Восьмой осколок

В саду, радуясь тёплой весне, водили хоровод синички, не обращая внимания на седоусого мужчину в шортах с голым торсом и на малыша рядом с ним. Василий Дмитриевич, наблюдая за пляской пернатых красавиц, торжествовал: «Хорошо, что птички-санитары резвятся в моём саду, от насекомых-вредителей очистят деревья, да и их весёлый пересвист и беззаботное порхание душу греют». Повернувшись к любимцу, внуку Кольке, следовавшему за ним, словно тень, сказал:
– Ну вот, Колька, последнее дерево полечим и пойдём чайку горяченького похлебаем.
Внук поинтересовался:
– Деда, а деревьям не больно, когда ты режешь им веточки-ручки?
– Больно, конечно. Но мы с тобой удаляем уже мёртвые или больные, они мешают жить здоровым.
Дед отсёк от сливы сухую ветку и показал её мальчишке.
– Эта – мёртвая. Видишь, она коричневого цвета и ломается.
– Вижу, ломается, – согласился внук.
– А эта ветка, – указал на здоровую, – сгибается, она живая, только на ней небольшая ранка. Мы её сейчас почистим, полечим. Веточка окрепнет, на ней вырастут и созреют большие вкусные сливы. Ты же любишь сливы?
– Да, даже очень.
Внук на время замолчал, однако через мгновение последовал очередной вопрос:
– Дедушка, а почему птички так весело поют?
– Потому что пришла весна, светит яркое солнце, стало тепло, они и торжествуют, разговаривая между собой на своём птичьем языке.
– А-а-а…
– Вот мы с тобой, внучок, и закончили врачевание. Теперь пусть деревья растут и радуют нас урожаем.
Уставший дед сел на самодельную скамейку у столика в саду, взял чашку, откинулся на спинку и медленно отпил глоток приготовленного дочерью ароматного чая. Василий Дмитриевич любил крепкий горячий чай, эта привычка появилась с того времени, когда он служил в Африке.
Колька, усевшись рядом, потянул руку к своей пиале, но взгляд малыша вдруг остановился на покрытой шрамами ноге деда.
– Дедушка, а почему у тебя нога с тёмными пятнышками и бугорок какой-то ниже колена?
Внук пальчиком осторожно надавил на выпуклость, от этого что-то твёрдое переместилось под кожей. Колька повторно нажал.
– Дедушка, а это что у тебя такое под кожей передвигается?
– Осколок от снаряда, внучек.
– А как он туда залез?
– Было это очень давно. Я тогда был молодым – примерно, как твой отец, и служил в армии. Меня послали помогать бороться с плохими людьми, пришедшими поработить чужое государство в далёкой Африке...

Перед глазами ветерана войны стали всплывать события тридцатилетней давности. Он, военный специалист, прибыл для оказания помощи в подготовке танкистов молодой армии Эфиопии для отражения агрессии со стороны сопредельного государства – Сомали.
После очередного боя эфиопы восстанавливали боевую технику, готовя её к предстоящим схваткам. Они радовались победе, шутили, веселились. Особенно ликовал друг Василия, начальник штаба танкового батальона капитан Шемелис:
– Сэр Василий, здорово мы им надавали. Теперь будут бежать без остановки до Могадишо .
Танкисты заулыбались, демонстрируя на светло-коричневых лицах изумительно белые зубы.
«Сэр Василий» с блаженством затянулся и, выпуская кольца дыма сигарет «Винстон», на башне одного из восстанавливаемых танков наблюдал за работой ремонтников. Рядом в шортах, упершись ботинками в раскалённую броню танка, чтобы не обжечь оголённые ноги, расположился двадцатидвухлетний переводчик. Он, слушая беззаботную болтовню подопечных, радовался вместе с ними тому, что остался жив. Военспец намеревался ответить на шутку начштаба, но в это время прилетел и взорвался снаряд. Шемелис, взмахнув руками, окровавленный, упал на землю. Работавший рядом с ним сержант, раненный в голову, уткнулся в моторное отделение танка. Несколько раненых солдат корчились от боли на соседнем танке.
Василий тоже почувствовал сильный удар и резкую колющую боль в правой ноге. Голову словно сжали в тисках. Опустив взгляд, заметил, что штанина краснеет, и ощутил, как по ноге течёт что-то тёплое. Дотронулся рукой, ощутил резкую боль. С досадой подумал: – «Значит, задело» – Пошевелил пальцами: шевелятся, – нога цела…
Снаряды продолжали рвать землю и камни вокруг…Паника охватила площадку. Истошный крик комбата на амхарском  языке, стоны раненых.
Переводчик скользнул в открытый люк башни танка.
Василий спустился в танк и сел на днище. Достав перочинный нож, разрезал штанину. Нога, ниже колена, была в крови, ярко алели места вхождения осколков. Он протёр одеколоном лезвие ножа и, сжав зубы, стал разрезать плоть, извлекая маленькие кусочки металла. Семь удалось вынуть, но восьмой... Было больно, в глазах темнело, холодный пот густо покрыл лоб. Руки стали чугунными, непослушными.
Посмотрел на переводчика, который был рядом. Тот широко открытыми глазами смотрел на шефа. Василий углубил разрез, пытаясь разыскать последний осколок, но в какое-то мгновение потерял сознание.
–  Шеф! Шеф! Что с вами?! – закричал юноша.
Военспец открыл глаза. Марлевым тампоном протёр ногу, обработал еожу вокруг ран йодом и, обессиленный, откинулся спиной на броню. 
– Шеф, может, этот осколок в госпитале удалят? – предложил переводчик, – ну, а если что, то пусть останется на память.
…Василий Дмитриевич вздрогнул.
– Дед, почему ты дрожишь? Расскажи, как осколок залез в ногу?
Бывший военспец горько усмехнулся своим воспоминаниям.
– Деда, а что я у тебя смешного спросил?
– Да так. Ничего. Это, Коля, осколок с далёкой войны – память.
– Поня-я-тно... А их всем выдают на память?
– Нет, внучок, – избранным.
– Так ты был избранным, дед?
Василий Дмитриевич ласково посмотрел на внука и ответил:
– Наверное, да.

– Наверное, да.


***