Шестнадцатое августа

ШЕСТНАДЦАТОЕ АВГУСТА



РАССКАЗ

Все события и персонажи вымышлены, любые совпадения случайны.


I. ЗНОЙНЫЙ ЧЕТВЕРГ

           Четверг выдался жарким. В кабинете политпросвещения стояла невозможная духота.
           – Да откроет ли кто-нибудь окна? – взмолилась Татьяна Васильевна Иваненко.
           Её с утра одолевала аллергия на всяческую пыль, нос покраснел, его «заложило», и голос женщины звучал словно бы сквозь плотную ткань. Татьяна Васильевна работала участковой горной нормировщицей, и только что выехала из шахты. Мокрые волосы после бани ещё не просохли, и только это немного смягчало её мучения. Вдобавок пыль подземных выработок привела организм женщины в полуобморочное состояние. До перехода на пенсию оставались ещё полгода, Татьяна Васильевна ужасно страдала в её ожидании, что сказалось и на характере: он стал неуравновешенным и беспокойным.   
           – У нас вообще мужчины есть, или нет? – строгим взглядом обвела присутствующих Ирина Рокотова, молодая и довольно миловидная сотрудница планового отдела.
           Валуев сидел тихо, но после этих слов немедленно поднялся, сделал пару шагов, и раскрыл настежь створки одного из двух больших окон.


II. ВОСПОМИНАНИЯ В КАБИНЕТЕ ПОЛИТПРОСВЕЩЕНИЯ

           Помещение, где намечалось проведение партийного собрания аппарата управления, для Валуева незнакомым не являлось: год назад Иван Мартынович работал освобождённым заместителем секретаря парткома, и проводил здесь немало времени, а ещё раньше, два года назад, руководил партийной организацией аппарата управления.
           Именно тогда чёрт его дёрнул согласиться занять место заместителя секретаря парткома. Правда, в следующем году, после знаменитой шахтёрской забастовки, Валуев написал заявление на имя первого секретаря райкома партии о желании вернуться на хозяйственную работу. Его личное дело лежало в службе кадров районного комитета КПСС, и только Владимир Иванович Крамаренко, первый секретарь, имел право решать судьбу своих работников. Озадаченный размахом забастовочного движения, охватившего все угледобывающие регионы страны, он не решился воспрепятствовать желанию Валуева, и отпустил его обратно на шахту


III. ПЕРЕСТАНОВКИ В РУКОВОДСТВЕ

           Тем временем комната постепенно заполнялась. На собрание, посвящённое текущим событиям в жизни предприятия, а также обстановке в стране после только что окончившегося двадцать восьмого съезда Коммунистической партии Советского Союза, ожидалось присутствие не только рядовых членов партии, но и секретаря парткома шахты Владимира Александровича Замкового.
           Директор, Николай Петрович Кротов, отсутствовал: именно на это время его вызвали в центральный офис «Макеевугля». Поговаривали, что его уволят по настоянию вышестоящих инстанций, так как в начале года на шахте произошёл взрыв газа метана с человеческими жертвами.
           Главного инженера, Владимира Ивановича Правденко, правительственная комиссия признала главным виновником катастрофы, и в отделе кадров ему уже выдали трудовую книжку, а сменщика на эту должность ещё не назначили.
           Все присутствующие на собрании помнили, что в страшной аварии погибли одиннадцать человек, а более тридцати – получили инвалидность.
           Лишённая главных руководителей,  коммунистическая ячейка аппарата управления превратилась в аморфную массу, состоящую из обычных бытовых партийцев, и к тому же не имеющую теперь над собой явных вожаков.


