Фонтанный дом в свете настольного тенниса

       Из цикла “Невские першпективы”

       Фонтанный дом, он же дворец графов Шереметьевых, по набережной Фонтанки за номером 34, поминают теперь почти исключительно в связи с именем Анны Ахматовой, проживавшей во времена оные, в малопримечательном Южном садовом флигеле расположенном за дворцом с правой стороны.
       А вот про Северный садовый, или как его еще называют Театральный флигель, не вспоминает вообще почти никто и ничего (правда вроде бы Ахматова в нем тоже в свое время отметилась). Но вот в наши школьные годы, для меня и моих друзей он играл значительно большую роль, нежели чем Южный флигель с Ахматовой и всей ее литературной компанией.
       Впрочем, ну сами подумайте – каким боком может быть интересна Ахматова мальчишкам из пятого класса? Когда вам десять лет, то и Пушкин с Лермонтовым зевоту на уроках наводят. А уж какая–то старая томная поэтесса начала века и подавно…

       В те далекие беззаботно–советские времена семидесятых годов XX века, помещения Шереметьевского дворца занимал Научно–исследовательский институт Арктики и Антарктики, именуемый местными жителями не иначе как НИИ–АА и интересующий их в основном только как проходной двор с Фонтанки на Литейный, ну или соответственно с Литейного на Фонтанку.
       Правда, еще некоторый интерес непосредственно к дворцу проявляли туристы, которые восхищались барочной архитектурой XVIII века и красивейшей чугунной решеткой с гербом.
       Но разговор не об истории дворца или его архитектуре, а о внутреннем Шереметьевском саде, который в те времена был практически неизвестен по причине отсутствия какого–либо доступа в него, так как находился он на территории вышеупомянутого НИИ–АА и попасть в него можно было только через главную проходную института, преодолев вахтера в фуражке. Сад со всех сторон был окружен различными зданиями дворца и его флигелей, которые полностью скрывали его от прохожих и только в одном месте, в здании на Литейном 53, где располагался какой-то таинственный “библиотечный коллектор”, имелась подворотня, через которую по слухам вроде бы можно было в этот сад пройти, но на воротах всегда висел здоровенный амбарный замок.
       В общем, сада за стенами Шереметьевского дворца как бы и не существовало вовсе, так как в нем почти никто никогда не бывал, кроме естественно работников института, а большинство окрестных жителей его никогда и не видели.
       Вот и мы тоже. Облазав все окрестные дворы, подвалы, чердаки и крыши. Зная наперечет все тайные места и проходы, даже и не подозревали об еще одном довольно большом садике в нашем районе, хотя гоняли иногда в футбол на площадке в Литейном саду (впоследствии вдруг оказавшимся “итальянским”) за домом 57 нарушая покой обитавших в нем книжных спекулянтов, буквально рядом, метрах в ста от нас.
       Не подозревали до поры, до времени…

       Прозрение наступило в конце 5–го класса, когда мы подружились с Колькой Вахмистровым, именуемым в нашей компании попросту “Килька”.
       Коля жил с родителями на Литейном проспекте в ведомственной коммуналке от театра Драмы и Комедии (сейчас “Театр на Литейном”), на первом этаже флигеля 51–го дома, располагавшемся в довольно неприглядном глухом дворе за театром. Я так и не знаю, кто из его родителей работал в этом театре. Где и кем работают родители нас тогда не шибко интересовало, но контрамарки на спектакли у нас были всегда (вот она, “коррупция”!). Только на любимую “Мышеловку” по Агате Кристи мы ходили раз пять.

       Однажды мы собрались на празднование Колиного дня рождения в предпоследнюю майскую субботу, часов этак в пять. Его папа с мамой, как положено, откушали с нами салата “оливье” и отправились в кино, чтобы не мешать молодежи. Конечно, накрыв прежде на стол чай и торт.
       Мы съели торт. Мы выпили чай.
       Довольные, мы сыто откинулись на спинки стульев. И тут Коля предложил.
       – А давайте в теннис сыгранем.
       – На обеденном столе? – зевнул Андрюха Бородулин.
       – Зачем на столе? В настоящий, настольный. – Килька ухмылялся и явно хитрил. – С сеткой.
       – Это как?
       – А вот так, – он поставил стул к окну, постелил газетки на сиденье стула и подоконник, и открыл окно с двойными рамами. – Пошли.
       Коля залез на подоконник и выпрыгнул в окно. Мы вылезли вслед за ним.
       За окном оказался довольно большой сад, с огромными старыми деревьями, газонами и песчаными дорожками между ними. Вдали на постаментах виднелась пара белых обшарпанных гипсовых ваз и кое где у кустов расположились несколько садовых скамеек.
       Но главное – прямо посередине сада на пустой площадке стояли два (ДВА!) самых настоящих зеленых теннисных стола.
       И никого…

       Для любого мальчишки живущего в самом центре Ленинграда, настольный теннис это практически недостижимая мечта.
       Можно было, конечно, записаться в секцию настольного тенниса в Детскую спортивную школу. Или иногда нам удавалось немного поиграть в Клубе Железнодорожников на Лиговке, где было два стола на втором этаже, пока не придет кто постарше и не прогонит. Но это все не то.
       То ли дело, вот так, запросто: “А давайте сыграем в теннис?” – “А давайте!”.
       И сыграть… Партию, другую… Да еще на природе, в пустом саду, где никто не мешает.
       Фантастика!

