Госпожа удача

                В охотничьей жизни, как и в жизни вообще, всё когда-то случается впервые. И как в обычной жизни, крайне важно, был ли у охотника в такие моменты учитель, наставник и каков он был. Чисто ли поверхностно он прошёлся с вами по вершкам своего ремесла, формально отработав свой гонорар или обещание, или же выпала вам удача и жизнь свела вас с человеком ответственным и неравнодушным, умеющим не просто научить каким-то механическим навыкам, но и заставить прочувствовать всю глубину и красоту своего увлечения. 
Когда-то давно был в моей охотничьей биографии пробел – никак не доводилось попасть весной на ток и взять глухаря с подхода под знаменитую весеннюю глухариную песню. А ведь глухарь на току (надо ли говорить!) – это предел мечтаний охотников-перьевиков.
                И вот Рома Белозёров вдруг позвонил.
                - Сергеич! Нас тут в одном охотхозяйстве ждут. Продадут нам разрешения, я договорился. Поехали за глухарями!
                Не любитель я таких коммерческих охот, когда приезжаешь, просто платишь деньги и тебя выводят на птицу или зверя. Но с другой стороны, навыков этой отнюдь не простой охоты у меня не было и впервые выйти на ток в сопровождении опытного егеря было бы правильно.
                Втроём (Анатолич взял с собою коллегу по работе, начинающего молодого охотника) мы на двух машинах уехали в пятницу вечером далеко на север области. В райцентре нас встретил старший охотовед хозяйства, представившийся Валентином, и мы с ним, поздоровавшись, некоторое время недоумённо смотрели друг на друга.
- Где я тебя раньше мог видеть? – задумчиво спросил он.
- Вот и я гадаю! Где ж мы пересекались-то? У меня дом есть на Керженце. Ты там бываешь?
- А у тебя Нива синяя есть?
-  Была раньше.
- Так это ж я тебя тогда из леса уазиком вытаскивал, когда ты там машину усадил!
- Да, ладно! Я там машину сажал? Не помню такого… Скорее уж, мы в районной администрации по каким-то делам виделись.
- Да точно ты, не спорь!
                Очень довольные неожиданно обнаружившимся знакомством, мы выехали в угодья, и его егерь сразу расставил нас на вальдшнепиной тяге, сказав, что потом до глухариных токов надо будет ехать ночью по лесам ещё километров десять. При этом он однозначно забраковал Ромкин «X-Trail», сказав в адрес автомобиля по-простому: «Этому там делать нечего!».
- Мужики! – развёл я руками, - Тяга оно, конечно, душевно, но мы что, вальдшнепов не видели, что ли? Зачем потом ночью-то по дебрям шарахаться, поехали сразу! Лагерь поставим, поужинаем, выпьем чутка перед сном за знакомство!
- Стреляйте, стреляйте! – прищурившись сказал егерь, - Тяга тут шикарная, такую вы вряд ли когда видели.
                И я заподозрил, что умные и хитрые охотники – егеря специально решили задержаться на тяге, чтобы посмотреть на незнакомцев и понять, чего они стоят и стоят ли чего-нибудь вообще, прежде чем выводить на глухарей.
Тяга и впрямь была хороша. За сорок минут у меня в поле зрения протянуло не менее десятка куликов, ещё нескольких я слышал, но не видел за деревьями. Я даже немного пожалел, что этой весной уже не раз был на тяге, и острота ощущений слегка сгладилась. Когда после долгой и нудной зимы впервые, заранее, за полчаса, а то и за час до срока, выходишь на тягу и, вдыхая острый, чистейший апрельский воздух, ждёшь в вечерней тишине вальдшнепиное хорканье и, наконец, слышишь его, ещё далёкое, но приближающееся, а главное первое… Да бывает, ещё и пропустишь этого кулика, полюбуешься, заслушавшись, а потом второго ждёшь… Ей-богу, полцарства за коня, ну, то есть за этот весенний миг!
                Первого, тянущего на предельной дистанции, я пропустил, опасаясь сделать подранка, по второму промазал, явно занизив прицел, а трёх подряд взял, да так чисто, что сам себя похвалил. Друзья-приятели мои тоже постреляли от души, но удача улыбнулась только Роману – он добыл одного. С дороги, куда к сумеркам подтянулись ещё трое егерей, тоже доносилась стрельба, значит, и там тянут кулики.
                Уже в полной темноте, с налобным фонариком я вышел к машинам.
