Изерброк. Глава LV

LV




На первый взгляд остров показался Мамушке крошечным, почти игрушечным. В центре его возвышались синие горы с острыми розовыми вершинами. У кромки берега проглядывался золотой песок, за ним – зелёная трава; в траве – извилистая тропинка, уходящая в горы. По краям тропинки росли голубые колокольчики на высоких стеблях.

– Мы дошли! – выдохнул Родя и снял шапочку. Мамушка вслед за ним снял шляпу, затем быстро надел, будто чего-то застеснявшись.

Пять минут они молча рассматривали открывшееся перед ним зрелище. Всё было реальным, но каким-то чудесным, невиданным. Над горами в лазурно-голубом небе плыли облака. Небо было голубым над центром острова, над розовыми вершинами.

 Ближе к краям оно становилось тёмно-синим, грозовым. Там беззвучно сверкали небольшие золотые молнии. Над правой частью острова – в небе более светлом – висело жёлтое, будто нарисованное, солнце, играющее лучами. Над левой частью – тут небо было почти синим – стоял голубой полумесяц, накрытый сбоку стеклянным колпаком. Чем левее, тем небосвод становился темнее, лиловее, в нём можно было различить звёздочки, уплывающие за тяжёлую пелену грозовых туч. В правой части светлое небо с солнцем отделялось от туч алой полосой зари.

Зрение у сыщика на миг сделалось бинокулярным – он увидел в горах горного козла, стоящего на утёсе.

– Дальше нужно перейти через мост, – сказал Родя, надевая шапку.

– На вид он кажется хрупким. Выдержит? – поделился сомнениями Мамушка.

– Да. Того, кто должен попасть на остров, выдержит, –  ответил Родя.

– Ну тогда пойдём, сказал сыщик и уверенно направился к мосту.

Через несколько шагов – шаги им показались почему-то гигантскими – они уже стояли у моста. Хрустальная арка, вся как будто состоящая из воздушных кружев, не производила впечатление чего-то прочного. Мамушка потрогал ажурные перила – на ощупь стекло-стеклом.

– Обязательно через мост идти? – неуверенно спросил Мамушка. – Может, прям так, через воду? Здесь узко. Всё равно уже мокрые по уши.

Зелёная вода притягивала взгляд, она не казалась холодной. Голубые кувшинки и круглые листья лилий тихо существовали в воде.

– В воду нельзя. Раз есть мост, значит, надо через мост, – наставительно произнёс Родя, – и дальше так же надо идти. Есть тропинка – значит иди по ней, ни шагу в сторону.

– Ну пошли тогда.

– Я с вами не пойду. Тут вас подожду, – сказал Родя.

– То есть как это? – сыщик посмотрел в лицо Роди – не смеётся ли тот?

– Вот так. Нет мне туда дороги. И через мост я не пройду. Рассыплется он подо мной. Сказано, остров найдёт тот, кому это очень сильно надо. А мне это не особо надо. И остров не я нашёл, а вы. Так что…

– Но ты же мой проводник?

– Дальше проводник не нужен. Всё, пришли. Так что… палку свою оставьте, револьвер тоже рекомендую оставить и вперёд. Не забудьте там сапфировый песок попросить, – в интонации Роди была даже какая-то грусть и толика обиды: что вот не для него открываются врата, не он увидит Бога – его небольшая роль – это всего лишь ждать здесь, у порога, за который он переступить не смеет.

Мамушка уловил эту грусть и предложил:

– Родя, ты попробуй, вдруг получится. Зачем заранее делать какие-то выводы насчёт себя, не сделав попытку? Быть может, это я не пройду, а тебе путь открыт.

– Я знаю, что у меня не получится, – со вздохом ответил Родя. – Но вы ступайте, господин Мамушка. Я попробую. Вслед за вами. Но я уверен, что это напрасно.

Сыщик положил на землю посох, револьвер; немного подумав, положил и портсигар со спичками. Выложил из вещмешка фляжку с водой, верёвку… Поправил шляпу на голове, закинул лямку пустого вещмешка на плечо и… аккуратно поставил ногу на хрустальный мост, постепенно увеличил давление, плавно перенося вес тела и прислушиваясь – трещит ли? – но мост даже не скрипнул. Мамушка ухватился за перила и встал на мост всем весом. Оглянулся, взглянул на Родю. Тот ободряюще улыбнулся своей щербатой улыбкой. Мамушка медленно пошёл по мосту, поднимаясь к его середине.

