Талантливый муж

        Темнота летней ночи быстро убегала куда-то на запад под напором первых лучей солнца. Легкий ветерок порывисто открыл балконную дверь на втором этаже, как - бы приглашая утро войти в комнату. Чистенькие, тщательно выглаженные, занавески зашевелились, стряхивая с себя ночные тени. Предметы в комнате стали ясно видны. Справа от балконной двери стоит трельяж, давняя мечта хозяйки дома Анны Алексеевны Котовой, блестя зеркалами и полировкой. На тумбочке трельяжа, со вкусом, расставлены предметы парфюмерии. Дальше, на стене картины, в углу платяной шкаф, вычищенный и блестящий, как будто только что полученный из магазина. Полы в комнате вымыты и ни одной пылинки не видно. Слева от двери стоит кровать-диван. На белоснежных подушках и простынях спит небритый, с заметной ссадиной под левым глазом, хозяин квартиры, Юрий Кузьмич Котов, и отчаянно храпит. Звуки раздаются равномерно, как у работающего двигателя, только изредка, слегка затихают, чтобы вновь разразиться еще с большей яростью. Вдруг, из его уст раздался сильный, завершающий сегодняшнюю ночь, рык, после чего храп прекратился, и веки Юрия Кузьмича дрогнули, как зябь на водной глади. «Кто мог таким храпом меня разбудить!?» - Мелькнуло у него в голове. Но тут же догадался, что сам себя разбудил своими неистовыми звуками, и успокоился, и подумал: «В здоровом теле - здоровый дух». Медленно приоткрыл глаза, осмотрел комнату и остановил взгляд на платяном шкафу. Привлекли его внимание, лежащие на шкафу, клубки ниток и вязальные спицы, причудливо торчащие из недовязанной кофточки для семилетней дочки Тани, а рядом, лежал готовый, вязанный свитер для восьмилетнего сына Саши. Удивительно, когда Анна Алексеевна успевала убрать в квартире, приготовить еду, постирать, погладить, поухаживать за детьми, шить, работать, да еще и вязать. И еще не понятнее становится, как она ко всему этому успела окончить вечерний техникум и годичные курсы по изготовлению цветов из бумаги и ткани. Поразмыслив немного, Юрий Кузьмич сделал заключение: «А, что тут удивительного. Чья это жена? Моя! Иначе у меня и быть не может». Размышляя так, о своих достоинствах, он вдруг поймал себя на мысли, что ему что-то не по себе. Что-то его гнетет. Юрий Кузьмич закрыл глаза и спустил свои мысли, как свору псов, по своим мозговым извилинам, в надежде разыскать, что-нибудь приятное, душевное, умное. «Ведь как приятно лежать в такой мягкой чистенькой постели и думать, и думать, думать о хорошем, думать о возвышенном, думать грамотно. Хорошо!» Неожиданно мысли его остановились на вчерашнем вечере. С лица спала маска неприятности, и покой и удовлетворение воцарилось в душе. «Ведь какой приятный был вечер. Как хорошо посидел, поговорил с друзьями - соседями. Хорошо, что жена не помешала. А то чего-нибудь ляпнула бы, или сделала бы, и красней за нее, как прошлый раз, дома, когда Николай в гостях был. Взяла со стола недопитую бутылку, да еще почти полную! Столичную! Спрятала в стол и говорит Николаю:
       - Бездельник ты, пустомеля, и пьяница! Хватить пить.
       Каково! А! Я чуть со стыда не сгорел. А ведь, Николай, какой умница. Хоть у него образование три класса, но какой «уродит». Он про великих всяких людей ученых, как например, про Попова, который закон всемирного тяготения открыл, такое знает. . . . . , что нигде в книжках умных не найти. А она, жена, его как обидела! Каково! А! А вчера культурно так посидели в кафе «Огонек», вчетвером. Я, Николай, Жора и Гена. Немного выпили, так, по бутылке столичной. Повод? Жора перешел на другое предприятие. На старом месте ему работа была не по душе, не интеллигентная. Перешел с повышением. Из разнорабочих в рабочие. Так вот, он, Жора, с нами первый свой аванс обмывал. Весело с ним, легко. А Гена! Гена умница, как разговорился. Да слова все изысканные. Прежде чем что сказать, говорит:
      - Разрешите, я скажу.
       Или в следующий раз:
       - Простите, я хочу уточнить, - далее, - внимайте, нас за столом четверо. А это много. А много по-гречески - «моно».
      Каково! А! даже греческий язык знает.
      А Жора, хоть у него пять классов образования, он самый образованный среди нас, а как любит астрономию и астрологию. С какой он искренностью говорит:
      - Да я бы всех этих негодяев, капиталистов, которые «Шехспира», бессмертного «Шехспира» сожгли на костре за то, что он доказал будто бы земля круглая и вертится, собрал и на костре сжег.
