Глава 3. Делу-время

Глава 3. Делу-время.

- Господин полковник! - мадам Рик благоговейно сложила руки, увидев, как из богатого экипажа выходит её постоялец, которого она не видела ровно полгода, - неужели вы вернулись и будете жить здесь?
- Да, мадам Рик, - качнув головой ответил ей Морис, - я жить буду в Солоне, но к сожалению, от вас мне придётся съехать. А зашёл я для того, чтобы поблагодарить вас за гостеприимство и терпение, завтра я пришлю кого-нибудь за теми вещами, которые ещё остаются в комнатах, чтобы освободить их, и вы сможете снова сдавать их какому-нибудь невзыскательному постояльцу.
- Конечно, конечно, - быстро закивала пожилая дама, -  но вы были самым лучшим моим постояльцем, господин полковник, я очень горжусь, что именно вы снимали здесь жильё. Я понимаю, что господину полковнику и графу жить в моих убогих комнатах не полагается.
- Но у вас уютные комнаты, мадам, - чтобы сделать вдове приятное, поспешил с комплиментом Морис, а потом пошутил, - возможно, мне снова придётся снять у вас когда-нибудь жильё, если вдруг меня опять разжалуют в рядовые.
- Такое разве случается, господин полковник? - удивилась женщина, - чтобы в рядовые из полковников?
- О, чего только не случается на этом свете, это я точно знаю, - улыбнулся Морис, обняв свою бывшую квартирную хозяйку и поцеловал её в мягкую, дряблую щёку.

Морис Альсандер возвратился в Солон к исходу февраля, возвратился с четким приказом его королевского величества, огромными полномочиями, специально открытыми на его имя счетами в королевском банке для финансирования строительства и пониманием той острой необходимости защиты южных берегов Мореи, которую сам сознавал как никто другой. Он знал, что герцог Равияр наделён обязанностями королевского наместника в Южной Морее, а вот контроль над восточными землями должен будет осуществлять барон Арман Лурц. Мысли о Лурце умостились где-то на краешке сознания и не тревожили его, хоть и не покидали. Теперь, когда Лурц от Фредерика находился в отдалении, можно было не слишком тревожиться за короля, и мысли Альсандера были почти полностью заняты предстоящими работами в Солоне и крепости. Он всю долгую дорогу от Озёрного края до Солона был погружён в эти раздумья, чем пугал Отто, который не находил отклика на своё извечное ворчание. Даже разговоры спутников между собой не отрывали Мориса от размышлений, не мешали ему и не беспокоили. Он умел так отрешаться, вначале это отрешение возникло как способ спасения рассудка, а после, как возможность уходить от пугающей реальности. Теперь реальность его не пугала, но мыслей в голове было много, и он сидел в карете отвернувшись к окну и перебирал их, даже не замечая мелькающие за окном невесёлые пейзажи, как всегда зимой однообразные и тусклые. На постоялых дворах он поглощал пищу, также не расставаясь со своими мыслями, вкуса и количества еды не ощущал, и в конце концов, Отто возмутился громко и заметно, Морис вздрогнул и обратил на старика свой взор.
- Да, ты хоть ешь по-человечески -то, - громко, но как-то жалобно воскликнул Отто, - что ж ты словно сам не свой после Торгензема сделался. Ты не заболел?
- Нет, Отто, - действительно решив, что пора бы и побеседовать со своими спутниками отозвался Морис, - просто задумался.
- Да ты четыре дня как задумался, - продолжает возмущаться Отто, - раздумайся уже и скажи нам лучше, где ты будешь жить, а то Солон уже скоро появиться, добрались почти.
- Вернусь к мадам Рик, - предложил Морис и увидел, что его Отто просто перекашивает от возмущения. Оно и понятно, всю осень, уже после получения полковничьего звания и дворянства Морисом, Отто наседал на своего графа Альсандера, потому как не пристало графу и полковнику, да ещё командующему гарнизоном снимать две крошечные комнаты в Пригорье. А теперь, узнав о том, что Морис всё же сосватал свою «вертихвостку», Отто пренепременно указывал на то, что молодую красавицу жену нужно вести в достойный дом.

