И по-прежнему, люблю кофе, роман, глава 54

54

Вот и теремок, все же мне бы хотелось пожить в таком домике. Окно было отворено и что-то крупное, явно не хозяйка мелькало в просветах занавесок.
- «Надо бы предупредить, неловко так, без приглашения вваливаться» - подумал я себе и тоже самое произнес вслух.
Ирина, вроде, как замешкалась, но собравшись, громко произнесла –
- «Хозяйка, гостей принимаешь»?
Движение остановилось, повисла пауза, в окне мелькнула рука и женский голос, с плохо скрываемым раздражением спросил –
- «Кто это там меня зовет»? - в окне показалось всклокоченная голова хозяйки, которая попытавшись придать голосу приветливость слащаво протянула, -
- «Ой, доченька, как я рада, заходи» - и нам отперли дверь.
Переступив порог, я поразился, как даже краткое пребывание человека, меняет атмосферу помещения и придает ему вид обжитого с учетом предпочтений хозяина.
Появились какие-то мелочи, предметы одежды, и даже белья, брошенные на мебели, чашка неубранная со стола, наверное, психолог, рассмотрев помещение до и после многое мог бы рассказать о характере и привычках обитателя.
Но здесь речь скорее шла об обитателях, поскольку самой колоритной фигурой в доме оказался Христофор.
Мне впервые удалось увидеть его без маскарадного костюма, который был бережно повешен на «плечики».
Он оказался молодым мужчиной, несколько старила его только борода, но теперь без антуража в виде крестов и хламид выглядел он вполне мирным, а самым неожиданным для меня оказалось, что под экзотическим костюмом он носил нечто вроде лосин, выгодно подчеркивающих его мускулистые ноги и короткую тонкую куртку или, как сказали бы балетные «колет», вообще мне он напомнил солиста балета на сцене, высокого и стройного.
Сейчас встанет в третью позицию и исполнит па-де-де, некстати подумал я.
Несмотря на этот, несколько легкомысленный, я бы даже сказал вызывающий наряд, а нескромность его выражалась в том, что, как и любые артистические костюмы подчеркивал то, что должно подчеркнуть. Этот подчеркивал гениталии.
Размеры их впечатляли, мне сразу вспомнилось утверждение «знатоков» о том, что крупные высокие и сильные мужчины «обижены» природой в плане размеров детородных органов.
Передо мной расхаживало живое опровержение этой сомнительной теории, я невольно залюбовался картиной, а моя спутница, просто открыла рот, подозреваю - от восторга.
Христофор же чувствовал себя вполне комфортно, его нисколько не смущало то, что мы застали его утром в доме малознакомой дамы, да еще и в колготках.
Хотя, о чем это я, когда уже земные законы о приличиях перестанут довлеть надо мной. Не я ли, сначала, отчасти был поражен, потом, чего греха таить, восхищен царившими здесь свободными от ханжеских воззрений нравами и, сам не без греха, охотно ими пользовался. 
Зато на Иришку, любо-дорого было смотреть. Сияющая, молодая, слегка утомленная, отчего несколько бледна, но весела и, очень хочется верить – счастлива. В каком-то легкомысленном халатике, коротком и открытым, надетым явно на голое тело.
Стоило много лет вести аскетичный, в плотском смысле, образ жизни. Прожить, не зная смака долгую жизнь, чтобы померев, на другом свете встретить, наконец то, чего так не хватало при жизни – большого, здорового мужика.
А может это и есть награда за все пережитые лишения.
Гостеприимные хозяева, хотя и были обескуражены нашим столь ранним и непонятным визитом, предложили кофе, от которого, я, конечно отказаться не мог. Разговор за кофе не получался, Ирина, уставившись на мать, похоже хотела что-то спросить, но не решалась, а я, поскольку для меня сей визит был совсем загадкой не знал, о чем говорить.
Потому говорил в основном Христофор, он как человек без комплексов не скрывал того, что у них, как он выразился, «сложился дуэт» и в лице Ирины, он, наконец то обрел женщину своей мечты.
