Были ли Ленин, Каутский и прочие марксистами

     Да, Каутский не просто социал-либерал, но он и не бернштейнианец.  Допустимость партийно-парламентарной демократии для него есть возможность ликвидации частной собственности и создание принципиально нового нерыночного общества. И в этом отношении «ренегат» Каутский не отличается от «ортодокса» Ленина. Каутский писал: «Социалистическое же производство нуждается не столько в национализации торговли, сколько в ее замене организацией товарооборота между коллективами потребителей». Чем не «Очередные задачи советской власти» Ленина?

     Каутский допускает отказ социал-демократии от социалистической перспективы только в виде ораторского приема, подчеркивая приоритет цели «освобождения пролетариата от угнетения капиталом буржуазии».   «Социалистический способ производства мы выставляем как цель, что при данных технических и экономических условиях он представляется единственным средством достижения нашей цели. Но если бы нам доказали, что мы ошибаемся, что освобождение пролетариата и всего человечества целесообразней достигнуть только на основе частной собственности на средства производства, как полагал еще Прудон, тогда мы должны были бы выбросить социализм за борт, ни в малейшей степени не предавая нашу конечную цель, мы должны были бы это сделать как раз в интересах нашей цели».

      Каутский судил о Прудоне по кривому зеркалу «Нищеты философии» Маркса, и потому перепутал его постулаты с бернштейнианскими. Позднее социал-демократия вновь подберёт покинутый социализм, в то время как Прудон как раз не собирался этого делать. Но превращение социал-демократов из социалистов в либералов, а потом обратно в социалисты, что и произошло в конце ХХ века, не принесло «освобождения пролетариата», но положение рабочих в системе социальной иерархии изменилось кардинально!

     Посудите сами. Несмотря на все уроки российской революции, когда Каутский остался верен своим убеждениям, господствующая тенденция истории первой трети ХХ века действительно вела к огосударствлению индустриального хозяйства. Перед общественными деятелями и мыслителями стоял выбор: способствовать этой тенденции или стремиться к ее смягчению. Каутский был одним из ведущих проповедников господствующей тенденции, и благодаря ему немецкая социал-демократия прививала идею не государства-общины, а государства-фабрики как рабочим, так и немецкому обществу в целом.

     Когда создатель германского государства-фабрики Гитлер стряхнул с Германии прах Веймарской республики, немецкие трудящиеся, воспитанные социал-демократами, отнеслись к этому с неожиданным для левых равнодушием. Но равнодушие это было закономерным, ибо рабочим уже полвека говорили о преимуществах государства-фабрики, а о демократии государства-общины говорили невнятно и очень похоже на речи буржуазных идеологов.

      После Второй мировой войны социал-демократия, в ужасе отшатнувшись от модели государства-фабрики, но не восприняла и концепции освободительного социализма, к которым относилась с самодовольным презрением. Социал-демократия стала ориентироваться на скандинавские стандарты социального государства, предусматривающие сохранение частной собственности на основные средства производства и другие институты капитализма, но с некоторыми социально-бытовыми гарантиями для трудящихся по их отношению к труду, а не только по капиталу. В политической области уже со времен Каутского социал-демократы стояли на либеральных позициях. Таким образом, социал-демократия как течение социалистической мысли, не прекратила своё существование в большинстве стран Западной Европы уже в середине ХХ века.

     Интересное развитие идей К. Каутского предложил экономист Карл Баллод (1864 – 1931), который под псевдонимом Атлантикус выпустил в 1898 г. книгу «Государство будущего». В ней он провел конкретные подсчеты, которые, с его точки зрения, доказывали, что в Германии есть всё необходимое для социализма. Таким образом, получалась конкретная модель «социализма в одной стране». Читая этот прогноз, продиктованный наилучшими намерениями автора, иногда останавливаешься в изумлении – насколько это напоминает СССР (а также, хоть и в меньшей степени – нацистскую Германию. Все-таки Баллод был немцем, и дух германского орднунга не мог не отразиться в его сочинении).