Впрочем, по просьбе Мориса, ещё в его первый приезд в Торгензем, управляющий озаботился этим вопросом и на выбор графу подобрали несколько подходящих домов в Верхнем Солоне. Дело было за малым, сам Морис должен был одобрить или не одобрить один из вариантов, более того, в Солоне уже ждал вызванный герцогом Равияром итальянский архитектор, готовый приступить к работам.
Этот дом стоял на самой окраине, замыкая с торца недлинный широкий Парусный переулок, в зарослях сухого кипрея, лаванды и ладанника терялись дорожки, ведущие от неухоженной ограды и перекошенной калитки, длинные стебли какого-то ползучего растения цепляли ноги, а ветки буйно разросшегося дрока своими колючками хватали рукава и полы плаща. Зимнее уныние оставило отпечаток на всём в этом запущенном саду, и вначале Морису это не понравилось, но отчего-то архитектор-итальянец, который уже осмотрел все имевшиеся варианты, пребывал в восторге именно от этого приземистого двухэтажного дома с облупившимися стенами и просевшей крышей. Морис прошёл по серому пыльному паркету через холл, перешагивая через куски осыпавшейся штукатурки, сухих досок и обломков мебели и вышел на другую, обращённую в сторону моря сторону дома и почти сразу задохнулся от открывшегося вида. Хоть и зимняя картинка была перед глазами с привычным сизыми низкими облаками и свинцово-серой беспокойной поверхностью моря, но даже сейчас зрелище впечатляло, а если представить солнечный день, то оно обещало быть просто бесподобным.
- Вы понимаете меня сейчас, ваше сиятельство? – вопрошал с восторгом эмоциональный и подвижный Паоло Матти, один из лучших в своём деле мастеров архитектуры, - из этого унылого особняка можно сотворить шедевр, который встанет в один ряд с лучшими виллами Италии, а если мы пристроим к этой части дома террасу, то вы ни о чём, ровным счётом ни о чём жалеть не станете. Его светлость герцог Равияр предупредил меня, что вы - очень известный в Морее человек, много для королевства сделавший, и я бы очень хотел вам угодить.
Морис видел интерьеры Нимлога, после стараний маэстро Матти и согласился, тем более, что не много смыслил и в интерьерах, и архитектуре.
- Господин Матти, - ответил он, - я целиком полагаюсь на ваши вкус и знания, соглашаюсь с вашими предпочтениями, единственное о чём прошу, я хочу в своём ломе уюта и камерной обстановки, мне не нужны гулкие холодные огромные покои. Такое у меня уже есть в Торгенземе. В конце сентября я женюсь и желал бы привести свою супругу именно в этот дом.
Итальянец низко поклонился и пообещал приступить к работам немедля, а завершить их к концу августа, чем очень обрадовал Отто, который слышал всю эту беседу, но предусмотрительно помалкивал, чтобы его Морис не утратил в глазах болтливого итальянца значимости.  Пока шли работы в доме, и жить там было физически невозможно, Альсандеру любезно предоставили покои в доме у губернатора, теперь на правах официального жениха, он занял пару комнат в том самом гостевом крыле, где лечился после ранения. И хотя приезда господ в губернаторской резиденции ждали лишь к апрелю, теперь уже полковника Альсандера окружили заботой и вниманием, почти как родственника его высокопревосходительства.
Впрочем, Морис возвращался в роскошный губернаторский дом только глубокой ночью, падал в постель и, поднимаясь с первыми лучами солнца, снова отправлялся в крепость.

Крепость, это только слово такое, а крепости не было. Завалы того, что от неё осталось, наконец разгребли, камень и обломки балок и железных конструкций убрали и это было хоть что-то, теперь вместо крепости оказалась большая ровная площадка. Морис осмотрел её в первый же час пребывания в Солоне, осмотрел и даже расстроился, потому что для строительства нужны были толковые инженерные планы и чертежи, большой штат военных инженеров, несметное количество работников, материала и средств. Пока что у него из всего этого были только средства, и то не очень большие, хотя Фредерик обещал регулярное пополнение счетов. В гарнизонном штабе в коридорах было тоже гулко и пусто, но немногочисленные матросы и бомбардиры, увидев идущего в кабинет полковника Альсандера радостно заулыбались и запереглядывались.
- С возвращением, господин полковник, - сказал Квинто, форт-матрос с его когда-то третьего бастиона, один из немногих уцелевших в прошлогодней бойне, и стал смирно, - хорошо, что вы снова в Солоне.
- Здравствуйте, братцы, - просто кивнул им Морис и оглядел тот кабинет, в котором когда-то хозяйничал Рейнекен, - а где же все, где офицеры?
- Так господа офицеры пока не на службе, ждут приказа…
- Ах, ждут приказа, - каким-то нехорошим тоном поинтересовался Альсандер, - и ждут его, похоже, в кабаке?
- Так в отпусках ещё все, почитай, - принялся защищать офицеров Квинто, но по тону полковника он уже понял, что отпуска у господ офицеров закончатся прямо сейчас.
Нет, он были не в кабаке, хоть Марта от радости всплеснула руками и заохала, когда шагнул Морис в своё любимое питейное заведение и сразу почувствовал зверский голод.
- Ваше сиятельство, чего изволите? – таких слов от Марты Морис сроду не слышал и озадаченно на неё уставился.
- Марта, тебя тоже контузило что ль? - удивился он, - какое я тебе сиятельство, уймись, уж тогда зови меня «господин полковник», но если народу бывает немного, то для своих я всегда остаюсь Морисом, ты меня видела всяким.
Марта попунцовела от удовольствия, услыхав такое и сразу же засуетилась с ужином, прекрасно зная предпочтения своего, теперь уже точно, дорогого гостя. Сидевшие в зале солонцы узнали в хромом офицере береговой гвардии полковника Альсандера и вежливо приподнялись со своих мест, приветствуя его, он им кивнул. А вот солдаты и офицеры пехотного полка и артиллеристы, расквартированные теперь в Солоне, знать не знали, что за человек устроился под лестницей и не понимали, почему хозяйка так торопится с его заказом, тем более, что плащ офицер снял только в своём тёмном углу.
 Отдельной группой сидели моряки, но тоже чины преимущественно младшие, сидели шумно и пили много.
- Смотрю военных поприбавилось, - отхлебнув пива, заметил Морис
- Да морока с ними, - вздохнула Марта, - удержу не знают, порядка не соблюдают, пьянствуют, Морис, словно свиньи. Моряки так особенно, всё задирают наших ребят, а наших-то осталось… Они даже ходить сюда перестали, так им надоело слушать про крыс береговых. Бастионщиков-то - полдесятка офицеров, да солдатиков меньше полусотни. Нету наших бастионщиков, перебили всех. Ты смотри, а то они все уже глаза позаливали, сейчас и к тебе прицепятся, уже зыркают на твой серый мундир, один-то ты не удержишься.
Эти слова Мориса так разозлили, что он даже зубами скрипнул.
- А патрули?
-Какие патрули, Морис, здесь порядок был, пока ночные охотники стояли, а как ушёл полк, так тут пьяная вольница образовалась. Может ты их к порядку призовёшь, говорят ты у нас будешь гарнизоном командовать. Будешь?
- Да, буду, - кивнул Альсандер
- А ещё говорят, - хитро улыбается Марта и подсаживается совсем близко, - что ты жениться собрался на губернаторской внучке, это правда?
Морис только головой покачал, ну как?! Как в этой глубокой провинции узнают новости так быстро, для него это было просто непостижимо, он так об этом у Марты и спросил, а она засмеялась, показывая крепкие белые зубы и отозвалась:
- Так привезли ещё в самом начале февраля придворный листок с объявлениями на почтовике, вот люди и прочитали, что о помолвке объявляют граф Морис Антуан Альсандер и Николь Глория Равияр. Смотри ка, ты ещё и Антуан… Солон две недели гудел, пили тут за здоровье и жениха, и невесты чуть не в каждом кабаке, за здоровье жениха так особенно. Здоровье-то как, Морис, смотрю с палкой…
- Хромаю, - вздыхает Альсандер, - доктор сказал, что хромать долго ещё придется.
- А как же ты танцевал на балах со своей Николь Глорией Равияр, или не танцевал?
- Танцевал, - улыбается Альсандер, - потерпел немного. Так, где мне ребят моих искать-то, раз в кабак теперь не ходят?

