Первый день бесконечности. Изи фолд

Изи фолд (англ. Easy Fold) - сброс карт,
который полностью оправдан и не имеет
никаких сомнений в своей целесообразности.



– Лизавета, Лизавета, лет уж пять я без привета. Где ты? Где ты? Где ты, где ты! Ты разбила сердце это!

О боже! Дежавю накрыло меня не по-детски. Вот прямо вдруг рядом встали призраки юродствующего Лобышева, щемяще-нежного Петрова, Вовчика, увешанного пакетами, как новогодняя ёлка игрушками. Соломона… Петровича, наблюдающего со стороны. Он ведь тогда обозначил своё отношение ко мне. Каре… Скорее туше. Прикосновение к болезненной точке. Я тогда подумала, что к моей. Дурочка. Он тогда не удержался и обозначил точку боли на себе. В которую я и ткнула с размаху уходя. Ладно. «Призраки и иллюзии – брысь!» - приказала мысленно своему заигравшемуся подсознанию и смахнула рукой. Из памяти тут же улетучились Лобышев и Петров. Лишь Соломон всё еще стоял и курил, привалившись к памяти, как когда-то к стене ларька. Я ему подмигнула и вынырнула в реальность и протянула руку за очередной ягодой, углубляясь в малинник.

– Лизавета! – снова раздался голос Иванова откуда-то из-за дома и Ташкин:

– Олежа, сходи за ма.

Кажется, не глюк. Пора выбираться.  Я прикинула в какую сторону ближе и решила, что всё-таки к дому и пошла, приподнимая, усыпанные ягодами ветки. Тут меня и встретил сын, забирая ведро.

– Мам, там дядька какой-то блажит, говорит, что старый друг.

– Иванов. Он один?

– Сказал, что на разведку пришел. Остальные в машине.

– Ладно. Старые друзья не монгольское иго – переживем.

 Я оглянулась, выискивая обо чтобы вытереть липкие руки, но Олег уже поднял свои и улепетывал:

– Об себя, мам, об себя. Я в город собрался.

– Об себя так об себя.- Я сунула ладони в декоративный прудик с лилиями и вытерла руки об себя. По пути от бедра до колена они и высохли, а я дошла до угла.
 
Скрестила руки под грудью и спокойно, словно мы расстались только вчера спросила:

–  Вовчик, ты чего голосишь? Сейчас Витку позову, а мокрое полотенце мы по дороге найдём.

– Иди-ка сюда я тебя, паразитку, поцелую, а потом иди и зови свою Витку. Вот! Так и знал! Уже у калитки топчется. Но хоть обниму! – он сжал меня в объятьях, совершенно не по-дружески проверив все мои «впуклости-выпусклости». – А ничё так! Мякенькая!

– Я тебе! – шутливо замахнулась я на старого друга и пошла встречать Витку.
Как когда-то давно, мы прижали друг друга к себе словно не встретились после долгой разлуки, а она - еще только впереди. Засопели, готовые вот-вот расплакаться, но были вовремя возвращены на землю.

– В этом доме коньяк есть?

– Иванов, ты когда запомнишь, что у нее аллергия?

– А у меня - нет. Поэтому и интересуюсь.

– Не интересуйся. Сходи. В машину. Принеси. Мне тебя что учить нужно? – Витка явно за моей спиной рисовала в воздухе какие-то знаки.

– Милая… Подруженька моя ненаглядная ты кого мне на хвосте принесла?

–  Я? Никого. Это нас кое-кто.

– И кто же это? – Я остановила рукой Вовчика и пошла к машине сама, на ходу нажимая пульт и открывая ворота, не заморачиваясь хождением через калитку, зная что ни Лобышев, ни Петров не переступят мой порог. Лишь одному я готова сказать «Добро пожаловать»…и он курил, прислонившись спиной к машине.