     Можно, конечно, возразить, что К. Каутский и другие идеологи Второго интернационала не несут ответственности за вычисления профессора К. Баллода. Но, с другой стороны, только Атлантикус взял на себя бремя конкретного обоснования модели социал-демократического социализма. В 1898 г. он ни в чем не возразил Каутскому. Успехи и неудачи Баллода – это успехи и неудачи проекта германской социал-демократии, да и всего господствующего направления Второго Интернационала. Это – наиболее последовательная и конкретная попытка соединения социал-демократической идеологии того времени с коммунистической идеологией Маркса.  Если модель Баллода не годится, то ничего более конкретного в обоснование конструктивной модели социал-демократии в то время все равно сделано не было.

     К. Баллод исходит из того, что «совершенно нет необходимости, чтобы весь земной шар одновременно перешел к социализму». Эту мысль мы видели и у Каутского. Из этого следует, что социализм можно строить первоначально в рамках одной страны, чтобы свести внешний обмен к минимуму и все экономические процессы были подвержены планированию из единого центра.

     Как социал-демократ, Баллод является противником какого-либо колониального угнетения, но как экономист он выступает за сохранение сложившихся хозяйственных связей. Тем более, что при социализме они ведь уже не будут основаны на угнетении. Впрочем, даже если Германия потеряет колонии, проект Баллода не рухнет – в варианте своей работы, написанном в 1919 г., он включает в свои расчеты практически только ресурсы собственно Германии.

     Но ещё принципиально важно, что социал-демократами понимается под демократией. Если всеобщее избирательное право, централизованное государство, в котором демократию олицетворяет прежде всего полномочный парламент и «всенародно избранный» президент, то ни о каком уничтожении классового господства говорить не приходится. Напротив, правящая элита получает прекрасную структуру для защиты своих привилегий.

     Если понимать демократию как законодательную власть народа, который избрал нужную ему программу действий какой-либо партии, то в государстве должна быть структура для обеспечения законности по исполнению законодательной воли народа.  В этом случае приходится признать, что партийно-парламентарная система – это еще одна форма власти победившей на выборах конкретной части народа со своей конкретной идеологией и программой действий.  А это значит, что при партийном парламентаризме трудящийся народ должен определиться в своих социально-экономических предпочтениях, а лидеры партий должны правильно сформировать свои структуры по пропаганде и агитации за свои программы действий в будущем обществе!

      А значит для того, чтобы демократия отождествлялась с властью народа, а не профессиональных управленцев и политиков, то необходимо вернуться к идеям демократии федерализма и реального самоуправления при помощи правящей партии избранной абсолютным большинством трудящегося населения, при чётко поставленных целях в её программных документах.

      Реализуя волю этого абсолютного большинства трудящегося населения, при чётко поставленных марксистских целях в программных документах партии, которые становятся законом, трудящееся население на законном основании получает необходимое для своей счастливой жизни по достойным человека нормам от общего количества производимых средств для жизни!

     А рынок сохраняется только на производимое сверх норм необходимых для социального благополучия общества, которые по воле народа постоянно корректируются при изменениях в развитии общественной экономики.

     Таким образом реализуется марксистский тезис о двойственности равенства для всех рабочего времени, в котором Маркс обосновал необходимость относительно равного по времени рабочего времени как относительно равного для всех количества честно и справедливо нормированного общественно необходимого труда по сложности, трудоёмкости и опасности для здоровья, применить для формирования относительно равных норм производимых в обществе и необходимых каждому таких базовых средств для жизни от их общего производимого в стране количества, как добротное жильё, качественные продукты питания и фактура для одежды!

       А благоустройство жилья, качество приготовления и потребления блюд питания и изготовления одежды чтобы каждый мог формировать для себя и своей семьи сам по зарплате от результатов квалификации своего честно и справедливо нормированного труда на рабочем месте в экономике страны по разрядам, классам, категориям  и по другим критериям определения результатов квалификации труда!

       При сохранении рынка на производимое сверх норм необходимых для социального благополучия общества.
     Дети в таком обществе должны иметь всё необходимое для своего нормального развития в силу своего несовершеннолетия и преемственности поколений, как будущее население страны и её производительные силы! Чтобы они в будущем более рационально использовали природные ресурсы, сохраняя их для будущих поколений, и развивали ресурсовозобновляемые технологии, чтобы в будущем не искать другую планету, разбазарив, истощив и загадив эту!

