Катин дом

- Мамочка, нам еще долго ехать?
Алинка проснулась и потерла глаза. Старенький автобус нещадно подбрасывало на каждой кочке. За окном виднелись какие-то деревья, которые быстро мелькали мимо, сменяясь бесконечными полями. Хмурое небо висело над ними так низко, что казалось просто лежит на земле. Дождь иногда усиливался и тогда пейзаж за окном как будто размывало и все становилось серым, сливаясь в одну сплошную массу. Алинка поежилась и прижалась к маме.
- Замерзла? – Катя накинула на плечи дочери концы своего длинного шарфа и покрепче прижала ее к себе. – Скоро уже, насколько я помню. Давно не была в деревне. Последний раз мама привозила маленькую, чуть постарше тебя.
- А почему мы туда едем? – Алинка проснулась окончательно и заерзала на коленях Кати, устраиваясь так, чтобы видеть лицо матери.
- Потому, что нам придется там пожить какое-то время. Больше негде.
- А дома? – Алина удивленно посмотрела на мать.
- А дома теперь не получится, родная.
- Из-за этого? – девочка легонько тронула пальцами плохо замазанный синяк на скуле Кати.
- И из-за этого тоже. Давай мы не будем об этом говорить, хорошо? Лучше подумаем, как мы будем жить на новом месте. Там есть дом, сад, огород. Правда, я ничегошеньки не умею сажать, но до весны еще немножко времени есть, попробуем с тобой научиться, да?
- Да! – Алинка кивнула. – Мам?
- Что?
- А теперь мне можно будет завести котика или собачку?
- Да хоть обоих. – Катя улыбнулась и поправила капюшон куртки дочери. – Бабушка всегда говорила, что в доме должно быть хозяйство.
- А что это значит?
- Она имела в виду животных. У нее была козочка, много курочек, гуси. Я их страшно боялась. Они были такие огромные и так громко шипели! Не на меня. Но, почему-то, мне всегда было страшно. А потом бабушка дала мне хворостинку и показала, как их надо выгонять пастись на полянку за огородом. И я бояться перестала. Теперь боялись гуси. – Катя улыбнулась и Алинка, впервые за последнее время, рассмеялась.
Автобус в очередной раз подпрыгнул на кочке, сзади что-то щелкнуло, девочка вздрогнула и закрыла глаза.
- Не бойся! Все хорошо! – Катя перехватила дочь поудобнее. – Больше ничего не бойся. Мы никогда туда не вернемся!
Катя погладила дочь по голове и посмотрела в окно. Дождь и не думал сдавать позиции, напротив, полил еще сильнее. Дом наверняка выстыл совершенно. Хорошо еще, если дрова есть, а если нет, тогда что делать? Катя понимала, что затея ехать сюда без всякой подготовки была, мягко говоря, не самой лучшей, но выхода у нее не было. После того как вчера ночью она прибежала к матери полуодетой, с плачущей Алиной на руках, все завертелось с такой быстротой, что опомнилась она только в автобусе, который увозил ее с ребенком в далекую деревушку, где когда-то жила Катина бабушка и сама Катя до пяти лет.
Катя не знала, почему ее воспитывала до пяти лет бабушка. Мама оставила ее в деревне, у бабушки, и вернулась за ней только когда Кате исполнилось пять. Ни до, ни после в своей жизни Катя так не плакала, как тогда, когда мать увозила ее от привычного мирка, где она прожила всю свою, крошечную пока, жизнь.
-Что ты рыдаешь? Будешь жить в городе. Там теперь твой дом!
Катя сердито замотала головой и ткнула пальцем в исчезающий за поворотом дом бабушки.
-Вот Катин дом!
-Нет! Забудь! - мать сердито дернула ее за руку и зашагала быстрее.
Именно тогда Катя первый раз поняла, что ее сил может быть недостаточно, чтобы изменить что-то в жизни.
Бабушку Катерина почти не помнила. Так, какие-то образы. Теплые, немного заскорузлые от постоянной работы на земле, но все равно такие мягкие и ласковые, руки. Мягкий живот, с неизменным фартуком на нем, в который так уютно было уткнуться носом и пожаловаться на все на свете. И, главное, глаза. Голубые, прозрачные, как вода летним днем. Такие же глаза были у нее самой и у Алинки. Только у бабушки всегда таилась смешинка. Даже тогда, когда было плохо или грустно. Глаза на мгновение становились темнее, глубже, а потом где-то в глубине рождался тот самый
секретик, и вот уже бабушка начинает тихонько, а потом все громче напевать свое любимое: «Ой, цветет калина…» и все становится на свои места.
- Нечего грусть-тоску разводить! Легче не станет!
Бабушки не стало, когда Кате исполнилось пятнадцать. Мама не взяла ее с собой в деревню, чтобы проститься. Почему? Катя не знала. К тому времени отношения с матерью у нее уже испортились. В доме появился Юрий, мамин новый муж и мама, совершенно непонятно почему, стала вдруг жесткой и колючей. Катя гадала, что случилось, пока подружка ее, Ленка, не объяснила ей все просто и понятно.
- Ревнует она тебя.
- К кому? К Юре?
- А ты думала! Мать твоя уже немолодая, а ты как раз выросла уже почти. Ты что, Катя, совсем уже? Могла бы и сама догадаться.
Катя сидела на лавочке рядом с Ленкой совершенно оглушенная услышанным. Ерунда какая! Мама и ревнует… Да к кому? К этому плешивому Юре?
- А он к тебе не приставал?
- Нет! Ты что! – Катя возмутилась было, но осеклась. Почему-то вспомнились странные взгляды, которые Юра бросал на нее на кухне, когда она, придя из школы, грела обед ему и себе. Юрий работал таксистом и обедать предпочитал дома.
- Вот то-то! Ты поосторожнее, подруга, а то мало ли… - Ленка сочувственно посмотрела на Катю. – А то, хочешь, перебирайся ко мне? Мама все равно раз месяц дома ночует со своими поездками, а мне скучно.
Мать Ленки, Света, была «челночницей». Вечно куда-то спешащая, растрепанная и заполошная, но очень добрая женщина билась как рыба об лед, чтобы поднять дочь и дать ей образование. Из каждой поездки она привозила Ленке тряпки и обувь, которыми та щедро делилась с подругой, понимая, что у Катиной матери одеть дочь, не то что модно, а хотя бы просто по сезону, получается не всегда. Света, раз заприметив новые дочкины джинсы на Катерине, молча стала возить обновки в двойном экземпляре и раз и навсегда запретила Кате даже заикаться на эту тему.
- Я что, не понимаю? Или девчонкой не была? Носи на здоровье! Пусть хоть вам будет полегче, да красивенького перепадет. – Света вздыхала и, перецеловав девчонок, уносилась снова «по делам».
Первый раз Катя на приглашение Ленки ответила отказом. С какой стати? У нее дом есть! Но, уже спустя месяц передумала, после того, как Юра прижал ее к стенке в коридоре и что-то жарко зашептал на ухо. Ни слова из этого Катя, до смерти напуганная, не разобрала и в тот же вечер ушла к Ленке, которая не стала ничего спрашивать, а достала из аптечки у матери валерьянку, накапала щедрой рукой двойную дозу, заставила Катю выпить и вытащила из шкафчика коробку шоколадных дорогущих конфет, которые Света приберегла на новогодние праздники.
- Нам нужнее!
Приехавшая из очередной поездки Светлана только обняла разревевшуюся Катерину и сказала:
- Жаль, девочка, что тебе пришлось с изнанкой жизни этой поганой так рано столкнуться. Но, ты не плачь, не надо. Слезами тут не поможешь. Берись за ум, тебе помочь больше некому. Придется самой! Катя, нужен аттестат. И не абы какой, а поприличнее, чтобы куда-то поступить можно было. А иначе придется тебе идти работать сразу, а тогда пиши-пропало и образование, и хорошая жизнь.
Катя прислушалась к Светлане. Они с Ленкой просиживали за учебниками вечера, вместо того, чтобы шататься по соседним дворам с компаниями, за что быстро заработали прозвище «зубрилки». Но, результат не заставил себя ждать. Вполне прилично окончив школу, они поступили в один вуз, правда, на разные факультеты. Лена выбрала юридический, а Катя – экономический. Когда они учились на втором курсе, Света открыла свой первый магазин и взяла Катю на работу.