Дойдя до середины, он развернулся и громко сказал:

– Давай, Родя, твоя очередь. Смелее, он крепкий. Даже не шатается. Как из железа.

Родя неуверенно шагнул к мосту, поднял ногу, намереваясь встать на хрустальное полотно, покачнулся, опустил ногу. Попробовал со второй ноги, но – бесполезно, нога его как будто натыкалась на невидимую стену. Родя с виноватой улыбкой отступил от моста на два шага назад, утёр пятерней нос и произнёс:

– Не могу, не получается, господин сыщик. Идите один. Не оглядывайтесь. Удачи вам! И долго не задерживайтесь. Я буду ждать вас здесь.

Родя уселся на траву рядом с оставленными сыщиком вещами.

Мамушка, перейдя через мост, ступил на золотой песок. Ещё раз оглянулся: серая фигурка Роди  еле проглядывалась где-то там вдали. Противоположный берег почему-то оказался очень далеко; хрустальный мост стал тонким и длинным – он высокой дугой, напоминающей радугу, завис над водой.

Сыщик пошёл на тропинке в зелёной траве. Сама тропинка была коричневая, глинистая. На сухой твёрдой её поверхности лежали круглые светлые камушки и ракушки.

Трава с колокольчиками уступила место гравию и камням. Тропинка пошла в горы и возле большого иссиня-черного камня разветвилась на семь новых тропинок, каждая из которых повела своим горным путем, в ущелье или к одной из вершин.

Мамушка рассмотрел камень на предмет напутственных надписей или указателей – ничего не нашёл, кроме единственного знака – стрелки, направленной в небо. Сыщик посмотрел в небо, на бело-розовые облака стремительно и без ветра несущиеся справа налево; когда он опустил голову – перед ним прямо над распутьем парила голубая звёздочка. Она висела совсем близко, и было хорошо видно, что это именно звёздочка, искрящаяся точка света, а не какой-нибудь светлячок. Звёздочка медленно попылала над центральной тропой. Мамушка пошёл за ней.

Каменистая дорожка повела в гору. Сыщик шагал бодро и совершенно к собственному удивлению не чувствуя усталости. Прохладный чистейший воздух свободно вливался в его ноздри и напитывал кровь силой. Он не отводил глаз от звёздочки, на ходу любуясь её легким полётом и голубым мерцанием. По обеим сторонам тропки, на периферии зрения как будто распростёрлись две тёмно-синие бездны.

«Как зовут тебя, милая? – хотелось сыщику спросить у звёздочки. – Я ведь знаю, что ты чья-то душа».

Так они дошли до ровной площадки у начала широкой каменной лестницы, уходящей вверх. Ступени, перила, балясины были вырублены прямо в скале. На площадке стояли три тёмные фигуры. Это были Хранители Бездны. Они встречали Мамушку, который к этому моменту уже некоторое время знал, что он не Мамушка, и не сыщик, и не кто-то другой, а некто, не имеющий ни имени, ни профессии, ни даже собственного "я". Тем не менее, тело у него было – он почувствовал, как оно дрожит.

Ноги онемели; Мамушка стоял, не в силах сдвинуться с места. Фигуры тоже не двигались. Так они стояли на некотором расстоянии друг от друга. Мамушка не мог рассмотреть Хранителей, хотя они находились достаточно близко, и небо над головой было светлым, где-то справа светило солнышко, а слева отбрасывал голубой свет полумесяц. Тень от горы (это была гора Пхота), на вершину которой вела лестница, затемняла Хранителей. Сыщику надо было войти в тень, чтобы увидеть их лица. Но он не мог, ноги не слушались.

– Подойди, – низким трубным голосом произнёс один из хранителей. Эхо разнеслось по горам.

Послышался грохот камнепада в отдалённом ущелье. Мамушка ощутил прилив сил к ногам, пошёл и приблизился к Хранителям. Он вновь  задрожал всеми членами, когда увидел их вблизи. Высокие, ростом вдвое  выше него самого, они были облачены в длинные хламиды, у каждого – своего цвета. Обладая человеческим телом, каждый мощным и высоким, вместо человеческих голов на плечах они имели: один – голову змеи, второй – голову орла, и третий – голову быка. У змееголового хламида была зелёного цвета; у того, что с головой орла – синего; а у того, что с головой быка, – красного.

