Пашковская уха

                (моим друзьям Володе, Сергею и Илье Малышевым посвящается)

                И дни кораблями уйдут от причала
                Навеки, но знаю я,
                Как всё, что было начать сначала,
                Вернуть на круги своя…

Группа «Машина времени»


      Сколько знаю друзей своих Малышевых, столько и слышу от них про неведомое мне озеро Пашково. Оно всегда произносится ими с какой-то особой трепетностью, с неким восторженно-таинственным смыслом и рассказывая о нём, ребята всегда смотрят мне в глаза, а в их взглядах я вижу воспоминания о прошлом и мечту. И ещё то, что является очень важным для меня - вижу вопрос и надежду: «Ты ведь поедешь туда с нами, правда? Тебе ведь тоже хочется его увидеть?» И я благодарен им за это, потому что прекрасно понимаю, что наряду с ностальгической страстью в их душах живёт ещё одно желание - им хочется ввести меня, именно меня, в светлый мир их юности и молодости, поделиться со мной этим миром. Сделать так, чтоб я вместе с ними оказался в том навсегда врезавшемся в их память, чудесном, кажущемся теперь уже нереальном бытии, в которое можно на пару дней приехать, но вернуться в которое уже не дано. И не сомневаюсь, что будь это озеро не в каких-нибудь двухстах километрах от областного центра, а у чёрта на куличиках, я бы всё равно рванул туда вместе с ними. Не столько ради удовлетворения любопытства и жажды новизны, сколько ради того, чтобы слышать их звенящие от избытка чувств голоса, в мельчайших подробностях рассказывающие о том, где, что и как было, и что теперь не так, а что стало совсем неузнаваемым. И радоваться той тихой радостью, которую, должно быть, испытывает каждый нормальный человек от того, что дорогие ему люди счастливы и в этом есть частичка его участия.
       Даже удивительно, как долго мы сюда собирались. Год шёл за годом, мы разгребали громадьё наших планов, мотаясь по лесам, рекам и болотам, а Пашково всё также маячило где-то впереди далёкой, но при этом абсолютно достижимой целью. Не помню, в какой книге и какого автора я давным-давно прочитал, что очень приятно испытывать сильный, здоровый голод и иметь возможность в любой момент его удовлетворить. Полагаю, что с нами происходило примерно то же самое.
Всё это время я нутром чувствовал, что поездка на Пашково нам просто так с рук не сойдёт и станет, если не экстремальным приключением, то тем событием, которое будет вспоминаться потом не с легковесностью воскресного пикника, а как нечто знаковое, достойное тех чувств, которые переполняли моих друзей на протяжении целых двадцати лет. Интуиция не подвела и платой, а впрочем, даже вовсе и не платой, а наградой стали мокрые насквозь одежда и снаряжение, глубокая и скользкая, как масло, синяя глина, и сломавшийся ШРУС уазика, лишивший Серёжкину машину полного привода в самый ответственный момент, и отказавшая лебёдка, и забытый в суете и сырости где-то в чаще новенький профессиональный корозащитный трос*, и изодранные ветками до грунтовки бока автомобилей… Почему наградой? Потому что любовь, не важно к кому или к чему - в данном случае к конкретным местам, не бывает лёгкой прогулкой, а всегда награждает нас трудностями, радуя и испытывая одновременно.
             Лучшее время – это то, в которое мы живём здесь и сейчас, независимо от груза лет и проблем за плечами, но всё же справедливо будет сказать, что в этих краях прошли самые ядрёные, молодые мужские годы Володи, радостно-беззаботные детство и юность Серёги и Ильи. Была обильная, увлекательная рыбалка, было купание в чистейшей живописной Урге, сад и ухоженная лужайка перед домом в Шокино на самом краю высокого левого берега, прямо по-над речкой. И бурлящая сельская жизнь, от которой остались теперь одни дачники.