- Привыкай. Будешь моей правой рукой и левой ногой. Тебе доверю. А больше никому верить нельзя. Мотай на ус, Катерина. Все врут!
К окончанию института Катя уже заведовала всеми тремя магазинами Светы в городе и еще пятью в области. Она научилась водить машину, перешла на заочное отделение и начала довольно прилично зарабатывать. Света уже не была той заморенной и уставшей женщиной. Ухоженная, холеная, она твердой рукой правила в «своей империи», по-прежнему не доверяя никому, кроме Кати.
Именно она познакомила Катю с одним из своих многочисленных партнеров по бизнесу, который быстро разглядел в тихой и, с виду очень скромной, девушке, и волю, и характер.
Катя потом гадала, может именно тогда Влад поставил себе целью сломать ее? Уничтожить в ней все то, что так не давалось ему самому. Целеустремленность, уверенность в своих силах и желание жить по собственной мерке, без оглядки на кого-либо.
Поначалу он восторгался ее умом и постоянно твердил, как ему повезло, но, когда Катя с радостью согласилась выйти за него замуж, потому, что успела крепко влюбиться в этого обаятельного и, казалось, знающего цену словам и делам, парня, его отношение стало меняться. И вот уже ее слова встречаются ироничной усмешкой, а планы – сомнениями. Влад стал твердить, что для него главное семья и дети, уговаривая ее бросить работу. Катя долго сомневалась, ведь то, чего она успела добиться, было для нее важным, да и Свету подводить она не хотела. Но, когда будучи уже на третьем месяце, она неожиданно потеряла сознание за рулем, когда ехала по трассе в соседний городок, вопрос решился сам собой. Она съехала в кювет, лишь слегка поцарапав машину, но испугалась так, что решила прислушаться к словам мужа. Никакая работа не стоит жизни ребенка, да и ее собственной.
- Катюша, подумай хорошо! Я дам тебе отпуск. На столько, на сколько ты скажешь. Родишь, отсидишь декрет и вернешься.
Катя, которая вся ушла в мысли о грядущем материнстве, только кивнула, понимая, что вряд ли уже вернется. Влад все больше и больше давил, постепенно лишая ее возможности сказать хотя бы слово поперек. Все подавалось под соусом любви и заботы. Он и правда был очень заботлив и нежен. И, хотя Катя не страдала какими-то особыми предпочтениями в еде, каждый вечер приносил домой полные пакеты деликатесов, пытаясь понять, чего же сегодня захочется его жене. Самая красивая и дорогая кроватка, лучшая коляска и бесподобно красивые вещички на ребенка. Любые капризы выполнялись тут же при одном условии. Катя должна была молчать и восхищаться.
Что-то в их отношениях неуловимо менялось, но Катя пока не могла понять, к чему все идет. Влад то казался самым заботливым и любящим человеком на свете, главным для которого было радовать ее каждую минуту, то вдруг превращался в холодного и странного незнакомца, который странно смотрел на нее и Катя долго не могла понять, что смущает ее в этом взгляде, пока однажды, щелкая кнопкой пульта по каналам, не наткнулась на передачу о животных, в которой леопард следил за своей добычей. Взгляд хищника настолько напомнил ей Влада, что она вздрогнула и испуганно выключила телевизор.
Первая размолвка случилась у них по поводу имени для дочери. Они сидели в ресторане, отмечая день рождения Кати, когда Влад услышал разговор между Катей и Леной, в котором Катерина сказала, что хотела бы назвать дочь Алиной. Бесцеремонно вмешавшись в беседу, он приобнял Катю и, четко выговаривая каждое слово, отрезал:
- Ева будет. Я сказал!
- Тоже красиво. Ева Владиславовна. Не вычурно? – Лена внимательно посмотрела на Влада, который никогда ей особо не нравился, чем-то отдаленно напоминая собственного ее отца, которой смертным боем бил Светлану, пока не попал под машину, освободив мир от своего присутствия. Лене было тогда всего шесть, но она уже очень хорошо начала понимать, что такое ненависть.
- Что бы ты понимала! Моя дочь должна носить идеальное имя и быть идеальной.
- Ух ты! А если вдруг не оправдает? Ну, вот не станет идеальной?
- Значит, ей придется сильно постараться! – Влад встал, больно сжав плечо Кати, и навис над столом, сверля глазами Ленку, которая с интересом наблюдала за ним.
Катя никогда не видела Влада таким. На какую-то секунду ей показалось, что он сейчас ударит подругу и Катя, легонько ущипнув под столом Ленку, попыталась сменить тему:
- Вот смешно будет, если мальчик родится! Врачи же могут ошибаться. Все эти новомодные исследования…
- Какой мальчик? – Влад как будто переключился и повернулся к жене, которая испуганно отпрянула, настолько пустым был его взгляд. – Ева! Я сказал!
Катя смотрела на мужа и не узнавала его. Списав поведение Влада на то, что он слишком много выпил, она дернула за руку Лену и встала из-за стола.
- Наказание просто. Каждые пять минут бегаю. Владик, выпусти меня.
Муж тяжело глянул на них и посторонился.
В дамской комнате Ленка повернула замок на двери и в лоб спросила подругу:
- Лупит тебя уже?
- Лена, ты с ума сошла! Да он ни разу на меня руку не поднял!
- Когда поднимет - будет поздно! Беги от него сейчас, пока еще можно что-то сделать. Потом не уйдешь. Будешь терпеть ради ребенка. Я тебя знаю. Он ее завалит подарками и будет строить заботливого папашу, но ровно до того момента, как она скажет или сделает что-то не так, как ему понравится.
Катя стояла, опершись руками о столик с раковиной, и смотрела на себя в зеркало. Она не была наивной и прекрасно понимала, что Лена, хоть и утрирует, в чем-то точно права. Но, бросить мужа, уйти вот так, беременной в никуда… Пока ведь не было никаких особых звоночков. Сегодняшний разговор можно оправдать тем, что Влад устал за последнее время и слишком расслабился, стараясь снять напряжение.
- Хотя бы подумай, Катя. Это в твоих интересах. И в интересах твоей дочки. Да, Алинка? – Лена тихонько погладила подругу по животу.
В тот вечер, приехав домой, они первый раз серьезно повздорили с Владом, который настаивал, чтобы Катя прервала всякое общение с Леной и Светланой.
- Хватит! Они мне уже поперек глотки. Мутят что-то, настраивают тебя против меня. Без конца эти звонки от Светы. Ты у нее уже полгода не работаешь, что она все тебе названивает? Я хочу, чтобы ты полностью сосредоточилась на ребенке!
- Влад, это мы даже обсуждать не будем! Лена и Света моя семья. Когда мне было плохо и некуда было пойти – они приняли меня. А сколько Света сделала для меня за эти годы – никаким аршином не измерить. Я буду с ними общаться! И дружить тоже буду! И, если ты не хочешь ругани в доме, больше мы возвращаться к этому вопросу не будем.
Лицо Влада потемнело. Он сжал кулаки и замахнулся. Катя испуганно сделала шаг назад и не удержалась на верхней ступеньке лестницы, которая вела на второй этаж их дома. Дома, который был так любовно обихожен ею и где Катя мечтала свить свое родовое гнездо.
Все, что случилось дальше, Катя потом вспоминала, словно пробираясь через густой туман. Скорая, операционная, ее руки, хватающие воздух и не находящие опоры, пока чьи-то другие, крепкие и уверенные, не взяли ее за запястья.
-Тише, девочка, не волнуйся! Все будет хорошо!
Последнее, что услышала Катя в тот день, был крик ее новорождённой дочери. Алина родилась почти на месяц раньше срока. Влад метался по приемному отделению, доводя врачей бесконечными претензиями и не находя себе места. Катя отказалась с ним разговаривать, когда пришла в себя, передав записку, в которой просила не трогать ее больше.
В день выписки, который наступил совсем не скоро, под окнами роддома стоял Влад с огромным букетом и связкой шаров. Когда Катя вышла на крыльцо, держа в руках сверток с дочерью, он встал на колени.
- Простите меня, девочки мои! Катюша, Алинка! Простите!
Света, которая приехала на выписку, чтобы забрать Катю, поскольку Ленка где-то умудрилась поймать очередной грипп, внимательно посмотрела на Катю и кивнула.
- Смотри сама. Если что – я рядом.