Три Хранителя Бездны встретили Мамушку: Хранитель с головой змеи, Хранитель с головой орла и Хранитель с головой быка. Самым сильным из троих казался быкоголовый. Могучий, облепленный горами мышц, торс его плотно облегался красной тканью хламиды. Змееголовый с птицеголовым в сравнении с ним выглядели стройными, изящными и даже хрупкими. Но только в сравнении с ним.

Змееголовый свободно вертел своей относительно небольшой ромбовидной змеиной головой на длинной шее. Он легко изгибал шею туда-сюда, поэтому легко мог смотреть в любом направлении – мог посмотреть на собеседника и слева, и справа, и сверху, и снизу. Он так и рассматривал Мамушку, то склоняясь к нему, то оборачиваясь к товарищам. Стеклянный змеиный его взгляд тревожил; из змеиного рта то и дело высовывался быстрый раздвоенный язык и пробовал на вкус воздух.
 
На шее у птицеголового гладко лежал черно-белый воротник из перьев. Орлиная голова с большим острым клювом и большими зоркими глазами была крупной, но, конечно, проигрывала в мощи и размерах бычьей голове, вооружённой к тому же острыми полуметровыми рогами.

На бычьей шее висела массивная золотая цепь с каким-то медальоном, в бычьи ноздри было продето золотое кольцо.

Хранитель с головой быка низким голосом (это он минуту назад произнес "подойди") промолвил:

– Танцующая в ночи ознаменовала тебя.

Мамушка не мог не обратить внимания на то, как и чем говорит обратившийся к нему, каким образом он извлекает звуки. Говорил он обыкновенно, естественным образом. (Так же, что выяснилось чуть позже, говорили и два других хранителя; речь их, несмотря на не совсем, может быть, удобный речевой аппарат, звучала ясно и вполне по-человечески).

– Готовность к познанию истины созрела в твоём. Ужасающая свидетельствует, – бычьи челюсти двигались в такт словам.

Голос несравненно более мягкий, протяжный и нежный подал Хранитель с головой змеи. Мамушке даже в первый момент показалось, что говорит женщина. Но нет, мягкий тенор был мужским:

– Если так есть, скажи. Мы видим в сердцах. Но пришедший должен изречь.

– Каков твой вопрос? Огласи, – произнёс Хранитель с головой орла. Голос его не был басовитым, как у соседа справа, но не был и чересчур мягким, текучим, как у змееголового. Это был простой человеческий голос, мужской, приятного тембра, располагающий.

– Вопрос? – хрипло переспросил Мамушка. Ему показалось, что голос Хранителя с головой орла очень похож на его собственный голос; как будто Хранитель его скопировал.

– Твой вопрос. Погоняющий твоё сквозь дебри пребывания. Искатель познания встаёт перед вечностью. Вопрошай, смертный, – пробасил Хранитель с головой быка.

Змееголовой изогнул шею и впился взглядом в висок Мамушке откуда-то сбоку.
Хранитель с головой орла смотрел прямо в лицо сыщика строгим и зорким орлиным взором.

После минутного раздумья Мамушка ответил:

– Я… хотел узнать, где мне искать Надю.

И опустил голову.

– Хотел? – спросил змееголовый, изогнув шею и заглянув в лицо с другого боку.

– Хочу.

– Вопрос таков, что ответ должен созреть в твоё. Мы сказать, твои уши не услышать, – сотрясающее проговорил Хранитель с головой быка.

– Мы кое-что покажем твоим глазам, – произнёс простым человеческим голосом Хранитель с головой орла.

Без перехода речь его подхватил змееголовый:

– Мы взойдём на гору Пхота и проникнем в пещеру Хри-Бадра. Там в саду среди сандаловых деревьев растёт Лотос Последнего Предела. Если твоему повезёт, узришь Создателя.

– Готов ли? – грозно спросил быкоголовый, словно в трубу протрубил.

Мамушка кивнул, снял шляпу, помял её в руках, затем снова надел.

Они пошли по широкой каменной лестнице вверх, к пещере Хри-Бадра.

Первым шёл Хранитель с головой быка. За ним следовал Мамушка. Замыкали шествие Хранители с головой змеи и орла – они шли рука об руку.

До входа в пещеру добрались довольно быстро. Дошли не до самой вершины горы Пхота, а примерно до её середины, до широкой отполированной площадки перед входом в пещеру. Вход в пещеру представлял собою равнобедренный треугольник – вершиной к верху, основанием вниз – он повторял идеальную форму горы Пхота.
 