     Или нам уже наплевать на будущее наших внуков и правнуков и на будущее колыбели человечества? Старики должны иметь самое необходимое по нормам для достойной жизни и соответствующую труду пенсию как заслужившие благополучную старость, а больные всё необходимое для выздоровления по нормам для нетрудоспособных!

      А о какой же экономике мечтал социал-демократ Эдуард Бернштейн (1850 — 1932), когда заставил марксистов вернуться к рассмотрению явлений и принципов, которые Маркс отверг у Прудона? Но Бернштейн уже принципиально смешивает при социализме социальную защиту и экономическое регулирование. Социализм у него развивается из существующего общества. Он рассуждает так, что в разных, вполне капиталистических структурах, может быть либо больше социализма, либо меньше.  А когда его будет очень много, то это и будет настоящий социализм!  В принципе, с этим можно согласиться…

     «Обществу достаточно воспользоваться принадлежащим ему правом контроля над экономической жизнью. В хорошем фабричном законе может содержаться больше социализма, чем при национализации целого ряда фабрик.  Я открыто заявляю, что нахожу чрезвычайно мало смысла и интереса в том, что обычно называют «конечной целью социализма». Эта цель, как бы она ни была хороша, для меня – ничто, движение – это все» - заявляет Бернштейн.

     Такова знаменитая формула отрицания почти любой конечной цели. Философски (но не политически) Бернштейн мог опереться на фразу Энгельса, сказанную в 1893 г.: «У нас нет конечной цели. Мы сторонники постоянного непрерывного развития, и мы не намерены диктовать человечеству какие-то окончательные законы для развития общества».  Аналогичные мысли в философском преломлении можно найти и в такой работе Энгельса, как «Людвиг Фейербах и конец немецкой классической философии», где он говорит об отсутствии возможности завершения истории даже в самом совершенном обществе.

     Из этого сходства академик Т.И. Ойзерман делает вывод: «Можно, следовательно, сказать, что обличаемая Лениным формула Бернштейна в принципе не отличается от высказываний Энгельса, если, конечно, отвлечься от ее парадоксально-философского словесного выражения». Философ Т.И. Ойзерман мог бы и заметить, что не так страшно, когда пытаются строить социализм с помощью якобинских методов и то, что у Бернштейна речь идет не о «конечной цели истории», а о «конечной цели социализма».

     Но разница существенная: социалистическое общество – это лишь грядущая стадия на пути истории развития человечества. Отрицание этой стадии (цели социализма) предвосхищает высказанную уже в 1989 году идею Ф. Фукуямы о «конце истории», то есть о невозможности создать что-то более «высокое», чем либеральная или социал-либеральная система. То, что отрицал Энгельс, логично вытекает из того, что утверждал Бернштейн и его нынешние апологеты.

     Понятно, когда различие между позициями Энгельса и Бернштейна не замечает бывший марксистско-ленинский философ. Куда печальнее, когда с ним солидаризируется серьезный историк Е.Г. Плимак. Отталкиваясь от позиции Ойзермана, он развивает наступление бернштейнианцев против Ленина, обличавшего ревизионистов за эту крылатую фразу о цели и движении. Е.Г. Плимак возмущен кощунственностью Ленина, посягнувшего на теорию, «которая обобщила тенденции десятилетий», среди которых историк называет «эволюцию к всеобщему избирательному праву, что позволяет без бланкистских революций навязывать буржуазному обществу социальные реформы, отрицание идеи диктатуры пролетариата и  сокращение рабочего времени.» Но пафос восхваления Бернштейна здесь явно превышает заслуги отца ревизионизма.

     Всеобщее избирательное право было известно и во времена Первого Интернационала, что показало свои плюсы и минусы, свою ограниченность и связанные с ним возможности. Ничего нового об этом инструменте по сравнению с Бланом и Лассалем Бернштейн миру не сообщил. Отрицание диктатуры пролетариата – это не «тенденция», а вопрос принадлежности к марксизму. Можно разделять эту идею и быть марксистом, или не разделять ее и быть кем-то еще – хоть либералом, хоть народником, хоть анархистом.

