Из мыслей некоторых мечтателей о будущем

     По материалам СМИ.

     На большом предприятии отдельный работник является лишь маленьким колесиком крупного механизма, или, правильнее, лишь отдельным органом большого организма. Он должен быть подчинен единому общему плану, но для хорошей работы он тоже должен быть обеспечен всем необходимым, как и весь организм! Эта необходимость особенно должна развиваться после того, что общество из капиталистического превращается в социалистическое и единственное изменение в том, что теперь его назначением является уже не обогащение буржуазии, а увеличение достатка всей совокупности трудящегося народа страны по количеству и квалификации труда, а не по неизвестно как нажитому капиталу!

     Приспособление к планомерному хозяйствованию для справедливого удовлетворению насущных потребностей населения в обществе по труду является для каждого работника социалистического общества абсолютной необходимостью!  Только с правом на общественно необходимый, честно и справедливо нормированный труд по сложности, трудоёмкости, опасности для здоровья и прочее, у человека может быть право на необходимые каждому трудоспособному гражданину блага для жизни достойной труда! Именно так должно быть по предложениям Маркса и Энгельса, но не по Ленину и Сталину. Они твердо следовали идее Каутского об упразднении частной собственности на средства производства, а не на производимые в обществе и необходимые каждому средства для жизни, сколько бы настоящие марксисты не критиковали капитализм и большевизм с производством товаров ради прибыли, а не для удовлетворения насущных потребностей трудящегося населения.

     Большевики считали, что ликвидация свободы на производстве подарит рабочему «высшую свободу». Что за чушь?  «Марксист» Каутский долго подбирается к ответу, интригуя читателя. Да, машина лишает труд всякого духовного содержания (надо понимать – интеллектуального и творческого), делает человека придатком к машине. И социал-демократия мало что в этом отношении собирается менять, но она уже дарит трудящимся право на отдых после работы и некоторые социально-бытовые гарантии по труду, надеясь, что в это время рабочий примется за самообразование!

     Ведь если у работника нет для этого времени, то «наука и искусство остаются для пролетариата недосягаемыми, на что он пока смотрит издалека, за обладание которой он пытается бороться, но к которой он не может даже приблизиться». Капиталистическое общество лишает трудящихся права на разностороннее образование, ибо у них после работы для этого нет ни времени, ни желания! Вся пирамида рассуждения о свободе венчается идеализированной картинкой «гармонического самообразования» афинской школы, где древнегреческие философы предавались «высшей свободе» рассуждений и у них было для этого необходимое время, которым обеспечивали рабы римского рабовладельческого общества! Но сейчас рабов заменили машины и люди более свободны в выборе, чем заняться в свободное от необходимого труда для выживания.

     Коммунистическая идеология утверждает, что только новое социалистическое общество «откроет пролетариату все источники образования» и предоставит ему интересный досуг. Каутский доживет до 30-х годов ХХ века, когда этот проект, (в условиях краха классической буржуазно-либеральной модели), начнёт осуществляться в некоторых странах мира при условии развития социально ориентированного капитализма. Но что такое социально ориентированный капитализм, если не начальная фаза развития социализма при организованной борьбе трудящихся жить за свой добросовестный труд в человеческих условиях?

     Просветительский проект буржуазного либерализма, которому Каутский, как и другие марксисты, тоже придавали определённое значение, основывался на шаткой предпосылке – стремлении рабочего к самообразованию необходимого для повышению квалификации, а значит и для улучшения своей жизни, что сдерживалось господством буржуазии, а не только внутренними, социально-психологическими причинами.

     Но тяга рабочих к знаниям в XIX – начале ХХ вв., могла быть не стремлением к систематическому образованию, требующему умственного напряжения, а к развлечениям. На фоне информационного вакуума, в котором пребывал необразованный человек XIX века, рассказы интеллигентов о Дарвине и революции производили сенсацию. Но что будет, когда уже со школьной скамьи дети рабочих будут узнавать обо всем этом. Если право на отдых будет обеспечено уже в капиталистическом обществе, то чем заполнится отдых: самообразованием или чтением дешевых детективов и просмотром в театре глупых шоу. А ведь Каутский еще не знал, что такое телевизор…

     Мы видели, что в своем просветительском проекте социал-демократия следовала за более ранними социалистическими учениями, а те, в свою очередь – за мыслью эпохи Просвещения. Социализм претендовал на роль единственной силы, которая была способна реализовать просветительский проект, но эта задача оказалась по силам уже социальному государству, в том числе и не претендующему на «высокое звание» социалистического государства.