Дальше все пошло ровно так, как предсказывала Лена. Катя превратилась, совершенно незаметно для себя, в обслугу для ребенка. Влад, поначалу еще как-то пытавшийся наладить отношения с женой, быстро остыл к этому занятию и теперь только требовал ежевечерних отчетов о том, как растет и развивается Алина. Катя махнула рукой и сосредоточилась на ребенке, решив взять паузу на то время, пока дочь подрастет настолько, чтобы можно будет выйти на работу. Пока же она полностью зависела от мужа. Его поведение иногда пугало ее, а иногда заставляло озадаченно хмуриться, как тогда, когда он потребовал предоставлять ему отчет по тратам и не просто общий, а до копейки. Катя, у которой был собственный счет в банке, в один прекрасный день обнаружила, что документов, которые она всегда хранила в папке в столе, на месте нет. На ее вопрос, Влад пожал плечами:
- А зачем они тебе? Если что-то надо – скажешь мне, я сделаю.
Катя не стала ничего больше спрашивать, но при первой же возможности позвонила Ленке и попросила совета.
- Так! Паспорт потеряла, свидетельство тоже. Штраф заплатишь и все. Я помогу. Но, ему об этом знать совершенно ни к чему, поняла меня? – голос Лены звенел от еле сдерживаемой злости.
Катя готова была уже уйти от мужа, но Алина, неожиданно для всех, начала сильно болеть. То ли сказались ранние роды, то ли что-то еще, но иммунная система ребенка не хотела работать как надо. Алинка то металась с высокой температурой, то лежала тряпочкой на руках Кати, выдавая на градуснике значения гораздо ниже нормальных. Они ездили по врачам, Влад требовал постоянного отчета о том, как Катя выполняет рекомендации. Именно тогда он начал поднимать на нее руку. Катя, измученная бессонными ночами и страхом за ребенка, не могла думать ни о чем, кроме здоровья Алины. Она безмолвно подчинялась Владу, понимая, что без его денег, связей и прочего она сейчас с болезнью ребенка не справится.
Влад же, пару раз «проучив» жену, удовлетворенно притих, получив то, чего так добивался. Покорную и сломленную женщину, которая полностью зависела от его воли.
Постепенно Алине стало лучше и врачи стали осторожно говорить, что организм справился и теперь нужно просто поддерживать все на нужном уровне. Катя возила дочь на море и по санаториям, радуясь возможности сбежать из дома, к которому потеряла всякий интерес, уже поняв к тому времени, что свое предназначение он не будет выполнять никогда.
Влад заговорил о втором ребенке, но Катя твердо ответила, что подумает об этом после того, как Алина окончательно поправится.
В тот день, который стал переломным в ее жизни, они только-только вернулись с Алиной с очередного курса в санатории и Влад, подхватив на руки дочь, бросил Кате:
- У Алины теперь будет няня. Ты больше не справляешься. Ребенку нужны занятия и нормальное воспитание.
Катя на секунду опешила, а потом потянулась к дочери.
- Почему? С чего вдруг такие странные решения?
Влад отдал ей Алину, а потом неожиданно ударил Катю раз, потом другой. Алинка заревела, Катя испуганно отшатнулась.
- Кто-то спрашивал твоего мнения? – вкрадчивый голос прозвучал так тихо, что Катя едва расслышала сказанное.
- Нет.
- Именно. А будешь возникать – Алину больше не увидишь, поняла меня?
- Да.
- Не трогай маму! – голос Алины взвился под высокий потолок и испуганной ноткой зазвенел на весь дом.
- Что ты сказала? – Влад удивленно посмотрел на дочь и снова перевел взгляд на жену. – Ты, когда успела настроить ребенка против меня?
- Я не настраивала…
- Ты злой! – Алина сердито смотрела на отца.
- Да я тебя за такие слова!
- Не смей ее трогать! – голос Кати прозвучал странно спокойно и очень тихо.
Влад внимательно посмотрел на нее и сделал шаг назад.
- Иди, занимайся ребенком, пока я добрый. А с завтрашнего дня я буду думать, насколько ты мне тут нужна.
Тем же вечером Катя, чувствуя себя героиней какой-то весьма паршивой мелодрамы, достала пузырек с таблетками, которые ей когда-то, еще до беременности, прописал врач от бессонницы. Дата на пузырьке была немного просроченной и оставалось только надеяться, что они все-таки сработают. Сработали. Влад, приняв ее подобострастные вопросы о работе и усталости за чистую монету, выпил предложенный чай и милостиво выслушал, как Катя нахваливала его, говоря о том, что лучшего отца для Алины она бы не желала. А после того, как муж уснул, уронив голову на стол рядом с компьютером, где играл в очередную «стрелялку», Катерина быстро собралась, вызвала такси и, схватив сумку с документами и детскими вещами, взяла на руки сонную Алину. Она до истерики боялась, что Влад проснется, поэтому одевалась в спешке, даже не натянув на ноги носки, а всего лишь сунув ноги в полусапожки и натянув на домашнюю водолазку пуховик. Алина всхлипнула, когда Катя взяла ее на руки, но почувствовав на щеке теплое дыхание мамы, тут же успокоилась. Через полчаса Катя стояла на пороге квартиры матери, где до сих пор была прописана.
- Что ты здесь делаешь? – сонная мать Кати стояла, чуть покачиваясь на пороге. – Да еще и с ребенком. Ох, какая ты красивая...
Мать разглядела в сумраке подъезда наливающийся синяк на щеке Кати и посторонилась, пропуская их в квартиру.
- Жить не пущу, сама понимаешь, места и так мало! Да и с мужем твоим связываться не стану.
Мать прикрыла двери в прежнюю Катину комнату, чтобы не разбудить младших детей, братьев Кати.
- Я все понимаю, мама. Но, мне просто нужно немного времени, чтобы понять, что делать дальше.
- Что делать? К мужу возвращаться! Что тут думать? Он с тебя пылинки сдувает, дочку любит. Хотя, с тебя может уже и не сдувает… И что ты думаешь дальше делать?
- Мне нужно уехать. Здесь он меня в покое не оставит. Когда поостынет, тогда и будем разговаривать. Можешь мне телефон принести?
Мать молча вышла из кухни. Алина спала на руках у Кати, тихонько вздрагивая во сне.
Набрав номер Лены, Катя вкратце рассказала той, что случилось. Получив приказ сидеть на месте и ждать прихода Светы, которая должна будет отвезти их на освидетельствование, а потом на вокзал, Катя повернулась к матери:
- Ну вот. Все решилось.
- Куда ты поедешь?
- Не знаю пока. Подальше. Я не пропаду.
Мать покачала головой и вынула из кармана связку ключей.
- Поезжай в деревню. Бабушкин дом еще стоит. Документы сейчас принесу, переоформишь на себя.
- Спасибо… Мам…
- Что?
- А почему ты меня тогда не взяла с собой, чтобы попрощаться с бабушкой?
- Стыдно было! – мать сердито запахнула поплотнее халат и вышла из кухни.
Тихий стук в дверь заставил Катю вздрогнуть. Алина открыла глаза, но тут же снова уткнулась в грудь мамы и заснула еще крепче.
- Это Света. Успокойся.
Мать пропустила в кухню Светлану и та, не теряя времени даром кивнула Кате на выход:
- Поехали! Времени мало.
- А Лена где? – Катя поудобнее перехватила Алину, кивнула матери и зашагала по лестнице вниз вслед за Светланой, которая несла ее легкую сумку.
- Ждет нас в травмпункте. Сначала нам туда. Потом заявление писать будешь.
Катя молча кивнула.
Они ехали по ночному городу и только сейчас Катя поняла, что расслабилась немного. Ее отпустила та противная дрожь, которая мешала думать и действовать весь вечер. Рядом была Света, а она ее в обиду не даст.
- Куда мы едем? Это же не к нашей больнице дорога.
- Нет. Лена сказала везти тебя в областную. Зачем – не знаю. Так надо. Катя, она очень зла сейчас. Поэтому просто делай то, что она говорит. Ленка горы свернет, но твой Влад к тебе даже на пушечный выстрел не подойдет больше.
- Я знаю, тетя Света…
Ленка ждала их на крыльце больницы. Кивнув матери, она обняла Катю.
- Пошли. Будем делать этому гаду нехорошо.
Освидетельствование заняло почти час.
