Встреча

     Воюют долго. Но всему, рано или поздно, приходит конец, сколько б действо не продолжалось. И первая мировая война, а затем и гражданская война закончились. Оставшиеся в живых мужчины возвратились по домам, однако, были и такие, особенно среди молодых, кто в чужой стороне решил корни пустить. Победила Красная армия, а остатки Белой армии, которые всё ещё пытались вернуть былую Монархию, должны были сдаться на милость победителей, которые, как оказалось после, не всегда были настроены благодушно, как к своим, так и к чужим. Вот так оказалось и с белыми офицерами и казаками – либо на месте  расстреливали, либо высылали в Сибирь на тяжёлые работы, откуда живыми нельзя было практически выбраться. Кто был поумней да попроворней, скрылись за кордоном, где местные хозяева жизни оказывались более милостивыми. 
       Как в песне поётся:

                «Эсаул, эсаул, что ж ты бросил коня,
                Пристрелить не поднялась рука.
                Эсаул, эсаул ты оставил страну,
                И твой конь под седлом чужака»

        А в стране на царский трон воссел новый царь и вождь мирового пролетариата В.И.Ленин. Землю он, как и обещал, дал в пользование крестьянам. Но недолго и это мимолётное счастье длилось. Этот вождь, который устроил в стране великий революционный переворот и усадил себя на трон, издал два лозунга: «Заводы – рабочим», «Землю – крестьянам». Да, но если землю по клочкам переделить можно, то завод по квадратам не разрежешь.
        На заводе снова появились директора, которые три шкуры драли с рабочих, как и в прежнее время, с той лишь разницей, что раньше на самого фабриканта работали, а теперь на новое государство.
        А в деревнях приставили сельсоветчиков, которые должны были в пользу государства оброк, что раньше продразвёрсткой, теперь налогом называется, так же само, как прежде на барина, сдавать. Но вот умер этот царь. А его трон перешёл к его соратнику по партии товарищу И.В.Сталину.
Гениальный ученик первого вождя Сталин И.В. ввёл понятие трудовой рабочий день для колхозников, проще – трудодень, который оплачивался натуральным продуктом в конце года согласно трудодням.
        А если раньше в деревнях дьяки детей грамоте обучали, то теперь там школы построили и настоящих учителей в них пригласили. А вместо знахарей – городских врачей и медицинских сестёр. А попам и знахарям под угрозой высылки в Сибирь запретили этим делом заниматься.
        У нового царя или, официально, генерального секретаря, были свои новые методы управления. Старых министров, которые при прежнем  были, он велел либо расстрелять, либо в Сибирь выслать, а своих лично-преданных на их место приставить. Репрессированных в новой стране было не меньше, чем погибших в войнах. И указы свои новые он издавать велел. Вот захотел он, чтобы не только рабочие заводов и фабрик, но и крестьяне такое же управление имели. И повелел он издать указ, чтобы все крестьяне свои земли и животину в одно общее дело сдавали, и при этом деле и работали. Называться это будет коллективным ведением хозяйства, проще говоря, колхозом, а они теперь будут не крестьянами зваться, а колхозниками. А кто в колхоз вступить добровольно не пожелает, того большим оброком обложить, либо, если он богатым был, то есть две-три коровы имел, в кулаки записать, богатство отобрать, а самих в Сибирь на поселение отправить.
       А в деревнях понятное дело, завсегда были и бедные и богатые. Богатые трудились до седьмого пота, излишки понятно продавали и богатели от своих рук собственных, мозолистых. А бедными были те, кто детей по 10-15 душ заведёт, а чем кормить не больно задумывается. Либо весельчаки, либо плясуны. Всё бы им веселиться да винца домашнего попивать. А то и по лесу шастают, может быть, им клад лесная мавка укажет. У них всегда и дома, и в кармане пусто было. Не всем же в жизни попадается волшебная щука, как Емеле-дурачку, которая за него одним махом хвоста все жизненные проблемы решила, да ещё и царём сделала. 