    А что же сами Маркс и Энгельс писали о партийном парламентаризме?

     В «Манифесте Коммунистической партии» молодые Маркс и Энгельс рассматривали насильственную, при помощи вооружённого восстания организованного рабочего класса, антикапиталистическую революцию как завершающую стадию классовой борьбы между пролетариатом и буржуазией. Но после поражения революционных выступлений во Франции 1848-49 годов они преодолели свои ранние иллюзии относительно близости антикапиталистической революции, что позволило им более трезво оценить повседневную борьбу непосредственно занимающихся трудом по производству материальных благ трудящихся за свои права иметь хотя бы необходимые социальные блага в рамках буржуазного общества. На основании этого опыта они стали говорить о возможности мирных социальных преобразований в пользу трудящихся, учитывая партийный парламентаризм и расширение избирательного права в европейских странах во второй половине XIX века.

     Так, во введении к переизданию работы Маркса «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.» Энгельс писал, что в процессе парламентской борьбы «рабочие стали оспаривать у буржуазии каждую выборную должность, если при замещении её в голосовании участвовало достаточное количество рабочих голосов. И вышло так, что буржуазия и правительство стали гораздо больше бояться легальной деятельности хорошо организованной рабочей партии, чем нелегальной, когда успехи трудящихся на выборах были явственнее, чем успехи вооружённого восстания рабочего класса,» (Википедия)

     Вот вам и весь ленинский и КПССовский марксизм с его вооружённой диктатурой пролетариата при государственном капитализме, якобы "направленным на благо всего народа", да ещё при однопартийной системе и с ликвидированной частной собственность при расцвете коррупции партийно-хозяйственной номенклатуры.

     А любой капитализм это прежде всего МОНОПОЛИЯ КАПИТАЛА и ТОВАРНОЕ ПРОИЗВОДСТВО РАДИ ПРИБЫЛИ, а не для удовлетворения насущных потребностей населения страны!

     А какая может быть справедливость при монополии капитала? Поэтому Маркс однозначно выступал против монополии капитала и товарного производства за монополию закона о социальных гарантиях прежде всего в социально-бытовой сфере (КАПИТАЛ, Т.1, стр.88-89) при победе в парламенте партии трудящихся с такой экономической программой! А рынок можно сохранить только на производимое сверх норм необходимых для социального благополучия общества!

     А став правящей партией сделать этот закон монопольным!

     По просьбе трудящихся...)))

     Но откуда в России сегодня взяться таким трудящимся и партии с такими целями?

     Как говорил Ф. Энгельс, принцип социальной справедливости заключается в том, что ни у кого не должно быть никаких преимуществ перед другими людьми общества, кроме как по справедливости, то есть по труду на благо этого общества! А равенство прав каждого должно быть только перед справедливостью закона, ибо без справедливых законов не может быть и справедливых социальных прав, а если закон несправедлив, то бороться за становление справедливых законов и добиваться их исполнения и пусть побеждает мудрость добра и справедливости, ибо ум без добра это подлая хитрость…

     А про отмену частной собственности на средства производства при превращении её в общественную или государственную Маркс однозначно писал, что это не делает производимые средства для жизни достоянием каждого по количеству и квалификации затраченного труда. При изменении собственности средств производства без упразднения товарного производства меняется только характер собственности средств производства, а способ распределения сохраняется прежний, через рынок!

     Поэтому обобществлять нужно не средства производства, а средства для жизни по количеству и квалификации труда и никто, кроме Маркса, не догадался как это можно сделать без полной ликвидации рыночной экономики. А деньги при распределении средств для жизни при монополии рынка всегда определяли и всегда будут определять частный характер присвоения средств для жизни без всякой меры теми, у кого достаточно денег для такого присвоения в ущерб тем, у кого зарплаты на необходимое не хватает, а трудились на благо общества не меньше. Поэтому говорить о равноправии и социальной справедливости для всех при монополии рынка без социально справедливых законов всё равно, что говорить о свободе для всех при рабстве!

     Так что без социальных предложений Маркса, без объединения трудящихся и без партийного парламентаризма социально развитые страны не смогли бы социально развиваться и те, кто это не понимает, означает только их слабоумие…

     Не зря же там до сих пор Марксу памятники ставят...