              Нижегородцам и жителям Чувашской республики эти названия хорошо знакомы: Сура, Урга, Ядрин, Курмыш, Пильна… Озеро Пашково это одна из стариц Суры, которое вместе с рекой и с несколькими другими озерами - Старая Сура, Тонким и прочими, образует водную систему и окружено труднопроходимым, в основном лиственным лесом, настоящей пойменной чащей. До Волги отсюда по фарватеру Суры уже немного - порядка семидесяти километров, и вся эта территория показана на картах, как зона затопления. Глубина Пашково вызывает уважение: в том месте, где мы меряли, пять метров лодочного фала с якорем ушли в воду, а ширина русла этой старицы, образующей замкнутую петлю с обширным островом посередине, составляет около ста пятидесяти метров. В каком-нибудь километре от Пашково проходит административная граница между Нижегородской областью и Чувашской республикой, проложенная по низовьям реки Урги до впадения её в Суру.

            - Узнаёшь церковь, Сергеич? Я тебе фотку показывал...
            Конечно, узнаю, Серёж. Сразу узнал, ещё когда к дому вашему подъезжали. Хотя и показывал ты мне ту фотографию несколько лет назад, и церковь на ней выглядела пусть заброшенным, но вполне ещё бодрым строением, а теперь перед нами деревянные развалины без колоколенки, без главы и с криво просевшей кровлей над алтарём. Всё равно не узнать невозможно. Как же празднично смотрелась она когда-то с правого, низкого берега Урги на фоне неба, в окружении садов и добротных домиков! Как радовала людские взоры!
           Мы проходим по тропинке к дому, который был когда-то их домом. Он и сейчас ещё вполне основателен и ухожен, и люди в нём живут - вон они, чем-то занимаются по хозяйству у крылечка. Приветливо здороваются с нами, а когда узнают, что это бывшие хозяева приехали посмотреть родные места, расплываются в улыбках, зовут в дом, предлагают посидеть, попить чайку... Володя с Ильёй остаются пообщаться с ними, а Серёжка ведёт меня дальше вдоль дома и чуть ниже, к самому урезу откоса, на котором стоит Шокино.
             Отсюда открывается изумительный вид на речку и на луга за ней. Я краем уха слушаю Серёжку, говорящего о том, какой близкой стала опушка леса, как придвинулась она к реке, да и луга местами уже похожи больше на редколесье, а сам лечу взглядом над заречным простором, срисовывая в память все его штришки, уголки и оттенки. Знаю, что пройдёт несколько лет и все эти мелочи размоются в моих воспоминаниях, перекроются новыми пейзажами и впечатлениями, оставив только общую картину чего-то прекрасного, но сейчас мне кажется очень важным всё это тщательно рассмотреть, ощутить себя его частью и напитаться этими ощущениями.
            Что-то медленно меняется в пейзаже. Не сразу осознаю, что. Снимаю очки со стеклами-хамелеонами и теперь понимаю - изменился свет. Он стал другим, приглушённым и менее контрастным. День с самого утра не был ярким, июньское солнце сдержанно подсвечивало сквозь сплошную серую дымку, но теперь прямо-таки потемнело, хотя едва за полдень. Поворачиваюсь на юго-запад: да, нас догоняет непогода. Всю неделю ежедневно шли дожди, но не продолжительные, не ненастные. Прогноз на выходные, вроде бы, хороший, без осадков и вот на тебе! Идёт дождевой фронт, да какой! Причём, явно не грозовой, а затяжной, ненастный. Вот так порыбачили... Предлагаю ребятам перенести вечер воспоминаний из Шокино на берег озера. Поехали, братцы, поехали, пока не накрыло! Ещё не известно, в каком состоянии дорога через лес, да лагерь надо поставить, да дрова запасти, ужин приготовить, а уж на обед как-нибудь коротким перекусом обойдёмся...
            Рассаживаемся в машины - Володя к Серёге, Илья ко мне. Прощаемся с добрыми людьми, благодарим за беседу и за любовь к этому дому. Какими-то закоулками выезжаем к длинному крутому спуску, ведущему к реке. Это просто грунтовая глинистая дорога, весьма скользкая после предыдущих дождей. Пока съезжаем по ней, думаю, как же Серёжка потом будет подниматься обратно на машине, не снабжённой блокируемыми дифференциалами и грязевой резиной, особенно, если с неба опять будет поливать. В итоге решаю, что не проблема. На крайний случай его уазик ходом сумеет заскочить до середины склона, а дальше я затащу его лебёдкой.