     Ну а как в колхоз записываться, так с этим всё понятно. Первыми туда все бедняки да пропойцы  записывались, да кое-какие середняки, для которых страшны были и засуха, что посевы погибали, и дожди затяжные, что хлеб гноили-портили. У них жизнь и так не налажена была, хозяйства никакого, так что для них колхоз в самый раз был. А богатые, что своим горбом всё нажили, не хотели всё бесплатно колхозу отдавать. Тогда местные сельсоветчики лютовать начали. Силой всё у них отбирали, а их самих с детьми малыми либо, как обычно, в Сибирь, либо по миру пускали.
     Вот так и в селе Берёзовом, до которого Советская власть добралась и у богатых крестьян всё поотбирала. Но коли в колхоз вошли, так тоже работать надо. Богатым то дело, конечно, привычное, но их повыгоняли как врагов народа, а бедные, которые и на себя в своё время не шибко работали, в колхозах начали валандаться да пьянствовать.
        Порфирий Тихонович с Ганной к тому времени уже совсем старыми стали, но ещё себя крепкими чувствовали, а сын его Тимофей уже статным молодцем стал, лечить уже мог, как батька его. Вот как-то позвал его отец и сказал слово отеческое:
       – Наступают для нас тяжёлые времена. Я с маткой к тому времени помрём, а тебе нужно о людях позаботиться. Тебе уже в дальнейшем в нашем доме жить не придётся. Будешь в колхозе пасечником работать. Так что присмотри себе новое место для дома, чтобы поближе к саду колхозному, где бы пчёлки наши пастись могли. А к тебе люди и так ходить будут. Будешь ты у них за первого советника. Но найди в лесу место и вырой там землянку большую, чтобы много людей в ней перезимовать могло в случае нужды. Пророй до неё земляной ход, чтобы от дома твоего нового по нему убежать можно было. Да с осени туда желудей, грибов да ягод наноси, чтобы было им, чем прокормиться. Но никакая чужая душа о том ведать не должна. Поэтому закроешь эту землянку нашим семейным заклятием. И пчёлок кормилец наших с собой на то время тяжёлое заберёшь. Ведь в дом твой ещё недостроенный чужие люди петуха красного пустят. А ждёт тебя и Панаса потом дорога дальняя. Много вёрст по стране нашей истерзанной пройдёте. Голод для вас никогда не страшен будет, пока лесом идти будете. Мать-сыра земля да Велес вас в пути охранять будут. Лес кормилец наш завсегда вас прокормит. А как Мариту, сестру твою родную сыщите, там и судьбу свою встретите. Марита тебя остальному и обучит и талисман наш наследный тебе вернёт.
        Как только закончил старый Порфирий разговор с сыном, в дверь постучал один из сельсоветчиков. Впустила его старая Ганна, а он и молвил:
        Пора вас всех к делу приставлять. У нас в советском колхозе, кто не работает, тот не ест. Ты Порфирий вижу старый и недюжий, а сын твой молод, так что пусть в колхозе работает. Хотел я его на конюшню послать или за плугом поставить, но вот решили мы на совете, что колхозу свои пчёлы нужны. Сад у нас большой будет, так что сдавай своих пчёл в колхоз и смотри за ними. Мёд нужен будет советскому государству. А людей водить за нос своим мракобесием не нужно, не то, как все шаманы, в Сибирь поедете. У нас для этого настоящий врач из города приедет. Да и кур ваших на колхозную птицеферму отнесёте. Хотел Тимошка по молодости вспылить, да Порфирий на него грозно взглянул да одёрнул:
         – Не спорь с новой властью, бесполезно всё одно. Лучше смирись для виду, а не то вышлют отсель далече, а люди тогда без твоей помощи останутся. А нам старший Ведмидь велел с любой властью мирно уживаться, а свои мысли и дела при себе держать.
