии, после смерти этой достойной всяческого восхваления женщины, зеркало, согласно её завещанию, перешло во владение Джона – тогда ещё просто Ивана – и с тех пор стало с ним неразлучно. То была единственная реликвия, которой он дорожил. Оно единственное напоминало ему о жизни, канувшей в небытие. Всё остальное, окружавшее его, было новомодным, новоделанным ширпотребом, с которым он, конечно, давно смирился, но который, тем не менее, в глубине души презирал. И только смотрясь в своё зеркало по утрам, Джон ощущал некоторое удовольствие – сдержанное, покрытое коростой привычки, но всё-таки удовольствие. Вот и сейчас, оценивающе глядя на свой новый отутюженный костюм, он не мог не отметить про себя, как же всё-таки приятно отражаться в такой основательной, исторически обоснованной вещи. В ней чувствуется стиль, вкус, в ней будто ощущаешь течение самого времени. Если бы все люди были такими же надёжными, положительными, как его зеркало, если бы на их лицах отражалось только то, что есть на самом деле, то пресловутый рай на земле наступил бы очень скоро. Но увы, надеяться на это было в высшей степени наивно.
     Джон поправил на шее галстук и удовлетворённо оглядел свою подтянутую моложавую фигуру. “Сколько ты себе дашь?” – спросил он своё отражение (привычный вопрос, который Джон задавал каждый день, не исключая и воскресенья). Ответ также всегда был один: не больше тридцати пяти. Со временем, конечно, его придётся подкорректировать, но пока что до этого момента далеко. Джон Драгунов очень не любил менять своих привычек, особенно таких приятных, щекочущих самолюбие. К тому же правду говорят, что человеку столько лет, на сколько он себя ощущает. “Разве я не ощущаю себя на тридцать пять? – продолжил он допрос отражения. – Энергии во мне ещё столько, что на десяток молодых хватит. Многие мои сверстники уже уходят на покой, ведь пятьдесят для них – как Рубикон (Джон любил иногда ввернуть что-нибудь из древней истории). А у меня ещё столько планов, что и за две жизни их не переделаешь. Ну и кто после этого осмелится сказать, что я скоро буду пожилым?”
     Так как поблизости не нашлось дерзких личностей, способных на подобную крамолу, Джон довольно кивнул, кинул последний взгляд на своего двойника в зеркале и покончил на этом с приготовлениями к вечеру. У него в запасе было ещё минут двадцать, прежде чем гости начнут съезжаться. Двадцать минут, которые он не знал, чем занять. Для привыкшего рационально использовать каждый момент Драгунова подобные лакуны становились настоящим испытанием. Конечно, он мог бы пройти в “покои” Дианы (как он про себя их иронически называл) и попытаться завести с ней какой-нибудь непринуждённый разговор. Однако это была не слишком хорошая идея. Во-первых, потому что Джон не слишком-то умел вести непринуждённые беседы, у него просто не находилось нужных слов. Во-вторых, Диана ещё со вчерашнего дня пребывала в сумрачном расположении духа и все его попытки пойти на контакт прерывала решительно и беспощадно. А Джон хорошо знал, что лучшая тактика в подобных условиях – просто оставить её в покое. Перебесится, передумает, а там, глядишь, и забудет о своей обиде. Тем более что сейчас она примеряет очередное вечернее платье, которое должно сразить гостей наповал, и ей не до светских бесед. Но чем же тогда заняться? Почитать, что ли, книгу? У Джона в кабинете была прекрасная библиотека, хотя читать он не любил и делал это лишь по большим праздникам. Пустая трата времени вся эта художественная литература. Только вот если уж он за что-то брался, то любил доводить до конца, так что начинать сейчас какой-нибудь роман было неразумно: потом ведь придётся дочитывать. Нет, в самом деле, эти минуты перед светскими мероприятиями – самое бесполезное время на свете! Поскорее бы они уже прошли!
     Джон нетерпеливо прошёлся по комнате, поправил неровно висевшую штору, подкрутил лампочку в одном из бра. Всё, что требовало его вмешательства, уже было сделано. Сегодняшний вечер не обещал стать особенным. Саша намеревался привести новую знакомую, по его уверениям – прелюбопытнейший экземпляр. Любимое его словечко, которое он вставляет куда надо и не надо. Джона всегда подмывало спросить, экземпляр чего имеется в виду, но он сдерживал себя. Ирония порой бывает полезна, однако не всем она доступна. Саша как раз из тех людей, которые с трудом её воспринимают, может обидеться, а это совсем ни к чему. Сашины обиды уже попортили ему немало крови, ещё со студенческой поры. Пусть уж он делает то, что считает нужным. В конце концов, может, там действительно прелюбопытный экземпляр, кто его знает? Тогда, глядишь, и Дианино настроение улучшится, а значит, ему удастся избежать очередного выяснения отношений. Это было бы весьма и весьма приятным бонусом.