Недолго едем параллельно реке и упираемся в обросшую кустарником и молодым осинником канаву, по которой в Ургу бежит шустрый ручей. Через канаву перекинут дощатый мостик, настолько узенький, что колёса уазов только-только не свешиваются по его краям. Мостик покрыт подсохшей за день, натасканной многими ногами и колёсам глиной, и я опять задумываюсь, о том, как мы будем проезжать по нему обратно после дождей. Тяжёлые "Патриоты" будут на нём, словно коровы на льду, вполне можно сорваться на бок и сделать "уши"*. Возможно, придётся колёса травить**. Поочерёдно жестами помогаем друг другу выбрать правильную траекторию въезда на это сооружение - я Серёге, а Серёга мне. Выезжаем на берег Урги и Илюха вздыхает с облегчением: сезонный наплавной мостик через реку на месте. Ребята переживали, что его могут не успеть навести к лету, но я почему-то не верил в такую неудачу.
            Наконец, мы в лугах. Поддаём газу и мчим по приятной дорожке к кромке леса, только один раз крепко подскочив на какой-то неровности. Однако въезд в лес нас не вдохновляет. Володя говорит, что именно по этой дороге они ездили на Пашково на велосипедах и всё с ней было хорошо. Ну-ну, это когда ж было-то! А теперь, чтобы въехать на неё, нужно буквально раздвинуть лобовым стеклом густые ветки, да и сама дорога похожа на узкий таинственный зелёный тоннель, исчезающий в глубине леса. И зелёный он только вверху да по сторонам, а внизу коричнево-серый от глины, в которой проложены не особо накатанные колеи. Похоже, давно тут никто не ездил! Эта грунтовка на спутниковой карте, разумеется, не видна, она вся под густым куполом леса, зато можно разглядеть вторую, заходящую к озеру с другого направления. Володя её тоже помнит, и мы отворачиваем вправо, на её поиски. В нескольких местах тыкаемся в лес, принимая за начало дороги лесные полянки и прогалы в зарослях, но не находим её. Я уже давно сориентировался и вижу, что мы ещё не доехали изрядно, но друзья мои опасливо поглядывают на небо и решают больше не тратить зря время. Особенно с учётом того, что состояние той дороги не факт, что лучше.
Мы возвращаемся и въезжаем с просторного луга в мрачноватую чащу, в которой сразу вязнут звуки наших моторов. Нас обволакивают влажные широколиственные дебри. Их купол так низко, что стоит мне остановиться и подождать, пока Серёжка прорвётся через коварную яму, как на крышу моей машины ложатся раскидистые ветви, закрывая густой листвой стеклянный люк. А если открыть дверь, то в салон сразу проникает ветка ольхи или кустарника, кладёт на плечо или колено свои длинные зелёные опахала и доверчиво притихает. Это очень красиво и трогательно, и мне хочется заглушить моторы и послушать этот лес, но надо ехать. 
           В одной из глубоких промоин, заполненных жидкой синеватой глиной, Серёжкин уазик всё-таки застревает. Я уже готов идти доставать из багажника трос и шаклы, но Серёга в три-четыре раскачки умудряется вынуть машину из этой засады. Молодец! Но дальше - хуже. Мы останавливаемся и рассматриваем очень глубокие, залитые зелёной водой колеи, уходящие в поворот. За поворотом низинка, практически болото. Всё это можно объехать по относительно твёрдой полянке, но сначала надо на неё выбраться. Серёга пробует и словно по рельсам уезжает по колеям в самую топь, где машина садится на мосты. Пока цепляем трос, нас жрут оголодавшие комары, длинноногие и злые. Выдираю его уазик назад, на относительно сухое место. С третьей попытки Серёжке удаётся вырваться из колеи и объехать болотину. Моя попытка сделать тоже самое чуть не заканчивается встречей с деревом, так как "патр" разворачивается боком, да так и едет, пока не цепляется передним колесом за твёрдый грунт. После этого предлагаю Серёге поменяться местами, чтобы при необходимости тащить его машину вперёд, а не назад. Однако здесь очень узко, надо найти лужайку, чтобы Сергей смог уступить мне место.