     Ну что ж. Делать нечего. Место для пасеки Тимофею выделили, а рядом сад большой разбили, саженцы молодых плодовых деревьев посадили. Там и хату свою велели ему строить, чтобы за пчёлами мог целый день присматривать. Тут и Порфирий старый ему помогать взялся. Да и сельсоветчики людей из колхоза для помощи выделили. Когда хата, более-менее достроена была, и пчёлы перенесены на новое место были, начал потихоньку Тимофей ход земляной прокапывать. Тут и семья мельника помогать взялась. Мельницу их тоже к колхозу приписали. А как готово всё было, – говорит ему Порфирий:
      – Тимофей, оторви мне две щепинки.
      –  Зачем, батя? Ты умирать собрался, жизнь только налаживается.
          –  Нельзя мне более тут оставаться, тяжкое ныне время настанет. Люди будут от голоду пухнуть, друг друга есть. А тебе дорога дальняя предстоит. Я её не потяну. Ты мою науку всю перенял. Будешь тут заместо меня. Пора мне уже перед старшим Ведмидем отчёт держать за прожитую жизнь.
     Отстругал им Тимофей две щепинки. Старый Порфирий на эти щепинки наговорил и сжёг потом. А как сделал, так той же ночью вместе с Ганной и преставился. Хоронили их всем колхозом на сельском кладбише. Все колхозники плакали, прощались. Все их в селе любили. А жизнь продолжалась. Тимофей с Панасом всё лето запасы готовили, как перед смертью отец велел.
        А когда наступил тяжёлый 1933 год, и началась сильная засуха, то прокатились по всей Украине серия голодоморов. Не сумели городские сельсоветчики в сельском хозяйстве разобраться. Как на зиму, так овец стричь, а те зимой сдыхали. Свиньи в колхозных свинарниках друг друга от голода поедали. Коровы мёрли, так как сена на зиму не хватало. Центр требовал урожаи сдавать, а они нынче не уродились, как положено по планам, из-за засухи. А начальство городское требует план. Они посевное зерно да то, что на зиму для еды оставлено, отбирать начали.
        Лютуют сельсоветчики. Ведь при царском режиме они прав никаких не имели, а теперь сами начальниками стали. А хуже всех хозяев бывший раб, который сам хозяином стал. Они на людей орут, по домам разъезжают, да отбирают все зимние запасы. В селе нашем семья из шести душ обедать села. Дети все – мал-мала меньше. А под печку мешочек с семенами буряка сховали. Так те изверги ворвались в хату, картошку со стола на пол покидали, у маленькой трёхлетней девчушки её из рук вырвали да на полу растоптали своими сапожищами. А семена, обнаружив, отобрали, а потом по дороге обратно рассыпали их по земле. А что им скажешь, чуть что, расстреливали на месте как врагов народа. И прокатился по земле украинской голодомор лютый. Люди от голода пухнут, звереют с ума сходят. Матери детей родных убивали и ели. Сёла пустели, и люди толпами пытались идти по миру. В города их не пускали. В лесных местностях хоть шишки да жёлуди, а в степных – шаром покати. Вот так одна озверевшая толпа пришлых дошла и до Берёзового. А там и самим есть нечего, а пришлые на них с камнями кинулись. До мельницы добрались, думали муки или чего другого поживиться найдут. А там пусто, шаром покати. Они от зла мельника с женой камнями забили и мельницу подожгли. Тимофей с Панасом и другими людьми из лесу возвращались, увидели всё это и поняли, настало время в лесу им прятаться, кинулись все к дому Тимофея. А толпа их издалека приметила да за ними и кинулась. А они быстро под пол дома и по вырытому переходу в лес кинулись. А толпа от злости и их дом подожгла. Потом тоже в лес кинулась, и старый дом Порфирия тоже подпалила. А Тимофей с Панасом людей до землянки довели и велели тут до весны переждать, может утихнуть страсти. А сами, как было им покойным Порфирием велено, в дорогу.
       – А, может быть, зиму переждём, а потом в дорогу пойдём? – спросил Панас, который побоялся зимней дороги.