- Ну, как? Ты что, пустой? – спросил Валентин.
Я молча посветил фонариком в сетку ягдташа, в которой лежали три вальдшнепа, а подошедший сзади Роман показал ещё одного.
- Вот так кормильцы к нам приехали! – раздались одобрительные возгласы, - Ты всех, что ли взял, по кому стрелял?
- Одного не взял.
- О-о, молодца-а! Ну, давайте по машинам!
           Атмосфера между нами ещё больше потеплела, и мы двинули к токам, предварительно оставив «Ниссан» в деревне и перегрузив из него снаряжение в мой УАЗик, а сам Ромка с коллегой сели в егерскую «буханку».
«Бездорожье одолеть не штука, а вот как дорогу одолеть?» … Как сказал потом сам Белозёров, «кирдык тут икс-трейлу! Уазики рулят»…
           Поставив палатки, поужинав шашлыком и обильными закусками, около двух часов ночи выехали на «буханке» из лагеря, долго ехали по песчаной лесной дороге, на какой-то развилке встали, расчехлили ружья, зарядили их и попарно разошлись в стороны. Валентин отправил Рому с егерем, меня повёл сам, предварительно выяснив, что глухаря весной с подхода я никогда не брал и проведя следующий ликбез:
- Песню глухаря слышал когда-нибудь? Хотя бы в записи? Слышал… Вспоминай тогда! Сначала идут ускоряющиеся щелчки, в это время глухарь ещё не глухарь – слышит и видит всё прекрасно. Сразу после щелчков точение*. В этот момент он как раз и не слышит ничего. По времени успеешь сделать максимум три шага, больше даже и не пытайся. Главное, чтобы не подшуметь до точения и после него. Если мусора много под ногами или кочек и идти трудно, то один-два шага. И перед каждой перебежкой просмотри, куда ноги ставить. Если не видишь в темноте, чувствуй! Если не чувствуешь, какой же ты охотник? Смогёшь?
- Да.
           Валентин вздохнул недоверчиво, сказал «ладно, пошли, только тихо!» и бесшумной профессиональной походкой (с пятки на носок) зашагал по лесной дороге между непроницаемо-чёрными стенами леса. Я улыбнулся в темноте и пошёл рядом с ним - ходить бесшумно по лесу я тоже умею, ищите городских неучей в другом месте. Он некоторое время вполглаза косился на меня, но потом успокоился – тишина абсолютная.
            Мы прошли так несколько сотен метров, может быть километр, и вдруг он замер.
- Слушай!
           Сначала я не слышал ничего, как ни напрягался. Минуты три мы простояли неподвижно и вдруг – на пределе слуха, едва-едва, как будто проскрежетало что-то. Точение! Оно звонче, чем щелчки, оно распознаётся раньше. В живой природе я слышал этот таинственный звук впервые, но его нельзя перепутать ни с чем. Подействовал он на меня очень сильно, прямо-таки хлестнул адреналином. Дремучий лес, ночь, темень, абсолютная тишина и в этом беззвучии…
- Слышу!
- Он ещё очень далеко, метров триста, но всё равно теперь полная тишина! Говорим только в ухо. Точение – пошёл. Допел – замри! Я сначала покажу.
                Валентин вцепился в моё левое плечо, переждал несколько секунд и с началом точения сделал три быстрых шага, таща меня за собой, а потом резко остановил. Уже через две таких перебежки я чётко уловил суть, вошёл в ритм и, хотя Валентин продолжал держать меня за плечо, фактически всё делал сам.
Мы свернули под прямым углом на другую дорогу, почти не езженую, с молодой порослью, потом прямо в лес и ещё несколько десятков метров прошли в таком напряжённом ритме, не издавая ни звука. Глухариная песня всё ближе, всё различимее.
                Валентин, уже полностью доверившись мне, отпустил моё плечо и даже подтолкнул вперёд: «Давай!». Мы короткими рывками, застывая в паузах, как изваяния, синхронно двигались почти рядом и вдруг я… нет, не увидел – ощутил, что нога опускается на ветку и удержался от завершения шага, чтоб перенести ногу чуть дальше. В том ритме, который задал нам глухарь, у меня ещё оставалась секунда для этого слегка затянутого движения, но тут глухарь почему-то закончил песню на эту самую секунду раньше. Такую возможность я не учёл и замер с поднятой ногой в мёртвой тишине, сохраняя равновесие с помощью ружья. Пять секунд, десять…чёрт, мох поехал под опорной левой ногой, что же он молчит?! Почувствовав, что левая нога подворачивается и я сейчас плашмя рухну на землю, рискнул-таки поставить правую ногу и…ХРУСЬ!!! Точно, в этом месте была сухая ветка! Как же это громко и неуместно в таинстве ночного леса!