Высокие, высокие отношения, так и хотелось прокомментировать его, словами персонажа Советского фильма.
Напились кофию, больше смысла сидеть не было. Как умел, с шутками и прибаутками, я спровоцировал Ирину к отходу, та, подумав, так, что было возможным увидеть ее мыслительный процесс, согласилась. Распрощались.
Вышли, я задал резонный вопрос, что это было? 
Ответом мне были слезы.
- «Ты понимаешь, моя мама», - начала Ирина, взяв меня за руку.
- «Моя мама всегда была образцом нравственности».
- «Ну не всегда» -возразил я ей.
- «Я знавал твою маму задолго до твоего рождения, и, хотя мне лично не довелось бывать ее сексуальным партнером, я прекрасно был знаком с людьми, которые в этом плане преуспели более меня.
Многие из них отмечали некий пуританизм твоей родительницы, который она, не всегда успешно пыталась демонстрировать в постели, все они утверждали, что сдерживать себя ей не всегда удавалось, а, если вдруг сдерживающие путы удавалось ослабить, а более того порвать, она устраивала такое шоу с огнями и фейерверками, что очевидцы потом вспоминали это с придыханием.
Как все «тайные эротоманы» она, старающаяся всю жизнь держать свое либидо в узде, чем старше становилась, тем более выставляла свою, как ты сказала «нравственность» напоказ.
Многого в том добилась, с тем и скончалась.
И вот теперь, здесь, в райских кущах кому демонстрировать свои принципы? Того и гляди в девичество оборотишься и задержишься, нравы не те, вряд ли кто оценит.
Вот и пустилась она во все тяжкие. Сегодня Христофор, завтра, поверь мне другой. А по мне и хорошо и по тебе тоже хорошо, пока она занята и увлечена мужчинами ей не до тебя и не до меня. Будем жить спокойно» - и я взял девушку под локоток, больно в этом платьице с заплаканными глазками выглядела она беззащитной. Ее хотелось утешить и пожалеть, на что я, грешный сегодня и рассчитывал.
Продолжая хлюпать носом и почти не пытаясь возражать, а что возразить на очевидное? Ирина заявила, что надо выпить.
Не будучи сторонником утренних возлияний, не только под давлением обстоятельств вынужден был согласится, честно говоря, я не знал кому еще, кроме Ирины можно рассказать о своем решении по поводу будущего и главное, что дитя, так сказать уже на месте, то бишь в утробе моей аргентинской родительницы, а значит и мне пора готовится к перелету.
 Кроме того, ее желание выпить, как нельзя лучше соотносилось с моим намерением ее трахнуть, и я небезосновательно рассчитывал на то, что утренний стресс, чего уж скрывать с эротическим подтекстом и ранний алкоголь, сыграют свою роль, развяжут ее желание и оно совпадет с моими намерениями.
Оставалось решить, где?
В утренний час обильная выпивка вряд ли показана и вспомнив, что дома у меня имеется начатая бутылка коньяка и непочатая фляжка, столь любимого Ириной джина, исподволь начал я подводить ее к мысли, зайти ко мне.
Как бы там ни было, все равно она воспринимала меня, как старшего товарища, хотя здесь наш возраст не многим различался, для нее, я был тот самый дядька, который в виде портрета сопровождал ее в детстве.
Это я не к тому, что довлею над ней и, как старший понуждаю к близости, нет, просто ей, как, впрочем, и мне не с кем обсудить сложности, возникающие в жизни, не пойдешь же в клуб, выставлять на всеобщее обозрение, глубоко личные переживания. А тут, как-никак живой человек проявляющий к тебе искренний интерес и сочувствие. И, если этот искренний человек еще и постели тебя удовлетворяет, поставим тому два плюса.
Так, ненавязчиво, предложил я подруге прогуляться до моей скромной хижины, где намеревался соблазнить ее при помощи джина с тоником, кофе с коньяком и сандвича с эксклюзивной, собственного посола красной рыбой.