       – Нельзя более время тянуть, чувствую, моя сестра мне знак подаёт. А тут останемся и себя и людей погубим. Мы сюда по весне вернёмся, а люди пока в землянке нашей перезимуют, да за пчёлами моими присмотрят. Весной их на землю выносить надобно. А нам в пути сам Велес поможет, не умрём ни от голоду, ни от холоду.
        Вот так попрощавшись с людьми, отправились они в дорогу. Морозы в ту порую лютые были. А они как шли по лесу, так само солнце зимнее им дорогу освечивало. Тимофей все тропинки в лесу знал, к вечеру они костёр разводили, из снега чай, да суп варили, в который они грибы сушёные да крупы припасенные кидали. Мёд с сотами им за место сладкого был, не до праздников зимних им в лесу было. Иногда до какой-нбудь заимки охотничьей доходили, так там сухари да солонину припасенную находили. Волки выли и иногда целой стаей за ними рыскали, но Велес им велел охранять путников от других людей. Пару раз на них озверевшие люди ружьё нацеливали, но сами тогда от волчьих зубов погибали. Один раз они на землянку одну набрели, а холод такой лютый был, так волки рядом всей стаей спать улеглись и своим теплом их отогрели. А утром обнаружили они убитого волками оленя. Как будто серые с ними поделиться добычей решили. Тогда они костёр развели, да со снегом сварили себе кусок оленины.
        Но, тем не менее, и зиме конец приходит и походу, который они затеяли. Весна их в пути встретила. На реке Водяной лёд рубить начал, русалки выглянули. Как к речке они  вышли, чтобы клюквы набрать, так Водяной дедушка им рыбки протянул:
       –  Поешьте, ребятушки, а то отощали за зиму.
       – Спасибо тебе дедушка, а долго ещё нам пробираться по чащам лесным.
       –  Да уж недолго осталось, сами Жива с Лелей вам помогут.
        Вот и сам апрель месяц в гости пожаловал. Кругом ручьи текут, фиалки, подснежники по лесу пестреют. Рёв медвежий в лесу слышен, значит, сам хозяин проснулся. Птички на деревьях запели серенады, Лелю-Весну встречают. Да и лес уже всё реже становится. А Даждьбог на колеснице своей разъезжает по небу над лесом и всё хозяйство своё весеннее осматривает, лучами своим жаркими Мать-сыру землю прогревает. Да и Лесовик вышел порядок в лесу наводить, вместе с мавками лесными.
         Наконец, путники вышли на лесную поляну, а по ней ключ бежит с прозрачной водою. Наклонились они водицы испить. Да как попили вволю той прозрачной водицы, такую силу и бодрость во всём теле почувствовали! А в это время к ним Мавка одна подходит и протягивает им два лукошка с ягодами, что вроде и не по сезону, как будто. А под ягодами в каждом лукошке по одной расписной коробочке, и по одной большой лесной шишке и жёлудю лежит.
       – Это для вас и ваших наречённых от Лесовика, подарок к свадьбе.
         Пошли они с этими лукошками. Захотел Панас ягоды попробовать. А Тимошка его отдёрнул:
          –  Не ешь ягоды, они волшебную силу имеют. А так, что ты подаришь своей наречённой, если с собой ничего за душой не имеешь. А тут такой подарок, что ни одному Сельсоветчику не снилось.
        Вот идут они дальше, долго ли, коротко ли, а лес всё реже и реже становится, а потом и совсем закончился.
        Вышли они на пригорок, а солнышко весеннее лучами своими светит, припекает. Жаворонок песню запел, звонко-голосисто, с ним хочется вместе взлететь и увидеть сверху то, что он видит. Почки на деревьях распустились, бабочки весенние летают. А травка молодая, зелёная, нежная, мягкая, как пух. А по травке суслики бегают. И что-то тоже серьёзное решают. Панас аж расхохотался. Дома суслики врагами полей считались. А тут, когда не связан с их вредными для крестьян пакостями, чего бы не улыбнуться вместе с этими милыми, да такими потешными.