Вошли в пещеру. Сыщик почувствовал прохладный чистый воздух. Немного прошли по широкому коридору с невидимым потолком. Каменные стены коридора испускали голубое свечение.

Дальше в один шаг и в одно мгновение открылся прекрасный, залитый солнечным светом, сад. Тут было много фруктовых деревьев: грушевых, персиковых, вишнёвых, абрикосовых, яблочных – цветущих, только начинающих цвести или уже отяжелённых зрелыми плодами. Было много кустов и цветов. Всё на вид росло беспорядочно, нерукотворно, но тем более прекрасно в своём естестве.

Сад несколькими ярусами нисходил к центру, откуда вздымалось к небесам исполинское древо – Лотос Последнего Предела. Половина древа была засохшей и бурой – сухие листья опадали с мёртвых веток. Вторая половина цвела и благоухала – на пышной зелёной кроне на каждой из мириад веточек красовались жемчужно-розовые цветы, источая волшебный аромат амриты.

Хранители и Мамушка обошли древо по среднему ярусу по дорожке, обсаженной розами и гиацинтами. Сыщик во все глаза рассматривал сад. Он снова снял шляпу, словно желая, чтобы чудесные запахи пропитали его голову насквозь, навсегда избавив от тревог и тяжких застарелых дум. Небольшие радуги сияли в разных уголках сада. Помимо обычных деревьев, персиковых, сандаловых и других, в саду росли диковинные незнакомые сыщику деревья и травы. Крона некоторых деревьев представляла собой скопление красных или зелёных дудочек, с равномерной густотой торчащих из ствола в разные стороны. Другие деревья напоминали налепленные друг на друга мягкие ворсистые шары жёлтого, малинового и оранжевого цвета. Были здесь растения спиралевидные, пирамидальные и множества других разнообразных форм. Все формы, будучи гармоничными, радовали глаз.

Прозрачные ручьи, огибая булыжники во мху, стекали по гладким синими камням и золотому песку к небольшим водопадам. В тишине слышалось их ласковое журчание. От чистого напоённого цветочными ароматами воздуха, тишины и прекрасных видов у сыщика закружилась голова. Ему захотелось немедленно прилечь возле круглого камня под ближайшим розовым кустом, закрыть глаза и остаться здесь навсегда. Он остановился, закрыл глаза, с наслаждением потянул носом воздух. Его никто не торопил.

«Но мне ещё нужно выполнить задание, – подумал он сквозь наплывающую сладкую дрёму. – И еще не забыть попросить сапфирового песка для Бадамбы. Надо будет вернуться к нагам. Надо вернуться».

Он качнулся вперёд, открыл глаза и увидел прямо по направлению взгляда Лотос Последнего Предела. Лотос вставал над всем садом как могучая одинокая опора, несущая кровлю мира. Зелёная часть его не отбрасывала тени – наоборот, она будто излучала солнечный свет; из её ветвей исходили золотые лучи и распространялись по большей половине сада. Под бурой вянущей частью кроны было темно – там, в тени,  желтели и опадали другие кустарники и деревья, пахло сыростью, прелью, расползалась плесень и паутина; к сырым камням прилипли мокрицы. Чёрные пауки, многоножки, какие-то бледные насекомые отвратительного вида ползали под умирающей кроной. И чем дальше от неё, тем зеленей становилась растительность, тем больше было солнечного света.

Хранители, как и сыщик, рассматривали древо. Они смотрели на него с тревогой.

– Ещё три ветви засохло, – не скрывая озабоченности в голосе, сказал Хранитель с головой орла.

– Пойдёмте, – тихо, но это прозвучало всё равно громко, сказал Хранитель с головой быка.

И они пошли дальше.

Они уходили в глубину пещеры, к дальней границе сада, где что-то сверкало в неясных очертаниях скал и деревьев.

Через какое-то время они добрались до этого места, и сыщик увидел каменную стену (здесь действительно сад заканчивался) и большой треугольный проём в  стене, такой же по форме, как и вход в пещеру. Треугольник зиял чернотой. Возле его основания что-то сверкало. В черноте треугольника проносились искры.