Они все нашлись у Николя Прусета, вечер был уже поздний и раненая нога, находившаяся за день, требовала покоя, но желание увидеть своих оказалось сильнее. Дверь в дом открыл денщик и радостно выдохнул, увидев Альсандера, тот жестом  заставил слугу молчать и шагнул в гостиную, окунувшись в весёлый полупьяный шум.
- Значит пьянствуете? - испытывая желание присоединиться к небольшой компании, снимая фуражку и плащ, и бросая их на руку слуге, поинтересовался Морис.
В гостиной были все те офицеры, кто уцелел в сражении, за исключением Освальда и сидело ещё трое совсем незнакомых капитанов, но тоже в серой форме береговой службы.
Все они вскочили, при виде Мориса, его эполет и хмурой улыбки теперешнего командира.
- Командир, - Фогарти первым оправился от изумления и радостно полез обниматься, будучи сильно навеселе. Исиан и Росток расплылись в довольных улыбках, осторожно и совсем смущённо улыбался Николя Прусет, а Матео Тотли выглядел грустным.
- Куда дели Освальда? – не строя из себя грозного командира и отвечая на приветствия, поинтересовался Альсандер и узнал, что после рождения дочери подполковник Освальд превратился в образцового семьянина и редко сиживает с ними.
- Только знаешь, Морис, - вздохнул Генрих Росток, - безделье затянулось и надоело. И все с ним тут же дружно согласились. Потом последовали шутки, бесполезные разговоры и подтрунивания над известием о скорой женитьбе Мориса, о которой и эти хитрые рожи тоже были осведомлены. Морис познакомился и с тремя вновь прибывшими капитанами, которые четко отрапортовали о своём назначении и выглядели немного удивлёнными от той дружеской беседы, которую вели их сослуживцы с грозным, как им казалось, полковником Альсандером, тем самым. Николя ненадолго вышел и вернулся с чем-то завёрнутым в полотняную тряпицу, а когда развернул, то все ахнули:
-Мой «шиповник», - обрадовался Морис, принимая из рук своего теперь уже капитана клинок, - где нашли?
- Когда разбирали завалы, - объяснил Фогарти, - смотрим, твой клинок. Ножны только не нашли, но ты теперь уже сам их закажи оружейникам. Хотя, у тебя теперь шпага самого адмирала Дельгадо есть, что тебе «шиповник». Ты не думай, что мы здесь бездельничали, всё разобрали, этим Матео командовал, пока ты раненый валялся да на балах танцевал.
Матео Тотли стеснительно улыбается, он и правда выглядит уставшим и только интересуется:
- Что же дальше, командир?
- С завтрашнего дня отпуска у всех заканчиваются, - сообщает Альсандер, - полк надо укомплектовать, поэтому, мы с Ростоком едем в Эбергайль, чтобы пополнение получить, может, кто из местных пожелает нести службу, крепости присваивают королевский штандарт, думаю, что желающие появятся. Исиан и Фогарти займутся набором новичков здесь, в Солоне.
Эта новость обрадовала его офицеров, по той простой причине, что воинские соединения, имеющие королевский значок на знамени, а военные на мундире, всегда получали доплаты к жалованию и служить в королевских полках было очень выгодно, туда стремились попасть многие.
- Господин полковник, - воскликнул Фогарти, - какие чудесные новости.
Морис только усмехнулся, а Матео Тотли сказал:
- Тебе Матео к твоему майорскому званию, из Ликса со дня на день перебросят инженерный батальон и большую группу военных инженеров, думаю, они уже получили приказ из военного министерства. Ты будешь со своими военными инженерами чертить планы и придумывать будущую крепость, переговори с полковником Клозе, он крупный специалист в этих вопросах, ему наскучило, наверное, вбивать в головы мальчишкам основы фортификации, пусть ещё послужит Морее. Сроку тебе месяц, через месяц нужно приступить к строительству, хотя бы на стадии фундамента.
- Я никогда этим не занимался, Морис- стеснительно говорит Матео, когда они уже поздним вечером возвращаются от Николя и неспешно идут тёмными улицами, оба останавливаются на Примостовой площади и глядят на место бывшей или теперь уже будущей крепости. Ветер рывками бросает мелкую водяную пыль в лицо, очень неуютно и промозгло. Что уж они видят на этой пустоши, наверное, каждый свою крепость.
- Я тоже этим никогда не занимался, Матео, - тихонько засмеялся Морис, - я большую часть своей жизни бандитом был, представляешь. Я тебе скажу больше, мы должны сделать не одну крепость, мы должны устроить береговые батареи в Альсе и хоть какой-нибудь форт в Ладгейле. И всё это одновременно, ты -  мой главный инженер, я верю в тебя, ты справишься. Что ты смотришь на меня так удивлённо, это приказ, между прочим.
Тотли заулыбался и его цыганскую физиономию посетило выражение крайнего удовольствия, поскольку натурой он являлся деятельной, но пока Альсандер в Солоне не появился, делать майору Тотли было почти нечего, если не считать завалов на месте крепости. А тут такой большой объём работ!  У Тотли сразу же руки зачесались, а уж когда прибыли через три дня два десятка военных инженеров и их устроили в комнатах гарнизонного штаба, вместе с их чертежами, линейками и циркулями, загудели разговоры и споры, то Матео почувствовал себя в своей стихии. Он успевал, казалось всюду, даже проследить за тем, как идёт сооружение временных бараков для прибывающих солдат гарнизона.
Бараки начали возводить сразу в двух местах: на острове Эгль, где Альсандер сразу указал на необходимость мощного форта при входе в залив, и на Пепельной пустоши, за монастырской слободой. Земли на пустоши принадлежали монастырю и церкви. По преданиям на этой пустоши когда-то стоял дом Софии, в Солоне её почитали как местную святую, а в Морее знали, как Софию - песенницу или Софию – предсказательницу, но бедняцкие лачуги, среди которых когда-то стоял и этот домишко, однажды, почти двадцать лет назад, сгорели в сильном пожаре. Землю, на которой осталось пепелище и ничего не росло, забрал себе монастырь, с целью сооружения в память о Софии часовни, но пришедшие затем смутные времена нарушили эти планы.