        Но, вдруг, суслики чего-то насторожились, встали на задние лапки, осмотрелись, и резво в норки свои юркнули. Оказалось, какая-то большая собака выскочила на полянку. Но не охотится, а поиграться с ними псу захотелось. Пёс побегал по травке, а потом завидев двух молодых парней к ним кинулся. Панас вначале отскочил, думал пёс куснуть хочет, но Тимофей его отдёрнул:
          –  Не бойся. Этот пёс дружелюбный. Погладь его. Видишь, как он нам своим хвостом завилял. Он как будто давно нас ждал, а теперь отвести нас куда-то хочет.
        Панас тогда руку псу протянул, а тот его лизнул, как старого знакомого. А Тимошка ему из котомки кусочек сала протянул. Пёс угощение съел и запрыгал от радости, а потом отбежал в сторону и на них посмотрел, словно звал за собой куда-то. Пошли они за ним, а пёс вёл их дальше и дальше. Видят они по полянке две девчушки молодые бегают. Одна светлая с длинной пшеничной косой, перевязанной широкой голубой лентой. В лёгком кафтанчике, из под которого сарафан синий выглядывал. На голове косыночка светлая, а на ногах лапти. А вторая чуть крупнее, коса у неё толстая, русая, а глаза – озёра синие.
          – А ну, Настасья, сымай свои лапти и давай по траве весенней побегаем, как нас тётя Марита учила! – крикнула она своей подружке и расхохоталась, обнажив ряд белых зубов.
     – Рано ещё Олёнка по росе бегать, давай пока просто росой умоемся.
И обе дивчины опустившись на корточки начали умываться росой.
         – Кто это вас росой умываться учил? И кому это Марита тёткой приходится? – спросил подкравшись к ним незаметно Тимофей.
         – Моя! – крикнули в два голоса обе девчушки, и быстро, как молодые козочки, отпрыгнули на большое расстояние, явно показывая, что ещё не доверяют незнакомым   молодым людям.
        Но пёс, который привёл к ним молодых людей, кинулся к своим хозяйкам, явно показывая чьих хозяев он будет, так что перепачкал их одежды своими огромными лапами, которыми бегал по мокрой утренней росе.          – Ладно, козочки молодые, ловить и обижать вас мы не собираемся, но поведите нас к своей тётке.         
       –  Это можно, – ответили снова в один голос красавицы.         
       –   Братик мой родненький Тимошка, живой! Панас, ну и вымахал ты, прямо не узнать, каким красавцем стал! – воскликнула Марита, когда девушки привели к ней измученных долгим путём двух искателей счастья. – Ну давайте быстро в хату, я вам с утра баньку растопила, попарьтесь с дороги. А вы девчата живо на стол накрывать. Это и есть ваши суженные. Видите не только нежити лесные, а даже наш Рябко это понял и сразу в них друзей признал.
      Ну а дальше события быстро развернулись. Эти девчушки были родными племянницами Маритыного мужа Павла, дочками его родной сестры Дуняши. Муж Гордей её на фронте погиб. Да и она недолго прожила, как узнала о его гибели. А девчушек потом Павел с Маритой к себе в дом забрали и вырастили их вместе со своими родными дочками Нюшей и Марусей. И с самого начала знала ясновидящая Марита, как судьба их приёмных дочек дальше повернётся, а одна потом её невесткой станет. Алёнка Тимофею приглянулась, а Настасья - Панасу.
Вот и решили они, не мешкая, свадьбу справить.
       –  А гулять то на что будем, - спросили обе невесты. – У нас тут тоже, как колхоз объявили, хоть шаром покати!
       –  А нам Мавка лесная от Лесовика такой подарок передала, что и на свадьбу и на дорогу домой хватит, – ответил Тимофей. – Завтра в колхозе о сговоре объявим, а через недельку и свадьбу сыграем.