       – Только сетка у меня одна и две ракетки. Держи. – Коля сунул мне один конец сетки в руки и стал ее разматывать.
       – Не проблема. – сказал Мишка Налимов. – В понедельник скинемся. Сколько сетка стоит?
       – Рубля три. – прикинул Бородулин. – Ракетки–то небось у всех есть.
       – Эээээээ, народ – замычал Килька. – Притормозите. Разбежались. Вы что, думаете вот так можно каждый день сюда лазать и гонять в теннис с утра до вечера?
       – А что?
       – Не выйдет. Давайте играть, а помечтаете потом.
       – Жмот! Тебе, что жалко?. – я уже представлял себе многодневный турнир с таблицей результатов.
       – Да не жалко! Сад же не наш, а институтский. Здесь в будни с утра до вечера работники бродят. Вон там, на скамейках у них курилка. Правда, в теннис они не часто играют, только в обед и после работы. Их в другое время начальство гоняет. Но все равно, сюда можно забираться только в выходные, когда институт не работает. Да и то, если родителей дома не будет. Не думаю, что они будут рады, если вы все время будете шастать туда-сюда через окно.
       – А мы через твою комнату будем лазать.
       – Ладно. Там посмотрим. – Коля закончил прилаживать держатели с сеткой, и мы начали играть.

       Вот так у нашей компании завелся свой собственный сад, почти как у императрицы Марии Федоровны, с тенистыми аллеями и теннисными столами, в котором мы провели уйму наиприятнейшего времени.
       За пару лет мы полностью освоились с соседством института и почти не мешали друг другу.
       Забираясь в сад только в нерабочие часы и выходные дни, мы существовали как бы в неких параллельных временных потоках, практически не пересекаясь. Единственной точкой соприкосновения были вахтеры, которые заметив нас, загоняли обратно домой. Впрочем, это случалось довольно редко, да и то, если мы в запале начинали сильно шуметь. Вахтеры предпочитали пить чай и сладко дремать в дежурке, а не бегать за мальчишками по пустому саду.
       Чуть позже мы познакомились со сторожем Константином Михалычем, который поначалу тоже нас гонял, но так как при этом он всегда дышал жутким перегаром, то при посредстве легкого шантажа он к нам привык и даже иногда вечером, когда темнело, включал в саду уличные фонари, что иногда бывало совершенно не к месту, так как через некоторое время к нашей компании присоединились и девчонки.
       Колины родители вскоре успокоились, хотя иногда и ругались, но скорее для проформы. По–моему они были довольны, что Килька не болтается не пойми где, не пойми с кем, а гуляет в саду и играет в теннис с хорошо известными им школьными друзьями, к тому же под постоянным приглядом из окна.
       Вот только с футболом, волейболом, бадминтоном и прочими играми в которых что–то куда–то летает была напряженка. Колиными родителями были категорически запрещены любые игры и занятия, которые могли нарушить целостность институтских окон и уличных фонарей. Ну, а больше в Шереметьевском, точнее в “килькином саду”, как мы его теперь называли, ломать было нечего.
       Список запретов естественно с течением времени пополнялся. Вместе с нашим взрослением, в нем появлялись запреты: на вынос в сад магнитофона, на вопли под гитары, на потребление спиртосодержащих напитков, на курение за кустами и т. д., и т. п.
       Так же отдельным пунктом не приветствовалось посещение сада вместе с девочками. Ну, а куда от них деться? Но мы были ребята довольно умные, все понимали и не злоупотребляли. Так что почти пять школьных лет, в течении которых мы постоянно бывали в Шереметьевско–Килькином саду, прошли практически без каких–либо инцидентов.
       Время летит быстро и с окончанием школы наша компания распалась. Все разбежались по разным институтам, университетам и техникумам, появились новые заботы и увлечения. И в последствии, мы собирались все вместе в саду только пару раз на Колино день рождения. Да и то, вовсе не для игры в теннис, а для того, чтобы усевшись на спинки знакомых до боли в пояснице скамеек поностальгировать по детству: “а помнишь, а помнишь”…

       А вы говорите – Ахматова…


* примечание: Фото автора.