     Для научной разработки коммунистической идеологии более важно, насколько точно обобщены Бернштейном тенденции «последних десятилетий» (то есть конца XIX – начала XX веков), актуальные и для современной нам эпохи глобализации. Увы, Е.Г. Плимак вслед за Э. Бернштейном, П. Струве и Т. Ойзерманом (но не Марксом и Энгельсом) обобщает эти тенденции весьма нелогично, увязывая социальные реформы и всеобщее избирательное право.

     Во-первых, за несколько десятилетий до введения всеобщего избирательного права в Великобритании был принят закон о десятичасовом рабочем дне, на который ссылался Маркс в 1864 г. как на пример осуществления легальным путем принципов политэкономии пролетариата (о чем напомнил Е. Плимак).

     Маркс при этом, разумеется, не писал, что Британия стала полу-социалистической страной, он просто указал, что закон выгоден пролетариату. Социальное законодательство в России стало вводиться с 1896 г. – без парламентаризма, но зато после мощных стачек рабочих в столице.

     Во-вторых, те социальные реформы, которые проводились в Европе до 30-х гг. гг. ХХ века, не зависят от наличия или отсутствия всеобщего избирательного права. Системное социальное законодательство, позволяющее говорить о качественных преобразованиях в западных обществах, стало осуществляться в условиях Великой депрессии – через несколько десятилетий после формального введения всеобщего избирательного права для мужчин. При этом что-то похожее на социальное государство возникло не только в США, но также и в гитлеровской Германии, далекой от демократических идеалов. Это стало результатом кризиса капиталистической системы и давления примера СССР по улучшению жизни трудящихся.

     Что касается уменьшения рабочего дня при капитализме, то здесь все отнюдь не однозначно. Автор первой книги об империализме Д. Гобсон, напротив, критиковал британское общество за царящее в нем недопотребление (предвосхищая концепцию Кейнса). Ограничение рабочего дня сочеталось с большей интенсивностью труда,  но в то же время с введением стимулирования труда на основе полученных результатов, то есть с тэйлоризмом.

     Тейлоризм (англ. Taylorism) — одна из теорий управления или научная организация труда для анализа и обобщения производственных процессов. Её основной целью было повышение экономической эффективности, особенно производительности труда. Использование данного подхода было одной из первых попыток применить науку для конструирования процессов управления. Основоположник теории — Фредерик Уинслоу Тейлор (1856—1915).

     Поэтому даже при сохранении капиталистической организации производства возможно более справедливое вознаграждение. В этом – формула этатизированного индустриального общества, на основе которого может существовать социальное государство. Капитализм в таком обществе частично сохраняется при сокращении товарного производства базовых средств для жизни, которые производятся для удовлетворения потребностей населения и распределяются среди трудящихся по достойным человека нормам от общего количества этих производимых в обществе средств для жизни по количеству и квалификации труда с последующей оплатой. Фактически жизнь трудящихся в кредитном рабстве известна давно, но даже это без организованной борьбы трудящихся масс за право жить в человеческих условиях, из-за жажды наживы капиталисты и правительство ничего делать не будут.

     В идее воздействия потребностей населения на производство ради удовлетворения базовых потребностей населения можно видеть явные элементы теории Дж. Кейнса об «эффективном спросе»…».  Хотя, конечно, Кейнс не опирался непосредственно на своих предшественников Прудона, Лассаля и Бернштейна, но развитие событий в ХХ в. подтвердило правоту их взгляда на необходимость равноправного распределения базовых средств для жизни в экономике социализма.

     Пытаясь развивать идеи Маркса, Бернштейн переступает грань отделяющую социалиста от буржуазного либерала и становится апологетом акционерной собственности. «Собственность есть собственность, движимая или нет. Акция – не только капитал, она – капитал в его самой законной, т.е. возвышенной форме. Она – свободное от грубого соприкосновения с низкой стороной промышленной деятельности, свидетельство на участие в деятельности получения прибавочного продукта национального или мирового хозяйства. Она, если угодно, динамичнее капитала». 