     В колхозе порядком удивились. Весна только началась, какая может быть свадьба. Но все знали, что если что от Маритки идёт, то так тому и быть. И вот как собрались всем колхозом, столы пустые расставили, оркестр свой деревенский сопилки, бандуры, гармошки.  Вышли молодожёны всех встречать. И лукошки при всех своим невестам в подарок вручили. А те в свою очередь тогда ягоды по столу разбросали, и вмиг на столах всякие соления, копчения, пироги появились, словно в помине того голоду проклятого и не было. Потом они шкатулки достали и раскрыли их. А из них платья для невест красоты неописанной, для женихов костюмы и всякие ленты, цветы  и другие атрибуты, что на свадьбах иметь полагается. Поп местный их в своей церкви обвенчал, а Марита ещё велела около большого дуба, который она лентами шёлковыми украсила три раза вокруг обойти, чтобы  дух этого дерева им в жизни потом помогал, как раньше у славян было положено. Да и местный председатель у себя в сельсовете расписал и выдал им документы о той росписи свидетельствующие, как теперь по новому, советскому закону было положено. 
     Ну, свадьбу отгуляли, домой пора собираться. Вывела их Марита на лесную опушку и велела по шишке на дорогу бросить. Как только они это выполнили, из каждой шишки лошадь с подводой появилась. И на подводе по сундуку. А в сундуке том приданное такое, какое всем невестам до революции иметь было положено. Тимофея сестра крепко поцеловала на прощание и одела ему на шею их семейный золотой талисман с головою медведя.
     На подводе молодожёны быстро до родного села Берёзового добрались. Жители уцелевшие их там радостно встретили, сами они понемножку начинали родные дома отстраивать. Пчёл тимошкиных они около сада поставили, как Тимошка им велел.
    Ну, пошли тогда в землянку Тимошка да Панас с молодыми жёнами. Когда утром на рассвете вышли они из землянки на свои пепелища, то каждый на своём пепелище по жёлудю бросил. И лесные и водяные духи вышли им тогда на помощь. Колхозники тоже им помогать начали, а сами диву давались, отчего так быстро всё строится. Только не сказывали им Тимофей да Панас об этих лесных подарках.
     Правда, когда сельсоветчик новый в селе обявился, то велел им лошадей с подводами на колхозную конюшню отвести. Не положено при Советской власти своих лошадей дома держать. Ну, делать нечего, отвезли они телеги на колхозный двор, а лошадей при сельсоветчике на конюшню отвели и он самолично всё к колхозному имуществу приписал. Но как только Тимофей с Панасом вышли, так кони их заржали и начали в лебедей превращаться, а потом через окно выпорхнули и на речку полетели. А подводы просто растаяли водицей, словно снежные были, только место мокрое от них осталось. Конюхи с перепугу креститься начали, «Отче наш читать». Сельсоветчик за ним помчался и орать принялся:
      – Да я на вас как напишу, что мало не покажется,  а ну верните колхозных лошадей на место.
      – А как мы их вернём. Тут все колхозники видели что мы их на конюшню добровольно привели и сдали, а то что они улететь пожелали, так то не наша вина. Лесовик их лично нам подарил, а не колхозу. Вот они и не пожелали на конюшне жить. А если напишешь об этом начальству, то тебя самого в психушку упрячат. Ты ведь нам тут всё время толдычишь, что нету ни бога, ни чёрта, и всё это поповские выдумки для устрашения народа. А что же ты теперь своему начальству скажешь? Что я своих лошадей в лебедей превратил и на речку пастись отправил, чтобы в родной колхоз не сдавать.
     Раздался лёгкий смешок, который немножко разрядил обстановку, после того шока из-за увиденого. Попробовал тогда Сельсоветчик сорвать с шеи Тимофея их семейную реликвию – золотой медальон с головой медведя. Мол всё золото имеющееся в домах нужно сдавать в государственную казну. Но как только потянулась к шеи жадная рука, так её и покрыло ожоговыми волдырями.
     Понял сельсоветчик, что тут ничего не поделать и отстал от них. Тимошка своими пчёлами занялся, а Панас, как и все его предки, мельником стал.