- Ленка, но тут же больше написано, чем есть… - Катя пробежала бумагу глазами.
- Конечно, больше. Или ты думаешь один фингал даст нам на него много? Нет, моя дорогая. Закон у нас что дышло, куда повернул… Вот и повертим его по-своему.
- Так у меня ничего не сломано, а тут написано – два ребра.
- А это ты видела? – Лена кивнула на снимок, который врач вертел в руках. – Жень, есть там что?
- Как не быть. Вот они, родимые! Вот один, постарше, а вот другой, явно помоложе. Нехороший человек, ваш муж, Екатерина Алексеевна. Весьма паршивый, уж простите за прямоту. Вы же не боксерская груша, зачем позволяли на себе такие удары отрабатывать?
- Женя, ну, а то ты не знаешь! Как первый раз замужем, ей Богу! – Лена забрала снимок из рук врача и осторожно засунула в бумажный пакет. – Где ты видел битых жен, которые голову включают вовремя? То-то же! Катя, не обижайся! Ты умная, но иногда даже самые умные люди попадают в беду. Женечка, спасибо тебе, дорогой! Целую крепко! Пошли, Катерина!
Лена выпорхнула из кабинета и почти бегом кинулась по коридору.
- Прибавили! Времени мало. Надо до утра тебя из города отправить. Дальше мое дело, а ты посидишь пока в своей деревне тихо-тихо, поняла? Мать не скажет, куда ты уехала?
- Не должна… - Катя помотала головой, пытаясь успеть за подругой, которая даже на шпильках умудрялась бегать как хороший спринтер.
- Зайду к ней.
- Лен, не надо.
- Кать, надо! Если бы не ее кренделя, то у тебя жизнь совсем по-другому бы сложилась.
- Да я сама виновата, Ленок, надо было головой думать вовремя и как следует. Хотя, что уж теперь.
Они вышли из больницы и сели в машину.
- На вокзал теперь. – Катя прислушалась к дыханию дочери, которая крепко спала.
- Пока нет. Сначала еще в одно место. – Света завела машину и покатила по темным улицам. – Ты с собой только детское взяла?
- Почти. Некогда было толком собираться.
Света остановила машину перед одним из своих магазинов.
- Лена, посиди пока. Мы быстро.
Через полчаса сумка с вещами, которые Света собрала для Кати, заняла место в багажнике, и они покатили к вокзалу.
- На первое время хватит, а потом я приеду или Ленка, привезем остальное.
- Куда мне столько? Там же целый гардероб! Спасибо!
- Потом будешь «спасибать», когда весь этот кошмар закончится. Господи, Катя, у меня до сих пор в голове не укладывается. И ведь это я тебя с ним познакомила. – Светлана в сердцах стукнула по рулю.
- Тетя Света, ну вы-то здесь при чем? Даже я его не сразу разобрала. Ведь он был такой замечательный поначалу. Просто супермен, а не мужчина. Разве можно было тогда что-то предвидеть? Нет.
- Успокаиваешь меня. А сама трясешься, как осиновый лист. Ладно, Катюшка, прорвемся! И не с такими справлялись. Ленка со своей стороны зайдет, а я со своей попробую.
- Что вы задумали? Не дай Бог что, я же не прощу себе потом. Тетя Света, прошу, не надо, не вмешивайтесь. Пусть Лена займется и все будет по закону. Я же знаю, что где надо она нажмет на все рычаги.
- Еще как нажму! Но, и от маминой помощи не отказывайся. Катя, здесь все средства хороши! – Лена погладила светлые волосы своей крестницы. – Какие косы отрастили уже. Я ведь ее почти полгода не видела.
Машина остановилась у вокзала и Катя взяла на руки дочь. К счастью, первый автобус уходил рано и скоро они уже тряслись по плохой дороге и Катя украдкой смахивала слезы, благодаря небо за то, что у нее есть Света и Ленка.
- Девушка, а вам куда? На Сосновку или в центральную усадьбу?
- На Сосновку. – Катя вздрогнула, услышав вопрос водителя и не сразу сообразила, о чем он ее спрашивает.
- А вы чьи ж будете?
- Клавдии Андреевны.
- О как! Так ты Катерина что ли?
- Да… - Катя удивленно посмотрела на водителя.
- Не узнаешь меня, — рассмеялся водитель и лихо выкрутил руль на повороте, — а я тебя еще маленькой помню. У меня мать в Сосновке живет, баба Маша. Ну, да ее ты, наверное, тоже не помнишь. Раз ты своя, я вас прямо до дома доставлю, нечего по мокроте топать. Сейчас в полях не пролезешь, а от остановки до деревни еще километра полтора.
- Спасибо большое!
- Долгонько ты собиралась погостить. За домом мама, конечно, приглядывала, как просили, но сад и огородина… Заросло там все. Помощь нужна будет – обращайся. У меня трое сынов, пособим.
- Спасибо! – Катя переглянулась с дочкой и улыбнулась.
Автобус остановился на краю деревни и Катя с жадностью принялась вглядываться в такой знакомый до боли дом. Сколько раз он снился ей в детстве!
На удивление выглядел он вполне прилично. Катя думала, что увидит почти развалины, но внешне все осталось как есть. Только наличники на окнах были покрашены в голубой цвет, а Катя помнила их зелеными.
- Выгружайтесь, дамочки! – водитель открыл дверь и протянул руку Алинке. – Меня звать дядя Федор. Будем знакомы!
Алина глянула на мать и протянула ему руку.
- А меня – Алина! Приятно познакомиться!
- Ишь ты, какая воспитанная барышня! Очень приятно! Конечно!
Катя кивнула водителю и еще раз поблагодарив, толкнула калитку. Дверь в дом открылась удивительно легко и Катя чуть поморщилась. Пахнуло сыростью, но не так, как она ждала. Видимо дом топили, но нечасто. Немножко пахло мышами, старым деревом и почему-то яблоками. Алинка с удивлением разглядывала расшитые занавески, которые разделяли комнаты, часы-ходики на стене и старые черно-белые фотографии.
- Это прабабушка? – она показала на фотографию, которая висела на самом видном месте.
- Да, Алиночка. Это моя бабушка, а твоя прабабушка, Клавдия. А рядом мой дедушка – Александр. Я его не помню. Он воевал, был ранен, потом болел долго. Его не стало еще до того, как я родилась. Я тебе потом расскажу про них. А пока давай-ка подумаем, как нам печку растопить.
- А что тут думать? Не нужна она. Если только газ выключат. Мы ж теперь модные.
Катя подпрыгнула на месте и повернулась к дверям. Там стояла маленькая, кругленькая как колобок, старушка и улыбалась во весь рот.
- Здравствуйте…
- Здравствуй, Катерина. Не помнишь меня? Ну, это дело наживное. Я баба Маша. Соседка и ближайшая подруга бабушки твоей, Царство ей Небесное. – Мария Кузьминична привычно перекрестилась, глянув на икону, которая висела в углу. – На меня она дом-то оставляла, чтобы я тебе его передала в целости и сохранности. Дом соблюла, а за остальное – прости. Сад и огород мне уж не по силам. Восьмой десяток разменяла. Ну да, сын мой поможет тебе, ежели что. Ты как, насовсем или погостить?
- Не знаю пока. Возможно, что надолго.
- И то дело. У нас в деревне, хоть и осталось три калеки, да и те на припеке, но дружка для дочки твоей найдем и автобус у нас школьный ходит. Кирюшка-то уже во второй класс пойдет. А ты, егоза, в каком?
- Я пока ни в каком. Мне только шесть лет. – Алинка с интересом разглядывала расшитый передник бабы Маши. – А это птички?
- Птички. Это специальные птички. Они весну зовут. Я тебе потом расскажу и покажу. Хочешь?
- Очень хочу!
- Вот и ладненько. А пока, давай-ка поможем мамке твоей сделать дом теплым. – Мария Кузьминична поманила за собой Катю. – Бабушка твоя большая умница была. Икону видела в углу? Будут большие деньги предлагать – не продавай! Ездит тут у нас один. Любитель. Гони в шею, как увидишь его. Дрянь человек. У бабушки твоей еще одна такая икона была. Старинная и дорогая. Так вот он ее чуть не украл, ирод!
- Как это? – ахнула Катя.
- Ездил все, уговаривал ее продать, да только Клава против была. Вот он и подменил ее. Уехать не успел. Клавдия подмену сразу разобрала. Ох, и драпал же он от Клавиного кобеля. Да ты его помнишь, застала.