            Несколько сотен метров едем без особых проблем, только ветки колотят, скребут по бортам, окнам и крышам, но сделать рокировку нигде не можем, и вновь упираемся в очередное месиво, похожее на предыдущее. Вновь болотце и колеи, которые можно пройти только на хорошо подготовленном внедорожнике, а у нас маленькие тридцатидюймовые колёса и одна лебёдка на двоих. Чтобы не засесть, нужно пересечь колею под углом и выпрыгнуть на твёрдый объезд. Осматриваемся и прощупываем грунт в колеях, а заляпанные глиной машины косо и криво стоят в зарослях - зрелище экзотическое! С огромным трудом, в несколько движений вперёд -назад - в сторону, Серёжка уступает мне место, я включаю всё, что можно включить в трансмиссии моей машины и ходом пробиваюсь через препятствие. Серёжка вздыхает и с обречённой усмешкой идёт к своему уазу: "Сергеич, приготовь трос, чтобы я в мосты воды набрать не успел!". И ожидаемо виснет почти поперёк колеи по самые пороги. Пугающе скрежещет начинающий ломаться шрус (на обратном пути, послезавтра, он умрёт окончательно). Серёга зачем-то выбирается из салона и прямо в кроссовках прыгает по кочкам - помогать цеплять трос. Да сиди уже, не мокни! Справлюсь я сам!
            Эти три с половиной километра от опушки леса до озера мы преодолеваем около двух часов и, наконец, выезжаем из зарослей на высокий сухой участок берега. Вот оно, Пашково! Какое чудесное место! Просторная поляна, даже частично выкошенная, и удобный спуск к воде. У уреза воды крепкие широкие мостки. Даже так! Но самое впечатляющее - здоровенное почти новое строение, что-то вроде крытого подиума или веранды с дощатыми полами, бревенчатыми полустенами и надёжной, покрытой рубероидом кровлей. С большим длинным столом и лавками вдоль стен. Вот это поворот! Какое обжитое место. Это почти наверняка здешнее охотхозяйство подсуетилось, кто ж ещё!  Весь этот обширный лес с озером и лугами -  прекрасные охотугодья.
            Последнее обстоятельство нам категорически не нравится. Если на выходные сюда приедут люди, то будет очень некомфортно и нам, и им. И мы начинаем ездить вдоль берега в поисках открытого сухого пятачка на берегу, где хватило бы места для двух "Патриотов", тента и трёх маленьких палаток. Едем влево, но идущая вдоль берегового яра грунтовка плавно превращается в непроходимые заросли. Едем вправо через низину, но там повсюду травостой по грудь, кусты и вдребезги разъезженная когда-то давно грунтовка. А дождь того гляди ливанёт, облачность стала совсем низкой, тяжёлой, давящей... В конце концов решаем, что в такую погоду вряд ли хоть один нормальный человек, кроме нас, захочет здесь оказаться, и возвращаемся к веранде. По пути к ней я умудряюсь засадить уазик в низине так, что у Серёжки не получается выдернуть меня наверх. Отправляю всех троих ставить палатки, сам очищаю залепленный густой грязью клюз, вытягиваю трос лебёдки и повесив на плечо корозащитку, иду выбирать дерево покрепче... Поскорее бы припарковать машины и обосноваться. Хочу тишины. Хочу просто сидеть, слышать потрескивание костра и смотреть на озеро. Пусть даже дождик идёт, шуршит по траве, щёлкает по листьям, по тентам палаток, по крыше веранды. И пусть друзья тихо переговариваются, делясь впечатлениями. Всё это тоже будет частью тишины, очень органичной её частью. Лишь бы не рев моторов, вой раздаток и надсадное жужжание лебёдки. Хотя ещё валежник на дрова надо напилить, бензопила опять же, но это быстро...