Согласие было продемонстрировано нетривиально, она взяла меня под руку, нагнулась и потерлась носом о мое плечо, очевидно именно так ее предки выказывали собеседнику свое расположение.
Медленно, нога за ногу мы продвигались к полному кубиками льду стакану с крепким напитком, я уже чувствовал запах и ощущал языком можжевеловый привкус джина и вспоминал, как когда-то в детстве бабушка показала мне в лесу этот дивный кустарник и потерев ветку в ладонях дала понюхать, а название растения никак вспомнить не могла, сказала только, что его ветками в деревне запаривали бочки, так и остался он в моей детской памяти, как средство для запаривания бочек, а вовсе не для ароматизации водки.
На подходе я, усмехнувшись реалистичности своих воспоминаний узрел бабушку, сидевшую на скамеечке. На что только не способно наше воображение, подумал я и вдруг понял, что это не мираж, не видение – это бабушка, сидящая на скамейке возле моей хижины.
Бабушка, как всегда в белом платочке с мелкими цветочками по краю, в длинной черной юбке и вязаной бордовой кофте, спокойно сидит на солнышке, палочка стоит рядом прислоненная к скамье, на скамейке бумажный пакет сквозь который кое где проступили жировые пятна. Пироги, определил я наметанным глазом.
Увидела нас, улыбается. Прикрыла ладонью глаза от солнца. Я подошел, нагнулся, поцеловал бабулю в пахнущую нюхательным табаком щеку, Ирина поздоровалась. Бабуля ответила словами –
- «Такая я радая, такая радая, что вас вижу. Пришла вот навестить, узнав, что ты решение принял, и ладно».
- «А откуда ты знаешь, что я определился с решением»?
- «Эк, милок, ты ж мне сам ночью сказал». – Ага, смекнул я, значит то видение не было сном.
- «Я очень радая» - продолжала бабушка.
- «А то у них там совсем свеженьких нету, все промеж собой женятся, неправильно это. А теперя там у меня свой родный будет, глядишь и детки покрепче пойдут, все ж таки Надя мне не чужая».
- «Бабушка» - спохватился я.
- «Пойдем в дом».
 Пойдем, бабуля тяжело встала и протянула пакет,
- «Вот пирожка вам принесла».
Войдя в дом и усадив бабушку, засуетился, ибо планировал несколько другой завтрак. Но Бабушка все поняла и сказала,
- «Я, ребяты скоро пойду, посижу чуток и пойду, там меня подберут и на место постявят. Я пришла просто повидать тебя, скоро тебе собираться. Ну ничего, все ладно будет».
- «Бабушка, чаю»?
Бабуля хитро прищурилась,
- «Вы ж тут не чай, собирались пить, а я, старая кочерыжка, не вовремя пришла».
- «Ничего, ничего – наливай и мне плехни но донышко, пусть у меня внутри погорит».
Выложив восхитительные, нарезанные крупными кусками пирог с капустой и рулет с маком, я достал фляжку с джином и плехнул все нам на донышко.
- «Эк, себе-то как мало нолил», - заметила бабуля,
- «Наливай, как следоват».
Я долил в свой, и в Иринин бокалы и плеснул ей тоника, бабуля подозрительно посмотрела, но ничего не сказала.
Поднял бокал и молчал не зная, что сказать.
- «На здоровье» - выручила бабуля, глотнула, поморщилась и, отщипнув кусочек пирога добавила,
- «Что пропито и проебено, то в дело произведено», - я, от неожиданности чуть не поперхнулся, а Ирина выпила, рассмеялась и поцеловала бабушку в щеку.
- «Ну и ладно, ну и ладно» - приговаривала бабуля.
- «Как придет время сбираться, я тебе сообщу, а, покуда пойду я, там робяты меня небось заждались» - встала, поцеловала и перекрестила меня и Ирину тоже.
- «Пойду» – мы вышли на крыльцо. Бабушка медленно, опираясь на палку пошла, обернулась, помахала нам рукой и, вдруг исчезла, растаяла, как будто ее и не было.
Вот они чудеса, почти не удивился я.