IV. РУТИННОЕ НАЧАЛО

           – Товарищи коммунисты, – объявил Николай Егорович Савостьянов, нынешний секретарь партийной ячейки, – пора начинать. До окончания рабочего дня осталось всего два часа, а у нас плотный график.
           Николай Егорович, немолодой уже, коренастый мужчина, работал на шахте главным маркшейдером, являлся человеком уважаемым и даже слыл вольнодумцем, правда, – до определённой степени.
           Первый секретарь парткома кивнул в знак согласия, и Савостьянов начал:
           – Товарищи коммунисты, на учёте нашей организации состоят сорок семь членов КПСС, кандидатов в члены нет. Я тут подсчитал, и вижу, что присутствуют тридцать пять членов КПСС. Отсутствуют двенадцать, из них: семь человек в очередном отпуске, четверо – на рабочих местах в шахте, а директор – на совете директоров в объединении «Макеевуголь». Одним словом, кворум есть. Поэтому предлагаю собрание начать. Кто «за»? Кто «против»? Кто «воздержался»? Принимается единогласно. Предлагаю избрать президиум собрания в составе трёх человек. По количественному составу возражения есть?
           – Нет, – раздался голос Владимира Викторовича Даниленко, заместителя директора по экономическим вопросам. – Николай Егорович, побыстрее, пожалуйста.
           – Я и так стараюсь, – обиделся Савостьянов. – Но нужно же соблюсти порядок. Или как?
           – Всё правильно, Егорович, – поддержал его Замковой. – Продолжайте.
           – Я так понимаю, что по количественному составу возражений нет, – обвёл взглядом присутствующих Савостьянов.
           – О, Господи, – громко вздохнул начальник смены Редькин, плотный, пожилой мужчина. – Я только что выехал из шахты, а автобус вот-вот отправится. Чем же я потом уеду домой?
           – Всё понял, Николай Васильевич – кивнул Савостьянов. – Приступаем к рассмотрению кандидатур. В президиум предлагается включить секретаря парткома Замкового Владимира Александровича, начальника планового отдела Рубежева Ивана Фёдоровича, ну и меня, конечно. Возражения есть? Нет? Тогда голосуем. Опустите руки. Кто «против»? Кто «воздержался»? Принимается. Членов президиума прошу занять места.
           Замковой и Рубежев сели за стол президиума, слева и справа от Савостьянова. Владимир Александрович, высокий и стройный, довольно молодой мужчина, откровенно скучал. Он строил за городом дачу, работал там в охотку, до самой ночи, все силы отдавал этому важному делу, а на шахте едва справлялся с собой, чтобы не уснуть. Рубежев принадлежал к партийцам старой закваски. Ортодоксальный коммунист, он строго следил за исполнением всех формальностей партийной жизни. Именно Рубежев выдвинул кандидатуру Валуева в заместители секретаря парткома, и Ивану Мартыновичу потом целый год пришлось отбывать на этой, как он честно признавался, – нелюбимой работе.
           Савостьянов снова встал и объявил:
           – Товарищи! Предлагаю избрать секретарём собрания Иваненко Татьяну Васильевну. Никто не возражает?
           – Да что же это такое, Николай Егорович? – вспыхнула Татьяна Васильевна. – Я после шахты еле живая, а Вы опять туда же: как будто кроме меня некому вести протокол!
           – Татьяна Васильевна, – умоляюще сложил ладони Савостьянов. – Это совсем несложно, простая формальность. Посидите немного, попишите. Что Вам стоит?
           Иваненко встала и пересела на место секретаря.
           – Честное слово, – пробурчала она, – это в последний раз.
           – Ну, вот и хорошо, – улыбнулся Савостьянов с видимым облегчением.