     Западный капитализм, пусть и под давлением коммунистических идей о более полном удовлетворении потребностей трудящихся коммуникационными благами, но всё же предоставил рабочим досуг – ограничение рабочего дня, право на отпуск, доступное образование детям рабочих. И выяснилось, что, получив досуг, трудящиеся, в основной своей массе, вовсе не собирается тратить его на самообразование и философствование. Как и буржуа, он развлекается по мере имеющихся средств. Не получились из рабочих масс афинские философы, которые могли рассуждать о высоком, добром и вечном. Самообразованием занимаются единицы, стремящиеся вырваться из состояния придатков машин и из такого положения, как «простое население» они вдруг становятся диссидентами, то есть инакомыслящими людьми отстаивающими взгляды, которые расходятся с общепринятыми в обществе и в его правительстве!


     Для того, чтобы иметь право на существование, коммунистическая идея должна иметь еще какую-то миссию, превосходящую «высшую свободу» по Каутскому и предоставление рабочим досуга. Маркс смотрел дальше Каутского, надеясь качественно изменить и структуру общества, и характер социально-экономических взаимоотношений в обществе, чтобы людям БЫЛО ВЫГОДНО ЗАНИМАТЬСЯ САМООБРАЗОВАНИЕМ! Но эта тема была лишь намечена у Маркса и выпала из поля зрения не только Каутского, но и большевиков. А без нее марксистский проект останется тоталитарным, если сохранится власть одной партии и товарное производство базовых средств для жизни!  Несмотря ни на какие надстройки в виде партийного парламентаризма, если в обществе кроме буржуазных партий нет мощной социально прогрессивной партии, а философствование возможно лишь на базе разрешённой правительством.

     И пусть Маркс мечтал о всемирной коммунистической системе, однако уже революция 1848 г. показала, что даже в Европе предпосылки падения капитализма вряд ли смогут вызреть одновременно. Не ждать же, когда до передовой германской экономики созреет и огромная феодально-буржуазная варварская Россия.


     Каутский делает из этого естественный вывод: «Из ныне существующих общественных организаций имеется только одна, обладающая необходимыми размерами, чтобы служить рамкой, в которой может развиться социалистическая ассоциация. Это – современное национальное государство». Итак, социализм будет создаваться в одной стране и это придумали не Сталин и Бухарин, к этому выводу немецкие и французские социал-демократы пришли уже во времена организации Второго Социалистического Интернационала рабочих партий.

     Таким образом, в марксизме после смерти Маркса зримо проявляется национал-социализм, сущностью которого будет стремление для своего благополучия экономически эксплуатировать людей и земли других, более слабых национальностей. Именно национал-социализм будет иметь большое значение для некоторых стран мира в первой половине ХХ века, особенно в Германии.

     Каутский даже тяготеет к автаркии, полагая, что национальное государство сможет удовлетворять свои основные потребности для развития, лишь незначительно восполняя некоторый дефицит за счет такой эксплуатации и выгодной внешней торговли. В ходе Первой мировой войны и после краха глобального рынка 1929 г. эта идея будет развиваться с переменным успехом, определив тенденцию мирового развития вплоть до сегодняшнего времени.

     Каутский не в восторге от бюрократического и милитаристского государства, но именно его он считает «единственным основанием» для социалистической ассоциации. Каутский приветствует рост вмешательства государства в социально-экономическую жизнь общества, но оговаривается, что необходимы большие изменения сущности такого вмешательства.