Нужно было еще ближе подойти к проёму, чтобы  увидеть, что там сверкает. Но в этот момент Хранители остановились и дружно обернули к Лотосу Последнего Предела. Их остановил и заставил обернуться тонкий едва уловимый звон хрустального колокольчика. Сыщик тоже остановился и обернулся. При этом он споткнулся, сделал шаг и посмотрел себе под ноги – на каменистой земле в рыжей пыли лежали и переливались разными цветами мелкие драгоценные камушки. Там были по всей видимости изумруды, сапфиры, топазы и рубины. Они лежали вперемежку с обычным жёлтым гравием. Оторваться от созерцания камушков сыщика заставил трубный голос:

– Твоему выпала судьба избранника, человеческий. Смотри на Демиурга, счастливец, внимай великой тайне сотворения миров.

Мамушка вперился расширившимися глазами в зелёную крону Лотоса Последнего Предела, но ничего не увидел, кроме зелени и жемчужно-розовых цветов.

– Смотри! – торжественно повторил Хранитель с головой быка.

Немигающие глаза Хранителей были обращены на что-то, чего сыщик не видел. Или не замечал.

Он подумал, что Бог не позволяет ему, недостойному, увидеть себя.

– Куда смотреть? Простите, я ничего не вижу, – пролепетал сыщик, – и в следующую секунду увидел небольшую птичку с ярким переливчатым опереньем. Быстро трепеща голубыми крылышками, она плыла в воздухе от древа к чёрному треугольному проёму. Движение крыльев сливалось в два голубых полупрозрачных веера. Сыщик проследил взгляды Хранителей и определил, что они смотрят  именно на птичку.

Птичка была невелика и летела в некотором отдалении, но, несмотря на это, отчетливо была видна, словно находилась возле самых глаз. Тельце её переливалось от зелёного к синему и дальше к розовому в области шеи; выше – розовый переходил в оранжевый до самых глаз – изумрудных бусинок. Верхняя половина головы была синей, словно на птичку надели шапочку с прорезями для глаз. На макушке шапочки покачивался веерообразный хохолок из пяти усиков – на конце каждого усика сияла голубая звёздочка. На груди птички алело небольшое пятнышко. Хвост был золотисто-серебряным, клювик – синим, прозрачным, как сапфир.

– Это Бог? Птичка? – не в силах побороть изумления спросил Мамушка.

– Да. Имя ей – Демиург, – тихо ответил Хранитель с головой орла. – Она собирает нектар с цветков Вечного Древа. И раз в лунный цикл порождает миры.

– Но… как…, – бормотал сыщик, не мигающими глазами следя за медленным полётом птички.

– Лотос Последнего Предела даёт амриту – пищу Богов. А Демиург… Пойдём, заглянем в Бездну, ты сам всё увидишь, – сказал Хранитель с головой орла.

Вся четвёрка торжественно двинулась за птичкой. Сыщик мельком взглянул на змееголового и увидел, что его глаза полыхают зелёным пламенем.

Они остановились в трёх шагах от треугольного проёма, сбоку от него. По обеим сторонам проёма горками лежали рубиновые булыжники; между ними торчали кристаллы горного хрусталя. Под основанием треугольника, словно мусор, валялись мелкие алмазы. В самом проёме как в большом треугольном окне зияла иссиня-чёрная бездна космоса, усыпанная голубыми, белыми, зелёными и красными звёздами. Там были все известные земные созвездия и тысячи неизвестных. Звёздные скопления напоминали россыпи бриллиантов.

Пространство, открывающееся из треугольного окна, было настолько громадно, настолько грандиозно и прекрасно, что у Мамушки перехватило дыхание – он потерял равновесие, качнулся вперед – звёздная бездна как будто затягивала его в себя – трудно было удержаться на краю чего-то бесконечно-огромного, чтобы не упасть в него.

Один из Хранителей придержал шатающегося сыщика за рукав.
Мамушка выровнялся, отвёл глаза от космоса и вновь посмотрел на птичку. Ещё он заметил нечто громоздкое, темнеющее поодаль в сторонке от треугольного окна. Но он не стал отвлекаться и продолжил наблюдение за птичкой.

Та, тем временем, уже подлетела вплотную к черному треугольнику и зависла в его центре прямо под вершиной. Она парила на месте, словно не решаясь вылететь на свободу, в открытый тёмный сияющий космос.

