Дети Энштейна. Глава 3

 Глава 3.

            Вторая смена заканчивалась довольно поздно, а у меня, к сожалению, не было привычки подолгу задерживаться на работе. В старой школе к пяти часам я уже занимался своими личными делами, и после практически не пересекался ни с детьми, ни с коллегами. Сегодня же вряд ли попаду домой к восьми часам, хорошо, что успел перекусить в школьной столовой, иначе пришлось бы сгонять в буфет на вокзал за мороженой котлетой. Деньги были на исходе, занимать по старой привычке пока не решался, а вот срубить десятку на вокзале, наверное, можно попробовать. Завтра. Сегодня же мое измученное тело требовало только горизонтального состояния, и ничего другого. Рыжик меня уже не ждал, и только приподнял голову в знак приветствия. В комнате было прохладно, и, скинув лишь брюки, влез под одеяло. Что сегодня было? Прежде, чем согреться и уснуть, буду загибать пальцы. Во-первых, Энштейном оказался покойный муж артистки театра с инициалами Э.Н.Ш., во-вторых, мои инициалы не напоминали ни об одном хоть сколько бы известном ученом, в-третьих, мне было совершенно без разницы, примет меня класс или нет. Но было еще и четвертое, в пятницу предписано провести классный час, и тема его была столь актуальна – влияние искусства на формирование личности. Не помню, когда последний раз произносил подобные слова, наверное, никогда. Если выбирать между знакомыми мне искусствами - филармонией и кино, то лучше последнее. Как утверждал великий классик – важнее нет его. Завтра добегу в перерыве до кинотеатра и приценюсь к билетам. А вечером точно на вокзал.

          После второго урока я перемещался по коридору третьего этажа в дальний его конец, а навстречу приближалась компания девятиклассников во главе с Крымовым. Расписание уроков предписывало мне встречу с ними через полтора часа, а тут представляется такой повод сообщить им о своем присутствии сегодня на работе. При последней нашей встрече с их стороны образовался вопрос о длительности моего пребывания в данной школе, и ответом, к их всеобщей радости, послужило сообщение о моем скором переводе в управление по образованию на повышение. Обменявшись приветствиями, мы разошлись, чтобы встретиться вскоре на уроке, посвященном неравномерному движению материальной точки в трехмерной системе координат. Об этом я прочитал вчера в учебнике физики девятого класса. Материал был изложен довольно примитивно, а юным дарованиям хотелось бы запудрить голову своими познаниями в теоретической механике. По этой причине я вчера потратил целых полчаса, пролеживая на диване со скрещенными на груди руками, и пытаясь вспомнить все прелести теории. Как сообщила мне сегодня завуч - в этом классе, с углубленным изучением физики, все должны быть отличниками, или как минимум хорошистами, а четверть класса следует подготовить к выступлениям на городской физической олимпиаде в декабре. Вспомнилось, что на четвертом курсе, в составе институтской команды, занимал третье место на краевой олимпиаде. Как мне показалось тогда – случайно. Да и все, что происходило со мною теперь, было из той же оперы.

           Урок заканчивался нормально, ничего неожиданного пока не случилось. Я начал с исторической справки, поведав юным дарованиям об абстрактном Эвклидовом пространстве и четырехмерном Минковского, разложил по полочкам определение радиус-вектора материальной точки, и, кажется, доказал в конце наличие у нее отличного от нуля ускорения. И это было все, что я помнил. Дети спокойно меня слушали, лишь изредка переглядываясь между собою, и аккуратно копируя себе в тетрадь мои умозаключения. За восемь лет, проведенных у школьной доски, сегодня, как никогда, я оказался близок к рекорду своего красноречия, и постарался как можно больше времени на уроке потратить на свое солирование. Наверное, хотелось таким образом произвести впечатление, а прочие диалоги оставить на потом. Но за несколько минут до конца занятия внезапно открылась дверь, и в классе опять проявился школьный начальник. Внимательно осмотрев притихшую, и стоящую перед ним, аудиторию, предложил задачку на сообразительность:
     - Вчера после уроков, в раздевалке, у пятиклассника отобрали деньги, и по проверенным данным — это ваших рук дело! Либо вы сознаетесь, либо я сейчас завожу его сюда!
      Окончание урока получилось для меня необычным, как и сам урок. Наверное, я недостаточно вчера к нему готовился. И только насмелившись вступиться за своих воспитанников, как с последней парты поднялся Крымов, подошел к столу и из кармана высыпал горсть мелочи:
     — Это был я! – и выскочил из класса.