Об этом Альсандер узнал от Анны, она, особа чрезвычайно набожная и истово верящая в чудесные явления Софии, рассказывая эту историю Морису за ужином, многократно крестилась и прерывала свой рассказ коротенькими молитвами.
 Альсандер заскочил в Пригорье по дороге, чтобы проведать своих стариков, ибо в бесконечной круговерти и заботах, появившихся у него, порой даже поесть забывал. Анна очень обрадовалась его приходу и засуетилась с угощением, а Отто, вернувшийся со службы в корпусе, смотрел на своего «паршивца» растроганно и нежно, видно было по нему, что соскучился.  Морис пожаловался, что никак не подберёт подходящее место для временных казарм –бараков, где нужно разместить солдат гарнизона, тут- то и зашёл разговор о монастырской пустоши.
- Это святое место, - возразила Анна, - как же бараки-то строить, уже однажды прогневали Софию и сожгла она вместилище порока в городе, такой был пламень, что, сказывают люди, отовсюду видно было, а светло словно днём. А София, смеялась, возвышаясь над всеми, а потом пропела свою вещую песню.
- Песню? - переспросил Морис
- Ну да, песню, слова её люди помнят и верят, что сбудутся все её предсказания, - Анна снова принялась креститься и шевелить в беззвучной молитве губами.
- Да, сказки всё это, - отмахнулся Отто, - про песню навыдумывали бабы, хотя и я слышал эти слова, всё время талдычат кому не лень. А пожар-то в слободе сильный был, действительно, это уже после того, как ты в тюрьму попал, сынок. Сильный был огонь и, знаешь, белый-белый. Такого цвета пламени я отродясь не видал, потому на этой пустоши ничего и не растёт. Не связывался бы ты с местом этим проклятым.
- А ты и Софию видел? - испуганно спросила Анна у своего мужа
-  Нет, конечно, какая София, говорю же, сказки всё это.
- Нет, - упорствует сухонькая, обычно скромно молчащая Анна, - это не сказки, не слушайте этого ворчуна, господин полковник, это правда истинная. София она есть, только не всякий её увидеть может, а только избранный… Ею избранный.
Настоятель монастыря выслушал просьбу полковника Альсандера на другое утро и решительно кивнул, тем более, что тот показал ему королевский указ о всеобъемлющей помощи подателю сей бумаги.
- Попроси меня кто-нибудь другой, сын мой, я бы непременно отказал, - ответил настоятель, пока Морис, как и полагалось, целовал его иссохшую руку, держащую распятие, - но помыслы твои полны добродетельных намерений, благословляю сын мой, тебя на сие дело. Господь да пребудет с вами.
И всё же солонские обыватели шептались, большая толпа почитателей Софии пробовала препятствовать сооружению бараков и складов на Пепельной пустоши, ветхие старухи плевались в спину военным инженерам и ротам инженерного батальона, а староста плотницкой артели так вообще заявил, что в этом богопротивном деле участвовать не станет. Морис никак не ожидал, что встретит в этом вопросе яростное сопротивление не столько церковников, сколько простых солонцев. Даже Анна, узнав о строительстве складов и бараков на пустоши, обиженно поджала губы, когда Морис встретился ей в торговых рядах.

Слава богу, что на Эгле никто не мешал строить. Эгль был хоть и достаточно большим, но каменистым и совершенно необитаемым островом, только птицы гнездились в трещинах невысоких серых скал да черепахи, выползая на берег, откладывали в белый мелкий тёплый песок яйца, когда приходило время. Заросли невысокого шибляка лепились кое-где на подветренной стороне острова. Но для военных планов Альсандера этот каменистый кусок суши подходил лучше всего, сразу за ним располагалась карантинная бухта, а чуть дальше по побережью уже виднелась Скальная, со стоящими теперь там на рейде кораблями переведённой в Солон полноценной сторожевой эскадры. Удобен оказался Эгль и для швартовки барж с камнем и песком. Поэтому, пока инженеры мудрили с чертежами крепости, многократно что-то просчитывая и выверяя, на Эгле решено было начать строительство мощного выносного форта, это позволяли и рельеф острова, и породы его слагавшие.
Тотли, Альсандер и Росток по нескольку раз обошли весь остров, Матео распорядился проводить измерительные работы, а взвод инженерного батальона начал сооружать временный причал для яликов, которые должны будут доставлять сюда всё необходимое.