V. ЧТО ПРОИСХОДИЛО НА ПАРТИЙНОМ СЪЕЗДЕ

           – Итак, товарищи, – сказал Савостьянов торжественным тоном, – приступаем к первому вопросу повестки. Называется он… Сейчас прочту, чтобы всё правильно озвучить: «Всемирно-историческое значение Двадцать восьмого съезда Коммунистической партии Советского Союза». Перед вами с разъяснениями по этому вопросу выступит секретарь парткома Замковой Владимир Александрович.
           Замковой встал, перед собой на стол положил несколько листов бумаги, исписанных мелким почерком, и начал:
           – Товарищи! Все вы знаете, что Двадцать восьмой съезд проходил месяц назад, с второго по тринадцатое июля. У большинства наших коммунистов в это время продолжался сезон отпусков, поэтому мы собрались только сейчас. Итак, по теме. Съезд начался второго июля. В его работе приняли участие четыре тысячи шестьсот восемьдесят три делегата. Как вы знаете, февральский пленум ЦК постановил исключить из Конституции шестую статью, которая законодательно закрепляла руководящую роль КПСС. Что из этого выходит? А выходит следующее: дан старт созданию других политических партий, с платформами, не совпадающими с коммунистической идеологией. Вот и Борис Николаевич Ельцин на съезде предложил переименовать КПСС в партию демократического централизма и разрешить в ней свободу фракций. Однако его предложение поддержки не получило. Тогда Ельцин, а вслед за ним ряд других высокопоставленных лидеров заявили о выходе из КПСС.
           Замковой замолчал, вздохнул, словно преодолевая внутреннее сопротивление, затем продолжил:
           – Решением съезда Горбачёв Михаил Сергеевич переизбран на пост Генерального секретаря. Съезд принял программное заявление. Оно называется: «К гуманному, демократическому социализму». Там много чего написано, впрочем, все вы давно ознакомились с его содержанием. Отражены там и оценка текущего момента, и необходимость движения к процветающему обществу, даже упоминается о каком-то союзе суверенных республик. Всё это в голове укладывается плохо. Затем, после своего переизбрания, выступил Горбачёв, и подчеркнул, что партия, цитирую: "должна решительно и без опоздания перестраивать всю свою работу и все структуры на базе программного заявления съезда с тем, чтобы в новых условиях эффективно выполнять свою роль партии авангарда". 
           – Товарищи коммунисты, у меня всё, – закончил секретарь парткома, устало опустился на место, отодвинул в сторону уже ненужные листы исписанной бумаги, поставил локти на стол и обхватил голову руками.
           Савостьянов взглянул на него с удивлением, прокашлялся и встал.
           – Товарищи, какие будут мнения?


VI. ЖЕНСКИЕ И МУЖСКИЕ ТУФЛИ

           – Всё это мы уже слышали, и не раз, – с места подал голос Виктор Константинович Рыжов, участковый нормировщик. – Я о другом. Тут присутствует Проезжев Александр Иванович, председатель шахтного комитета. Так вот, пусть он скажет, куда подевались мужские туфли, которые профком получил позавчера. Жена сказала, чтобы я без них домой не приходил. Заявку подал ещё месяц назад, а сегодня пришёл в профком, и Володя Василевский, его заместитель, сказал, что уже всё роздал. Как это называется? Разве за это мы в прошлом году бастовали?
           – Правильно, – вдруг поднялась Татьяна Иваненко. – А женские туфли почему достались только маркшейдерскому отделу? Николай Егорович, женщины есть не только в вашем отделе!
           Замковой поднял голову, окинул взглядом кабинет, посмотрел в раскрытое окно –  там на ветке тополя сидела горлица и громко ворковала, глядя внутрь помещения, – и тяжело поднялся.
           – Товарищи, извините, но мне нужно срочно на воздух, – сказал он тихо. – Закружилась голова.
           Но на него уже не обращали внимания. Поднялся шум. Проезжев, красный как рак, встал и начал что-то говорить, однако две женщины: редактор шахтной газеты Баскакова и нормировщица Люба Бажан, окружили его и громко выражали своё возмущение.
           Мало кто заметил, что неслышно отворилась дверь, и начальник участка шахтной связи Николай Иванович Кальченко на цыпочках подошёл к Даниленко, что-то прошептал ему на ухо, и так же тихо удалился.
           – Зови сюда своего Василевского, если сам не можешь внятно объяснить, куда подевалась обувь, – бушевала Вера Ивановна Распрягаева, бухгалтер расчётного отдела. – Кому вы её раздаёте? Не за водку ли? То-то ваш Володька Василевский постоянно под градусом. Да и ты, Александр Иванович, иногда позволяешь себе в рабочее время…
           – Я? – едва не задохнулся от возмущения Проезжев.
           Впрочем, он тут же немного качнулся, и стало понятно, что подозрения Веры Ивановны имели под собой основания.
           – Товарищи коммунисты, – увещевал народ Савостьянов, – Василевский не член партии, мы не можем его сюда вызвать.