            Мы успеваем до дождя. В общем, даже здорово, что не надо ютиться под нашим походным тентом, ставя маленький складной стол и стулья в мокрую траву. Под ногами крепкий сухой пол, а капитальный стол под капитальной крышей просто огромен для четырёх человек. Какой неожиданный бонус мы получили! Доводим походные уют и комфорт до предела - на столешницу камуфляжные (всё по фэн-шую) чистые скатерти, в дальний угол стола газовую плитку с чайником, на одну из кровельных балок электрическую лампочку, провод от которой оттаскиваем далеко в заросли, метров за пятьдесят. Туда же бензогенератор, чтобы не досаждал тарахтеньем, если засидимся за столом допоздна и всё же решим, что нужен свет. Потому что из-за такой облачности ночь будет очень тёмной, хоть и июнь.  Даже обе лодки успеваем накачать. Достаю из машины посуду, тщательно и красиво сервирую стол. Всё всегда должно быть душевно.
             Устроив быт, разводим хороший костёр, чтобы просушить промокшую за время боя с бездорожьем одежду. Я стою у костра и сушу над ним брюки, держа их за штанины. Дрова сухими не назовёшь и из обеих брючных штанин столбами валит густой белый дым вперемешку с паром. Это очень забавно, и я посмеиваюсь, потряхивая брюки, чтобы штанины лучше расправились.
           -А у тебя из штанов дым-то идёт, смотри-ка что! - восклицает Володя, - Как в трубу! Потом не продохнёшь.
           - Я ведь другим местом дышу, Володь!
           - Дааа?!
           - Конечно!
           - А я думал это...через фильтр.
        Дождь приходит вежливо и бережно. Его сначала нет здесь, только слышно. Слышно шуршание по лиственным кронам, которое всё ближе, ближе. Он не обрушивается бурной грозовой стеной, ему не предшествует пугающий шквал. Такое ощущение, что подкрался вкрадчивый осенний дождик, бесконечный, ровный, умиротворяющий... И только осень подойдёт незаметно сзади, положит руку на плечо и тихо скажет: "Ну что, брат? По коньячку?"...  Но сейчас лето, очень тепло и буйная зелень вокруг. И капли дождя теплые, основательные...
       Ночью меня несколько раз будит ненастье. Но я не совсем просыпаюсь, а просто начинаю слышать мир, не выпадая из сна. Это случается каждый раз, когда наш лагерь накрывает новая волна ливня и усыпляющая монотонная дробь обычного дождя по тенту палатки сменятся оглушительным мощным гулом.
По-настоящему я просыпаюсь, когда уже совсем светло и будит меня не ливень, а дрозд. Он сидит метрах в десяти от моей палатки, где-то в листве деревьев, такой густой, что взгляду не проникнуть туда и оглушительно, самозабвенно поёт. Проснуться под такое пение это большая радость даже для таких лесных бродяг, как мы. Дождя нет совершенно, но отовсюду – звуки капающей воды. Они сливаются с пением дрозда в какую-то волшебную, волнующую до слёз гармонию. Лежу в уютной сухой постели десять минут, двадцать… Слушаю. Смотрю на крупные капли воды, которыми покрыт весь палаточный тент – их хорошо видно через противомоскитную сетку и полиэстер. Надо выходить. Ребята уже на ногах, стучат сапогами по полу веранды, шуршат по траве, тащат к воде лодки. Слышу, что Вовка уже оживляет костёр, без которого никак нельзя, костёр это душа лагеря.
               - Сергеич, можно, я твою лодку возьму?