- Буян?
- Он! Гнал его аж до леса, поросенка. А икону эту бабушка твоя все-таки продала потом, правда не ему, а в музей. Очень хотела, чтобы тебе не развалюха досталась, а крепкий дом. Надеялась, что приедешь. Настоящей цены не дали, но она и тому рада была, что не сгинет она у людей не понимающих, а будут ее видеть. Денег-то все равно много было. Шибко редкая она оказалась. На них она газ провела, благо повезло нам, тянули мимо на центральную усадьбу и нас зацепили, дом подновила, удобства провела, все говорила, что ты теперь городская, привыкла там, а остальное приказала сохранить. Я тебе потом отдам. Все до копеечки соблюла. Раньше бы передала, да только где искать тебя – не знала. Адреса мать твоя не оставила. Ну вот, смотри…
Мария Кузьминична быстро показала, как включать котел и скоро в доме стало теплее.
- Ну вот! – повторила баба Маша. - Устраивайтесь, а я попозже забегу.
Мария Кузьминична двинулась к дверям и столкнулась там с высокой и худой, одетой во все черное, старухой. В руках та держала банку с молоком, а под мышкой зажат был каравай хлеба.
- Здорово, Глаша! Как нога?
- Лучше, Машенька, спасибо. Хороши у тебя травки. Здравствуй, Катя. Как дочку звать?
- Алина. Здравствуйте.
- Держи. – Глаша протянула ей банку с молоком. – Свежее, только что доила. А хлеб вчерашний, сегодня еще не стряпалась.
- Спасибо большое! Сколько я должна?
Старушки переглянулись между собой и дружно рассмеялись. Глаша погрозила пальцем Кате.
- Совсем тебя город испортил! Ешьте на здоровье! Банку потом вернешь, они у меня в дефиците. Нет, Маша, ты слышала? Должна она!
Все еще посмеиваясь старушки вышли, Алинка тут же прижалась носом к краю стола, на котором лежал каравай.
- Мама! Как пахнет!
Катя открыла дверцы буфета и задохнулась. Чашки стояли рядком точно так же, как она помнила их. Ее детская чашка с вишенками стояла в первом ряду, и она бережно взяла ее в руки.
- Смотри, Алинка, это моя любимая чашка…
- А можно мне ее?
- Можно…
Ее вдруг охватило такое чувство покоя, что Катя даже качнулась от того, что закружилась голова. Она дома! Наконец-то…
Она быстро ополоснула чашки и скоро они уже сидели за столом запивая вкуснейший хлеб парным молоком. Катя спохватилась было, что нужно бы прокипятить, а потом махнула рукой. Если ей в детстве годилось, то и Алинке сойдет.
Весь день они провели, приводя в порядок дом. И концу этого длинного дня успели перезнакомиться со всем небольшим населением деревни.
- Мама, а почему на пять бабушек только один дедушка, да и тот не чей-то, а сам по себе дедушка? – Алинка с аппетитом ела запеченную картошку, политую домашней сметаной.
Катя на секунду задумалась, а потом рассмеялась.
- Не знаю. Так получилось.
- Они все такие старенькие.
- Но, ты обратила внимание, какие крепкие?
Алина кивнула, вспоминая всех, кого она сегодня увидела.
Бабу Сашу, которая принесла им свежих яиц и картошки.
Бабу Галю, которая принесла смешные булочки. У них были клювики и хвостики, как у птичек.
- А это и есть птички. Жаворонки. Их пекут, чтобы весну позвать и встретить.
- Спасибо! – Алинка погладила пальцем хвостик одной из птичек.
- Ешь на здоровье!
Дед Коля, который пришел после, молча кивнул и потопал на кухню. Катя удивилась, а потом поняла зачем. Ножи у нее в тот день все были заточены так, что она запретила Алине подходить к столу и трогать их.
Последней пришла баба Вера с внуком. Тем самым Кирюшкой, который сначала минутку разглядывал Алинку, а потом таинственным шепотом позвал ее во двор.
- Только не за калитку! – Катя, занятая разговором с бабой Верой, кивнула дочери. – Во дворе можно.
Дождь почти закончился, и Алина смогла разглядеть гнездо, которое показал ей Кирилл.
- Там ласточки живут. Вот сейчас потеплеет, и они прилетят. Будут птенчиков кормить. Если на яблоню залезть, то хорошо видно.
- Я не умею по деревьям лазить.
Кирилл покровительственно смерил ее взглядом и солидно почти пробасил:
- Ладно, научу!
Каждый день теперь для Алины был полон новых и таких интересных занятий, что она совершенно забыла свои страхи и полностью погрузилась в непонятную пока, но такую чудесную жизнь. Одни цыплята, которых Фёдор привез целую коробку, чего стоили!
Она смотрела на маму и не узнавала ее. Ведь Алинка привыкла видеть Катю бледной и уставшей, вечно куда-то спешащей. А сейчас она была совершенно другой. И Алина, глядя, как мать моет окна или стирает, выводя: «Ой, цветет калина…», удивленно смотрела на эту резко помолодевшую и посвежевшую женщину, которая похожа была сейчас скорее на ее сестру, чем на мать.
- Мама, а тебе здесь хорошо?
Катя на секунду остановилась, опустив руку с тряпкой, которой домывала окно и посмотрела на дочь.
- Очень хорошо. Я дома, доченька. А где человеку может быть лучше?
- Значит и мне хорошо тоже! – Алина удовлетворенно кивнула и принялась домывать чашки, оставшиеся после завтрака.
Катя удивлялась тому, что дочь совершенно не спрашивает об отце. Пока ночью не услышала, как всхлипывает Алинка, укрывшись с головой одеялом.
- Доченька, ты что? – Катя притянула к себе дочь, с которой спала на одной кровати, и обняла ее. – Соскучилась?
- Нет! Я боюсь.
- Чего?
- Что он нас найдет…
- Кто он? Папа?
- Да! Мама, а если он приедет?
- Он ничего нам сделать не сможет, поняла меня? Ничего! – Катя прижала к себе дочь и принялась ее баюкать. – Я больше не дам ему сделать нам больно, слышишь? Ни мне, ни тебе! Никому!
Алинка постепенно успокоилась и притихла, а Катя задумалась. А ведь дочь права… На следующий день она утром поехала на почту, чтобы позвонить Лене.
- Все идет как надо, подруга. Потерпи немножко. Дело завели, скоро вызовут тебя. Я приеду или мама. Но, Катя, до суда дело может и не дойти.
- Почему?
- Влад сильно влип. Ты знала, что у него долги? И большие?
- Нет. Откуда, Лен? Он со мной не делился.
- Я не знаю, по каким каналам мама это раскопала, но он здорово нахимичил что-то с документами на крупную партию белья. Его уже ищут.
- А мне это что даст, Леночка?
- Пока не знаю. Но, как только будет что-то известно – позвоню или как-то сообщу.
Катя вышла из здания почты и задумалась. Если у Влада неприятности, может быть это отвлечет его от них с Алинкой? Знать бы наверняка… Можно было бы выдохнуть и не бояться больше.
Зря она на это надеялась. Не прошло и трех дней, как Влад напомнил о себе.
Катя убирала курятник, готовя его к новым жильцам, когда во дворе вскрикнула Алинка.
- Доченька, что? – Катя выглянула из сарайчика и похолодела. Во дворе стоял Влад и, усмехаясь, смотрел на дочку, которая пятилась к Кате, испуганно глядя на отца.
- Что, думали, спрятались от меня? Я вас, девочки мои, и на краю света найду. Алинка, доченька, иди ко мне! – Влад присел на корточки и поманил к себе дочь.
- Нет!
- Почему? Я тебе подарок привез. В машине лежит. И не один. Посмотришь. Мы с тобой на море поедем. Я там дом купил, будем вместе жить.
- Я никуда не хочу с тобой! Я с мамой останусь!
Губы у Алинки тряслись. Она резко побледнела, а потом покраснела и Катя поняла, что сейчас у дочери опять начался уже почти забытый приступ. Через час температура поднимется до сорока и ее ждет еще одна ночь, которую она проведет у постели дочери, пытаясь хоть как-то помочь своему ребенку.