VII. СНЯЛИ ДИРЕКТОРА

           – А, так ты, Николай Егорович, с ними заодно!? – тяжело поднялась с места Лариса Павловна Незаможенко, инженер технического отдела. – Я это так не оставлю. Завтра же доложу директору о безобразии, что творится в шахткоме.
           – Вряд ли это поможет, – неожиданно проговорил Даниленко.
           Его обычно спокойное лицо от волнения покрылось красными пятнами. 
           – Почему? – обернулась к нему Незаможенко.
           Вдруг наступила тишина. Все притихли, словно по приказу.
           – Потому, что его только что уволили.
           – Откуда вы знаете? – быстро проговорил Савостьянов, который так и не сел на место после ухода секретаря парткома.
           – От начальника связи, – тихо сказал Владимир Викторович. – Николай Петрович ему только что позвонил.
           – Как же это? – убитым голосом произнёс главный маркшейдер. – Кто же руководит шахтой? Нет главного инженера, директора теперь тоже нет.
           – Как кто? – удивился Редькин. – Пётр Сергеевич Мотовилов, заместитель директора по производству. Правда, он сейчас в шахте, и о новости ещё не знает.
           – Что ж, товарищи коммунисты, – произнёс Николай Егорович, – я считаю, что нам нужно завершать сегодняшнее собрание. Кто «за»? Кто «против»?


VIII. ЗАЯВЛЕНИЕ

           – Я против.
           Теперь все обернулись к Ивану Мартыновичу.
           – В чём дело, Иван Мартынович? – удивился Савостьянов.
           – Пока все не разошлись, прошу рассмотреть моё заявление, – тихо сказал Валуев.
           Потом он признавался, что тогда чувствовал себя не очень уютно. В прежние годы за такую выходку можно было поплатиться должностью, а то и чем посерьёзнее.
           Иван Мартынович встал и отдал лист бумаги с заявлением Савостьянову в руки.
           Николай Егорович взял его с таким видом, словно это было что-то неимоверно горячее. Начал читать, и его брови поползли вверх. Савостьянов внимательно посмотрел на Валуева.
           – Ты хорошо подумал? – спросил он тихо.
           Иван Мартынович кивнул.
           – Что вы в молчанку играете? – раздался голос Ирины Рокотовой. – Читайте вслух. Нам всем интересно.
           Валуев ещё раз кивнул, разрешая Николаю Егоровичу прочесть текст заявления.
           – Ну, хорошо, – вздохнул Савостьянов, качая головой. – Читаю: «Секретарю первичной партийной организации участка "Аппарат управления шахты", члена КПСС с 1982 года Валуева Ивана Мартыновича, членский билет такой-то. Заявление. Прошу исключить меня из рядов КПСС по причине несогласия с политикой, проводимой партией после XXVIII съезда. Число, подпись». И в чём же ты… вы, Иван Мартынович, не согласны с политикой партии?
           – Да во всём, – твёрдо ответил Валуев. – Если помните, я даже проработал в течение года на партийной должности – заместителем секретаря парткома. Уже тогда чувствовал, что в партии происходит что-то неладное. А теперь, когда последний съезд превратил её во что-то нежизнеспособное, когда даже Ельцин ушёл из неё, а я его очень уважаю… Короче, рассматривайте заявление как хотите, а моё решение твёрдое.
           – Вот это собрание! – воскликнула Незаможенко. – А что? Мне нравится. Только не боишься ли ты, Иван Мартынович? Всё-таки такого раньше не было…
           Валуев пожал плечами.
           – Что же мне делать? – произнёс Николай Егорович как-то жалобно.
           – Не знаю, – признался Иван Мартынович. – Да, чуть не забыл. Вот, возьмите.
           И он положил перед Савостьяновым свой партбилет. Красная книжица ярким пятном сияла в лучах солнца, светившего из окна.
           – Собрание окончено, – прошептал Николай Егорович. – Все свободны.


