Политинформация

Наш "батя", Василий Василиевич Авдащенко, а, проще говоря, командир батальона, заслуживает хорошо выписанного портрета. Это был очень кряжистый, косая сажень в плечах мужик, родом с Украины. Ростом он был невелик, однако чрезвычайно широк костью и плотен, чтобы не сказать толст. Он страдал изрядной одышкой, как все алкоголики, и имел красную, цвета жженого кирпича физиономию. Был прост той простотой, которая хуже воровства. Незамысловат в речах. Часто терял путеводную нить начатого разговора, и, вдруг вспомнив или услышав подсказку, немедленно добавлял в конце своё вечное " понимаешь" или "е*и его мать". То есть, фраза могла закончиться двояко: либо "Пойдешь у меня сейчас на гауптвахту, понимаешь", или же "Пойдешь у меня сейчас на гауптвахту, е*и его мать". Третьего было не дано. Голос у него был низкий, пропитой. Щеки его покоились на плечах и были видны даже со спины, глаза он имел большие, добрые, коровьи, с длинными ресницами. Они всегда слезились, так, что делалось его порой жалко. Сапоги ему приходилось надрезать сверку, так как они не налазили на его икры. Пахло от него всегда водкой и чесноком с луком по очереди, в зависимости от закуски. В недавнем прошлом он был полковником, но разжалован и направлен к нам командовать частью. В целом это был типаж пьяного Ельцина, если последнего представить на голову ниже и изрядно пошире.
Солдаты любили его присутствие на разводе или параде, любили его доклады. Веселых минут в армии мало, а здесь такая прекрасная возможность посмеяться. Правда всегда эти мероприятия заканчивались арестами двух-трех человек. Но, согласитесь, на целый батальон это совсем немного. У "бати" была манера прицепиться к кому-нибудь, довести себя до исступления и арестовать несчастную жертву. Бедолаге - гауптвахта, всем прочим-потеха.
Хмурым неуютным утром 12 Марта 1985 года, после подъема было объявлено об отмене зарядки и предстоящей внеочередной 15-минутной политинформации. Проводить ее должны были офицеры штаба во главе с "батей". Начался аврал: срочная мойка полов, расстановка табуретов, стола президиума и трибуны в телевизионном классе. За окном стояла еще глубокая ночь, в свете фонаря неслись снежинки, дул сильный ветер, а мы в поте лица, сновали будто муравьи по кубрикам, выполняя приказания ротного. Наконец всё было вымыто, расставлено и упорядочено. Личный состав расселся по местам. Вдруг раздался крик дневального: "Смирррна! Товарищ подполковник вторая рота в/ч 43146 для проведения внеочередной политинформации построена. Дневальный по роте рядовой Наркулов." "Вольно"- буркнул "батя", и в класс потянулась стайка штабных офицеров.
Снова "Смиррна", "Здравствуйте, товарищи", "Волльна". Рота приветствовала Авдащенко раскатистым "Здравжелатоващподполковник". Все сели. Лица офицеров приняли скорбное выражение. Вступительное слово и открытие политинформации предоставлялось "бате". Он взошел на трибуну, явно с похмелья, громко выдохнул, как перед ста граммами залпом, оглядел класс, сделал паузу и начал:
"Два дня назад, не стало вождя нашей партии, понимаешь. Умер Константин Устинович Черненко". "Батя" достал носовой платок, вытер пот с лица, громко высморкался и продолжил: "Вчера, 11-го марта, на его место внеочередным пленумом ЦК был избран товарищ Суслов Михаил Андреевич." Офицеры в президиуме заерзали, стали шептаться, замполит Катренко привстал, подошел к "бате" и что-то шепнул на ухо.
"Ну?"-вопросительно отреагировал Авдащенко и продолжил: "Отставить! Значит это я спутал, понимаешь. Новым Генеральным секретарем партии пленум избрал Михаила Сергеевича". И тут "батя" забыл фамилию. Он стал тяжело дышать, сощурился и принялся, шевеля губами, вспоминать: "Михаила Сергеевича, Михаила Сергеевича", - никак не вспоминалось. "Михаила Сергеевича",- тут уж наш ротный подошел к нему и снова шепнул на ухо. "Батя" счастливо улыбнулся и выдал всю фразу целиком:" Михаила Сергеевича Горбачева, е*и его мать, понимаешь. Слово предоставляется замполиту части, подполковнику Катренко." Но дальше уже было неинтересно.