- Зачем мы едем в каторжную тюрьму, - поинтересовался Росток, едва узнал, куда полковник Альсандер приказывает ему ехать вместе с ним.
- Нам требуются работники, - вздыхает Альсандер, - причем такие, которым не нужно будет платить, а то каменщики сразу же начнут ломить такую цену, что никаких средств, отпущенных на строительство не хватит, они уже потирают руки, предвкушая барыш, но… Я их обхитрю. Смотри, Генрих, остров Эгль очень удобно расположен, там уже доделывают бараки, и туда можно поселить самую невзыскательную публику. Это будут каторжники. Мы с тобой едем сейчас в каторжную тюрьму, сами отберём подходящих нам людей, этапом перекинем их сюда. Ближайшая к нам такая тюрьма- Белая яма, оттуда мы пригоним полтысячи человек и бросим их на сооружение форта на Эгле.
- Они разбегутся, - ужасается Росток
- Не разбегутся, - усмехается Альсандер, - как бывший каторжанин, я отлично представляю, что их заставит задержаться. Потом мы с тобой доедем до Альса, посмотрим там прибрежную полосу на предмет сооружения и там береговой батареи. Так что, дел у нас много.
Росток предлагал ехать верхом, так быстрее, но Альсандер грустно вздохнул и объяснил, что его нога совершенно не приемлет верховой езды, и потом, в экипаже даже немного теплее и можно работать с чертежами и расчётами.  Морис теперь много времени проводит в разъездах, он уже было в Эбергайле у генерала Мотлика и вместе с приказами получил в своё распоряжение два полностью укомплектованных батальона новобранцев в береговую крепость, заполнил часть офицерских и унтер-офицерских вакансий; он уже был в Ладгейле и с тоской осознал, что до этой важнейшей стратегической точки пока не доберётся, не хватит его на всё. Он досадует на герцога Равияра, что тот никак не появится в Солоне вместе со своим семейством, а кое-кого уже очень хочется увидеть, да и на самого господина губернатора следует переложить хоть часть поручений.
Росток с удивлением обнаруживает, что полковник Альсандер пристроился работать, есть и спать прямо во время движения экипажа, он не тратит время на полноценный отдых на постоялых дворах, но сильно сокращает время своих поездок. Сам Росток к концу пятых суток пути, чувствовал, что просто умирает от неподвижного сидения и скуки, мерной качки, надоевшего топота лошадиных копыт, сухих кусков хлеба и холодного чая. Поэтому, когда экипаж остановился возле дома градоначальника Альса, и Генрих смог сделать несколько шагов по твёрдой земле, то испытал почти детскую радость.

Альс был небольшим городишком, заселённым в основном рыбаками, сбитыми в рыбачьи артели и солдатами охраны каторжной тюрьмы, что находилась милях в пятнадцати- двадцати, в глубине большого известнякового плато, ровного и свободного от каких-либо насаждений. Конвойные и охрана заступали на службу неделями, а после своего караула возвращались к семьям, которые оставляли в Альсе, были в Альсе ещё ремесленные лавки, несколько торговых конторок, отделение королевского банка и почтовой службы. Маленькие бедняцкие слободки лепились по самым окраинам городка, а к северу от него поднимались почти вертикально стены Пришатровья. Поэтому появление экипажа, запряжённого четверкой лошадей, привлекло внимание всех, кто был в это время на полусонных улочках. Градоначальник, едва ему доложили, кто изволил прибыть к нему, выскочил к приехавшим офицерам и превратился в саму любезность. Генрих с удивлением вдруг обнаружил, что из спокойного деловитого парня, которого знал, его друг полковник Альсандер неожиданно превратился в заносчивого и высокомерного сноба, цедившего господину Реттуше холодные приветствия.
- Мы пробудем здесь некоторое время, - Альсандер разговаривал с Реттуше так, словно желал убить его своим презрением, - приготовьте нам пару комнат, господин градоначальник. Утром мы будем уезжать, а к вечеру- возвращаться, у нас есть дела в каторжной тюрьме.
Градоначальник, поклонился со всей возможной для него, немолодого полного мужчины, галантностью и побледнел. Он впервые встретился с полковником Альсандером, но знал уже, кем является этот человек, с равнодушным видом изучающий обстановку его дома, которым господин Реттуше так гордится. Но одновременно полковник Альсандер оказался вежлив и внимателен к супруге Адама Реттуше и его младшей дочери. Он даже галантно склоняется к ручке последней, вгоняя барышню в краску и трепет. Росток весело наблюдает за всем этим спектаклем. Спектакль продолжается и за ужином, Реттуше сильно старается быть радушным хозяином и, кажется, это ему удаётся, граф Альсандер снисходит до вежливых ответов на некоторые несмело заданные ему вопросы, а сам неожиданно интересуется:
- А что, майор Бракс всё ещё служит начальником в каторжной тюрьме?
- Да, ваше сиятельство, - спешит Реттуше, - наш дорогой Бракс слишком опытный в своём непростом деле и прямо-таки незаменимый человек. Если вы желаете, то я пошлю к нему с сообщением, что такой известный человек интересуется делом всей его жизни.
- Какая насыщенная должна быть жизнь у майора Бракса, - со странной улыбкой на губах замечает Альсандер, - но не стоит беспокоится, господин Реттуше, мы встретимся с майором завтра на месте его службы, а нынче пусть отдыхает, у него такая хлопотная должность.
- Хлопот действительно много, - кивает Реттуше, - верно ли, господин полковник, что у нас в Альсе будут строить оборонительные сооружения? Ходят слухи, я был в Эбергайле и мне сказали об этом.
- Верно, - снова усмехнувшись ответил Альсандер, - но пока ничего определённого неизвестно, кто и когда этим займётся, меня значительно больше интересует Солонская крепость. Позвольте, господа, мы с майором пойдём отдохнуть, дорога была дальняя, а день нам предстоит трудный.

