Судьба и небо. Михаил Лиховид

Отрывок из художественно-документального романа.

***

С июня 1944 года новым заместителем комдива был назначен подполковник Леонид Иванович Горегляд. Это был опытный воздушный боец, к тому же  с хорошим опытом управления крупным войсковым соединением. Горегляду довелось покомандовать 205-й истребительной авиадивизией, поработал он и в Оперативном управлении штаба ВВС РККА, так что на своей новой должности  оказался очень даже к месту, да и командиром сразу же нашел общий язык, оказывая ему неоценимую помощь во всех вопросах оперативного управления дивизией. Все познается в сравнении. После убытия  Исаева к новому месту службы Покрышкину было очевидно, что с заместителем ему наконец-то  повезло. Они жили в одном доме, у старого поляка, который днями сидел у дома на завалинке и провожал их, когда они проходили мимо, изучающим взглядом.

-  Что он так смотрит на нас? – спросил как-то Покрышкин у своего заместителя.
- Приглядывается, - ответил Горегляд, - он же сам из старых солдат, воевал в Первую мировую, попал в плен, пальцы ног себе отморозил. А их пропаганда болтала про Красную армию всякие небылицы. Вот он и смотрит теперь, сличает то, что слышал, с тем, что видит, своими глазами.
- Откуда информация? – удивился комдив.
- Адъютант собрал. Мы же должны были понимать, в чьем доме остановится командир дивизии. Здесь вообще неспокойно. В лесах бандиты прячутся, в селах тоже непонятно, кто есть кто, и что у кого на уме. Кстати, товарищ командир, - уже встревоженным тоном продолжил Горегляд, - мы согласно вашему приказу послали команду за подбитой «коброй».
- За той, что на посадке ногу подломила, - припомнил Покрышкин. -
- Да-да, именно за ней. Так вот,  скоро уж неделя пройдет, а от наших людей ни слуху, ни духу!
- Это плохо, - помрачнел Покрышкин. – Что-то с ними, видать, случилось.
- Вот и я беспокоюсь! Бандеровцы по лесам рыщут и на села нападают.
- А кто в команде?
- Старший лейтенант Лиховид, техник-лейтенант Краснянский и старший сержант Фонкевич, механик по вооружению.
- А какое у них оружие было при себе?
- Пистолеты и автоматы.
- Пошлите туда немедленно взвод автоматчиков из батальона аэродромного обслуживания.
- Есть! Я и сам вам хотел это предложить.
- Надо было сразу им дать с собой автоматчиков для охраны! А теперь вот что с ними?
- Сегодня же пошлем туда 15 человек, Александр Иванович!  Будем надеяться, что все будет в порядке, и праздник встретим все вместе.

Да, приближалось 18 августа, День авиации. Это тот праздник,  который в дивизии обязательно отмечали. Но в этот раз он был омрачен ужасным известием.  Через день после этого разговора вернулась усиленная группа, посланная Гореглядом к  селу Магеров неподалеку от Рава-Русской, возле которого был оставлен самолет. При входе в село отряд был обстрелян с чердака, бойцы открыли ответный огонь, зашли в ближайший  дом, с чердака которого вели огонь. Их встретила женщина. Она смотрела на солдат с ненавистью и все повторяла на своем трудном для русского уха «западенском» суржике, что «никого в хате нема», оружия нет, и никто с чердака не стрелял. Ей не поверили и зашли на чердак. Там прятался мужчина, по всей видимости, муж этой хозяйки, который повторял, что он ни  в кого не стрелял, а на чердак забрался просто по какой-то хозяйственной надобности. Ему тоже не поверили, обыскали чердак и нашли припрятанный в сене, еще теплый после стрельбы, немецкий автомат. Стало очевидно, что отряду попался в руки один из «лесных братьев». Бандеровцу задали вопрос про самолет и про группу Лиховида, но он опять принялся говорить, что ничего не знает. Тогда его спустили с чердака,  вывели во двор и объявили, что он будет прямо сейчас расстрелян на месте, если не расскажет все, что знает. Только после этого удалось получить от него какую-то скудную информацию, по которой в итоге удалось частично выяснить, что произошло 12 августа 1944 года.

Группа Лиховида готовила самолет к эвакуации, когда была внезапно окружена конным отрядом националистов УПА.  Бандеровцев было несколько десятков, как выяснилось позднее, 60 человек. У авиаторов были пистолеты, автоматы ППШ и пулемет с «аэрокобры», и все же силы были слишком не равны. Они отстреливались примерно полчаса, пока у них не закончились патроны. Сколько им удалось там положить бандеровцев, выяснить не удалось: бандиты забрали трупы с собой. К сожалению, ребятам не пришло в голову, что последние патроны в этой ситуации необходимо оставить для себя. Раненые Михаил Лиховид и Алексей Краснянский попали в плен к бандитам, которые подвергли их ужасным истязаниям. Фонкевича же, ни живого, ни мертвого, найти так и не удалось. Возможно, командир послал его в местечко Магеров за подмогой, но дальше следы техника затерялись. Судьба Фонкевича так и осталась неизвестной, родным отправили похоронку с извещением о том, что он пропал без вести.