Она краем глаза увидела мелькнувший за забором огненный вихор Кирилла и поняла, что он побежал за помощью. Хотя, чем помогут ей пожилые женщины и дед Коля? Разве что свидетели будут…
- А кто тебя спрашивать будет? – Влад поднялся и нахмурился. – Или мать твою безумную. Мало того, что сама уехала, так еще и ребенка притащила непонятно куда! У тебя мозгов вообще нет? Куда ты ее привезла? Что это за халупа? Ты можешь хоть на помойке жить, а она моя дочь! И будет жить в нормальных условиях. Я долго терпел твои выкрутасы, но теперь с меня хватит. Ребенка ты больше не увидишь!
Влад двинулся по двору в сторону Кати, которая сжала кулаки и задвинула за себя дочь, и тут произошло сразу несколько событий.
Сначала раздался спокойный, как всегда, голос Глаши.
- Ты, милок, если в гости пожаловал, так веди себя прилично! У нас так-то в деревне не принято хозяев оскорблять.
Катя удивленно открыла рот, глядя на то, что находилось за спиной Влада, но он не обратил на это внимания. А зря! Потому, что в калитке, которая соединяла Катин двор с соседским, принадлежавшим Марии Кузьминичне, стояла сама баба Маша и держала в руках… ружье. Катя перевела взгляд на бабу Глашу и увидела, что и та держит в руках то же самое.
- Ты, милай, ехал бы восвояси подобру-поздорову. Катя здесь останется. И девочке с ней лучше будет, чем с отцом-садистом. Что ты на меня так смотришь, Катюша? Или ты думала, что мы ничего не поймем, когда ты появилась тут избитая? Не для того, детка, мы с бабушкой твоей дружбу водили, чтобы позволить какой-то нечисти так над тобой измываться!
Влад обернулся и замер на секунду, а потом рассмеялся.
- Вы, где это старье откопали? И кому грозите? Да я вас в порошок сотру.
- Ты, прежде чем хвалиться, для начала глянь-ка на шапку на голове своей дочки. Видишь? Это Глаша подарила на днях Алинке. Это беличий мех. Знаешь, как белку добывают, чтобы мех не повредить? В глаз бьют. Шапка эта новая, вот и делай выводы, промажет, али нет Глаша-то…
- Думаете напугали? Да вы, старые, совсем с ума посходили? Или думаете я вас испугаюсь? - Влад развернулся, уже не обращая внимания на женщин, и снова двинулся в сторону Кати.
- Ну, не испугаешься, так и ладно. И не боись, милок, не боись…
Баба Маша вскинула ружье и спокойно разрядила оба ствола.
Катя схватила Алинку и повернула ее лицом к себе, не давая смотреть в сторону Влада. Глаша усмехнулась, а Федор, который уже открывал калитку, что войти во двор Кати с участковым, укоризненно протянул:
- Мама! Ну, можно же было закона дождаться!
- Баба Маша! – участковый погрозил пальцем старушке. – Ты что творишь?
- А что? Ну, сесть не сможет пару недель, так ему только на пользу пойдет. Он же парнишка резвый, вот и пущай побегает.
- Чем ты его?
- Солью. Не зверь же я, по живым людям картечью палить.
- Все равно, я тебя теперь арестовать должен и наказать за хулиганство. Вот, что ты со мной делаешь?
- Васенька, ты мне племянник или кто?
- Участковый я сейчас, тетя Маша.
- А ты сделайся на пять минут мой племянник снова и сделай вид, что ничего не видал.
- И как же я это сделаю, если вон он, лежит да стонет. Больно же человеку.
- Да был бы то человек, а то так, орясина.
- Неважно. Нарушать-то закон все равно нельзя.
- Ладно, заарестуешь меня, я согласная. Слышь, милай? – баба Маша подошла поближе к ругавшемуся на чем свет стоит Владу. – Вишь вон ту голубятню? Так вот знай. Мы там по очереди дежурить будем. И любая из нас точно достанет тебя оттуда, ежели вздумаешь нашу Катю обижать. У нас на шестерых ни одних очков до сих пор нет. И стрелять умеют все. Только уж не солью, не обессудь. Нам терять нечего, мы свое пожили. А защищать баб да ребятишек нас сызмальства приучили.
- Ну, баба Маша! Ну, нельзя же так! – Василий схватился за голову.
- А лупить женщину можно? Кто его только воспитывал, ирода? Ежели ты ее как закон защитить не можешь, так мы сами. Нам не впервой, ты ж знаешь.
- Знаю! И про подвиги ваши во время войны, и про партизанский отряд, и про то, что вы слов на ветер не бросаете. Только можно, я сначала с ним поговорю?
- Валяй. – Мария Кузьминична отошла к Кате и потрепала по щечке плачущую Алинку. – Не реви, детка, все хорошо будет с твоим папкой. Там соль мелкая. Дед мой, Царство ему Небесное, так-то по мальчишкам палил, когда они в сады колхозные за яблоками лазили. Пару дней столбиком постоит и все пройдет.
- Правда?
- Честное слово! Вон, смотри, он и встал уже.
Алина посмотрела на отца, который слушал участкового и нерешительно двинулась к ним, остановившись неподалеку.
- Уезжай! – Влад повернул голову и внимательно посмотрел на дочь. – Я не хочу с тобой жить. Ты плохой. Ты маму обижал.
- Но тебя-то я не трогал? Почему же ты меня гонишь, Алина?
- Потому, что и маму ты сначала тоже не трогал.
- Кто тебе сказал? Мама?
- Нет. Я сама догадалась. Я альбом видела. Там много фотографий. Сначала она улыбалась, а потом перестала. Я не хочу, чтобы так было со мной.
Влад замер, забыв про боль и людей вокруг. Сейчас он видел только глаза дочки, которая смотрела на него и во взгляде читалось что угодно, только не любовь к нему. Он вдруг дернулся, как будто его ударили, а потом пошатываясь направился к калитке, отмахнувшись от Василия и не обращая внимания больше ни на кого. Взвыл мотор внедорожника, и Влад уехал.
- Мама! Все хорошо, не плачь! – Алинка обняла мать.
Соседи переглянулись и тихонько разошлись.
А несколько месяцев спустя, ранним майским утром на крыльцо Катиного дома вышла Света. Она потянулась и засмеялась, напугав копошащихся возле крыльца кур.
- Доброе утро! – Катя вышла из курятника, неся миску со свежими яйцами.
- Катерина! Я решила у тебя навеки поселиться!
- Ой, да я только рада буду! А как же ваши магазины?
- Да пропади они пропадом, когда здесь такая красота! Вот Ленка родит – отправлю ее к тебе. Пусть мой внук будет здоровым и крепким.
- Она не поедет! – засмеялась Катя.
- Потому что ей, козе такой, работа важнее, чем собственное здоровье!
- Если бы не ее работа, я бы до сих пор с Владом отношения выясняла.
- Не объявлялся он? Все-таки несправедливо, что ему условный срок дали.
- Как же, объявлялся. Перевод прислал Алине и сказал, что бумаги по разводу получил.
- И все?
- Пока все. У него вроде бы новые отношения, как я поняла. Так что может быть и оставит нас в покое.
- Твои слова, да Богу в уши, Катюша. Ладно, давай не будем о грустном в такой день. Как у вас тут День Победы празднуют?
- Сама пока не знаю, но подозреваю, что с размахом. Они ведь все воевали, оказывается, тетя Света. Все, кроме деда Коли и Веры. Они сильно моложе остальных. А так и не скажешь.
- Погоди, а как же они воевали? Им лет-то сколько?
- Так за восемьдесят всем хорошо. Трое – одноклассницы, а значит одного года, а Глаша чуть старше. Они с отцами в партизанском отряде всю войну прошли. Точнее отцы там, а они в деревне. Связными были и продовольствие поставляли как могли. Разве могли подумать немцы, что эти девочки восьми-девяти лет за ними внимательно следят и хлеб партизанам таскают по ночам. Из них только Глаша в сорок втором ушла в отряд, потому что могли угнать на работы. Возраст вышел. Ей же уже за девяносто. Тетя Света, представляете, у нее в ее возрасте зрение - единица. Вот как такое?!
- Это же надо… Ведь дети совсем были… А сейчас! Чтоб мне в их годы столько энергии иметь! Катя, надо же их как-то поздравить?
- А я сегодня на хозяйстве, как самая младшая. Через пару часов все тут соберутся, вот тогда и посмотрите на них во всей красе. И подарки я им уже приготовила.