    Что же это за изменение? Капиталистическое государство служит капиталистам, а социалистическое должно служить всем трудящимся людям, чтобы каждый мог жить по заслугам перед обществом и его должны возглавить представители социально прогрессивной части общества!  Каутский так формулирует «основную задачу»: надо стремиться к тому, чтобы трудящийся класс завоевал политическую власть в парламентской борьбе и пользуясь этой властью превратил государство капиталистическое в государство социалистическое!  Чтобы буржуазное государство  с несправедливыми законами капиталистов с их обширной хозяйственной деятельностью по эксплуатации трудящихся, превратилось в государство социалистическое для хозяйственной деятельности всех трудящихся масс для  справедливого удовлетворения всех своих насущных потребностей собственными силами.
 
     Есть такой термин «этатизм», который используется для обозначения рыночной экономики с большим объемом государственного вмешательства, регулирования и влияния на рыночную экономику.  Этатизм (буквально — государственничество от фр. еtat - «государство») — убеждение в том, что государство должно вмешиваться в жизнь общества и контролировать его экономические и социальные аспекты, политика активного вмешательства государства во все сферы общественной и частной жизни; направление политической мысли, рассматривающее государство как высший орган для общественного развития.

     Этатисты абсолютизируют роль государства в обществе и утверждают широкое и активное государственное вмешательство в экономическую и социальную жизнь общества. При этом мотивы и основные причины такого вмешательства государства различаются в зависимости от средств и целей, которые должны быть достигнуты последователями той или иной социально-экономической идеологии.

     Этатизм социалистического государства трудящегося народа, модель которого Маркс и Энгельс в конце жизни пытались закамуфлировать в своих трудах, скрывая его коммунистическую сущность от буржуазных правительств, немецкая социал-демократия излагает с предельной откровенностью и тем сложнее было объяснить в 20-30-е годы, чем идеалы социалистического государства отличаются от капиталистической и тоталитарной советской модели.

     Но Каутский не понял модель социализма Маркса,  а результат реализуемого социализма в СССР ужаснёт немецкого «марксиста». Было очевидно, что большевистский эксперимент сопровождается страданиями рабочих и ростом их угнетающей эксплуатации как и при капитализме, когда покупаются результаты их труда без всяких социально-бытовых гарантий. Поэтому  Каутскому следовало срочно найти принципиальное отличие позиции Маркса от идей большевиков. Но  главного отличия, что большевики не признают парламентской демократии и марксистского тезиса о двойственности равенства рабочего времени с тем, чтобы относительно равное количество труда по времени, определяло и относительно равное количество базовых средств для жизни по количеству и квалификации труда, он так и не обнаружил.

    Формально большевики провозглашали советскую демократию как социалистическую, которая на деле была заменена диктатурой партии большевиков. Каутский надеялся на парламентскую демократию, не замечая, что она в России давно подменена властью партийной элиты. И большевизм в России заставил Каутского углубиться в проблему парламентского демократизма, что прежде казалось как само собой разумеющееся.

     «Демократия и социализм различаются не тем, что первая – средство, а второй – цель; обе они – средство для одной и той же цели.  Социализм как средство освобождения пролетариата от угнетения капиталом без демократического партийного парламентаризма немыслим». Критикуя большевизм, Каутский говорит об освобождении трудящихся от наёмного рабства, но мы помним, что Каутский собирается предоставить рабочим свободу только в часы досуга – как и буржуазные политики.

     Так что же является достаточной основой для развития коммунистической идеологии в обществе? Развитие справедливых социально-экономических взаимоотношений в обществе или развитие демократии? Каутский считает, что одно предполагает другое, в трудах Маркса легко опровергается это заблуждение, ибо при развитии демократии власть легко могут перехватить хитрецы партии с буржуазной идеологией!

     Обеспечив концентрацию производства, Сталин создал в России на основе тоталитарного однопартийного  государства общество с высшей степенью авторитаризма и эта система с успехом работает даже сегодня! Когда Сталину понадобится пойти на сближение с западной социал-демократией в рамках Народного фронта, он в 1936 г. даже заменил систему советов народных депутатов подобием парламентаризма,  разумеется однопартийным. А в странах «народной демократии» Сталин будет готов терпеть даже формальную многопартийность. Уж он-то прекрасно понимал, что для него парламентская «демократия», безусловно, вторична в отношении власти к народу, а власть первична! Это для хорошо организованных в свою партию трудящихся масс власть первична при партийном парламентаризме, и это в интересах трудящихся.  Как и сама власть при победе своей партии тоже станет основным преимуществом!