          Мы остались вдвоем. Класс я попросил отправиться на перемену, закрыв за ними дверь. Директор развел руками, и расположился за ближайшей партой. С его слов - был уже не первый случай, и ему надоело выслушивать после каждого раза обиженных мамочек. Я не знал, как поступить классному руководителю в такой ситуации, да и директор, судя по его лицу, немного погорячился с обвинением. В дверь постучали, и на пороге образовалась парочка возбужденных одноклассниц:
    - Сергей Леонидович, Вы разве не знали, что Лешу вчера на физре стошнило, и физрук отправил его в медпункт, а потом он ушел домой! И деньги он вывалил на стол, что бы отстали от класса!
     Я уж было решился собрать всю мелочь, и на радостях вручить этой парочке, но последнее слово оказалось явно не за мною:
     - Значит так, как только найдешь Крымова, сразу с ним ко мне в кабинет!
          Но я не нашел его, на вахте тоже никто не видел, а на уроках он больше не появился. После шестого урока ко мне подошел Лепила, упитанное юное дарование, и предложил свои услуги. Я удивлялся его фамилии – Лепецкий, да и прозвище было необычным, а отзывался на него он вполне благосклонно. Мы миновали два квартала от школы, и поднялись на седьмой этаж. На звонок сразу никто не ответил, но дверь все - таки открылась, и мне явилась пожилая, заплаканная женщина:
      - Юрочка, а Лешу увезла скорая…

          Что было дальше – я вспоминал смутно. Наверное, соседи занесли меня в квартиру, и уложили на кровать. Сквозь мутную пелену в голове мне слышалось, что собираются звонить, и что вряд ли неотложка второй раз поедет по тому же адресу. Я встал и попросил воды. Лепила пялился на меня во все глаза, а парочка заботливых тетушек все норовила уложить меня обратно. Когда страсти улеглись, баба Поля поведала мне о своем любимом внуке:
      - Алёшенька пришел со школы вчера рано, и весь день пролежал. И мне ничего не сказал. А сегодня убежал, и даже не позавтракал. Соседи нашли его на лавке у подъезда, и вызвали скорую. А мне передали, что доктор сказал – ничего страшного, аппендицит, вот только просили родителей приехать в больницу. А где они, родители?
       Мы задержались еще на час, и я узнал грустную историю жизни Лехи Крымова, лучшего ученика девятого Б, по моему авторитетному теперь мнению. Собрав необходимые вещи, и попрощавшись с бабой Полей, мы отправились нарушать мой рабочий режим в направлении детской городской больницы под номером четыре.

          К десяти вечера я был на вокзале. В одиннадцать начиналась ночная смена, хотя, как мне объяснили в дежурке, можно и пораньше, если наберется человек пять-шесть. На дальних путях к товарному вагону подогнали грузовик с подсолнечным маслом, и наша веселая бригада приступила к погрузке. Часа через два, когда объявили перерыв и отъехала очередная машина, я понял, что моя авантюра может выйти боком. Старые раны давали о себе знать, еще немного усилий и завтра, пожалуй, уже не встану. Лет пять назад, играя с детьми в футбол, я рвал четырехглавую мышцу, да так и не залечил. Поднялся в кузов, и напросился остаться на подаче – так было полегче, да и можно было не спешить. Наградой за наши труды случились сто рублей на четверых, и по две бутылки масла. Масло я сдал в буфет по восемьдесят копеек, а на три рубля закупился продуктами на пару дней. Трамваи еще не пошли, предутрие выдалось прохладным, и, превозмогая боли в ноге, дворами двинулся домой. Рыжик встретил меня у двери и, получив селедкин хвост, умчался за диван. Пол-оборота крана – и как второй день рождения, с напором, иногда пофыркивая, в ванну ударила горячая струя!  Я прикрыл дверь в туалет, и включил чайник, а спустя пять минут, с горячей кружкой, погрузил свое тело в почти кипящую жидкость.