      Но при социализме все эти рассуждения об акциях и прочих атрибутах капитализма должны быть более частными, касаться только зарплаты по результатам квалификации труда в экономике общества и быть за пределами законных и достойных человека социально-бытовых гарантий для трудящихся! А правительство социалистического государства должно состоять только из числа идейных и грамотных в социально-экономическом плане сторонников коммунистической идеологии!

     Но вернёмся к Бернштейну, который кардинально расходится здесь с Прудоном, возводя в абсолют причастность к собственности, уже совершенно оторванной в акциях от владения и распоряжения. Товарищи по партии раскритиковали Бернштейна за наивное увлечение акционированием. К. Каутский возражал Бернштейну, что акции – «лучшее средство для улавливания и обирания простодушных людей» и роста паразитизма. Этим Каутский косвенно признал вторичность капитала в отношении к фактору власти управленцев. Капитал у многих, а власть – у единиц.

    Резкость формулировок Бернштейна вызывала возмущение его товарищей по партии. А. Бебель писал Бернштейну, ссылаясь на Каутского: «Карл был вполне прав, когда сказал в Штутгарте, что если справедливы содержащиеся в твоем заявлении новые взгляды, то мы должны перестать быть социал-демократами» и хорошо, что в результате к концу ХХ века в мире ещё сохранились социал-демократы в руководстве некоторых социал-демократических партий.

     Несмотря на первоначальное неприятие бернштейновской «ревизии», в дальнейшем социал-демократия Западной Европы неуклонно сдвигалась в этом направлении. Причину этого нельзя найти только в стабилизации социальных государств со смешанной экономикой. Эта тенденция пережила и ряд мировых социальных потрясений. Корень эволюции социал-демократии лежит в теории марксизма – в излишней абстрактности его конструктивного идеала, в «антиутопизме», отказе от разработки конкретной программы социализма и коммунизма как стадий развития коммунистической идеологии в разных обществах с партийно-парламентарной демократией. Не случайно, антагонистами бернштейнианства в марксистской среде стали коммунисты и социал-демократы, принявшиеся развивать у себя социально прогрессивное общество со смешанной экономикой при имеющихся необходимых предпосылках. В том числе недовольство трудящихся масс монополией капитала при анархии рынка и власти денег.
 
     Современный социал-либерал Б.С. Орлов считает: «Более жизненной оказалась стратегия, предложенная Бернштейном – добиваться улучшения положения трудящихся в рамках существующего общественного строя». Хотя эта стратегия предложена не Бернштейном, и даже не социалистами, а буржуазными филантропами. Бернштейн «открыл» иное – путь капитуляции ортодоксального марксизма перед этой идеей.

     К концу ХХ в. бернштейнианство приобрело множество сторонников не только из числа социал-демократов, но и либералов, и, как мы видели, даже бывшей марксистско-ленинской интеллигенции. Тенденции глобализации дают им для этого немало оснований. Но у них короткая память. Опыт ХХ века оставляет мало надежд на перманентную эволюцию. Периоды эволюции перемежаются с социальными революционными изменениями и глобальный порядок не раз разрушался под ударами порожденных им сил объединяющихся трудящихся масс для улучшения своего социального положения.

     Интеграция социал-демократии в социал-либерализм имела немало преимуществ во второй половине ХХ века. Но неспособность социал-демократии вернуться на левые позиции в условиях некоторого кризиса социального государства из-за сокращения некоторых гарантий обуржуазившимися представителями некоторых правительств социальных государств показывает, что «ревизия» оказалась смертельной прививкой буржуазного либерализма к социал-демократии.

      Споры о наследии Бернштейна вряд ли скоро утихнут. На первый взгляд, принятие бернштейнианства ведущими социал-демократическими партиями – это свидетельство исторической правоты ревизионизма, поэтому Бернштейн предложил наиболее эффективный путь к социализму. Но здесь кроется интеллектуальный фокус, который легко разоблачается – настоящего социализма в Европе по-прежнему нет. Бернштейн предложил путь, который привел не туда, куда было обещано. Это был один из путей к социальному государству. К тому же результату – социальному государству – привели и пути, далекие от марксизма, включая либеральные идеи американских республиканцев и фашистская идеология в некоторых странах.