     Партийно-парламентская демократия, которая является практически единственным отличием модели Каутского от государственного капитализма или «советского социализма» в СССР, ибо без замены монополии капитала на монополию законов о социальных гарантиях по труду социализм никак не получится!  Скорее наоборот,  обобществление частной собственности на средства производства без обобществления производимых средств для жизни без демократического партийного парламентаризма не может быть противоядием против деспотической трансформации коммунистической идеологии, что и стало стратегией большевизма.

     Именно большевизм заставил Каутского и других лидеров немецкой социал-демократии сделать существенные уступки в пользу буржуазной идеологии при партийно-парламентской  демократии, ибо он не мог допустить, что рабочие могут участвовать в управлении непосредственно, а не только через посредство государства. Опыт опроверг гипотезу о том, что концентрация производства и «социалистическое» огосударствление автоматически породят социализм, которым все трудящиеся смогут наслаждаться в свободное от общественно необходимого труда время, ибо без социально-бытовых гарантий наслаждаться особо нечем.

     А ведь власть и богатство имущие во все века жили как при коммунизме, у них всегда в достатке и социально-бытовые блага, и коммуникационные, а это энергия, водопровод, санитарная канализация, связь, информация и транспорт! А когда в СССР это было в достатке у всех трудящихся по количеству и квалификации труда по достойным человека нормам от их общего производимого в стране количества?  НИКОГДА!!!  Тогда о каком социализме и коммунизме в СССР может идти речь?

     В 20-е годы Каутский пытается поставить свою модель с головы на ноги, сделав демократию «базисом», основой обобществления: «Обобществление должно быть планомерно подготовлено демократическим государством, в котором существует полная возможность демократического контроля и полная свобода политической самодеятельности для всех граждан; но и осуществлено должно быть обобществление на основе господства демократии и внутри предприятия, то есть на основе демократического управления предприятием, при участии рабочих с одной стороны, потребителей – с другой».  Но здесь не понятно, об обобществлении чего идёт речь? Аналогичные подходы в 1919 г. стали применять и австрийские социал-демократы во главе с О. Бауэром.

     Теперь Каутский уже не так доверяет государству, как раньше. Он пишет о создании социалистического производства: «чем меньше в это дело будут вмешиваться государственная бюрократия, чем большее участие путем свободной самодеятельности в нем будут принимать как рабочие отдельных производств, так и весь рабочий класс в целом – тем лучше для строительства социалистического общества». Это – очевидный сдвиг в сторону идей освободительного социализма, который до 1917 г. презрительно отвергался немецкими социал-демократами как анархический утопизм.

     Но, совершив философский переворот в концепции германской социал-демократии, Каутский уже не может последовательно перестроить всю модель, оставляя в ней множество противоречий. Поощряется самодеятельность, самостоятельность действий рабочих. Что делать, если самодеятельные инициативы работников будут расходиться с государственным планом? Как должен приниматься этот план – наиболее компетентными представителями интеллигенции, большинством рабочих? Как принуждать к выполнению этого плана тех рабочих, которые с ним не согласятся в силу своей самодеятельности? Кто будет основными менеджерами в таком государстве, если не государственная бюрократия?

     Это – не праздные вопросы. С ними неизбежно сталкиваются все теоретики, которые желают совместить всё лучшее из известного о социализме – самостоятельность личностей и коллективов с одной стороны – и экономический централизм, рациональный план – с другой. На решение этих проблем уйдет весь ХХ век. А ведь ответ у Маркса и Энгельса был известен ещё с Манифеста! Как его можно было не заметить???

     Но главный вопрос, на который теперь следует ясно ответить Каутскому – что такое демократия? Местная самодеятельность и самоуправление для него – уже необходимая, но не основная форма демократии. Как централист, Каутский предает основное значение центральной демократии, которая как раз и позволит рабочему классу контролировать бюрократию. Но как? Каутский по-прежнему верит в классовый партийный парламентаризм. Он считает, что создание парламента изымает законодательную власть у бюрократии. Кому же переходит эта власть? Трудящемуся народу?

