Только ветер в степи

Плач

Ниточка, иголочка, по жизни окаёмочка. Солнце краюшечкой отломилось, за горизонт слеза закатилась. Соль в океане людском растворилась. Радуга в мире моём проявилась, швом обереговым закрепилась.

Звон отпевальный, звон колокольный. Слышу, сквозь время, несётся по крови горюшко - горе, бабья ты доля, скорбная доля, полная боли.
Примем.
      Отпустим.
           Тихонько отмолим.

Шила Марыця платьице бело. Шила, и песнею вдаль улетела:
Шью себе я платье, нитью обереговой долю прошиваю. По самому краю боль проступает. Швы идут неровно. С перекосом влево, с перекосом вправо. Распускаю, правлю.
Степь - колосок. Жизнь - волосок.
Бабий колышит ковыль голосок:
— Жизнь - ярмо тащила часто через силу. Мучалась, тянулась. И к земле пригнулась ивою плакучей.
— Ивою плакучей прожила с постылым, будто через силу, радость запретила. Выдали без спросу за пять мешков проса.
— За пять мешков проса и я всё терпела, по делу и без дела. Бабья ты доля - по стерне до боли, по золе и крови.
— По золе и крови... Погибла на пожаре, в огненном угаре. Три дня не подождали... Не слышали дыханье. Живой закопали. Сквозь землю кричала, звала и рычала, по крови в виски сквозь сон достучалась: дочери приснилась. Старосту позвали и попа позвали, чтобы разрешили вскрыть мою могилу. Только поздно было... Руки в кровь. Устала. Звала и проклинала. Простите, проклинала... Сильно проклинала.
— Сильно проклинала. Мамо... Мамо... Мамооо. Прости меня, мамо. Всё было, как в тумане... Виновна. Закопали. Живую закопали. Забыла как прощают, как себя прощают. Сама запретила и детям запретила. Теперь им не верю. И себе не верю. Захлопнулись двери.
— Захлопнулись двери. Хочу быть гибучей, не стволом падучим, хрупким, невезучим.
— Когда народилась, к солнцу ввысь летела — стать деревом хотела. Корни пустила, землю взбугрила. Но волю надломила... Кора трещала, нутром кричала, стиснула зубы, молчала. Молчала.

— Голод был лютый. Мёрли все, как мухи. А меня светило, изнутри светило: тяжёлая ходила не девкою, а сыном! Родила кормильца Илью, свет, счастливца. Муж добыл буханку в благодарность  матке. Только отвернулся, съела всё до крошки... Заворот кишочков и прощай, как звали. Молоко просилось... Сердце разрывалось, как дитё кричало. А вы хоронили.   
Там в степи, под маками, холмик неприметный, стёртый вольным ветром.
— Мамо, ты мамо... Меня оставляла... Мачеха кричала, в спину толкала. Поленом подзатыльник, холод могильный. Падала, вставала. Плакала, смеялась над такой судьбою.
Жила, продолжала нитью льняною
смЫкать свою долю.
 — Свекровь не взлюбила. Гнобила, гнобила, Ревновала к сыну. Словом-штыком толкала в могилу. Колола и шпыняла, сердцем лютовала. В глаза говорила и насмехалась: "Не смотри на пузо. Не жди, невестка, сына. Будет тебе горе, лишний рот, обуза. Огрызок кургузый. У прОклятых баб не родятся мальчонки!" Родилась девчонка.
— Отец не дождался, умер от ранения. Родилась последышем порой послевоенной. В голодное время — ненужное беремя. Поздним ребёнком, дитём не желанным. Тяжёлое бремя. Голодно. Холодно. Штопано. Рвано. Было шесть годочков, пришла семья зажиточных за мечтой несбыточной — за приёмной дочкой. Через них услышала, как рок ножи точит. Они просили  маму:"Отдай нам свою дочу. Будет, как сыр в масле. В шелках и платочках. Выучим, как надо, на ноги поставим".Сердце было в пятках, стояла за забором, ноги вросли в землю. А в висках стучало: Не отдай, мамо. Я буду хорошей. Мамочка. Мамо." Не отдала кровинку. Прижала к подолу дрожащую рябинку. Вдаль смотрела долго. Слезу утирала.
— Жизнь хрупка, как ветка. Дети погибали, беречь не успевала. Доня синей птичкой в облаках летает. Сынку, мягкий хлебушек, резко отломился... Сгинул на границе. Остальных —канатом, держу пуповиной. Курочкой-наседкой, пока жива буду, клювиком в дорогу направлять повсюду. И соломкой щедро посыпать все ямки. Пусть всё будет ладно у моего чада. Закрою от ненастья. Уберу с дороги валуны, ухабы. Хоть шестой десяточек, короткий поводочек, лишь бы рядом с мамой.
Примем.
Отпустим.
Тихонько отмолим.

***
Швы идут неровно. С перекосом влево, с перекосом вправо. Распускаю, правлю. Лёгкое двунитье рвётся от старанья. Призываю в помощь Макошь, Живу, Ладу.

Дикими корнями, полевой травою землю прошиваю.Льном синеголовым небо вбираю.Полотно суровое ниткою-судьбою, жизнью прошиваю. Песнь в него вплетаю.
Стану ясным небом, ключевой водою слёзы все отмою, жарким летним солнцем радостью наполню, парной живой землёю накормлю любовью. Прорасту травою. Песней. Судьбою. Разной. Дорогою.

***
Шила Марыця платьице бело,
Шила и мыслями вдаль улетела.
Благословение к ней подоспело:
— Даю тебе право на славную долю, добрую волю. Одеждой обережной нежно покрою.
— Любовью покрою.
— Шаг за шажочком шей судьбу, дочка.
— Шей рудой стежочки, живою красной строчкой, кровью проточной.
— Ладь себя родную, силу родовую, правь жену и мужа: счастье в роду нужно.
— Тебя отпускаем. В центр твоей жизни. Ты себе Хозяйка, стержень и опора. Ныне и присно.
— Бери свою силу, в хвост тебя и в гриву!)
— Царская Осанка, улыбка спозаранку.
— Прими благословенье: сшей себе счастье. Я не носила, а тебе по силам.
—  Передаю доверие, — тихий голосочек, очень издалёка, — Себе. Богу. Миру. Неси его спокойно: всё, что надо, будет.
— Возьми два отреза - два древних дома. Сшей до любви, сшей путь дорогу, сшей для плодорода. До уюта — лада, чтоб сердце было радо.
— Пусть твоё солнце светит людям. Пусть твоё слово милым им будет.
— Пусть так и будет!
Степь - колосок. Жизнь - волосок.
Бабий колышит ковыль голосок.