      А я возьми и уточни, что, дескать, не Шекспира на костре сожгли, а Циолковского, так он, Жора, развернулся, да…меня кулаком по морде, под глаз. Хорошо, что я успел немного отклониться, так не сильно досталось».
       Юрий Кузьмич осторожно пощупал ссадину под глазом и поморщился, продолжал думать.
«А я на него не обиделся. Разве на настоящих друзей обижаются. Ведь это он из-за своей великой убежденности и любви к астрономии сделал. Он ведь так и сказал:
      - Я не позволю искажать науку!
      Какая убежденность. Какой характер! Каково! А!
      Правда, вчера не совсем удачно окончилась беседа. Влетела в кафе Мария! Жена Жоржа. Влетела как разбойник с большой дороги, с палкой! Подсела к столику, даже разрешения не спросила, как делают культурные люди, поздоровалась ехидно, а у самой глаза горят огоньками Аида, или как огни витрины кафе «Огонек».
       - Это почему же вы тут сидите, домой не идете? Вас жены и дети ждут, а вы тут плетни из сплетен языком плетете.
      Мария невоспитанная такая женщина, хоть и имеет высшее образование. Не хватило ей одного института, чтоб стать интеллигенткой. И продолжает:
       - Вы, что совсем совесть потеряли, - а сама потихоньку из стаканов в тарелки столичную вылила, и из бутылок тоже, думает, дура, что мы не догадаемся ложками водку вычерпать, и продолжает, - а ну, марш все домой, а то сейчас дружинников вызову и будете завтра дороги по городу мести. По крайней мере, будет больше от вас пользы, чем от вашей пьяной болтовни.
       Сама же Мария, огрела Жорку палкой, взяла под руку и повела из кафе. Коварнее, чем Мария, женщин я не видел! Потом вернулась и нас вежливо попросила выйти вон, пригрозив, что в противном случае угрозу свою исполнит. Каково! А! Да, неудачно вечер закончился, но все же было хорошо.»
      Юрий Кузьмич повернулся на другой бок. Вздохнул. Стал думать: «За какое бы дело взяться. Что бы придумать умное. Ну, скажем, изобрести для народа подводную лодку, которая плавала, летала не только по воздуху, но и в космосе. В общем-то и трудности в этом мало, только надо взять себя пересилить, и начать делать. Я ей придам красивый и нарядный вид. Люди будут мне благодарны, напечатают мой портрет в газете». Но тут его изобретательское вдохновение прервала Анна. Как всегда, не ко времени. Она была скромно и опрятно одета по-домашнему. На голове аккуратная прическа. У нее живые, в меру подкрашенные, ясные и красивые глаза, незаметно напудренное лицо, приятный разрез рта и красивые губы. В ушах поблескивали сережки. Она подвижная и стройная.
      - Юра, вставай. Хватить валяться в постели. Умывайся, одевайся, и сейчас будем завтракать. Дети давно тебя ждут. Только смотри, не умытым тебя за стол не пущу. - Проговорила Анна Алексеевна и вышла, но тут же вернулась и добавила, - отец твой письмо прислал, на столе в зале, возьми почитай.
      Юрий Кузьмич поморщился: «Вот так всегда. Только начну что-нибудь делать, придумывать, изобретать, так нет же, обязательно помешают творческому процессу, то жена, то дети, а на работе вообще некогда. На работе обстановка не подходящая. Разве на стройке что-нибудь изобретешь, когда целый день лопатой мусор выгребаешь. Не творческая там обстановка. Разве можно вдохновиться, когда смотришь на красные, белые кирпичи, или железобетонные серые изделия. На стройке все давно изобретено. Все ясно и просто. Кран подымает. С крана снимают. А затем кирпич подносится к стенам, каменщики, придурки, кладут эти кирпичи с тупыми лицами. Помешивание раствора тоже не вызывает творческого подъема. Можно конечно стать каменщиком, да с определенными способностями можно быстро поднять стены. Можно стать лучшим каменщиком. Но, что это даст? Тогда вообще ничего нельзя изобрести. Сейчас хоть немного есть свободного времени думать. Наносишь побыстрее кирпичей и сиди, думай. А каменщик ложит и ложит стену. Ему сидеть некогда и мне не дает».
       - Юра, ты скоро встанешь?! - донесся до него голос жены.