               Бери, конечно, Илюх! Что за вопрос! Я вообще больше охотник, чем рыболов, рыбалка для меня не так важна, как охота и всех тонкостей её я не знаю. С лёгкой душой отдаю другу свою двухместную «Иволгу», а Серёжка уходит на озеро на своём крошечном одноместном судёнышке без уключин, с веслами-лопатками. Пока я хлопочу по хозяйству, а в походном лагере всегда есть, чем заняться, кто-то из них возвращается и отдаёт лодку Володе, потом снова льёт дождь и они возвращаются все; когда дождь стихает, уходят на озеро снова…  В итоге к полудню весь маленький разделочный столик, стоящий рядом с верандой, занят рыбой. Щука. Пара огромный золотистых карасей. Два или три отличных судачка. Подлещики, сороги, плотвички  и даже одна чехонь. Последним на берегу появляется Серёга и выкладывает из маленького садка четырёх здоровенных краснопёрок.
                - Живцы, - смеётся он.
                - Ты их на червя, что ли?
                - Конечно! – и достаёт из садка большого рака. Тут уж мы все собираемся вокруг столика. Обалдевший от такого невезения рак вяло шевелит лапами, клешнями и усами.
                - Ты где его взял?!
                - Да подплываю к берегу, смотрю, булькается что-то. Пригляделся – рак! Там яр маленький, как бы обрыв, а в основании норы, он туда и полз. Ну, я его и поймал.
                Рассматриваем неожиданную добычу, Серёга с улыбкой трогает его за длинный ус.
               - Какое создание интересное…
               И несёт к воде, выпускать обратно в озеро.
               Потом я чищу рыбу, а Володя картошку и лук. Вешаем над костром наш большой десятилитровый казан, воду для ухи берём из озера. Она чиста и не имеет даже намёка на застоялость, на затхлость. Пока Володя варит уху, я пользуюсь паузой между дождями и успеваю прокатиться по озеру. Направляю лодку в длинную и широкую протоку, соединяющую Пашково с соседней безымянной старицей – озером. То есть имя-то у него, скорее всего, есть, только я его не знаю и на карте навигатора оно не указано. Эту протоку друзья мои почему-то называют Истоком. И на правом берегу Истока встречаю редчайшую, красивейшую птичку – зимородка! Второй раз в жизни её вижу и не факт, что увижу ещё. Зимородок не даёт долго любоваться собою, быстро слетает с прибрежного валежника, на котором сидел, и исчезает в зарослях.
               Когда уха готова и ею наполнены тарелки, мы все неторопливо, степенно усаживаемся за стол и со стороны это, наверное, выглядит почти, как ритуальное действо. Илья разливает по стопкам водку, Володя пробует огненную, с пылу - с жару уху, кладёт ложку обратно в тарелку и поворачивается ко мне. В выражении его лица, в глубине его глаз такой океан чувств, какого мне ещё не доводилось видеть за всё время нашей дружбы.
              - Сладенькая ушица-то, - говорит он тихо, почти шепотом, и я окончательно убеждаюсь, что прожил эти дни не зря.
                ------------------------
             Вот уже несколько во всех рыбацких и охотничьих приключениях нас сопровождала приятная, мягкая погода. Здорово нам на это дело везло. Ну, сбрызнет лёгким моросящим дождичком или налетит короткая гроза; бывало, что и атмосферный фронт на всю ночь накроет осадками, но потом обязательно добрый, дружеский ветерок разнесёт ненастную завесу, вытолкнет в зенит солнышко и опять мы сухие и обогретые берём спиннинги или ружья и предаёмся своим любимым увлечениям. Но с Пашково мы уезжали мокрыми насквозь, со скомканными в пакеты сырыми тентами палаток, с непросушенными и вымазанными в грязи лодками. Вылилось на нас за эти три дня за все предыдущие годы. Копилось, копилось и вылилось, приурочившись именно к этой поездке, о которой так долго мечталось. Словно смыло тщательно и безвозвратно всю тоску о прошлом, всю вину перед этим домом, перед этим озером, перед этой рекой за такое долгое отсутствие, оставив их за завесой очищающего от груза памяти дождя…   

  *корозащитный трос, корозащитка – широкая прочная стропа, применяемая для защиты коры деревьев при лебежении внедорожников.
          **травить колёса – на бездорожье и других сложных участках воздух из шин автомобиля стравливается до низкого давления для увеличения пятна контакта и улучшения сцепления колёс с поверхностью.