На рассвете, ещё в сизых утренних сумерках оба офицера отбывают в каторжную тюрьму, чтобы обеспечить новое строительство работниками. От Альса каторга оказалась довольно далеко, едва заметная на каменистой поверхности дорога петляла в однообразном пейзаже, карета катилась словно по гигантскому столу, и лишь ближе к полудню показался высокий грубый устрашающий частокол из толстых гладких серых брёвен, заострённых в верхней части. Над ним виднелись большие вышки с площадками, с дежурящими на них парами солдат. Альсандер с невозмутимым видом прошёл через ухоженный внутренний двор в тюремную контору. Но Ростоку показалось, что Альсандеру не просто дался этот невозмутимый вид и ледяное равнодушие. Он смотрел на него и не узнавал Мориса окончательно. Офицеры и караульные солдаты, одетые в какие-то землисто-бурые мундиры с нелепыми красными отворотами на рукавах, вытянулись, увидев пред собой полковника береговой гвардии, а Морис обратился к бледному взволнованному капитану:
- Где ваш начальник, милейший?
В это время в помещение вошёл полноватый добродушный человечек неопределённого возраста, с любезной улыбкой и отличительными знаками майора тюремной службы Мореи. Был он в таком же буро-сером мундире, но нелепее всего смотрелся на нём красный шёлковый аксельбант. Росток никогда не видел у Альсандера такого мертвящего взгляда, какой появился у него при встрече с майором Браксом, Генриху стало страшно до жути, а Морис даже заговорил с этим стариком почти могильным голосом:
- Я - полковник Альсандер, по указу его королевского величества, из вашей каторжной тюрьмы часть заключённых переводится на строительство оборонительных сооружений.
 Морис рывком выбросил руку, положил на стол бумагу и продолжил:
- Мы изучим все тюремные книги и подберём себе…нужных работников, распорядитесь, чтобы нам отвели удобное помещение и приготовьте арестантские книги.
- Господин полковник, - Бракс расплылся в любезной улыбке, его пухлы щёчки с красноватыми прожилками стали ещё круглее, а глаза превратились в щёлочки, - не беспокойтесь, зачем так себя утруждать, пройдёмте в мой кабинет и давайте подождём, пока из этого сброда наберут нужное вам количество заключённых.
Альсандера перекосило, словно от невыносимой боли:
-Я неясно выразился, майор? Приготовьте нам удобное помещение и обеспечьте арестантскими книгами, всё что нужно, мы с моим офицером сделаем сами.
Бракс стал выглядеть опечаленным и грустно вздохнул, жалея прибывших в его тюрьму служивых, вынужденных терять здесь своё драгоценное время:
- Но у вас это займёт немало времени, господин полковник, неужели вам интересно его здесь проводить?
- Я никуда не спешу, - холодно обронил Альсандер и отвернулся от добродушного майора, который был так любезен и доброжелателен, а Генрих Росток никак не мог понять почему Морис так губ и невежлив с господином Браксом.
Альсандер вышел из пустого гулкого помещения и, оказавшись на улице, рывком расстегнул крючки воротника и верхнюю пуговицу мундира:
- Тварь, - сквозь стиснутые зубы пробормотал он, был Альсандер бледен, и на лбу его блестели капли пота.
- Что с тобой, Морис? - забеспокоился Росток
- Помнишь, Росток, как ты обвинял меня в каторжном прошлом? Так вот, сейчас ты увидишь, где твой командир провёл четыре самых страшных года своей жизни. И это здесь мне расписали спину и искалечили ноги, по приказу вот того милого старикана, который был столь любезен с полковником Альсандером. Идём.

Они прошли за цепочку низких дощатых строений, и взгляду Генриха открылся глубокий белый карьер, по его краю в дощатых тележках идущие бесконечной цепочкой полуодетые мужчины, поднимали к поверхности крупные правильной формы камни, напоминавшие большие белые кирпичи. У кого-то на тележке было по три кирпича, а у самых крепких и по четыре. На самом верху эти камни перетаскивали и складывали на длинные поддоны, которые чередой, один за другим перемещались большим колесом ещё дальше, куда-то совсем вглубь территории. Вращали это колесо живые люди, прикованные цепями к большим длинным рычагам, бесконечно отталкивая которые и двигали это колесо. Майор Росток содрогнулся, но Альсандер только криво усмехнулся:
- Там река, - объяснил Альсандер, - на реке стоят баржи, каждый день эти несчастные заполняют белым красивым камнем, две, а то и три баржи. Это скотская жизнь, Генрих, но и ею можно было бы жить, если бы не был начальником этой тюрьмы, утончённый садист Бракс. Ею можно было бы жить, если бы не было в моём номере сразу двух восьмёрок, разрешавшим делать со мною этому садисту всё, что он придумал своим изворотливым умом, если бы у меня была хотя бы надежда на выход отсюда, но надежды не было. Потому я и бежал, правда не с первого раза и лучше тебе не знать того, как я это сделал.
Альсандер говорил всё это как-то рывками, словно выталкивал из себя невыносимую муку.
- Зачем, Морис, зачем ты сюда поехал! - ахнул Росток, понимая, что сейчас испытывает Альсандер
- Надо помочь хоть кому-нибудь вырваться из пут этого кровавого паука, - почти прошептал Альсандер, - хоть кому-нибудь. Должен быть где-то здесь у меня дружок, его я точно отсюда вызволю, назло этому… Да и другим немного подмогну, или я не муравей.
- Муравей? - не понял Росток
- Тех, кто тащит эти проклятые камни снизу, здесь зовут муравьями, весь смысл их жизни в бесконечном подъёме ненавистных кирпичей, я был одним из них, сначала. Есть ещё верховые, это те, кто также бесконечно грузит эти камни на телеги, а есть низовые, они специальными пилами разделяют глыбы известняка на красивые аккуратные кирпичи. Низовые через несколько лет погибают от удушья, каменная пыль забивает им лёгкие, они все смертники. Я был вначале определён именно туда, но оказался маленького роста и не смог бы работать с длинной пилой. Это меня спасло, иначе бы я с тобой здесь не стоял. А колесо я крутил, довольно долго крутил, с тех пор я на карусели даже смотреть не могу.
Росток чувствует, что к горлу подкатывает тошнота, ему стало стыдно перед Морисом за ту заносчивость, которую он проявил к нему однажды. А оно вот как оказалось. Им отвели действительно большую светлую комнату с удобными столом и стульями, тюремные служки из числа заключённых принесли стопку тюремных книг, чай в пузатом медном чайнике и пару гранёных стаканов.
- Не-е-т, - кривясь пробормотал Альсандер, выругался сквозь зубы и сплюнул, - чай у Бракса я точно пить не стану.