                Я на телепатическом уровне прочувствовал всё, что мне в этот момент   проскрипел зубами Валентин. Вот позор-то! … Мы стояли минуту… две… Тишина была такой обволакивающей, что казалось, дело происходит в космосе. Всё, сейчас будет шумное хлопанье крыльев и глухарь уйдёт.
                Щелчок. Ещё один. Рулада щелчков. Точение! Уф! Валентин нетерпеливо коснулся меня прикладом. Ещё одна перебежка.
                Мне вдруг показалось, что впереди между деревьями блеснула вода. Много воды. Это было неожиданно посреди совершенно обычного, уже подсыхающего после схода снега леса, и я попытался понять, что же всё-таки вижу, замешкался, прозевал начало очередной перебежки и незамедлительно получил тычок в бок.
- Не зевай! – недовольно шепнул мне прямо в ухо Валентин.
- Там вода, вроде.
- Иди давай, сейчас увидишь, - наш с ним шёпот был не громче лёгкого движения воздуха.
                Ещё пять или шесть перебежек под едва слышимую глухариную песню и перед нами открылся совершенно другой ландшафт. Мы оказались словно на границе двух разных лесных миров – теперь вперёд и в обе стороны раскинулся сосновый бор без подлеска, залитый талой водой. В едва зарождающихся предрассветных сумерках, в тишине и безветрии он казался бескрайним, мрачным и зловеще-враждебным. Сотни ровных одинаковых древесных стволов поднимались из воды и где-то высоко размывались в пока ещё темном небе. Это были не посадки, бор был настоящий, естественный, взятый из какого-то фильма жанра фэнтэзи. Когда мои глаза освоились в этом новом пейзаже, я начал различать торчащие из воды кочки, прошлогоднюю траву и валежник – водяное зеркало было рваным, местами просто лужи, и мелким. И где-то в глубине этого поблёскивающего чёрной водой и рассечённого чёрным стволами сосен пространства ритмично пел заазартившийся глухарь.   
- Дальше один иди. Сам! – вновь услышал я шорох слов у себя в ухе.
- Здесь же тихо не получится!
- Вот и учись! Плюхать будешь обязательно, поэтому должен попадать чётко в ритм точения. Чуть ошибёшься – свободен. Потому тебя одного и запускаю, что меньше бульканья будет. И имей ввиду: тут ям полно и сучков под водой, упасть -  как нечего делать.
-  Ёлки ж палки, Валентин! Я же первый раз и сразу через болото!
- Давай работай! Такой трофей халявным быть не должен. Направление сам определишь, - и я получил лёгкий дружеский хлопок прикладом ниже поясницы, - А я тут на пенёчке посижу. Не заблудись, когда обратно пойдёшь.
               И он опустился куда-то вниз, слившись со стволом дерева.
               Я постоял с полминуты, прислушиваясь и стараясь понять, куда следует идти. Пение глухаря было уже, конечно, не на пределе слышимости, но всё равно еще не настолько близко, чтобы определить точку пространства, из которой оно исходит. Хорошо хотя бы то, что теперь можно безошибочно различить начало и конец точения. И дождавшись очередную серию щелчков, я поднял левую ногу.
Точение! Удивительно, как тихо мне удалось ступить в воду. Лёгкое чавканье, конечно, было, но я думал, что будет много хуже. А дальше случилось то, что называется потерей ощущения времени. И расстояния тоже. Я шёл, потерявшись и в том, и в другом, и было это, кажется, очень долго, потому что уже и кроны сосен стали отчётливо видны, и пространство соснового бора обрело перспективу – уже были различимы предметы на расстоянии метров ста. Я делал один-два шага, больше даже и не пытался, и было это, как в замедленной сьёмке. Мышцы ног быстро приспособились и поняли, что от них требуется: я медленно опускал ногу носком остро вниз и только под водой распрямлял и ставил на всю подошву, предварительно проверив носком место, на которое встаю, и всё моё тело звенело от напряжения. Кое-где обходил торчащие из воды сучки и ветки, а иногда шёл по лабиринту между ними, тратя много времени на прощупывание грунта. И сам удивлялся, что двигаюсь практически бесшумно, попадая строго в ритм глухариной песни. Никогда бы раньше не подумал, что по такой местности можно красться, не издавая звуков! Несмотря на весь свой охотничий опыт не подумал бы. Вот она - настоящая, красивая, честная охота на глухаря! Прекрасная школа сложнейшего, высококлассного скрадывания дичи и при этом школа души. Нас только двое - охотник и залитый водою предутренний апрельский лес. Глухарь - часть этого леса, его живой нерв. Не ощутишь это, не станешь тоже его частью, не сольются твои движения с его пульсом – не отдаст лес глухаря, обязательно ошибёшься и не видать тебе дичи, охотник. Ох, спасибо тебе, Валентин! Мудрый ты мужик.
