А у нас весна

– А у нас война, – я устало опускаюсь на камень рядом с шаманом.
Блики костра смешиваются с тенями в ветвях, играют в его волосах. Костёр трещит и  рассыпается, не искрами даже, огненными бабочками.

 Для меня с нашей первой встречи прошло почти два года.  Кажется – я повзрослела за это время на целую жизнь, и не знала теперь даже сама, кто я. Кажется он прожил их сотню, но остался прежним.
Знакомая ведунья говорила, что время в наших мирах течет по разному. Сколько, интересно, прошло для него?

Эта встреча была внезапной – я шла не к нему. И искала тоже – не его.
— А у нас весна, — я не видела, но знала, что он улыбается.
— У нас тоже весна.
— Это хорошо. Смотри на весну, — протягивает руку, и, накрыв мою, сплетает наши пальцы.
На секунду он поворачивается  ко мне, и я жадно вглядываюсь в его лицо, силясь разглядеть и запомнить.
А еще мимолетно отмечаю, как пальцы его смуглы, длинны и тонки.
— Не смотри, — смеётся он, — пока ты там, в другом мире, ты увидишь того, кто тебе ближе к сердцу.
Я смущаюсь — мне и впрямь на долю мгновения почудилось знакомое лицо. Странно: там, дома, я приписывала себе чувства к другому человеку.

Шаман опять смеётся, но руки не отнимает.
Так мы и сидим — я, не дошедшая, куда надо, и он – пришедший неизвестно откуда...

Первый раз я встретила его два года назад — провалившись в транс на концерте, я оказалась в Великой Степи, через которую шла, пока не вышла к стойбищу подле холмов.

Я видела его впервые, но, словно бы знала его даже не всю жизнь — много-много жизней до этого.

Я села рядом, и мы сидели молча. Можно было бы высокопаро сказать, что мы разговаривали душами, но это не так. Мы молчали, и молчание это было так правильно для меня, как не могло быть правильно что-то иное — в этом мире и в других. Сердце, тревожное безумное сердце, успокоилось, как успокаивается всякий, добежавший среди бури до своего дома.

Кончилась мелодия, кончился бесконечный поток моего времени в мире за тысячью граней, реальность вернула беглянку в привычный круг вещей.

Дни привычно потекли мимо, но бывают встречи, что меняют нас.

Шамана не было в моём мире, я это чувствовала точно, но невольно тянулась к каждому, кто давал хоть немного похожее чувство, находясь рядом...

Знакомая ведунья говорила об отражениях и о том, что легко обмануться, путаясь в отражениях.

Что же, может и так, да только разница была столь же заметна, как между свежим ветром и духотой подвала — можно ведь и там и там дышать, только в подвале не раскрываются сами собой за спиной невидимые крылья. 

Иногда становится тошно, но не от себя или кого-то конкретного, а просто — от всего мира. Тоска похожа на крупные серые металлические бусины, что нить за нитью ложатся на руки и шею.

Мне достало сил дозваться до того, чье лицо я видела, но так и не запомнила.
— Скажи, а ты придёшь?
Звякнули мелкие колокольчики среди множества цветных лент.  Руки легли поверх моих, ладони обняли ладони.
— У нас не было уговора на эту жизнь. Не жди напрасно. Встретимся не в этой жизни, так в любой следующей.
— А я могу прийти?
— Сможешь — так приходи.
Всегда ли отсутствие иллюзий помогает жить?
Мне не хватило сил дойти через Грани. Может быть — не хватит никогда. Ни в этой жизни, ни в следующих.

Верховная, что иногда снисходила побеседовать со мной, на мою просьбу ответила, что задумка моей души в этом мире ещё не исполнена, и потому место моё — здесь. 

Блики костра смешиваются с тенями в ветвях, играют в его и моих волосах. Шаман не отпускает моей руки, и, хотя я не могу видеть его лица, я знаю, что он улыбается. Можно обмануться, приняв страсть за любовь. Можно назвать домом любое место, где ты живёшь. Только эта сказка не об этом.

Нельзя перепутать с кем-то того, чьим присутствием исцеляется твоя душа. Никто из нас не станет искать чужих отражений или довольствоваться тенями.

Костёр трещит и рассыпается не искрами даже, огненными бабочками.