       «Вот прицепилась!! - подумал недовольный Юрий Кузьмич, и, не спеша, встал. Нашел носки и одел наизнанку. Никак не мог разобраться, где «лицо» у носков, а где «изнанка». Жена не может нормальных носков купить. Затем, надел брюки, тщательно выглаженные заботливыми руками жены, умылся и не бритый с глубокомысленным взором сел в кресло в зале и стал читать письмо от отца. По мере чтения письма его лицо становилось все суровее и суровее, потом приняло выражение разочарования, и только изредка, вслух, тихонько, восклицал: «Каково! А!» Прочитал письмо, бросил на чистый пол и осмотрелся. В зале был полный порядок и чистота. Юрий Кузьмич про себя отметил, что в серванте посуда переставлена, и придает нарядный вид полкам. В вазах стоят красивые цветы, сделанные руками жены, на подоконниках живые цветы тоже переставлены и создают законченную гармонию. Куда бы Юрий Кузьмич ни посмотрел, везде были видны следы недавно прикоснувшихся женских рук. Из соседней комнаты закричали дети:
       - Мама мы закончили работу, все убрали.
       - Тогда зовите папу и вместе идите к столу, будем кушать. - Позвала всех Анна Алексеевна.
      Первой подбежала к Юрию Кузьмичу дочь Таня. На ней были белые носочки и цветастые, ручной вязки, тапочки, ослепительно белое короткое платье, на тщательно причесанных волосах красовался белый бант. И вся она, со своими синими глазами, была такая чистая, нарядная, что казалось большой, живой и красивой куклой, только что вынутой из коробки.
       - Папа, пошли кушать. Мама зовет, уже все приготовлено. - Без запинки выпалила словами Таня.
      Взяла отца за руку и потащила. Тут же подбежал и Саша, и взял за другую руку и втроем вошли в кухню. На кухне действительно стол был накрыт. В сверкающих белизной тарелках дымился борщ, источая приятный запах. В центре стола стояла тарелка с салатом, по краям украшенная розами, сделанными из редиски, а в центре тарелки, из помидора красовалась георгина. Между георгинами и розами из половинок вареных яичек сидели загадочные белые жучки среди зелени из петрушки, лука и еще из чего-то. Стояла, и ждала своей участи, другая еда в тарелках, украшенная фантазиями хозяйки. Всем были разложены ложки и вилки. Даже хлеб лежал не просто, а уложен замысловатой пирамидой.
       - Папа, я тебе положила твою любимую ложку. - Щебетала Таня, и продолжала. - Смотри, как мама салат украсила и меня научила. - Глаза Тани сияли и ждали, что скажет отец.
       - Хорошо сделано - только и смог сказать он в ответ.
      В душе у Юрия Кузьмича проснулось какое-то чувство своей беспомощности, ненужности. Чувство не заслуженности перед тем, что его окружает, да еще жена ничего не сказала по поводу вчерашней гулянки в кафе «Огонек». «Мария, наверное, ей уже все рассказала, да еще разукрасила в яркие цвета своим поганым язычком. И за что Жорка ее любит» - мелькнуло в голове. «Придется еще выслушивать лекцию об отцовской ответственности перед детьми, и не достаточной любви к ней». И чувство стыда осторожно прикоснулось к Юрию Кузьмичу. «Буду с сегодняшнего дня во всем помогать жене». - Уже не в первый раз решил Юрий Кузьмич и успокоился. За столом ели молча, мерно постукивая ложками о чашки. Саша и Таня с любопытством поглядывали на аккуратную мать и на взъерошенного, небритого отца.
      У Саши выскользнула из руки ложка, и плюхнулась в тарелку.
       Таня залилась смехом, и из ее губ брызнул борщ.
      Юрий Кузьмич нахмурился и сурово посмотрел сначала на Сашу, затем на Таню. Дети притихли. А Юрий Кузьмич отметил в душе, что он все же нужен здесь, хотя бы для наведения порядка. Но когда у Тани с вилки соскользнул вареник, ударился о край стола, как лягушка прыгнул на белое платье Тани, и затем упал на пол, издав квакающий звук, Юрий Кузьмич понял, что настал его черед в воспитании детей, и, следовательно, настал его вклад в семейное дело. И он, с энтузиазмом взялся за эту работу, поглядывая на жену, пытаясь понять какое он впечатление на нее производит. Говорил он долго, монотонно, просил брать пример с отца и умных людей, таких как Гена, Жора, Николай. Ругал детей, что они ничего не знают. Не интересуются наукой, космосом. Не любят природу. А за столом не умеют себя вести, измазались сметаной и разбрасывают вареники по полу. Анна Алексеевна с усмешкой слушала и наблюдала воспитательный процесс, и готовила в уме свою «головомойку» мужу.