     Наиболее резко против Бернштейна выступили левые социал-демократы, склонные искать ответы на неясности марксизма у Маркса времен революций 1848 и 1871 гг.

     Формулируя разногласия, Роза Люксембург (1871-1919) писала о том, что Бернштейн стремится к переходу части рабочего класса в разряд средних слоев (а это, заметим, прудонизм) и рассчитывает на «внедрение социализма путем постепенного расширения общественного контроля и поэтапного распространения кооперации, а не путем использования социального и политического кризиса». А это, с точки зрения ортодоксального марксизма – утопия. Буржуазия не пропустит пролетариат к власти, да и пролетариат не будет настроен революционно, если социальная политика капиталистического режима будет успешной. Р. Люксембург не придерживается принципа «чем хуже – тем лучше», она просто отрицает, что буржуазные правительства будут решать социальные проблемы без объединения трудящихся в свои партии для борьбы за свои права.

     Социализм уже становится необходим, поскольку капитализм не способен решить стоящие перед человечеством социальные проблемы. Если так, то капитализм обязательно приведёт либо к кризису, либо к катастрофе войны и неважно какой. Переход к социализму ведёт только через понимание народом необходимости движения прежней системы монополии капитала к монополии законов о социальных гарантиях по труду, а не по капиталу! И прежде всего через понимание необходимости объединения сторонников новой монополии в свои парламентские политические партии при выработке общей программы действий и развития такой монополии.
 
     В своей работе «Социальная реформа или революция?» Люксембург утверждала, что социализм не может существовать как распределительная надстройка над существующим способом производства. Противники Бернштейна не додумывали эту мысль до логического конца. Они отождествляли преодоление современной им бедности рабочего класса именно через социализм! Практика социал-либералов в ХХ веке показала, что «распределительная надстройка» способна обеспечить рабочему социальные гарантии на уровне, который, как были уверены социал-демократы, включая Каутского, может обеспечить только социализм.

     Но могло ли это решить более глубокие проблемы господства капитала и угнетения им настоящих человеческих свойств, которые Маркс описывал в своих трудах. Эти проблемы могут быть решены только по мере преодоления капитализма социализмом, то есть на уровне системообразующих структур общества, по отношению к которым даже частная собственность на средства производства не будет иметь такого негативного влияния, как частная собственность капиталистов на производимые средства потребления.

     Социализм не может быть управленческой надстройкой над той же индустриальной организацией, которая обеспечивается капиталистической экономикой. Чтобы преодолеть капитализм, нужно преодолеть стремление капиталистов сохранить частную собственность на производимые средства потребления, но кроме как через новые законы это сделать не получится!  А внедрять новые законы может только власть сторонников новой социально-экономической политики! А прийти к власти они могут только в парламентской борьбе при поддержке их программы развития трудящимся народом страны!   Именно поэтому участие в буржуазном государстве, противостоящем рабочему классу и выражающем интересы его классового врага, Роза Люксембург считала недопустимым.

     Теоретический ревизионизм поставил и конкретный политический вопрос о степени допустимой интеграции социал-демократии в современную политическую систему. Марксизм всё же сделал выбор в пользу участия в выборах. Но он не был готов брать на себя ответственность за проведение незаконных мероприятий, а простое участие в исполнительной власти без явной победы сторонников новой экономической политики марксистов почти бессмысленно. Об этом предостерегал еще Энгельс.

     Марксистская социал-демократия претендовала на власть, но на абсолютную власть, которая позволит воплощать в жизнь  марксистский проект развития социализма и определённые подвижки в этом направление уже имеются!

     Несколько иначе к современному государству относилось лассальянство, которое расценивало государственную бюрократию как возможного союзника против капитала. Стратегия Бернштейна прямо предполагала осуществление социальных реформ сверху. Как же это делать без участия в правительстве? Вопрос, поставленный теоретически, быстро перешел в практическую плоскость.