     Каутский не так наивен: «Деятельность центрального, руководящего государственным организмом учреждения может контролироваться только другой центральной организацией, но не неорганизованной, бесформенной массой, какой является народ». Государственную бюрократию будет контролировать партийная бюрократия. Причем вполне очевидно, что Каутский выступает за господство в парламенте будущего именно партии рабочего класса, но всегда ли она имеет социально прогрессивную программу?  Таким образом, парламент будет выполнять волю центрального руководства партии и здесь Каутский недалеко ушел от советских «коммунистов», то есть от большевизма.

     Разбираясь в своем понимании демократии, Каутский столкнулся с проблемой, заложенной в теорию марксизма самим Марксом. Марксисты выступают одновременно и за демократию, и за диктатуру. Выяснилось, что Каутскому трудно понять своего Учителя. К сожалению, Маркс недостаточно выяснил, что он понимал под диктатурой. Буквально это слово означает уничтожение демократии, но какой демократии? Если буржуазной, то именно в этом и заключается движение к социализму, чтобы власть принадлежала сторонникам интересов трудящихся масс, а не только буржуазии.

      Диктатура буквально (во всяком случае в том смысле, как этот термин пришел из Рима) – неограниченная власть, право на произвол. Диктатура – уничтожение не демократии, а возможности народа принимать законы! Но если говорить о диктатуре сторонников социалистической законности  и государство становится системой для обеспечения такой законности, то необходимо говорить о том, какие основные социально-экономические законы должны быть в социалистическом обществе!

    А в этом случае опять необходимо вернуться к Марксу и к его двойственности равенства рабочего времени! Чтобы относительно равное для всех количество честно и справедливо нормированного труда по сложности, трудоёмкости и опасности для здоровья, определяло относительно равные нормы производимых в обществе и необходимых каждому базовых средств для жизни в виде добротного жилья, качественных продуктов питания и фактуры одежды!

     А благоустройство жилья, качество приготовления и потребления блюд питания и изготовления одежды каждый может формировать для себя и своей семьи сам по зарплате от результатов квалификации своего труда по разрядам, классам, категориям, званиям и прочим критериям определения квалификации общественно необходимой деятельности трудоспособного населения! При сохранении рынка на производимое сверх норм необходимых для социального благополучия общества.

     Дети в таком обществе должны иметь всё необходимое для своего нормального развития в силу своего несовершеннолетия и преемственности поколений, как будущее население страны и её производительные силы! Чтобы они в будущем более рационально использовали природные ресурсы, сохраняя их для будущих поколений, и развивали ресурсовозобновляемые технологии, чтобы в будущем не искать другую планету, истощив и загадив эту! Или нам уже наплевать на будущее наших внуков и правнуков и на будущее колыбели человечества? А старики должны иметь самое необходимое по нормам для достойной жизни и соответствующую труду пенсию как заслужившие благополучную старость!
 
      И никакой уравниловки, кроме равенства прав человека перед справедливой диктатурой ЗАКОНА при действенной работе служб обеспечения законности, работники которых тоже вынуждены будут действовать по закону! Если не хотят быть привлечены к ответственности за его нарушение.

      Уравнивание людей, неравных по достоинствам, по способностям, по энергии, по инициативе, по бережливости в быту и в производственных отношениях есть условие вопиющей несправедливости, является концом совершенствования людей и общества, смертью прогресса и свободы, началом морального уродства членов  общества.

      Разве нельзя так устроить, чтобы в своей богатейшей природными ресурсами стране хорошо обучить наше население, чтобы обустроить, накормить и одеть каждого для нормальной, полноценной жизни не снижая обороноспособности, оставаясь экономически независимыми от других государств?