IX. ЕЩЁ ОДНА НОВОСТЬ

           К Валуеву подошёл Игорь Маркович Марусев, начальник отдела нормирования, где работал Иван Мартынович, и хлопнул по плечу:
           – Ну, ты и дал… – только и сказал он. – Уважаю. Я бы так не смог.
           – Иван, зайди ко мне, – сказал Даниленко. – Хочу поговорить с тобой. И ты, Маркович, тоже.
           Через пять минут все трое сидели в кабинете заместителя директора по экономическим вопросам. Владимир Викторович достал из холодильника бутылку водки, круг полукопчёной колбасы, пол-литровую банку солёных огурцов и буханку хлеба. Валуев с Марусевым помогли нарезать закуску на подстеленной газете. И всё это – молча. Даниленко откупорил водку и полбутылки разлил по рюмкам.
           – Хочу сказать пару слов, – проговорил он, таинственно понизив голос. – Ваня, ты меня просто убил. Я бы на решительный шаг не решился, честное слово. Думаешь, я не такой, как ты? Такой точно. Но в глубине души всё ещё сидит какой-то страх, не отпускает.
           Они все трое в своё время учились в одном институте, на одном факультете, и друг друга отлично знали со студенческих лет.
           Даниленко поднял трубку телефона и набрал номер.
           – Иван Фёдорович? Зайди ко мне.
           Начальник планового отдела через минуту приоткрыл дверь:
           – Вызывали?   
           – Заходи и закрой за собой дверь на ключ. Вот, возьми.
           Иван Фёдорович взял ключ, при этом поглядел на накрытый стол и покачал головой:
           – В рабочее время?
           – Быстрее закрывай и присаживайся, – поторопил его Даниленко.
           Рубежев сделал всё как надо, взял свободный стул и присел рядом. Владимир Викторович налил и ему водки в свободную рюмку, сказал:
           – Теперь все в сборе. Я собрал вас всех здесь вот по какому поводу…
           – Прямо Гоголь какой-то, – сказал доселе молчавший Марусев.
           – Не перебивай, – отмахнулся Даниленко. – И дайте же в конце концов сказать. Итак, я от вас ухожу.


X. ЗА ОТЪЕЗД

           – Что? – воскликнул Рубежев.
           – Если можно, потише, – поморщился Даниленко. – Да, ухожу. Точнее, уезжаю. Меня приглашают на работу в Якутию, на место директора одной из шахт. Гусев приглашает, Алексей Григорьевич.
           Он помолчал немного. Алексея Гусева, работавшего одно время на шахте заместителем директора по производству, Валуев знал хорошо. Он подался в Сибирь пару лет назад, обустроился там, дорос до директора крупного рудника, и стал вызывать к себе прежних сослуживцев. Среди прочих отправился к нему в Якутию главный бухгалтер шахты Володя Розов, с ним ещё несколько человек. Видно, теперь подошла очередь Даниленко.
           – И когда же отъезд? – спросил Марусев.
           – В понедельник. Я и собрал вас с тем, чтобы кое о чём рассказать. Во-первых, к вам придёт новый директор. Это плохо, но не очень. Я уже договорился с руководством «Макеевугля», что мою должность займёт Игорь Маркович.
           – Спасибо, – ошарашено пробормотал Марусев.
           – Ты, Иван Фёдорович, остаёшься на должности начальника планового отдела, а вот на место начальника отдела нормирования я предложил Ивана. Вроде бы всё согласовал наверху, но сегодняшнее собрание смешало все карты. И надо же тебе, Ваня, именно сегодня выйти из партии! Вообще-то в этой ситуации и я немного виноват. Нужно было об этом раскладе ознакомить вас всех до собрания.
           Он вздохнул.
           – Ну, отчего приуныли? Давайте выпьем за мой отъезд, что ли?


XI. ЧТО БЫЛО ДАЛЬШЕ

           Через полчаса Валуева в коридоре встретил Иван Фёдорович.
           – Уважаю, – сказал он ему. – Но учти: компартия пока ещё у власти, и так просто от тебя не отвяжется.
           Дома жена сказала просто:
           – Я знала, Иван, что ты дурак, но чтобы настолько…
           Через неделю из «Макеевугля» прислали нового начальника отдела – Примерова Александра Ивановича, одного из лучших товарищей Валуева, знакомого ещё по учёбе в институте.      
           – Ваня, – сказал он Ивану Мартыновичу в первый же день, – я твою историю с выходом из партии знаю. Не бойся, я на вашей шахте не задержусь, пробуду здесь не дольше года. Мы с Игорем Марковичем сговорились, что он после моего ухода сразу же поставит тебя на место начальника отдела.
           И поощрительно похлопал Валуева по плечу. Тот кисло улыбнулся в ответ.


20 января 1992 г. – 31 марта 2022 г.



Рисунок Петра Дмитриевича Степаненко, г. Макеевка. "Шахта имени К.И. Поченкова".