- Мам! Где моя пилотка? – Алина высунулась в окно, чуть не сбив горшок с подаренной бабой Машей геранью.
- На столе лежит. А куда ты собралась?
- Меня Кирилл ждет. Мы хотим всех поздравить первыми. Открытки зря что ли рисовали всю неделю?
- Хорошо, идите, только потом чтобы быстро домой. Помогать мне кто будет?
- Я! Ты только пирог без меня не начинай делать, ладно? Я буду косички плести для украшения. Баба Маша сказала, что у меня лучше получается, чем у тебя.
Катя рассмеялась и посмотрела вслед дочке, которая вихрем пронеслась по двору и скрылась за калиткой.
Катя заканчивала возиться с тестом, когда Алинка распахнула калитку и кинулась через двор.
- Мама! Мама!
- Что? Что ты кричишь? Напугала! – Катя выглянула из кухни, держа на весу белые от муки руки.
- Где мои сапоги?
- Какие еще сапоги?
- Резиновые! Мы в лес пойдем!
- Какой лес? Зачем?
Калитка за спиной Алины стукнула и во двор вошла баба Маша. В резиновых сапогах, но в «выходной» юбке и кофте. На голове яркий платок.
- Баба Маша, куда это она собралась?
- А не только она. И ты тоже. Сколько тебе еще с готовкой возиться?
- С час где-то.
- Вот тогда и двинемся.
- Да куда?!
- А посмотришь. Все расскажем и покажем. Мы так-то каждый год ходим на День Победы. Увидите. А пока, покажи-ка мне, где стол накрывать думаешь?
Катя кивнула и ушла в дом.
В самой большой комнате, которую бабушка когда-то называла «зала», уже стоял накрытый белой скатертью стол и вокруг него суетилась Светлана.
- Доброго дня! – кивнула Мария Кузьминична и обвела взглядом комнату. – Молодец, Катюша! Все хорошо! Только вот к этой стенке нужно лавку поставить. Ту, которая у Клавдии в горнице стояла. И застелить ее надо чем-нибудь. Скатеркой какой, поняла?
- Поняла. Она и сейчас там стоит. Хорошо, принесем. Еще что надо? Баба Маша, вы говорите, а то я же не знаю ваших обычаев. Я все сделаю.
- Больше ничего, остальное мы сами.
- Баба Маша, посмотри, какой пирог у нас получился! – Алинка вихрем обвилась вокруг Марии Кузьминичны и подняла на нее глаза.
- Пойдем, пойдем, покажешь! Господи, как глянешь на меня – я как с Клавой своей повидалась… До чего же ты на нее похожа…
Баба Маша обняла девочку и пошла за ней на кухню.
- А ведь Алинка совсем другая стала. Такая бойкая, веселая, носится как ураган. – Света поставила на стол последние тарелки, и принялась раскладывать приборы. – Любят ее здесь.
- Да не то слово, тетя Света! И избаловали вконец. Домой не дозовешься. У них же у всех, кроме бабы Веры, все дети да внуки давно уже разъехались. Живут далеко, приезжают очень редко или совсем не приезжают. Кирюшка и Алина им только в радость.
- Пойду я, Катюша! – баба Маша заглянула в комнату. – Через часик-полтора жди нас. Пирог – хорош! Ох, и хорош! У меня такие никогда не получались. И как это ты с Клавиной духовкой поладила? Она все жаловалась, что не печет или пригорает с одного боку. Забыла только с какого. 
- А это мне дед Коля помог. Вчера полдня возился. Ножки регулировал и что-то крутил там. Получилось, видимо. Потому, что и пирог, и пирожки отличные вышли и ни один не подгорел.
- У Коленьки руки всегда откуда надо росли. Золотой человек.
- Баба Маша, а почему он почти не разговаривает? Все молчком. Я уж думала, что он немой, но здоровается же.
- Заикается он. Всю жизнь заикается. Через это и семью не завел. Любил одну больше жизни, а она за заику замуж не пошла. Нашла себе другого. Красивый был, слов нет, да и языком болтать тоже мастак был. Вот только пил очень. Недолго они прожили. Она ребятенка родила, а как ему два годика исполнилось, они в баню пошли. Хорошо, мальчонку с бабкой оставили. Угорели. Нашли их только утром. Бабка у них уже древняя совсем была. Дитя этого, Матвейку, хотели в детский дом забирать, а Коля не дал. Оформил на себя и вырастил как сына своего. Матвей теперь в городе живет, большой начальник на заводе. Семья у него, детишки, внук уже есть, а Коле стало быть – правнук. Приезжают каждое лето да по праздникам, не забывают старика.
- Понятно… А я уж думала, что что-то не так делаю, раз он разговаривать со мной не хочет.
- Нет, Катюша, стесняется он просто. Ну, ладно, заболталась я совсем. Заканчивай свои дела, одевайтесь потеплее, да сапоги не забудьте, там сейчас иначе не пройдешь по лесу.
Баба Маша ушла, а Света с Катей забегали, пытаясь управиться поскорее и параллельно гадая, что же там затеяли старики.
Через час в двор Кати вошла целая делегация. Впереди шел Кирюшка, неся в руках старую черно-белую фотографию. Уже потом Катя разглядела, что на ней было изображено. Возле новенького здания школы стояли люди. Мужчины, женщины, детвора, старики. Все нарядные, смеющиеся.
Следом за Кириллом рядком следовали все жители Сосновки. У кого в руках была одна фотография, у кого две. Замыкала шествие баба Вера, которая несла большую корзину.
- Вот и мы! – Глаша вдруг низко, в пояс поклонилась Кате. – Принимай гостей, Катерина!
- Добро пожаловать! – Катя отступила в сторону от распахнутой двери. – Проходите!
Очень чинно, не спеша, явно давно определившимся порядком, старики зашли в дом и вот уже на лавке, которую приготовили Катя со Светой, застелив ее чистыми рушниками, в рядок выстроились фотографии и перед каждой баба Вера ставила стакан и накрывала его кусочком хлеба.
- Ну вот! Все они тут, родные наши! – кивнула на лавку Глафира Ивановна. – С нами вместе в этот праздник великий…
Тишина стала ей ответом. Алина внимательно разглядывала фотографии, а потом повернулась к бабе Глаше.
- А вы нам расскажете про них?
- Конечно, детка. Про всех расскажем. Чтобы, когда мы уйдем, вы их помнили. Готовы? – она придирчиво оглядела одевшихся, как им велели, Свету и Катю. – Головы только покройте, да и двинулись.
Через несколько минут деревня опустела и только на тропинке, которая вела в лес, мелькнула яркая красная куртка Алины.
Природа словно решила повременить с капризами и уже неделю радовала погожими деньками. Тропинки в лесу подсохли, а на полянках уже вовсю зазеленела мягкая еще травка и зажелтели одуванчики. У Кати слегка кружилась голова и она шла по тропинке вслед за дочкой, зачарованно глазея по сторонам и невольно вспоминая, как ходила в этот лес с бабушкой. Тогда эти походы были долгожданным и самым желанным развлечением. Бабушка с вечера пекла пирожки, собирала корзинку с едой и всем необходимым, приговаривая:
- Что потопаем, то и полопаем. Будет нам и супчик грибной зимой, и варенье, да, Катюша?
И маленькая Катя радостно кивала. Ведь идти с бабушкой в лес, означало для нее попасть в волшебный мир, где есть и хорошее, и плохое, а каждый кустик и деревце могут рассказать свою историю или интересную сказку. Сказки, конечно, придумывала бабушка, но до поры до времени все растения в лесу были для маленькой Кати живыми и говорили за себя сами. Вон та самая березка – спящая царевна, которая ждет не дождется своего королевича, а вон, рядышком, дубок – богатырь, который лес охраняет. Только не дубок он уже, а дуб настоящий, вон как вымахал…
Впереди расступились деревья, и они вышли на поляну, растянувшись по краю и повернувшись лицом в середине, где стоял простой обелиск, у которого сейчас лежали свежие цветы.
- Вот и пришли. Первые наши здесь остались. – Глаша вздохнула и кивнула Алине. – Спрашивала ты, детка, кто там на фотографиях. Я тебе потом всех покажу, кто здесь остался. Мой отец здесь и мама, Машин отец, Колин дед и бабушка, и Галин старший брат с невестой.