     Что касается произвола низов, то это явление вполне понятное, теоретически оно может некоторое время совмещаться с демократией (даже диктаторы в Риме избирались). Но исторический опыт показывает, что произвол быстро обеспечивает преимущество не низам, а часто выходцам из низов, которые устанавливают достаточно авторитарный режим. Так что теоретическая конструкция диктатуры пролетариата Ленина - это невозможное состояние, (на что указывал и Бакунин). На деле речь может идти о диктатуре пришедшей к власти партии коммунистов, опирающейся на массовую поддержку трудящихся масс. Вполне очевидно, что именно в этом сущность партийно-парламентской демократии, но всё же этот режим, стремящийся следовать своей программе действий и которая избрана большинством дееспособного населения, не всегда определяет мечты и чаяния абсолютного большинства населения страны.   Но в любом случае для трудящегося народа это лучше, чем диктатура власть и богатство имущих.

     Ответить на бакунинскую критику Каутский ничего не смог, он вспоминает о ней с откровенным раздражением, называя Бакунина «представителем диктатуры и анархии в рабочем движении». Это противоестественное определение ему необходимо, во-первых, чтобы скрыть свои отличия от коммунистических идей Маркса, а, во-вторых, чтобы объявить Бакунина сторонником Ленина, который о демократии часто пишет как о диктаторском режиме.

     Ленин в своей работе «Государство и революция» подверг Каутского критике слева (о чем – ниже), и даже после уроков революции 1918 г. Каутский не понял упреков русского коллеги. Он не заметил и эволюции Маркса к партийно-парламентской демократии. Ленин заметил эту эволюцию, но не признал, что Маркс совершил уступку Прудону. Просто коммунистические идеи Маркса не оказались эталоном для Ленина, взгляды которого в 1917 г. вполне ортодоксальны, и, как мы увидим, найдут своё решение в противоречиях между политическим федерализмом и экономическим централизмом Маркса.

     Столкнувшись с практикой Парижской коммуны, Маркс нашел формы будущего политического режима в федерализме и в социально-экономическом самоуправлении, как сегодня сделано в Канаде, в Финляндии, в Швейцарии и в других социально развитых странах. Это понимание проблемы, связанное с поиском форм реальной демократии, чуждо Каутскому. Он, не мудрствуя лукаво, готов перенести в социалистическое завтра не только фабричный базис капитализма, но и его политическую надстройку в виде либеральной парламентской системы.

     «Промышленный капитализм создает своего собственного могильщика – промышленный пролетариат и современную демократию». Это дополнение к «Манифесту коммунистической партии» демонстрирует либеральное понимание демократии Каутским. Ведь под демократией он понимает то, что создаёт капиталистическое общество, то есть парламентско-президентскую республику. «Современная демократия», по Каутскому, включает «подчинение бюрократии обществу», парламент, существующий милостью народа, может существовать только при прямой демократии,  но многие ли народы могут её устроить?  Сегодня прямая демократия есть только в Швейцарии.  «Анти-демократические тенденции» парламентаризма, по мнению Каутского, не связаны с его сущностью и легко могут быть устранены после победы пролетариата.

     Российская и Германская революции в 1917-1919 гг. так напугали Каутского, что он писал: «Нашей задачей теперь становится оберегать республику, то есть существующее государство, а не опрокидывать его. В этом смысле социал-демократия перестаёт быть революционной и становится консервативной», так как «она одну из решающих частей этой программы уже осуществила».. Это сказано о Веймарской республике во главе с канцлером-голодом Брюнингом, генералом Гинденбургом, который уже через три года передаст всю власть Гитлеру. Даже такая республика, как кажется Каутскому, обеспечивает прямую дорогу к социализму: «последняя фаза борьбы за социализм наступит тогда, когда мы завоюем достаточно прочное большинство, чтобы самим образовать крепкое правительство и наложить на законодательство свою печать». Это произойдет в 1969 г., после чего консервативная функция социал-демократии в Германии возобладает окончательно и она проведёт антикапиталистические мероприятия, но только для того, чтобы обеспечить трудящемуся народу своей страны минимальные социальные гарантии для снижения социальной напряжённости.

     Ссылаясь на Энгельса, Каутский находит еще одно объяснение того, почему рецепты, предложенные им в начале ХХ века, дают такие ужасные результаты в России: «При неразвитости справедливых социально-экономический взаимоотношений в обществе, коммунистическое хозяйствование может стать основой деспотии.».