     Решающий шаг в этом направлении сделали социал-демократы – не марксисты – недавно перешедшие к социал-демократам либералы. Они пришли к бернштейновским взглядам не слева (как Бернштейн и позднее Каутский), а справа. Им и карты в руки – 22 июня 1899 г. правый социалист из фракции Жореса А. Мильеран вступил в буржуазное (либеральное) правительство Пьера Вальдека-Руссо (1846 – 1904) . Драматизма ситуации добавляло то, что в тот же кабинет вошел подавитель Парижском Коммуны генерал Галифе.

     Таким образом один принципиальный вопрос – можно ли социалисту входить в коалиционное правительство, дополнялся и даже заслонялся другим – можно ли входить в правительство вместе с реакционными деятелями. Этическая недопустимость второго оставляла лазейку для допустимости первого при более благоприятных условиях. Мильеран достоин критики за то, что сел рядом с Галифе. Но может быть можно сесть и в министерское кресло рядом с будущим Робеспьером?

     Жорес, хотя и без восторга, поддержал решение Мильерана, гедисты и бланкисты восприняли его как предательство. До 1899 г. Жорес был уверен, что «социализм не может согласиться на частицу власти: надо, чтобы он получил всю власть целиком». Но это – для проведения социалистических преобразований. А правительство Вальдека-Руссо создавалось для спасения республики (в разгаре было дело Дрейфуса, расколовшее Францию по вопросу, далекому от социализма). Могут ли социалисты входить в правительство ради задач, которые не имеют отношения к социализму? Имеют ли они право на нецелевое расходование авторитета социалистического движения? В 1899 г. большинство социалистов отнесутся к инициативе Мильерана отрицательно. В 1914-1917 гг. они в большинстве своем ответят на этот вопрос положительно.

     После бурный споров в 1900 г. Конгресс Интернационала принял резолюцию по проекту Каутского: «Вступление отдельного социалиста в буржуазное министерство не может считаться нормальным началом завоевания политической власти и должно быть рассматриваемо как временный и исключительный прием в борьбе с трудными обстоятельствами». И этот опасный опыт приемлем лишь тогда, когда его одобряет большинство партии и министр остается уполномоченным партии.

     Меры по решению социальных проблем рабочих принимались и в бисмарковской Германии, и даже в царской России. Для этого был вовсе не нужен социалист в правительстве. Он был нужен для другого: либеральное государство нуждалось в прививке социалистического движения, чтобы стать более устойчивым. Опираясь на часть социалистов, оно могло противостоять другой их части. И вот, повернувшись лицом к «рабочему вопросу», либеральное государство стало шаг за шагом лишать коммунистическую идеологию той армии из числа трудящихся масс, на которую рассчитывал Маркс.

     И действительно, в современных социально развитых странах, где большинство трудящихся живёт вполне благополучно, это большинство уже считает, что плохо у них живут лишь лентяи и им помогать не нужно!

     В той же Швеции, или в Финляндии социальных гарантий поубавилось, по просьбе большинства избирателей, а значит и жизнь у некоторых не очень успешных людей ухудшилась, хотя трудиться они хуже не стали, да и не поглупели! Но условия труда и жизни многих людей стали намного хуже.

     Вот вам и ВОЛЯ БОЛЬШИНСТВА НАРОДА И ИНТЕРЕСЫ ЭТОГО ЗАЖРАВШЕГОСЯ БОЛЬШИНСТВА...

     А значит дело не столько в воле людей большинства избирателей, сколько в стремлении их к гуманности и мудрости, к милосердию и взаимовыручке.

     Если законы общества с правом на труд перестали гарантировать трудящимся право иметь достойные человека нормы необходимых социально-бытовых благ по количеству и квалификации их общественно необходимого труда, значит жди в таком обществе хорошо организованных выступлений общественных организаций, различных партий трудящихся, или стихийных социальных беспорядков!

     Но российские трудящиеся, в силу большой социальной разобщённости и различий в условиях жизни населения, из-за стихийности рынка и своей жажды наживы даже по схожей профессии и квалификации, уже и не пытаются объединяться в свою партию для борьбы с социальной несправедливостью.

     Или может быть вы назовёте высокоразвитую страну социального благополучия, где с правом на труд все честно и добросовестно трудящиеся имеют право жить достойно труда, но где у власти нет победившей в парламентской борьбе правящей партии с социально прогрессивной программой развития?