 А подробности жуткой смерти Лиховида и Краснянского открылись, когда бойцы усиленного отряда нашли на бугре, неподалеку от того места, где находилась «аэрокобра», остатки костра. В нем среди золы лежали два обугленных трупа. По уцелевшим лицам группа узнала в них своих погибших боевых товарищей. Их связали и бросили в горящий костер живыми, это был уже известный способ расправы молодчиков из УПА над своими жертвами.  Обнажив головы, группа долго стояла у костра, после чего командир приказал похоронить погибших и отдать им последние воинские почести.

- А что с этим ублюдком будем делать? – сержант из БАО указал на притихшего пособника бандитов, который сидел неподалеку. – Может его, тоже? Того…           
- Сжечь что ли?               
- Ну да!               
- Его забрать с собой надо и в Особый отдел сдать, - сказал один из бойцов, - там из него быстро всю душу вытрясут.               
- У нас его после допроса расстреляют, а надо бы сжечь! – глухим голосом сказал сержант, и было ясно, что он совсем не шутит.

Он подошел к сидящему на земле бандеровцу, присел рядом с ним на корточки и посмотрел в его помертвевшее от страха бледное лицо своими страшными глазами с расширенными от ненависти зрачками.

- Хочешь туда? – спросил он хриплым страшным голосом и указал рукой на пепелище.
– Мы костер то быстренько заново разложим. Или ты, паскуда фашистская, думаешь, что только других живьем палить можно, а тебя нельзя?

Украинец попятился от него на четвереньках. Судя по всему, он поверил, что его собираются сжечь. Он вскочил на ноги и побежал в сторону леса, а после того, как ему дали очередь по ногам, упал и дико завыл.

- Добей его, - приказал сержанту командир отряда.               
- Есть, - хмуро сказал сержант. Он подошел к лежащему на земле и скулящему от боли  в простреленных ногах человеку, направил дуло автомата ему в живот, дал короткую очередь.               
- Подыхай теперь здесь, шакал, желаю тебе мучаться подольше, - произнес сержант свое последнее напутствие умирающему и вернулся к своим.   

***

 Известие об ужасной гибели боевых товарищей у всех в дивизии вызвало настоящий шок. Старший лейтенант Михаил Степанович  Лиховид был заместителем командира эскадрильи 104-го полка. В 1940-ом году он, как и Покрышкин, окончил Качинское высшее военное авиационное училище имени Мясникова, его однокашником был сын вождя, Василий Сталин.  Михаил был отличным воздушным бойцом и разведчиком, летчиком-универсалом. За три  года войны Лиховид совершил 208 боевых вылетов, провел 44 воздушных боя,  сбил 18 вражеских самолетов лично и 9 в группе,  награжден тремя орденами Боевого Красного знамени.  Но так получилось, что свой последний бой он провел не в небе, а на земле, и не с немцами, а с украинскими выродками, хотя сам был по национальности украинцем.  Уже после войны, в июне 1945-го года, ему посмертно присвоили звание Героя СССР, он был навечно зачислен в списки своего полка. Война есть война. Люди погибают постоянно, и к этому если не привыкают, то, по крайней мере, воспринимают как данность.  Но в данном случае боевые друзья погибли невероятно мучительной смертью. Воображение рисовало ужасные картины: живые люди отчаянно бьются в пламени костра.

- Они долго мучились? – тихо спросил Покрышкин  начальника медицинской службы 16-го полка, когда командиры собрались за столом по случаю Дня авиации и начали с того, что выпили фронтовые сто грамм за погибших товарищей.
- Видите ли, Александр Иванович, - ответил военврач, - это зависит от того, как все произошло. Вообще, когда тело оказывается сразу и внезапно охвачено огнем, человек за считанные секунды теряет сознание от болевого шока, а уже потом, через пару минут, от большой и быстрой  потери плазмы через обожженную поверхность кожи, резко падает артериальное давление, наступает агония и смерть.

 Как ни странно, от этих медицинских объяснений Покрышкину на душе, как будто немного полегчало.

- Вы же сами, наверное, не раз видели во время штурмовок, - продолжал военврач, - как объятые огнем немецкие солдаты некоторое время бегут, а потом падают и больше не шевелятся.
- Да, видел, – мрачно подтвердил комдив.
- Вот за то короткое время, пока они бегут, они испытывают сильную боль, а потом все – выключение сознания и вскоре смерть.