     Во всем опять виновато мелкое производство – настоящая идея фикс для Каутского: «Мелкое производство всегда порождает только волю к сохранению и приобретению частной собственности на средства производства, но не волю к развитию социализма.  Эта воля возникает у трудящихся тогда, когда есть пример улучшения условий жизни всех трудящихся по результатам их труда! Когда крупное производство не только достигло очень высокого развития, но такого развития достигла и борьба трудящихся за свои права жить в человеческих условиях!»

     Это было сказано тогда, когда компартия России развернула коллективизацию, войну на уничтожение мелких хозяйств, но Каутский даже не заметил, как в этом вопросе стал сталинистом.

     Впрочем, вскоре и Гитлер «предъявит» Каутскому доказательства того, что основой деспотизма может стать огосударствление вполне развитого высококонцентрированного германского хозяйства. История зримо опровергла попытки искать истоки деспотизма индустриальных обществ в «мелкобуржуазности». У индустриального общества гораздо больше механизмов подавления личности, чем это происходит в стране с преобладанием мелкого хозяйства.

     Каутский обуславливает готовность страны к социализму зрелостью ее пролетариата. Что же это такое?  Каутский пишет: «Зрелость пролетариата выражается в его классовом самосознании, достигшем высшей степени своего развития, в понимании полной ясности всей политики пролетариата  в интересах всего народа страны, а не только своих личных корыстных интересов.»  Сказано хорошо, но вот ясности мало.

     Итак, зрелым может считаться пролетарий, который постиг «ясную» марксистскую теорию и действует в соответствии с ней в интересах «целого». Но вот «ясности» как раз и не хватает – ни в том, как будет организовано будущее общество, за которое идет борьба, ни о тех преимуществах, которые получит работник от перехода к этому обществу, ни о том, какие могут быть «интересы целого» и чем они отличаются от «интересов каждого».

     Более определенно понимание зрелости пролетариата даже у «утописта» П.А. Кропоткина, который видел ее в альтруизме, безвозмездной взаимопомощи людей, готовностью их действовать на благо неведомых им людей. Мы увидим, что модель коммунизма анархиста Кропоткина страдает своими системными недостатками, но во всяком случае она более определённа и менее тоталитарна, чем проект германской социал-демократии начала ХХ века.

     Кропоткин считает, что одним из условий готовности работников к революции является способность к самоуправлению. Эта обычная для народников мысль вроде бы противостоит модели Каутского, где индустриальная машина не оставляет работнику никакой свободы на производстве. Какое может быть самоуправление, автономия в принятии решений, если все действия работника определяются производственным заданием, исходящим от системы управления производством необходимого для развития всего общества?  Причём и эта система тоже связана с другими производственными системами общества для согласованности работы всей социально-экономической системы общества! Именно поэтому все члены общества с детства должны получать необходимые общие знания о системе общества, чтобы в процессе своего развития каждый мог получить необходимые знания для продолжения дела по удовлетворению потребностей как общества, так и каждого члена общественного организма своей страны.

     Но Каутский, словно не понимая всей этой системы и забывая своё понимание свободы работника, делает новый шаг навстречу народничеству и возлагает надежды на самоуправление всей общественной системы.  «Только там, где пролетариат прошёл основательную школу самоуправления в товарищеских, профессиональных, городских учреждениях, где он принимал участие в государственном законодательстве и правительственном контроле, и где, наконец, многочисленная интеллигенция готова отдать свои силы на службу социалистического производства, только там социалистическое производство может тотчас же, без нарушения производственного процесса, заменить капиталистическую систему на социалистическую повсюду, где при создавшихся условиях капиталистическое производство стало уже тормозить развитие общества».

     Таким образом встаёт вопрос о предпосылках к революционным социально-экономическим изменениям и о преемственности между капитализмом и социализмом.

     А можно ли ускорить процесс вызревания этих предпосылок, пропагандируя идеи Маркса и Энгельса? Или просто ждать, пока предпосылки сами будут вызревать в умах трудящихся? Но тогда социал-демократии не остаётся ничего, кроме ожидания благоприятных условий, развиваясь лишь теоретически.  А ведь этого вызревания не произошло даже при советской власти в России, а почему, догадываетесь???