                Стало заметно суше, вода теперь стояла уже только в отдельных ямах между комлями сосен, и характер леса впереди вдруг изменился. Я понял, что подошёл к низкой сухой гряде, вроде как к острову посреди низменной части бора. И на этой гряде наряду с соснами росли огромные старые ели и берёзы, да и сосны здесь были намного выше и сильнее. А между их стволами стеной стоял густой еловый подлесок-молодняк. На одной из этих старых сосен и пел глухарь, пел уже так близко и громко, что его должно было быть видно, но как я ни всматривался в путаницу ветвей, никого не увидел. Надо было продолжать подход.
Некоторое время я решал, где лучше войти на эту гряду. По краю её было много валежника, а в том направлении, откуда звучала песня глухаря, я разглядел целый завал. Придётся сделать крюк право и выйти к глухарю не со стороны болота, а по краю гряды, прямо через заросли. Но и здесь я наткнулся на здоровенную сухую сосну, лежащую строго поперёк моего курса. Высмотрев, где можно её перешагнуть, пробравшись между торчащими во все стороны сухими ветвями, я преодолел это препятствие в несколько движений: точение – поднята правая нога; десять секунд мучительного балансирования в полной неподвижности; точение – правая нога перекинута через ствол, но ещё не опёрлась о землю; пауза, и как стою в такой позе,  сам не очень понимаю; точение – нога на земле, движение тела в том же направлении, и я фактически верхом на сосне… Потом была ровная сухая лужайка,  которую я преодолел  быстрыми трёхшаговыми перебежками. Остановился перед тёмной стеной подлеска, стараясь уяснить точно, на каком дереве сидит мошник**, вроде бы понял, сгруппировался и в нужный момент скользнул в ельник.
                Прошло минут десять. С паузами, с остановками я уже раза три пересёк эти заросли в разных направлениях, пытаясь увидеть глухаря, но он был как будто призраком. Пел громко, чётко и отовсюду. Как будто пел сам лес, насмехаясь надо мной. От этого мистического «отовсюду» было и азартно, и жутковато. Я стоял среди очень густых невысоких ёлочек, стараясь, чтобы их лапы не шуршали о мою одежду, и недоумённо крутил головой. Ну, то есть стоял совершенно неподвижно в ожидании очередного точения, а потом поворачивался на его звук, задирал голову и просматривал кроны сосен там, где, как мне казалось, пел глухарь. Потом точение раздавалось с другой стороны и я поворачивался вновь. И раз за разом никого не видел, хотя было уже достаточно светло, чтобы разглядеть сидящую на ветвях огромную птицу. Возможно, он не на соснах, а на могучей ели, по другую сторону её кроны? Но вот сейчас точение, близкое, отчётливое, почти оглушительное в этой абсолютной тишине, донеслось совсем не с ели, а со стороны только что пройденного мною болота… Ничего не понимаю. Может быть их трое на этой гряде, и они поют поочереди? Это, конечно, великолепно. Это значит, что ток многочисленный, сильный, но во-первых, почему они поют так близко друг к другу, буквально на соседних деревьях, так не должно быть, а во-вторых, хотя бы одного-то я увидел бы! … Стоп! А может быть…. Да он же просто поворачивается на ветке и голову поворачивает, оттого и звук будто с разных сторон! И я посмотрел вертикально вверх.