- Ванечка… - Галина Петровна всхлипнула. – И Манечка его.
- Расскажите… - Катя тихо коснулась руки Галины Петровны.
- По соседству мы жили. Ванечка был на год постарше Маши. Когда война пришла, ему только пятнадцать стукнуло. Хотел он на фронт сбежать, да поймали его и обратно вернули. Отец серчать не стал, объяснил только, что голодный солдат много не навоюет и кормить бойцов наших – это труд большой. Ваня и послушался. Отец наш председателем колхоза был. А год спустя уже на пороге у нас война стояла. Отец с Ваней в партизаны ушли, а Манечка в деревне осталась. Надо было ей потом с Глашей уйти, да побоялась она. Мамка прятала ее, чтобы не мелькала лишний раз по двору, да только не помогло это. Когда стали подростков отбирать, чтобы на работы угнать, Маня в бега подалась вместе с несколькими подругами. А когда поняла, что гонятся за ними, девчат по вооон той тропинке пустила, показала дорогу, а сама на поляне осталась. Что уж она им сказала, не знаю, а только ушли они. Когда Ваня ее нашел, она как живая лежала, только дырочка махонькая под сердцем была. В лес дальше немцы-то не сунулись. Может побоялись, а может решили, что она одна была. А Ванечка всего через пару месяцев, как облаву пустили, здесь с остальными прикрывал отход детишек да стариков, когда они от погромов спасались. Да тут и остался. Кто видел, когда хоронили, рассказывал, что он на том самом месте лежал, где и Манечка его.
Катя плакала, не скрывая слезы, ясно представив себе этих молодых людей, которым жить бы еще, да жить… Алинка, глядя на мать, заревела тоже, но ее тут же успокоили, наперебой рассказывая, как жили в землянках, пили воду из родника и собирали ягоду на болотах.
- А где это?
- А пойдем. – Глаша взяла девочку за руку и низко поклонившись, вслед за остальными, обелиску, пошла дальше по тропинке в лес. Через какое-то время тропинка стала вилять, а потом и вовсе стала еле видна и скоро все снова дружно остановились, глядя на раскинувшееся перед ними болото.
- Вот тут и прятались наши партизаны. Нет, Алиночка, нельзя туда! – Глаша придержала девочку, которая уже готова была пойти дальше по тропинке, терявшейся между кочками.
- Почему?
- Потому, что дорогу туда знать нужно или сгинешь. Утонешь и не найдут тебя, поняла?
- А ты знаешь? – Алинка с любопытством посмотрела на бабу Глашу.
- Лучше бы не знала, моя хорошая. Но, туда мы не пойдем сегодня. Просто вспомним здесь всех тех, кто жизнь свою оставил в этих болотах, но остановил наступление тогда. Сберег детей, которых и не было бы уже на свете. Отцов наших и матерей, которые рядом встали, дедов, братьев и сестер. Всех, кто воевал здесь и тех, кто не вернулся с фронта.
Рядом стоящие кивнули, вытирая кончиками платков глаза и гордо подняв головы. Они дружно, не сговариваясь, поклонились и тихо запели. Алинка и Кирюшка подхватили вслед за взрослыми знакомую уже им песню: «День Победы».
Последние звуки затихли над болотом и люди стояли тихо-тихо, слушая звонкую птичью перекличку.
- Ну вот… Вспомнили наших, теперь можно и праздновать.
Баба Глаша кивнула, взяла за руку Алинку и повернула назад к деревне.
- Пойдем, попробуем твой пирог. Баба Маша сказала, что ты сильно постаралась.
- Не я, а мама.
- А ты не помогала что ли?
- Помогала. Но, немножко. Я же еще маленькая.
- А немножко – это тоже помощь. «Немножко» можно очень сильно помогать. Вот слушай, я тебе расскажу. Когда война случилась, наши отцы, деды, братья, поуходили. Кто на фронт, а кто в партизаны.
- Это туда? На болота?
- Ага. Туда. Только там на болоте есть же нечего было. Да и как воевать, если ты ничего про противника не знаешь? Большим-то опасно было оттуда появляться в деревню. Тогда баба Маша и придумала по очереди хлеб носить партизанам. Маленькая была, чуть постарше тебя, а умная. Мама ее пошила девчатам одинаковые платья и косынки. Чтобы не поняли, кто есть кто. Как кто-то из них в лес уходил, на дворе у нее бегала другая. Чтобы думали, что дома она. Младшие только ходили в лес-то, их за людей не считали. А все мы, дети, внимательно смотрели, считали и разговоры слушали. Кто постарше по-немецки понимали, потому что в школе учили до войны. Слушали внимательно, а потом пересказывали старшим, а младшие уже носили новости на болота.
- Баба Саша, а страшно было? – Алина повернулась к молчавшей весь день Александре Матвеевне.
- Страшно, Алиночка, очень страшно. Леса-то мы не боялись. Все здесь хожено-перехожено. И болото тоже свое, все мы там знали. И где клюква растет, и где посуху пройти можно. Страшно было, что если поймают, то всю семью… Никого бы не пожалели, ни старых, ни малых.
Алина затаила дыхание и тихонько спросила:
- И поймали? Кого-нибудь?
- Да где им, Алиночка! – рассмеялась баба Саша. – Мы маленькие были, да удаленькие.
Катя толкнула калитку и удивленно выдохнула. Во дворе было полно народа. Она почти никого не знала, кроме Федора и Василия.
- Ну что, мама, поклонились? – Федор обнял мать и кивнул остальным старикам.
- Как всегда. А вы могли бы и пораньше приехать.
- Так мы думали, что успеем. Вы сегодня рано ушли.
- Ладно. Катюша, командуй. Потом, потихоньку перезнакомитесь.
Тот день лег в копилку Катиной памяти как один из самых значимых и самых хороших, теплых. Она внезапно почувствовала себя частью какой-то большой и очень крепко спаянной семьи. К концу дня она перезнакомилась со всеми, кто приехал в деревню, чтобы помянуть родных, которые ушли и поздравить живых. Дети, внуки, правнуки… Малышня носилась по двору, иногда замирая, когда в небо взлетали звуки гармошки, заливавшейся в руках Федора, и все взрослые дружно запевали очередную песню, от которой становилось весело или грустно, но которую непременно почему-то хотелось петь вместе со всеми. И про платочек, и про батальон, и про Катюшу, которая особенно понравилась Алинке и ее повторяли снова и снова.
Баба Маша рассказывала поочередно обо всех семьях, которые жили в деревне перед войной. Катя слушала и понимала, что из тех, кого она увидела на фотографии в руках у Кирилла, до конца войны дожили только несколько человек.
- А как же, баба Маша? Родителей не осталось, а дети? Куда их?
- Как куда? По домам разобрали. Мама моя вот Глашу забрала к себе и еще двух ребятишек. Те маленькие совсем были. Это вот Тани с Сергеем дети. Мои брат и сестра. Брата уж нет, в прошлом году не стало его, сын его приехал и внуки, а сестра вон сидит, с дочкой рядом. Шестеро детей у нее и все в люди вышли. Много таких ребятишек было, но никого из нашей деревни в детский дом не забрали. Все тут выросли.
- Это ведь тоже подвиг. – Катя задумчиво разглядывала на фотографии совсем молодых Татьяну с мужем. Она уже знала, что они были учителями в той самой новенькой школе, которую сожгли, уходя из деревни, фашисты. – Пусть и не в годы войны, а после, но подвиг.
- Конечно, Катюша. Ведь тяжело было, хоть и на земле.
Катя глянула на Алинку, которая, обняв за шею Глафиру Ивановну, что-то шептала той на ухо и подумала о том, какие же они счастливые, что живут здесь и сейчас.
Алина кивнула бабе Глаше и подбежала к матери:
- Мамочка, а почему ты плачешь? Мне баба Глаша сказала, что они даже в войну не плакали. Некогда было.
Катя смахнула слезы.
- А и правда, чего это я… Пойдем-ка самовар ставить! Там дед Коля настоящий принес. Пусть покажет нам, как его «заводить».
- Я только Кирилла позову, ладно? – Алина унеслась.
А Катя вошла в дом и осторожно поставила на лавку фотографию, которую все это время держала в руках. Она подумала секунду, а потом низко, как это делала баба Глаша, поклонилась.
- Спасибо… За все, что вы сделали… За то, что вы были…