Он достал большую фляжку и глотнув из её горлышка коньяка, открыл первую сверху книгу, объясняя при этом Ростоку, кого следует отбирать для работы. Следующие четыре дня для Генриха Ростока слились в какую-то бесконечную цепочку кривых строчек, нацарапанных выцветшими чернилами на серо-желтых листах толстых тюремных книг. Он читал, сверял, выписывал номера и фамилии. От книг пахло плесенью и мышами. Росток старался не прислушиваться к звукам за стенами того каменного почти сарая, где работали они, но поневоле слышал резкие окрики, звон железа, шарканье сотен ног, грязные ругательства и щелчки выстрелов. Росток каждый раз, едва появляясь здесь, мечтал поскорее закончить день и убраться из этого проклятого места. Однажды утром они стали свидетелями поимки двух беглецов. Двух упирающихся каторжников волокли на аркане из толстой верёвки верховые конвоиры, пленники были уже порядком избиты и измучены, но продолжали сопротивляться, харкали кровью и временами падали на колени. Взгляд Альсандера застекленел, а рука так сжала эфес палаша, что побелели костяшки пальцев, он втянул воздух сквозь сжатые зубы.
- Твари, - пробормотал он и добавил такое крепкое, что Ростоку стало неловко, - идём, Генрих, отсюда, смотреть на то, как с живых людей шкуру спускают не станем, сомнительное удовольствие.
Следующей ночью ни Росток, ни Альсандер спать не смогли. У Ростока в ушах стояли дикие крики и свист кнута, хорошо, что он не видел всего этого действа, а Альсандер лежал, закинув за голову руки и не мигая смотрел в красивые завитушки лепнины на потолке.
- Морис, - совсем на рассвете сказал Росток, - зачем ты себя мучаешь? Давай плюнем и уедем отсюда к чертям, ты же не спишь, не ешь толком, четыреста человек мы уже отобрали, хватит.
- Нет, - хрипло возразил Альсандер и горло у него перехватило, - немного осталось, я потерплю, дружка мне надо отсюда вызволить, он здесь должен быть, сказал Горелый. Я должен ему, парню этому, много должен, всей своей жизнью после этого ада.
Росток вдруг начал подозревать, что вся эта волокита с каторжанами затеяна как раз для того, чтобы вызволить какого-то беззаконника с долгой каторги, но промолчал, к такому Альсандеру, которого он здесь увидел, лучше под руку не лезть, он вдруг явственно ощутил, есть в Альсандере ещё какая-то тёмная, мрачная часть, тщательно скрываемая полковником.

Утром они двинулись не к тюремной конторе, а в сторону тюремных бараков, вдоль которых уже неровными цепочками стояли каторжники, готовые отправиться на работы. Альсандер шёл в сопровождении конвойного офицера и спокойно разглядывал эти грязные, некрасивые лица, заросшие бородами, его не трогали злобные и одновременно любопытные взгляды, которыми провожали каторжане двух эполетников в нарядных, на фоне всего этого каторжного убожества, мундирах. Росток чувствовал почти животный страх очутившись среди дикой озлобленной толпы, по спине его пробегал холодок, вдруг Альсандер остановился напротив кряжистого кривоногого каторжанина и усмехнулся прямо в загоревшую до черноты морду:
- И как это ты, Жук, так опростоволосился. Тёртый вроде бы, а попался как неразумный бойкий. Теперь кашу каторжную жрёшь , вкусно?
Альсандер показал на кривоного и приказал офицеру холодно и высокомерно:
- Этого с собой сегодня же заберу, пусть приведут к концу дня к нам в контору.
- Слушаюсь, господин полковник, - старательно рявкнул офицер конвоя, а каторжане удивлённо запереглядывались и принялись неодобрительно щуриться в сторону заносчивого эполетника, лощёного и нарядного, кто-то смачно выругался в спины офицерам, полагая, что уготовил эполетник Жуку какую-то невиданную кару.
- Кажется, - уже очутившись в обществе тюремных книг, заметил Росток, - ты командир, нашёл своего приятеля, а я понял, где ты так научился ругаться.
- Какой ты молодец, - расхохотался Альсандер, он выглядел вполне довольным теперь, и необходимую сотню каторжан они набрали быстро.
Но неожиданно, Альсандер замер над столом, было видно, что он вчитывается в выцветшие за давностью лет строчки, а потом быстро выдернул желтый листок из старой книги, свернул его и убрал в карман.
- Всё потом, - быстро сказал он, натолкнувшись на удивлённый взгляд майора Ростока и вышел, снова превращаясь в надменного равнодушного офицера.
Черноволосого загорелого каторжник, закованного в ручные и ножные кандалы подвели к ним, едва полковник Альсандер сделал знак старшему из караула, а потом недовольно поморщился, указывая на громыхающие железяки:
- Это мне ни к чему, снимите.
- Он опасный преступник, господин полковник, - в панике предупредил офицер, хоть и подозвал к себе мастерового с зубилом и молотом.
- Ничего, - возразил Альсандер, наблюдая как сбивают с ног и рук заключённого железные тяжёлые обручи, - я и сам опасный, спросите у майора.