                Прямо надо мной, метрах в десяти-двенадцати, на толстой горизонтальной ветке сосны сидел огромный трофейный петух. Это было что-то невероятное! Как мне удался такой подход?! Как он не заметил меня, пока я лазил по молодому ельнику вокруг его дерева?! Это госпожа удача расстаралась или я действительно стал частью леса, а лес – мной? Как знать… В любом случае, это было потрясающе. Я смотрел на него и не верил своим глазам – у меня получилось! И он вновь запел. Я прослушал его дважды, не отрывая взгляда. Я не собирался лукавить и убеждать себя, что не хочу стрелять. Я хотел стрелять. Я знал, что это честно. Что я заслужил этот выстрел и эту роскошную добычу, и охотничья удача с этим согласилась. Что я еще несколько лет после этого не поеду на глухариный ток, а может быть и никогда не поеду. И когда в третий раз по лесу разнеслось его точение, я поднял ружье почти вертикально вверх и на последней ноте нажал на спуск получока***.
                …Я нёс мошника на согнутой левой руке, бережно упрятав его роскошную голову на толстой длинной шее под не менее роскошное крыло. Идти по весеннему болоту с глухарём на одной руке и ружьём в другой было очень трудно, проще было бы взять птицу как-то иначе и перекинуть через плечо, но… Говорят, птицы, когда умирают естественной смертью, прячут голову под крыло. Сам лично в дикой природе я это не наблюдал, но верю - видел пару раз, что так уходят городские голуби. Это важно - отдать добытой птице долг благодарности и чести, не таская за ноги или шею, а бережно и учтиво сложив крылья и спрятав голову под крыло. Спасибо и прости, брат, это была честная охота!
                Я действительно немного заблудился в этом одинаковом во всех направлениях сосновом бору, Валентин не зря меня предупредил. Ну, не заблудился, конечно, а взял правее, чем нужно и стал выходить из бора метрах в ста пятидесяти от того места, где входил. Шёл уже не крадучись, плюхая по воде, и Валентин услышал, что иду я не туда, помахал мне зажжённым фонариком.
- Вот это трофей! – довольно сказал он, беря из моих рук почти шестикилограммового мошника, - Отменный экземпляр! Поздравляю.
-   Сначала думал, что подшумлю.
-  Ты? – Валентин с усмешкой глянул на меня, - Да ты, как в воду канул! Ну и нервы у тебя. Сделал шаг и растворился в темноте, ни звука, ни силуэта. Я уж чуть за тобой не пошёл, заволновался.
                Значит, прощена мне та сломанная ветка. Спасибо, что ж! Доброе слово и кошке приятно. Я переломил ружьё, достал из левого ствола неизрасходованный патрон, из правого гильзу.
- Смотри-ка, а он драчун был! - Валентин показал на птичий загривок с большой проплешиной на месте выдранных перьев
                По медленно светлеющему лесу мы пошли к развилке, куда должна была вернуться за нами «буханка», сидели там на валежнике в ожидании машины, и я спрашивал Валентина, можно ли нам остаться в лесном лагере до вечера, чтобы потом ещё раз доехать до тяги, а потом пришли Анатолич с егерем. Ни с чем пришли. Им не повезло – они вышли на молчуна****. Молодой петух только пытался распеваться, одно время робко, осторожно подавал голос, и они встали на нужное направление, даже подошли немного и тут глухарь затих.
                Спустя час мы попрощались с нашими добрыми хозяевами, поблагодарили их за науку, и огорчённый Белозёров ушёл в свою палатку спать. Дима помог мне разделать вальдшнепов и тоже залёг, а я готовил на костре шулюм из куликов, наслаждаясь великолепным утром, звуками и запахами весеннего леса, и размышляя о том, что неловко как-то получилось - обидно за Ромку, организовавшего эту поездку, но какой логикой порою руководствуется охотничья удача, расставляя события, сие тайна великая есть!
 

*Точение – название весенней песни глухаря, происходящее от характерного звука этой песни.
**Мошник – другое название глухаря, происходящее от повадки глухарей кормиться ягодами на моховых болотах.
***Получок - дульное сужение гладкого (не нарезного) ствола до 0.5 мм, дающее кучность дробового боя до 50–55%, в данном случае – один из стволов двустволки с получоком.
**** Молчун – неполовозрелый, очень молодой глухарь. Молчуны всегда присутствуют на току, но заметить их охотник не может.  Они сидят (иногда на деревьях поблизости от взрослых петухов) и молчат. Поскольку не поют, то и контроля над ситуацией не теряют, не "глохнут". Заметив охотника, скрадывающего взрослого мошника, слетают, тем самым предупреждая поющих петухов об опасности.