      - И в кого вы только такие уродились, - продолжал говорить Юрий Кузьмич, - никакого таланта у вас нет. Оба в мать! В моем роду все таланты. Отец мой, ваш дед Кузьма, писатель. А вы даже писать буквы толком не умеете, не говоря о творческой работе. А дядя мой, ваш двоюродный дед Алексей, талант… Летчик, Берлин в 41 году бомбил. Научные труды пишет про АСУП. А вторая его жена просто красавица….
       - А кто АСУП? - спросила дочь Таня.
       - АСУП, это веяние века. Это достижение социалистической системы. АСУП, это высочайшее достижение науки, это синтез науки и вычислительных машин. - Ответил Юрий Кузьмич, обводя всех умным взглядом, и продолжал. - У дяди Лени дети - талант. Дочь его институт кончила. Замуж удачно вышла. Машину «Ладу» имеет. А вторая дочь, младшая, Таня, тоже талант. Вышла замуж за сына московского профессора психолога. Сама психический институт закончила на пять. Не работает, талант! Стихи пишет. А вы! Эх…х! Читать не умеете. Дед Кузьма письмом прислал Танины стихи. Талантливые стихи! Вот, смотрите:
                «Прижавшись губами к другу,
                И чувствуя привкус крови,
                Поверить, как хочется, другу,
                Что он не обманет в любви…»
 Прекрасные стихи. У того же дяди Лени, ваш дедушка пишет, сын Алексей артист. В цирке выступает, объездил пол Европы. Лошадь, при которой он конюхом, самая красивая лошадь. А вы! Эх…х! Да вы даже вилки в руках держать не можете. Вареники с вилки падают. Недотепы!
      Юрий Кузьмич, сделал паузу, осмотрелся. Взглянул на жену, которая с насмешкой наблюдала за ним, и продолжил:
       - А у Брата моего Зиновия, дети тоже таланты. Да и брат, большой ответственности товарищ. Женился на инженерше, тете Люде, и, пожалуйста, таких талантов народил. Один, Саша, старший, музыкант. Другой, Алеша, уже стихи пишет, яхтсменом мечтает стать, море рисует. Ну, что мне с вами делать. Да тут уж ничем не поможешь, - вздохнул Юрий Кузьмич, - не в меня. Оба в мать свою!
       - А ну! Хватит нести детям чепуху, талант исключительный нашелся! Ты лучше бы на себя оборотился. Твой талант, очевидно с тобой разминулся. Я с детьми и без таланта проживу. Важно, чтобы они были честными и трудолюбивыми. Что бы их труд был в радость людям. Если они будут такими, то талант их сам найдет. - Сказала Анна Алексеевна, и продолжала, - Покушали? Вставайте из-за стола, я убирать буду. А ты, Юра, талант, вынеси мусорное ведро, убери после себя в ванной, да наведи порядок в туалете. Да прояви при этом свой талант в полной мере. Сейчас пойдем в кино с детьми.
       Юрий Кузьмич не стал спорить. «А вдруг за вчерашнее пронесет, если молча выполню приказ жены» - подумал он, и стал с большим нежеланием выполнять порученное дело. Анна Алексеевна быстро и легко убрала на кухне, нарядила детей. Сама одела нарядное платье.
       - Юра, скорей заканчивай, а то мы в кино опоздаем. - Поторопила она мужа.
       - Я в кино не пойду. Мне некогда!
       - Как хочешь. - Не стала уговаривать Анна Алексеевна мужа.
      Дети бабочками вились около матери. Таня допытывалась:
       - Мама, мама, а какое кино будем смотреть. То, что ты рассказывала, про Джордано Бруно, как его на костре сожгли. Нет, Таня, - наперебой говорил Саша, - это полет на луну, на ракете, которую изобрел Циолковский, помнишь, мама рассказывала.
       - Нет, детки, мы пойдем смотреть сказку «Руслан и Людмила», которую сочинил Пушкин. Руслан проявил настоящую любовь и верность к своей невесте Людмиле. Он спас ее от чар страшного волшебника Черномора с длинной бородой, и затем победил врагов, напавших на Киев. И в кафе «Огонек» скандалов не устраивал. Слышишь, талант. - Закончила говорить Анна Алексеевна обращением к мужу.
       Входная дверь в квартире хлопнула. Стихли голоса. Юрий Кузьмич остался в одиночестве. Подошел к окну и стал наблюдать, как удаляется от дома жена с детьми. Задумавшись, сел в кресло. Снова спустил мысли с тормозов под откос, и стал думать о том, о сем, и снова потекли изобретательские мысли. Встал, включил милый сердцу телевизор, а через некоторое время в квартире уже раздавался уникальный и музыкальный храп. Юрий Кузьмич отдыхал после утренней вспышки мыслей, и неторопливые сны в его сознании рисовали бесконечные узоры событий. Его сон прервал пришедший в гости Жора. . . . .