Преступник молча сносил все манипуляции и не сводил удивлённого взгляд с холёного небрежного офицера, в полном недоумении он, по кивку головы того, залез в экипаж и наблюдал, как, не кривясь и не морщась, знаменитый полковник усаживается рядом. И уже когда карета двинулась, оставляя удивлённый караул и не менее удивленных переменами, случившимися с хитрющим Жуком, каторжан, полковник развернулся к своему неожиданному соседу и, смеясь, спросил:
- Ну что, старый злодей, эбергайльское отребье, не узнаёшь? Горелый брякнул, что отправили тебя снова проповеди в семинарию слушать. Смотри, смотри и припоминай парнишечку, что волочил ты почти на себе по кандалке от самой от Тумаццы как-то раз, а потом учил этого сосунка жизни вот прямо здесь в Белой яме, а потом в циркачи его прописал в Гнилых пирсах. Вспомнил?
Загорелая, мокрая от пота физиономия каторжника пошла складками, он побагровел будто от тяжёлой ноши, рот его хватанул воздух и почти сразу же выдохнул:
- Малыш.

В Альс они не поехали, а миновали его и в ночи остановились в каком-то придорожном захудалом постоялом дворе, где, похоже, сроду таких экипажей и таких важных фигур, как полковники и майоры не видали. Даже отдельных комнат для постояльцев не нашлось, поэтому Росток устроился на кровати в углу и притворился спящим, хотя сам вслушивался в непонятный негромкий разговор Альсандера и совершеннейшего на вид злодея и головореза. Они что-то пили из того, что хозяйка спешно поставила на стол и что-то ели за своим разговором. Хриплый грубый голос разбойника перемежался с более мягким баритоном полковника.
- В эполетники заделался?
- Заделался
-А как сумел?
- В одном нужном месте подсуетился, ремесло своё вспомнил на досуге, а уж потом приловчился и проскочил в эполетники.
- И давно?
- Да уже больше трёх лет
- Важный ты какой, наши то пауки просто аж дохнуть боялись, тебя увидав.
- Важный, - соглашается Альсандер, - а ты, Жук, какой дурью опять в семинарии оказался?
- Загнали меня в Эбере, туда мне ходу больше нет, каждая полицейская сука знает, как облупленного. Я тебе зачем?
Слышно было, как Альсандер тихонько засмеялся:
- Ни зачем, подмогнуть тебе решил, дело у меня было в Белой яме, а тут ты. Вот я тебе и выписал пропуск на волю или ты против?
- Вор от воли морду никогда не воротит, будто не знаешь.
- А то, на воле ты сейчас, пей давай и жри как след, а то опостылела каша…
- И не говори, Малыш, откуда же ты взялся? Мы тебе давно отходную молитву прочитали, - стало слышно, как каторжанин глотает вино из стакана.
- Я считай, как важного павлина упокоил, так сразу ноги сделал.  В море ушёл… а там…тоже промышлял всяким делом недобрым, да надоело.
- Из-за того павлина, которого тебе заказали, потом чуть не месяц порт облавами потрошили. Но выходит не повязали тебя, ловок ты, душегуб, ловок.
- На том стоим, куда подашься?
-Да чёрт его знает, в Эбер мне теперь нельзя, в Альсе паук с паучатами своими тоже знают, как облупленного, в Солон может…
- Э, нет, Жук, Солон он мой…
- Вот видишь, там семью держишь?
- Держу, двум псам в одной конуре места нет.
- Тоже верно.
- Перебирайся в Ладгейль, там вскоре порт делать станут подобный эбергайльскому, приловчишься.
- Не хочу, надоело и мне тоже, силы уж не те
- Да брось.
- Говорю не те, покоя хочу, домишко бы хоть захудалый да бабу справную, чтоб лишнего не болтала.
- Говорю в Ладгейль подавайся, там скоро строительство развернётся, найдёшь себе занятие, а денег на обустройство я тебе ссужу.
- Да ну, ты, Малыш, гляжу, в большую силу взошёл?
- Домишко купишь, станешь коз разводить, - Альсандер снова засмеялся, - молоком торговать будешь или сыром
- Я тебе салага за твои слова сейчас по хребтине-то съезжу, не посмотрю на цацки твои боевые да клеймо вечника.
Они оба тихонько смеются и слышно, как стучат стаканы. Остального Росток уже не слышал, негромкая беседа, усталость и позднее время усыпили его, а поутру Альсандер сам его растолкал:
- Вставай, Росток, сопишь словно ребёнок, поехали в Альс, бумаги все оформлять и приказы в тюрьму отвозить.
- А бандит твой куда делся?
- Какой бандит? – и глаза у полковника Альсандера чистые и честные, - привиделось тебе, приснилось, майор, перечитал ты тюремных книг.
Росток обиженно молчит на пути в Альс, и чтобы немного его утешить, Альсандер протягивает ему тот самый лист, который накануне вырвал из тюремной книги:
- Смотри, Генрих, это я, забрал себе, на память, хотя такое вряд ли забыть смогу.
На жёлтом, хрустком от времени клочке бумаги серые буквы: «Заключённый 2788, прибыл 2 мая 18.. , казнен  12 февраля 18.., третий побег»
-Даже имени нет? - поражается Росток, хотя у всех заключённых имена в книге обозначены, - а почему?
- Всё отобрали по приговору суда, даже имя, а нынешнее я сам себе выдумал. А человека, которого ты вчера видел, забудь, словно и нет его. Он меня спас, Генрих, благородные аристократы уничтожили, а воровское отребье спасло.