Затем она прозвенела короткую хрустальную мелодию и всё-таки вылетела, но зависла снаружи метрах в трёх от окна. Теперь она парила в пустоте. Вокруг неё сверкали бесчисленные звёзды; галактики, далёкие и близкие, заворачивались в спирали; звёздная пыль сгущалась в туманности. Пять голубых звёздочек на хохолке птички загорелись ярче, разошлись на усиках и слились с другими звёздами, образовав еще одно созвездие. Огромное пространство дрогнуло, все звёзды вспыхнули и засверкали сильнее прежнего. В следующий миг птичка снесла яйцо идеально круглой формы: красный светящийся прозрачный шарик выплыл из-под её хвоста и медленно поплыл в глубину космоса. Шарик состоял из семи прозрачных сфер, вложенных одна в другую. Внутри шарика, в центре начальной сферы переливающаяся радужным светом пульсировала капля энергии.

Птичка вернулась обратно в пещеру, повертелась перед окном и уставилась на своё произведение: медленно удаляющийся красный шарик. Шарик улетал. Но не становился менее видим – он превращался в красную точку, хорошо различимую на звёздном фоне. Эту точку, благодаря заключённой в ней энергии, невозможно было спутать ни с одной из звёзд.

Птичка-Демиург раскрыла клювик и спела звонкую песнь. Через секунду красный шарик, уже совершенно превратившийся в точку, беззвучно взорвался тысячей разноцветных звёзд. Гигантским фейерверком звёзды, искры и раскалённая пыль понеслись во все стороны и вдруг застыли, после чего медленно, очень медленно стали рассеиваться. Каждая из новообразованных звёзд искала себе место в доме среди старых и молодых своих сестёр.

Птичка ещё раз пискнула, повертелась и полетела в центр сада к Лотосу Последнего Предела. Там, питаясь амритой, она начнёт вынашивать новое самозарождённое яйцо, чтобы, спустя лунный цикл, вновь его снести.

– Так зарождаются миры, – тихо произнёс Хранитель с головой орла.

– А потом умирают, – добавил змееголовый. Зелёный свет в его глазах потускнел.

– На их месте появляются миллиарды новых миров. Демиург созидает их и будет созидать, пока цветёт Лотос Последнего Предела, – сказал Хранитель с головой быка. На этот раз голос его был почти тих, спокоен, но по-прежнему глубок и внушителен. Глядя на сыщика, он продолжил:

– Мы – садовники в этом саду. Удаляем сорняки, ухаживаем за Великим Лотосом, перекладываем камни, направляя воду, подрезаем ветви. Но садовники бессильны, коль нечистые воды идут из глубин таких, что нам не достать. Высока крона Лотоса, но и корни его лежат глубоко. Не властны мы над такими глубинами. И остров нам не покинуть – нельзя оставить сад без присмотра.

Хранитель замолчал, воззрившись в звёздный провал в треугольном окне. Воцарилась тишина. Все молчали. За окном медленно расплывались яркие новорожденные звёзды. Мамушка не знал, что сказать. У него и слов-то никаких не было в данный момент. Он как будто вовсе позабыл все слова. По щекам его стекали слёзы.

– Перед тобой – бездна, – заговорил Хранитель с головой змеи. – Ответ на твой вопрос – там, между звёзд. Посмотри внимательно. Времени мало.

Мамушка стал послушно разглядывать звёзды. Слёзы омыли его глаза, и он стал видеть лучше. Мириады и мириады миров раскрывались перед ним, каждый в лучах своего солнца, своей неповторимой звезды. Миллионы звёзд угасали в каждую секунду; их место занимали миллионы новых звёзд, чтобы в краткий миг прожить век в миллиарды земных лет и погаснуть, сверкнув напоследок, подобно тому, как бабочка-однодневка в последний раз взмахивает крылами.

«Что я значу в сравнении со всем этим величием? – подумал Мамушка. Слёзы на его щеках подсыхали, стягивая и щекоча кожу. – Что мы все значим? Жалкое человечество. Бедное, бедное человечество. Несчастные, испуганные люди. Рождаемся во мраке и тут же умираем, не успев ничего понять, ничего увидеть. Как в тумане. Мы даже звёзд не видим. Большинство ни разу за всю жизнь не видело и не увидит звёздного неба. Звёзды, я должен сейчас между вами разглядеть истину. Настолько же истина прекрасна, как вы? Если так, то лучшего и пожелать нельзя. Как узнать? Скажите мне… Вот ты, далёкая ярко-белая звезда… Или ты, близкая, мигающая красным светом. Ответьте. Где мне искать Надю?»