Каждый бой... последний

 
   Много лет прошло после той победной весны, когда отгремели победные залпы Великой Отечественной войны. Кажется все позабыто, травой поросло. Но это кажется нам, родившимся уже после войны, а ветеранов и по сей день мучают кошмары тех далеких лет, порой ночью вскакивают от каждого стука, словно это тревога. Военная судьба у каждого солдата своя. И не важно кем ты был на фронте — пехотинцем, танкистом или зенитчиком, все хлебнули лиха сполна.
   Перед нашими поседевшими ветеранами мы должны снимать шапки только за то , что в самый трудный, в первый год войны, они не выискивали лазеек, чтобы избежать призыва в армию, а наоборот стояли в очередях у стен военкоматов и добивались отправки их на фронт. Среди их было много больных, хромых и слепых и по закону они все должны ехать в тыл, в Сибирь, там переждать ужасы войны, но они упорно добивались своего — отправки на фронт.
   Алексей Никитович Макаров, что живет в деревне Усполонь,именно был таким. В 1941 году, когда началась война, он жил в г. Новгород. В армию его не взяли по причине того, что один глаз у него почти ничего не видел. Однако молодой парень каждый день приходил в военкомат и просил взять его армию. Физически сильный, даже с одним глазом научился стрелять лучше других. Возможно бы Алексея так и не взяли бы в армию, не окажись среди военных одного офицера- зенитчика, который вроде в шутку сказал, а вроде и всерьез:
   -А вы знаете, что зенитчики один глаз щитком специальным прикрывают, чтобы другим можно было вести прицельный огонь, а этому парню и прикрывать глаз не надо. Из этого парня отличный зенитчик выйдет, пишите, что годен к военной службе.
  - Так я , Алексей Макаров попал в армию и сразу же был отправлен в город Ленинград, где уже шли тяжелые бои. Учиться времени не было, азы зенитного дела пришлось познавать в ходе  боя. В армии не было легких специальностей, особенно в период боевых действий, но были более опасны или менее. Даже пехотинец мог укрыться за кочкой земли, вжаться в стенку окопа. А зенитчик, когда ведет бой с вражескими самолетами ничем не защищен и как бы трудно не было, какие бы   снаряды  и бомбы не разрывались, зенитчик не имел права покинуть свой пост. Зенитные орудия или пулеметы замолкали лишь в том случае, когда наводчик и весь расчет погибали. Во время боевых налетов фашистские летчики в первую очередь старались подавить огонь зенитных установок, плюс к этому они передавали координаты артиллеристам, которые тоже вели огонь по указанным целям. Очень трудными и тяжелыми были первые два года войны, когда в небе господствовали фашисты, они просто выискивали наши орудия и наше спасение было в постоянном смене места нахождения. Они засекали наш расчет, передавали по рации своим напарникам и те смело шли  бомбить, но зенитчики успевали поменять место и бомбы ложились рядом, они считали, что нас уже нет и мы порой прямо в упор расстреливали их самолеты.
   -Алексей Никитович, а вам лично приходилось сбивать самолеты?
    -А кто считал их. Огонь, как правило, вели несколько расчетов и кто попал конкретно неизвестно, но по моей прикидке не мало у меня их было сбито.
  -А как можно привыкнуть, что по тебе строчат из пулеметов?
   -А к этому никогда нельзя  привыкнуть. Каждый бой мы воспринимали, как последний. Очень много друзей- однополчан осталось лежать в сырой земле.
   -Алексей Никитич, а помните самый трудный бой, который врезался вам в память?
   -Легких боев вообще-то не бывает. Каждый из них сводится к простому правилу. Либо ты уничтожаешь врага, либо он тебя. В небо, просто так, я стрелял один раз это в день Победы. А что касается боя, который я запомнил, то был такой. Это было в 1944 году. Авиация у немцев еще была сильна и на нашем участке фронта наше командование решило провести операцию по уничтожению фашистских самолетов. Разумеется, о всем этом я узнал уже после проведения ее, а тогда все делалось строго секретно. Наше командование начало строить новый аэродром. На летном поле строили макеты самолетов, ставили их рядами, чуть прикрыв. Командир аэродрома по рации требовал зенитного подкрепления. Немцы, разумеется, были не дураки, прослушивали разговоры, и узнав, что зенитчики прибудут, через сутки, решили нанести массированный удар, благо зенитного огня не будет. Мы же стояли давно, Часть расчетов в леску спряталась, часть была прикрыта маскировочными сетками. Днем мы на аэродроме не показывались, а работали только ночью. Рано утром тревога. Фашисты подлетают. Нам приказано без команды огонь не открывать. Сперва пролетели истребители, чуть- чуть постреляв и убедившись, что зенитного огня нет, в ход пошла штурмовая авиация, а мы все молчим. И когда они почти на бреющем полете стали утюжить наши фанерные самолеты, поступила команда — огонь. Десятки зенитных расчетов почти в упор расстреливали их самолеты. Поняв, что попали в ловушку, оставшая часть самолетов начали утюжить нас. Это было пекло. Все вокруг горело и взрывалось. Точку в этом бою поставали наши летчики, ведь настоящий аэродром был рядом и с него взлетали наши самолеты и уничтожали фашистов, а наши штурмовики уже утюжили их аэродром. О всем этом мы узнали, когда бой был закончен. Этот эпизод подчеркивает, что битвы на фронте выигрывает не только кто сильнее, а кто умнее и смелее. Об этом всегда говорил  русский полководец Суворов, об этом постоянно нам напоминал наш комбат.
   Затем была Победа. Радость. Ожидание,что скоро поедем домой, увидим родных. Много солдат стали разъезжаться по домам. Ждали приказа и мы. Наконец звучит команда грузиться по вагонам. Но грузиться стали вместе с оружием, то есть с зенитками. Поехали.  Проехали через всю страну. Наконец нам объяснили, что снова едем на фронт, но уже с Японией. Однако мы были молоды, полны энтузиазма, плюс интересно посмотреть другие страны, места. Там , скажу правду, таких тяжелых боев не было, но и прогулкой назвать нельзя было.
   В 1947 году я вернулся в родной город. Если честно говорить, то это был не город ,а куча битого кирпича, развалины. Посидел я на месте родного дома, утер слезу и подался искать счастья в сельскую местность. Сперва жил в деревне Веряжа. Работал шофером. Понравилась мне деревня Усполонь на берегу реки Шелони. Здесь я с молодой женой построил домик, так в нем и посей день живу.